Глава 2. Религиозность

"Мудрость сера". 
А жизнь и религия полны красок. 

Людвиг Витгенштейн

2.1. Религиозность женщины

Еще Уильямс Джеймс задавался вопросом: "К какому психологическому роду чувств следует отнести религиозные чувства?"¹²⁰ Обратим внимание, что эти чувства вызывают в нас радостное, динамогенное возбуждение, которое как мощное тоническое средство, освежает наши жизненные силы. В лекциях Джеймса постоянно встречаются примеры того, как "эти чувства побеждают меланхолию, дают переживающему их лицу душевное равновесие и помогают найти в жизни новую прелесть, смысл и очарование".

Отмечу, что слова прелесть, смысл и очарование характеризуют, прежде всего, женственное отношение к жизни и в то же время - мужественное отношение к женщине. И первичным здесь, конечно же, будет женщина с ее ипостатической верой в Бога ли, в своего избранника или в будущее ребенка. Как пишет Джеймс, "это состояние столь же биологическое, сколько психологическое¹²¹; и Толстой вполне прав, причисляя веру к тем силам, которыми люди живы. Полное отсутствие этих состояний веры, полная ангедония означает уже распад душевной жизни и гибель".

С рассмотренных позиций и вернемся к нашей женщине. В книге "Женщина и спасение мира"¹²² Павел Евдокимов, ученик отца Сергия Булгакова, пишет, что ответом на гнет, которой подвергалась женщина "христианством", является агрессивная и чисто атеистическая реакция феминизма. И как мы видим сегодня, эта реакция уже ведет к новому отчуждению, в котором воинствующий феминизм (к примеру, в американском сексизме) не только смешивает равенство и тождество полов, сколько отрицает их гендерные различия и взаимодополнительность. Кратко остановимся на этих различиях и дополнительности.

Согласно концепции Евдокимова, ключ к загадке женщины - до сих пор не разгаданной современной психологией - находится в ипостаси Святого Духа, чье ипостасное материнство, продолжаясь в девственном материнстве Богородицы, предвосхищает в вечности призвание всякой женщины к духовному материнству¹²³. Иначе говоря, Святой Дух предстает здесь в сущностно значимом материнстве Марии из Назарета как божественный архетип женственности, как ее божественно-земная персонификация.

Развивая мысли Николая Бердяева и Павла Евдокимова о женщине как истоке жизни, Элизабет Бер-Сижель пишет, что особенность женщины заключается одновременно в передаче и сохранении жизни в ее связи с другим, с другими конкретными людьми в их инаковости. В противоположность маскулинному солипсизму быть женщиной означает стремление завершить самое себя, принимая другого и давая миру другую жизнь¹²⁴.

Вместе с тем русская софиология различала в сфере божественного ту биполярную взаимодополнительность, которая передает нам всю напряженность единения мужского и женского в человечестве. Так, у Сергия Булгакова София являет не только воплощение мудрости, но и прообраз божественной Мудрости женского существа способного воплотиться в ипостаси по воле Бога.

Поэтому говоря о доминанте сознания в интеллекте женщины, я не могу не привести великолепные слова Элизабет Бер-Сижель: Церковь возвещает о Женщине, от которой Бог воспринял плоть, и дает Марии титул Богородицы. Бог не прибегал к Пресвятой Деве как к какому-то орудию. Он явил божественную смелость связать осуществление своего исполненного любви замысла с ее "да будет", (Лк 1: 38) с ее свободным согласием, основанным на вере в Него… Мария стала причастна делу спасения мира не только телом; но и телом она участвовала в нем по причине своей веры¹²⁵ и своего личного послушания, которые полностью как супругу открыли ее Духу святому и силе Всевышнего, который осенил ее¹²⁶.

Итак, слова Марии "да будет" означают согласие всего человечества на преображение мира воплощенным ею Богом на земле от Святого Духа. И в личности женщины - жертвующей свое тело ради этого воплощения - можно узреть участие смиренной рабы как по Божьей воле, так и по воле человеческой. Завершить самое себя - это именно дать согласие божественному Святому Духу на ипостатическую женственность этого завершения¹²⁷.

И, вероятно, именно поэтому Дева Мария, изображенная сидящей на троне как Царица небесная, обыкновенно одета в красную мантию, а там, где является в виде Богоматери, изображается в синей мантии. Так писал ярый приверженец гетевской цветовой теории Георг Вильгельм Фридрих Гегель¹²⁸.

2.2. Религиозность цвета

В переводе с латинского слово "религия" означает не только совестливость, добросовестность, благоговение или святость. Под "религией" античные умы понимали и сомнение, недоумение, неуверенность, а также моральное стеснение, преступление против совести, прегрешение и вину.

Удивительные сочетания! "Совестливость и преступление против совести". "Святость и прегрешение". И между ними "сомнения и неуверенность". Может ли определить хоть одно такое сочетание наука с ее формальной логикой? Нет. Искусство же позволяет. Но не определяет. Тем и ценна религия, что содержит в себе это совершенно неземное триединство. Триединство человеческого интеллекта. Разума человека в его извечных противоречиях.

И раз уж ни одна наука не видит смысла этих сочетаний в одном, то человек идет за ответом к Богу. Обращается к вере. Или, как говорят атеисты и ученые, становится религиозным. И становится не только по этой причине.

Во-первых, религия позволяет выражать в общепринятой форме все те глубинные душевные волнения, которые самостоятельно никто не может облечь ни во что. То есть вера заполняет нашу потребность в определенном запечатлении неясных, неопределенных волнений, ощущений и переживаний. Иначе говоря, если мы в чем-то не уверены, то есть, не знаем и не можем осознать результата наших действий, мы обращаемся к вере. Апостол Павел говорит об этом так: "Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом" (Евр: 11, 1).

И как душа наша физически не может существовать без тела, так и наша культура не может существовать без ее психофизиологического субстрата, то есть без человека и человечества. Маленький пример: предъявим компьютеру изображения египетских пирамид или индийских храмов тантристов и получим лишь логико-математические выводы о симметрии пространства или неправильных изображениях тел людей. Поэтому, в отличие от постмодернистских тупиков тартусско-московской школы семиотики, я считаю культуру именно надстроенной над физиологией человека, к примеру, в виде архетипов, и, в частности, сублиматов, смысл которых пока еще не может быть представлен компьютеру.

Отсюда легко показать, что определение веры Павлом может быть распространено прежде всего на период беременности. Ибо кто как не женщина является истинно верующей в осуществлении ожидаемого. Кто как не женщина уверена в невидимом. Кто как не женщина благодаря этой вере может создать из ничего человека... Именно в этом смысле В. Рейнольдс и Р. Таннер рассматривают фундаментальное назначение религии как воздействие на генетическую систему человека в целях сохранения репродуктивной стратегии этноконфессиональной общности¹²⁹.

Во-вторых, важнейшими функциями религии считается регулирование поведения человека на всех этапах его жизненного пути. При этом религиозные нормы снова оказываются связанными с воспроизводством общности. Сюда включаются и хронологические (детство, юность, взрослость, старость), и брачные (выбор супругов), и семейные (главенство в семье), и социальные (воспитание детей) нормы. Иначе говоря, религия всесторонне воздействует на репродуктивное поведение человека именно ради воспроизводства такой общности, в которой рождаются здоровые дети, способные в дальнейшем к социализации и обучению.

Как будет показано ниже, в канонизированных религией цветах (цветовых концептах) заключены характеристики человека, связанные прежде всего с выживанием вида и продолжением рода, поскольку построение системы родства как первичных социальных связей основано на репродуктивной функции, одно из важнейших условий выполнения которой - физическое и психическое здоровье будущих детей. Исходной же основой благоприятного психологического климата семьи является супружеская совместимость¹³⁰.

Очевидно, это условие выполняется только при адекватном взаимном выборе будущих родителей. На этом выборе, возможно, эмпатически сказываются и цвета предпочитаемых ими одежд и т. п. Ибо эти цвета (как архетипически фиксируемые концепты) могут неосознанно предъявлять им основные компоненты интеллектов друг друга в целях создания прочных связей, то есть взаимообусловленного выживания индивидов (рекреация и т. п.) и воспроизводства вида (здорового потомства).

И, наконец, в-третьих, религия связывает разобщенных жизнью людей единством выражения их переживаний и волнений. И единство прихожан вряд ли кто может сравнить, к примеру с единством посетителей дискотеки, поскольку в храме есть идея единого для всех душевного самовыражения. Там же - самовыражения телесного. Здесь общение с божественным. Там - с земным. Здесь - единство душ. Там - тел.

Согласно Фредерику Порталю¹³¹, "языки цвета" подразделяются на три ступени познания. Божественному языку отвечает одинаковая и абсолютно неосознаваемая реакция для всех людей на земле. Освященному языку соответствуют смыслы цветовых канонов и одеяний священников. Низшая ступень познания цвета - мирской язык, опредмеченный в науке и одеждах прихожан.

В хроматизме первым языком характеризуется бессознание с его биологически целесообразной логикой, одинаковой для Вселенной. Второй ступенью познания владеет подсознание с его образной логикой и обобщениями по цвету. И, наконец, с низшей ступенью познания цвета согласуется формальная логика сознания с его вербализацией и запоминанием имен цвета.

