Часть 16.

401

такие возможности оказываются налицо лишь при трактовании психических процессов Они оказываются всюду, где историк знает менее, чем ему хотелось бы знать о тех процессах, о которых он намерен трактовать Итак, утверждение, 1ласяшее, что из реконструкции прошлой душевной жизни для исторической науки возникают задачи, принципиально отличающиеся от задачи, состоящей в том, чтобы реконструировать прошлое бытие вообще, неверно То обстоятельство, что психическая жизнь есть шавный предмет истории, имеет значение лишь постольку, поскольку оно способствует гому, что логический идеал изображения особливого и индивидуального по большей части не может быть достигаем даже и приблизительно. Но именно это есть основание для того, чтобы в логическом идеальном понятии об исторической науке оставить в стороне трудности при установлении психических фактов прошлого

Однако мы не можем закончить этим изложение отрицательных соображений, касающихся отношений между духом и историей Ведь благодаря подведению исторической науки под понятие науки о духе, возник ряд весьма распространенных заблуждений, касающихся в особенности отношения историка к психологии, и мы должны постараться составить себе на основании наших принципов суждение, по крайней мере, о важнейших и обильнейших последствиях из них. Прежде всего мы отмечаем мнения, господствующие в широких кругах, чтобы затем путем их рассмотрения дойти до правильного понимания отношения исторических наук к психологии.

Многие принимают за нечто абсолютно само собой разумеющееся, что историк должен быть «психологом», и, пока под психологом разумеют лишь человека, занимающегося душевными процессами, против этого не приходится ничего возражать, так как приведение в известность исторического фактического материала большей частью есть занятие психическим бытием Однако господствующий взгляд не останавливается на этом, но, согласно ему, историки, правда, всегда были психологами, но психология была несистематической и ненаучной Так должно было обстоять дело, пока еще не существовало научной психологии Но теперь, когда у нас имеется научная психология, историк должен будет утилизировать ее и в своей науке Затем отсюда вытекает, с одной стороны, верование в великое значение психологии и, с другой стороны, надежда на неслыханные успехи «наук о духе» Думают, что наухи о духе, и прежде всего история, собственно говоря, гораздо интереснее и важнее, чем естественные науки, но, к сожалению, до сих пор они были слишком «неточны», и поэтому не имели в научной жизни того значения, которого они заслуживают вследствие важности их предметов Надеются, однако, что это печальное положение дела скоро изменится Психоло1ия как точная наука станет всеисцеляющим средством для наук о духе Стоит только изучать психологию — и все переменится Наступает новая эпоха наук о духе Наиболее ценные для человека дисциплины, благодаря новой

26 Г Риккерт

402

ГЕНРИХ РИККЕГТ

психологии, и в отношении надежности и строгости метода ни в чем не будут уступать естествознанию

Быть может, такие идеи встречаются менее у самих психологов, чем у тех людей, занимающихся специальными «науками о духе», которые дорожат тем, чтобы быть современными Как бы то ни было, им уже обязаны своим появлением некоторые толстые книги «на психологической подкладке»

Имеют ли эти убеждения и надежды и методологическое оправдание'' При разрещении этого вопроса мы не касаемся того, достигла ли уже психология той высоты, лишь на которой она была бы способна служить основой для иной научной деятельности Мы не намерены также исследовать, какую научною ценность может иметь психологическая подкладка, еспи какой либо ученый-специалист выберет для себя какую либо из сбивающего с топку обилия борющихся друг с другом психологических систем, а именно ту, имя творца которой чаще всего упоминается, ичи принадлежащую лично знакомому ему психологу, или представляющуюся ему пригодной в силу какого либо иного основания, и если затем эта психологическая система, признаваемая за незыблемый догмат, если, быть может, и не другими психологами, то во всяком случае данным специалистом исследователем, утилизируется в качестве фундамента для некоего научного построения Здесь мы считаем возможным оперировать лишь с понятием о чогически идеальной психологии и ставим вопрос лишь о том, что означала бы психология для исторических наук, если бы она достигла той ступени, которую многие ныне считают достигнутой

