положено нечто за пределами положенной Я сферы, что тоже относится к бесконечности и на что поэтому тоже направляется побуждение Я. Это нечто должно быть с необходимостью положено, как не определенное через Я.
Исследуем, как возможно это выхождение за пределы, стало быть полагание этой неудовлетворенности или же чувства, — что значит то же самое.
1
Раз только Я рефлектирует над собою, оно является ограниченным, т. е, оно не заполняет бесконечности, которую заполнить оно все же стремится. Оно является ограниченным, сказали мы; т. е. для некоторого возможного наблюдателя, но еще не для самого себя. Этим наблюдателем хотим быть мы сами, или же, — что значит то же самое, — вместо Я мы хотим полагать нечто такое, что только наблюдается, нечто безжизненное, но чему, впрочем, должно быть присуще то, что в нашем предположении присуще Я. Стало быть, если вы предполагаете упругий шар — А и допускаете, что на него производится надавливание другим телом, то:
а) вы предполагаете в нем некоторую силу, которая проявится, как только отступит противоположная ей сила, притом без всякого с нашей стороны содействия, -и которая, таким образом, основание своей действенности имеет исключительно в себе самой. — Тут имеется налицо сила; она стремится в себе самой и по отношению к себе самой к обнаружению: это — такая сила, которая устремляется в себе самой и к себе самой, следовательно — сила внутренняя, ибо такие вещи называют внутренней силой. Это — непосредственное стремление к причинному воздействию на самого себя, которое, однако, вследствие внешнего сопротивления лишено всякой причинной силы. Это - - равновесие стремления и косвенного противоположного давления в самом теле, следовательно, то самое, что мы называли выше побуждением (ТггеЬ).
296
Ъ) Пусть в противодействующем теле В будет положено то же самое — некоторая внутренняя сила, которая противодействует обратному действию и сопротивлению А, которая поэтому сама является ограниченной этим сопротивлением, основание же свое имеет исключительно в себе самой. — В # совершенно так же, как и в А, полагается сила и побуждение.
с) Если бы одна из этих сил была увеличена, то тем самым была бы ослаблена противоположная сила; если бы одна из них была ослаблена, то тем самым была бы увеличена противоположная сила; сильнейшая сила обнаруживалась бы полностью, а слабейшая была бы совершенно исключена из сферы действия первой. Ныне же они сохраняют полнейшее равновесие, и точка их встречи является точкой их равновесия. Если эта точка будет хотя бы самомалейшим образом сдвинута, то тем самым будет нарушено все отношение в его целом.
I.
2
Так обстоит дело со стремящимся без рефлексии предметом (который мы назвали упругим). То, что подлежит здесь исследованию, есть Я; посмотрим, что получится отсюда.
Побуждение есть внутренняя, себя самое к причинности определяющая сила. Безжизненное тело лишено какой бы то ни было причинности, кроме внешней себе. Эта последняя должна быть остановлена сопротивлением; при таком условии, поэтому, через посредство его самоопределения не возникает ничего. Совершенно так же обстоит дело с Я, поскольку оно направляется на причинность вне себя самого; и дело обстоит с ним вообще не иначе, если оно требует причинности исключительно только вовне.
Но Я именно потому, что оно есть некоторое Я, облада-ет также и некоторою причинностью по отношению к себе
297
самому, — причинным действием самополагания или же способностью рефлексии. Побуждение должно определять силу самого стремящегося; но поскольку эта сила должна обнаруживаться в самом стремящемся, как то надлежит для рефлексии, постольку из определения через побуждение должно с необходимостью вытекать некоторое обнаружение; иначе не было бы налицо никакого побуждения, что противоречило бы сделанному нами допущению. Следовательно, из побуждения с необходимостью следует действие рефлексии Я над самим собою.
