Часть 8.

216

ГЕНРИХ РИККЕРТ

столь же несомненно и то, что вся действительность, которую мы знаем, состоит лишь из индивидуально сформированных образовании. Нельзя отрицать, что вследствие этого эмпирическая действительность, как она есть, не может входить ни в какую систему понятий и что поэтому она образует предел всякого познания при посредстве понятий, а только это и существенно для нас. Если не желать называть такие исследования естественнонаучными, нельзя будет и вообще требовать от естествознания познания телесного мира или душевной жизни.

Для того, кто тем не менее требует этого от естествознания и несмотря на это хотел бы продолжать признавать положение, гласящее, что его задача состоит в том, чтобы приближать нас к действительности, а не удалять нас от последней, остается еще один только исход, чтобы избегнуть выведенных нами следствий. Он признает, что эмпирическая действительность в теориях естествознания необходимо исчезает, но в то же время поставит вопрос о том, оказывается ли эта эмпирическая действительность единственною действительностью и не доказывает ли, напротив того, именно естествознание, что существует еще нечто иное, чем непосредственно переживаемый чувственный мир, и даже не должно ли лишь это иное быть признано истинною действительностью. Раз делается это предположение, можно будет сказать, что истинная действительность столь мало оказывается пределом, полагаемым естественнонаучному образованию понятий, что, напротив того, лишь понятия естествознания ознакомляют нас С нею. Мир есть нечто иное нежели то, чем он кажется нам. Он есть не то пестрое многообразие, которое мы воспринимаем, но, поскольку он телесен, он представляет собою комплекс простых вещей, а поскольку он есть душевная жизнь, — равным образом состоящее из простых психических элементов, всюду одинаковое бытие.* Тогда можно спокойно признать, что естествознание, правда, старается по мере возможности удалять воззрительные и индивидуальные элементы действительности из содержания своих понятий, так как при этом будут прибавлять, что благодаря этому оно отнюдь не удаляется от действительности, но, напротив того, отделывается от мира видимости и приходит к действительности. Мнимой границей его является именно лишь то, что ему следует преодолеть, и в этом восхождении от видимости к бытию состоит сущность всего истинного естествознания.

В особенности метафизика будет склонна устанавливать это различение между видимостью и действительностью и заявлять притязание на то, что благодаря своему понятию Абсолюта она постигает истин-

* Во избежание недоразумений, следует особенно поставить на вид. что эта противоположность между бытием и видимостью не имеет ничего общего с кантовскою противоположностью между «вешью в себе» н «явлением» Само собою разумеется, что пространственный мир атомов принадлежит к тому, что Кант называет «явлением», и элементы душевной жизни так же аолжны быть причислены к нему, как нечто, данное во времени.

ГЛАВА Щ. ПРИРОДА И ИСТОРИЯ 217

ную реальность в противоположность лишь в опыте данному миру. Психология и науки о телесном мире лишь неохотно будут претендовать на это и, пожалуй, решительно откажутся от подобного притязания. Но если они утверждают, что, образуя свои понятия, они не удаляются при этом от действительности, а все более и более приближаются к ней, они не имеют, кончено, никакого права на такой отказ. Тогда они, напротив того, держатся как раз тех же самых приемов, которых желает держаться метафизика, т. е. они утверждают, что представляется опыту, а кроме того они утверждают, что истинная действительность образует крайнюю противоположность эмпирически данной действительности.

Необходимо, чтобы мы совершенно выяснили себе значение этой противоположности. В той действительности, которую мы знаем, все наглядно представимо и всякий отдельный процесс как индивидуум отличен от всякого другого. Если же, напротив того, подлинная душевная жизнь должна состоять не из чего иного, как из одних только простых ощущений или психических «элементов», а всякая телесная вещь слагаться из последних вещей или физических атомов, подобно тому как дом состоит из кирпичей, то истинная действительность, очевидно, не имеет ничего общего с тою действительностью, которая дана в опыте. Это в особенности ясно по отношению к телесному миру и притом именно потому, что наука о нем должна быть признана логически наиболее совершенною естественною наукою. Всякое тело, которое мы знаем, обладает индивидуальностью (ist individuell gestal-let), и если бы даже и существовали две вещи, которые были бы одинаковы друг с другом во всех отношениях, этого никогда нельзя было бы доказать вследствие их необозримого многообразия. Напротив того, атомы совершенно одинаковы друг с другом. Хотя слова атом и индивидуум," по-видимому, означают одно и то же, однако то, что обозначается тем и другим, настолько различно, как только может отличаться что-либо одно от чего-либо другого. Необходимо настоятельнейшим образом подчеркивать, что содержание одного из этих понятий настолько противоположно содержанию другого понятия, как только можно мыслить себе. Между тем, как атом, раз он — мы ограничиваемся упоминанием этого пункта — должен уже не заключать в себе естественнонаучную проблему, но служить для разрещени

* Примечание переводчика Иной смысл имеет противопоставление значений терминов «атом» и «индивидуум» у Д. И. Менделеева. См.: Основы Химии 5-е изд., гл. 4, прнмеч 31 «Лучше было бы назвать атомы индивидуумами, неделимыми. Греческое атом ¦ индивидууму латинскому по сумме и смыслу слов, но исторически этим двум словам придан разный смысл Индивидуум механически и геометрически делнм и только в определенном реальном смысле неделим Земля, солнце, человек, муха суп. индивидуумы, хотя геометрически делимы Так, атомы современных естествоиспытателей, неделимые в физико-химическом смысле, составляют те единицы, с которыми имеют дело при рассмотрении естественных явлений вещества, подобно точу как при рассмотрении людских отношений человек есть неделимая единица, или, как в астрономии, единицею служат светила, планеты, эвезаы».

218

ГЕНРИХ РИККЕРТ

проблем, должен предполагаться простым, всякий индивидуум всегда многообразен и сложен, так как он отличается от всех других индивидуумов. Итак, наука, переходящая от мира индивидуумов к миру атомов, не удерживает уже ничего из первоначально данной ей и доступной опыту действительности. В таком случае нельзя устанавливать принципиального различия между метафизикой и естествознанием, поскольку и метафизика, и естествознание ставят себе задачей, исходя из мира, данного опыту, дойти до недоступного опыту мира.

В данном случае в нашу задачу не входит обсуждение вопроса о том, насколько правомерно допущение иной действительности, чем та, которая доступна опыту. Для нас дело идет лишь об отношении естественнонаучного образования понятий к эмпирической действительности, и реальность какого-либо мира, достигаемого лишь при посредстве образования понятий, не вносит решительно никакого изменения в это отношение. Продолжает иметь силу положение, гласящее, что в понятия естествознания из того мира, который мы знаем, входит тем меньше, чем совершеннее эги понятия. Если ввиду этих или иных основании отрицается истинная реальность данного опыту мира, то во всяком случае этот мир остается той действительностью, в которой мы живем, из которой проистекают наши радости и наши печали. Итак, хотя бы естествознание и восходило от этого мира к истинной действительности, как бы то ни было, ей придется отказаться от того, чтобы вводить в свои теории то, что мы непосредственно переживаем, а лишь это мы и желаем установить. Почему мы можем ограничиться этим выводом, мы увидим, коль скоро мы поставим вопрос о том, что должно вытекать для метода исторических наук уже из этого факта.