Если это действительно так, то легко видеть, что религия является своеобразным "переводчиком" смысла неосознаваемых образов на уровень их осознания. Или говоря словами Порталя, - "переводом" освященного языка с божественного мира чувств на мирской. И, соответственно вера уже предстает как божественное оформление наших неясных, гнетущих (тревожащих сердце) волнений. Оформление их во что-то общепринятое. В символ веры ли. В архетип… Это оформление объединяет нас. В отличие от науки, где и наш внутренний мир разъят на части и третьего не дано. Что уж говорить о мире внешнем.

Да, суха и мертва наука наша. И не объединяет нас, а разъединяет. Логикой сознания разъединяет. Дифференцирует. Как и специалистов в ней. Не вавилонское ли это смешение? Когда даже два ближайших специалиста "по человеку" - психолог и физиолог - не понимают друг друга. Наверное, вавилонское.

Искусство могло бы объединять нас. Однако каждый художник подсознательно придумывает что-то новое. И ведь это "что-то" может нас и разъединить. Ибо еще не проверено временем, к сожалению, единственным принципом отбора истинных произведений искусства.

В религии установлены каноны. Понадобились тысячелетия доисторических религий, чтобы мы лицезрели объединяющие нас образы. Чтобы наши волнения находили в них успокоение. Чтобы наши архетипы соответствовали этим образам. Чтобы наше индивидуальное бессознание воплощалось в коллективном бессознательном Юнга. Как человек в обществе, воплощалось.

Религия не заставляет нас быть сознательным узким специалистом. Наоборот, знание священных писаний объединяет верующих. Религиозные каноны в живописи, архитектуре и музыке отобрали для нашего подсознательного объединения все те чувства, ощущения и переживания, что до сих пор мы не можем выразить в словах. Мы выражаем их в цветовом образе мозаики, витража, иконы. И благодарны религии за этот бессознательный принцип нашего самовыражения. За оформление глубинных волнений наших, поскольку не умеем выразить в словах и тысячной доли всего того, что ощущаем. Любовь, радость, гнев, печаль… Еще десятка два назовем. И все.

Цвет неотъемлем от религии. И цветов беспредметных мы вспомним десяток-два. Не больше. А различаем глазом миллионы оттенков. Но, как и чувства, не можем выразить словами. Религия дает нам шанс. Не пытаться разъять нашу душу на части. Как это делает наука. И не искать соответствий в искусстве, которое вполне может индивидуальное наше бессознание свести к чувству одиночества.

Религиозная терапия дает нам самопознание себя в обществе. Своего Я в коллективном бессознательном. Раскрыть содержание архетипа через резонанс сублиматов¹³². Звуковых (хор, орган, молитва), цветовых, кинестетических и многих других. Растворить свое Я в веках, в архетипах. Осмыслить свои архетипы. Выразить себя.

Как считал Андрей Белый, религия всегда находится впереди искусства и тем более науки. Ибо в истинной вере только намечаются пути к запечатлению переживаний. Именно к запечатлению. Но не к их выражению средствами искусства. И тем более не к их умерщвляющему определению в науке. Это все будет потом. Вначале же всегда будет религия. Вера была вначале всего и вся. Никакой поэт не напишет ни строчки без веры во что бы то ни было. Никакой ученый не предпримет исследования, если не будет верить в результаты предшественников. В гармонию мира.

Именно архетипическое содержание веры позволяет органически связывать общество в религиозные группы, поскольку процесс моления един для нас. Ибо самое невыразимое в себе мы выражаем все как один. Как один приход. Или народ. Одна наука. Или конфессия. В общем, - единство. И человек должен понимать, что цвет, архетипически заложенный в его интеллекте, обязательно скажется на качестве жизни. Именно поэтому далее я привожу сублимированные значения цветовых архетипов определенных религий - для учета цветового фона, на основе которого существует интеллект верующего.

И цвет выступает здесь уже как классическое религиозное, и в тоже время - как психоаналитическое средство, которое "позволяет высказать невысказанное". Вместе с тем цвет дает еще и хроматическое соотнесение индивидуально неосознаваемых сублиматов пациента. Все это приводит к индивидуальной норме динамическую уравновешенность в чувствах и эмоциях путем цветовой сублимации вытесненных переживаний.

Цель - оптимальная адаптация внутренней и внешней среды пациента друг к другу. Развитие воли или внимания. Памяти или воображения. Ритма жизни или выносливости… В общем, того, к чему стремится интеллект пациента. Например, для конкретного рода деятельности требуется подобрать специфическую гамму тонов. Что для этого необходимо?

2.2.1. Цвета молитвы

Вряд ли готовиться к встрече или писать письмо возлюбленному имеет смысл в зеленых тонах его самосознания. И наоборот, одевая красное платье, вы не всегда достигнете необходимого эффекта. В сущности, надо лишь вжиться и прочувствовать те ощущения, что вызывает в вашей душе образ этого человека.

И как в храме, узреть в себе те цветовые эффекты, что звучат в унисон с этим образом. Развить эти эффекты до их ясного представления в себе. И направить уже вполне оформленный (воображаемый) цвет-вопрос в затылочно-теменную область головы (область мозга, близкая к гипоталамусу).

Это аналогично тому, как практически во всех религиях при молении вы взываете к Богу: голова наклонена к земле в знак смирения, а молитвенная просьба ваша направляется к небу, вверх, к Богу. Возможно, наш гипоталамус - представляет собой мощный резонатор с семантическим полем ноосферы… Возможно, мы сами в себе носим Бога… А возможно, оба эти варианта (нашего поклонения иррациональности бытия) существуют одновременно…

Что-либо определенное сказать об этом пока невозможно - экспериментальные данные практически отсутствуют. Однако косвенно об этом говорят наблюдения этнологов, психологов и антропологов за поведением людей в ритуальных, зачастую трансовых состояниях¹³³.

Возвратимся же к нашему внутреннему образу-цвету (вопросу-просьбе к Богу). Верующие всех религий так склоняют тело и голову в молитвах, что, как пишет Даниил Андреев, "это дает душе возможность восходящего движения, способствует втечению в жизнь сил духовности"¹³⁴. Уильямс Джеймс отмечал¹³⁵, что самораскрытие и самопознание, иначе именуемое молитвой, является вполне определенным и реальным процессом.

Так, по его предположению, "чем бы ни было в потустороннем то "нечто", общение с которым мы переживаем в религиозном опыте, - по эту сторону оно является подсознательным продолжением нашей сознательной жизни. Исходя таким образом от признанного психологией факта как от основания, мы не порываем нити, связующей нас с "наукой", - нити, которую обыкновенно выпускает из рук теология. Наряду с этим, однако, оправдывается утверждение теологии, что религиозный человек вдохновляем и руководим внешней силой, так как одним из свойств подсознательной жизни, вторгающейся в область сознательного, является ее способность казаться чем-то объективным и внушать человеку представление о себе как о внешней силе".

По заключению Джеймса, "для религиозного опыта совершенно достаточно веры в то, что в личности каждого человека существует некая высшая сила, благоволящая к нему и его идеалам. Причем сила эта отлична от нашего сознательного "Я" и шире его. Бесконечность для нее не так уж необходима. Можно себе представить, что это - лишь более широкая и богоподобная часть нашего "Я", искаженным выражением которой является наше обыденное "Я".

Напомню, что на первых стадиях развития культуры цвет мифологизировался и обожествлялся. И если сказители называли цвета "божествами" и обоготворяли цвет, то художники видели за цветом краску и считали ее "материальными состояниями души". Так, еще задолго до появления одежды люди раскрашивали свое тело. Материализовали свои души, как сказали бы об этом философы, Если бы, конечно, понимали, что такое цвет.

И все-таки, что же такое религия? Осознание себя - своей иррациональности - в этом земном мире? Или божественности в себе? Осознание знания или познание чувств?

Суть всякой религии составляет вера в Бога, которая рационально никогда не может быть обоснована в силу ее сверхъестественного происхождения. Для того чтобы человек стал глубоко религиозным, он должен уверовать в истинность религиозных мифов, идей и канонов. Коллективное повторение молитв усиливает в молящихся яркость религиозных образов, оформляя глубокие религиозные переживания в коллективном бессознательном (Юнг). Не случайно православные теологи указывают на преимущества коллективной молитвы перед молитвой одиночной. Ибо первая не позволяет молящемуся отвлекаться, мобилизует его духовную энергию, его чувства и волю в одном направлении - религиозном.

Несмотря на различие в содержании переживаний, свойственных отдельным верующим, динамика их коллективных эмоций обнаруживает некоторые общие черты. При этом указанная общность протекания религиозных эмоций не нарушается конфессиональными различиями. В самых различных религиозных общинах психологи отмечают сходные динамические эмоциональные процессы¹³⁶. Разница обнаруживается лишь в интенсивности этих процессов.

