Часть 3.

Маркс в свое время дал важный прогноз относительно будущего всей нашей науки: “Впоследствии естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере, в какой наука о человеке включит в себя естествознание: это будет одна наука” [10].

Конечно, взгляды Толстого были весьма далеки от научной теории Маркса, но страстный толстовский призыв к ученым всех специальностей вплотную заняться проблемой человека, его жизни, его блага, его счастья, вне сомнения, содействует тенденции сближения социальных и естественнонаучных исследований.

Толстой в своих исканиях и проповедях разоблачил стремление идеологов буржуазии представить науку как некую вне- и надчеловеческую конструкцию, абстрактную систему чистого знания, обретаемого вне насущных социальных проблем.

Место и роль науки он рассматривает не только в связи с общечеловеческими коллизиями и судьбами, но связывает в первую очередь с жизнью трудового человека, рядового труженика. Знания – людям труда. Таков завет Толстого.

Противоречивость буржуазного использования науки, кризис этических основ деятельности ученого в условиях капитализма вслед за Толстым обнаруживают и прослеживают многие художники нашей эпохи. В их числе Герберт Уэллс и Алексей Толстой, Карел Чапек и Бертольд Брехт. Андрей Платонов образно противопоставил “злую науку” “науке сердечной”.

Сейчас с еще большим драматизмом выявилась вскрытая Толстым бесчеловечность (нет, не науки!) всей системы мира угнетения, эксплуатирующего и саму науку, превращающего ее в орудие смерти.

Наука – не самодвижущая сущность, которая сама себя двигает и развивает, не мистический субъект, а результат деятельности живых, реальных людей – носителей знаний, ученых. А эти люди не могут отмахиваться от проблем современности, от злобы дня, от судеб мира, и в первую очередь от борьбы трудящихся за свое освобождение против всякого гнета.

Проблема социальной ответственности ученого, выдвинутая Толстым, встала ныне во весь свой грозный рост. Речь уже идет не только о методологических вопросах познания мира или просветительской функции науки. Агония буржуазных общественных отношений увлекает науку в бездну антигуманистических, античеловеческих целей, замыслов и устремлений. В новом, еще более грозном виде возникает требование Толстого соединить науку и нравственность, знание и совесть. Об этом думают, за это борются лучшие представители современной науки, понимающие трагизм сложившейся ситуации.

Известный английский физик, человек несомненно прогрессивных взглядов, Макс Борн, писал: “Хотя я влюблен в науку, меня не покидает чувство, что ход развития естественных наук настолько противоречит всей истории и традициям человечества, что наша цивилизация просто не в состоянии сжиться с этим процессом. Нынешние политические и милитаристские ужасы, полный распад этики – всему этому я сам был свидетелем на протяжении своей жизни [11].

Правда, современные буржуазные ученые в своей критике антигуманного использования науки обычно не идут так далеко, как Толстой, распространявший свою критику на общественный строй, на отношения эксплуатации.

Нет, Толстой для нас не устарел как критик буржуазной науки. Пока на свете существуют эксплуатация и угнетение, пока империалистическая буржуазия готова прибегнуть к любым средствам для спасения своей власти и наживы, до тех пор актуален и жизненен великий вопрос, поставленный Толстым: с кем вы, деятели науки? С классом угнетателей и тунеядцев или с трудовым народом? Во имя жизни или смерти трудитесь вы в лабораториях, мастерских и библиотеках?

Толстой, в силу особенностей своей эпохи, своего мировоззрения, не мог дать полного ответа на вопрос: так что же делать в сложившихся условиях. Он понимал, что надо тесно, органично сочетать, связать деятельность ученого и труд рабочего и крестьянина. Он верно сказал: “Истинная цель науки есть познание истин, необходимых для блага людей” [12].

Литература

1. Бертло М. Наука и нравственность. М., 1898. С. 47, 69.

2. Толстой Л. Педагогические сочинения. М., 1953. С. 300.

3. Толстой Л. Полное собрание сочинений. М., 1956. Т. 38. С. 141.

4. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 20. С. 23.

5. Толстой Л. Полное собрание сочинений. М., 1956. Т. 39. С. 121.

6. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 381 – 382.

7. Чехов А.П. Собр. соч. Т. 12. М., 1957. С. 50.

8. Толстой Л. Полное собрание сочинений. М., 1937. Т. 25. С. 364.

9. Вернадский В.И. Война и прогресс науки // Очерки и речи. Пг., 1922. Т. 1. С. 138.

10. Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956. С. 596.

11. Борн М. Моя жизнь и взгляды. М., 1973. С. 45.

12. Толстой Л. Полное собрание сочинений. М., 1956. Т. 40. С. 434.

1978 г.

Новые “плоды просвещения”

Логика профессора Кругосветлова

В комедии Л.Н. Толстого “Плоды просвещения” наряд с критикой социальных невзгод пореформенной России наш великий обличитель коснулся актуального и модного по тем временам вопроса: увлечения медиумическими явлениями, спиритизмом, вызыванием духов и столоверчением. Как известно, дань этому поветрию отдавали некоторые ученые и на Западе и в России (среди них В. Крукс, О. Лодж, А.М. Бутлеров, Н.Н. Бекетов, Н.П. Вагнер). Российская научная общественность создала специальную комиссию для рассмотрения проблемы. Возглавил ее Дмитрий Иванович Менделеев. Приговор был ясен и строг: нечистота опытов, шарлатанство, обман и самообман.

В модный спиритизм впал и Алексей Владимирович Кругосветлов – герой толстовской комедии. Медиумические явления, телекинез и вызывание духов он с самым серьезным видом пытался подвести под терминологию распространенного в ту пору энергетизма. В соответствии с идеалистическими взглядами известного физика и химика Оствальда профессор Кругосветлов рассуждает о нематериальности атомов, которые якобы суть не что иное, как точки приложения сил.

Как же объяснял парапсихологические, то бишь спиритические, явления достославный профессор Кругосветлов? Пока принимавший участие в сеансе спирит Гроссман не начал еще “вибрировать”, профессор развил следующую систему аргументов.

Во-первых, спиритические явления не бывают сверхъестественными, они стары как мир и подчиняются тем же известным законам бытия, как и все существующее. Во-вторых, мир духовный не “противуполагается” миру материальному: оба мира тесно соприкасаются, между ними нет демаркационной линии. В-третьих, материальный мир слагается из молекул, молекулы – из атомов, но последние не имеют протяжения и представляют собой “точки приложения сил”, точнее – энергии. В-четвертых, до последнего времени нам были известны только четыре взаимопревращающиеся формы энергии: динамическая, термическая, электрическая и химическая. Но этим виды энергии не исчерпываются, необходимо присоединить к ним новый, малоизвестный тип медиумической энергии.

