Часть 15.

под понятие «единая Германская империя», наверное, возникло бы и без индивидуальных воздействий отдельных личностей, как то Бисмарк, Роон, Вильгельм I и т. д. Но даже если бы это положение было признано правильным, разве исторический интерес к этому процессу исчерпывался бы общим понятием, обнимающим очень многие мыслимые индивидуальные формы некой единой Германской империи и во всяком случае не могущим заключать в себе ничего из того, что свойственно лишь названным личностям Ведь историк все же сказал бы, что «стремление нации, обладающей единством» культуры, прекрасное дело, но решительно ничего не открывает ему относительно исторического возникновения Германской империи Историю занимает не то, что когда-либо возникло нечто такое, что можно назвать единой Германской империей, но исторически существенно именно то, что Германская империя возникла в этот определенный период времени, благодаря этим совершенно особливым и индивидуальным причинам, в этой совершенно особливой и индивидуальной форме А в таком случае и особенности индивидуальности названных личностей, которые абсолютно единственны, должны приниматься в соображение как исторически в высшей степени существенные Конечно, эти люди вовсе не «создали» немецкой империи, да они отчасти вовсе и не желали создать ее Однако это безразлично здесь, так как мы не имеем ничего общего с рационалистической телеологией в истории Далее, отдельные лица не были единственными причинами, благодари которым возникла империя, но для этого каузально равным образом безусловно необходимы были массовые движения, которые истории представляют повод подводить лишь под общие понятия Однако все это и не подлежит сомнению, но дело идет лишь о том, не существует ли такой точки зрения, с которой становятся исторически существенными и те события, которые определялись и той или иной личностью благодаря индивидуальности последней, и не должно ли вследствие этого тогда историческое изложение построить и абсолютно истори ческие понятия? Но с логических точек зрения не может быть дан отрицательный ответ на этот вопрос, и если бы кто-либо сказал, что на некоторые стадии развития индивидуальных особенностей и таких личностей, как например Людвиг П, оказали столь решающее влияние, что о них должно повествовать именно такое изложение, которое

индивидуализмом императора Вильгельма, ко тем обстоятельством что этот могущественный государственный человек попал на ложный путь, слелуя индивидуальным (') симпатиям, желал сблизить Германию с Россией тогда как естественно необходимо течение в немецком народе против союза с Россией, в которой Германия основательно чует своего наибольшего врага В тот момент, когда этот прежде могущественный герои пошел наперекор естественному и необходимому социальному течению и он уже был отброшен в сторону, как сломанное орудие гения истории» Можно ти претендовать на историков, если уже стово «социология» вызывает у них в виду таких ¦.концепций" (Auffas5ungenj известную антипатию

ГЛАВА IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 379

стремится к тому, чтобы выяснить кам историческую причинную связь, то учение о методе не могло бы оспаривать и этого.

Само собою разумеется, что мы отнюдь не желаем разрешить с помощью этих положении что-либо относительно какого-либо исторического вопроса Мы производим чисто логическое исследование, и поэтому все приводимые нами примеры имеют для нас лишь гипотетическое значение Но ведь и требуется показать именно то, что вопрос о том, имеет ли существенное значение и абсолютно индивидуальное, может быть разрещен лишь путем предметного исторического исследования, а не на основании методологических соображений. В особенности вопрос о значении великих личностей есть отнюдь не логическая, но историческая проблема Логика может сказать лишь то, что всякая теория, отрицающая значение единичной личности «а рпоп» для всех случаев, бессмысленна и что именно для понимания причинной связи часто совсем нельзя обойтись без знания единичных людей Как бы ни зависела единичная личность от своей среды, все же она имеет для истории некоторое значение всегда благодаря тому, что представляла собой сама она, и благодаря ее индивидуальной деятельности И если уже относительно любого объекта справедливо, что он есть нечто новое по сравнению со своими причинами, то у личностей обращает на себя внимание еще нечто особое, долженствующее предостерегать нас от умаления их исторического значения Не только их индивидуальность никогда не может растворяться в индивидуальности их среды, так как, если бы это было так, один и тот же «дух времени» должен был бы порождать только одинаковых людей, но, наоборот, гораздо возможней, что какая-либо отдельная личность накладывает отпечаток своего индивидуального своеобразия на окружающую ее среду, так как она действует «путем внушения» и ей подражают, и то[да для того, чтобы понять дух времени, история должна прежде всего исследовать индивидуальность «руководящих умов» и показать, как чисто индивидуальное мало-помалу переходит к массам Но такое изложение возможно лишь в абсолютно исторических понятиях

Однако мы еще не можем покончить с этим пунктом, и мы нарочно выбрали вышеприведенный пример таким образом, что он приводит нас еще к другой стороне вопроса. Сторонники некоего нового исторического метода, пожалуй, признают, что раз изложение руководится известными точками зрения, например такими, которые характерны для политической истории, конечно, становится исторически существенным и чисто индивидуальное, но они прибавят, что именно поэтому нельзя руководиться этими точками зрения, и притом этот взгляд может высказываться в двоякой форме

Прежде всего можно утверждать, что интерес к чисто индивидуальному и к производимым им действиям вытекает из одного лишь любопытства и поэтому не имеет ничего общего с научным историческим интересом Затем к тому же самому результату приходят, хотя и признавая правомерность интереса к индивидуальному, но несмотря на

380 ГЕНРИХ РИККЕРТ

это требуя, чтобы научный историк отказывался от его изложения, ибо оно невыразимо в общих понятиях и поэтому недоступно для научного трактования. Если же история, несмотря на это, все-таки включает его в свое изложение, она, по крайней мере, должна была бы всегда отдавать себе отчет в том, что, делая это, она выходит из границ науки, и если во всей истории повествуется и о чисто индивидуальном, то именно вследствие этого она представляет собой смесь науки с чем-то иным.

При первого рода обосновании этой точки зрения в большинстве случаев не делается попытки представить методологическое оправдание. Здесь желают установить задачи истории, исходя из каких-либо более или менее ясных «мировоззрений», а иногда даже только из личных настроений или политических предвзятых мнений. Тогда в основе утверждения, гласящего, что все чисто индивидуальное практически несущественно, лежит антипатия против людей, выделяющихся из массы; и теории, в которых играют роль такого рода элементы, необходимо оказываются настолько же лишенными всякого значения, как и противоположные взгляды, основывающиеся на крайнем «индивидуализме» и поэтому стремящиеся к историческому изложению, повествующему лишь об единичных индивидуумах и, наоборот, пренебрегающему всеми историческими движениями групп или масс. С «индивидуализмом» в этом смысле у нас столь же мало общего, как и с его противоположностью. Мы знаем, что оценка не входит в задачу истории и что поэтому историку не следует становиться нн на индивидуалистическую, ни на коммунистическую точку зрения, чтобы, исходя из одной из этих точек зрения, рассматривать симпатичное ему как исторически существенное. То обстоятельство, что фактически в некоторых исторических изложениях чисто личные симпатии становятся и точками зрения, которыми руководятся при выборе существенного, и что поэтому, например, политические социалисты особенно часто считают необходимым бороться против индивидуалистической историографии, в известном отношении может лишь служить подтверждением нашей теории исторического образования понятий. При этом именно не различают между отнесением к ценности и оценкой, и суждения, выражающие оценку, служат помехой всякой исторической объективности. Отдавая себе в этом отчет, и убежденнейший сторонник демократической и социалистической политики, коль скоро он потребует исторической науки, должен понять, что нельзя решить а priori в какой мере какое-либо историческое изложение нуждается в чисто индивидуальных понятиях.

