457-490.

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______457

с начала мира, в течение всей эпохи господства тьмы (так в Ветхом и Новом Завете называется время господства язычества), — он сравнивается со слабым, только-только всходящим побегом, с отростком, вот-вот начинающим пробиваться из тощей почвы. (Прочие черты данного представления я здесь прослеживать не могу и отсылаю ради этого к моим лекциям по философии мифологии.*)

Стало быть, в эпохе Сына вновь различимы два периода: а) время его страдания в течение всей эпохи язычества, когда он как исключенная из бытия, подвергнутая наивысшему отрицанию потенция сначала должен опять превратить себя в Господа небожественного бытия, что случается только в конце процесса, который продолжается всю эпоху язычества в сознании человечества. Только лишь когда эта потенция вновь превратила себя в господина бытия, она осознает себя свободной поступить с этим бытием по своей воле, т. е. оставить его для себя или это добытое и приобретенное дорогой ценой бытие снова подчинить Отцу. Значит, этим моментом свободы второй личности начинается новая эпоха, когда данная личность, вновь ставшая Господом бытия, может поступать по свободному решению, может делать с бытием то, что соответствует ее божьей воле. Эта эпоха есть время ее явления в христианстве, содержание этого ее добровольного образа действий есть содержание откровения. Настоящим я в то же время кратко обрисовал вам точку зрения, объем и путь всего нашего последующего изложения; если вы удержите данную вам в руки нить, то легко и всегда полностью ориентируясь пройдете следом за мной по лабиринту дальнейшего исследования.

Между тем здесь имеет место переход к философии мифологии, и только что представленной исторической последовательностью одновременно было более подробно опре-

* См.: Philosophie der Mythologie. S. 315 ff. (Примеч. К. Ф. А. Шеллинга.)

458_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

делено и с другой стороны показано то, что мы уже раньше вывели из всеобщих основоположений, а именно, что философия мифологии должна предшествовать философии откровения, и в какой мере она должна это делать. Но довольно и того, если излагаются основные моменты мифологического процесса, тем более, если порождающие мифологию причины или потенции удостоверяются в мифологическом сознании. А это сознание причин встречается в особенности в мистериальном учении греков, которое поэтому составляет самый непосредственный переход к философии откровения.

В заключение я еще отмечу следующие пункты, касающиеся мифологического процесса в общем, которые я вам здесь равным образом лишь вновь напомню.

Мифологический процесс по отношению к человеческому сознанию не имеет никакой другой цели, кроме как возвратить его назад в полагающее Бога, т. е. как раз в человеческое, исцелить его, насколько оно может быть излечено этим лишь естественным путем. Отсюда причины этого второго процесса те же, что и причины первого, который здесь лишь повторяется в человеческом сознании. Тот самый принцип, который в начале творения уже был предназначен стать богополагающим сознания, и здесь проходит тот же самый путь — до богополагающего, — но после того, как он уже стал принципом человеческого сознания. Как лишь в человеческом сознании происходящий этот процесс, естественно, может давать о себе знать или выражаться только через представления или выработку представлений. Эти представления — мифологические — нельзя, как в достаточной мере показал результат всех прочих гипотез, объяснить никаким иным образом: ни как изобретенные, ни как вымышленные, ни как возникшие благодаря чисто случайной путанице, вероятно, даже предшествовавшего откровения; напротив, они мыслимы лишь как необходимые произ-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______459

ведения человеческого сознания, попавшего под власть потенций, которые в своем напряжении имеют уже не божественное, а всего только космическое значение.

Мифологические представления не приходят в сознание извне, они — создания жизненного процесса, хотя и ложного. Как в противном случае они могли бы обнаружить себя настолько переплетенными с сознанием, каковыми мы их находим, что все народы скорее согласятся на самые мучительные жертвы, чем отрекутся от этих представлений? Они также не являются чисто случайными внутренними произведениями человеческого сознания в том смысле, что были бы созданы какой-то отдельной деятельностью сознания, например фантазией. Они суть произведения самой субстанции сознания и потому так с ним срослись. Принцип сознания как бы поставлен обратно в его дочеловеческое отношение. Этот взгляд, который я, как полагаю, достаточно обосновал в обстоятельных лекциях по мифологии, полностью объясняет:

1) веру, которую охваченное этим процессом человечество питало к тем представлениям. Именно потому, что процесс, в котором вырабатывались эти представления, был совершенно независимым от мышления и от свободы человека и в этом смысле объективным, человечество должно было питать к данным представлениям совершенную веру, а также считать их объективными (как и именно поэтому сознание поначалу часто было вынуждено выражать эти представления при помощи действий, например, в служении Милитте.49 Ибо если обычно действованию предшествует мышление, то эти представления не были делом мышления, они опережали мышление и поэтому непосредственно, до какого-либо мышления, понуждали к действованию). Действующие в этом процессе силы или потенции не были лишь воображаемыми, но были самими действительными теогоническими потенциями; это была вовсе не одна только

460_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ_______

идея Бога, как можно было бы себе представить согласно известной философии, а сами действительные, реальные, теогонические потенции, те самые, которые действовали и в природе. Этот же взгляд объясняет и

2) взаимосвязь, в которой мифологические представления, несмотря на их кажущуюся абсурдность, все же очевидно находятся с природой и ее явлениями, -- взаимосвязь, столь многих склонившая рассматривать мифологию только как искусственно развитый взгляд на природу, а богов — лишь как олицетворения природных сил и явлений. Эта связь с природой, этот вид сходства, который мифологические существа выказывают с существами природы, основывается на том, что те же самые миропроизводящие потенции, которые действовали в природе, здесь действуют в сознании. Стало быть, эта взаимосвязь сама является естественной, а не искусственной, объяснимой, например тем, что в глубочайшей древности допускается своего рода философско-поэтическое исследование природы.

Благодаря такому взгляду на процесс возникновения мифологии как на непроизвольный и необходимый и для истории человечества добыт совершенно новый факт, заполняющий собой тот до сих пор абсолютно пустой отрезок, к которому не восходит никакая история, отрезок в самом широком смысле доисторического времени. Если спрашивается, что занимало человечество в ту эпоху, из которой до нас не дошло достоверных сведений ни о каком внешнем событии, то на это можно ответить: это спокойное доисторическое время было заполнено теми чрезвычайными потрясениями человеческой души и человеческого сознания, которые производили или сопровождали представления народов о богах; если собственно внешняя история народов, т. е. обозначаемая внешними событиями, начинается только после того, как реализовала себя мифология, то мы вполне можем прибавить, что народы предались или человечество

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______461

предалось внешней стороне истории только лишь когда оно вышло из того внутреннего процесса с готовыми и завершенными представлениями; покуда оно было занято в душе этим процессом, полностью втянуто вовнутрь, его внешние движения, к примеру странствия народов, сами определялись единственно теми внутренними представлениями, до этих пор человечество находилось в своего рода экстатическом состоянии, из которого оно лишь позднее выступило в трезвое, историческое. Будучи всецело связано и занято теми внутренними представлениями, человечество еще не интересовалось внешними отношениями, или эти внешние отношения, например разделения и отделения народов, определялись только внутренними состояниями.

