Пример Франции, проявление сложности данных взаимоотношений

Во Франции история была ректором национальной памяти (Пьер Нора).

Безусловно, это не соответствует нашей стране: в XIX-м и в начале 20 века история была средством представления европейским нациям засвидетельствованной памяти, содействия построению и приданию законной силы национальной памяти.

Во Франции Эрнест Лависс (Ernest Lavisse) являлся с этой точки зрения истинным национальным учителем (это также слова Пьера Нора) во времена Третьей Республики. Le petit Lavisse - справочник, предназначенный для учеников начальной школы, первое издание которого вышло в 1884 г., и который, благодаря успешным изданиям, будет использоваться до начала 1950-х годов, является, прежде всего, рассказом о строении французской нации. Автор, прежде всего, выделяет то, что способствует построению единства Французов, с их знаковыми личностями. Это некоторого рода республиканский и патриотический катехизиС. Искренняя история французской нации (1933) историка Шарля Сейнобос (Charles Seignobos) берёт своё начало от аналогичного источника.

Данное гармоничное сотрудничество между историей и памятью в начале века затем пошатнется по нескольким причинам:

- одна является университетской: история, которая восхваляет школу Анналов (l'école des Annales), которая снова объединилась вокруг Журнала Анналов, основанной М. Блок и Л. Февр (L. Febvre) в 1929 г., является структурной, глобальной историей, вписанной в длительный период, не подходящая для интеграции в национальную память;

- ужасы Великой Отечественной войны спровоцировали учёт расстояния по отношению к национализму, который распространяли исторические книги. Следует заметить, что история может служить для ведения войны - после Второй мировой войны движение деколонизации вызвало появление шокирующего усиления колонизации посредством исторических книг. Выявляется, что история также служила для оправдания завоеваний и господства;

- роль, отведенная истории в тоталитарных государствах, когда речь идёт о систематическом манипулировании коллективной памятью и подчинении историков с целью служения идеологии, убивая, кстати говоря, память и историю, исключает любую форму применения истории для выполнения цели, относящейся к памяти.

Однако конец прошлого века был ознаменован истинным возвращением памяти. Это возвращение уже было спровоцировано и особенно проявилось в 80-е годы (см. выше момент-память (moment-mémoire), Пьером Нора) в виде многочисленных форм: новый интерес историков к памяти, известность ознаменований, многочисленные возникающие виды памяти (социопрофессиональные, этнолингвистические, региональные, религиозные), упоминание проблем памяти в политических дебатах и дебатах в средствах массовой информации, призыв к справедливости при решении этих проблем... Можно говорить об истинном феномене общества. Для чего такое возвращение памяти? Смятение перед прогрессивностью и потеря традиционных ориентиров? Проблема идентичности (см. посмертную книгу историка Ф. Бродель (F. Braudel), "Идентичность Франции" (l'identité de la France))! Беспокойство, несмотря на то, что государственная нация больше не является тем, чем была, и вероятна угроза от верхов (Европа, которая строится) и низов (регионы, которые проявляют себя)?

Проблема состоит в том, что память может приостановить историков или являться фактором затруднения. С этой точки зрения пример с историей Виши является достаточно интересным:

А. Руссо (Н. Russo) в своей книге под названием синдром Виши (syndrome de Vichy) удачно продемонстрировал, как память сторонников Сопротивления (résistencialiste), культивируемая после войны от коммунистов до сторонников де Голля, привела к мифу, мифу сторонников Сопротивления и к стремлению потерять память касательно Виши: большая часть французов сопротивлялась бы, сотрудничество было делом некоторых погибших людей. Результатом стало то, что Анри Руссо называет некоторого рода консенсусом отталкивания.

Следует ожидать начала 70-х годов, когда появляется книга американского историка Пакстона (Paxton) о Франция Виши (La France de Vichy) и выходит фильм Печаль и жалость (Le chagrin et la pitié), долгое время запрещенный к показу на телевидении, чтобы быть свидетелем того, что А. Руссо называет возвращением оттолкнутого. Память сторонников Сопротивления, которая была во многом разделена обществом до 60-х годов, и которая была восстановлена генералом де Голлем, действовала как затвор и парализовала историков.

