Часть 8.

себя как неприемлемое. И в том, и

Рис. 2

в другом случае редукция оставляет от четырех членов только два.

Совсем иначе будет, если начать редукцию по вертикали. Сторона вот-бытия в этом случае не принимается в расчет, ибо как раз в вот-бытии идеальное и реальное бытие принципиально отличаются. Но в так бытии между ними нет принципиальной разницы. Оно в принципе одно и тоже как в идеальном, так и в реальном образовании. В этом состоит его нейтральность. Теперь единым образом воспринимаемое общее, или нейтральное, так бытие (нтб) противостоит двум способам вот-бытия, причем в двойственности последних все еще проявляется «вертикаль» (противоположность сфер) (рис. 3).

Очевидно, что этот второй род редукции имеет вполне определенную объективную правомочность, пусть даже отказываясь от различия, которое существует также и в себе. Во-первых, он соответствует обнаруживаемому базовому феномену — нейтральности так бытия, или, выражаясь содержательно, кон-

Рис.3

вергенции сфер в их структурной обоюдной содержательности. Во-вторых, же, он соответствует и другому столь же обнаруживаемому базовому феномену — дивергенции вот-бытия по сферам.

Редуцированная таким образом схема, следовательно, в точности подходит к двум сформулированным выше (в пункте «в») положениям. По ней прямо видно, как разница идеального и реального бытия представляет собой разницу видов вот-бытия; равно как и то, что нейтрального вот-бытия не бывает, причем в этом случае разница вот-бытия и так бытия оказывается разницей способа бытия и бытийствен-ной определенности.

В этой схеме нейтральное так бытие нельзя просто принять в идеальную сферу и тем самым рассматривать идеальное так бытие как подчиняющее себе реальное (в качестве его рода), как это не раз происходило в е55еп11а'льных теориях. Ибо в нейтральном так бытии не существует разницы способов бытия; бытийственная определенность как таковая на самом деле одна и таже как в одной, так и в другой сферах, она действительно нейтральна к способу бытия. А с другой стороны, это не значит, что она безразлична к вот-бытию вообще: ведь без вот-бытия она была бы не сущей определенностью, т.е. не была бы определенностью. Нейтральность касается только «вида» вот-бытия.

д) Роль нейтрального так бытия в споре об универсалиях

Вероятно, до поры до времени философское значение данного результата будет оценить непросто. Чисто онтологические последствия способны проявить себя не так уж быстро, а стало быть, здесь легко можно-таки усомниться в познавательной ценности подобных усмотрений. Поэтому, прежде чем мы двинемся дальше, необходимо указать на некоторые следствия, которые непосредственно на нашем пути не лежат, но проливают яркий свет на то, что сказано.

То, о чем шла речь в споре об универсалиях, было, в сущности, не идеальным бытием, но так бытием. Термин essentia, который так легко понять в смысле идеальной сущности, не дает возможности это осознать. Но надо учесть, что спор все-таки шел именно о том, существуют ли универсалии ante res, либо in rebus, либо post rem (in mente). Эти варианты сочетаются, пожалуй, не с идеальным бытием, но с нейтральным так-бытием. Только нейтральность отнесена здесь еще к третьей явно зависимой сфере — к сфере mens humana*; а так как сфер ведь может

' Человеческий ум (лат.).

быть больше, чем две самостоятельные сферы бытия, э нельзя понять, почему нейтральность так бытия не может распространиться и на еще какие-нибудь сферы с зависимыми способами бытия.

Универсалии ante res без труда можно понимать как идеальное бытие; универсалии in rebus - - это явно реальное так бытие. Номиналистски понимаемые универсалии in mente представляют так бытие в сознании. Если это обобщить и одновременно учесть, что во всех трех случаях содержательно подразумевалось одно и то же царство универсалий, подобно тому, что во всех трех случаях существование наряду с этим оставалось особой онтологической проблемой, то становится ясно, что объект великого спора на самом деле был расплывчатым в своей нейтральности так бытием. Расплывчатость в нем — это как раз неопределенность и многозначность способа бытия.

Если этому требуется наглядное доказательство, то оно, вероятно, заключается в том, что в выводах реализма универсалий вся quidditas, вплоть до индивидуальности единичного случая (haecceitas), могла уместиться в essentia. Еще более доказательным, по-видимому, является факт, что тот же самый Дуне Скот, сделавший наиболее радикальные выводы, объединил все три случая в одну онтологическую теорию, в чем он к тому же в свое время не был одинок. Какой же смысл имело бы утверждать нечто подобное об идеально сущем? Ведь это означало бы, что структуры весьма определенного способа бытия, напротив, обладают трояким способом бытия! Мастеров высокой схоластики любят упрекать во всякого рода односто-ронностях, но чтобы они сознательно защищали нечто

в себе противоречивое — такого как раз о них не скажет никто, кому известна их логическая близкая к чему-то формально-педантическому манера работать. Загадка решается просто, если essentia понимать в смысле нейтрального так-бытия. Ибо как раз нейтральность есть то, что с самого начала, не только допускает троякость способов бытия, но прямо-таки по своей сути все три собой объемлет.

Классичность великого спора об универсалиях состоит в том, что он представлял собой неизбежную борьбу с онтологической многозначностью, которая действительно существовала в так бытии сущего. В его рамках в ходе этой борьбы некая неоспоримая фундаментальная проблема была исследована в дискуссиях вплоть до ее готовности к решению. Однако Новое время с его растущим отрывом от онтологических дел не сумело воспользоваться достигнутой в решении этой проблемы ситуацией.

е) Положение феноменологических «сущностей»

Второй вывод касается очень современных и близких вещей, но движется больше по теоретико-познавательной линии: то, что феноменологический метод наших дней, подходя к конкретному случаю, «выносит за скобки» («vor die Klammer» hebt) в качестве сущности, есть не сущность как таковая, но так-бытие, а именно в форме нейтрального так-бытия. При этом он, разумеется, придерживается только всеобщего в так-бытии и за счет этого создает видимость, будто дело идет об идеальной сущности.