У того теогонического процесса, который захватил все человечество, который прошел сквозь него, были свои моменты, как и у любого другого. Можно показать, что они были распределены между разными народами, как различные роли. С каждым новым, выделяющимся из человечества вообще народом этот процесс двигался на одну ступень или, по крайней мере, на полступени дальше. Разные народы, выступающие прежде всего в свете истории, параллельны различным моментам теогонического процесса, так что каждый народ словно представляет особый момент.

Поскольку мифологии разных народов являются лишь произведениями одного и того же процесса, проходящего сквозь все человечество, и возникли по тем же самым причинам, и поскольку, в частности, каждый последующий народ перенимает процесс в том месте, где он остановился в предыдущем, следовательно, что в сознании предшествующего народа было настоящим, в сознание следующего за ним, по крайней мере, было воспринято как прошлое, — поэтому мифологии народов, даже в остальном самых разнящихся или между которыми невозможно выявить никакой внешней исторической взаимосвязи, так похожи друг на

462_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

друга; они в прямом смысле друг другу родственны, а не связаны между собой одной только внешней связью. А потому, чтобы объяснить бросающееся в глаза соответствие мифологий самых отличающихся народов, самых разделенных не просто в пространстве, но языком, характером, нравами и образом мысли, нет нужды допускать, как Крейцер50 и другие, что мифологические представления сначала возникли среди какого-то неизвестного народа, вероятно, так называемого пранарода (что, однако, как мы показали раньше, является противоречивым понятием), от него перешли к принимаемому за таковой древнейшему из числа известных народов (быть может, к индусам, которые в последнее время некоторыми фантастами, кому затем бездумно вторят другие, вопреки всякой аналогии были вознесены до древнейшего из известных народов), от индусов к египтянам, от египтян к грекам. Мифологии разных народов отсюда сами суть лишь моменты всеобщей мифологии, т. е. моменты всеобщего процесса, порождающего мифологию, и рассматриваются только как таковые. Указать эти различные моменты теогонического, порождающего мифологию процесса в сменяющих друг друга мифологиях народов составляет, как мы уже знаем, подлинный предмет философии мифологии.

Восемнадцатая лекци

Итак, теперь я перехожу к обещанному краткому изложению философии мифологии, насколько оно необходимо для обоснования философии откровения. Насчет основания мифологии я уже объяснился в общих чертах. Оно кроется в том, что человек тот принцип начала, который был в нем предназначен к покою, вновь привел в действие. Каким образом первобытный человек склоняется и словно соблазняется приведенный в нем к покою принцип опять разбудить как таковой и как это начало всякой мифологии отражается в мифологическом сознании, здесь также может быть показано лишь вкратце. Тот принцип возвращен в человеке назад в его в себе и по намерению божьему должен был быть человеку имманентным, а не становиться опять потенцией или возможностью другого или нового бытия. Он — то урЭсмб фпх иепэ, та теогоническая основа, которая должна оставаться в человеке. Но так как человек усматривает самого себя как свободного в отношении того принципа, то неизбежно, что последний представляется ему, как только он над этим принципом рефлектирует, как возможность, как могущее быть в транзитивном смысле. Однако эта возможность сама по себе ничего сделать не в состоянии. До действия, до последствия дело доходит только лишь когда к ней присоединяется воля.1 Стало быть, в данном отношении, — а именно как сама по себе бессильная, — эта представляющаяся и предлагающая себя человеку возможность проявляется лишь как женская.

464________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ___________

Это - - не искусственный, а совершенно естественный взгляд на нее; но в то же время эта возможность проявляется как привлекающее, манящее к себе волю, соблазняющее ее. Поэтому данный момент сознания, в котором та возможность хотя еще и не есть нечто большее, чем возможность, но уже привлекает к себе волю, в мифологии обозначен через существо женского пола. Эта внутренняя возможность, которая, оставаясь внутри, равна сущности, а выступая наружу, становится равной случайному, тому, что могло быть и не быть, а теперь уже не свободно быть или не быть, но есть слепо, безвольно и в этом смысле необходимо, этот обреченный на падение, на переход из существенного в случайное принцип есть Персефона греческой мифологии — образ, который еще пифагорейцы признавали тождественным с тем принципом, который они определяли как дхЬт.2 Это двойственное существо, сначала всецело внутреннее, однако после, когда оно оставило свою сущность, само подчиненное необходимости, подвергнутое процессу, есть в мифологии Персефона. Однако нельзя себе представлять, будто бы идея Персефоны одновременна с самим началом мифологии. Это начало для захваченного им врасплох сознания скрыто, оно становится ему ясным только в конце процесса, там, где ткань последнего уже начинает распускаться, лишь здесь тот принцип вновь является ему как возможность и представляется ему как Персефона -- как тот самый принцип, который прошел сквозь весь процесс. А поэтому к лишь упомянутой здесь Персефоне мы опять вернемся в конце.

Поскольку эти начала мифологии, даже сама мифология, упоминаются только в связи с философией откровения, я должен был бы здесь, пожалуй, высказаться и о том рассказе Книги Бытия, который касается этого первого соблазнения человека. Однако я не мог бы высказаться по этому поводу, не ссылаясь на то состояние сознания, кото-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______465

рое мы должны предположить как существующее в течение всего домостроительства Ветхого Завета и которому соответствует и то повествование. Но поскольку касательно состояния сознания на протяжении ветхозаветного устройства я смогу объясниться лишь позднее, то и тот рассказ Книги Бытия я здесь еще вынужден обойти стороной. Лишь на следующие три пункта данного повествования я хочу обратить внимание. А именно: 1) и тут первый проступок человека приписывается совращению и обольщению; 2) непосредственно доступная соблазну сторона человека изображается как женская; «...жена, — говорит Адам, — которую ты дал мне, дала мне от дерева, и я ел»;3 3) обольщающий принцип представляется как змея.4 Змея, которая олицетворяет собой покой, даже вечность, будучи свернута в кольцо, действует губительно, лишь только развертывается, распрямляется. Отсюда змея вообще рассматривалась как символ той двойственной природы (той natura anceps), благодаря которой, когда она обращается изнутри наружу, происходит крушение. В греческих мистериях именно Зевс (бог будущего, которое без падения Персефоны вовсе не могло бы наступить) приближается к Персефоне в облике змея. Сама Персефона представляется содержащейся в неприступной крепости (недоступном месте заточения).* Зевс приближается к ней, чтобы совратить ее,

* Вопрос: не относится ли сюда же то воззрение в рассказе Гесиода5 о Пандоре, согласно которому всяческие бедствия, содержавшиеся взаперти, вырвались наружу, едва эта женщина подняла крышку, и только Надежда осталась «ен ЬссЮкфпйуй дьмпйуйн» (' Е, к.' R v. 85),6 о которой говорится:

"Ендпн Эмейне рЯипх хрь чеЯлеуйн, пхдЭ иэсбже

'ЕоЭрфз..?7

Этот большой сосуд не был даром богов, он находился закрытым в неразрушимом для людей жилище. Ср.: Buttmanns Mythologus [, oder gesammelte Abhandlungen ьber die Sagen des Alterthums. Berlin, 1828.] Bdl.S.59.

ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________466

выманить ее из уединения и лишить невинности, превратить в принцип, рождающий новый процесс. Ибо, выходя из своего уединения, она становится матерью бога, который, как мы увидим впоследствии, составляет первоначало и принцип этого процесса.

Привязывая начало мифологического процесса к этому первому из всех событий, к этой изначальной катастрофе человеческого сознания, мы вместе с тем провозглашаем мифологический процесс всеобщей судьбой, которой именно поэтому был подвластен весь человеческий род. Мифология выросла не из случайных, эмпирических предпосылок, к примеру изобретений отдельных поэтов или космогонических философов, которых позволяют себе переносить в глубочайшую древность, не из чисто случайной путаницы или чисто случайных недоразумений; ее корень уходит в тот первоначальный факт или, скорее, в тот незапамятный поступок, без которого вообще не было бы никакой истории. Ибо история как новый мир движения вовсе не могла бы начаться, если бы человек не привел заново в движение и не потряс то основание творения, посредством которого все должно было достичь покоя и вечного постоянства. Без выхода из первоначального рая не существовало бы никакой истории, поэтому тот первый шаг человека является подлинным первичным событием, только и сделавшим возможным последовательность других событий, т. е. историю.

После того как мы объяснили тот первый переход, мы обращаемся к самому процессу и его различным, но необходимым моментам или эпохам, познать которые можно из природы потенций, превращающихся здесь в последовательные, указать же — в действительных, выступающих в истории друг за другом мифологиях, в отношении которых таким образом можно фактически показать, что они являются лишь моментами одного — поступательного — процесса.

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______467

Итак, первая эпоха А. Допущенный процесс не может начаться по-другому, чем с исключительного господства В, беспредельно сущего, которое вновь возвысилось в сознании и во власти которого сознание именно поэтому и находится. Сознанием правит не одно только представление этого принципа, но сам этот принцип, сознание попало во власть самого принципа, того принципа, о котором мы говорили, что он есть prius, но именно поэтому преодоленное, лежащее в основе действительной природы.

Сам принцип, вновь выведенный из своего покоя, из своего небытия, из пределов, в которые он был заключен в человеческом сознании, теперь овладел сознанием. Этим сущность самого человека отведена назад в начало всей природы, даже в период до всякой природы. Ибо тот принцип сам по себе или в своей беспредельности, собственно говоря, враждебен природе, составляет противоположность всякой природы, словно и слышать ничего не желает О природе; именно потому, что в своей преодоленности он является основанием природы, он в своем неограниченном всемогуществе, в своем исключительном бытии есть уничтожающее всякую природу, он есть, как мы говорили, то переднее, предшествующее, то лицо Бога, которое ни один человек не может увидеть и остаться в живых, которое все конкретное словно огнем выжгло бы. В первоначальном сознании он был чисто духовным и одновременно пребывающим принципом, точкой притяжения всех остальных потенций, над которыми он осуществлял как бы магическую власть, магическую потому, что он при этом выступал как бездействующая воля (чистая потенция); если теперь он выходит из своего в себе, то он, напротив, отталкивает и исключает эти высшие потенции, вместо того чтобы их притягивать. Тем не менее он по-прежнему хочет утверждать себя в центральном положении, которое он, однако, имел, лишь поскольку находился в своем в себе. Выступив из

468_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

своего в себе, из своей латентности, он утратил свою центральную природу и должен, будучи вытолкнут из центра, стать теперь, напротив, по отношению к ближайшей высшей потенции периферическим или материальным (материей, эрпкеЯменпн). Но этого он не хочет, он желает утверждать себя как духовный, а не признать себя лишившимся духа, что произошло бы, если бы он по отношению к высшей потенции стал страдающим (пассивным) или по отношению к ней материализовался бы. Таким образом возникает борьба между принципом, по-прежнему стремящимся утверждать себя в качестве центрального, сверхматериального, и высшей необходимостью, выталкивающей его из центра и принижающей до материи. Эта борьба в сознании представляет собой совершенно тот же самый момент, который мы должны мыслить в первоначальном становлении природы, или, по существу, до всякой природы как закладку первой основы для природы, а именно, где тот исключительный, все истребляющий принцип, в силу которого не было бы никакой природы, сначала разрывается и словно дробится на отдельные элементы в борьбе против стремящейся подчинить его себе высшей потенции. Однако в каждом из этих элементов продолжает жить дух первопринципа, каждый из этих элементов хочет быть центром, утвердиться как центр, в то время как той высшей необходимостью он полагается как периферический. Это состязание между духовностью и недуховностью, это противление первой материализации, в котором каждый элемент все еще сохраняет тенденцию к центральному положению, т. е. к духовности, эта борьба, которая еще не полагает сама действительную природу, но посредством которой совершается первый переход к будущей природе, есть момент возникновения астральной системы (Земля — лишь побежденное В, высшие звезды — еще чистое В). В этом состязании между первоначальной духовностью и ожидаемой от него мате-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______469

риальностью из первопринципа природы ткется система мира. Соответствующий этому моменту истории возникновения природы момент мифологического сознания есть та астральная религия, которая всеми беспрекословно признана первой и древнейшей религией человеческого рода и которую я также называю сабеизмом* (Zabismus), от «саба» (Zaba) -- воинства и в особенности небесного воинства. Ошибались, и, по сути дела, уже данное выражение «небесное воинство», — которое впоследствии идентифицируется с понятием царства духов, озаряющего трон величайшего, небесного царя, — уже истинное значение данного выражения показывает, что ошибались, допуская, что то самое древнее почитание касалось небесных тел как таковых, а именно телесного в звездах. Телесное в звездах является не астральным, но по отношению к нему чем-то случайным, астральное старше всякой конкретной, телесной формы, в которой светила, со своей стороны, могут являться. Копая землю, я в ней наталкиваюсь на [материальные] тела; но все они не являются светилом, последнее сверхтелесно. То первое почитание касалось только астрального, духовного, собственно светила в них, всем им присущего основания сидерического движения,9 оно, следовательно, также не относилось к чувственно ощущаемым благотворным воздействиям, например Солнца, как по обыкновению хотели объяснить ту религию — якобы психологически, по существу же совершенно внешне. Но к тому основанию небесного движения, к тому чисто астральному в небесных явлениях древнейшие люди не могли вознестись ни с помощью непосредственного чувственного ощущения, ни посредством мысли; а посему ту религию нельзя объяснить, не допуская, что древнейшие люди, почитание которых касалось, собственно, живущего в целом духа, неразрывного в мнимо противоречащих движениях неба единого, что эти люди при помощи внутреннего и необходимого движения самого

