Часть 7.

1.Прежде всего в глаза бросается то обстоятельство, что только что выполненное рассмотрение познания законов безоговорочно относится и к априор-

252

ному элементу во всяком познании. Познание a priori там, где оно извлечено чисто как таковое, т. е. выделено как элемент из всего контекста познания, имеет как раз форму всеобщего. Это познание законов или, согласно более древним воззрениям, познание чистых форм. Таким образом, следует, что экзистенция бесконечного множества случаев, которые ею предусмотрены, как раз предполагается в априорном познании. То, что оно само и как таковое их не познает, ничего в этом не меняет. Непознанное вот-бытие является вот-бытием ничуть не менее, чем вот-бытие познанное.

2. В поле реального познания (познания реально сущего) априорный элемент не встречается изолированно. Там, где он изолируется искусственно, что, конечно же, имеет место в известных теориях, он теряет отличительную черту познания — объективную значимость, переходя в спекуляцию или в свободную комбинативную игру. Здесь не следует отказываться от того достижения критики чистого разума, что всякое оперирование с «чистыми понятиями рассудка» может претендовать на объективную значимость только в поле «возможного опыта» и при условии постоянной соотнесенности с ним. Иначе было бы, если бы наш рассудок был «интуитивным». Смысл же этого кантовского определения, применительно к нашей проблеме, как раз вот каков: было бы иначе, если априорный элемент нашего познания мог бы и чисто для себя, без помощи опыта, схватывать вот-бытие вещей. Вывод убедителен: априорное познание существует лишь постольку, поскольку апостериорному познанию доступно вот-бытие познаваемых случаев. Оно, таким образом, является познанием

253

вовсе не неприсутствующих случаев, но только случаев присутствующих.

3. С познанием идеального дело обстоит иначе. Оно вообще лишь априорно. Познания идеального бытия a posteriori не существует. Познавать a posteriori — это «познавать исходя из единичного случая», но единичные случаи идеальным бытием не обладают. Что же касается идеальной экзистенции, такой например как математическая, то она всегда дана вместе с так-бытием, а именно — и a priori тоже. По этому поводу нам еще предстоит дать отчет. Но в любом случае здесь тем более не может быть речи о разделении так-бытия и вот-бытия.

4. Мнимое разделение в области реального познания опиралось на оба тезиса: познание вот-бытия существует лишь a posteriori, а познание a priori схватывает лишь так-бытие. Однако следует обратить внимание, что и тот и другой тезисы не являются обратимыми. Нельзя сказать, что a posteriori существует лишь познание вот-бытия: уже примитивное восприятие вещей богато содержательной определенностью. И точно так же невозможно сказать, что так-бытие некоей вещи схватывается лишь познанием a priori. Скорее, дело обстоит следующим образом: к так-бытию вещей познанию открыты оба пути, к вот-бытию - только один, апостериорный. Следовательно, онтологическая противоположность вот-бытия и так-бытия не параллельна гносеологической противоположности a posteriori и a priori, не говоря уже о том, чтобы они совпадали. Таким образом, существование границы внутри первого не было бы выводимо из второго даже в том случае,

254

если таковая действительно обнаруживалась бы в структуре познания.

5. Наконец, оба приведенных тезиса обладают даже не категорическим, но лишь условным значением. Только непосредственно познание a priori есть чистое познание так-бытия. Опосредованно оно распространяется на все познаваемое, т. е. и на экзистенцию как таковую. Что здесь значит слово «опосредованно» — это сказать нетрудно: оно уместно везде, где априорный элемент познания образует посредствующее звено, где, стало быть, на основе к примеру эмпирических данных, «через» познание законов усматривается, что должно существовать нечто, не познаваемое прямо в опыте. Так существование спутников Сириуса было вычислено по наблюдению траектории движения главной звезды. Так врач по симптомам болезни знает о наличии возбудителей. Без апостериорного результата здесь не познается вообще ничего, но с его помощью вот-бытие некоего нечто познается a priori.

в) Ложный критерий возможности дефиниции

Верно, что дефиниция вещи касается только ее так-бытия; вот-бытие как таковое остается за ее пределами (гл. 12, б. 1). Правда, можно добавить, что она всегда содержит лишь часть так-бытия, например существенное или то, что таковым считается. Тем не менее в принципе она всегда способна к любому расширению и в несложных случаях, пожалуй, может охватить собой и все так-бытие. Но даже в случае идеальнейшей тотальности вот-бытие все-таки остается вне ее.

255

Поначалу кажется, что это мало о чем говорит. Почему вдруг все в каком-либо сущем должно быть дефинируемо? Кто скажет, что он возьмется определить события жизни, самодвижение живого, настроения человеческой души? Но легко видеть, что дело обстоит не так просто. Есть разница, устанавливает ли границу возможности дефиниции лишь неконкретность, расплывчатость или сложность вещи или это делает простой, лапидарный бытийст-венный элемент существования. В первом случае причина лежит в процессе познания или же в грубости понятийного материала, и здесь, хотя бы в принципе, есть возможность дальнейшего продвижения. Во втором же случае причина находится в сфере бытия, во всяком случае граница оказывается абсолютной.

Между тем, даже если причина появления границы заключена в сущем, из этого еще не следует, что это -- граница собственно бытия. Ведь дело может обстоять точно так же, как и с границей познаваемости, которая тоже не является границей бытия, но лишь определяет радиус объецируемости внутри сущего, тогда как само сущее остается к ней индифферентно. Так и о границе определяемости, даже если она абсолютна, можно сказать только то, что она является границей логически постижимого внутри сущего. Ведь экзистенция есть нечто в принципе алогическое. Но различие логического и алогического не есть бытийственное различие.

К сказанному можно добавить еще кое-что. Дело обстоит вовсе не так, что каждый особый род вот-бытия логически неопределим. Взять, допустим, кантовский пример со ста талерами: их существование

256

в моей наличности прекрасно вписывается в их дефиницию. Особый способ вот-бытия приближается как раз к так-бытию, и в принципе его можно включить в состав последнего — в этом случае он будет состоять в бытии-моим (Mein-Sein). Это дает повод задуматься, а именно — в противоположном направлении: к наскоро схваченному пограничному феномену.

Дело в том, что фактически в мире нет чистого, всеобщего вот-бытия. Это всегда вот-бытие, определенным образом организованное, то есть вот-бытие в определенных обстоятельствах, существование в опеделенных отношениях к чему-то. Правда, вот-бытие этого чего-то, в отношении к чему оно существует, в нем всегда предполагается. Однако при этом предположении определенное вот-бытие определяемого (defmiendum) вполне вписывается в дефиницию. Но тем самым также опосредованно включается и всеобщее вот-бытие.

