Глава 3. Социальность

3.1. Государственная символика

К ней относится официальное толкование цвета государственного флага и главных государственных эмблем, а также цветов, которые исторически фиксировались тем или иным народом или страной как национальные. Подданные каждой страны призваны гордиться своим флагом: идеологи полагают, что "национальные цвета" флага выражают многовековые чаяния народа и глубинные проявления духа нации и / или государства.

Вместе с тем национальные и государственные цвета не всегда совпадают, ибо государственные цвета могут отражать не национальные особенности народа и нации, а классовый характер государства и его форму правления. Или иметь династическое и идеологическое значение, связанное с предшествующей историей данного государства, а не с этническими особенностями населяющей его нации или наций.

Что же такое флаг? Почему не все помнят, какие цвета имеются даже на флагах соседних государств? Ведь, если справедлив закон психологии "запоминается то, что имеет смысл", то эти цвета, вообще говоря, не имеют смысла.… Цвета же флагов с позиций семантики не имеют предметной соотнесенности, а, следовательно, и явного (осознаваемого) смысла. Поэтому необходим детальный хроматический анализ этого смысла.

В официальной трактовке "национальный и / или государственный флаг представляет собой полотнище установленных размеров с эмблемой государства, а также цветовыми плоскостями, расположенными в определенных соотношениях и направлениях". В отличие от эмблемы (которая наделена вполне однозначной интерпретацией) смысл и содержание цветов флага приобретает различное толкование.

Так, метафизики находят в цвете чуть ли не противоположности: белый - цвет невинности и смерти, желтый - искренности и измены, красный - любви и ненависти, черный - траура и секса и т. п. Однако противоречия этой трактовки не увязываются ни с политикой государства, ни с культурой нации.

Материалисты пытаются обойти эту противоречивость и утверждают, что белый - цвет снегов и туманов, желтый - пустынь и степей, красный - кровь борцов за свободу, черный - цвет недр страны и т. п. Так, например, Джон Фоли пишет: "На национальных флагах зеленый обычно помещают, чтобы подчеркнуть роль сельского хозяйства или обилие лесов"¹⁷⁷. Однако зеленый цвет присутствует на флагах стран, где нет ни того, ни другого; желтый - где нет пустынь и т. п.

Согласно третьей версии, расцветка флагов так же условна, как и эмблема или цвет автодорожных знаков, и никакого иного смысла (кроме указанного в Конституции) цвет государственных флагов не несет. Это положение обосновывается тем, что вне эмблематики у многих стран существуют флаги совершенно одинаковых расцветок.

Казалось бы, действительно, что общего имеют народы Индонезии и Монако, живущие под одинаковыми красно-белыми флагами? Или какое духовное родство существует между Италией и Мексикой (зелено-бело-красные флаги)? Или между Перу и Канадой (красно-бело-красные)? Или Андоррой, Румынией и Республикой Чад (сине-желто-красные)? Нидерландами и Парагваем (красно-бело-синие)? Австрией и Ливаном (красно-бело-красные)?

Четвертая трактовка увязывает определенные цвета на флагах с вероисповеданием народов данной страны. Так, зеленая и оранжевая полоса на флаге Ирландии должна символизировать протестантов Севера и католиков Юга, а белая согласие между ними. Но на флаге Индии эти цвета помещены горизонтально (оранжевый, белый, зеленый) и уже символизируют индуизм, буддизм и ислам.

Сам собой возникает и другой вопрос: если флаги некоторых мусульманских стран зеленые, то почему этот цвет как "символ ислама" отсутствует на флагах Турции или Туниса, а доминирует на государственном флаге католической Бразилии? И другой вопрос: почему черно-красно-желтое сочетание присутствует на флагах не только католической Бельгии или католико-протестантской Германии, но и Уганды, где существует смешение христианских и первобытных религиозных культов?

К религиозной трактовке примыкает и толкование цветов с позиций государственности. Так, например, символом монархии на флаге Таиланда является синий цвет. Однако этим символом на флагах Франции и России всегда считался белый. Правда, сегодня в России почему-то говорят, что белый цвет борьбы и независимости, синий цвет Богоматери, а красный державности, по византийской традиции¹⁷⁸.

Недавно же красный цвет означал "цвет социализма и коммунизма", который почему-то доминировал не только на флагах СССР или Китая, но и монархических Дании, Норвегии или Омана, весьма удаленных как от Византии, так и от социализма….

ХХI век открыл дорогу для междисциплинарного исследования гуманитарных аспектов цвета. Полученные в хроматизме результаты позволили представить смысл цвета и отвлечься от "омертвляющей все живое формальной логики" сознания (рацио). Как показано ниже, образная логика жизни заключена в архетипических цветах, смысл которых можно попытаться найти и в цветах государственных флагов.

Иначе говоря, смысл цвета на флагах может быть выявлен благодаря существованию двух оппозиционно взаимно-дополнительных типов обобщений (абстракции и сублимации), которые базируются, во-первых, на двух известных типах мышления (художественном и мыслительном) и, во-вторых, на двух оппозиционных периодах любого развития: 1) создания нового и 2) его фиксации.

Так, выше мы уже могли убедиться в работоспособности идеи религиозных архетипов. Например, голубые цвета Древней Иудеи и Греции сменились дополнительными красно-пурпурными цветами Римской Империи, распавшейся на пурпурно-фиолетовые цвета Ватикана и пурпурно-красные Византии, как оппозиционные голубым цветам иудаизма и зеленым ислама. Последние сменились на красные и коричневые цвета империй социализма ХХ века и т. д.

Эта простейшая (но далеко не тривиальная) модель развития западной цивилизации - лишь наглядный пример максимально обобщенного представления культур через их "национальные" цвета (или цвета их флагов) как архетипической духовности народов. Именно эта модель вслед за К. Г. Юнгом позволила предположить, что в архетипических цветах должно заключаться образно-логическое обобщение (сублимат).

Как показано выше множество флагов различных стран имеет одинаковые расцветки. Аналогично и мифы совершенно разных стран, времен и народов имеют огромное множество идентичных значений или, говоря словами Юнга, "единое архетипическое содержание". В самом деле, определенные свойства мифов можно соотнести с удивительным свойством глаза воспринимать одинаковыми так называемые метамерные цвета, которые на самом деле имеют различный спектральный состав.

Поскольку этим свойством в интеллекте характеризуется и бессознание (связанное со стадией цветоощущения), и подсознание (отвечающее за процесс собственно цветовосприятия и воспринимающее метамеры на уровне сублиматов), то дальнейшее изучение корреляции между архетипами и указанными компонентами интеллекта ведет к более определенному содержанию юнговского представления о коллективном бессознательном. Таким образом, компоненты интеллекта представляют собой достаточно четкий критерий подразделения и, следовательно, интерпретации цвета в случаях включения этих значений в один цвет, например, на государственных флагах как объектах цветовой семантизации.

Изучение вопроса показало, что в отличие от формально-логических обобщений (абстракций), сублиматы невозможно выразить ни на одном из существующих языков современной науки. ХХI век открыл дорогу для междисциплинарного исследования гуманитарных аспектов цвета. Полученные в хроматизме результаты позволили представить смысл цвета и отвлечься от "омертвляющей все живое формальной логики" сознания (рацио). Как будет показано ниже, образная логика жизни кроется в архетипических цветах, смысл которых заключен и в цветах государственных флагов. Так, например, является ли случайностью замена и Вторым, и Третьим Рейхом желтого цвета на белый в государственном флаге Германии? Или случайным оказалось противопоставление традиций "Белого дела" в России "красным революционерам" (точнее, густо-коричневым, как их метко окрестил Кандинский)?

При ответах на эти вопросы обычно вспоминают "забытые" мифы и легенды типа "белой расы и / или кости", шпенглеровского красного как знака физически-сильной толпы и предательского и / или еврейского желтого цветов и т. п. Но эти воспоминания ни к чему не ведут - сущность цвета остается нераскрытой, или, по Арнхейму, непознанной именно благодаря ассоциативному методу формально-логического познания¹⁷⁹.

В современном русском языке смысл и содержание понятий "флаг" и "знамя" весьма близки. Вместе с тем, "знамя" этимологически восходит к словам "знать", "знаю", откуда произошли и современные "знак" и "признак". Последнее понятие предполагает, что во флаге могут быть заключены вполне определенные архетипические признаки народов и культур, которые приняли для собственного поклонения данный знак (знамя, флаг).

