с.221-253.

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА_______221

высшей сущности (ибо все остальное лишь относительно имманентно, почему оно может перейти в бытие) и абсолютно трансцендентное понятие (необходимо существующего) имеются лишь как несвязанные рядом друг с другом, оба как понятия разума, без того чтобы он мог объяснить это бытие рядом. Здесь в кантовской критике действительно существует пробел. Но оба понятия должны граничить друг с другом, так как первое (понятие высшей сущности) является концом негативной философии, второе (понятие необходимо существующего) — началом позитивной. Сообразно этому, оба понятия, разумеется, также связаны как в той, так и в другой философии, однако в каждой по-разному; в негативной таким образом, что говорится: высшая сущность, если она существует, может быть сущим только a priori, следовательно, она должна быть необходимо существующим, должна быть вперед своего понятия, стало быть, и всякого понятия, сущим. Это — единственная истина, которая остается от онтологического аргумента. В позитивной философии они связываются таким образом, что говорится: необходимо существующее (а именно просто необходимо существующее) есть — не необходимо, а фактически - - необходимо необходимо-существующая сущность, или Бог; и это доказывается a posteriori уже указанным способом, а именно тем, что говорится, что если необходимо существующее есть Бог, то такие-то и такие-то следствия — мы будем говорить а, b, с и т. д. — будут возможны; теперь же согласно нашему опыту а, b, с и т. д. существуют действительно, следовательно, — необходимое заключение — необходимо существующее действительно есть Бог.

Я только что назвал только лишь, без предварительной потенции, сущее абсолютно трансцендентным понятием. Начиная с Канта об имманентном познании, имманентном знании и мышлении так много говорилось в благоприятном

222_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

духе, о трансцендентном, напротив, в неблагосклонном, что последнее нельзя упоминать без своего рода опасения или страха. Но этот страх уместен только если находишься на точке зрения бывшей метафизики, которую мы преодолели. Обдумайте следующее. Всякое трансцендентное, по сути дела, относительно, оно есть только в отношении к тому, что трансцендируется. Если я от идеи высшей сущности заключаю к ее существованию, то это — трансцендирование, я сначала положил идею, а теперь хочу от нее перебраться к существованию; здесь, таким образом, имеется трансценденция. Если же я из опережающего всякое понятие исхожу, то здесь я ничто не перешагиваю, а напротив, если это бытие называется трансцендентным, и я в нем продвигаюсь к понятию, то я перешагиваю трансцендентное и таким образом вновь становлюсь имманентным. Трансценденция старой метафизики была лишь относительной, т. е. нерешительной, половинчатой, причем одной ногой все-таки хотели оставаться в понятии. Трансценденция позитивной философии абсолютная и именно поэтому — не трансценденция в том смысле, в каком ее запрещает Кант. Если я сначала сделал себя имманентным, т. е. замкнул в чистое мышление, то затем трансценденция, по крайней мере, возможна; но если я начинаю с трансцендентного (как позитивная философия), то ведь нет ничего, что бы я перешагивал. Кант запрещает метафизике трансценденцию, однако он запрещает ее только догматизирующему разуму, т. е. разуму, стремящемуся, исходя из себя, при помощи заключений достичь существования, но он не запрещает (ибо об этом он не подумал, эта возможность ему вовсе не представилась), наоборот, отправляясь от только лишь, следовательно, бесконечно существующего, добираться до понятия высшей сущности как postefius. Между тем, как мы говорили ранее, разум, конечно, может положить то только лишь сущее (брлют цv30) абсолютно вне себя (только пото-

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА________223

му, что в нем нет ничего от понятия, что оно противоположно всякому понятию), но все же разум полагает его лишь с намерением вновь превратить в содержание разума то, что находится вне разума и над ним: оно станет им, именно будучи a posteriori Богом (познаваясь как Бог). Разум полагает не имеющее понятия бытие, чтобы от него добраться до понятия, он полагает трансцендентное, чтобы преобразовать его в абсолютно имманентное и чтобы иметь это абсолютно имманентное одновременно как существующее, что возможно лишь этим путем, ведь абсолютно имманентное он имеет уже в негативной философии, однако не как существующее.

Чистая или бесконечная потенция (начало негативной философии) есть тождественное с мышлением содержание и на том основании, что оно не приходит к мышлению (ибо оно тождественно с ним), может только выходить из мышления. Только лишь сущее, напротив, есть содержание, не тождественное с мышлением, даже прежде всего его исключающее, но именно поэтому это содержание может и должно быть сначала приведено к мышлению — потому что первоначально находится вне его. Бог не есть, как многие себе представляют, трансцендентное, он есть трансцендентное, сделанное имманентным (т. е. содержанием разума). В том, что это было упущено, заключается великое недоразумение нашего времени. Как я уже сказал, a priori непонятное бытие, потому как никаким предшествующим понятием не опосредованное, в Боге становится понятным, или в Боге приходит к своему понятию. Бесконечно существующее, которое разум не может утаить в себе, в Боге становится для него имманентным.

До сих пор мы называли негативную философию преимущественно наукой разума. Это может породить иллюзию, будто бы позитивная философия является противоположной разуму наукой. Истинное же отношение таково: в

224_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

первой разум исходит из своего непосредственного, однако случайного содержания, от которого как случайного он постепенно освобождается, чтобы в необходимом продвижении достичь своего пребывающего содержания. Но он добирается до него, не достигая его одновременно как действительного; оно остается в одной лишь идее.* Позитивная философия исходит из того, что находится совершенно вне разума, но разум подчиняется ему только для того, чтобы непосредственно вновь вступить в свои права. Ранее уже было сказано, что свою последнюю идею, которая есть именно остающееся в разуме содержание разума, наука разума не может, как все остальное для нее ставшее, указать в опыте, и все же как раз данное понятие должно быть особым, тем самым, которое не оставляет равнодушным к действительному существованию требуемого в нем, как по отношению ко всему предыдущему философствующему субъекту было все равно, существует ли оно. Здесь, как говорится: tua res agitur.31 Именно поэтому разум, не могущий указать эту свою последнюю идею в опыте, вынужден обратиться к бытию, которое само находится вне опыта и над ним, к бытию, относящемуся к разуму как способности чистого познания точно так же, как встречающееся в опыте бытие относится к способности чувственного представления.

