Часть 3.

это становление есть столь же и совпадение в нем противоречия, есть непосредственно тождественное наличносущее единство их обоих, материя.

Примечание. Переход от идеальности к реальности, ст абстракции к конкретному наличному бытию, примером которого служит здесь переход от пространства и времени к той реальности, которая выступает как материя, непостижим для рассудка, представляется ему поэтому всегда внешним и чем-то данным. Обычное представление заключается в том, что рассматривают пространство и время как пустые, безразличные к тому, что их наполняет, и все же всегда как наполненные. Это обычное представление принимает, что пустое пространство и время наполняются извне материей, и, таким образом, око, с одной стороны, принимает, что материальные предметы равнодушны к пространству и времени, а с другой стороны, что они все же по существу своему носят пространственный и временной характер.

Материю характеризуют следующим образом: б) она сложна; это относится к ее абстрактной рядоположности, к пространству. Поскольку, рассматривая ее, абстрагируются от времени и вообще от всякой формы, о ней утверждают, что она вечна и неизменна. И это на самом деле вытекает из того, что абстрагируются от всякой формы; но такого рода материя есть только ложная абстракция. в) Материя непроницаемаи оказывает сопротивление, она есть то, что может быть осязаемо, видимо и т. д. Эти предикаты означают не что иное, как то, что материя отчасти существует для определенного восприятия, вообще для чего-то другого, отчасти же существует равным образом и для себя. И то и другое является как раз теми определениями, которыми она обладает, будучи именно тождеством пространства и времени, тождеством непосредственной внеположности и отрицательности или будучи единичностью, сущей для себя.

Переход идеальности в реальность с очевидностью встречается нам в известных механических явлениях, в том именно факте, что идеальность может занять место реальности и обратно, и это уже вина лишь безмыслия представления и рассудка, если для них из возможности замещения идеальности реальностью и обратно не вытекает их тождество. Так, например, в рычаге расстояние может заменить массу и наоборот, и определенная величина идеального момента производит то же действие, что и

61

соответствующий реальный момент. В количестве движения скорость, которая является лишь количественным соотношением пространства и времени, заменяет собой массу, и, наоборот, мы получаем то же самое реальное действие, если мы увеличим массу и соответственно уменьшим скорость. Сам по себе кирпич не убивает человека, а производит это действие лишь благодаря достигнутой им скорости, т. е. человека убивают пространство и время. Рефлексия дает здесь определение силы, которое раз навсегда фиксируется рассудком как нечто последнее и мешает ему спрашивать дальше об отношении между определениями этой силы. И все же рассудок по крайней мере смутно чувствует, что действие силы есть нечто реальное, бросающееся в глаза, что в силе содержится то же самое, что в ее проявлении, и что именно эта сила со стороны ее реального проявления достигается благодаря соотношению реальных моментов — пространства и времени.

Эту оперирующую без понятия рефлексию характеризует, далее, то, что она рассматривает так называемые силы как вложенные в материю, т. е. как то, что первоначально внешне ей, так что как раз то тождество времени и пространства, которое смутно витает перед рассудком при рефлективном определении силы и которое в действительности составляет сущность материи, признается чем-то чуждым ей и случайным, привнесенным в нее извне.

Прибавление. Всякое место лишь указывает на другое место, само себя таким образом упраздняет и становится другим местом, но это различие есть в такой же мере и снятое различие. Каждое место есть само по себе лишь данное место, т. е. они одинаковы друг с другом, или, иначе говоря, Место есть всецело всеобщее «здесь». Нечто занимает свое место, оно изменяет последнее; это место становится, следовательно, другим местом, по это нечто, как до, так и после этого, занимает свое место и из него не выходит'. Эту диалектику, которую место имеет в самом себе, выразил Зенон, доказывая отсутствие движения. Двигаться означало бы менять свое место, но стрела не оставляет своего места. Эта диалектика и есть как раз бесконечное понятие, которое означает «здесь», так как время положено в нем самом. Имеются три различных места: место, которое существует теперь, место, которое должно быть занято после, и место, которое оставлено; тем самым

62

исчезновение измерений времени парализовано. Но вместе с тем существует лишь одно место, некое всеобщее вышеуказанных мест, некое неизменное во всех изменениях. Это место есть длительность, каковой она является непосредственно, согласно своему понятию, и эта длительность есть, таким образом, движение. Что движение есть именно то, что мы здесь разъясняем, это очевидно само собой: это его понятие соответствует его созерцанию. Сущностью движения является то, что оно есть непосредственное единство пространства и времени; оно есть существующее благодаря пространству реальное время, или, иначе говоря, только благодаря времени подлинно различенное пространство. Таким образом, мы знаем, что в движение входят время и пространство; скорость, количество движения, есть пространство в соотношении с определенным протекшим временем. Говорят также: движение есть отношение между пространством и временем, но нужно было постигнуть более определенно характер этого отношения. Лишь в движении пространство и время действительны.

Как время есть простая формальная душа природы, а пространство, согласно Ньютону, есть Sensorium бега, так движение есть понятие подлинной души мира. Мы привыкли рассматривать движение как предикат, состояние; но на самом деле оно есть самость, субъект как субъект, есть пребывание самого исчезновения. Но то обстоятельство, что оно выступает как предикат, означает именно, что для него непосредственно необходимо прекратиться само собой. Прямолинейное движение не есть движение, взятое само по себе, а подчинено другому, в котором оно стало предикатом, или, иначе говоря, оно есть снятое, момент. Восстановление длительности точки как противоположной ее движению есть восстановление места как неподвижного. Но это восстановленное место есть не непосредственное место, а место, возвратившееся из изменения, и является в одно и то же время и результатом, и основанием движения. Поскольку оно образует одно из измерений, т. е. поскольку оно противоположно Другим моментам, оно есть центр. Это возвращение линии представляет собой круговую линию. Это — и «теперь»,

и «до», и «после», смыкающиеся с собой; это — безразличие этих измерений, так что «до» есть также некое «после», точно так же как «после» есть также некое «до». Только это является их положенным в пространстве,

63

необходимым параличом. Движение по кругу является пространственным, или устойчиво существующим единством измерений времени. Точка направляется к месту, которое является его будущим, и покидает место, которое является прошлым; но то, что она оставила за собой, есть вместе с тем то, куда ей пока лишь предстоит прибыть, и она уже была в том «до», в которое она теперь прибудет. Ее конечной целью является точка, которая есть ее прошлое; истина времени состоит в том, что не будущее, а прошлое является его целью. Само соотносящееся с центром движения есть плоскость, движение как синтетическое целое, в котором устойчиво существуют его моменты, его потухание в центре, оно само и его соотношение с потуханием, радиусы круга. Но эта плоскость сама движется, становится своим инобытием, целым пространством, или, иначе говоря, возвращение в себя, покоящийся центр становится всеобщей точкой, в которой целое погружается в покой. Это-то движение в его сущности и сняло, различие между «теперь», «до» и «после», сняло свои измерения или свое понятие. В круге эти измерения сливаются воедино; он является восстановленным понятием длительности, потухшим в самом себе движением. Здесь положена масса, длящееся, сгустившееся благодаря самому себе и обнаруживающее движение как свою возможность.

