но не будет единым, а в нем как бы будут два государства: одно — бедняков, другое — богачей. Хотя они и будут населять одну и ту же местность, однако станут вечно злоумышлять друг против друга.
- Клянусь Зевсом, этот порок не менее важен.
- Но нехорошо еще и то, что они, пожалуй, не смогут вести какую бы то ни было войну, так как неизбежно получилось бы, что олигархи, дав оружие в руки е толпы, боялись бы ее больше, чем неприятеля, либо, отказавшись от вооружения толпы, выказали бы себя настоящими олигархами даже в военном деле 19. Вдобавок они не пожелали бы тратиться на войну, так как держатся за деньги.
- Это нехорошо.
- Так как же? Ведь мы уже и раньше не одобрили, что при таком государственном строе одни и те же лица будут и землю обрабатывать, и деньги нажи- 552 вать, и нести военную службу, то есть заниматься всем сразу. Или, по-твоему, это правильно?
- Ни в коем случае.
- Посмотри, не при таком ли именно строе разовьется величайшее из всех этих зол?
- Какое именно?
- Возможность продать все свое имущество — оно станет собственностью другого,— а продавши, продолжать жить в этом же государстве, не принадлежа ни к одному из его сословий, то есть не будучи ни дельцом, ни ремесленником, ни всадником, ни гоплитом, но тем, кого называют бедняками и неимущими.
- Такой строй словно создан для этого! b
- При олигархиях ничто не препятствует такому положению, иначе не были бы в них одни чрезмерно богатыми, а другие совсем бедными.
- Верно.
- Взгляни еще вот на что: когда богатый человек расходует свои средства, приносит ли это хоть какую-нибудь пользу подобному государству в том смысле, как мы только что говорили? Или это лишь видимость, будто он принадлежит к тем, кто правит, а, по правде говоря, он в государстве и не правитель, и не подданный, а попросту растратчик готового?
- Да, это лишь видимость, а на деле он не что с иное, как расточитель.
- Если ты не возражаешь, мы скажем, что, как появившийся в сотах трутень — болезнь для роя, так и
337
подобный тунеядец в доме — болезнь для государства.
- Конечно, Сократ.
- И не правда ли, Адимант, всех летающих трутней бог сотворил без жала, а вот из тех, что ходят пешком, он одним не дал жала, зато других наделил ужаснейшим. Те, у кого жала нет, весь свой век — бедняки, d а из наделенных жалом выходят те, кого кличут преступниками.
- Сущая правда.
- Значит, ясно, что, где бы ты ни увидел бедняков в государстве, там укрываются и те, что воруют, срезают кошельки, оскверняют храмы и творят много других злых дел.
- Это ясно.
- Так что же? Разве ты не замечаешь бедняков в олигархических государствах?
- Да там чуть ли не все бедны, за исключением правителей.
е - Так не вправе ли мы думать, что там, с другой стороны, много и преступников, снабженных жалом и лишь насильственно сдерживаемых стараниями властей?
- Конечно, мы можем так думать.
- Не признать ли нам, что такими люди становятся там по необразованности, вызванной дурным воспитанием и скверным государственным строем?
- Да, будем считать именно так.
- Вот каково олигархическое государство и сколько в нем зол (а возможно, что и еще больше).
- Да, все это примерно так.
553 - Пусть же этим завершится наш разбор того строя, который называют олигархией: власть в нем основана на имущественном цензе.
«Олигархический» человек
Вслед за тем давай рассмотрим и соответствующего человека — как он складывается и каковы его свойства.
- Конечно, это надо рассмотреть.
- Его переход от тимократического склада к олигархическому совершается главным образом вот как...
- Как?
- Родившийся у него сын сперва старается подражать отцу, идет по его следам, а потом видит, что отец b во всем том, что у него есть, потерпел крушение, столкнувшись неожиданно с государством, словно с подводной скалой; это может случиться, если отец был стра-
338
тегом или занимал другую какую-либо высокую должность, а затем попал под суд по навету клеветников и был приговорен к смертной казни, к изгнанию или к лишению гражданских прав и всего имущества...
- Естественно.
- Увидев, мой друг, все это, пострадав и потеряв состояние, даже испугавшись, думаю я, за свою голову, он в глубине души свергает с престола честолюбие и с присущий ему прежде яростный дух. Присмирев из-за бедности, он ударяется в стяжательство, в крайнюю бережливость и своим трудом понемногу копит деньги. Что ж, разве, думаешь ты, такой человек не возведет на трон свою алчность и корыстолюбие и не сотворит себе из них Великого царя в тиаре и ожерельях, с коротким мечом за поясом?
- По-моему, да.
- А у ног этого царя, прямо на земле, он там и d сям рассадит в качестве его рабов разумность и яростный дух. Он не допустит никаких иных соображений, имея в виду лишь умножение своих скромных средств. Кроме богатства и богачей, ничто не будет вызывать
у него восторга и почитания, а его честолюбие будет направлено лишь на стяжательство и на все то, что к этому ведет.
- Ни одна перемена не происходит у юноши с такой быстротой и силой, как превращение любви к почестям в любовь к деньгам.
- Разве это не пример того, каким бывает человек е при олигархическом строе? — спросил я.
- По крайней мере это пример извращения того типа человека, который соответствовал строю, предшествовавшему олигархии,— ответил Адимант.
- Так давай рассмотрим, соответствует ли ей этот человек.
— Давай. 554
- Прежде всего сходство здесь в том, что он чрезвычайно ценит деньги.
— Конечно.
— Он бережлив и деятелен, удовлетворяет лишь самые насущные свои желания, не допуская других трат и подавляя прочие вожделения как пустые.
— Безусловно.
- Ходит он замухрышкой, из всего извлекает прибыль и делает накопления; таких людей толпа одобряет.
339
b Разве черты его не напоминают подобный же государственный строй?
- По-моему, да. По крайней мере деньги чрезвычайно почитают и подобное государство, и такой человек.
- И я думаю, раз уж он такой, он не обращал внимания на свое воспитание.
- Наверное. А то бы он не поставил слепого хорегом и не оказывал бы ему особых почестей21 .
- Хорошо. Посмотри еще вот что: разве мы не признаем, что у него из-за недостатка воспитания появля- с ются наклонности трутня — отчасти нищенские, отчасти преступные, хотя он всячески их сдерживает из предосторожности?
- Конечно.
- А знаешь, на что тебе надо взглянуть, чтобы заметить преступность таких людей?
- На что?
