Часть 16.

они в совершенстве предобразуют маленькие ветки. Яркий пример такого последовательного чрезвычайного усложнения простейшей формы листа представляет финиковая пальма. У одного из следующих друг за другом листьев выдвигается средняя жилка, вееровидный, простой лист рассекается, делится на части, и развивается в высшей степени сложный лист, соперничающий с веткой» {Гёте, там же, стр. 11). Листья оказываются, таким образом, более тонко развитыми, чем семядоли, ибо они черпают свои соки из ствола, как из чего-то уже организованного.

Сделаю здесь одно замечание, важное с точки зрения различия видов: описанный процесс, который может обнаружиться у одного какого-нибудь вида при развитии листа, оказывается, далее, главным характерным признаком самых различных видов, так что листья всех видов вместе дают полную картину развития листа. Это можно наблюдать, например, на ряде гераней, у которых весьма различные на первый взгляд листья связаны друг с другом постепенными переходами. «Как известно, ботаники находят специфическое различие растения большей частью в форме листьев. Взглянем на листья рябины гибридной (Sorbus hybrida). Некоторые из них еще почти совсем сращены; и лишь несколько более глубокие вырезы зазубренного края между боковыми жилками свидетельствуют о том, что природа стремится здесь к более глубокому обособлению. У других листьев эти вырезы, особенно у основания и на нижней половине листа, становятся еще глубже; и ясно видно, что каждая боковая жилка готовится стать главной жилкой отдельного листа. У других листьев наблюдается уже явственное обособление самых нижних боковых жилок в самостоятельные листочки. На следующих жилках уже имеются наиболее глубокие вырезы; и ясно, что при большей свободе порыва к развертыванию соединение (анастомоз) было бы преодолено и здесь. У других листьев это фактически достигнуто: две, три, четыре пары боковых жилок разъединены у них снизу вверх, и средняя жилка благодаря своему более быстрому росту раздвигает листочки. Лист является, таким образом, наполовину перистым и наполовину еще сращенным. Смотря по возрасту дерева и в зависимости от его местоположения и даже от времени года в нем количественно преобладает то разветвленность, то сращение, — и меня есть листья, почти совершенно перистые. Если мы обратимся к рябине обыкновенной (Sorbus аucuраriа), то

415

найдем, что этот вид представляет собой лишь продолжение истории развития Sorbus hybrida, что два этих вида различаются лишь тем, что второй стремится к большей сосредоточенности ткани, а первый — к большей свободе в пускании побегов» *.

От листьев Гёте переходит к чашечке (указ. соч., стр. 15—20): «Переход к цветорасположению совершается то быстрее, то медленнее. В последнем случае мы обыкновенно видим, что листья снова начинают стягиваться внутрь с периферии, в особенности теряя при этом свои разнообразные внешние разделения, в нижних же своих частях, где они связаны со стеблем, они начинают более или менее расширяться. В то же время если не происходит заметного удлинения расстояний между узлами на стебле, то мы видим во всяком случае, что стебель стал гораздо тоньше и стройнее, чем был прежде. Поэтому было замечено, что обильное питание задерживает появление цветка. Часто бывает так, что это превращение происходит быстро; в этом случае стебель, сразу вытянувшийся и ставший тонким, поднимается от узла последнего развитого листа ввысь и собирает на своем конце несколько листьев вокруг одной оси» — возникает чашечка. Ее листики — это те же органы, что и стеблевые листья, но собранные теперь вокруг общего средоточия. «Мы находим, далее, у многих цветков неизмененные стеблевые листья, собранные под самым венчиком в своего рода чашечку. Так как они еще вполне сохраняют свою форму, то здесь будет достаточно сослаться на очевидность и на ботаническую терминологию, давшую им название цветковых листьев (folia floralia)». Там, где стеблевые листья стягиваются постепенно, они изменяются и как бы тихонько прокрадываются в чашечку. Эти листья часто становятся еще более неузнаваемы, соединяясь вместе и срастаясь своими боками. «Такие тесно сближенные листья... дают колоколообразные или так называемые однолистные чашечки, более или менее глубоко вырезанные сверху... Итак, при образовании чашечки природа соединяет вокруг одного центра несколько листьев и, следовательно, несколько узлов, которые в других случаях она произвела бы на известном расстоянии друг от друга; значит, в виде чашечки она не создает никакого нового

* [Franz Joseph] Schelver. Kritik der Lehre von den Geschluchtern der Pflanze, [1802], 1. Fortsetzung (1814), S. 38—40.

416

органа». Чашечка есть, таким образом, лишь точка, вокруг которой собирается в круг то, что прежде было распределено по всему стеблю.

Сам цветок есть лишь удвоение чашечки, ибо лепестки и чашелистики очень близки друг к другу. И здесь, при «переходе от чашечки к венчику», Гёте стирает противоположность: «Хотя чашечка обыкновенно остается еще зеленой и по цвету походит на стеблевые листья, она все же часто изменяется в той или другой своей части, на зубцах, на краях, на спинке или же с внутренней стороны, оставаясь зеленой снаружи; и это изменение окраски всегда сопровождается утончением. Так, получаются сомнительные чашечки, которые с таким же правом можно считать венчиками. Венчик возникает опять-таки путем расширения. Лепестки венчика обыкновенно больше чашелистиков; и можно заметить, что как в чашечке органы стягиваются, так теперь в качестве венчиковых лепестков они снова расширяются, чрезвычайно утончившись. Их тонкая организация, их цвет, их запах сделали бы для нас совершенно неузнаваемым их происхождение, если бы мы не имели возможности подслушать природу в некоторых исключительных случаях. Так, например, внутри чашечки гвоздики встречается иногда вторая чашечка, которая в одних случаях, будучи совершенно зеленой, обнаруживает задатки к превращению в однолистную вырезанную чашечку; в других же случаях она разорвана и переходит на своих зубцах в нежные удлиненные окрашенные зачатки настоящих венчиковых лепестков». У многих растений стеблевые листья «уже более или менее окрашены, даже когда они далеки от цветка; другие, близкие к цветку, приобретают полную окраску. На стеблях тюльпанов встречается иногда почти совершенно развитый и окрашенный венчиковый листик; еще замечательнее тот случай, когда такой листик, наполовину зеленый и одной своей половиной принадлежащий к стеблю, остается прикрепленным к последнему, между тем как его другая, окрашенная часть поднимается вверх вместе с венчиком, и листик разрывается на две части. Весьма правдоподобно мнение, что цвет и запах венчиковых лепестков объясняется присутствием в них мужского семени. Вероятно, оно находится в них в еще недостаточно отделенном виде в соединении с другими соками, в которых оно растворимо. А наблюдаемая здесь прекрасная игра цветов наводит нас на мысль, что материя, которой наполнены эти листья, хот

14 Гегель, т, 2

417

и достигает высокой степени чистоты, но не наивысшей; на этой последней она является нам белой и неокрашенной» {Гёте, там же, стр. 21—23).