Так, например, многие психологи отмечали, как в процессе религиозного культа, в ходе молитвы происходит преодоление и вытеснение отрицательных эмоций положительными. "Вера и любовь,- писал Поль Джонсон,- изгоняют страх и отчаяние, превращая разрушительные эмоции в духовную энергию гармонии, доверия и мира". Отмечая определенную общность религиозных эмоций, Уильям Джеймс также постоянно подчеркивал, что общая психологическая особенность всех религий - переход от "душевного страдания" к постепенному "освобождению" от него.

Согласно взглядам, выработанным в теософии и психологии религии¹³⁷, динамика религиозных эмоций подчиняется определенной закономерности, которая выявляется на основе выделения трех основных фаз развития коллективных религиозных чувств в любой группе верующих практически всех конфессий.

Первая фаза характеризуется с точки зрения интенсивности процессов постоянным нарастанием эмоционального напряжения. В этот период в сознании молящихся преобладают отрицательные эмоции. Проповедник призывает присутствующих покаяться, осознать свои грехи перед Богом, что нередко вызывает бурный приступ религиозного раскаяния присутствующих. При этом эмоциональное возбуждение молящихся реализуется в различных непроизвольных движениях, которые, в свою очередь, необычайно усиливают эмоциональный накал присутствующих. Итак, первая фаза - это нарастание эмоционального возбуждения молящихся.

Вторая фаза - момент кульминации и одновременно разрядки эмоционального возбуждения. В более спокойных формах, у православных, например, этот кульминационный момент богослужения проявляется в слезах, в переходе от отрицательных эмоций к положительным, от страха и чувства греховности - к радости, просветлению и т. п.

Наконец - третья фаза, заключительная особенность которой состоит во все увеличивающемся преобладании спокойных положительных эмоций. По словам многих истинно верующих, в результате молитвы "наступает душевное просветление", "душевное освобождение" делается "легко, радостно, светло" и т. п.

Таким образом, динамика религиозных эмоций, при всем многообразии и специфике их отдельных проявлений, обнаруживает некоторые общие черты. Происходит как бы снятие эмоционального напряжения, превращение отрицательных эмоций в положительные. Этот процесс можно сопоставить с динамикой развития эстетических эмоций, или, по Аристотелю, с "катарсисом" (очищением).

Иначе говоря, религия снимает отрицательные эмоции, смягчает их тяжесть, а нередко и позволяет преодолевать внутренние конфликты и даже лечить неврозы. Каким же образом религии удается то, чем тысячелетиями безуспешно занимается медицина и, в частности, психиатрия?

Вопрос этот весьма непрост. И, как будет показано далее, поможет здесь только цвет, поскольку только цвет может быть сопоставлен с чувствами и эмоциями человека, - ибо сколько существует чувств, столько же существует и цветов. Иное дело, что словами мы можем выразить ничтожнейшую долю и тех, и других. Чувствуем, а назвать не можем. А раз нет слов, то и осознать не можем.

Практически об этом с сожалением говорят и психоаналитики. По существу они используют древний принцип религиозной исповеди, то есть вербализации вытесненных чувств, и в тоже время нечто более возвышенное, чем существующая наука.

В самом деле, наука изучает то, что имеет название. Определение - основа науки. Обозначить, назвать, определить. А еще лучше - измерить. Все это - наша наука.

А можно ли измерить розовые мечты юной девушки? Или голубизну небесных исканий художника или поэта? Можно ли обозначить животворное взаимовлияние гармоничной пары возлюбленных? Можно ли определить всю сложность взаимоотношений супругов?

Нет, нет и нет! Ни обозначить, ни определить, ни тем более измерить эти "вещи" наука не способна. Даже любовь и ненависть разъять не способна в нашем интеллекте. Что уж тут говорить о розово-голубом. О цвете.

Для наглядного представления смысла цвета и человека в различных конфессиях далее я лишь схематично описал некоторые хроматические (то есть не затрагивающие ни теологию, ни теософию, ни символ веры) черты наиболее распространенных верований человека¹³⁸.

2.3. Иудаизм

Как первая монотеистическая религия, иудаизм сыграл важнейшую роль в становлении современной культуры. Так, где-то около трех тысяч лет назад отдельные племена поклонялись разным культовым божествам. Часто под предлогом главенства того или иного божества они воевали между собой за лучшие места поселения, новых рабов и наложниц.

Сейчас, кстати, идут почти те же войны между разными конфессиями, где (как и три тысячи лет назад) отдельные племена - теперь уже народы - поклоняются разным божествам. С тем лишь различием, что завоевываются как места поселения (области, монастыри и др.), так и налоговые льготы (например, на продажу водки, сигарет и др.). С тем лишь различием, что в плен берутся не рабы и наложницы, а прихожане и прихожанки.

Но суть та же - многобожество. Политеизм. То есть политические предлоги для войн. Предлоги для порабощения наших душ разными богами. Совершенно разными. Но никак не Единым. И в Палестине почти три тысячи лет назад евреи начали устранять эти предлоги для войн. Был создан культ Яхве. Постепенно создавалась Тора - Пятикнижие Моисеево, то есть первые пять книг Ветхого Завета, в которые закладывалась вся философия, вся история, вся мудрость прошлых веков.

По данным В. А. Федорова и С. Т. Махлиной¹³⁹, изучение знаний предков играло в Израиле ту же роль, что философия у греков. Здесь также главным было не естествознание, а отыскание секрета счастливой жизни. Так, хакамы (от др. евр. хокма - мудрость) считали, что мудрость (а соответственно и прекрасное, красота) извлекаются прежде всего из самой жизни, из ее конкретных обстоятельств и проявлений. Поэтому и стиль их писаний ничем не напоминает стиль научных трактатов. Иудейские поэты и философы предпочитали язык поэзии, наполненный безымянной мудростью многих поколений с ее живыми образами и меткими поговорками (Прит.3, 13-15):

Блажен человек, который снискал мудрость,
И человек, который приобрел разум!
Потому что приобретение ее лучше приобретения серебра,
И прибыли от нее больше, нежели от золота.
Она дороже драгоценных камней,
И ничто из желаемого тобою не сравнится с нею.

Вообще понятия "мудрость" и "красота" чрезвычайно любопытно переплетены в сфере искания человеческого духа. Так, категории Истина, Добро, Красота мыслились в Иудейской (а позднее и в Христианской традиции) как проявления некоего единого начала, некой Вечной Женственности, Мудрости, Софии.

Исток же данной идеи лежит в книгах хакамов Древнего Израиля. Время написания рассматриваемых книг приходится на V-II вв. до н. э., то есть на время, когда в Иудее господствовали персы. Их владычество протекало сравнительно спокойно. Сатрапы редко вмешивались во внутренние дела Общины, довольствуясь сбором налогов.

Ветхозаветная Церковь получила, наконец, те условия, в которых она смогла сосредоточиться на духовных проблемах. Священная поэзия переживает в эти века настоящий расцвет. Написанные тогда книги Библии говорят о напряженной духовной жизни - спорах, исканиях и новых поворотах религиозной мысли. Притчи, книга Иова, апокалиптические писания, Экклезиаст подобны пикам подводного хребта, подножие которого сокрыто в глубинах вод.

Религиозную жизнь Израиля тогда определяли прежде всего блюстители Торы. В основе их деятельности лежали три правила, зафиксированные впоследствии в Талмуде (Авот.1,1):

Будьте осторожны в суждениях, 
Поставляйте больше учеников 
И делайте ограду Toрe. 

Но уже в первое столетие персидского пленения законники столкнулись с оппозицией в лице мудрецов, хакамов, наследников летописцев царя Соломона и собирателей фольклора. Мудрецы не выступали против Торы, но решительно отказывались примириться с узким пониманием ее принципов.

Согласно исследованиям В. А. Федорова и С. Т. Махлиной, само название "Голубиная книга" связано с древнееврейским названием свернутого свитка - "Тор". Корень ''тор" семантически связан с названием голубя в старославянском языке "тур", "турман", а также и с обозначением "голубиного", то есть сизого, небесного или, скорее, голубого цвета. В таком случае название "Голубиная книга" можно считать калькой со слова Тора и придать голубому цвету статус архетипа иудаизма¹⁴⁰. Истинность этого предположения подтверждают и голубые ризы иудейских первосвященников.

Подобно Сократу, хакамы при полном уважении традиции, все же побуждали людей по-новому взглянуть на себя и свои убеждения. Авторитет мудрецов не уступал авторитету законников. Став выше распрей, они спокойно делали свое дело: собирали древние притчи, слагали псалмы и поэмы, составляли антологии.

Так в Ветхом Завете были собраны и сохранены многие архетипические черты самых древних верований и знаний. С некоторыми из них в цвете мы сейчас лишь кратко ознакомимся. Семантический смысл этих цветов будет рассмотрен в следующих главах. Здесь же я лишь в общих чертах представлю, как выглядят архетипические цвета, так сказать, "в сыром виде". Например, уже в Торе (Чис. 11: 25, 29) мы встречаемся с понятием Духа как действующей силы божественного вдохновения¹⁴¹. Дух, же, как мы увидим ниже, нередко представлялся в образе голубя, наделяемого голубым, сизым или серым цветами.