- На то, как они опекают сирот или вообще что бывает, когда они получают полную возможность поступать вопреки справедливости.
- Верно.
- Разве отсюда не ясно, что в других деловых отношениях такой человек, пользуясь доброй славой, поскольку его считают справедливым, с помощью остат- d ков порядочности насильно сдерживает другие свои дурные наклонности, хотя он и не убежден, что так будет лучше; он укрощает их не по разумным соображениям, а в силу необходимости, из страха, потому что дрожит за судьбу собственного имущества.
- Конечно.
- И клянусь Зевсом, ты у многих из этих людей обнаружишь наклонности трутней, когда дело идет об издержках за чужой счет.
- Несомненно, эти наклонности у них очень сильны.
- Значит, такой человек раздираем внутренней борьбой, его единство нарушено, он раздвоен: одни е вожделения берут верх над другими — по большей части лучшие над худшими.
- Да, так бывает.
- По-моему, такой человек все же приличнее многих, хотя подлинная добродетель душевной гармония и невозмутимости весьма от него далека.
- Да, мне тоже так кажется.
340
- И конечно, его бережливость будет препятствовать ему выступить за свой счет, когда граждане бу- 555 пут соревноваться в чем-либо ради победы или ради удовлетворения благородного честолюбия; он не желает тратить деньги ради таких состязаний и славы, боясь пробудить в себе наклонность к расточительству и сделать ее своим союзником в честолюбивых устремлениях. Воюет он поистине олигархически, с малой затратой собственных средств и потому большей частью терпит поражение, но зато остается богатым.
- И даже очень.
- Так будет ли у нас еще сомнение в том, что человека бережливого, дельца можно сопоставить с олигархическим государством? b
- Нет, ничуть.
- После этого, как видно, надо рассмотреть демократию — каким образом она возникает, а возникнув, какие имеет особенности,— чтобы познакомиться в свою очередь со свойствами человека подобного склада и вынести о нем свое суждение.
- Так по крайней мере мы продвинулись бы вперед по избранному нами пути.
- Олигархия переходит в демократию примерно следующим образом: причина здесь в ненасытной погоне за предполагаемым благом, состоящим якобы в том, что надо быть как можно богаче.
- Как ты это понимаешь?
- Да ведь при олигархии правители, стоящие у вла- с сти, будучи богатыми, не захотят ограничивать законом распущенность молодых людей и запрещать им расточать и губить свое состояние; напротив, правители будут скупать их имущество или давать им под проценты ссуду, чтобы самим стать еще богаче и могущественнее.
- Это у них — самое главное.
- А разве не ясно, что гражданам такого государства невозможно и почитать богатство, и вместе с тем обладать рассудительностью — тут неизбежно либо то, а либо другое будет у них в пренебрежении.
- Это достаточно ясно.
- В олигархических государствах не обращают внимания на распущенность, даже допускают ее, так что и людям вполне благородным иной раз не избежать там бедности.
- Конечно.
341
- В таком государстве эти люди, думаю я, сидят без дела, но зато у них есть и жало22, и оружие; одни из них кругом в долгах, другие лишились гражданских прав, а иных постигло и то и другое; они полны ненависти к тем, кто владеет теперь их имуществом, е а также и к прочим и замышляют переворот.
- Да, все это так.
- Между тем дельцы, поглощенные своими делами, по-видимому, не замечают таких людей; они приглядываются к остальным и своими денежными ссудами наносят раны тем, кто податлив; взимая проценты, во много раз превышающие первоначальный долг, 556 они разводят в государстве множество трутней и нищих.
- И еще какое множество!
- А когда в государстве вспыхнет такого рода зло, они не пожелают его тушить с помощью запрета распоряжаться своим имуществом кто как желает и не прибегнут к использованию другого закона, который устраняет всю эту беду посредством другого закона...
- Какого это?
- Того, который следует за уже упомянутым и заставляет граждан стремиться к добродетели. Ведь b если предписать, чтобы большую часть добровольных сделок граждане заключали на свой страх и риск 23, стремление к наживе не отличалось бы таким бесстыдством и в государстве меньше было бы зол, подобных только что нами указанным.
- И даже намного меньше.
- В наше время из-за подобных вещей правители именно так настроили подвластных им граждан. Что же касается самих правителей и их окружения, то молодежь у них избалованная, ленивая телом и духом и с слабая; у нее нет выдержки ни в страданиях, ни в удовольствиях, и вообще она бездеятельна.
- Как же иначе?
- Самим же им, кроме наживы, ни до чего нет дела, а о добродетели они радеют ничуть не больше, чем бедняки.
- Да, ничуть.
- Вот каково состояние и правящих, и подвластных. Между тем им приходится иметь дело друг с другом и в путешествиях, и при любых других видах общения: на праздничных зрелищах, в военных походах, на одном и том же корабле, в одном и том же войске; нако-
342
дец, и посреди опасностей они наблюдают друг друга, и d ни в одном из этих обстоятельств бедняки не оказываются презренными в глазах богатых. Наоборот, нередко бывает, что человек неимущий, худой, опаленный солнцем, оказавшись во время боя рядом с богачом, выросшим в тенистой прохладе и нагулявшим себе за чужой счет жирок, видит, как тот задыхается и совсем растерялся. Разве, по-твоему, этому бедняку не придет на мысль, что подобного рода люди богаты лишь благодаря малодушию бедняков, и разве при встрече без посторонних глаз с таким же бедняком не скажет он ему: «Господа-то наши — никчемные люди»? е
- Я уверен, что бедняки так и делают.
- Подобно тому как для нарушения равновесия болезненного тела достаточно малейшего толчка извне, чтобы ему расхвораться,— а иной раз расстройство в нем бывает и без внешних причин,— так и государство, находящееся в подобном состоянии, заболевает 24 и воюет само с собой по малейшему поводу, причем некоторые его граждане опираются на помощь со стороны какого-либо олигархического государства, а другие — на помощь демократического; впрочем, иной раз междоусобица возникает и без постороннего вмешательства.
- И даже очень часто. 557
Демократи
- Демократия, на мой взгляд, осуществляется тогда, когда бедняки, одержав победу, некоторых из своих противников уничтожат, иных изгонят, а остальных уравняют в гражданских правах и в замещении государственных должностей, что при демократическом строе происходит большей частью по жребию.
- Да, именно так устанавливается демократия, происходит ли это силой оружия или же потому, что ее противники, устрашившись, постепенно отступят.
- Как же людям при ней живется? — спросил я.—И каков этот государственный строй? Ведь ясно, что он b отразится и на человеке, который тоже приобретет Демократические черты.
