Часть 3.

одно и то же, а знание и мужество отличны и друг от друга и каждое в отдельности от блага.

Калликл. А Сократ из Алопеки в этом с нами не согласен. Или же согласен?

Сократ. Не согласен. Я думаю, и Калликл будет e не согласен, когда хорошенько всмотрится в самого себя. Скажи мне, люди благополучные и злополучные не противоположные ли испытывают состояния, как тебе кажется?

Калликл. Противоположные.

Сократ. А если эти состояния противоположны друг другу, значит, с ними все должно обстоять так же, как со здоровьем и болезнью, верно? В самом деле, человек не бывает и здоров, и болен сразу, и не бывает, чтобы он одновременно расставался и со здоровьем, и с болезнью.

Калликл. Как это? Не понимаю.

Сократ. Возьми для примера любую часть тела, какую вздумаешь. Допустим, у человека болят глаза, 496 случилось воспаление.

Калликл. Допустим.

Сократ. Разумеется, в это время глаза у него не здоровы?

Калликл. Разумеется, нет!

Сократ. А когда он расстанется с воспалением, тогда что? Расстанется одновременно и со здоровьем своих глаз и в конце концов будет и без того, и без другого вместе?

Калликл. Ничего похожего!

Сократ. Да, удивительное что-то и нелепое, по- b моему, получается. Не правда ли?

Калликл. Истинная правда.

Сократ. На самом деле, мне кажется, человек поочередно приобретает и теряет то одно, то другое.

Калликл. Согласен.

Сократ. Не в таком ли точно отношении находятся сила и слабость?

Калликл. Да.

Сократ. Быстрота и медлительность?

Калликл. Верно.

Сократ. А также благо и счастье и противоположные им зло и несчастье - каждое приходит в свой черед и в свой черед уходит?

Калликл. Вне всякого сомнения.

Сократ. Значит, если мы отыщем такие вещи, с

537

которые человек и теряет, и удерживает в одно и то же время, ясно, что ни благом, ни злом они не будут. Согласимся мы на этом? Подумай хорошенько, прежде чем ответить.

Калликл. Я согласен с тобой целиком и полно-стью.

Сократ. Теперь вернемся к тому, на чем мы со-шлись раньше. Как ты понимаешь голод - он прия-тен или мучителен? Я имею в виду только голод, ни-чего больше,

Калликл. Мучителен, по-моему. Но есть, когда ты голоден, приятно.

d Сократ. Я тоже так думаю и понимаю тебя. Но сам по себе голод мучителен, верно?

Калликл. Да.

Сократ. И жажда, значит, тоже?

Калликл. Совершенно верно.

Сократ. Спрашивать дальше или ты и так согла-сишься, что мучительна всякая нужда и всякое же-лание?

Калликл. Соглашусь. Можешь не спрашивать.

Сократ. Хорошо. Значит, пить, когда испытываешь жажду, по-твоему, приятно, не правда ли?

Калликл. По-моему, да.

Сократ. Стало быть, в случае, о котором ты гово-ришь, «испытывать жажду» значит «страдать»? е Калликл. Да.

С о к р а т. А «пить» равнозначно избавлению от нуж-ды и удовольствию?

e Калликл. Да.

Сократ. Значит, когда человек пьет, он чувствует радость - так ты понимаешь?

Калликл. Именно так.

Сократ. Хоть и испытывает жажду?

Калликл. Да.

Сократ. И стало быть, страдает?

Калликл. Верно.

Сократ. Видишь, что получается? Когда ты говоришь: «жаждущий пьет», ты утверждаешь, что страдающий радуется. Но разве это происходит не вместе, то есть не в одно и то же время и не в одной и той же части души (либо тела, как тебе угодно: на мой взгляд, это безразлично)? Так или нет?

Калликл. Так.

Сократ. Но ведь ты говоришь, что человек благопо

538

дучный не может быть в то же самое время и 497 злополучным.

Калликл. Говорю.

Сократ. А что страдающий может радоваться, это ты признаешь.

Калликл. Как будто бы да.

Сократ. Стало быть, радоваться - не то же, что быть счастливым, а огорчаться - не то же, что несчастным, и, значит, удовольствие и благо - вещи разные.

Калликл. Не понимаю я, что ты там мудришь, Сократ.

Сократ. Понимаешь, Калликл, да только прики-дываешься. Пойдем же далее, чтобы ты убедился, как b мудро ты меня наставляешь. Не одновременно ли с жаждою исчезает у каждого из нас и удовольствие от питья?

Калликл. Я не понимаю, к чему этот вздор?!

Г о р г и й. Пожалуйста, Калликл, не надо так! Отвечай ради всех нас, чтобы довести беседу до конца.

Калликл. Но Сократ себе верен, Горгий! Всегда одно и то же - спрашивает и разбирает всякие мелочи, пустяки 48!