Поскольку смысл религии во многом определяется именно цветовым архетипом, то в иудаизме лазурный цвет одеяний первосвященника сочетался с украшениями золотом и резко контрастировал с красными стенами синагоги (Исх.; Лев.). Прихожане имели пурпурные и багряные одежды, а бедняки украшали свои одежды голубыми нитями (Числ.). Молились сидя. Раздельно мужчины и женщины. Равноценно в обе стороны. В Торе говорится как о многоженстве, так и о браках мужчины с женщиной при наличии наложниц.

И, наконец, выскажу хроматическое предположение, касающееся возникновения архетипов. Если цвета одежд священников передавали внутренние цвета прихожан, то скорее всего так и оформлялись чувства приобщенности иудеев к голубому и золотому сублиматам. Так оформлялся архетип¹⁴².

A	И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву сеющую семя (Быт.1.11)
A	И создал Господь Бог человека из праха земного… (Быт.2.7)
A	Авраам сказал в ответ: … я, прах и пепел (Быт.18.27)
A	Добродетельная жена…виссон и пурпур - одежда ее (Прит.31.22) 
A	Дщери Иерусалимские! Черна я, но красива…(Псн.П.1.4)
A	Дочери Израильские! Плачьте о Сауле, который одевал вас в багряницу… (II Царств.1.24)
A	…ты одеваешься в пурпур, … украшаешь себя золотыми нарядами (Иер.4.30) 
A	И сделай верхнюю ризу … всю голубого цвета (Исх.28.31). 
A	Щит героев его красен, воины его в одеждах багряных… в день приготовления к бою (Наум.2.3) 
A	Как о сыновьях своих, вспоминают они о… дубравах своих у зеленых дерев (Иер.17.2)
A	Сыны человеческие…- как трава (Псалт.89.4-6)
A	Как трава… как зеленеющий злак, увянут [злодеи и делающие беззаконие] (Псалт.36.1-2)

2.4. Буддизм

Возник в Индии около двух с половиной тысяч лет тому назад, - по-видимому, как учение, позволявшее отрешаться от религиозно-мистических культов Вавилона (Ассирии, Шумера и т. п.), которые с позиций "Хроматизма мифа" характеризуются архетипом синего цвета. Общебуддийская мифология считается во многом близкой брахманистской и индуистской. Это объясняется тем, что возрождение индуизма к концу I тысячелетия до нашей эры могло влиять, в свою очередь, и на становление буддизма, который мог ассимилировато многие древние культы, ранее остававшиеся за пределами ортодоксальной ритуально-мифологической системы¹⁴³.

Поэтому мне кажется возможным представить в этом же ряду и элементы такой национальной религии как индуизм. В мифологии индуизма Брахма, Вишну и Шива, по сути своей, представляют предвосхищение будущей троицы христианства, поскольку уже мыслятся в онтологическом и функциональном единстве: Брахма - творец мира, Вишну - его хранитель, Шива - разрушитель. При этом каждый из этих богов представяет воплощение определенных качеств. Так, Брахма - это страстность, активность, действенность; Вишну - ясность, уравновешенность, сознательность; Шива - пассивность, бессознательность, инертность¹⁴⁴. Иначе говоря, здесь уже возникали представления о трех ипостатических компонентах, в существовании которых мы убедились выше на примере интеллекта.

В то же время среди множества противоположно-взаимодополнительных характеристик буддистов и христиан Судзуки акцентирует основную: христиане в Церкви - группо-центричны, хотя в социальном плане они исповедуют индивидуализм. Буддисты же в интуитивном стремлении к духовной индивидуации придерживаются социальной значимости группы¹⁴⁵.

Символика цвета в буддизме в основном представлена мной по книге буддистского автора Сумбэ хамба Ишбалжир "Гирлянда цветов" и дополнена данными из справочников по цветовой символике, не претендующими на полноту или законченность¹⁴⁶.

• Белая Тара - высочайшая духовная трансформация через женственное.
• Тара - Мать всех Будд, "та, которая ведет наружу, за тьму оков".
• Белый цвет - (цвет Матери) - святость, непорочность, чистота, овладение самим собой, спасение.
• Пепельно-серый цвет - печаль, покаяние или раскаяние.
• Черный цвет - опасность, бедствие, зло, темнота скрытого (стесненного) бытия.
• Коричневый - (цвет отца).
• Красный цвет - (цвет отца) - материальность, радость, активность, созидание, жизнь.
• Оранжевый - цвет буддистских облачений монахов (в основном в Тибете, Монголии, Индокитае).
• Оранжевато-желтый - отказ от всего, отсутствие желаний, смирение.
• Желтый - (цвет сыновей) - означал боготство, любовь, духовность.
• "Желтый глаз" - ревность (Тибет).
• Ярко-зеленый - (цвет отца, цвет сыновей) - цвет жизни.
• Голубовато-зеленый - (цвет отца, цвет сыновей).
• Голубой цвет - (цвет сыновей) -холод Небес наверху и вод внизу.
• Сине-голубой - мудрость Дхарма-Даты (неразрывного единства интеллекта и Вселенной).
• Синий - (цвет отца) - олицетворял вечность, верность.
• Фиолетовый - (цвет сыновей).

2.5. Христианство

Христианство возникло около двух тысяч лет тому назад. Вначале развивалось в пределах Римской империи и поглощало в себя многочисленные цвета всевозможных античных религий. При этом, как подчеркивает Мирча Элиаде, откровения, привносимые христианством, не разрушали дохристианского значения символов: они лишь добавляли им новые смыслы¹⁴⁷. Так, в христианстве получает свое воплощение образ Троицы, то есть Бога, сущность которого едина, но бытие которого есть личностное отношение трех ипостасей: Отца безначального первоначала, Сына - Логоса, то есть абсолютного смысла, воплотившегося в Иисусе Христе, и Духа святого - "животворящего" начала.

В трактовке С. С. Аверинцева¹⁴⁸, все эти три лица участвуют в сотворении и бытии космоса по следующей формуле: все от Отца (ибо наделено от него бытием), через Сына (ибо устроено через его оформляющую энергию смысла) и в Духе (ибо получает от него жизненную целостность). Показательными для хроматизма являются нередко проводимые в христианстве аналогии между функциями Троицы и определенными способностями интеллекта (память, мысль, любовь), а также тройственным поразделением времени на прошедшее, настоящее и будущее.

Основное же достижение христианства - принцип вербальной действительности, то есть абсолютизация и опредмечивание словесных обобщений на уровне обозначений: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… И Слово стало плотию и обитало с нами полное благодати и истины (Иоанн: 1, 1-14). Поскольку и вербализация, и опредмечивание относятся преимущественно к функции сознания, то моделирующий его белый цвет в христианстве имеет наиболее существенные значения:

• Белый - жизнь (от близости к дневному свету), чистота, невинность, божественность, само христианство.
• Белый цвет - очищенная душа, радость, чистота, девственность невинность, святая жизнь, свет, целостность. В христианской традиции белое обозначает родство с божественным светом.
• Белый цвет святых, не испытавших мучений и святых девственниц, а также Пасхи, Рождества, Крещения и Вознесения.
• Белое носят во всех ритуально важных случаях: крещение, конфирмация, помолвка, брак, смерть. У новокрещеных существовал обычай в течение 8 дней ходить в белых одеждах, дабы всем было видно, как они блюдут чистоту. В белом изображаются праведники.
• Черный - цвет дьявола, а потому и греха и его искупления (у Христа). Отсюда скорбь и аскетизм (у монахов) также символизировали черным.
• Красный как наиболее выразительный, насыщенный, яркий цвет означал у первых христиан любовь Бога, огонь веры, а также кровь Христа и гнев божий; позднее его стали связывать с насилием, силой, страстностью, плотской любовью, отчего уже в XII веке красно-рыжий тон употребляется как цвет сатаны и геенны огненной.
• Золото - божественность, подвиг христианского мученичества (через очищение страданием).
• Желтый первоначально полностью отождествлялся с золотым. С XII века оттенки желтого приобрели самостоятельные, как правило, противоположные золотому, отрицательные значения:
• бледно-желтый - предательство, обыденность, плотскость,;
• охристо-желтый - страх, боязнь;
• тускло-желтый - деградация, ревность, прелюбодеяние.
• Зеленый - жизнь, возрождение, справедливость, юность по аналогии с недоспелым плодом;
• зеленый в отрицательном контексте - приземленность, моральное падение, зависть.
• Синий - небо, море, бесконечность, непостижимость вечной божественной истины.
• Фиолетовый - скромность, страдание, траур.
• Пурпур - божественное и царское достоинство;
• пурпур с красным оттенком - строгость веры;
• пурпур с синим оттенком - чистая совесть, спокойствие души.

2.5.1. Византия и православие

Архетипическим цветом Византии по праву считается красновато-пурпурный. Этот оттенок женственного пурпура является дополнительным к голубым тонам иудаизма, а позднее и к голубовато-зеленому цвету, - цвету ислама возникшему в те времена, когда по соседству с ним гармонично развивалась Византийская культура. И в противовес исламу, запретившему даже человеческое изображение, символика цвета с особой полнотой воплотилась в византийской живописи. Цвет играл здесь практически такую же роль, как и слово: … и Слово было Бог (Иоанн, 1,1). Так, византийские писатели часто говорили о белизне истины, о которой пойдет речь в главе о белом цвете.

