с.154-187.

154_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ_____________

лы непосредственной цели стремление. Ибо как иначе объяснить себе важность, придаваемую фактам, даже самим по себе самым ничтожным, в частности, в естественной истории, например, числу и форме зубов или когтей, а также религиозную добросовестность, с которой производятся эти исследования, упорство, с которым они осуществляются несмотря на трудности и лишения всякого рода, подчас даже с риском для жизни, как это объяснить себе иначе, чем при помощи, по крайней мере, смутного сознания, что во всех этих фактах интерес представляет что-то большее, чем только они сами? Каким образом объяснить себе этот энтузиазм настоящего исследователя природы без, по меньшей мере, неясного чувства, которое подсказывает ему, что этот расширившийся до своих пределов и одновременно постепенно очистившийся благодаря самому себе от пустых гипотез эмпиризм наконец должен встретиться с более высокой системой, которая, объединившись с ним, образует незыблемое целое, представляющееся совершенно одинаковым результатом опыта и чистого мышления, без предчувствия, каким бы отдаленным оно ни было, что этому эмпиризму в конце концов в самой природе откроется, как ей присущий, тот разум, та система врожденной ей логики, овладеть которой в мышлении составляет высшую задачу философа-рационалиста, что, следовательно, вообще имеется точка, в которой на первый взгляд и даже и сейчас еще столь далеко отстоящие друг от друга или кажущиеся столь далекими потенции человеческого знания, мышление и опыт, совершенно проникают друг в друга и вместе образуют одно непреодолимое целое? Бесспорно, это было конечной мыслью Бэкона, которого бездумные эмпирики-ремесленники напрасно призывают в свои защитники. Во всяком случае до сих пор подлинные философы Франции и Англии — великие естествоиспытате-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________155

ли.* Тем временем пусть французские и английские естествоиспытатели или философы научатся понимать положение немецкой философии по отношению к эмпиризму, состоящее в том, что она сама есть эмпиризм, только априорный. Как только они уразумеют суть немецкого рационализма, они более не будут требовать того, чтобы мы предпосылали науке необходимого мышления, начинающегося само собой и внутри себя продвигающегося, однако вместе с тем непосредственно себя в опыте реализующего, — этой единственно истинной онтологии, — эмпирические, например психологические, факты, и пусть, напротив, они подумают над тем, как они сами посредством ограничения своего философского эмпиризма наблюдением и анализированием психологических фактов исключают себя из того великого круга подлинного эмпиризма, который не исключает ничего, что имеется в природе и в великой истории развития человеческого рода, как они сами исключают себя из этого величественного эмпиризма, согласоваться с которым и в конце концов действительно совпасть является истинным устремлением чистого рационализма, который, ничего не исключая, точно так же охватывает как всю природу, так и великие факты истории. Если таково положение философского эмпиризма по отношению к чистому рационализму, то теперь мы поведем речь об уже обозначившемся втором отношении, перейдем

* То, что в Англии, впрочем, по известной причине (потому что в английском языке «физика» обозначает медицину, «physician» — врача, как и у нас судебные врачи называются «physici»), «философия» (однако обычно с добавлением «natural philosophy») обозначает физику, не было нужды доказывать именно названиями новейших химических журналов или заголовками газетных объявлений о парикмахерах; проще было сослаться на известнейшее, издающееся в течение двух веков периодическое английское издание «Philosophical Transactions», в многочисленных томах которых тщетно искали бы что-то из того, что мы в Германии называем фило-софией.

156_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

к вопросу о том, каким образом противопоставленная нами рационализму позитивная философия относится к философскому эмпиризму. Ибо если чистый рационализм есть априорная философия, то позитивной философии, как кажется, в самом деле не остается ничего иного, кроме как быть эмпиризмом. Однако, как я уже показал, чистый рационализм не исключает эмпирическое, поэтому и позитивная философия вряд ли могла бы быть голым эмпиризмом, эмпиризмом в том смысле, в каком он чаще всего имеется в виду, так что о некоем априорном и вовсе не было бы речи. Но какая-то связь между позитивной философией и эмпиризмом должна все-таки иметь место. В мое намерение не входит это отвергать. Я, скорее, хочу обратить внимание на то, что понятие, которое согласно расхожему объяснению связывается со словом «эмпиризм», слишком ограничено. Под опытом, если речь идет о философии, обычно понимают лишь достоверность внешних вещей, существования внешнего мира вообще, которую мы получаем посредством внешних чувств, или достоверность происходящих в нас самих движений и изменений, приобретаемую нами при помощи так называемого внутреннего чувства (которое между тем, разумеется, еще весьма нуждается в критике). Стало быть, здесь предполагается, что все эмпирическое может находиться только во внешнем или внутреннем чувственном мире. Если эмпиризм становится совершенно замкнутым, то он отрицает реальность всеобщих и необходимых понятий; он может дойти до того, что даже правовые и нравственные понятия принимает за нечто ставшее нашей натурой посредством одного лишь привыкания и воспитания, что, пожалуй, является самой крайней ступенью ограниченности, до которой он может пасть. Однако неправильно считать все это необходимо связанным с понятием эмпиризма наподобие того, как Гегель в своей «Энциклопедии философских наук»*

* Zweite Ausgabe. S. 213.50

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________157

явление правовых и нравственных определений и законов в виде чего-то случайного, отказ от их объективности указывает в качестве необходимого следствия эмпиризма.

Неправильно вообще ограничивать эмпиризм одним только чувственно воспринимаемым, будто бы он лишь это имел своим предметом, ибо, к примеру, свободно водящая и поступающая интеллигенция, каковой является каждый из нас, как таковая, как интеллигенция, чувствами не воспринимается и все же есть эмпирическая интеллигенция, даже только эмпирически познаваемое, так как никто не знает, что внутри у человека, разве только он обнаружит себя; по своему интеллектуальному и моральному характеру он познаваем лишь a posteriori, т. е. благодаря его высказываниям и поступкам. Если допустить, что речь идет о поступающей и свободно волящей интеллигенции, которая должна быть предпослана миру, то и она будет познаваема не a priori, a только при помощи ее деяний, относящихся к сфере опыта, следовательно, будучи сверхчувственным, она, несмотря на это, будет все-таки лишь эмпирически познаваемым. И поэтому эмпиризм как таковой никоим образом не исключает всякое познание сверхчувственного, как это обычно допускают и как это предполагает Гегель.

Следует различать, что есть предмет действительного опыта и что эмпирично по своей природе. В самой природе много такого, что никогда не было предметом действительного опыта, но на этом основании все же еще не находится за пределами сферы, по крайней мере, возможного чувственного опыта. А по ту сторону этой сферы тогда сразу обрывается всякое эмпирическое, как себе представляют? Если даже предположат, что это так, то все же не допустят, что прекращается все, пожалуй, не допустят даже, что по ту сторону этой границы прекращается всякое движение. Ибо вместе с движением прекратилась бы и наука, так как наука по существу есть движение. Однако скажут, что это еще

158_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

предполагаемое там движение может быть лишь в чистом мышлении познаваемым, т. е. (если быть последовательным) быть движением, из которого всякое свободное деяние исключено. Ведь свободное деяние есть нечто большее, чем то, что можно познать в одном только мышлении. Но этому взгляду противятся все те, кто распространяет действительное событие, решение и деяние за пределы чувственного мира. Нетрудно осознать, что только решение и деяние могут служить обоснованием собственно опыта. Ибо если, например, в геометрии опыт не имеет места, то это происходит именно потому, что здесь все можно выполнить при помощи чистого мышления, что здесь нельзя предположить никакого события. Напротив, все, что нельзя осуществить при помощи чистого мышления, т. е. то, в чем я допускаю опыт, должно быть обоснованным посредством свободного деяния. Мнение, что то, что есть причина всего эмпирического, само уже не может быть таковым, а может быть только абстрактным, лишь в чистом мышлении полагаемым, было основным побуждением считать, к примеру Бога, поскольку он мыслится как конечная причина всего эмпирического бытия, как можно более чуждым всего эмпирического, например, всего человеческого.