Горгий. А тебе что за разница? Совсем не твоя забота их оценивать. Пусть себе разбирает что хочет.

Калликл. Ладно, Сократ, задавай свои мелочные, с пустячные вопросы, раз Горгий не против.

Сократ. Счастливец ты, Калликл, что посвящен в Великие таинства прежде Малых 49: я-то думал, это недозволено. Начнем с того, на чем ты остановился: не одновременно ли пропадает у каждого из нас жажда и удовольствие?

Калликл. Одновременно.

Сократ. А голод и остальные желания - тоже одновременно с удовольствием?

Калликл. Да.

Сократ. Стало быть, страдание и удовольствие d исчезают одновременно?

Калликл. Да.

Сократ. Но благо и зло не исчезают одновременно, как ты признаешь. Или теперь ты этого уже не признаешь?

Калликл. Нет, признаю. Но что с того?

Сократ. А то, друг, что благо, оказывается, не совпадает с удовольствием, а зло - со страданием. В самом деле, удовольствие и страдание прекращаются

539

одновременно, а благо и зло - нет, потому что они иной природы. Как же может удовольствие совпадать с бла-гом или страдание - со злом?

А если хочешь, взгляни еще вот с какой стороны - я думаю, что и тут у тебя не будет согласия с самим

e собою. Суди сам: хороших ты зовешь хорошими не от-того ли, что в них есть что-то от блага, так же как краси-выми тех, в ком есть красота?

Калликл. Несомненно.

Сократ. Что же, хорошими ты называешь не-разумных и трусливых? Нет, до сих пор по крайней мере ты считал хорошими мужественных и разумных. Или это неверно?

Калликл. Совершенно верно!

Сократ. Пойдем далее. Тебе случалось видеть, как радуется неразумное дитя?

Калликл. Конечно.

Сократ. А взрослого человека, неразумного, но радующегося никогда еще не случалось видеть?

Калликл. Я думаю, случалось. Но что с того? 498 С о к р а т. Ничего. Ты делай свое - отвечай.

Калликл. Видел и взрослого.

Сократ. Что же, а разумного, который бы огорчал-ся и радовался?

Калликл. Тоже.

Сократ. А кто больше радуется и огорчается - разумные или неразумные?

Калликл. Я думаю, разница невелика.

Сократ. Достаточно и этого. Случалось тебе видеть труса на войне?

Калликл. Как же иначе!

Сократ. И что же? Кто, по-твоему, больше ра-b дуется, когда враг отступает, трусы или храбрые?

Калликл. Мне кажется, и те и другие, но пер-вые, может быть, больше. Или примерно одинаково.

Сократ. Это все равно. Значит, трусы тоже радуются?

Калликл. Еще как!

Сократ. И неразумные, по-видимому, тоже?

Калликл. Да.

Сократ. А когда враг наступает, одни трусы огор-чаются или храбрые тоже?

Калликл. И те и другие.

Сократ. Одинаково?

Калликл. Пожалуй, трусы больше.

540

Сократ. А когда враг отступает - они больше радуются?

Калликл. Пожалуй.

Сократ. Значит, огорчаются и радуются неразум-ные и разумные, трусливые и мужественные примерно одинаково, по твоим словам, и трусливые - даже c больше, чем мужественные?

К а л л и к л. Согласен.

Сократ. Но при этом разумные и мужественные хороши, а трусливые и неразумные - плохи?

Калликл. Да.

Сократ. Стало быть, и хорошие, и плохие ра-дуются и огорчаются примерно одинаково?

Калликл. Согласен.

Сократ. Тогда не одинаково ли примерно хороши и плохи хорошие и плохие? Или даже плохие более хороши?

Калликл. Клянусь Зевсом, я тебя не понимаю. d

Сократ. Не понимаешь, что хорошие, по твоим же словам, зовутся хорошими в силу присущего им блага, а плохие - плохими в силу присущего им зла и что удовольствия - это благо, а страдания - зло?

Калликл. Нет, это я понимаю.

Сократ. Значит, в тех, кто радуется, есть благо - удовольствие, если они на самом деле радуются?

Калликл. Как же иначе!

Сократ. И значит, раз в них есть благо, они хоро-ши, те, кто радуется?

Калликл. Да.

С © к р а т. Пойдем далее. В тех, кто огорчается, нет ли зла - страданий?

Калликл. Есть.

Сократ. Ты утверждаешь, что плохие плохи от- e того, что им присуще зло. Или ты уже этого не утверждаешь?

Калликл. Нет, утверждаю.

Сократ. Значит, хорошие - это те, кто радуется, а плохие - кто огорчается?

Калликл. Совершенно верно.

Сократ. И кто больше - те более [хороши], кто меньше - менее, а кто одинаково - одинаково?