И слово, и цвет, наряду со светом, выступали в византийской культуре в качестве основных модификаций прекрасного важное место в системе эстетических категории. Наряду со словом цвет выступал важным выразителем духовных сущностей, обладая глубокой художественно-религиозной символикой. Рассмотрим основные цвета палитры византийских мастеров, согласно исследованиям В. В. Бычкова.

Со времен античности белый цвет имел значение "чистоты" и святости, отрешенности от мирского (цветного)¹⁴⁹, устремленности к духовной простоте и возвышенности. Так, по-видимому, со времен классической Греции сохранились и представления о цветастом и пестром как выражении суеты сует, как о зле повседневности, уничтожающем величие времен¹⁵⁰. Эту символику белый цвет сохранил и в византийском эстетическом сознании. Белый как равноправный (в отличие от новоевропейской живописи) цвет означает, светоносность, "родство с божественным светом".

• Белый цвет иконы символизировал божественный свет. Отрешенность от мирского, близость к божеству символизировали и белые ангельские одежды. Символом невиновности выступают белые облачения несправедливо казнимых мужей во фреске Дионисия в Рождественском соборе Ферапонтова монастыря (1502-1503 гг.). На иконах и росписях многие святые и праведники изображены в белом. Тут и белые пелены, повивающие тело новорожденного Христа в образах "Рождества Христова", и души праведников - в "Лоне Авраамовом", и белые одеяния души Богоматери в иконах "Успение", и белые одежды праведников в раю в композициях "Страшного Суда". Большую символическую нагрузку несет белый цвет в Апокалипсисе¹⁵¹.
• Черный цвет, в противоположность белому, - суть завершение любого явления. Это - цвет конца, цвет смерти. Одежда черного цвета - "знак скорби". В иконописи только глубины пещеры - символ могилы, ада - закрашиваются черной краской. По замечанию В. В. Бычкова, это значение черного цвета было настолько устойчивым, что наиболее тонкие живописцы (желая избежать его там, где требовался простой черный цвет без всякой символики) либо заменяли его темно-синим и темно-коричневым, либо корректировали его сине-голубыми бликами.

Оппозиция "белое - черное" с устойчивым значением "жизнь - смерть" вошла в иконопись в виде четкой иконографической формулы: белая спеленатая фигура па фоне черной пещеры (младенец Христос в "Рождестве", воскрешенный Лазарь в "Воскрешении Лазаря"). Черным цветом изображали пещеру под Голгофой в композициях Распятия. В популярном на Руси с XII века апокрифе "Хождение Богородицы по мукам" рассказывается, что Богоматерь, желая узнать, каким мучениям подвергаются грешники, спустилась в преисподнюю, в "тму велику". Ангелам, "стерегущим муку", было поручено: "да не видят света грешники". В образах Страшного Суда ад изображается в виде черной ямы или зубастой пасти, куда черти неумолимо влекут грешников.

• Пурпурный цвет - важнейший в византийской культуре; цвет божественного и императорского достоинства, как отмечает А. П. Каждан¹⁵². Только Василевс подписывался пурпурными чернилами, восседал на пурпурном троне, носил пурпурные сапоги; только алтарное Евангелие было пурпурного цвета; только Богоматерь в знак особого почтения изображали в пурпурных одеждах.

Символика пурпура как цвета власти была настолько общеизвестна, что, как пишет Виктория Горшкова, мятежники, претендовавшие на императорский трон, надевали на себя пурпурную обувь, а этот красноречивый жест приравнивался к государственной измене.

Особое внимание к пурпуру в сфере высшей власти проистекало, видимо, из его особых психофизических характеристик: соединяя в себе по природе несоединимые части спектра (синюю и красную), этот цвет замыкает собой цветовой круг. На уровне же византийской цветовой символики пурпур объединял вечное, небесное, трансцендентное (синее и голубое) с земным (красное). Будучи символами небесного и земного, их соединение, как бы снимало свою противоположность.

Как отмечал еще Гете, действие и природа этого цвета - единственные в своем роде: он объединяет в себе активную и пассивную, горячую и холодную части цветового круга в их предельном напряжении, то есть объединяет (снимает) противоположности. В пурпурные цвета одеваются и "достоинство старости" и "привлекательность юности".

Вероятно, из-за этих свойств пурпура III Вселенский собор (Эфес, 431 г.) постановил изображать Марию и Анну в пурпурных одеждах "в знак наивысшего почитания". С тех пор Богоматерь - земную деву, принявшую в себя божественный свет - изображали в пурпурном мафории. С этим символом связана и одна из самых интересных особенностей композиции "София Премудрость Божия" - пурпурные лик, крылья и руки Софии. Князь Е. Н. Трубецкой считал, что это образ "Божьей зари, зачинающейся среди мрака небытия: это восход вечного солнца над тварью".

Как отмечает В. В. Бычков¹⁵³, двойственную семантику пурпурно-красный цвет приобрел еще с раннехристианских времен, В евангельском эпизоде "Поругания Христа" римские воины надели на Иисуса багряницу (символ царской власти) и "насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! и плевали на Него и, взяв трость, били Его по голове" (Матф. 27, 29-30). Для них багряница - атрибут буффонады, еще один способ издевательства над Христом, для верующих христиан багряница, особенно в изображении "поругания", была символом истинного "царства" Христова и знаком его мученичества.

• Красный цвет обладал разнообразием смыслов. Да и сами оттенки красного, особенно в русской иконе поражают своим богатством: алый, багровый, червчатый, кармазинный, смородиновый, брусничный.

Красный цвет - цвет пламенности, огня (как карающего, так и очищающего), а в огне в чувственных образах выявляются "божественные энергии". Это цвет "животворного тепла", а, следовательно, - горячий, кричащий - символ жизни. Но он же - и цвет крови, прежде всего, крови Христа, а значит, по богословской аргументации, знак истинности его воплощения и грядущего спасения рода человеческого.

Как будто оправдывает свое наименование (пламенный) огненный серафим - представитель высших чинов небесных сил- в иконе "Успение Богоматери" (оборот "Богоматери Донской") XIV в. Образ неслучайно приписывается Феофану Греку. Выдающийся колорист представил Христа с душой Богоматери, осененного ярким пламенем божественного огня, который словно вспыхивает от ярко-красного огонька свечи, горящей у ложа усопшей Богоматери¹⁵⁴.

Красный фон другой известной новгородской иконы XV в. - "Чудо Георгия о змие" - это образ победы, жизнеутверждающего начала. Одновременно в иконе Георгия, который был прославлен не только как змееборец, но и как христианский мученик, красный цвет приобретает значение жертвенности, пролития мученической крови. Не случайно в службе Георгия поется: "порфирою от крови одеян светло".

Необычно и образно, но тоже как символ невинной жертвы, красный цвет использован в клейме ярославской иконы XVI в. "Николай чудотворец в житии". Сцена представляет чудо спасения Николой трех мужей от казни. Композиция изображена на фоне красных горок- словно сама земля, предчувствуя, что вот-вот совершится страшное злодеяние, наливается кровью.

• Желтое воспринималось в Византии как "златовидное", а золото - как "световидное". Блеск золота вполне естественно воспринимался с древнейших времен как светоносность, как застывший солнечный свет; солнце же-Царь и Бог у древнего человека, отсюда высокая символическая значимость золота.

Но золото с древнейших времен - богатство, а, следовательно, и власть. Блеск золота радует глаз. Из золота делалось множество ювелирных украшений и у египтян, и у евреев (особенно во времена Соломона), и у греков. Многие греческие скульптуры были инкрустированы золотом и другими драгоценными материалами.

Высокая значимость золота прежде всего как символа света (а именно божественного непроницаемого света, "сверхсветлой тьмы") перешла и в византийскую культуру, приобретя новое поле уже христианских значений.

Золото, как средство украшения, высоко ценилось и светской и духовной администрацией Византии. Из золота и позолоченных материалов изготовлялось множество украшений для храмов и дворца, различная культовая и декоративная утварь, мелкая пластика. Золотом расшивались императорские одежды, в тронном зале, - как это красочно описал в Х в. кремонский епископ Лиутпранд, посетивший Константинополь,- была масса хитроумных вещей, золотых и позолоченных. В храме св. Софии было множество золотых изделий.

"Золото полуденного солнца,- пишет Е. Н. Трубецкой, - из цветов цвет и из чудес чудо. Все прочие краски находятся по отношению к нему в некотором подчинении и как бы образуют вокруг него "чин". Золотой фон - вот первое, что появляется, когда иконописец создает икону. Мастер как будто воспроизводит образ сотворения мира: как божественный свет вызывает к жизни видимые формы, так и "света" иконы рождают ее изображение.

В самом деле, золотое сияние, окутывая изображаемое событие облаком ирреального света, удаляло его от зрителя, возвышало над эмпирией суетной жизни. В художественной структуре мозаичного изображения и иконы золото фонов и нимбов выступало важным гармонизирующим фактором, подчиняющим себе весь цветовой строй изображения.