Если бы то, что достигается в ходе феноменологической оедукиии. было непосоелственно идеальным - ем то онтологически оставалось бы непонятно, < же оно может быть получено из реального случая путем заключения в скобки (Einklammerang) вот-бы-тия Из реального как такового нельзя получить ничего, кроме его реального так-бытия и его реального вот-бытия. Но если бы это было извлекаемое реальное так бытие, то оставалось бы неясно, как можно его затем рассматривать в качестве самостоятельного, как бы свободно подвешенного образования чисто в себе и в этом рассмотрении еще извлекать из него некие законы. К реальному так-бытию это явно не имеет отношения.

Но, пожалуй, это имеет отношение к нейтральному так-бытию. Извлекается оно, а не идеальное бытие. Это можно прояснить и другим способом. Сущность у вещи может быть только одна; феномен же может получаться различными способами, он не тождествен вещи, он подчинен субъективным факторам, заложенным в характере видения. Он может получиться и таким, что сущность в нем явится искаженной. Тем не менее из феномена, именно как такового, нечто можно вынести за скобки — его так-бытие. Последнее может быть иным по сравнению с так-бытием вещи. Это именно только лишь так бытие феномена. Ведь то, что останется, — это будет даже не реальность, но данное (mitgegebene) в самом феномене вот-бытие. Но если бы, таким образом, достигалось одно только феноменальное так бытие, то от всего метода было бы немного пользы и им можно было бы пренебречь. Однако это отношение даже не таково. Скорее, извлекаемое так бытие как таковое можно прекрасно воспринимать в качестве нейтрального, т. е. такого, которое и в самой вещи может быть реальным так бытием

и, кроме того, вознесенное в сферу подлинных сущностей, может быть идеальным так-бытием. Так ли это, разумеется, необходимо проверить иначе, и нельзя скрывать, что чисто феноменологический метод насколько он работает без обращения к другим методам, остается перед такой проверкой в долгу. Однако в качестве подхода к дальнейшим процедурам он остается правильным и незаменимым, ибо всякая данность имеет форму феномена.

Для сути нейтрального так бытия не характерно, чтобы его можно было без проверки, как-нибудь на основе заранее гарантированного, тотального тождества содержания сфер, произвольно переносить из одной сферы в другую. Это относится даже к идеальной и реальной сферам, в которых как раз это тождество уже является ограниченным, — не говоря о сфере субъектсоотнесенных феноменов в их отношении к первым двум. В строгом смысле о тождестве нейтрального так бытия можно говорить лишь там, где уже твердо установлено, что феномен и вещь по содержанию совпадают. Правда, в этом случае тогда можно сказать, что идеальное так бытие схватывается за счет редукции, по меньшей мере, опосредованно. Но именно это не может предполагаться вообще для феноменов всякого рода и никогда не может быть констатировано и в единичных феноменах, взятых в их изолированности. Однако если привлечь феноменальный дальнейший контекст, в котором всевозможные «сущностные заблуждения» нейтрализуются сами собой, то тем самым будет осуществлен переход к процедуре иного рода, в которой содержательные расхождения в сферах станут ощутимыми. В действительности только тогда произойдет сближение с сушим. Так объясняется, что феноменология как таковая не является онтологией и на ее почве даже не может возникнуть. Она принципиально останавливается на так-бытии феноменов и на большее никак не способна. Способен на это всегда только метод, который в связи с ней и одновременно в противоположность к ней отводит взгляд от феноменов и направляет его поверх них на «сущее как сущее».

Раздел III

Внутреннее отношение бытийственных моментов

Глава 18. Вот-бытие в так бытии и так бытие в вот-бытии

а) Связь и реальность в отношении бытийственных моментов

Прояснение ситуации с отношением двух противоположностей — бытийственных моментов и способов бытия — еще отнюдь не является окончательным прояснением отношения так бытия и вот-бытия. Такой вывод может быть сделан уже из логической переводимости так-бытийственных и вот-бытий-ных суждений друг в друга. Понятие «нейтрального так бытия», правомочность которого ведь только относительна, здесь очень даже легко может стать дезориентирующим, поскольку оно создает видимость, будто наряду со сферами бытия существует еще ней-

тральная сфера, в которой чистое так-бытие существует без вот-бытия. Оптически действительное здесь является исключительно содержательной конвергенцией сфер, конвергенцией, отнюдь не снимающей их дизъюнктивность. Но для каждой из сфер остаются в силе положения: нет так бытия без вот-бытия и нет вот-бытия без так бытия.

Эти два положения выражают конъюнктивность бытийственных моментов. А так как различие сфер бытия коренится в различии способов вот-бытия, то первое из двух положений одновременно выражает онтическое расщепление, в сущности, так бытия. Ибо нейтрального вот-бытия не существует. На конъюнктивном характере противоположности бытийственных моментов держится, таким образом, дизъюнктивный характер противоположности способов бытия.

Но какие свойства теперь имеет само конъюнктивное соотношение так бытия и вот-бытия? Можно подыскать некое сравнение, для этого напрашиваются различные соотношения противоположностей. Но ни одно не подходит к искомому. В противоположности «гора и долина», к примеру, тоже есть связь моментов. Но она вырождается в совершенную относительность. У волнистой линии достаточно лишь изменить направление рассматривания, и волна-гора уже кажется волной-долиной. В противоположности формы и материи заключена иная связь, но и ей свойственен определенный род относительности. Каждый носитель формы может сам уже содержать формирование низшего рода, а всякое оформленное может вновь стать носителем более высокого формирования. В строении реального мира это отношение хорошо известно. Следствием этого является то, что все, когда-либо

объявленное абсолютной материей, если оно не оставалось абстрактным понятием, вновь растворялось 1 формировании, а все, что считалось чистой формой, оказывалось материей другого формирования.

Теперь вопрос заключался бы в том, имеется ли вообще в отношении так-бытия и вот-бытия сущего подобная относительность. Нельзя ожидать, что вопрос этот совсем такого же рода. Но логический анализ, надо думать, показал, что данное отношение вообще способно к релятивированию, не противоречащему его антитетическому характеру.

Если уж два вышеизложенных положения больше не относятся к нейтральному так-бытию, то последняя формулировка вопроса и подавно указывает на отношение, в котором изолирование одного бытий-ственного момента от другого становится нелепым. Быть может, более поздним делом будет выяснить, какова правомочность подобного изолирования при рассмотрении. В данный момент дело идет не о точках зрения определенного рассмотрения, но в гораздо большей степени об отказе от них. Ибо есть подозрение, что на само оптическое различие вот-бытия и так бытия ярлык противоположности был наклеен лишь определенным способом рассмотрения.