В самом деле, мы привыкли называть историка — равно как и поэта, и «знатока людей» в практической жизни — психологом Но можем ли мы соединять с этим словом и понятие, имеющее что-либо общее с той психологией, от которой с упованием ожидают новой эпохи для наук о духе1 Дня того, чтобы получить ответ на этот вопрос, мы допжны отграничить друг от друга различные пробпемы, так как убеждение в существовании необходимой связи между психологией и исторической наукой может выражаться в различных формах

Прежде всего можно думать, что психология должна служить научной «основой» истории приблизительно в том же самом смысле, в каком механика служит основой наук о телах, и при этом оказыва ются возможными два допущения Согласно одному из них эта основа усматривается в уже оказывающейся налицо психологии, цель которой состоит в том, чтобы объяснять всю душевную жизнь сообразно естественнонаучному методу Напротив того, при втором допущении, которое обыкновенно бывает соединено с гораздо большим пониманием сущности истории, существует убеждение в непригодности естественнонаучной психологии для наук о духе, и поэтому, как основа, постулируется некая новая психология, которую еще требуется создать, причем ее метод должен отличаться от объясняющей психологии Затем, однако, возможно также полагать, что, хотя межд^ отношением

ГЛАВЛ IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 403

психологии к исторической науке, с одной стороны, и отношением механики к различным наукам о телах, с другой стороны, существует принципиальное различие, однако, несмотря на это, исторические науки зависят от психологии, и эту зависимость опять таки можно признавать более или менее значительной Таким образом, встречаются взгляды, согласно которым принципиально новые естественнонаучные понимания душевной жизни должны влечь за собой и принципиально новые исторические понимания и, наконец, отстаива ется мнение, согласно которому историческая наука не может обойтись без психологии, по крайней мере, в качестве вспомогательной науки

Итак, как мы видим, возникают четыре взгляда, которые, правда, не всегда строго отграничиваются друг от друга И, по-видимому, даже вовсе не отдают себе отчета в том, что отношение зависимости между психологией и историей может быть понимаемо весьма различно Но вследствие этого в методологическом интересе оказывается тем более необходимым рассмотреть четыре возможных отношения отдельно.

То, что первый взгляд должен быть отвергнут, настолько же несомненно как то, что подведение действительностей под систему не временно имеющих силу общих понятий есть нечто иное, чем изображение их однократного, временного индивидуального развития В понятиях психологии не заключается ничего абсопютно исторического Содержание относительно исторических понятий, правда, может совпадать с содержанием психологических понятий, но, во-первых, это, как мы обстоятельно выяснили, логически случайно а во вторых, это касается лишь тех психологических понятии, которые никогда не принадлежат наиболее обшей психочогии, но разве что психологическим специальным исследованиям Но, если бы сравнение с механикой вообще оказывалось имеющим какой-либо смысл, именно наиболее общая психология должна была бы стать основой истории Но это предполагало бы, что исторические дисциплины суть части некоторой психологической системы, между понятиями кото-рои существовали бы отношения подчинения т е история должна была бы быть не историей, а естественной наукой Итак, то мнение, согласно которому естественнонаучная психология есть основа исторических наук, как механика есть основа наук о телах, зиждется на понятии о некоем естественнонаучном универсальном методе, и поэтому нам уже нет надобности останавливаться на нем более обстоятельно

Логически интереснее второй взгляд, придерживающиеся которого желают сделать основой исторических наук некую новую психочогию Однако ею ценность заключается лишь в доказательстве непригодности естественнонаучной психологии для этой цели Конечно, верно, что понятия объясняющей общей теории душевной жизни слишком бедны содержанием для того, чтобы оказывать историку существенные услуги, и Дильтей прав, говоря, что в произведениях поэтов, в высказан

