Часть 6.

флюиду. Так как и избирательные притяжения в механической физике находят механическое объяснение, то мы должны ожидать ее разъяснений также об этом определенном виде магнитного избирательного притяжения.

До тех пор пока это не произошло, или до тех пор, пока еще не убедились в том, что естествознание на этом пути спекулятивной физики (ибо я докажу, что механическая физика именно такова) вообще возможно, выставленное выше положение (то, что намагничивает железо, размагничивает сам магнит, и наоборот) по крайней мере дает руководящий принцип отыскания основания этого избирательного притяжения обычным, до сих пор еще единственно достоверным путем. Прежде всего, внимание естествоиспытателей будет направлено на то, чтобы смотреть, вместе с какими изменениями железа изменяется и его отношение к магниту. Главным изменением этого рода, является пережигание железа в известь, при котором оно прекращает притягиваться магнитом так же сильно, как и прежде. То, что в самом железе, вероятно, имеет место распределение, как оно имеет место в магните, можно было бы заключить из того, что им притягиваются другие металлические тела, например чистейший Nibelkonig, согласно Бергманну.54 Открытия новых металлических или металловидных тел, которые либо сами обнаруживают магнитные свойства,* либо притягиваются магнитом, должны дать еще большие разъяснения относительно этого.

* Поэтому крайне желанными для естествоиспытателя должны быть открытия, подобные тому, о котором господин фон Гумбольдт недавно сообщил во «Всеобщей литературной газете» (A [llgemeine] L[iteraturische] Z[eitung]). (См.: Das Intelligenzblatt der A. L. Z. за

1797 г., №38.)

263

Из направленности магнита к полюсам и его отклонений от этой направленности явствует, что причина магнитных явлений должна быть родственной первым действующим причинам природы, или что-то неизвестное, чему она родственна и что, быть может, содержит в себе основание ее всякого отдельного сродства (например, с железом), должно быть распространено по всей Земле. Практически нет ни одного феномена природы, который не имел бы влияния на направление магнитной стрелки. Она ежедневно обнаруживает отклонение, которое, по всей видимости, следует приписать простым изменениям воздуха. На нее воздействуют землетрясения и извержения вулканов, северное сияние и зодиакальный свет. Предпринятое новое (при помощи расширенного теперь органа) исследование как ее нынешнего, так и ее прежнего отклонения легко могло бы привести к открытию причины всех магнитных явлений.

Учение натурфилософии о магнетизме

(Дополнение к пятой главе)

Поскольку в «Дополнении» к предшествующей главе были затронуты очень многие моменты учения о магнетизме, то тут мы ограничимся указанием его главнейших пунктов, каковыми являются следующие.

1) Магнетизм есть всеобщий акт одушевления, внедрения единства во множество, понятия в различие. То же самое преобразование субъективного в объективное, которое в идеальном, созерцаемое как потенция, есть самосознание, здесь является выраженным в бытии, хотя и это бытие, рассмотренное в себе, вновь есть относительное единство мышления и

264

бытия. Всеобщая форма относительного преобразования единства во множество есть линия, чистая длина; магнетизм, поэтому определяет чистую длину, и так как последняя выражается в теле через абсолютное сцепление, магнетизм является определяющим абсолютного сцепления.

Благодаря магнетизму любое тело есть тотальность в отношении к самому себе, и оба его полюса есть необходимые способы явления обоих единств особенного и всеобщего, поскольку на глубочайшей ступени бытия они являются одновременно и различенными, и неразличенными. В силу тяготения тело находится в единстве со всеми остальными [телами]; благодаря магнетизму оно выделяется, охватывает себя в себе самом как особенное единство, поэтому магнетизм должен быть всеобщей формой единичного в себе самом.

2) Из этого воззрения само собой вытекает, что магнетизм есть всеобщее определение и категория материи, что он, следовательно, не является исключительным свойством какого-то одного тела, а должен быть присущ всем индивидуализирующимся и индивидуализировавшимся телам. Это — одно из первых учений натурфилософии, которое в «Наброске системы» этой науки выражено следующим образом: «Магнетизм настолько всеобщ во всеобщей природе, насколько чувствительность в органической, которая присуща и растениям. Он лишь не является в отдельных субстанциях; то, что у магнитных субстанций различается как магнетизм, в так называемых немагнитных субстанциях при соприкосновении непосредственно превращается в электричество, точно так же, как-то, что у животного различается как ощущение, у растении непосредственно переходит в сокращения (Zusammenziehun-gcn). Следовательно, не хватает лишь средств, чтобы

265

познать магнетизм так называемой немагнитной субстанции, и т. д.»55

И это сродство сейчас найдено: Ш. Кулон впервые сломал эти границы и для явления. Довольно занимательно, что были люди, которые против этого всеобщего взгляда на магнетизм и конструкции его как необходимой категории материи* выдвигали возражение, что, согласно этому взгляду, вообще все твердые тела должны были бы быть магнитными, что, однако, опыт оспаривает. Благодаря Кулону тот же самый опыт теперь оспаривает то, что не все твердые тела становятся магнитными.

По его уверению, еще ни одно из них до сих пор исследованных тел не избежало воздействия великих магнитных палочек, только у некоторых тел действие настолько мало, что до сей поры - ускользало от глаз физиков. Каждому из исследованных тел Кулон придавал форму маленькой цилиндрической палочки и в таком виде вешал их горизонтально на нить из грубого шелка, помещая их между противоположными полюсами двух стальных магнитов. При длине палочек 7—8 мм и толщине 3/4 мм действие у неметаллических тел (ибо у металлических оно было втрое меньше) было таким, что, когда противоположные магнитные полюса удалялись друг от друга на расстояние от 5 до 6 мм дальше, чем составляла длина стрелки, которая должна была колебаться между ними, эти стрелки, а они могли быть из какого угодно вещества, всякий раз оказывались точно в направлении обеих магнитных палочек и, будучи выведенными из этого направления, возвраща-

· Во «Введении к наброску [системы] натурфилософии»,56 с. 75 (первого издания 1799 года) и в сочинении «Всеобщая дедукция динамического процесса, или категорий физики»57 в «Журнале [спекулятивной физики]*, том 1, тетрадь 1, 2

266

лись в него путем нескольких колебаний (часто свыше 30 в минуту).

3) Так как все причины, благодаря которым магнетизм тела усиливается под влиянием магнетизма Земли, равно как и те, благодаря которым он может быть нарушен, очевидно и без труда можно свести к причинам, которые вызывают сцепление, то было бы бесполезным что-то еще в особенности отмечать касательно этого, равно как и относительно того, что

4) отклонения магнитной стрелки и другие особенности ее движений могут быть поняты только во взаимосвязи с более общим взглядом на планетную систему, вращениями по оси и другими более общими движениями.

