Часть 10.

________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ- ТРЕТЬЯ КНИГА_______275

ромной ни мыслилась власть сатаны в этом мире, богом ни в коей мере нельзя назвать какой-то обособленный и конкретный дух. Нельзя о таком духе сказать и того, что он имеет силу или власть смерти, как это сказано в Послании к Евреям (2,14): Христос стал причастным плоти и крови детей, дабы смертью лишить силы того, кто имеет власть смерти, то есть сатану: йнб дйб фпх дбнЬфпх кбфЬсгзуз фпн фп ксЬфпт Эчпнфб фпх дбнЬфпх, фпхфЭуфй фпн дйЬвплпн. Сказать фп ксЬфпт фпх дбнЬфпх ечейн34 применительно к одной лишь твари — значит пойти вопреки всем понятиям. Я, напротив, думаю, что каждый согласится с тем, например, что, если под сатаной понимать ту волю, которая снова заявила о себе в творении по вине человека, которая в своем преодолении и подчинении высшему составляет основу творения и человеческого сознания и которая именно поэтому, вновь выступая во всей своей безграничности, опять грозит уничтожить творение и человеческое сознание, каждый, говорю я, согласится со мной, что, если под сатаной понимать эту волю, убедиться в существовании которой, в существовании ее в высшей степени реальных действий и власти над человеческим сознанием мы имели достаточную возможность во всем нашем предыдущем изложении и особенно в разъяснении природы мифологии, каждый, говорю я, согласится, что, если под сатаной понимать эту волю, а всякая воля = духу, и, следовательно, если понимать под ней этот дух, каждый согласится, что в таком случае эти выражения не являются слишком сильными и вполне отвечают предмету. Язык самого Христа и вообще Нового Завета далек от преувеличений и каждый, кто понимает сам вопрос, должен признать, что этот язык всюду соответствует предмету, причем самым деликатным образом.

Однако налицо не только отдельные высказывания, возвышающие сатану в его значении: ему в какой-то мере приписывается (и это третий аргумент) определенное отношение к Богу и в этом отношении—определенная функция, котора

276_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

никак не согласуется с обычным представлением о нем. Несмотря на то что в значительной части Нового Завета сатана описывается прежде всего как причина зла и в этом смысле как враг Бога, есть место, где он предстает как начало, которое принадлежит самому божественному домостроительству и в этом отношении признается Богом (поскольку он не является конкретным, обособленным духом, его можно назвать началом, с той лишь оговоркой, что мы не рассматриваем его как начало, сущее в себе, т. е. сущее до и вне творения и, следовательно, исконное и вечно злое начало), он предстает, говорю я, как начало, принадлежащее самому божественному домостроительству и в этом смысле признанное Богом. Именно так обстоит дело в рассказе, предпосланном жизнеописанию Иова, рассказе, который как раз поэтому издавна доставляет столько хлопот его толкователям. Тот, кто хочет постичь историческое значение этой идеи, должен собрать воедино все, ничего не исключая. Итак, там рассказывается о том, что однажды сыны Божьи, aTf?i< 'П., предстали перед Богом, среди них и сатана; обращаясь к нему, Иегова спрашивает, откуда он пришел. Сатана отвечает: «Я ходил по земле и обошел ее». «Приметил ли ты раба моего Иова? — снова спрашивает Иегова и продолжает. — Ибо нет равного ему на земле, богобоязненного и удаляющегося от зла». «Ты думаешь, Господи, что Иов даром богобоязнен? — спрашивает сатана. — Не ты ли кругом оградил его, и дом его, и все, что у него есть, и благословил дело рук его и приумножил владения? Но простри руку свою и коснись всего, что он имеет, тогда он прямо перед тобою отречется от тебя».

Что же происходит? Господь отвечает сатане: «Хорошо, все, что у него есть, — в твоей руке, только на него самого не возлагай руку». Сатана уходит и обрушивает на Иова всяческие страдания, лишая не только скота и имущества, но и всех детей. Потом, когда сатане с позором приходится признать, что Иов остался прежним, он не перестает сеять со-

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА________277

мнения в его набожности, говоря Иегове: «Человек все отдаст за свою жизнь, но простри руку и коснись его плоти и костей, и тогда он оставит тебя». Господь снова говорит сатане: «Иди, он в твоей руке, только пощади его жизнь». Каким здесь предстает сатана? Он предстает как сила, склонная к тому, чтобы ставить под сомнение умонастроение человека и испытывать его, как сила, которая как бы необходима для того, чтобы сомнительное стало определенным, нерешенное решилось, умонастроение прошло проверку. Вы видите, какой глубокой оказывается здесь идея сатаны, она восходит даже до первоначал в том смысле, что он предстает как сила, которая, сама не будучи злой, тем не менее порождает или выявляет сокрытое зло, которая именно поэтому радуется порожденному или выявленному злу, ибо оно является подтверждением ее сомнений, тогда как благодаря этому выявлению (Offenbarwerden) осуществляется ее замысел. Эту силу даже можно назвать завистливой, как Аристотель говорит о самой Немесиде35 в том смысле, что она негодует на незаслуженное счастье, т. е. завидует ему. Все те зловещие существа, которых, согласно Гесиоду, родила губительная ночь, — ИЬнбфпт (Смерть), Мюмпт (общий Хулитель, каковым в Книге Иова предстает сатана), Раздор и особенно Ата, богиня беды, которая мыслится как виновница всех опрометчивых, слепых, безрассудных поступков и проистекающего отсюда несчастья, — все эти зловещие существа как будто соединяются в идее сатаны и отводят ему высокое место и предназначение в творении, впрочем., без того, чтобы он сам становился подлинной тварью. Если в ходе уже упорядоченной человеческой жизни его роль заключается (как в данном случае по отношению к Иову) в том, чтобы подозревать плохое, сомневаться в подлинности всяческих намерений, мог ли бы он вести себя иначе, искушая наших прародителей, что также приписывают ему? Разве не должен был он и тогда, не будучи сам злым, но предчув-