(Вот важное положение, пролявающее яркий свет на наше исследование. 1. Содержащаяся первоначально в Я и вышеустановленная двойственность ~- стремление и рефлексия -- тем самым внутренне объединяется. Всякая рефлексяя основывается на стремлении, и никакой рефлексии не может быть, если нет стремления. — С другой стороны, <Яде#нет никакого стремления, а следовательно, нет и никакого стремления Я и вообще никакого Я, если нет рефлексии. Одно следует из другого, и оба стоят друг с другом во взаимодействии. 2. Что Я должно быть непременно конечным и ограниченным, это явствует теперь еще определеннее. Без ограничения нет побуждения (в трансцендентном смысле): без побуждения нет рефлексии (переход к трансцедентальному): без рефлексии нет побуждения, нет ограничения и ограничивающего и т. д. (в трансцендентальном смысле); так идет круговое движение функций Я и внутренне связное взаимодействие с самим собою. 3. Равным образом здесь становится совершенно ясно, что называется идеальной деятельностью, что именуется реальной деятельностью, как они должны быть различаемы и где проходит граница между ними. Первоначальное стремление Я, будучи рассматриваемо, как побуждение, — как побуждение, имеющее свое основание исключительно только в Я, — одновременно и идеально и реально. Направление тут взято — на само Я: оно стремятся благодаря своей собственной силе; и в го же время — на нечто вне Я: но туг нет ничего подлежащего раз-
298
личению. Через ограничение, посредством которого отменяется лишь направление на внешнее, а не направление вовнутрь, такая первоначальная сила как бы подразделяется: и остающаяся сила, возвращающаяся в само Я, есть сила идеальная. Реальная сила будет тоже в свое время положена. И вот здесь снова сказывается со всей своей очевидностью положение; без идеальности нет реальности, и наоборот. 4. Идеальная деятельность, как то скоро окажется, есть деятельность представляющая. Поэтому отношение к ней побуждения нужно назвать побуждением к представлению. Это побуждение является, стало быть, первым и высшим проявлением побуждения, и через него только Я становится интеллигенцией. И так именно должно было непременно обстоять дело, раз только какое-нибудь другое побуждение должно было достигнуть сознания и иметь место в Я, как Я. 5. Точно так же отсюда явственнейшим образом следует подчинение теории практическому; отсюда следует, что все теоретические законы основываются на практических, а так как практический закон может быть только один, то — на одном и том же законе; отсюда — законченнейшая система во всем существе; отсюда следует, что если бы побуждение могло само себя возвышать, то благодаря этому происходило бы и возвышение постижения, и наоборот: следует абсолютная свобода рефлексии и отвлечения также и в теоретическом отношении и: возможность, сообразно долгу, направлять свое внимание на что-либо и отвлекать его от чего-нибудь другого, без чего не была бы возможна никакая мораль. Таким образом, разрушается до основания тот фатализм, который основывается на убеждении, будто наше действование и воление зависит от системы наших представлений; ибо здесь устанавливается, что, напротив того, система наших представлений зависит от нашего побуждения и нащей воли: и это ведь единственный способ основательно его опровергнуть, — Словом, благодаря этой системе во всего человека вносится единство и связь, которых недостает стольким системам.)
299
Но в этой рефлексии над самим собою Я, как таковое, не может дойти до сознания себя, так как оно никогда не сознает непосредственно своего действования. Тем не менее, оно налично теперь, как Я; само собою разумеется, для некоторого возможного наблюдателя; и тут проходит та граница, где Я, как нечто живое, отличает себя от безжизненного тела, в котором, разумеется, тоже может быть налично некоторое побуждение, — Есть нечто такое, для чего нечто может существовать, хотя само для себя оно еще и не существует. Но для него наличной с необходимостью является некоторая внутренняя побудительная сила, которая, однако, так как тут невозможно никакое сознание Я, следовательно, и никакое отношение к нему, только чувствуется, состояние, которого, конечно, нельзя описать, но которое можно зато почувствовать и в отношении которого каждый должен быть отсылаем неизбежно к своему собственному самочувствию. (Философ не должен отсылать каждого к собственному самочувствию в отношении факта (аазз) (ибо этот последний должен быть при предположении Я непременно строго доказан), а только в отношении содержания, что (гиаз) этого факта. Постулировать наличность некоторого определенного чувства значит поступать неосновательно. В дальнейшем, конечно, можно будет сделать и это чувство доступным познанию, но не через него самого, а через его последствия.)
Здесь, как мы сказали выше, живое отделяется от" безжизненного. Чувство силы есть принцип всякой жизни, есть переход от смерти к жизни. При этом, если в наличности имеется только оно одно, то жизнь остается, разумеется, еще в высшей степени неполной; но все же она уже отграничена от мертвой материи.
300
4
а) Эта сила чувствуется, как нечто побуждающее: Я чувствует себя побужденным, как было сказано, и при том — побужденным выйти за свои собственные пределы. (Откуда берется это выйти, это за свои пределы, пока еще нельзя понять, но сейчас это станет ясно.)
Ь) Совершенно так же, как это было выше, это побу ждение с необходимостью должно оказывать такое воздействие, какое оно может. Реальную деятельность оно не определяет, т. е. при этом не возникает никакого причинного воздействия на не-Я. Идеальную же деятельность, зависящую исключительно лишь от самого Я, оно в состоянии определять, и должно непременно определять, поскольку оно являет собою некоторое побуждение. — Таким образом, идеальная деятельность выходит наружу и полагает нечто, как объект побуждения, -- как то, что побуждение породило бы, если бы оно обладало причинностью. — (Что такое порождение через идеальную деятельность должно иметь место, это доказано; но зато нельзя еще понять, как это возможно; это предполагает еще множество других исследований.)
с) Это порождение и то, что в нем действует, отнюдь не достигает еще тут своего сознания; следовательно, бла-юдаря этому еще отнюдь не возникает ни чувства объекта побуждения, которое вообще невозможно, ни какого либо созерцания его. Тут не возникает еще совершенно ничего; свое объяснение благодаря предыдущему тут получает только то, как может Я чувствовать себя, как побуждаемое к чему-то неизвестному; и, таким образом, открывается переход к последующему.
5
Побуждение должно было быть почувствовано, как побуждение, т. е. как нечто такое, что не имеет причинности. Но, поскольку оно побуждает по меньшей мере к
301
порождению своего объекта через посредство идеальной деятельности, оно, конечно, обладает причинностью и постольку не чувствуется, как некоторое побуждение.
