2. Солон

Солон, сын Эксекестида, с Саламина, прежде всего произвел в Афинах "снятие бремени"¹, то есть освобождение от кабалы людей и имуществ. Дело в том, что многие занимали деньги под залог самих себя и потом по безденежью попадали в кабалу. Солон первый отказался от долга в семь талантов, который причитался его отцу, и этим побудил к тому же самому и остальных. Закон этот был назван "снятием бремени" - причины такого названия понятны. А потом он издал и начертал на вращающихся столбах² остальные законы, перечислять которые было бы слишком долго.

¹ (Подробнее о снятии бремени (сисахфии) см.: Плутарх. Солон, 15; Аристотель. Афинская полития, 6.- 68.)

² (Законы Солона были вырезаны на деревянных четырехгранных столбах, которые можно было поворачивать, и поставлены близ афинской площади (агоры) (Аристотель. Афинская полития, 7).- 68.)

Самое же главное: так как Саламин, его родное место, был предметом спора между афинянами и мегарянами и афиняне, претерпев в этой войне много поражений, постановили казнить смертью всякого, кто предложит вновь воевать за Саламин,- то Солон, притворившись сумасшедшим, в венке² ворвался на площадь, огласил перед афинянами через вестника свою волнующую элегию о Саламине и этим возбудил в них такой пыл, что они тотчас пошли войною на мегарян и благодаря Солону одержали победу. Строки, более всего воспламенившие афинян, были такие:

¹ (Древние греки надевали венки по случаю всякой праздничной радости,- Солон, притворяясь сумасшедшим, надел его по случаю поражения в войне.- 68.)

 Лучше бы мне позабыть об Афинах, оставить отчизну, 
 Лучше бы родиной мне звать Фолегандр и Сикинн1, 
 Чтобы за мною вослед худая молва не летела: 
 Вот из Аттики трус, вот саламинский беглец!

И затем:

 На Саламин! Поспешим и сразимся за остров желанный, 
 Чтобы с отчизны стряхнуть горький и тяжкий позор. 

¹ (Фолегандр и Сикинн - очень маленькие острова в Эгейском море, - 69.)

Он же убедил афинян захватить и Фракийский Херсонес. А чтобы стало ясно, что Саламин приобретен не 48 только силою, но и по праву, он раскопал там несколько могил и показал, что мертвые лежат в них головою на восток, по афинскому обычаю, и сами гробницы обращены на восток, и надписи на них высечены с упоминанием демов¹, как водится у афинян. Некоторые даже утверждают, будто в гомеровский перечень кораблей он после стиха:

¹ (Дем - "селение", административная единица в Аттике; "такой-то, сын такого-то, из дема такого-то" - назывались афинские граждане во всех документах.- 69.)

Вывел Аянт Теламонид двенадцать судов саламинских -

вставил стих:

И с приведенными стал, где стояли афинян фаланги1.

¹ (Гомер. Илиада II 557 - 558.- 69.)

С этих пор афинский народ шел за ним и с радостью принял бы даже его тиранническую власть. Однако он не только сам от нее отказался, но и Писистрату, своему родственнику, препятствовал в его замыслах, о которых догадался (как пишет Сосикрат): ворвавшись в народное собрание с копьем и щитом, он предостерег о злонамерении Писистрата и провозгласил, что готов помогать против него. "Граждане афиняне,- сказал он,- иных из вас я умней, а иных из вас я храбрей: умнее тех, кто не понимает Писистратова обмана, и храбрее тех, кто понимает его, но боится и молчит". Совет, стоявший за Писистрата, объявил Солона сумасшедшим; Солон на это ответил:

 Точно ли я сумасшедший, покажет недолгое время: 
 Выступит правда на свет, сколько ее ни таи.

А элегические стихи, в которых он предсказал тираннию Писистрата, таковы:

 Из нависающей тучи рождается снежная буря, 
 Яркой молнии блеск гром за собою ведет. 
 Так от сильных мужей погибают целые грады, 
 Так ослепленный народ стал властелину рабом. 

По приходе Писистрата к власти Солон, не сумев вразумить народ, сложил свое оружие перед советом военачальников и сказал: "Отечество мое! я послужил тебе и словом и делом!" - и отплыл в Египет, на Кипр и к царю Крезу. Здесь-то на вопрос царя: "Кого бы ты назвал счастливым?" - он сказал: "Афинянина Телла", "Клеобиса и Битона" и все прочее, что известно каждому. Некоторые добавляют, что Крез, воссев на трон в пышном наряде, спросил Солона, видел ли он что-нибудь прекраснее; а Солон ответил: "Видел - и петухов, и фазанов, и павлинов: их убранство дано им природою и прекрасней в тысячу раз"¹.