Шестая глава

ОБЩИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ КАК РЕЗУЛЬТАТ ПРЕДШЕСТВУЮЩЕГО РАССМОТРЕНИЯ

То, что может привести в движение инертную материю и вывести из равновесия мертвые вещества — свет и тепло — происходит из единого источника, с давних пор человек мыслил то и другое вместе: одно как причину, другое как действие. Но свет, эта стихия неба, слишком вездесущ, слишком деятелен, чтобы глаз простого смертного, прикованного к земле, искал его, чтобы сознательно насладиться блаженством видения. Свет, как таковой, касается лишь более духовного органа; и мы обязаны ему (поскольку он есть свет) зрелищами, к которым человек, чей ум направлен к земле, невосприимчив. Вместе с бьющим через край светом весеннего солнца заново появляется по-

267

стоянно переменчивая игра многократно переливающихся цветов на поверхности нашей Земли, которая прежде с трудом носила однообразный покров зимы; взлет и падение, возникновение, смена и исчезновение этих цветов есть мера летосчисления, которое, присутствуя повсюду, сопровождает нас в самую сердцевину природы. Из дальнего далека, является нам юный свет небесных тел и привязывает наше существование к существованию мира, который хотя и недосягаем для нашей силы воображения, тем не менее, не полностью скрыт от глаз.

Однако все те разнообразные зрелища, которые предоставляет нам свет, не имеют никакого непосредственного влияния на нашу выгоду: они рассчитаны на более благородное чувство. Уже ближе к более низким чувствам — ближе к неотложным потребностям человека — примыкает тепло; неудивительно, что оно для человека есть то первое, что влечет его к культу Солнца. Весьма утонченной религией была та, которая учила поклоняться этому благотворному небесному телу как источнику света, самой чистой, прозрачной стихии из всех, что мы знаем, не считая того, что уже более ранняя, широко распространенная на Земле юная вера народов, которая никогда полностью не угасала ни у какой нации древности, в символе огня почитала первую силу природы. Смена дня и ночи, как и изменения в живой и неживой природе, которые привязаны к исчезновению и возвращению этого светила, уже учили человека, что свет и тепло являются единственными живительными силами Вселенной; еще больше этому учила смена времен года, так как Солнце, как только его лучи падают вертикально, как бы вырывает природу из смертельного сна и возвращает к жизни то, что прежде было сковано мертвым оцепенением; однако

268

еще больше, чем все остальное, этому учил жалкий вид местностей, где вечный холод как бы заглушает все порывы жизненной силы под никогда не таявшими, затвердевшими в скалы и утесы снежными массами.

Все, что вызывает развитие, формирование, расширение мертвой материи, казалось человеку живительной силой. Феномен внешнего расширения грубой материи от тепла есть как бы лишь тень того внутреннего, живительного тепла, от которого набухают почки, которое оберегает, развивает и организует в зародыше становящегося человека. Растение, пустившееся в рост под воздействием тепла, вновь увядает, как только свет и тепло прекращают выделять то, чем оно питалось; по крайней мере, оно теряет свой лиственный убор, как доказательство того, что оно больше ничего не может отдать, поскольку больше ничего не получает. Но организация, в которую однажды попала искра жизни, продолжает носить в самой себе источник внутреннего тепла, иссякающий лишь вместе с самой жизнью и настолько не зависимый от внешнего тепла, что это внутреннее тепло сильнее всего пронизывает тело именно тогда, когда вне его все окоченело от холода. Сама природа сделала все, чтобы поставить внутреннее тепло в точнейшее соотношение с климатом и температурой данного района земного шара. Там, где она не смогла соблюсти безопасную меру внутреннего тепла относительно к морозному климату, она уменьшила саму организацию, чтобы в меньшем объеме сконцентрировать то, что, будучи распылено в большем, действовало бы вполовину менее эффективно. Подвижнейшие и живейшие животные (например, птицы) имеют соответственно самую теплую кровь, а холоднокровные располагаются на границе живой природы. Внутреннее животное тепло при любой темпера-

269

туре воздуха остается одинаковым, и если оно угасло, во внешнее тепло лишь ускоряет разложение мертвой организации.

По отношению к этой силе [теплу] сама природа соблюдает степень, которую она никогда не переступает без ущерба для живой, органической природы. Из колодных районов Земли навсегда исключено большое количество растений и животных, в то время как районам с умеренным климатом лишь немногие [виды] совершенно чужды; нечего и говорить о том, что только в последних процветало, развивалось и формировалось благороднейшее человечество. Но даже в умеренных зонах Земли природа вынуждена посредством революций устанавливать равновесие, как только нарушена естественная мера тепла. Свет на своем пути к нам повсюду находит сопротивление, и природа ни одной силе никогда не позволяет выйти за свои пределы. Тепло также не есть нечто изначальное, оно существует лишь постольку, поскольку свет находит сопротивление; таким образом, даже деятельные силы природы обнаруживают противостремящиеся силы по отношению ко всей своей мощи, которая уничтожила бы все, в чем она смогла бы обнаружиться, и тем самым саму себя, как только она стала бы безграничной. Неудивительно, что свет и тепло пропорционально их количеству всегда стремятся связаться с противоположным, потому что они только в этом ограничении есть то, что они есть — расширяющие, отталкивающие, живительные силы.

Для сохранения этих сил необходимо, чтобы им противодействовали инертные, мертвые вещества. Следовательно, Земля сама по себе покоилась и двигалась бы только в соответствии со своей инертностью, будучи не развитой в своих силах и действиях, которые она за-

270

ключала бы в себе, не проистекай как бы из более высокого порядка живительные деятельности, разворачивающие ее единство, будящие в ней внутреннюю жизнь и те силы, которые, противодействуя законам тяжести, учат мертвую материю подчиняться законам, отличным от законов всеобщего притяжения.* Ибо характер всего управляемого более высокими силами таков, что законы инертности и тяжести не имеют над ним власти, как над всем остальным. Все неблагородное клонится к земле, все благородное само собой поднимается над ней. И неживое растение уже стремится оторваться от почвы; там, где оно не может обеспечить свой буйный рост, оно по крайней мере тянется ввысь вместе с другими навстречу Солнцу и печально склоняет свою вершину, как только его оставляют силы, которые заставляли его тянуться вверх.** От воздействия тепла самые твердые тела меняют свое состояние, одни становятся жидкими, другие превращаются в пар, лишь немногие сопротивляются его мощи, причем последние, кажется, существуют только для того, чтобы служить опорой (tragen) более благородных тел.

Как в недрах, так и на поверхности Земли действуют, прежде всего, силы притяжения. Некие тайные сродства связывают вещества с веществами, или притягива-

* Последнее предложение в первом издании гласит: «Следовательно, твердая Земля покоится и движется только сообразно своей инертности, она не содержит в себе ничего иного, кроме мертвых сил, и только сверху, словно из какого-то другого мира, изливаются на нее и пронизывают ее нутро живительные силы, которые, противодействуя законам тяжести, учат мертвую материю подчиняться законам, отличным от законов всеобщего притяжения»

** «Живая организация никогда не находится в прямом отношении к. массе, которую она содержит в себе, и стареющее тело, несмотря на то, что око теряет в массе, по весу уменьшается не пропорционально этому» — это предложение отсутствует во втором издании

271

ют их друг к другу, как только более высокая сила (например, огонь и тепло) разрывает их прежнюю связь. Все эти сродства, как кажется, имеют общую сердцевину. Природа повсюду противопоставляет разнородное разнородному, для того чтобы сделать возможным величайшее разнообразие явлений. Однако вместе с тем она хочет, чтобы в этом разнообразии господствовало единство, в этой борьбе — гармония; она желает, чтобы разнородное стремилось связаться с разнородным и только в связи с ним становилось целым. Таким образом, природа повсюду распространила разнообразные вещества, которые родственны друг другу лишь благодаря тому, что они все стремятся связаться с чем-то третьим. Даже мертвые вещества, которые более не обнаруживают никакого сродства, являются, вероятно, такими, у которых эта связь давно осуществлена и чьи силы притяжения благодаря этому пришли в состояние покоя. Следовательно, прием природы, по-видимому, был таким: разделить вещества, которые по своей природе были однородны, и, насколько это возможно, сохранить их разделенными, поскольку они, однажды связавшись и будучи более не способными разделиться, являются лишь мертвой, инертной материей. Но где же есть оно, это опосредствующее звено, которое только и связывает между собой все эти сродства тел? Оно должно присутствовать везде и быть распространено по всей природе в качестве всеобщего принципа частных притяжений. Где же еще мы могли бы его искать помимо среды, в которой мы сами живем, которая все окружает, все пронизывает, везде присутствует?