Поскольку побуждение направляется на реальную деятельность, оно не представляет собою ничего заметного и доступного чувству, так как оно лишено причинности. Значит, оно постольку и не чувствуется, как побуждение.
Соединим оба момента вместе; никакое побуждение не может быть почувствовано, если на его объект не направляется идеальная деятельность; и идеальная деятельность не может на него направляться, если реальная деятельность не будет ограничена.
В своем объединении то и другое вместе дают рефлексию Я над самим собою, как ограниченным. Но так как Я в этой рефлексии не сознает самого себя, то она представляет собою простое чувство.
И таким образом чувство оказывается полностью дедуцированным. К нему относятся: некоторое до сих пор еще не обнаруживающееся чувство силы, некоторый объект его, который тоже не обнаруживается, некоторое чувство принуждения, немощи; и это — именно то обнаружение чувства, которое надлежало дедуцировать.
§ 9. ШЕСТОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
Чувство должно быть непременно далее определено и ограничено.
1
Итак, Я чувствует себя ограниченным, т. е. оно является ограниченным для себя самого, а не только для зрителя, вне него находящегося, как то было раньше, наподобие безжизненного упругого тела. Его деятельность является для него уничтоженной, — для него, говорим мы, так
302
как мы с нашей высшей точки зрения, разумеется, видим, что это оно породило через посредство абсолютной деятельности некоторый объект побуждения за своими пределами, а не то Я, которое является предметом нашего исследования.
Такое полное уничтожение деятельности противоречит характеру Я. Оно должно поэтому, поскольку оно есть Я, непременно восстановить ее, и при том восстановить для себя, т. е. оно должно поставить себя по меньшей мере в такое положение, чтобы быть в силах, хотя бы только в будущей рефлексии, положить себя свободно и безгранично.
Такое восстановление его деятельности совершается, согласно нашей дедукции, абсолютно, самопроизвольно, исключительно в силу сущности Я и безо всякого особого побуждения к тому. Рефлексия над рефлексирующим, каковою, как будет сейчас показано, является настоящее действие, прекращение одного действия для того, чтобы на его место было положено другое, — в то время, как Я чувствует вышеописанным образом, оно тоже ведь действу ет, только без сознания; на место этого действия должно с гать другое, которое делает по меньшей мере возможным сознание, -- такая рефлексия совершается с абсолютной самопроизвольностью. Я действует в ней просто потому, что оно действует.
(Тут проводится граница между голой жизнью и интеллигенцией, как прежде она была проведена между смертью и жизнью. Только из такой абсолютной самопроизвольности получается сознание Я. -- Не через какой-либо естественный закон и не через какое-либо последствие из него поднимаемся мы до разума, а через абсолютную свободу, - - не путем перехода, а одним скачком. — Поэтому в философии необходимо нужно исходить из Я, так как его нельзя вывести; и потому-то предприятие материалистов объяснить обнаружение разума из законов природы остается невыполнимым.)
303
2. Непосредственно ясно, что требуемое действие, совершающееся единственно только через абсолютную самопроизвольность, может быть лишь действием через идеальную деятельность. Но ведь всякое действие," поскольку оно таково, имеет некоторый объект. Настоящее действие, которое имеет свое основание единственно и исключительно в Я и по всем своим условиям должно зависеть исключительно от Я, может иметь своим объектом лишь нечто такое, что наличествует в Я. Но в Я не наличие ничего, кроме чувства. Следовательно, это действие с необходимостью направляется на чувство.
Действие совершается с абсолютной самопроизвольностью и является постольку 'тля возможного наблюдателя действием Я. Оно направляется на чувство, т. е. прежде всего на то, что в предыдущей рефлексии, составлявшей собою чувство, было рефлектирующим. — Деятельность направляется на деятельность; стало быть, рефлектирующее в той рефлексии или же чувствующее полагается, как Я; яйностъ (сИе 1сЬЬег1) рефлектирующего в настоящей рефлексии, которое, как таковое, вовсе не сознается, переносится на прежнее рефлектирующее.
Я есть то, что определяет самого себя, согласно только что приведенной аргументации. Поэтому чувствующее может быть положено лишь постольку как Я, поскольку оно определено к чувствованию через одно только побуждение, стало быть, через Я, значит через само себя, т. е. лишь постольку, поскольку оно чувствует в себе самом самого себя ж свою собственную силу. — Только чувствующее есть Я, и только побуждение, поскольку оно вызывает чувство или же рефлексию, принадлежит к Я. Что лежит за этим пределом, — если только за ним есть что-нибудь (и мы знаем, что нечто, а именно побуждение ко внешнему, выходит за этот предел), — то выключается; и это нужно заметить себе, так как выключенное в свое время непременно должно быть вновь включено.
Благодаря этому, значит, чувствуемое в настоящей рефлексии и для нее есть тоже Я, так как чувствующее
304
лишь постольку есть Я, поскольку оно является определенным самим собою, т. е. поскольку оно чувствует самого себя.
2
В настоящей рефлексии Я полагается, как Я, лишь постольку, поскольку оно одновременно является и чувствуемым и чувствующим и, следовательно, находится с самим собою во взаимодействии. Оно должно быть положено, как Я; следовательно, оно непременно должно быть положено описанным образом.