Калликл. Да.

Сократ. Ты, значит, утверждаешь, что разумные и неразумные, трусливые и мужественные радуются и

541

огорчаются примерно одинаково или даже трусливые больше?

Калликл. Да, верно.

Сократ. Теперь сообрази вместе со мною, чтоследует из того, на чем мы согласились: ведь, как го-

499 ворится, и дважды, и трижды прекрасно повторитьпрекрасное50. Мы утверждаем, что хороший - это разумный и мужественный. Так?

Калликл. Так.

Сократ. А плохой - это неразумный и трусли-вый?

Калликл. Вот именно.

С о к р а т. С другой стороны, хороший - это тот, кто радуется?

Калликл. Да.

Сократ. А плохой - кто огорчается?

Калликл. Непременно.

Сократ. А огорчаются и радуются хороший и плохой одинаково, а может быть, плохой даже больше?

Калликл. Да.

Сократ. Стало быть, плохой с хорошим оказы-

b ваются одинаково хороши или плохой даже лучше? Не такое ли получается следствие из всего предыдущего, если утверждать, что удовольствия и благо - одно и то же? Это ведь неизбежно получается, Калликл, как по-твоему?

Калликл. Я уже давно слушаю тебя, Сократ, и все поддакиваю, а сам думаю вот что: если кто усту-пает тебе в чем-нибудь хотя бы только шутя, ты все равно радуешься, как мальчишка. Будто ты не знаешь, что и я, и любой другой прекрасно отличаем лучшие удовольствия от худших!

Сократ. Ай-ай-ай, Калликл, какой же ты ковар-

с ный! Водишь меня за нос, как ребенка: то говоришь

одно, то совсем другое. Вот уж не думал сначала, что ты

нарочно станешь меня обманывать,- раз ты мне друг!

Но я вижу, что ошибся, придется, верно, по старинной

пословице, сделать веселое лицо и брать что дают 5|.

Сколько я понимаю, ты теперь утверждаешь, что

бывают удовольствия хорошие, а бывают и плохие.

Так?

d Калликл. Да.

Сократ. Хорошие - это, наверное, полезные, а плохие - вредные?

Калликл. Именно.

542

Сократ. А полезные - это те, что приносят ка-кое-нибудь благо, плохие - те, что приносят зло?

Калликл. Да.

Сократ. Ты имеешь в виду примерно те же удо-вольствия, какие мы недавно называли, говоря о телес-ных радостях от еды и питья? Значит, одни из них при-носят телу здоровье, силу или иное доброе свойство и эти удовольствия хороши, а противоположные им плохи?

Калликл. Совершенно верно.

Сократ. Значит, и страдания точно так же - одни хороши, другие скверны?

Калликл. Как же иначе! e

Сократ. И значит, полезные удовольствия и стра-дания нужно ловить и присваивать?

Калликл. Конечно.

Сократ. А скверные не нужно?

Калликл. Ясно, что нет.

Сократ. Верно, потому что все должно делаться ради блага, как мы рассудили, если ты помнишь,- я и Пол. Не присоединишься ли и ты к нашему суждению, что у всех действий цель одна - благо и что все прочее должно делаться ради блага, но не благо ради 500 чего-то иного? Подаешь ли и ты свой голос вместе с нашими двумя?

Калликл. Подаю,

Сократ. Стало быть, благу следует подчинить все остальное, в том числе и удовольствия, но никак не благо - удовольствиям.

Калликл. Конечно.

Сократ. А всякому ли человеку по силам выбрать, какие из удовольствий хороши и какие плохи, или тут потребен в каждом случае человек опытный?

Калликл. Без этого не обойтись.

Сократ. Давай еще припомним кое-что из того, что я говорил Полу и Горгию. А говорил я, если ты не забыл, что бывают занятия, которые обращены только b на удовольствия, и ни на что иное, и лучшего от худшего не отличают, и другие занятия, ведающие тем, что есть благо и что зло. Среди тех, что направлены на удовольствия, я поместил поварское дело - простую сноровку, а не искусство, а среди тех, что на благо,- искусство врачевания.

Заклинаю тебя богом дружбы52, Калликл, не думай, что ты непременно должен надо мною подшучи- с

543

вать, не отвечай что придется вопреки собственному мнению, но и мои слова, пожалуйста, не принимай в шутку. Ведь ты видишь, беседа у нас идет о том, над чем и недалекий человек серьезно бы призадумался: как надо жить? Избрать ли путь, на который ты при-зываешь меня, и делать, как ты говоришь, дело, до-стойное мужчины,- держать речи перед народом, со-вершенствоваться в красноречии и участвовать в управ-лении государством по вашему образцу - или же по-святить жизнь философии? И в чем разница между этими двумя путями?

d И пожалуй, всего лучше начать так же, как рань-ше,- с различия между ними, а установив различие и придя к согласию, что это действительно два разных образа жизни, рассмотреть, в чем именно они отли-чаются один от другого и какой из двух следует пред-почесть. Но пожалуй, ты еще не совсем меня пони-маешь.