Вывод таков: об ограниченности определяемости не только нельзя судить по разделению вот-бытия и так-бытия, эта ограниченность доказывает, скорее, что и граница логического не является четкой. Ведь похоже, что здесь можно схватить род континуального перехода от так-бытия к вот-бытию (и наоборот), подобно тому как бытие-моим без труда можно рассматривать как принадлежащее так-бытию. Вопрос лишь в том, является ли этот сдвиг чисто логическим или же онтическим. Если верно последнее, то ситуация меняется до основания. Так-бытие и особое вот-бытие в самом сущем релятивируются друг относительно друга, а всеобщее вот-бытие образует лишь абстрактный пограничный случай.

257

Глава 14. Типы суждений и их переводимость друг в друга

а) Особое положение экзистенциального суждения и esse praedicativum*

Что не схватывается понятием, а именно чистое вот-бытие, для того есть место в суждении. Форма, в которой вот-бытие здесь высказывается, — это форма экзистенциального суждения типа «S есть». Факт существования данного типа суждений — второго по счету и особого наряду с так-бытийственными суждениями «S есть Р» — несомненно составляет основной мотив оптического разведения вот-бытия и так-бытия (ср.: гл. 12, б. 2). Но что за логический результат, собственно, здесь представлен?

Верно, что все суждения можно поделить на два указанных типа; ведь деление можно осуществлять и вплоть до особенных форм суждений -- суждений, различающихся по количеству, отрицательных суждений, суждений условных и разделительных, проблематических и аподиктических. Но неверно, что между так-бытийственными и вот-бытийными суждениями нет перехода; и точно так же неверно, что формальному разведению типов суждений соответствует и онтическая разделенность бытийственных моментов.

Поначалу это звучит сомнительно. Логическая традиция противостоит этому сплошной стеной. Особое положение экзистенциальных суждений подкреплено особой формой. Как же оно может быть отменено?

· Предикативное бытие (лат.).

258

Но как раз этот пункт малодостоверен. Если учитывать бытийственное содержание суждений, то логическая форма вовсе не является решающей. Забывают о том, что самостоятельность формальных отношений — мнимая, что суждения обладают бытийствен-ным содержанием, что даже их высказывательный характер именно в том и состоит, что они высказывают это содержание. Не случайно, что языковая форма высказывания является бытийственной формой: присутствует связка «есть». Ошибочно рассматривать связку как нечто несущественное в суждении. Она есть логически главное, признак высказывания как такового, знак соответствия или несоответствия (аристотелевского oraxpxeiv*). Она есть носительница esse praedicativum.

Здесь нужно исправить массу ошибок, существующих в логических теориях. Приведем здесь лишь несколько примеров. Неверно, что от связки зависят только качество и модальность суждений; в ней коренятся и количество, и отношение. Непосредственно это проявляется уже в различии «есть» и «не есть», а также в различии между «может быть», «есть» и «должно быть». Но стоит лишь немного углубиться в суть предикативного бытия, т. е. сделать то, чего формальные теории избегают, — и обнаружится, что и разделительное отношение, и условное отношение зависят от связки и что оба являются трансформациями «есть». В «есть или — или» это еще можно увидеть напрямую; в «если — то» связка скрыта языковой формой, но ее можно извлечь, стоит только

· Свойственно, характерно (греч.). Си. перевод этого слова, данный Н. Гартманом, на с. 303—304 наст, издания (прим. ред.).

259

вспомнить об особом характере бытия в отношении зависимости. А что касается количества, то нет ничего более ошибочного, чем переносить его в S. Ибо дело идет не о том, «все» ли S суть вместе или только «некоторые», но о том, все ли они «суть Р» или только некоторые «суть Р». Если суждение гласит, что данному S присуще Р, то очевидно, что количественное различие заключается единственно в том, является ли эта «присущность» всеобщей или частной.

Если теперь, отбросив формалистические заблуждения, исходить из первичного характера esse pra-edicativum, то исчезает и противоположность вот-бы-тийных и так-бытийственных суждений. Убедиться в этом можно будет в ходе дальнейших рассуждений.

б) Перевод присутственных суждений в суждения так-бытийственные

Экзистенциальные суждения отличаются от нормального типа так-бытийственных суждений отнюдь не одной только языковой формой, но также формой логической. Но и логическая форма не тождественна предикативному бытийственному содержанию суждения. Если выполнить противопоставление суждению «S a P»*, то получается по форме другое суждение: «non-P e S»**. В этом причина того, почему формальная логика объявляет противопоставление формой умозаключения. На это выдвигалось совершенно справедливое возражение: все-таки здесь в заключе-

· Все S суть Р.

· ** Ни одно Р не есть S.

260

нии не высказывается ничего нового, это лишь трансформация одного и того же бытийственного содержания. Ведь то, что все S суть Р, как раз означает что ни одно не-Р не есть S. Осуществляя вывод определенных форм, тем самым поступают неправильно. Но в смысле бытийственного содержания аргумент справедлив.

Точно так же дело обстоит с различием форм вот-бытийных и так-бытийственных суждений. Форму «S есть», предицирующую экзистенцию, можно всегда без изменения предикативного бытийственного содержания перевести в форму «S есть Р», равно так же, как общеутвердительное суждение путем противопоставления переводится в эквивалентное общеотрицательное суждение. Для этого достаточно лишь растворить вот-бытийное суждение в его полном бы-тийственном содержании. Ведь «S есть» не означает неполного суждения, такого, в котором, например, отсутствует Р; тогда это, скорее, вовсе не было бы суждением. Оно означает и не то, что S есть нечто произвольное, неопределенное «что», но как раз то, что оно есть нечто весьма определенное, а именно -сущее. Что здесь предицируется - - это вот-бытие, экзистенция. Это суждение в его завершенной форме звучало бы «S есть сущее» или «S есть существующее». В эллиптической форме не высказываемое, но очень хорошо констатируемое Р — это экзистенция.

То, что экзистенция вообще может быть высказана, — это, пожалуй, может удивлять или же нет, однако факт, что она высказывается и вполне однозначно. Но что при этом форма суждения делается эллиптической — это обуславливается двусмысленностью слова «есть». Это слово может означать связку,

261

но может означать и экзистенцию; в последнем случае связка выступает еще и в форме глагола.

Если бы это было не так, то связка в выражении «S есть Р», наверняка, оказалась бы смешиваема с предикатом выражения «S есть». Тогда в предикативном бытии не было бы никакой разницы между «есть» и «есть». Но это противоречит смыслу обоих суждений. «Есть» как признак соответствия по сути своей отличен от «есть» как экзистенциального предиката.

Вот-бытийные суждения отличаются от суждений так-бытийственных только по логической форме. По высказываемому бытийственному содержанию они без остатка растворяются в основном эксплицитном типе суждений. Но это — тип так-бытийственных суждений. Правда, термин при этом оказывается односторонним. Таким образом, не только нет оснований исходя из суждений делать вывод о существовании оптической границы между так-бытием и вот-бытием, но таковой границы нет даже логически в самих суждениях — в их предикативном бытийст-венном содержании.