Разум не может постичь или доказать из себя никакого актуального, действительного бытия даже в чувственном мире, не может постичь или доказать никакого наличного существования, например, существования этого растения или этого камня. Если он (разум) хочет действительного бытия, если он хочет какого-нибудь найденного исходя из него, в понятии, соответственно этому, лишь как возмож-

* Хотя и в своей идее; ср.: Einleitung in die Philosophie der Mythologie. S. 562. (Примеч. К. Ф. А. Шеллинга.)

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА_______225

ное, объекта как действительного, он должен покориться авторитету чувств; ведь свидетельство чувств есть не что иное, как авторитет, потому что благодаря ему мы познаем то, что нельзя постичь из одной только природы вещей, следовательно, из разума, - - наличное существование, здесь сущее растение. Если всякое подчинение авторитету назовут верой, то это будет подходящим словом; благодаря вере (а именно согласно одному лишь авторитету наших чувств, а не благодаря разуму) мы знаем, что есть вещи вне нас. Насколько мне известно, это слово происходит от И. Г. Гамана,32 однако, как было сказано, имеет смысл, лишь насколько всякое подчинение авторитету может быть названо верой. Другой термин Фомы Аквинского33 также весьма определенно различает то, что можно познать из одной только природы вещей и что нельзя познать подобным образом. К последнему он, правда, причисляет лишь еа quae divina autoritate traduntur.34 Они, конечно, тоже «supra natu-ram»,35 т. е. больше, чем то, что можно постичь с помощью одной только природы вещей, согласно одной лишь необходимости понятия. Однако можно сказать гораздо более общо: все, что относится к существованию, больше того, что можно постичь из одной только природы, а следовательно, и с помощью чистого разума. С его помощью, как было сказано, я не могу постичь даже существование какого-то растения, которое, если оно есть действительное растение, необходимо находится в определенном месте пространства и в определенном моменте времени. При данных условиях разум может познать из себя природу этого растения, но никогда не может познать из себя его действительного, наличного бытия.

Данную противоположность можно также свести к тому различению, которое уже давно было проведено между мышлением и представлением. Это различение первоначально произошло от Рейнгольда,36 после других его воспри-

8 Ф. В. Й. Шеллинг, т. 1

226_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

нял и Гегель, чтобы в том числе сказать, что религия, а откровение в особенности, содержит-де истинное лишь в виде представления, т. е. не в форме истины, ибо такова она якобы только в мышлении. Таким образом даже понятие «Бог» принадлежит только лишь представлению; ведь в чистом мышлении Бог есть только конец, результат; однако Бог, то, что действительно называют Богом (а я полагаю, что и философ в своем словоупотреблении должен руководствоваться всеобщим словоупотреблением), — это лишь тот, кто может быть творцом, может что-то начать, кто, стало быть, прежде всего существует, кто не является одной лишь идеей разума. Несуществующий Бог не мог бы и называться Богом, а так как существование в одном только мышлении никогда не может быть постигнуто, то и Бог, являющийся им действительно, по Гегелю, принадлежит только лишь представлению. Однако сам Гегель в своей философии менее всего мог оставаться верным данному ограничению чистым мышлением, данному исключению всего того, что принадлежит представлению; он сам пребывает в чистом мышлении, лишь пока уверенно, движется в логике, но ее содержание суть голые абстракции, ничто реальное, зато там, где он переходит к действительности, действительной природе (натурфилософия все-таки также имеет для него силу как часть философии, и притом как существенная), он вынужден прибегать к объяснениям, которые в соответствии с его собственным взглядом могут принадлежать лишь способу представления, так что в самом деле непонятно, по какому праву религию в особенности он определяет как ту форму, которая содержит истину только в виде представления. О решении, поступке или даже деянии чистое мышление не знает ничего, в нем все развивается с необходимостью. И эта противоположность между представлением и мышлением, как многое другое, у Гегеля не достигла ясности.

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ПЕРВАЯ КНИГА_______227

О представлении первоначально говорится лишь по отношению к предметам чувственного восприятия. Вследствие полученного впечатления мы представляем себе некий предмет в пространстве; ближайшим содержанием этого представления является только существование чего-то вообще; что именно мы представляем, quid, — лишь второе; стало быть, quod в представлении, которое, возможно, даже получило от него свое имя, находится перед quid. Сообразно этому, представление и мышление соотносятся, как существование и сущность; содержанием чистого представления является бытие, содержанием чистого мышления -сущность, однако при этом тотчас же становится ясным, что оба не могут существовать в этой абстракции и взаимном исключении, а одно непосредственно продвигается к другому. Опережающее всякое мышление бытие постольку есть именно абсолютно представленное. Но теперь против него, против чистого «существует» непосредственно восстает мышление и спрашивает о «что» или о понятии. Это — также путь позитивной философии, началом которой мы вновь занялись напоследок.

Данное понятие, понятие того абсолютно представленного заключается в том, чтобы быть всеобщей сущностью, potentia universalis. Тот, кто есть до всякой потенции, в ком не может быть ничего всеобщего и кто поэтому может быть только абсолютным отдельным существом, именно он есть суть (Inbegriff) всякого принципа, обнимающее все бытие. Он есть таковое — означает, что для не-сущего (мз цv), голой возможности всего (Allmцglichkeit) он есть причина бытия (бйфЯб фпх еЯнбй) именно благодаря тому, что Он есть таковое. В нем бытие сущим (так — сущим — мы прежде называли суть всякого принципа) есть его вечное божество,* оно — то, при помощи чего он делает себ

Ю ЬАдйпт бхфпэ вейьфзт.37

228_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

познаваемым. Ибо само по себе единое не познано, оно не имеет никакого понятия, которым его можно было бы обозначить, но обладает лишь именем, — отсюда важность, возлагаемая на это имя, — именем является Он сам, единственный, не имеющий себе равного. Единое познано при помощи того или в том, что оно есть всеобщая сущность, рЬн,38, сущее по содержанию (не действительно сущее). Этим оно познано и отличено от других отдельных существ как такое отдельное существо, которое есть всё.

Привести данное понятие к созерцанию составляет задачу несомненной в отношении ее начала позитивной философии. Это понятие равно понятию всемогущего, абсолютного духа, ибо суть принципов бытия может быть только духом, суть же всякого принципа — только абсолютным духом.

Ранее уже отмечалось, что философия откровения, к которой мы теперь переходим, есть не что иное, как приложение самой позитивной философии. По своему общефилософскому содержанию она поэтому совпадает с последней.