470_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

своего сознания были помещены и как бы погружены в существо самого астрального движения, что они отдались самому тому сидерическому принципу. С этим согласуется жизнь и, я бы сказал, поведение древнейших людей, ибо о народах здесь речь еще не идет, человечество пока не разделено на народы. Однако все, что мы еще в состоянии узнать об этой доисторической жизни сквозь густой туман древних времен, убеждает нас в том, что жизнь этих людей не была привязана к постоянному местожительству, но что они вели, подобно звездам, блуждающий, бродячий, одним словом, кочевой образ жизни. Та самая необходимость, которая направляла их дух на сидерическое и которая постольку была законом их сознания, одновременно являлась законом их жизни, и, с другой стороны, можно сказать: в звездах, этих кочевниках неба, в их однообразном, подверженном лишь незначительным переменам движении сквозь эфира пустыню (выражаясь языком Пиндара10) то человечество видело лишь высший прототип своей собственной жизни. Место истинного Бога для сознания занял тот царь неба, в котором оно имело всего только одну сторону истинного Бога (и даже ее не в ее в себе, в ее истине), но которого оно лишь тем более удерживало, с тем чтобы Бог не пропал для него совсем. Разумеется, в известном смысле можно сказать, что древнейшая религия человечества была монотеизмом (поскольку она во всяком случае не была политеизмом, а относилась только к одному принципу), однако под ним не следует понимать монотеизм в подлинном смысле — монотеизм, в какой мере он одновременно включает в себя понятие или сознание истинного Бога. Этот бог был односторонне единым, именно поэтому в дальнейшем подвергнутым разрушению; тот монотеизм может называться так лишь относительно, только в противоположность более позднему, сформировавшемуся в результате его разрушения политеизму. Но именно этот единый бог держал доисто-

___________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА 471

рических людей вместе и неразделенными. Он был общим богом человечества, пока не наступило время кризиса и разделения человечества на народы.

Таким образом, — если вернуться сейчас к нашему обзору, — первая эпоха А. Исключительное — хотя, впрочем, в этой исключительности уже оспариваемое, однако еще не преодоленное — господство слепого, вне себя сущего принципа природы (где В, хотя уже в противоречии с высшей потенцией, все еще удерживается).

Теперь вторая эпоха В. Действительное подчинение данного принципа ближайшей высшей потенции, а именно когда он делает себя хотя и только лишь доступным (obno-xium11), но все же преодолимым для нее. Я прошу вас четко различать это: «только лишь преодолимым», вместе с чем, следовательно, еще не положено никакого действительного преодоления. До этого подчинения тот сидерический принцип являлся сознанию, которое уже находилось в круге необходимых и непроизвольных представлений, как мужской, как Уран — владыка неба. Однако, клонясь в сторону пассивности, делая себя доступным для высшей потенции, предоставляя себя ей, по крайней мере, как материю возможного преодоления - - овнутрения (Verin-nerlichung), именно этот принцип переходит в женский, посредством не искусственного, но совершенно естественного перехода представления. Это, стало быть, момент, в котором царь неба становится царицей неба - - Уранией. Значит, в идее Урании имеется переход, закладка первой основы для мифологии; ибо сабеизм сам по себе еще немифологичен. Мифология возникает только благодаря последовательному политеизму, и в нем главным образом заключается дело при объяснении. Хотя тот царь неба уже составляет первое звено будущей последовательности богов, но он еще не положен как таковое. Одно звено само по себе еще не образует никакой последовательности. В ряде, кото-

472_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

рый я выражу через А +В +С, А является первым звеном, однако оно положено как таковое только лишь когда присоединяется В. Таким образом, то же самое имеет силу и по отношению к сабеизму, который сам по себе еще есть неисторическая религия и именно поэтому также религия самого еще неисторического (доисторического) человечества. Уранией же впервые опосредуется переход к действительной последовательности, т. е. опосредуется то, что за первым богом следует второй, с которым мы сейчас ближе познакомимся. Поэтому мы обнаруживаем данный переход как раз в сознании самых ранних, т. е. в первую очередь являющихся в истории, народов, у которых вместе с тем старый, еще духовный сабеизм уже склоняется к почитанию материальных звезд, стало быть, начинает материализоваться. У персов еще сохранена память о древнейшей религии, поскольку они, как говорит Геродот,12 почитают все вращение неба в целом, т. е. царящего в нем духа, как наивысшего бога, но помимо этого оказывают почитание Солнцу, Луне и уже стихиям (которые суть материализованное астральное), — «однако к тому же они научились, — говорит Геродот, — приносить жертвы и Урании». Это, следовательно, было чем-то добавившимся к их древнейшей религии, Геродот таким образом подтверждает место, определенное Урании, она обозначает первое выхождение из сабеизма. Кроме персов Уранию чтят преимущественно ассирийцы, или вавилоняне (по предположению древнейший исторический народ), затем аравитяне (как их называет Геродот, т. е. жители счастливой Аравии, уже перешедшие от кочевой жизни к оседлости). Вавилонянами она почитается под именем Милитты.

С появлением Урании, которая, как было сказано, есть будто смягчившийся, ставший податливым, превратившийся в женщину первый бог, с появлением этого первого женского божества вторая потенция уже укоренилась в созна-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______473

нии; ведь превращение первого бога в женщину как раз и является предзнаменованием пришествия второго.

А поэтому одновременно с Уранией появляется второй бог, соответствующий нашему А2. Его пришествие можно обнаружить еще у вавилонян во всеобщем обычае крайне загадочной и едва ли понятной природы, о котором упоминает главным образом Геродот. Дело в том, что в этой глубокой древности, как, в частности, в Ветхом Завете, переход сознания от одного бога, с которым оно прежде было исключительно связано, к новому или другому богу обычно также представляется как прелюбодеяние (всякое исключительное отношение мыслится как брак). Но в Вавилоне, в силу всеобщего государственного закона, каждая женщина, чтобы посвятить себя Милитте, т. е. чтобы засвидетельствовать свою преданность Урании и, таким образом, положенному вместе с ней второму богу, должна была совершить торжественное, публичное прелюбодеяние в храме Милитты. У аравитян второй, относительно более высокий и по сравнению с материализованной Уранией духовный бог ближе определен как сын Урании. Геродот уже здесь называет этого бога Дионисом. Я также буду употреблять для этого бога данное имя, однако как общее, не имея при этом в виду греческого Диониса, хотя, разумеется, именно эта всеобщая (и поэтому общая всем народам) потенция в конце концов выступает и в греческом Дионисе. Дионис — греческое имя того бога, который иным известен только как Бахус, под каким именем его знали преимущественно римляне. Надо, однако, остерегаться примешивать сюда обычные представления, связанные с этим латинским именем посредством всевозможных злоупотреблений. Дионис для нас прежде всего и есть бог, который соответствует нашей второй потенции и единственным назначением которого является преодоление того первого, дикого, полагающего человека вне себя, отчуждающего самого себя принципа, вы-

