История против памяти

В действительности кажется, что сначала история основывалась на систематизированной, упорядоченной памяти. Но только памяти. Наше собственное прошлое, мы его знаем благодаря памяти. Не становится ли очевидным, что история выполняет эту самую миссию. Вот почему история очевидна. Разъяснить, что история является наукой, и что она, как и все науки, сталкивается с эпистемиологическими трудноразрешимыми проблемами - это всегда нелегко! Если бы история не являлась наукой, аналогичной естественным наукам, но это уже другой вопрос, который необходимо рассмотреть в другой раз. Не ограничивается ли история пересказом истории в виде рассказа? Аналогично, как я рассказываю об определённом моменте своей жизни? Прочитаем вступление в "Истории" (Histoires) Геродота. Какова цель этой работы: "чтобы прошедшие события с течением времени не пришли в забвение и достойные деяния как эллинов, так и варваров не остались в безвестности". История, по мнению её основоположника, была бы "работой памяти", борьбой против забвения. Однако Геродот определяет историю только как возврат к общественному мнению: город для Греков является именно тем местом, которое позволяет смертным разделить бессмертие, используя воспоминание, оставленное знаменитыми смертными в памяти живущих. После процитированного отрывка Геродот утверждает, что его цель - "выяснение причин войны, в которую они вступили". История больше не является рассказом, а наукой, ввиду того, что она устанавливает причины. Вопрос о причинах, очевидно, является основным для эпистемологии истории: история является наукой, только если она может устанавливать причины, но что такое причина в истории? Выяснение причины является предметом самых продолжительных учёных споров. Мы пока не будем затрагивать данную тему. Если бы мы хотели продолжить аналогию между судьбой индивидуума и судьбой человеческого общества, историю нужно было бы сравнивать не с памятью, а с психологией!

Можно сказать, что историческая наука строится в первую очередь при помощи терпеливого разделения памяти. Приведу четыре основных момента:

1. Память - субъективна. Она всегда является составной частью пережитого сознательного. Память - это моя память. Целью истории является объективность. История - это не моя история, она позиционируется как внешнее существование по отношению к сознанию. Историческая память - это всегда наша память. Наша память об истории Франции - это не память об истории Франции наших соседей и наоборот! Напротив, история предполагает смешение взгляда. То, что называем объективностью, которая представляет собой возможность изменить свою точку зрению, не подчиняться определенной точке зрения.

2. Память предполагает забвение как обязательное дополнение. Я не могу вспомнить, чтобы я выбирал то, что должно быть забыто. Коллективная память также действует до забвения. Обычно мы воспринимаем забвение как полное отрицание, отсутствие памяти. Но забвение является необходимой основой для появления памяти. Иногда даже забвение может регулироваться, например, для выполнения политических, религиозных целей и т.д. Цель истории (как психоанализа!) - вернуть забвение.

3. Память записана в рассказе. Индивидуальная память - это то, посредством чего индивидуум определяет свою личность. Считается, что она полностью основана на настоящем - память, это всегда прошлое до настоящего. Аналогично и с коллективной памятью. Исторические общества сохраняют следы, то, что ещё представляет собой настоящее. Из коллективной памяти исчезло то, что больше не используется. В обоих случаях память выражена в рассказе, финал которого известен. Память является обязательно телеологической: правдивость прошедших событий находится в настоящем. Историческая наука, с того момента, когда она претендует быть действительно научной, должна происходить от рассказа, потому что она должна происходить от телеологии, истории, ориентированной на идеальный финал, что в действительности означает - от интерпретации прошлого в соответствии с настоящим.

4. Память интересуется только временным соединением картинок - она отождествляется с нашим личным сознанием времени. Коллективная память также действует с помощью картинок ("эпинальские картинки"). История, напротив, интересуется причинной связью. Факты и события должны обеспечить внятность исторического процесса.

Я понимаю, что составляю идеальный портрет исторической науки. Поль Рикёр в течение длительного времени рассуждал о границах научности истории. Он придерживается мнения,что история не может освободиться от рассказа, несмотря на усилия современной историографии. Вопрос причинности в истории остаётся нерешенным. Нам хорошо известно, что история не относит себя к естественным наукам. Нам также известно, что "законы" истории не имеют ничего общего с законами физики. Я даже готов понять различие, определённое Дильтеем^* между номологическими и герменевтическими науками, и поместить историю на один уровень с указанными науками. Но данное разделение, если основано на неоспоримых аргументах, тем не менее, не отменяет требований к истории, также предъявляемых к естественным наукам, даже если "обязательство достичь результата" никогда не может относиться к одинаковому порядку.

^* (Прим.пер Дильтей - нем.философ.)

Следовательно, историческая наука может позиционировать себя только с точки зрения рационального понимания и объективности, точки зрения, которая радикально отличает книгу историка от исторического романа - несмотря на моё желание обесценить исторический роман как литературный жанр. Однако история не может избежать конфликта интерпретаций, научная истина сохраняет свой регулирующий идеал.