Снятие блокады окажется очень успешным: в 70-80-х годах историки с рвением принялись за работу по этому вопросу и восполнили потерянное время. В то время Виши стал основным предметом исследования. Общественное мнение той эпохи, антисемитизм режима Виши и его сложность в финальном решении во многом достигнуты. Это возвращение оттолкнутого переводится в школьных программах и справочниках по истории: период войны включен в программу с начала 60-х годов и в справочники, Виши, однако, вскоре был отправлен и без сложностей обвинён, не оказывая сопротивления немцам. С другой стороны, с начала 80-х годов, программы и справочники четко определяют ответственности и активную сложность Виши.

Но, что парадоксально, несмотря на то, что проходит историческое исследование и история Виши широко отражена в школьных программах, развивается идея, что от нас все скрывают и что историки не выполняют свою работу или не могут её выполнять ввиду закрытости архивов, что ответственности Виши не изучаются в классе. Пресса создает для себя отголоски этой идеи в коммерческом контексте (Тувье, Буске, Папон) и политической актуальности. Право (см. процессы), политика (пример: предъявление обвинения Ф. Миттерану за его дружбу с Буске и его переход к Виши) намереваются опередить работу историков. Целью памяти становится опережение истории. А. Руссо и журналист Е. Конан в своей книге Виши, прошлое, которое не проходит (Vichy, le passé qui ne passé pas), отчетливо показали этот феномен.

Дебаты касательно пыток, применимых полицией и французской армией в Алжире, повторяют аналогичный процесС. Если бы мне некоторые поверили, война в Алжире также была бы запрещенной темой нашей истории, и её бы не изучали в классе. Что в этом?

Французские историки затрагивали эту тему, и понадобилось бы много времени цитировать всех тех, которые её касались. Просто вспомним, что в 2000 в Сорбонне проходил семинар в честь великого специалиста Ш.Р. Ажерона (Ch.R. Ageron), который собрал очень большое количество историков, работавших над этим вопросом в течение нескольких лет. Вспомним также, что 5 декабря 2000, молодая студентка Рафаэль Бранш (Raphaelle Branche) в Институте политических исследований в Париже защищала диссертацию на тему Армия и пытки во время войны в Алжире (L'аrmée et la torture dans la guerre d'Algérie). Для сбора материала она обращалась к архивам. Теперь правила получения консультации смягчены: обычно, срок составляет 30 лет, если он продлен (например, до 60 лет в целях защиты частной жизни, или безопасности Государства и обороны) - разрешения на доступ к архивным документам в порядке исключения подлежат согласованию.

Что касается места, которое война в Алжире занимает в школе, вспомним, что с начала 80-х годов она изучается в третьем или в последнем классе. При чтении справочников можно констатировать, что пытки или избиение 17 октября 1961г. рассматриваются в рамках данного изучения.

В 2001 г. группа "История и география" Генеральной инспекции организовали для преподавателей летний Университет на тему Узнавать и изучать войну в Алжире и современный Магриб (Apprendre et enseigner la guerre d'Algérie et le Maghreb contemporain).

В случае с войной в Алжире, как ранее и в случае с Виши, видим, относящееся к средствам массовой информации, политику и право, занимающих видное положение. Некоторые журналисты необдуманно клеймят историков и национальное образование, которые не выполняли бы их работу.

За этим беспокойством, относящимся к средствам массовой информации, основное - это позволить работать историкам и облегчить их задачу поиска правдивости.

В самом деле, они должны проводить эту процедуру правдивости, которая является историческим исследованием, им писать историю.

Мы много говорим о долге памяти. Не хотели ли вы лучше поговорить о долге истории и праве на память? Не лучший ли это способ пропагандировать процедуру правды, чем история?

Не является ли это также средством создания политики справедливой памяти, из которой Поль Рикер сделал одну из своих гражданских признанных тем.

Лоран Вирт работает в Академии Шампань-Арденн, кафедра Истории и Географии. Он нам любезно сообщил текст доклада, который произнес в ноябре 2000 г. у знаменитого куба в Париже Arche de la Défense. Мы благодарны ему за это.

© Бюллетень, выпускаемый профессорами группы "История-География" Академии в Реймсе, Же 26, 2002. (Bulletin de Liaison des Professeurs d'Histoire-Géographie de I'Académie de Reims. №26, 2002).