Методологически интереснее, напротив того, второй из тех путей, идя которыми приходят к исключению чисто индивидуального из истории или, по крайней мере, из научной истории. Взгляд, согласно которому историческое трактование допускает лишь тот материал, который не дает повода для образования индивидуальных понятий, обыкновенно высказывается в той форме, что утверждается, что

ГЛАВА IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 381

исторический ход политических событий, конечно, в значительной степени определяется индивидуальным своеобразием единичных личностей, но именно поэтому он и не допускает научного изложения, и поэтому подлинная научная база для истории должна быть выработана путем изложения тех событий, которые не зависят от индивидуальности единичных личностей. Затем это в самом деле научное историческое изложение обыкновенно в качестве «культурной истории» противополагается политической истории, и поэтому сторонник этого взгляда мог бы, правда, согласиться с теми соображениями, которые мы развили, пользуясь примером возникновения немецкой империи, но ему пришлось бы прибавить, что историческое изложение именно этого процесса или вообще не относится к научной истории, или разве что может быть внесено в научную культурную историю в качестве художественного дополнения к ней.

При обсуждении этого взгляда мы намерены оставить в стороне те трудности, о которых шла речь выше и которые должны возникать при всякой попытке гармонически сочетать два столь разнородных элемента, как те, каковыми будто бы оказываются два различных рода истории. Мы не ставим вопроса и о том, с каким правом можно говорить, что «культурная история» менее нуждается в индивидуальных понятиях, чем политическая история, но мы ограничиваемся чисто логической стороной проблемы, и тогда попытка рассматривать как исторически существенное лишь то, что, не утрачивая своего исторического значения, может быть подведено под обшие понятия, должна представиться одним из изумительнейших методологических заблуждений, которые когда-либо возникали. В самом деле, утверждается, что не интерес к материалу, вытекающий из существа дела, должен создавать в истории пригодный для удовлетворения этого интереса метод и определять его логическую структуру, но выработанный для достижения совершенно иных целей и уже установленный метод должен решать, к какому материалу мы имеем право иметь научный интерес. Быть может, ничто не может столь ясно осветить нелепость верования в единоспасительный естественнонаучный метод, как указание на эту попытку оправдать единовластие мышления в общих понятиях. Здесь явственно обнажается подлинный нерв «новой истории». Нам противостоит фанатизм естественнонаучного метода, т. е. из любви к абстрактному принципу натурализма, который, конечно, не может признавать иного метода, кроме естественнонаучного, из числа научных трудов вычеркивается наиболее блестящее из того, что вообще дала история.

Итак, отсутствие исторического значения единичной личности и право избегать всякого абсолютно исторического понятия могли бы быть доказаны лишь путем обнаружения того, что не существует ни одной руководящей точки зрения отнесения к ценности, которую признают все и по отношению к которой оказывающееся налицо лишь У одного объекта может становиться исторически существенным, но

382

ГЕНРИХ РИККЕРТ

что все те точки зрения, с которых возможно для всех имеющее силу трактование, комбинируют лишь общее некоторой группе или массе в некоторое индивидуальное единство Все составители биографий и все твердо верующие в значение великих людей для исторического развития могут спокойно ждать, окажется ли еще у кого бы то ни было, кто понял это, охота к тому, чтобы попытаться доказать это.

Однако, как сказано выше, существуют и области, в которых движения масс имеют решающее значение, и, так как при попытке решить, в какой мере это имеет силу, в логике не идут далее одних возможностей, мы не можем удовлетвориться достигнутым результатом Если имеет смысл выражать некоторые исторические материи в одних лишь понятиях о группах, то и эти части истории должны подходить под нашу теорию, и, следовательно, мы приходим к третьему из поставленных нами вопросов Могут ли и между общими понятиями какого-либо исторического изложения устанавливаться естественнонаучные отношения таким образом, чтобы благодаря этому в принципе возможно было установление исторических законов?

Раз дело идет о разрещении этого вопроса, надлежит прежде всего подчеркнуть, что, пока какое-либо изложение есть история, оно всегда имеет дело с каким-либо однократным рядом стадии развития, так как всякое историческое целое, которое трактуется исторически, по своему понятию есть нечто единственное и однократное, все равно идет ли при этом дело о действенности вообще, о солнечной системе, о земле, о живых существах, о человечестве или о какой-либо небольшой доле действительности. Лишь части исторического целого могут быть подводимы под относительно исторические понятия, полное же изображение самого целого должно иметь абсолютно историческое содержание, подходящее лишь к одной единственной действительности Итак, мы вправе поставить вопрос лишь о том, может ли изображение какого-нибудь однократного исторического целого, оперирующее с одними лишь общими понятиями, принимать такой вид, благодаря которому перестала бы обнаруживаться принципиальная противоположность между естественнонаучным образованием понятий и историческим образованием понятий

В тех случаях, когда на этот вопрос дают утвердительный ответ, обыкновенно ссылаются на биологию, и это возможно, раз при этом для сравнения берут тот род биологии, который мы могли охарактеризовать как историческую биологию Ока в самом деле старается изложить однократное развитие живых существ, и она делает это, повсюду пользуясь столь общими понятиями, что не будут утверждать, что какое-нибудь историческое изложение человеческой жизни в состоянии применять еще более общие понятия, т. е история никогда не может быть трактуема «более естественнонаучно», чем в тех случаях, когда она рассматривается как продолжение биологического развития и если она излагается согласно тому же самому методу, как и процесс становления органической жизни Если бы при этом оказа-

ГЛАВА IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 383

лось, что и историческая или филогенетическая биология никогда не может находить законов, в которые входит однократное преемство различных ступеней развития органической жизни, то невозможность обратить историю как изложение однократных рядов стадии развития в естественную науку не будет уже подлежать сомнению

Мы делаем попытку формулировать в более обширной связи мыслей наши понятия в наивозможно более общей форме, чтобы благодаря этому сделать их независимыми от особенностей какого бы то ни было определенного материала, и поэтому мы еще раз рассмотрим разделение наук о телах с точки зрения относительности, свойственной понятиям об естественнонаучном и об историческом.

Мы уже видели,* что в «последней» естественной науке не оказывается уже никаких исторических элементов, так как естественнонаучное значение понятия «последних» вещей, подчиненных законам движения, основывается именно на том, что какое угодно тело может становиться экземпляром этого понятия Но если всякое тело, рассматриваемое как движение атомов, заменимо любым другим телом, количественно одинаковым с ним, оно и не может когда-либо получить значение благодаря своей индивидуальности Столь же мало можно комбинировать его признаки в некоторое телеологическое единство, и затем в мире этих понятий не существует никакой исторической причинности, т. е невозможно сказать, что какой-либо комплекс атомов вызывает что-либо такое, чего еще не было до тех пор. Благодаря движению атомов всегда может возникать лишь движение атомов и поэтому здесь исключены причинные неравенства, всегда оказывающиеся налицо в исторической науке Поэтому, наконец, здесь неприменимо и никакое понятие развития, означающее бопее простое лишь становление или повторение изменений, так как не имеет смысла рассматривать движение атомов как ряд изменений, благодаря которым постепенно возникает нечто новое, чего еще не было до тех пор То, что находится в конце какого-либо ряда, было налицо уже и в начале, а какая угодно стадия подходит под одно и то же понятие Словом, мы видим, что все принципы исторического образования понятий утрачивают смысл в мире понятий последней естественной науки, и отсюда вытекает, что мир чистой механики оказывается миром абсолютно не историческим не только, если иметь в виду историческое как особливое и индивидуальное, но и если иметь в виду исторически-телеологическое понимание.