б) Первичное сознание мира. Язык и логическая форма

Не одни только теории проецируют свой способ рассмотрения в сущее, ими рассматриваемое; это делает и наивное сознание мира. Имея дело с сущим, оно в первую очередь думает о вещах; уже отношения, движения, процессы считаются им менее сущими.

При этом оно хотя может и не останавливаться, но в своем движении вперед удерживает также нечто от исходной позиции. Оно субстанциализирует вещи и признает за ними вот-бытие как за субстанциями. За их качествами, изменениями, отношениями оно обычно вот-бытия не признает. Их оно понимает как нечто оптически вторичное, высказывает их «исходя из» субстанций, резюмирует их в качестве «что» или «как» вещей. Вещность как таковую оно не высказывает, сами вещи для него суть субъекты — «субстантивно» сущее, для которого характерно все вышеуказанное, но которое само не характерно ни для чего другого.

Несомненно, что это есть некий способ рассмотрения. Несомненно, и то, что из него происходит привычность противоположности вот-бытия и так бытия. Разумеется, твердо придерживаться его нельзя уже в жизни. Является ли вещью ручей, облако, лес? Является ли субстанцией только вода или же и волна, пузырящаяся пена? Является ли вещью группа деревьев, или же это только элемент леса? Древесная кора -это так-бытие дерева, или она обладает вот-бытием? Язык без разбора субстанциализирует все, о чем только можно что-либо высказать. А о чем нельзя? Но и обо всем высказываемом и обо всем присущем он точно так же без разбора высказывает сам «факт», что они есть. При этом он не делает различия между субстанциальным и несубстанциальным. Высказывание же «факта» есть вот-бытийное высказывание.

Язык идет вперед с развитием сознания мира. Но в своих формах он держится собственных корней. Человек с давних пор знает, что присущее (прилагательное) бытие (adjektive) есть также вот-бытие, отли-

чает его от вещеобразного (существительного) бытия (substantive) уже не так давно; конечно, он знает, что последнее всегда есть также так-бытие чего-либо: дерево на своем месте есть так-бытие леса, лист на своем — так-бытие дерева, но он придерживается однажды образованной формы языка и мысли, он грамматически канонизирует противоположность существительного и прилагательного и в качестве разделения бытийственных моментов вносит его в развитое сознание мира, которому она уже не адекватна. Наконец, наступает черед логики как теории. Она завладевает образованными в языке формами, констатирует, что они вполне являются и формами мысли, и уже окончательно канонизирует их в типах понятий и суждений. Мир ее не интересует. Ее ориентация на сущее ограничивается извне бытийственным содержанием высказывания, предикативным бытием. Она обнаруживает своеобразие высказывания факта («dafi»-Aussage) сравнительно с высказыванием сущности («Was»-Aussage), находя языковую форму того и другого строго различающейся. На предмет бытий-ственного содержания, имеющегося помимо этого, она высказывание не анализирует. Так неожиданно вот-бытийные и так-бытийственные суждения остаются друг возле друга.

в) Содержательная относительность «факта» («DaB») и «сущности» («Was»)

Одни только эти соображения уже показывают, что противоположность бытийственных моментов не может быть удерживаема онтологически. Хотя вот-бытие и не является субстанцией так бытия, но

субстанциализирование «присутствующего», пожалуй, было, виновником его сущностного отделения от так-бытия как присущего. И точно так же адъективация так бытия содействовала сущностному отделению его от вот-бытия. Но как, если теперь оказывается, что способ бытия — и вместе с ним вот-бытие вообще — безразличен к различию существительного и прилагательного бытия?

Следствием должна стать релятивизация «факта» и «сущности» друг относительно друга.

В понятии «качества» («Beschaffenheit»), которое всегда настойчиво напрашивается в случае так-бытия, этого увидеть нельзя. Слишком односторонне в нем акцентируется прилагательный характер. Но, пожалуй, это можно увидеть в «что» или «как». Ведь, в конце концов, способ бытия есть и некая определенность в сущем. Но способ бытия есть вопрос вот-бытия. Разумеется, даже в случае голой противоположности бытия и небытия данная позиция не теряет правомерности. Ведь называет же традиционная таблица суждений эту противоположность противоположностью «качества» («Qualitat»). А в противном случае даже вот-бытие нельзя было бы высказать, и экзистенциальное суждение было бы онтологически бессмысленным.

И точно так же дело обстоит с «фактом» («DaB»). Ведь определенность какого-либо дела есть, в конце концов, и некий «факт» и формулируется в языке в виде предложений «факта». Тот же самый «факт» будет, скажу ли я теперь, «что» («daB») дело таково и таково, или, «что» («daB») оно есть. Таким образом, и в так бытии имеется способ бытия, равно как и в вот-бытии — определенность. Ибо во всякой опре-

деленности речь идет о бытии определенности, i во всяком бытии — об определенности способа

бытия.

Правда, корреляция вот-бытия и так бытия остается существовать, а вместе с ней — известная противоположность. Но она не допускает никакого установления границ. Остается лишь некая противоположность направлений. Вероятно, можно искусственно провести некую границу — как это происходит в наивном сознании вещи и не в меньшей степени в логическом разведении типов суждений, — но такая граница не удерживается. Она смещается при вводе в действие онтологических соображений и в конце концов расплывается.

На этом основывается переводимость вот-бытий-ных и так-бытийственных суждений друг в друга, показанная выше (гл. 14, б—г). «S есть» не только позволяет себя растворить в «S есть сущее» или, в частном случае, в «S есть реальное», но оно совершенно идентично с ним. Во всяком случае, так будет, если при взгляде на бытийственное содержание не поддаваться влиянию логической формы. A «S есть Р» не только позволяет себя истолковать как «Р присутствует в S» или как «Р наличествует (есть сущее, есть реальное) в S», но совершенно идентично с ним.

Последнюю идентичность можно хорошо подтвердить примером из аристотелевской Аналитики. Устойчивое выражение, использующееся Аристотелем для предикативного бытия — это uTidpxsw (то В uTidpxei тю А), что лишь неточно передается словом «характерно» («Zukommen»). В нем заключено пребывание в распоряжении, наличие, определенное

«иметь место» (В имеет место в А). Но то же самое uTidpxeiv выступает в той же «Аналитике» в чистом значении «присутствовать», в значении данности, эк-зистирования.