26-

404

ГЕНРИХ РИККЕРТ

ных великими писателями размышлениях о жизни, содержится такое понимание человека, до которого далеко всей объясняющей психологин * Только это отнюдь нельзя ставить в >прек научной психологии Если под пониманием разуметь переживание и прочувствование душевной жизни, научная психология вовсе не хочет и не может «понимать» человека посредством своих теорий, так как понимание, при котором душевная жизнь переживается задним числом, и подведение под систему общих понятий суть два духовных процесса, которые взаимно исключают друг друга Поэтому неспособность к систематическому трактованию находится в необходимой связи с превосходством реф лектирующей литературы, старающейся постичь «полную действительность» человека со стороны содержания этой литературы Недостатком эта неспособность становится лишь с естественнонаучных точек зрения Ведь именно на этом «недостатке» основывается значение психологии, благодаря которой оказывается возможным задним числом переживать душевную жизнь для того, кто подходит к душевной жизни с историческим интересом

Но если историческая «полная действительность» человека никогда не может быть уловлена в «сеть» писаний, то и может существовать лишь одна научная психология, в которой должно находить место все то, чем вообще занимается систематическая наука о душевной жизни, и так как она не может служить основой исторических наук, то мысль о научно психологической основе истории вообще оказывается песо стоятельной

Лежащие в основе этого взгляда предпосылки столь просты, что его давно уже признали бы, если бы. пытаясь понять взаимное отношение различных наук друг к другу, всегда исходили бы из логических точек зрения Но психология и историческая наука подводились под понятие науки о духе, и благодаря этому возникли в высшей степени странные взгляды Историк, не находящий в психологии того, что ему нужно, жалуется на психологов, а психолог, не находящий в истории ничего такого, что его интересует, считает это виной историка Оба они одинаково не правы Историк есть «психолог» лишь в том смысле, что он обладает сведениями об опредеченных индивидуальных психических процессах, но ему не представляется никакого повода для того, чтобы превратить эти сведения в общую теорию Наоборот, психолог всегда старается установить теории относительно душевных процессов, но при этом ему нет дела до исторически-психологического познани

Итак, если, несмотря на это, как историк, так и теоретик называ ются «психологами», это слово должно иметь два совершенно различ ных значения В первом случае оно обозначает человека, который способен задним числом переживать индивидуальные психические

* Си Dilthey W Ideen iiber erne beschreibende und zerghedernde Psychology, а а О 1309

ГЛАВА ТУ ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 405

процессы, во втором случае — человека, который в состоянии строить общие психологические понятия Имея в виду наиболее общую противоположность между природой и историей, можно было бы отличать друг от друга эти ива рода пеиходогнн как историческую и естественнонаучную психологию * Однако лишь естественнонаучную психологию можно признавать научным познанием, напротив тот, исторически-психологические сведения имеют отношение к науке лишь постольку, поскольку в них содержится необходимый для истории материал, а потому под «исторической психологией» нельзя, конечно, разуметь особой науки Итак, если не желают признать правомерности этого выражения, то против этого не приходится ничего возражать, только тогда нельзя называть психологическими сведениями и тех сведений, которыми обладают поэт и знаток людей в практической жизни, так как эта психология столь же далека от научной психоло!ии, как психология какого-нибудь определенного исторического процесса Тогда, например, и Шекспир отнюдь не психолог.

Конечно, создавать психологически «правдивые» поэтические образы или правильно оценивать лично знакомых живых людей опять-таки есть нечто иное, чем правильно реконструировать по источникам людей прошлого, но здесь в нашу задачу не входит исследование того, на чем основываются эти различия ненаучных видов психологии Дело идет лишь о том, что размер всех этих психологических сведений и способностей не зависит от размера научных психологических сведений Следовало бы понять, что кто либо может установить составляющие эпоху психологические теории, не имея ни малейшей способности к художественно «истинному» творчеству, к знанию людей в практической жизни и к реконструкции исторической душевной жизни прошлого и что, наоборот, величайший художественный психолог, наилучший знаток людей и творец трудов, доказывающих поразительную способность к исторически-психологической реконструкции, может не иметь ни малейшего представления о психо-ложческих теориях, и так как имеющей фундаментальное значение для исторической науки может быть признана разве что способность к исторически-психологической реконструкции, в таком случае положение, гласящее, что история нуждается в научной психологии как в своей основе, не будет уже приниматься за нечто само собой разумеющееся Скорее, историк нуждается в способностях, сродных способностям художественного психолога или знатока людей Однако в силу вышеуказанных оснований та часть его деятельности, которая связана с этим, не может быть подведена под логические формулы