¹ (О встрече Солона с Крезом и позднем вразумлении Креза подробнее всего рассказано у Геродота (Ист. I 29 - 33); ср. Плутарх. Солон, 37 - 38.- 70.)

Покинув Креза, он явился в Киликию, основал там город и назвал по своему имени "Солы"; там он поселил и тех немногочисленных афинян, речь которых с течением времени испортилась и стала называться "солецизмом". Жители этого города называются "солейцами", тогда как жители Сол на Кипре - "солийцами"¹. А когда Солон узнал, что Писистрат уже стал тиранном, он послал в Афины вот какие стихи:

¹ (Были Солы в Киликии, колония дорян, и Солы на Кипре, построенные местным царем по совету Солона (Плутарх. Солон, 26); слово солецизм ("погрешность против языка") обычно возводится к первым Солам.- 70.)

 Если дурные плоды принесло вам злонравие ваше, 
 Не возлагайте вину на промышленье богов. 
 Сами сдались вы беде, несчастья умножили сами. 
 И оттого-то на вас горького рабства ярмо. 
 Порознь каждый из вас - как лис, по пятам за добычей, 
 Вкупе же все и всегда праздны и тупы умом. 
 Только гибкий язык и льстивая речь вам по духу,
 А на поступки льстеца ваши глаза не глядят. 

Таков был Солон. Писистрат ему в изгнание послал такое письмо:

Писистрат - Солону. "Я не единственный среди эллинов посягнул на тиранническую власть, и я достоин ее, ибо я из потомков Кодра; я лишь вернул себе то, что афиняне обещали воздавать Кодру и его роду, но не сдержали обещания. В остальном же на мне нет греха перед богом или перед людьми. Афинянам я оставляю тот же государственный уклад, какой установил им ты, и управляются они лучше, чем при народовластии, ибо я никому не дозволяю превозноситься. Хоть я и тиранн, но не пользуюсь сверх меры ни званием, ни почестью, а только тем, что издревле причиталось царям. И хотя каждый афинянин платит десятину со своего надела, но не мне, а на расходы по всенародным жертвоприношениям и на другие общие траты, или же на случай войны.

Тебя я не виню, что ты обличал мой умысел,- ибо делал ты это, желая добра отечеству, а не желая зла мне. Ты не знал, какое я установлю здесь правление, а если бы знал, то, быть может, и примирился бы с ним и не уходил бы в изгнание. Так воротись домой, поверь мне без клятвы, что ничего дурного Солону не будет от Писистрата. Знай, что даже из врагов моих никто не потерпел вреда,- если же ты почтёшь за благо стать одним из моих друзей, то будешь между них первым; ибо знаю, ты верен и нековарен. Если, наконец, захочешь ты жить в Афинах как-нибудь по-иному, то и на это будет тебе дозволение. Только не ожесточайся на отечество из-за нас". Таково письмо Писистрата.

Меру человеческой жизни Солон определил в семьдесят лет¹.

¹ (Геродот. Ист. I 32; ср., однако, стихи к Мимнерму ниже, I 60 - 61.- 71.)

Некоторые законы его представляются превосходными: например, кто не кормит родителей, наказуется бесчестьем; кто растратит отцовское имущество - также; кто празден, на того всякий желающий вправе за это подать в суд. Впрочем, Лисий в речи против Никида говорит, что последний закон издан Драконтом. Солон же запретил говорить в собрании продажным распутникам.

Далее, Солон сократил награды за гимнастические состязания, положив 500 драхм за победу в Олимпии, 700 драхм - на Истме и соответственно в других местах: нехорошо, говорил он, излишествовать в таких наградах, когда столько есть граждан, павших в бою, чьих детей надо кормить и воспитывать на народный счет. Оттого-то и явилось столько прекрасных и благородных воинов, как Полизел, как Кинегир, как Каллимах, как все марафонские бойцы, как Гармодий, и Аристогитон, и Мильтиад, и тысячи других. Гимнастические же борцы и в учении недешевы, и в успехе небезопасны, и венцы принимают за победу не столько над неприятелем, сколько над отечеством; в старости же они, по Еврипидову слову,

Изношены, как плащ, рядном сквозящий1,-

¹ (Отрывок из несохранившейся трагедии "Автолик" (пространнее цитируется у Афинея.- "Пир софистов" X 413).- 71.)