в) Чистое и соотнесенное вот-бытийное высказывание

Для того чтобы лишь опровергнуть рассматриваемый аргумент, сказанного могло бы быть достаточно. Аргумент основывался на ошибочной предпосылке, ошибка вскрыта, аргумент упразднен. Но после того как мы уже проникли взглядом настолько глубоко, открылась иная перспектива, о которой поначалу невозможно было догадаться. К ней мы должны сделать еще один шаг вперед.

262

Дело вот в чем: кажется, будто переводимость типов суждений является взаимной, будто, следовательно, не только вот-бытийные суждения могут быть преобразованы в так-бытийственные без изменения содержания предикативного бытия, но и так-бытийственные суждения — в вот-бытийные. На самом деле так может оказаться, если удастся учитывать чистое бытие высказывания, не позволяя вносить путаницу неточностям языковой формы. Ибо здесь обретают форму как раз те предложения, которые с точки зрения обиходного языка должны казаться произвольными и неестественными. Но не следует забывать, что обиходный язык приспособлен к житейским нуждам, а не к принципиальным вопросам логики.

Рассмотрим ряд предложений: «Доска (есть) четырехугольная»; «Доска имеет четыре угла»; «У доски (суть) четыре угла»; «Четыре угла (суть) у доски». Первые два предложения являют собой тип так-бы-тийственного суждения, последнее предложение — тип суждения вот-бытийного. В первом «есть» — это связка, в последнем — предикат существования. Тем не менее, при ближайшем рассмотрении предложения оказываются эквивалентными. Нельзя возразить, что в жизни никто не выскажет такое предложение, как четвертое. Не в этом дело. Впрочем, третье предложение явно образует переходную форму, и одно это уже должно навести на размышления. Важно здесь только следующее: содержание предикативного бытия оказывается одним и тем же. Что же иное может означать четырехугольность доски, чем то, что у нее имеется четыре угла, что, следовательно, углы в ней обладают неким вот-бытием?

263

Здесь невозможно возразить, что «вот-бытие в чем-то» — это все же не вот-бытие как таковое. Чистое вот-бытие имеет место в мире лишь как абстрактный крайний случай. Всякое действительное вот-бытие — это вот-бытие определенное, выступающее в рамках тех или иных связей. И во всех вот-бытийных высказываниях подразумевается лишь вот-бытие такого рода, даже и в том случае, если связи при этом не выражаются. Но даже если вдруг существует чистое вот-бытие, вот-бытие соотнесенное есть все-таки то же самое вот-бытие. Существование безразлично ко всевозможным «где» и «в чем».

г) Перевод суждений так-бытийственных в вот-бытийные суждени

Если иметь это в виду, то можно сказать: каждое так-бытийственное суждение высказывает вот-бытие чего-то в чем-то. Например, в суждениях восприятия высказывается вот-бытие цвета, пространственной формы, величины, твердости и даже частей — в некоей вещи. Конечно, мышление, тяготеющее к вещному, может здесь думать, что цвет, форма, твердость все-таки не обладают вот-бытием. Но тем самым оно субстанциализирует вот-бытие, приберегая его для вещей. И как раз в этом заключается ошибка. Если бы качества вещи не имели в ней вот-бытия — экзистенции в строгом смысле, то и экзистирующая вещь в действительности вовсе не имела бы таких свойств. Ее так-бытие состоит в вот-бытии определенных качеств в ней — в их наличии, их существовании в ней. Два последних выражения суть не что иное, как перифразы вот-бытия.

264

Формально выражаясь, это значит: всякое суждение «S есть Р» можно преобразовать в суждение «в S существует Р», причем словом «существует» выражается вот-бытие. Всякое так-бытийственное суждение, таким образом, может принять форму суждения вот-бытий-ного. И если сравнить это с результатом, полученным выше, то оказывается, что оба типа суждений переводимы друг в друга. Редуцируемость является взаимной.

Не случайно, что это соображение уже оказывается более онтологическим, нежели логическим. Смысл суждения и содержание предикативного бытия существенным образом онтологически обусловлены. Высказывание именно по своему смыслу является высказыванием бытийственным и предполагает сущее — даже тогда, когда формально-логическая рефлексия ради своих целей этого не учитывает. Сообразность суждения бытийственным отношениям не является внешней. Иначе всякое формирование суждений было бы пустой игрой мысли.

Таким образом, выяснение соотношения вот-бы-тийных и так-бытийственных суждений показывает, что онтической границы нет не только между вот-бытием и так-бытием сущего, но даже между типами суждений. И если теперь принять в расчет ту загадочную связь, что соединяет логическую форму и сущее, связь, учитываемую и опровергнутым теперь уже аргументом, то открывается дальнейшая перспектива: так как суждения переходят друг в друга, то стоит ожидать, что и в «сущем как сущем» то, что ими высказывается — так-бытие и вот-бытие, — должно друг в друга переходить. А тогда возникает вопрос: какой еще, собственно, смысл остается в различении вот-бытия и гак-бытия?

265

Раздел II

Оптически положительное отношение вот-бытия и так-быти

Глава 15. Снятие онтологической видимости

а) Онтологическое злоупотребление категорией субстрата

Конечно, гносеологические и логические аргументы принадлежат mtentio obliqua и с онтологической точки зрения, следовательно, должны были бы с самого начала выглядеть подозрительно. Но их опровержение показало, что в них заключен внутренний источник видимости, затемняющей соотношение так-бытия и вот-бытия. Поэтому их необходимо было упразднить в первую очередь. Хотя онтологические аргументы являются центральными, однако недоразумение, от них исходящее, невелико по сравнению с указанной видимостью, и его можно легко устранить, если та уже не портит перспективы.

Здесь первым идет аргумент субстратности (гл. 12, а. 1). Он формулирует это отношение как некую присущность: вот-бытие есть субстрат определенных качеств, они составляют так-бытие вещи. Они суть нечто «в» вот-бытии, но не вот-бытие — нечто «в» них. Ни то ни другое никогда не переходит друг в друга. Это разнородные моменты сущего. Отсюда этот аргумент затем делает вывод о разделении вот-бытия и так-бытия.

266

Во всем этом опять много ошибок:

1. И разнородные моменты могут проникать друг в друга в рамках единства некоей структуры. Так, в восприятии вещи проникают друг в друга форма и цвет. Они остаются разнородными, друг в друга не перетекают, но все-таки оказываются сущностно соотнесенными. С вот-бытием и так-бытием дело также могло бы обстоять подобным образом.

