4. Проект либертарный и проект эгалитарный

(Термин "либертарный" включает в себя более широкий круг понятий, связанных со словом свобода (лат. "либертас"), как высшим, абсолютизированным принципом в сравнении с терминами "освобожденческий" ("философия освобождения") или "либералистский", в конечном счете обозначающими комплекс буржуазных государственных свобод.

Словоупотребление термина "эгалитарный" здесь также не юднозначно с общепринятым. Имеется в виду не принцип утопической уравнительности, но равенство всех человеческих типов и культур как подлинное воплощение идеалов свободы.)

В своем выступлении по поводу 200-летнего юбилея Соединенных Штатов Америки - первого государства на континенте, возникновение которого происходило под знаменем независимости,- североамериканский социолог Збигнев Бжезинский упомянул о некотором сходстве проектов, выдвигаемых его страной и странами остальной части мира. Речь идет о той части мира, которая до недавнего времени вдохновлялась примером народа, провозгласившего Декларацию 1776 г. В этом году было положено начало ряду освободительных антиколониалистских движений. Народы, находящиеся под игом колониализма, нашли в Декларации независимости США призыв к достижению собственной свободы.

Но в наши дни либертарный идеал Соединенных Штатов, возникший как порыв вольнолюбия, как неотрефлектированная идея свободы, уже, по-видимому, не вызывает прежних восторгов. Современный мир не только не желает признавать США лидером в области свободы, но, более того, в поисках других ценностей, ценностей равноправия, ценностей эгалитарных, он настраивается враждебно по отношению к США. Очевидно, равноправие ценится сегодня выше, чем свобода. "Современный мир,- продолжает Бжезинский,- проявляет вражду к нам не столько в декларациях - хотя и это имеет место,- сколько складом своих ценностей и чаяний, отличных от наших, североамериканских. Международная политика сделалась скорее политикой равноправия, нежели политикой свободолюбия, а народные массы, ориентируясь на такую политику, нуждаются главным образом в материальном равенстве, а не в конституционной или духовной свободе"^*. Противоречат ли друг другу эти два проекта - равноправия и свободолюбия? Думаю, нет. Скорее, здесь имеет место не противоречивость, а взаимодополнительность. Одно невозможно без другого.

^* (Brzezinski Z. Estados Unidos se enfrenta a un mundo hostil. "Excelsior". Mexico, 6.1.1977.)

Свобода индивида и его право на самоопределение останутся просто красивыми словами до тех пор, пока они не обретут опору в равноправии как индивидов, так и народов. Свобода не является абстракцией - она опирается на реальность, а сама эта реальность определяется отношениями, существующими между людьми и народами. Естественно поэтому, что всякое неравенство в этих отношениях является препятствием на пути к свободе. Ибо свобода, о которой идет речь,- это свобода по отношению не к природному миру, но к другим людям и другим народам. Свободным можно быть только либо по отношению к другим - людям или народам,- либо вместе с другими людьми или народами. В ситуации неравенства свобода оказывается привилегией тех, кто располагает большими возможностями для ее установления и защиты. Но в этом случае речь может идти лишь об утверждении свободы для одних за счет других. Потому-то и добиваются не абстрактного, а содержательного равенства народы, разделявшие прежде либертарный проект Соединенных Штатов Америки.

Итак, что же получается? Идет борьба, в которой сталкиваются не идеалы, но интересы. Именно этот факт и удерживает либертарный проект на стадии простой декларации, не позволяя ему стать реальностью. Ибо его реализация затронула бы интересы тех, кто делает свободу привилегией одних пародов за счет других. Таким образом, налицо борьба интересов под внешне противоположными лозунгами. "Все это,- продолжает Бжезинский,- порождает у Соединенных Штатов чувство настороженности по отношению к переменам, происходящим в мире, что в свою очередь вызывает чувство неуверенности у населения тех частей земного шара, где понимают, что Соединенные Штаты настроены против этих всемирных перемен"^*. Это означает, что сегодня США уже не являются воплощением идеалов свободы - они выступают главным препятствием на пути обретения миром подлинной свободы, а не свободы в виде правовых или духовных деклараций.

^* (18 Ibid.)

Но для самих Соединенных Штатов Америки либертарный проект был проектом аутентично национальным, осуществление которого предполагало немалые трудности, связанные, в частности, с включением в их программу проекта равноправия. Оказалось, что недостаточно провозгласить идеал, надо еще и осуществить его. Осуществление либертарного идеала затянулось на две сотни лет с момента его провозглашения. И все это время, говорит Бжезинский, шла борьба: борьба за всеобщее избирательное право, за равные права для миллионов иммигрантов, за осуществление социальных прав, за создание профсоюзов, за гражданские права для негров и, наконец, за права женщин. Эта борьба велась на фоне ужасающего социального неравенства, концентрации в руках немногих сказочных богатств, расцвета бюрократии и агрессивной культурной политики. Стало быть, осуществление либертарных идеалов невозможно без достижения идеалов эгалитарных. Но социальное, политическое, экономическое и культурное неравенство порождает неравенство и в пользовании свободами. Свобода хозяина, работодателя, владельца средств производства не тождественна свободе трудящегося, который продает свой единственный товар - рабочую силу,- будучи лишен орудий труда. То же относится и к народам, стремящимся поднять знамя самоопределения, но не обладающим достаточной силой для защиты этого своего права. Отсюда следует, что могущественные нации могут во имя идеала свободы навязать свои интересы народам, которым недостает сил для защиты своего права на самоопределение, иными словами, сильные державы присваивают себе право решать вопрос о свободе народов, не обладающих должным могуществом. Вьетнаму, Чили и другим странам пришлось на себе испытать, что такое неравноправие в отношениях с сильными державами, неравенство, закрывающее им путь к свободе.