1. Чувствующее полагается, как деятельное в чув стве, поскольку оно является рефлектирующим и постольку в этом чувстве чувствуемое является страдательным; оно знаменует собою объект рефлексии. — В то же время чувствующее полагается, как страдающее, в чувстве, поскольку оно чувствует себя побужденным; и постольку чувствуемое или же побуждение оказывается деятельным; оно есть побуждающее.
2. Но это — противоречие, которое непременно должно быть примирено и примирить которое можно только следующим образом. — Чувствующее деятельно по отношению к чувствуемому; и в этом смысле оно только и деятельно. (То, что оно является побужденным к рефлексии, в ней не достигает сознания; побуждение к рефлексии тут, — а именно в нашем философском исследовании, не в первичном сознании, — совсем не принимается во внимание. Оно входит в то, что является предметом чувствующего и не различается в рефлексии над чувством). Однако, оно должно все же быть также и страдающим по отношению к некоторому побуждению. Это — побуждение ко внешнему, которым оно, действительно, побуждается к порождению некоторого не-Я через идеальную деятельность. (В этой функции оно, разумеется, деятельно, но совершенно так же, как и раньше, направляется на свое страдание, над этой же своей деятельностью не рефлектирует. Для себя самого в рефлексии над собою оно
305
действует принужденно, несмотря на то, что это должно казаться противоречием, которое в свое время будет разрешено. Отсюда чувствуемое принуждение полагать нечто, как действительно существующее.)
3. Чувствуемое является деятельным через побуждение рефлектирующего к рефлексии. В этом же самом отношении к рефлектирующему оно является также и страдательным, так как оно является объектом рефлексии. Но над этим последним не происходит рефлексии, так как Я является тут положенным, как одно и то же, как себя самого чувствующее, и над рефлексией, как таковой, уже не рефлектируют вновь. Я, стало быть, полагается, как страдающее, в некотором ином отношении, а именно, поскольку оно является ограниченным и постольку ограничивающее есть не-Я. (Каждый предмет рефлексии является необходимо ограниченным; он обладает некоторым определенным количеством. Но в рефлексии и при рефлексии это ограничение никогда не выводится из самой рефлексии, так как постольку над ней не происходит рефлексии.)
4. И то и другое должно представлять собою одно и то же Я и быть положено, как таковое. Тем не менее одно рассматривается, как деятельное по отношению к не-Я; другое, — как страдающее в том же отношении. Там Я через посредство идеальной деятельности порождает не-Я; тут оно ограничивается этим последним.
5. Преодоление этого противоречия не представляет большой трудности. Порождающее Я было само положено, как страдающее; точно также и чувствуемое в рефлексии. Я является поэтому для себя самого всегда страдающим по отношению к не-Я, совсем не знает своей собственной деятельности и над нею не рефлектирует. Поэтому-то кажется, будто чувствуешь реальность вещи, тогда как чувствуешь только Я.
(В этом заключается основание всей реальности. Реальность -- как реальность Я, так и реальность не-Я, является возможной для Я только через то отношение чув-
306
ства к Я, которое мы теперь указали. — Нечто такое, что является возможным единственно лишь через отношение некоторого чувства, -- без того, чтобы Я давало при этом и могло себе дать сознательный отчет в своем наглядном воззрении о нем, и что поэтому кажется чувствуемым, является предметом веры.
По отношению к реальности вообще, как Я так и не-Я, имеет место только одна вера.)
§ 10. СЕДЬМОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
Побуждение само непременно должно быть положено и определено,
Совершенно так же, как мы сейчас определили и выяснили чувство, должно быть непременно определено и побуждение, так как оно находится в тесной связи с чувством. Через это объяснение мы двинемся дальше и утвердимся внутри практической способности.
1. Что побуждение полагается, значит, как известно, что Я рефлектирует над ним. Но ведь Я может рефлектировать только над самим собою и над тем, что есть для него и в нем, что как бы является для него доступным. Поэтому побуждение должно уже было непременно нечто вызвать в Я, — себя в нем проявить, и именно постольку, поскольку Я уже положено как Я через только что указанную рефлексию.
2. Чувствующее положено, как Я. Это последнее было определено чувствуемым первоначальным побуждением к тому, чтобы выйти из своих собственных пределов и породить что-ннбудь на свет по меньшей мере через идеальную Деятельность. Но ведь первоначальное побуждение отнюдь не направляется на одну только идеальную деятельность; оно направляется на реальность; и Я определяется, стало быть, им к порождению некоторой реальности за своими собственными пределами. — Этому определению
307
оно никогда не может удовлетворить, так как стремление никогда не должно иметь причинности, и противоположное стремление не-Я должно его всегда уравновешивать. Оно оказывается поэтому, поскольку оно определяется побуждением, ограниченным через не-Я.