Первая часть философии откровения доходит до того момента, когда с понятностью содержания откровения одновременно дана возможность философии откровения. Вторая часть занимается разъяснением этого содержания.

ВТОРАЯ КНИГА

ФИЛОСОФИИ ОТКРОВЕНИЯ

Часть перва

Девятая лекци

Господа! Сейчас я начинаю курс лекций, который в известной степени могу рассматривать как цель всех моих прошлых курсов и который содержит в себе результат, подготовленный прежними разработками, за которыми многие из вас следили с таким терпением и любовью. Все мои прошлые курсы находились в тесной взаимосвязи и были рассчитаны на последовательное развитие последней системы, которая могла бы утолить не только сиюминутную или больше формальную, чем реальную, жажду знаний, системы, которая была бы достаточно сильна, чтобы однажды выдержать и испытание жизнью, которая не подвержена опасности постепенно померкнуть по сравнению с великими предметами действительности и в конце концов рассеяться в дым, которая, напротив, только вместе с прогрессирующим жизненным опытом и все глубже проникающим познанием самой действительности могла бы приобрести силу и крепость.

Если философия, как утверждают иные, в настоящее время в Германии почти утратила значительную часть интереса, который она вызывала прежде, если многие даже с досадой отвернулись от нее как от науки, которой будто бы вовсе не по плечу обширные требования жизни и которая лишь обманывает напрасными надеждами, то это нельзя было бы счесть столь уж непонятным или несправедливым, потому что философия до сих пор еще никогда не приходила к подлинному завершению, к убеждению, при котором

232_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

можно было бы оставаться во всех обстоятельствах (последующей) жизни. Однако участие в философии все еще весьма широко, хотя у многих оно больше относится к формальностям ее прошлой и настоящей истории, чем к ее истинному нутру, и основанием имеет больше любопытство, чем собственно любознательность.

Когда я говорю о том, что никакая философия до сих пор еще не дошла до самой сути, т. е. не стала действительной наукой, а постоянно застревала только в прелиминариях к ней, это лишь соответствует моему решительному убеждению. Особенно немецкая философия Нового времени похожа на бесконечное предисловие, к которому напрасно все еще ожидается книга.

Один современник-француз говорит совершенно верно: до сих пор философия была только касательной человеческой жизни, она затрагивала ее, однако лишь протекала параллельно ей. Сейчас можно продемонстрировать на примере немцев, что настоящая философия может больше, чем только касаться жизни. Она должна глубоко в нее проникнуть, должна стать центром, вокруг которого вращаются все силы.

Вероятно, ни в одно время не было так много полностью рассорившихся с миром людей, как в современную эпоху. Причина тому заключается главным образом во мнении, что подлинное образование состоит в том, чтобы жить как бы в некоем совершенно отвлеченном и абстрактном мире, между тем как состояние, в котором находится не только все природное, но и все человеческое, напротив, в высшей степени, даже бесконечно обусловлено. В то время как наша эпоха, с одной стороны, отворачивается от всего позитивного, обусловленного, данного, будто бы возможно начать совершенно сначала и заново породить мир, нельзя не признать, что она, с другой стороны, обнаруживает весьма сильную направленность на действительность, как это явст-

________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______233

вует из стремления именно эти отвлеченные и абстрактные представления по возможности навязать действительности. Большинство при этом пребывает в прискорбном заблуждении. Наше время страдает серьезными недугами, настоящим же лекарством от них являются не те абстрактные, уничтожающие все конкретное понятия, оно заключается как раз только в оживлении переданного, которое лишь потому стало тормозящим, что ни с какой стороны больше не понимается. Впрочем, в такое время и не могла бы оказать никакого воздействия философия, которая сама бы никогда не подступалась к действительности. Чтобы не отсутствовать в качестве необходимого элемента образования своей эпохи, философия сама должна проникнуть в действительность, как бы расположиться в ее сердцевине не с целью ее разрушить, а чтобы заимствовать силу и крепость, присущие подлинной действительности.

Человеческая жизнь в общем и целом вращается только вокруг двух полюсов: вокруг государства и вокруг религии. Еще Вольтер1 выразился весьма правильно: тот всего лишь трус, кто не отваживается устремить свой взор на эти два полюса жизни. Имеется, однако, способ браться за эти великие предметы по видимости философски, который · более вреден, чем совершенно их игнорировать, а именно, когда представляют себе, что нужно создать государство или религию, вместо того чтобы понимать и то и другое в их исторической действительности. Если предположить, что было бы возможным, как представляет себе одна французская секта, создать какую-то религию, то она все-таки должна была бы иметь предпосылкой другую религию. Мы не можем однажды выскочить из того времени, в которое помещены. Обе эти власти — государство и религия — вместе с тем находятся в такой тесной связи, что ни одна не может обладать действительным влиянием без другой. Государство есть лишь экзотерическое, не могущее существовать без

234_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

эзотерического. Этим эзотерическим является понятая и постигнутая (begriffene und verstandene) религия. В ней гражданин государства должен найти то самое посвящение, которое в самом свободном государстве истории — афинском — он находил в элевсинских таинствах. Ибо как в последних показывалось будущее, которое никогда не могло наступить в настоящем, так и в христианских мистериях показывается иное царство, которое выравнивает все неровности и ликвидирует всякое неравенство современной эпохи, не имея, однако, возможности когда-нибудь войти в нее саму, поскольку оно — царство, длящееся вечно, а потому не имеющее никакого места во времени.