• См выше примечание на с 184 Один референт понял это место таким образом, что я будто бы считаю возможный и необходимым две различные психологические науки Это заблуждение ври ли будет признано понятным теми которые думают что для того, чтобы реферировать какую-нибудь книгу, ее все таки следовало бы предварительно прочесть

406

ГЕНРИХ РИККЕРТ

Мы переходим к третьей из вышеупомянутых возможностей Не подвержен ли историк, даже если он и не нуждается в специаль ных психологических познаниях, сознательно или бессознательно и при понимании исторической жизни прямому или косвенному вли янию господствующих психологических теорий относитепьно сущ ности душевной жизни, и в особенности не должен ли полный переворот в этих взглядах влечь за собой и изменения в исторической науке?

Само собой разумеется, что на это нельзя ответить простым указанием на логическую противоположность между естествознанием и историей Не подлежит никакому сомнению, чго общие взгляды на сущность душевной жизни могут оказывать влияние на историка Конечно, не могло бы оказаться недостатка и в доказательствах, опровергающих утверждение, гласящее, что такое отношение зависимости всегда оказывается налицо, так как мы знаем многих историков, которые вызывают наше удивление своей исторической психологией и которые не зависят от какой-либо научно-психологической теории уже в силу того, что в их время или не существовало научно психоло гических теорий, или эти теории были таковы, что всякое их влияние должно было бы производить весьма неприятное впечатление Но, если мы в данном случае оставим в стороне quaestio fact), как уже сказано выше, нельзя наперед отрицать возможность влияния, и поэтому мы должны еще остановиться на рассмотрении тех соображений, которые приводятся для доказательства зависимости исторической науки от психологии и необходимости реформы исторического метода на основе совершенно изменившегося психологического понимания душевной жизни

Друг другу противополагаются два рода психологии и в чависимости от них два рода исторического понимания Утверждается, что прежний психология была индивидуальной психопогией в том смысле, что ей был ведом лишь изолированный индивидуум, и вследствие этого она принимала все группы индивидуумов или все общественные образова ния лишь за внешние агрегаты, которые — как, например, государ ство — и рассматривались тогда, как возникшие благодаря сознатель ной воле индивидуумов или «основанные» Следствием этой индиви дуальной психологии было, как пола1ают, «индивидуалистическое» понимание истории, которому равным образом были ведомы лишь изолированные индивидуумы и которое поэтому интересовалось исключите пьно изображением хотения и деятельности единичных личностей Однако в новейшее время против этих учении индиви дуальной психологии выступило социально психологическое понима ние, рассматривающее единичного человека всегда лишь как члена некоторого «общего» и выяснившее, что всякий может стать тем, что он есть, лишь в обществе Итак. если историческая наука не желает отстать от этой психологии, она равным образом должна обратить свое внимание не на единичного индивидуума, а на социальную связь и