г) Особые преобразования суждений и их онтологический смысл

Бытийственное содержание суждений гораздо постояннее их логической формы. Экзистенциальный смысл «S есть Р» можно схватить еще и иным образом, нежели в вот-бытии Р в S. Категорическая форма суждения свидетельствует также о том, что все отношение «S есть Р» присутствует, составляет сущее. Именно эта форма суждения выражает связь (синтез), высказываемую в ней, как некое сущее. Яснее всего это видно, если ее сравнить с условной формой суждения, в которой предикативное бытие аподозиса высказано лишь как обусловленное. В modus ponens* условного умозаключения меньшая посылка снимает обусловленность, категорически выражая посылку как выполненную (сущую). Вывод точно так же категорически утверждает бытие аподозиса.

В этом случае со всей отчетливостью обнаруживается «фактичный» смысл («daB»-Sinn) в так бытии чего-либо (в Р-ичности S). То, что траектория Земли в действительности является эллиптической, означает в соответствии с бытийственным содержанием как раз то, что эллиптическая форма траектории в движении Земли является реальной. Правда, подобным

* Утверждающий модус условно-категорического умозаключения (прим. ред.).

образом не выражаются, ибо форма суждения переносит всю тяжесть на сторону так бытия. Она умалчивает о бытии так бытия, но не умалчивает о бытии всего отношения. Второе содержится также в категорическом (безусловном) характере связки «есть».

Указанный «фактичный» смысл в так бытии некоего нечто можно найти в любом произвольно взятом суждении. Так-бытие некоего присутствующего означает, вообще говоря, не что иное, как «факт» того, что 'нечто определенное «присутствует» «в» чем-то определенном. «Дерево живое» не означает ничего, кроме «факта», что жизнь в дереве «есть». «Живое существо смертно» означает тот «факт», что смерть у него — это нечто действительно случающееся.

Еще более текучими в языковом отношении кажутся следующие примеры. «Некоторые растения не зеленые» — «Существуют некоторые растения, которые не зелены». Или: «Ни один человек не делает зла ради зла» — «Не существует людей, которые...». Здесь налицо второй тип преобразования; всего отношения «S есть Р» нет, нет ни у одного случая S. В этих примерах языковая текучесть основывается на отрицательном характере суждений (частноотрица-тельное и общеотрицательное суждения). Логически же это не играет роли. У гибкого в языковом отношении содержания преобразование становится текучим и в общеутвердительных суждениях. «Каждый седьмой день недели — воскресенье» — «Каждые семь дней бывает воскресенье».

Онтологический смысл этих преобразований очень прост. Не перевод суждений образует существенное, но неограниченная обмениваемость вот-бытий-ных высказываний, и наоборот, притом что пре-

дикативное бытийственное содержание остается нетронутым.

Для этой ситуации и «относительность» бытий-ственных моментов — явно не совсем подходящее выражение. Точно так же недостаточен образ расплывающейся границы и сохраняющейся разницы. Суть дела заключается, скорее, в том, что в самом и как таковом так-бытии имеется вот-бытийный характер, а в самом вот-бытии — характер так-бытия. Но теперь это должно быть обнаруживаемо и в отвлечении от суждений, непосредственно в «сущем как сущем».

Глава 19. Тождество и различие бытийственных моментов

а) Непрерывно сдвигающееся тождество вот-бытия и так бытия в контексте бытия в целом

Положение, в котором здесь сошлось бы все, можно сформулировать так: все так бытие чего-то само «есть» также вот-бытие чего-то, а все вот-бытие чего-то «есть» также так бытие чего-то. Только это нечто в данном случае не одно и то же.

Вот-бытие дерева на своем месте само «есть» так-бытие леса, без него лес был бы иным; вот-бытие ветви на дереве «есть» так-бытие дерева; вот-бытие листа на ветви «есть» так-бытие ветви; вот-бытие жилки на листе есть так-бытие листа. Данный ряд можно продолжать как в одну, так и в другую сторону; вот-бытие одного всегда будет одновременно так-бы-тием другого. Но ряд можно и перевернуть: так бытие

листа «есть» вот-бытие жилки, так бытие ветви «есть» вот-бытие листа и т. д. При этом не должно шокировать то обстоятельство, что в вот-бытии чего-то всегда существует именно лишь фрагмент так бытия. Ибо речь идет вовсе не о полноте так бытия. Но, вероятно, можно сказать, что и прочие фрагменты так бытия существуют одним и тем же образом в вот-бытии чего-то всякий раз иного.

Если взглянуть на одну только изолированную часть сущего, то так-бытие и вот-бытие в нем распадаются. Если иметь в виду весь контекст бытия, то всегда — и в определенной очередности — так бытие одного будет и вот-бытием уже другого. Подобным образом соотношение так бытия и вот-бытия в мире в целом приближается к тождеству. А так как в случае такого тождества речь идет о непрерывном сдвиге содержания, то его можно назвать непрерывно сдвигающимся тождеством.

Чистые качества (Qualitaten), не обладающие характером частей некоего целого, отнюдь не составляют исключения. Мешает такому единству лишь обычный способ выражения, различающий прилагательное бытие как «чистое» так бытие и мнимо субстанциальное бытие. Фактически и цвета вещей, их жесткость, эластичность, пространственная форма, их движение или изменение обладают вот-бытием в них в том же самом смысле. Вот-бытие не есть привилегия субстанций. Ибо качества (Beschaffenhei-ten) «имеются» в субстанциальном точно в таком же смысле, в каком «имеются» субстанции. Словоупотребление определено субстанциальным взглядом на вещи. Но «сущее как сущее» данной точкой зрения не исчерпывается. И это соотношение не зависит от

того, какие из так называемых качеств (Qualitaten) обладают собственной реальностью. Те, которые ее не имеют, которые, следовательно, существуют лишь для определенного способа воззрения или созерцания, не учитываются как таковые для реальной сферы. Если, например, цвета не являются физическими свойствами, то, естественно, они не обладают и реальным вот-бытием. Но в этом случае они не составляют и реального так-бытия вещей.