Разве знают те, которые ни во что не ставят религию, даже считают ее помехой своим планам усовершенствования мира, какие последствия будет иметь понятое и постигнутое христианство? Оно вторично освободит мир и всем справедливым и угодным Богу притязаниям даст неодолимую силу, совсем иную, чем та, которую предоставляют голые постулаты разума. Многие также предчувствуют нечто подобное, они чувствуют, что старое прошло и что прошедшее, миновав, не сможет возродиться вновь. Они хотят чего-то наподобие христианства, но второго, нового, которое должно занять место, как они говорят, постаревшего. Однако хотелось бы сначала спросить этих провозвестников будущего: познали ли вы уже христианство, что называется действительно познали, или хотя бы сперва поняли его? Оно для вас до сих пор очевидно оставалось одной лишь внешней властью, которая должна воздействовать совсем по-другому, когда становится внутренней, понимается и постигается; и разве то неизвестное нечто, которое вы ожидаете, не могло бы быть как раз самим неизвестным христианством? Что есть для вас оно сейчас? Лишь нечто рядом с другим и, таким образом, необходимо вместе с тем непонятое. Ибо таковым — лишь чем-то рядом с другим — оно

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______235

быть не может; в его природе — быть большим, чем то, что так и идет и существует рядом с другим. Такое положение, — я говорю это без опаски, — лишь как нечто рядом с другим — только стесняет его. Другое, например, философия получила слишком большую власть и распространение, чтобы христианство все еще могло быть рядом с ней, или чтобы она могла терпеть христианство рядом с собой; стало быть, христианство больше не должно хотеть быть рядом с философией, оно должно пронизать себя ею; оно должно быть для нас всем, значит, оно должно, к примеру, также объяснять мир, а не предоставлять это одной философии, оно должно стать всеобъемлющим в этом внутреннем смысле, вместо того чтобы стремиться быть таковым только лишь во внешнем. Этим одновременно объяснено, каким образом курс по философии откровения вместе с тем имеет всеобщее значение, в чем, правда, и помимо того нельзя было бы сомневаться, так как, например, спор о смысле, ценности и силе позитивной религии распространился по всем сословиям, проник во все отношения, так что больше не может надеяться принять участие в управлении общественными делами, оказать влияние на жизнь народа, даже только по-настоящему жить вместе со своим народом тот, кто не пришел относительного этого к такому пониманию, какое требуется в наши дни, т. е. к основанному на всеобщей взаимосвязи вещей, следовательно, философскому пониманию. Я, однако, объявил не просто философию откровения, но вместе с тем и то, что она вытекает из философии мифологии, следует за ней, ею обосновывается. Я даю настоящие лекции как естественное, необходимое следствие прежних. Но что общего могут иметь друг с другом откровение и мифология? Религия мифологии — политеизм, следовательно, ложная религия; религия откровения — монотеизм и, по крайней мере, настолько истинная религия, а именно насколько мы все согласны в том, что только монотеизм явля-236_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

ется истинной религией. Что же истинная религия может иметь общего с ложной, свет — с тьмой? Стало быть, в какой мере допустимо, что философия откровения может обосновываться философией мифологии? Не значит ли это допустить, что сама истинная религия обоснована ложной?

Прежде всего замечу, что ложная религия, если она действительно такова, именно на этом основании не равна абсолютной иррелигии, т. е. полному отсутствию религии, а значит, известным образом она все-таки есть религия, как политеизм известным образом есть теизм. Ведь заблуждение вообще состоит не в совершенном отсутствии истины; то, в чем совершенно недоставало бы никакой истины, даже не заслуживало бы имени заблуждения. Заблуждение есть лишь превратная, искаженная истина, и, таким образом, ложная религия является лишь искаженной и извращенной истинной религией, значит, к примеру, язычество есть не абсолютная противоположность христианства, а лишь превратное, искаженное христианство. Это заходит настолько далеко, что многие полагали, что сумели объяснить представления язычества, или мифологических религий, совершенно просто: искажениями или несовершенной передачей истин откровения, стало быть, по существу, христианства. Ибо христианство существовало в мире и до Христа, оно даже так же старо, как мир. Из данного отношения следует, что подлинные принципы или факторы истинной и ложной религии, по сути дела, не различаются. Лишь положение этих факторов в истинной религии иное, чем в ложной.

Постичь же, каким образом, разумеется в известном смысле, ложное может быть предпосылкой истинного, не представляет никакого труда. Во всяком движении, стремящемся достичь определенной поставленной перед собой цели, данная цель есть собственно желаемое, соответственно этому, — подлинный смысл, т. е. истина, этого движения. Стало быть, все моменты движения, предшествующие до-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______237

стижению данной цели, именно поэтому относятся к ней только как средства; как таковые они есть лишь мнимое, неистинное, а в какой мере они все-таки могут приниматься за цель или истинное, они оказываются причиной возможной ошибки, возможного заблуждения. В подобном движении, таким образом, мы можем сказать, имеется то, что не есть истинное, что есть предшествующее и, значит, — предпосылка истинного. Вся природа является таким движением. Цель всей природы составляет не природа, а то, что находится над природой, — человек, рассмотренный как дух, согласно его духовной сущности. Постольку человек является истиной всей природы. Истина природы состоит в совершенной гармонии именно тех принципов, которые вне человека проявляются в столкновении и взаимном напряжении и которые только в человеке нашли свое единство. Неорганическая природа, в которой имеет место беспрестанная борьба стихий, служит предпосылкой органической, органическая природа — предпосылкой человеческой. Здесь, таким образом, то, что не является истинным, есть до истинного, можно сказать — уступ, ступень, по которой природа продвигается к истинному. Факторы неорганической и органической природы те же самые, только их положение различно. Что в органической природе доминирует, в неорганической подавлено, и наоборот, что в последней наверху, в первой внизу, следовательно, неорганическая природа есть превратная, перевернутая органическая. Сообразно этому, здесь неправильное положение есть предшествующее, правильное — последующее.

Но в отношении человеческого познания сверх того имеется особое различие между истиной непосредственной и постольку не подвергавшейся проверке и истиной, усиленной посредством преодоления заблуждения, истиной, которая, таким образом, уже устояла перед лицом опасности своей противоположности. Человек в раю, бесспорно,

238_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

пребывал в истине, однако эта истина была приобретена им несамостоятельно, следовательно, была не проверена и не выдержала испытание искушением. Поэтому искушение должно было наступить, и человек мог ему поддаться и таким образом выпасть из истины не для того, чтобы навечно ее лишиться, а с целью когда-нибудь, завершив ложный путь, вновь обрести ее как подтвержденную, упроченную опытом, которую невозможно снова утратить. Стало быть, таким образом заблуждение в самом деле является предпосылкой истины, хотя и не истины самой по себе, или абсолютной, но все же истины, познанной и упроченной в качестве таковой. А та истина, которой человечество обязано откровению, по уверению самого откровения, есть не непосредственно данная, т. е. такая, которой не предшествовало никакого заблуждения, но усиленная истина, преодолевшая заблуждение и постольку являющаяся вместе с тем более определенной и несомненной, из-за которой в человеческом сознании радости больше, чем из-за непосредственной и первоначальной; как говорит Христос, на небесах больше радости по поводу одного кающегося грешника, чем по поводу 99 праведников, не нуждающихся в покаянии.2 Поскольку то познание, которое составляет результат откровения, является подобным усиленным или опосредованным познанием, постольку своей предпосылкой оно действительно имеет заблуждение — и притом не одиночки, а великое заблуждение всего человеческого рода — язычество. А поэтому нет абсолютно ничего предосудительного в том, когда утверждают, что философия мифологии является подлинным обоснованием философии откровения.