ГЛАВА IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 407

понимать исторический процесс как процесс социально-психологический

Нужны ли после того, что мы развили выше относительно исторической свяли, еще длинные разъяснения для того, чтобы обнаружить, что вся эта конструкция ни на чем не основана9 Даже если признать, что существовала «индивидуальная психолошя» в том смысле, что она не признавала ничего кроме изолированных индивидуумов и их внешних агрегатов, то, наверное, именно эта психология не породила «индивидуалистической истории», так как она не индивидуалистична в том смысле, в каком индивидуалистична история, когда эта посдедняя имеет дело с индивидуумами Напротив того, «индивидуальная психо ЛО1ИЯ» оказывается «атомизирующей» и поэтому несовместимой с индивидуалистической историей Атомиэирующая «индивидуальная лсихолоеия» признает всех индивидуумов одинаковыми и, в качестве наиболее общей теории душевной жизни, должна делать это, индивидуалистическая же историография обращает свое внимание на индивидуальные различия Затем атомизирующая индивидуальная психология должна выделять всякого индивидуума, из реальной, связи для того, чтобы обращать его в экземпляр какого-либо родового понятия, напротив того, индивидуалистическая историография изображает индивидуума в его связи с индивидуальной окружающей средой Итак, если бы историк находился под влиянием атомизирую-щей психологии, совершенно невозможен был бы интерес к индивидуальной действительности, и поэтому верить в связь между атомизи-рующеи <¦ индивидуальной психологией» и индивидуалистической историографией может «ишь тот, кто смешивает атомы с индивидуумами, как это и делают, конечно, сторонники «нового» исторического меч ода

Затем взгляд нэ противоположность между индивидуальной и социальной психологией совершенно неправилен Существуют психические процессы, которые могут быть психоло1ически поняты так, что для этого нет надобности принимать в соображение социальную связь, в которой находится каждый индивидуум, и это именно те процессы, которые должны быть подведены под наиболее общие психологические понятия Ими занимается так называемая индивидуальная психология, которая, как всякая естественная наука, правомерно применяет свои атомизирующии метод, упраздняющий индивидуальные различия и реальную связь Противоположность между индивидуальной психологией и социальной психологией отнюдь не такова, чтобы эта последняя пыталась устранить этот метод. Она имеет дело с душевной жизнью не вообще, а шшь постольку, поскольку та форма, которую принимает последняя, обусловлена всюду оказывающейся налицо социальной связью индивидуумов Поэтому ее понятия оказываются менее общими, т е они имеют силу лишь для социальной жизни, но уже не для душевной жизни вообще, подобно тому, как химические законы имеют силу лишь для весомой материи, но отнюдь не для чисто

40S

ГЕНРИХ РИККЕРТ

механического мира эфира. Итак, социально-психологические понятия столь же не могут вытеснить наиболее общие понятия индивидуальной психологии, как не могла бы химия вдруг потребовать, чтобы для материи были образуемы лишь специальные химические законы, а отнюдь не законы, имеющие силу для всех физических процессов.

В конце концов, отношение социальной психологии к вопросу о том, имеют ли единичные личности значение для исторического процесса, необходимо оказывается индифферентным Мы знаем, что включение в социальные исторические связи не есть подведение под социально-психологические понятия, и затем мы узнаем, что то, насколько абсолютно историческое становится существенным для изложения, зависит только от руководящих точек зрения отнесения к ценности. Итак, мнение, согласно которому социально-психологическое понимание должно влечь за собой более естественнонаучный исторический метод, опять-таки основывается на смещении общего естественнонаучного понятия с обшим историческим целым или коллективным.

Но не учит ли социальная психоло1ия, что всякий индивидуум живет, будучи обнимаем более обширной связью, и не принадлежит ли ей, хотя она и не может повлечь за собой возникновение нового исторического метода, по крайней мере, заслуга, состоящая в том, что она указала истории на социальные связи и заставила обратить на них больше внимания? Исчерпывающий ответ на этот вопрос могло вы дать лишь историческое исследование, но можно, конечно, признать правдоподобным, что социальная психология выучилась от истории гараздо большему, чем сама дала ей Необходимо связанная со всяким естественнонаучным образованием понятии наклонность к атомизиро-ваиию могла легко привести в психологии в тому, что за рещение всех психологических вопросов брались с точки зрения единичного сознания, и ничто не было бочее способно предотвратить такие попытки, как взгляд на историческую жизнь, в которой человек всюду представляется нам в реальной связи с окружающим его миром.