Если выражаться в схоластических понятиях, то данный результат означает: сама existentia есть также essentia, а сама essentia есть также existentia. Это вопиющим образом противоречит старой точке зрения. Но именно в этом пункте необходимо переучиваться. Было ошибкой, что essentia делались прерогативой идеальной сферы, a existentia — реальной. И точно так же ошибочно было брать и то и другое изолированно, как сферы отдельно сущего (ens). Entia имеет место лишь в контексте бытия. Но в нем существование одного всегда есть essentia другого. И наоборот.

Второе из двух положений — сама essentia есть также existentia — отнюдь не означает, что из сущности чего-либо в духе «онтологического аргумента» можно было бы заключить о его существовании, даже если бы id quo majus nihil cogitari potest*. Вытекало бы, скорее, лишь существование другого, и даже это лишь в том случае, если уже было бы установлено, что данная сущность есть сущность чего-либо существующего. Что не имеет место ни в онтологическом аргументе, ни в каком-либо выводе, построенном по аналогии с ним.

* Оно не было познаваемо никем другим (лат.).

б) Так бытие как вот-бытие чего-то «в» чем-то

В этом месте необходимо еще раз более основательно, чем это было возможно в дискуссии о суждениях, остановиться на одной формальной трудности _ на трудности в отношении вот-бытия как такового и «вот-бытия в чем-то». Последнее есть особая вот-бытийная форма всякого так бытия, первое же, очевидно, является основной оптической формой вот-бытия. Или же считается таковой. Естественно, будет недостаточно познать здесь противоположность субстанциального и присущего (атрибутивного, акци-дентального, прилагательного) и объявить ее онти-чески иррелевантной. Ибо вот-бытие не есть субстанция — даже не субстрат (носитель) — так бытия. Скорее, решающее значение здесь имеют два других соображения.

1. То, что нечто не висит свободно в воздухе, но лишь присутствует «в» чем-то другом, никоим образом не делает характер вот-бытия двусмысленным. Это в-чем (Woran) или внутри-чего (Worin) вообще ничего не меняет в существовании как таковом. Релевантным оно является лишь для оптически оборотной стороны вот-бытия, а именно — для того, что последнее одновременно составляет так бытие чего-то другого. Различие свободно висящего существования (в той мере, в какой оно возможно) и существования присущего является, таким образом, очень даже оптическим; но это различие в так бытии, не в вот-бытии. А то, что каждый в естественной установке воспринимает его как существенное, есть лишь доказательство того, в какой мере естественная установка является чисто содержательной - ориентированной

на так бытие, к вот-бытию же относится как к чему-то незаметному, само собой разумеющемуся, что без остатка растворяется в так-бытии более широких контекстов бытия. В жизни никому не приходит в голову рассматривать единичную экзистенцию некоего сущего настолько полностью изолированной, насколько это необходимо, чтобы выделить голое вот-бытие как таковое.

В этом можно видеть доказательство того, что изоляция, единственно за счет которой на различие вот-бытия и так-бытия вешается ярлык противоположности, внесена задним числом, создана субстанциальным способом воззрения и впервые канонизирована теорией. Основную вину за канонизацию несет, надо полагать, формально-логическая техника экзистенциального высказывания. Именно в ней принципиально не учтен реальный контекст. Но онтически контекст присутствует всегда. И он есть то, в чем вот-бытие одного каждый раз оказывается так-быти-ем другого.

2. В экзистенциальном суждении нагота вот-бытия достигается абстрагированием от всех бытийственных соотнесенностей — отношений в-чем, внутри-чего, за-счет-чего и т. д., т. е. за счет абстрагирования от всего того, на основе чего существует высказанное вот-бытие. Логически это возможно, поскольку бы-тийственные отношения, в самом деле, логически безразличны. А это логическое безразличие в свою очередь есть не нечто просто бессмысленное, но основывается на онтическом своеобразии вот-бытия. Оно становится возможным благодаря тому, что в экзистенции чего-либо бытийственные отношения, на которые она опирается, содержательно не присутствуют.

Они лежат за пределами ее содержательной области, контексте, вот-бытие которого не тождественно вот-бытию упомянутого нечто.

Правда, экзистенция некоего нечто целиком зависит от отношений, которые ее поддерживают. Но будь она свободной, без отношений, она, несмотря на это, была бы той же самой экзистенцией того же самого нечто. Таким образом, есть большой логический смысл в том, чтобы абстрагироваться от отношений. Ошибка вкрадывается лишь в том случае, если это абстрагирование выдается за оптическую изолированность. А это происходит, стоит лишь вывести из формы экзистенциального суждения особенную форму вот-бытия. Но ошибка становится чудовищной, если вслед за тем — вместе со старыми теориями бытия — сделать эту форму вот-бытия подлинным и единственным основным типом вот-бытия. Тем самым несущие бытийственные отношения объявляются оптически несущественными или даже прямо-таки неприсутствующими. А тогда остается только небольшой шаг до тезиса неокантианства, что отношения вообще имеют субъективное происхождение и привносятся в предметы способом воззрения.

Вопреки этому следует держаться того, что отношения онтологически изначально не только существенны, но всегда составляют основное переплетение всякой единичной экзистенции. Они обладают той же самой экзистенцией, что и субстанциально единичное.

Всякое экзистирующее имеет свое в-чем, внутри-чего и за-счет-чего, а это само есть некое в том же смысле экзистирующее. В экзистенции определенности и качества не отличаются от их носителя, субстанциален ли тот действительно или только мни-

мо. А именно, как качества суть лишь нечто «в» некоей вещи (или другом нечто), так и сами вещи суть только нечто «в» или «внутри» некоего вещного контекста «внутри» мировых событий, «в» мире. Но в качестве такого «в-том» или «внутри-того» они принадлежат так бытию мира. Вещи и все то, что подобно им является субстанциальным, не имеют присутственного преимущества перед контекстами, в которых они находятся.

в) Радиус действия тождества так бытия и вот-быти

Как определенности «суть» только «в» некоем присутствующем, так и присутствующее «есть» только «в» некоем вот-бытийном контексте или «внутри» него. А он сам является присутствующим. Вот-бытие не есть носитель так бытия, но есть способ бытия его и его носителя. Вот-бытие некоего присутствующего — то же самое вот-бытие, что и вот-бытие его определенностей, следовательно, то же самое, что и вот-бытие его так бытия. Хотя это вот-бытие некоего иного нечто — некоего в нем сущего, — но само вот-бытие, понимаемое чисто как способ бытия, -то же самое.