Стало быть, имеется также и метафизический эмпиризм, как мы его до поры до времени будем называть, а поэтому под всеобщее понятие философского эмпиризма нужно будет подвести еще и другие системы, а не только те сенсуалистические, которые все познание ограничивают чувственным восприятием или и вовсе отрицают существование всякого сверхчувственного. Теперь, конечно, различные учения этого рода равным образом следует изложить подробно, тем более что они в том, что касается цели, согла суются с позитивной философией, направленной именно на познание того, что не может встретиться в (действитель ном) опыте, что находится над ним.

Седьмая лекци

Самая низкая ступень эмпиризма — та, на которой все познание ограничивается чувственным опытом, а все сверхчувственное отрицается или вообще, или же как возможный предмет познания. Если философский эмпиризм понимают в этом смысле, то у него даже нет общей с позитивной философией противоположности рационализму. Ибо позитивная философия отрицает лишь то, что сверхчувственное Познаваемо одним только рациональным путем, а первый утверждает, что оно не познаваемо ни этим, ни каким-либо иным образом, и, в конце концов, даже то, что оно не существует.

Более высокой ступенью философского эмпиризма является та, которая утверждает, что сверхчувственное может стать действительным предметом опыта, причем в таком случае само собой понятно, что этот опыт не может быть просто чувственного рода, напротив, он должен иметь в себе даже нечто таинственное, мистическое, отчего учения этого рода мы можем вообще назвать учениями мистического эмпиризма. Среди данных учений 'опять-та-Ки ниже всех, пожалуй, стоит то учение, которое позволяет нам удостовериться в существовании сверхчувственного | только при помощи откровения божьего, мыслимого в то же время как внешний факт. Следующую ступень составляет философия, которая хотя и обходит все внешние факты, но зато ссылается на внутренний факт некоего неодолимого чувства, убеждающего нас в существовании Бога, в то

160________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ___________

время как разум, как она полагает, неизбежно ведет к атеизму, фатализму, стало быть, к системе слепой необходимости. Как известно, таким было раннее учение Якоби, который, неоднократно подвергавшись нападкам из-за этого мистицизма, позднее пытался примириться с рационализмом, и притом совершенно своеобразным способом, тем, что ставил разум на место чувства, выдававшегося прежде даже за только лишь индивидуальное, и выдвигал совсем уж диковинное, а именно, что разум сам по себе, субстанциальным образом, без всякого акта, значит, также и до всякой науки, есть полагающий и знающий Бога, — мнение, которое он, как он полагал, сумел даже доказать при помощи весьма популярного аргумента, в форменном силлогизме, который звучит следующим образом: «Только человек знает о Боге, животное о Боге не знает. А то единственное, что отличает человека от животного, есть разум. Значит, разум есть непосредственно открывающее Бога или то в нас, с одним лишь наличием чего в нас положено знание Бога». Положение, что разум есть непосредственное, стало быть, не добытое наукой знание о Боге, или что он сам по себе уже полагает Бога, имело такой большой успех у тех, кто с удовольствием хотел бы избавиться от всякой науки, что уже стоит труда подвергнуть детальной критике тот способ, каким Якоби пытается с помощью приведенного силлогизма доказать это непосредственное полагание Бога разумом. Осветим сначала лишь первую посылку данного аргумента «Только человек знает о Боге, животное о Боге не знает». У немцев есть старая пословица: «О чем не знаю, о том не беспокоюсь», т. е. оно не склоняет меня ни в свою пользу, ни против себя, не побуждает ни утверждать, ни отрицать его. Если в первом члене первой посылки («Только человек знает о Боге») подразумевается подобное индифферентное знание, которое само по себе еще не есть ни утверждение, ни отрицание, но до-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА_______161

пускает и то и другое, если, говорю я, в первой посылке подразумевается подобное знание, то, согласно правилу, что в выводе не может быть больше того, что есть в посылках, в заключении разум не может быть открывающим Бога, т. е. утверждающим его, как показывает намерение данного заключения. Во избежание этого первая посылка («Только человек и т. д.») должна была бы, следовательно, подразумевать аффирмативное знание. Но если допустить это, тогда получится, что в первой посылке слово «знать» употребляется в двояком смысле, ибо предложение «человек знает о Боге» означает, что человек утверждает Бога, а «животное о Боге не знает» — что животное ни утверждает Бога, ни отрицает его. Данная двусмысленность, таким образом, опять грешит против формы. Кроме того, в таком случае первая часть первой посылки была бы ложной. Ведь знание, или утверждение, Бога должно быть отличительным родовым признаком человека, как разум. Этой всеобщности противоречит, однако, то, что, по собственному утверждению Якоби (что всякая философия ведет к атеизму), те, которые утверждают Бога, есть лишь случайно, необходимо же — согласно науке — существуют только те, которые Бога отвергают. Чтобы быть истинной по материи, первая посылка должна была бы, следовательно, звучать так: «Только человек или утверждает, или отрицает Бога, животное его ни утверждает, ни отрицает». Тогда заключение могло бы гласить лишь следующее: «Значит, то, что отличает человека от животного (разум), есть то, что дает ему возможность утверждать или отрицать Бога». Однако точно такую же возможность разум предоставляет человеку относительно любого другого предмета; рассматриваемый с формальной стороны, разум есть совершенно не что иное, как facultas, quidlibet de qualibet re sive affirmandi sive negandi.1 Значит, отсюда ничего не может последовать в пользу особой, полагающей Бога способности разума.

6 Ф. В. Й. Шеллинг, т. 1

162_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

Обратимся теперь к исследованию второй посылки заключения, которая гласила: «То единственное, что отличает человека от животного, есть разум». Это положение явно взято лишь из обычной манеры выражаться, где под разумом понимается комплекс всех духовных качеств человека; тут, стало быть, речь идет не о разуме in specie,2 как в заключении, в котором Якоби имеет в виду не неопределенного вида разум, а разум как противоположность рассудка. Якоби также пытается подкрепить это положение ссылкой на одно только обычное словоупотребление, утверждая: «Никто никогда не говорил ни о каком животном разуме, животный рассудок же упоминаем и знаем мы все». В то время, которому воистину никаким злом не пришлось страдать больше, чем изобилием рассудка, пожалуй, не было причины не признавать его столь щедро и у животных. Впрочем, поскольку Якоби ссылается лишь на то, о чем говорится или не говорится, а это относится к факту, о котором каждый может судить согласно своему опыту, то хочу только заметить, что я, например, часто слышал разговоры о разумной лошади в противоположность неразумной, настораживающейся от любой мелочи и отскакивающей в сторону; кроме того, говорят и о сумасшествии или безумии, приписываемом животным, к примеру как раз-таки лошадям, когда те приходят в бешенство, из чего, таким образом, следует, что животных в здоровом состоянии называют разумными. На подобные плоские утверждения следует отвечать не глубокомысленными речами, а простыми фактами, так, как принято в обыденной речи. Что касается философского смысла, то, как я слышал, инстинкт животных назвали аналогом разума, а не рассудка; еще я слышал, что художественный инстинкт животных объяснили как действующий в них разум — разум, которым они хотя и не обладают, но который овладел ими словно некий чуждый им дух; кроме того, я хорошо понимаю, каким образом в дейст-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________163