• Зеленый цвет символизировал по Псевдо-Дионисию юность и цветение. Это типично земной цвет, он противостоит в изображениях небесным и "царственным" цветам - пурпурному, золотому, голубому. Цвет травы и листвы, зеленый цвет предельно материален и близок человеку своей неназойливой повсеместностью.

Поэтому в иконописи зеленый цвет зачастую был цветом позема; широко применяли его и в одеждах святых. Самые разные оттенки зеленого в иконах несли земное начало. Замечательно, что этот типично земной цвет, наряду с белым, доминировал в изображениях райского сада с его причудливыми травами и деревьями.

• Синий и голубой цвета еще в византийской эстетике были осмыслены как знак непостижимых божественных тайн, как символы трансцендентного мира. Обладая сильным духовным очарованием, они ассоциировались с вечной истиной. Не случайно в письме новгородского владыки Василия о рае говорилось, что путешественники-новгородцы, достигшие земного рая, видели там на горе "написан Деисус лазорем чюдным и велми издивлен паче меры, яко не человечьскыма руками творен, но Божию благодатию". Как упоминает В. Токарева, "цветики лазоревые" расцветают, по русским народным духовным стихам, над могилою Богоматери.

Знаменитый дионисиевский синий фон фресок Ферапонтова монастыря побуждает к созерцанию и размышлению. В синем хитоне обычно изображали поясного Спасителя. Ну а лазурь облачений - среднего ангела рублевской "Троицы"... "Драгоценный самоцвет", "кусок небесной лазури", "свет надзвездного пространства" - вот только некоторые сравнения исследователей. Синий - это традиционный знак воплотившегося Сына Божия. Выделяя среднего ангела "пренебесной лазурью" одежд, Андрей Рублев прославил неиссякаемую божественную любовь.

• Темно-синий цвет, символизирующий непостижимые тайны, начинает свой ассоциативный ряд от восприятия цвета неба. Отсюда - наименьшая материальность и "чувственность" этого цвета, его сильное духовное очарование. В восточнохристианской культуре он воспринимался как символ трансцендентного мира и ассоциировался с вечной божественной истиной,

"Преображение" работы Феофана Грека в Третьяковской галерее пронизано холодным голубым сиянием трансцендентного "Фаворского света". Его излучают голубые сферы, окружающие Христа, и блики и отсветы его разбегаются по всей иконе: мы видим их на одеждах Ильи, Моисея, учеников, на земле и деревцах. Голубоватый оттенок имеют и белые одежды Христа. Здесь перед нами - художественный образ передачи непонятийной информации о высшей истине христианского универсума, ибо эта информация излучается трансцендентным божеством в виде нетварной световой энергии в иерархическую систему передачи информации.

В православии собственно христианская символика осталась достоянием церковной, религиозной среды и не была хорошо известна русским простолюдинам, как и сама история церкви и сущность вероучения, отчего у народа не сложилось четких символических представлений.

Наличие икон как основных предметов церковного антуража также препятствовало созданию в православии главенства символических образов и знаков, поскольку символические абстракции не приживались в сознании верующих в силу их постоянной привычки иметь дело с "натуральными образами", то есть с конкретными, материальными портретами определенных святых и членов "святого семейства".

Кроме того, многое в символике православия было издревле спутано с языческой славянской символикой, что так и осталось неразделимым в силу темноты, необразованности и косности широких масс. Не случайно же в иконах "Преображения" Христос изображается в белых одеяниях, в соответствии с евангельским текстом: "Просветися лице Его, яко солнце, ризы же его быша белы, яко свет" (Мф. 17, 2). И тут же в композициях Преображения Христу, наряду с Моисеем предстоит Илья Пророк. При этом "его грозовой пурпур блекнет в соседстве с Фаворским светом". В смысловой иерархии свет побеждает и поглощает огонь.

Аналогично осмыслен красный фон в знаменитой новгородской иконе "Илья Пророк" XV в. Этот святой считался покровителем огня: по житию, младенец Илья был "повит огнем" сразу после рождения, а в конце своей земной жизни он был вознесен на небо в огненной колеснице. По молитве Ильи Пророка, божественный огонь спустился с небес и принял его жертву. В русском фольклоре святой считался громовержцем, метателем молний и хозяином гроз. Использование красного цвета в иконе, наряду с истовым характером образа, являющегося поистине "в грозе и буре", рождает одно из самых выразительных созданий древнерусского искусства.

2.5.2. Иконография

Христианская символика цвета получила наибольшее развитие и распространение в восточной ветви христианства, где иконопись объективно нуждалась в такой символике. Согласно средневековой эстетике рай обычно представлялся в гамме золотисто-зеленых и красных тонов. В разных сценах меняется цвет одеяний Христа, связанный с широкими символическими представлениями:

• белый - святость, чистота, невинность, божественный свет;
• серый - смирение и победа духа над телом;
• черный - символ смерти; в сочетании с белым имеет значение чистоты и траура;
• коричневый - отречение от мира;
• зеленый - триумф жизни, надежда на воскресение, духовное посвящение в тайну;
• синий - цвет небес, божественной любви и истины;
• фиолетовый - страдание и покаяние.

Эти широкие представления о цвете были перенесены на облик отдельных героев библейской драмы. В изобразительном искусстве иконография закрепляет за отдельными персонажами Нового завета определенные тона одежд:

• Бог-отец в могуществе изображен в красных одеяниях,
• Богоматерь - в голубых,
• Богоматерь - Царица небесная - в пурпурных,
• Иоанн Предтеча - в светло-зеленых;
• Петр - в белых и синих одеяниях,
• Павел - в зеленых и красных,
• Мария Магдалина - фиолетовых,
• Иуда - темно-желтых,
• херувимы окрашены в голубые тона,
• серафимы - в красные,
• святая Троица - красный, синий и зеленый цвета.

Большое внимание уделялось фону, который окрашивался в золотой, белый и синий цвета, передающие ирреальность пространства.

Если следовать "Повести временных лет", то безусловным критерием истинности веры для русских послов (делегированных князем Владимиром в Константинополь) была ее красота. Именно красотой отличалась служба в Софийском соборе Константинополя и Русская культура оказалась подготовленной к восприятию Византийской эстетики. В Киеве, Владимире, Новгороде возводились великолепные Софийские соборы со службами священников в красочных облачениях.

"Внутренность русского храма, как и внутренность византийского храма, олицетворяет Вселенную. Наверху, в куполе, Христос Вседержитель благословляет мир из темно-синего неба", - отмечает доц. прот. В. Федоров. Зеленый цвет Троицы на золотом фоне икон, голубые и пурпурные цвета Богородицы и сине-голубые цвета куполов церкви вполне сочетались с красной ("красивой") одеждой славян, опредмечивая архетипическое содержание их внутреннего мира.

Прихожане молятся стоя. Вместе мужчины и женщины. Крестное знамение заканчивается слева (лоб - живот - правое плечо - левое плечо) и согласуется с расположением нижней перекладины православного креста (взгляд спереди: левая часть выше правого). Показательно, что сзади левая часть этой перекладины оказывается ниже правой. Это вполне согласуется, если можно так сказать, с "семантическим взглядом из прошлого на православие", когда смысл возвышения левизны будет восприниматься "с точностью до наоборот".

Проповедуется единобрачие, однако фактически оно не соблюдается, так как параллельно существует неофициально признанный институт любовников и любовниц¹⁵⁵.

Символика цвета богослужебных облачений в православии

• Белый - (знаменует собою Божественный свет) - праздники Рождества Христова, Преображения и Вознесения Господня, Богоявления, Благовещения.
• Белый - (обозначает чистоту и непорочность Богородицы) - праздники в честь Богородицы (Введение во Храм, Успение и др.) и бесплотных ангельских сил; дни памяти всех дев и девственников. Отпевание.
• Темный всех оттенков - посты.
• Черный - Дни Великого поста.
• Пурпурный (темно-красный) - (высшая духовность и крестный подвиг Спасителя) - праздники и дни памяти о Кресте Господнем (Воздвижение и др.).
• Красный - (знак страданий за веру Христову) - праздники и дни памяти мучеников. Пасхальная неделя.
• Оранжевый - употребляются обычно в значении желтого и / или красного цветов.
• Желтый (золотой) - праздники в честь Иисуса Христа - Царя Славы (Рождества, Сретения, Преображения, Вознесения); дни памяти пророков, апостолов и святителей. Воскресные дни.
• Зеленый всех оттенков - (цвет вечной жизни, оживотворения) - День Святого Духа, День Святой Троицы и Вход Господень в Иерусалим; также в дни памяти преподобных, подвижников, юродивых.
• Голубой - (особая духовность Богородицы) - праздники в честь Богородицы (Благовещение и др.) и бесплотных ангельских сил; дни памяти всех дев и девственников.
• Синий (темно-синий) - посты.
• Фиолетовый - (высшая духовность) - праздники и дни памяти о Кресте Господнем (Воздвижение и др.).
• Пасха Христова начиналась в Белых облачениях (в знак Божественного света, воссиявшего из Гроба Воскресшего Спасителя) и далее на каждой из восьми песен канона принято менять облачения, так что священник каждый раз предстает в ризах иного цвета, поражая религиозно-эстетическое воображение прихожан.