Однако сперва мы хотим рассмотреть отношение образования понятий к действительности еще с иной стороны. Ведь даже если мы вышеупомянутым образом ограничим наш вывод, утверждая, что лишь эмпирическая действительность составляет границу естественнонаучного образования понятий, наша аргументация, вероятно, все еще многим продолжает казаться парадоксальною. Ведь эмпирические науки не без колебания производят отделение «истинной» действительности от данной. Поэтому то мнение, согласно которому мир атомов, не имеющий уже ничего общего с тем миром, который доступен опыту, представляет собой истинную действительность, должно все более и более терять под собой почву и в естественнонаучных кругах, да и психолог равным образом не отважится объявить видимостью все действительно переживаемое психическое бытие. Гораздо сподручнее рассматривать понятия последней вещи, а равным образом и понятие простого ошушения лишь как завершение того процесса, который клонится к тому, чтобы подводить данную действительность под все более и бопее обширные понятия. В таком случае, сообразно этому пониманию, последние вещи или простые ощущения столь же мало существовали бы как действительности, как мало понятию растени

ГЛАВА Ш ПРИТОДЛ И ИСТОРИЯ 219

или химического элемента или воли когда-либо соответствует иная действительность, чем вполне особые индивидуальные растения, или вполне особые индивидуальные множества определенных веществ, или отдельные личные проявления воли, вкратце говоря, — веши и про-цессы, которые мы можем непосредственно находить как данные, воспринимать или переживать. Но в таком случае следовало бы отнюдь не признавать атомы и простые отношения предметами познания, но рассматривать понятия о них лишь как средства познания, а тогда задача естествознания уже не состояла бы в том, чтобы открывать недоступную опыту действительность, но и для него реальностью обладал бы лишь эмпирический мир.

Однако, коль скоро мы допустим это, как уже указано, опять-таки покажется, будто бы естествознание утрачивает всякий смысл, т. е. будто бы благодаря естественнонаучному образованию понятий достигается противоположное тому, что имеется в виду. Само собой разумеется, что наше мнение не таково, и дело идет лишь об устранении кажущейся парадоксальности результата нашего исследования и при том предположении, что эмпирическая действительность есть единственная действительность, с которою имеет дело естествознание. Те мысли, которые вам приходится выдвигать на первый план для достижения этой цели, как и все вышеупомянутое, в существенном опять-таки вытекают уже из тех соображений, которые были развиты в предшествующих главах.

Мнение, согласно которому естественнонаучная теория не достигает своей цели, коль скоро ей не удается изображение самой действительности, может возникать лишь при предположении одного совершенно определенного понятия о познании, а именно при предположении, что задача познавания состоит в том, чтобы отображать (abzubilden) действительность.* Само собою разумеется, что копия тем более совершенна, чем более она воспроизводит оригинал как он есть. Но может ли научное познавание быть приравниваемо к отображению? На этот вопрос приходится дать категорически отрицательный ответ. Наши предшествующие соображения направлялись настолько же против этого понимания познавания, как и против мнения, согласно которому естествознание может вводить в свои теории воззрительное и индивидуальное.

Уже исходя из совершенно общих логических точек зрения можно показать, что, так как всякое познание должно принимать форму суждения, оно совершенно не способно давать копию, или истинность познания отнюдь не может состоять, как принято выражаться, в «согласии между представлением и его предметом». Мы познаем не посредством представлений, а посредством суждений, и между дейст-

* Примечание переводчика См в особенности «Die Abbildlheorie und ihr Recht in der Wissensc hafts lehre. Von D-r Martin Keibel (Zeiischrifl fiir immanente Philosophic. 1898)

220

ГЕНРИХ РИККЕРТ

вительностью и теми суждениям, которые составляются о ней, никогда не может существовать такого отношения, как между оригиналом и копией Можно, конечно, благодаря особого рода описанию и посредством суждений выразить действительность таким обратом* что мы получаем некоторого рода изображение ее Только, как мы обстоятель но показали, такого рода описание никогда не бывает естественнонаучным Поэтому развитая выше теория понятий, по-видимому, пригод на для того, чтобы поколебать теорию отображения в ее основаниях еще с одной специальной стороны Познание природы всегда может производить обработку и преобразование действительности, так как мировое цепое вообще не поддается отображению желать отображать бесконечное и необозримое есть логически бессмысленное пред при ятие В самом деле, естествознание до сих пор не выполнило бы ничего, если бы познавание природы состояло в отображении мира Если же отказаться от теории отображения, то из того, что сама действительность не может входить в понятия познавания, отнюдь не вытекает, чтобы вследствие этого познавание не имело никакой ценности Из тех двух положений, которые гласят, что, с одной стороны, в действительности нами всюду обнаруживается бесконечное многообразие, а, с другой стороны, что естественнонаучная теория стоит тем выше, чем она проще, в качестве само собой разумеющегося вывода вытекает, что естественнонаучная теория тем совершеннее, чем меньше действитель ности содержат в себе ее понятия Коль скоро это выяснилось, результат нашего исследования должен утратить значительнейшую долю своей кажущейся парадоксальности

Он должен совершенно перестать казаться парадоксальным, коль скоро мы отчетливо поставим на вид еще одну мысль Хотя бы понятия естествознания содержали в себе лишь немногое из эмпирической действительности, однако они, само собой разумеется, находятся в теснейшей связи с этой действительностью и отнюдь не суть продукты произвола Как решительно ни должны мы отвергнуть мысль о том, что рассмотрение действительности, при котором имеется в виду общее, может дать изображение самой этой действительности, мы столь же решительно должны настаивать на том, что такое рассмотре ние имеет смысл лишь коль скоро выражаемому им общему евоигт венна обязательность Что касается этого отношения между бытием и обязательностью, новейшая теория познания почти всюду находится еще как бы на переходной стадии Зачастую стараются устранить платоновский реализм в теории понятии (Begnffsreahsmuss), но это не везде совершается с необходимой последовательностью, причем в тех случаях где это совершается, большею частью возникает настроение, долженствующее вызывать склонность к скептическим нападениям на значение всей науки, в особенности же естествознания Легко обнаружить, на чем это основывается Недостаточно отвергнуть платоновский реализм в теории понятий, но следует также постараться поставить на его место нечто новое, пригодное для того, чтобы взять на себя ту

ГЛАВА ill ПРИРОДА И ИСТОРИЯ 221

функцию, которую он до сих пор выполнял, а именно обоснование «объективности» естествознания Пока этого не сделано, с гносеологических точек зрения всякая оперирующая с понятиями системати ческая наука кажется не имеющей под собой солидной основы Конечно, мы не можем заняться здесь самим построением новой гносеологической концепции Мы должны удовольствоваться указанием на то, что на место сущего, не выразимого в понятиях, должна стать та обязательность, которая должна быть свойственна понятиям, естественнонаучные понятия истинны не вследствие того, что они отображают действительность, но вследствие того, что они имеют силу по отношению к действительности Коль скоро они удовлетворяют этому условию, нет более надобности в том, чтобы они сами содержали в себе действительность С устранением ложного понятия об истин ности наши выводы должны совершенно перестать казаться парадоксальными