Медиумическая энергия известна человечеству давным-давно: ее существование подтверждают предсказания, предчувствия, галлюцинации и многое другое. Но сама медиумическая энергия не признавалась до тех пор, пока не было открыто той среды, колебания которой и производят медиумические явления. Подобно световому эфиру, в промежутках между эфирными частицами находится особое невесомое вещество, которое может быть названо духовным эфиром.

Мы сжато, но добросовестно изложили монолог профессора Кругосветлова из действия III, явления 19 бессмертной комедии Толстого. Смысл его заключается в утверждении дуализма материи и сознания, души и тела. Эта позиция имеет возраст древнего человека, с его верой в духов, анимистическими представлениями. Но она “модернизирована” в соответствии с естественнонаучными представлениями конца прошлого столетия. Речь идет не о примитивном анимизме, а о противопоставлении двух “эфиров”: эфира физического, к колебаниям и движениям которого сводятся явления физические, и эфира “невесомого”, с которым связана передача “медиумической энергии”.

Принципиальным является утверждение, что “духовный эфир” есть невесомое вещество; эта позиция хорошо известна в истории естествознания. В те эпохи, когда естествоиспытатели не умели объяснить движения и свойства материи из нее самой, из ее внутреннего строения и самодвижения, были придуманы многочисленные “невесомые материи”. Так, передача тепла объяснялась перетеканием особой невесомой жидкости – теплорода, магнитные свойства объяснялись поведением специальной “магнитной жидкости”. По аналогии с такими представлениями возникли и взгляды, в соответствии с которыми мысль, сознание представляют собой особую жидкость, которую мозг выделяет так же, как печень продуцирует желчь.

Этот примитивный метафизический дуализм отрывал свойства материи от самой материи, противопоставлял их материи как внешнюю силу, извне оплодотворяющую костное вещество, придающую ему жизнедеятельность и движение. Вульгарно-материалистическая позиция на деле всегда оказывается лишь ступенькой к идеализму, тоже вульгарному, примитивному.

Не следует думать, что борьба науки против антинауки, знания против мистицизма, разума против иррационализма, материализма против религии – дело прошлое и излишнее. Казалось бы, в наши дни вряд ли стоит тревожить “дух” первых спиритов – сестер Фоке, Стэда, Юма (не путать с философом), Мэри Бейкер и др., век назад вызывавших умопомрачение одураченных зрителей. В эпоху космических полетов, атомной энергии и быстродействующих компьютеров, казалось бы, не могут сохраниться представления, понятия и способ мышления колдунов и ведьм. Ан нет! Увы, они живут и поныне, и не в джунглях Калимантана и Амазонки, а рядом с нами.

Конец научной нейробиологии

В Москве в 1980 г. Научно-техническим горным обществом была издана солидная книга в добротном переплете “Вопросы психогигиены, психофизиологии, социологии труда в угольной промышленности и психоэнергетики”. Это очень хорошо, что Научно-техническое общество разрабатывает актуальные проблемы социологии труда, глубоко интересуется психогигиеной, условиями работы шахтеров, предлагает методы облегчения тяжелой работы под землей.

Но интересам авторов упомянутого сборника, очевидно, тесно в рамках избранной темы. Неожиданно мы встречаемся в нем со статьями, выходящими за пределы проблем улучшения труда шахтеров. Таковыми, например, являются статьи “О материальной основе отражения действительности человеком”, “К вопросу об информационном взаимодействии изолированных систем без передачи энергии”, “Биоэнергетические аспекты соотношения образа восприятия с воспринимаемым объектом”, “Энергетическая регуляция психической деятельности – комплексная проблема современной науки”. Кажется, названные вопросы имеют весьма отдаленное отношение к социологии труда шахтера. Создается впечатление, что весь пухлый сборник создан для того, чтобы предать гласности эти статьи, имеющие философскую направленность, рассматривающие проблемы теории отражения, теории познания.

Гносеологическая проблема, которая находится в центре внимания авторов, звучит так: как возможно адекватное отражение действительности, как и с помощью чего человек отражает окружающий мир, каковы материальные основы психики?

Эти вопросы не новы как для естествознания в целом, так и для философии. Гигантскую работу провели на протяжении веков естествоиспытатели, изучавшие механизмы нервной деятельности, физиологию органов чувств, структуры и функции мозга. Гельмгольц и Сеченов, Шеррингтон и Павлов приложили немалые усилия для понимания деятельности мозга.

Каков же итог всей этой кропотливой работы? Вот как он охарактеризован в упомянутом сборнике: “Конкретно-научное понимание материальной основы психики, в своих различных вариантах распространенное в современной науке – биологии, физиологии, биофизике, биохимии, психологии, – не позволяет подойти к решению обсуждаемой здесь методологической проблемы – проблемы механизмов адекватного отражения действительности. Реальное и совершенно несомненное существование адекватных образов, их очевидная роль в регуляции деятельности человека вступает, следовательно, в противоречие с некоторыми принципами современного естествознания” [1]. Приговор весьма суров. Он ставит под вопрос некоторые установившиеся принципы естествознания.

Авторы сборника полагают, что современная наука находится на ложных путях. Она напрасно пытается понять познание, отражение, исходя из общеизвестных свойств общеизвестной материи. Эта материя не годится, нужно искать другую – таков вывод авторов. Вот как он звучит в их собственных устах: “Науке неизвестна материя, из которой происходит лепка, построение психического образа, адекватного отображаемому объекту”. И далее там же и еще более сурово: “Если это так, то, согласно материалистическим принципам, должна быть материя, обеспечивающая процесс построения образа, адекватного объекту. Поскольку во всей системе естествознания такая реальность отсутствует, система эта не может быть полной и нуждается в серьезной достройке” [1, с. 359].

Итак, взята под сомнение “вся система современного естествознания”. Известная естествознанию материя неспособна адекватно отразить окружающий мир, природу и человека. Это случилось потому, что естествознание в своей ограниченности до сих пор занималось только лишь “веществом и процессами”. Таков упрек авторов сборника.

Свою знаменитую речь “Естествознание и мозг” (1909) И.П. Павлов начал словами: “Можно с правом сказать, что неудержимый со времени Галилея ход естествознания впервые заметно приостанавливается перед высшим отделом мозга, или, вообще говоря, перед органом сложнейших отношений животных к внешнему миру. И казалось, что это – недаром, что здесь – действительно критический момент естествознания, так как мозг, который в высшей его формации –человеческого мозга – создавал и создает естествознание, сам становится объектом этого естествознания” [2].