Оплодотворение есть высшее развитие света в растении; и здесь Гёте также показывает «близкое сродство венчиковых лепестков с пыльцевыми органами». Этот переход часто совершается регулярно, как у канны. «Настоящий, мало измененный листик венчика стягивается у своего верхнего края, и появляется пыльцевой мешочек, в котором остальная часть листика играет роль тычинки. На цветах, большей частью махровых, мы можем проследить этот переход на всех его ступенях. У многих видов роз внутри вполне развитых и окрашенных венчиковых лепестков находятся другие, стянутые отчасти посредине, отчасти сбоку. Это стягивание производится небольшим затвердением, в котором можно более или менее ясно распознать настоящий пыльцевой мешочек. У некоторых махровых маков вполне развитые пыльники покоятся на малоизмененных листьях сильно махровых венчиков». Органы, получившие название нектарников (лучше Para corolla), представляют собой приближение венчиковых лепестков к пыльцевым сосудам. На некоторых венчиковых лепестках имеются ямочки или желёзки, выделяющие медовый сок — еще не выработанную оплодотворяющую жидкость. «Все причины, вызвавшие расширение стеблевых листьев, чашелистиков и лепестков, здесь совершенно отпадают — и возникает слабая, в высшей степени простая нить... Те же самые сосуды, которые в других случаях удлинялись, расширялись и снова устремлялись друг к другу, теперь находятся в чрезвычайно стянутом состоянии». Тем сильнее действует зато семенная пыльца наружу, на пестик, который Гёте сводит к тому же типу: «Очень часто пестик выглядит почти как тычинка без пыльника. Тесное сродство женского органа с мужским выясняется отсюда так наглядно, что мы склонны назвать спаривание духовным соединением и думаем, что нам удалось хоть на миг приблизить друг к другу понятия роста и воспроизведения. Пестик бывает очень часто составлен из нескольких отдельных пестиков. Пестик ириса стоит перед нами со своим рыльцем как совершенно законченный лепесток. Зонтикообразное рыльце сарацении не так явно составлено из нескольких листков, но и оно сохраняет даже зеленую окраску» (Гёте, там же, стр. 23— 26, 30—34). О пыльниках один физиолог говорит: «При

418

образовании пыльников края чашелистиков заворачивались внутрь, так что сначала возникал полый цилиндр, на верхушке которого находился пучок волосков. Последние отпадали, когда пыльник достигал более полного развития. Аналогичное превращение происходило с пестиком (stilus), причем один или несколько чашелистиков загибались с края внутрь (arcuarentur); так возникала сперва простая полость, а потом завязь. Пучок волосков, сидевший на верхушке полости, не отсыхал, как у пыльников, а развивался, наоборот, в законченное рыльце (stigma)» *. Плоды, околоплодники тоже могут быть представлены как видоизменение листа: «Мы говорим здесь собственно о таких околоплодниках, которые заключают в себе так называемые покрытые семена». Семянные коробочки гвоздик часто превращаются снова в чашечковидные листья: «Встречаются даже гвоздики, у которых околоплодник превратился в самую настоящую чашечку, и только вырезы на ней еще сохраняют наверху легкие следы столбиков и рылец, между тем как из глубины этой второй чашечки развивается вместо семени более или менее полный венчик лепестков. Сама природа всяческими способами раскрывает нам далее в своих регулярных и постоянных образованиях всю плодовитость, таящуюся в листе. Так, например, хоть и измененный, но все еще вполне узнаваемый лист липы выпускает из своей средней жилки черешок и на нем вполне законченный цветок и плод. Еще ярче и прямо-таки в огромных размерах является перед нами непосредственная плодовитость стеблевых листьев у папоротников, которые вырабатывают и рассеивают «бесчисленные способные к прорастанию семена». В околоплодниках трудно не распознать форму листа. Так, например, кожура есть простой сложенный лист; стручки состоят из нескольких сросшихся листьев. Меньше всего мы замечаем это сходство с листом у сочных и мягких, а также у деревянных и твердых околоплодников. Сродство семянных коробочек с предшествующими частями обнаруживается также в рыльце, которое у многих сидит прямо на них и неразрывно связано с коробочкой. Сродство рыльца с формой листа мы уже показали выше. У разных семян можно заметить, что они

* Hermann Friedrich Autenrieth. De discrimine sexuali [jam in seminibus plantarum dioicarum apparente praemio regio ornata]. Tubingen, 1821, p. 29—30.

14*

419

превращают листья в свои ближайшие оболочки. Следы таких листьев, не вполне приноровленных к семени, мы находим у многих крылатых семян, например у семян клена. Чтобы не выпускать из рук взятой нити, мы все время рассматривали растение лишь как однолетнее. Но для придания настоящему опыту необходимой полноты теперь придется поговорить о глазках для прививки. Глазок не нуждается в семядолях» и т. д. {Гёте, там же, стр. 36, 37). .0 движениях и деятельности многолетних растений мы еще будем говорить ниже.

Таковы основные мысли гётевской «Метаморфозы растения». Гёте проникновенно изобразил единство как духовную лестницу59. Но метаморфоза есть только одна сторона, и она не исчерпывает целого; нужно обратить внимание и на различие образований, с которым впервые появляется на сцену подлинный процесс жизни. В растении необходимо, таким образом, различать две вещи: б) описанное выше единство всей их природы, равнодушие их членов и образований к изменению их формы, и в) различие в их развитии, самый ход их жизни, организацию, доходящую вплоть до полового различия, как бы оно ни было несущественно и излишне. Процесс жизни растения есть самостоятельный процесс в каждой его части; каждый сук, каждая ветвь, каждый лист заключают в себе весь процесс, ибо каждый есть вместе с тем и целая особь. Процесс жизни растения присутствует, стало быть, в каждой части целиком, так что растение насквозь партикуляризовано, причем, однако, процесс здесь еще не разложим на различенные деятельности. Процесс растения как его внутреннее различение обнаруживается поэтому как в своем начале, так и в своем последнем продукте лишь в форме построения образа. В этом отношении растение находится посредине между минералогическим кристаллом и свободным животным образом, ибо животное имеет овальную эллиптическую форму, а кристаллическое есть рассудочная форма в прямых линиях. Образ растения прост. Рассудок еще царит в прямолинейном стебле, да и вообще прямая линия еще сильно преобладает у растения. Внутри находятся клетки, частично подобные пчелиным сотам, частично вытянутые в длину; затем идут волокна, которые хотя завиваются в спиральные линии, но затем снова удлиняются, не смыкаясь в округлость. В листе господствует плоскость; различные формы листьев как у растения, так и у цветка еще очень

420

правильны; в их определенных вырезах и заострениях наблюдается механическое однообразие. Листья бывают зубчатыми, зазубренными, заостренными, ланцетовидными, щитовидными, сердцевидными, но они уже лишены абстрактной правильности: одна сторона листа не походит на другую — одна более стянута, другая более расширена и округлена. Наконец, в плоде господствует шарообразность, но это еще измеримая округлость, а не высшая форма округлости животной.

Рассудочное числовое определение тоже еще господствует у растений, например три или шесть; последнее число наблюдается у луковиц. Для чашечки цветка характерны числа шесть, три, четыре. Но встречается и число пять, причем бывает так, что когда у цветка имеется пять тычинок и пыльников, то у него также пять или десять лепестков; из стольких же листиков состоит тогда и чашечка и т. д. Линк говорит («Основные учения», стр. 212): «В сущности полная мутовка состоит, по-видимому, только из пяти листьев. Там, где их имеется шесть или больше, наверное, можно будет найти две или больше мутовок, одну в другой. При четырех листьях в одной мутовке остается свободное место для пятого; три листа свидетельствуют о менее совершенной форме, два или только один оставляют свободные места для двух листьев или для третьего».

Как форма растения, так и его соки колеблются между химическим и органическим веществом. Самый процесс тоже колеблется еще между химическим и животным. Растительные продукты суть кислоты (например, лимонная кислота) — вещества, правда, уже не вполне химические, а скорее индифферентные, но еще не такие, какие наблюдаются у животных. Одного соединения с кислородом и водородом здесь недостаточно, тем более его недостаточно для животного. Например, при дыхании. Органическая, проникнутая жизнью, индивидуализованная вода ускользает из рук химии; она — духовная связь60.