3. В Я имеется всегда пребывающая тенденция — рефлектировать над самим собою, раз только осуществляется условие всякой рефлексии, — некоторое ограничение. Это условие здесь имеет место; соответственно с этим Я необходимо должно рефлектировать об этом своем состоянии. -- Но в этой рефлексии рефлектирующее, как это всегда бывает, забывает самого себя, и рефлексия поэтому не достигает до сознания. Далее, она возникает в силу одного простого понуждения, стало быть, в ней нет ни малейшего обнаружения свободы, и она являет собою, как и прежде, одно только чувство. Вопрос только в том: что это за чувство?
4. Предметом этой рефлексии является Я побужденное, стало быть, 1<1еа1Нег в себе самом деятельное Я: побужденное содержащимся в нем самом понуждением, следовательно, безо всякого произвола и самопроизвольности. — Но эта деятельность Я направляется на некоторый объект, которого Я не в состоянии реализировать, как вещь, а равно не в состоянии и представить через идеальную деятельность. Стало быть, это такая деятельность, которая не имеет объекта, но при этом все же непреодолимо влекомая направляется на некоторый объект, и которая только чувствуется. Но такое определение в Я носить имя желания; это -- побуждение к чему-то совершенно неизвестному, что обнаруживается только через потребность, через некоторое неудовлетворение, через некоторое ощущение пустоты, которая ищет своего заполнения, но не указывает, откуда его ждать. Я чувствует в себе некоторую жажду; оно чувствует себя нуждающимся.
5. Оба чувства, — выведенное теперь чувство жажды и вышеуказанное чувство ограничения и принуждения, -должны непременно быть различны между собою и поста-
308
влены друг с другом в связь. — Ибо побуждение должно быть определено; но оно обнаруживается через некоторое чувство; стало быть, это чувство надлежит определить; определено же оно может быть лишь через некоторое чувство иного рода.
6. Если бы Я не было ограничено в первом чувстве, то во втором имело бы место отнюдь не простое желание, а причинность, так как Я могло бы тогда породить нечто за своими пределами, и его побуждение не было бы ограничено тем, чтобы только внутренне определять само Я. Напротив того, если бы Я не чувствовало себя жаждущим, оно не могло бы чувствовать себя ограниченным, так как только через чувство желания Я выходит из своих собственных пределов, и только через это чувство в Я и для Я полагается впервые нечто такое, что должно быть вне его.
(Это желание имеет важное значение не только для практического наукоучения, но и для всего наукоучения в его целом. Только через него Я выталкивается в себе самом — из самого себя; только благодаря ему открывается в самом Я некоторый внешний мир.)
7. Таким образом оба эти чувства оказываются синтетически объединенными, одно из них невозможно без другого. Без ограничения нет желания; без желания нет ограничения. — Но в то же время они друг другу совершенно противоположны. В чувстве ограничения Я чувствуется единственно лишь как страдающее, в чувстве же желания оно чувствуется также и как деятельное.
8. Оба эти чувства основываются на побуждении и при том на одном и том же побуждении в Я. Побуждение ограниченного через не-Я и только благодаря этому способного к побуждению Я определяет способность рефлексии, и отсюда возникает чувство принуждения. То же самое побуждение определяет Я к тому, чтобы выйти из себя через идеальную деятельность и породить нечто за своими пределами; и так как Я является в этом отношении ограниченным, то благодаря этому возникает некоторое
309
желание, а через приведенную благодаря этому к необходимости рефлектирования способность рефлексии — некоторое чувство желания. — Вопрос в том, как может одно и то же побуждение порождать нечто противоположное. Единство лишь — через различие тех сил, к которым оно обращается. В первой функции оно обращается только к одной способности рефлексии, которая лишь усвояет то, что ей дается; во второй функции оно обращается к абсолютному, свободному, в самом Я свое обоснование имеющему стремлению, которое направляется на творчество и действительно творит через идеальную деятельность; мы до сих пор не знаем еще его продукта и не в состоянии еще его познать.
9. Желание есть, стало быть, первоначальное, совершенно независимое обнаружение содержащегося в Я стремления. Независимое, •- так как оно не принимает во внимание никакого ограничения и не задерживается этим. (Это замечание имеет важное значение, так как со временем окажется, что это желание является носителем всех практических законов и что их надлежит распознавать только на том, будут ли они при этом выводимые из него или нет.)
10. В желании возникает через ограничение одновременно также к некоторое чувство принуждения, которое должно непременно иметь свое основание в некотором не-Я. Объект желания (тот самый, который был бы действительно порожден Я, определенным через побуждение, если бы оно обладало причинностью, и который предварительно можно назвать идеалом) является вполне соразмерным и сообразным стремлению Я; тот же объект, который мог бы быть положен через отношение чувства ограничения к Я (и тоже, конечно, будет положен), противоречить стремлению Я. Эти объекты, стало быть, являются сами противоположными друг другу.
11. Так как в Я не может быть никакого желания без чувства принуждения, и наоборот, — то Я является в том и другом синтетически объединенным, — одним и тем же
310
Я. Тем не менее, благодаря этим определениям оно становится с самим собою в явное противоречие, будучи в одно и то же время ограниченным и безграничным, конечным и бесконечным. Это противоречие должно быть непременно преодолено, и мы обратимся теперь к более отчетливому его растолкованию и удовлетворительному его разрешению.