Теперь у нас имеется в представлении следующее: так как существует движение, то нечто движется, но это длящееся нечто есть материя. Пространство и время наполнены материей. Пространство не адекватно своему понятию. Поэтому само понятие пространства доставляет себе существование в материи. Часто начинали развертывание с материи и затем рассматривали пространство и время, как ее формы. Правильным в таком способе рассмотрения является то, что материя представляет собой реальное в пространстве и времени. Но здесь пространство и время благодаря своей абстрактности должны сначала представляться нам первыми, а затем должно обнаружиться, что их истиной является материя. Точно так же как нет движения без материи, так не существует материи без движения. Движение является процессом, переходом времени в пространство и наоборот; напротив, материя является отношением между пространством и временем как их покоящимся тождеством. Материя есть первая реальность, наличносущее для-себя-бытие; она

64

есть не только абстрактное бытие, но также и положительное устойчивое существование пространства, но устойчивое существование последнего как исключающее другое пространство. Точка так же должна исключать из себя другие точки, но она этого не делает, ибо она является лишь абстрактным отрицанием. Материя есть исключающее из себя отношение с собой, и она, следовательно, представляет собой первую реальную границу в пространстве. То, что называют наполнением времени и пространства, то, что можно охватывать руками, ощутить, что оказывает противодействие, что в своем бытии для другого существует для самого себя, — это достигнуто в единстве времени и пространства вообще.

В

МАТЕРИЯ И ДВИЖЕНИЕ.

КОНЕЧНАЯ МЕХАНИКА

§ 262

Вопреки своему тождеству с собой материя благодаря моменту своей отрицательности, своей абстрактной отъединенности удерживает себя в раздельности своих частей: это — отталкивание материи. Но так как эти разные части суть одно и то же, то отрицательное единство этого внеположного для себя бытия тоже для нее существенно; материя, следовательно, непрерывна. Это ее притяжение. Материя есть нераздельно то и другое, и она есть вместе с тем отрицательное единство этих моментов, единичность, но единичность пока еще отличная от непосредственной внеположности материи и поэтому сама еще не положенная как материальная; она есть идеальная единичность, центр, тяжесть.

Примечание. За Кантом, между прочим, следует также признать и ту заслугу, что в своих «Метафизических началах естествознания» своей попыткой так называемого построения материи он положил начало понятию материи и этой попыткой возродил понятие философии природы. Но в этом построении он рассматривал принадлежащие области рефлексии определения сил притяжения и отталкивания как независимые друг от друга, и, вместо того чтобы показать, как из них проистекает материя, он и эту последнюю предположил чем-то готовым, так что у него то, что притягивается и отталкивается, является уже материей. Подробнее я вскрыл

3 Гегель, т. 2

65

господствующую в этом кантовском изложении путаницу в моей «Системе логики» . Впрочем, лишь тяжелая материя представляет собой тотальность и реальное, в которых притяжение и отталкивание наличны; она имеет идеальные моменты понятия, единичности, или субъективности. Поэтому их не надо представлять себе как самостоятельные или существующие раздельно силы; материя есть их результат, если они берутся лишь как моменты понятия, но она есть предпосылка их явления.

Следует различать между тяжестью и простым притяжением. Последнее есть вообще лишь снятие внеположности и приводит лишь к непрерывности. Тяжесть же, напротив, есть редукция внеположных и непрерывных особенных частей материи к единству, которое есть ее отрицательное отношение с собой, к единичности, к единой (однако еще совершенно абстрактной) субъективности. Но в сфере первой непосредственности природывне-себя-сущая непрерывность пока еще положена как устойчиво существующая ; лишь в области физики начинается материальная рефлексия в себя. Поэтому единичность как определение идеи, правда, налична, но здесь она налична вне материального. Материя поэтому, во-первых, по своему существу сама тяжела, это не внешнее свойство, которое можно было бы отделить от нее. Тл-жесть составляет субстанциальность материи, сама материя есть стремление к центру, но (в этом состоит другое существенное ее определение) к центру, находящемуся вне ее. Можно сказать, что материя притягивается центром, т. е. отрицается ее внеположное, непрерывное существование, но, если мы будем представлять себе сам центр чем-то материальным, тогда притяжение будет лишь взаимным; притягивающее будет вместе с тем и притягиваться, и центр будет в свою очередь чем-то отличным от притягивающего и притягиваемого. Но мы не должны мыслить центр материальным, ибо материальное и состоит в том, что оно полагает свой центр вне себя. Не центр, а стремление к нему имманентно материи. Тяжесть есть, так сказать, признание ничтожества вне-себя-бытия материи в ее для-себя-бытия, признание несамостоятельности этого вне-себя-бытия, его противоречивости.

Можно также сказать, что тяжесть есть в-самом-себе-бытие материи в том смысле, что именно, поскольку она еще не есть центр, субъективность в себе самой, постольку

66

она еще остается неопределенной, неразвитой, нераскрытой, постольку форма еще не является материальной.

Тяжесть материи определяет место, в котором находится ее центр; поскольку материя есть масса, она определена и тем самым определено ее стремление, которое есть полагание центра и, следовательно, некое определенное полагание этого центра.