§ 346

Процесс, который есть жизнь, должен, при всем своем единстве, разложиться на тройственность процессов (§217-220).

Прибавление. В процессе растения, распадающемся на три умозаключения, первым является, как уже было отмечено [§ 342, прибавление], всеобщий процесс, процесс

421

растительного организма внутри его самого, отношение индивидуума к самому себе, в котором индивидуум сам себя пожирает, превращает себя в свою неорганическую природу и посредством этого пожирания производит себя изнутри — формообразующий процесс. Живое имеет, во-вторых, свое другое не в самом себе, а как самостоятельное другое: оно само есть своя неорганическая природа, но эта последняя преднаходится им как объект, возникает перед ним с видимостью случайности. Это есть специфицированный процесс взаимодействия с некоторой внешней природой. Третье составляет родовой процесс как соединение двух первых — процесс взаимодействия индивидуумов друг с другом как с родом, произведение и сохранение рода: пожирание индивидуумов для сохранения рода как произведение другого индивидуума.

Неорганическая природа есть здесь сам индивидуум, природа же его есть род; но вместе с тем этот последний есть и другое; он есть его объективная природа. В растении эти процессы не различены, как у животных, а совпадают; и именно это затрудняет изображение растительного организма.

§346а

а. Формообразующий процесс, внутренний процесс отношения растения к самому себе есть вместе с тем, согласно простой природе растительного, отношение к внешнему и овнешнение (Entaьвerung). С одной стороны, это субстанциальный процесс, непосредственное превращение отчасти поступающих извне питательных веществ в специфическую природу растения, отчасти внутренне преобразованной жидкости, (жизненных соков) в различные образования. С другой стороны, как опосредствование самим собой б) процесс начинается и с направленного вовне разъятия на корень и лист и с внутреннего, абстрактного разъятия всеобщей клеточной ткани на древесные волокна и на сосуды, из которых первые тоже относятся к внешнему, а последние содержат в себе внутренний круговорот. Сохранение, опосредуемое таким путем самим собой, есть в) рост как производство новых образований, расхождение в абстрактное отношение к самому себе, в отвердение дерева (вплоть до окаменения в кремнистых сгустках и т. д.) и других частей и в пору (пребывающий лист). г). Сосредоточение самосохранения в единство не

422

есть смыкание индивидуума с самим собой, а есть производство нового растительного индивидуума — почки.

Прибавление. В формообразующем процессе мы начинаем с зародыша живого как с непосредственного. Но эта непосредственность лишь положена, т. е. зародыш есть вместе с тем и продукт, каковое определение появляется, однако, только в третьем процессе. Формообразующий процесс должен быть чисто внутренним процессом как производство растения из самого себя. Но так как в растительном мире произведение самого себя есть выход за свои пределы, то оно есть произведение другого — почки.

Вместе с тем это тотчас же затрагивает процесс, направленный вовне; первый процесс нельзя поэтому рассматривать без второго и третьего. Формообразующий процесс сам по себе как процесс взаимодействия внутренностей индивидуума отсутствует, таким образом, у растения, ибо у него нет внутренностей, а есть только члены, имеющие отношение к внешнему. Но органический процесс вообще существенно характеризуется еще тем, что все приходящее к нему извне он уничтожает, заражает и превращает в свое. Всасывание есть вместе с тем подчинение воды силе жизни, так что она тотчас же полагается как нечто проникнутое органической жизнью. Совершается ли это непосредственно или же через последовательный ряд превращений? У растения суть дела состоит в том, что это превращение совершается непосредственно. Но у растений с более высокой организацией можно проследить, как этот процесс проходит через ряд посредствующих ступеней; и точно так же обстоит дело в животном царстве. Однако и здесь имеется непосредственное превращение в лимфу, без посредствующих звеньев деятельности. У растений, особенно у низших, нет опосредствования через противоположность, нет смыкания из нее; питание является здесь лишенным процесса превращением. И поэтому внутренняя физиологическая конституция растения очень проста; Линк и Рудольфи показали, что она состоит только из простых клеток и далее из спиральных сосудов и трубок.

Зародыш есть нечто неразоблаченное, представляющее собой целое понятие; это — вся природа растения, но еще не ставшая идеей, ибо она еще лишена реальности. Растение выступает в зерне как простое непосредственное единство самости и рода. Зерно является, таким образом, благодаря непосредственности своей индивидуальности

423

чем-то равнодушным: оно падает в землю, которая есть для него всеобщая сила. Хорошая почва имеет только то значение, что она есть эта раскрытая органическая сила, или возможность; точно так же, говоря «хорошая голова», имеют в виду только некоторую возможность. Семя, будучи сущностной силой благодаря своему нахождению в земле, снимает это свое свойство быть землей, осуществляет себя. Но это не есть противоположность равнодушного наличного бытия, как нечто бывает противоположно своей неорганической природе; погружение в землю означает, что семя ость сила. Это сохранение зерна 6 земле есть поэтому мистическое, магическое действие, указывающее, что в зерне есть тайные силы, которые еще дремлют, что поистине оно есть еще нечто сверх того, чем оно является в своем наличном бытии; точно так же дитя не есть только вот это беспомощное, лишенное разумных проявлений человеческое существо, но есть в себе сила разума, нечто совсем иное, чем эта бессловесная и неразумная тварь; крещение именно поэтому есть торжественное признание нового члена в царстве духов. Магом, сообщающим зерну, которое я раздавливаю рукой, совершенно иной смысл, — тем магом, для которого ржавая лампа есть могучий дух, является понятие природы; зерно есть мощь, которая заклинает землю послужить ему своей силой.

1. Развитие зародыша есть вначале один лишь рост, одно лишь приращение; в себе он уже все растение, он — дерево и т. д. в малых размерах. Части уже совершенно развиты в нем и подвергаются только увеличению, формальному повторению, отвердеванию и т. д. Ибо то, что должно стать, уже есть; становление есть лишь поверхностное движение; но оно есть в той же мере качественное расчленение и построение образа, а тем самым существенный процесс. «Прорастание семян происходит сперва при посредстве влаги. В будущем растении или в зародыше у совершенных растительных организмов можно ясно различить будущий стебель, составляющий коническую часть, которую мы называем корешком (radicula, rostillum); заостренная часть находится внизу, и из нее возникает будущий корень. Кверху он значительно удлиняется лишь в редких случаях; это удлинение принято называть стебельком (scapus). Иногда на нем бывает обозначена почка, хохолок (plumula). Из боков зародыша часто возникают две семядоли (cotyledones), которые

424

впоследствии развиваются в семядольные листочки Корешок неправильно считают будущим подлинным корнем; на самом деле это лишь растущий вниз стебель. Если внимательно следить за прорастанием более крупных семян таких растений, как пшеница, тыква, бобы, то можно заметить, что истинные корни выходят из этого тельца (у пшеницы оно разделено на три части) в виде гораздо более тонких и нежных нитей» *. Если перевернуть заостренную часть кверху, то и она прорастает, но растет при этом дугой, обращаясь острием книзу. «Зародыш состоит из клювика (rostillum) и стебелькового хохолка (plumula). Из первого возникает корень, из второго — надземная часть растения. Если положить семя в землю в перевернутом виде, так, чтобы клювик был обращен к земной поверхности, он все-таки никогда не будет расти кверху. Он будет удлиняться, но в то же время уходить в землю и в конце концов перевернет семя так, чтобы оно заняло свое нормальное положение» **. Вилльденов сделал тут следующее открытие: «У водяного ореха (Trapa natans) нет клювика. Эти орехи пускают длинный стебельковый хохолок, который поднимается перпендикулярно к поверхности воды и с боков которого вырастают волосообразные, ветвистые листья на больших расстояниях друг от друга; некоторые из них наклоняются вниз и укореняются в земле. Отсюда видно, что некоторые семена могут обходиться без клювика; но совершенно немыслимо плодоносное зерно без стебелькового хохолка и семядолей. Не было еще такого случая, чтобы кто-либо отрицал присутствие стебелькового хохолка в каком-нибудь семени. Любопытно, что у растений с луковицами клювик превращается в луковицу; а у некоторых растений со средним стеблем» (т. е. с таким, «который не принадлежит ни к растущим вниз, ни к растущим вверх стеблям и походит то на корень, то на стебель, будучи в первом случае узловатым и тогда либо реповидным, либо луковицеобразным, как, например, у лютика луковичного (Ranunculus bulbosus)» и т. д.) «клювик превращается в стебель, как, например, у цикламенов; наконец, у некоторых растений клювик исчезает вскоре после своего прорастания и настоящий корень развивается сбоку» ***.