Отсюда то значение, которое придается в наши дна эгалитарному проекту. Причем последний не исключает проекта либертарпого, но включает его как необходимый: момент общего процесса. Бжезинский вынужден признать, что сегодня эгалитарный идеал приобретает исключительное значение во всем мире и что народы Китая и Кубы, например, играют сейчас ту же роль, какую двести лет назад играли Соединенные Штаты Америки, провозглашая идеал свободы. Идея равноправия с каждым днем, полнее насыщает собой атмосферу этого все более и более многолюдного мира. Соединенные Штаты Америки, долго и упорно отстаивавшие свой либертарный проект - проект абстрактной свободы,- сегодня с удивлением, разочарованием и досадой наблюдают, как народы, прежде маршировавшие под их знаменами, утрачивают доверие к своему знаменосцу. Эти народы уже не верят, более того, относятся враждебно к заявлениям США о том, что их вмешательство в дела народов мира всегда направлено на защиту свободы. Сегодня самым важным для всего незападного мира представляется осуществление именно" эгалитарного проекта, поскольку лишь на его основе возможно дальнейшее осуществление старых идеалов свободы.

Новейшие националистические движения, утверждает Бжезинский, вдохновлялись идеалами самоопределения, провозглашенными североамериканской революцией^*. Но дело в том, что сегодня те же националистические революции, вдохновлявшиеся некогда североамериканским? идеалом свободы, осознали невозможность его осуществления без учета или предварительной реализации эгалитарного проекта. Иными словами, необходимо предварительно революционизировать все человечество, для того-чтобы каждый человек обладал всей полнотой свобод, во имя которых совершались революции. Яркий тому пример - Латинская Америка, националистический проект которой будет терпеть все новые и новые поражения до тех пор, пока не будет располагать достаточными материальными возможностями, чтобы стать вровень со странами, уже осуществившими этот проект. Так, один из латиноамериканских проектов предполагал необходимость приближения материального и технического уровня страны к уровню США, ибо только в этом случае народы Латинской Америки якобы могут рассчитывать на осуществление соответствующего идеала свободы. Но латиноамериканские нации не равны в материальном отношении североамериканскому народу, и в этом неравенстве коренится невозможность осуществить у себя либертарный проект, осуществленный самими Соединенными Штатами Америки и западным миром.

^* (Ibid.)

Сегодня США болезненно относятся к требованиям равноправия. Они воспринимают подобные требования как покушение на их "законную" и не подлежащую перераспределению собственность. Проект равноправия, по их мнению, наносит ущерб их могуществу и влиянию, которые они считают своей прерогативой, а также их личной свободе, отождествляемой со свободой всего мира. Иначе говоря, если всемирное осуществление либертарного проекта, некогда провозглашенного самими Соединенными Лтатами, повлечет за собой отказ граждан США от своей собственности во имя уравнивания возможностей других народов, тогда - долой свободу! - разумеется, свободу для других. Ни западный мир, ни его лидер - США не высказывают ни малейшей готовности ограничить свои интересы во имя свободы других народов или пойти на какие-либо материальные уступки, так или иначе ущемляющие их интересы. Таким образом, общество, которое ставит свободу своих граждан в неизбежную зависимость от неравенства остальных людей и народов, не принимает эгалитарного проекта.

Что же касается либертарных лозунгов, то лидерство здесь принадлежало и принадлежит группе или, скорее, элите, известной под названием WASP (White Anglo-Saxon Protestant - белые, англосаксонцы, протестанты)^*. Еще в XVII в. их предшественники выдвинули принцип индивидуальной свободы и индивидуализма и провозгласили право каждого народа присваивать себе богатства природы, которые они в состоянии использовать и воспроизводить. Отстаивая право своих народов на самоопределение, эта группа, как это ни парадоксально, требует права на вмешательство в дела других народов, якобы с целью защиты их свободы. Элитарная концепция этой группы вдохновляла всемирную экспансию Запада, последовавшую вслед за экспансией, начавшейся в XVI в.

^* (См.: Brzezinski Z. Difusa politica exterior de Estados Uni-*dos. "Excelsior". Mexico, 9.1.1977.)

Итак, философия истории Латинской Америки, равно как и аналогичная ей философия истории остальной части мира, подчиненной западноевропейской традиции, не может рассматриваться вне либертарного и эгалитарного проектов. Философия истории начинается с осознания зависимости и необходимости освобождения от нее. Наша философия, воплощенная в Симоне Боливаре и с особой силой выразившаяся в мышлении и личности Хосе Марта^*, немыслима вне проекта, который включал бы в себя либертарный идеал, но при этом ставил бы на повестку дня осуществление эгалитарного проекта, способного обеспечить свободу всем людям, вые зависимости от религиозной, расовой и культурной принадлежности. В свою очередь либертарный проект зависит от реальности проекта самообретения и эгалитарного проекта. Мы исходим из представлений об обществе, признающем право всех рас, религий, национальностей и культур на подлинную свободу. Поэтому эгалитарный идеал не раз провозглашался в нашей истории. Если вчера мы требовали равноправия у Испании и Европы, то сегодня - у Соединенных Штатов Америки. Философия латиноамериканской истории - это философия борьбы за свободу.

^* (С. Боливар (Освободитель) (1783 - 1830) и Хосе Марти (1853 - 1895) - крупнейшие исторические деятели Латинской Америки XIX в., ставшие символическими фигурами освободительной войны ее народов.)