Бастион этот невероятно сложно устроен и грозен: одних элементарных клеток – нейронов – оказалось в нем столько же, сколько звезд в нашей Галактике, а число возможных связей между ними предполагается на уровне 1014. И тем не менее штурм начался и дал уже важные результаты. С именами Бехтерева, Гольджи и Кахала, Ниссля и Наута связаны весомые успехи нейроанатомии мозга, способствовавшие прояснению его сложнейшей архитектоники, установлению морфологических особенностей отдельных структур, вплоть до микроскопических аксонов, дендритов, синапсов. Метод условных рефлексов позволил обнаружить закономерности распространения нервного импульса, процессов возбуждения и торможения, их иррадиации и концентрации в коре мозга. Впечатляющи успехи электрофизиологии, основанные на методе вживленных микроэлектродов, выяснены многие интимные стороны передачи раздражения, установлены биохимические механизмы проведения возбуждения, передачи его от нейрона к нейрону. Открыты важные химические медиаторы нервных процессов – нейропептиды. Возникло представление о кооперативных формах взаимодействия в нейронных ансамблях (А.Б. Коган). Установлена функциональная, а также химическая ассиметрия больших полушарий мозга (Н.П. Бехтерева, Е.И. Чазов). Отметим успехи физиологии органов чувств, внешних и внутренних анализаторов.

Всех успехов нейробиологии не перечесть, но гора непознанного здесь еще подавляет своей грандиозностью, и вполне актуально звучат поныне ленинские слова: “На деле остается еще исследовать, каким образом связывается материя, якобы не ощущающая вовсе, с материей, из тех же атомов (или электронов) составленной и в то же время обладающей ясно выраженной способностью ощущения. Материализм ясно ставит нерешенный еще вопрос и тем толкает к его разрешению, толкает к дальнейшим экспериментальным исследованиям” [3]. Этот путь невероятно труден, но лишь он приводит к постепенным успехам.

Вместе с тем неоднократно раздавались призывы идти иными путями. Ленин в свое время критиковал махистов, которые пытались решить психофизическую проблему, придав двусмысленный философский характер понятию “элемент”, который, с одной стороны, есть физическое, а с другой – психическое. Это изобретение никаких научных лавров махистам не принесло и ничего, кроме методологической путаницы, не дало.

Авторы рецензируемого труда по психофизиологии в угольной промышленности вознамерились пойти своим путем в раскрытии тайн работы мозга. Для этого, по их мнению, не следует кропотливо изучать молекулярные механизмы передачи нервного импульса: “Молекулы безусловно участвуют в кодировании поступающих извне воздействий, но молекулярный уровень, в силу принципиальной иероглифичности присущих ему свойств записи, не может рассматриваться как тот уровень материи, на котором непосредственно осуществляется построение образа, адекватного объекту [1, с. 327]. Что и говорить, образ внешнего мира не формируется внутри молекулы; в равной степени распад под влиянием света молекулы йодистого серебра еще не дает адекватного образа фотографируемого пейзажа, но является элементарным актом построения этого образа.

Итак, молекулы не могут адекватно отражать внешний мир, тогда что же? Здесь мы приходим к центральной гипотезе цитируемых психоэнергетиков: “Что же касается материи психического, то в качестве такой материи могут быть рассмотрены те структуры, которые позволяют воссоздавать объекты окружающего мира такими, каковы они в действительности” [1, с. 330]. О “материи психического” мы еще поговорим, а сейчас остановимся на “структурах”. Оказывается, идущая мучительно трудными путями, современная научная нейробиология ищет их совсем не там, где они находятся. Зачем возиться с микроанатомией мозга, медиаторами, синапсами, рефлексами, энцефалограммами и т.п., когда имеется принципиально иной ответ: “Для того, чтобы осуществить прорыв в неспецифическую для современной науки область психологических структур, необходимы новые для психологии и естествознания факты, которые позволяли бы разработать новые средства исследования.

Здесь возникает идея использования для разработки проблем психологической онтологии тех психолого-биофизических взаимодействий, которые получили традиционное название “парапсихологических” [1, с. 330]. Далее автор переходит к конкретным формам “психической онтологии”.

Первая из них – передача образного и мысленного содержания на расстояние.

На вопрос: существует ли передача мыслей на расстояние? – мы также отвечаем определенно и категорически: да! С помощью почты, радио, телеграфа, телефона, телевидения. Мысль может быть как бы на время законсервирована и передана с задержкой в этом консервированном виде. Этому служат книги, газеты, журналы, розеттский камень, стела Хаммурапи, грампластинки, магнитофонные ленты, папирусы, клинописные таблички, узелковое письмо, пиктограммы, берестяные грамоты, инкунабулы и т.п.

Однако не эти источники информации и способы передачи образов и мыслей имели в виду авторы сборника. Все тысячелетние усилия художественной мысли, все ухищрения техники должны пасть перед главным способом передачи мыслей и образов на расстояние – телепатией! Только она – ключ к психической онтологии, только она раскрывает тайны сознания. Этим перечеркивается вся значимость для человека, его филогенетического и онтогенетического развития процесса формирования мира культуры и освоения его. Отрицание значимости для человека созданного его же руками мира культуры – вот что движет интересами сторонников телепатии.

Сторонники парапсихологии отвергают трудный, медленный путь познания в пользу прямого, непосредственного постижения внешнего мира с помощью осенения, озарения, откровения, прозрения. Здесь не требуются ни синхрофазотроны, ни радиотелескопы: путем установления парапсихологического контакта можно узнать, есть ли жизнь на Меркурии. Такое познание через откровение проповедовал поздний Шеллинг, за что его критиковали и Гегель, и Энгельс.

Да, возразят нам, но существуют же экстрасенсы, которые ощущают, узнают то, что другим неведомо! Действительно, любое познание начинается с чувственного восприятия, с ощущения. В то же время, как показывает физиология анализаторов, да и обычный житейский опыт, способность ощущения, пороги восприятия отличаются не только для разных лиц, но и изменяются для одного и того же индивида в зависимости от возраста, состояния организма, внешних условий и т.п. Высокую степень наблюдательности и чувствительности может выработать в себе врач и следопыт, дегустатор и сапер, парфюмер и живописец. Усталый человек, вернувшийся домой с работы, не замечает букета свежих цветов, звучания приятной музыки; прежде он должен отдохнуть, и только тогда все это превращается в видимый, слышимый образ. Означает ли это, что сначала он был гипосенсом, а потом стал экстрасенсом?

Тренированный, наблюдательный человек замечает многое из того, что ускользает от случайного взгляда. Когда-то известный “маг” Вольф Мессинг рассказывал, как он определял локализацию головной боли при мигрени у “подопытного”. Дело в том, что при мигрени сужается зрачок глаза, противоположного больной части головы, как отражение наступившего в ней спазма сосудов. А сколько оттенков настроения, состояния души отметит влюбленный в своем предмете, когда мимо этого пройдет любой другой!