Прибавление. Материя есть пространственное рас

стояние, она оказывает сопротивление и при этом отталкивается от самой себя; именно посредством отталкивани

материя полагает свою реальность и наполняет пространство. Но все раздельно существующие части, отталкиваемые друг от друга, тоже суть только единицы, много единиц; одна единица есть то же самое, что другая. Единица отталкивается лишь от самой себя; это — снятие расстояния между сущими для себя, притяжение. То и другое вместе составляет в качестве тяжести понятие материи; тяжесть есть предикат материи, который составляет субстанцию этого субъекта. Единство тяжести есть лишь некое долженствование, некое страстное стремление, на которое материя навеки осуждена, ибо единство не приходит к самому себе, не достигает себя. Если бы материя достигла того, чего она ищет в тяжести, то она слилась бы в одну точку. Единство здесь еще не осуществляется, потому что отталкивание есть такой же

существенный момент материи, как и притяжение. Глухое, темное единство не получает свободы, однако так как материя имеет своим определением слияние воедино многих, то она не так глупа, как некоторые претендующие на титул философов, которые удерживают раздельность одного и многого и опровергаются в этом своем стремлении самой материей. Хотя эти два единства — отталкивание и притяжение — и являются нераздельными моментами тяжести, все же они не объединяются в одно идеальное единство; лишь в свете — как мы увидим ниже—достигается самостоятельное существование этого единства . Материя ищет места вне своих многих частей, а так как пока что еще нет никакого различия между этими ищущими частями, то нет никакого основания, почему бы одной частице лежать ближе, чем другой. Они находятс

в периферии на одинаковом расстоянии от искомой точки, искомая точка является центром, и этот центр простирается во все направления, так что ближайшим определением,

3*

67

к которому мы здесь приходим, является шар. Тяжесть есть некоторый способ внутреннего существования материи, а не ее мертвая внешняя форма, но об этом внутреннем способе существования здесь еще не место говорить: здесь пока что материя есть нечто лишенное внутренней стороны, есть понятие того, что лишено понятия.

Второй сферой, к рассмотрению которой мы теперь переходим, является поэтому конечная механика, потому что здесь материя еще не адекватна своему понятию. Эта конечность материи состоит в том, что движение и материя как таковая отличны друг от друга. Конечной, следовательно, является материя, поскольку то, что составляет ее жизнь, движение, внешне ей. Тело находится в покое, и движение сообщается ему извне. Это — первое различие, существующее в материи как таковой, и оно снимается затем посредством ее природы, посредством тяжести. Здесь, следовательно, перед нами три определения конечной механики: во-первых, инертная материя, во-вторых, толчок и, в-третьих, падение, составляющее переход к абсолютной механике, в которой материя адекватна понятию также и в своем существовании. Тяжесть присуща материи не только в себе, а присуща ей, поскольку «в себе» материи уже выявилось; это — падение, в котором тяжесть впервые появится.

а. Инертная матери

§ 263

Материя, как лишь всеобщая и непосредственная, обладает ближайшим образом только количественным различием и обособлена в различные количества, в массы, которые, обладая лишь поверхностным определением целого или единицы, суть тела. Точно так же непосредственно тело отлично от своей идеальности, и хотя оно по существу своему пространственно и временно, но как находящееся в пространстве и во времени выступает как безразличное к этой форме содержание.

Прибавление. Выражение «материя наполняет пространство» означает не что иное, как то, что она есть некая реальная граница в пространстве, потому что она как для-себя-бытие исключает из себя все то, что не является пространством как таковым. Вместе с для-себя-бытием наступает также и определение множества, которое,

68

однако, есть некое совершенно неопределенное различие, еще не является различием материи в ней самой; материи взаимно исключают друг друга.

§ 264

Взятое со стороны того определения пространства, в котором время снято, тело является длящимся; взятое же со стороны того определения времени, в котором безразличное пространственное существование снято, тело является преходящим, является вообще совершенно случайной единицей. Оно, правда, является единством, связующим оба момента в их противоположности, движением; но как безразличное к пространству и времени (предшествующий параграф) и к их отношению, движению (§ 261), которое внешне телу, точно так же как ему внешне отрицание этого единства, покой,— тело инертно.

Примечание. В этой сфере конечность тела, его несоответствие своему понятию состоит в том, что оно как материя есть лишь абстрактное, непосредственное единство времени и пространства, а не положенное в одном (in einem) развитое, беспокойное единство, имманентное этому одному движение . Под таким определением тело рассматривается вообще в физической механике, так что аксиомой последней является положение, что тело может быть приведено как в движение, так и в покой лишь внешней причиной и что движение и покой суть некоторое состояние тела. В представлении витают при этом лишь лишенные самости земные тела, относительно которых, несомненно, верны вышеуказанные определения. Но эти тела представляют собой лишь непосредственную и именно поэтому абстрактную и конечную телесность. Под телом qua телом понимают эту абстракцию . Но неистинность этого абстрактного существования снимается в конкретно существующем теле, и это снятие начинается уже в телах, лишенных самости. Совершенно неправильно определение инерции, толчка, давления, притяжения, падения и т. д. переносится из области обычной механики, из сферы конечной телесности и, следовательно, конечного движения в область абсолютной механики, в которой телесность и движение существуют, наоборот, в их свободном понятии.

Прибавление. Непосредственно положенная масса содержит в себе движение как сопротивление, ибо эта непосредственность

69

есть бытие-для-другого. Реальный момент различия находится вне ее; движение существует в ней как это понятие или как снятое. Масса, фиксированная в этом смысле, называется инертной, но инертность не означает покоя. Пребывание есть покой в том отношении, что оно как понятие противоположно своей реализации, своему движению. Масса есть единство моментов движения и покоя. Оба этих момента находятся в ней как снятые, или, иными словами, она безразлична к обоим моментам, способна как двигаться, так и находиться в покое, и, взятая для себя, не есть ни то ни другое. Взятая для себя, она ни покоится, ни движется, а лишь переходит из одного состояния в другое благодаря внешнему толчку, т. е. покой и движение сообщаются ей посредством чего-то другого. Поскольку она находится в покое, она покоится и сама собой не переходит в движение; если же она находится в движении, то она движется и сама собой не перейдет в покой. Материя в себе инертна, т. е. она является инертной, поскольку ее понятие противоположно ее реальности. То обстоятельство, что ее реальность так обособилась и выступает как самостоятельная по отношению к ней,— это обстоятельство и есть ее снятая реальность, или реальность, в которой она существует лишь как абстракция, и эту-то абстракцию и называют «в себе» и сущностью те, для которых чувственная действительность есть реальность, а форма абстракции есть «в себе».

Следовательно, в то время как конечная материя получает движение извне, свободная материя движет сама себя; последняя, следовательно, бесконечна в пределах своей сферы, ибо в целом материя находится на ступени конечности. Так, нравственный человек свободно подчиняется законам, и лишь для безнравственного они являются внешне принудительными. Каждая сфера существует в природе не только в своей бесконечности, но также и как конечное отношение. Конечные отношения, как, например, давление и толчок, обладают тем преимуществом, что они знакомы нашей рефлексии и подтверждаются опытом. Недостатком их является лишь то, что под это подтвержденное опытом правило подводятся другие отношения. Поступающие так полагают, что на кебе все происходит совершенно так, как происходит у нас дома. Но конечные отношения не могут быть изображением сферы природы в ее бесконечности.