278_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

ствуя злое, действовать как существо, которое радуется его выявлению? Разве не должен был он и тогда, как и теперь, в случае с Иовом, быть орудием самого Бога в том смысле, что сам Бог хотел, чтобы ничто не оставалось сокрытым? Все это лишь предварительные вопросы, но, мне думается, они достаточно хорошо показывают, что изначальная идея сатаны совершенно не такова, какой она стала впоследствии. Впрочем, вполне естественно и понятно, что к концу борьбы, когда речь идет о жизни этого начала, сатана все больше воспринимается как нечто злое, противостоящее доброму, хотя на этом и нельзя обосновать общее понятие сатаны. Он тоже представляет собой историческое существо, т. е. такое, отношение к которому в разные времена было различным. Все заблуждения и препоны на пути к истинному научному воззрению, и особенно богословскому, проистекают из того, что до уровня всеобщего понятия возносится или расширяется то, что было истиной лишь в определенный момент. Персонажи той высшей истории, которую мы здесь рассматриваем, не являются замершими, неподвижными, и, следовательно, само их понятие тоже подвижно, и, таким образом, сатана, виновник противоречия, всеобщий творец раздора, через которого в этот мир вошли смерть, разлад и само зло, этот сатана — один в своем начале и другой в конце. Однако я должен заметить, что подобно тому как конец постоянно напоминает о начале, последняя книга Нового Завета, Апокалипсис, снова заставляет вспомнить о сатане как о существе, сеющем подозрения и сомнения, как об обвинителе. Там сказано (12, 9): «И низвержен был великий дракон, древний змий с небес (где он еще появляется, когда речь идет об Иове), низвержен на землю, и ангелы его с ним». Затем громкий голос на небе возглашает: «Ныне настало спасение, и слава, и царство Бога нашего и власть Христа его, потому что низвержен обвинитель братии наших, обвинявший их пред Богом день и ночь».36 (Это связано с тем,

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА_______279

что я говорил ранее по поводу оправдания. В человеке есть нечто такое, что всегда говорит ему о том, что вся его жизнь неугодна Богу, и что бы он ни делал, все это непрестанно обвиняет его перед Богом). Один обвиняет другого в глазах третьего, стремясь рассорить их. Сатана непрестанно стремится внести раздор в отношения человека с Богом; возникшее начало предстает как постоянный обвинитель человека перед ним, непрестанно напоминая о вине человека. Во времена, о которых говорит Апокалипсис, это начало пронизывается Христом и уничтожается, и поэтому начинается царство Бога и Христа, а обвинитель лишается того участия в определении состояния мира и вещей, которое он имел до сих пор: мир принадлежит только Богу и его Помазаннику, т. е. Бог обладает всяческой силой вместе с ним. Таким образом, до самого последнего конца, когда Христос упразднит всякое господство и силу, когда низложит своих врагов, до тех пор сатана будет представлять собой начало, которое принадлежит самому божественному домостроительству, начало, которому дано сеять противоречия и раздор, насылать проклятие и разобщенность, дабы еще славнее была победа и окончательное торжество, сопутствующие завершению того Божьего дела, которое дух противоречия непрестанно подвергает сомнению. Когда всякое сомнение упразднится, когда Божье дело станет ясным, явным и несомненным, тогда сатана завершит свою работу, его миссия и сила обретут свой конец. Однако до тех пор он представляет собой огромную силу, которая необходима для окончательного прославления Бога и которую именно поэтому, как недвусмысленно учит апостол Петр, нельзя поносить и презирать.

Я уже отмечал, что вполне естественно, когда к концу борьбы противоборствующее начало все больше является как злое. Так (лишь как злое начало) сатана рассматривается почти везде в Писаниях апостолов Павла и Иоанна, ко-

280_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЁФ ШЕЛЛИНГ____________

торые в этом отношении занимают одинаковую позицию. Однако наряду с таким воззрением в других Писаниях апостольских времен заявляет о себе более древнее, такое же истинное представление: сатана — это сила, которую ни в коем случае нельзя злословить или презирать и кризис37 которой, или суд над которой, находится во власти одного лишь Бога. Такие высказывания, пусть не прямо протиаоречашие первым, но все-таки контрастирующие с ними, могут удивить лишь того, кто раньше не думал, что понятие сатаны уже вследствие самой природы того начала, к которому он в конце концов восходит (могущее и не могушее быть, амфиболическое, двусмысленное по своей природе), прежде всего диалектично. Свобода от всякой космической силы, учение о полной победе над сатаной, одержанной Христом, с особой силой возвещается апостолом Павлом; это учение, как и иное Евангелие свободы, вероятно, губительно сказывалось на слабых душах, приводило их к безаконной жизни, как это видно из Второго Послания апостола Петра, в котором об этих душах* сказано так: «Ибо, если избегнув скверн мира (космических сил) через познание Господа и Спасителя нашего Писуса Христа, они опять запутываются в них, то последнее бывает для них хуже первого». Именно о них говорится и в другом месте этого послания (2, 10), говорится в том смысле, что они смеются над высокими властями, над начальствами, которых нельзя презирать, не опускаясь при этом еще глубже, в материальные стихии,** и которых даже

________________

* ШхчбЯ буфЮсйкфпй.38 2 Пет. 2, 14 (coll. 3, 16) и 20.