виях инстинкта можно усмотреть разум, ибо разум есть нечто только существенное, потенциальное, нечто всеобщее, безличное, подобно тому как и инстинкт у животных является не чем-то индивидуальным, а всеобщим, во всех индивидуумах одинаковым. Стало быть, каким образом в действиях инстинкта можно усмотреть разум, я понимаю, по крайней мере, по аналогии; но я совершенно не понимаю, каким образом в подобных действиях можно усмотреть рассудок, ибо рассудок всегда есть нечто актуальное — личное, неотъемлемое от индивидуумов, равно как у каждого человека я должен признать разум, чтобы не оскорбить его, но не у каждого я точно так же обязан признавать рассудок. Между прочим, странно слышать, как на словоупотребление, и притом именно касательно выражений «разум» и «рассудок», ссылается тот, кто относительно этих самых слов обнаружил или столь мало глубокого познания, или столь незначительное уважение к языку, что в 1780-е годы называл рассудком то, что с 1800 года начал называть разумом, и наоборот, и притом таким образом, что оба через 20 лет полностью поменялись у него ролями: в том, что он Прежде ставил в вину разуму, он впоследствии обвинял рассудок, а то, что он раньше превозносил в рассудке, позднее приписывал исключительно разуму.

В третьем роде эмпиризма сверхчувственное превращено в предмет действительного опыта благодаря тому, что допускается в качестве возможного экстатическое перемещение человеческого существа в Бога и как его следствие — необходимое, безошибочное созерцание не только божественного существа, но и сущности творения, а также всего происходящего при нем. Такого рода эмпиризм есть теософия, преимущественно спекулятивный, или теоретический, мистицизм. О нем я оставляю за собой право поговорить обстоятельно. Пока что следует заметить, что здесь являют себя учения и системы, которые все противо-

164_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

поставляли себя догматизирующему рационализму прежней метафизики, так что последняя, по существу, все же никогда не обладала исключительным господством, но всегда имела наряду с собой эти системы, которые я уже обозначил общим именем как учения мистического эмпиризма. Ведь произведение от откровения, равно как и от индивидуального, далее не объяснимого чувства, тоже имеет в себе нечто мистическое. Таким образом, данные системы, по крайней мере, образовывали мощную противоположность рационализму, преодолеть которую еще ни в какую эпоху вплоть до сегодняшнего времени на самом деле никому не удалось. Это могло бы произойти лишь вследствие того, что ей была бы противопоставлена истинная философия. Ибо требование, выражающееся также и в этих системах, нельзя отклонить на том основании, что их попросту считают ненаучными. Они, конечно, таковы, но этим требование, лежащее в их основе, не удовлетворено. Беспрестанное существование подобных мистических учений (которые даже на протяжении всего средневековья сопутствовали имевшей силу в школах и одобренной церковью схоластике и держались вплоть до эпохи Реформации, после которой они зародились вновь и достигли своей вершины в учении Якоба Бёме) во всяком случае доказывает, что философия до сих пор считала, что была не в состоянии осуществить то, что пытались совершить или только говорили, что совершают, эти учения, конечно, лишь ненаучным путем, — а теософия в большинстве случаев одновременно лишь непостижимым образом, отчасти не без повторного впадания в мифическое, — осуществить именно это научным, очевидным для всех, убедительным для самого разума способом; но как раз поэтому данные учения содержали в себе требование позитивной философии, пусть ими самими не реализованное; они суть то, что в Новое время замещало собой эту вторую философию (дехфЭсб цйлпупцЯб), они (если вернуться к

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________165

моему начальному утверждению) свидетельствуют о том, что вплоть до последнего времени постоянно имелись рядом друг с другом, по крайней мере согласно требованию или potentiд,3 две линии философии.

Тем более будет необходимо уже предварительно дать разъяснение по поводу того, каким образом обещанная нами позитивная философия относится к этим мистическим учениям. Ведь ни с одним из них она не может быть тождественной по одной той причине, что она, как уверяет, является философией, стало быть, наукой, они же, напротив, если от спекулятивного содержания отказались не все, всё же все отказались от научной формы и научного метода. Настоящее рассмотрение впоследствии само собой приведет к подробному разбору отношения позитивной философии к откровению, к теософии же мы больше не вернемся, и поэтому я хочу теперь специально высказаться насчет отношения позитивной философии к теософии, хотя в будущем разработка метода позитивной философии сама собой покажет, что последняя может иметь с теософией столь же мало общего, сколь и с рациональными системами. Позитивная философия есть новое изобретение, которое пришлось до-вольно некстати особенно утверждениям о завершении философии. При таких обстоятельствах вполне обычное дело, что окидывают взглядом историю литературы в поисках какого-нибудь прозвища или какой-либо категории, пользующейся дурной репутацией, под которую можно подвести новое явление; подобным образом надеются освободить себя от всякого труда опровергания.

Но не сам ли я подал повод привести позитивную философию в связь с теософией? Ведь было заявлено, что первая хочет того же, к чему стремится вторая, разница заключается лишь в том, что первая пытается прийти к цели научным путем, тогда как вторая — ненаучным и не методически. Таким образом отношение, конечно, было определено. Од-

166__________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

нако тогда с равным правом кто-либо несведущий мог бы принизить науку астрономии, утверждая, что, она-де лишь заместила астрологию, или науку химии, которая замести-ла-де алхимию. То, что лежит в основании теософии, где она всегда достигает, по крайней мере по материи, научного, или спекулятивного, значения, — что лежит в основании особенно теософии Якоба Бёме, — есть само по себе достойное похвалы стремление понять происхождение вещей из Бога как действительный ход событий. Но Якоб Бёме не может осуществить это иначе, чем впутывая само божество в своего рода природный процесс. Своеобразие же позитивной философии состоит именно в том, что она отвергает всякий процесс в этом смысле, а именно в котором Бог был бы не только логическим, но действительным результатом некоего процесса. Постольку позитивная философия находится, скорее, в прямой противоположности с любым и каждым теософским устремлением. Гегель смотрит на Бёме свысока и в «Предисловии к второму изданию» своей «Энциклопедии философских наук» высказывается против небезызвестного Франца Баадера,4 приписавшего гегелевской философии, даже обвинившего ее в том, что у нее материя происходит непосредственно из Бога и что это вечное ис-хождение Бога является для нее условием его вечного вхождения обратно, или возвращения к себе как духу, против этого обвинения, стало быть, Гегель высказывается с важным тоном: происхождение вещей из Бога не есть-де ни одна из его категорий, он ею не пользуется, она вообще не является категорией, а есть лишь образное выражение. Но зато у Гегеля имеется удивительная категория отпускания (Entlassen). Не является ли это отпускание образным выражением? Что стоит за этим отпусканием, не объясняется. Однако же этому отпусканию со стороны Бога необходимо должно соответствовать происхождение отпускаемого (того, в качестве чего отпускает себя Бог), значит, происхожде-