70

Ь. Толчок

§ 265

Инертное тело, приведенное извне в движение — последнее именно поэтому есть конечное движение — и соотнесенное, таким образом, с другим телом, составляет на время с этим последним единое тело, ибо они являются массами, отличающимися друг от друга лишь количественно; движение, таким образом, является единым движением обоих тел — и тело сообщает свое движение другому; но в такой же мере эти тела оказывают сопротивление друг другу, так как предполагается, что каждое из них образует непосредственную единицу. Это их для-себя-бытие в отношении друг друга, обособляемое дальше количеством массы, есть их относительная тяжесть: это — вес как тяжесть некой количественно обособленной массы; последняя, взятая экстенсивно, представляет собой множество тяжелых частей, взятая же интенсивно, есть определенное давление (см. § 103, примечание) . Вес как реальная определенность составляет единую определенность (quantitas motus) с идеальной количественной определенностью движения, со скоростью; в пределах этой единой определенности вес и скорость могут взаимно замещать друг друга (ср. § 261, примечание) .

Прибавление. Вторым моментом на этой ступени является то, что материя положена в движение и соприкасается в этом движении. Так как материя безразлична к месту, то из этого следует, что материя приводится в движение. Это случайно; все необходимое здесь полагается в форме случайности. Что движение материи необходимо также и в существовании, это мы увидим ниже. Оба толкающих друг друга тела должны рассматриваться как движущиеся, ибо этот толчок есть борьба за одно и то же место. Толкающее тело занимает место покоящегося, а последнее, толкаемое, сохраняет свое место. Оно, следовательно, также движется, хочет снова занять то место, в котором поместилось другое. Но так как массы взаимно толкают и давят друг на друга и между ними нет пустого пространства, то лишь в этом соприкосновении начинается вообще идеальность материи, и интересно видеть, как выступает наружу этот внутренний характер материи, ведь вообще всегда интересно видеть осуществление понятия. Что массы соприкасаются друг с другом, т. е. существуют друг для друга, это означает только, что

71

две материальные точки, или атомы, существуют в одной точке, или в тождестве, означает, что их для-себя-бытие не есть для-себя-бытие. Мы можем представлять себе материи сколь угодно твердыми и неподатливыми, мы можем себе представлять, что между ними что-то еще остается, но, как только они соприкасаются друг с другом, они сливаются воедино, сколь бы малой мы ни представляли себе эту точку. Это — высшая существующая материальная непрерывность, это — не внешняя, только пространственная, а реальная непрерывность. Точно так же точка времени есть единство прошедшего и будущего. Две точки сливаются в единую точку, и в то время, когда они есть в одном, они также не есть в одном. Движение и состоит именно в том, что тело находится в одном месте и одновременно в другом месте, причем столь же верно, что оно находится не в другом, а именно в данном месте . То обстоятельство, что массы и сливаются воедино, и вместе с тем самостоятельны, есть другой момент отталкивания, или, иными словами, материя эластична. Что единица является лишь поверхностью, или, выражаясь иначе, что целое непрерывно, это и есть причина того, что тело совершенно твердо. Но так как лишь целое является единицей, и единица, следовательно, не положена, то тело всецело уступает, или, иначе говоря, оно абсолютно мягко. Но, покидая свое целое, оно является еще более интенсивной единицей. Как раз мягкость, снятие своей распространенной, сущей вне себе силы и есть ее восстановление, так как она возвращается в себя. Непосредственным обращением (Verkehrung) этих двух сторон является эластичность. Мягкое также отталкивает, также эластично, оно отступает назад, но лишь на известное расстояние, его нельзя вытеснять из данного места. Таким образом, для-себя-бытие материи, посредством которого она отстаивает себя, выступает перед нами ближайшим образом как внутренний характер материи (который также называют силой) по отношению к ее внешнему характеру, т. е. здесь по отношению к ее бытию-для-другого, т. е. внутри-нее-бытием некоего другого. Идеальность для-себя-бытия состоит в том, что некое другое проявляет себя в массе, а эта масса проявляет себя в другом. Это определение идеальности, которое кажется пришедшим извне, на поверку оказывается собственной сущностью материи, а сама эта сущность вместе с тем входит в состав внутреннего характера последней: поэтому физика

72

переходит к принадлежащему области рефлексии представлению о силе.

Сила толчка как величина действия является лишь тем, посредством чего материя сохраняет свое для-себя-бытие, или, иначе говоря, тем, посредством чего она оказывает сопротивление другой части материи, ибо толчок есть также и сопротивление, а сопротивление именно и означает материю. То, что оказывает сопротивление, материально, и, наоборот, оно постольку материально, поскольку оно оказывает сопротивление; противодействие есть движение обоих тел; определенное движение и определенное противодействие суть одно и то же. Тела действуют друг на друга лишь постольку, поскольку они самостоятельны, и они самостоятельны лишь посредством тяжести. Таким образом, тела оказывают друг другу сопротивление лишь посредством их тяжести, но эта тяжесть представляет собой не абсолютную тяжесть, являющуюся выражением понятия материи, а относительную тяжесть. Одним моментом тела является его вес, которым оно в своем стремлении к центру Земли давит на другое тело, оказывающее ему противодействие. Давление, следовательно, есть движение, стремящееся к упразднению расстояния одной массы от другой. Другим моментом тела является сообщенное ему движение по направлению касательной, которое заставляет его отклониться от поисков центра. Количество движения тела определяется этими двумя моментами: массой и определенностью вышеуказанного движения как скоростью. Если мы признаем эту величину чем-то внутренним, то она будет тем, что мы называем силой. Мы, однако, можем обходиться без этого аппарата сил, ибо теоремы механики об этих силах очень тавтологичны. Так как имеется одна определенность — определенность силы, то мы, правда, получим то же самое действие материи, если заменим массу материальных частей скоростью или, обратно, скорость заменим массой (ибо материальное действие проявляется лишь в движении), однако идеальный фактор может замещать собой реальный фактор и обратно лишь частично, а не целиком. Пусть масса равняется 6 фунтам, а скорость равна 4, тогда сила равна 24; она будет равна 24 также в том случае, когда 8 фунтов движутся со скоростью 3 и т. д., точно так же как длина плеча на одной стороне Hypomochlion (безмена), на

73

которой висят гири, уравновешивает массу, прикрепленную к другой стороне. Давление и толчок представляют собой две причины внешнего механического движения.