К этому общему разъяснению я хочу еще прибавить то решающее основание, что само христианство признает язычество своей предпосылкой. Ведь основным воздействием Христа оно объявляет именно избавление от власти тьмы, т. е. от слепой власти, которой человечество было подчине-

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______239

но в язычестве. В данном предположении, что язычество не было человеческим изобретением или случайностью, в предположении слепой силы для объяснения язычества и мифологических представлений наша философия мифологии полностью согласна с откровением. Главным благодеянием христианства явилось освобождение от язычества. О реальности же благодеяния судят по реальности бремени, которое оно с нас сбрасывает. Реальность освобождения, избавления находится в прямом соотношении с реальностью власти или силы, от которой оно нас освобождает или избавляет. А поэтому реальность христианства может быть познана лишь в той мере, в какой прежде была познана реальность язычества. Стало быть, и в этом отношении язычество, или мифология, составляет предпосылку откровения, а философия мифологии, заключающаяся именно в дознании реальности язычества (ибо философия имеет дело только с реальным; человеческими случайными изобретениями и т. д. она не занимается), является предпосылкой философии откровения. Я подкреплю это положение дополнительно следующим (третьим) доводом.

В понятии откровения во всяком случае заключается представление об особом отношении человеческого сознания к Богу. Это отношение отнюдь не таково, в каком человек находился бы от природы. Оно определенно признается экстраординарным. Именно поэтому оно не является первоначальным отношением человека к Богу и столь же мало подразумевается как пребывающее, неизменное. Напротив, то состояние, в котором человеческое существо мыслится как способное к восприятию откровения, отчетливо представляется преходящим, как это явствует из того, что все защитники более ранних откровений тем не менее сами утверждали их лишь на определенное время (даже наиболее ревностно верящий в откровение божье, к примеру, ныне уже не допускает никакого откровения), а апостолы послед-

240_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

него и самого совершенного откровения сами возвещают о времени более высокого познания, когда пророчества и видения должны будут прекратиться, и все проявления экстраординарного состояния, предполагаемого в качестве необходимого для откровения, больше не будут иметь места.

То отношение, в котором человеческое сознание мыслится находящимся при откровении, не является ни изначальным, ни всеобщим, распространяющимся на всех людей, ни вечным, пребывающим отношением; следовательно, данное отношение может основываться только на фактическом, эмпирическом и поэтому также только вызванном состоянии сознания. Стало быть, чтобы понять откровение, нужно сперва понять это состояние, являющееся лишь вызванным и именно поэтому лишь преходящим. А для того, чтобы это особое состояние сознания послужило основой теории откровения, должно было бы, во-первых, быть возможным доказать его независимо от откровения, с тем чтобы объяснение не вращалось по кругу, а так как данное состояние как только фактическое в любом случае можно доказать лишь исторически, то оно должно было бы, во-вторых, доказываться независимым от откровения фактом. Этот же независимый от откровения факт есть как раз явление мифологии. В философии мифологии именно показывается, что возникновение мифологии и мифологических представлений тоже объяснимо лишь из экстраординарного состояния самого человеческого сознания, и тогда легко показать, что это экстраординарное состояние также содержит в себе условие, единственно при котором откровение действительно мыслимо, что именно это состояние требует откровения и делает его возможным.

Четвертой точкой зрения, с которой можно рассматривать данное соотношение мифологии и откровения, является та, что откровение трактуется вообще как нечто сверхъестественное. Сверхъестественное же — лишь относитель-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______241

ное понятие, оно предполагает естественное, над которым оно господствует или которое оно преодолевает; без этого оно, по крайней мере, не было бы действительно, actu сверхъестественным. Сверхъестественное религии откровения, таким образом, предполагает некую естественную религию. На что же нам указать как на таковую? О мифологии, конечно, или, точнее говоря, о движении, процессе, в ходе которого вырабатываются мифологические представления, нельзя в общем утверждать, что он естествен для человечества, так как мы только что сказали, что мифология предполагает экстраординарное состояние сознания. Но все же дело здесь, бесспорно, обстоит таким образом: при возникновении мифологии сознание, разумеется, выведено из его изначального отношения к Богу, но именно этим — благодаря самому этому экстазу — подвергнуто процессу, в результате которого оно должно быть возвращено в это первоначальное отношение, как какой-нибудь орган человеческого тела, который вышел из своего надлежащего состояния, как только подвергся процессу, именуемому болезнью, подлинной тенденцией которого является, однако, привести отклонившийся орган обратно. Болезнь в своем принципе не есть что-либо естественное, процесс же излечения естествен. Так обстоит дело и с мифологическим процессом; последний есть не что иное, как регенерация религиозного сознания (так как сознание благодаря ему должно быть восстановлено в своем истинном отношении к Богу), стало быть, в том же смысле, что и болезнь, есть естественный процесс, а потому порождающаяся в этом процессе религия, т. е. религия, возникающая в мифологии, порождается естественно, никакого участия в чем не припишешь божеству как таковому. Вместе с тем это согласуется с объяснением самого откровения. Апостол Павел называет язычество дикорастущим масличным деревом, т. е. растущим естественно, само собой, без ухода; иудаизм же, как