это и имел в виду Солон, когда поощрял их столь сдержанно.

Превосходен и такой его закон: опекуну над сиротами на матери их не жениться; ближайшему после сирот наследнику опекуном не быть. И такие: камнерезу не оставлять у себя отпечатков резанных им печатей; кто выколет глаз одноглазому, тому за это выколоть оба глаза; чего не клал, того не бери¹, а иначе смерть; архонту, если его застанут пьяным, наказание - смерть.

¹ (Ср. Платон. Законы, 913 с.- 71.)

Песни Гомера он предписал читать перед народом по порядку: где остановится один чтец, там начинать другому; и этим Солон больше прояснил Гомера, чем Писистрат¹ (как утверждает Диевхид в V книге "О Мегарах"),- главным образом в тех стихах, где говорится: "Но мужей, населяющих град велелепный, Афины..."² и далее.

¹ (Писистрату приписывается организация первой записи полного и связного текста гомеровских поэм; то чтение по порядку, которое описывает Диоген Лаэртский, Элиан возводит к сыну Писистрата, Гиппарху ("Пестрые рассказы" VIII 2).- 72.)

² (Гомер. Ил. II 546 и далее.- 72.)

Солон впервые назвал тридцатый день месяца старым и новым¹. Он первый завел собрания девяти архонтов для собеседований (как говорит Аполлодор во II книге "О законодателях"). А когда начались раздоры, он не примкнул ни к городской стороне, ни к равнинной, ни к приморской².

¹ (Лунный месяц состоял из 29,5 суток, так что 30-й день причислялся наполовину к старому месяцу, наполовину к новому.- 72.)

² ("Диакрии", "педиеи" и "паралии" - три партии, спорившие за власть перед установлением тирании Писистрата. По Плутарху ("Солон", 20), Солон, наоборот, законом велел каждому примыкать к какой-нибудь партии, а не отсиживаться в стороне.- 72.)

Он говорил, что слово есть образ дела; что царь лишь тот, кто всех сильней; что законы подобны паутине: если в них попадается бессильный и легкий, они выдержат, если большой - он разорвет их и вырвется. Он говорил, что молчание скрепляет речи, а своевременность скрепляет молчание. Те, кто в силе у тираннов, говорил он, подобны камешкам при счете: как камешек означает то большее число, то меньшее, так они при тираннах оказываются то в величии и блеске, то в презрении. На вопрос, почему он не установил закона против отцеубийц, он ответил: "Чтобы он не понадобился". На вопрос, как изжить преступления среди людей, он ответил: "Нужно, чтобы пострадавшим и непострадавшим было одинаково тяжело" - и добавил: - "От богатства родится пресыщение, от пресыщения - спесь".

Афинянам он присоветовал считать дни по лунным месяцам. Феспиду он воспретил представлять трагедии, полагая, что притворство пагубно; и когда Писистрат сам себя изранил¹, Солон сказал: "Это у него от трагедий!"

¹ (См. ниже, I 66.- 72.)

Заветы его людям Аполлодор в книге "О философских школах" передает так: "Прекрасным и добрым верь больше, чем поклявшимся. Не лги. Пекись о важном. Заводить друзей не спеши, а заведши не бросай. Прежде чем приказывать, научись повиноваться. Не советуй угодное, советуй лучшее. Ум твой вожатый. С дурными не общайся. Богам - почет, родителям - честь". Говорят, когда Мимнерм написал:

 Если бы на земле без тяжких забот и страданий 
 Лет шестьдесят прожить, чтобы потом умереть! - 

то Солон побранил его так:

 Если готов ты послушать меня, переделай все это 
 И не сердись, если я лучше придумал, чем ты. 
 Лигиастад! Измени свою песню и пой теперь вот как: 
 "Восемь десятков прожить - и лишь потом умереть!"1

¹ (Лигиастад (мастер пения?) - обращение к Мимнерму. Пер. стихов В. Вересаева (с изменениями).- 73.)

 Из песен ему принадлежит такая: 
 Со всеми людьми осторожен будь - 
 Не таят ли злобу в сердце своем 
 За светлым лицом, 
 И из черной души 
 Не двойной ли язык лукавит?

Бесспорные его писания - это законы, речи к народу, наставления самому себе, элегические стихи о Саламине и об Афинском правлении, в которых 5000 строк, ямбы и эподы.

На изваянии его надпись такая:

 Здесь, в Саламинской земле, сокрушившей индийскую дерзость, 
 Законодатель рожден - богохранимый Солон1. 