Во всем этом нет ничего чудесного. “Наблюдательность и наблюдательность!” – таков был великий девиз физиолога Павлова. Здесь начало всей науки. Она исходит из способности человеческих органов чувств воспринимать изменения гравитации, механических свойств предметов, звук, форму, цвет, освещенность, химические свойства тел. В то же время человеческие способности восприятия ограничены: человек не отличит по внешнему виду безвредный мел от ядовитого мышьяка; летучая мышь слышит ультразвуковые колебания, которые недоступны человеческому уху; человек не может конкурировать с рыбами, ощущающими крайне длинные звуковые волны – предвестники шторма в море; многие звери видят в темноте, что ему недоступно; змеи находят свою теплокровную жертву по испускаемому ею инфракрасному излучению, а человек не в состоянии с ними конкурировать, он не ощущает лучей Рентгена, гамма-излучения, радиоволн, потоков нейтрино и т.д.

Однако в том и сила человеческого познания, что с помощью руки и мозга он создал искусственные органы чувств, способные регистрировать все указанные выше и многие другие излучения, звуки, потоки частиц, различать похожие вещества. Для этого не понадобились маги и экстрасенсы, потребовалось лишь развитие знания и техники.

Что касается злополучных экстрасенсов, то нужно отдать должное их наблюдательности, опыту в житейских делах, умению улавливать движения души: Вольф Мессинг очень точно определял характер собеседника после небольшого разговора (мне самому довелось это оценить). Однако никакие экстрасенсы не могут действовать вопреки объективным законам природы и творить чудеса, противоречащие всей системе современного естествознания.

Но факты, факты! – скажут нам. Действительно, факты – весьма упрямая и доказательная вещь; в то же время они требуют к себе весьма осторожного и вдумчивого подхода. Миллионы людей на протяжении тысячелетий ежедневно наблюдают очевидный факт: как восходит и заходит солнце. Это даже нашло свое эпическое выражение в песне: “Солнце всходит и заходит”. Теперь каждому известно, что это не факт, а кажимость, видимость.

Науке известно немалое число артефактов, которые неожиданно для наблюдателя возникают в ходе эксперимента. Так принимали за “факт” некоторые клеточные структуры, видимые под микроскопом, пока не выяснилось, что они лишь вторично возникают при обработке ткани различными фиксирующими веществами.

Материалистическая методология требует, чтобы факт был точным, ясным, допускающим проверку [4]. Вспомним, как в работе “Статистика и социология” Ленин оценивал явления и факты общественной жизни, методы их учета и анализа. Он ставил вопрос: как собирать точные и бесспорные факты, как устанавливать их связь и взаимосвязь? Ленинский ответ имеет глубокое и всеобщее методологическое значение: “В области явлений общественных нет приема более распространенного и более несостоятельного, как выхватывание отдельных фактов, игра в примеры. Подобрать примеры вообще не стоит никакого труда, но и значения это не имеет никакого, или чисто отрицательное, ибо все дело в исторической конкретной обстановке отдельных случаев. Факты, если взять их в их целом, в их связи, не только “упрямая”, но и безусловно доказательная вещь. Фактики, если они берутся вне целого, вне связи, если они отрывочны и произвольны, являются именно только игрушкой или кое-чем еще похуже” [5]. Действительным фундаментом любого обобщения, любой теории являются не отдельные факты, а их совокупность, не допускающая ни единого исключения, – таково требование марксистской методологии.

К сожалению, в последнее время не только цитируемые парапсихологи выискивают сенсационные, непроверенные, бессистемные факты. Припоминаются якобы оправдавшие себя чудесные пророчества и предсказания, провидения судьбы и политических событий; муссируются разговоры о таинственных неземных объектах, следы которых ищут то в перуанской пустыне, то в скалах Алжира.

При этом “неизвестное объясняется непонятным”: биополями, аурой, космическими меридианами и другими по-современному звучащими терминами.

А ведь в глубочайшем анализе со стороны науки нуждаются не какие-либо чудесные мистические факты, а самые простые вещи. Когда человеку говорят “принеси газету” и он уходит и возвращается с газетой, то это ничуть не меньшее чудо, чем передача мыслей на расстояние, или телекинез. Правда, когда даже собаке дают команду принести газету и она выполняет приказ, то механизм и этого действия пока еще не ясен. Но при анализе таких обыденных ситуаций не привлекается никаких мистических сущностей, а скрупулезно изучаются механизмы поведения, движение процессов возбуждения от нервных рецепторов к эффекторам, исполнительным механизмам. Шаг за шагом проясняется здесь существо дела без каких-либо сверхъестественных причин. Наука знает, что предстоит еще очень долгий и очень нелегкий путь познания форм поведения и активности животных, но это именно научный, а не антинаучно-мистический путь.

С интерпретацией же единичных фактов дело обстоит аналогично толкованию вырванных из общей связи текстов. Именно это имел в виду известный Талейран, когда зло шутил: “Дайте мне две любые печатные строчки, и я возведу их автора на эшафот”.

Вторая группа “фактов”, которые должны лечь в основу психической онтологии, связана с перемещением объектов без непосредственного к ним прикосновения. Ну что же, и такая форма воздействия давно известна людям. Когда командир отдает команду: “Взвод, кру-гом!”, то все солдаты поворачиваются, не испытывая какого-либо прикосновения. Без прикосновения человеческих рук удерживаются на весу в магнитном или электрическом поле весьма солидные предметы. С помощью могучих средств техники люди овладели пространством, расстоянием, скоростями, достигнув ныне Луны, Марса, Венеры.

Но не это интересует наших авторов, их внимание приковано к психокинезу – их волнует возможность перемещения предметов с помощью одних лишь мыслей и волевых усилий, при поднесении рук.

Справедливости ради скажем, что в соответствии с древними опытами по животному электричеству можно натереть руки стеклом или пластмассой, после чего навстречу им будут подпрыгивать мелкие бумажки. Это доступно каждому.

Удивляет другое: почему для осуществления телекинеза надо обязательно подносить руки, а не ноги, язык или какой-либо другой орган? Если же говорить серьезно, то в ХХ в. стыдно самым беспардонным образом игнорировать законы механики, законы сохранения энергии. Это было под стать лишь ведьмам и колдунам. И клочки бумаги, подпрыгивающие к натертой пластмассой руке, передвигаются не под влиянием психической материи, а под воздействием электростатического заряда; руку можно попросту заменить куском кожи.

Со злополучной кожей связана третья группа “фактов”, лежащих в фундаменте психической онтологии. Речь идет о “кожном зрении”, об ощущении кожей световых воздействий (так называемое дермовидение). Нет никаких сомнений в том, что кожа, как и любая другая живая ткань, претерпевает изменения под воздействием света: иначе никак нельзя было бы загореть на пляже. Существует даже целая наука фотобиология, изучающая действие света на живые ткани. Однако никому еще не удалось создать “адекватный образ” внешнего мира с помощью кожи. Проще всего это осуществляется с помощью глаза, работа которого изучается уже не одну сотню лет и привела к пониманию многих этапов формирования зрительного образа.