- Да, это ясно,— ответил Адимант.
- Прежде всего это будут люди свободные: в государстве появится полная свобода и откровенность и возможность делать что хочешь.
- Говорят, что так.
- А где это разрешается, там, очевидно, каждый устроит себе жизнь по своему вкусу.
343
- Да, это ясно.
с - Я думаю, что при таком государственном строе люди будут очень различны.
- Конечно.
- Казалось бы, это самый лучший государственный строй. Словно ткань, испещренная всеми цветами, так и этот строй, испещренный разнообразными нравами, может показаться всего прекраснее. Вероятно, многие, подобно детям и женщинам, любующимся всем пестрым, решат, что он лучше всех.
- Конечно.
d - При нем удобно, друг мой, избрать государственное устройство.
- Что ты имеешь в виду?
- Да ведь вследствие возможности делать что хочешь он заключает в себе все роды государственных устройств. Пожалуй, если у кого появится желание, как у нас с тобой, основать государство, ему необходимо будет отправиться туда, где есть демократия, и уже там, словно попав на рынок, где торгуют всевозможными правлениями, выбрать то, которое ему нравится, а сделав выбор, основать свое государство.
е - Вероятно, там не будет недостатка в образчиках.
- В демократическом государстве нет никакой надобности принимать участие в управлении, даже если ты к этому и способен; не обязательно и подчиняться, если ты не желаешь, или воевать, когда другие воюют, или соблюдать, подобно другим, условия мира, если ты мира не жаждешь. И опять-таки, если какой-нибудь закон запрещает тебе управлять либо судить, ты все 558 же можешь управлять и судить, если это тебе придет в голову. Разве не чудесна на первый взгляд и не соблазнительна подобная жизнь?
- Пожалуй, но лишь ненадолго.
- Далее. Разве не великолепно там милосердие в отношении некоторых осужденных? Или ты не видел, как при таком государственном строе люди, приговоренные к смерти или к изгнанию, тем не менее остаются и продолжают вращаться в обществе; словно никому до него нет дела и никто его не замечает, разгуливает такой человек прямо как полубог.
- Да, и таких бывает много.
b - Эта снисходительность вовсе не мелкая подробность демократического строя; напротив, в этом сказывается презрение ко всему тому, что мы считали
344
важным, когда основывали наше государство. Если у человека, говорили мы, не выдающаяся натура, он никогда не станет добродетельным; то же самое, если с малолетства — в играх и в своих занятиях — он не соприкасается с прекрасным. Между тем демократический строй, высокомерно поправ все это, нисколько не озабочен тем, кто от каких занятий переходит к государственной деятельности. Человеку оказывается почет, лишь бы он обнаружил свое расположение к толпе, с
- Да, весьма благородная снисходительность!
- Эти и подобные им свойства присущи демократии — строю, не имеющему должного управления, но приятному и разнообразному. При нем существует своеобразное равенство— уравнивающее равных и неравных.
- Нам хорошо знакомо то, о чем ты говоришь.
«Демократический» человек
- Взгляни же, как эти свойства отразятся на отдельной личности. Или, может быть, надо сперва рассмотреть, как в ней складываются эти черты, подобно тому как мы рассматривали сам государственный строй?
- Да, это надо сделать.
- Не будет ли это происходить вот как: у бережливого представителя олигархического строя, о кото- d ром мы говорили, родится сын и будет воспитываться, я думаю, в нравах своего отца.
- Так что же?
- Он тоже будет усилием воли подавлять в себе те вожделения, что ведут к расточительству, а не к наживе: их можно назвать лишенными необходимости.
- Ясно.
- Хочешь, чтобы избежать неясности в нашей беседе, сперва определим, какие вожделения необходимы, а какие нет?
- Хочу.
- Те вожделения, от которых мы не в состоянии избавиться, можно было бы по справедливости назвать необходимыми, а также и те, удовлетворение которых е приносит нам пользу; подчиняться как тем, так и другим неизбежно уже по самой нашей природе. Разве не так?
- Конечно, так.
- Значит, об этих наклонностях мы вправе будем 559 сказать, что они неизбежны.
- Да, вправе.
345
- Что же? А те, от которых человек может избавиться, если приложит старания с юных лет, и которые вдобавок не приносят ничего хорошего, а некоторые из них, наоборот, ведут к дурному? Назвав их лишенными необходимости, мы дали бы верное обозначение.
- Да, вполне верное.
- Не взять ли нам сперва примеры тех и других вожделений и не посмотреть ли, каковы они, чтобы дать затем общий их образец?
- Да, это нужно сделать.
- Потребность в питании, то есть в хлебе и в при-b праве, не является ли необходимостью для того, чтобы быть здоровым и хорошо себя чувствовать?
- Думаю, что да.
- Потребность в хлебе необходима в двух отношениях, поскольку она и на пользу нам, и не может прекратиться, пока человек живет.
- Да.
- Потребность же в приправе необходима постольку, поскольку приправа полезна для хорошего самочувствия.
- Конечно.
- А как обстоит с тем, что сверх этого, то есть с вожделением к иной, избыточной пище? Если это вожделение обуздывать с малолетства и отвращать от него путем воспитания, то большинство может от него избавиться, ведь оно вредно для тела, вредно и для души — в отношении и разума, и рассудительности.с Правильно было бы назвать его лишенным необходимости.
- Да, более чем правильно.
- И не назвать ли нам эти вожделения разорительными, а те, другие, прибыльными, потому что они помогают делу?
- Да, конечно.
- Так же точно скажем мы о любовных и прочих подобных же вожделениях.
- Да, именно так.
- А тот, кого мы теперь назвали трутнем, весь преисполнен таких лишенных необходимости желаний d и вожделений, под властью которых он находится, тогда как человеком бережливым, олигархического типа, владеют лишь необходимые вожделения.
- Ну конечно.
- Так вот, вернемся к тому, как из олигархиче-
346
ского человека получается демократический. Мне кажется, что большей частью это происходит следующим образом...
- А именно?
- Когда юноша, выросший, как мы только что говорили, без должного воспитания и в обстановке бережливости, вдруг отведает меда трутней и попадет в общество опасных и лютых зверей, которые способны доставить ему всевозможные наслаждения, самые пестрые и разнообразные, это-то и будет у него, поверь мне, началом перехода от олигархического типа к демо- е кратическому.
- Да, совершенно неизбежно.