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________167

ние природы, а посему также и материи, из Бога, равно как И если, согласно Гегелю, в логике Бог еще заперт в своей вечности, то в действительной, внелогической природе тот же самый Бог должен быть вышедшим из своей вечности. В своей "Философии религии" Гегель высказывается о Святой Троице и в особенности о Сыне так: хотя он-де и есть Сын, стало быть, иное Отца, но он не может оставаться Сыном; ибо хотя тут и положено различие, однако точно так же вечно вновь снято; это — «как бы только игра любви с сомой собой, — несомненно, в высшей степени назидательно, — таким образом дело не дойдет до инобытия всерьез»*; для этого — чтобы оно приняло серьезный оборот — якобы нужно, чтобы Сын получил определение инобытия как инобытия, проявился как действительное вне Бо-га (соответственно этому, все же как вышедшее из Бога) и без Бога, т. е. как мир. Здесь, по всем философским поняти-ям, Сын определенно превращен в материю мира, ибо он становится миром вследствие того, что не только есть иное, но и полагается как иное. Сообразно тому, этот Сын, пока он еще был Сыном, т. е. находился в разъясненном различии, выступал только лишь как возможность, т. е. именно как материя, будущего мира. Все это так теософично, как что-нибудь может быть у Я. Бёме, с той лишь разницей, что подобная фантастичность у Бёме изначальна и действительно опирается на возвышенное созерцание, здесь же она связана с философией, не допускающий сомнений характер которой состоит в том, что она является совершеннейшей прозой и напрочь лишенной созерцания трезвостью. Действительно опьяненному созерцанием прощают, если он блуждает, но это непростительно от природы и на самом деле трезвому, который лишь охотно хотел бы выглядеть пьяным.

* Hegels Werke, zwцlfter Band, 2. Auflage. [Berlin, 1840.] S. 248.·

168_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

О Бёме невозможно не сказать, что он есть чудесное явление в истории человечества, особенно в истории немецкого духа. Если бы когда-нибудь можно было забыть, какая естественная глубина ума и сердца сокрыта в немецкой нации, стоило бы вспомнить только о нем одном, в своей манере точно так же недосягаемом для общепсихологического объяснения, которое пытаются ему дать, как, например, невозможно объяснить мифологию из общей психологии. Как мифологии и теогонии народов предшествовали науке, так и Бёме рождением Бога, как он нам его описывает, предшествовал всем научным системам новой философии. Якоб Бёме родился в 1575 году, Рене Декарт — в 1596. То, что было в Бёме интуицией и словно непосредственным внушением природы, проявляется в Спинозе, умершем почти сто лет спустя после его рождения, как сформировавшее рационализм, правда, не без того, чтобы возвышенное созерцание природы, имевшееся у Бёме, не было полностью изгнано из философии, ибо физика Спинозы ничем не отличается от механистической и бездушной физики Декарта. Бёме на самом деле является теогонической натурой, однако именно это препятствовало ему возвыситься до свободного миро-творения, а тем самым также и до свободы позитивной философии. Бёме, как известно, много говорит о колесе природы или рождения, одной из самых глубоких его апперцепции, посредством чего он выражает дуализм сил в борющейся с самой собой, стремящейся породить саму себя, но не могущей этого сделать природе. Но именно он сам, в сущности, есть это колесо, он сам есть эта стремящаяся породить науку, но не могущая этого сделать природа. Кружение его духа возникает из-за того, что он тщетно пытается ускользнуть от того субстанциального, во власти которого он находится, и вырваться к свободной науке. Если тот субстанциальный принцип, который, пройдя сквозь всю природу, разумеется, изведал весь процесс, в условиях ны-

___________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________169

нешнего человеческого бытия вновь возвысится до того, чтобы знать непосредственно — как бы повторить в себе тот процесс, от которого он был однажды отрезан (именно это было в случае с Бёме), — если он вновь возвысится до того, чтобы знать непосредственно, без помощи более высокой деятельности, т. е. растолковывающего рассудка, чтобы как бы непосредственно свидетельствовать о том процессе, если это произойдет, то данный принцип сможет проявиться только как не владеющая самой собой, словно блуждающая и бессознательная натура. Это кружение его духа сказывается внешне также и благодаря тому, что Бёме в каждой из своих работ вновь начинает все сначала, снова и снова излагает начала, часто уже в достаточной мере разъясненные, никогда не продвигаясь дальше, или топчась на месте. В этих началах он всегда достоин восхищения, представляет собой настоящее зрелище борющейся с самой собой, жаждущей свободы и разумности природы, которая, однако, будучи неспособной перейти к действительному движению, постоянно вращается вокруг самой себя в той же самой точке. Как только Бёме покидает начала природы и входит в конкретное, уже невозможно следовать за ним; здесь теряется всякий след, и постоянно будет оставаться напрасным усилие начисто переписать путаный черновой набросок его созерцаний, хотя бы для этого и применялись по очереди кантовские, фихтевские, натурфилософские, наконец, даже гегелевские понятия.

Мы выставили теософию прежде всего противоположностью рациональной философии, стало быть, рационализма в философии. Однако теософия, по существу, лишь стремится за пределы рационализма, будучи не в состоянии действительно вырваться из его субстанциального знания, ибо знание, составляющее сущность рационализма, можно назвать субстанциальным, поскольку оно исключает всякий акт. Для рационализма ничто не может возник-

170_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

нуть посредством деяния, например посредством свободного творения, он знает лишь сущностные отношения. Все у него следует исключительно modo aetemo, вечным, т. е. одним только логическим, образом, при помощи имманентного движения; ведь рационализм, который, к примеру, стремится объяснить возникновение мира через свободное ов-нешнение абсолютного духа, который вообще стремится утвердить творение действием, — это всего лишь поддельный рационализм. Ложный рационализм именно поэтому приближается к теософии, которая не менее, чем он, заточена в плену субстанциального знания; теософия хочет преодолеть его, но это ей не удается, что отчетливее всего можно видеть на примере Бёме. Пожалуй, вряд ли когда-либо какой-либо иной ум таким же образом, как Бёме, продержался в пекле этого субстанциального знания; для Бёме Бог очевидно есть непосредственная субстанция мира; хотя он и хочет свободного отношения Бога к миру, свободного творения, однако не может его добиться. Несмотря на то что теософия называет себя теософией, следовательно, претендует быть наукой о божественном, содержание, к которому теософия его приводит, все же есть лишь субстанциальное движение, и она изображает Бога лишь находящимся в субстанциальном движении. По своей природе теософия не менее неисторична, чем рационализм. Бог же поистине исторической и позитивной философии не движется, он поступает. Субстанциальное движение, в котором пребывает рационализм, исходит из негативного, т. е. из не-суще-го, prius, которое еще только должно двигаться в бытие; историческая же философия исходит из позитивного, т. е. из сущего, prius, которому вовсе не надо двигаться в бытие, которое, следовательно, лишь при помощи совершенной свободы, не будучи как-либо самим собой принуждаемо к этому, полагает бытие, и притом не непосредственно свое собственное, а бытие, отличное от своего, в котором по-

___________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________171

следнее скорее подвергнуто отрицанию или отложено, чем положено, значит, во всяком случае положено лишь опосредованно. Богу приличествует быть равнодушным к своему собственному бытию, ему не подобает заботиться о своем собственном бытии, обеспечивать себя бытием, рождать себя в бытие, как это выражает Бёме, который содержанием высшей науки, т. е. теософии, объявляет именно рождение божественного существа, божественное рождение, стало быть, подлинную теогонию. Следовательно, когда феномен теософии (ибо она в любом случае есть феномен, особенно у Бёме) мы объясняли как откатывание к предшествовавшему науке процессу, как попытку перенестись в донаучный теогонический процесс, это было вполне обоснованно. Что позитивная философия не может быть теософией, заключается уже в том, что она была определена именно как философия и как наука, между тем как теософия не хочет называть саму себя философией, а, отказываясь от науки, желает вещать из непосредственного созерцания.