К а л л и к л. Совсем не понимаю!

Сократ. Сейчас скажу яснее. Как мы с тобою согласились, существует благо и существует удовольствие, и благо - не то, что удовольствие, и приобрeтается каждое из двух особыми заботами и трудами, и гнаться за удовольствием - одно занятие, а за бла-

е гом - другое... но сперва подтверди, согласились ли мы с тобой в этом. Подтверждаешь?

Кал л и к л. Да.

Сократ. А то, что я говорил им обоим,- признай-ся, прав я был тогда, как тебе показалось? Говорил же я примерно так, что приготовление пищи считаю не

501 искусством, а сноровкой в отличие от врачевания, ибо врачевание постигло и природу того, что оно лечит, и причину собственных действий и может дать отчет в каждом своем шаге. А приготовление пищи, которое целиком направлено на удовольствие и ему одному служит, устремляется к своей цели вообще безо всякого искусства, безрассудно и безотчетно, не изучив ни при-роды удовольствия, ни причины, не делая, можно ска-зать, никаких подсчетов и различий, но простонапрос-то благодаря долгому опыту храня память о том, что слу-

b чается обычно,- так только и доставляет оно всевоз-можные удовольствия.

Прежде всего подумай, достаточно ли это убеди-тельно, на твой взгляд, и не кажется ли тебе, что подобные занятия могут быть направлены и на душу и

544

что одни из них - искусства и пекутся о высшем для души благе, а другие этим благом пренебрегают и, как и там, целиком обращены на услаждение души, вопросом же, какие из удовольствий лучше, какие хуже, не задаются, и нет у них иной цели, кроме как доставлять усладу, лучшими ли средствами или худшими - все с равно. Мне, Калликл, кажется, что такие занятия существуют, и я зову их угодничеством перед телом, или перед душою, или перед чем-то еще, раз человек служит одному удовольствию, совсем не различая меж лучшим и худшим. Присоединишься ли ты к нашему мнению или будешь возражать?

Калликл. Нет, не буду, и соглашаюсь, чтобы твое рассуждение подвинулось вперед и чтобы угодить нашему Горгию.

Сократ. Это верно лишь для одной души, а для d двух и для многих - нет?

Калликл. Нет, и для двух, и для многих тоже.

Сократ. Значит, возможно угождать и многим душам сразу, не заботясь о том, что для них всего лучше?

Калликл. Думаю, да.

Сократ. Так можешь ли ты назвать занятия, которые на это обращены? Или, если хочешь, я буду спрашивать, а ты, когда решишь, что я называю верно, подтвердишь, когда неверно - ответишь «нет». Сперва е давай рассмотрим игру на флейте 53. Не кажется ли тебе, Калликл, что она как раз из числа таких занятий: ищет только нашего удовольствия, а больше ни о чем не заботится?

Калликл. Да, кажется.

Сократ. Стало быть, и все прочие занятия в том же роде, например игра на кифаре во время состязаний?

Калл и к л. Да.

Сократ. А что скажешь про постановку хоров и сочинение дифирамбов? Ты не находишь, что и здесь то же самое? Может быть, по-твоему, Кинесий, сын Мелета 54, старается сочинить что-нибудь такое, от чего слушатели стали бы лучше, или он думает только о том, что понравится толпе, собравшейся в театре? 502

Калликл. Ясно, Сократ, что так оно и есть, по крайней мере с Кинесием.

Сократ. А отец его, Мелет? Разве тебе казалось, что он поет под кифару ради высшего блага? Впрочем, сказать по правде, и не ради высшего удовольствия

545

тоже: его пение только терзало слух зрителям. Взгляни, однако, не кажется ли тебе, что вообще пение под ки-фару и сочинение дифирамбов придуманы ради удо-вольствия?

К а л л и к л. Да, верно.

b Сократ. А это почтенное и дивное занятие, сочи-нение трагедий,- оно о чем печется? Не на то ли на-правлены все его усилия, чтобы угождать зрителям,- как тебе кажется? - или же еще и на то, чтобы с ними спорить, и если что зрителям приятно и угодно, но вредно - этого не говорить, а если что тягостно, но по-лезно - это и возглашать и воспевать, не глядя, рады они тому или нет? Какое же из двух свойств обнаружи-вает, по-твоему, занятие трагического поэта?

с К а л л и к л. Ясно, Сократ, что больше оно гонится за удовольствием и благоволением зрителей.

Сократ. Но как раз подобные занятия, Калликл, мы только что назвали угодничеством.

Калликл. Совершенно верно.