Ах, как было бы прекрасно, если бы в случае слепоты удалось заменить глаза кожей рук! Тогда не пришлось бы вести во всем мире долгих и кропотливых исследований по созданию искусственного зрительного протеза, как этого терпеливо добивается современная наука с применением электрофизиологии, вживленных электродов, микротелевизионных устройств.

Великую роль руки в деле познания и преобразования внешнего мира рефлектирующий рассудок превращает в пустую абстракцию этого могущества, способность быть чувственно-практической формой возможных форм. В этой абстрагированной от мира пустоте абстрактная рука может делать все, ничего реально не делая, может перемещать предметы, ни к чему не прикасаясь, лишь одним усилием воли. Так рождается первобытная магия, трансформирующаяся впоследствии в учение о телекинезе или психокинезе.

Наконец, четвертая группа “фактов”, привлекаемых психоонтологами, относится к определению состояния внутренних органов человека при поднесении к телу рук (паранормальная диагностика). Мы только что пропели гимн руке: может быть, она действительно способна определять состояние внутренних органов тела? В самом деле, с помощью руки измеряется пульс, прощупываются затвердения, тромбы, опухоли; руки ощущают общий и локальный жар или, напротив, понижение температуры в том или ином участке тела. И обычные руки и руки, вооруженные приборами, сработанными руками человека, необычайно важны для диагностики заболеваний, для определения состояния организма. Перечитайте “Канон врачебной науки” Авиценны, и вы убедитесь в неисчерпаемой диагностической и терапевтической силе рук врача. Но нашим парапсихологам понадобились не обычные, а некие мистические руки, умеющие без прикосновения к телу определять болезни. Видимо, мало новейшим психоонтологам отрицания культуры, науки, труда, у них руки чешутся (великий парапсихологический феномен, еще не учтенный цитируемыми авторами!) от желания унизить современную медицину.

Мы коснулись основной (но не единственной) группы “фактов”, мобилизуемых современными парапсихологами для построения адекватного образа окружающего мира. Эти факты преимущественно связаны с поведением кожи. В чем же причина таких мистических ее особенностей? Чтобы ответить на этот вопрос, нам придется спуститься из первого “круга ада” в следующий. Процитируем здесь лишь предварительный ответ психоонтологов: “Как утверждают древние теоретики акупунктуры, обеспечивающая жизнь энергия концентрируется вокруг организма человека в околокожном пространстве” [1, с. 345]. Отсюда мы узнаём, что в древности существовали “теоретики” акупунктуры. Жаль, что эти теоретики из среды буддийских монахов не оставили нам своих соображений о трансформации энергии АТФ (аденозинтрифосфат – главное депо энергии организма) в околокожную энергию. Интересно было бы знать, осуществляется ли это за счет гравитационных, электромагнитных, сильных или слабых взаимодействий? Эта тайна откроется нам позже, когда мы окунемся в Космос. Пока же займемся более близкой проблемой: как понимают психоонтологи единую причину, сущность всех упомянутых разнокачественных явлений, что лежит в их общей основе?

Таинства биологического пол

Единой сущностью, общей причиной описанных (и множества других) явлений оказалось, по мнению психоонтологов, биологическое поле, существование которого постулировал еще А.Г. Гурвич. И в самом деле, вокруг живого организма существует термическое поле, определяемое градусником. Ныне большой интерес вызывают акустические поля, связанные с движением мышц, связок, суставов (косточки хрустят). Очень тонкое “химическое поле” каждого живого существа различают собаки, да и мы неравнодушны к запаху борща или ландыша. Организм обладает гравитационным полем, а также электромагнитным в разных диапазонах (инфракрасное излучение от химических процессов, фосфоресценция при свечении глаз и т.д.). Все эти поля представляют собой определенную реальность, которая должна быть исследована и научно истолкована. Какие здесь имеются достижения и проблемы, можно узнать, например, из книги А.С. Пресмана “Электромагнитные поля и живая природа”, где развернута интересная концепция информационной роли электромагнитных полей (ЭПМ) в поведении животных (например, рыб при повороте стаи “все вдруг”) [6]. Не исключено, что способность инфузорий не сталкиваться при хаотическом, на первый взгляд, движении в воде также вызвана взаимодействием их ЭПМ, хотя здесь возможно и другое толкование: сблизившиеся инфузории могут ощущать упругие колебания жидкости, возникающие при их движении.

Но биополе наших психоонтологов обладает особой природой: “Тот биоинформационный контакт на расстоянии, который входит в состав этих явлений (парапсихологических. – Ю.Ж.), с несомненностью говорит о существовании реальности, способной нести образ за пределы молекул и клеток, образующих человека и животных” [1, с. 330]. Итак, следует, во-первых, снять с А.Г. Гурвича ответственность за такое биополе, поскольку ничего похожего он не проповедовал. Он не думал, что его биополю будет приписана ответственность за работу “структур адекватного отражения действительности” [1, с. 330].

В начале нашей статьи мы приводили обещание психоонтологов назвать тот вид материи, который обеспечивает адекватное отражение окружающего мира. Теперь мы знаем: это – биополе. Вот что о нем говорится: “Существует такая реальность, которая, будучи вполне материальной (флогистон также считался вполне материальным. – Ю.Ж.), одновременно обладает свойством психического. Именно эта форма материи позволяет лепить образы, адекватные предметам окружающего мира. Иначе говоря, психика, если ее рассматривать в аспекте бытия в онтологическом плане, оказывается своеобразной формой мaтepии [1, с. 339]. Кaзaлocь бы, дальше ехать некуда: психическое не есть свойство особым образом организованной материи, сформировавшейся в ходе длительной эволюции, а особая, своеобразная форма материи.

Итак, мы вслед за нашими авторами пришли к психофизиологическому параллелизму, к весомому и невесомому эфиру профессора Кругосветлова. Мы вступили в мир чудес.

В самом начале рассуждений наших авторов может показаться, что психическая материя, существующая в форме биополя, состоит в тесной дружбе с современной физикой и биофизикой: каждый организм имеет свою биополевую структуру, которая может взаимодействовать с другой.

Однако в отличие от обычной материи, взаимодействие психических биополей осуществляется при полной изоляции двух существ: “Другим типом информационного биополевого взаимодействия можно считать обмен информацией между полностью разобщенными биологическими объектами” [1, с. 342]. Если объекты полностью разобщены, то как же взаимодействуют их биополя? Понимай, как знаешь. А не лучше ли вспомнить парапсихологам предупреждение: “Если ты хочешь употреблять слова, то каждую минуту за своими словами разумей действительность” [7].

Другой “особенностью биополевых взаимодействий является передача информации от одной биополевой структуры к другой” [1, с. 341]. Общение людей – это вовсе не общение людей, а “резонанс между биополевыми структурами” [1, с. 342]; узнавание собеседника или интуитивное решение задачи – тоже. Все на этой основе предельно просто, непонятно только, зачем над проблемами сознания и мышления бьются тысячи представителей десятков наук.