Вопрос же теперь заключается в том, каким образом желаемая нами наука — позитивная философия — есть философия и каким образом она будет наукой.

Если среди категорий, находящихся в нашем распоряжении для обозначения философских учений, рационализму может противостоять только эмпиризм, то позитивная философия как противоположность рационализма все же также не сможет не признать, что каким-то образом и в каком-то смысле является эмпиризмом. Значит, данный вопрос возвращается к следующему: в каком отношении позитивная философия будет находиться к опыту — в том же самом, в каком и те мистические учения, или в совершенно ином? Все те мистические учения объединяет то, что они исходят из опыта — из чего-то встречающегося в опыте; что оно есть, абсолютно безразлично; исходят ли они, к примеру, из явления или из чудес Христа (наподобие того как прежде су-

172_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

ществовала столь бездумно историческая теология, до такой степени избегавшая всякого соприкосновения с философией, что полагала, что элиминировала все философские доказательства бытия Бога, а его существование сама смогла наилучшим образом доказать посредством чудес Христа) или из существования в нас безмерного чувства, насытить которое можно только существующим Богом, или из непосредственного созерцания божественного — при этом они всегда исходят из чего-то данного в непосредственном или опосредованном опыте. Я хочу теперь лишь вкратце высказать — ибо для предварительного различения этого достаточно, а дело заключается только в предварительном различении, — что позитивная философия из какого-либо встречающегося в опыте бытия исходит так же мало, как мало она исходит из только лишь в мышлении сущего (ибо тогда она откатывалась бы к негативной). Если она исходит не из чего-то в мышлении сущего, следовательно, вообще не из чистого мышления, то в таком случае она будет исходить из того, что есть до и вне всякого мышления, стало быть, из бытия, но не из эмпирического бытия — также и это мы уже исключили помимо того, что эмпирическое бытие все же только весьма относительно находится вне мышления, постольку, поскольку любое встречающееся в опыте бытие имеет в себе логические определения рассудка, без которых оно было бы совершенно непредставимо. Если позитивная философия исходит из того, что имеется вне всякого мышления, то она может исходить не из лишь относительно находящегося вне мышления, а только из абсолютно вне него пребывающего бытия. Но это бытие вне всякого мышления точно так же находится над всяким опытом, как оно опережает всякое мышление, следовательно, бытие, из которого исходит позитивная философия и которое уже не может быть только лишь относительным prius (как потенция, лежащая в основе науки разума), есть безусловно трансцендент-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________173

ное бытие. Потенция, лежащая в основе науки разума, именно как потенция — как не-сущее — имеет необходимость перейти в бытие, и поэтому я называю ее только лишь относительным prius. Если бы то бытие, из которого исходит позитивная философия, также было лишь относительным, то в ее принципе заключалась бы необходимость перейти в бытие, следовательно, вместе с этим принципом мышление подвергалось бы необходимому движению, а сама позитивная философия вследствие этого откатывалась бы к негативной. Итак, если начало позитивной философии не может быть относительным prius, то оно должно быть абсолютным prius, не имеющим никакой необходимости двигаться в бытие. Если оно переходит в бытие, то это может быть только следствием свободного деяния, деяния, которое, кроме того, само может быть лишь чем-то чисто эмпирическим, непременно лишь a posteriori познаваемым, как и любое деяние есть не нечто a priori постижимое, а лишь a posteriori познаваемое.

Стало быть, эмпиризмом позитивная философия не является, по крайней мере, постольку, поскольку не исходит из опыта — ни в том смысле, что она воображает, что обладает этим своим предметом в непосредственном опыте (как мистицизм), и ни в том, что пытается, исходя из чего-то данного в опыте, некоего эмпирического факта, при помощи заключений добраться до своего предмета (ибо еще и это я должен исключить, чтобы отличить позитивную философию от рационального догматизма, который в своих доказательствах касательно существования Бога отчасти также кладет в основу эмпирические факты, как например целесообразное устройство природы). Но если позитивная философия из опыта не исходит, то ничто не препятствует тому, чтобы она приходила к опыту и, таким образом, a posteriori доказывала то, что она должна доказать, а именно, что ее prius есть Бог, т. е. сверхсущее. Ибо a priori то, из чего она исхо-

174_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

дит, не есть Бог, оно есть Бог только a posteriori. Что оно есть Бог, не есть res naturae,6 нечто само собой разумеющееся, оно есть res facti7 и посему может быть доказано также лишь фактически. Оно есть Бог. Данное положение имеет не то значение, что понятие того prius = понятию Бога, а то, что то prius есть Бог, не по понятию, а согласно действительности. Разумеется, если позитивная философия не исходит из опыта, она должна быть априорной наукой. В такой мере она тогда, стало быть, опять же не отличена от негативной философии, так как и к последней относится то, что мы приписали позитивной философии, а именно, что она не исходит из опыта, но приходит к нему. Хотя это так, однако различие таково: каждая из них занимает свою позицию по отношению к опыту. Но каждая свою. Для негативной философии опыт является подтверждающим, но не доказывающим. Рациональная философия своей истиной обладает в имманентной необходимости своего прогресса; она настолько независима от существования, что, как мы говорили ранее, была бы истинной, даже если бы ничто не существовало. Если действительно встречающееся в опыте соответствует ее конструкциям, то это для нее есть нечто отрадное, на что она хотя и указывает, но чем она, собственно говоря, ничего не доказывает.* Позиция позитивной философии совсем иная. Позитивная философия сама входит в опыт и словно срастается с ним. Она тоже является априорной наукой, но prius, из которого она исходит, имеется не просто до всякого опыта, так чтобы оно необходимо продвигалось в него, оно находится над всяким опытом, и поэтому для него нет никакого необходимого перехода в опыт. Из этого prius она выводит в свободном мышлении в документальной последовательности апостериорное, или встре-

* Ср.: с. 96 и далее наст, изд., а также Einleitung in die Philosophie der Mythologie. S. 376.