Впервые национальные цвета появились в Европе как форма четкого различия представителей разных стран в результате международной договоренности Франции, Англии и Нидерландов. Во время третьего крестового похода в 1188 году феодалы нескольких европейских государств решили во избежание путаницы и для лучшей организации дела ввести помимо рыцарских родовых гербов и цветов единые национальные знаки обозначения участников похода: для всех французов, подданных короля Франции,- красные кресты, в честь патрона Франции - св. Дионисия (позднее знамя Франции стало называться "кровавый саван св. Дени"), для всех англичан - белые кресты и для всех фламандцев, нидерландцев - зеленые кресты¹⁸⁰.

3.1.1. Цветовая символика России

В России в XIV-XVI веках знамя великого князя Владимирского было черного цвета; царя Московского и всея Руси - красного, регального, цвета;

в XVIII веке цвет флага Российской империи стал белый с золотой каймой и черным орлом.

В XIX веке флаг России неоднократно менялся:

в 1802-1858 годах-бело-сине-красный (торговый, коммерческий);

в 1858-1883 - черно-желто-белый (государственный),

в 1883-февраль 1917 годах - вновь бело-сине-красный (государственный),

с марта 1917 года по октябрь 1917 года - такой же (национальный).

В 1910 году было принято решение изменить государственные цвета флага России на красный и белый в связи с тем, что его трехцветка похожа на голландское и французское сочетание государственных цветов, а синий цвет вообще никогда не был национальным цветом русских (ср. ниже Этносемантику синего). Но в жизнь это решение не было проведено из-за Первой мировой войны и революции.

В октябре 1917 года цветом государственного флага стал красный или алый (до 1936 г.), а с 1936 года - только красный (до декабря 1991 г.).

С 21 августа 1991 г. флаг Российской Федерации стал бело-сине-красным.

3.1.2. Цветовая символика Украины

Главные национальные украинские цвета это желтый и голубой. Они считаются государственными и употребляются предпочтительно и чаще всего только в сочетании. Национальным цветом считается также синий (темно-синий), который употребляется отдельно.

Синий цвет появляется в украинской символике с середины XVII в. как гетманский, по аналогии с государственным цветом молдавских господарей, не имевших права (как вассалы турецкого султана) употреблять красный регальный цвет.

Сочетание желтого с голубым имеет еще более позднее происхождение. В 1708 г. Карл XII пожаловал Мазепе право употреблять в качестве флажков на пиках казачьих отрядов (прибывших в белорусскую ставку Карла XII) цвета шведского военного флага - желтый и светло-синий. Под этими "национальными" цветами отряд Мазепы сражался против армии Петра I под Полтавой, под ними же остатки мазеповцев всего в 700 чел. ушли в первую украинскую политическую эмиграцию в Турцию (Бендеры).

Во время гражданской войны 1918-1920 гг. "жовто-блакитный" цвет приобрел легитимность и употреблялся как национальный войсками Петлюры, Директории и ЗУНР в Галиции, а во время второй мировой войны - отрядами Бандеры.

Ныне это официальный государственный цвет флага Республики Украина.

3.2. Политическая символика

Политическая символика цвета возникла в незапамятные времена. По мнению Х. Э. Керлота, еще Парис изображался в красном фригийском (остроконечном) колпаке, который будут использовать французские коммунары. По сообщению Плутарха, еще спартанцы могли казнить лишь за украшение своей одежды полосой непатриотического цвета. Еще в Древнем Риме партии "красных", "зеленых", "синих" существовали не только в цирке. Об этом же говорят и цвета одежд цезарей и цветовая отделка одежд сенаторов, строго регламентированная внутренней политикой Рима.

На Востоке политическая символика цвета использовалась в той же степени, что и на Западе. Практически каждый китайский клан имел собственные цвета вымпелов и флажков; практически каждое восстание сопровождалось головными, нарукавными и другого рода цветовыми отличиями. В Индии до сих пор каждая каста, как политический срез общества, имеет собственный цвет. Эти данные были детально проанализированы мной в "Хроматизме мифа" и "Античном хроматизме".

Современная политическая символика цвета, согласно публикациям В.В. Похлебкина¹⁸¹, начала фиксироваться в основном со времен французской революции 1789-1793 годов. Ее коренное отличие от использования цвета в геральдике состоит в том, что она не связана геральдическими традициями и может применять цвета, не употребляемые в классической геральдике (например, розовый, оранжевый, коричневый).

Белые - 1) название монархистов в период французской революции 1789-1794 гг., ведущее свое происхождение от цвета знамени сторонников короля; 2) противники "красных" (большевистской власти в России) в период Гражданской войны 1918-1920 гг.

Белый - цвет мира, примирения, перемирия, партийной и внешнеполитической нейтральности - принят во всем мире с одинаковым значением (флаг парламентера - белый).

Серый. В политической символике нашел применение и серый цвет. Так, серый - цвет германской партии урбанизированных "серых", которая летом 1989 года откололась от партии "зеленых"¹⁸².

Черный же цвет политически трактовался в XIX-XX веках различно. Как сообщает В. В. Похлебкин, в Западной Европе со времен Лионского восстания ткачей в 1831 году черный цвет символизировал рабочее движение, в основном во Франции, Италии и Испании, и в этом качестве как символ бунтарства был усвоен анархистами всех стран (21 ноября 1991 г. Конфедерация анархо-синдикалистов в Москве провела день 160-летия "Черного знамени"). В России в 1879 году его признали своим народовольцы ("Черный передел"). В то же время черный цвет в странах Центральной, Северной и Восточной Европы отождествлялся в основном в XIX веке с клерикализмом, а отсюда позднее, с конца XIX века, и вообще с реакцией.

Так, в России он отождествлялся с черносотенством, ультранационализмом начиная с 1902-1903 годов, а особенно после революции 1905-1907 годов. Все партии правее кадетов считались накануне 1917 года черными. В первую четверть XX века это обозначение относилось особенно к реакционным, ультраправым партийным группировкам за пределами России, в частности к эстонским ультранационалистам ("синимуста" - "сине-черные") и к итальянским ультранационалистам (с 1916г.), из рядов которых позднее вырос итальянский фашизм ("чернорубашечники", 1919 г.), для коих черный цвет символизировал бунтарство.

Красный цвет символизирует во всем мире революционную борьбу против эксплуататоров. Впервые, как упоминают античные авторы, его использовали во Фригии восставшие рабы, которые в качестве отличительного знака носили красные фригийские колпаки. Красный цвет был применен также во время антифеодального восстания иранских крестьян в провинции Торган в 778-779 гг. и многих других восстаниях. Одно из последних использований красного цвета во время восстаний на Востоке в доимпериалистическую эпоху относится к середине XIX века (1850-1864 гг.), когда красные военные знамена применялись во время восстания тайпинов в Южном Китае.

По данным В. В. Похлебкина, в Европе красный цвет получил значение символа восставших против монархической тирании и начиная с 1789 года, когда он был отнят как регальный цвет у короля и стал цветом санкюлотов и якобинцев, носивших красные "фригийские" шапочки и шарфы.

В 1832 и 1848 годах красный цвет был цветом восставших во Франции и Германии революционных масс, участвовавших в буржуазно-демократической революции своими отдельными отрядами и объединениями.

С 1871 года, после Парижской коммуны, красный цвет становится символом пролетарского международного революционного движения. Именно как таковой его с 1876 года принимают русские революционеры, а с 1898 года красное знамя становится партийным знаменем РСДРП.

В 1917 года красный цвет становится символом коммунизма. Именно в сравнении с красным цветом приобретают политическое значение и его оттенки:

розовый - цвет оппортунизма в мировом рабочем движении,

малиновый - цвет анархо-синдикалистских группировок и партий в рабочем движении.

Красный Крест (Международный Красный Крест) - созданная в середине XIX века международная организация, заботящаяся о раненых и военнопленных во время войны и помогающая гражданскому населению во время стихийных бедствий, эпидемий и т. п. Суггестивность этого символа строится на использовании метафорики красного цвета как цвета крови и креста как символа христианства.

Красный Полумесяц (Общество Красного Льва и Солнца в Иране) - название вышеуказанной организации в мусульманских странах.

Коричневый цвет. В отличие от итальянских "чернорубашечников" (1919 г.), для которых черный цвет символизировал бунтарство, германский фашизм отождествлялся с "коричневыми", "коричневой чумой" - по цвету униформы штурмовых отрядов Гитлера СА (в 1921-1945 гг.).

Оранжевый цвет исторически связан с политической борьбой. В Нидерландах применялся начиная с XVI века так называемыми оранжистами, партией консервативных бюргеров, интеллигенции и мелкого дворянства, поддерживавшей принцев и правителей Нассаусской династии (принцев Оранских).