А вот еще доказательство реальности биополя. Высмеянная еще в начале века Тимирязевым фитопсихология возрождена на основе новейших “психологоботанических экспериментов”: “Факт существования внемолекулярных и внеклеточных структур, обеспечивающих психическую деятельность, удалось установить в экспериментах по биоинформационному контакту между человеком и растением” [1, с. 332]. Механизм этого таков: человек смотрит на растение; в голове человека возникает образ растения; этот образ формирует биополе, которое, вылетев из головы человека, вызывает электрофизическую реакцию растения [см. 1, с. 333].

Психоонтологи называют еще одну очень важную черту биополевых взаимодействий: оказывается, “сам процесс информационного взаимодействия, в отличие от известных технических систем, не нуждается в энергии” [1, с. 343]. Это – вывод, чудовищный для современного естествознания. Любые взаимодействия, в том числе и передача информации, всегда сопровождаются изменениями энергии – это аксиома. Нет передачи информации без переноса масс и энергии. Даже написавший на школьной доске важную информационную новость “Оля + Петя = любовь” затратил на это и мел, и энергию своих мускулов.

Отметим попутно, что авторы рецензируемого труда склонны трактовать информацию идеалистически, как свободную от материи и энергии. А вот что по этому поводу думал Н.Винер, основатель кибернетики: “Передача информации не может иметь места без известного расхода энергии, и, следовательно, не существует резких границ между энергетической и информационной связью” [8]. Как видно, и в этом пункте наши парапсихологи расходятся с современной наукой.

Наконец, коснемся центрального пункта теории биополя (не по Гурвичу). Начнем с загипнотизированных, которые по-разному воздействовали своими биополями на два растения. Эти результаты “существенно повышают правдоподобность гипотезы о существовании биофизических структур психологического образа, экстериоризованных за пределы организма” [1, с. 334].

Переведем на нормальный человеческий язык эту фразу. Экстериоризованный означает – вынесенный вовне, находящийся вне чего-либо. Поскольку биофизические структуры вынесены за пределы организма, то там же, за пределами организма, за пределами мозга, находится психологический образ как самостоятельная субстанция. Итак, психологический образ, ощущение, сознание отнюдь не состояние, не свойство мозга, а нечто витающее вне его.

Это не случайная оговорка. Это основа для понимания парапсихологии, телекинеза и пр. Вот что об этом говорится в рецензируемой книге: “В связи с проблемой механизма адекватного отражения действительности особое значение приобретают те парапсихологические явления, которые непосредственно свидетельствуют о существовании биофизических структур экстериоризирующихся за пределы человеческого организма (разрядка наша. – Ю.Ж.). К числу таких явлений относится психокинез – способность некоторых людей перемещать или удерживать объекты в воздухе с помощью подносимых к этим объектам рук, но без непосредственного к ним прикосновения” [1, с. 332].

Итак, вне человеческого организма реют, плавают и взаимодействуют друг с другом многочисленные образы окружающего мира. Такое утверждение связано с полным непониманием материалистической теории отражения, научной теории познания. Попутно отметим, что беспечность авторов относительно логики приводит их к совершенно противоположным утверждениям. В одном месте книги они заявляют, что адекватный образ внешнего мира не формируется на клеточном уровне, а затем делают противоположное и также неверное заключение: “Клетки коры могут быть не только возбужденными и заторможенными, но и способны адекватно отражать различные свойства действительности – свет, звук, форму и т.д.” [1, с. 327]. Клетка, отражающая форму внешних предметов – это же просто прелесть!

Итак, одним из важнейших пунктов, на котором сбились с пути психоонтологи, явился методологический дуализм психического и физического, духа и тела. Этот дуализм противоречит всем выводам философии и естествознания. “Как ни мало, – писал Г.В.Плеханов, – исследованы так называемые психические явления, но мы уже теперь можем с достоверностью сказать, что ошибались мыслители, относившие их на счет особой субстанции. Такой особой субстанции не существует. Психические явления представляют собою не более как результат деятельности человеческого организма” [9]. Но не только в этом пункте утратили верный методологический подход психоонтологи в обсуждаемой книге.

Мистические злоключения формы

Тайна концепции авторов сборника заключается в понимании (а точнее – в непонимании) категории формы. Да простит нам читатель длинные выписки из рецензируемой книги, но без них нельзя, как без вещественных доказательств.

Во-первых, мы должны коснуться важного упрека авторов сборника в адрес всего естествознания: “Естествознание, целиком углубившееся в структуру вещества и процессы, в нем происходящие, на протяжении всего своего развития игнорировало форму как предмет фундаментального изучения” [1, с. 359]. Для содержательного рассмотрения проблемы необходимо установить, что же понимают под термином “форма” наши авторы. Под формой они, оказывается, понимают внешний вид предмета; именно на этой основе они и делают заключение, будто только с открытием голографии естествознание стало заниматься формой.

Но последуем далее за логикой авторов. “Однако, при всем своем качественном своеобразии, то, что мы сейчас называем взаимодействиями между биополевыми структурами, является взаимодействиями физическими или биофизическими. И то обстоятельство, что эти сложные взаимодействия оказались за пределами не только физики, но и всего естествознания, свидетельствует о том, что при формировании принципов естественнонаучного исследования в картине мира было упущено нечто фундаментальное” [1, с. 344].

В чем же состоит это упущение? “Есть основание полагать, что упущение это было связано с тем, что предметом преимущественного изучения естествознания оказались вещество и процессы, в нем происходящие. Разумеется, нельзя было не заметить, что, помимо вещества, наполняющие мир объекты имеют и форму. Однако форме объекта не было придано значение фундаментального факта в системе мира. Категория формы сделалась главным образом объектом философского анализа. Однако реальное существование формы объектов, как некоторой всегда конкретной материальной структуры, ставит задачу раскрытия ее волновых и полевых свойств” [1, с. 344 – 345].

Здесь все вызывает удивление и недоумение. Никто не поверит авторам, что естествознание никогда не занималось формой объектов. Напротив, с морфологии оно начинало изучение звездного неба, растений, животных, минералов; морфология легла в основу систематики, на ее основе строились концепции эволюционной связи объектов природы. Постепенно достигнутое понимание природных процессов с необходимостью влекло естествоиспытателей к решению сложной задачи происхождения естественных форм. Почему звезды круглые? Почему галактики спиралевидные? Как возникает форма кристалла из его молекулярной основы? Как формируется организм на базе генетической информации? На все эти вопросы естествознание уже дало немало толковых ответов, и нет основания упрекать его в непонимании и недооценке роли формы.