¹(ПА VII 86.- 73.)

Расцвет его приходится на 46-ю олимпиаду, в 3-й год которой он был архонтом в Афинах (по словам Сосикрата); тогда он и издал свои законы. Скончался же он на Кипре, прожив восемьдесят лет, и завещал ближним отвезти его останки на Саламин и пеплом развеять по всему краю. Оттого и Кратин в "Хиронах" говорит от его лица:

Гласит молва, что я живу на острове, 
Развеянный по всей земле Аянтовой. 

Есть и у нас эпиграмма в названной книге "Все размеры", где я писал о смерти всех знаменитых людей всеми размерами и ритмами, как в эпиграммах, так и в песенных стихах:

 Тело Солона огонь на Кипре пожрал отдаленном, 
 Кости приял Саламин, злаки из праха взросли, 
 Дух же его к небесам вознесли скрижальные оси, 
 Ибо афинянам был легок Солонов закон1.

¹ (ПА VII 87. Игра слов: axones означает и "оси колесницы", и "столбы с законами".- 73.)

Изречение его, говорят, было: "Ничего слишком!"

Диоскурид в "Записках" рассказывает, что, когда он оплакивал сына (о котором более ничего не известно), кто-то ему сказал: "Ведь это бесполезно!" - "Оттого и плачу, что бесполезно",- ответил Солон.

Известны такие его письма.

Солон - Периандру. "Ты пишешь, что против тебя есть много злоумышленников. Не медли же, если хочешь от них отделаться. Ведь злоумыслить против тебя может самый негаданный человек (иной - боясь за себя, иной - презирая тебя за то, что ты всего боишься), потому что, подстерегши миг твоего невнимания, он заслужил бы благодарность всего города. Самое лучшее для тебя - отречься, чтобы не осталось причин для страха; но если уж быть тиранном во что бы то ни стало, то позаботься, чтобы чужеземное войско при тебе было сильнее, чем гражданское,- тогда никто тебе не будет страшен и никого не понадобится изгонять".

Солон - Эпимениду. "Вижу: ни мои законы не были на пользу афинянам, ни ты твоими очищениями не помог согражданам. Ибо не обряды и законодатели сами по себе могут помочь государству, а лишь люди, которые ведут толпу, куда пожелают. Если они ведут ее хорошо, то и обряды и законы полезны, если плохо, то бесполезны. Мои законы и мое законодательство ничуть не лучше: применявшие их причинили пагубу обществу, не воспрепятствовав Писистрату прийти к власти, а предостережениям моим не было веры: больше верили афиняне его лести, чем моей правде. Тогда я сложил свое оружие перед советом военачальников и объявил, что умнее тех, кто не предвидел тираннии Писистрата, и сильнее тех, кто убоялся ей воспротивиться. И за это Солона объявили сумасшедшим. Наконец, я произнес такую клятву: "Отечество мое! я, Солон, готов тебя оборонять и словом и делом, но они меня полагают безумным. Поэтому я удаляюсь отселе как единственный враг Писистрата, они же пусть служат ему хоть телохранителями. Ибо надобно тебе знать, друг мой, что человек этот небывалыми средствами домогался тираннии. Поначалу он был народным предводителем. Потом он сам себя изранил, явился в суд и возопил, что претерпел это от своих врагов, в охрану от которых умоляет дать ему четыреста юношей. А народ, не послушав меня, дал ему этих мужей, и они стали при нем дубинщиками. А достигнув этого, он упразднил народную власть. Так не вотще ли я радел об избавлении бедных от кабалы, если ныне все они рабствуют Писистрату?"

Солон - Писистрату. "Верю тебе, что не претерплю от тебя худого - ибо и до тираннии твоей я был тебе другом и теперь враждебен тебе не более чем любой из афинян, кому не мила тиранния. Лучше ли быть под владычеством единого, лучше ли под всенародным - об этом пусть из нас каждый судит сам. Я согласен, что из всех тираннов ты - наилучший; но возвращаться в Афины, думается, мне не к лицу, чтобы меня не попрекнули, будто я дал афинянам равноправие, отклонил возможность стать тиранном, а теперь-де вернулся одобрить твои дела".

Солон - Крезу. "Я счастлив твоим добрым расположением ко мне; и, клянусь Афиною, не будь мне дороже всего жить под народовластием, я охотнее принял бы кров в твоем дворце, чем в Афинах, где насильственно властвует Писистрат. Однако житье мне милее там, где для всех законы равные и справедливые. Все же я еду к тебе, готовый стать твоим гостем".