Оранжисты сохраняют свою партию до нашего времени и имеют в качестве партийных знаков оранжевые шапочки, шарфы или воздушные шары, с которыми выходят на политические демонстрации. Ответвление оранжистов, эмигрировавших в Южную Африку и создавших Оранжевое свободное государство в ЮАР и свою партию, выступало на рубеже XIX-XX веков под именем буров в войне с Англией 1900-1901 годов, также используя оранжевые флажки и вымпелы. (Одна из полос флага ЮАР до сих пор осталась оранжевого цвета.).

Желтый цвет. Второй интернационал (1889-1919 гг.) получил название "желтый" за оппортунизм в период 1-й мировой войны как знак предательства и соглашательства с империалистической политикой своих буржуазных правительств.

"Желтая пресса" - бульварные издания США, получившие свое название в XIX веке из-за цвета дешевой бумаги, на которой они печатались.

Зеленый цвет. Политическая символика цвета в последнее время развивалась в основном в Европе, и поэтому, выходя порой за национальные границы отдельных европейских стран, могла не совпадать с трактовкой того или иного цвета в странах Азии, Африки, на Ближнем Востоке. Так, например, зеленый цвет в Греции исторически, с времен Византийской империи, трактовался как цвет жизни, развития, роста, свободы, позднее он стал партийным цветом партии ПАСОК (Всегреческое социалистическое движение).

В то же время "зеленая линия" на Кипре и в Бейруте по терминологии 60-90 годов XX в. означала нейтральную линию, то есть то, что в Западной Европе в аналогичной ситуации считалось бы "белой линией", ибо она отделяла разные "миры": в одном случае - греческий Кипр от северного, турецкого района на Кипре, а во втором случае - Западный Бейрут от Восточного, то есть два противоборствующих района, - и считалась священной, неприкосновенной.

Это связано с тем, что в Восточном Средиземноморье, на Ближнем Востоке, в бывшем эллинском мире "зеленое" означает и неприкосновенное (священное), и свободное, развивающееся, в то время как в исламском мире, в Азии и Африке, "зеленое" - религиозный цвет ислама, причем принятый как священный и общий, независимо от партийных принадлежностей [ср. "Зеленая книга" - основная, основополагающая, принципиальная книга Муаммара Каддафи (Ливия) ].

С середины ХХ века "зелеными" на Западе называют себя представители экологических движений и партий, то есть зеленый цвет толкуется как цвет жизни, гармоничного развития.

В нашей стране, где имеется и многомиллионное мусульманское население, и широкое, хотя и рыхлое, экологическое движение со своей "партией зеленых", по данным В. В. Похлебкина, находят применение оба толкования зеленого цвета.

Голубая бригада (Blе brigaden) ("Голубая дивизия") - термин, применяемый с XVII века в Европе для обозначения отборных или привилегированных наемных войск. Впервые такое название получила бригада, завербованная королем Швеции Густавом II Адольфом в Германии во время Тридцатилетней войны 1618-1648 годов из немцев-протестантов Померании. Она сражалась вместе с регулярными финскими и далекарлийскими полками шведской армии и использовалась в самых жарких схватках, в частности участвовала в кровопролитных битвах при Брейтенфельде (7 сентября 1631 г.) и при Лютцене (6 ноября 1632 г.). Первоначально название "Голубая бригада" было дано немецким наемникам по цвету их мундиров, но затем оно превратилось в символическое, что ставило "голубые" части в привилегированное положение, однако нисколько не уравнивало их со шведской королевской гвардией. После Вестфальского мира в 1648 году "Голубая бригада" была расселена в районе Штеттина (Польша), а в 1652 году распущена.

Как пишет В. В. Похлебкин, с тех пор сложилась традиция давать наемным иностранным военным формированиям в случае участия их в европейских войнах других стран обозначение "голубые" для отличия их от регулярных частей собственно воюющих сторон. Отсюда термин "голубой" получил в прогрессивной среде XVIII-XIX веков презрительный оттенок. (Ср. М. Ю. Лермонтов: "...И вы, мундиры голубые, и ты, послушный им народ".)

В новейшее время "голубыми" корпусами были шведские и норвежские отряды добровольцев, воевавших против Красной Армии в период советско-финской войны 1939-1940 годов.

В годы второй мировой войны военные формирования франкистской Испании, воевавшие на стороне гитлеровской Германии на Восточном фронте против Красной Армии, носили название "Голубая дивизия" (прибыла на фронт в октябре 1941 г., численность - 20 тыс. человек, т. е. фактически почти две дивизии).

Голубые каски - термин которым в современной прессе с 60-х годов стали обозначать войска ООН, не имеет переносного, символического значения, а является "говорящим" и связан с голубым цветом флага ООН и касок солдат ооновских военных контингентов.

Синий цвет с 1789 года приобрел всеевропейское политическое значение. Во время французской буржуазной революции он символизировал третье сословие, буржуазию и ее партии. Если в Великобритании голубой, светло-синий цвета стали партийным цветом тори (консерваторов), то на континенте Европы они отождествлялись с либерализмом, а на востоке Европы - даже с буржуазной демократией (так, блок СДС в Болгарии применял на митингах как "свой" светло-синий цвет в 1990-1991 гг.). (См. также Голубой.)

Синее движение, согласно данным В. В. Похлебкина, - это общественная организация "За социальную экологию человека" с чрезвычайно неясной, путаной, рыхлой в политическом отношении программой и с расплывчатыми, туманными, но претенциозными популистскими лозунгами, порожденная модными в первый период "перестройки" призывами М. С. Горбачева "повернуться лицом к человеку" (вариант польского лозунга начала 1980-х годов "Социализм с человеческим лицом"). Оба призыва оказались недейственными из-за отсутствия конкретности в их осуществлении. Руководители "синего" движения также не могут объяснить, что конкретно означает "политика во имя человека" и чем она отличается или может отличаться от вообще нормальной политики, уважения прав личности и достоинства граждан в обычном цивилизованном государстве.

Отсюда сам факт избрания названия "Синее движение" для подобной организации, которая не в состоянии четко определить свою программу и задачи, продиктован явной политической некомпетентностью ее организаторов. Они трактуют "синее" как синоним и символ "нейтрального", исходя из того, что "красное - это коммунизм", а " белое - это капитализм" и что они, следовательно, не первые и не вторые, а "нейтральные" и "человеколюбивые" вообще. Однако синий цвет никогда не символизировал нейтральность. Даже в военно-учебных играх, откуда и заимствован этот термин, "синий" означал неопределенного, теоретически абстрактного противника. Вот это-та неопределенность действительно была характерна для советского "синего" движения, но использование им синего цвета совершенно неоправданно и неграмотно с геральдической и символической точки зрения.

Формально "синее" движение создано на Учредительном съезде в Москве 31 марта 1990 г., но так и осталось узкой группировкой, не получившей в дальнейшем развития. Некомпетентность и ошибочность в выборе наименования движения оказались, таким образом, показателем его незрелости.

Синие книги (Blue books) - термин, означающий первоначально акты обеих палат английского парламента, в частности, отчеты о работе комитетов, обсуждения бюджета, экономические, административные и политические постановления по колониальным вопросам, а также дипломатическую переписку, дебаты, обсуждение договоров и их ратификацию. Постепенно последняя группа внешнеполитических вопросов стала обособляться, издаваться в отдельных переплетах. С 1835 года эти парламентские книги в синих дешевых бумажных переплетах стали продаваться публично для всеобщего пользования. В народе на бытовом языке их быстро окрестили "синими книгами", так как их официальное название было длинным.

За пределами Великобритании, после революции 1848 года в Европе, под термином "синие книги" стали понимать только правительственные документы по вопросам внешней политики, касающиеся преимущественно спорных или противоречивых вопросов. Практика издания таких "синих книг" установилась после франко-прусской войны. В отличие от Англии, в других странах стали называть свои книги дипломатического характера не "синими", а давать им иные цвета, причем осуществлять это практически переплетом таких сборников документов в соответствующие цветные обложки.

Так, Франция стала выпускать "желтые книги", Германия - "белые книги", Португалия - "серые книги", Австрия и Испания - "красные книги", Нидерланды и ЮАР - "оранжевые книги", Италия - "зеленые книги" и т. д.

Поддерживая эту международную традицию, даже Литиздат НКИД СССР издал в 1925 году в переводе с французского серию мирных договоров в пяти томах [Версаль (I), Сен-Жермен (II), Нейи (III), Трианон (IV), Севр и Лозанна (V)] в ярких желтых обложках как документы "французские", носящие наименования французских достопримечательных мест, олицетворяющих культуру и дипломатию Франции.