Сократ. Теперь скажи, если отнять у поэзии в це-лом напев, ритм и размер, останется ли что, кроме слов?

Калликл. Ровно ничего.

Сократ. И слова эти, очевидно, обращены к боль-шой толпе, к народу?

Калликл. Да.

Сократ. Выходит, что поэзия - это заискивание перед народом?

d Калликл. Выходит, что так.

Сократ. И к тому же красноречивое. Или, по-тво-ему, поэты в театрах не блещут красноречием?

Калликл. Ты прав.

Сократ. Ну вот, стало быть, мы обнаружили осо-бый вид красноречия - для народа, который состоит из людей всякого разбора: из детей, женщин, мужчин - рабов и свободных 55. Особенно восхищаться мы этим красноречием не можем, потому что сами называем его льстивым угодничеством.

Калликл. Совершенно верно.

Сократ. Хорошо. А красноречие для народа - в

е Афинах и в других городах,- который состоит из сво-бодных мужчин,- как о нем будем судить? Кажется ли тебе, что ораторы постоянно держат в уме высшее благо и стремятся, чтобы граждане, внимая их речам, сделались как можно лучше, или же и они гонятся за

546

благоволением сограждан и ради собственной выгоды пренебрегают общей, обращаясь с народом как с ребен-ком - только бы ему угодить! - и вовсе не задумы-ваясь, станет ли он от этого лучше или хуже?

Калликл. Это вопрос не простой, не такой, как 503 прежние. Есть ораторы, речи которых полны заботы о народе, а есть и такие, как ты говоришь.

Сократ. Достаточно и того! Если и красноречие двойственно, то одна его часть должна быть самою угодливостью, постыдным заискиванием перед народом, а другая - прекрасным попечением о душах сограждан, чтобы они стали как можно лучше, бесстрашной защитой самого лучшего, нравится это слушателям или не нравится. Но ведь такого красноречия ты никогда b и не видел! Если же ты все-таки можешь назвать подобного человека среди ораторов, скорее говори, чтобы и мне знать, кто это такой.

Калликл. Но клянусь Зевсом, среди нынешних я не могу назвать никого.

Сократ. Ну что ж, а среди старинных можешь? Такого, чьи речи заставили афинян сделаться лучше, чем в прежние времена, когда этот оратор еще не вы-ступал перед ними? Я, например, не знаю, о ком ты говоришь.

Калликл. Не знаешь? Ты не слыхал ни про Фе- с мистокла, что он был замечательный человек, ни про Кимона, ни про Мильтиада, ни даже про Перикла , хотя уж он-то умер совсем недавно и ты слышал его собственными ушами?

Сократ. Верно, Калликл, но только тогда, ежели верны прежние твои утверждения об истинной добродетели - что она состоит в исполнении желаний, собственных и чужих. А если неверны, если, как мы вынуждены были согласиться после, потворствовать надо лишь тем из желаний, которые, исполнившись, делают человека лучше, а тем, что делают хуже,- не надо, и d это - особое искусство, можно ли утверждать, что хоть один из четверых отвечает нашим условиям?

Калликл. Мне трудно тебе сказать. Сократ. Но если ты очень постараешься, то най-дешь ответ. Давай вот так же, не торопясь, разберем, соответствовал ли кто из них этим условиям. Речи достойного человека всегда направлены к высшему бла-гу, он никогда не станет говорить наобум, но всегда e д«ржит в уме какой-то образец 57, как и все остальные

547

мастера: стремясь выполнить свое дело, каждый из них выбирает нужные снасти не кое-как, но чтобы вещь, над которою они трудятся, приобрела определен-ный вид. Взгляни, если хочешь, на живописцев, на строителей, на корабельных мастеров, на любого из прочих мастеров, кого ни выбери,- в каком порядке располагает каждый все части своей работы, подгоняя

504 и прилаживая одну к другой, пока не возникнет це-лое - стройное и слаженное! Подобно остальным ма-стерам, и те, о которых мы говорили недавно, те, что за-ботятся о человеческом теле,- учители гимнастики и врачи - как бы налаживают тело и приводят его в по-рядок. Признаем мы, что это так или нет?

К а л л и к л. Пусть будет так.

Сократ. Стало быть, слаженность и порядок де-лают дом пригодным, а неслаженность - непригодным?

b К а л л и к л. Да.

Сократ. И судно - так же? ь Калликл. Да.

Сократ. И то же самое мы скажем про наше те-ло?

Калликл. Конечно.

Сократ. А про душу? Неслаженность делает ее пригодной и здравой или же некая слаженность и по-рядок?

Калликл. После всего, в чем мы согласились раньше, необходимо согласиться и в этом.

Сократ. Как же они зовутся, эти телесные свой-ства, которые возникают из порядка и слаженности?

Калликл. Вероятно, ты имеешь в виду здоровье и силу?