§ 266

Этот вес, концентрированный как интенсивная величина в точке, находящейся в самом теле, есть его центр тяжести. Ио тело как весомое характеризуется тем, что оно полагает и имеет свое средоточие (Mittelpunkt) вне себя. Толчок и противодействие, равно как вызванное ими движение, имеют поэтому свою субстанциальную основу в центре, общем отдельным телам и лежащем вне их, и их вышеуказанное, вызванное извне, акцидентальное движение переходит в этом средоточии в покой. Так как центр находится вне материи, то этот покой является вместе с тем лишь некоторым стремлением к центру, а, взятый с точки зрения отношения между материей, обособленной в особенные тела, которые сообща стремятся к центру, этот покой является давлением этих тел друг на друга. Если тело отделено от своего центра тяжести относительно пустым пространством, то это стремление есть падение, существенное движение, в которое вышеуказанное акцидентальное движение переходит согласно понятию, подобно тому как согласно существованию это движение переходит в покой.

Примечание. Относительно внешнего, конечного движения основной принцип механики гласит, что тело, находящееся в покое, вечно оставалось бы в покое, а тело, находящееся в движении, вечно двигалось бы по прямой линии, если бы внешняя причина не заставила его перейти из одного состояния в другое. Это положение о движении и покое представляет собой не что иное, как высказывание согласно закону тождества (§ 115) : движение есть движение и покой есть покой; эти два определения рассматриваются здесь как совершенно внешние в отношении друг друга . Лишь эти абстракции, самостоятельное движение и самостоятельный покой, приводят к бессодержательному утверждению о вечно продолжающемся движении, если бы не и т. д. В своем месте мы показали ничтожность самого закона тождества, являющегося основой этого утверждения. Последнее отнюдь не оправдывается опытом; уже толчок как таковой обусловлен тяжестью, т. е. определением падения. Бросание показывает существование акциденталъного движени

74

наряду с существенным движением падения , но абстракция, тело qua тело нераздельно связано со своей тяжестью, и, таким образом, при бросании эта тяжесть как бы сама требует, чтобы ее приняли во внимание. Бросание мак обособленное, для себя существующее не может быть обнаружено. Как пример движения, вызываемого vis ccntrifuga, обыкновенно приводят находящийся в праще камень, который, движимый рукой в круге, всегда обнаруживает стремление удалиться от нее (Newton. «Phil. nat. princ, math.». Defin. V) . Но спорным является не то, что такое направление существует, а то, что оно существует для себя, отдельно от тяжести, как некая сила, которую мы представляем себе совершенно самостоятельной. Ньютон там же уверяет нас, что свинцовый шар in coelos abiret et motu abeundi pergeret in infinitum, если бы (вот именно: если бы) только мы могли сообщить ему надлежащую скорость. Такое отделение внешнего движения от существенного не требуется ни опытом, ни понятием, а лишь абстрагирующей рефлексией. Одно дело — различать между ними, что является необходимым, и изображать их математически как отдельные линии, как отдельные количественные факторы и т. д. и совершенно другое дело — рассматривать их как физически самостоятельные существования *.

Но при рассмотрении такого полета свинцового шара в бесконечное пространство мы должны отвлекаться также и от противодействия воздуха, от трения. При объяснении того факта, что perpetuum mobile, как бы верно мы его теоретически ни вычисляли и доказывали, в свое

____________________________________________________________________________

* Ньютон (ibid. Defin. VIII) говорит совершенно ясно: Voces, Attractionis, Impulsus vel Propensionis cuiuscunque in centrum, in-differenter et pro se mutup promiscue usurpo, has vires поп Physice sed Mathematice tantum considerando. Unde caveat lector, ne per Iiuiusmodi voces cogitet me speciem vel modum actionis causamve aut rationem Physicam alicubi definire vel cejitris (quae sunt puncta Mathematica) vires vere et Physice tribuere; si forte aut centra tra-here aut vires centrorum esse dixero. Но, введя представление о силах, Ньютон вынес определения за пределы физической действительности и придал им по существу самостоятельный характер. Вместе с тем, трактуя эти представления, он сам всюду говорит о физических предметах и сообразно с этим в изображениях так называемого мироздания, которые по намерению автора должны носить лишь физический, а не метафизический характер, всегда говорит о таких самостоятельных и независимых друг от друга силах, об их притяжениях, толчках и т. п. как о физических существах и рассматривает их на основе закона тождества.

75

время, которое не преминет наступить, все же перейдет в покой, отвлекаются, наоборот, от тяжести и приписывают это явление всецело трению. Этому же препятствию приписываются постепенное уменьшение движения маятника и его последующая остановка. О движении маятника тоже говорят, что оно продолжалось бы беспрестанно, если бы мы могли устранить трение. Это противодействие, испытываемое телом в его акцидентальном движении, несомненно, представляет собой необходимое проявление его несамостоятельности. Но подобно тому как тело встречает препятствие, мешающее ему достигнуть центра своего центрального тела, причем все же это препятствие не уничтожает его давления, его тяжести, так и противодействие трения задерживает бросательное движение тела, без того чтобы при этом его тяжесть отпала или замещалась трением. Трение является препятствием, но оно не является существенной задержкой внешнего акцидентального движения. Остается верным то, что конечное движение нераздельно связано с тяжестью и как акцидентальное само собой переходит в направление последней, побеждается субстанциальным определением материи.

Прибавление. Здесь появляется сама тяжесть как то, что приводит тело в движение, но движение, в которое она приводит тело, имеет вообще своим определением снятие этого разделения, т. е. отдаление от центра. Здесь движение как порождающее само себя есть некое движение, определенность которого в явлении полагается им же самим. Первой определенностью является направление, а второй — закон падения. Направление есть отношение к одному, единому (das Eins), которое ищется в тяжести и ею предполагается. Эти поиски не есть поиски наугад, неопределенное движение по всем направлениям пространства; материя полагает для себя в пространстве это одно как некое место, которого, однако, она не достигает. Этот центр существует не только как некое ядро, вокруг которого материя затем лишь собирается или которым она лишь притягивается, но сама тяжесть масс порождает такой центр; материальные точки, ища друг друга, положили именно в этом искании общее им средоточие тяжести. Тяжесть есть полагание такого одного; каждая особенная масса есть полагание последнего, она ищет в самой себе некое единое и концентрирует

76

все свое количественное отношение с другими массами в одной точке. Это субъективное единое, которое лишь в поисках является объективным, есть центр тяжести тела. Каждое тело обладает средоточием тяжести, чтобы как центр иметь свой центр в некотором другом теле; масса представляет собой такую действительную единицу, или тело, поскольку оно обладает центром тяжести. Центр тяжести есть первая реальность единицы тяжести, есть стремление, в котором сосредоточивается весь вес тела. Для того чтобы масса оставалась в покое, мы должны поддерживать ее центр тяжести. Получается, как будто все остальные части тела совершенно не существуют; тяжесть тела целиком ушла в одну точку. Эта точка в случае линии, каждая часть которой принадлежит этому одному, является рычагом, в котором центр тяжести в качестве середины распадается на конечные точки, непрерывность которых есть линия. Точно так же целое этого единого составляет тяжесть; поверхность образует единое, которое, однако, как целое возвращено обратно в центр. То, что здесь разлагается на измерения, представляет собой непосредственно единое, или, иными словами, тяжесть обращает себя таким образом в целое единичное тело.