474_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

вод сознания из-под власти этого принципа. Постольку он является освобождающим богом, как я его еще буду называть впоследствии. Между тем этот бог может исполнять свою работу в сознании лишь последовательно. Поэтому его отношение к тому не сразу и не одним махом, а лишь постепенно преодолимому принципу в каждом из следующих друг за другом моментов другое и отличное. Отсюда можно объяснить себе часто весьма различные представления того же самого бога. — так называемые противоречия мифологии. Бог всегда один и тот же, но способ его явления в разных моментах разный. Бог, который соответствует нашему А2, в том моменте, когда он только лишь родился на свет, еще не действует, когда он только-только существует, другой, чем в следующем моменте, когда он только что начал действовать, и чем в еще более позднем, когда он оказал свое действие, уже полностью одолел противоположность. Время Урании — это время пока еще мирного, бездеятельного совместного существования двух божеств, как в этом можно удостовериться особенно у аравитян благодаря определенному свидетельству Геродота. Но назначение освобождающего бога состоит в том, чтобы действительно преодолеть противостоящий принцип, т. е. привести его назад в его в себе и таким образом вновь сделать основой поистине человеческого сознания. И потому Дионис главным образом есть бог действительно человеческой жизни в противоположность дикой, бродячей жизни в самую раннюю эпоху; даже имя его, согласно самой вероятной этимологии, означает не что иное, как господина человека, т. е. действительно человеческой жизни. Между тем человеческое сознание все еще связано с тем первым принципом, оно даже должно держаться за него, потому что этот принцип все-таки в конце концов есть полагающий бога и потому что для сознания к нему на самом деле привязывается бог. Ни в коем случае не требуется отказаться от данного принципа аб-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______475

солютно, совершенно, требуется лишь отказаться от него как реального, как вне себя сущего. Однако сознание боится, что вместе с реальностью этого принципа для него исчезнет и сам бог и поэтому пытается утвердить эту реальность вопреки более высокому богу. Таким образом возникает, следовательно, новая,

третья эпоха С — эпоха борьбы между теперь уже в общем сломленным и ставшим преодолимым слепым принципом и возвращающей его назад в его в себе потенцией. А так как эта борьба, составляющая содержание третьей эпохи, сама в свою очередь может продвигаться вперед, лишь минуя определенные моменты, то отсюда проистекают новые подразделения.

Отдельные моменты, различимые в этом третьем периоде мифологического процесса, суть следующие.

Первый момент, когда сознание абсолютно сопротивляется воздействию освобождающего бога, когда именно поэтому принцип, ставший в предыдущем моменте податливым, поднимается вновь — а именно против теперь действующего более высокого бога. Он стал податливым или женским только по отношению к еще не действовавшему. А в каждом новом подъеме данный принцип опять проявляется как мужской.

Этот момент сознания, таким образом, обозначен богом, все еще настаивающим на своей исключительности, непреклонным, неподвижным, отклоняющим всякий порыв более высокой потенции и, напротив, все более окостеневающим в своей замкнутости. Этот суровый, все еще неблагосклонный к свободе бог есть бог вслед за тем выступающих в истории и мифологическом процессе народов; финикийцев, тирийцев, карфагенян, равно как и ханаанских народностей; у финикийцев — Ваал (= Владыка) -первоначально имя Урана, царя неба, однако бог настоящего момента есть этот царь во второй форме, где он хот

476_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

еще и не признает другого бога, не позволяет ему оказывать никакого воздействия, но все же уже имеет его рядом с собой. У хананеев он точно так же зовется Молох, Царь. В греческой мифологии, в которой данный бог является лишь прошлым, он встречается как Кронос. Таким образом, этот бог еще совершенно не хочет действительно допускать более высокого, освобождающего. Последний же — освобождающий — проявляется, как вы уже можете догадаться исходя из прежних общих разъяснений, только в той степени как бог, он есть господь только в той мере, в какой он действительно преодолел противостоящий ему принцип, ибо лишь в преодоленном он осуществляется как бог. Стало быть, пока для него первый бог, которого мы сейчас также можем назвать реальным, абсолютно недоступен, до тех пор он может проявляться не как бог, а только как непонятное промежуточное существо между богом и человеком. Он проявляется как бог в сокрытости, в отрицании, унижении, ему еще предстоит завоевать себе божество. В качестве такового промежуточного существа мы его действительно находим в мифологии финикийцев, а именно в облике финикийского Геракла, на языке самих финикийцев — Мелькарта. Отсюда — а именно от материальной передачи финикийской идеи Геракла или, беря выше, от этого момента сознания — происходит само греческое представление о Геракле. Геракл является как бы предшественником, он есть раннее проявление Диониса. Финикийский Геракл — это вне своего божества положенный Сын, Кронос — ложный бог, заместивший истинного Отца и исключающий его теперь всецело из сознания. Кронос есть вновь возбужденный человеком исключительный принцип, который как Кронос хотя и не исключает более Сына из бытия (ибо это для него уже пройденный этап в предыдущем моменте), однако не дает ему действовать, удерживает его от царствования, т. е. от божества, к кото-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______477

рому, следовательно, Сын находится не столько в отношении Сына, сколько раба, точно так же как Мессия Ветхого Завета проявляется не как Сын, а только как раб божий, который страдает и терпит. Геракл в этом отношении изнурен, обременен работой и страданиями, впрочем, беспрестанно борется и в особенности благоволит человечеству. Таким он выступает в финикийской мифологии, которая помимо центрального бога, господствующего Ваала, не знала никакого другого высшего существа, кроме Мель-карта. В греческой мифологии эта идея развита дальше, ведь там Геракл в конце концов действительно преображается в бога, после того как он преодолел в себе смертность, которой был наделен.

Как прежде за непоколебимой исключительностью небесного царя следовал момент, когда последний отказывался от нее, когда он смягчался и превращался в женщину, так и здесь в сознании совершается переход от сурового господства замкнутого Кроноса через подобное вторичное превращение в женщину принципа, по ходу дела определенного к образу Кроноса. Кронос, как и Уран, становится женщиной.

А вместе с этим положен новый, второй момент нашего третьего периода С, который именно поэтому приходится на сознание новых народов и, например, в мифологии финикийских народов еще не встречается. Этот женский облик, в который для сознания теперь переходит Кронос точно так же, как прежде Уран, представлен Кибелой, которая сначала появилась у фригийского или фригийско-фракийского племени, а позднее поклонение ей было перенесено и в греческие земли, а также распространено до самого Рима, где Кибела, однако, всегда оставалась religio peregri-па.13 У греков и римлян хорошо различается то, что является самобытным продуктом их собственного мифологического развития и что пришло к ним извне. Именно поэтому

478_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

нельзя позволять, чтобы сросшиеся со всем их бытием мифологические идеи подводились к ним также извне, к примеру от египтян.

Стало быть, как в предшествующем моменте Урания относится к Урану, так теперь Кибела относится к Кроносу. Как в появлении Урании была заложена первая основа для мифологии, так появлением Кибелы закладывается вторая.

Благодаря Урании мифологический процесс только и стал возможным в своей последовательности, вместе с Ки-белой он становится действительным. Первая была переходом к возможному, последняя является переходом к действительному процессу, который составляет третий момент нашего третьего периода (С). Только здесь мифология возникает окончательно; на этот момент продвижения вперед выпадают три мифологии: а) египетская, b) индийская, с) греческая. Чтобы показать, каким образом и они вновь относятся между собой как моменты, я должен вставить здесь некоторые общие замечания.