242_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

религию, возникшую благодаря откровению, он сравнивает с культурной маслиной. Сообразно этому, соотношение откровения и мифологии мы теперь определили бы как соотношение сверхъестественной религии и религии, порождающей себя исключительно естественно, как бы дикорастущей. А я уже отметил, что сверхъестественное само немыслимо вне всякой связи, или отношения, с естественным. Сверхъестественное повсюду существует и познается только в своей победе над естественным, лишь поскольку оно нарушает естественное, как свет познается лишь в то время, как он прорезает противостоящую тьму. Тот же самый принцип, та же самая действующая причина или потенция, которая в откровении проявляется и выступает как сверхъестественная, в мифологии имеется как естественная. Следовательно, она бы не могла проявиться как сверхъестественная, не имей она саму себя как естественную как бы в качестве материи своей манифестации. Значит, лишь когда есть естественная религия, тогда за ней может следовать сверхъестественная, первая может давать ей материал. Если вы подумаете над тем, что мифологической религии свойствен политеизм, а религии откровения — монотеизм, учтя к тому же и то, что уже было отмечено ранее, а именно, что религия от религии, в сущности, т. е. по субстанции, по содержанию, не может отличаться, то вы могли бы, вероятно, сказать: то, что мифологическому сознанию является в разделении, во взаимном напряжении своих потенций, и то, что озаренному откровением сознанию представляется в своем первоначальном единстве, есть одно и то же, а именно один и тот же Бог. Там — превратный монотеизм = политеизм, здесь — восстановленный монотеизм. Там в разделении своих потенций Бог положен как бы вне себя, экзоте-ричен, находится вне своего божества, проявляет себя только как природа; здесь, напротив, в единстве своих потенций, он эзотеричен, есть Бог сам по себе, Бог, как он

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______243

есть, сверхъестественный Бог. Значит, если сквозь то разделение прорывается единство как подлинная сущность, то тем самым является, открывается истинный Бог, Бог сам по себе, сверхъестественный Бог как таковой. Вообще уже одно понятие откровения или открывающегося предполагает первоначальную затемненность. Открываться может лишь то, что сначала было скрыто. Истинный Бог, Бог в своей сверхъестественности, может, таким образом, открываться, лишь рассеивая ту затемненность или раскрывая ту сокрытость, в которой он находится для сознания благодаря тому, что в последнем действуют лишь разделенные потенции, составляющие только внешнее, естественное, экзотерическое Бога. Итак, отсюда ясно, что в истории человечества нельзя начинать сразу с откровения, как это делают те, которые из него выводят все человеческое знание и образование. Сначала должна найти объяснение сокрытость. Первобытный человек находился не в таком состоянии, когда откровение было необходимо и возможно. Его сознание сплавлено с самим божественным бытием, стало быть, оно должно отстраниться, прежде чем наступит откровение. Это отстранившееся от Бога как такового, т. е. истинного Бога, сознание дано именно в мифологии. Последняя или, скорее, само мифологически аффицированное сознание, таким образом, составляет предпосылку возможного откровения.

Система, принимающая религию откровения в собственном смысле этого слова, ибо в несобственном смысле, в котором всякое более высокое проявление человеческого духа, всякое героическое деяние, всякое новое расширение человеческого познания также может называться откровением, в этом широком и несобственном смысле, как уже было замечено, не стоило бы труда говорить об откровении как о чем-то особенном, но когда откровение берется в том узком и частном смысле, в котором оно обозначает не толь-

244_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

ко лишь идеальное, но реальное отношение человеческого существа к Богу, тогда система, принимающая религию откровения в данном смысле, называется супранатурализмом. Но наше объяснение сверхъестественного уже показывает, что имеется также и ложное сверхъестественное или, скорее, ложное представление сверхъестественного, которое заявляет о себе через его полное отрывание от естественного. Все эти понятия -- «сверхъестественное», «надмиро-вое» -- без своего коррелята немыслимы. Нет никакого надмирового Бога, который бы в то же время не мыслился в отношении с миром. Посредством данного абсолютного отрывания сверхъестественного от естественного возникает как раз одно неестественное. Так, господствовавшая прежде философия, которая полагала, что не смогла достаточно далеко отстранить божество от всякой природы, и потому считала необходимым отвергать всякую божественность природы, на самом деле породила только неестественного Бога, с одной стороны, и лишенную Бога природу, с другой. Таким образом, имеется, конечно, и неестественный супранатурализм, каковым является система обычной чисто формальной ортодоксии. А поэтому я не отрицаю, что при настоящем предприятии мое намерение и состоит именно в том, чтобы тот супранатурализм, который при традиционном рассмотрении может выступать лишь как неестественный и поэтому, разумеется, имеет своими противниками все воспрявшие и более свободные умы, сам этот супранатурализм, говорю я, сделать известным образом естественным при помощи той неразрывной связи с естественным, в которой я его показываю.

Полагаю, что в достаточной степени высказался насчет того положения, в которое я ставлю мифологию по отношению к откровению и точно так же философию мифологии по отношению к философии откровения. Замечу при этом, что все, что здесь, в этом предварительном объяснении,

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______245

могло быть выражено лишь неуверенно и неопределенно, в будущем, когда мы перейдем к самой науке, получит свою полную и исчерпывающую определенность, как и вообще данный курс я сумею построить так, что хотя он и связан с одним из прежних, тем не менее даже те, которые его не слушали, должны будут меня понять.

От приведенных доказательств в пользу того, что философия откровения имеет предпосылкой философию мифологии, я теперь перейду к некоторым последующим замечаниям, которые, как я надеюсь, прольют дальнейший свет на замысел настоящих лекций.*

Сначала я хочу напомнить следующее. Понятие естественной (естественно порождающей себя) религии я присвоил мифологии и противопоставил естественную религию в этом смысле религии откровения. Данное противопоставление между религией откровения и естественной религией производится и помимо этого, но другим образом. С тем чтобы не возникало никакой путаницы, я хочу дать пояснения по этому поводу. Итак, в ином случае также, говоря о религии откровения, ей противопоставляют естественную религию, а говоря о естественной, ей противопоставляют религию откровения. При этом, однако, под естественной религией подразумевается нечто совершенно другое, а именно религия, насколько она является порождением одного лишь разума, науки или в особенности философии; одним словом, под ней разумеют рациональную религию. В этом смысле естественная теология (theologia naturalis) составляла часть прежней метафизики. Если останавливаются на данном делении, следствием является то, что религии откровения противостоит, разумеется, лишь рациональная ре-

* Как предыдущее, так и последующее является дальнейшим изложением сказанного в «Десятой лекции» «Введения в философию мифологии» о соотношении откровения и мифологии.3 (Примеч. К. Ф. А. Шеллинга.)