** То же самое говорит и автор Послания Иуды (стих 8), приводя им в пример архангела Михаила, который, вступив в спор с противником (дйЬвплпт) о Моисеевом теле, не отважился злословить его, а только сказал: «Да накажет тебя Господь».

Можно сделать много предположений относительно того, что означает этот спор между сатаной и архангелом Михаилом о Моисеевом теле. Быть может, то, что мы скажем ниже, внесет в этот вопрос большую

___________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА________281

ангелы не дерзают злословить, оставляя приговор Богу (из чего можно усмотреть, что эти высшие власти представляют собой противящиеся Богу силы). Однако самое важное заключается в том, что здесь говорится о презрении

господства (просто «господства» без каких-либо добавлений), о людях, которые на это дерзают — кхсйьфзфпт

________________

ясность и определенность. Сатана является причиной и, следовательно, всюду является представителем язычества. Что касается архангела Михаила (Н.В. — единственного архангела), то он, напротив, имеет прямое отношение к Мессии и является правителем израильского народа, хотя не израильтянам (и, по иудейским представлениям, прочим семидесяти народам), а Господу переданы дэнбмйт или еопхуЯб. Михаил же лишь потому является правителем Израиля, что он замещает Мессию, истинного Царя, которого ожидает Израиль; апостол Павел даже ставит его в непосредственное отношение к завершению времен, к тому будущему, когда начнется суд, и именно такова его связь с Христом, когда апостол говорит (1 Фес. 4, 16), что Христос придет по гласу архангела, который в данном случае мыслится как явно предваряющий его, как возвещающий его (грядущего). При таком предположении становится более понятным, что именно означает тот спор, который разгорелся между сатаной и Михаилом по поводу тела Моисея, Как мы уже видели, закон Моисея сам еще содержит в себе космические, языческие стихии, и в этом смысле князь мира мог при притязатъ на него. С другой стороны, эти космические стихии выступают лишь как прообразы, предзнаменования, тени будущего, Мессии, и поэтому Мессия сам их освящает. В этом смысле Михаил, будучи представителем Мессии (христианства), усматривает в них свое. Моисеев закон стоит между язычеством и иудаизмом. (Некоторые весьма прозаично понимают под уюмб МщхуЭщт39 не труп Моисея, а его законодательство; с точки зрения языка в какой-то мере с этим можно было бы согласиться, но в любом случае смысл остается одним и тем же). Этот спор представляет лишь тот самый, который был начат гностическими сектами, утверждавшими, что Моисеев закон был дан не истинным Богом, а всего лишь Демиургом, богом, создавшим космос. Поэтому данный спор не может быть лишь иудейским вымыслом, ибо он уже предполагает двойственность сознания, Перед нами одно из тех представлений, которые с необходимостью возникали при первом отрыве христианского сознания от законодательства Моисея.

282_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

кбфбцспнпхнфет.40 Что такое кхсйьфзт? Здесь толкователи не отваживаются видеть все так, как оно есть на самом деле. Кхсйьфзт есть не что иное, как сам сатана. Он есть кхсйьфзт, ибо он является началом, на котором покоится господство, бытие-как-господство Бога. Он означает господство, а также владение, в силу которого кто-то является Господином и возвещается Seigneurie,41 или господство. Бытие-как-господство Бога покоится именно на В, которое он, как Господь, волен полагать или не полагать. Сатана представляет собой это В, положенное божественным неблаговолением, он есть великая Божья сила в падшем мире, столь великая, что даже Михаил не дерзает ее злословить и проклинать и суд над которой подобает одному лишь Богу, что вполне согласуется с той мыслью, что это начало представляет собой подлинную Божью тайну, которую он может полагать или упразднять и на которую не отваживается посягать никакая тварь.

В этом повелении, запрещающем злословить сатану, содержится и намек на то, что он не есть безусловно злое начало, но необходимо принадлежит самому божественному мировому правлению. Точно так же думали и евреи. Шетген, собиравший в иудейских книгах материалы для объяснения христианских книг, приводит слова из Зога-ра42: «Non licet homini, ignominiose conviciari genus adversum»43 (так называется род злых духов). В Книге Сираха неверующим называется тот, кто проклинает сатану; там говорится, что такой человек проклинает собственную душу.* Таким образом, согласно вполне определенным выражениям, в сатане надо признавать и некое божественное величие (кхсйьфзт). О простой твари так никогда нельзя было бы сказать. __________

* 21, 30. Там сказано: «ен фщ кбфбсбудбй Ьуевз фпн убфбнбн бхфьт кбфбсбфбй фзн ебхфпэ шхчЮн».44

___________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА_______283

Теперь, когда мы убедились, что сатана действительно обладает таким достоинством, — и это вы можете присовокупить как четвертое замечание к трем предыдущим, — нам, вследствие такого взгляда, становится понятнее история искушения Христа, столь непостижимая, согласно обычному представлению. Не получается ли так, что мы слишком принижаем Христа, допуская, что он мог подвергнуться искушению со стороны твари? И, напротив, вполне понятно, что Христос подвергся домогательствам того начала, дела которого он пришел упразднить и которое имело по отношению к нему действительную власть; что он подвергся домогательствам этого начала, причем более открыто и непосредственно, чем это могло произойти с любым человеком, подвергся и должен был подвергнуться, согласно божественному закону, который хочет, чтобы все было испытано и проверено. Просто тварь, тварный дух, который не мог иметь никакой подлинной власти по отношению ко Христу, не мог бы и искушать его. С другой стороны, совершенно понятно, что князь или бог этого мира, всеобщее начало, завладевшее всем миром, могло приблизиться и к сознанию Христа. Обычно сатана предстает как глубоко, непостижимо хитрое существо, и разве в таком случае не совершенно нелепо представлять такого сатану, который, сознавая свою сотворенность, тем не менее требовал бы от Христа, чтобы тот пал перед ним и воздал ему почести, т. е. оказал почтение, подобающее Богу, тогда как даже от обычного набожного израильтянина времен Христа нельзя было ожидать, чтобы он это сделал по отношению к какому-либо созданию, как бы высоко он о нем ни думал? И, напротив, картина получается вполне последовательной, когда то начало, которое Христос именно через свое пришествие, свое вочеловечение признает равнородной, соравной силой, которой он внешним образом подчинился через вочеловечение (как было показано ранее), правда, не дл