Однако здесь нам нет надобности далее обсуждать этот вопрос Установлено, что никакое общее естественнонаучно-психологическое понимание сущности души не может внести какое-либо изменение в основные принципы исторического метода. Если прежде историки, быть может, обращали слишком мало внимания на процессы, общие сравнительно обширным группам или массам, то индивидуальная психология была столь же мало виновна в этом, как мало то обстоятельство, что это изменилось ныне, составляет заслугу социальной психологии. Дело сводится к тому, что умножились те точки зрения отнесения к ценности, которыми руководится изложение, и это повлекло за собой и увеличение материала истории и в особенности вышеупомянутое изменение следовало бы объяснить тем, что существует наклонность считать значение экономической истории, т е

ГЛАВА IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 409

влияние экономических процессов на историческое развитие более существенным, чем это делалось прежде. Но это нисколько не касается различия между индивидуальной и социальной психологией

Итак, остается лишь вопрос о том, в какой мере психология может быть рассматриваема как вспомогательная наука истории, и этот вопрос отнюдь не имеет принципиального значения Так как асе психологические понятия общи, то их содержание может совпадать, во-первых, с понятиями, которыми какое-нибудь историческое изложение пользуется как элементами понятий и обходными путями, а во-вторых, с относительно историческими понятиями Но если возможность применять психологические понятия в истории ограничена этими двумя случаями, то мы видим также, что вопрос о значении психологии как вспомогательной науки для историка совершенно совпадает с вопросом о том, какое значение вообще имеют естественнонаучные составные части в истории. Итак, остается только специально привести уже известные ложческие принципы в связь с тем фактом, что историческая наука преимущественно имеет дело с изложением психических процессов. Прежде всего, что касается общих элементов понятий и в особенности общих понятий, без которых нельзя обойтись при установлении какой-либо причинной связи, историческое изложение может выигрывать, пользуясь вместо непроизвольно возникших значений слов научно фиксированными понятиями Но существование очень большой потребности в этом вызовет сомнение. И тогда, когда дело идет об изображении сложных и необычайных душевных процессов, мы понимаем, что имеется в виду, хотя нашли применение лишь непроизвольно возникшие и не подвергнутые научной обработке общие значения слов. Если же мы обратим внимание на сочинения историков, во времена которых психология как наука еще не существовала, го мы, конечно, не будем склокны к тому, чтобы ожидать многого от применения научных психологических понятий как средств изложения. Мы понимаем описания душевных состояний, встречающиеся у Фукидида, так же хорошо, как и описания какого-либо современного историка.

Затем психология может иметь значение и для относительно исторических понятий, если эти понятия настолько обши, что они совпадают по содержанию с понятиями, применяемыми в психологических специальных исследованиях Наиболее обшие психологические теории и наиболее элементарные психологические понятия не имеют решительно никакого значения для истории, а если кто-нибудь советует историку заниматься в психологической лаборатории, то это должно вызывать подозрение, что советующий не имеет ни малейшего представления ни о содержании исторических трудов, ни о деятельности экспериментирующего психолога, так как именно понятия, построенные применительно к искусственно изолированным процессам, никогда не могут совпадать с историческими понятиями. Однако мы уже чересчур долго занимались теориями, относительно

410

ГЕНРИХ РИККЕРТ

которых справедливо замечание Лотце, что очевидных фантазий в науке не следует распространять даже и путем слишком тщательного оспаривания их Во всяком случае и при обсуждении четвертого вопроса у нас не получается никакой точки зрения, с которой психология может получить решающее значение для исторического метода

Наконец, следует еще подчеркнуть, что и общие теории наук о телах могут так же, как и психологические понятия, утилизироваться неторнхом, так как, например, для того, чтобы понять, почему американцы так легко победили испанцев в последней войне, между прочим, необходимо иметь некоторые знания и относительно различий между военными корабпями, которыми пользовалась та и другая нация, и при этом мы не можем обойтись без общих естественнонаучных понятий Однако и эта связь между естествознанием и историей принципиально не отличается от связи, в конце концов существующей между всякого рода научной работой Почти всем дисциплинам порой приходится прибегать к помощи других дисциплин, и, конечно, никому не может прийти в голову оспаривать единство всей научной работы в этом смысле. Однако логика может отвлечься от вытекающих отсюда соотношений как от несущественных, и она даже должна делать это для того, чтобы тем явственнее обнаружились существенные различия научных целей и путей.