246 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

лигия, выведенная из разума или из науки. Тогда имеются только два источника религии: либо разум, либо откровение. Но если в самом человеке нет никакого другого источника религии, кроме разума, то тем самым у него полностью отсутствует особенный религиозный принцип, ибо разум не является особенным источником религиозного познания. Опосредованно или непосредственно, он — источник всякого познания, а не специально религиозного; и поэтому для религии имелся бы лишь тот же самый источник познания, который имеется и для геометрии, логики да и любого рода науки. Наверное, эта рефлексия послужила причиной того, что некоторые предпочли выставить чувство особенным религиозным принципом в человеке. Хотя в чувстве, как казалось, дан независимый от разума источник религии, однако все еще не особенный источник, ведь чувство, как известно, является кроме того органом для многого другого, даже чего-то весьма случайного, переменчивого, индивидуального, двусмысленного, а потому в эпоху, настроенную абсолютно рационалистически, по праву не очень-то ценится. Особенный принцип религии требуется, если философия религии не есть только лишь часть метафизики, или общей философии, если она действительно есть особая философская наука, за что она все-таки выдается. Особенный же принцип религии может быть лишь принципом, независимым от разума, как и от всякого знания, а этот независимый ни от какого знания принцип религии в свою очередь необходимо предполагает не просто идеальное, но реальное отношение человеческого существа к Богу. При условии, что мифология, как мы допустили, есть естественно порождающая себя религия, мы должны признать также некий естественно религиозный, изначальный, полагающий Бога naturд suд принцип в человеке, так как лишь подобный принцип, для которого как бы естественно и существенно быть полагающим Бога, если он вышел из того из-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______247

начального отношения, в котором он является полагающим Бога, в результате необходимого процесса вернется в это отношение — лишь подобный естественный полагающий Бога принцип, посредством которого человек как бы привязан к Богу и обязан ему до всякого мышления и знания, изначально, объяснит естественно порождающую себя религию, т. е. мифологию. Но и теория откровения для того, чтобы разъяснить последнее, нуждается в ином изначальном отношении человека к Богу, нежели то, которое он имеет в свободном знании и мышлении. Чтобы понять откровение, нужно также допустить изначально реальное отношение человеческого существа к Богу, я говорю: изначально реальное отношение, которое не возникает впервые вместе с откровением, но уже имеется, поскольку является его предпосылкой; «реальное» — это общее выражение, которое включает в себя: а) естественное отношение = мифология, b) личное отношение = откровение.* Вы видите здесь на новом определении, как то самое, что обосновывает философию мифологии, обосновывает также и философию откровения.

Но в результате проведенного сейчас всестороннего исследования вообще изменяется положение возникшей благодаря откровению религии в целом, так как последняя теперь противостоит уже не одной лишь так называемой религии разума, а вместе с тем и той — единственно, собст-

* Если мы исследуем, что для обычных точек зрения делает откровение божье непонятным, то ближайшим является именно то, что в нем, если не брать его в переносном смысле, предполагается личное отношение Бога к человеческому сознанию. Однако это личное отношение по своему всеобщему понятию само есть реальное отношение и возвышено до личного лишь благодаря тому, что уже имелось в мифологии как слепое и со стороны Бога безличное. Личное отношение имеет это последнее своей предпосылкой. Если бы никакого чисто естественного отношения не предшествовало, то и никакого личного не могло бы последовать; и наоборот, личное отношение понятно только через предшествующее естественное.

248_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

венно говоря, могущей быть так названной — естественной религии, которую мы должны признать в мифологии. Система наших касающихся религии понятий до сих пор была неполной; она состояла только из двух понятий: 1) естественная религия, которая, собственно говоря, была только лишь рациональной или научной теологией и, по существу, лишь философией, 2) религия откровения — вместо того что, согласно нашему исследованию, должны были бы различаться три понятия: а) естественная религия = мифология, b) сверхъестественная религия — та, содержание которой возникает благодаря откровению, с) религия свободного философского познания, которое не тождественно непосредственно с познанием разума. А именно всякое философское познание есть познание разума, но не наоборот; ведь значительным моментом является как раз то, что имеется и такое философское познание, которое выходит за пределы природы.

Вместе с этим полным делением, таким образом, меняется все положение позитивной религии прежде всего по отношению к рационализму, ибо рационализмом называется стремление, не желающее знать ни о какой другой религии, кроме чисто рациональной, порожденной в свободном знании или посредством резонирования, ни о каком другом бытии, а потому также ни о каком другом отношении Бога, кроме как в разуме и к разуму.*

До сих пор рационализм как бы одерживал верх потому, что ему противостояла только религия откровения. Однако теперь этому приходит конец, ибо отныне ему точно так же противостоит естественная религия, т. е., согласно нашему объяснению, мифология, которая так же не является рацио-

* Следует, правда, различать между субъективным и объективным рационализмом; субъективный рационализм = религии, порожденной резонированием = Просвещению. Но как бы различны в остальном они ни были, в настоящей связи тот и другой полностью одинаковы.

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______249

нальной религией, порожденной одним лишь разумом, а наоборот, заставляет признать не зависимый ни от какого разума принцип религии.

Истинное деление теперь таково. Высшим genus4 является религия вообще, два ближайших genera5 религии составляют: а) научная и b) ненаучная религия; к последней относятся два species6 ненаучной, т. е. не наукой порожденной, религии: а) естественная = мифология и b) сверхъестественная, или возникающая благодаря откровению. Лишь теперь религии откровения может быть дана настоящая дефиниция. Для всякой подлинной дефиниции, как известно, требуется, чтобы были указаны genus proximum7 и специфическое различие. Genus proximum возникшей из откровения религии есть не религия вообще, а ненаучная, не благодаря разуму возникшая религия; ее специфическое различие определено ее отличием от мифологии (относящейся вместе с ней к одному и тому же ближайшему genus, понятию ненаучной религии), которое состоит в том, что ее содержанием является сверхъестественное происшествие, тогда как содержанием мифологии — только лишь естественное происшествие или естественный процесс. Таким образом, полной ее дефиницией была бы следующая: религия откровения принадлежит роду ненаучной — не благодаря науке, а благодаря реальному происшествию возникшей — религии; ее особенность же состоит в том, что своим источником, равно как и содержанием, она имеет не естественное, а сверхъестественное происшествие.

После развертывания настоящего полного деления я хочу еще отметить, что эти три понятия образуют связную цепочку, из которой ни одного звена нельзя изъять. Полная философия религии не имела бы никакого права заниматься одной только научно возникающей религией. Философская религия, напротив, должна у нее породить саму себя лишь как третье, как опосредованное двумя другими понятиями.