Ежедневно обновляясь, воздух обнимает нашу Землю; будучи сам ареной постоянных изменений, он является не только средой, проводящей к Земле более высокие силы (света и тепла), благодаря которым разры-

272

ваются связи и вызываются притяжения, но одновременно и матерью того замечательного элемента, который опосредованно или непосредственно вступает в каждый химический процесс в качестве всеобщего опосредствующего звена всякого сродства между телами. Таким образом, наибольшую часть своих явлений природа сделала возможной уже при помощи простейшего средства, при помощи того, что она противопоставила друг другу два порядка тел: жидкий и твердый. Ни один химический процесс не протекает без присутствия какого-нибудь жидкого тела. В то время как твердые тела предоставляют нужные для химического процесса весомые элементы, жидкие, как правило, отдают ему то и другое, силу и средство, потому что они в такой же степени являются проводниками света и тепла, как и того элемента, который требуется для химического процесса.

Следовательно, как только была открыта природа различных упругих жидкостей, от этих открытий по праву могли ожидать важнейшие последствия для расширения наших знаний. Сама природа обособила оба этих класса тел [жидкие и твердые] слишком четкими границами, чтобы нельзя было надеяться в этой противоположности открыть тайну, которая делает для природы возможным порождать величайшие действия при помощи простейших средств. Напрасно старались бы растворить эти границы друг в друге и утверждать, что переход от жидких тел к твердым является постепенным. Разумеется, природа не делает скачков; но мне кажется, что этот принцип понимается весьма неверно, когда вещи, которые природа не только разделила, но и противопоставила друг другу, пытаются объединить в один класс. Этот принцип гласит лишь следующее: все, что становится в природе, становится не

273

посредством скачка, всякое становление происходит в непрерывной последовательности. Однако из этого принципа еще не следует, что у всего, что непрерывно взаимосвязано, — даже у того, что есть, — не должно быть никакого скачка. Следовательно, из всего того, что есть, ничто не стало без непрерывного продвижения вперед, без непрерывного перехода от одного состояния к другому. Однако тогда, когда оно есть, оно находится внутри своих собственных границ как вещь особого вида, которая отличается от других четкими определениями.

Точнейшей пограничной линией между твердыми и жидкими телами является исключительное назначение последних быть проводниками положительных причин. Твердые тела по сравнению с жидкими повинуются только лишь законам тяготения; если они подчиняются более высоким (химическим) законам, то это происходит по законам (качественного) притяжения, т. е. при помощи отрицательных сил.

От всех твердых или жидких тел отличается тот замечательный флюид — жизненный воздух, — который кажется нам единственным источником света. Ибо, в то время как все остальные тела содержат в себе лишь отдельные элементы, способные к химическому притяжению, этот флюид имеет в себе самом всеобщий принцип, который лежит в основе всех химических притяжений.

Так как данный флюид объединяет в себе самое разнородное, то уже понятно, что он способен к разнообразнейшим проявлениям. Отсюда — электрические притяжения и отталкивания, отсюда — феномены разложения этого воздуха и горения тел, отсюда — явления света, который становится нам понятнее, когда мы феномен света (его действие на наш орган) отличаем от

274

того, что он есть и чем он должен быть для рассудка. И если вся природа, и даже организация (Qkonomie) животного тела, основывается на притяжениях и отталкиваниях, то ясно, почему природа распространила этот флюид повсеместно и почему она к его наличию привязала не только успешное осуществление многих химических процессов, но даже и существование растительной и животной жизни.

Разнородные принципы, которые природа объединила в этом флюиде, могут быть известными нам только по своему воздействию на наши органы чувств, и это порождаемое в нас данным действием чувство присуще впечатлениям, которыми мы пользуемся. Свет и тепло есть лишь выражение нашего чувства, а не обозначение того, что воздействует на нас. Уже из того, что свет и тепло воздействуют на совершенно различные органы чувств, значит, действуют совершенно различно, мы можем заключить, что мы при помощи того и другого обозначаем лишь модификации нашего органа. Необычное колебание наших головных и зрительных нервов, внезапный испуг, удивление либо какое-то другое движение глаза приводят к тому, что мы видим свет там, где на самом деле его нет. Даже люди, у которых зрение полностью нарушено, видят свет ночью или при внезапном потрясении. И может быть, даже градация цветов является не следствием разделения светового луча, а последовательностью, которую производит наш глаз и которую утомившийся орган нередко продуцирует сам собой. По крайней мере известны люди, которые были совершенно не способны различать цвета видящим глазом.

То же самое имеет место в случае с принципом всякого химического притяжения, который новая химия обозначила как кислород. Это имя заимствовано от

275

действия на наш орган, которое данное вещество окапывает даже не само, а только в его связи с телами, и обозначает то, что есть этот принцип сам по себе 1лк же мало, как свет и тепло. Но мы можем совершенно спокойно оставить это выражение, как только мы однажды приучимся мыслить при этом о чем-то более общем, чем о сокращении вкусовых нервов. Так как этот принцип отрицательного рода, то можно даже сомневаться, сбудется ли когда-нибудь надежда представить его самого по себе и отдельно. Между Юм нам достаточно знать, что природа может достичь всего разнообразия своих явлений, как в великом, так и в малом, при помощи противоположных сил притяжения и отталкивания.

Теперь наш взор расширяется. От отдельных законов, согласно которым подчиненные силы поддерживают вечную перемену природы в более узких сферах, мы вознесемся к законам, которые управляют Вселенной, приводят в движение миры против миров и постоянно препятствуют тому, чтобы тело обрушивалось на тело, — на систему.

О динамическом процессе вообще

(Дополнение к шестой главе)

Тщетной была бы попытка понять многократные действия природы или чудесные порождения, в которых она выявляет все свое самое внутреннее, только из внешних воздействий на материю подобно тому, как в тех системах, для которых материя есть абсолютно мертвое, неодушевленное, в основании лежат все влияния, из действия которых на материю объясняются жи-

276

вые явления и более высокие произведения. Зародыш жизни, хотя еще скрытый, уже находится в массе, и если, как кажется, чисто телесная часть природы выделяется обособленно в ряду тел, а духовная часть, или всеобщая душа, — в свете, то и другое встречаются вместе в организме, где душа, или форма, настолько сильно удерживает материю и связывается с ней, что как во всем органическом существе, так и в его отдельном действии форма есть целиком вещество, а вещество есть целиком форма.