284 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

того, чтобы поклоняться ему, а для того, чтобы победить его, — итак, картина становится понятной, когда это начало пытается добиться от него внешних знаков внутреннего подчинения. Если сатана всего лишь тварь, тогда нелепы его слова, сказанные Иисусу: вся эта власть и слава — мои, и я даю их, кому хочу!45 Если же он — начало, а именно то начало, которое уже чувствует, что скоро ему будет принадлежать только внешнее мировое царство (об этом далее), тогда эти слова вполне последовательны.

Никакое искушение, исходящее от какой-либо твари, пусть даже самой могущественной, не могло достичь божественного сознания, бывшего во Христе, ибо даже для человека простая искушаемость тварью является самой ничтожной. Будучи человеком, я смею считать себя вознесенным достаточно высоко, считаю, что в моей воле постичь ту область, ту силу, которая недоступна никакой твари, даже самой могущественной. Это признает за человеком и апостол Павел, когда говорит*: наша борьба не против плоти и крови, т. е. мы должны бороться не против чего-то только тварного и конкретного; наша борьба ведется против бсчЬт, ЭопнуЯбт (чистые потенции не представляют собой ничего конкретного, в этом смысле тварного), наша борьба против кьумпксЬфпсхт, против космических властей, мироправителей, царящих во тьме этого эона, против духовных начал зла, «рспт фб рнехмбфйкЬ фзт рпнзсЯбт ен фпйт ЭрпхсбнЯпйт»,46 область существования которых — не ограниченный земной мир, а мир всеобщий, вселенский, небо. И поэтому теперь можно сразу сделать пятое замечание: такая вездесущность, приписываемая сатане, такое непрестанное и прямое влияние на человека, которое ничем нельзя сдержать и от которого он предостерегается, такое влияние, оказываемое всегда и всюду, не согласуется с природой просто твари, которая,

________________

* Еф. 6, 12.

___________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА________285

какой бы могущественной ее ни мыслить, не могла бы влиять ни на какую другую тварь, и, по меньшей мере, на человека, с такими всепроникающими властью и силой, и, напротив, это непрестанное и вездесущее влияние вполне согласуется с природой того начала, которое присутствует всегда и везде, даже в человеке, где каждый миг не только представляет себя ему или предстает перед ним, но и вкрадывается в него, ибо тварь может исключить другую тварь, но не может этого сделать по отношению ко всеобщему, космическому началу.

Это последнее замечание само собой подводит нас к другой, более позитивной части нашего объяснения.

Тридцать четвертая лекци

Если в критической части мы показали, что самые недвусмысленные объяснения природы сатаны, содержащиеся в Новом Завете, по-видимому, не соответствуют обычному представлению, согласно которому он воспринимается как тварь, то теперь нам надо выяснить, не в большей ли мере эти высказывания соответствуют тому взгляду, к которому мы пришли благодаря нашему критическому обсуждению этого вопроса, взгляду, свидетельствующему о том, что . сатана не просто тварь, а начало, пусть не вечное и в этом смысле нетварное, но тем не менее начало. Мы говорим, что он — не просто тварь. Для того чтобы разъяснить это самым ясным образом, мы хотим провести различие между следующими моментами.

Начало, о котором мы говорили, лежит в основе всей природы и самого человеческого сознания, — назовем его снова В; итак, это В само не является тварью, ибо, скорее, как мы доказали, оно представляет собой principium ex quo1 всякой твари, последнее эрпкеЯменпн1 творения, В этом смысле мы не можем представлять и мыслить «не только тварное бытие» (относительную сверхтварность сатаны). Сатана не есть чистое, абсолютное В. Однако именно это В является предметом преодоления во всем творении — бесконечное бытие, положенное из себя самого, из своих изначальных пределов, бытие, которое через творение снова должно быть возвращено в пределы возможного, в себя как потенцию, как А. Это В, теперь положенное как А, так как

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА_______287

оно не есть ни изначальное А, ни только В, а В, положенное как А; как таковое, говорю я, оно есть тварь (прошу вас хорошо это отметить; тварь нельзя назвать ни изначальным А, чистой возможностью, ни чистым В, оно есть В, возвращенное в А), а именно самое высшее из всех тварей — человек. В этот момент (который, конечно, можно мыслить только как момент) В снова выступает в своей изначальной ясности и чистоте, оно снова = А, как до творения (ибо в творении В было иным себя, положенным вне себя). Этот момент нашего изложения соответствует моменту, который принят в другой теории, моменту, когда сатана, т. е. именно то, что впоследствии становится сатаной, мыслится как еще чистое, как не падшее, как продолжающее существовать в присущем ему господстве. Итак, внутри человеческого сознания и в тех пределах, которыми это сознание охвачено, данное начало действительно предстает как тварь. Однако человек сам когда-то давным-давно снова упразднил эти пределы. Так как данное начало было тварным лишь в этих пределах, выступая за них, оно снова порывает с характерным для него свойством тварности. И это начало, вследствие творения находившееся в тварных пределах, но в результате человеческой вины снова вырвавшееся за них, это начало теперь снова предстает как само беспредельное и противоположное всякому конкретному бытию, как чистый дух, оно есть само всеобщее, универсальное начало, жизнь в своем роде, пусть ложная, такая, какой не должно было быть, но которая все-таки есть и которая, однажды возникнув, не может снова, по меньшей мере, не может непосредственно быть возвращенной в прежнее состояние. Об этом начале, ныне живущем в своей собственной беспредельности и ставшем в высшей степени действительным, мы можем сказать только одно — оно есть некий дух: дух — в силу своей природы, противоположной всему конкретному, а некий — потому что оно все-таки представляет собой определенный, а