Уже из прежнего обзора вы могли заключить, что принцип, согласно которому продвигается вперед мифология, есть принцип последовательного выступания бывших в первоначальном сознании объединенными потенций, которые вновь объединяются лишь постепенно. Сначала над сознанием обладала исключительным господством только одна потенция — Уран. Эта первая, вначале исключительная, никакой другой наряду с собой не приемлющая потенция впоследствии допустила вторую, предназначенную к тому, чтобы преодолеть первую. Это допущение является первой победой над исключительностью В, первым принижением его до основы, стало быть, первым основанием, кбфбвплЮ,14 как я стану его называть. Исключительное господство одного принципа было представлено в первоначальной религии — сабеизме. С этого момента вплоть до момента второго кбфбвплЮ, когда первый принцип стано-

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______479

вится предметом уже не просто возможного, но действительного преодоления, следовательно, вплоть до Кибелы или того момента, который представлен этим вторым женским божеством, мы были заняты только двумя принципами. Теперь же дело дошло до действительного преодоления; а в том отношении, в каком начальный принцип, являющийся причиной всего напряжения, возвращается в его в себе, он также вновь преобразуется в полагающее — как бы в престол и трон — того высшего, которое, собственно, должно быть, третьей потенции, которой, собственно, надлежит быть. Отныне мы, таким образом, имеем дело с тремя потенциями, т. е. с всеполнотой, с тотальностью потенций. Прежде чем мы более детально углубимся в дальнейшую борьбу, в борьбу действительного преодоления, мы хотим высказать еще то общее положение, что весь мифологический процесс вращается только вокруг трех потенций. Они есть существенное в процессе, все остальное более или менее случайно. Они суть подлинные причины, причиняющие принципы процесса, а поскольку сознанию они являются как боги, то эти, как было сказано, лишь последовательно входящие в сознание боги есть поистине причиняющие, существенные. Мифология — это не что иное, как последовательное пришествие этих богов.

В нашем первом периоде, или эпохе = А, господствовал только один исключительный бог, наш второй период = В является временем пришествия второго, это — период хотя еще и не действия, однако рождения Диониса. Наш третий период = С есть период действия второй потенции, следовательно, переход к пришествию третьей. Третья потенция, Дух, может явиться, лишь если недуховное первой потенции полностью приведено к выдыханию. Но в этом периоде = С суровый бог Кронос сначала еще отклоняет всякое воздействие второй потенции, здесь, стало быть, третья еще не может явиться, здесь вторая добиваетс

480_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ_______

только лишь того, что противящийся принцип соглашается на действительное преодоление. Окончание этого периода - - Кибела. Теперь, таким образом, начинается четвертый период = D, период действительного преодоления; последний может быть назван периодом пришествия третьей потенции.

Из предыдущего явствует, что и в этом (мифологическом) процессе потенции суть истинные, собственно действующие причины. Первая -- тормозящая, противодействующая, вторая—собственно действующая, третья — стимулирующая причина всего процесса. А теперь от собственно действующих потенций мы должны четко отличить другой род богов, которых я буду называть материальными и относительно которых я заранее замечу, что они в процессе есть лишь акцидентальные, возникающие попутно и поэтому только порожденные боги (иепЯ геннзфпЯ15). А именно с этим дело обстоит так. В первом периоде, когда исключительный принцип хотя и хочет по-прежнему утверждать свое центральное положение, но не может, в этой борьбе между материальностью и имматериальностью, предшествующей полному подчинению или кбфбвплЮ этого принципа, данный принцип, как мы говорили, разрывается для сознания на многие элементы. Из этого разрыва или из этого первого ломания единого возникают сидерические боги древнейшего сознания. Эти астральные или, как обычно говорят, звездные боги являются, однако, лишь материальными, т. е. вызванными. Они — первые среди лишь материальных богов. В следующем за ним периоде, когда подчинение первого принципа более высокой потенции теперь уже определенно имеет место, как вы знаете, Урания (которая, однако, есть только другая форма Урана) и Дионис (бог, благодаря Урании впервые вступивший в бытие) суть два единственно действующих бога, как и Геродот недвусмысленно говорит об аравитянах, что они принимают за бога то-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______481

лько Уранию и Диониса. Материальные боги, встречающиеся в этом периоде сознания, есть разве что оставшиеся ему от первого периода звездные боги, однако которые теперь уже все более переходят в материальность и идентифицируются для сознания с материальными звездами или даже стихиями. В идущем вслед третьем периоде, к которому относится мифология финикийцев, карфагенян и др., только Кронос и Геракл (который теперь есть А2 или Дионис в еще не узнаваемой и рабской форме, Дионис в унижении, как Кронос в свою очередь есть лишь Уран в уже более определенном виде) выступают как действующие боги. Кронос сам неорганичен, есть бог, соответствующий неорганической эпохе природы. В качестве особых предметов своего рода религиозного почитания здесь имеются только неорганические массы. До живого Кронос дойти не позволяет. Религия спустилась с небес — из области всеобщего — в конкретное, на землю. Даже греки, эллины, кажется, прошли через эту неорганическую эпоху, хотя и не как эллины, ибо эллинами они стали только вместе со свойственной им мифологией, однако именно пока они не выделились и не заявили себя как эллины. Ведь к этой доэллинской эпохе относится воспоминание о лЯипйт ЬсгпАт,16 как говорит Павсаний,17 т. е. почитании, оказываемом необработанным, нетесаным камням. В остальном человеческом роде от этого времени не осталось ничего, кроме так называемого фетишизма, под которым понимается как раз тупое почитание грубых, либо неорганических, либо, по крайней мере, неживых тел, например камней, птичьих когтей, перьев и подобных предметов, так как тупо всякое почитание, если ушел в прошлое тот момент сознания, в котором оно было естественным и необходимым и постольку имело определенный смысл. Бессмысленно также то почитание, которое индус оказывает своим идолам. Будучи далеким от того, чтобы рассматривать фетишизм как древнейшую религию на том основании,

16 Ц В. Й. Шеллинг, т. 1

482_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

что она кажется самой примитивной, — что ныне является излюбленным мнением многих авторов, — [я придерживаюсь позиции, что как] явствует из этого замечания, фетишизм, напротив, ведет свое начало только от этого момента. В следующем за этим моменте, когда Кибела — превратившийся в женщину Кронос — и Дионис, по отношению к которому та высокомерная власть исключительного бытия смягчилась, вновь в сознании одни противостоят друг другу (впрочем, и здесь Дионис все еще выступает лишь как промежуточное существо, как дбЯмщн,18 ибо действительным богом он является только лишь когда он действительно преодолел противостоящее), — в этом моменте, стало быть, когда, как раньше Урания, так теперь Кибела и Дионис одни противостоят друг другу как два единственно действующих бога, по-прежнему не положено никаких новых материальных богов, потому что последние будут происходить только по мере того, как противостоящий принцип будет преобразовываться и преодолеваться Дионисом; однако же Кибела уже сейчас называется Великой матерью богов, magna deьm mater, а именно будущих материальных богов, которые появляются сразу же, едва начинается процесс действительного преодоления, так как здесь они есть не что иное, как симптомы или проявления действительного последовательного растворения того реального бога, который, пусть не без сопротивления, но все же все более отступает в свое в себе, т. е. вновь одухотворяется. Мир этих многих богов, по существу, есть положенное и произведенное благодаря Дионису множество богов, в котором теперь является преодоленный и преобразованный исключительный принцип, это — дионисийский мир. Я говорю: множество богов, последнее необходимо четко отличать от многобожия. Материальные боги каждого момента образуют лишь множество богов, лишь синхронный политеизм; только духовные или причиняющие боги составляют содержа-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______483