Если то из двух единств в абсолютном, в котором всеобщее становится особенным, есть единство природы, и последняя, поэтому есть всеобщее царство бытия самого по себе (Fursichselbstseins), то мироздание есть полное преобразование бесконечного в конечное, следовательно, само вновь есть единство, которое заключает все другие, поскольку они в природе повторяются. Поэтому материальная Вселенная и каждое небесное тело само по себе не являются ни одним из особенных единств, которые только и исходят из них, ни неорганической массой, ни растением или животным, а охватываемым общим взглядом тождеством всего этого. Только внутри единства каждого небесного тела, т. е. каждого такого целого, которое в качестве являющегося тела и в явлении одновременно идеи само по себе есть Вселенная, тот акт преобразования, посредством которого абсолютное тождество перепито в особенности небесных тел, повторяется в перерастании тождества небесного тела в ряд особенных тел, которые здесь могут явиться не как Вселенные, а лишь как частные единства, потому что они подчинены господствующему единству.

В состоянии первого тождества материи каждого небесного тела все различия покоятся в нем нераскрытыми, неразвернутыми, однако тот же самый вечный акт,

277

благодаря которому это небесное тело проявляется в особенности, продолжает свое действие также и в нем самом. Каждая преобразованная в него идея точно так кг, как оно, сама себя превращает в форму и является посредством единичной действительной вещи.

Первой потенцией разворачивания тождества явля-1 1ся, как сказано, преобразование единства во множестве, абсолютной формой которого является абсолют-нос пространство, относительной — линия. Все формы, посредством которых разделяются вещи в этой потенции, будут, поэтому исключительно формами пространства на и тремя единствами (или измерениями) пространно на, так как пространство в своем тождестве как отражают абсолютного в различии также заключает три единства. То, что теперь вообще все различия тел должны сводиться единственно к их отношению к трем измерениям пространства и тела со всеми качествами подразделяются на три класса, что тела обнаруживают,

ибо преобладание первого измерения и абсолютного усиления (Koharenz), либо преобладание второго и окислительной связи, либо, наконец, большую или меньшую неразличенность обоих в жидком, уже следует из общего доказательства, но может быть обосновано так -

же с помощью полной индукции.

Настоящим отбрасываются все абсолютные качественные различия материи, которые ложная физика закрепляет в так называемых «элементах» и делает постоянными: вся материя внутри есть одно и то же (cms), по сути — чистое тождество; всякое различие исходит единственно от формы и является, поэтому только идейным (ideell) и количественным.

Другое единство внутри абсолютного преобразования бесконечного в конечное, которое есть обратное стремление всякой особенности во всеобщность, всякого

278

различия в тождество (а так как последнее является здесь как свет — в свет, по сравнению с чем в первой потенции свет преобразовался в не тождество и затемнился в нем), это другое единство, говорю я, вновь заключает в себе все формы точно так же, как и первое, но только как формы деятельности, тогда как первое — как формы бытия. Это обратное преобразование единичной вещи в свет есть то, что в общем является как динамический процесс, и все формы последнего точно так же, как и формы первой потенции, должны будут соответствовать трем измерениям пространства.

Ранее уже было доказано, что магнетизм как процесс, как форма деятельности есть процесс длины, электричество — процесс ширины, химический же процесс — это тот, который вызывает (affiziert) сцепление, или форму, во всех измерениях и поэтому в третьем [измерении].

И здесь посредством самой конструкции исключены все фиксированные качественные противоположности особых материй, из действия которых довольно долго напрасно пытались понять эти явления: основание и источник данных явлений коренятся в форме и внутренней жизни самого тела, а свет как всеобщий необходимо предстоит всякому динамическому процессу. Отличие форм последнего основывается единственно на различном отношении их деятельности к трем измерениям, и, таким образом, мы можем, в свою очередь, все качественные различия тел в первой потенции основать на их различном отношении к трем измерениям динамического процесса.

Вместе с этой конструкцией одновременно установлено, что химический процесс как тотальность заключает в себе обе первые формы.

279

Субстанция, сущность абсолютного единства, полностью представляется в организме, который обозначает третью потенцию. Всеобщее и особенное здесь совершенно не различены, так что вещество есть целиком свет, свет есть целиком вещество, судя с внешней стороны, например, по цвету, который здесь уже не есть мертвый, покоящийся, как цвет тела в первой потенции, а живой, подвижный, внутренний, а также с внутренней посредством того, что все бытие здесь есть деятельность, а деятельность одновременно бытие. И даже в этом высшем сочетании вещества и формы тот первый тип возвращается в трех формах всякой органической жизни.

То, что в первой и второй потенциях было сцеплением и магнетизмом, здесь, после того как идейный (ideelle) принцип отождествился с веществом в первом измерении, возвращается как стремление к формированию (Bildungstrieb), воспроизведение. То, что там представлялось как относительное сцепление или электричество, здесь при абсолютном отождествлении формы и вещества во втором измерении возвысилось до раздражительности, до жизненной способности сокращения. Наконец, там, где свет полностью встает на место вещества, проникает в третье измерение, сущность и форма становятся совершенно едины, химический процесс более низкой потенции переходит в чувствительности к внутренней абсолютной формирующей силе (Bildungsvermogen).

Настоящим только и разрешена вся проблема любого небесного тела: представить как различие то, что оно заключало в себе как тождество. Третье единство есть в нем первое и абсолютное. Оно не может проявляться как особенное, не проявляясь как неразличенность обоих противоположных единств, и наоборот.

280

Вместе с произведением реального момента неразличенности в реальном мире он [момент] непосредственно выступает в последнем и идеально (ideal) в разуме, тождестве, истинном идеальном первовеществе всех вещей.

Бели вновь сравнить различные потенции между собой, то можно усмотреть, что первая, в целом, подчинена первому измерению, вторая — второму, в организме же впервые достигнуто истинное третье измерение, в то время как в не имеющем потенций разуме, покоящемся в зеркале абсолютного тождества, точно так же как в его противоположном отражении, бездонном (grundlosen) пространстве, которое есть тождество, проявляющееся в относительности преобразования бесконечного в конечное, измерения не различаются и составляют одно.

Вот всеобщая артикуляция (Artikulation) Вселенной, выявить которую как таковую для всех потенций природы составляет подлинное занятие натурфилософии.

282

ВТОРАЯ КНИГА

283

ВТОРАЯ КНИГА

Вместо того, чтобы от чистых принципов постепенно спуститься к эмпирическим, более свободная форма наших исследований, наоборот, позволила постепенно подняться от опытов и эмпирических законов к чистым принципам, предшествующим всякому опыту, чего не позволила бы строгая научная форма.

Уже с давних пор всеобщее притяжение и равновесие рассматривали как закон Вселенной, и любая попытка заставить всю природу и в подчиненных системах действовать согласно тем законам, которыми она руководствуется в системе целого, рассматривалась с тех пор как заслуга.

Наша цель сейчас следующая: установить, как законы частного притяжения и отталкивания могут быть взаимосвязаны с законами всеобщего притяжения и отталкивания, не связывает ли те и другие один общий принцип, не являются ли те и другие в системе нашего знания одинаково необходимыми? Вот вопросы, ответ на которые, вероятно, будет наградой следующих исследований.