Раз это выяснено, и тот живой интерес, который вызывают ныне психологические вопросы, не будет уже приниматься за признак того, что в философии опять начинает возрастать «историческое понимание» Напротив того, у психологов почти сплошь господствуют естественнонаучные интересы и это не покажется удивительным тому, кто знаег тогическую сущность научной психологии Психологизм есть та форма, которую должен был принять натурализм, когда был отвергнут материализм и когда попытались поставить психологию на место философии Итак, и с этой точки зрения надежды, возлагаемые на то, что психология будет содействовать успехам исторической науки, опять-таки свидетельствуют о мышлении, которому чужда сущность истории

Однако и этим еще не исчерпываются те основания, в силу которых мы отграничиваем друг от друга историю и науку о духе Ведь с логических точек зрения то обстоятельство, что психология имеет дечо лишь с психическими процессами, история же, хотя и преимущественно с психическими, но наряду с этим и с телесными, имеет еще гораздо более принципиальное значение, чем мы видели до сих пор Никогда не следует забывать, что исторический ход событий оставался бы совершенно непонятен для нас, если бы мы не знали в их индивидуальном своеобразии и частей телесного мира, и если эти последние, быть может, имеют значение лишь постольку, поскольку они оказывают влияние на духовную жизнь людей, то ведь именно потому, что они оказывают влияние на нее, и эта причинная связь должна становитьс

ГЛАВА IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 411

исторически существенной Но благодаря этому мы приходим к такому пункту, где отчетливее, чем где-либо, должно обнаружиться, насколько неправомерно называть историческую науку наукой о духе в том смысле, в каком психология есть наука о духе

Главнейшее опять-таки вытекает из наиболее общей логической противоположности между природой и историей Если естествознание стремится к тому, чтобы приблизиться к выясненному выше идеалу своего образования понятий, то естествоиспытатель всегда должен специально отдавать себе отчет в том, телесными или душевными действительностями оказываются его объекты Для физики и химии это разграничение совершается с такой самоочевидностью, что его не приходится специально производить, но уже в науках о живых существах живое иногда приравнивается к одушевленному, и тогда дело не может доходить даже до ясной постановки естественнонаучных проблем, как это, например, часто обнаруживается в «нео-внталистиче-ских» сочинениях *

Абсолютно необходимо сознатечьное отграничение физического и психического в психологии, и притом оно должно быть наиболее тщательно производимо именно гам, где предметом исследования служат соотношения между этими двумя областями, т. е надлежит точно разграничивать то, что есть нервный или мозговой процесс, и то, что принадлежит к душевной жизни Тогда особенно трудным вопросом становится проблема психофизической причинности, и большей частью оказывается, что, согласно естественнонаучным теориям, нельзя допускать причинной связи между телом и духом И если, как того требует механическое понимание природы, физическое как наполняющее пространство принципиально отличается от психического как не протяженного, так что оба они логически исключают друг друга и идеал выражения причинных связей усматривается в причинном равенстве, приходится признать и необходимость этого следстви

Напротив того, историку совершенно неведомы все эти проблемы Ничто не побуждает его специально отдавать себе отчет в том, принадлежит ли то, о чем он трактует, к физическому или психическому бытию, и, конечно, он без всякого колебания признает причинную связь между телом и душой и никогда не поставит и вопроса о том, каким образом возможно, что воля человека приводит в движение его руку То, что какое-либо тело причиняет боль ити какая-либо страсть вызывает движения, представится ему, напротив того, само собой разумеющимс