288 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

именно не изначальный, но лишь ставший дух (и в этом от ношении оно не есть начало в том смысле, какой предпола гается в манихействе); оно есть ставший дух, а именно дух. разбуженный человеком, дух, изначально заключенный в человеческом сознании, но теперь вырвавшийся за его пределы и грозящий его уничтожить, — итак, это начало, промысленное через все те моменты, и есть сатана, с чем, наверное, согласится всякий, кто припомнит предикаты, которые в Новом Завете даются сатане.

Вы видите, насколько опосредствован тот момент, что сатана представляет собой нечто ставшее, которое предполагает творение, и в этом смысле есть нечто тварное и тем не менее не представляет собой ничего тварного, ибо он есть беспредельный дух, природа которого покоится на том, чтобы снова выйти за пределы.

Однако такое убеждение тотчас предполагает одно серьезное возражение. Дело в том, что, согласно нашему изложению, сатана как таковой заявляет о себе только после грехопадения человека, тогда как в соответствии с самым ясным учением откровения грехопадение первого человека само вызвано сатаной, который является искусителем наших прародителей. Однако это возражение можно снять одним лишь более точным определением данного выражения.

Существование сатаны как такового может означать лишь одно: его реальную власть над человеком. Этого он, конечно, достиг только через грехопадение. Но власть и силу искушать человека, эту власть, вовсе не являющуюся реальной, если человек не позволяет ей стать действительной, эту еще как бы идеальную власть он мог получить не только через грехопадение. Дело скорее обстоит так: то начало, которое является основой и предшествованием творения, было подчинено человеку, субъекту человека в собственном смысле. Однако это начало, хотя и данное во власть человека, не может упразднить изначальную двусмысленность, двой-

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 289

ственность своей природы. В своем последнем определении сатана полностью принадлежит категории не-сущего, что и выражается в данном ему имени, в имени Велиала, по-еврейски . Слово выражает отрицание, глагол согласно арабскому, означает prominere, prostare, выступать, выдаваться. Таким образом, Велиал есть id quod non prostat, поп exstat,3 то, что, согласно своей природе, полностью возвращается в бездну, в не-сущее, хотя творение основывалось именно на том, что это начало выступило из своего небытия, из своего «в-себе», стало сущим. Последний смысл всего творения как раз и заключается в том, чтобы объяснить это начало как не-сущее, и как таковое оно объясняется в человеке, ибо человек возникает лишь тогда, когда это начало становится не-сущим, однако именно через это — полагающим высшее (долженствующее быть). Однако оно не может расстаться с двойственностью своей природы; всегда остается возможность того, что оно снова вознесется, заявит о себе. Эта возможность представляет собой лишь то, чего нельзя исключить, именно потому, что она — только возможность. Как действительное начало оно исключено чистым человеческим сознанием и в нем самом, но как голая возможность оно есть именно неисключаемое. Да, в силу изначально заявленного и недавно повторившегося закона, согласно которому каждая жизнь должна пройти испытание, претерпеть искус и проверку, вследствие этого закона данная возможность с необходимостью должна предстать, явиться даже перед человеком; она, правда, может предстать перед ним лишь как нечто, которое есть ничто без его воли, которое есть нечто только тогда, когда в этом участвует его воля, но эта возможность прельщает волю, влечет ее к себе, она представляет собой ложную, обманчивую магию, от которой человек не свободен в своей самой сокровенной глубине, т. е. в самой своей воле. (Возможность, власть, магия всегда вместе, и мы видим, как здесь, в конце нашего изло-

193ак. 3751

290 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

жения, мы снова возвращаемся к началу, как снова открывается то глубочайшее, из которого все изошло). Итак, то самое начало, которое впоследствии постигается как враг, противник, сатана человека, уже до прегрешения заявляет о себе как дающее повод к этому прегрешению, как влекущее к себе волю человека с помощью обманчивой, ложной магии. При этом отличие от обычного представления заключается лишь в том, что это начало, соблазняющее человека, само не является уже злым духом, следовательно, духом, уже падшим когда-то ранее. Согласно нашему взгляду, это начало влечет к прегрешению не вследствие предшествующего случайного действия, не вследствие совершенного им самим злодеяния, а вследствие его природы (не будучи при этом злым по природе).

Вскоре станет ясно, что именно этот взгляд, а не какой-либо другой, даже дословно соответствует совершенно определенным новозаветным выражениям (доселе не рассматривавшимся); прежде я хочу лишь более обстоятельно его изложить и разъяснить.