2. Так-бытие, пожалуй, можно понимать как некое дополнение к субстрату: оно имеет характер формы, определенности, качества. А относить их к некоему бесформенному нечто как к носителю является по меньшей мере осмысленным. В области вещно-физи-ческого ради этого было образовано понятие материи. Тогда все, что относится к так-бытию, было бы «присуще» такому носителю.

Но вот-бытие отнюдь не является носителем. Оно не имеет ни характера материи, ни характера субстрата. Оно не есть нечто «сущее» наряду с другим сущим или за ним, или под ним, а следовательно, и не нечто, «в» чем что-либо другое могло бы иметь свое существование. Скорее, оно выступает способом бытия всего сущего, из чего бы то ни составлялось. В самом деле, если сущее состоит из субстрата и соединенных с ним качеств, то вот-бытие как способ бытия распространяется как на качества, так и на субстрат. И последний оказывается чем-то присутствующим ничуть не более первых.

Таким образом, в данном аргументе оказались смешаны два совершенно несходных момента (хотя оба являются подлинно оптическими моментами): носимость бытия и способ бытия. Прояснение действительного отношения между ними может быть

267

достигнуто только в рамках анализа категории субстрата. Это гораздо более специальная и позднейшая задача. Способ же бытия — это фундаментальный вопрос всей онтологии. Его можно не ограничивать некоей одной категорией из многих, которые все равным образом его предполагают.

Вот-бытие как способ бытия в соответствии с особенными способами бытия расщепляется на вот-бытие реальное и идеальное, и возможно, что таковые являются способами вот-бытия в еще большей степени. Но будет явно бессмысленно понимать идеальность или реальность в качестве субстратов возможных качеств. Скорее, они характерны для особенных субстратов, встречающихся в обеих сферах бытия, точно так же, как и для несомых ими качеств.

3. Причина данного смешения заключена в смысле слова «вот-бытие»: в нем звучит нечто от бру-тальности материально осязаемого. Но в обиходной речи значение может изменяться. Говорят и о человеческом «вот-бытии», и здесь тоже слышна нотка субстанциальности. И от того, и от другого необходимо строго отличать онтологический смысл слова. Легче всего это получается, если обратиться к параллельному выражению «экзистенция». Но тенденции к субстанциализированию не удается вполне избежать и в нем.

Еще одна причина лежит в недостаточном различении «вот-бытия» и «присутствующего». Присутствующее, естественно, может быть и субстратом, носителем неких качеств. При этом забывают лишь о том, что тогда качества точно так же оказываются присутствующими. Вот-бытийный характер не отделяет их от субстрата, но связывает их с ним.

б) Мнимые индифферентность и случайность вот-быти

Наиболее значительным из онтологических аргументов в пользу разделения, несомненно, является аргумент индифферентности (гл. 12, а. 2). Для вот-бытия нет никакой разницы, оказывается ли так-бытие таким либо другим; а для так-бытия нет никакой разницы, существует ли такое нечто или нет. Исходя из сущности, т. е. из сущностных элементов так-бытия, вот-бытие вообще не является необходимым. Для сущности оно оказывается случайным и внешним. И точно так же внешним и случайным является для вот-бытия определенное так-бытие.

Этот аргумент в высшей степени поучителен. Речь в нем идет не о том или ином периферийном предрассудке, но о принципе, на котором строилась почти вся старая онтология. Подрыв принципа обрушивает за собой все сооружение.

1. Начать здесь лучше всего с конца. Конечно, в известном смысле вот-бытие с точки зрения так-бытия случайно, а именно для рассмотрения, которое уже поставило определенность в противоположность к экзистенции. При этом всегда подразумевалась сфера чистой essentia, которую можно рассматривать и отдельно взятую для себя. Но тогда приходится мириться еще с двумя затруднениями. Во-первых, с точки зрения essentia и акцидентальные составные части так-бытия точно так же случайны, как и вот-бытие; граница необходимого и случайного проходит, таким образом, не между вот-бытием и так-бытием, но через середину так-бытия. Чем уже подрывается строгость аргумента. А во-вторых, essentia сделали идеальным

бытием, экзистенцию же, однако, оставили реальному j ему одному. Противоположность, таким образом сдвинулась. Она имеет место теперь уже не внутри одного и того же сущего, но между двумя бытийственными сферами с различными способами бытия. То, что согласно теории формы идеального бытия распространяются внутрь бытия реального и им овладевают, в этом случае здесь уже ничего не меняет.

2. То, что означенным образом своеобразное отношение вот-бытия и так-бытия не постигается, следует уже из очевидности того, что и то и другое, скорее, даны как моменты одного и того же сущего; отчетливей всего это просматривается в сфере реального. Ведь если, наоборот, и то и другое рассматривать в одном реальном случае — в одной вещи, в одном событии, в одном лице, — то вот-бытие и так-бытие окажутся друг для друга не случайными. Ибо теперь они включены в некий реальный контекст, обуславливающий, что именно так-сущее, а не иное нечто, обладает вот-бытием, или, что то же самое, что именно здесь и сейчас присутствующее обладает такими качествами. Контекст этот — реальная необходимость.

3. Таким образом, ошибка, которая лежит в основе разбираемого случая, заключается в смешении сущностной и реальной необходимости. Первая принадлежит сфере идеального бытия, подобно тому как она и определяется однозначно в качестве необходимости essentia или в качестве следствия из нее. То, что экзистенция единичного реального случая не обладает сущностной необходимостью, в соответствии с этим является чем-то само собой разумеющимся. Но вследствие этого она не обязательно должна быть случай-

ной экзистенцией вообще; ведь даже для так-бытия реального случая она не обязана быть случайной. Ибо случай с иными качествами в том же реальном контексте вовсе не мог бы прийти к экзистенции. Таким образом, в контексте сферы, которой она принадлежит, она связана посредством необходимости и с так-бытием. Но только необходимость эта именно не сущностная, а реальная.

4. Если вникать в ошибку дальше, то обнаружится, что в аргументе случайности модальность сферы бытия некритично переносится на другие сферы. Но другие, скорее, имеют собственные модальные отношения и модальные законы. Здесь — исходный пункт длинного ряда исследований, имеющих дело с установлением модальных закономерностей и с их различиями в сферах сущего. Рассматриваемая здесь ошибка старой онтологии не единственная, которую тут необходимо исправить. Это лишь своего рода первый знак, на исследовательском поле которого должны быть получены решающие усмотрения относительно сущности сущего.

в) Смысл индифферентности и ее снятие

Мнимая случайность вот-бытия, как уже стало ясно, связана с проведением ошибочной аналогии между разницей сфер идеальности и реальности и отношением так-бытия и вот-бытия. Но поскольку эта случайность стоит в строгой параллельности к индифферентности, о которой, собственно, и говорит рассматриваемый аргумент, то можно ожидать, что и в случае с последней речь идет об одной и той же ошибке.