* Link. Grundlehren, S. 235—236. ** Виллъденов, указ. соч., стр. 307—369. *** Там же, стр. 370, 371, 389.

425

Это распадение единого на две стороны: 1) земля как почва, как конкретное всеобщее, всеобщий индивидуум и 2) чистое, абстрактное идеальное, т. е. свет, можно назвать поляризацией.

Между листом и корнем как первым разъятием находится стебель (мы говорим здесь о растениях с развитым наличным бытием — губки и т. д. сюда не относятся). Но сам стебель не есть существенное, лист может выходить непосредственно из корня, и многие растения исчерпываются этими двумя главными моментами (листом и корнем). В этом важное различие однодольных и двудольных растений.

К первым принадлежат луковичные растения, злаки, пальмы-гександрии и триандрии Линнея61, который еще не обратил внимания на это различие (это сделал впервые Жюсье) и ставил еще все растения в один ряд. Весь вопрос в том, является ли листочек (чпфхлздщн), пускаемый ростком, двойным или простым. В корне и листе как составляющих первую противоположность у однодольных наличествует первая сосредоточенная в себе натура, еще не знающая той противоположности, в силу которой между корнем или луковицей и листом появляется другое — стебель. Правда у пальм имеется ствол, но он возникает лишь оттого, что листья нарастают у них книзу, как это можно видеть даже по чисто внешним признакам. «У пальм сучья имеются только на верхушке ствола, да и там только в виде цветоносных ветвей. Впечатление такое, словно чрезмерная величина листьев поглотила сучья. То же самое наблюдается у папоротников. Даже у наших туземных злаков и многих луковичных растений редко встречаются сучья без цветов» *. У них только во внутреннем веществе имеется противоположность клеточек и древесных волокон, сердцевинных же волокон нет. Жилки листьев искривлены у них слабо или совсем не искривлены, а у злаков они прямолинейны. И как нет у однодольных настоящего ствола, так нет у них и законченного плоского листа; они навсегда остаются свернутой почкой, которая раскрывается, но никогда не созревает до конца. Поэтому нет у них и плодоносного семени; их корень и весь их ствол представляют собой сердцевину. Ствол служит у них продолжением корня, на нем нет ни почек, ни ветвей, а лишь все новые корни, которые отмирают

* Линк, указ. соч., стр. 18562.

426

соединяются при помощи древесных волокон. Чрезмерный свет не дает образоваться внутренности дерева; лист не отмирает, а пускает все новые листья. Но как у пальмы листья принимают вид ствола и сучьев, так существуют и такие стеблевые растения, у которых стебель тождествен с листом. Таков, например, кактус, у которого из одного стебля выходят другие. «Сочленения, принимаемые обычно за листья, суть части стебля. Листья этого растения представляют собой шиловидные мясистые колючки. часто окруженные у своего основания небольшими шипами. Они отпадают тотчас же после развития члена (т. е., очевидно, сочленения), «и их прежнее место бывает отмечено рубцом или пучком колючек»*. Эти растения остаются сочным листом, сопротивляющимся свету, и вместо древесины у них образуются только колючки.

2. Общую спайку составляет у растения клеточная ткань, которая, как у животных, состоит из маленьких клеточек; это всеобщий растительный и животный продукт— момент волокнистости. «Каждая клеточка отделена от других, не находится ни в каком общении с остальными. В лубе клеточки принимают овальную, заостренно-овальную или продолговатую форму». В этой основе растения тотчас же можно различить пузырьки и полоски.

а) «Правильной клеточной тканью является: бб) паренхима63, редкая клеточная ткань, состоящая из широких клеток; она распознается очень легко и встречается преимущественно в коре и в сердцевине ствола; вв) луб64, волокнистая, плотная клеточная ткань, встречается особенно в тычинках, в основании листика и тому подобных частях; клетки луба очень длинны и узки, но еще явственно различимы. Но во внутренней коре, в древесине, в жилках листьев структура луба распознается уже с большим трудом; он состоит там из крайне узких и тесных клеток, принимающих продолговатую, заостренно-овальную форму, р) Неправильная клеточная ткань встречается у тех видов растений, у которых внешне различаются только спорангии (sporangia) 65 и остальное поддерживающее тело (thallus). У лишайников мы находим либо корковидное, либо листообразное тело, причем кора состоит целиком из круглых пузырьков или клеточек самой различной величины, беспорядочно собранных в кучу. Водоросли резко отличаются от вышеописанных растений.

* Виллъденов, указ, соч., стр. 398.

427

Если разрезать тело водоросли там, где оно толще всего, то обнаружатся очень явственные, но студнеобразные нити, идущие в разных, перепутанных направлениях. Основу некоторых водорослей составляет перепонка, то слизистая, то студнеобразная, но во всяком случае нерастворимая в воде. Ткань грибов состоит из волокон, в которых без труда можно распознать клетки. В этой волокнистой ткани повсюду разбросаны зерна, как у лишайников, где их можно принять за споры. Таковы внешние формы клеточной ткани. Как же развивается и изменяется эта клеточная ткань? Присутствующие в клетках зерна, вероятно, представляют собой крахмал растений» *.

Если первое разъятие относилось к внешнему процессу, поскольку корень находится во взаимосвязи с землей, а лист — с воздухом и светом, то второе, ближайшее, разъятие есть распадение самого растения на древесные волокна или деятельные спиральные сосуды и на другие сосуды, которые г-н проф. Шульц назвал жизненными; замечу, кстати, что проф. Шульц столь же основателен в своих эмпирических исследованиях, сколь философичен в обосновании предмета, хотя кое-что тут можно было бы изложить иначе. Также и это разделение растения на свои внутренние образования, порождение спиралей и т. д. есть непосредственное возникновение, есть вообще простое размножение. Число сердцевинных клеток увеличивается, а вместе с ним и число спиральных сосудов, древесинных нитей и т. д. Это превосходно разъясняет Линк: «Спиральные сосуды представляют собой шнуры, винтообразно свернутые в трубку... Спиральные сосуды превращаются в лестничные ходы, когда их сплетения срастаются по два; лестничные ходы не могут быть развернуты. Вследствие нарастания соседних частей спиральные сосуды становятся напряженными или сдавленными; это создает волнообразные изгибы в виде поперечных полос, а также кажущиеся поперечные трещины в результате наложения друг на друга двух сплетений; быть может, появляются и действительные трещины. Сосуды, у которых наблюдаются такие полосы или точки, суть точечные и пятнистые сосуды, которые я считаю однородными с лестничными ходами». Вначале остаются только поперечные линии; а на очень тесно сросшихся сплетениях спиральных сосудов вместо линий, надрезов

* Link. Grundlehren, S. 12, 15—18, 20—26, 29—30, 32,

428

и поперечных штрихов наблюдаются только точки. «Кольчатые сосуды возникают в результате того, что при быстром росте прилегающих частей сплетения спиральных сосудов отрываются друг от друга и остаются разрозненными. Не удивительно, что в быстро растущих корнях и других частях, в которых такие спиральные сосуды должны функционировать в большом количестве, чаще встречаются старые, измененные сосуды, чем там, где рост происходит спокойнее. Спиральные сосуды входят почти во все части растения и составляют его скелет. Сетеобразно разветвленные пучки спиральных сосудов в листьях, освобожденные от всей промежуточной клеточной ткани, так и называют скелетом листа. Только в пыльниках и в пыльце я никогда не видел спиральных сосудов. Повсюду они сопровождаются лубом; пучки сосудов, перемешанные с лубом, мы и называем древесиной. Клеточная ткань, окружающая древесину, называется корой, а та, что окружена древесиной, — сердцевиной» *.