- Как в государстве происходит переворот, когда некоторой части его граждан оказывается помощь извне их единомышленниками, так и юноша меняется, когда некоторой части его вожделений помогает извне тот вид вожделений, который им родствен и подобен.
- Да, несомненно.
- И я думаю, что в случае, когда в противовес этому что-то помогает его олигархическому началу, будь то уговоры или порицания отца либо остальных членов семьи, в нем возникает возмущение и противоборство, 560 а также борьба с самим собою.
- Конечно.
- Иной раз, по-моему, демократическое начало уступает олигархическому, часть вожделений отмирает, иные изгоняются, в душе юноши появляется какая-то стыдливость, и все опять приходит в порядок.
- Это случается иногда.
- Но затем, думаю я, другие вожделения, родственные изгнанным, потихоньку развиваясь вследствие b неумелости отца как воспитателя, становятся многочисленными и сильными.
- Обычно так и бывает.
- Они влекут юношу к его прежнему окружению, и от этого тайного общения рождается множество других вожделений.
- Конечно.
- В конце же концов, по-моему, они, заметив, что акрополь его души пуст, захватывают его у юноши, ибо нет там ни знаний, ни хороших навыков, ни правдивых речей — всех этих лучших защитников и стражей рассудка людей, любезных богам.
- Несомненно. с
347
- Вместо них, думаю я, на него совершат набег ложные мнения и хвастливые речи и займут у юноши эту крепость,— сказал я.
- Безусловно,— согласился Адимант.
- И вот он снова вернется к тем лотофагам 25 и открыто поселится там. Если же его родные двинут войско на выручку бережливого начала его души, то его хвастливые речи запрут в нем ворота царской стены, не впустят союзного войска, не примут даже послов, то есть разумных доводов людей постарше и по- d умнее, хотя бы то были всего лишь частные лица; в битве с бережливым началом эти речи одержат верх и с бесчестьем, как изгнанницу, вытолкнут вон стыдливость, обозвав ее глупостью, а рассудительность назовут недостатком мужества и выбросят ее, закидав грязью 26. В убеждении, что умеренность и порядок в расходовании средств — это деревенское невежество и черта низменная, они удалят их из своих пределов, опираясь на множество бесполезных прихотей.
- Да, это-то уж непременно.
- Опорожнив и очистив душу юноши, уже захва-е ченную ими и посвященную в великие таинства27, они затем низведут туда, с большим блеском, в сопровождении многочисленного хора, наглость, разнузданность, распутство и бесстыдство, увенчивая их венками и прославляя в смягченных выражениях: наглость они будут называть просвещенностью, разнуздан-561 ность — свободою, распутство — великолепием, бесстыдство — мужеством. Разве не именно так человек, воспитанный в границах необходимых вожделений, уже в юные годы переходит к развязному потаканию вожделениям, лишенным необходимости и бесполезным?
- Это совершенно очевидно.
- Потом в жизни такого юноши, думаю я, трата денег, усилий и досуга на необходимые удовольствия станет ничуть не больше, чем на лишенные необходимости. Но если, на его счастье, вакхическое неистовство не будет у него чрезмерным, а к тому же он станет
b немного постарше и главное смятение отойдет уже в прошлое, он отчасти вернется к своим изгнанным было вожделениям, не полностью станет отдаваться тем, которые вторглись, и в его жизни установится какое-то равновесие желаний: всякий раз он будет подчиняться тому из них, которое ему словно досталось по жребию, пока не удовлетворит его полностью, а уж
348
затем — другому желанию, причем ни одного он не отвергнет, но все будет питать поровну.
- Конечно.
- И все же он не примет верного рассуждения, не допустит его в свою крепость, если кто-нибудь ему скажет, что одни удовольствия бывают следствием хороших, прекрасных вожделений, а другие — дурных и с что одни вожделения надо развивать и уважать, другие же — пресекать и подчинять. В ответ он будет отрицательно качать головой и говорить, что все вожделения одинаковы и заслуживают равного уважения.
- Подобного рода люди именно так и поступают.
- Изо дня в день такой человек живет, угождая первому налетевшему на него желанию: то он пьянствует под звуки флейт, то вдруг пьет одну только воду и изнуряет себя, то увлекается телесными упражнения- d ми; а бывает, что нападает на него лень, и тогда ни до чего ему нет охоты. Порой он проводит время в занятиях, кажущихся философскими. Часто занимают его общественные дела: внезапно он вскакивает и говорит и делает что придется. Увлечется он людьми военными — туда его и несет, а если дельцами, то тогда в эту сторону. В его жизни нет порядка, в ней не царит необходимость; приятной, вольной и блаженной называет он эту жизнь и как таковой все время ею и пользуется.
- Ты отлично показал уклад жизни свободного че- е ловека в условиях равноправия.
- Я нахожу, что этот человек так же разнообразен, многолик, прекрасен и пестр, как его государство. Немало мужчин и женщин позавидовали бы жизни, в которой совмещается множество образчиков государственных укладов и нравов.
- Да, это так.
- Что ж? Допустим ли мы, что подобного рода че- 562 ловек соответствует демократическому строю и потому мы вправе назвать его демократическим?
- Допустим.
- Но самое дивное государственное устройство и самого дивного человека нам еще остается разобрать: это — тирания и тиран.
- Вот именно.
349
Тирани
- Ну, так давай рассмотрим, милый друг, каким образом возникает тирания. Что она получается из демократии, это-то, пожалуй, ясно.
- Ясно.
- Как из олигархии возникла демократия, не так b же ли и из демократии получается тирания?
- То есть?
- Благо, выдвинутое как конечная цель — в результате чего и установилась олигархия,— было богатство, не так ли?
- Да.
- А ненасытное стремление к богатству и пренебрежение всем, кроме наживы, погубили олигархию.
- Правда.
- Так вот, и то, что определяет как благо демократия и к чему она ненасытно стремится, именно это ее и разрушает.
- Что же она, по-твоему, определяет как благо?
- Свободу. В демократическом государстве только с и слышишь, как свобода прекрасна и что лишь в таком государстве стоит жить тому, кто свободен по своей природе.
- Да, подобное изречение часто повторяется. Так вот, как я только что и начал говорить, такое ненасытное стремление к одному и пренебрежение к остальному искажает этот строй и подготовляет нужду в тирании.
- Как это?
- Когда во главе государства, где демократический d строй и жажда свободы, доведется встать дурным виночерпиям, государство это сверх должного опьяняется свободой в неразбавленном виде, а своих должностных лиц карает, если те недостаточно снисходительны и не предоставляют всем полной свободы, и обвиняет их в мерзком олигархическом уклоне.