Прежде чем перейти отсюда к системам, в которые входят понятия, имеющие относительно историческое содержание, мы постараемся еще несколько точнее выяснить отношение мира атомов к тому, что с эмпирической точки зрения мы только и можем характеризовать как действительность, так как к атомистике легче всего примыкают мнения, в основе которых лежит игнорирование абсолютной иррациональ-

* См выше

384

ГЕНРИХ РИККЕРТ

ности действительности и которые поэтому должны приводить и к неправильному пониманию отношения истории к естествознанию

Уже прежде мы отвергли ту мысль, будто из возможности подводить в астрономии индивидуальные состояния под понятия законов можно сделать какое-либо заключение относительно возможности совпадения познания законов природы и исторического познания, и теперь, по выяснении логической структуры теории атомов, мы должны понять, что совершенно бессмысленно расширять идеал «астрономического познания мира», обращая его в «идеал единой мировой формулы»,* в которой вселенная «была бы представлена в одной неизмеримой системе одновременных дифференциальных уравнений, из которой для любого времени можно было бы получить место направления движения и скорость каждого атома во вселенной». Где идеалом познания представляется понятие этого ума, о котором думал Лаплас, там, конечно, не согласятся с мыслью о принципиальных границах естественнонаучного образования понятий и будут думать, что только пока еще не удалось понять без остатка и частное, но что в принципе, напротив того, не невозможно «понять частности воззрительного многообразия не только в любой момент, но и вычислить их для каких угодно элементов времени в прошедшем или в будущем».** Тогда в том, что история не сводится к естествознанию, можно видеть лишь временное несовершенство науки и можно верить, «что познание единичного может найти свое рещение в дальнейшем развитии нашего естествознания, по крайней мере без логических трудностей», или что и «исторический ход развития воззрительного может быть принципиально чисто естественнонаучно дедуцирован».***

Раз выяснилось отношение мира атомов к эмпирической действительности, следует понять, что как в мысли о единой «мировой формуле», которая должна позволять вычислить все частное, так и в не столь далеко идущем утверждении, гласящем, что можно «принципиально чисто естественнонаучно дедуцировать» любую частность воззрительного исторического процесса, не только признается возможным нечто фактически невыполнимое, но и прямо-таки заключаетс

* Ср Du-Bois-Reymond E Reden I S 105 ff (Дю-Буа-Реймон Э О границах познания природы Перевод под pea С И Ершова 1901 С 5)

** Этой мыслью пытался опровергнуть мое утверждение гласящее, что индивидуальное принципиально исключает естественнонаучное понимание. К Марбс в Zcitschnft fur Phiiosophie und Philosophise he Knuk Bd 111 S 265 ff При этом Марбе также мыслит рационалистически, о чем свидетельствуют и его возражения против моих соображении относительно принципиальной необозримости всякой эмпирической действительности Его аргументы сто!Ь же мало совместимы с уразумением полной иррациональности данного бытия, как и аргументы Мюнстерберга Когда Марбе заявляет, что «психическое воззрительное многообразие отнюдь не необозримо", и даже считает это многообразие «весьма ограниченным», он смешивает многообразие существенных для какой чибо психологической теории различий с самим психическим бытием, или по крайней мере думает что это бытие составлено из психологических понятий, как куча песку из отдельные песчинок

••• Murbe Ibid S 277

ГЛАВА IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 385

логическое противоречие Существует, конечно, путь от эмпирической действительности к миру атомов, но отнюдь не может существовать путь, который снова приводил бы от последнего к эмпирической действительности Для того чтобы прийти к миру атомов, необходимо отвлечься от всего того, что может быть переживаемо как полная реальность, так что остаются лишь чисто отвлеченные (begnffiche), количественные элементы, и поэтому никому не удастся выковырять (herrauszuklauben) из этих необходимых для известных научных целей, но по сравнению с действительностью все же весьма бедных абстракций, богатство наималейшей доли мира Ведь навсегда оказывается непонятным уже то, почему понятию одного движения атомов соответствует именно свет, а понятию другого движения атомов соответствует именно звук, т. е мы не можем принципиально «дедуцировать» даже и это специфическое в столь общих естественнонаучных понятиях Каким же образом может идти речь о логической возможности естественнонаучной дедукции исторических частностей7

Но для того чтобы изгнать рационалистическую метафизику, которая в последнее время притаилась в естественнонаучно звучащем понятии мировой формулы и которая препятствует всякому логическому пониманию наук, и из ее последнего убежища, мы готовы даже отвлечься от того, что нет пути, ведущего от мира атомов к эмпирическому миру, и далее стать на ту странную точку зрения, «что в действительности не существует никаких качеств», т е мы готовы допустить, что мир атомов есть реальность, в которой отдельные атомы, как известные нам вещи, самостоятельно существуют. Ведь мы можем тогда показать, что и этот мир, который ведь должен представлять мыслимо наилучшие шансы для полного отвлеченного проникновения, несмотря на это никогда не оказывался бы настолько познаваемым для ума, сравнимого с человеческим, чтобы общее понятие и действительность, закон и единичное совпадали, и что поэтому даже и он не мог бы быть естественнонаучно вычисляем в своем историческом процессе Тогда это доказательство, быть может, окажется убеди тельным и для упорнейших приверженцев реализма в теории понятий

Ум, долженствующий познать этот мир, должен был бы быть в состоянии устанавливать факты, ничего не воспринимая, так как последовательно продуманное до конца понятие о мире атомов, которое одно только есть понятие о совершенно рациональном мире, необходимо предполагает атомы, недоступные восприятию Уже одного этого было бы достаточно для того, чтобы показать, что понятие об историческом познании мира атомов несовместимо ни с каким познанием, возможным для человека Но допустим, что для определенного момента времени можно установить как факт определенное положение определенного атома; спрашивается, что нужно было бы сделать для того, чтобы понять этот факт и как закономерно необходимый'' Говорят, что познающий ум должен был бы стремиться к формулам, в которых «состояние мира в какой-либо дифференциал времени яви-

25 Г Рикчерт

386

ГЕНРИХ РИККЕРТ

лось бы непосредственным действием его состояния в предшествующий, и непосредственной причиной его состояния в последующий бесконечно малый промежуток времени». Но и эти формулы все же еще оставались бы общими как формулы, и поэтому приходилось бы сперва приурочивать к ним некоторое индивидуальное состояние мира, прежде чем с их помощью оказывалось бы возможным вычислить какое-либо иное индивидуальное состояние мира. А это предполагает, что познающий ум констатировал индивидуальное положение всех атомов в какой-либо дифференциал времени в отдельности как факт, и это ведь пришлось бы признать таким деянием, которое отличается от того, что способен выполнить человеческий интеллект не по степени, а принципиально.

Итак, мы видим, что не только эмпирическая действительность для нас абсолютно иррациональна, но что даже и для мира понятий естествознания, который мыслился бы как реальность, познание естественнонаучное и познание историческое не совпадали бы, т. е. нельзя отрицать границ естественнонаучного образования понятий даже и тогда, когда объектом познания полагается такой мир, который представляет мыслимо благоприятнейшие условия для того, чтобы мышление, происходящее в общих понятиях, приближалось к мышлению, происходящему в индивидуальных понятиях. При этом мы даже не утверждаем, что в развитых нами только что соображениях обнаружены уже все те невозможности, которые кроются в опирающейся на атомистику мысли об единой мировой формуле и естественнонаучном познании особливого. Мы не стремимся здесь к достижению полноты, так как сказанное достаточно для того, чтобы показать то, что нам нужно. И в нем даже заключается гораздо более того, что необходимо, так как согласно всем тем соображениям, которые мы развили относительно значения понятия атома, отнюдь не подобает рассматривать атомы так, как будто они, подобно известным нам объектам, ведут свое . особое существование, т. е. не только для человека немыслимо познание, охватывающее всякий атом во всякое время, но и вообще со словами «всякий атом во всякое время» нельзя соединить никакого понятия, которое может стать имеющим положительное значение в каком-либо логическом исследовании. Не только совпадение естественнонаучного и исторического познания мира атомов, но уже и мысль об историческом познании одного-единственного атома заключают в себе логическое противоречие.