В сущности ведь здесь находит себе выражение не что иное, как весьма древняя мысль, которая притом столь мало парадоксальна, что скорее ее можно было бы назвать тривиальной Со времен Сократа противоположность между общим и частным имеет значение централь ного пункта логики, и если мы говорим, что все частное, т е все воззрительное и индивидуальное непонятно в смысле естествознания, то этим мы, собственно говоря, выражаем не что иное, как то, что общее не есть частное Это положение получает значение лишь благодаря тому, что ныне мы не признаем уже никаких общих деиствительностей, но для нас все действительное заключается в воззрительном и индивидуальном, следовательно, в частном В существенном дело идет о том, чтобы показать, что до сих пор логика принимала в соображение почти исключительно такие науки, которые ставят себе задачей выражение общего и обязательного, и упускала из виду, что всегда должно утрачиваться при этом выражении Так как, если оставить в стороне немногие исключения, логика до сих пор рассматривала лишь научный процесс, благодаря которому частное растворяется в общем, она должна была стать одностороннею и принять форму логики естественных наук 8 дальнейшем изложении мы намерены установить, в каком направлении надлежит искать того дополнения, которое устраняло бы эту односторонность

II

Понятие об историческом

Если мы поставим вопрос о том, что вытекает из вышеизложенных соображений для иного метода, чем естественнонаучный, то оказывается, что уразумение сущности естественнонаучного образования понятий прежде всего некоторым образом расчистило поле для этого

222

ГЕНРИХ РИККЕРТ

иного метода. Ведь пока задачу познавания усматривают в том, чтобы доставлять копию действительности, утверждение, гласящее, что могут существовать два противоположных друг другу научных метода и в особенности два противоположных друг другу вида научною изложения, должно представляться неприемлемым. Раз наука должна отображать, что лишь одна копия верна, всякий научный метод может преследовать лишь одну и ту же цель. Тогда методологические различия всегда выводимы лишь из предметных особенностей материала, представляющего для исследования в разных пунктак разные трудности. Но дело принимает совершенно иной оборот, коль скоро мы откажемся от теории отображения. Тогда совершенно непостижимо, почему обработка и преобразование данной действительности наукою должны иметь место лишь с одной точки зрения и в одном направлении. Итак, констатирование того, что естествознание отображает действительность, выясняет в то же время и возможность держащейся совершенно иных приемов науки.

Но раз мы узнаем далее не только сущность, но и границы естественнонаучного образования понятий, и раз мы в состоянии указать на такие вопросы, дать ответы на которые навсегда должно остаться невозможным для естествознания, эта возможность превращается в необходимость. Теперь само собой разумеется, о каких вопросах идет дело при этом, какой пробел навсегда должно оставлять в нашем знании естествознание, даже в том случае, если это слово берется в вышеуказанном мыслимо наиболее широком смысле. Существует множество вещей и процессов, интересующих нас не только со стороны того, в каком отношении находятся они к общему понятию или системе понятий, но имеющих для нас значение и как воззритель-ные и индивидуальные формы, т. е. как действительности. Но всюду, где оказывается налицо этот интерес, естественнонаучное образование понятий бессильно помочь нам. Этим мы отнюдь не имеем в виду, как это всякий раз приходится подчеркивать, умалять ценность естествознания, но только обнаружить своеобразие, а благодаря этому, конечно, односторонность его приемов. Мы намерены лишь выяснить, что наука о том, что не приурочено ни к какому определенному времени, но имеет силу всюду и навсегда, при всей ее ценности, не способна высказывать решительно ничего относительно того, что действительно существует в определенных пунктак Пространства и времени и что произошло лишь один раз в том или ином месте, в тот или иной момент. Что действительно происходит и что прежде происходило в мире? Что было и как возникло сущее? И это такие вопросы, которые мы можем поставить Однако естествознание никогда не может ответить на эти вопросы, так как всякий действительный процесс в своей воззрительнои и индивидуальной форме полагает предел его понятиям; но если вообще должен существовать ответ на эти вопросы, его может дать лишь наука, по форме своего изложения отличающаяся от естествознания во всех существенных пунктак. Отныне наша задача заклю-

ГЛАВА 1П. ПРИРОДА И ИСТОРИЯ 223

чается в том, чтобы изучить логическую структуру этой науки, в особенности же метод ее изложения, отграничить ее от естествознания и благодаря этому найти принцип для логического разделения эмпирических наук.

Не может более подлежать сомнению и то, какое имя должна будет носить эта наука: в языке мы находим для нее лишь одно-единственное слово. Все то, что сообщает нам о процессах в определенных пунктак пространства и времени, мы называем историей и поэтому, если должна существовать наука об этих процессах, она должна будет называться исторической наукой. К истории мы обращаемся всюду в тех случаях, где наш интерес не удовлетворяется естествознанием, так как этот интерес направлен на воззрительное и индивидуальное, т. е. когда нас интересует сама действительность. Только история способна заполнить тот пробел, который должно оставлять в нашем знании естествознание. История рассматривает действительность с совершенно иной точки зрения и пользуется совершенно иным методом. Впоследствии мы увидим, в чем состоит этот метод в частностях. Уже теперь можно установить, что его наиболее общая точка зрения должна отличаться от наиболее общей точки зрения естественных наук и даже быть противоположна последней. История может пытаться изображать действительность не таким образом, чтобы при этом имелось в виду общее, но лишь таким образом, что при этом имеется в виду частное, так как лишь частное действительно происходит.

Конечно, сообразно развитым выше соображениям это, по-видимому, немного дает для логического обоснования истории как особой науки. Быть может, сторонники естественнонаучного метода скажут, что против этих определений понятий ничего нельзя возразить, но что благодаря им история, по существу дела, заранее лишается научности. Пусть рассмотрение действительности как природы, т. е. так, что при этом имеется в виду общее, односторонне. Но можно полагать, что именно в этой односторонности состоит сущность науки, и дело в том, ¦ чтобы применить этот односторонний метод и к предметам, которые до сих пор трактовались «лишь» исторически. Однако мы не думаем, чтобы это возражение имело существенное значение. Считая его правильным, пришлось бы в то же время и утверждать, что никоим образом нельзя признавать историю наукой. Но мы не касаемся этого вопроса и на первых порах ограничиваемся указанием на то, что название «история» во всяком случае может быть употребляемо лишь для обозначения такой науки, которая сообщает нам то, что действительно произошло. Вся история ставила себе эту задачу. Раз мы знаем границы естественнонаучного образования понятий, мы знаем, что эта задача не по силам естествознанию, и этого для нас достаточно. Характеризовать какую-либо часть естествознания как историю кажется нам произвольной терминологией Мы предполагаем здесь, что история должна трактоваться как наука о действительных процессах именно потому, что предметом научного интереса служит не только

224

ГЕНРИХ РИККЕРТ

общее, но и частное Мы живем среди индивидуального и мы действительны лишь как индивидуумы Требовалось бы еще доказать неправомерность интереса к частному Пока это не доказано, утверждения вроде того, что только общее может спужить предметом научного изображения, не имеют никакого значения, но содержат в себе лишь peuto pnncipn наихудшего рода, что, конечно, зачастую встречается в сочинениях естественнонаучных «историков»