Естествознание, несомненно, ничего не говорит о “полевых и волновых свойствах формы”, поскольку эти свойства относятся в действительности к самой материи, а не к оторванной от нее психоонтологами форме. В пользу своей концепции “полевой и волновой природы формы” авторы приводят весьма своеобразные аргументы (например, наличие зарядного слоя вокруг тела человека) [1, с. 345]. Всем нам казалось, что мы воспринимали до сих пор форму человека не путем восприятия “зарядного поля”, а как-то иначе: один брюнет, другой лыс, третий хромает, четвертый в джинсах и т.п. Почему-то доказательством наличия такой формы являются биологически активные точки все той же злополучной кожи [см. там же]. А вот еще одно доказательство присутствия мистической “формы” – лозоходство: “Анализ (!) показывает, что основой этого эффекта может быть взаимодействие структуры внешнего поля (ауры) оператора с внешними полями (формой) исходного объекта” [там же].

Естествознание и техника непрерывно занимаются изменением формы природных тел: металлов и камней, растений и животных, рек и полей. Архитектор, скульптор, дизайнер также непрерывно хлопочут по поводу формы объектов. И совершенно очевиден интерес философов к форме, что справедливо отмечают авторы сборника. Вот еще одно их высказывание на этот счет: “Известно, что понятие формы было предметом философского анализа как одна из философских категорий” [1, с. 360].

В самом деле, философия немало занималась категорией формы. Она установила, что форма неотделима от содержания материальных объектов и может быть отделена от материи лишь в понятии.

Форма соотносится не только с внешней природой объекта, она выступает как его целостность и тотальность, как индивидуальность и тождественность его с самим собой. Форма воспринимается как тождество устойчивых различий, как внутренне действующая определенность. Любой объект представляет собой противоречивое единство внутренней и внешней формы, в этом смысле форма есть внутренне действующая определенность объекта, как его энергия, как возможность и направленность развития, а для человека – как идея. Она выступает как структура и образ, как внутренняя мера объекта и его гештальт. Вот почему Гегель писал в “Науке логики”: “Таким образом, форма есть содержание, а в своей развитой определенности она есть закон явлений. В форму же, поскольку она не рефлектирована в самое себя, входит отрицательный момент явления, несамостоятельное и изменчивое, – она есть равнодушная внешняя форма” [10].

В этом коварном превращении формы во внешний вид и заключается тайна грехопадения авторов сборника: “Каждая отдельная клетка воспроизводит себя как частицу единого целого, однако целое, как таковое, обнаруживается лишь во внешнем виде (форме) организма” (разрядка наша. – Ю.Ж.) [1, с. 360]. В конкретно-научном физическом смысле понятие формы может быть раскрыто как волновая (полевая) структура, контуры которой совпадают с пространственными особенностями того или иного объекта. Такое понимание формы позволяет наметить важную научную проблему – проблему соотношения формы с веществом” [там же].

Вот мы и вернулись к платоновскому идеализму. Сторонники Платона допускали отдельное существование формы природных вещей. Аверроэс спрашивал: возможно ли существование форм, которые были бы свободны от материи? Самостоятельное, независимое, внешнее по отношению к материи существование форм или идей предметов – отличительная черта платоновского объективного идеализма.

Но авторы рассматриваемого сборника не могут согласиться с идеалистическим решением проблемы формы и материи. Они ищут и находят то конкретное химическое соединение, которое связывает форму с веществом. Это нуклеиновая кислота! Послушайте: “Что же касается нуклеиновых кислот, которые обычно рассматриваются в качестве регуляторов клеточных процессов, то можно предположить, что кислоты эти являются звеном, связывающим волновую (полевую) структуру формы организма с живым веществом клетки” [там же]. Итак, где-то обитает погрязшее в своей бесформенности вещество; над ним витает полевая-волновая форма; в итоге появляется как бог из машины нуклеиновая кислота, которая сочетает законным браком форму с веществом. Как не вспомнить здесь слова “Современной идиллии” Салтыкова-Щедрина: что-то было для него ясно, только он не понимал, что именно. Идиллия, несомненно, столь же полная, как и полное непонимание категории формы.

Представления о том, что форма может отделяться от тела и физически воздействовать на окружающие предметы, встречались и у спиритов прошлого. Пожалуй, здесь стоит вспомнить о перисприте. Один из “теоретиков” спиритизма минувшего столетия, француз Кардек, объяснял: “Перисприт есть легкая оболочка, служащая связью и посредством между духом и телом. После смерти дух, покидая тело, не покидает перисприта, составляющего для него род эфирного тела, воздушного, невесомого, имеющего форму человеческого тела...”, заключенный в перисприте дух “может сделать его временно доступным зрению и даже осязанию” [11]. Haши авторы, видимо, не знакомы с “трудами” Кардека, но, увы! они прискорбно смыкаются с мистическим дуализмом этого “теоретика” спиритизма. Не о наших ли психогигиенистах писал Энгельс в статье “Естествознание в мире духов”? “Презрение к диалектике не остается безнаказанным. Сколько бы пренебрежения ни высказывать ко всякому теоретическому мышлению, все же без последнего невозможно связать между собой хотя бы два факта природы или уразуметь существующую между ними связь”. И далее: “Эмпирическое презрение к диалектике наказывается тем, что некоторые из самых трезвых эмпириков становятся жертвой самого дикого из суеверий – современного спиритизма” [12].

Эти “трезвые эмпирики” в ходе исследования психики неожиданно наталкиваются на природу идеального. Психика, мышление, сознание представляют собой идеальную форму, образ внешнего мира. Эта идеальная форма не содержит в себе ни грана, ни грамма вещества или какого-либо поля; в то же время она адекватно отражает свойства и веществ и полей. Авторы сборника не заметили этой непростой диалектики и решили “укрепить” материалистическое учение, придав идеальной форме естественнонаучную реальность в виде биологического поля. В результате они склонились к вульгарному материализму и спиритуализму.

Диагноз: недостаток культуры мышлени

До сих пор мы рассматривали весьма земные и прозаические особенности биополей и их взаимодействий, теперь перейдем к астральным. Начнем, однако, от практики, от эксперимента; для этого вернемся к явлению акупунктуры. Оно, как известно, опять-таки связано со злополучной кожей. Никто не отрицает необходимости изучать механизм акупунктуры, использовать в лечебных целях воздействие на биологически активные точки поверхности тела. Но как же авторы объясняют целительные эффекты этой древней процедуры? Они постулируют биополевую теорию акупунктуры, в ходе которой “модели объектов кодируются с помощью языка биологических полей” [1, с. 159]. Что означает это сочетание слов, понять невозможно. Но для выяснения вопроса начнем с того, что при акупунктуре раздражаются определенные места кожных покровов. Здесь и зарыта собака: “Именно компонентами такой кожной структуры могут считаться специальные линии (меридианы), по которым, как полагали древние теоретики акупунктуры, движется поступающая из космоса энергия, обеспечивающая жизнь” [1, с. 158].

