Текст выступления, произнесённого во время симпозиума "Какая история для какой памяти?", проходившего 31 марта 2001 г. в Шатору*.
* (Прим.пер. - Шатору (Châteauroux) - административный центр департамента Эндр в центральной Франции.)
Перевод выполнен по источнику: Denis Collins History or memory, 2001.
(перевод с французского Л.В. Горпынченко, Н. Кураева)
Поскольку на меня возложена обязанность открывать этот день, посвящённый отношениям между историей и памятью, в первую очередь мне бы хотелось пояснить заголовок моего выступления. Общепринятое мнение обязывает нас, профессоров, "создавать гражданство". Вероятно потому, что сейчас гражданин стал загадочным существом более чем когда-либо. "Долг памяти", ставший истинным категорическим императивом, безусловно, является одним из основных элементов нового гражданства. Основываясь на упомянутом долге памяти, ожидается появление или возрождение "общей культуры", общих ценностей, которые могли бы способствовать формированию у наших учеников, граждан завтрашнего дня, сознания о принадлежности к одному политическому обществу с правами и обязанностями. Долг памяти, который в первую очередь касается преступления против человечества и искоренения евреев Европы, охватывает все трагические события нашей истории и действует по принципу "никогда больше", применяя все формы нравственности и битвы добра против зла. История, являясь социальной наукой и школьной дисциплиной одновременно, перемещается на первое место ввиду того, что становится очевидной задача истории - сохранить память живой.
Определение коллективной памяти и истории является источником главных философских и эпистемологических вопросов. В июне 2000 г. при сдаче экзамена на получение степени бакалавра кандидатам была предложена следующая тема: "Память, достаточно ли её для историка?". Вышеуказанная тема являлась актуальной, однако большинство кандидатов не смогли понять ни её смысл, ни значение. Сегодня я бы хотел обсудить с вами вопрос о профессиональной деформации. На мой взгляд, отношения между коллективной памятью и историей должны быть гармоничными и история может только вступать в конфликт с "долгом памяти", часто используемый для достижения политических или нравственных целей.
Казалось бы, именно здравый смысл руководит нами, когда мы тесно связываем историю и память. Не является ли история той дисциплиной, которая заставляет повторно прожить то, что спрятала коллективная память? Могла ли история обойтись без коллективной памяти, записанной в наших памятниках, в наших законах, в наших обычаях и в нашем языке? Словом, существовала ли коллективная память вне обучения истории, отдельно для нас, вне обучения в школе? Те, кто практически научились читать по книгам Мале и Исаака (Malet and Isaac) знают, что именно национальное единство, сильное чувство, пронизывает весь текст, кто высокого оценивает наши современные справочники с красочными иллюстрациями, но с таким скудным содержанием, хотя политически корректным, безупречно корректно!
Однако эти сопоставления и определение в то же время не противопоставляются анализу. Можно было бы по пунктам сравнить память и историю (I). Я бы хотел остановиться на вопросах Пьера Нора (II). Однако противопоставление истории и памяти не исключает политическую роль памяти, но требует чёткого разделения порядков (III). Откуда мы могли извлечь некоторые уроки касательно того, чем история обязана школе (IV).