1. Конечно, верно, что некоторым образом так-бы-хие той или иной вещи можно понимать как безразличное к вот-бытию. Но в этом случае с самого начала произошло обращение к сфере бытия, отличной от вот-бытия. Безразличие имеет место лишь тогда, когда так-бытие понимается в качестве идеального, а вот-бытие — в качестве реального бытия. Идеальное существование формы — в смысле чистой, отдельно взятой essentia — действительно индифферентно к реальности и ирреальности. Здесь имеют дело с иным различием — различием способов бытия, идеальности и реальности. Но тем самым не касаются смысла так-бытия и вот-бытия.

Ни так-бытие как таковое не есть идеальное бытие, ни вот-бытие как таковое не есть бытие реальное. Иначе реальное не могло бы обладать так-бытием, а идеальное внутри своей сферы — вот-бытием. Разумеется, можно было бы и совсем не вести речь о том, чтобы так-бытие и вот-бытие принадлежали одной и той же вещи — они были бы не только разделены, но и находились бы вне всяких связей друг с другом. Но этого не предполагают и наиболее смелые из аргументов разделения.

2. Дело, скорее, обстоит так: идеальное бытие обладает своим собственным так-бытием и вот-бытием. Как бы незначительным ни было последнее, оно все же сохраняет смысл существования в своей сфере. И реальное бытие обладает своим собственным вот-бытием и так-бытием. Пусть последнее по содержанию совпадает с так-бытием идеальной сферы, в качестве так-бытия чего-то реального оно все-таки ему не идентично. Оно само, как уже было показано, имеет реальное вот-бытие в реально присутствующем нечто.

3. На то же самое можно взглянуть с другой стороны. Верно, что вот-бытие не становится равным не-вот-бытию, если так-бытие изменяется. Таким образом, в известном смысле, конечно, и вот-бытие безразлично к так-бытию. Но и это безразличие имеет место лишь тогда, когда вот-бытие означает реальное бытие, а так-бытие — бытие идеальное; что в силу названных причин не годится.

Здесь можно было бы возразить: чистое-то реальное бытие (Realsein), реальное вот-бытие, все-таки действительно не изменяется, когда изменяется лишь качество присутствующего, не изменяется и в том случае, если качество понимается как нечто столь же реальное. Однако такой оборот лишь скрывает отношение. Ибо где во всем мире есть чистое реальное бытие (Realsein) без какого бы то ни было качества? Скорее, его качество все-таки тоже принадлежит к его реальности (Realitat), качество имеет в нем такое же реальное вот-бытие, как и оно само. Все-таки речь идет не о порождении изощренного абстрагирования, но о чем-то реальном. Если воздержаться от подобных игр и взять реальное вот-бытие некоей вещи вместе с принадлежащим ей столь же реальным так-бытием, то ситуация меняется. В этом случае уже нельзя утверждать, что вот-бытие не изменяется, если меняется так-бытие. Вот-бытие определенным образом устроенной вещи очень даже меняется вместе с ее качествами. И если все качества исчезли и покинули свое место, то исчезло и вот-бытие вещи. Оно стало не-вот-бытием определенной вещи.

С онтологической точки зрения это не какой-то случайный, крайний случай. Скорее, это сквозная бытийственная разновидность реального. Она ничуть не менее важна, чем возникновение или исчезновение.

4. От индифферентности так-бытия и вот-бытия друг к другу ничего не остается, если и то и другое рассматривать в качестве того, что они суть, а именно — в качестве бытийственных моментов одного и того же сущего. И так-бытие и вот-бытие в этом случае всегда принадлежат одной и той же сфере бытия и обладают одним и тем же способом бытия. Реальное вот-бытие есть всегда вот-бытие реально так-сущего, реальное так-бытие — всегда так-бытие реально присутствующего. Связь заключается просто в том, что первое никогда не есть вот-бытие чего-то неопределенного или произвольного, но всегда есть вот-бытие чего-то весьма определенного. Здесь исчезает всякая видимость индифферентности. Реальное так-бытие столь же прочно привязано к реальному вот-бытию, как и реальное вот-бытие — к реальному так-бытию.

5. И как раз то же самое действительно в сфере идеального бытия. Обычно на вот-бытие в случае с ней внимания не обращают. Но оно существует почти так же, как и реальное вот-бытие. Тот факт, что в ряду степеней есть случай а, — это его идеальное вот-бытие. А так как ему соответствует определенное числовое значение, то он обладает и идеальным так-бытием. Идеально присутствующее есть всегда идеально так-сущее (а не что-то произвольное); а идеально так-сущее есть всегда идеально присутствующее. Таким образом, даже в рамках идеального бытия вот-бытие и так-бытие неразрывно связаны и всякая их индифферентность — это видимость.

6. Итак, резюмируя, можно сказать: в рамках каждой бытийственной сферы так-бытие и вот-бытие

неразрывно связаны друг с другом. В каждой сфере они связаны посредством необходимости и изолированно не встречаются. Данное усмотрение есть снятие онтологической видимости, вновь и вновь приводившей к хоризму бытийственных моментов.

Индифферентность имеет место лишь между моментами различных сфер бытия. Идеальное так-бытие индифферентно к реальному вот-бытию. Это видели всегда. А так как вот-бытие уступали реальному, так-бытие же понимали как чистую essentia, то, конечно, должна была возникнуть видимость, будто одно для другого является случайным и внешним. Но это было ошибкой.

Весьма понятной ошибкой. Ибо идеальное существование труднопостижимо. А так-бытие обладает той особенностью, что оно является общим для широких содержательных областей обеих сфер бытия. Кроме того, стоит только попытаться понятийно схватить его чистым, как оказывается, что оно несет на себе печать идеальности (сущности). Неудивительно, что о его реальности между тем забыли.

Глава 16. Ошибки в аргументе модальности

а) Ложная аргументация по поводу возможности и действительности

Данный аргумент сдвигает соотношение так-бытия и вот-бытия в плоскость противоположности модальностей. Таким образом, для критики был бы нужен, строго говоря, целый модальный анализ возможности и действительности. Но таковой потребен в иной связи и здесь не может быть предпринят. Пока придется довольствоваться более общими соображениями.

Остается разобраться с последним из аргументов разделения. Он связан с распространенной точкой зрения, согласно которой так-бытие есть бытие чисто возможное, вот-бытие же — действительное бытие. Если теперь исходить из того, что все является либо возможным, либо действительным, но никогда не есть и то и другое одновременно — что соответствует аристотелевской традиции, — то отсюда следует, что вот-бытие и так-бытие могут существовать лишь раздельно и что они сами расщепляют единство сущего, превращая его в двойственность порознь существующих факторов (гл. 12, а. 3).