12. Желание, как сказано, направляется к тому, чтобы действительно породить нечто за пределами Я. Но этого оно не в силах сделать; на это Я вообще не способно, насколько мы видим, ни в одном из своих определений. -И тем не менее это направляющееся: на внешнее побуждение должно непременно осуществить то, что оно может. Может же оно воздействовать на идеальную деятельность Я, определять ее к исхождению из самое себя и порождению некоторого нечто. — Об этой способности порождения здесь не место спрашивать: она сейчас будет генетически дедуцирована; зато нужно дать ответ на следующий вопрос, который должен с необходимостью встать перед каждым, кто мысленно идет вместе с нами. Почему же мы не делали этого вывода раньше, несмотря на то, что первоначально мы взяли за исходную точку некоторое побуждение к внешнему? Ответ на это гласит так: Я не может со значимостью для самого себя (а ведь только об этом здесь и идет речь, ибо для возможного зрителя мы уже выше получили этот вывод) направляться на внешнее, не ограничив уже предварительно самого себя, так как до этого для него не существует еще ничего ни внутреннего, ни внешнего. Такое ограничение самого себя произошло через выведенное выше само-чувствие. Но в таком случае оно равным образом не может направляться на внешнее, если только внешний мир не открывается ему как-либо в нем самом. А это осуществляется лишь через желание.
13. Спрашивается, как и что порождается идеальной Деятельностью Я, определенной через желание? - - В Я налично некоторое определенное чувство = X. — Далее,
311
в Я налично некоторое устремляющееся к реальности желание. Но реальность обнаруживается для Я только через чувство; следовательно, желание стремится к некоторому чувству. Но чувство X не есть желанное чувство, так как в таком случае Я не чувствовало бы себя ограниченным и желающим, и вообще не чувствовало бы себя; а чувствовало бы скорее противоположное чувство — X. Объект, который должен был бы непременно существовать, если бы чувство — X должно было осуществиться в Я, и который мы сами хотим называть — X, должен бы был непременно быть порожден. И это был бы идеал. -Если бы при этом объект X (основание чувства ограничения X) мог быть сам почувствован, то было бы нетрудно через простое противоположение положить объект -X. Но это невозможно, так как Я никогда не чувствует никакого объекта, а только самого себя; породить же объект оно в состоянии только через посредство идеальной деятельности. -- Или же, если бы Я могло вызвать в себе самом чувство — X, то оно было бы в состоянии сравнить между собою непосредственно оба чувства, подметить их различие и представить их в объектах, как в их основаниях. Но Я не в силах вызвать в себе никакого чувства; в противном случае оно обладало бы причинностью, которой оно, однако, не должно иметь. (Тут есть вторжение теоретического наукоучения: Я не может ограничивать себя само.) — Таким образом, перед нами не более и не менее, как задача умозаключить непосредственно от чувства ограничения, которое не допускает для себя никакого дальнейшего определения, к объекту совсем противоположного желания; задача состоит в том, чтобы Я породило этот объект просто по указанию первого чувства через идеальную деятельность.
14. Объект чувства ограничения есть нечто реальное: объект желания лишен какой бы то ни было реальности; но он должен иметь ее в силу желания, так как оно направляется на реальность. Эти два объекта противоположны друг другу, так как через один из них Я чувствует себ
312
ограниченным, к другому же стремится, чтобы выйти из пределов ограничения. Тем, чем является один, другой не является. Вот что — и не более — можно пока сказать об обоих.
15. Углубимся дальше в исследование. — Я, согласно вышесказанному, положило себя через свободную рефлексию над чувством, как Я, сообразно основоположению: само полагающее, то, что в одно и то же время является и определяющим и определенным, есть Я. — Я, стало быть, определило, влолне описало и ограничило себя само в этой рефлексии (которая обнаружилась, как самочувствие). Оно является в ней абсолютно определяющим.
16. На эту деятельность направляется обращенное к внешнему побуждение; оно поэтому является в данном отношении некоторого рода побуждением к деятельности определения, к видоизменению некоторого нечто вне Я, реальности, данной уже вообще через чувство. — Я было определенным и определяющим в одно и то же время. Что оно побуждается побуждением ко внешнему, это значит, что оно должно быть определяющим. Но всякое определение предполагает некоторую доступную определению материю. — Должно быть непременно установлено равновесие; следовательно, реальность остается по-прежнему тем, чем она была, — реальностью, чем-то доступным отнесению к чувству; для нее как таковой, как только материи, немыслимо никакое видоизменение, кроме уничтожения и всецелой отмены. Но ее существование является условием жизни; что не живет, в том не может быть никакого побуждения, и никакое побуждение живого не может устремляться к уничтожению жизни. Следовательно, обнаруживающееся в Я побуждение отнюдь не направляется на материю вообще, а на некоторое особое определение материи. (Нельзя сказать: различная материя. Материальность — совершенно проста; можно сказать: материя с различными определениями.)
17. Это определение через побуждение есть то, что чувствуется как некоторое желание. Таким образом, же-
313
лание устремляется отнюдь не к порождению материи, как таковой, а к ее видоизменению.