В то же время в Великобритании в 20-30-е годы XX в. были изданы правительственные отчеты по животрепещущим внутриполитическим и социальным вопросам, которые по своим обложкам получили название "желтых" и "оранжевых книг" (например, изданные Ллойд Джорджем от имени либеральной партии в 1929 г.). Чтобы не путать их с внешнеполитическими официальными актами, издаваемыми от имени той или иной страны, следует иметь в виду, что их названия необходимо всегда сличать на языке оригинала.

Так, "желтая книга" Франции по проблемам дипломатии будет всегда иметь термин "ливр жон" ("Livre jaune"), а нидерландская - "ливр д'оранж" ("Livre d' Orange"), в то время как "yellow Book" и "Orange book" должны рассматриваться всего лишь как бытовые названия различных английских отчетов по вопросам, не имеющим отношения к государственной внешней политике страны. В Великобритании термином "blue book" могут быть обозначены только сборники документов внешнеполитического характера.

То же самое относится и к другим странам: лишь термин на национальном или французском языке (как языке дипломатии) закрепляется и рассматривается в качестве законного для внешнеполитического ведомства любого государства, если речь идет о той или иной традиционно издаваемой официальной "цветной" книге.

Синий крест - международный распространенный термин, имеющий в разных странах разные лексические формы и символическое изображение и соответственно им - различные значения.

а) "Синий крест" (Великобритания) ("Blue cross") - добровольное общество, оказывающее бесплатную ветеринарную помощь домашним животным. Эмблема - гельветический синий крест на белом фоне.

б) "Синий крест" (Россия) - государственная ветеринарная служба. Эмблема - синий плавающий гельветический крест на белом поле. "Плавающим" в геральдике и эмблематике принято называть любое геральдическое изображение, края (концы) которого не касаются (не доходят) границ поля щита, на котором это изображение (фигура, символ) нанесено

в) "Синий крест" (ФРГ, Австрия, немецкоязычные кантоны Швейцарии, Лихтенштейн, Люксембург, немецкие районы Бельгии) (Blaues Kreuz) - термин, обозначающий в этих странах движение трезвенности. Эмблема - синий равносторонний (греческий) крест или чаще - узкая синяя лента.

г) "Синий крест" (Швейцария, Германия, Латвия, Эстония) - религиозное общество протестантской ориентации, возникшее в 1877 г. в Женеве. К настоящему времени частично влилось в союз евангельских христиан-баптистов.

Синяя лента - международный распространенный термин, имеющий разные значения, но одинаковое эмблематическое изображение - узкую синюю ленточку.

а) Синяя лента [англ. Blue ribbon (Blue riband); фр. Cordon bleu; шв. Blabandet] - символ высшего достоинства или высшей награды, приза. Обозначается только словесно (имеет символическое выражение). В международной орденской терминологии, особенно в прошлом, использовалась для символического обозначения высшего ордена в каждой стране как его эвфемизм. В России до 1917 года - для Андреевского ордена, в Великобритании - поныне для ордена Подвязки, в Швеции - для ордена Серафимов, в Норвегии - для ордена Св. Олафа, во Франции - для ордена Св. Духа (в период до 1832 г.), а также для ордена Почетного легиона (хотя его лента - красная), в Дании - для ордена Слона и т. д.

б) Синяя лента - символическое обозначение Международной организации трезвости (т. н. абсолютной), в отличие от других, существовавших ранее. Основана в Питтсбурге (США) в 1877 году ирландцем Фрэнсисом Мэрфи. Символ организации - синяя лента - заимствован из Библии (4-я книга Моисея. 15:38-39) и означает "жизнь".

В США и других американских странах (кроме Канады) носит название Движения "синей ленты" (The Blue Ribbon movement); в Великобритании и странах Содружества - Воинство "синей ленты" (The Blue Ribbon army") или просто "синяя лента". В немецкоязычных странах называется Синим крестом (Blaues Kreuz) (см. выше); в Скандинавии - "синяя лента" (Blabandet) или Движение трезвенников (Nykterhetsro-relsen); в Финляндии - "синеленточники", "синяя лента", иногда также "синий крест" (Blabandister, Sininauha, Siniristi). Эмблемой членов организации служит узкая шелковая ленточка, нашиваемая на одежду (рукав, петлицу, лацкан, грудь, головной убор).

в) Синяя лента (Синяя лента Атлантики - Blaue ribbon of the Atlantic, иногда Blue ribbon of the North Atlantic) - почетный отличительный титул, присуждаемый ежегодно пароходствами США, Канады, Великобритании лучшему пассажирскому линейному судну, курсирующему через Атлантический океан. Учитываются прежде всего скорость и точность сообщения (максимальная быстрота, пунктуальность отправления и прибытия, комфортность) и стабильность этих показателей. Первым лайнером, получившим этот титул, был "Queen Mary" (Великобритания) в 1938 году.

3.3. Этническая символика

Как отмечает Ю. П. Платонов¹⁸³, сравнение этнофоров и этнических групп проводится главным образом по степени выраженности у них тех или иных общих черт или признаков. Но чтобы сравнение было объективным, нужно учитывать относительность любых этнических характеристик (разрядка моя - Н.С.). И далее Ю. П. Платонов приводит прекрасный пример этой относительности, который как нельзя более точно описывает триадный характер построения и любых хроматических систем.

"Так, - пишет Ю. П. Платонов, - в работах, посвященных русскому национальному характеру, часто называется, например, такое качество, как эмоциональная сдержанность. Но по сравнению с кем русские кажутся эмоционально сдержанными? По сравнению с итальянцами? Да. Но не по сравнению с финнами или эстонцами. Утверждения, относящиеся к чертам национального характера и высказанные в абсолютной форме, без указания того, с кем сравнивается данная группа, неизбежно порождают путаницу". Поэтому

В основу фонда национальной символики легли элементы, издавна и исподволь накапливавшиеся на донационалъном этапе. Это подтверждает мысль Ю. М. Лотмана, что символ никогда не принадлежит какому-нибудь одному синхронному срезу культуры - он всегда пронзает этот срез по вертикали, приходя из прошлого и уходя в будущее. Память символа всегда древнее, чем память его несимволического текстового окружения¹⁸⁴.

Вместе с тем, передавая эту память от поколения к поколению, лишь в эпоху становления и развития наций этнокультурная символика приобретала для соответствующего народа общеэтническое значение, становясь в полном смысле национальным девизом. Он мог быть сходным для большинства народов региона либо выражать специфические, актуальные для данного народа, заботы. Часть подобных символов со временем заменялась, другие обретали длительную значимость, прочно входя в сознание народов, интересам которых они отвечали.

Так, например, в библиотеке Зимнего дворца "национальным цветом" обозначались даже переплеты книг: русские - коричневые, французские - синие, английские - красные, немецкие - зеленые¹⁸⁵.

Согласно В. Г. Кульпиной¹⁸⁶, к основному признаку цветовых этнопредпочтений относятся такие цвета, которые позволяют проявиться романтическим чувствам человека. Это цвет воды и неба, цвет глаз и цвет растений и других объектов, более всего волнующих человека и идеализируемых им. В качестве основных критериев выделения этноцвета В. Г. Кульпиной отмечена также его способность выступать в качестве цветового определителя абстракций и обязательное присутствие в фольклорной традиции.

Гипотеза В. Г Кульпиной состоит в том, что определенные цветообозначения чрезвычайно важны для данного этноса, так как в каждом языке есть свой этнически предпочтительный цвет (этноцвет), обладающий качеством доминантности и этноприоритетности. Как мы убедимся, такие предпочтения действительно проявляются в религии, политике, общественной жизни и других сферах человеческой деятельности, о которых речь пойдет далее.

Символика цвета была призвана наглядно, визуально подчеркнуть этническую и связанную с ней государственную, региональную, социальную, профессиональную и иную маркировку людских коллективов и индивидуумов. При этом наиболее универсализирующими возможностями обладала прежде всего цветовая символика.

В этнографической литературе отмечалось, что в качестве элементов такой символики у славянских народов чаще всего выступали красный и белый цвета. Наряду с ними, в крестьянской среде пользовались популярностью также желтый и синий или зеленый цвета. Впрочем, как заключает А. С. Мыльников (после анализа этого вопроса¹⁸⁷), едва ли здесь возможна абсолютизация подобной привязки. И дело заключалось не столько в локальном многообразии культуры каждого этноса, сколько в их контактах и взаимовлияниях в повседневной жизни.

3.3.1. Символика славянского этноса

Принято считать, что цвета являются эстетическим эквивалентом, действительности. Но в то же время цвет может трактоваться как символ, намекающий на то, что порой не может быть показано, будь то образ Бога, высших космических сил или потустороннего бытия.