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________175

чающееся в опыте, не как возможное, как это делает негативная философия, а как действительное: она выводит его как действительное, ибо только как таковое оно имеет значение и силу доказывающего. Выразимся предельно ясно: не само абсолютное prius должно быть доказано (оно — превыше всякого доказательства, оно — абсолютное, благодаря самому себе достоверное начало), стало быть, не оно само (абсолютное prius) должно быть доказано, а следствие из него, оно должно быть фактически доказано, и этим божество того prius — что оно есть Бог и что, стало быть, Бог существует. Значит, мы будем говорить: prius, понятие которого есть то-то и то-то (понятие сверхсущего), возможно, будет иметь такое следствие (мы не скажем, что оно необходимо будет иметь такое следствие, так как тогда мы вновь откатимся к необходимому, т. е. определенному одним лишь понятием, движению, мы будем вправе сказать лишь, что оно может иметь такое следствие, если захочет, следствие зависимо от его воли). Но теперь это следствие существует действительно (это положение теперь есть положение, основывающееся на опыте; существование такого следствия является фактом опыта). Следовательно, этот факт — существование такого следствия — показывает нам, что и само prius существует таким образом, как мы его поняли, т. е. что Бог существует. Вы видите, что при данном способе аргументации prius всегда остается исходным пунктом, т. е. всегда prius. Prius познается из своего следствия, но не так, чтобы данное следствие предшествовало. Предлог «а» в «a posteriori» не означает здесь terminus a quo;8 в posteriori означает здесь per posterius,9 посредством своего следствия познается prius. Познаваться a priori значит именно познаваться исходя из некоего prius; a priori познается, следовательно, то, что имеет prius, исходя из которого оно познается. Абсолютное же prius есть то, что не имеет никакого prius, исходя из которого оно познавалось бы. Быть абсо-

176_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

лютным prius, таким образом, означает познаваться не a priori. Здесь, в позитивной философии, стало быть, имеется подлинный эмпиризм, поскольку встречающееся в опыте само становится элементом, участником философии.

Если выразить различие наиболее резко и кратко, то негативная философия есть априорный эмпиризм, она есть априоризм эмпирического, но именно поэтому не сам эмпиризм; позитивная же философия, наоборот, есть эмпирический априоризм, или она есть эмпиризм априорного, в какой мере per posterius доказывает, что prius есть Бог.

В отношении мира позитивная философия есть наука a priori, выведенная, однако, из абсолютного prius; в отношении Бога она есть наука и познание a posteriori.*

Опыт, к которому приходит позитивная философия,** есть не некий определенный, а весь опыт от начала до кон-

* Обычно под апостериорным познанием понимают такое, в котором, к примеру, от действия заключают назад к причине. Порядок доказательства при этом обратен порядку вещей, ибо действие повсюду есть лишь следствие, лишь консеквент, а причина — предшествующее, антецедент. Значит, в таком заключении то, что по своей природе есть консеквент, для данного доказательства искусственно берется как логический антецедент (и именно поэтому данное доказательство называется доказательством a posteriori, т. е. доказательством, в котором то, что, в сущности, есть posterius, превращается в логическое prius, в исходный пункт), и наоборот, то, что по своей природе есть антецедент, причина, здесь в доказательстве становится логическим следствием, консеквентом. В позитивной же философии имеется не это в обычном смысле слова апостериорное доказательство, ибо продвижение происходит не от действия к причине, а наоборот, от причины к действию; как по природе причина есть предшествующее, так и тут она есть prius доказательства. Из данного (естественного) положения причины и действия следует, что здесь, в то время как causa10 (Бог) доказывается a posteriori, или per posterius, следствие (мир) выводится или понимается a priori.

** В прежних курсах автора позитивная философия, потому как она не является регрессивной, т. е. исходящей из опыта и направляющейся назад к тому, что находится над опытом, обозначалась также как прогрессивный эмпиризм. (Примеч. К. Ф. А. Шеллинга.)

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________177

ца. То, что содействует доказательству, является не какой-то частью опыта, а опытом целиком. Но именно поэтому данное доказательство само есть не только начало или часть науки (и менее всего некое поставленное во главе философии силлогистическое доказательство), оно есть вся наука, а именно вся позитивная философия. Последняя есть не что иное, как продолжающееся, постоянно растущее, с каждым шагом усиливающееся свидетельство действительно существующего Бога, и поскольку царство действительности, в котором оно движется, не завершено и не закончено — ибо хотя природа на данный момент завершилась и остановилась, однако в истории еще имеется движение и беспрестанное прогрессирование, — поскольку царство действительности в такой мере не закончено, а всe время близится к своему завершению, то и доказательство никогда не заканчивается, а поэтому и данная наука есть лишь фило-софия. Наука разума является филосо-фией, так как она ищет и только в конце обладает тем, что есть предмет высшего знания (упцЯб11), она обладает им в конце своего пути в понятии. Другая сторона, имеющая задачу его как только лишь оставшееся или найденное для познания или знания действительно познать и знать, позитивная сторона есть философия потому, что своей цели она достигает лишь таким образом, что доказательство не дано ни в каком отдельном члене, но постоянно прогрессирует. Впрочем, здесь вообще пролегает различие между философией и математикой и в особенности геометрией, которая тоже является наукой чистого разума. Ведь уже негативная философия отличается от геометрии тем, что в ней с каждым полученным или положенным одновременно дан постулат последующего, и тем, что реальность всего предыдущего может быть выражена лишь таким образом, что она откладывается, так как покоится на последующем: первая потенция есть лишь постольку, поскольку за ней следу-

178_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ_______

ет вторая, вторая — лишь поскольку следует третья; напротив, первая книга, даже первое, второе, третье положения Евклида могли бы быть сами по себе и оставались бы истинными, даже если бы человеческий ум никогда не продвинулся дальше них. Но в высшей степени предмет позитивной философии является предметом хотя и уже достаточного на предыдущих ступенях, но на этом основании все же еще не завершенного доказательства — на последующей стадии все еще могло бы возникнуть противоречие с предыдущим. Даже настоящее не служит тут границей, но здесь-то как раз и открывается сверх того взгляд в будущее, которое также будет продолжающимся доказательством существования царящей над бытием мощи, того, что уже не есть лишь сущее, которым занималась негативная философия, а есть сверхсущее. Отсюда вся эта философия является постоянно продолжающимся познанием, постоянно лишь философией, никогда не закостеневающей, останавливающейся и в этом смысле догматической наукой. Но потому и данное доказательство есть лишь доказательство для стремящихся идти и мыслить дальше, только для умных; оно не подобно геометрическому доказательству, с помощью которого и ограниченного, даже глупого можно заставить стать умным, тогда как я никого не могу принудить стать таковым при помощи опыта, если он этого не хочет, поэтому и в псалме сказано: «Безумцы говорят в сердце своем: „Нет Бога"».12

Позитивная философия есть на самом деле свободная философия; кто ее не хочет, пусть ее оставит, я предоставляю это на усмотрение каждого, я утверждаю лишь, что, если кто-нибудь хочет, к примеру, действительного хода событий, свободного миротворения и т. д., он все это сможет иметь только на пути подобной философии. Если ему достаточно рациональной философии и помимо нее ему не требуется ничего, пусть он остается при ней, он только должен от-

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________179

казаться от намерения с помощью рациональной философии и в ней иметь то, что она решительно не может иметь в себе, а именно действительного Бога, действительный ход событий и свободное отношение Бога к миру; только господствующая сейчас касательно этого путаница должна прекратиться. Никто не может ценить рациональную философию выше, чем я, я даже сочту, что студентам повезет, если в школах будет вновь преподаваться чисто рациональная философия. Ибо за теми, кто сейчас хвастается тем, что они рационалисты, я не признаю, что они таковы; они менее всего рационалисты; то, что они излагают, есть отвратительная мешанина из рациональной и сверхрациональной философии, причем ни с одной из них не обращаются по справедливости.