«У многих растений всех этих сосудов нет: они никогда не наблюдались у растений с аномальной клеточной тканью, у лишайников, водорослей, грибов. Подлинные растения с нормальной клеточной тканью либо имеют спиральные сосуды, либо не имеют их. К последней категории принадлежат лиственные мхи, мхи-печеночники и немногие водяные растения, например водоросль Chara. Как первоначально возникают спиральные сосуды, я не знаю. Так как они появляются после клеточной ткани, то, надо думать, говорит Шпренгель66, что они возникают из нее. Мне этот вывод представляется неправильным; я склонен считать, что они возникают между клетками луба из разлитого там сока. В дальнейшем спиральные сосуды растут, и в промежутках между ними возникают новые. Кроме этих сосудов, которые можно обозначить общим названием спиральных сосудов (я называю их настоящими в противоположность лестничным ходам и пятнистым сосудам), я не нашел в растениях никаких других» **. Но куда же девались жизненные сосуды?

Из того, что Линк говорит в «Добавлениях» (II, стр. 14), можно было бы заключить, что спиральные сосуды возникают из линейных элементов древесных волокон: «Я вынужден вернуться к тому старому взгляду, что

* Link. Grundlehren, S. 46-49, 51-58, 61, 64—65. ** Ibid., S. 65—68.

429

в растениях имеются простые, длинные волокна; являются ли они сплошными или полыми, точно нельзя установить. Простое волокно без малейших ответвлений отнюдь не проходит через все растение. Там, где в ствол вступают ветви, ясно видно, что их волокна прилегают к волокнам ствола и кап бы вклиниваются в последний. В одном и том же стволе, в одной и той же ветви они тоже, по-видимому, тянутся не без перерывов. Волокнистые сосуды всегда лежат пучками, которые в наиболее старых стволах скопляются вместе с лубом в кольца. Обыкновенно они облегают пучок спиральных сосудов; но в некоторых растениях встречаются и одни только волокнистые сосуды без всякого следа спиральных. Направление этих сосудов прямолинейное, и расположены они в пучках почти параллельно. Больше отклонены в стороны и как бы переплетаются друг с другом они в стволах деревьев и в корнях. Они встречаются у большинства растений и всегда у явнобрачных. У многих лишайников и водорослей наблюдаются только сплетенные нити, в грибах — часто вполне явственные. Но есть также грибы, лишайники и водоросли, в которых нет и следа этих нитей, а имеются только пузырьки и клетки». Мы узнаем, таким образом, исконную противоположность зерна или узла и простой линии в противоположности пузырька и волокна; спиральные же сосуды стремятся к закруглению.

Вот как излагает этот переход клеточной ткани в спиральные сосуды Окен67 — излагает хоть и в согласии с философскими принципами [см. выше § 344, прибавление], но со всем схематизмом прежней философии природы: «Спиральные сосуды представляют собой систему света в растении. Я отлично знаю, насколько это учение противоречит установившимся взглядам; я сопоставил все, взвесил различные мнения и опыты и могу с уверенностью сказать, что все они говорят за этот выход из натурфилософской конструкции». Эта конструкция является, однако, совершенно голословной. «Если они представляют собой систему света, то, значит, на них лежит духовная функция в растениях или функция чисто поляризационная... Спиральное волокно возникает из противоположности света и клеточной ткани или из противоположности солнца и планеты... Луч света пронизывает растительный пузырек или зародыш... Пузырьки или клетки или слизистые точки» (именно таковым растение является в семени) «постепенно располагаются друг подле друга по

430

этой полярной линии... И хотя в борьбе между сферой и внесенной в нее светом линией слизистые шарики располагаются в линейный ряд, однако планетный процесс клеточной ткани все время низводит их в круг химизма: из этой борьбы и возникает спиральная форма. Какую роль играет при этом обращение солнца, благодаря которому каждая часть растения каждое мгновение то освещается, то погружается в мрак, становясь то стволом, то корнем, — на этом вопросе я останавливаться не буду» *.

3. Дополнительной стороной к вышеизложенному является, наконец, сам процесс, деятельность в ее первом определении, всеобщая жизнь; это есть формальный процесс чисто непосредственного превращения — заражение как бесконечная мощь жизни. Живое есть нечто само по себе твердое и определенное. К чему оно химически прикасается извне, то изменяется непосредственно от этого прикосновения. Тенденцию к химическому действию живое преодолевает поэтому непосредственно и сохраняет себя в соприкосновении с другим. Оно отравляет, изменяет это другое непосредственно. Точно так же и дух, созерцая нечто, превращает это нечто в иное, делает его своим, ибо это нечто становится его представлением. У растения самый этот процесс следует рассматривать опять-таки с двух сторон: бб) как деятельность древесных волокон, каковой является всасывание, и вв) как деятельность, при посредстве которой сок получает в жизненных

сосудах растительную природу. Всасывание и обращение растительно-органического сока суть существенные моменты понятия, хотя в деталях тут еще возможны разные изменения. Лист есть прежде всего место деятельности

жизненного сока; но он является вместе с тем таким же всасывающим органом, как корень и кора, хотя бы уже потому, что он находится во взаимодействии с воздухом;

ибо у растения каждый член не выполняет столь специфических функций, как у животного. «Одна из важнейших функций листьев, — говорит Линк («Добавления», I, стр. 54), — заключается в приготовлении сока для других частей». Листья суть чистый процесс; и поэтому, по Линнею, листья могут быть названы легкими растений.

* Oken. Lehrbuch der Naturphiiosophie [3. Bd._ Jena, 1803—1811], Bd. II, S, 52 ff,

431

Линк замечает по поводу функций сосудов и клеточной ткани вообще: «Неповрежденные корни не впитывают окрашенных жидкостей; последние не могут проникать и сквозь окрашенный наружный покров. Питательный сок проходит, стало быть, сперва сквозь незаметные отверстия в наружном покрове и наполняет клетки у верхушки корней, прежде чем проникнуть в сосуды. Соки идут через , различные сосуды, особенно через воды в клеточной ткани, не окруженные особым покровом, просачиваются через спиральные сосуды и т. д. Воздух присутствует в спиральных и всех родственных сосудах; сок, находящийся в волокнистых сосудах, просачивается из них в клетки и распространяется по всем направлениям. Воздухоносные сосуды повсюду сопровождаются волокнистыми... Устьицам в наружном покрове я склонен и теперь приписать функцию выделительных желез» («Добавления», II, стр. 18, 35). Ибо «масла, смола, кислоты суть выделения и мертвые отбросы растений» *. Спикс и Марциус тоже говорят в своем «Путешествии в Бразилию» (т. I, стр. 299) о камеди, образующейся между корой и древесиной у дерева Hymenaea Courbaril L., которое там называется jatoba, или jatai: «Наибольшее количество смолы обнаруживается под главными корнями дерева, когда они очищены от земли (чтобы очистить их от нее, как правило, приходится срубить дерево). Под старыми деревьями находят иногда бледно-желтые круглые лепешки в 6—8 фунтов веса, образовавшиеся путем постепенного скопления жидкой смолы. Это образование смолистых масс между корнями может пролить некоторый свет на происхождение янтаря, который образуется таким же способом, прежде чем попадает в море. Заметим, что и в кусках джатайской смолы, как в янтаре, встречаются насекомые, особенно муравьи».