Символика цвета была призвана наглядно, визуально подчеркнуть этническую и связанную с ней государственную, региональную, социальную, профессиональную и иную маркировку людских коллективов и индивидуумов. При этом наиболее универсализирующими возможностями обладала цветовая символика.

В этнографической литературе отмечалось, что в качестве элементов такой символики у славянских народов чаще всего выступали красный и белый цвета. Наряду с ними, в крестьянской среде пользовались популярностью также желтый и синий или зеленый цвета. Впрочем, как заключает А. С. Мыльников (после анализа этого вопроса), едва ли здесь возможна абсолютизация подобной привязки. И дело заключалось не столько в локальном многообразии культуры каждого этноса, сколько в их контактах и взаимовлияниях в повседневной жизни.

У славянских народов синий служил символом и веры, и печали, горя и ассоциировался то с божественным, а то и с бесовским миром. Старинные памятники описывают синих и черных бесов. По белорусским поверьям, леший показывался людям в образе старика с белым, как береста, никогда не загорающим лицом и непомерно большими, неподвижными тусклыми глазами свинцово-синего цвета. И в тоже время белый цвет считался цветом чистоты и непорочности, а синий - веры.

Однако (с учетом рассмотренной выше семантики конкретных цветов) эти противоречия цветовых символов никак не исключают возможности их изучения в целях оптимальной адаптации к окружающей цветовой среде, социуму и этносу.

Важным источником для изучения этнической специфики цветовой символики может служить государственная символика. Однако остается неясным, что было первичным в этническом осмыслении ее цветов - влияние местной народной культуры на государственную или, наоборот, влияние последней на формирование массовой этнокультурной традиции.

Вместе с тем наивно было бы полагать, - как подчеркивает С. И. Голод, - что в ХХI в. возможно сохранить традиции и принципы национальных культур в неприкосновенности. Интернет и средства массовой информации сделали это принципиально неосуществимым. Фактически происходит взаимное влияние культур друг на друга.

3.3.2. Русская этносимволика

Какого цвета Россия? Этот вопрос может показаться неуместным, странным и не имеющим особого смысла, как замечает В. Г. Кульпина. И все-таки в произведениях российских поэтов и писателей Россия неоднократно наделяется цветом, точнее говоря, конкретными хроматическими определениями.

К примеру В. В. Похлебкин считает¹⁸⁸, что наиболее яркие и наиболее древние, коренные, символические представления у русского народа удержались вплоть до XIX века. Так, по его мнению, обстояло с символикой национального цвета, который у руссов с XI века однозначно обозначается как красный, что четко, наглядно прослеживается в языке и фольклоре.

В самом деле, примеры, которые приводит В. В. Похлебкин, кажутся весьма убедительными. Словом "красный" обозначается все лучшее, высококачественное (красный товар, красная рыба, красная дичь), все красивое, прекрасное, сильное (красная девица, красный молодец), все редкое, официально высокое, почетное (красный угол, красная площадь, красная печать, красное место, красная книга)

Однако именно в середине XIX века Владимир Иванович Даль отмечал: все народы Европы знают цвета, масти, краски свои - мы их не знаем, и путаем, подымая разноцветные флаги невпопад. Народного цвета у нас нет¹⁸⁹ ... Именно эти разночтения заставляют нас обратиться к работам лингвистов и психолингвистов¹⁹⁰. Так, по данным В. Г. Кульпиной, красный цвет в русском языке идеализируется и поэтизируется как алый, аленький. Чаще же в русских песнях и стихах он сближается с цветом калины (пурпурно-красный)¹⁹¹ и малины (фиолетовато-пурпурный) а также рябины (оранжевый). К примеру, Марина Цветаева пишет:

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все - равно, и все - едино.
Но если по дороге - куст
Встает, особенно - рябина.

В. Г. Кульпина также отмечает, что другой этноцвет русского языка - 'синий', а также 'голубой' как его вариант - выступает неделимым фоном текстов, в которых говорится о России. При этом в качестве прототипа синего цвета выступает как цвет озер, рек и других больших и малых водоемов, так и цвет неба, глаз и т. п. Примером может выступить песня на слова Игоря Шаферана:

Гляжу в озера синие,
В садах ромашки рву.
Зову тебя Россиею,
Единственной зову.

Интересно, что начальные слова вышеназванной песни послужили названием целого песенника - он так и называется "Гляжу в озера синие". Голубыми могут быть даже деревья, например, у Владимира Высоцкого:

Отражается небо в лесу, как в воде,
И деревья стоят голубые...

В то же время вполне естественно звучит в русскоязычном ареале есенинская 'голубая Русь':

Я покинул родимый дом, 
Голубую оставил Русь… 
……………………………..
Стережет голубую Русь 
Старый клен на одной ноге. 

Россия может получать вторичное наименование 'голубой край'. Ср. пример из песни "Солдатский вальс" на слова Б. Царина:

Снежные сибирские
Белые поля.
С детства сердцу близкая
Русская земля.
Ты ли мне не дорог,
Край мой голубой!

Родство России и города на Неве, как и в предыдущих примерах, подчеркивается употреблением этноцвета как цвета неба - таким же над Ленинградом, как и надо всей Россией:

Над Россиею
Небо синее, 
Небо синее над Невой,
В целом мире нет,
Нет красивее
Ленинграда моего.

Романтическое чувство, испытываемое в русскоязычном ареале к синему/голубому цвету, отражаются и на особой частотности артефактов такого цвета в русской поэзии, в том числе и песенной. Ср. цветообозначение шара в общеизвестной народной песне

Крутится, вертится шар голубой, 
крутится, вертится над головой…, 

а также у Булата Окуджавы

…а шарик - голубой.

Об этом же говорит и синенький скромный платочек в одноименной народной песне, в которой поэтема 'синий платочек' получает развитие как синий цвет цветов и как цвет глаз:

мелькнет, как цветочек,
 синий платочек; 
………………..
ты принесла мне горсть незабудок 
в шелковом синем платке;
……………………………….
кудри в платочке 
и два цветочка 
ласковых девичьих глаз.

Синий цвет и его прототипы в русскоязычном ареале могут выступать как воплощение всего хорошего, олицетворение добра: "Добро воспеваю! и солнце на всходе. И синь васильков, и жнивье..." Такая способность олицетворять собой и пробуждать высокие чувства представляет собой один из критериев этноцвета.

По данным Н. Б. Бахилиной¹⁹², в русском языке между синим и голубым цветами все же существует различие. Синий чаще выступает стилистически нейтральным, а голубой - более эмоциональным, более экспрессивным и чаще используется для выражения нравственно высоких качеств.

Так, голубой цвет "окрашивает" многие сущности - те, которые нам приятны: 'голубая мечта', 'голубой сон' (и снятся вербам голубые сны…); голубыми могут быть даже города, настроение, покой. Так у Есенина:

Голубого покоя нити 
Я учусь в мои кудри вплетать. 

В русском языке проявилась четкая мотивация, продиктованная этим этноцветом, глубоко закодированном в русском языковом сознании. Поэтому и наша планета предстает голубой у многих поэтов:

В небесах торжественно и чудно! 
Спит земля в сиянье голубом 

В русском языке наличие примеров отрицательного отношения, например, к зеленому цвету показывает, что он не может являться в данном ареале этноцветом. Более того, в русской культуре имеет место отвержение, неприятие такого цвета глаз в качестве любимого цвета. Эффект отторжения этого этноцвета может внедряться и в сферу абстрактной лексики: например 'тоска зеленая' (ср. с польским этноцветом).

Наряду с синим и голубым терминами цвета, Россия может наделяться и эпитетом 'золотая'. Так, у Есенина:

Звени, звени, златая Русь, 
Волнуйся, неуемный ветер! 

Золотой может быть и столица России - Москва, например, у: М. Лисянскиого:

Дорогая моя столица! 
Золотая моя Москва!.

Итак, 'золотой' переосмысливается здесь как 'дорогой сердцу', 'хороший'.

Среди любимых и поэтизируемых в России цветов значимое место занимает красный и белый цвет:

И красную девку 
За тридевять морей
…………………….
На белу Русь увозит… 

На Руси "белый" обозначал, между прочим, вольный, независимый, благородный, праведный: "белая Русь", "белый царь", "белые крестьяне" - свободные от всех податей, "белая земля" - церковная земля, "белый свет" по В. И. Далю "вольный свет, открытый мир, свобода на все четыре стороны". Этот свет противостоит загробному миру, царству тьмы, как белый день черной ночи. Во время первого сева надевали чистую белую рубашку, клали в семена освященное на Пасху яйцо или его скорлупу, чтобы зерно было такое же чистое и белое.