Итак, оправдывается положение, что всякое так бытие чего-либо можно понимать как вот-бытие чего-либо. Ибо всякое так бытие «есть» вот-бытие чего-то в чем-то. Можно ли это положение также и перевернуть, можно ли его аналогичным образом в столь же неограниченной всеобщности высказать и относительно вот-бытия — это пока не исследовано. Для этого необходимо привлечь примеры большего масштаба.

То, что Сократ жил (экзистировал), если рассуждать осмысленно, значит не то, что он присутствовал изолированно для себя, рядом с миром, но то что он присутствовал «в» нем. Но тогда его экзистенция есть так бытие мира. И кто станет отрицать, что мир без его жизни в нем действительно был бы иным.

И наоборот. То, что ход мировых событий детерминирован законами, онтологически означает: в ходе мировых событий имеется некая детерминация законами. Так бытие мировых событий оказывается вот-бытием законосообразности «в» них. В первом примере вот-бытие чего-то «в» мире оказалось так-бы-тием мира; во втором так бытие мира оказалось вот-бытием чего-то в нем. В известной степени, следовательно, отношение тождества «в целом», пожалуй, является обратимым.

Более глубоко в принципы проникает категориальный пример. Кант полагал, что в причинной связи речь идет о «вот-бытии» чего-то. Конечно, это невозможно оспаривать, но все-таки это лишь половина истины. Определенное следствие зависит не только от вот-бытия причины, но в той же мере от ее так-бытия. Равным образом и так бытие следствия в той же мере, что и его вот-бытие, зависит от причины. Следствие присутствует, поскольку присутствует причина, но и не в меньшей степени следствие «таково», поскольку «такова» причина. Разные причины — разные следствия.

Очевидно, что нет только лишь причины вот-бытия чего-то, которая не была бы в то же время причиной его так бытия. Основание этого заключается в упомянутом отношении непрерывно сдвигающегося тож-

дества: так бытие причины само есть нечто в ней присутствующее; то же самое относится к так бытию следствия. И наоборот, вот-бытие причины на определенной стадии события само есть так бытие этой стадии; равным образом вот-бытие следствия (его появление) на определенной стадии мировых событий само есть так бытие этой стадии. Кроме того, очень существенно, что и то и другое составляют также так бытие совокупности событий.

В целом необходимо сказать: нет отдельных причин присутствия и причин так бытия; и нет отдельных следствий вот-бытия и следствий так бытия. Нет потому, что не два рода причинения и обусловливания протекают параллельно друг другу, но один сам в то же время является другим, т. е. потому, что в причинной связи вообще есть только единственный вид причинения и следования из причины, который точно так же связывает так-бытие с так-бытием, что и вот-бытие с вот-бытием. Двойственное на вид причинение является, скорее, тождественным.

Как могло бы быть иначе, когда даже единичные события не происходят изолированно, но всегда принадлежат некоей совокупности событий и позволяют выделить себя только в абстрагировании. Если даже вот-бытие каждой отдельной причины само есть так бытие более крупного комплекса причин, то и вот-бытие каждого следствия само есть так бытие более крупной совокупности следствий. Чем больше взгляд ориентируется в широте бытийственных контекстов, тем очевиднее становится — именно в причинной переплетенности мира, — что сдвигающееся тождество вот-бытия и так бытия есть всеобщий закон бытия.

г) Оптическая граница тождества

философский опыт говорит о том, что положения о тождестве, если они не пустые тавтологии, всегда имеют границу своей значимости. Без понимания границы положение становится ошибочным. Но где в случае с вот-бытием и так бытием лежит оптическая граница тождества?

То обстоятельство, что в единичном изолированном образовании, быть может, совершенно в субстанциальной формулировке, вот-бытие и так бытие суть нечто совершенно различное, явно такой границы не образует. Ибо изоляция есть абстракция, и граница тождества, которую здесь пытались бы искать, не была бы оптической границей. В самом деле, она не противоречила бы всеобщему закону бытия, как он был сформулирован. Ибо последний вовсе не утверждает, что так бытие чего-то одновременно есть его собственное вот-бытие и наоборот. Он утверждает лишь, что так бытие чего-то есть одновременно вот-бытие чего-то другого и вот-бытие чего-то есть в то же время так бытие чего-то другого.

Важно это себе уяснить. Подобное отношение мы имеем во всех структурах, образующих некий ряд. Так, например, в причинно-следственном ряду. Причина. А не является одновременно следствием А. Но, пожалуй, вообще она в то же время является следствием, а именно — следствием чего-то другого. Причинно-следственная связь состоит не из двух видов рядов — ряда причин и ряда следствий, но лишь из одного-единственного ряда, в котором все одновременно является причиной и следствием. В этом состоит оптическое тождество причин и след-

ствий. Подобно тождеству вот-бытия и так бытия оно является непрерывно сдвигающимся тождеством

Однако на этом примере становится ясно, где надо искать границу тождества в таком ряду. Ее нужно искать там, где сам ряд находит себе границу, — в первом члене. Утверждение, что все является одновременно причиной и следствием, имеет силу только в том случае, если ряд уходит в бесконечность, и за счет этого оно имеет свои метафизические трудности. Но если у ряда есть первый член, то он является только причиной, не следствием. В этой дилемме вступает в действие космологическая антиномия причины.

И в соотношении вот-бытия и так бытия мы сталкиваемся с характерными чертами ряда. Вспомним пример: вот-бытие дерева есть так бытие леса, вот-бытие ветви — так бытие дерева, вот-бытие листа — так-бытие ветви, вот-бытие жилки — так-бытие листа. Как далеко этот ряд можно продолжить вниз, здесь, вероятно, решить нельзя, фиксируемой границы установить невозможно. Но, пожалуй, с некоей границей мы столкнемся, если пройдем по нему далее вверх. Вот-бытие леса есть также так бытие ландшафта, вот-бытие ландшафта — так бытие Земли, вот-бытие Земли — так бытие Солнечной системы. Такое продолжение ряда натыкается на конечный член — мир как целое. И об этом целом уже нельзя сказать, что его вот-бытие есть так бытие чего-то дальнейшего.