Если мы теперь вернемся к разделению естественных наук, то мы знаем, что мы можем охарактеризовать как мир абсолютно неисторический лишь мир атомов, так как уже физика в более тесном смысле нуждается в таких понятиях, как свет, теплота, звук, которые по сравнению с движением атомов заключают в себе нечто особливое. Итак, ее содержание может быть рассматриваемо и таким образом, что оно благодаря своей индивидуальности имеет значение в однократном, стало быть, в логическом смысле историческом ряду развития и

ГЛАВА IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 387

благодаря этому делает понятия индивидуальными и историческими понятиями. Само собой разумеется, что не существует никакого научного изложения, в котором содержание столь общих понятий, как понятие света, становится исторически существенным, но несмотря на это мы можем выяснить на одном примере то, что мы имеем в виду.

По отношению к своей логической структуре библейская история творения вполне имеет характер исторического изложения Она повествует об однократном ходе развития Днями творения обозначаются в ней различные стадии, благодаря которым постепенно возникает то, что для повествователя представляет собой мир, и притом процесс простирается от «начала» до сотворения человека. Но эти стадии частью выражаются при посредстве весьма общих понятий. «Вначале сотворил Бог небо и землю», но была еще «тьма над бездною». Затем наступает вторая стадия: «и рече Бог. да будет свет: и бысть свет: и бысть вечер, и бысть утро, день един». Таким образом, мы видим, как общее понятие «свет» оказывается достаточным для повествования об индивидуальном однократном событии, причем благодаря ему в то же время в достаточной степени характеризуется и индивидуальное значение того нового, которое вносит эта стадия по сравнению с предшествующим состоянием тьмы.* Равным образом и содержание дальнейших стадии развития указывается лишь посредством общих понятий, так как для тех ценностей, которыми руководится изложение, не существенно что-либо большее, чем то, что содержится в этих общих понятиях и лишь при сотворении человека именуется индивидуум, стало быть, образуется абсолютно историческое понятие, так как характером и деяниями этого одного человека вследствие их индивидуальности определяется то, что существенно для повествователи в дальнейшем развитии: судьба рода человеческого.

Понятно, что если логическое исследование мыслит себе вместо библейского научное изложение, в котором первое появление света вообще означает существенную стадию развития, то это для него отнюдь не пустая забава. Нас, конечно, занимает то, оказалось ли бы возможным и естественнонаучно объяснить это историческое событие, которое ведь в достаточной степени охарактеризовано посредством весьма общего понятия. Очевидно, что этого никогда не могла бы сделать оптика, так как ее задача состоит в том, чтобы установить общие отвлеченые (begriffliche) отношения в пределах тех деистви-тельностей, которые именуются «светом», но ее никогда не занимает

* Конечно, Дю-Буа-Ренмон говорит (Ibid S 109). «Свет появился лишь с того момента, когда первый красным глазок инфузории впервые начал отличать светлое от темного» (О границах познания природы Перевод под ред СИ Ершова 1901. С В.), Итак, «красный глазок» отличает «светлое» от «темного», и благодаря этому «свет» впервые «появился» Вель это очень напоминает известное объяснение снотворного действия опиума. Много ли существует метафизических систем, в которых можно встретить более своеобразные теории, чем этот все еще столь излюбленный физиологический «идеализм»?

25'

388

ГЕНРИХ РИККЕРТ

то, что свет есть нечто новое по сравнению с миром, в котором нет света. Но для возникновения света и не может быть дано чисто механическое объяснение, так как наиболее общая теория относительно тел понимает, как один физический феномен превращается в другой, но ее формулам неведомо решительно ничего относительно специфического качества, именуемого светом. Итак, если ставится вопрос о причине света, т. е. о том, благодаря чему свет возникает из состояния мира, при котором не было света, на это не дают ответа никакой закон природы и никакое причинное равенство. Тогда понятие причинности должно стать историческим, т. е. свет и не-свет должны быть связаны друг с другом посредством некоторого причинного неравенства. Но так будет всюду, где какой-либо ряд стадий развития трактуется так, что при этом имеется в виду то новое, которое возникает, под какое бы общее понятие ни подводилось это новое, и нам нет надобности еще обстоятельно применять найденный принцип к историческому второго порядка, т. е. к химическим процессам. Само собою разумеется, что если бы химия имела в виду не устанавливать общие отвлеченные (begriffliche) отношения в пределах химического, но поставить вопрос об однократном процессе становления, в котором дело дошло до осуществления ныне оказывающихся налицо химических веществ, все ее понятия сохранили бы общее содержание, однако однократный процесс становления, напротив того, не мог бы быть подведен ни под какой закон, делающий понятным, что возникли именно эти и отнюдь не иные вещества. Итак, мы ограничиваемся выяснением отношения биологии к исторической науке.

Если мы должны были обращаться к библейской истории творения для того, чтобы показать на примере, как общее понятие «свет» может входить в некоторую историческую связь, то в качестве примера исторического изложения однократного процесса становления оказывается налицо «natiirhche Schopfungsgeschichte».* Исторический характер таких исследований обнаруживается прежде всего в том, что так как те процессы, которые должны быть трактуемы, очень далеко отстоят друг от друга во времени, всюду становится ощутительна неполнота материала. Ничто не осведомляет нас о первом появлении органического вообще, и мы, конечно, никогда не получим ответа и

• Само собою разумеется, что лишь заглавие известной книги Гехкеля (9 Aufl. 1898) подходит под понятие в логической смысле исторического изложения Тот фактический материал, который требуется для истории органической жизни, может быть открываем лишь на основании общих теорий, и поэтому во всяком исторически-биологическом изложении встречается очень много рассуждений, оперирующих с общими понятиями И если эти теории сами впервые вырабатываются в том труде, который ставит своей задачей историческое изложение, то историческое изложение однократного развития иногда, по-видимому, совершенно отступает на задний план. Однако здесь естественнонаучный аппарат следует понимать логически как средство, благодаря которому исторический материал должен быть извлечен из источников, и логически его следует отграни чнвать от изложения однократного ряда стадий развития, н какой бы тесной связи ни находился он с последним фактически.

ГЛАВА JV. ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 389

на вопрос о том, как живое некогда возникло из безжизненного. И даже если бы мы могли еще теперь наблюдать такое возникновение и совершенно разрешили бы естественнонаучную проблему, возникшее благодаря этому понятие было бы слишком общим для того, чтобы что-либо сообщать нам относительно первого исторического возникновения жизни. Равным образом и те источники, которые могли бы сообшить нам об особливом характере более поздних форм органической жизни, в значительной степени погибли, и поэтому исторический ряд стадий развития всюду представляет значительные пробелы для нашего познания.

Но допустим даже, что удалось преодолеть трудности, вытекающие из недостатка в материале, и что удалось реконструировать исторический ряд стадий развития, могущий претендовать на научную обязательность, таким образом, как Геккель реконструировал «животный ряд предков человека». Разве тогда возникновение одной исторической стадии из другой могло бы быть понимаемо как необходимое благодаря естественнонаучной связи двух понятий, или разве можно было бы установить закон развития для всего процесса становления? Стоит только поставить этого вопрос, чтобы знать, что на него надлежит дать отрицательный ответ. Какой-нибудь «закон развития» всегда может заключать в себе лишь то, что повторяется в некотором множестве рядов стадий развития, но отнюдь не связать друг с другом две стадии одного однократного развития, при рассмотрении которых имеется в виду то, что нового и еще не существовавшего содержит в себе более позднее по сравнению С более ранним. Итак, хотя и можно, пожалуй, понять естественнонаучно, как из какого-либо рода возникает и должен возникать другой род, но закон, показывающий, что из амеб должны возникать именно организмы стадии Могаеа, а из организмов стадии Могаеа именно организмы стадии Blastaea, есть логическая бессмыслица. Биологические законы должны быть применимы ко всем таким превращениям, и поэтому в них не может содержаться ничего такого, что свойственно лишь однократному историческому развитию организмов стадии Могаеа из амеб или организмов стадии Blastaea из организмов стадии Могаеа.