Не зря же русская философия оказалась теснейшим образом связана с символикой православия, с иконописью в литературе, и, по сути, выступала как "Умозрение в красках". Подобно дружинникам из "Слова о полку Игореве", оборонявшихся багряными щитами, Русь надеялась защитить себя прекрасной Софией. Вечная женственность православия всеми силами пыталась избежать сугубо мужских крайностей, в которые впали с одной стороны правоверный ислам, а с другой, - христианский Запад.

2.5.3. Католицизм

При разделении христианства католичество связало себя с архетипом фиолетово-пурпурных, а затем и чисто фиолетовых тонов. Так, о фиолетовом цвете католицизма пишет Ева Геллер, причисляя этот цвет не столько к одеждам епископов и / или покаянию, сколько собственно католической церкви как общественному институту¹⁵⁶.

Властолюбие и насилие воинствующих католиков (да и католицизма в целом) проявилось при разгроме крестоносцами Ордена альбигойцев, хранителей чаши Грааля. Лозунгом папского Рима тогда была сакраментальная фраза: "Убивайте всех, Христос своих узнает"…

С другой стороны, католичество (как христианство Запада) опиралось на античные традиции населения. Поэтому христианской символике (выросшей из античности) придавалось колоссальное значение. Она получила в странах Западной Европы детальную разработку и стала средством мощного влияния религии на светскую жизнь.

Прихожане верят, что Святой дух исходит не только от Бога-отца, но и от Сына (филиокве). В отличие от православных они верят также в вознесение Богородицы и в существование чистилища. Молятся вместе мужчины и женщины, сидя на скамьях или стульях. Крестное знамение: лоб - живот - левое плечо - правое плечо. Католический крест имеет одну симметрично расположенную перекладину.

Проповедуется единобрачие, однако фактически оно не соблюдается, так как параллельно существует неофициально признанный институт любовников ("друг жены") и любовниц ("секретарша мужа"). На Западе существовали также специальные тайные клубы для осуществления группового секса¹⁵⁷.

Внутренность католического собора обычно выполнена в светлых тонах естественного камня (белых, сероватых, желтоватых). Цвет в католичестве, с одной стороны, усилен потоками цветного света, проходящего через витражи, а с другой, - канонизирован в одеяниях священников. Папские одежды всегда белые. Сочетание белого с пурпурными, фиолетовыми и красными цветами кардинальских одежд и создает душевное настроение, при котором становится возможным найти умиротворение в вере. Опредметить индивидуальность своих чувств в коллективном бессознательном прихода.

Литургия

Папа Иннокентий III установил для церковных праздников следующие литургические цвета:

• Белые - для Рождества, Пасхи, Вознесения, Марии, Святых, не связанных с кровавыми событиями.
• Красные - для распятия и мученичества.
• Зеленые - для крещения (и белые) и воскресных дней.
• Голубые - событиям из жизни Марии.
• Черные - оплакивания.

2.6. Ислам

Ислам возник около полутора тысяч лет тому назад, - по-видимому, как оппозиция христианскому пурпуру. В самом деле, пурпурной женственности первоначального христианства ИСТОРИЯ в принципе "должна была что-то противопоставить"¹⁵⁸. И как мы увидим в главе о зеленом цвете, противопоставлено было нечто - чисто мужская религия. Для мужчин же, как известно, цвет - это всего лишь затемнение света. По крайней мере, так утверждал Аристотель.

Ислам отрицает не только Богочеловека (Иисус - просто пророк), но и собственно христианскую концепцию Святой Троицы: Аллах - единственный повелитель, Мухаммед - человек, раб и пророк, а человек - просто раб¹⁵⁹. В то же время сохраняются представления о Рае и Аде в посмертной жизни души человеческой. Вместе с тем в суфизме признается возможным познание Аллаха и даже единение, слияние с ним через внутреннее экстатическое озарение¹⁶⁰.

Снаружи мечети отделаны декоративными орнаментальными мозаичными панно преимущественно голубого и зеленого тонов. Внутри - белые стены и потолки с нередкой отделкой купола в зеленовато-голубых тонах с элементами желтого и коричневого. Одежды священника и прихожан по цвету не регламентируются. Главное, чтобы они были чистые и желательно белые.

Нередко мужчинам запрещено носить красные одежды и золотые украшения. Мужчины молятся отдельно от женщин сидя или полусидя на коврах, расстеленных по полу мечети. Равноценно в обе стороны с глубокими поклонами. В браке исповедуется многоженство. И зеленые тона куполов, по-видимому, архетипической верой усиливают самосознание молящихся мусульман.

• Белый цвет света - цвет Аллаха.
• Белые цвета приравниваются к другим цветам (белые чалмы мужчин, белые знамена воинов, белые одежды ортодоксальных исламистов).
• Серый - цвет злодеяний, несчастий, печали и боли (темно-серые чалмы вакхабитов).
• Черный - цвет повседневной одежды женщин, а также цвет одежд последователей Магомета в день посещения Мекки¹⁶¹. У тюркских народов слово "кара" - "черный" означало темное небо с яркой полярной звездой, которая служила основой для ориентации в ночи, и этим же словом обозначали все главное, великое. Поэтому "кара" служило и титулом человека - "черный", т. е. великий, могучий. В казахской культуре, к примеру, "кара" ассоциируется с Дьяволом, то есть с силами, вызывающими потребность в познании¹⁶².
• Красный - цвет украшений в праздники. Так, например, в день свадьбы отец невесты обязательно опоясывался алым кушаком, а невеста до недавних (европеизирующих) времен одевала оранжево-красные одежды.
• Коричневый - цвет гибели, распада и старости.
• Зеленый - святой цвет. Ибо зелены священные знамена Магомета. Зеленые чалмы одевают паломники, возвращающиеся из Мекки¹⁶³.

2.7. Протестантизм и т. п.

Протестантство как реакция на развращенный золотом католицизм ("Конкиста", то есть завоевание с его "проклятой жаждой золота" из Америки) возник приблизительно пятьсот лет назад. В ответ на произвол церкви в светской и, главное, в деловой жизни Европы, Жан Кальвин риторически вопрошал: "Если небеса - это наша родина, то что же тогда земля, как не место изгнания? Если уход из мира - это вхождение в жизнь, что тогда такое мир, как не гробница? Что есть пребывание в нем, как не погруженность в смерть?".

Понятно, что проповеди мирского аскетизма (отрицания золотого цвета) и полная реформа церкви с нередким отказом вообще от ее многоцветного антуража никак не могли включать какую-либо иную цветовую символику, кроме синей. Поэтому во многих странах Европы истинного протестанта называют "синим". Так считает известнейший исследователь западной символики цвета Мишель Пастуро. Следовательно, можно полагать, что

• Синий цвет - архетип протестантства¹⁶⁴.

Далее кратко упомяну некоторые религиозные течения Запада без претензий на какую-либо полноту или объективность описания, а исключительно как "рабочую модель" для создания хроматической модели будущей религии.

Утопический социализм (Томас Мор, Кампанелла и др.) возник около пятисот лет тому назад как оппозиция цинично-синему бизнесу протестантов, забывших о равенстве людей, обладающих животом, который хочет есть (бессознанием - см. оранжевый).

• Оранжевый - архетип утопического социализма.

Религия американцев возникла около двух сотен лет тому назад. Вообще говоря, религиозность народа характеризуется не по формальному, а по сущностному признаку. Так, "долларизм" США первоначально возник как идеал ни во что не верящих мужчин, которых Старый Свет ссылал от себя "куда подальше". Как будет показано ниже, зеленый цвет религии доллара и сегодня отвечает чисто мужской психологии бывшего "завоевателя Дикого Запада", а ныне "синего протестанта" - процветающего бизнесмена США, который под любым предлогом пытается насаждать свою "религию" остальным народам Земли.

• Малонасыщенный синевато-зеленый - архетип долларизма США.

Анархизм (от греч. anarchia - безвластие) возник приблизительно сто пятьдесят лет назад в противовес крепнущим государственным и социальным институтам (характеризуемым белым цветом - см.ниже). Поэтому

• Черный - архетип анархизма.

Бахаизм (от арабск. баха - свет, сияние)¹⁶⁵ возник около ста пятидесяти лет тому назад как оппозиция исламским клерикалам и анархистам, к настоящему времени приобрел около 6 миллионов сторонников. В бахаизме отсутствует институт професиональных служителей культа. Почитаются посланники Бога - основатели всех мировых религий: Авраам, Кришна, Моисей, Зороастр, Будда, Христос, Магомет, Баб, Баха-Улла; их Писания рассматриваются как священные¹⁶⁶. Глобальная цель бахаизма - единство человечества, при котором осуществляются идеи мира, полного равенства женщин с мужчинами, развитие просвещения, охрана природы и стремление к обществу всеобщего благоденствия.