18. Чувство желания было невозможно без рефлексии над определением Я через установленное побуждение, как то само собою понятно. Эта рефлексия была возможна без ограничения побуждения, и только при том именно побуждения к определению, которое одно только обнаруживается в желании. Но всякое ограничение Я только чувствуется. Спрашивается, что же это за чувство, в котором побуждение, к определению чувствуется как ограниченное?
19. Всякое определение осуществляется через идеальную деятельность. Поэтому, если требуемое чувство должно быть возможно, то через эту идеальную деятельность непременно должен был бы быть уже определен некоторый объект, а это действие определения должно бы было непременно быть отнесено к чувству. При этом возникают следующие вопросы: 1) как может идеальная деятельность достигнуть возможности и действительности этого определения? 2) Каково должно быть возможное отношение этого определения к чувству?
На первый вопрос мы отвечаем так: уже выше было обнаружено некоторое определение идеальной деятельности Я через побуждение, которое непрестанно должно действовать, поскольку оно это может. Согласно этому определению, ею должно быть положено прежде всего основание ограничения, как в остальном самим собою вполне определенный объект каковой объект именно потому не достигает и не может достигнуть сознания. Затем, тотчас же в Я было обнаружено некоторое побуждение к определению, как таковому; и, согласно этому побуждению, идеальная деятельность должна прежде всего стремиться, направляться по меньшей мере к тому, чтобы определить положенный объект. Мы не можем сказать, как Я должно определять объект сообразно побуждению; но мы знаем по меньшей мере то, что, согласно этому в глубинах его существа свое основание имеющему побуждению, оно должно быть определяющим, в процессе определения про-
314
сто, безусловно и исключительно деятельным началом. Но может ли, если мы отвлечемся даже от уже известного нам чувства желания, — коего наличности уже одной достаточно для решения нашего вопроса, — может ли, говорю я, это побуждение к определению из чистых оснований а ргюп обладать причинностью быть удовлетворено или же нет? На его ограничении основывается возможность некоторого желания; на возможности желания — возможность некоторого чувства; на этом последнем -- жизнь, сознание и духовное существование вообще. Побуждение к определению не обладает поэтому, поскольку Я есть Я, никакою причинностью. Но основание к тому не может лежать в нем самом, как не могло это быть и выше при стремлении вообще, ибо в противном случае это не было бы побуждение: основание этого лежит, следовательно, в некотором противоположном стремлении не-Я определять самого себя, — в некоторой его действенности, которая, совершенно независимо от Я и его побуждения, идет своей дорогой и руководится своими законами подобно тому, как это побуждение руководится своими законами.
Если, стало быть, некоторый объект и определения его стоят сами по себе, т. е. являются порожденными собственной внутренней действительностью природы (как мы это пока гипотетически предпола! аем, но тотчас же будем реализовать для Я); если, далее, идеальная (созерцающая) деятельность Я вытолкнута во внешний мир побуждением, как мы это показали, --в таком случае Я определяет и с необходимостью должно определять объект. Оно руководится в этом определении побуждением и устремляется к тому, чтобы определять объект согласно побуждению; но в то же время оно находится под воздействием не-Я и является ограниченным этим последним, — действительной природой вещи, благодаря этому не будучи в большей или меньшей степени в состоянии определять его сообразно побуждению.
Этим ограничением побуждения ограничивается Я; как и при всяком ограничении стремления и совершенно
315
таким же образом, благодаря этому, возникает некоторое чувство, которое здесь является чувством ограничения Я не через материю, а через природу материи. И, таким образом, оказывается решенным вместе и второй вопрос о том, как может ограничение определения быть относимо к чувству.
20. Рассмотрим подробнее только что сказанное и постараемся подтвердить его более решительными доказательствами.
а) Я, как то было выше показано, определило себя через абсолютную самопроизвольность. Эта деятельность определения и есть го, на что направляется подлежащее ныне исследованию побуждение и побуждает ее к выходу во внешний мир. Если мы хотим основательно ознакомиться с определением деятельности через побуждение, то нам надлежит прежде всего основательно рассмотреть саму эту деятельность.
Ь) В действовании она была единственно и только рефлектирующей. Она определяла Я в той форме, в какой она находила это последнее, не внося в него никаких изменений; она была, можно сказать, исключительно образующею. Побуждение не может и не должно в нее вкладывать ничего такого, чего в ней нет: оно, стало быть, побуждает ее исключительно лишь к копированию того, что имеется налицо, и в той форме, в какой это наличное налично; оно побуждает только к созерцанию, отнюдь не к видоизменению вещи через реальную действенность. Оно должно лишь вызвать в Я некоторое определение в той форме, в какой это определение имеется в не-Я.
с) Тем не менее, рефлектирующее над самим собою Я должно быть с необходимостью в одном отношении в себе самом содержать мерило своего рефлектирования. А именно: оно направлялось на то, что (геаШег) было в одно и то же время и определенным и определяющим, и полагало его, как Я. То, что нечто подобное было налицо, зависело не от Я, поскольку мы рассматриваем его, как исключительно рефлектирующее. Но почему же оно не ре-
316
флектировало над меньшим, над одним только определенным или над одним только определяющим? и почему -не над большим? почему не расширило оно объема своего предмета? Основание к тому также не могло лежать вне его самого уже потому, что рефлексия осуществлялась с абсолютной самопроизвольностью. Потому оно необходимо должно было исключительно в себе самом иметь то, что присуще всякой рефлексии, — ограничение себя. Что это было так, явствует также еще и из другого рассмотрения. Я должно было быть положено. "Определенное и в то же время определяющее" было положено, как Я. Рефлектирующее имело это мерило в себе самом и привносило его в рефлексию; так как, когда оно рефлектирует абсолютно, самопроизвольно, оно само является в одно и то же время и определяющим, и определенным.