Итак, и предложение, согласно которому историческая наука оперирует со столь же общими понятиями, как историческая биология, нисколько не изменяет логической невозможности найти «исторические законы развития». Напротив того, и в этом понятии, как в понятии об историческом законе вообще, содержится coniradictio in adjecto. Различные биологические стадии развития утратили бы свою относительную индивидуальность, благодаря подведению их под некоторое понятие закона, как утрачивает свою индивидуальность при таком подведении абсолютно историческое. Вследствие того, что при этом относительно историческое само образует содержание некоторого общего понятия, благодаря которому подводимые под него индивидуумы понимаются естественнонаучно, само оно отнюдь не перестает

390

ГЕНРИХ РИККЕРТ

быть непонятным Итак, даже если мы рассматриваем историю человечества как простое чишь продолжение истории организмов, она должна отказаться от образования законов развития *

Однако, если мы поставим вопрос о том, что собственно понимает естественнонаучно история развития органической жизни, не только опять выясняются границы естественнонаучного образования понятий, но и возможно показать, что историческая биология представляет даже положительные признаки исторического метода В особенности у Геккеля ряд стадий развития явственно имеет характер исторически телеологической связи, поскольку он приводит к человеку, и притом человек рассматривается здесь не только как естественнонаучный род, но и как «высшая», т е наиболее ценная ступень ор[анической жизни. Существенно прежде всего возникновение жизни вообще Она появляется в виде «монер», понятие которых состоит из того, что свойственно ор1аническому в противоположность неорганическому Составные части этого понятия сочетаются воедино благодаря тому, что в них находит выражение особпивость живого в противоположность безжизненной материи За монерами, как вторая ступень «ряда предков человека», следуют амебы, которые благодаря их индивидуальной особливости приобретают значение по сравнению с монерами постольку, поскольку их «ценность формы» (Formwerth) уже эквивалентна яйцу человека Затем идут организмы стадии «Могаеа», которые опять имеют новую «ценность формы» и т д, и т д Итак, последующая стадия характеризуется тем телеологически новым, что есть у нее по сравнению с предыдущей стадией, и притом отчасти специально имеется в виду то, чем ряд шаг за шагом приближается к человеку Весьма характерно также, что, так как в оказывающемся налицо материале между последней и третьей с конца ступенями ряда предков имеется пробел, здесь конструируется понятие из признаков, которые опять таки постольку комбинируются в телеологическое единство, поскольку для того, чтобы установить историческую непрерывность

* Для того чтобы принять в соображение всякое мыслимое возражение, c-ieayei прибавить еще одно замечание относительно «биогенетического закона» Если бы о нто генезис действительно представлял собой резюме фил ore нези ел то aia филогенетса дочжен был бы иметь силу тот же самый закон под который надлежит подводить развитие всякого единичного организма и тогда благодаря этому оказывался бы открытым закон и для однократного развития Однако это показывает отнюдь не ошибочность нашей теории но то, что совсем нельзя говорить о действительном резюме филогенезиса и что биогенетический основной закон отнюдь не есть «закон» в строгом смысле слова Ведь в противном ciynae мы могли бы просто воспроизвести по эмбриональному развитию любого организма полный ряд его предков со всеми переходными и промежуточными ступенями, и тогда не только сразу оказывалась бы готовой историческая биология но и можно Выло бы изучать на каждом человеке Д}Ховную жизнь всех тех животных и человеческих розов от которых он происходит Впрочем и биологами биологический основной закон вовсе не признается «законом» Чтобы ориентироваться относительно этого вопроса для меня было особенно ценно сочинение Ф Кейбеля Das biogenetischc Grundgesetz und die Cenogenese Ergebm.sse dei Anatorrue und Enlwicklungsgeschichie Bd VII S 722 ff

ГЛАВА IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 39!

между животным и человеком, должны были существовать ортанизмы, индивидуальность которых была именно такова

Наконец, что касается «объективности» руководящих точек зрения отнесения к ценности, это изложение предполагает, что все придают тем процессам, которыми обусловлено происхождение человека, историческое значение и, следовательно, коль скоро полагают, что человек мало-помалу произошел из животных форм, исторический интерес в самом деле может распространиться и на «предварительную историю.) человека Поэтому, хотя в частностях мнения о научной ценности таких исследований будут весьма расходиться, вследствие недостоверности фактического материала, однако, с логических точек зрения, в принципе не может быть оспариваема исторически-научная правомерность исторической биологии Разве, что то обстоятельство, что весь ряд стадий развития не только относится к некоторой ценности и расчленяется благодаря подчеркиванию существенных стадий, но что делается попытка и прямо оценивать эти стадии по отношению к тому, что они доставляют для развития человека, и, таким образом, рассматривать целый ряд в то же время и как «прогресс», могло бы нарушать исторический характер этого изложения, однако и это в данном случае не имеет никакого значения, поскольку это не уничтожает противоположности естествознанию Понятие прогресса всегда уже предполагает понятие телеологического ряда стадий развития, и поэтому в нем содержится не слишком мало, но слишком много для того, чтобы оно было историческим Поэтому его применение допжно лишь еще более отдалять историческую биологию от естествознания Впрочем, люди, конечно, все1да будут усматривать в пути, ведущем от монер к ним самим, прогресс, и поэтому производимая исторической биологией прямая оценка и не будет производить на них впечатление чего-то произвольного

Однако, если мы отвлечемся от мысли о прогрессе, в исторической биологии мы имеем типический пример науки, сплошь оперирующей с относительно историческими понятиями и излагающей с помощью их однократный ход развития, объединяющий по отношению к общепризнанной ценности в единственное в своем роде и единое цепое или исторического ин-дивидуума Поэтому и разрабатываемая согласно ее методу история людей, которая, конечно, до сих пор еще не существует, должна совершенно подходить под наше понятие об историческом изложении Благодаря этому разрешается и третий вопрос, вытекающий из наличности относительно исторических понятий, и, следовательно, опровергнуты все упомянутые возражения, сводившиеся к тому, что благодаря относительно историческим понятиям уничтожается принципиальное методологическое различие между естествознанием и историей

Несмотря на это, значение естественнонаучных составных частей в исторической науке все еще не вполне выяснено До сих пор мы продолжали держаться предположения, согласно которому истори

392

ГЕНРИХ РИККЕРТ

имеет дело с однократным процессом развития как таковым, и это было необходимо постольку, поскольку целое, трактуемое во всяком историческом изложении, должно быть чем-то однократным. Можно было также сказать, что лишь «последнее» историческое целое, например культурное человечество, по понятию своему есть нечто однократное, и поэтому должно быть рассматриваемо как абсолютно индивидуальный процесс становления. Однако история должна отказываться от изображения этого целого и в таком случае изображать лишь его части, т. е. развитие различных культурных народов таким образом, чтобы они сравнивались друг с другом в отношении того, что у них есть общего. Таким образом, все же приходили бы к общему понятию развития культуры и, пожалуй, к закону развития культуры, содержащими в себе «типический» для всех народов, т. е. средний процесс становления, и в таком случае благодаря этому был бы открыт и искомый закон истории.