Если, таким образом, спиральные сосуды выполняют первую функцию, заключающуюся во всасывании влаги, как она дана непосредственно, то второй функцией является организация сока. Эта организация происходит непосредственно, согласно природе растения. Здесь нет желудка и т. д., как у животных. Сок обращается по всему растению. Дрожание живого в самом себе присуще растению, потому что оно живет; это — беспокойное время. Это — кровообращение в растениях. Еще в 1774 г. Аббат

* Schultz. Die Natur der lebendigen Pflanze Bd. I, S. 530.

432

Корти * заметил нечто вроде круговорота соков в нитчатке (канделяберник, Chara Lin.). Амичи** исследовал это явление снова в 1818 г. и сделал с помощью микроскопа следующие открытия: «Во всех частях этого растения, в нежнейших корневых волосках и тончайших стеблевых и веточных нитях наблюдается правильное круговращение содержащегося в них сока. Белые прозрачные шарики различной величины непрерывно совершают правильный круговорот со скоростью, постепенно возрастающей от центра к стенкам: при этом они двигаются в двух попеременно противоположных направлениях — вверх и вниз, в двух половинках одного и того же, не разделенного никакой перепонкой простого цилиндрического канала или сосуда, который тянется в длину через растительные волокна, но местами прерывается узлами и замыкается стенкой, которая и ограничивает весь цикл. Часто круговорот бывает также спиралевидным. Так, во всем растении и во всех его волокнах круговорот идет от одного узла к другому, и на каждом таком ограниченном отрезке он совершается самостоятельно, независимо от других. В корневых волосках имеет место лишь одно такое простое круговращение, ибо там имеется лишь один такой центральный сосуд; в зеленых же нитях растения круговращение многократно, ибо в них крупный центральный сосуд окружен несколькими мелкими, отделенными от него собственными стенками. Если слегка перетянуть такой сосуд или согнуть его под острым углом, циркуляция прерывается, как от естественного узла, и продолжается затем над и под перетяжкой или сгибом в прежнем виде; после удаления искусственного препятствия восстанавливается первоначальное движение. Если перерезать такой сосуд в поперечном направлении, содержащийся в нем сок не выльется сразу целиком, а выльется сок только из одной его половины, именно тот, который струился в направлении к разрезу, в другой же половинке будет продолжаться gyrus» ***. Профессор Шульц наблюдал этот ток у некоторых

* [Corti]. Osservazioni microscopische sulla Tremella e sulla circolazione del fluido in una pianta aquajuola. Lucca, 177468.

** [Giovanni Battista Amid]. Osservazioni sulla circolazione del succhio nella Chara. Modena, 1818 69.

*** «Wiener Jahrbiicher» 1819, Bd. V, S. 203 (Martius' Abhandlung ьber den Bau und die Natur der Charen in «Nova acta physicomedica» der Leopold Karolin. Akademia der Naturforscher, Bd. I, 1818).

433

развитых растений, например у Chelidonium majus (чистотел), растения с желтым соком, а также у молочной евфорбии. Описание этого явления, данное Шульцем, воспроизводит только подвижность понятия; так представляется извне созерцание мысли. Ток есть движение от центра к стенкам и от стенок снова внутрь; и этот горизонтальный ток совершается одновременно с потоком, идущим вверх и вниз. Процесс по отношению к стенкам: таков, что последние тоже не суть нечто твердое, а производят все из себя. Течение мы замечаем потому, что начинает образовываться шарик, который, однако, все время расплывается снова. Если разрезать растение пополам и выпустить сок в воду, в ней появляются шарики, аналогичные кровяным шарикам животных. Это течение так трудноуловимо, что не у всех растительных видов его можно распознать. У растений, исследованных профессором Шульцем, течение происходит не в одной трубке, как у Chara, но имеются два сосуда для движения вверх и вниз. Следовало бы установить, прерывается ли эта циркуляция у деревьев с прививками или нет. Эта-та циркуляция, проходящая через целое, и связывает в единый индивидуум множество индивидуумов, образующих растение.

оса) Шульц представляет (указ. соч., т. I, стр. 488, 500) упомянутый двойной процесс (см. выше) в следующем виде: во-первых, «древесный сок есть еще не вполне ассимилированная» (недостаточно партикуляризоваиная) «пища растения, он лишь позже приобретает более высокую организацию и переводится в систему круговращения. Древесина есть система ассимиляции воздуха, а также воды; эта ассимиляция есть жизнедеятельность». Древесина, состоящая из клеточных тканей и спиральных сосудов, всасывает в древесные волокна корней воду, а сверху воздух. «Сосочки, явственно видимые на многих верхушках корней, всасывают питательный сок; из них он переходит в спиральные сосуды, которые направляют его дальше» *. Аналогия волосных трубок с их законом капиллярного действия не подходит к растениям; растение хочет воды, оно испытывает жажду и поэтому впитывает в себя влагу.

* Link. Grundlehren, S. 76.

434

вв) Другое дается весьма своеобразным и крайне важным открытием Шульца: мы имеем в виду движение сока, который уже ассимилирован, хотя, впрочем, это движение с трудом поддается наблюдению и поэтому не может быть установлено для всех растений. Древесный сок еще не имеет особого вкуса; он только сладковат, и он еще не переработан в своеобразие растения, являющегося партикулярным по запаху и вкусу и т. д. Об этом жизненном соке Шульц говорит (указ. соч., стр. 507, 564, 578): «Круговорот в растениях, продолжающийся всю зиму, есть движение вполне организованного сока, происходящее в замкнутой системе во всех внешних частях растения: в корне, в стволе, в цветах, листьях и плодах; и точно так же все эти части выполняют свою ассимиляционную функцию, которая, однако, всегда полярно противоположна круговороту и при которой древесный сок движется совсем иначе, чем в системе круговращения. Переход древесного сока в жизненный сок совершается только в оконечностях внешних частей растения, именно в листьях, где они есть, и далее в цветах и в плодовых частях. Но никогда древесный сок не переходит непосредственно из какого-нибудь пучка древесных волокон в жизненные сосуды. Переход древесного сока в кору осуществляется через посредство листьев». Поэтому кора, никак не связанная с почками или листьями, отмирает. Линк упоминает по этому поводу о следующих опытах: «Мейер70 изолировал куски коры, обрезывая полосы коры кругом, и заметил, что те куски, на которых находилась почка или что-нибудь в этом роде, сохранялись, а те, на которых ничего такого не было, скоро засыхали. Я повторил эти опыты над абрикосовыми деревьями и пришел к тому же заключению. Кусок коры, изолированный таким образом, без почек и листьев скоро сморщивался и отсыхал и не источал камеди. Другой изолированный кусок с тремя оторванными почками и листьями высыхал медленнее и тоже не источал камеди. Третий изолированный кусок с тремя неповрежденными почками и листьями не сморщивался, оставался зеленым и в нижней части источал камедь. Если спять кору, то сначала возникает слой паренхимы, как бы новая сердцевина; за ней следует слой луба с отдельными спиральными сосудами и лестничными ходами; и все это покрывается повой корой из паренхимы, которая возникает, таким образом, первой, а также составляет основу молодого ствола и зародыша, Получаетс

435

до известной степени новая сердцевина, новая древесина и новая кора» *.

