4. Диалектика неоколониализма

Если допустить, что отношения господин - раб больше не существует, то как быть с отношением метрополия - колония и колонизатор - колонизуемый? Как будет оправдывать себя в этом случае индивидуальная свобода и самоопределение народов? Ведь казалось, что история уже обрела себя. Как же тогда поддерживать отношения зависимости, не отрицая освободительных идеалов в мире, претендующем на роль образца их воплощения? Как проявляет себя свобода в отношении хозяин - рабочий, мы уже имели случай убедиться. Очевидно, аналогичным будет и обоснование отношений, к которому западный мир, Европа прибегает в процессе своей мировой экспансии. Бывший раб и крепостной создает и навязывает новые формы подчинения народам, которые становятся объектом его экспансии. Мы видим всего лишь проявление дарвиновского тезиса об отношениях, свойственных животному, природному миру: в борьбе за существование сильные побеждают слабых. В данном же случае людей и народы завоеванных земель относят к животному, природному миру, к тому состоянию, которое европейский, западный человек давным-давно преодолел, сделавшись человеком в собственном смысле слова.

Как уже говорилось, вчерашний раб не может сам иметь рабов, не отрицая при этом самого себя, не отрицая торжества духа, осуществляемого в свободе, поскольку такое отрицание означало бы шаг назад в движении истории к полному осуществлению духа. Бывший раб не должен и не может быть собственником себе подобных. Поэтому, если он устанавливает новые формы рабства, он должен при этом исходить из той предпосылки, что существа, с которыми он столкнулся в процессе своей экспансии, не являются ему подобными; иными словами, не являются людьми или, во всяком случае, не достигли должного уровня развития, чтобы считаться таковыми.

В то же время бывший раб заверяет, что его задача - сделать счастливым не только себя, но и остальную часть человечества посредством покорения природы во всех ее проявлениях. Это подразумевает полное торжество гегелевского духа, торжество человечества, подчинившего себе природу. Человек, пришедший к осознанию своей человеческой сущности как свободы, ставит своей задачей покорение природного мира и обращение его себе на службу, в какой бы части планеты он ни находился, иными словами, он намерен сделать своей собственностью могучие силы и богатства природы. Бывший раб, вооруженный эффективной техникой, предпринял завоевание природы в масштабе всего земного шара, завоевание не разведанных прежде земель, богатства которых могут принести счастье всему человечеству. Земли, которые лежат за пределами Европы, изобилуют драгоценными камнями, богатой флорой и не менее богатой фауной, а человеку как таковому, человеку в собственном смысле слова, надлежит эти земли покорить. Что же касается аборигена, "туземца", то и он как часть этого новооткрытого мира, вместе с его флорой и фауной, также подлежит покорению.

В сознании европейцев туземцы представали существами, внешне похожими на людей, но при ближайшем контакте оказывающимися как бы не вполне людьми. Самое большее, на что можно было рассчитывать,- это на возможность сделать их людьми, возможность, зависящую от того, насколько колонизатору удастся заставить их осознать себя таковыми. Колонизатор допускает, что внутри телесной оболочки, полученной туземцем от природы, может заключаться дух, делающий человека человеком. Но дух этот, если он имеется, находится пока в зачаточном состоянии. Туземец мыслится как первобытный человек, как отражение некоего отдаленного этапа развития человека, уже получившего свое наивысшее воплощение в западном человеке.

Итак, туземец мыслился как некое выражение природного мира, противостоящего духу. Не случайно туземец даже внешне отличался от западного человека - цветом кожи, глаз и волос, лицевым углом, строением тела, делающими его похожим скорее на дарвиновскую обезьяну, чем на человека. Его грубое тело вряд ли может быть обиталищем духа, этого общечеловеческого достояния, вместилищем разума, таланта - качеств, которые Декарт считал в равной мере присущими всем людям. На фоне технических успехов, достигнутых европейским разумом, отсталость туземцев была особенно ощутима. Сам факт этой экспансии, таким образом, являлся подтверждением европейского превосходства, превосходства человека по преимуществу. Это превосходство подтверждалось и тем, что экспансия почти не встречала сопротивления со стороны людей и народов, дух которых, казалось, либо был атрофирован в результате длительного бездействия (как в древних азиатских культурах), либо находился в зачаточном состоянии (как в Америке), либо же вообще еще не вышел за рамки природы (как это имело место в Африке). Итак, туземцы - это люди и народы, чей атрофированный или неразвитый разум не позволял воспрепятствовать использованию надлежащим образом завоеванных земель, богатства которых могли бы принести счастье целому человечеству.