284

Первая глава

О ПРИТЯЖЕНИИ И ОТТАЛКИВАНИИ ВООБЩЕ КАК ПРИНЦИПАХ СИСТЕМЫ ПРИРОДЫ

Тем временем мы предполагаем, что законы взаимного притяжения и отталкивания являются всеобщими законами природы, и спрашиваем, что должно необходимо следовать из этого, предположения.

Если они являются всеобщими законами природы, то они должны быть условиями возможности природы вообще. Однако мы рассматриваем их прежде всего только в отношении к материи, в какой мере она есть предмет нашего знания вообще, отвлекаясь от всех ее специфических и качественных различий. Следовательно, они должны быть сначала рассмотрены как условия возможности материи вообще, и никакую материю изначально нельзя мыслить без того, чтобы между ней и какой-либо другой не имели места притяжение и отталкивание.

Это мы предполагаем. Так ли это должно быть и почему, будет, исследовано позднее.

Материя для нас до настоящего момента есть только нечто протяженное в трех измерениях, что наполняет пространство.

Если мы теперь предположим притяжение и отталкивание между двумя первичными массами, ибо это то самое малое, что мы можем предположить, а эти массы мы можем по своему желанию мыслить сколь угодно маленькими или большими, однако с тем ограничением, что мы обе допускаем одинаковыми (ибо до сих пор у нас нет основания считать их неодинаковыми), то получим следующее: их притягивающие и отталкивающие силы должны взаимно уничтожиться (взаимно исчерпаться), их сила притяжения и отталкивания есть

285

только одна общая сала, и так как свое существование в пространстве данные массы обнаруживают лишь посредством этих сил, то отпадает также всякое основание различия между ними; они могут рассматриваться не как противоположные, а лишь как одна масса.

Но нет и не может быть материи иначе, чем благодаря действию и противодействию притягивающих и отталкивающих сил; следовательно, если помимо тех двух элементарных масс (Gnindmassen) А и В нет некоей третьей С, против которой они теперь направляют совместное действие, то А и В, так как их силы взаимно уничтожаются и теперь представляют лишь одну общую силу, в действительности = 0, ибо не существует ничего, на чем они могли бы действовать, и ничего, что могло бы действовать в них; но «ели мы положим третью (все еще одинаковую с двумя первыми) массу, то это будет чистейшим, прекраснейшим и изначальнейшим отношением. Ибо две одинаковые массы не могут быть как таковые вне друг друга и поэтому различаться, не будучи в третьей [массе] одним и друг в друге, а именно таким образом, что они в этой третьей не складываются и одна не увеличивает другую либо в противном случае они были бы вновь только в ней и не были бы вне друг друга), но так, что две между собой и третьей есть одно, где каждая из двух первых одновременно есть целиком третья и одна ее сторона. Две вещи, как говорит Платон в «Тимее», вообще не могут существовать без чего-то третьего, и прекраснейшей связью является та, которая наилучшим образом превращает в одно саму себя и связуемое, так что первое относится ко второму, как второе к среднему.*

· Вместо последнего пассажа в первом издании говорится: «...но если мы положим третью (все еще одинаковую с двумя первыми) массу того, что следует из этого? Она благодаря своим изначальным силе притяжения и силе отталкивания вынудит. А и В направить их общие силы про-

286

Но если мы вместо двух одинаковых элементарных масс. А и В допустим две неодинаковые, то хотя их силы не становятся взаимными, но сила одной (к примеру, А) полностью уничтожает силу другой (В), и, таким образом, мы будем иметь снова только одну массу, обладающую остатком силы, который мы не можем себе представить, не приписывая ему тотчас же вновь объекта, на котором он себя растрачивает.

Поэтому чтобы помыслить отношение между двумя элементарными массами, мы в обоих случаях вынуждены домыслить второе отношение, в котором они обе стоят к третьей, и это относится как к наименьшим, так и к наибольшим массам.

Если мы рассматриваем отношение между тремя изначально одинаковыми массами, которые взаимно притягиваются и отталкиваются, то ни одна не исчерпает свою силу в другой, так как каждая масса в любой момент мешает воздействию одной массы на другую» поскольку каждая (согласно предположению) одинаковым образом в каждой другой имеет центр и находится вне ее. На том же самом основании, на котором А или В должно претерпевать воздействие от С, последнее претерпевает подобное воздействие от А и В, и наоборот; получается, что при таком равенстве оснований определения нигде не будет никакого действия, и поскольку действие в телесном мире выражается как движение, нигде не будет никакого движения. Последнее при допущенных массах можно было бы мыслить только тогда, когда А и В так же, как С распадается на них, снова распадались бы на другие массы, однако таким образом, чтобы равенство с третьей существовало только в

див себя, сила каждой массы будет воздействовать вместе на две другие, и каждая масса будет препятствовать тому, чтобы две остальные исчерпали свои изначальные силы друг в друге».

287

Юм, а не по отдельности, и только у этих вторичных m.ill было бы движение, потому что только каждая из них сама по себе неодинакова с третьей, а в целом они представляют с ней полнейшее единство.*

Следовательно, если в системе должно возникнуть Снижение, то массы необходимо предположить неравными. Однако уже из этого вытекает, что самое первоначальное движение, производимое динамическими силами, не может быть прямолинейным. Это и должно мыть так, если только система тел вообще возможна. Ибо, так как она приносит с собой понятие системы, согласно которому является замкнутым в самом себе целым, то и движение в системе должно представляться исключительно относительным, но не относимым к чему-то имеющемуся вне системы. Это было бы невозможным, если бы все тела системы двигались по прямой линии. Напротив, система, в которой подчиненные тела описывают вокруг общего незыблемого центра линии, более или менее приближающиеся к окружности

· «Если мы рассматриваем отношение между тремя изначально одинаковыми массами, которые взаимно притягиваются и отталкиваются, то ни одна не исчерпает свою силу в другой, так как каждая масса и любой момент мешает воздействию одной массы на другую. Согласно тому же закону, по которому, например, С мешает воздействию В на А, Л, в свою очередь, мешает воздействию С на В. Но в этот момент воздействие Л на С нарушается В, таким образом, это чередование продолжается до бесконечности, поскольку оно бесконечно восстанавливает само себя. Следовательно, хотя воздействие каждой массы на две другие должно длиться постоянно, поскольку оно постоянно восстанавливается, однако в каждом отдельном моменте оно должно мыслиться бесконечно малым, поскольку оно столь же постоянно нарушается, и так как изначальные силы материи могут действовать только как движущие силы, то и движение, которое каждая масса вызывает в двух других, представляется бесконечно малым. Таким образом, в системе тел, которые предполагают равными, не имеется никакого движения». (Первое издание.)

288

(для того чтобы ее движение могло быть представлено относительным), не требует имеющегося вне нее эмпирического пространства даже в отношении к возможному опыту. Потому что движение в такой системе без всякого отношения к имеющемуся вне нее эмпирическому пространству, в действительности (как показали уже Ньютон и Кант), есть не абсолютное, а относительное движение, а именно относительное по отношению к самой системе, в которой принадлежащие ей тела непрерывно изменяют свои соотношения друг с другом, но всегда только в отношении к пространству, которое они сами окружают благодаря своим движениям (вокруг общего центра). По отношению к любой другой системе предположенная система есть единственно возможная.