1. Подразумеваемое здесь отношение наиболее известно из лейбницевского представления о творении мира: в себе возможны многие миры, действительным становится лишь один. Возможные миры сосуществуют в божественном рассудке; из них Бог выбирает лучший, чтобы его осуществить. Первые имеют свое так-бытие и без какой бы то ни было экзистенции, второй получает свое вот-бытие из principium соn-ventiae*. Подобное отношение подразумевал и Кант в опровержении онтологического доказательства бытия Бога, говоря о «ста возможных талерах», которые содержательно не отличаются от «ста действительных талеров», т.е. имеют с ними общее так-бытие, но лишены вот-бытия.

. Что же в данных примерах означает различие возможного и действительного? Подразумевается ли тем самым вообще некое подлинное различие мо-

* Принцип соответствия (лат.).

дальностей? Ответить на это не так просто. Угадывается, однако, нечто иное, а именно, что дело идет не об одной только противоположности модальностей. Во всяком случае, лейбницевские «возможные миры» в божественном рассудке до сотворения мира не суть нечто реально возможное, для этого им недостает главного условия — реализующего принципа. Столь же мало оказываются чем-то реально возможным кантовские «сто возможных талеров»; чтобы обеспечить их реальность, нужен реальный процесс становления, в данном случае — зарабатывания, труда. Лишь в этом процессе обеспечивается их реальность. Так по какому праву там «миры», а здесь «сто талеров» названы возможными?

3. На это есть только один ответ: они принадлежат иной сфере, которая в любом случае не есть сфера реального бытия; и в этой иной сфере существует возможность совершенно иного рода, а именно такая, которая не привязана к длинному ряду условий. Такой род возможности заключается в выполнении единственного условия, внутренней непротиворечивости. Этому условию соответствуют мыслимые «сто талеров» и точно так же — мыслимые божеством «миры», а именно — без учета возможности их реализации. Это именно образования иной сферы, сферы чисто мыслимого. И именно эта чистая мыслимость — причина того, почему у них нет вот-бытия.

б) Исправление ошибок

Однако нет необходимости понимать сферу «возможного» в указанном смысле исключительно как сферу мыслимого. Вместо нее с равным успехом мож-

но подставить сферу essentia или сферу идеального 'ытия. К примеру Лейбница это относится безоговорочно, ибо intellectus divinus издавна считался царством сущностей. И в примере Канта, по крайней мере, ничего не изменится, если понять его таким образом.

1. Но тогда становится ясно, что фактически здесь подразумевается вовсе не противоположность модальностей, но противоположность сфер бытия и их способов бытия. А тогда сюда переносится все, что выше говорилось о роковом смешении различия вот-бытия и так-бытия с различием реальности и идеальности. Только лишь идеально возможное, естественно, не может как таковое обладать реальной действительностью, поэтому кажется, что так-сущее могло бы существовать и без вот-бытия. Ибо вот-бытие считалось прерогативой одного лишь реального. Здесь, таким образом, накладываются друг на друга две ошибки; ведь идеальное так-бытие тоже обладает в своей сфере своего рода вот-бытием.

2. В целом, стало быть, здесь переносятся друг на друга и почти отождествляются три пары противоположностей с весьма различными структурами и измерением: 1)бытийственные моменты: вот-бытие и так-бытие, 2) сферы бытия: реальность и идеальность, 3) модусы бытия: действительность и возможность. На этом держится мнимый аргумент, что так-бытие есть только лишь бытие возможное, вот-бытие — бытие действительное. Для опровержения было бы уже достаточно аккуратного различения первых двух пар противоположностей. Ибо без их отождествления третья здесь вовсе неприменима.

3. Но помимо этого можно также показать, что третья пара противоположностей пересекается с первыми двумя и ни с одной из них не совпадает. Есть собственно реальная возможность, к которой принадлежит гораздо больше, чем к идеальной сущностной возможности; и есть собственно сущностная действительность, гораздо меньшая, нежели реальная действительность. Точно так же, однако, в рамках реального есть как действительность так-бытия, так и действительность вот-бы-тия, как возможность так-бытия, так и возможность вот-бытия; и не по отдельности друг от друга, но всегда вместе и друг за счет друга. Но то же самое относится и к сущностной возможности и сущностной действительности: обе всегда распространяются как на идеальное так-бытие, так и на идеальное вот-бытие и никогда на только лишь одно из них.

4. Разделение возможности и действительности, как его допускает аргумент модальности, существует лишь в пересечении с противоположностью сфер, лишь сущностная возможность оказывается индифферентной, а именно лишь к реальной действительности (не к сущностной действительности). Но это не удивительно, ибо она же равным образом оказывается индифферентной к реальной возможности. Действительная противоположность, стоящая за соотношением модальностей, есть, таким образом, скорее противоположность всех сфер бытия.

Это то, что до настоящего времени не замечается аристотелевским метафизическим аргументом модальности (Метафизика 0).

в) Поучительное в ошибках рассмотренных аргументов

Для более строгого доказательства последнего утверждения требуется, пожалуй, еще одно широкомасштабное исследование соотношения способов и модусов бытия. Данному исследованию будет посвящен весь второй том настоящей Онтологии. Для первичных же нужд достаточно иметь в виду явно ошибочное смешение пар противоположностей.

Целый ряд аргументов, стремившихся придать правдоподобие разделению вот-бытия и так-бытия, разгромлен. Теперь встает задача определить положительное отношение этих двух бытийственных моментов. И даже для этого в ходе разбора ошибочных аргументов уже кое-что сделано. Прежде всего обнаружилось, что онтологические заблуждения все можно свести к одному источнику — к ложному привлечению противоположных сфер реальности и идеальности. Кажется, что в традициях онтологии эта противоположность имеет некое навязчивое свойство скрыто проникать куда только возможно. Это понятно, если учесть, что в течение веков онтологическая мысль обреталась в нечетко сформулированных и метафизически перегруженных категориях essentia и existentia. Необходимо защититься от этой навязчивости - - причем не игнорируя противоположность сфер, но ее проясняя. Средство для этого будет найдено в модальном анализе.

Подходить к этой противоположности следует с большой осторожностью. Нет ничего труднее понимания способов бытия в их своеобразии. А так как они наличествуют во всех отношениях, во всем состав-

ляют внутреннюю сторону «сущего как сущего», то именно в них должны лежать важнейшие разъяснения. Но если расширить перспективу, связать этот результат с выводами, полученными из критического разбора отрефлексированных аргументов в пользу разделения, то в глаза бросится еще кое-что. Все различие вот-бытия и так-бытия становится сомнительным. Как типы суждений переходят друг в друга, не изменяя предикативного бытийственного содержания, так и в самом «сущем как сущем» это делают бытийствен-ные моменты вот-бытие и так-бытие, и точно так же не изменяя оптического бытийственного содержания. Теперь как будто ничего не остается, кроме противоположности сфер. Она, пожалуй, снятию не поддается. Но эта противоположность ошибочно перенесена на соотношение вот-бытия и так-бытия. В рамках «одной» сферы — а вот-бытие всегда есть вот-бытие так-сущего одной и той же сферы — ей делать нечего. Необходимо, стало быть, со всей серьезностью спросить, что ей тогда вообще нужно в «сущем как сущем».