Несущественная сторона примера — то, что весь ряд движется здесь в сфере вещей, — не может кого-либо обмануть относительно существенных моментов оптического отношения. Примеры из духовного мира имеют точно такой же вид. Всегда имеется последнее,

которому нечто может быть присуще как его так-бы ие воплощение сущего вообще, мир как целое. Даже если не учитывать характерные особенности ряда, перепрыгивая через все промежуточные члены, это будет ясно. Например, так обстоит дело в примере с Сократом: то, что был некий Сократ, — это так бытие мира. Но то, что есть мир, — это уже не так бытие чего-либо. Без Сократа мир был бы иным; но что же есть еще, что было бы иным без мира? Очевидно, ничто.

д) Разница направлений в сдвигающемся тождестве

Если теперь кто захочет поучаствовать в метафизических забавах, то, наверное, можно будет субстантивировать еще и «ничто» и сказать, что ничто было бы иным, если бы не было ограничено воплощением нечто — миром. Но, во-первых, тем самым ничего не достигается, ибо в этом случае апория тотчас перескакивает ни на что, — ведь это не апория мира, но апория последнего члена, а последним членом тогда будет ничто. Во-вторых, же, дело здесь не в игре со спекулятивными понятиями, но в законе бытия. А в этом случае будет хорошо остаться на почве сущего.

Положение «Всякое так бытие есть вот-бытие чего-то» перевернуть нельзя. По крайней мере, в отношении строгой всеобщности. Нельзя с тем же правом сказать, что всякое вот-бытие есть так бытие чего-то. Вот-бытие целого составляет исключение. И также ясно, почему оно составляет исключение: целое есть воплощение всего того, что присутствует; вне его не может присутствовать ничего, в чем оно само могло бы быть так бытием.

В отношении всеобщего, таким образом, переворачивание имеет силу только «внутри» мира. Хотя этого не мало, но все-таки это ограниченная всеобщность. А так как содержательно всякое особенное вот-бытие содержится в вот-бытии мира, т. е. в том, что составляет исключительный случай, так как оно целиком зависит от вот-бытия мира, то как раз этот пограничный и исключительный случай оказывается онтологически важен. Его важность опосредованно распространяется на всякое особенное вот-бытие. А результатом является то, что в противоположности бытийственных моментов все-таки остается нечто, что не растворяется в сдвигающемся тождестве.

Это то, что в характерных особенностях ряда представлялось как разница направлений от вот-бытия к так бытию. Если вот-бытие. В есть так-бытие А, то поэтому вот-бытие А есть так-бытие не В, но чего-то третьего. Это направление соединенности бытийственных моментов однозначно и необратимо. И это причина того, почему в сущем единичном образовании бытийственные моменты кажутся разделенными и гетерогенными и даже противополагаются в форме высказывания. Правда, разделенность есть иллюзия. Но гетерогенность — не одна только иллюзия. В самом деле, тотальное тождество есть лишь частный момент в общем, отношении. Некий момент перевеса остается на стороне вот-бытия. А как раз оно распространяется от целого на единичное и ни в коем случае не растворяется в определенности.

Это хорошо согласуется с тем обстоятельством, что в вот-бытии заключен способ бытия. Именно способ бытия во всем сущем является основным оптическим моментом.

Глава 20. Результат и его следстви

а) Подведение итогов

Что остается от традиционной противоположности essentia и existentia? Она не исчезла. Но оказалось, что в ней содержится нечто иное, а именно — нечто гораздо более дифференцированное. К ней не подходят ни отношение формы и материи, ни отношение возможности и действительности. «Сущее как сущее» оказалось, скорее, пересечением двух пар противоположностей, которые обе латентно присутствуют в отношении essentia и existentia.

1. Таким образом, сохранилось четырехчленное отношение, в котором различие способов бытия оказывается перпендикулярно различию бытийственных моментов (рис. 1). При этом различие способов бытия лежит в бытийственном моменте вот-бытия. Так-бы-тие же содержательно конвергирует в сферах. Рассматриваемое для себя оно нейтрально.

2. Различие так бытия и вот-бытия в полном объеме содержится в этом соотношении; но как противоположность оно существует только в единичном сущем и в мире в целом. В контексте бытия внутри мира оно сводится к тотальному тождеству тем, что всякое так-быгие само также есть вот-бытие, а всякое вот-бытие само также есть так бытие. Это тождество бытийственных моментов существует лишь при несовпадении отнесенностей, их несовпадение - лишь при тождестве отнесенностей. В различном сущем они тождественны согласно определенной очередности, в тождественном — неустранимо различны.

3. Их различие остается, таким образом, в силе как относительное. Но оно не обладает смыслом двойственного бытия единого сущего. Вот-бытие и так бытие и в своем совпадении остаются, противоположны друг другу; их тождество не тавтологично, но является синтетическим тождеством, оно коренится в структуре контекстов бытия. И точно так же они и в своей противоположности остаются строго привязаны друг к другу; о каком-либо сущем (все равно, какой сферы) никогда нельзя сказать, что оно обладает лишь вот-бытием или только так-бытием, оно всегда имеет и то и другое. Эта привязанность друг к другу не совпадает с вышеупомянутым тождеством. Она не имеет место не только в различающемся сущем, но и в одном и том же.

4. По сравнению с этой «конъюнктивной» противоположностью бытийственных моментов «дизъюнктивная» противоположность способов бытия выделяется как совершенно иная. Ее смешение с первой было основной ошибкой старой онтологии и несло вину за все традиционные неясности essentia-теорий. Идеальное бытие и реальное бытие не привязаны друг к другу, точно так же как в них нет чего-либо, в чем они были бы тождественны. Действительная связь, существующая между сферами, является чисто содержательной; она опирается на общность так бытия, на его «нейтральность», но как раз последняя вовсе не тотальна. Она заключается также не в сущности способа бытия, но в сущности содержания, и ее ограниченность в мире есть содержательная ограниченность.

5. Общность идеального и реального так-бытия - это, таким образом, исключительно лишь его нейтральность, т. е. безразличие содержательной определенности вообще к разнице способов бытия. Она, следовательно, не снимает противоположности сфер, ибо изолированного так-бытия без вот-бытия не бывает; а в соответствии с вот-бытием все сущее подпадает под дизъюнктивное отношение. Потому нет сущего, которое не было бы ни идеальным, ни реальным (или, если есть еще какие-либо способы бытия, не подпадало бы под них); т. е. нет «нейтрального сущего», нейтральна в нем только сторона (бытий-ственный момент) так бытия как такового. Бытий-ственный же момент как таковой подпадает под конъюнктивное отношение и сам по себе не встречается.