Даже если эта система была бы подчинена еще более высокой системе, это не изменило бы отношений системы внутри нее как замкнутого в себе самом целого. Всякое движение в этой системе имеет место только по отношению к самой системе, и любое движение, которое было бы ей присуще по отношению к другой системе, необходимо было бы единым движением всей системы (рассмотренной как единство). Такое движение всей системы (по отношению к системе вне нее), отнесенное к самой системе, было бы абсолютным, т. е. вовсе бы не было движением (и так должно быть, если система является системой). Куда бы в мироздании ни двигалось целое, система в себе самой остается той же самой, ее тела бесконечно описывают те же самые траектории, и внутренние отношения, на которых основывается, например, смена времен, климата, и т. д. на отдельном теле, все так же сопровождают систему по орбите, для которой и тысячелетия не составляют меры.

289

Так как, следовательно, подчиненная система безразлична по отношению к одному более высокому телу и в как силы притяжения всей системы можно пред-11авить себе объединенными в центре, то центральное тело (как планета, которая вела бы за собой остальные в качестве спутников) одновременно должно было бы принадлежать более высокой системе, причем это отношение не имело бы влияния на внутренние отношения подчиненной системы. Ибо сила, с которой центральное тело притягивается к центру некоей другой системы, одновременно является силой, с которой оно притягивает планеты своей системы. Таким образом, система мира основывается на тех же самых законах, на которых основывается отдельная система, и вместе с решением проблемы, как изначально возможна материя вообще, разрешена проблема возможности Вселенной.

Если принципы всеобщего притяжения прослежены до их предельной высоты,* то в таком случае можно вновь спуститься к отдельному небесному телу системы. На нем все должно стремиться к центру согласно тому же самому закону, который обеспечивает его траекторию. Это движение по направлению к центру большего тела называется динамическим, потому что оно происходит вследствие действия динамических сил. Но любое движение является только относительным, и апагогическое доказательство положения, что из противоположного ему должно было бы следовать абсолютное движение, повсюду значимо с одинаковой очевидностью. То, что любое движение относительно, оз-

· Тому, что система мира вообще возможна, нет никакого дальнейшего основания, кроме принципов притяжения и отталкивания. Однако то, что система мира есть эта определенная система, может и должно быть объяснено исключительно из законов всеобщего притяжения. Почему? Об этом позднее,

290

начает, что для того, чтобы воспринимать движение, я вынужден вне движущегося тела полагать некое другое, которое покоится, по крайней мере, по отношению к данному движению, хотя оно может, в свою очередь, двигаться по отношению к некоему третьему, постольку покоящемуся телу, и так до бесконечности. Отсюда необходимые для возможности опыта обманы чувств, например, покой Земли и движение неба, которые рассудок хотя и разоблачает, однако никогда не может прекратить.

Мало того, в самом теле, которое движется, должен иметь место относительный покой, т. е. части тела не должны изменять своего отношения между собой, в то время как все они изменяют свое отношение к другим телам в пространстве, и если они его меняют, то для того, чтобы было возможно воспринять это отношение, должны существовать другие части, которые данное отношение не меняют, т. е. тело, по крайней мере, должно быть сохраняющимся, даже если оно не находится в одном и том же состоянии.

Материя (как таковая) не способна ни к каким изменениям своего состояния без воздействия внешней причины. Это закон инертности материи, который совершенно одинаково касается как состояния покоя, так и состояния движения. Однако материя не может двигаться благодаря внешней причине, разве лишь она противопоставляет ей деятельные движущие силы (непроницаемость). Следовательно, если тело покоится или движется под воздействием внешних сил (ибо это в данном отношении совершенно безразлично), то действие его собственных движущих сил должно мыслиться бесконечно малым; в первом случае потому, что тело не изменяет своего состояния, во втором потому, что оно должно приводиться в движение явно внешней при-

291

чиной. Следовательно, имеет место относительный покой, которым тело обладает по отношению к самому себе, по отношению же к телам вне его оно может мыслиться находящимся в покое или в движении.

Однако я могу представить себе движение без покоя так же мало, как и покой без движения. Все, что покоится, покоится лишь постольку, поскольку нечто другое движется. Всеобщее движение неба я воспринимаю лишь потому, что смотрю на Землю, как на покоящуюся. Таким образом, даже всеобщее движение я отношу к частичному покою. Однако точно так же, как всеобщее движение предполагает частичный покой, последний вновь предполагает еще более частичное движение, оно, со своей стороны, — еще более частичный покой, и так до бесконечности. Я не могу представить себе Землю покоящейся по отношению к небу, разве лишь на ней самой имеет место частичное движение, и это частичное движение, например, воздуха, рек, твёрдых тел. я, в свою очередь, не могу представить без предположения частичного покоя в них самих и т. д.

Следовательно, во всяком теле, которое движется, я представляю внутренний покой, т. е. равновесие внутренних сил; ибо оно движется лишь в той мере, в какой оно есть материя внутри определенных границ, а последние могут мыслиться только как продукт противоположных, ограничивающих друг друга сил.

Однако это равновесие сил, этот частичный покой тела я не вижу иначе, как в отношении к противоположности — уничтоженному равновесию и частичному движению. Но последнее не должно иметь места сейчас, в то время как тело движется, ибо это тело должно двигаться как тело, т. е. как материя внутри определенных границ (как масса). Поэтому это нарушенное равновесие (частичное движение в движущемся теле)

292

не могу представлять себе действительным, но я необходимо должен представлять его возможным. Причем эта возможность не должна быть только мыслимой, она должна быть реальной возможностью, имеющей свое основание в самой материи.

Материя, тем не менее, инертна. Движение материи без внешней причины невозможно. Следовательно, и это частичное движение не может начаться без внешней причины. А насколько мы до сих пор знаем, только движущееся тело может сообщить движение другому телу. Частичное же движение, о котором мы говорим, должно быть полностью отличным от вызываемого при помощи толчка, посредством передачи, — оно должно быть даже ему противоположным. Следовательно, это не может быть движение, которое одно движущееся тело сообщает другому, и — что следует необходимо — это должно быть движение, которое покоящееся тело сообщает покоящемуся. Любое движение, вызываемое при помощи толчка, называется механическим, а движение, которое покоящееся тело вызывает в покоящемся, — химическим; таким образом, мы имели бы следующую градацию движений.

Всем остальным движениям необходимо предшествует первоначальное, динамическое (которое возможно только благодаря силам притяжения и отталкивания). Ибо даже механическое, т. е. сообщаемое при помощи толчка, движение не может иметь места без действия и противодействия в теле притягивающих и отталкивающих сил. Ни одно тело нельзя толкнуть без того, чтобы оно само не проявило отталкивающей (rebellierende) силы, и ни одно не может двигаться как масса без того, чтобы в нем не действовали силы притяжения. Еще менее химическое движение может иметь место без свободной игры динамических сил.

293

Химическое движение является прямо противоположным механическому. Последнее сообщается телу при помощи внешних сил, первое вызывается в теле хотя и с помощью внешних причин, но все же, как кажется, благодаря внутренним силам. Последнее предполагает частичный покой в движущемся теле, первое предполагает прямо противоположное — частичное движение в неподвижном теле.