В старину белый цвет часто нарицательно упоминался славянами, поскольку в белой одежде являлись призраки, привидения и т. п. "Белым человеком" называли на Брянщине домового, на Смоленщине его представляли как мужика с белой бородой, в белом саване и с белым посохом.

Итак, мы видим, что в русской языковой культуре имеется три пары предпочтительных цветов. Причем по существу эти цвета являются дополнительными друг к другу в каждой паре (то есть при соединении образуют белый или серый цвет). Первая пара - это голубой - красный (в частности, осветленный голубой как цвет российского северного неба - затемненный пурпурно-красный). Вторая пара - это синий - оранжевый. И третья - золотой - фиолетовато-пурпурный. Белый цвет, как уже сказано, относится к этим цветовым парам как связующий их противоречивые смыслы.

Таким образом, в российском цветовом круге присутствуют все цвета, кроме зеленого ("цвета самосознания", как будет показано далее), поскольку отсутствующий чисто-пурпурный, вообще говоря, может быть образован смешением данных оттенков пурпура. Иначе говоря, зеленый цвет в России должен играть существенную роль дополнения этноцветового круга до цельности и гомеостатической целесообразности белого цвета.

И российская государственная символика связана с выбором этноцветов в государственном флаге, нередко трактуемых с позиций их метафизического смысла: белый - чистота, синий - вера и красный - справедливость. Однако соединение синего и красного цветов давало бы пурпурный и не приводило бы к его равенству с белым, то есть к тому результату, который наблюдается в этноцветах для создания внутренней (душевной) гармонии. Поэтому разумнее было бы избрать не синий, а голубой, что нередко и осуществляется отдельными органами власти на местах¹⁹³.

3.3.3. Украинская этносимволика

Согласно констатации В. В. Похлебкина¹⁹⁴, украинскую символику можно обозначить как особую, поскольку в ряде существенных моментов она отличается и от русской, и от европейской классической. Это проявляется хотя бы в том, что в славянской цветовой символике всегда отмечалось повсеместное распространение красного и белого цветов. Нагляднее всего, как мы только что видели, это проявляется в цветовой символике флагов.

Так, в украинской же символике красный (червонный) цвет означает всего лишь пролитую кровь, то есть лишен своего регального символического значения и трактуется только как говорящая эмблема, которая означает просто кровь.

Отсюда красный цвет, в зависимости от конкретных обстоятельств, может рассматриваться либо как символ насилия, либо как символ мщения. Он никогда не связывается в украинской символике с любовью, радостью, олицетворением прекрасного, лучшего.

Это следует учитывать, чтобы ненароком не оскорбить национальные чувства украинцев. Например, избегать дарить украинке красные цветы, а заменять их желтыми, голубыми, белыми, фиолетовыми.

Малиновый цвет символизирует героическое время в украинской истории, особенно в военной. Его употребление для украинцев почетно

Зеленый цвет означает возрождение, пробуждение, возобновление, в том числе и национальной украинской жизни.

Белый цвет означает с одной стороны, самопожертвование, а с другой, - сдачу позиций, что ведет к двойственной и противоречивой трактовке в применении этого цвета в украинской символике.

Итак, в украинском этносе существует одна пара дополнительных этноцветов, совмещаемая в белом: зеленый - малиновый. Однако ни желтый, ни голубой цвета украинского государственного флага не имеют дополнительных цветов. Как мне кажется, это и говорит о "самостийности" украинской символики, которая в каких-то совершенно непонятных условиях для сублиматов может дать суммарный зеленый (дополнительный к малиновому) этноцвет, наблюдаемый в его символических значениях.

3.3.4. Польская этносимволика

Для поляков символика цвета играла специфическую этнообъединяющую роль, поскольку после разделов страны процесс формирования польской нации и национального самосознания поляков происходил в особых условиях - без собственной государственности, но в борьбе за ее восстановление. В ходе этой, никогда не утихавшей борьбы мобилизующее значение принадлежало символам былой государственности - гербу и королевскому титулу.

Отношение к данной символике, однако, было социально обусловлено. Характерно, что во время восстания в Кракове в 1846 г. своей эмблемой повстанцы избрали традиционного польского орла, но без короны. Это, конечно, можно истолковать как вызов Николаю I, считавшемуся (подобно Габсбургам в Венгрии и Чехии) королем в Польском королевстве и на этом основании включившим польского орла в состав царского герба.

Польский орел изображался белым цветом на красном поле. И в тоже время, как доказывает исследование В. Г. Кульпиной, свою родину поляки чаще определяют с помощью зеленого цвета (zielony). Больше всего примеров участия зеленого цвета в польской этносимволике (то есть определения Польши с помощью термина зеленого цвета) находится в польской поэзии. Зелень в них часто является источником романтических чувств.

Мы можем констатировать, что цветообозначение Польши с помощью зеленого цвета - этнический стереотип, в чем-то совершенно естественный, независимый от того, осознают носители польского языка этот факт или нет. Этот этнически важный цвет может выступать в ситуациях совершенно неожиданных и самых разнообразных.

Зеленым в польском языке может быть все: песня, слезы, глаза, стихотворение - даже счастье, и много всего другого. Так, в польском языковом ареале зеленый цвет глаз поэтизируется и является основой для изысканных сравнений.

Такой жанр, как песня, требует представления в как можно более краткой форме понятного для пользователя данного языка содержания, которое способно оказывать непосредственное воздействие на его эмоциональную сферу. Используемые в песне символы должны быть понятными, прозрачными. Таким символом, воздействующим на чувства поляков, является зеленый цвет, представленный в той или иной вербальной форме. И в польских песнях собственно Польша часто получает определение 'зеленая'.

В польском языке и Земля (как планета) окрашивается в зеленый цвет. Так, Кристина Вашакова указывает, что: Земля в значении 'планета' получает определения как Zielona planeta 'зеленая планета' - это название мотивирует связь первого члена с двумя зонами: "миром растений" и "миром животных" - оба эти мира несут в себе значение 'жизнь'. По выводам же В. Г. Кульпиной, планета Земля окрашивается польским этносом в зеленый цвет как показатель коллективной солидарности и лояльности поляков к своей планете - Земле.

Собранный, детально систематизированный и проанализированный В. Г. Кульпиной материал позволяет сделать вывод, что польский этноцвет не только 'зеленый'. Выступает и целый ряд других цветообозначений. Однако их круг ограничен: к несомненным этноцветам поляков можно отнести белый, а также красный, который предпочтительно чаще представляется как амарантовый (фиолетовато-красный).

Итак, совокупность зеленого и амарантового этноцветов дают белый цвет польского государственного флага. Однако для красного цвета государственного флага Польши, по-видимому, дополнительным этноцветом был бы голубовато-зеленый. Таким образом, для полной гармонии этноса и государства зеленый этноцвет, вероятно, может подразделяться на желтовато-зеленый (дополнительный к амарантовому) и голубовато-зеленый (дополнительный к красному).

3.3.5. Словацкая символика

Словацкая символика вела свое происхождение от венгерской, но с помощью цвета обрела этническую специфику¹⁹⁵. Произошло это осенью 1848 г., когда по решению только что возникшего Словацкого национального совета зеленый цвет как мадьярский был (при сохранении белого и красного) заменен синим. Этим подчеркивались не только словацкая самобытность, но и стремление добиться признания равных прав народа, находившегося в Венгерском королевстве на положении угнетенного меньшинства. Три цвета (белый, красный и синий) стали официальным знаком патриотического объединения, возникшего в 1863 году.

Выбор бело-красно-синего сочетания руководителями словацкого национального движения основывался на представлении о нем как о "славянском". Они считали, что красный и белый цвета в ранее независимом Чешском государстве символизировали его свободу и конституционное (т. е. сословно-сеймовое) устройство. Вместе с тем обращалось внимание и на совпадение этой пары цветов с символикой правящей Габсбургско-Лотарингской династии. Поэтому было предложено дополнить их синим цветом на том основании, что он является общим для соседних славянских народов. В итоге, разъяснения символики чешского "триколора" сводились к тому, что белый цвет означает добродетель, нравственность как основу свободы; синий - устойчивость порядка и единение, в которых заключена сила свободы; красный - свободу, ибо без свободы нет подлинной добродетели, нравственности и просвещения. Отсутствие новых данных не дает оснований для каких-либо выводов.