Напротив того, больше значения имеет другое непосредственно представляющееся возражение Разве в том случае, если история как изображение действительных процессов до 1жна быть наукою, мы не приходим благодаря этому к понятию о такой задаче, которая полна логических противоречий, именно согласно нашим прежним рассуж дениям7 Ведь, как мы обстоятельно показали, действительность в ее воззрительной и индивидуальной форме не входит ни в какую науку Из этого положения мы были в состоянии вывести необходимость и своеобразие естественнонаучного метода Ведь во всяком С1учае экстенсивное многообразие мира доступно лишь естествознанию, так как такая наука, которая не ищет законов, вообще неспособна преодолеть этой необозримости Там, где задача состоит в том, чтобы изучить совокупность эмпирической действительности, может быть приемлем лишь естественнонаучный метод, и из этого прежде всего вытекает, что эмпирическая наука, которая не есть естественная наука, может делать своим предметом разве что небольшую часть мира

Далее, хотя бы мы и отвлеклись от экстенсивного многообразия действитепьности и ограничили историю частью мира, понятие иного метода, чем естественнонаучный, все же вызывает некоторое недоумение Ведь мы знаем, что интенсивная необозримость всякого единичного процесса равным образом полагает непреодолимые пределы познанию, счремяшемуся к изображению действительности, как она есть, и отсюда вытекает, что и не естественнонаучные или историчес кие дисциплины должны производить преобразование и обработку данной им действительности Спрашивается, может ли эта обработка не клониться равным образом только к упрощению и не остается ли, следовательно, понятие истории совершенно проблематическим''

Конечно, пока мы нашли всего лишь одну проблему, — а в этом суть дела, раз мы ограничиваем историческую науку частью действительности, — ее задача уже не оказывается полной противоречий лишь там, где требовалось одновременно преодолеть экстенсивное и интенсивное многообразие мира, закон природы должен был казаться единственным логически совершенным средством для разрещения этой задачи и цель всей работы науки могла состоять лишь в образовании общих понятий Но там, где нет речи об экстенсивной необозримости, по крайней мере не исключена возможность того, что существует род научной обработки, который находится в совершенно ином, так сказать, более близком отношении к эмпирической действительности, чем естествознание, и которому, хотя он и не может охватить всего

ГЛАВА Ш ПРИРОДА И ИСТОРИЯ 225

интенсивного многообразия своего материала, тем не менее никогда не приходится иметь тенденцию все более и более удаляться от эмпирической действительности В таком случае эта обработка, быть может, способна дать нечто, имеющее для нас такое значение, как будто благодаря ему представчена сама действительность Чтобы ука зать, в каком направлении это, например, было бы возможно, следует лишь напомнить рассмотренный выше не естественнонаучным род описания, причем на первых порах мы можем остаться при понятии об исторической науке, как о понятии о необходимой пробпеме наукоучения Пока для нас достаточно того, что это понятие не содержит в себе никакого логического противоречия Точнее мы разовьем его лишь в четвертой главе Здесь мы только желаем для того, чтобы найти противоположность естествознанию, констатировать такой интерес которого не могут удовлетворить понятия естествознания, и указать на такое изображение действительности, которое способно доставить удовлетворение этому интересу к действительным процессам, не останавливаясь, по крайней мере на первых порах, подробнее на логической структуре этого изложени

Итак, в непосредственной с.вязи с установлением сущности и границ естественнонаучного образования понятий, у нас получается поня гие истории и, хотя мы дошли всего лишь до постановки проблемы, однако в общем уже установлена противоположность между историей и естествознанием История никогда не может пытаться приводить свой материал в систему общих понятий, которая тем более совершенна, чем менее содержится в ней эмпирической действитепь-holth, но она старается по крайней мере приблизиться к изображению самой действительности Поэтому ее. по сравнению с естествознанием, восходящим от частного к общему, от действительного к обязательному, можно охарактеризовать и как подлинную науку о деиствитель ности (eigentliche Wirklichkeitswissenschafi) Ту противоположность, о которой идет дело, пожалуй, лучше всего сформутировать следующим образом вся эмпирическая действитепьность может быть подведена еще и под иную точку зрения, чем та, сообразно которой эта эмпирическая действительность есть природа Она становится природой коль скоро мы рассматриваем ее таким образом, что при этом имеется в виду общее она становится историей, коль скоро мы рассматриваем ее таким образом что при этом имеется в виду частное Всякая эмпирическая наука берет за исходный пункт непосредственно данную в опыте действительность, наиболее общего различия методов следует искать лишь в том, что производят с этою действительностью различные науки, т е депо идет тишь о том, ищут ли они общего и действительного в понятии или действительного в частном и единичном Одна задача выпадает на долю естествознания, другая — на долю исторической науки

Как это само собой разумеется, мы берем здесь понятие истории в мыслимо наиболее широком и чисто логическом значении и соогвет

15 Г Ривкерт

226

ГЕНРИХ ТИККЕРТ

ственно этому мы имеем в виду применять и понятие об «историческом». Так, мы можем назвать предмет истории в тех случаях, где двусмысленность этого слова делает сомнительным, имеем ли мы в виду науку или ее объект. Конечно, это понятие об историческом обнимает собой не только ту часть действительности, которая составляет объект исторических наук в употребительном смысле слова, но, в своей чисто логической форме, оно применимо и х любой части всей эмпирической действительности, поскольку мы имеем в виду то, что она всюду состоит из воэзрителышх и индивидуальных образований. И даже вся действительность с этой точки зрения есть исторический процесс, хотя и не может существовать всеобщей истории его. Лишь при более точном определении понятия об исторических науках может выясниться, какою частью этого исторического занимается история и что такое, следовательно, есть история в более тесном смысле. Но уже здесь мы видим, что, чем бы ни занималась история и как бы ни определялось точное понятие о ней, понятие об историческом в наиболее общем его значении совершенно не зависит от всех предметных различий, как например от различия между природой и духом. При определении этого понятия нас вообще не занимают какие бы то ни было свойства, которыми обладает лишь некоторая часть эмпирической действительности, так как лишь такое чисто логическое понятие может служить нам для того, чтобы понимать эмпирические науки в их методологических особенностях.

Для того чтобы сделать вполне вразумительным наше понятие об историческом, мы должны еще уяснить себе, что вышеприведенные основания суть единственные действительно имеющие решающее значение основания, препятствующие нам трактовать историю сообразно естественноисторическому методу. Ведь нередко говорят, что «историческая жизнь», т. е. действительность, которой занимается история в более тесном смысле слова, в силу каких-либо основании не единообразна подобно природе, а потому и невозможно подвести ее под понятия законов. Так, например, и Зивгарт пола!ает, что, когда дело идет о предметак исторического исследования, мы «не можем наперед предполагать подобную же правильность, как в области природы».* Это, конечно, аерко постольку, поскольку открытие законов, имеющих силу для той действительности, котарои большей частью занимается история, может представлять гораздо большие трудности, чем открытие законов, имеющих силу для той действительности, с которой имеют дело естественные науки, в особенности же науки о телах. Но ни в каком случае нельзя будет основывать на этом обстоятельстве принципиальную противоположность между природой и устанавливать логическое значение исторического. Напротив того, вопреки подобным аргументам, всетда будет оставаться правильным тот взгляд, согласно которому историческая жизнь есть часть действи-

• Sigwuru Logik i, 2 Aull. S 60S

ГЛАВА Ш. ПРИРОДА И ИСТОРИЯ 227

тельности, равным образом как и все иное, и, хотя, быть может, труднее открывать ее законы, однако нет ни малейшего основания признавать навсегда невозможным разрещение этой задачи. Напротив того, чем труднее задача, тем привлекательнее отважиться взять на себя ее разрещение.