- Да, так оно и бывает.
- Граждан, послушных властям, там смешивают с грязью как ничего не стоящих добровольных рабов, зато правителей, похожих на подвластных, и подвластных, похожих на правителей, там восхваляют и почитают как в частном, так и в общественном обиходе.
Е Разве в таком государстве свобода не распространится неизбежно на все?
- Как же иначе?
350
- Она проникнет, мой друг, и в частные дома, а в конце концов неповиновение привьется даже животным.
- Как это понимать?
- Да, например, отец привыкает уподобляться ребенку и страшиться своих сыновей, а сын— вести себя наподобие отца; там не станут почитать и бояться родителей (все под предлогом свободы!), переселенец уравняется с коренным гражданином, а гражданин— 563 с переселенцем; то же самое будет происходить и с чужеземцами.
- Да, бывает и так.
- А кроме того, разные другие мелочи: при таком порядке вещей учитель боится школьников и заискивает перед ними, а школьники ни во что не ставят своих учителей и наставников. Вообще молодые начинают подражать взрослым и состязаться с ними в рассуждениях и в делах, а старшие, приспособляясь к молодым и подражая им, то и дело острят и балагурят, чтобы не b казаться неприятными и властными.
- Очень верно подмечено.
- Но крайняя свобода для народа такого государства состоит в том, что купленные рабы и рабыни ничуть не менее свободны, чем их покупатели. Да, мы едва не забыли сказать, какое равноправие и свобода существуют там у женщин по отношению к мужчинам и у мужчин по отношению к женщинам.
- По выражению Эсхила, «мы скажем то, что на с устах теперь» 28.
- Вот именно, я тоже так говорю. А насколько здесь свободнее, чем в других местах, участь животных, подвластных человеку,— этому никто не поверил бы, пока бы сам не увидел. Прямо-таки по пословице: «Собаки — это хозяйки» 29, лошади и ослы привыкли здесь выступать важно и с полной свободой, напирая на встречных, если те не уступают им дороги! Так-то вот и все остальное преисполняется свобо- d дой.
- Ты как в воду смотришь: я ведь и сам часто терплю от них, когда езжу в деревню.
- Если собрать все это вместе, самым главным будет, как ты понимаешь, то, что душа граждан делается крайне чувствительной, даже по мелочам: все принудительное вызывает у них возмущение как нечто недопустимое. А кончат они, как ты знаешь, тем, что переста-
351
нут считаться даже с законами — писаными или непи- е саными,— чтобы уже вообще ни у кого и ни в чем не было над ними власти.
- Я это хорошо знаю.
- Так вот, мой друг, именно из этого правления, такого прекрасного и по-юношески дерзкого, и вырастает, как мне кажется, тирания.
- Действительно, оно дерзкое. Что же, однако, дальше?
- Та же болезнь, что развилась в олигархии и ее погубила, еще больше и сильнее развивается здесь -из-за своеволия — и порабощает демократию. В самом деле, все чрезмерное обычно вызывает резкое изменение в противоположную сторону, будь то состояние 564 погоды, растений или тела. Не меньше наблюдается это и в государственных устройствах.
- Естественно.
- Ведь черезмерная свобода, по-видимому, и для отдельного человека, и для государства оборачивается не чем иным, как чрезвычайным рабством.
- Оно и естественно.
- Так вот, тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство.
- Это не лишено основания.
- Но, думаю я, ты не об этом спрашивал, а о том, b какая болезнь, встречающаяся в олигархии, так же точно подтачивает демократию и порабощает ее. Ты верно говоришь.
- Этой болезнью я считал появление особого рода людей, праздных и расточительных, под предводительством отчаянных смельчаков, за которыми тянутся и не столь смелые, мы их уподобили трутням, часть которых имеет жало, а часть его лишена.
- Это правильно.
- Оба этих разряда, чуть появятся, вносят расстройство в любой государственный строй, как вос- с паление и желчь — в тело. И хорошему врачу, и государственному законодателю надо заранее принимать против них меры не менее, чем опытному пчеловоду,— главным образом, чтобы не допустить зарождения трутней,— но, если уж они появятся, надо вырезать вместе с ними и соты.
- Клянусь Зевсом, это уж непременно.
352
- Чтобы нам было виднее то, что мы хотим различить, сделаем следующее...
- А именно?
Три «части» демократического государства: трутни, богачи и народ.
- Разделим мысленно демократическое государство на три части — да это и в действительности так обстоит. Одну часть составят подобного рода d трутни: они возникают здесь хоть и вследствие своеволия, но не меньше, чем при олигархическом строе. - Это так.
- Но здесь они много ядовитее, чем там.
- Почему?
- Там они не в почете, наоборот, их отстраняют от занимаемых должностей, и потому им не на чем набить себе руку и набрать силу. А при демократии они, за редкими исключениями, чуть ли не стоят во главе: самые ядовитые из трутней произносят речи и действуют, а остальные усаживаются поближе к помосту, жужжат и не допускают, чтобы кто-нибудь говорил иначе. Выходит, что при таком государственном е строе всем, за исключением немногого, распоряжаются подобные люди.
- Конечно.
- Из состава толпы всегда выделяется и другая часть...
- Какая?
- Из дельцов самыми богатыми большей частью становятся и наиболее собранные по своей природе.
- Естественно.
- С них-то трутням всего удобнее собрать побольше меду.
- Как же его и возьмешь с тех, у кого его мало? Таких богачей обычно называют сотами трутней.
- Да, пожалуй.
Третий разряд составляет народ — те, что тру- 565 дятся своими руками, чужды делячества, да и имущества у них немного. Они всего многочисленнее и при демократическом строе всего влиятельнее, особенно когда соберутся вместе.
- Да, но у них нет желания делать это часто, если им не достается их доля меда.
- А разве они не всегда в доле, поскольку власти имеют возможность отнять собственность у имущих и раздать ее народу, оставив большую часть себе?
353
b — Таким-то способом они всегда получат свою долю.
- А те, у кого отбирают имущество, бывают вынуждены защищаться, выступать в народном собрании и вообще действовать насколько это возможно.
- Конечно.
- И хотя бы они и не стремились к перевороту, кое-кто все равно обвинит их в кознях против народа и в стремлении к олигархии.
- И что же?
- В конце концов, когда они видят, что народ, обманутый клеветниками, готов не со зла, а по неведению с расправиться с ними, тогда они волей-неволей становятся уже действительными приверженцами олигархии. Они тут ни при чем, просто тот самый трутень ужалил их, и от этого в них зародилось такое зло.