Каждая отдельная масса является таким телом, которое стремится к своему центру, к абсолютному средоточию тяжести. Поскольку материя определяет некий центр, стремится к нему, поскольку этот центр является точкой единства, а материя остается множеством, постольку она определена как выхождение вне себя, из своего места. Таким образом, она есть выхождение вовне своего вне-себя-бытия; это выхождение как снятие внешнего характера материи есть ее первая подлинно внутренняя сторона. Каждая масса принадлежит такому центру, и каждая отдельная масса является чем-то несамостоятельным, случайным наряду с этой истинной мае- . сой. Благодаря именно этой случайности единичная масса может быть отделена от этого центрального тела. Поскольку между массой и центральным телом лежит другая специфическая масса, которая уступает телу, направляющемуся к центру, она не задерживается последней, и оно движется; или иначе: появляется определение, согласно которому тело не подпирается, оно падает. Покой, в который внешнее движение приводится падением, есть, правда, все еще стремление, оно, однако, не

77

случайно и не есть голое состояние или, иначе говоря, не положено извне, подобно первому покою. Покой, с которым мы теперь имеем дело, есть покой, положенный посредством понятия, равно как падение, представляющее собой движение, положенное понятием, снимает внешнее случайное движение. Инерция здесь исчезла, так как мы пришли к понятию материи. Так как каждая масса как весомая стремится к центру и, следовательно, оказывает давление, то движение является лишь стремлением, проявляющимся в другой массе и полагающим ее идеально, точно так же и эта другая масса полагает первую идеально, оказывая ей противодействие и сохраняя себя. В конечной механике эти два рода движения и покоя ставятся в один ряд; здесь все редуцируется к силам, находящимся друг с другом в определенных отношениях я обладающим различными направлениями и скоростями; конечная механика интересуется при этом главным образом получающимся результатом. Точно так же конечная механика ставит в один ряд движение падения, положенное силой тяжести, и силу бросания.

Обычно предполагают, что если бы из пушки выбросили ядро с силой, превосходящей силу тяжести, то оно унеслось бы в безмерное пространство по направлению касательной, если бы (прибавляют) не существовало противодействия воздуха. Точно так же маятник качался бы до бесконечности, если бы воздух не оказывал противодействия. «Маятник, — говорят, — падает по дуге круга. Дойдя до своего вертикального положения, он приобретает благодаря этому падению скорость, благодаря которой он, двигаясь дальше по дуге, должен подняться на другой ее стороне на такую же высоту, на которой он был раньше, и, таким образом, он должен непрестанно качаться туда и обратно». Маятник следует, с одной стороны, направлению тяжести благодаря тому, что его подняли, его отдалили от направления тяжести и сообщили другое направление; это новое второе направление порождает в нем колебательное движение. И вот что утверждают: «Дуга колебания становится все меньше я меньше, и маятник наконец перестает двигаться главным образом благодаря противодействию, так как в противном случае колебательное движение маятника в себе продолжалось бы без конца». Однако движение, вызываемое тяжестью, и движение по касательной не представляют собой два рода независимых друг от друга движений,

73

но первое является субстанциальным, в котором исчезает второе, случайное движение. Само же трение не случайно, а является следствием тяжести, хотя его можно и уменьшить. Это ясно понял Франкер («Traite elementaire de mechanique». [Paris, 1801], p. 175, № 4—5) и высказал это в следующих выражениях: «Le lrottement ne depend pas de Fetendue des sufraces en contact le poids du corps restant le meme. Le frottement est proportionnel a la pression» . Трение, следовательно, представляет собой тяжесть в форме внешнего противодействия; это — давление как совместное притягивание двух тел к центру. В нашем случае дело обстоит следующим образом: чтобы не давать маятнику двигаться беспорядочно, его следует прикрепить к чему-то другому; эта материальная связь между ним и другим телом необходима, но она нарушает его движение, и благодаря этому возникает трение. Таким образом, само трение есть необходимый момент в построении маятника, его нельзя ни отбросить, ни отмыслить. Когда представляют себе, каким было бы движение маятника, если бы он не подвергался действию трения, то это одно лишь пустое представление. Но далее следует заметить, что не только трение приводит к остановке движения маятника; если бы даже трение и прекратилось, маятник все же должен был остановиться. Тяжесть есть та сила, которая останавливает маятник, приводит его в покой согласно понятию материи; тяжесть как всеобщее одерживает верх над чуждым, и колебание маятника прекращается по линии падения . Но эта необходимость понятия выступает наружу в этой сфере внешности как некое внешнее препятствие или как трение. Человека можно убить, но это внешнее обстоятельство случайно; истиной же является то, что человек умирает сам собой.

Комбинации падения со случайным движением, например при бросании, нас здесь не касаются: мы должны здесь рассматривать снятие случайного движения, взятое само по себе. При бросании количество движения есть произведение силы бросания и веса массы. Но тот же самый вес есть вместе с тем тяжесть; получая в качестве всеобщего перевес, она побеждает положенное в нее определение. Мы бросаем тело лишь благодаря тяжести; оно при этом исходит из определенной тяжести, но возвращается во всеобщую тяжесть и становится простым падением. Это возвращение полагает в тяжести добавочную

79

определенность, или, иными словами, движение становится еще более единым с тяжестью. В движении бросания вес является лишь одним моментом движущей силы, или, иными словами, в него положен переход находящейся вне тяжести силы. Теперь, после этого перехода, тяжесть становится всей движущей силой; принцип движения, правда, находится еще вне ее, но он находится там совершенно формально как простой толчок, точно так же как в падении он существует как чистое отдаление. Бросание, таким образом, есть падение, а качание маятника является одновременно падением и бросанием. Тяжесть есть отстранение от самой себя, есть представление о себе как о самораздвоении, но все это пока еще чисто внешним образом. Прикрепленная точка, отдаление от линии падения, удержание движущейся точки вдали от центра — эти моменты действительного движения принадлежат другой сфере.

Возвращение в линию падения из линии бросания само представляет собой бросание, и колебательное движение маятника есть падающее, порождающее себя снятие бросания.