Как же в таком случае быть с этими существами, внешне похожими на людей? Процесс завоевания и колонизации, начавшийся в XVI в. открытием Америки и распространившийся впоследствии на Азию и Африку, шел двумя путями. Первый - осуществление иберийской экспансии на протяжении всего XVI в., коснувшийся в основном Америки. Второй представляла западная экспансия, которая началась уже к XVII в. и во главе которой стояли Англия, Франция и Голландия, экспансия, в цели которой входило потеснить первую, иберийскую. Историческая полемика между Лас Касасом и Сепульведой помогла выявить смысл первоначальной европейской экспансии. В ходе этой полемики, к которой мы еще вернемся, была сделана попытка дать ответ на вопрос, возникший перед иберийским завоевателем в результате его встречи с другими людьми: люди ли они вообще или всего лишь разновидность животного мира? Люди они или животные? Иначе говоря, подобны ли они своим открывателям или являются частью флоры и фауны открытых ими земель? И поскольку все же был принят тезис Лас Касаса о том, что эти существа являются людьми, то следовало объяснить их человеческую сущность, заставить ее прорасти из грубых телесных оболочек, где пребывает в заточении самое человеческое в человеке - его душа. Эту задачу предстояло решить тем, кто уже достиг осознания собственной человеческой сущности и сумел осуществить ее в истории,- европейскому открывателю, завоевателю и колонизатору.

Здесь речь идет не о повторении якобы преодоленного отношения господин - раб или феодал - крепостной. Иберийский вариант предлагает теперь "попечительство" ("энкомьенда"), внешне противопоставляющее себя рабству, от которого человек избавлен в христианском мире. В сущности, за этим стоит лицемерный альтруизм бывшего раба, который больше не хочет знать о рабстве. Он, сегодняшний господин, заинтересован не в том, чтобы быть владыкой обнаруженного им туземца, но в том, чтобы помочь ему выявить и осуществить его собственную человеческую сущность. В этой новой форме зависимости туземец выступает не рабом, не крепостным, но подопечным, которого попечитель-энкомендеро обязывается обучать, воспитывать, помогать обрести свою человеческую сущность и свою свободу. Такова задача, которую ставит перед собой сам иберийский колонизатор. Туземец подчинен, но подчинен ради собственного же блага, если считать за таковое цель - быть похожим на своего господина. И он должен принять подчинение, с тем чтобы стать подобием своего милосердного хозяина-энкомендеро. Он для туземца не столько хозяин, сколько что-то вроде отца родного, направляющий его на самый верный путь к достижению его человеческой сущности и свободы, которая даст осмысленность его существованию. И все, что отец-энкомендеро ни сделает, будет только на благо его подопечного. А если с ним и обращаются как с животным - что, собственно, и обличал Бартоломе де Лас Касас,- то это означает лишь, что энкомендеро не оправдывает возложенной на него миссии. Борьба, которую вел Лас Касас, именно и имела целью со всей полнотой осуществить функцию попечительства и изобличить тех, кто ее нарушал в своих интересах. Нарушение сути энкомьенды он полагал противным духу христианства, неотъемлемому от конкисты; и колонизации.