- А разве народ не привык особенно отличать кого-то одного, ухаживать за ним и его возвеличивать?
- Конечно, привык.
d - Значит, уж это-то ясно, что, когда появляется тиран, он вырастает именно из этого корня, то есть как ставленник народа30.
- Да, совершенно ясно.
«Тиранический» человек
- С чего же начинается превращение такого ставленника в тирана? Впрочем, ясно, что это происходит, когда он начинает делать то же самое, что в том сказании, которое передают относительно святилища Зевса Ликейского в Аркадии.
- А что именно?
- Говорят, что, кто отведал человеческих внутренностей, мелко нарезанных вместе с мясом жертвенных е животных, тому не избежать стать волком. Или ты не слыхал такого предания? — спросил я.
- Слыхал,— ответил Адимант.
- Разве не то же и с представителем народа? Имея в руках чрезвычайно послушную толпу, разве он воздержится от крови своих соплеменников? Напротив, как это обычно бывает, он станет привлекать их к суду по несправедливым обвинениям и осквернит себя, отнимая у людей жизнь, своими нечестивыми устами и языком он будет смаковать убийство родичей. Кара
354
изгнанием и приговаривая к страшной казни, он между 566 тем будет сулить отмену задолженности и передел земли. После всего этого разве не суждено такому человеку неизбежно одно из двух: либо погибнуть от руки своих врагов, либо же стать тираном и превратиться из человека в волка?
- Да, это ему неизбежно суждено.
- Он тот, кто подымает восстание против обладающих собственностью.
- Да, он таков.
- Если он потерпел неудачу, подвергся изгнанию, а потом вернулся — назло своим врагам,— то возвращается он уже как законченный тиран.
- Это ясно.
- Если же те, кто его изгнал, не будут в состоянии b его свалить снова и предать казни, очернив в глазах граждан, то они замышляют его тайное убийство.
- Обычно так и бывает.
- Отсюда это общеизвестное требование со стороны тиранов: чуть только они достигнут такой власти, они требуют, чтобы народ назначил им телохранителей, чтобы народный заступник был невредим.
- Это уж непременно. с
- И народ, конечно, дает их ему, потому что дорожит его жизнью, за себя же пока вполне спокоен.
- Безусловно.
- А когда увидит это человек, имеющий деньги, а вместе с деньгами и основание ненавидеть народ, он тотчас же, мой друг, как гласило прорицание Крезу,
...к берегам песчанистым Герма
Без оглядки бежит, не стыдясь прослыть малодушным 31.
- Во второй раз ему и не довелось бы стыдиться.
- Если бы его захватили, он был бы казнен.
- Непременно.
- А тот, народный ставленник, ясно, не покоится «величествен... на пространстве великом» 32, но, по- d вергнув многих других, прямо стоит на колеснице своего государства уже не как представитель народа,
а как совершенный тиран.
- Еще бы.
- Разбирать ли нам, в чем счастье этого человека и того государства, в котором появляется подобного Рода смертный?
- Конечно, надо разобрать.
355
- В первые дни, вообще в первое время он приветливо улыбается всем, кто бы ему ни встретился, а е о себе утверждает, что он вовсе не тиран; он дает много обещаний частным лицам и обществу; он освобождает людей от долгов и раздает землю народу и своей свите. Так притворяется он милостивым ко всем и кротким.
- Это неизбежно.
- Когда же он примирится кое с кем из своих врагов, а иных уничтожит, так что они перестанут его беспокоить, я думаю, первой его задачей будет постоянно вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы народ испытывал нужду в предводителе...
- Это естественно.
567 - ...да и для того, чтобы из-за налогов люди обеднели и перебивались со дня на день, меньше злоумышляя против него.
- Это ясно.
- А если он заподозрит кого-нибудь в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей он уничтожит под предлогом, будто они предались неприятелю. Ради всего этого тирану необходимо постоянно будоражить всех посредством войны.
- Да, необходимо.
- Но такие действия делают его все более и бо-b лее ненавистным для граждан.
- Конечно.
- Между тем и некоторые из влиятельных лиц, способствовавших его возвышению, станут открыто, да и в разговорах между собой выражать ему свое недовольство всем происходящим — по крайней мере те, кто посмелее.
- Вероятно.
- Чтобы сохранить за собою власть, тирану придется их всех уничтожить, так что в конце концов не останется никого ни из друзей, ни из врагов, кто бы на что-то годился.
- Ясно.
- Значит, тирану надо зорко следить за тем, кто с мужествен, кто великодушен, кто разумен, кто богат.
Велико же счастье тирана: он поневоле враждебен всем этим людям и строит против них козни, пока не очистит от них государство.
- Дивное очищение, нечего сказать!
- Да, оно противоположно тому, что применяют
356
врачи: те удаляют из тела все наихудшее, оставляя самое лучшее, здесь же дело обстоит наоборот.
- По-видимому, для тирана это необходимо, если он хочет сохранить власть.
- О его блаженстве, говорит и стоящий перед ним d выбор: либо обитать вместе с толпой негодяев, притом тех, кто его ненавидит, либо проститься с жизнью.
- Да, тут уж одно из двух.
- И не правда ли, чем более он становится ненавистен гражданам этими своими действиями, тем больше требуется ему верных телохранителей?
- Конечно.
- А кто ему верен? Откуда их взять?
- Их налетит сколько угодно, стоит лишь заплатить.
- Клянусь собакой, мне кажется, ты опять заговорил о каких-то трутнях, о чужеземном сброде. е
- Это тебе верно кажется.
- Что же? Разве тиран не захочет иметь местных телохранителей?
- Каким образом?
- Он отберет у граждан рабов, освободит их и сделает своими копейщиками.
- В самом деле, к тому же они будут и самыми верными.
- Блаженным же существом назовешь ты тирана, раз подобного рода люди — его верные друзья, а преж- 568 них, подлинных, он погубил!
- Он принужден довольствоваться такими.
- Эти его сподвижники будут им восхищаться, его общество составят эти новые граждане, тогда как люди порядочные будут ненавидеть и избегать его.
- Несомненно.
- Недаром, видно, мудреное дело — сочинять трагедии, а ведь в этом особенно отличился Еврипид.
- Что ты имеешь в виду?
- Да ведь у него есть выражение, полное глубокого смысла:
Тираны мудры ведь, общаясь с мудрыми 33. b
Он считает — это ясно,— что тиран общается с мудрецами.