Само собой разумеется, что нельзя отрицать этой логической возможности, но только следует опасаться, что, если бы история пожелала ограничиться этой задачей, никто не называл бы ее историей, так как тогда она ведь уже не могла бы повествовать о том, что было у греков иначе, чем у немцев, у французов иначе, чем у англичан, и ведь еще никто не пытался написать «историю» в этом смысле. То, что получалось бы при этом, оказывалось бы общественной наукой или «социологией».

Однако, скажут, это и не имеет такого смысла. Закон развития может служить лишь общей рамкой для изображения индивидуального, но, несмотря на это, он продолжает иметь очень большое значение. Он дает точку зрения для выбора и расчленения материала и благодаря этому доставляет естественнонаучную базу и для изображения однократного ряда стадий развития. В особенности «естественные» эпохи общего закона развития должны в таком случае совпадать с историческими эпохами народов и, таким образом, хотя и благодаря установлению исторического закона и не исчерпывалась бы работа истории, однако на нее, по крайней мере, переходило бы нечто из того достоинства, которое свойственно понятиям, построенным естествознанием.

Конечно, в том, что принимаются в соображение такие возможности, заключается единственный логически свободный от противоречий смысл многократных усилий, клонящихся к тому, чтобы приблизить историческую науку к науке, формул и ругошей законы. Однако, даже если бы достигнута была вышеуказанная цель, история еще не обращалась бы благодаря этому в естествознание, но разве что получалась бы естественнонаучная философия истории, а потому мы будем обсуждать вопрос о том, действительно ли можно естественнонаучным путем достигнуть установления общего закона развития культуры, лишь в последней главе. Мы упомянули о понятии,о таких законах развития уже теперь лишь потому, что все еще может казаться, будто они могут

ГЛАВА IV. ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 393

играть роль уже и тогда, когда излагаются однократные индивидуальные процессы становления.

Ведь если для истории нет надобности при рассмотрении какого-либо народа в его особливости подводить все его части под абсолютно исторические понятия, то, по-видимому, логически возможно, что известные члены индивидуального процесса становления становятся исторически существенными именно в отношении того, в чем состоит историческая сущность известных членов других индивидуальных процессов народного развития; и тогда в историческое изложение все-таки входили бы понятия, не только оказывающиеся относительно историческими в вышеуказанном смысле, но в то же время и содержащие в себе лишь то, что обще определенным частям нескольких индивидуальных рядов стадий развития. Так, например, рабочие движения у различных народов могли бы быть подведены под одно общее понятие, которое, несмотря на это, давало бы историческое изложение, достаточное для всех случаев, так как в них исторически существенным всюду оказывается одно и то же и, если обращать внимание лишь на эти частичные развития, то их можно было бы, пожалуй, представить и таким образом, что между понятиями об их различных стадиях возникает естественно необходимая связь. Мыслимо было бы, например, что в нескольких случаях вслед за некоторым социально революционным рабочим движением, исторически существенным лишь тем, что у него есть общего с социально революционными рабочими движениями в других процессах народного развития, возникает известная организация рабочих, и что у других народов равным образом, как следствие, появляются такие организации, исторически исчерпывающее изображение которых подходит под то же самое относительно историческое понятие. Тогда можно было бы сказать, что здесь существует естественно необходимая связь между двумя относительно историческими понятиями, и можно было бы установить закон относительно связи социально революционных движении с рабочими организациями. Не вытекает ли отсюда новой проблемы?

Неоднократно пытались устанавливать такого рода законы для массовых движений. Нас здесь не занимает вопрос о верности их со стороны их содержания, так как достаточно того, что в них не содержится никакого логического противоречия, и дело идет лишь о том, действительно ли история может усматривать подлинную свою задачу в их установлении, и имеем ли мы право говорить при этом об «исторических законах».

Решающее значение имеет то обстоятельство, что под такие общие законы, содержащие в себе их существенные элементы, могут быть подводимы всегда лишь части некоторого однократного ряда стадий развития, так как целое некоторого исторического народного развития никогда не станет существенным лишь благодаря тому, что у него есть общее с другими развитиями. А эти части мы всегда можем изолировать лишь отвлеченно (begnfflich). Фактически они всегда находятся в

394

ГЕНРИХ РИККЕРТ

некоторой историческом связи с другими частями, и притом с такими, которые исторически существенны благодаря их единственности в своем роде, а потому и для истории невозможно мыслить себе допус кающее естественнонаучное понимание части некоторого ряда стадий развития, например известные хозяйственно-исторические процессы, имеющими место таким образом, чтобы они продол ж ительно не подвергались никаким существенным воздействиям со стороны тех объектов, которые как политические события подходят под абсолютно исторические понятия Историк должен обращать внимание и на эти индивидуальные воздействия, так как в противном случае он рискует, благодаря применению общих выражаемых в понятиях связей, упустить из виду исторически существенные различия в различных рядах стадии развитии Итак, если иной раз некоторая часть некоторого ряда стадий развития действительно в течение длинного промежутка стано вится существенной для исторического изложения лишь тем, что у нее есть общего с частями других рядов стадии развития, это с логических точек зрения опять-таки случайно и, следовательно, на этом нечьзя основывать никаких методологических основопочожении

И мы даже должны идти еще далее Даже там, где для выражения исторических связей применимы общие понятия, все-таки нельзя говорить об исторических законах, так как такие законы заслуживали бы этого имени шшь в том случае, если бы они действительно содержали в себе все исторически существенное Но историка всегда должно интересовать и то, почему в известных частях развития можно констатировать такой ход событии, который, несмотря на значительное многообразие чисто индивидуальных исторических воздействий, во всех исторически сущее 1венных составных частях оказывается одинаковым с некоторым другим историческим процессом становле ния, на который оказывают действие совершенно иные индивидуаль ные обстоятельства, т е именно одинаковости будут оказываться для истории бросающимися в глаза и необычайными и будут требовать объяснения Поэтому для установления их исторических причин историк всегда должен будет особенно тщательно вникать в индивидуальное своеобразие различных рядов стадии развития, и, следовательно, иногда могущие быть образуемыми естественнонаучные общие поня тия и законы массовых движении действительно имеют историческое значение лишь в теснейшей связи с изложением абсолютно историче ских индивидуальных процессов

В непосредственной связи с этим мы можем, наконец, формулиро вать и наше отношение к вызывавшему много споров вопросу о том, в состоянии ли история сказать что либо относительно будущего Важно уяснить себе, что эта проблема находится в тесной связи с проблемой истории как науки, формулирующей законы, так как, если бы существовали исторические законы, история должна была бы быть в состоянии не только понять прошлое, но и заранее предвидеть будущее

ГЛАВА IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 395

И естественнонаучному мышлению абсолютно недоступно всякое познание индивидуальности какого-нибудь будущего события, т е мы всегда можем знать наперед лишь то, что наступят события, которые подходят, как экземпляры, под то или иное общее понятие, но остается навсегда неизвестно, какие индивидуальные особенности они будут иметь Мы знаем, что вишневое дерево зацветет весной и на нем появятся цветы летом, т е появятся объекты, подходящие под общие понятия о вишневых цветак и вишнях, но никакая наука не осведомляет нас о том, чем отдетьные цветы и плоды отличаются друг от друга Итак, тот вид, который будет иметь абсолютно историческое даже ближайших часов, принципиально непознаваем И в повседневной жизни мы ориентируемся всегда лишь благодаря применению общих понятий и можем предсказывать лишь будущее появление их экземп ляров