с Сократ. Верно. А то, что в душе возникает из по-рядка и слаженности? Постарайся догадаться и дать этому название.

Калликл. А почему ты сам не скажешь, Сократ?

Сократ. Что ж, если тебе больше так нравится, буду говорить я. Ты же подтверждай мои слова, если сочтешь их правильными, а если нет - опровергай и стой твердо. Мне кажется, что имя телесному порядку - «здравость» и что из него возникает в теле здоровье и все прочие добрые качества. Так или нет?

Калликл. Так.

d Сократ. А порядок и слаженность в душе надо называть «законностью» и «законом», через них стано-вятся люди почтительны к законам и порядочны, а

548

это и есть справедливость и воздержность. Верно или нет?

Калликл. Верно.

Сократ. Стало быть, вот что будет стоять перед глазами у того оратора, искусного и честного: какие бы речи он ни произносил, воздействуя на души, какие бы поступки ни совершал и что бы ни дарил, ни от-нимал - и даря, и отнимая, он постоянно будет озабочен тем, как поселить в душах сограждан справедливость c и изгнать несправедливость, поселить воздержность, изгнать распущенность и вообще поселить все достоин-ства, а все пороки удалить. Согласен ты или нет?

Калликл. Согласен.

Сократ. И что пользы, Калликл, для больного и негодного тела в обильной и вкусной пище, в питье и прочем тому подобном, если лучше ему от этого не станет нисколько, а скорее, по справедливому рассуждению, станет хуже? Так ведь?

Калликл. Пусть будет так. 505

С о к р а т. В самом деле, я не думаю, чтобы тогда человеку стоило жить: раз тело его непригодно для жиз-ни, значит, и сама жизнь неизбежно будет негодной. Или, может, не так?

Калликл. Так.

Сократ. Вот и утолять свои желания врачи раз-решают, как правило, только здоровому: есть вволю, когда проголодаешься, или пить, когда почувствуешь жажду, а больному, как говорится, на всякое хотение необходимо терпение. Согласен ты со мной?

Калликл. Да.

Сократ. А для души, мой любезнейший, не то же b ли самое правило? Пока она испорчена - неразумна, необузданна, несправедлива, нечестива,- нужно удер-живать ее от желаний и не разрешать ничего, кроме того, что сделает ее лучше. Да или нет?

Калликл. Да.

Сократ. Потому что так будет лучше для нее самой?

Калликл. Конечно.

Сократ. А удерживать от того, что она желает, не значит ли обуздывать ее и карать?

Калликл. Да, значит.

Сократ. Стало быть, обуздание для души лучше необузданности - вопреки тому, что ты недавно утвер-ждал?

549

с К а л л и к л. Я тебя не понимаю, Сократ. Спроси кого-нибудь другого.

Сократ. Что это за человек: не терпит помощи и услуг и не согласен подчиняться тому, о чем идет у нас разговор,- обузданию и каре!

К а л л и к л. Что бы ты ни говорил, мне это совер-шенно безразлично, я отвечал тебе только в угоду Горгию.

Сократ. Будь по-твоему. Но что же мы будем де-лать? Так и оборвем беседу на середине?

Кал лик л. Решай сам.

Сократ. Даже сказки и те, говорят, нельзя рас-

d сказывать кое-как: надо непременно придать им за-главие, чтоб они не скитались вокруг безголовыми. Отве-чай, стало быть, до конца, чтобы и наше рассуждение не осталось без головы.

К а л л и к л. Никак от тебя не отвяжешься, Сократ! Послушай-ка меня - оставим этот разговор или толкуй еще с кем-нибудь.

Сократ. Ну что ж, кто еще желает - только бы нам не бросать беседу незаконченной?

К а л л и к л. А сам ты не мог бы ее продолжить, либо ведя речь один, либо отвечая на свои же вопросы?

е Сократ. Чтобы со мною вышло, как у Эпихарма 58: раньше двое говорили - я и один справлюсь? Но кажется, иного выхода нет. Так и поступим. И думаю, все мы наперебой должны стараться понять, что в на-ших рассуждениях правда и что ложь: выяснить это будет благом для всех.

506 Сейчас я расскажу, как, на мой взгляд, обстоит дело, и, если кто из вас решит, что я соглашаюсь сам с со-бою вопреки истине, пусть остановит меня и возра-жает. Ведь в точности я и сам еще не знаю того, о чем говорю, я только ищу вместе с вами, и если кто, споря со мною, найдет верный довод, я первый с ним согла-шусь. Но говорить я буду лишь в том случае, если вы считаете нужным довести наше рассуждение до конца. Если же не хотите, давайте оставим его и разойдемся.

Г о р г и й. Нет, Сократ, я думаю, что расходиться нам

b еще никак нельзя, пока ты не завершил рассуждение.