- И как он до небес превозносит тираническую власть 34 и многое другое в этом деле — он и остальные поэты!
- Поэтому, раз уж трагические поэты такие муд-
357
рецы, пусть они и нас, и всех тех, кто разделяет наши взгляды на общественное устройство, извинят, если мы не примем их в наше государство именно из-за того, что они так прославляют тираническую власть.
- Я-то думаю, они нас извинят, по крайней мере с те, кто из них поучтивее.
- Обходя другие государства, собирая густую толпу, подрядив исполнителей с прекрасными, сильными, впечатляющими голосами, они привлекают граждан к тирании и демократии.
- Да, и при этом очень стараются.
- Мало того, они получают вознаграждение и им оказываются почести всего более, как это и естественно, со стороны тиранов, а на втором месте и от демократии. Но чем выше взбираются они к вершинам государствен- d ной власти, тем больше слабеет их почет, словно ему не хватает дыхания идти дальше.
- Действительно это так.
- Но мы с тобой сейчас отклонились, давай вернемся снова к этому войску тирана, столь многочисленному, великолепному, пестрому, всегда меняющему свой состав, и посмотрим, на какие средства оно содержится.
- Очевидно, тиран тратит на него храмовые средства, если они имеются в государстве, и, пока их изъятием можно будет покрывать расходы, он уменьшает обложение населения налогами.
е - А когда эти средства иссякнут?
- Ясно, что тогда он будет содержать и самого себя, и своих сподвижников и сподвижниц уже на отцовские средства.
- Понимаю: раз народ породил тирана, народу же и кормить его и его сподвижников.
- Это тирану совершенно необходимо.
— Как. это ты говоришь? А если народ в негодовании скажет, что взрослый сын не вправе кормиться за счет отца, скорее уж, наоборот, отец за счет сына, и 569 что отец не для того родил сына и поставил его на ноги, чтобы самому, когда тот подрастет, попасть в рабство к своим же собственным рабам и кормить и сына, и рабов, и всякое отребье? Напротив, раз представитель народа так выдвинулся, народ мог бы рассчитывать освободиться от богачей и от так называемых достойных 35 людей; теперь же народ велит и ему, и его сподвижникам покинуть пределы государства: так отец
358
выгоняет из дому сына вместе с его пьяной ватагой.
- Народ тогда узнает, клянусь Зевсом, что за тварь он породил, да еще и любовно вырастил; он убедится, b насколько мощны те, кого он пытается выгнать своими слабыми силами.
- Что ты говоришь? Тиран посмеет насильничать над своим отцом и, если тот не отступится, прибегнет даже к побоям?
- Да, он отнимет оружие у своего отца.
- Значит, тиран — отцеубийца и плохой кормилец для престарелых; по-видимому, общепризнано, что таково свойство тиранической власти. По пословице, «избегая дыма, угодишь в огонь» 36; так и народ из подчинения свободным людям попадает в услужение с к деспотической власти и свою неумеренную свободу меняет на самое тяжкое и горькое рабство — рабство у рабов.
- Это именно так и бывает.
- Что же? Можно ли без преувеличения сказать, что мы достаточно разобрали, как из демократии получается тирания и каковы ее особенности?
- Вполне достаточно.
359
КНИГА ДЕВЯТАЯ
571 - Остается рассмотреть,— сказал я,— самого человека при тираническом строе, иначе говоря, как он развивается из человека демократического, каковы его свойства и что у него за жизнь — бедственная или, напротив, счастливая.
- Да, пока он остался у нас без рассмотрения,— согласился Адимант.
- Знаешь ли, что мне еще желательно?
- Что?
Анализ вожделений
- По-моему, мы недостаточно разобрали вожделения — в чем они состоят и сколько их. А раз этого не b хватает, не будет полной ясности и в том исследовании, которое мы предпринимаем.
- Стало быть, уместно разобрать это сейчас.
- Конечно. Посмотри, что мне хочется здесь выяснить: из тех удовольствий и вожделений, которые лишены необходимости, некоторые представляются мне противозаконными. Они, пожалуй, присущи всякому человеку, но, обуздываемые законами и лучшими вожделениями, либо вовсе исчезают у некоторых людей, либо ослабевают, и их остается мало. Однако есть и с такие люди, у которых они становятся и сильнее, и многочисленнее.
- О каких вожделениях ты говоришь?
Вожделения, пробуждающиеся во время сна
- О тех, что пробуждаются во время сна, когда дремлет главное, разумное и кроткое, начало души, зато начало дикое, звероподобное под влиянием сытости и хмеля вздымается на дыбы, отгоняет от себя сон и ищет, как бы удовлетворить свой норов. Тебе известно, что в таком состоянии оно отваживается на все, откинув всякий стыд и разум. Если ему взду-d мается, оно не остановится даже перед попыткой сойтись со своей собственной матерью, да и с кем попало из людей, богов или зверей; оно осквернит себя каким
360
угодно кровопролитием и не воздержится ни от какой пищи. Одним словом, ему все нипочем в его бесстыдстве и безрассудстве.
- Сущая правда.
- Когда же человек соблюдает себя в здоровой воздержности, он, отходя ко сну, пробуждает свое разумное начало, потчует его прекрасными доводами и рассуждениями и таким образом воздействует на свою совесть. Вожделеющее же начало он хоть и не морит е голодом, но и не удовлетворяет его до пресыщения: пусть оно успокоится и не тревожит своими радостями 572 и скорбями благороднейшее в человеке; пусть это последнее без помехи, само по себе, в совершенной своей чистоте стремится к исследованию и ощущению того, что ему еще не известно, будь то прошлое, настоящее или будущее. Точно так же человек укротит и яростное свое начало, для того чтобы не отходить ко сну взволнованным и разгневанным. Успокоив эти два вида свойственных ему начал и приведя в действие третий вид — тот, которому присуща разумность,— человек предается отдыху. Ты знаешь, что при таких условиях он скорее всего соприкоснется с истиной и меньше всего будут ему мерещиться во сне всякие беззакон- b ные видения.
- Я совершенно с тобой согласен.
- Но мы слишком отклонились в сторону, говоря об этом. Мы хотели убедиться лишь вот в чем: какой-то страшный, дикий и беззаконный вид желаний таится внутри каждого человека, даже в тех из нас, что кажутся вполне умеренными; это-то и обнаруживается в сновидениях1. Суди сам, дело ли я говорю и допускаешь ли ты это.
- Конечно, допускаю.