В противоположность этому мы должны поставить на вид, что рассуждения относительно большей или меньшей трудности науки, формулирующей законы (emer Gesetreswissenschaft), не имеют решительно ничего общего с тем, что мы желаем установить. Конечно, «историческая жизнь» есть доля действительности, как всякая иная; но это не имеет в этом контексте никакого значения потому, что именно вся действительность исторична в нашем смысле. Далее, конечно, можно пытаться открывать законы для всякой действительности и, конечно, под понятия может быть подведена и та действительность, с которой имеет дело история. Только то, что получается при этом образовании понятий, никогда не может быть историей. Там, где действительность должна быть постигнута в ее индивидуальности и конкретности (Besonderheit). бессмысленно подводить ее под общие законы или устанавливать законы исторического, которые, как мы знаем, суть не что иное как такие общие понятия, которым свойственна безусловная обязательность. Ведь эти понятия законов, как всякие понятия, выражали бы всегда лишь то, что никогда не происходит действительно, и потому цель исторических наук тем несомненнее оказывалась бы недостигнутой, чем более удавалось бы открывать захоны той действительности, историю которой желают изучить. Не в том дело, чтобы было более или менее трудно открывать законы истории, но в том, что понятие «исторического закона» есть contradic-tio in adjecto, т. е. историческая наука и наука, формулирующая законы, суть понятия, взаимно исключающие друг друга.

Мы намерены еще применить этот общий принцип к одному специальному случаю, для которого он имеет особое значение. Нередко можно слышать, что отдельные исторические личности не могут быть поняты естествознанием, так как они слишком сложны идя того, чтобы их можно было вполне обозреть, между тем как телесные процессы вследствие их простоты, напротив того, не представляют таких трудностей. И это мнение должно быть отвергнуто самым решительным образом, не говора уже о вышеуказанных основаниях и принимая в соображение то, что мы установили относительно понятия индивидуума, мы тотчас же поймем насколько оно ошибочно. Всякий лист на дереве, всякий кусок серы, с которым имеет дело в своей реторте химик, есть индивидуум и, как индивидуум, столь же мало входит в какое-либо понятие, как и какая-либо великая историческая личность. Коль скоро мы имеем пред собой листья или куски серы, мы, правда, непроизвольно превращаем данные нам единичные индивидуумы в понятия, т. е. мы не обращаем внимания на то, что делает их индивидуумами, и мы должны делать это, так как лишь таким образом мы

is-

22R

ГЕНРИХ РИККЕРТ

впервые получаем серу или листья в смысле естествознания Так как индивидуумы здесь вообще не интересуют нас, то мы забываем потом, что мы сделали, и не делаем никакого различия между листом в смысле естествознания и данным определенным листом как историческим фактом Напротив того, коща дело идет о других индивидуумах, в особенности о личностях, трудно и даже невозможно упустить из виду это различие Обратив индивидуум, например Гете, в понятие, мы должны тотчас заметить это, так как тогда у нас остается всего лишь поэт, министр, человек, но уже не Гете Но это различие не должно вводить нас в забчуждение относительно того, что процесс, благодаря которому мы поставили на место этого листа и этой серы «лист» или «серу» в смысле естествознания, логически совершенно одинаков с тем процессом, благодаря которому мы ставим на место Гете поэта.

Каким же образом происходит, что мы так легко упускаем из виду это, хотя оно в сущности само собою разумеется В большинстве случаев это вытекает из одного совершенно внешнего обстоятельства Существуют индивидуумы, носящие лишь нарицательные имена Раз мы образовали из них понятие, наименование остается одним и тем же как для понятия, так и для индивидуума Напротив того, когда дело идет об индивидуумах, имеющих собственные имена, наименование меняется и это обстоятельство должно тотчас обращать наше внимание на то, что мы сделали Но, по отношению к тому, о чем здесь идет дело, эта перемени наименования совершенно случайна Чисто логически совершенно безразлично, говорим чи мы о сере вообще вместо того, чтобы говорить о данном куске серы, или же о человеке, или о поэте вообще вместо того, чтобы говорить о Гете Поэтому, когда говорят, что выдающаяся историческая личность слишком сложна для того, чтобы ее могли охватить понятия естествознания, телесный же процесс, напротив того, прост, это свидетельствует о чрезвычайной путанице понятии Ведь это не исключало бы возможности впоследст вии понять и личности, и в этом заключалось бы утверждение, гласящее, что существует различие между теми индивидуумами, с которыми имеет дело история в более тесном смысле, и другими вещами, которые равным образом суть исторические индивидуумы в наиболее общем значении слова Но именно это мнение мы и оспариваем здесь Историческое лицо непонятно не как сложная пичность, но как индивидуум, т е оно разделяет эту непонятность со всем действитечьным Ведь не может быть ничего «6oiee простого», чем кусок серы, и тем не менее всякий кусок серы, который мы рассмат риваем так, что при этом имеется в виду не природа серы, но его индивидуальные особенности, есть необозримое многообразие и поэтому он совершенно так же непонятен, как, например, Гете или Кант Итак, непонятность вообще никогда не бывает в более высокой степени присуща каким-либо особым вещам, например, личностям, естественнонаучное же трактование всегда по отношению ко всей действительности дает нам лишь то, что уже не интересует историка

ГЛАВА III ПРИРОДА И ИСТОРИЯ 229

Ницше замечает «Коль скоро устранены индивидуумы, тогда можно разгадать ход истории, так как тогда устранен единственный иррациональный фактор» * Это положение ложно, так как, говоря об индивидуумах, Ницше, конечно, имеет в виду выдающиеся личности А эти личности вовсе не оказываются единственным иррациональным фактором, но вся действительность и вследствие этого все историческое, подобно личностям, «иррациональны»

Наконец, мы должны отличать наше определение понятия об историческом не только от всех тех взглядов, сторонники которых желают понять сущность исторических наук из своеобразия особого материала, например, человечества или т п , но мы должны вкратце формулировать еще и наше отношение к зачастую отстаиваемому пониманию, старающемуся выработав действительно логическое понятие об историческом Например, Бернгейм говорит «Обозревая различные науки, мы замечаем, что существует три различных рода рассмотрения наукою ее объектов, смотря потому, что она желает знать о последних 1) каковы объекты сами по себе и какие свойства они имеют, их бытие, 2) как они стали или становятся, тем, что они суть, их развитие, 3) что означают они в их связи друг с другом, в мировой связи Сообразно этому отграничиваются друг от друга естественнонаучный, исторический, философский роды рассмотрения» **