Итак, в истории некоторое знание относительно будущности мыслимо лишь постольку, поскольку оно подходит под относитепьно исторические понятия Однако и это знание не давало бы нам ничего кроме совершенно ненадежных предположений во всех тех случаях, где мы не способны оказывать при посредстве нашей воли влияние на ход событий и, следовательно, известным образом изолировать его, как естествоиспытатель в эксперименте изолирует вещи Даже если бы можно было применять те понятия законов, которые могут иногда встречаться в каком пибо историческом изложении, и тогда говорить о «тенденциях развития», все таки вследствие реальной исторической связи различных событий, всегда получалась бы лишь возможность тою, что наступит определенное событие, подходящее под некоторое относитечьно историческое понятие Абсолютно не допускающее предвидения воздействие каких-либо других исторических объектов всегда может нарушить «тенденцию развития» и поэтому исключает всякую достоверность предсказания *

При всем этом и такие чаемые (zu erwarlenden) возможности не вполне лишены значения, раз только они не признаются исторически-научными прозрениями И1И даже подлинной це1ью истории, но, коль

* Я только что прочел энергичный протест одного экономиста против пользующейся популярностью среди иных историков хозяйственного быта иысли о научном познании будущего которое будто бы дотжно было бы вытекать из «исторически!; законов» как необходимое последствие Г Ф Шульце Геверниц говорит («Zen* 1901 16окт) «Ведь одно из лучших приобретении нашей исторической школы состоит в познании истории хозяйственного быта как неотдечичои части общей истории почитическои и духовной с которыми ее соединяют теснейшие взаимоотношения Но относительно этого всякий согласится со мной совершенную бессмыслиц представляла бы собой обшая история будущего Эта последняя зависит от тех людей которые будмп творить ее В особенности успехи и неудачи нашего экономического развития будут зависеть от добросовестности дальновидности тех людей которые руководят политической историей Германии • Эти слова тем бочее вески что они исходят от че-ювека который прежде по крайней чере не был вполне чужд наклонности веровать в исторические законы и предсказывать будущность экономического развити

396 ГЕНРИХ РИККЕРТ

скоро они оказывают влияние на нашу волю и побуждают нас действовать для их осуществления, и отсюда понятно, почему историю изучают и практические деятели, чтобы чему-либо научиться из нее. Но именно то, что должно побуждать наше хотение и действование, должно оставаться всего лишь возможностью для нашего интеллекта. Если бы мы могли действительно предвидеть будущее в его индивидуальности, и если бы мы, стало быть, точно знали, что должно наступить, все хотение и действование тотчас утратило бы смысл. Итак, мы имеем основание только радоваться тому, что не существует никаких исторических законов. Иррациональность действительности, полагающая предел всякому естественнонаучному пониманию, принадлежит в то же время к числу высочайших благ для того, кто, всегда стремясь, делает усилия. Рука, покрывшая будущее непроницаемой для нас, людей, завесой, милостива. Если бы и будущее в его индивидуальности было объектом нашего знания, оно никогда не оказывалось бы объектом нашего хотения. В совершенно рациональном мире никто не может действовать.

Оглянемся еще раз назад. Логическое своеобразие какой-нибудь эмпирической науки должно быть понимаемо из того отношения, в котором содержание ее понятий находится к эмпирической действительности. Фундаментальное различие между естествознанием и историей заключается в том, что первое образует понятия, имеющие общее содержание, а последняя — понятия, имеющие индивидуальное содержание. Но это не означает, что частное не имеет никакого значения для естествознания и общее — для исторической науки, так как не только понятия общего и частного относительны, но наука вообще невозможна без общих понятий. Однако неопределенная формулировка, гласящая, что история нуждается в общем, еще ничего не говорит об ее методе, и менее всего можно оправдать этим мысль о некоем универсальном методе. Ведь, во-первых, общее не всегда означает то же самое, что понятие с общим содержанием, а затем и при применении общих понятий дело идет о том, какое положение занимают они в целом науки. Поэтому мы должны разграничивать четыре следующих вида общего в истории.

Во-первых, элементы всех научных понятий оказываются общими, но лишь естествознание образует из них такие понятия, которые сами оказываются общими, между тем как история комбинирует их в понятия, имеющие индивидуальное содержание. Во-вторых, история может изображать не все индивидуумы, но лишь существенные по отношению к некоторой общей ценности, однако благодаря отнесению к ней не делается общим содержание понятий, но общее значение исторических объектов связано именно с их индивидуальностью. В-третьих, историческая наука никогда не рассматривает индивидуумов изолированно, но в некоторой общей связи, однако эта последняя опять-таки отнюдь не есть понятие, имеющее общее содержание, но сама она есть индивидуальная действительность и включение индиви-

ГЛАВА IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 397

дуума в целое, к которому он принадлежит, не должно быть смешиваемо с подведением его под некоторое общее понятие. Итак, в двух последних случаях нельзя даже говорить об естественнонаучных составных частях в пределах некоторой исторической связи мыслей.

Лишь в четвертом и последнем случае, когда история объединяет некоторую группу индивидуумов таким образом, что каждый единичный индивидуум принимается за имеющий одинаковое значение, она образует общие по содержанию понятия, но и в этом случае она не применяет естественнонаучного метода, так как эти относительно исторические понятия не имеют целью выражать общую «природу» подводимых под них объектов, но их содержание должно выражать историческую индивидуальность некоторой группы объектов, которые все становятся исторически существенными благодаря одним и тем же чертам. Итак, эти понятия исторические не только постольку, поскольку их общее содержание есть нечто особливое по сравнению с каким-либо еще более общим содержанием и рассматривается специально со стороны этой особливости, но и постольку, поскольку посредством некоторого теологического принципа связуются в некоторое единство именно данные составные части, а не другие.*

Итак, хотя никакая наука и невозможна без помощи общего, принципиальное логическое различие между естествознанием и исторической наукой все же остается неприкосновенным. Правда, в обоих

* Очень важное для развиваемых здесь мыслей понятие об относительно историческом неоднократно вызывало недоразумения. Надеюсь, что разъяснения, данные в этом отделе, в котором я не боялся повторять некоторые из содержащихся в третьей главе, окажутся пригодными для выяснения того, что я имею в виду К сожалению, я ознакомился с наиболее обстоятельными возражениями против этой части моей теории лишь тогда, когда четвертая глава была уже совершенно закончена в рукописи. Эти возражения находятся у О Ричля (Die Kausalbetrachtung in den Geisteswibsenschafien, 190)) Я желал бы указать, по крайней мере, еще на один пункт Рнчль говорит «Двучленная противоположность, с которой постоянно оперирует Риккерт, должна быть заменена трехчленным рялоч, крайними членами которого служат понятия закон и инднвндууу. тогда как промежуточное положение между ними занимает понятие типа, разделяющее с индивидуумом особливость, с законом общность, и постольку пригодное как раз для роли посредника между тем и другим» Я не могу признать, что это положение по существу дела противоречит развитым мною мыслям Правда, я избегал слова «тип» вследствие его двусмысленности, но развиваемое в третьей главе понятие об относительно историческом служило именно для того, чтобы играть рать промежуточного члена между крайностями абсолютно общего и абсолютно индивидуального Итак, уже там оказывается налицо требуемый Рнчлем трехчленный ряд Но теперь он обратился лаже в четырехчленный, так как понятия, имеющие относительно историческое или относительно общее содержание, что пока они рассматриваются только со стороны их содержания, сводятся к одному и тому же, могут выполнять две различные цели, и поэтому их элементы могут быть сочетаемы посредством звук различных принципов единстяа, смотря по тому, выражают ли они относительно общую «природу» подходящих под них экземпляров некоторого особого рода или относительно особливую индивидуальность исторически существенных благодаря общим нх свойствам членов некоторой определенной группы. Тогда всякое естественнонаучное, всякое историческое понятие, как бы обшим или как бы индивидуальным ни оказывалось око по своему содержанию, находит свое место в этом четырехчленном ряду.