с. Падение

§ 267

Падение есть относительно свободное движение: оно свободно, так как, положенное понятием тела, оно есть явление своей собственной тяжести: оно поэтому имманентно понятию. Но, будучи лишь первым отрицанием внешнего характера, оно вместе с тем обусловлено; отдаление от связи с центром еще представляет собой поэтому извне положенное, случайное определение.

Примечание. Законы движения касаются величины, и притом величины в сущности уже протекшего времени и пройденного в это время пространства; эти бессмертные открытия аналитического рассудка делают ему величайшую честь. Дальнейшей задачей является неэмпирическое доказательство этих открытий, и математическая механика дала также и последнее. Таким образом, даже наука, основывающаяся на опыте, не удовлетворяется одним лишь эмпирическим методом (Monstrieren). Предпосылкой этого априорного доказательства является предположение, что скорость при падении равномерно увеличивается, но доказательство состоит в превращении моментов математической формулы в физические силы,

80

в ускоряющую силу, которая в каждый момент времени делает один и тот же толчок *, и в силу инерции, которая сохраняет достигнутую в каждый момент времени (большую) скорость; все это — определения, которые отнюдь не подтверждаются опытом и также не имеют никакой связи с понятием. Говоря точнее, это математическое доказательство приводит определение величины, содержащее здесь степенное отношение, к форме суммы двух независимых друг от друга элементов и этим умерщвляет качественное, связанное с понятием определение. Выводом из этого якобы доказанного закона признается положение, «что в равномерно ускоренном движении скорости пропорциональны временам»84, но на самом деле это положение есть не что иное, как совершенно простая дефиниция самого равномерно ускоренного движения. В просто равномерном движении пройденные пространства пропорциональны временам; ускоренным движением является такое движение, в котором скорость в каждой из следующих частей времени увеличивается; равномерно ускоренным движением является, следовательно, такое движение, в котором скорости пропорциональны протекшим временам; следовательно, т. е.

. Это—простое, подлинное доказательство.— V есть

скорость вообще, еще не определенная скорость, таким образом, она есть вместе с тем абстрактное, т. е. просто равномерное, движение. Затруднение, встречающееся нам в этих доказательствах, заключается в том, что о V сначала говорится как о неопределенной скорости вообще, а в математическом выражении оно выступает как , т. е. как просто равномерная скорость

____________________________________________________________________________

* Можно было бы сказать, что эта так называемая ускоряющая сила неправомерно носит это название, так как действие, которое она якобы производит, остается равным (константным) в каждый момент времени, — оно всегда равно эмпирическому фактору в величине падения, единице падения (15 футов на поверхности Земли). Ускорение заключается лишь в прибавлении этой эмпирической единицы в каждый момент времени. Напротив, так называемой силе инерции ускорение присуще по меньшей мере таким же образом, ибо ведь приписывают же ей, что благодаря се действию продолжает существовать достигнутая в каждый данный момент времени скорость, т. е. утверждают, что она со своей стороны прибавляет эту скорость к вышеуказанной эмпирической величине, и притом эта скорость в конце каждого момента времени больше, чем в конце предшествующего момента времени.

81

Окольный путь доказательства, заимствованного из математического изложения, нужен для того, чтобы брать

скорость как просто равномерное и переходить от него к . В законе, гласящем, что скорость пропорциональна временам, скорость сначала берется в общем виде, затем она совершенно ненужным образом получает математическое выражение как , просто равномерная, затем в нее вносится сила инерции и ей приписывается этот момент пропорциональности. Но то обстоятельство, что скорость пропорциональна временам, уже

определяет ее как равномерно ускоренное , и вышеуказанное определение не имеет здесь места и совершенно исключено *.

Закон падения представляет собой по сравнению с абстрактной равномерной скоростью мертвого, определенного извне механизма свободный естественный закон, т. е. он имеет в себе сторону, определяющуюся из понятия тела. Так как из этого следует, что закон должен

____________________________________________________________________________

* Лагранж в «Theorie des fonctions», 3-me partie, «Application de la Theorie a la Mecaniqiie», ch. I идет на свой манер совер» шенно правильным, простым путем. Он исходит из математического рассмотрения функций и находит, что в применении к механике s=ft, в природе существует ft, равное bt2; s=ct нет в природе so. Здесь справедливо нет и речи о том, чтобы дать доказательство s=bt, а это отношение заимствуется из природы, в которой оно находится. При разложении функции, когда t .становится t+O, оказывается, что из ряда, получающегося для пройденного в # пространства, можно применять лишь два первых члена, а остальные приходится опустить. Лагранж рассматривает это обстоятельство по своему обычному способу рассуждения — исходя из точки зрения анализа. Но лишь эти первые два члена применяются для объяснения предмета именно потому, что лишь они обладают реальным определением (ibid., 4, 5: «On voit que les fonctions primes et secondes se presentent naturellemerit dans la mecha-nique du elles ont une valeur et une signification determinees»). Начиная отсюда, Лагранж, правда, переходит к ньютоновским выражениям и говорит об абстрактной, т. е. просто равномерной, скорости, подчиняющейся силе инерции, и об ускоряющей силе, благодаря которой врываются также и измышления рефлексии о бесконечно малой частице времени (0), ее начале и конце. Но ото на оказывает никакого влияния на правильный ход рассуждений Лагранжа, который пользуется этими определениями не для доказательства закона, а последний, как и следует, заимствуется из опыта и затем к нему применяется математическая трактовка.

82

быть выведен из понятия, то мы должны исходить из последнего и показать путь, связующий галилеевский закон, гласящий, что «пройденные пространства относятся друг к другу как квадраты протекающих времен», с определением понятия .

Но здесь связь совершенно простая, заключающаяся в том, что так как здесь понятие делается определяющим, то определения понятия времени и пространства становятся свободными по отношению друг к другу, т. е. определения величины пространства и времени соответствуют определению и понятию последних. Но время есть момент отрицания, для-себя-бытия, есть принцип единого, его величина (какое бы то пи было эмпирическое число) является по отношению к пространству единицей, или знаменателем. Напротив, пространство есть внеположность, и притом внеположность не какой-нибудь другой величины, а именно величины времени, ибо скорость этого свободного движения приводит к тому, что время и пространство не внешни, не случайны по отношению друг к другу, а оба они составляют одно определение. Противоположная единству как форме времени форма внеположности пространства, и притом без всякого вмешательства какой бы то ни было другой определенности, представляет собой квадрат; это — величина, выходящая вовне себя, перемещающая себя во второе измерение и тем самым увеличивающая себя, но увеличивающая себя согласно своей собственной, а не чужой определенности. Она делает саму себя границей этого расширения, и в ее иностановлении (Anderswerden) она, таким образом, относится лишь с собой.