Несомненно, вышеприведенное различие между естествознанием и историей с логических, точек, зрения оказывается наилучшим из употребительных различий именно потому, что оно принимает в соображение метод, а не материал, но, в строгом смысле, мы не можем признать этой противоположности между бытием и становлением, когда дело идет об объектак эмпирической действительности Все эмпирическое бытие есть также становление и процесс (Geschehen), так как всякий действительный процесс (Vorgang) изменяется медлен нее или быстрее, и это бытие эмпирических объектов не входит в понятия Отстаивать вышеупомянутое определение понятий истории и естествознания, в строгом смысле, можно было бы тишь в том смысле, что естествознанию ставилась бы задача, состоящая в том, чтобы восходить от эмпирического мира становпения и процессов (Werdens und Geschehens) к недоступному опыту мира постоянного бытия, тогда как история остается при эмпирическом бытии Однако это истолкование, как мы видели, вызывает значительные возражения, и притом очевидно, что не оно имеется в виду в тех стучаях, когда объектом естествознания признается бытие, а объектом истории — становление и процесс (Geschehen)

Собственно говоря, если не допускать недоступного опыту бытия в качестве предмета естествознания, противоположность между тем, что вещи суть, и тем, чем они становятся, оказывается налицо лишь в

• Werke Bd X S 290 •* Lehrbuch der hisionschen MelJiofc I.Aufl S 1

230

ГЕНРИХ РИККЕРТ

тех различных словесных выражениях, в которые обыкновенно обле кают свои суждения, с одной стороны, естественные науки, с другой стороны, исторические науки Высказывания, в которые входят понятия (die begnffiichen Aussagen), принимают такую форму, что то или иное так или иначе есть, между тем как историческое повествование сообщает, что то или иное было Но в первом случае словом «sein» выражается лишь временная (zeitlose) обязательность, и словесная формулировка не должна скрывать от нас, что естествознание не имеет в вицу самой действительности, но образует понятия, которые оно противополагает изменчивому бытию, как стойкое и постоянное Конечно, та иллюзия, будто бы естествознание трактует о постоянном, остающемся равном самому себе бытию, весьма объяснима Раз его понятия имеют силу, то оно находит в действительности такие образования, которые могут быть подведены под них Тогда оно легко доходит до утверждения, гласящего, что существуют вещи и процессы, всегда одинаковые и постоянные, так как в самом деле в них то, чго составляет содержание понятий, всегда опять встречается во многих пунктак пространства и времени Напротив того, историк, которого интересует не то, что обще нескольким формам, находит все в становлении и изменении, так как не подлежит никакому сомнению, что постоянны лишь понятия и что этим понятиям вовсе не соответ ствуют одинаковые и постоянные действительности как исторические факты «В химии, — говорит, например, Оствальд,* — одинаковыми признаются такие тела, свойства которых, если оставить в стороне произвольные количество и форму, совершенно согласуются» Конеч но. они признаются одинаковыми, но фактически ни одно тело не одинаково с другим телом, так как оно действительно лишь в «произвольных» форме и количестве, и то, что естествоиспытателю кажется произвольным, для историка может быть именно тем, что его занимает Итак, если история отграничивается от естествознания таким об разом, что история должна исследовать процессы (Geschehen) и становление, а естествознание — бытие, то эта противоположность по крайней мере не точно формулирована В ней или еще кроется остаток платоновского реализма в теории понятий, который обращает то, что никогда не бывает действительным в всегда сущее и устранение которого есть одна из существенных предпосылок для выяснения научных методов, или эта формучировка вызвана тем обстоятельством, что для выражения имеющих силу временно (zeitlos) положений естествознания, мы пользуемся глаголом «быть» в настоящем времени, из чего, конечно, никоим образом нельзя выводить логической сущ ности естественных наук Различение, устанавливаемое между естествознанием и историей, должно основываться не на противоположности между бытием и становлением, которая по меньшей мере может вызывать недоразумения, но лишь на противоположности между пос-

* Lehrbuch der allgemeinen Chemie Bd I S 1

ГЛАВА III ПРИРОДА И ИСТОРИЯ 231

тоянно имеющими силу понятиями и всегда изменяющейся и становящейся действительностью Раз мы берем слово «понятие» в том смысле, в каком мы исключитечьно употребляли его до сих пор, и разумеем под действительностью лишь доступный опыту мир, то открытая нами принципиальная логическая противоположность может быть охарактеризована и как противоположность между наукой, име ющей дело с понятиями, и наукой, имеющей дело с действительностью Этого, пожалуй достаточно для выяснения понятии природы и истории в их наиболее общем значении В дальнейшем изложении дело идет о том, чтобы показать, каким образом с помощью этого можно установить логическое разделение эмпирических наук

III

Исторические составные части в естественных науках

Приступая к этой задаче, мы наперед должны уяснить себе, что разделение наук с точки зрения чисто логической противоположности между природой и историей должно иметь одно неудобство по сравнению с употребитепьными в иных случаях раздетениями Ведь сами науки всегда окалываются налицо до размышления об их логической структуре Разделение научного труда во всяком случае сперва стоит в связи с предметными различиями данной действительности, и единич ныи исследователь часто будет рассматривать тот материал, который ему знаком и с которым он справляется с различных логических точек зрения, в большинстве случаев не отдавая себе в этом ясного отчета Но во всех тех случаях, [де это происходит, должен возникать конф ликт между логическим разделением и действительно существующим разделением научного труда Поэтому здесь нельзя будет таким образом отграничить естественнонаучные исследования от исторических, чтобы одна часть исследователей име ia дело исключительно с первыми, а другая — исключительно с последними Однако это такой недостаток, от которого, конечно, не свободно никакое разделение наук, берущее за исходный пункт не предметные особенности материала, но логические точки зрения.

Наша задача еще более усложняется благодаря другому, еще более важному обстоятельству Для ют чтобы прежде всего чисто логически установить понятия природы и истории, мы должны были быть до некоторой степени односторонними, т е подчеркивать противоположность между наукой, имеющей дело с понятиями, и наукой, имеющей дело с действительностью, резче, чем эта противоположность может обнаруживаться в значительном большинстве эмпирических наук Помимо того, что ведь понятие науки, имеющей дело с действи тельностью, пока еще есть не что иное, как логическая проблема, и отношение естественных наук к историческому или к эмпирической

232 ГЕНРИХ РИККЕРТ

действительности еще требует более точного рассмотрения, которое в известном отношении может быть признано ограничением до сих пор найденного результата Основание для этого должно равным образом вытекать уже из разъяснении относительно сущности естественнонаучного образования понятий Необходимо, однако, еще отчетливо формулировать тот логический принцип, о котором в данном случае идет дело, и пояснить его на примерах

Центральный пункт можно выразить в нескольких словах Мы уже неоднократно указывали на то обстоятельство, что понятия естествознания, как при обработке телесного мира, так и при обработке душевной жизни, должны быть признаваемы более или менее логически совершенными, раз имеется в виду идеал всеобъемлющей механи ческой или психопогической теории Лишь коль скоро вся деистви тельность физического или психического подведена под одно обширное понятие, этим понятием преодолевается все необозримое многообразие и. соответственно этому, оно не содержит в себе реши тельно ничего из эмпирической действительности Но всякая естественная наука, оперирующая с такими понятиями, которые более или менее далеки от этого идеала, вводит в свои теории в большей или меньшей степени и многообразие эмпирического воззрения А так как это воззрительное и индивиду а;! ьное многообразие совпадает с эмпирической действительностью и так как, далее, эмпирическая действительность тождественна для нас с логическим понятием об историческом в наиболее общем его значении, мы можем теперь формулировать это положение таким образом, что в различных естественных науках в большей и-1и меньшей степени оказываются исторические составные части, и притом это надлежит понимать таким образом, что их совершенство, измеряемое по сравнению с идеалом естествознания, зависит от той степени, в которой им удалось удалить исторические элементы из своих понятии В таком С1учае соответственно тому, до какой степени научные теории содержат в себе исторические составные части, мы можем охарактеризовать и самые науки как более или менее исторические Чисто естественнонаучным надлежит назвать лишь такое трактование действительности, при котором имеется в виду ее наибо!ее общее понятие Если, напротив того, для какой-нибудь науки дело идет лишь об общем некоторой час ти телесного мира или душевной жизни, то в понятиях, имеющих силу для этой части, всегда оказываются налицо еще и исторические составные части