398 ГЕНРИХ РИККЕРТ

их путь проходит то чрез частное, то чрез общее, но целью естествознания всегда служит изображение более или менее общего, целью исторической науки — изображение более или менее индивидуального. Все переходы и промежуточные формы не могут ничего изменить в противоположности этих двух тенденций. Но для того чтобы не оставалось никакого сомнения относительно принципиального значения, свойственного указанным границам естественнонаучного образования понятий, достаточно выяснить эту противоположность. Этим мы можем закончить наше исследование чисто логических формах исторической науки и ее отношении к чисто логическим формам естествознания.

VII

Историческая наука и наука о духе

Тем не менее это еще не все. Кроме логических различий существуют и материальные различия, и возникает вопрос о том, можно ли — и если да, то в какой мере, — обнаружить между ними связь, имеющую методологическое значение. Лишь зная это, мы получим и предметное понятие истории, которое должно оказаться уже того, которое было установлено до сих пор, и которое мы тогда, наконец, сможем привести в связь с тем, что привыкли разуметь под исторической наукой.

Из материальных различий объектов нас уже занимала противоположность между природой и духом, да она и более всего бросается r глаза: история трактует главным образом духовные процессы. Конечно, когда приходится слышать о «материалистическом понимании истории» могло бы показаться, что это подвергается сомнению. Однако фактически это понимание не имеет никакого отношения к вопросу о том, физическими или же психическими оказываются исторические объекты. Даже если бы было верно, что все исторические движения определяются «материальными» интересами, т. е. стремлением к тем вещам, благодаря которым сохраняется и поддерживается телесное существование, то все же стремления, направленные на «материальные блага», сами всегда суть волевые акты, стало быть психические процессы, и о них придется трактовать и материалистической историографии

Какое же значение имеет тот факт, что главным предметом истории служит душевная жизнь, для методологических проблем? Так как первоначальное понятие об историческом вытекало лишь из понятия о пределах, существующих для естественных наук, то, с логических точек зрения, мы прежде всего должны были совершенно отвергнуть для истории характеристику ее как науки о духе, и различие между духом и телом, по-видимому, не касается также и телеологически-исторического образования понятий. Ведь мы могли получить наиболее

ГЛАВА IV. ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 399

обширное понятие исторического ин-дивидуума при противопоставлении друг другу двух тел, чтобы затем показать, что оно может быть перенесено и на духовные ин-дивидуумы, причем нет надобности, чтобы при этом присоединялось что-либо принципиально новое, и в дальнейшем исследовании мы намеренно развивали логические принципы, не принимая в соображение предметных особенностей психического.*

Несмотря на это, мы должны теперь обратить внимание и на то обстоятельство, что фактически исторические науки имеют дело главным образом с духовными процессами, так как отсюда вытекают еще два вопроса. Могут ли из этого факта быть выведены еще дальнейшие особенности исторического метода, которые до сих пор должны были оставаться незамеченными, и, если бы пришлось дать отрицательный ответ на этот вопрос, оказывается ли преобладание психического в историческом материале логически чисто случайным, или же оно может быть понято из сущности исторического образования понятий? Этот второй вопрос отнюдь не разрешается уже вместе с первым, так как, хотя бы понятие о психическом и не было пригодно для того, чтобы выводить из него логические особенности исторического изложения, все же остается возможным, что духовная жизнь представляет такие особенности, которые в более высокой степени, чем физическое бытие, требуют исторического изложения.

Отстаивая тот взгляд, согласно которому из понятия о духовном нельзя вывести никаких новых логических принципов, свойственных историческому изложению, мы, конечно, не упускаем при этом из виду, что существует принципиальное различие при всяком исследовании духовного и телесного бытия, и что это принципиальное различие должно быть принимаемо в соображение и теми частями учения о методе, которые занимаются техническими частностями установления исторического фактического материала и его критики. Тела даны нам непосредственно и воззрительно, из совокупности же психических процессов мы, напротив того, знаем лишь те, которые входят в собственную нашу душевную жизнь, и поэтому у историка, изображающего какой-либо душевный процесс, всегда отсутствует непосредственно данный объект.

Но разве из этого вытекает что-либо такое, что имело бы значение для установления логического идеала исторического изложения? Мы знаем, что для естественнонаучного трактования из указанного различия между психическим и физическим не вытекает никаких отличительных особенностей, так как задачей какого-нибудь естественнонаучного понятия никогда не служит то, чтобы в него входило индивидуальное многообразие какого-нибудь объекта. Поэтому психолог, придерживающийся естественнонаучных приемов, может в своей со-

• Конечно, при приведении примеров неизбежно было говорить об изображении человеческой душевной жизни, но из этого никогда не вытекало, чтобы какое-нибудь логическое понятие, при образовании которого мы пользовались примерами, было применимо лишь к изображениям психического бытия.

400 ГЕНРИХ РИККЕРТ

бственной душевной жизни найти материал для образования понятий, имеющих силу для всякой душевной жизни, и из недоступности чужой душевной жизни для него возникают трудности разве что благодаря тому, что он не способен производить выключение индивидуального на основании непосредственного сравнения, но часто лишь посредством сложного ряда силлогизмов может узнать, общераспространенно ли или индивидуально то или иное свойство? Но разве дело не обстоит иначе при историческом образовании понятий7 Историк изображает чужую душевную жизнь именно со стороны индивидуальных особенностей Итак, его внимание обращает на себя то, что, как бы то ни было, ускользает от наблюдения, и поэтому кажется, что историческое трактование психических процессов в самом деле связано с иными трудностями, чем те, которые представляло бы историческое трактование тел. Не должно ли вследствие этого и понятие науки о духе все-таки ирис Оретать и логическое значение?

При более точном рассмотрении мы дадим на этот вопрос отрица тельный ответ, так как, во-первых, те трудности, которые вытекают для историка из недоступности всякой чужой жизни, могут становиться ощутительными лишь при процессе изыскания и исследования, и, во-вторых, они имеют не иное логическое значение, чем те трудности, которые всюду могут возникать для историка, т е они принадлежат к числу тех факторов, которые вытекают из неизбежного для всякой истории несовпадения между материалом, представляемым источника ми, и фактическим материалом и, стало быть, значение их не отличается от того, которое имеет та неполнота исторического фактического материала вообще, которую почти всегда приходится констатировать. Итак, когда недоступность чужой жизни вообще характеризовалась как существенная для исторического метода, при этом ограничивались одним специальным случаем, вместо того, чтобы установить общий логический принцип, который может и должен быть сделан независимым от этого специального случая Таким образом, можно, правда, убедительно доказать, что данный определенный исторический факт с приблизительно одинаковым правдоподобием может быть объясняем двумя исключающими друг друга допущениями относительно игравших при нем роль психических процессов,* но это еще не доказывает, что

* См Simmei G Die Probieme der Geschichtsphilosophie S 7 ff Характерно, что там. где Зиммслъ, который столь ясно как немногие, указал на принцип ильное различие между наукой, имеющей дело с действительностью, и естествознанием, говорит о психологических предпосылкак в историческом исследовании он доходит до таких утверждений которые представляются вряд ли ггтщгтттти с гп> собственными мнениями Он говорит (С 2) «Если бы существовала психоюгия как наука, формулирующая законы, то историческая наука была бы прикладной психологией б том же смысле, в каком астрономия есть прикладная математика» Или выражение «наука, формут1ирую щая законы» потреблено зпесь лишь для чисто количественного образования понятий что не имеет никакого смысла, когда дело идет о психологии или — и это правдоподобней —- и Зиммель в данном случае не вполне освободился от рационалистически ме тафизнческого образа мышления, препятствующего логическому пониманию истории