Здесь одновременно выясняется еще и другое различие между негативной и позитивной философией. Первая есть совершенно в себе замкнутая, навечно законченная наука, следовательно, в этом смысле система; позитивная, напротив, не может называться системой в том же самом смысле именно потому, что она никогда не будет абсолютно замкнутой. Если же под системой понимают философию, отличающуюся определенными, позитивными утверждениями (в этом смысле столь многие жаждут системы и чувствуют себя счастливыми от того, что могут быть глашатаями подобной системы, ибо всякий, даже самый неспособный, хотел бы что-то утверждать, не памятуя о словах Лессинга, что для того, чтобы утверждать, прежде всего нужна голова; поэтому и негативная философия, которая, собственно говоря, ничего не утверждает, должна была быть выведена за ее пределы), в этом втором смысле, в котором под системой понимают целое познаний, в основе чего лежит избранное утверждение, в этом смысле негативная философия не система. Зато позитивная философия, как преимущественно утверждающая, в данном смысле является яркой системой. Уловить это различное значение системы, пожалуй, стоит труда.

180_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

Если мы теперь допустим, что среди имеющегося в опыте действительного, к которому продвигается позитивная философия, оказалось бы также и откровение, то позитивная философия придет к нему, исходя из своего prius, не иначе, чем каким образом она приходит и к действительной природе, действительному человеку, действительному сознанию. Поэтому для нее откровение не источник, не исходный пункт, как для так называемой христианской философии, от которой она в этом плане toto coelo13 отлична. Откровение встретится в ней в том же самом смысле, в каком в ней встречаются и природа, и вся история человеческого рода; откровение не окажет на нее никакого иного влияния, кроме того, которое и любой другой объект, разумеется, оказывает на имеющую с ним дело науку. Ибо, к примеру, эмпирически наблюдаемые движения планет также имеют влияние на астрономические теории, причем настолько, что последние не могут считаться полностью точными и правильными до тех пор, пока действительно наблюдаемые движения не совпадут с рассчитанными, и, таким образом, всякий объект естествознания, без сомнения, оказывает неизбежное влияние на науку, занятую его исследованием.

Хотя [из вышесказанного] далее явствует уже то, что эта философия обладает содержанием религии как своим собственным, однако она откажется от того, чтобы называть саму себя или позволить называть себя религиозной философией, ибо тогда негативная философия, к примеру, должна будет называться иррелигиозной, но этим с ней поступят несправедливо, несмотря на то что она может содержать в себе религию только как религию абсолютной субъективности, а не как объективную или даже как религию откровения. Если есть какое-нибудь действительно иррелигиозное учение, то его не следует называть иррелигиозной философией, тем самым за ним слишком много признается; оно так же мало является философией, как ка-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________181

кое-либо по своей глубочайшей основе безнравственное учение может ею быть, потому что, напротив, как неоднократно было замечено, только та философия достойна называться философией и удовлетворяет требованиям истинной научности, в которой все важные понятия имеют столь же глубоко нравственный смысл, сколь и спекулятивный. Позитивная философия должна была бы отклонить название религиозной философии также и потому, что как раз благодаря ей только и обнаруживается истинное понятие и содержание религии, последняя, стало быть, не может быть уже предпослана, а как только это понятие и содержание религии не предпосылается, то наименование становится совершенно неопределенным. Ибо нет различных нравственностей, однако же имеются различные религии; ведь даже язычник имеет религию, и современный христианин, испытывающий наслаждение от «Молитвенных часов» или других классически-поверхностных сочинений, тем не менее мнит, что он тоже имеет религию. Необходимо было бы, таким образом, пойти дальше и назвать ее христианской философией, но имеются также весьма различные воззрения, называющие себя христианскими, значит, следовало бы, чтобы вести совершенно определенный разговор, сделать еще один шаг и, например, назвать ее католической философией, как это уже сделано одной партией во Франции и даже в некоторых частях Германии; ей можно было бы тогда противопоставить протестантскую науку и протестантскую философию и считать, что не без пользы употребляешь первый предикат, например, в какой-нибудь католической, второй — в протестантской стране. Однако философия, которая вынуждена призвать на помощь католицизм или протестантизм, либо никогда ничего не представляла собой, либо близка к тому, чтобы уже ничем не быть. Следовательно, и общее наименование религиозной философии нужно будет уступить тем, которые, к примеру, видят выгоду в том, что-

182 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

бы этим заранее навлечь подозрение в иррелигиозности на всякую иную философию, с которой они конфликтуют или боятся столкнуться, и, таким образом, обеспечить самих себя как бы привилегированной философией.

Впрочем, когда мы отклоняем откровение как формальный принцип, principium cognoscendi,14 для всякой философии, значит, также и для позитивной (ибо тот, кто хочет и может верить, не философствует, а тот, кто философствует, именно этим извещает о том, что ему одной лишь веры недостаточно), можно было бы указать на содержательную зависимость всей новой философии от христианства с целью доказать, что и позитивная философия все-таки необходимо является христианской; ведь, как принято говорить, философия сама собой никогда бы не додумалась до таких предметов, тем более до такого взгляда на них без предшествовавшего света откровения. Но и этим опять слишком много доказано. Ибо можно было бы совершенно тем же самым способом всякой философии навязать название эмпирической, так как не было бы ни философии вообще, ни философии с таким содержанием, как у древней и новой философии, если бы в опыте не обнаруживался подобный мир. Если же, в частности, подразумевается философия, которая помимо природы хочет понять также и весь бесконечно богатый мир человека, стало быть, в том числе и великое историческое явление христианства в его развитии и как звено этого мира, то ведь и без того понятно, что подобная философия, еще закладывая свою основу, наверняка подумала и о христианстве; но даже таким образом данное замечание не содержит в себе ничего особенного и относящегося именно к христианству. Ибо кто бы ни задумывал философию в целом и ни надеялся действительно довести ее до конца, он должен мыслить далеко вперед, уже заранее все обдумать, все принять в расчет. Но если при тех словах, в которых философии хотят напомнить о ее исторической и содержатель-

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________183

ной зависимости от христианства, думают о философии, совершенно не затрагивающей христианство, и смысл этих слов заключается в том, что, даже такая философия никогда бы не продвинулась так далеко, если бы не имела христианство своей исторической предпосылкой, то, хотя это и верно, однако одновременно настолько общо, что вновь теряется всякая особенная отнесенность, ибо где бы находились не только философия, но и государство, и все человеческое бытие, если бы христианство не существовало? Можно ли, если речь идет даже о чем-то самом незначительном в современности, изъять одно звено обширного прошлого без того, чтобы это незначительное тотчас не стало бы невозможным? Возможно ли из какого-либо человека словно при помощи химического процесса извлечь то, что вложено в него прошлым и настоящим, что осталось бы, кроме одного лишь пустого наименования самости, или я, которым он немного или, вернее, и вовсе ничего не добился бы?