Конечно, аналогичное соображение имеет силу и для исторических наук Так как наши понятия об естественнонаучном и об историческом суть лишь наши понятия соотносительные, то, подобно тому как существует более или менее естественнонаучное, должно существовать и более или менее историческое Итак, и историческое есть нечто, имеющее степени, т е не только возможно абсолютно историческое рассмотрение, при котором действительность рассматривается таким образом, что при этом имеется в виду индивидуальное и единичное, но

ГЛАВА HI ПРИРОДА И ИСТОРИЯ 233

историческим же спедует называть и такое рассмотрение, при котором хотя и имеется в виду нечто общее, но это общее рассматривается как нечто частное по сравнению с еще более общим Таким образом, понятие истории становится столь же относительным, как и понятие естествознания, и подобно тому как в естественных науках имеются исторические эпементы, мы найдем и. естествен но научнне элементы в исторических науках Однако значение этого последнего обстоятель ства можно тотчас обнаружить лишь в связи с выяснением логических основанных понятий самих исторических наук Здесь, где наше внимание направлено еще на границы естественнонаучного образования понятий и на принципиальную противоположность между природой и историей, мы стараемся прежде всего понять значение исторических составных частей в естественных науках

И в данном случае мы опять поступаем так же, как прежде, т е на первых порах мы развиваем наши мысли, имея в виду лишь науки О телесном мире Для применения этого несколько необычайного в исследованиях о методе исторических наук рода рассмотрения у нас имеется несколько основании Прежде всего, если наши предшествующие утверждения правильны, должно быть по крайней мере безраз личным, выясняем ли мы логический принцип на науках о телах или науках о духе, так как противоположность между природой и историей в ее наиболее общем значении не имеет решительно ничего общего с противоположностью между телом и душой А кроме того, науки о телах по сравнению с психологическими дишиплинами обладают еще тем значительным преимуществом, что они значительно опередили эти последние по логическому совершенству образования своих понятий и что в особенности идеал познания телесного мира в понятиях, понимаемый нами как упрощение воззрительного многообразия, благодаря возможности квантификации, обнаруживается здесь гораздо явственнее, чем там, где дело идет об обработке душевной жизни при посредстве понятий Наконец, мы предпочитаем науки о телах именно потому еще, что не принято применять к ним понятие об историческом Ведь чем необычайнее тот материал, пользуясь которым мы развиваем наши понятия, тем явственнее должно выясняться их независящее от материала логическое значение и, таким образом, снова дочжна обнаруживаться противоположность, существующая между нашим логическим разделением наук и употребительным в иных случаях разде!ением их на науки о природе и науки о духе

Обратимся прежде всего к развитым нами в первой главе сообра жениям относительно понятий вещей и понятий отношений Как мы знаем, устранение понятий вещей путем превращения их в понятия отношений есть тот путь, идя которым естественные науки о телесном мире приближаются к логическому совершенству Под понятия об отношениях «последних» вещей должно быть по мере возможности подведено все телесное бытие Итак, чем более какая-нибудь наука еще пользуется понятиями о воззрительных вещах, тем более она

234

ГЕНРИХ РИККЕРТ

удалена от понимания всеобъемлющей, соответствующей законам природы связи телесного мира Понятия же, которые еще не стали понятиями отношении, мы можем теперь охарактеризовать и как исторические составные части естествен нон аучных теорий и сказать, что разрещение понятии вещей в понятия отношении должно быть приравниваемо к устранению исторических элементов Соответственно этому с помощью нашего понятия об историческом можно затем также построить логическую идеальную систему различных естествен пых наук Раз мы рассматриваем специальные дисциплины как части единого целого, мы должны мыслить себе их распределение в системе нижеследующим образом Исторические элементы, которые еще ока зываются налицо в понятиях вещей, с которыми оперирует какая-нибудь наука, и которые, пока эта наука не идет далее той специальной задачи, которую она ставит себе, и должны оказываться налицо, устраняются наукой, ставящей себе бопее обширные задачи, и заменяются понятиями отношении, в меньшей степени содержащими в себе исторические составные части Затем эта наука передает свои истори ческие эпементы еще более обширной науке, допженствующей пост роить новые понятия, отношении, в которые входит все меньше и меньше исторических составных частей, пока наконец в теории, обнимающей весь телесный мир, не удаляются все понятия об эмпирических вещах и благодаря этому все исторические элементы Итак, лишь «последнюю естественную науку» надлежит мыслить себе совершенно свободной от исторических элементов и характеризовать как «чисто» естественнонаучную

Но в то же время мы видим, что с эгои точки зрения лишь последняя естественная наука не обладает уже никакими историческими элемен тами Во всех других естественных науках не только оказывается большее или меньшее копичество их, но, пока они ставят себе какую-нибудь ограниченную задачу, они и должны сохранять их в своих понятиях о воззрительных вещах Но вследствие этого они не перестают быть естественными науками в нашем смысле Они имеют в виду построить лишь понятия для некоторой части действительности и поэтому там, где для их ограниченных целей не оказывается уже налицо никаких пробам, они могут оставпять понятия вещей, не принимая в соображение того обстоятельства, что с точки зрения победней естественной науки в них содержатся еще исторические элементы И как специальные науки, они не только имеют право обходиться без применения чисто механического способа рассмотре ния, но и вообще могут становиться естественными науками о некоторой части телесного мира лишь б [агодаря тому, что они ищут общее в пределах чего либо частного, природу в пределах чего либо исторического и вовсе не смущаются при этом тем обстоя те пьством, что та об теть, лишь в применении к которой имеют cniy их понятия, также может быть рассматриваема как нечто историческое Итак, в этом отношении исторические составные части понятий еще не уничтожают