Если под противником человека, сатаной, мы понимаем врага человеческого счастья или блаженства, тогда уже здесь (в искушении) этот дух обмана можно назвать противником и сатаною человека, но назвать по аналогии с той возвышенной силой, которая, согласно представлениям греков, требовала благоговения и которую они называли Немесидой; о ней тоже можно сказать, что она враждебна всякому непроверенному счастью и именно поэтому способствует возникновению обстоятельств, при которых это счастье подвергается испытанию в том смысле, связано ли с ним соответствующее ему, т. е. достойное этого счастья, умонастроение. Я сказал, что именно в этом смысле искусителя наших прародителей как такового можно назвать противником человека. Он -возмутитель его тихого счастья, возмутитель изначального и именно поэтому незаслуженного блаженства. Но он может быть таким, не будучи сам падшим существом, он мо-

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 291

жет быть таким возмутителем по своей природе и вследствие всеобщего закона. Хотя он является силой, предчувствующей зло в человеке и стремящейся выявить его, и в этом смысле есть причина, радующаяся злу, — хотя и не злу в себе, а только злу выявленному, ставшему явным, — ему не надо быть самому злым в том смысле, что, будучи таковым, он когда-то в прошлом сам восстал против Бога; стремление давать возможность проявляться запрещенному, недолженствующему быть, дабы тем самым стало явным зло, которое пока существует лишь в мыслях, это стремление не обусловлено его нынешней волей и не представляет собой следствия воли предшествующей, но проистекает из его природы. Впрочем, надо признать, что человеку свойственно называть злом саму причину, которая выявляет это зло, т. е. выносит его на свет откровения, однако это лишь субъективная оценка. Если бы сатана, как это обычно представляют, был зол по природе, то как бы он смог появиться на небесах среди прочих «сынов Божиих», как сам Бог позволил бы ему подвергнуть такому великому испытанию столь богобоязненного и преданного Богу человека, каковым был Иов? Но если — повторим предыдущий аргумент здесь, где его сила оказывается еще более убедительной, — если в ходе развития уже существующего мира сатане позволено строить козни набожному человеку, то почему он не мог этого делать и в начале, почему не мог — сам при этом не будучи злым в обычном понимании — искушать и первых людей? Если во времена Иова он не был низринут с неба, не был лишен Божьего присутствия, то как я могу считать его существом, отвергнутым еще раньше, когда он искушал первых людей? Почему я не могу мыслить его как начало, участвующее в божественном домостроительстве и служащее последнему замыслу самого Бога? Вся посылка о первоначально чистом состоянии, а затем падении самого сатаны, вся эта посылка (которая необычайно запутывает проблему происхождения зла) вернется к

300 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ИОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

ко для человека, каковым себя полностью признает и Христос, ставший человеком всецело; для человека это начало, как только оно собирается быть, оборачивается одной лишь неправдой и обманом; чему оно служит объективно, в Божьих глазах или его замыслах, здесь не спрашивается; к человеку у него лишь враждебное отношение, отношение обмана и коварства. Все речения в Писаниях Иоанна основываются на субъективной точке зрения. Впрочем, об истинной природе сатаны невозможно выразиться острее и философичнее, чем это делает Христос в Евангелии от Иоанна. В своей последней сути, по своей природе сатана представляет собой несущее, то, что одним лишь обманом и ложью стремится стать сущим. Именно поэтому он обманывает от начала, еще до того, как ему удается стать действительным бытием.

Итак, до сих пор совершенно ничего нельзя сказать о мнимой истории отпадения от Бога, совершившейся когда-то во времени.

Если же мы представим, что это начало, этот исшедший от человека дух достиг бытия, действительной власти над сознанием, тогда он 1) имеет всеобщее отношение к человеческому роду вообще. Применительно к этому отношению надо различать несколько периодов. Всю дохристианскую эпоху христианство воспринимает как эпоху признанного господства этого начала, где упомянутый дух предстает как князь мира, бог этого зона, этого периода времени.* Христос пришел как сильнейший и лишил это начало его непреодолимой власти, с которой оно действовало доселе, но оно остается подвижным по своей природе и никогда не равно

· Епифаний17 (Hacrcs. XXX, с. 16) так говорит об эбионитах: «Лш Tivaq ouviaraotv вк ВеоО тетауцеуош;, eva tov Xpiatov, eva 5e tov бшрсЛог. кой tov цсу Xpioiov Xeyouai tod (.le^Aovtot; aicbvoc; e'iA.r|(pevai tov icXfjpov. tov 5e SmjJoXov toutov летистеш&ш tov aicbva ек Tipootayriq Sf^ftev tod яаутократорос; кат' штгри- екатерсоу ainuv».18

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 301

самому себе; будучи по природе неисчерпаемым, оно меняет роли в том смысле, что, побежденное в одной области, перекидывается в другую. Однако в нашу нынешнюю задачу не входит подробное рассмотрение различных фаз или превращений этого начала. Здесь нам надо рассмотреть только тот дух, из наущений которого возникло все язычество, по сути своей само представляющее враждебную человеку религию. Фемистокл19 должен был, хотя и неохотно, признать человеческие жертвоприношения, и здесь это начало действительно проявляется как человекоубийственное.*

Однако кроме этого всеобщего отношения к человеческому роду, которое до конца времени принимает различные формы, христианство устанавливает к нему и особенное отношение — 2) отношение к отдельному человеку. Каждый человек, родившийся впоследствии, родился, уже находясь под влиянием этого духа, и духу теперь уже не надо его возбуждать. Здесь можно было бы вернуться к последнему понятию, к тому, что называется первородным грехом или радикальным злом человеческой природы, в существовании которого может сомневаться только поверхностная философия, та, которой недостает самых обычных познаний о человеке, недостает того удручающего опыта, о котором в какой-то мере говорил уже Кант в своем сочинении о радикальном зле20 и согласно которому сердечная доброжелательность все-таки связана с чем-то таким, что позволяет отметить, что «в несчастии самых лучших наших друзей есть нечто, не вызывающее в нас неудовольствия», недостает опыта, свидетельствующего о затаенном лицемерии даже при самой искренней дружбе, лицемерии, которое заставляет не доверяться полностью даже самому лучшему другу и делает такое поведение мерилом умного человека, недостает опыта, свидетельствующего о склонности ненавидеть как раз того, кому ты чем-то обязан и почти

· См. предыдущий том, с. 559 и след. (Примеч. К. Ф. А. Шеллинга.).