ние настоящего многобожия, а именно последовательного политеизма: последовательного, ибо, например, от начала, следовательно, от Урана до Кибелы, по сути дела, господствует реальный бог, господство идеального, одухотворяющего бога — Диониса — продолжается вплоть до конца процесса, а возникшим в этом конце и теперь имеющимся миром или множеством в заключение правит третья потенция, или третий среди следующих друг за другом богов. В этих трех потенциях состоит цель, эзотерическое, настоящий смысл, именно поэтому также подлинная тайна мифологии. Этим эзотерическим смыслом мифологии, до которого сама она добирается только, как мы увидим, в своем завершении, мы, собственно, обладаем уже заранее, потому что стоим вне мифологии на философской точке зрения. Мы только что усмотрели в мифологии три великие потенции, или причины. Однако в действительном развитии мы дошли всего лишь до того пункта, когда вторая причина, или потенция, только-только действительно становится господином первого исключительного принципа. Но в том отношении, в каком вторая потенция действительно — посредством действительного преодоления — подчиняет себе первую, первая вместе с тем вновь обращается в точку притяжения или, как мы говорили ранее, в полагающее третьей. Поэтому с данного момента, т. е. с Кибелы, в игру вступает и третья потенция. Если начиная отсюда процесс, однако, все еще проходит различные моменты и если каждому из этих моментов соответствует особенная мифология, то эти мифологии уже не смогут различаться элементами, а именно самими потенциями. Начиная отсюда всякая мифология должна содержать в себе все потенции. Как, следовательно, еще могут различаться разные мифологии и, в особенности, благодаря чему здесь, несмотря на это, все еще может мыслиться отношение последовательности между ними? Остается лишь та возможность, что хотя в каждой

484_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

мифологии самой по себе имеется всеполнота потенций, тем не менее эта всеполнота в свою очередь проявляется как различная сообразно тому, главенствует в ней один из двух противоположных принципов или ни один из них, но третий. Ибо и в периоде действительного преодоления первый принцип все еще может удерживать равновесие со второй потенцией, даже вначале он еще будет иметь перевес. Может наступить второй момент, когда первая потенция как бы полностью пересилена и уже есть ничто по сравнению со второй; может наступить третий момент, когда третья потенция, вступающая между ними, вновь предоставляет первой ее право, восстанавливает ее в ее праве быть в себе (An-sich), глубочайшей основой и корнем всего религиозного сознания. Только это последнее единство могло бы быть совершенно успокоившимся, на котором именно поэтому процесс был бы в состоянии остановиться. Итак, в том последнем периоде = D, где дело состоит в действительном преодолении, последней борьбе, где встречаются все потенции, были бы возможны еще три момента и три мифологии, каждая из которых содержит все элементы. Три в этом смысле полные мифологии в действительности представляются как египетская, индийская и греческая (ибо древнеиталийская, латинская и даже этрусская мифологии являются лишь аналогами греческой, как это явствует уже из того, что они имеют предпосылкой одинаковое прошлое — пеласгианское). Среди же названных трех мифологий египетская в самом деле та, в которой еще продолжается ожесточеннейшая борьба против слепого принципа, в которой именно поэтому сам этот принцип, хотя и пораженный, в последний раз как бы напрягает и мобилизует всю свою силу. Принцип, вокруг которого все вращается в египетской мифологии, — это Тифон. Он по-прежнему обладает природой все истребляющего и словно опаляющего принципа, не расположенного к разделенному

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА 485

бытию, свободной, раздельной и поэтому в особенности органической жизни, что здесь, естественно, не может быть доказано обстоятельно, но в чем в силах самостоятельно убедиться каждый, кто захочет просмотреть хотя бы, например, «De Iside et Osiride»19 Плутарха. Вся египетская мифология есть не что иное, как борьба со смертью агонизирующего реального принципа. Ему противостоит (как бы как благое, лучшее божество) Осирис; однако в начале еще настолько неясно, на чьей стороне победа, что сознание, запутавшись в этом, воспринимает данную борьбу то как разрывание Тифона, то как растерзание Осириса. В самом деле,, только с появлением третьей потенции — Гора, — которого Плутарх на основании египетских свидетельств и в точном соответствии с нашими определениями третьей потенции называет фпн юсйумЭнпн кбй фЭлейпн,20 полностью завершенным, Тифон совершенно побежден. Четвертым образом египетской мифологии является Исида, которая есть не что иное, как само преданное богу, соединенное с ним узами брака сознание, каковое, пребывая в сомнении и страхе между Тифоном и Осирисом, успокаивается только благодаря рождению Гора, ее сына. Ибо сознание не может отречься от реального бога как такового, за это ведь оно получит духовного. В конце египетской мифологии как три великие потенции, как ее собственно причиняющие боги остаются: во-первых, Тифон, который, однако, поскольку он теперь всецело подчинен более высокой потенции, полностью обращен благодаря Осирису, сам становится Осирисом, Тифоном он является только в противоположность Осирису, а после того как последний осуществил себя в нем, он сам есть Осирис, и только как такой обращенный в Осириса Тифон он невидим, является повелителем невидимого царства, подземного мира, в свое в себе отступившим богом; вторая великая потенция — это сам Осирис, являющийся причиной данного обращения Тифона, действующим, чисто

ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ________488____

сущим богом; третью составляет Гор, который есть как дух действительный бог, который должен быть, в рождении которого дело заключалось во всем процессе. Таковы, стало быть, причиняющие или, как я их еще могу назвать, формальные боги египетской мифологии, от которых следует четко отличать лишь акцидентальных, возникающих попутно, материальных. Эти материальные боги возникают как раз только благодаря самой борьбе и в самой борьбе; они — словно еще вздрагивающие члены, на которые разрывается единый бог, сопротивляющийся преодолению, приведению назад во себе. Эти материальные боги египетской мифологии суть, как известно, животные духи, животные боги, которых следует трактовать не иначе, как прежних звездных духов или звездных богов. Эти материальные боги египетского сознания являются животными духами с той же необходимостью, с какой в соответствующем конце природного процесса, в определенном моменте в ряду природных существ, выступают животные. Животные, которых ни один глубоко мыслящий человек не может рассматривать в природе без известной боязни, суть не что иное, как проявления начинающего становиться духовным слепого природного духа." Как слепой во всей неорганической природе природный дух в определенном периоде, который ведь можно познать геогностически,21 становится животным духом и словно основывает теперь собственное царство (царство животных), так и Тифон египетской мифологии является только возвысившимся до ступени животного духа принципом самой природы, а поэтому материальные формы, происходящие от его раздробления или расчлене-

* Животный мир, однако, есть также та сфера природы, где она как бы насмехается над преодоленным В (издевается над ним), где последнее наряду с духовностью и исполненностью смысла, в которые оно облачено, сначала является в своей собственной бессмысленности. Высшая ирония природы в животном царстве.