Глава 17. Конъюнктивная и дизъюнктивная противоположности

а) Понятие оптически нейтрального так-быти

Опровержение аргумента индифферентности (гл. 15, бив) вывело на оптическую связь вот-бытия и так-бытия, которую можно снять только в абстракции. Этот результат получил реальное наполнение в перенесении взгляда с «бытия» на «сущее», в данном случае стало быть, с «вот-бытия» на «присутствующее», с «так-бытия» на «так-сущее». Это не внешний металогический ПрИем Скорее, это точнейшим образом соответствует тому, что в самом начале — в согласии с исходными интенциями античной онтологии — оказалось необходимым (гл. 1, б и в).

Кратко это можно высказать так: вот-бытие и так-бытие — это, пожалуй, нечто различное, и нет нужды оспаривать их противоположность в сущем; однако «присутствующее» и «так-сущее» — это не нечто различное, но совершенно одно и то же сущее. Его вот-бытие и его так-бытие образуют лишь различные «моменты» в нем. Если в соответствии с этим оставаться строго в рамках одной сферы бытия, то данное положение не несет в себе никаких затруднений.

Двусмысленным оно становится лишь тогда, когда сферы не различаются тщательно друг от друга. Говорят, к примеру, что некая закономерность, допустим закономерность мнимых чисел, не имеет ведь никакого вот-бытия, но тем не менее есть нечто так-сущее. Имеют в виду, что она не обладает реальным вот-бытием. И на это возразить нечего. Но забывают, что она, как нечто идеально сущее, в своей сфере прекрасно имеет свое вот-бытие. Но такая закономерность, которая имеет место не в области реального (не относится ни к чему реальному), не есть и так-бытие реального. Поэтому реальное вот-бытие для нее вовсе не принимается в расчет.

Тем не менее и здесь дело не ограничивается одним только различением сфер. Ибо и между ними царит некая своеобразная связь, которая в свою очередь проникает во все онтологические соображения.

Традиционное словоупотребление, всегда трактующее «вот-бытие» в качестве реального «вот-бытия», хотя и неверно, однако, не вполне беспочвенно. Важным вот-бытие является как раз только в реальной сфере И точно так же небеспочвенно, что «так-бытие» всегда понимается в известной индифферентности к идеальности и реальности. Ибо в том состоит своеобразие так-бытия, что оно соединяет две сферы и охватывает оба способа бытия, правда, не сплошь, но, пожалуй, во всех предметных областях.

Тем самым мы выходим на новый и существенный проблемный пункт. От индифферентности так-бытия что-то остается — даже и после снятия аргумента индифферентности, — но это индифферентность его не к вот-бытию, но к идеальности и реальности. В округлости некоего шара нет никакой разницы, идет ли речь о геометрическом шаре или о материальном. Округлость вообще и как таковая характерна как для того, так и для другого. В этом смысле можно совершенно однозначно говорить о «так-бытии вообще». Или поскольку речь здесь идет о разновидности неопределенности в отношении различия между идеальностью и реальностью, то, наверное, правильней будет говорить о «нейтральном так-бытии».

Это понятие нейтрального так-бытия, таким образом, усваивает из отвергнутого понятия индифферентности после отбрасывания всех традиционных заблуждений то положительное, что в нем есть. Понятие это не следует слишком уж расширять. Ибо вовсе не в каждом так-бытии можно обнаружить нейтральность. В так-бытии мнимых чисел, например, его, пожалуй, искать бесполезно, ибо эти образования обладают лишь идеальным бытием. Ведь содержаное пересечение сфер идеального и реального бытия вообще ограничено — быть может, по всем лравлениям. Об оптической же нейтральности так-бытия можно говорить только в границах пересечения их содержаний. Несмотря на это, она все-таки может претендовать на некоторую значимость, ибо данные фрагменты и той, и другой сферы лежат преимущественно внутри этих границ.

б) Различие сфер как противоположность способов вот-быти

И тотчас следующий вывод демонстрирует свое неожиданное значение. Если так-бытие как таковое нейтрально в отношении идеальности и реальности, то оптическая тяжесть противоположности сфер очевидно падает на сторону вот-бытия. Идеальное и реальное бытие отличаются видом и способом вот-бытия.

Это различие в общераспространенном понятийном языке получило заострение в том смысле, что вот-бытие безоговорочно стало пониматься как реальное вот-бытие. Хотя это заострение ошибочно, но оно в свою очередь содержит рациональное зерно. Реальное вот-бытие несравнимо более весомо, это как бы конденсированное вот-бытие, существование в строгом смысле. Бытийственная тяжесть реального вот-бытия дает в жизни всем вещам и отношениям их жесткость, силу, мощь. Идеальное же вот-бытие — это нечто невесомое, едва ощутимое, нечто, о чем вспоминает лишь зрелое, достигшее теоретической стадии мышление. Брутальность жизни им не затрагивается.

Оснований для отождествления вот-бытия и реальности это отнюдь не дает. Нейтральности так-бытия,

скорее, четко соответствует двойственность и антагонистичность способов вот-бытия. Но, пожалуй, указанным образом различие вот-бытия и так-бытия еще раз достигает значимости большей, чем могло показаться после опровержения факта разделенности.

Затем следующее. Нейтральное так-бытие всегда, наверняка, есть так-бытие невесомого идеального вот-бытия, ибо оно должно быть, по крайней мере, идеальным так-бытием и в качестве такового иметь свое существование в сфере идеального бытия. Кроме того, оно может обладать и реальным вот-бытием, но этого ему не нужно. В нем выражается индифферентность только лишь идеального так-сущего к реальному вот-бытию — единственный вид индифферентности, устоявший перед критикой. Реальным вот-бытием нейтральное так-бытие обладает лишь тогда, когда оно само больше, чем только лишь нейтрально, а именно, когда оно есть реальное так-бытие, т.е. так-бытие чего-то реального. Поэтому можно прекрасно знать о так-бытии чего-то, не зная о его реальном вот-бытии. В этом случае как раз знают о нейтральном так-бытии.

Эту нейтральность, однако, нельзя повернуть в обратную сторону. И этим она отличается от отвергнутой индифферентности. Реальное вот-бытие со своей стороны не нейтрально в отношении так-бытия. Оно с необходимостью имеет свое так-бытие, а именно — реальное так-бытие. Оно как раз есть вот-бытие чего-то реально сущего. Это не значит, что о так-бытии пришлось бы знать до мельчайших подробностей, когда известно о вот-бытии. Познание сущего подчиняется в этом пункте иному закону, нежели само сущее. Но, пожалуй, параллели все-таки можно было бы провести в том отношении, что в знании о вот-бытии всегда содержится хотя бы что-то и от так-бытия. Иначе его совсем нельзя было бы отличить от вот-бы-тия другой вещи.