Нельзя быстро установить, как химическое движение относится к всеобщему динамическому. Твердо известно лишь, что оба возможны только благодаря при-1ягивающим и отталкивающим силам. Однако всеобщие силы притяжения и отталкивания, поскольку они являются условиями возможности материи вообще,* пожат по ту сторону всякого опыта. По сравнению с этим силы химического притяжения и отталкивания уже предполагают материю и поэтому не могут познаваться как-либо иначе, кроме как посредством опыта. Поскольку первые предшествуют всякому опыту, то они мыслятся абсолютно необходимыми, последние же мыслятся случайными.

Но динамические силы могут мыслиться в их необходимости лишь, поскольку они одновременно являются в их случайности. В каждом единичном теле притягивающие и отталкивающие силы необходимо находятся в равновесии. Однако эта необходимость чувствуется только в противоположности к возможности, что это равновесие нарушается. Эту возможность мы вынуждены искать в самой материи. Основанием тому может служить стремление материи выйти из равновесия и отдаться свободной игре своих сил. По крайней мере, материя, в которой мы не предполагаем

· Это было со всей ясностью предположено выше.

294

подобной возможности (которая не способна ни к какому химическому отношению), называется мертвой материей в узком смысле слова.

Чтобы выйти из равновесия своих основных сил, инертная материя нуждается во внешнем воздействии. Как только это воздействие прекращается, она погружается в свой прежний покой, и химический феномен есть не более стремление покинуть равновесие, чем стремление это равновесие утвердить. Но поскольку сущность материи заключается в равновесии ее сил, то природа необходимо должна подняться от этой ступени к более высоким.

Если однажды сделан первый шаг от необходимого к случайному, то несомненно, что природа не остановится на более низкой ступени, имея возможность продвинуться на более высокую. А для этого достаточно, чтобы природа однажды допустила свободную игру сил в материи, так как если последняя однажды выходит из равновесия, которое она сохраняет, то не является невозможным, чтобы какое-то третье (что бы это ни было) сделало эту борьбу свободных сил постоянной и чтобы материя (теперь произведение природы) таким образом нашла в самой этой борьбе продолжение своего существования. Следовательно, уже в химических свойствах материи находятся первые, хотя еще совершенно не развитые зародыши будущей системы природы, которая в разнообразнейших формах и образованиях может разворачиваться до тех пор, пока творящая природа, по-видимому, не возвратится в саму себя. Таким образом, одновременно предначертан путь дальнейшим исследованиям, до тех пор, пока в природе необходимое и случайное, механическое и свободное не разделятся. Опосредствующее звено между ними составляют химические явления.

295

Итак, как только принципы притяжения и отталкивания рассматривают как принципы всеобщей системы природы, то они на самом деле оказываются плодородными. Тем важнее глубже исследовать основание и iniiuc право на неограниченное применение этих принципов.

Так как сила всеобщего притяжения повсюду пропорциональна количеству материи, то в будущем она может называться количественной, а сила частного (химического) притяжения — качественной, поскольку она, по-видимому, основывается на качествах тел.

Общий взгляд на мировую систему

(Дополнение к первой главе)

Древние и вслед за ними новые [философы] дали реальному миру весьма значительное наименование natura rerum,1 или рождения вещей, ибо он есть та самая часть, в которой вечные вещи, или идеи, становятся существующими. Это происходит не вследствие вмешательства вещества или материи, а благодаря вечному субъект-объективированию абсолютного, в силу чего оно свою субъективность и скрытую в ней и непознаваемую бесконечность дает познать в объективности и конечности и делает чем-то. Этот акт, как мы знаем из предыдущего, в [сфере] в себе (in dem An sich) не отделен от противоположного ему, и таковым вообще является только для того, чтоб само находится в нем и объединяется [в целое] не при помощи противоположного единства, благодаря каковому объединению оно восстанавливалось бы в своем в себе, или абсолютном существовании.

296

Посредством того же самого акта, в котором абсолютное дает познать свое единство в различенности, любое преобразованное в особенное (in das Besondere) единство должно быть необходимым стремлением в себя самого и в особенности, или таком виде своего тождества, сделать сущность познаваемой. Следовательно, как Вселенная вообще, так и каждая вещь в природе познаются только с одной своей стороны, а именно со стороны преобразования своей сущности в форму.

Так как вещь не может существовать в сфере бытия самого по себе (Fur-sich-selbst) и бытия в себе самом (ln-sich-selbst-Seins) как таковой, не пребывая в своей особенности, познаваемой только в относительном и несовершенном тождестве (поскольку в абсолютной форме все есть одно), то она [т. е. вещь] необходимо является вместе с только относительным тождеством бесконечного и конечного и, поскольку это тождество всегда и необходимо есть лишь часть абсолютного тождества, идеи, — во времени, ибо временность в отношении любой вещи определена именно посредством того, что эта вещь по форме, или в действительности, есть не всё, чем она может быть согласно своей сущности, или идеи.

Форма объективирования бесконечного в конечном, воспринимаемая только как таковая в различенности, как форма явления в себе (An sich), или сущности, есть плоть, или телесность вообще. Следовательно, поскольку идеи, преобразованные в этом объективировании конечности, являются, постольку они необходимо телесны; а поскольку в этом относительном тождестве как форме все же воспроизводится целое, так что они и в явлении все еще есть идеи, то они есть тела (Когрег), которые одновременно суть миры (Welten), т. е. небесные тела (Weltkorper). Поэтому система небесных тел

297

не что иное, как видимое, познаваемое в конечном и царство идей.

Отношение идей друг к другу таково, что они, находя, друг в друге, и, тем не менее, каждая сама по себе абсолютна, так что они одновременно зависимы и незаконны; это отношение мы можем выразить только через символ зачатия. Поэтому среди небесных тел будет иметь место подчиненность так же, как среди самих идей, а именно такая, какая не уничтожает их абсолютности в себе (in sich). Для любой идеи та, в которой она содержится, есть центр; центром всех идей является абсолютное. То же самое отношение обнаруживается и явлении. Вся материальная Вселенная разветвляется их высших единств до особенных универсумов, поскольку любое возможное единство вновь распадается на другие единства, каждое из которых может явиться как особенное только при помощи продолжающегося различения. Но у небесных тел должно быть выделено первое тождество, в котором еще ничего не обособлено, хотя вместе с первым обособлением небесного тела как конечного полагается и дальнейшее обособление того, что в нем есть, так что оно, конечное само, может приносить только конечные плоды. Ибо так же, как это тело само есть идея, являющаяся благодаря себе самой как особенная форма, так и все остальные идеи, которые преобразованы в него и которые оно производит из себя, могут стать объективными не в их е себе, а только посредством единичных действительных вещей. Следовательно, то, что мы называем органической и неорганической материей, есть опять-таки только потенции этого первого тождества. Небесное тело в своем первом тождестве не является неорганическим, потому что оно в то же время есть органическое: оно не является органическим в том смысле, что оно не имеет в самом себе

298

одновременно неорганического, или вещества, которое органическое имеет вне себя. Мы называем животное лишь относительным животным, для него вещество его существования находится в неорганической материи; а небесное тело есть абсолютное животное, которое в себе самом имеет все, в чем нуждается, следовательно, и то, что для относительного животного еще находится вне его как неорганическое вещество.