3.4. Цвет и мода

Трудами многих исследователей установлено, что цвет обладает и биологическими, и информационными свойствами энергии¹⁹⁶. И энергии не только физического поля, но и поля психологического. Иначе невозможно объяснить, почему, например, мы сегодня любим красный цвет, а завтра нам понравится синий; почему вчера мы волновались от вида желтого, а сегодня не обращаем на него никакого внимания. Следовательно, цвет - характеристика нашей личности, нашего интеллекта. Если бы цвет был только объективной стороной нашего восприятия (к примеру, энергией или длиной волны, "по Ньютону"), все люди планеты одинаково предпочитали бы определенные цвета, независимо от возраста, пола, настроения и т. п.

Таким образом, цвет - это некая информационная разновидность энергии, которая в зависимости от возраста и условий жизни определенным образом действует на нас практически независимо от его осознания. Иначе говоря, цвет - это некий язык, которого мы не знаем из-за его неосознаваемого характера и отсутствия адекватного обучения.

Цвет одежды воздействует на нас тремя путями. Во-первых, существуют кожные рецепторы, которые передают бессознанию необходимую информацию и специфическую энергию цвета, пропущенную через "светофильтры" одежд. Второй путь - это зрение, воспринимающее цвет уже на уровне подсознания и сознания. И наконец, третий путь - это окружающие нас люди, которые воспринимают цвета и ведут себя с нами в соответствии с этим восприятием и нашим сознанием.

Разумеется, очень многое зависит и от предназначения цвета. Одни цвета мы выбираем для себя, другие для ребенка, третьи для гостиной и т. д. И все для "внешней" среды. А ближайшей внешней средой является, конечно же, одежда. Понятно, что личный выбор ее цветов определяется и социальной, и эстетической, и семантической предрасположенностью.

Однако пока мы выбираем свои цвета, общество задает моду на них. Оно приспосабливает цвета большинства людей к своим цветам. Или меняет оттенок моды под цветовым воздействием отдельной личности. Как же научиться чувствовать и понимать цвета? И не просто различать модные оттенки, а выбирать для себя их гармоничное сочетание, чтобы лучше и комфортнее чувствовать себя в окружающем мире, при этом создавая комфорт окружающим. Чтобы создавать прочный микросоциум. Чтобы дети рождались здоровые, умные и способные к обучению.

Все, наверное, замечали, как бросаются в глаза новые цвета одежд. И как со временем окружающие все менее и менее замечают этот цвет или человека в одежде этого цвета. Значит, при длительном воздействии какого-либо цвета чувствительность окружающих к нему снижается. Этот цвет как бы тускнеет в их глазах. Происходит это в силу свойства нашей души подразумевать под любым из цветов совершенно другой. Противоположный ему. Контрастный. Вызывающий вместе с первым ощущение белого или серого цвета.

На мой взгляд, сущность моды заключается в оппонентности развития культуры¹⁹⁷. Иначе говоря, радикальное, периодическое изменение цвета одежды представляет собой такую "встряску", благодаря которой человечество и поддерживает свою способность к адекватной адаптации в переменчивом мире социо-культурного развития¹⁹⁸. Развития не только научно-технического и / или возрастного, но и гендерного, которое, как мы видели выше, мировая культура детально промоделировала именно в цвете.

Никаких всеобъемлющих правил цветовой гармонии в одежде пока нет. Да и не может быть, наверное. Дело это не столько спорное, сколько совершенно безнадежное: "На вкус и цвет товарищей нет", и, уж тем более, - в моде. Вместе с тем, далее в этой книге мы будем обсуждать теории цветовой гармонии Гете, Иттена, Ивенса и других ученых, которые считали гармоничным сочетание дополнительных и / или контрастных цветов и негармоничным - сочетание цветов, которые соседствуют или расположены недалеко друг от друга в цветовом круге¹⁹⁹.

Кстати, говоря о моде, Шарль-Луи Монтескье в "Персидских письмах" затронул и обычаи жителей Запада: "... их пристрастие к своим обычаям никак не вяжется с тем непостоянством, с каким они меняют эти обычаи чуть ли не каждый день". Именно эти обычаи Запада и заставили меня обратиться к традиционным культурам Востока, которые тысячелетиями сохраняли неизменным свой образ жизни и свои цветовые каноны.

Однако мы живем на Западе и нередко нам хочется знать: что есть новенького в наших новых обычаях, то есть в моде. Вообще говоря, по Пьеру Кардену, модой обычно считают отражение индивидуальных качеств отдельной личности в социальном и моральном аспектах. Однако я буду придерживаться более четкого определения, следуя которому можно полагать, что мода любого периода времени - это большей частью общепризнанное опредмечивание в одежде человеческого отношения к внутренним и внешним факторам культуры²⁰⁰. Именно культуры, - которая, как мы видели выше, всегда выражалась многозначным символически-сжатым языком цвета как свойства предмета.

Психологии моды посвящена книга М. И. Килошенко, которая, в частности, ставит весьма серьезный вопрос: как и почему мода связана с полом человека? Почему мужская мода остается почти неизменной на протяжении последних столетий, тогда как женская меняется, меняется и меняется. В третьей части я постараюсь дать детальный ответ на эти вопросы.

Здесь же лишь отмечу, что женщина как объект стремится привлечь к себе субъекта-мужчину, но не может проявлять какую-либо активность в этом направлении по разным причинам (как социальным, так и гормональным, - заметил кто-то из психоаналитиков). Поэтому-то появляется цвет и крой в моде, с помощью смены которых женщина всегда может высказать все, что хочет. И, главное, - привлечь внимание мужчины. Именно поэтому лучшим потребителем товаров была, есть и будет женщина. Здесь она - субъект, а товар - объект. Здесь она превосходит мужчину в силу своего культурологического сродства с товаром-объектом.

3.5. Политика и мода

Однако в моду эпизодически вмешивается политика, которую испокон веков делали женщины-жены-любовницы-дочери, а представляли мужчины-мужья-любовники-сыновья. Исключительно редкие женщины-правители лишь подтверждают это правило.

Обратим внимание на соотношение женщин и мужчин в политике. Если я не ошибаюсь, правительства самых цивилизованных обществ включают не более 15 % женщин. При этом на высшие посты женщина избирается обычно в том случае, когда государственная экономика и политика приближаются к своему совершенству, то есть к стабильности, которую общество хотело бы сохранить и далее. Иначе бы женщин избирали президентом или премьер-министром и в развивающихся странах. Однако мне такие случаи не известны. С чем же может быть связано это преклонение "общественного сознания" перед мужским умом?

Выше мы уже неоднократно сталкивались с сохраняющей тенденцией женственного сознания. Женщина-хранительница фигурирует практически во всех мифологических и фольклорных традициях. Женщине для продолжения жизни на Земле, для воспитания детей, для ухода за мужьями, наконец, требуются конкретные реальные вещи, которые и дает эта стабильность. Эту-то стабильность социум и хочет сохранить, избирая женщин-правителей.

Мужчины же рассуждают не на уровне реальных вещей и предметов, а на уровне иногда и оторванных от жизни идей, которые, как мы убедились выше, продуцируются их подсознанием, их духом, висящим между небом и землей. И в последнее время эти идеи все чаще и чаще оказывались бездарными и безнадежными.

Не зря же такие сугубо мужские понятия как "нация" или "национальность" все чаще сопрягаются в наших умах с "нацизмом"²⁰¹. Не зря же Л. Н. Гумилев отказывался всерьез рассматривать это понятие²⁰², а его последователи даже исключили этот термин из гумилевского тезауруса²⁰³. Да, собственно, о какой "чистоте нации", к примеру, в России может идти речь, если только за последние столетия русские женщины рожали детей и от татар, монголов, поляков, шведов, немцев, французов?

"Свежая кровь, - говорят в таких случаях женщины, - дает новую жизнь"… этносу, как добавляют ученые, доказавшие относительность представлений о "нации"²⁰⁴. Это подтверждают и показательные примеры "от противного" с инцестуозным вырождением замкнутых на себе "наций". Весьма близкой к понятию "наций" оказалась и формально-актуальная (первоначально - чисто мужская) идея национальной одежды на Западе.

Так, цветовая символика в моде, по словам А. С. Мыльникова²⁰⁵. оказалась одним из типичных образчиков этнической сопряженности народов Центральной Европы первой половины - середины XIX века. Под влиянием распространившихся романтических представлений в ней пытались предметно и наглядно отобразить черты национального характера, якобы неизменного и единого для каждого народа.

Подобные умонастроения способствовали возникновению стереотипов "национального" костюма, строившегося как на стилизации вышедшей к тому времени из повседневного, особенно городского, употребления одежды XV-XVII вв., так и с применением новых деталей, которые должны были демонстрировать этническую специфику (например, польская конфедератка).