Итак, нам вновь встретились древние теоретики акупунктуры, и больше мы с ними не расстанемся. В самом деле, если форма, образ, внешний вид как-то соединяются с веществом, то надо определить, откуда они на это вещество сваливаются. Эта тайна находится только в руках “древних теоретиков”. Идя по их таинственным штольням, наши психоэнергетики от угольного дела добрались-таки до чистого источника “формы” всего живого: “Жизнь была привнесена из Космоса на Землю не в виде молекул, а в форме постоянно действующих во Вселенной биологических полей” [1, с. 162]. Кто не верит в эти биологические поля Вселенной (хотя их никто не видел, не измерял), тот, несомненно, ретроград и консерватор в науке, традиционалист и ползучий эмпирик.

Вред этого неверующего Фомы усиливается еще и тем, что его скептицизм дурно отражается на внутренних органах человека, на его здоровье. В самом деле, “развиваемая создателями акупунктуры теория жизни включает в себя учение о постоянном взаимодействии организма с космосом, о постоянном энергетическом и, как мы теперь сказали, полевом управлении работы органов со стороны Вселенной” [там же]. Вот мы и договорились до рационального обоснования астрологии.

Одновременно мы убедились в тщетности попыток естествоиспытателей – от Опарина и Холдейна до Стенли Миллера и Поннамперумы – установить реальный процесс возникновения жизни во Вселенной. Зачем изучать эволюцию межзвездных органических молекул, зачем биться над свойствами коацерватов, когда все так просто: снизошло биологическое поле, и баста! Где ты, камердинер Федор Иванович из “Плодов просвещения”? Где твой робкий призыв ликвидировать суеверия колдунов и ведьм?!

В рассуждениях цитируемых авторов мы должны видеть не только отход от диалектики и материализма в сторону психофизического дуализма, метафизического идеализма. Мы должны выявить более глубокие корни той “погони за чудом”, которую Тимирязев назвал умственным атавизмом людей науки. Для этого “нужно лишь уничтожить плоды многовекового научного мышления” [13].

Если отсутствует необходимая культура мышления, то сохранившаяся способность суждения уже не может иметь научного характера.

Чудесная власть над другими людьми, над явлениями природы, над собой с помощью мистических биополей – лишь наивная, примитивная форма сознания, ветряная оспа духа. Исторически эти подходы к действительности изживаются, когда сознание переходит в стадию рационального, разумного мышления. На этом пути развивается объективный метод исследования внешнего мира. Любые другие дороги ведут к субъективизму, к фантастическому восприятию мира, к непониманию его закономерностей. Здесь расцветают пышные, но бесплодные цветы квазинауки. Не спасают дела ультрасовременная терминология и глубокомысленные, но пустые ссылки на квантовофизические законы, не спасают ссылки на возведенные в абсолют единичные совпадения внутренне не связанных и не понятных фактов; не спасает извечное “тут что-то есть”.

Конечно, существует еще много непознанного, скрытого в человеческой психике, в работе мозга. Психологи бьются над тем, что такое гипноз, внушенная амнезия, трансфер, бессознательное, нарциссизм и многое, многое другое. Но не следует особо грустить по поводу того, что во всем этом много непонятного, поскольку не выяснены значительно более простые вещи, обеспечивающие превращение энергии внешнего воздействия в факт сознания, памяти, воли. Не забудем, что загадку человека разрешают фактически все существующие науки. Они позволяют нам шаг за шагом познавать себя не путем интроспекции и углубления в самосозерцание и нирвану, а через человеческую деятельность, через общественную и индивидуальную практику. Математика, механика, химия, физика, биология, физиология, даже геология и космохимия – все это науки, объясняющие то, как возник человек, как функционирует его тело, его существо. Сонм общественных наук – от технологии к педагогике, от экономики к философии, от археологии к психологии – ведет нас путем познания и самопознания человеческой природы. И здесь ничего не могут прибавить апелляции к биологическому полю – они сами должны быть объяснены, исходя из сложившихся обстоятельств, достигнутой культуры мышления, влияния пережиточных форм сознания, из онтологии и эмбриологии духа, из его феноменологии.

В чем же истоки проникновения в сферу сознания, в изучение психического представлений ненаучных, вульгарных, метафизических и мистических?

Первая причина: отступление перед сложностью задачи истинного познания психических явлений, поведения живых организмов, сущности жизни. Страх перед океаном непознанного толкает на путь спекуляций, искусственных построений.

Вторая причина: недостатки культуры мышления, отступление от принципов диалектического метода, теории познания материалистической философии. Знание конкретных наук еще не формирует подлинно научное мышление у исследователя, в этом не раз приходилось убеждаться во все времена. Не сразу преодолеваются препятствия, мешающие стать ученому на последовательно материалистическую точку зрения. Вот почему “еще могут быть и будут, по всей вероятности, пережитки, которые породят... полуматериалистические, полуспиритуалистические концепции”, – предполагал Плеханов” [14].

Третья причина: в условиях антирационалистической волны, порожденной современной реакционной идеологией буржуазии, у отдельных ученых обнаруживается тяготение к весьма консервативным сторонам идеалистических учений прошлого: к платоновскому учению о формах бытия, независимых от материи, к веданте, к шеллингианской уступке “откровению”, к интуитивизму. Древо познания наряду с питательными и вкусными фруктами нет-нет, да и родит миру кисло-горькие “плоды просвещения”, с налетом иррационализма и мистики, с идеологической нечеткостью.

Многое, очень многое нужно еще изучать, исследовать, открывать и в природе, и в обществе, и в нашем познании. Но успех принесет лишь оправдавший себя на протяжении столетий метод строго объективной науки. Именно он приносит не сомнительные “плоды просвещения”, а плоды подлинного разума, всепобеждающей мысли.

Литература

1. Вопросы психогигиены, психофизиологии, социологии труда в угольной промышленности и психоэнергетики. М., 1980. С. 328.

2. Павлов И.П. Избранные произведения. М., 1949. С. 365.

3. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 18. С. 40.

4. См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 23. С. 100.

5. См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 350.

6. См.: Пресман А.С. Электромагнитные поля и живая природа. М., 1968.

7. Павловские среды. Т. 3. М.; Л., 1949. С. 163.

8. Винер Н. Кибернетика и общество. М., 1958. С. 51.

9. Плеханов Г.В. Сочинения. Т. 5. М., 1924. С. 198.

10. Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 1. М., 1974. С. 298.

11. Цит. по: Лесевич В. Этюды и очерки. СПб., 1886. С. 211.

12. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 382.

13. Тимирязев. К.А. Сочинения. Т. 9. М., 1939. С. 199.

14. Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. Т. 3. М., 1957. С. 105.

1986 г.