Бытие и жизнь всякого небесного тела, которые в явлении подобны бытию и жизни идей, покоятся на удвоенном единстве всех, идей, том, благодаря которому они есть в самих себе, и том, благодаря которому они есть в абсолютном. Однако оба эти единства есть одно и то же единство. Первое единство — это то, в котором бесконечное расширяется в их особенность, второе — то, в котором их особенность возвращается в абсолютность; благодаря первому они находятся в самих себе, вне центра, благодаря второму они находятся в центре.

О том, насколько оба этих единства можно сравнивать с единствами силы расширения и силы притяжения, которые прежняя физика клала в основу своих теорий в качестве всеобщих принципов системы природы, будет сказано подробнее в последующих «Дополнениях». Между тем, читателя, который захочет глубже ознакомиться с законами мировой системы согласно учению натурфилософии, мы отсылаем к диалогу «Бруно, или о божественном и природном принципе вещей», а также к «Дальнейшему изложению системы философии» (§ VII) в «Новом журнале спекулятивной физики», во второй тетради первого тома.2

299

Вторая глава

О МНИМОМ ПРИМЕНЕНИИ ЭТИХ ДВУХ ПРИНЦИПОВ

Хотя Ньютон, кажется, расходился сам с собой во мнении о значении выдвинутого им принципа всеобщем притяжения, тем не менее, его последователи вскоре перестали рассматривать притяжение небесных тел друг к другу исключительно как мнимое, а начали рас-1матривать его как динамическое притяжение, изначально присущее материи, потому что это притяжение было бы мнимым, если бы оно порождалось в результате действия какой-то третьей материи, которая сближала бы тела друг с другом и отдаляла бы их друг от друга (например, эфира). Следовательно, если Ньютон и действительности сомневался, что является «действующей причиной притяжения», не вызывается ли оно посредством толчка или каким-то другим неизвестным нам способом, как он выражается в нескольких местах (несмотря на то, что в других он отчетливо утверждает противоположное), то использование им этого принципа для сооружения системы мира на самом деле было только видимостью, или, скорее, сама сила притяжения была для него научной фикцией, которой он пользовался только для того, чтобы свести феномен к законам в общем, не желая его посредством этих законов объяснять.

Однако крайне вероятно, что Ньютон именно посредством этого хотел избежать другого возможного фиктивного использования данного принципа, на которое вскоре после него пустилась большая часть его сторонников. Чтобы предотвратить иллюзию, что он якобы действительно хотел физически объяснить всеоб-

300

щую гравитацию при помощи этой основной силы, Ньютон некоторое время предпочел считать феномен притяжения только видимостью, и потому сам вновь искал его физическое объяснение в механическом действии гипотетически предположенной жидкости, которую он назвал эфиром; однако вскоре он сам снова в той же степени противоречил этому предположению, как до этого его утверждал — очевидное доказательство, что его не удовлетворяло ни то, ни другое и что он считал возможным найти какой-то третий выход.

Если принцип всеобщего притяжения должен что-то объяснять, то он имеет значение не более и не менее как какого-то qualitas occulta3 схоластиков, как fuga vacui4 и тому подобного. А если сам этот принцип стоит на границе всякого физического объяснения, если он является тем, что только и делает вообще возможным вопрос о причине и действии, то необходимо прекратить вновь искать для него причину и выставлять его самого как причину (т. е. как-то, что возможно только во взаимосвязи природных явлений).

Даже если Ньютон о силе притяжения и говорил, что она есть materiae vis insita, innata5 и т. д., то в мышлении он наделял материю независимым от силы притяжения существованием. Поэтому материя могла бы и в действительности существовать без всяких притягивающих сил; то, что она имеет эти силы (что, например, некая более высокая рука вложила в нее это стремление, как выражались некоторые ученики Ньютона), по отношению к существованию самой материи является чем-то случайным.

Однако если притягивающая и отталкивающая силы являются условиями возможности материи или, скорее, если сама материя есть не что иное, как эти силы, мыслимые в конфликте, то эти принципы находятся на

301

вершине всего естествознания либо как положения, заимствованные из некоей более высокой науки, либо как аксиомы, которые необходимо предполагать прежде hi его, если только физическое объяснение вообще возможно.

Поскольку же силу притяжения и отталкивания можно в рефлексии представить себе отличной от малярии, то думают (в соответствии с не так редко встречающимся заблуждением), что-то, что может быть разделено в мышлении, и на деле существует раздельно. Если поддаются этому заблуждению, то считают, что материя существует без притягивающих и отталкивающих сил.

Если это так, то последние более не могут претендовать на звание первых принципов, они сами теперь входят в ряд природных причин и действий; промышленные как причины, они, однако, преподносят рассудку лишь темные качества материи, которые вместо того, чтобы способствовать исследованию природы, напротив, стоят на его пути.

Та же видимость рефлексии, которая сбивает с толку относительно этих принципов, распространила свое влияние на все науки. Лейбниц отверг ньютоновскую силу притяжения, потому что он считал ее фикцией ленивой философии, которая вместо того, чтобы усердно исследовать физические причины, предпочитает тотчас же прибегать к помощи темных, неизвестных сил (цели всякого познания природы). Однако если Ньютон считал всеобщее притяжение силой, внесенной в материю, то он делал то же самое, что Лейбниц (как его обычно понимают) осуществлял в другой области, когда изначальные и необходимые действия человеческого духа он объяснял, исходя из врожденных сил. Точно так же, как Ньютон отделял материю от ее сил (как если бы од-

302

но без другого могло существовать, или как будто бы материя есть что-то другое, чем ее силы), так и лейбницианцы отделяют человеческий дух (как вещь в себе) от его изначальных сил и действий, как будто бы дух существует иначе, чем только благодаря своим силам и в своих действиях. Задолго до Ньютона Кеплер, этот творческий ум, высказал в поэтических образах то, что Ньютон позже выразил прозаически. Когда Кеплер впервые заговорил о томлении, которое сближало бы материю с материей, а Ньютон — о притяжении между телами, ни один из них не подозревал о том, что этим выражениям когда-нибудь припишут то, что они для них самих или для других служили объяснениями. Ибо материя и притягивающая и отталкивающая силы были для них одним и тем же — лишь двумя равнозначными выражениями одного и того же, одно из которых имеет силу для чувств, другое — для рассудка.

Даже когда Ньютон, как мы видели, находился перёд альтернативой рассматривать всеобщую силу притяжения либо как qualitas occulta (что он не хотел и не мог), либо как видимость, т. е. как действие чуждой причины, он, по-видимому, ни разу не обнаружил для себя основания, которое приводило его в колебание между двумя противоречащими утверждениями. И зачем бы это было ему нужно? Это основание касалось только возможности принципов: система, уверенная в себе самой, не проявляла в том никакой заинтересованности.

Наша эпоха, не только изобретая сама, но и исследуя возможность предшествующих измышлений, раскрыла это заблуждение рефлексии, проходящее через все науки. Для естествознания внутри его определенных границ это может быть совершенно безразличным. Оно продолжает идти своим проторенным путем, даже

303