Аналогично возникали варианты "австрийского", "венгерского", "польского", "чешского", "словацкого", "хорватского" и даже "славянского" костюмов, отдельные элементы которых (раскраска, вышивки, головные уборы, плащи, накидки и др.) выполняли роль идентифицирующих этнокультурных (точнее говоря, политических) символов.

Как показала, например, М. Моравцова, мода на "чешский" и "славянский" костюмы (между ними часто ставили знак равенства) с началом революционных событий 1848 г. попала в эпицентр общественного внимания. Семиотичность одежды не только понималась, но и сознательно использовалась для выражения свободолюбивых, национально-патриотических устремлений.

М. Моравцова ссылается на одну из статей, помещенных в пражской "Национальной газете" в начале июня, где об этом говорилось со всей определенностью. Анонимный автор ставил национальную одежду в один ряд с языком и обычаями народа. Утратив независимость, писал он, чехи постепенно забыли свою одежду, а с ней и обычаи предков, променяв все это на иноземное. Называя сохранение такого положения национальным предательством, автор призывал чехов через воскрешение "своей" одежды на индивидуальном уровне выразить дух патриотизма. (Вопрос к культурологам: почему нет и не может быть "матриотизма", а есть только "патриотизм"? Хроматизм на этот вопрос отвечает однозначно, и как мы видели выше весьма обоснованно.)

Последнее органически связывалось современниками с идеями славянской солидарности, чему имеется немало подтверждений. Одно из них - литография, выпущенная в честь Славянского съезда, проходившего в Праге в конце мая - начале июня 1848 г. На ней видные его участники изображены в национальных (или под них стилизованных) костюмах. Важное место в подобных случаях принадлежало колористической символике. "Комбинация национальных и славянских цветов, - отмечает М. Моравцова, - принадлежала к числу выразительных черт национальной одежды, как целого, так и отдельных ее предметов. Эти цвета, являясь доминантными, ни в коем случае не были ни единственными, ни исключительными".

При этом обнаруживалась любопытная тенденция к обобщенному восприятию многих символов, имевших ранее локальное, сословное или профессиональное происхождение и распространение. Так, по замечанию А. С. Мыльникова, тирольский мужской костюм (короткие кожаные штаны, жилет, шляпа с пером и т. д.) постепенно сделался символом австрийской народной одежды, хотя и исторически, и практически был ее местной разновидностью.

Сходное возвышение до уровня общеэтнического символа локальных кроев одежды имело место у венгров и славянских народов. В качестве национальных символов в ту же эпоху стали восприниматься и многие образы фольклора, которые, пока они бытовали в живой традиции, таковыми не являлись. Это происходило по мере усиления политического давления на общественное внимание к наследию народно-поэтического творчества, символизация которого проводилась в эпоху становления наций. Вместе с национальным фольклором абсолютизировалась и символика национальной одежды.

3.5.1. Социализация цвета

На мой взгляд, этот принцип, как и любой другой принцип, ни в коем случае нельзя было абсолютизировать. К примеру, многие современники Шекспира носили символические цвета, однако это вовсе не означало, что в каждом костюме непременно был заключен какой-то метафорический смысл. "Символика цвета была всем понятна, но не обязательна", - замечает А. Чернова²⁰⁶. Так, черные костюмы носили деловые люди. Многие особо изысканными находили черные костюмы, отделанные золотом и серебром. Один из исследователей истории моды даже назвал Рали образцом джентльмена, когда он был в бело-черном костюме, отделанном жемчугом, серебром, мехом.

Для лучшего представления последующего материала обратимся к словам верховного монаха дзен-буддизма Ринзая²⁰⁷. "Какие бы трансформации ни происходили с моим окружением, оно не способно воздействовать на меня. Если кто-то приходит ко мне,… он не в силах разгадать меня. Далее я облачаюсь в различные одежды, и ученики…обращаются к одеждам, которые я ношу, и вычленяют в них различные цвета: голубой, желтый, белый или красный. Когда я снимаю одежды и принимаю форму пустоты, ученики, застигнуты врасплох и чувствуют себя совершенно потерянными. В ужасе окружив меня, они говорят, что на мне совсем нет одежды. Тогда я оборачиваюсь к ним со словами: "теперь вы узнали человека, который носит всевозможные виды одежд?" В этот момент они, наконец, меняют установку своего сознания и узнают!"

Выше мы уже видели, что желто-оранжевые цвета характеризуют архетип буддизма. И здесь находим сущность этой характеристики. Настоящая вера включает в себя гомеостатическое пребывание в мире коллективного бессознательного, по Юнгу. То есть, говоря иными словами, цвет одежды трактуется в буддизме как внешний цвет внутренней сущности адепта. И в данной притче Ринзая мы убедились, что обнаженное тело монаха говорит ученикам больше, чем все его одежды.

Ибо истинно верующий носит Бога в себе самом, а Бог имеет единственную и неповторимую (во всех без исключения религиях) характеристику - Белый свет, лишь внутренне содержащий все цвета радуги. А это не дает никаких оснований для его внешнего расцвечивания. Именно поэтому итоговый цвет одежд буддийского монаха оказался тождественным цвету его тела, но не души.

Для убедительности продолжу цитату: " О, Почтенные Господа, остерегайтесь принимать одежды [за реальность]. Одежды не имеют причины существования в самих себе; это Человек надевает различные одежды; одежды чистоты, одежды нерождения, одежды просветления, одежды нирваны, одежды патриархов, одежды мудрости Будды… О, Почтенные Господа,…на внутреннем уровне - посредством изменения состояния сознания, мы мыслим, чувствуем, и все это - всего лишь одежды, которые мы носим. Не совершайте ошибки, принимая одежды за саму реальность. Иначе… вы останетесь знатоком одежд и не более".

В то же время, согласно выводам В. Ф. Петренко , практика описания человека через цветовые характеристики, вызываемые его образом, имеет достоверные опытные основания. Так, в буддистски ориентированной литературе приводятся многочисленные примеры описания личности, характера человека по цвету его ауры (свечения, исходящего от человека). По-видимому, если отбросить элементы мистической трактовки, речь здесь идет о своеобразном перекодировании в цветовую гамму тех бессознальных переживаний, которые испытывает человек.

Если это так, то В. Ф. Петренко полагает возможным проводить направленное обучение и развитие этого синестетического чувства, присущего, например, Чюрленису, Скрябину, Кандинскому. Помимо этого соответствие цвета и доминирующего эмоционального состояния открывает возможность культурологического анализа "пассионарности" нации (Л. Н. Гумилев, 1970) или общества по характерной для нее цветовой гамме в искусстве или бытовой среде. В этом плане для нас определенный интерес представляют работы немецкого философа Освальда Шпенглера, несущие в себе в рамках неоромантизма элементы культурно-исторического подхода (Тавризян, 1984).

Как мы увидим в следующих главах, Шпенглер наглядно передает переживания пространства и времени, присущие той или иной культуре, так что выступают определенные базовые основания, определяющие мироощущение, философию и искусство этой культуры. Поскольку же в хроматизме цвет трактуется как важнейшая характеристика этих предикатов культуры, то в данном ракурсе он может заключать в себе и их обобщенное кодированиение в неосознаваемых сферах интеллекта.

Как уже говорилось, изменения в интеллекте может вызывать только такой цвет, который обращает внимание на свою привлекательность. Иначе говоря, новый цвет навязать невозможно, пока не привыкнешь к старому, поскольку он представляет собой мощное средство саморазвития человека - средство, действующее на неосознаваемом уровне представлений.

И, как мы убедимся в последующих главах, эти представления служат не столько человеку, сколько человечеству, - общечеловеческой культуре в ее неосознаваемом саморазвитии. Оптимальной моделью этого представления является цвет, воздействующий на нас как изнутри, так и снаружи. Поэтому цвет обладает таким средством внушения, противостоять которому невозможно - наверное, только как Богу, в которого веруем.

"Я полагаю радугу Мою в облаке, чтоб она была знамением завета между Мною и между землею" (Быт.9, 13). Заметим, что прежде всего благодаря этому "знамению" - познанием цветов знамений - мы все ближе и ближе подходим к божественному "знанию" радужных цветов в себе. А этим, - и себя в цвете...

Вспомним глубинное значение слов гетевского Фауста о том, как

Мир весь радуется радуге,
Которая игрою семицветной
Изменчивость возводит в постоянство,
То выступая слабо, то заметно,
И обдает прохладою пространство.
В ней наше зеркало. Смотри как схожи
Душевный мир и радуги убранство!
Та радуга и жизнь - одно и то же.

Посмотримся же в это радужное зеркало нашей жизни. В зеркало нашей души. Чтобы понять ее возможности. Возможности ее осмысления. Чтобы лучше чувствовать себя в этом мире света и цвета.