301 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

наверняка питать к нему тем более ядовитую вражду, чем существеннее оказалась помощь, а также опыта прочих таких же любезностей, которыми готова ответить человеческая природа. Этот дух овладевает человеком, когда тот не предчувствует этого и не знает об этом и, будучи сам по себе бесконечной возможностью, которая никогда полностью не осуществляется, играет всеми формами, красками и образами, однако сам никогда ничего не может без содействия человека и потому стремится подвигнуть его на то, чтобы он осуществил сокрытые в нем возможности, привел их ad actum.21 Будучи неиссякаемым источником возможностей, которые меняются, обновляются и чередуются сообразно обстоятельствам и отношениям, этот дух является непрестанным стимулом и двигателем человеческой жизни, тем началом, без которого мир заснул бы, а история погрязла бы в застое и впала бы в забытье. Такова подлинно философская идея сатаны. Будучи, с одной стороны, неисчерпаемым источником возможностей, а с другой, отличаясь неспособностью их осуществить, этот дух как бы вечно алчет действительности, и поэтому апостол сравнивает его с голодным львом, который всюду ищет того, кого мог бы поглотить в своем вечном алкании,22 в своей никогда не утоляемой потребности волею человека осуществить то, что в нем самом содержится только как возможность. Поэтому он постоянно осаждает волю человека, всегда на страже и каждый миг готов прибегнуть ко всякому злу, использовать любую возможность, через которую воля человека позволяет ему войти в себя. Согласно новозаветным речениям, человек всегда и везде подвержен его домогательствам, причем таким образом, который никак не согласуется с природой ограниченного духа, являющегося простой тварью. В этом отношении Новый Завет, естественно, всецело стоит на практической точке зрения. Другая точка зрения — философская, которую я обозначил выше и согласно которой этот дух представляет собой необходимое principium movens23

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 303

всей истории. Для того чтобы понять новозаветные речения об этих опасных духовных домогательствах, необходимо допустить существование начала, которое ни от чего нельзя отъединить и которое умеет прокрасться всюду, когда речь заходит о человеке, с коим оно не может расстаться, с относительной вездесущностью высматривая любую содержащуюся в нем возможность. Крайне важные слова об этих ухищрениях сатаны говорит апостол Павел (Еф. 6, /7): облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать (36Xov, против козней и методических домогательств злого духа.* Лишь бедная опытом философия может сомневаться в том, что человек имеет дело с таким началом, которое, как сетями, опутывает его всяческими возможностями и стремится только к тому, чтобы через них подчинить его себе, как некогда оно покорило человека, чья катастрофа потому и называется падением, что он подпал под господство этого начала. Человек может уступить материальным соблазнам мира, не отравляясь в своем самом сокровенном, в источнике своей воли, но человеку надлежит бороться не с «плотью и кровью», а с теми духовными силами зла, которые недоступны некоторым людям, потому и называемым добрыми, добродушными, что они сами бездуховны и посему не обладают никакой притягательной силой для этого духа, — итак, бороться с теми духовными силами зла, которые неизвестны такому роду людей уже в силу грубой материальности их натуры и которые скорее направлены как раз против благородных и духовных натур, чей внутренний мир, как только им дозволяется туда войти, внезапно опустошается и превращается в арену злейшей страсти, — против таких духовных сил надо бороться. Только лживое человеколюбие может со-

· Платон говорит, что Аид — это великий оскрютт^ (софист). Однако о сатане можно сказать, что он софист кат' e^oxnv (по преимуществу). (Примечание на полях.)

304 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

мневаться в воздействии духа, радующегося злу, лживая любовь к людям, говорю я, ибо подлинное благо человеческого рода заключается не во мнимом счастье нынешнего состояния; современность — это, скорее, эпоха борьбы, а не блаженства. Но если бы восторжествовала победа, если бы утвердился окончательный триумф, увенчанный вечным блаженством, разве и тогда не подвергался бы человек самым духовным искушениям в своем самом сокровенном? Основательное, неослабное и предназначенное для жизни наставление (а таковым должно быть всякое) не может обойтись без того, чтобы всех, кто ему внимает, не посвятить в тайны зла, как говорит Апокалипсис (2, 24), дабы они не вступили в мир неопытными, полагая, что надо бороться только с плотью и кровью, дабы научились, как повелевает Христос, быть мудрыми, как змеи, и простыми, как голуби25 (величайшее противоречие, но и нечто высочайшее, если оно достигается), дабы благородную натуру не заставал врасплох неизбежный опыт, ибо каждый, кто не довольствуется повторением выученного наизусть урока или исполнением выученной наизусть роли, каждый, кто действительно приступает к этому миру, неминуемо встречается с этим всеобщим противником и вступает с ним в противоборство.