250_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

Только так они представлены в их подлинном, историческом соотношении, одновременно являющимся соотношением их естественного возникновения. Это подлинное соотношение таково. Естественная религия является началом и первой религией, в течение определенной эпохи человеческого рода — всеобщей. Как только лишь естественная она одновременно есть необходимая, слепая, несвободная религия, религия предрассудков, суеверия (Aberglauben), если брать это слово в его глубочайшем смысле. Откровение — происшествие, которым человечество избавляется от слепой, несвободной религии, которым, стало быть, только и опосредована и сделана возможной свободная, духовная религия — религия свободного понимания и познания. Значит, учение о философской религии, которое исключило бы и не приняло во внимание ту изначальную связанность и освобождение от нее, не имело бы совершенно никакой опоры и было бы неисторичным.

Впрочем, то, что религия, возникшая благодаря мифологии, и религия, возникшая благодаря откровению, образуют вместе противоположность религии разума, явствует уже из одной их общей судьбы. Ибо подобно тому как с давних пор из религии откровения пытались устранить всякое ее своеобразие под тем предлогом, что оно относится к одной лишь, и притом исключительно, временной внешней оболочке, и таким образом лишить ее всего того, что составляет ее отличие от религии одного только разума, короче говоря, подобно тому как религию откровения вообще пытались как можно больше рационализировать при помощи исключения ее исторического содержания, точно так же в обычных объяснениях пробовали рационализировать и мифологию, толкуя все свойственное ей, в особенности ее историческое, тоже как лишь внешнюю оболочку и оставляя в качестве ее «подлинного содержания» лишь научные, например естественнонаучные (физические, космогониче-

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______251

ские), понятия. Как там христианству, так и здесь древнейшей вере народов, ради которой они также когда-то жили и за которую они также когда-то умирали, надлежало раствориться в философии. Настолько чужда была Новому времени та темная область вслепую, т. е. только лишь естественно, порождающей себя религии, в которую мы помещаем мифологию. И раз одну сторону ненаучно, не из разума порожденной религии, а именно мифологическую, подобным образом недооценивали, было невозможным правильно познать и другую — благодаря откровению возникшую религию. С точки зрения традиционного рационализма, исключающего все историческое еще при объяснении мира, мифологические представления, принятые за подлинные, преподносят лишь путаницу наиабсурднейших, абсолютно противных разуму представлений. Всякому, знакомому только с обычной рационалистической точкой зрения и исходящему из нее, историческое содержание христианства покажется не менее бессмысленным и предосудительным, чем представления мифологии. Разве историческое христианства неоднократно не объявлялось языческим (не внешние, но высшие факты, например, предсуществование, домировое бытие Христа, его положение как Сына Божьего) и уже на этом основании тем, что разум нашего времени больше не может совмещать с собой? Существенным христианства является, однако, как раз его историческое, не в обычном смысле, к примеру то, что основатель родился при Августе, а умер при Тиберии, но то высшее историческое, на котором оно, по сути дела, основывается и которое является его своеобразным содержанием, например, идея о Сыне Божьем, который стал человеком, чтобы вернуть человечество обратно [к Богу]. Я называю его высшим историческим, так как истинным содержанием христианства является история, в которую вплетено само божественное, божественная история. Стало быть, негодным, полностью уничтожающим

252_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ___________

своеобразие христианства было бы такое объяснение, которое, например, различало бы доктриналъное и историческое и только первое рассматривало как существенное, как подлинное содержание, второе же — лишь как форму, или внешнюю оболочку. Историческое не есть что-то случайное для данного учения, оно — само учение. Доктринальное, которое оставалось бы, допустим, после отделения исторического, например, общее учение о личном Боге, каким это учение знает и рациональная теология, или христианская мораль, не было бы в христианстве ничем особенным, ничем выделяющимся; то, что в нем выделяется и требует объяснения, так это, скорее, именно историческое. Каким образом это историческое христианства, всецело выходящее из круга обычного понимания, может быть одновременно доктринальным, т. е. объективно истинным, согласно прежним точкам зрения было совершенно непонятным. И в этом отношении философия мифологии была необходимой подготовкой к философии откровения. Философия мифологии указывает доктринальное мифологии не в некоем отличном от исторической формы и внешней оболочки содержании, а именно в самом историческом мифологии. Это тождество доктринального и исторического теперь должно быть зафиксировано в христианстве, как оно было выявлено в мифологии. Как мифологию следует понимать совершенно непосредственно и истинный смысл, истинное доктринальное следует искать именно в непосредственно, или буквально, понятой мифологии, а вовсе не в аллегорически объясненной, точно так же дело обстоит и с христианством.

Даже те из числа теологов, которые еще признают ценность исторического в христианстве, все же в остальном совсем не разобрались относительно его реальности. Если, к примеру, у одного знаменитого теолога находишь наивное высказывание, что следует-де усмотреть особую, даже вы-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА 253

сочайшую и абсолютно соответствующую плану мудрость в том, что основатель христианства для распространения своего учения избрал себе лишь такие орудия, которые могли излагать его учение только в форме истории, таким образом, пожалуй, не в абстрактно-научном виде, т. е. которые были настолько ограничены, что могли передавать данное учение только в исторической форме, если даже Планк8 выражался подобным образом, то хотелось бы спросить этого почтенного господина, что же останется от этого учения, если устранить форму истории, действительно ли он считает это историческое христианства чисто случайной формой, между тем как оно является как раз-таки существенным и не могло излагаться по-иному даже таким ученейшим и искуснейшим диалектиком, как апостол Павел? Вообще не соответствует сути дела, когда говорится только об учении Христа. Основное содержание христианства составляет именно сам Христос, не что он сказал, а что он есть, что он сделал. Христианство не является непосредственно неким учением, оно есть дело, объективность, учение всегда есть лишь выражение этого дела, и если можно сказать, что в более ранний период понимание христианства было затруднено главным образом из-за того, что перед делом и повинуясь объективной силе, с помощью которой последнее существовало, познание и учение слишком сильно отошли на задний план, то нужно сознаться в том, что в более поздний период христианству был нанесен еще больший вред тем, что по сравнению с выдвинутым на передний план и перетягивавшимся в полемике в разные стороны учением собственно дело, само дело совершенно отступило в тень. А поэтому я только еще хочу заметить, что целью настоящего курса является отнюдь не учение, например догматика, хотя бы ее и называли, допустим, спекулятивной, а — я могу сказать — исключительно само дело, которое я постараюсь изложить и разъяснить в контексте той великой всеобщей ис-