Мне кажется, и остальные того же мнения. Что до

меня, так я очень хочу услышать, как ты сам закончишь

начатое.

Сократ. Я бы, Горгий, очень охотно продолжил наш разговор с Калликлом до тех пор, пока не вложил бы

550

ему в уста слова Амфиона вместо речей Зета 59. Но раз ты, Калликл, не склонен довести рассуждение до конца вместе со мною, так хотя бы слушай внимательно и воз-ражай в том случае, если решишь, что я говорю непра- с вильно. И если ты меня опровергнешь, я не стану на тебя сердиться, как ты на меня, наоборот - запишу тебя первым своим благодетелем 60.

Калликл. Нет, говори сам, мой любезный, и сам заканчивай.

Сократ. Тогда слушай, я повто-

Общефидософские рю сначала. Удовольствие и благо -

выводы одно и то же?-Нет, не одно и то

же, как мы согласились с Калликлом.- Надо ли стре-миться к удовольствию ради блага или к благу ради удовольствия? - К удовольствию ради блага,- Удовольствие - это то, что, появляясь, дает нам радость, d а благо - то, что своим присутствием делает нас хоро-шими? - Совершенно верно.- Но хорошими становим-ся и мы, и все прочее, что бывает хорошим, через появление некоего достоинства? - По-моему, это непремен-ное условие, Калликл.- Но достоинство каждой вещи - будь то утварь, тело, душа или любое живое существо - возникает во всей своей красе не случайно, но через слаженность, через искусство, которое к ней приложено. Не так ли? - По-моему, так.- Значит, достоинство e каждой вещи - это слаженность и упорядоченность? - Я бы сказал, что да.- Значит, это какой-то порядок, присущий каждой вещи и для каждой вещи особый, делает каждую вещь хорошей? - Думаю, что так. - Значит, и душа, в которой есть порядок, лучше беспорядочной? - Непременно.- Но душа, в которой есть порядок,- это умеренная душа? - Иначе быть не мо-жет. - А умеренная - это воздержная? - Несомнен- 507 но.- Значит, воздержную душу надо считать хорошей. Я ничего иного прибавить не могу, друг Калликл. Ты же, если можешь, прибавь.

Калликл. Продолжай сам, мой любезный.

Сократ. Вот я и говорю, что, если воздержная душа - это хорошая, тогда та, что наделена противопо-ложным свойством, будет дурной. Я говорю о душе не-разумной и невоздержной.- Совершенно верно.- А воздержный человек будет обходиться как должно и с богами и с людьми: ведь, поступая не так, как должно, он окажется уже невоздержным.- Да, непре- b менно.- Но конечно, обходиться как должно с людь-

551

ми - значит соблюдать справедливость, а с бога-ми - благочестие. А кто соблюдает справедливость и благочестие, тот непременно справедлив и благоче-стив.- Да.- И непременно мужествен вдобавок. Воз-держный человек не станет ни гнаться за тем, что не должно, ни уклоняться от того, что должно, наоборот, и что-то преследуя, и от чего-то уклоняясь, он испол-нит свой долг - коснется ли дело людей или вещей, удовольствий или огорчений,- а если долг велит тер-

с петь, будет стойко терпеть. Стало быть, Калликл, воз-держный человек - справедливый, мужественный и благочестивый, как мы с тобою выяснили,- непре-менно будет безупречно хорошим, а хороший всегда поступает хорошо и достойно, и, поступая так, он бла-жен и счастлив, меж тем как дурной, поступая скверно, несчастлив. Он-то и составит противоположность воз-держному - тот самый разнузданный, которого ты восхвалял.

Вот как я полагаю, и, по-моему, это верно. А если верно, тогда тот, кто желает быть счастливым, пусть

d приучает себя к воздержности, пусть стремится к ней, а от разнузданности каждому из нас надо бежать со всех ног, и больше всего надо стараться, чтобы вообще не было надобности терпеть наказания, если же все-таки надобно - нам ли самим или кому из наших близ-ких, будь то частное лицо или целый город,- следует принять возмездие и кару: иначе виновному не бывать счастливым.

Такою мне представляется цель, которую надо ви-деть перед собой в течение жизни, и ради нее не ща-

е дить сил - ни своих, ни своего города,- чтобы спра-ведливость и воздержность стали спутницами каждого, кто ищет счастья; да, так надо поступать, а не давать волю необузданным желаниям, не торопиться их уто-лять, потому что это нескончаемое зло, это значит вести жизнь разбойника. Подобный человек не может быть мил ни другим людям, ни богу, потому что он не способен к общению, а если нет общения, нет и дружбы.