гг) Жизненный сок растения переходит, в-третьих, в продукт: «С появлением листа кора легко отделяется от древесины во всех частях растения; зависит это от находящегося между ними нежного, мягкого вещества — камбия, который возникает лишь вместе с листом. Жизненный же сок находится не в этом промежутке, а внутри коры». Названный третий сок есть нейтральное: «Камбий не двигается и имеет периодическое существование в растении... Камбий есть осадок всей индивидуальной жизни (как образование плода — родовой жизни); это не жидкость, как остальные растительные соки, а нежная эмбриональная форма всей уже образовавшейся растительной тотальности, неразвернутая тотальность, нечто вроде бездревесного растения (или вроде животной лимфы). Камбий образуется из жизненного сока коры в результате круговорота, и так возникают одновременно древесина и слой коры... Клеточная ткань тоже развивается из индифферентного камбия. Стало быть, как в сосудистой системе круговорота мы имели противоположность жизненных сосудов и жизненного сока, в ассимиляционной системе — противоположность спиральных сосудов и древесного сока, так в клеточной ткани появляется противоположность клеток и их жидкого содержимого... При удлинении корней и веток на их верхушках отлагаются новые эмбриональные образования, образования из однородного вещества, идущие вверх, как образования из камбия идут вбок, причем между теми и другими нет какого-либо существенного различия. У папоротников, злаков и пальм один узел образуется над другим; у луковичных растений узлы образуются друг подле друга, и на одной стороне из них выходят корни, а на другой — почки. Это появление узлов уже не так заметно у высших растений, у которых зато на верхушках узлов образуется слой из древесины и коры» **.

Резюмируя вышеизложенное, мы должны прежде всего различить в процессе формирования растения в самом себе следующие три момента: бб) разъятие на корень и лист, будучи самоотношением к внешнему, есть процесс питания в самом себе — древесный сок; вв) отношение

436

к внутреннему, чистый процесс в самом себе, есть жизненный сок; гг) всеобщий продукт есть 1. камбий ботаников, 2. мертвое выделение в эфирные масла и соли, 3. разъятие растения в самом себе на древесину и вещество коры. Во-вторых, мы имеем образование узлов как родовое размножение и, наконец, почку, в которой намечается процесс половой дифференциации.

в) Упоминавшийся выше растительный сок и его продукт, разделение дотоле безразличного на кору и древесину, можно сравнить с наступающим при всеобщем жизненном процессе земли разъятием индивидуума на прошлую, лежащую вне его жизнедеятельность как таковую и на систему органических образований как материальный субстрат и осадок процесса. Растение, как и животное, вечно умерщвляет само себя, противополагая себе бытие; это выражается в одеревенении у растения и в костной системе у животного. Последняя является опорой животного организма, известковым. И точно так же растение полагает в самом себе свою неорганическую почву, свой костяк. Нераскрывшаяся сила, чистая самость, которая именно благодаря своей непосредственной простоте падает в неорганическое, есть древесное волокно; с химической точки зрения она есть углерод, абстрактный субъект, который в корне остается в земле как чистая древесина без коры и сердцевины. Древесина есть горючесть как возможность огня без собственной теплоты; поэтому она часто переходит в серность. В некоторых корнях образуется вполне законченная сера. Корень есть такое искривление и уничтожение поверхности и линии, такая завязанность в узлы, что всякое измерение упраздняется и наступает сплошная непрерывность, готовая перейти в полную неорганичность без внутренних различий образа. Окен считает древесные волокна нервными нитями: «Спиральные сосуды служат для растения тем же, чем нервы для животного» *. Но древесные волокна не нервы, а кости. Дальше этого упрощения как абстрактного отношения к самому себе растение не идет; эта рефлексия-в-самое-себя есть мертвое, потому что она есть лишь абстрактная всеобщность.

Процесс деревообразования очень прост в своих дальнейших подробностях. Вот как его описывает Линк в своих «Основных учениях» (стр. 142—146): «Внутреннее

* Link. Nachtrage, I, S. 49—51. ** Шулъц, указ. соч., т. I, стр. 632, 636, 653, 659.

436

* Окен, указ. соч., т. II, стр. 112.

437

строение ствола у однодольных сильно отклоняется от его строения у двудольных. У первых нет древесных колец, которыми сердцевина отделяется от коры; пучки древесины разбросаны у них по клеточной ткани, ближе к коре в большем количестве, ближе к сердцевине — в меньшем. У двудольных все пучки древесины расположены в круг; но так как природа нигде не проводит резких границ, то встречаются и разбросанные пучки у тыквенных и немногих других растений. Обыкновенно клеточная ткань встречается в сопровождении луба; но бывает и так, что пучки очень узкой, вытянутой клеточной ткани или луба находятся в стволе на довольно далеком расстоянии от сосудистых пучков. Так, у некоторых губоцветных имеются такие пучки луба в четырех углах ствола, у многих зонтичных — в выступающих ребрах. Рост ствола и образование слоев древесины происходят у однодольных простым, обыкновенным способом. Дело не ограничивается удлинением и расширением частей, но между старыми частями возникают новые — клетки между клетками, сосуды между сосудами. Поперечное сечение старого ствола во всем подобно такому же сечению молодого. У древовидных злаков части отвердевают необычным способом». «Во многих злаках, — замечает Вилльденов (указ. соч., стр. 336), —был найден кремнезем, в бамбуковом тростнике (Bambusa arundinacea) и т. д.; он же входит составной частью в растительные волокна, например у пеньки и льна. Присутствует он, по-видимому, и в древесине у ольхи (Alnus glutinosa) и березы (Betula alba), так как они при строгании часто дают искры».

Линк продолжает: «Совсем иную картину представляют двудольные. В первом году. Сначала пучки древесины, отделенные друг от друга, расположены в круг и окружены паренхимой. В этом самом раннем возрасте они содержат в себе только луб и с внутренней стороны — пучок спиральных сосудов. Луб и нарастает главным образом, внедряясь в паренхиму», так что возникают попеременные слои волокон и паренхимы. «Пучки древесины расширяются вбок, сжимают паренхиму и образуют в конце концов замкнутое кольцо, окружающее сердцевину. Луб этих древесных пучков состоит из перемежающихся плотных и рыхлых слоев; стало быть, вероятно, и здесь молодой луб внедряется в старый. Вокруг сердцевины все еще расположены, внутри у древесного кольца, отдельные пучки древесины. Так называемые сердцевинные