Иными были идейные предпосылки второй волны завоеваний и колонизаций, пришедшихся на XVII в. Речь идет о мировой экспансии так называемой Западной Европы, представляемой Англией, Францией и Голландией. На этот раз на арену выступают люди, осознающие себя полноправными хозяевами природы, люди, отношение которых к христианскому богу претерпело кризис. Равным образом подверглось пересмотру и отношение человека к человеку: сострадающее, мучающееся христианское сознание оказалось лишним. На арену выступил новый человек, выдвинутый Возрождением и взявший на вооружение Декартов рационализм, человек, история которого будет завершена Французской революцией 1789 г., человек, воспетый Гегелем и заклейменный Марксом. Этот человек - буржуа. Не отрицая себя как человека и прокламируя идеи свободы, он сумеет установить новые формы рабства, лишенные его внешних атрибутов. Господствуя над другими людьми, он всего лишь откажет им в праве быть людьми, считая их частью природы, подлежащей покорению и эксплуатации. Ибо за пределами мира западного человека не может быть иных людей - есть лишь объекты эксплуатации. Поэтому западный человек имеет дело не с рабами, а всего лишь с вещами, предметами. Это не та форма рабства, в которой пребывали предки нынешнего господина и владыки, и не та, в которой хозяин был наделен особой властью, речь идет о господстве предприимчивого человека, умеющего все обратить себе на пользу, человека, преобразующего природу, дабы поставить ее себе на службу. А туземцы, с которыми сталкивается этот человек, не более чем часть природы. Туземцы, с его точки зрения, подобны естественным силам, как, например, энергия рек, которую следует обратить на службу человеку, цивилизации и прогрессу.

В этом контексте туземцу отведена роль всего лишь рабочей силы на службе у человека, способного найти ей достойное применение. Предприимчивый вчерашний раб может и должен продуктивно использовать эти силы, так же как использует другие силы природы. Все должно служить счастью человека, гарантии его свободы. И подобно тому, как покоряют враждебные силы природы, препятствующие его свободному осуществлению, подавляют и уничтожают враждебного колонизатору или не приносящего должной отдачи индейца. Такой туземец подлежит уничтожению на том же основании, на котором уничтожается хищное или ядовитое животное. Туземцы суть не что иное, как предметы природного мира, годные лишь на то, чтобы быть использованными или уничтоженными - в зависимости от ситуации. Именно так и станут поступать колонизаторы в Северной Америке, в Австралии и в некоторых районах Африки. Так же станут поступать и их латиноамериканские последователи, очищая от индейцев пампы, саванны, леса и равнины. В сущности, это был самый настоящий геноцид, в наши дни вызывающий всеобщее и безоговорочное осуждение.

Итак, прежнее отношение господин - раб или феодал - крепостной уступает место новому отношению, установленному человеком, совершившим Французскую революцию 1789 г., а еще раньше - в 1776 г.- провозгласившим Декларацию независимости Соединенных Штатов Америки. В гегелевской терминологии это отношение дух - природа. В этом новом отношении природа оказывается в подчинении у человека, а составляющие ее туземцы - эти несостоявшиеся люди - оказываются в подчинении у человека по преимуществу. На этом история как будто подходит к концу.

Новая идеология противоположна христианским заповедям, характерным для первой волны колонизации, в ней для туземца уже не оставалось никакого выхода. Эта идеология постулировала, что человеком можно быть только по природе, по рождению и никакое попечение и радение здесь не поможет. Если эти существа на самом деле люди, то они должны доказать это делами, в ином случае им надлежит занять свое место на службе у подлинного человека. Человеческая природа есть нечто конкретное, индивидуальное, что не подлежит передаче. В этом смысле человек ничем не может помочь другому человеку. Человек, если он является таковым, один в ответе за свое право быть человеком. Это право завоевал и отстоял европейский человек в борьбе за свою человеческую сущность в ходе долгой истории, очевидно подходящей к своему концу. Другие люди, встреченные европейцем в результате его экспансии, должны пройти аналогичный путь, если они действительно люди. Нелегкая задача, если над тобой господствует тот, кто считает себя единственным выразителем подлинного и свободного человека. Помочь в такой ситуации нельзя ничем - все зависит от самого человека. То, что он совершил для себя, он уже не сможет повторить для другого. Ибо превосходство одного над другим состоит именно в том, что один оказался способен в свое время победить в себе природное начало и поставить природу себе на службу. Всякий другой человек, если таковой обнаружится, должен сделать то, что однажды уже было сделано, а именно: восстать против своего господина и угнетателя и заставить его признать право другого быть человеком. А пока не наступил такой момент, это право оспаривается так, как никогда прежде не оспаривалось за всю историю человечества.