ГЛАВА Ш ПРИРОДА И ИСТОРИЯ 235

естественнонаучного характера тех дисциплин, в которых они встречаются Однако в тех науках, которые имеют дело с «относительно историческим», этот прием не оказывается единственно возможным, н лишь благодаря этому мы приходим к тому пункт), гае, по-видимому, не может быть проведено принципиальное противоположение науки, имеющей дело с понятиями, и науки, имеющей дело с действительностью Ведь чем более далеки специальные дисциплины от идеала последней естественной науки, тем большую важность должно иметь в них историческое и тем труднее должно становиться найти природу в пределах этого исторического Эмпирическое воззрение все более и более входит в содержание понятия Во-первых, бпагодаря этому понятия не только становятся менее определенными, но и их более чем эмпирическая обязательность должна становиться тем менее на дежнои, чем дальше она от обязательности математически формули рованных законов движения, а затем — и это имеет решающее зиаче ние — непроизвопьно начинает жрать роль и иная точка зрения рассмотрения, чем естественнонаучная в нашем смысле Историчес кии характер того, что для ограниченных задач специальной науки не есть естественнонаучная проблема, уже не итерируется и. коль скоро это происходит, приемы самой науки должны стать историческими, т е тогда исследователь не только ищет природу в предепах частной области, но и размышляет 0 воз» их я овеян и и истории своего ыагери ала Итак, к историческому характеру материала присоединяется и исторический метод Правда, в большинстве случаев материал все еще подводится под понятия рассмотрение особенностей отдельных индивидуумов играет роль в науках о телах разве что в исключительных случаях и соответственно этому метод изложения также может быть тишь «относительно историческим», но он не оказывается уже и естественнонаучным в нашем смысле С чисто логических точек зрения, напротив того, историческое изложение возможно для области всякой естественной науки, за исключением «последней» и принципиальная противоположность между естествознанием и историей по-видимому, исчезает для эмпирических наук во всех тех случаях, где не только понятия естествознания содержат в себе исторические элементы, но и специально обращается внимание на исторический характер этих элементов

Нетрудно показать, что несмотря на это, значение этой противоположности для наукоучения остается в полной силе, и мы еще пегче будем в состоянии сделать это, если сначала постараемся пояснить тот принцип, о котором здесь идет депо, на нескольких примерах При действительной разработке естественных наук о телесном мире историческое изложение играет значительную роль прежде всего в биологических дисциплинах, и здесь логические особенности биологии имеют значение еще и потому, что, хотя вряд ли можно серьезно утверждать, что история должна быть разрабатываема как физика или химия, однако зато тем более усматривали ту науку, метод которой должен

236

ГЕНРИХ РИККЕРТ

быть применим к историческим наукам, в биологии. Несмотря на это, раз исследование ставит себе задачей выяснение логической структуры биологии, оно не может ограничиваться этой наукой, но должно показать, что в ней лишь находит свое особенно явственное выражение то, что в более или менее выраженной форме можно найти и в других естественных науках.

Поэтому мы делаем попытку констатировать исторические элементы и в химии и, как логическую возможность, лаже в физике. При этом мы можем сослаться на те соображения, которые мы развили в первой главе относительно идеала общей теории телесного мира и ее отношения к физике и химии, и в то же время мы будем в состоянии дополнить теперь то, что было сказано там. Конечно, при этом опять-таки совершенно не касаемся верности приведенных примеров со стороны их содержания.

Возьмем за исходный пункт мысль о чисто механическом понимании природы в том виде, как она намечена Герцам, — в форме теории эфира — и постараемся мало-помалу, рассматривая физику и химию как промежуточные области, найти дорогу от этого идеала к биологии.

Механическое понятие телесного мира, согласно которому всякий физический процесс следует мысчить себе как движение «последних вещей», не содержит в себе, как мы знаем, ничего эмпирически воззрительного и ничего индивидуального. Если, несмотря на это, мы все-таки желаем еще признавать действительностью «эфир» в смысле всего лишь «наполняющей пространство среды», т. е. как субстрат абсолютно обшей теории, то он во всяком случае есть действительность, не имеющая решительно ничего общего с известным нам миром.* Мы можем сказать, что он был бы совершенно «не исторической действительностью», так как не имело бы никакого смысла исследовать его, имея в виду единичное и частное. Ведь, согласно понятию его, каждая его часть должна содержать в себе совершенно то же самое, что всякая другая часть.

Но в то же время понятие эфира есть и единственное естественнонаучное понятие вещи, не содержащее в себе уже ничего воззрительного и эмпирически действительного. Уже коль скоро мы обратимся к тому многообразию, о котором трактуют различные части физики, мы находим, что свет, звук, магнетизм, электричество, весомая материя суть понятия, правда, весьма общие, обнимающие собой необозримое множество различных единичных вещей и процессов, но все еще содержащие в себе воззрительные и индивидуальные, следовательно,

* Правда. Геккель (der Momsmus als Band zwischen Religion und Wissenschaft. S. 16) говорит, «Если посредством воздушного насоса мы удаляй массу атмосферного воздуха из стеклянного колокола, то количество света (Lichlmenge) внутри последнего остается неизменным' мы яидим колеблющийся эфир'ъ Однако этого нельзя, конечно, утверждать, но я полагаю, что еиОим мы всегда «количество света» и ятпъ мыслим себе его состоящим нэ колеблющегося эфира

ГЛАВА HI. ПРИРОДА И ИСТОРИЯ 237

исторические элементы в нашем смысле. Совершенно оставляя в стороне то обстоятельство, что до сих пор еще не удалось подвести все многообразие физических процессов под одно общее понятие, свет, звук и т. д. как воззрительные образования всегда должны приниматься лишь за нечто фактическое. Почему происходят именно эти физические процессы, а не иные, настолько же отличающиеся от известных процессов, насколько эти последние отличаются друг от друга, этого мы не знаем и никогда не можем знать Если бы была совершенно выработана теория эфира, то мы, правда, имели бы такое понятие, под которое можно было бы подвести любой телесный процесс, и благо-даря этому достигалось бы преодоление экстенсивного многообразия телесного мира в его совокупности; однако не только благодаря этому не стало бы известно, какие же физические процессы действительно происходят, но сама теория не заключала бы в себе даже того, о чем мы знаем, что оно действительно Понятия о свете, звуке и т. д. в теории эфира состояли бы из чисел и формул, относящихся к тому действительному, которое мы знаем, но не могущих уже иметь ничего общего с тем, что дано нам в опыте как свет, звук и т. д. Физические процессы понятны всегда лишь по отношению к тому, что онн разделяют с другими. Кто никогда не видел света или не слышал звуков, тот не узнал бы из содержания понятий, которые могла бы построить абсолютно общая теория материи, решительно ничего о том, что такое суть свет и звук, как эмпирические действительности.

Мы имеем в виду это, когда мы говорим, что физические специальные дисциплины, которые не суть теория эфира, содержат еще исторические элементы и в своих наиболее общих понятиях. Исходным пунктом для каждой из них служит некоторым образом исторический факт и, как ни обще, например, понятие света, оптика для того, чтобы быть как учение о свете естественной наукой в нашем смысле, должна совершенно отвлекаться от того, что ее материал, быть может, следует рассматривать лить как историческое видоизменение эфира. Она должна ограничиваться установлением того, что имеет силу там, где вообще бывает свет. Затем она постигает в нем природу в пределах относительно исторического процесса. Во-первых, из этого вытекает, почему исследования, имеющие силу лишь для некоторой части действительности, никогда не могут утратить свою самостоятельную ценность н почему невозможно совершенно разрешить специальные физические теории в чистую механику. Но в то же время это свидетельствует нам и о том, что мысль об истории света логически вовсе не бессмыслена. Ведь если бы все естественнонаучные проблемы относительно света были разрещены, оставался бы еще без ответа ряд вопросов относительно света. Всегда ли был свет? Когда и где его можно в первый раз констатировать? Сколько света оказывается налицо и в каких местак мира встречается? Все это исторические вопросы, относительно которых оптика, как естественная наука, не может решительно ничего сказать.