- Так припомни, как мы обрисовали человека, ставшего демократом. Он чуть ли не с рождения, во всяком случае с малых лет, воспитывался бережливым отцом, с который почитал лишь стяжательские вожделения и ни во что не ставил те желания, без которых, по его мнению, можно обойтись и которые, как он считал, возникают лишь ради забавы и красоты. Не так ли?
- Да, так.
- Общаясь с более утонченными людьми, преисполненными вожделений, которые мы только что разбирали, юноша втягивается в их образ жизни и всяческую разнузданность, потому что ему отвратительна отцов-
361
екая скупость. Но по своей природе он лучше тех, d кто его портит, поэтому он останавливается как бы посредине между обоими этими подходами к жизни: его тянет и в ту и в другую сторону. Вкушая, как он считает, умеренно от обеих этих жизней, он живет не низменной жизнью и не беззаконной и превращается из человека олигархического в демократа.
- О подобного рода человеке у нас составилось, да и до сих пор держится именно такое мнение.
Тирания и незаконные вожделения. Образ тирана (продолжение)
- Предположим опять-таки, что у этого человека, когда он станет постарше, будет сын, воспитанный в нравах своего отца
- Предположим.
- Предположи еще, что и с ним произойдет то же самое, что с его отцом: его станет тянуть ко всяческому е беззаконию, которое его совратители называют полнейшей свободой. Отец и все остальные его близкие поддерживают в нем склонность соблюдать середину, но его совратители этому противодействуют. Когда же эти искусные чародеи и творцы тиранов не надеются как-либо иначе завладеть юношей, они ухитряются внушить ему какую-нибудь страсть, руководящую вож-573 делениями к праздности и к растрате накопленного; такая страсть — прямо-таки огромный крылатый трутень. Или, по-твоему, это нечто иное?
- По моему, именно это.
- Вокруг этой страсти ходят ходуном прочие вожделения, за которыми тянется поток благовонных курений и мазей, венков, вин, безудержных наслаждений, обычных при такого рода общениях. Эти вожделения растут и крепнут, они вооружают трутня жалом
b похоти, и тогда этот защитник души, охваченный неистовством, жалит. И если он захватит в юноше какое-нибудь мнение или желание, притязающее на порядочность и не лишенное еще стыдливости, он убивает их, выталкивает вон, пока тот совсем не очистится от рассудительности и не преисполнится нахлынувшим на него неистовством.
Ты описываешь появление вылитого тирана.
- А разве не из-за всего этого и тому подобного Эрот 2 искони зовется тираном?
- Пожалуй.
- Да и у пьяного в голове, мой друг, разве про- с исходит не то же, что у тирана?
362
- Видимо, так.
- Ну а кто тронулся в уме и неистовствует, тот надеется справиться не то что с людьми, но даже с богами.
- Действительно.
- Человек, мой друг, становится полным тираном тогда, когда он пьян, или слишком влюбчив, или же сошел с ума от разлития черной желчи, а все это из-за того, что либо такова его натура, либо привычки, либо то и другое.
- Совершенно верно.
- Видно, вот так и рождается подобный человек. Ну а как же он живет?
- Есть шутливая поговорка: «Вот сам и отвечай» 3. d
- Отвечу. По-моему, после этого пойдут у них празднества, шествия всей ватагой, пирушки, заведутся подружки, ну и так далее, ведь тиран-Эрот, обитающий в их душе, будет править всем, что в ней есть.
- Это неизбежно.
- С каждым днем и с каждой ночью будет расцветать много ужаснейших вожделений, предъявляющих непомерные требования.
- Да, их расцветет много.
- Значит, доходы, если какие и были, скоро иссякнут.
- Конечно.
- А за этим последуют заклады имущества и е сокращение средств.
- И что же?
- Когда все истощится, тогда рой раздувшихся вожделений, угнездившихся в этих людях, начнет жужжать и эти люди, словно гонимые стрекалом различных желаний, а особенно Эротом (ведь он ведет за собой все желания, словно телохранителей), впадут в безумие и будут высматривать, у кого что есть и что можно отнять с помощью обмана или насилия. 574
- Да, конечно.
- У них настоятельная потребность грабить, иначе придется терпеть невыносимые муки и страдания.
- Да, это неизбежно.
- Все возрастая, стремление такого человека к удовольствиям превосходит его прежние прихоти и их обездоливает; точно так же он сам начинает притязать на большее перед своими отцом и матерью, поскольку он их моложе, и, издержав свою долю, он будет присваивать и тратить отцовские деньги.
363
- И что же дальше?
b - Если родители не допустят этого, разве он не попытается первым делом обокрасть их и обмануть?
- Непременно.
- А если бы это оказалось невозможно, разве он не ограбил бы их, прибегнув к насилию?
- Я думаю, да.
- А если старики окажут сопротивление и вступят с ним в борьбу, разве он пощадит их и остережется поступков, свойственных тиранам?
- Я не поручусь за участь родителей такого человека.
- Но, ради Зевса, Адимант, неужели из-за какой-то новой своей подружки, без которой он мог бы и обойтись, он станет бить родную мать? Или ради цвету- с щего юноши, с которым он только что подружился, хотя и без этого можно бы обойтись, он подымет руку на своего родного отца, пусть престарелого и отцветшего, но самого давнишнего из своих друзей? Неужели этот человек отдаст, по-твоему, своих родителей в рабство подобным людям, введя их в свой дом?
- Отдаст, клянусь Зевсом.
- Великое же счастье родить сына с тираническими наклонностями!4
- Да, величайшее!
d - А что же с ним будет, когда истощатся у него и отцовские, и материнские средства, а между тем в нем скопился целый рой прихотей? Не заставит ли его это сначала залезть в чужой дом либо снять плащ с запоздалого ночного прохожего, а затем обчистить какой-нибудь храм? Во всех этих поступках прежние его мнения о том, что прекрасно, а что гадко, усвоенные им с детских лет и считавшиеся правильными, покорятся власти недавно выпущенных на волю желаний, сопровождающих Эрота и им возглавляемых. е Раньше, пока человек подчинялся обычаям, законам и своему отцу и внутренне ощущал себя демократом, эти желания высвобождались у него лишь в сновидениях; теперь же, когда его тиранит Эрот, человек навсегда становится таким, каким изредка бывал во сне, ему не удержаться ни от убийства, ни от обжорства, ни от проступка, как бы ужасно все это ни было: по-575 среди всяческого безначалия и беззакония в нем тиранически живет Эрот. Как единоличный властитель, он доведет объятого им человека, словно подвластное ему