В бахаизме культивируются все без исключения позитивные моральные нормы включенных мировых религий. Вместе с тем в религии бахаи встречается совершенно новое, чуждое другим религиям, свойство человеческого духа: терпимость к инакомыслию. Благодаря этому бахаисты осуждают фанатизм, национализм и экстремизм, а также давление на людей в любой форме при распространении религиозных идей. Отсюда же проистекает и критика бахаистами таких нравственных пороков как социальная пассивность, аскетизм, отторжение светской культуры, которые не нашли осуждения в других религиях.

Как пишут В. Н. Никитин, В. Л. Обухов¹⁶⁷, "бахаизм - это самая цивилизованная религия из всех религий, которые существуют в мире. Лучше ее в социальном и нравственном аспекте человечество на сегодняшний день ничего не нашло и не создало". К этому заключению мне остается лишь добавить, что религия бахаи является наиболее прогрессивной и с позиций культурологии. Ибо принцип относительного детерминизма позволяет мне достаточно уверенно утверждать, что в мире нет ничего абсолютного, кроме Бога. Религии же являются лишь своеобразными ступенями (этапами) к Его представлению человечеством. И если какая-либо из этих "ступеней" начинает возвеличивать и абсолютизировать свои исключительные права на Бога, то вся лестница человеческого познания рушится. А с этим рушится и вера человека в свою приобщенность к Божественному миропорядку.

Сочетание цветовых архетипов всех мировых религий приводит к образованию белого цвета.

• Белый - архетип бахаизма.

Коммунизм возник около ста пятидесяти лет тому назад как оппозиция доллараровой религии США, но исключил из оранжевого (архетипа утопического социализма) желтый (архетип женского бессознания)

• Красный - архетип коммунизма.

Итальянский фашизм возник около ста лет назад в противопоставлении к социуму (белого архетипа), и в частности, ставя себя выше общечеловеческих (женских) ценностей (Белого)

• Черный - архетип фашизма.

Германский нацизм приблизительно семьдесят лет назад добавил к черному архетипу фашизма оранжевый архетип утопического социализма, что в итоге дало коричневый цвет.

• Коричневый - архетип нацизма.

ООН. Полвека назад, сразу после Мировой войны, разумное человечество приняло своим цветом голубой (доминанта женского верующего подсознания) как цвет мира для исключения оппозиционного коричневого рецидива фашизма

• Голубой - архетип женственного мира на Земле.

Хроматизм. Еще в начале ХХ века Уильямс Джеймс проанализировал интеллектуальное содержание различных религий и доказал их субъективную полезность для человечества. В то же время, утвердительно отвечая на вопрос, есть ли во всех противоречащих друг другу религиозных убеждениях некое общее ядро, он отмечал: "беспристрастная наука о религиях может выделить из разноголосицы этих споров общий остов учения, который она должна облечь в такую форму, чтобы оно не противоречило выводам естествознания. Это общее всем религиям учение наука о религиях должна принять за примиряющую гипотезу, в которую могли бы уверовать все без исключения люди"¹⁶⁸.

Где-то 20-30 лет назад появились первые публикации, раскрывающие смысл и необходимость развития новой веры. "В последние 10 лет, - как констатирует М. А. Сиверцев, - наблюдается мощная волна строительства харизматических общин, которые носят программно транснациональный и трансконфессиональный характер и имеют одну цель: обновление опыта веры в новых цивилизационных условиях"¹⁶⁹. Для предварения новой религии представим в данном аспекте предчувствия Пьера де Шардена: "Склонившись над бездной прошлого, будем наблюдать ее меняющуюся окраску. Из века в век цвет сгущается. Вот-вот что-то вспыхнет на молодой Земле"¹⁷⁰. И не без оснований можно полагать, что этой религией будет хроматизм, который реально объединяет (сочетает в цветовом теле) все цвета всех религиозных архетипов без каких-либо исключений¹⁷¹.

Для философии это останется нормой. Ибо, как говорил Витгенштейн, твердая вера (скажем в пророчество) разве менее прочна, чем убежденность в математической истине?¹⁷² Для науки это не будет нонсенсом - научно обоснованная религия и сейчас существует во всех областях науки: каждый ученый верит в результаты работ предшественников. (По крайней мере, психология станет наукой, если поверит в наследие прошлого, в гендерный характер цвета.)

Для искусства это будет совершенно новым витком развития подсознания. Для религии, для жизни на земле это будет Вера. Вера в знания прошлого. В знания настоящего, а значит, - и будущего. Будущего всего человечества, а не какой-либо одной конфессии. Будущего знания того, что каждый из живущих на Земле ничем не отличается друг от друга в своей Вере в этот чудесный мир света и цвета. В мир богов и людей. В мир вечных религиозных противоречий нашей планеты.

Об этом замечательно сказал Роберт Музиль: "Достаточно взять совершенно всерьез одну из идей и подавить все противоположные ей, чтобы наша цивилизация перестала быть нашей". Хроматизм принципиально не позволяет подавить какую-либо идею, ибо включает ее в цветовое тело для полноты и реальности бытия. Причем включает на оппонентном уровне всех без исключения конфессий, то есть всех противоположных цветов. Так, например, приведенные выше характеристики буддистов сегодня вполне могут быть сопоставлены в своей дополнительности с вероисповеданием протестантов, что дает итоговый цвет их негэнтропийного единения. Аналогичные сопоставления мы видели выше.

Как отмечает М. А. Сиверцев¹⁷³, "глобальный миропорядок в качестве ценности и реального положения дел включает в себя религиозный плюрализм. Это значит, что ни одна религия не может рассматривать себя как доминирующую вероучительную систему и любой из них необходимо выстраивать диалоговые взаимоотношения с другими".

Если же отдельные конфессии будут придерживаться принципа замкнутости и отстраненности, то мировой терроризм как "абсолютно-черный цвет" уничтожит и их в своем черном будущем. Против абсолютно-черного необходимо создание "абсолютно-белого" путем уважения памяти предков и сознательной "расшифровки" религиозных посланий прошлого. А это возможно лишь путем объединения всех конфессий вокруг настоящего. Для этого сегодня появилось достаточно оснований как в этическом, так и в хроматическом плане.

Ибо, когда по мысли М. А. Сиверцева, современным межрелигиозным диалогом поставлен вопрос: "Какой язык позволит нам обсуждать наши проблемы, фиксировать наши расхождения, не прерывая при этом процесса диалога?", хроматизм находит оптимальный путь решения этой проблемы. На уровне архетипов семантический язык цветовых сублиматов един для всех людей на Земле. К настоящему времени в хроматизме достоверно выявлены основы этого языка для многих аспектов человеческого существования, включая сюда периоды времен, гендерные принципы образования и развития устойчивых живых систем и т. д. и т. п.

• Белый - архетип хроматизма - Белый свет и все цвета радуги - завет Бога на Земле (Быт.: 9, 13). Ибо, как провозглашал Иисус, Доколе свет с вами, веруйте в свет, да будете сынами света. (Иоанн 12: 36). И в отличие от других религий, хроматизм не может ни преследоваться властями, ни насаждаться силой, ни отрицаться атеистами. Ибо эта религия основана на научном анализе (то есть на аддитивном сложении в цветовом теле тех цветовых канонов, которые наши предки завещали мировой культуре). И как любой цвет сказывается и на себе и на соседних цветах, так и в хроматизме все цвета испытывают влияние друг друга. Именно это проповедовал Павел: "Не о себе только каждый заботься, но каждый и о других" (Фил.: 2, 4). И как мне кажется, эта религия будет более жизнерадостной и не столь суровой, как все до сих пор известные¹⁷⁴.

Итак, сопоставление некоторых религиозных архетипов в противостоянии их цветов приводит нас к достаточно любопытным выводам¹⁷⁵. Красный цвет политеизма межрелигиозных войн где-то три тысячи лет тому назад сменился на голубой цвет иудаизма. На фоне синих тонов религий Шумера и Двуречья в середине первого тысячелетия до нашей эры возникли желто-оранжевые краски буддизма. Пурпурным цветам христианства уже полторы тысячи лет противостоят зеленые оттенки ислама. Откровенной реакцией и на золото инков можно считать "синее" движение протестантов. Почти одновременной реакцией друг на друга явилось распространение красных идей коммунизма и синевато-зеленых амбиций американизма (реального поклонения именно доллару, а не Богу, - как они утверждают). Из черноты анархизма выродилось современное чудище абсолютно черного терроризма, пределом которому, - остается полагать, - может стать только Белый свет хроматизма¹⁷⁶.

В заключение этой главы повторю еще раз, что цветовой архетип - лишь удобная семантическая модель, которая позволяет представить сущность той или иной религии на сублимированном уровне обобщения, на уровне чувственно-образной логики подсознания. Ибо вера пребывает в нас с вами, в нашем подсознании (Иоанн 15: 11): "Сие сказал Я вам, да радость моя в вас пребудет". Информация же подсознания может быть полностью осознана, то есть понята на формально-логическом уровне сознания или в момент озарения творцами, или с течением времени наукой, поскольку, как утверждал великий Гете, "Сущее не делится на разум без остатка".