б) Перспектива дальнейших задач

Этих предварительных результатов уже достаточно для того, чтобы поставить онтологию на новую основу. Дело уже не идет о том, чтобы вывести бытий-ственную определенность реального (например, вещей) из царства идеальных сущностей, тогда как реальность должна составлять одна только экзистенция. Реальная определенность есть, скорее, определенность sui generis*, и она всегда тождественна реальной экзистенции многообразных факторов и контекстов. Также уже невозможно размещать бытий-ственный характер в одном лишь субстанциальном. Субстанции в способах бытия не имеют никакого преимущества перед качествами, изменениями, отношениями. Это значительно упрощает ситуацию в онтологии, подобно тому как вообще принципиальное растворение старого отношения essentia и existentia в

* В своем роде, своего рода (лат.).

системе двух пересекающихся отношений имеет характер не усложнения, но обнаружения неожиданно простого и обозримого фундаментального отношения.

Кроме того, не стоит забывать, что в этой связи прояснено лишь отношение так бытия и вот-бытия, отношение же способов бытия еще требует дальнейшего исследования. Под «идеальным бытием» можно понимать весьма различное; даже само его существование часто было оспариваемо и столь же часто — вновь утверждаемо. Реальное бытие, хотя эмпирически даже слишком известно, однако что оно есть, т. е. что оно онтологически значит со своим способом бытия, неясно поэтому не в меньшей степени. Таким образом, следующие основные вопросы, берущие начало здесь, таковы: 1) вопрос о данности реального и идеального, 2) вопрос о бытийственном характере того и другого, 3) вопрос о внутренней структуре их отношения друг к другу.

Первый из этих вопросов — теоретико-познавательный и может быть разобран отдельно. Ему посвящены последующие части. Второй, насколько он вообще позволяет себя разобрать, может обсуждаться только в связи с отношениями модальности. Он относится к проблемной области второго исследования. Третий же касается уже структурного устройства мира. Это вопрос отношения слоев бытия к сферам бытия. Он требует всеобъемлющего анализа категориальной закономерности и составляет предмет третьего по счету исследования.1

1 Два последних вопроса, таким образом, не относятся к теме настоящей книги. Их разработка осуществлена в последующих работах: «Возможность и действительность» и «Строение реального мира».

в) Видимость разделенности и ее онтологическая причина

Аргументы в пользу разделенности вот-бытия и так бытия, как они были собраны выше (гл. 12, а—в), оказались иллюзорными. Бытийственные моменты - это не различающееся в своей сущности бытие, но связанные друг с другом стороны одного и того же бытия. Ни вот-бытие не имеет самостоятельности, которой не было бы у так бытия, ни так бытие не обладает независимостью, которой не имелось бы у вот-бытия. Их гетерогенность есть лишь гетерогенность соотнесенных членов. А так как в контексте бытия соотнесенность укладывается в ряды, то внутри каждого крупного целого она переходит в тождество, и от противоположности не остается ничего, кроме разницы направлений.

Однако после рассмотрения этого соотношения встает вопрос, на чем же основывается видимость сущностного различия. Ведь она не привнесена произвольно, и после раскрытия ситуации не снимается просто так, наоборот, она продолжает существовать, она неизбежна. Она не имеет характера просто ошибки, которую можно исправить ее осознанием. Скорее, она похожа на оптический обман, который и после внимательнейшего рассмотрения остается оптическим обманом.

Есть две причины этой видимости. Первая — онтологическая. Она заключается в том, что в вот-бытии некоей вещи отношения, в которых та пребывает, не содержатся содержательно — ибо они принадлежат стороне определенности, вот-бытие же, как таковое есть лишь способ бытия — в так бытии же, пожалуй,

содержатся. Правда, и в случае так бытия некоей вещи можно абстрагироваться от всех дальнейших отношений и выделить лишь единичный элемент определения. Но как раз для этого требуется абстрагирование, и оно должно быть осуществлено, тогда, как вот-бытие представляется в известной обнаженности и без особого акта абстрагирования.

И от «одного» отношения в случае так бытия никогда нельзя абстрагироваться. Это принадлежность к присутствующему. Определенность по своей сути есть нечто «в» чем-то. Способ же бытия безразличен к в-чем и внутри-чего. Вот-бытие вещи, хотя и стоит в неких бытийственных отношениях, которые сами суть присутствующие, но оно не «состоит» в них. Так бытие же существенным образом состоит также и в них. Это причина того, почему вот-бытие «кажется» чем-то самостоятельным, так бытие - чем-то несамостоятельным.

Эта причина не иллюзорна. Это подлинно бытий-ственная причина. Ошибочно думать, что причины видимости сами должны быть видимостью. Наоборот, видимость, имеющая в себе неустранимое постоянство, может основываться лишь на оптической причине. Лишь усмотрение в оптической причине неустранимости ослабляет видимость. Но и оно - лишь ее раскрытие, не устранение.

Что это может означать, в метафизическом поле хорошо известно из кантовской трансцендентальной диалектики. Именно она есть логика видимости, а ее дело - раскрытие причин видимости. В сфере повседневности это известно гораздо меньше. Но именно о ней здесь идет речь. Это становится весьма понятно в отношении вещи и качества. Качество есть то,

что может существовать только «в» некоем присутствующем. Поэтому в случае с ним нельзя абстрагироваться от всех отношений. Оно одно защищено в вещном мышлении от изолирующей абстракции. Сами вещи — нет. Поэтому в наивном сознании они обладают видимостью самостоятельности в себе. А видимость эта падает на сторону вот-бытия.

Именно в вещном мышлении по преимуществу застревает предрассудок сущностного различия. Именно вещи получают самостоятельность как субстанции, качества же предстают несамостоятельными. А в соответствии с этим кажется, что они не обладают вот-бытием, их носители же, взятые «в себе», — так-бытием. Ибо, так как они не «в себе», но в них состоит так бытие, то последнее для вещей и не может быть характерно. Ошибка заключается в застревании на очевидном феномене. Не замечают, что феномены вещей — это не сами вещи.