Что ж, имеется ли у рефлектирующего также и для определения не-Я такой внутренний закон определения, и что это за закон?
На этот вопрос нетрудно ответить по выше уже приведенным основаниям. Побуждение направляется на рефлектирующее Я в том виде, как оно есть. Побуждение не в силах ни прибавить что-либо к Я, ни отнять у него чего-либо: внутренний закон определения его остается один и тот же. Все, что должно стать предметом его рефлексии и его (идеального) определения, с неизбежностью должно (геаШег) быть "в одно и то же время и определенным, и определяющим"; это относится и к подлежащему определению не-Я. Субъективный закон определения состоит поэтому в следующем: чтобы нечто было в одно и то же время и определенным и определяющим, или же — было определено через себя самого; и побуждение к определению направляется к тому, чтобы обрести: его таковым, и только при таком условии подлежит удовлетворению. Оно требует определенности, совершенной полноты и цельности, которая содержится только в этом признаке. То, что, поскольку оно есть определенное, не является одновременно также и определяющим, есть постольку причиненное
317
(Ье^1гЬ1ез); и это причиненное является, как нечто чужеродное, исключенным из вещи, отделенным от нее через ту границу, которую проводит рефлексия, и объясненным из чего-то другого. То, что, поскольку оно есть определяющее, не является одновременно и определенным, есть постольку причина, и определение является отнесенным к чему-то другому и в силу этого исключенным из сферы, положенной для веши, через посредство рефлексии. Лишь постольку, поскольку вещь находится сама с собой во взаимодействии, она является вещью и притом одной и той же вещью. Этот признак переносится на вещи из Я через побуждение к определению; и это замечание имеет важное значение.
(Самые обыкновенные примеры помогают тут объяснению. Почему сладкое или горькое, красное или желтое и т. д. являет собою некоторое простое ощущение, которое нельзя разложить далее на несколько других, или же, почему оно является вообще некоторым самобытным ощущением, а не частью какого-нибудь другого? Очевидно ведь, что основание этого должно непременно заключаться в Я, для которого оно является простым ощущением; в Я должен поэтому иметься а рпоп некоторый закон ограничения вообще.)
(1) Различие Я и не-Я остается всегда наличным при такой одинаковости закона определения. Если рефлексия совершается над Я, то и рефлектирующее одинаково с ре-флектяруемым составляет с ним одно к то же, определенное и определяющее: если же рефлексия совершается над не-Я, то они противоположны, так как рефлектирующим, как то само собою разумеется, всегда остается Я.
е) Вместе с тем этим дается строгое доказательство того, что побуждение к определению направляется не на реальное видоизменение, а лишь на идеальное определение, определение для Я, воспроизведение. То, что может быть его объектом, необходимо должно геапег всецело определяться через самого себя, и тогда для реальной деятельности Я не остается ничего; скорее наоборот, она находилась
318
бы с определением побуждения в очевидном противоречии. Если Я видоизменяет, то данным не является то, что должно бы было быть дано.
21. Спрашивается только, как и каким способом должно быть дано Я определимое; и через разрешение этого вопроса мы еще глубже проникаем в синтетическую связь подлежащих здесь установлению действии.
Я рефлектирует над собою, как над определенным и определяющим в одно и то же время, и постольку ограничивает себя (оно идет до тех самых пор, до каких идет и определенное с определяющим): но ведь нет ограничения без некоторого ограничивающего. Это ограничивающее, долженствующее быть противоположным Я, не может ведь, как то постулируется в теории, быть порождаемо через идеальную деятельность, но непременно должно быть дано Я, заключаться в нем. И, конечно, нечто подобное имеет место в Я, а именно — то, что исключается в этой рефлексии, как то было показано выше. Я полагает себя лишь постольку, как Я, поскольку оно есть определенное и определяющее; но оно является и тем и другим только в идеальном отношении. Его стремление к реальной деятельности является ограниченным: постольку полагается, как внутренняя, замкнутая, самое себя определяющая сила (т. е. определенным и определяющим в одно и то же время), или же, так как она лишена проявления, — как интенсивная материя. На эту последнюю, как таковую, обращается рефлексия, и, таким образом, через посредство противоположения она выносится во внешний мир, и нечто само по себе и первоначально субъективное превращается в нечто объективное.
а) Тут совершенно ясно, откуда берется закон: Я не в состоянии положить себя, как определенное, не противоположив себе некоторого не-Я. А именно, мы могли бы с самого же начала умозаключить, согласно такому, теперь Достаточно известному закону, следующим образом: если Я должно определять себя, то оно необходимо должно противопоставлять себе нечто; но так как мы здесь находимс