Тот, для кого истинная философия и христианская философия являются равнозначными выражениями, прежде всего должен был бы составить себе о самом христианстве более высокое понятие, чем обыденное представление, согласно которому христианство воспринимается лишь как историческое явление, только около 1800 лет, как существующее в мире. Он должен был бы постичь христианство как поистине всеобщее (Allgemeine), стало быть, уже лежавшее в основании мира, и сообразно этому сказать: оно старо как мир, — разумеется, в ином смысле, чем это сделал английский деист Тиндаль,15 как известно, написавший книгу под таким названием, в которой христианство превращено в религию одного только разума; в этом случае не представляло труда заявить, что оно старо, как творение и человеческий разум. Если христианство понимается только как историческое явление, то наша философия была бы зависима от него, даже если в Христе мы видим лишь Сократа более высокого

184___________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

образца, ведь и без таких фигур, как Сократ, Платон и Аристотель, наша философия была бы совершенно другой. Кому могло бы взбрести на ум в этом смысле оспаривать историческую внешнюю зависимость всего нашего образования (и постольку также и философии) от христианства? Этой зависимостью, конечно, определено и содержание наших мыслей, а значит и философии; однако оно не было бы философским содержанием, если бы постоянно оставалось в этой зависимости, т. е. если бы принималось лишь на основании авторитета. Если оно действительно является философским содержанием, то оно именно этим превратилось в содержание нашего собственного мышления, стало для нас собственным, независимым ни от какого авторитета осознанием. Для разъяснения приведу сравнение. Как известно, для обычных глаз четыре спутника Юпитера становятся видимыми только с помощью подзорной трубы, однако же имеются люди с настолько острым зрением, что видят их и без нее. Данный факт мне сначала стал известен благодаря книге Циммермана об опыте. Позднее мне самому нередко представлялся случай это наблюдать, в частности, я познакомился с одной дамой, еще и поныне здравствующей, которая невооруженными глазами видела эти четыре сателлита и, будучи подвергнута проверке, в присутствии астронома и физика набросала рисунок с изображением наблюдавшегося в тот момент их положения по отношению друг к другу и к основным планетам, который совершенно точно соответствовал положению, обнаружившемуся в телескопе. Кроме того, случается, что невооруженными глазами видят маленькую неподвижную звезду, которую мы не могли воспринимать подобным образом, тотчас после того, как ее увидели при помощи телескопа, и я не сомневаюсь, что имеется больше лиц, чем думают, которые таким образом могли бы видеть невооруженными глазами и спутники Юпитера. Подобные люди, однако, теперь больше не зависят от телеско-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________185

па, они на самом деле видят эти четыре звезды невооруженными глазами. И точно так же философия многое несомненно не познала бы без откровения, по крайней мере, познала бы не таким образом, однако теперь она может видеть эти предметы своими собственными глазами, ибо в отношении всех истин, даже истин откровения, она лишь настолько является философией, насколько они превратились для нее в независимые и самостоятельно познанные. Когда какая-либо философия только намеревается также и великое явление христианства не исключить, но по возможности понять, как все остальное и во взаимосвязи со всем остальным, она, конечно, с необходимостью должна будет расширить свои понятия за их прежние границы, чтобы справиться с данным явлением; но точно так же и другие предметы накладывают на касающуюся их науку необходимость исправлять ее понятия и в зависимости от обстоятельств возвышать их до тех пор, пока они не будут находиться на одинаковом уровне с предметом. Подобно тому как сочли бы неполной всякую философию, которая бы, например, исключала из себя познание природы, точно так же никоим образом не была бы закончена и философия, которая не могла бы понять христианство; ведь христианство тоже является одним из великих и значительных мировых явлений, оно в своем роде точно так же есть реальность, как природа, и, как всякое другое явление, имеет право на то, чтобы его оставили в его своеобразии, а не фальсифицировали, чтобы иметь возможность применить к нему первое попавшееся, но как раз доступное каждому объяснение. Христианство в последнее время действительно было включено в число предметов философского постижения; но тот, кто искренен, вскоре обнаружит, что оно недоступно для всех чисто логических систем, как бы неестественно они не были расширены за свои границы, разве только что его лишают не только внешне, но и внутренне исторического характера, к

186_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

чему в конце концов стремились и все прежние попытки рационализировать христианство. Однако отнюдь не одно только откровение вынуждает философию выйти за пределы чисто логических систем; как мы видели, в самой философии имеется необходимость, побуждающая ее выйти за пределы одного лишь логического.* Настоящим понятие «философия откровения» в общем уже оправдано.

* Обычно, однако лишь в предварительных рассуждениях, я также противопоставлял друг другу позитивную и негативную философию как историческую и неисторическую и объяснял при этом, что означают данные выражения; но выражения распространяются, объяснения же чаще всего не выходят за пределы ближайшего круга. Историческая философия понималась так, как будто в ней знание должно извлекаться непосредственно из исторического материала словно при помощи некоего алхимического процесса, а всякий априорный метод должен быть отвергнут. Другие полагали, что под исторической философией понимается то, что иначе называют философией истории, и приводили с этим в связь мировые эпохи, которых они произвольно, не указывая никакого для этого основания, называли четыре. Другое ошибочное понимание состояло в том, будто в будущем вместо философии должно быть допущено и преподаваться еще только генетическое развитие философии, которое своим основанием имело бы историю философии. Я должен отдать справедливость моим современникам, что они меня при этом, по крайней мере, не поставили в затруднительное положение посредством слишком больших ожиданий. Когда геометр из природы треугольника доказывает, что сумма его углов равна двум прямым углам, то это следует из природы треугольника без какого-то иного движения, кроме движения моего мышления: посредине между самим предметом и его свойством находится только мое мышление; сам треугольник вовсе не предшествует с этим свойством, а также в нем не предшествует ничего, благодаря чему он принимал бы это свойство. Треугольник лишь по своему понятию, т. е. лишь логически, имеется прежде, чем то свойство. Если Спиноза использует ту геометрическую истину как пример, чтобы разъяснить, каким образом, по его мнению, единичные конечные вещи следуют из природы Бога, а именно так же безвременно, вечно, то его объяснение мира, пожалуй, является неисторическим, зато в противоположность этому объяснению христианское учение, что мир есть последствие свободного решения, деяния, можно назвать историческим. Выражение «историческая», употребленное применительно к философии, относилось, таким образом, не к способу знания в ней, а исключительно к содержанию этого самого знания.

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________187

Предприняли попытку сделать выражение «философия откровения» удобным для себя и заговорили о некоей богооткровенной философии (Offenbarungsphilosophie). Это одновременно предоставило некое преимущество, а именно заставило думать, что речь якобы идет о философии, которая почерпнута-де из откровения, покоряется авторитету откровения, стало быть, собственно говоря, перестает быть философией, т. е. совершенно свободно порожденной наукой. Правда, тот, кто следил за развитием данной философии, сразу обнаружил, что дело обстоит не так, что философия откровения задумана точно так же, как аналогичные сочетания: философия природы, философия истории, философия искусства и т. д., т. е. что откровение при этом задумано как предмет, а не как источник или авторитет, в крайнем случае как авторитет, оказывающий влияние на мышление так же, как, без сомнения, согласно только что сказанному, и любой предмет природы и истории, рассматриваемый мысляще. Следовательно, ошибочное мнение, вызванное — намеренно или нет — выражением «богооткровенная философия», конечно, исчезло для всякого, кто осведомился далее, в то время как для множества тех, кому не представился случай или кто не захотел этого сделать, предрассудок остался, но известно, как много посредством возбуждения подобного предрассудка с внешней стороны выиграно у того, от опровержения чего с удовольствием себя избавили, поскольку даже его не поняли. Сейчас, правда, не задумываясь говорят «натурфилософия» вместо «философия природы», долгая привычка сделала невозможным недоразумение, будто бы природная философия (Naturphilosophie) была, допустим противоположностью искусной философии (Kunstphilosophie) и будто бы о природных философах и искусных философах говорили точно так же, как в Новое время доводилось слышать о природных и искусных поэтах (Naturdichtern und Kunstdich-