И вывод можно делать дальше: лишь так-бытие как таковое — как бы «чистое» так-бытие — есть бытие нейтральное. В вот-бытии различаются сферы бытия. Их разница — это разница «способов бытия». Но способы бытия привязаны к способу вот-бытия, не так-бытия. Противоположность идеальности и реальности есть противоположность вот-бытия. Содержательное же пересечение их сфер есть тождественность так-бытия. Эта тождественность — насколько уж ее хватает — есть нейтральность так-бытия.

Итак, в самой краткой формулировке: так-бытие соединяет две сферы сущего. Вот-бытие разводит их. Если понимать эту формулу с указанными оговорками, то в первом приближении с ней можно согласиться.

в) Конъюнкция бытийственных моментов и дизъюнкция способов быти

Только здесь различие двух пар противоположностей проясняется. Прежних определений для этого недостаточно: они показывают лишь инаковость характера противоположностей, не будучи в состоянии определить их положительно. Отношение вот-бытия и так-бытия не только не параллельно отношению реальности и идеальности, наоборот, оно имеет место в другом оптическом измерении. Теперь, после ввода принятых определений, это можно уточнить детальнее.

Хотя вот-бытие как таковое само не является способом бытия, но оно дифференцируется вместе

со способом бытия, и тем самым вот-бытие всегда пребывает в определенном способе бытия. Так бытие есть содержательная определенность, а последняя допускает разичные способы бытия. В этом его нейтральность. Реальность же и идеальность суть чистые способы бытия и распространяются как на вот-бытие, так и на так бытие. Если придерживаться этого, то можно высказать два положения:

1. Различие вот-бытия и так бытия есть различие способа бытия и бытийственной определенности. Ибо нейтрального вот-бытия не существует.

2. Различие реального и идеального бытия есть различие между собой способов вот-бытия. Ибо поскольку так бытие нейтрально, способ бытия состоит в способе вот-бытия.

В этих положениях высказывается фундаментальное онтическое отношение сложного рода. После введения понятия нейтрального так бытия пересечение двух пар противоположностей становится систематическим, говоря геометрическим языком, они перпендикулярны друг другу. Но, пожалуй, здесь следует принять во внимание, что все отношение нельзя субстанциализировать. Дело идет только о чистых бытийственных моментах и способах бытия, на какой-нибудь носитель это не переносится. Не существует нейтрального «так сущего», есть лишь нейтральное «так бытие». Не существует и реально присутствующего, которое не было бы реально так-сущим. Во всяком «сущем» способ бытия вот-бытия без каких бы то ни было сомнений есть в то же время способ бытия так бытия. Он всегда распространяется от вот-бытия непосредственно на так бытие. Таким образом, к первым двум положениям для понима-

Рис. 1

ния их в правильных границах необходимо добавить третье:

3. Так бытие определенного сущего никогда не есть нейтральное так бытие, оно всегда или идеально, или реально, также как его вот-бытие. Различие реального и идеального бытия всегда есть также различие способов так бытия между собой. Ибо к каждому роду вот-бытия принадлежит так бытие своей собственной сферы. Нейтральность так бытия состоит лишь в отказе от определенного «сущего»; ее смысл заключается исключительно в содержательном совпадении сфер.

Относительная правомочность понятия нейтрального так бытия, а также смысл положений 1 и 2 будут лучше всего видны, если до поры до времени совершенно отказаться от понятия нейтральности и сопоставить друг с другом четыре члена комбинированного соотношения противоположностей (рис. 1). Тогда горизонтально будут противопоставлены бытийствен-ные моменты — так бытие (тб) и вот-бытие (вб), вертикально — идеальное бытие (и) и реальное бытие (р).

В подобной размерности тотчас бросается в глаза разница горизонтальной и вертикальной противоположностей. Первая есть противоположность неразрывно связанных моментов, вторая — противоположность альтернатив; одна образует конъюнктивное отношение, вторая — дизъюнктивное. Первая имеет форму «как..., так и», вторая — «или — или». Сообразно с этим возникает двойное положение.

Бытие всего сущего, будь оно идеальным или реальным, есть как так бытие, так и вот-бытие; но бытие всего сущего, будь оно так бытием или вот-бытием, есть бытие или реальное, или идеальное.

Если понимать это как определение «сущего как сущего» вообще, — а в начале было показано, как его определения вообще могут быть лишь такими, что они могут быть даны только изнутри, исходя из его конкретизации и их отношений, — то теперь можно сказать, что «сущее как сущее» характеризуется двумя разнородными отношениями, которые располагаются, пересекаясь: первое есть конъюнктивное отношение бытийственных моментов, второе — дизъюнктивное отношение способов бытия. Второе распадается на сферы бытия, первое — вопреки противоположности сфер — удерживается в себе. Это расположение конъюнкции и дизъюнкции друг в друге есть фундаментальная онтическая схема строения мира.

г) Экспозиция и редукция фундаментальной схемы

Теперь необходимо проанализировать это двойное соотношение. В этом плане нет недостатка в более или менее смутных примерах, смутными они являются, поскольку в теориях они нигде не объяснены,

но лишь молча предполагаются. Однако надо сказать, что при всей неясности в любой теории все-таки обнаруживается нечто от знания о фундаментальной оптической схеме.

В старом понятии essentia идеальное бытие и так бытие переливаются друг в друга. Там, где универсалии понимаются как существующие ante res, там преобладающий характер получает идеальное бытие; там, где они понимаются как существующие in rebus, там'определяющим является так-бытийственный характер. Понятно, почему эта неясность могла сохраниться: этому содействовала нейтральность так-бы-тия. Ошибкой было лишь то, что она воспринималась в качестве идеальности.

Так как в этом случае идеальное вот-бытие труднодостижимо и для неопытного взгляда почти неотличимо от идеального так-бытия, то все теории склоняются к тому, чтобы его игнорировать. Тогда разница бытийственных моментов в двух верхних членах фундаментальной схемы исчезает и общее отношение становится трехчленным: единое идеальное бытие (иб) противостоит реальному так-бытию и реальному вот-бытию (рис. 2). Упрощенная таким образом схема явно неверна и не может удержаться. Поскольку либо теперь вообще излишне допускать еще одну сферу идеального бытия, так как ведь ее собственный способ бытия (ивб) вычеркнут (вывод, сделанный Аристотелем), либо так бытие реального мира (ртб) втягивается в идеальность, и на уровне реального остается только вот-бытие (рвб). А тогда мы имеем ставшее традиционным отождествление вот-бытия с реальностью, так бытия с идеальностью, которое уже показало