438

волокна возникают как из перемежающегося луба, так и из сжатой паренхимы». Они являются, следовательно, удлинениями сердцевины, идут от нее наружу, к коре, находятся между продольными волокнами и не встречаются у однодольных. «Древесное кольцо впервые отделяет древесину от коры. Далее пучки древесины распространяются внутрь; древесное кольцо становится шире. Ряды лестничных ходов расходятся лучами к сердцевине» (но, без сомнения, вертикально). «У внутренней стороны кольца вокруг сердцевины расположены пучки спиральных сосудов, отделенные друг от друга. Но клетки сердцевины не уменьшаются, а увеличиваются к этому времени, хотя их количество и уменьшилось по сравнению с толщиной ствола. Убывание сердцевины происходит, стало быть, таким образом, что ее внешняя часть уменьшается и лучеобразно оттесняется в сторону, но отнюдь не так, чтобы она сжималась в середине в более узкое пространство. Значит, первые (наиболее внутренние) пучки спиральных сосудов не были отодвинуты внутрь нарастающей древесиной, но все новые пучки возникали вокруг сердцевины, а старые пучки расширялись вбок и сдавливали паренхиму. Из спиральных сосудов возникли лестничные ходы; и так как вначале пучки этих сосудов несколько отделены друг от друга, то и лестничные сосуды располагаются теперь рядами, сходящимися у сердцевины. Из всего изложенного видно, что древесный слой образуется по бокам и соединяется вместе, а в то же время все новые пучки спиральных сосудов кольцом нарастают внутрь и тоже соединяются по бокам» *. «В последующие годы. Ежегодно между корой и древесиной выдвигается новый древесный слой. Как в первый год пучки древесины нарастают слоями и, таким образом, увеличиваются, так, весьма вероятно, что такой же слой новой древесины отлагается в последующие годы вокруг древесной массы. В наружной коре отлагаются новые слои паренхимы, точно так же как во внутренней коре новые слои луба. Но отчетливый переход одного слоя в другой показывает, что нарастание происходит также в промежуточных пространствах сосудов и клеточной ткани более старого слоя, а также и в сердцевине, пока она не заполняется целиком. Повсюду появляются новые части, только снаружи они накопляются в таком большом

* Link. Grundlehren, S.. 146-151 (Nachtrage I, S, 45 f.),

439

количестве, что там это увеличение становится резко заметным. При самом нарастании не происходит разделения на слои, древесина растет повсюду равномерно и без перерывов; и вся разница сводится исключительно к большей плотности или рыхлости слоев. Но более старые слои не сохраняют своей толщины; они становятся все тоньше и наконец истончаются настолько, что их едва можно различить и сосчитать. Происходит, таким образом, настоящее стягивание, которое суживает клетки луба. Нарастание внутри древесины прекращается наконец, когда вся сердцевина оказывается поглощенной. Я исследовал прошлогодние ветви чуть ли не ежедневно от мая до июля и долго не находил следов второго годичного кольца. Но под конец он появлялся внезапно, и притом сразу значительной величины. Я думаю поэтому, что годичное кольцо образуется внезапно в результате стягивания древесины — стягивания, которое непременно происходит около или после иванова дня и не стоит ни в какой связи с годичным нарастанием древесины. Если бы новое кольцо отлагалось только с самой внешней стороны, то годичное кольцо прошлого года непременно было бы видимо уже весной и летом» *. Стало быть, и образование древесного кольца всегда является у растения новым порождением, а не одним только сохранением, как у животного.

у) С этим созиданием связано вместе с тем повторение индивидуальности в самой себе; и это есть порождение почки. Почка есть новое растение на старом или во всяком случае зачаток к такому повторению. «Каждая почка развертывается в ветку с листьями, и у основания черешка каждого листа снова имеется почка. Таким способом осуществляется вообще процесс роста. Но развитие от одной почки к другой продолжалось бы без конца, если бы каждая почка, произведя цветок и плод, не исчезала после этого. Развертывание цветка и последующего плода ставит непреодолимый предел росту ветвей» **. Цветок есть, таким образом, одногодичное растение ***. Этим процесс растения заканчивается; оно сохраняется путем воспроизводства самого себя, воспроизводства, являющегося вместе с тем воспроизводством другого. Процесс опосредуетс

* Link. Nachtrage I, S. 46—48; II, S. 47 f. (Grundlehren, S. 151— 153).

** Виллъденов, указ. соч., стр. 402—403.

*** Goethe. Zur Morphologie [Bd. 1, Heft 1, «Die Metamorphose der Pflanze»], S. 54 [Wr. 110].

440

дуется, таким образом, указанными моментами; в отношении производства он остается еще формальным процессом как простое раскрытие того, что таилось в первом главном порыве.

§ 347

b) Формообразующий процесс непосредственно связан со вторым, специфицирующимся вовне, процессом. Семя прорастает только при возбуждении извне, и распадение формы на корень и лист есть в то же время распадение71 по направлению к земле и воде и по направлению к свету и воздуху — распадение на всасывание воды и на ее ассимиляцию, опосредованную листом и корой, а также светом и воздухом. Возврат в себя, которым заканчивается ассимиляция, не имеет своим результатом самость во внутренней субъективной всеобщности по отношению к внешнему, не приводит к самоощущению. Растение увлекается скорее за свои пределы светом как внешней ему самостью, оно возносится навстречу ему, разветвляясь на множество индивидуумов. В себя оно воспринимает из него специфическую огненность и силу, пряность, духовность запаха, вкуса, блеск и глубину краски, сжатость и мощь образа.

Прибавление. Поскольку процесс, направленный вовне, совпадает с первым так, что процесс корня и листа в их живом существовании наличествует лишь как процесс, направленный вовне, постольку оба этих процесса различаются только тем, что, с одной стороны, эта направленность вовне должна быть более определенно заметна, с другой стороны (и это основное), тем, что возврат в себя как становление самости — самоощущение, самоудовлетворение в результате торжества над неорганической природой — имеет здесь ту своеобразную форму, что он тоже есть развитие вовне, и потому не может быть воспринят в формообразующем процессе. Присутствующая в образе самость входит во внешний процесс, чтобы этим опосредованием опосредоваться самой собой, поднять самость до самости. Но самость не утверждает сама себя; это самоудовлетворение является в растении не соединением с собой, а развитием в световое образование. Оно заменяет собой ощущение. Самость в своем наличном бытии, в своем образе рефлектирована в самое себя; это значит здесь, что ее наличное бытие и формообразование есть повсюду целый индивидуум, само есть нечто сущее,

441

но самость не является в своем наличном бытии сама всеобщим индивидуумом, единством самого себя и всеобщего, ибо другое единичное, к которому она относится, есть только часть целого и само есть растение. Самость не становится предметом самости, своей собственной самости: вторая самость, к которой растение должно, согласно понятию, относиться, находится вне его. Самость не становится чем-то существующим для него, по она лишь в свете становится для себя самостью; его осияние, превращение в свет, заключается не в том, что оно само становится для себя светом, а только в том, что оно созидается в свете и внутри света. Самость света как предметная наличность не становится поэтому видением; чувство видения остается только светом, только краской в растении, это не свет, возрожденный в полуночи сна, во мраке чистого «я», — не тот одухотворенный свет, который есть существующая отрицательность.

Этот замкнутый круг отношения к внешней среде одногодичен, хотя бы растение и жило много лет, как дерево; и одногодично развертывание не только цветочной почки, но и всех частей и членов, выполняющих другие функции внешнего процесса, одногодично развитие корней и листьев. Листья опадают «в северных широтах, — говорит Виллъденов (указ. соч., стр. 450—451), — осенью; в других же они сохраняются в течение нескольких лет». Но если Вилльденов объясняет листопад остановкой движения соков (стр.452), то Линк (Naclitrage, I, S. 55) принимает противоположную причину: «Опаданию листьев предшествует, по-видимому, скорее перенакопление сока, чем его недостаток. Кольцевые вырезы в коре, совершенно замкнутые, ускоряли листопад именно потому, что они приостанавливали обратное движение сока в коре. Я склонен теперь думать, что важнейшей причиной листопада является ослабление коры, вызываемое частью нарастанием ствола, частью холодом». Точно так же отмирают и заново воспроизводятся корни: «Корень растения подвергается непрестанным изменениям. Все время отмирают волокна и сучья, заменяясь новыми. Множество волокон и волосков, вырастающих из корня, извлекаются наружу влагой, распространяясь по всем направлениям; и таким образом корень попадает во влажное окружение. Корни выделяют также влагу из себя, чем, вероятно, объясняется их облепленность песком. Более старые корни, приходя в негодность, быть может, от слишком большого смещени

442