508 Мудрецы 61 учат, Калликл, что небо и землю, богов и людей объединяют общение, дружба, порядочность, воздержность и высшая справедливость; по этой причи-не они и зовут нашу Вселенную «космосом», а не «бес-порядком», друг мой, и не «бесчинством». Ты же, мне кажется, этого в расчет нисколько не принимаешь, несмотря на всю свою мудрость, ты не замечаешь,

552

как много значит и меж богов, и меж людей равенство - я имею в виду геометрическое равенство 2,- и дума-ешь, будто надо стремиться к превосходству над остальными. Это оттого, что ты пренебрегаешь геометрией.

Как бы там ни было, нужно либо опровергнуть этот наш довод, показав, что не справедливостью и не воз- b держностью счастлив счастливый и не своей испорчен-ностью несчастлив несчастный, либо, если наш довод верен, рассмотреть, каковы его следствия. Следует же из него, Калликл, все прежнее, о чем ты спрашивал, не шутки ли я шучу, когда утверждаю, что надо выступать с обвинением и против самого себя, и против сына, и против друга, если совершена несправедли-вость, и что в этом случае полезно обращаться за по-мощью к красноречию. Истиной оказывается и то, в чем Пол, по твоему мнению, согласился со мною из ложного стыда,- что чинить несправедливость хуже, чем терпеть, и насколько хуже, настолько же постыднее. с И если кто решил овладеть красноречием по-настоящему, он должен быть человеком справедливым и сведущим в делах справедливости - в этом со мною согла-сился Горгий, и, как считает Пол, тоже из ложного стыда.

Раз это так, давай поглядим, чем, собственно, ты меня коришь? Верно или нет, будто я не могу помочь ни себе самому, ни кому бы то ни было из друзей или близких, не могу спасти никого даже в случае самой крайней опасности, но, словно лишенный прав, отдан на произвол любому встречному - пожелает ли он отхлестать меня, если вспомнить крепкое твое вы- d ражение, по щекам, пожелает ли отнять имущество или изгнать из города, наконец, даже убить? Нет ничего позорнее такого положения - вот твое слово. А какое мое, слыхали уже не раз, но я повторю снова - это нисколько не помешает.

Я не согласен, Калликл, что самое позорное на свете - несправедливо терпеть пощечины, или попасть e в руки мучителей, или оказаться обворованным; нет, бить и мучить меня вопреки справедливости или красть мое имущество - вот что и позорнее, и хуже; грабить, продавать в рабство, вламываться в мой дом - словом, чинить любую несправедливость против меня или моего имущества и позорнее, и хуже для того, кто ее чинит, чем для меня, потери евшего.

553

Что дело обстоит именно так, как я утверждаю, уже

509 выяснилось в ходе нашей беседы и скреплено - хоть это и прозвучит, пожалуй, чересчур резко - желез-ными, несокрушимыми доводами. Во всяком случае, до сих пор они казались вполне надежными, и, пока ты их не опровергнул - ты или кто другой, еще более пылкий,- любой, кто выскажет суждение, отличное от моего, не может быть прав. Что до меня, я все время твержу одно: как обстоит дело в точности, мне неиз-вестно, но до сих пор, как вот и нынче, я ни разу не встретил человека, который был бы в состоянии выска-заться по-иному, не попав при этом впросак,

b Вот почему я полагаю, что я прав. Но если неспра-ведливость - величайшее зло для того, кто ее чинит, и если существует зло еще большее - остаться безна-казанным, совершивши несправедливость, в чем же тогда состоит помощь, которую должен оказать себе человек, чтобы на самом деле не попасть впросак? Не в том ли, чтобы отвратить от себя самую страшную беду? И если ты не в силах оказать такую помощь ни себе, ни своим друзьям и близким, это, вне всякого

с сомнения, величайший позор; следом за ним идет бессилье против второго по размерам зла, потом - против третьего и так дальше. Каковы размеры зла, такова и слава, если можешь от него оборониться, и бесславие, если не можешь. Разве не так, Калликл?

К а л л и к л. Так.

Сократ. Стало быть, из двух зол большее, по нашему суждению,- чинить несправедливость, а меньшее - ее терпеть. Что же нужно человеку для надежной

d защиты против обоих, так чтобы и не чинить несправедливость, и не терпеть ее? Сила ему нужна или добрая воля? Я спрашиваю: если человек не желает подвергаться несправедливости, этого достаточно, или же нужна сила, чтобы избегнуть несправедливости?

Калликл. Ясно, что нужна сила.

Сократ. А как насчет того, кто чинит несправедливость? Если человек не захочет ее чинить, довольно его доброй воли, или же и для этого потребны какая-то

е сила и искусство, которому надо выучиться и в нем усо-вершенствоваться, а иначе несправедливых поступков не минуешь? Ответь мне, пожалуйста, Калликл, верно или нет, на твой взгляд, согласились раньше мы с Полом, когда вынуждены были признать, что никто не чинит не-справедливости по доброй воле, но всякий поступающий

554