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______487

ния (дйбмелйумьт,22 как это определенно называется), от этого его разделения на отдельные члены, могут быть только фигурами животных.

Индийская мифология кажется полной противоположностью египетской. Если в последней сознание еще придерживается реального принципа, со страданием, даже со слезами наблюдает, как он все больше растворяется и преобразуется в духовный, если египетское сознание все еще придерживается того центра, вокруг которого, ведь, по существу, все вращается и который должен удерживаться, с тем чтобы сам процесс не утратил своего смысла и своего теогонического значения, то индийское сознание, наоборот, абсолютно эксцентрично, предалось совершенному упоению, как бы потеряло всякое самообладание. В индийском сознании тот принцип начала, который составляет основу и опору всего процесса, полностью преодолен и уничтожен более высокой потенцией. Потенция, соответствующая в индийском сознании тому принципу начала, есть Брама, который, однако, к удивлению всех тех, кто знает лишь внешнюю историю мифологии и именно поэтому умеет связывать ее явления лишь внешне, в самой Индии полностью забыт, в крайнем случае, почитается безобразно и вне храма; он — бог абсолютного прошлого, не в том смысле, в каком Тифон египетской мифологии также является богом прошлого (как Осирис — настоящего, Гор — приближающегося будущего), а именно не так, что он и сейчас, отступив в невидимое, скрытое, все еще был бы храним как глубочайшая основа религиозного сознания, почитался с благоговением, чтился бы и умиротворялся при помощи беспрестанных жертвоприношений, как это происходит с Тифоном, — Брама в индийской народной вере не пользуется никаким видом почитания, он словно исчез из сознания, есть только бывший бог, находящийся вне всякой связи с настоящим. Вместо него в сознании обладает исключитель-

488_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

ным господством второй бог — Шива, который как бог разрушения, а именно полного разрушения Брамы, совершенно неограниченным и как бы безжалостным действием вызывает полный распад религиозного сознания. В индийском сознании, правда, встречается и третья потенция, потенция благоразумия, потенция, действующая как дух, в образе третьего индийского божества — Вишну. Но: 1) эти три божества (Брама, Шива, Вишну) для индийского сознания не связываются в единство, как три египетских бога в конце концов объединяются в одном великом сознании; 2) хотя Вишну имеет своих собственных приверженцев и почитателей, однако как шиваиты ничего не хотят знать о Вишну, так и приверженцы Вишну, напротив, исключают Шиву; если простой народ всецело предался самому слепому шиваизму, то высшие и облагороженные наукой классы являются такими же частными сторонниками Вишну, и именно потому, что последний в индийском сознании сам потерял свою истинную предпосылку (Браму и Шиву) или исключает ее, вместо того чтобы вбирать в себя, индийское сознание не могло утвердиться на высоте этой духовной потенции, оно уклоняется оттуда в сторону [слагания] голых басен; возникают легенды об инкарнациях Вишну, которые, по сути дела, уже вовсе не относятся к мифологии и являются более или менее вымыслами. Главным образом в одной из этих инкарнаций он почитается как Кришна; все это учение о Кришне более не составляет подлинный и естественный продукт мифологии или мифологического процесса; на самом деле оно — лишь плод пустого и безудержного воображения. Я не говорю об индийском буддизме, который я отчасти как нечто собственно индийскому чуждое, отчасти как [произошедшее] изначально из реакции против мифологического процесса, стало быть, как продукт антимифологической тенденции, с древнейших времен проходящей сквозь мифологические явления, не могу здесь втягивать в

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ВТОРАЯ КНИГА_______489

рассмотрение, а поэтому ограничусь замечанием, что как буддизм, так и мистицизм (который следует рассматривать как вторую сторону индийского духа и как средство, с помощью которого он непроизвольно пытался спастись от грозящего распада всего религиозного сознания), что и тот и другой служат лишь тому, чтобы окончательно запутать несчастное индийское сознание.

Однако приведенным назад в истинную середину сознание выступает в греческой мифологии, которая не отказывается совершенно от погибающего бога, но одновременно сохраняет его как духовного и, таким образом, достигает подлинного завершения. В индийском сознании мифологический процесс тоже переживает кризис, но не кризис восстановления, а кризис разрушения, отсюда Шива является лишь как ужасный разрушитель, а не как умиротворитель сурового, недоброжелательного бога, не как освободитель, подобно греческому Дионису. Кризис здесь заканчивается разложением, и поэтому мы тут не видим, чтобы в сознании оставался собственный результат мифологического процесса, но, как только последний завершен, индийским сознанием овладевают представления иного рода; место истинной, естественной порожденной мифологии здесь на самом деле занимает мифология выдуманная, басня о Вишну и его воплощениях, или возникает то преувеличенное стремление к единству, в котором обнаруживается как раз полностью погибшее благодаря индийской мифологии и разрушенное ею сознание единства, каковое [сознание] в греческой мифологии было, напротив, сохранено. В последней сознание в конечном моменте вместе с тем еще хранит моменты своего прошлого, в то время как в индийском сознании целое мифологии переходит в состояние распада, оставляющего в народном сознании лишь отдельные моменты без органического единства, тогда как высшие органы индийского сознания охватывает полное отчаяние абсолютного нигилиз-

ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

ма, которого они пытаются избежать с помощью доходящего до безумия усилия без всякого опосредования овладеть высшим духовным единством, опосредуемым для греков самой мифологией.

Внутреннее разрушение внешне выражается в искаженности индийских богов; характером же греческих является красота. Мы можем сказать, что греческие боги для сознания, плавно и закономерно освобождающегося от власти реального принципа, возникают как своего рода блаженные видения, в которых он — реальный принцип — хотя и исчезает, однако в своем исчезновении и растворении еще содействует тому, чтобы сообщить возникающим формам реальность, определенность, благодаря которым греческие боги являются представителями необходимых, вечных, пребывающих, а не лишь преходящих моментов (понятий). Греческая мифология — это спокойная смерть, настоящая эвтаназия реального принципа, который в своей кончине и гибели оставляет вместо себя мир прекрасных и чарующих явлений. Ведь греческие боги также есть не более чем явления (как и материальных богов вообще мы объяснили только как сопутствующее, акцидентальное явление процесса; существенное суть потенции, множество богов — лишь порождение). Греческие боги не есть тела, у них нет плоти и крови, как у действительных людей, они есть, как если бы они были существами чистого воображения, и все же для сознания они имеют самое реальное значение, являются действительными существами, потому что происходят из реального процесса. Все животное исчезло; эти боги, несмотря на то что их минует человеческая учесть, суть вполне человекоподобные существа; они представляют в истории мифологического процесса тот момент в истории природы, в котором принцип природы после страшной борьбы в животном царстве умирает в человеке спокойной, восхитительной, поистине обожествляющей смертью, так ска-