Таково доказательство закона падения из понятия предмета. Степенное отношение является существенно качественным отношением, и лишь оно представляет собой отношение, принадлежащее области понятия. Имея в виду дальнейшее, мы должны здесь еще прибавить, что так как падение содержит в себе вместе с тем обусловленность в свободе, то время остается лишь абстрактным единством в качестве непосредственного числа, равно как и определение величины пространства достигает лишь второго измерения.

Прибавление. Лишь поиски центра представляют в падении абсолютную сторону. После мы увидим, что другой момент — распадение (die Diremtion), различение, перемещение тела в положение неподдерживаемого — также

83

вытекает из понятия. В падении масса отделяется не сама собой, но после того, как она отделилась, она возвращается в единство. Движение падения составляет, таким образом, переход и находится посередине между инертной материей и материей, в которой ее понятие абсолютно реализовано, или, иначе говоря, абсолютно свободным движением. Между тем как масса в качестве лишь количественно равнодушного различия является фактором внешнего движения, здесь, где движение положено понятием материи, количественное различие масс как таковых не имеет никакого смысла; они падают как материя вообще, а не как массы. При падении тела как раз рассматриваются лишь как тяжелые, и большое тело так же тяжело, как и маленькое тело, т. е. как тело, обладающее меньшим весом. Мы, правда, знаем, что пух падает не с такой скоростью, как свинцовый шар; однако причиной этого неравномерного падения является среда, которая должна уступить падающим телам, так что массы относятся друг к другу согласно качественному различию противодействия. Камень, например, падает с большей скоростью в воздухе, чем в воде, но в безвоздушном пространстве тела падают с одинаковой скоростью. Галилей выдвинул это положение и сообщил его монахам. Лишь один патер по-своему согласился с ним, сказав, что ведь ножницы и нож достигают земли одновременно; но открыть этот закон было не так легко. Такие открытия более ценны, чем тысячи и тысячи так называемых блестящих мыслей.

Эмпирической величиной является падение тела в первую секунду на расстояние несколько большее 15 футов ; в других широтах, однако, получается некоторая разница. Если тело падает в продолжение двух секунд, то оно проходит не двойное, а четверное пространство — 60 футов, в 3 секунды оно проходит 9 помноженное на 15 и т. д. Или, выражая это иначе, если одно тело падало в продолжение 3 секунд, а другое в продолжение 9, то пройденные ими пространства относятся друг к другу не как 3:9, а как 9:81. Просто равномерное движение есть обычное механическое движение; неравномерно ускоренное движение же произвольно; лишь равномерно ускоренное движение закономерно, лишь оно есть живое естественное движение. Следовательно, вместе с временем

равномерно увеличивается и скорость, т. е., или

84

s:t (ибо s:t есть то же самое, что ) В механике

это доказывают математически, обозначая так называемую силу инерции квадратом, а так называемую силу ускорения — треугольником, пристроенным к квадрату. Такой способ доказательства интересен, и он может быть необходим для математического изложения, но это доказательство является лишь математическим и оно в сущности вымучено. Эти доказательства всегда предполагают доказанным то, что они должны доказать. В конце концов описывается то, что действительно происходит; эти приемы, к которым прибегает математика, вызываются потребностью преобразовать отношение степеней в более доступное, свести его, например, к умножению, сложению или вычитанию. Таким образом, движение падения разлагается на две части. Но это деление не представляет собой ничего реального, а является пустой фикцией и нужно лишь в целях математического изложения.

§ 268

Падение есть лишь абстрактное полагание центра, в единстве которого различие отдельных масс и тел полагает себя как снятое: масса, вес не имеют поэтому никакого значения в величине этого движения. Но простое для-себя-бытие центра как это отрицательное отношение к самому себе является по существу отталкиванием самого себя; это — формальное отталкивание во множественные покоящиеся центры (звезды), это — живое отталкивание как определение последних согласно моментам понятия и существенное отношение этих положенных различных центров друг с другом. Это отношение представляет собой противоречие между их самостоятельным для-себя-бытием и их замкнутостью в понятии; проявлением этого противоречия между их реальностью и их идеальностью является движение, а именно абсолютно свободное движение.

Прибавление. Недостаток закона падения заключается в том, что мы в этом движении видим пространство положенным лишь в первой степени абстрактным образом как линия. Это происходит оттого, что движение падения есть не только свободное, но также и обусловленное движение (см. предшествующий параграф). Падение есть лишь первое проявление тяжести, потому что условие (удаление от центра) еще случайно, не определено самой

85

тяжестью. Эта случайность должна отпасть. Понятие должно стать совершенно имманентным материи; это мы увидим в третьей части, в абсолютной механике. Она имеет своим предметом совершенно свободную материю, которая в своем наличном бытии вполне адекватна своему понятию. Инертная материя совершенно неадекватна своему понятию. Тяжелая материя как падающая адекватна своему понятию лишь частично, а именно благодаря снятию множественности, представляющему собой стремление материи к одному месту как к центру. Но другой момент, дифференциация места в самом себе, еще не положен понятием, или, иными словами, притягиваемая материя еще не отталкивает себя как тяжелую, распадение на многие тела еще не является деянием самой тяжести — вот чего здесь не хватает. Такого рода материя, которая в качестве множественной протяженна и вместе с тем непрерывна в самой себе, содержит в себе центр,— такая материя должна отталкиваться; это — реальное отталкивание, в котором центр состоит в том, что он сам себя отталкивает, сам себя размножает, в котором, следовательно, массы положены как многие тела и каждое из них обладает центром. Логическое единое есть бесконечное отношение с самим собой, тождество с собой, но тождество как относящаяся к себе отрицательность и, следовательно, отталкивание от самой себя, это — другой содержащийся в понятии момент. Материя должна положить себя в определениях своих моментов. Это составляет ее реальность. Падение есть одностороннее полагание материи как притяжения; дальше требуется, чтобы она проявилась также и как отталкивание. Формальное отталкивание имеет также свои права, ибо природа состоит как раз в том, что она предоставляет абстрактному обособленному моменту существовать самостоятельно. Таким наличным бытием формального отталкивания являются звезды в качестве вообще множества еще не различенных тел, которые здесь, однако, еще не рассматриваются как светящие, ибо свет есть физическое определение.

Можно было бы думать, что в отношениях звезд друг к другу есть смысл, но в действительности они принадлежат области мертвого отталкивания. Их фигурации могут являться выражением существенных отношений, но они не входят в состав живой материи, в которой центр различает себя в самом себе. Скопище звезд представляет собой формальный мир, потому что в нем осуществляютс

86