В Новом Завете дух искушения предстает как сущий вне человека и стремящийся войти в его волю. По своей природе он представляет собой бесконечное, истинное всемогущество, однако не может самостоятельно реализоваться; поэтому ему приходится осаждать человека, и его самого представляют как постоянно одолеваемого беспокойством, как того, кто может обрести покой только в человеческой воле, как говорит Христос (Мф. 12,43): «Когда нечистый дух выйдет из человека, он бродит по сухим местам, ища покоя, и не находит его; тогда говорит он: возвращусь в дом мой, откуда я вышел». — Нельзя не оценить всю образность этого отрывка, но она такова, что дает возможность постичь и саму идею. Упоминанием о су-

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 305

хих, по существу, безводных местах характеризуется сухость дьявольской природы, его вечная жажда действительности. Оказавшись вне человека, этот дух попадает как бы в пустыню (вспомните о Тифоне), ища и не находя покоя, , ибо его беспокойство утихает только в человеке; человеческая воля — это его, покой, без нее он отъединен от всякой действительности, находится в абсолютном бессилии, и все-таки некогда он был подвигнут взывать к действительности. Ибо всегда остаются возможности, т. е. духи, которые не находят средств для самоосуществления, и именно поэтому пустыня мыслилась как обиталище злых духов. Власть, обретенная через человека, изображается как вхождение в человека. Так случилось с предателем Иудой, в которого вместе с последним куском, протянутым рукою учителя, преисполненного любви, вошел сатана .26 Речь идет о наущениях, внушениях сатаны (ср. Ин. 13, 2; 1 Пар. 22, J). Итак, мы проследили отношение сатаны 1) к первому человеку, 2) ко всему человеческому роду, 3) к отдельному человеку; мы всюду познали реальность этого начала и придали ему совсем иное значение в сравнении с тем, которым оно наделяется в рассматриваемой нами теории. Однако мы видим, что это учение никогда не было предметом настоящего обсуждения, ведущего к определенному решению. Отсюда понятно, почему были полезны так называемые ереси. Что касается манихейства, то оно было совершенно антихристианской системой и в этом отношении даже не было ересью и, быть может, имело лишь своим следствием чрезмерную перестановку акцентов, сделанную из страха увидеть сатану превратившимся в абсолютное, нетварное начало, предшествующее творению. Мы же придали ему иное значение, приняв его как начало, которое хотя и было охвачено пределами тварности в творении и особенно в человеке, но все-таки не упразднило своей не знающей пределов природы, которое хотя и не может стать противоположностью творению, пока человек удерживает его

306 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

в своей власти, но тем не менее именно поэтому по своей природе (N.B.) остается опасным для воли человека, от начала озадачивая его и стремясь привлечь к себе, дабы подчинить его себе и вернуться в свою изначально беспредельную природу. Однако в таком его отношении к человеку мы одновременно постигли его и как начало, необходимое для того, чтобы стала явной совершенная и несомненная истина творения, ибо в творении нет совершенной истины до тех пор, пока не проявится всякая противостоящая ему возможность, которая, став явной, тут же не потерпит поражения. В соответствии с этой точкой зрения, данное начало представляет собой причину, вызывающую скрытое зло и радующуюся тому, что это зло становится явным, причем сама она не является злой, ибо сам Бог ее терпит и должен желать ее наличия, насколько этого вообще можно желать, причем не в себе как таковую, а лишь как средство. Этим объясняется, почему в Ветхом Завете и отчасти даже в Новом (в отрывках, принадлежащих перу Иоанна) сатана изображается не просто как начало, отторгнутое Богом, но такое, которое Бог терпит, которое принадлежит его домостроительству и в этом смысле им признается. Из этого отношения вытекает и дальнейшее определение: выступив из пределов тварного, сатана представляет собой чистое начало, чистый дух, противостоящий всему конкретному, по сути дела, всему тому, что хочет утвердиться, не будучи испытанным, всему, что мнит себя прочным, можно сказать, всему косному (дух, который в этом смысле, конечно же, предстает как враг твари, которая, будучи предоставленной себе, застыла бы в полной неподвижности); и в то же время это дух, предшествующий творению; он исшел из творения и в этом отношении не является нетварным духом, хотя, противостоя творению, не может быть и тварью. Учитывая нетварную природу этого начала, теперь полагаемого в его свободе, мы одновременно объяснили и природу влияния сатаны, которое, согласно совершенно недвусмысленным

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 307

новозаветным речениям, нельзя не принять и свести на нет, а согласно обычным представлениям, его так не объяснишь. Но если в соответствии со всем этим изложением сатана воспринимается под двойным углом зрения (он есть такая природа, которую не только возможно, но и необходимо представлять двояко, он есть природа, двойственная в себе), если, с одной стороны, он предстает как непрестанный сеятель противоречий, устроитель всякого раздора и разобщения, творец зла и т. д., а с другой — как начало, которое терпят и которого желают, по меньшей мере, как средство, как в таком случае получается, что, главным образом в речениях Христа, от этой иронии, этой двойственности не остается и следа, что Христос всюду видит в нем злого духа, достойного ненависти, небожественного и противоборствующего Богу, каковым его и характеризует? На это вкратце можно ответить так. Сын Божий явился для того, чтобы разрушить дела дьявола, и, следовательно, Христос предстает как прямая противоположность сатаны, а сатана — как прямой противник Христа. Он сам так воспринимает его, когда, чувствуя приближение смерти, говорит: «Идет князь этого мира, но по отношению ко мне он не имеет ничего — никакого права» (Ин. 14, 30); с другой стороны, он знает, что через него князь этого мира осужден, ибо говорит он (Ин. 16,11), дух , которого я пошлю, убедит мир в том, он , что князь мира сего осужден. В чем заключается этот суд, он недвусмысленно разъясняет в другой ситуации, когда голос с неба говорит ему о грядущем прославлении (Ин. 12,28): ныне суд этому миру, ныне князь этого мира будет изгнан вон28 (из внутреннего, из того средоточия, в котором он все еще утверждал себя как религиозное начало), и, добавляет он, когда я буду вознесен от мира, я всех (т. е. язычников и иудеев) привлеку к себе29 (и, следовательно, лишу власти этого князя мира). У Луки (10, 75) он уже предвидит свою победу над сатаной, говоря: «Я видел сатану, падшего с неба, как молния». —