И даже следует прямо-таки сказать, что отграничение тела и души никогда не должно быть производимо исторической наукой таким образом, чтобы при этом становилась проблематической историческая психофизическая причинная связь, так как, раз историк вообще желает

* См выше, с 240, примеч

412

ГЕНРИХ РИККЕРТ

допускать причинную связь между историческими объектами, он вынужден принимать духовные изменения как за эффекты, так и за причины телесных процессов. Лишь спиритисты полагают, что духовная жизнь непосредственно действует на другую духовную жизнь. Пока мы не допускаем их теорий, мы должны продолжать признавать, что все то, что прямо влияет на духовную жизнь человека и индивидуально определяет ее, состоит из телесных процессов, и равным образом ни один человек не может прямо действовать в духовном мире иначе, чем при посредстве телесных процессов.

Если бы мы пожелали истолковать эти причинные соотношения посредством какой-либо метафизической теории, например в смысле спинозизма, допуская лишь всегда замкнутые причинные связи между физическими процессами, с одной стороны, и психическими процессами, с другой стороны, и в самом деле думали, что в понятии «параллелизма» двух рядов как процессов, представляемых совершенно несравнимыми, можно мыслить себе что-либо, объясняющее нам «кажущуюся» психофизическую связь, то все-таки история, для которой существенными становятся индивидуальные причины и действия, не могла бы найти для этого истолкования никакого применения. Ведь для всякого эффекта, который согласно этой теории лишь, по-видимому, вызывается в духовном мире некоторым индивидуальным известным ей телесным процессом, она могла бы допускать некоторую духовную причину отнюдь не как индивидуальный исторический факт, но ей приходилось бы лишь в понятии конструировать эту мнимую истинную причину. Но такая причина, будучи в принципе недоступным опыту процессом, никогда не существовала бы для нее как историческая индивидуальность, но всегда лишь как метафизически иностази-рованное понятие, и поэтому не представляла бы уже ни малейшего исторического интереса.

Словом, возможность выражения исторических причинных связей прямо-таки зависит от обязательности того понятия, устранение которого естествознание считает необходимым в интересе достижения своих целей и которое оно в самом деле должно устранять, коль скоро оно приравнивает понятие о телесном к понятию о чисто механическом, стало быть допускающем совершенную квантификаиию.

На вопрос о том, не приводит ли эта разнородность естественнонаучных и исторических точек зрения к построению таких понятий, благодаря которым мир как целое становится непонятным и которые поэтому не имеют силы, можно ответить лишь в связи с обсуждением гносеологических проблем. При этом не только можно было бы показать, что мы не вправе мыслить продукты нашего образования понятий как реальности, но и что вообще не подобает перетолковывать категории, которые применяются тогда, когда требуется подвести действительность под систему общих понятий, и которые поэтому имеют значение лишь как средства, применяемые естественнонаучным пониманием, в мировые категории, долженствующие быть конститу-

['ЛАВА IV. ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 413

тивными для всякого понимания действительности, и тогда исчезли бы кажущиеся противоречия и непонятности.*

Однако мы можем не касаться этого здесь и удовлетвориться вышеприведенным доказательством того, что и относительно разграничения духа и тела естествознание приходит к другим понятиям, чем историческая наука, и что понятие о духе, как о психическом, в том виде, как его должны построить естествознание и естественнонаучная психология, совершенно непригодно для того, чтобы вывести из него что-либо для логической сущности исторической науки. Отсюда мы понимаем также, почему наука, желающая изобразить однократное непрерывное развитие мира, должна допустить, что духовная жизнь постепенно вырастает из телесного мира, тогда как этого рода пред-

* Ср. мою статью о психофизической причинности и психофизическом параллелизме (Tubingen. 1900).' Установленное таи понятие о лрнчинном неравенстве, дозволяющее мыслить и причинную связь некоторого качественно определенного тепа с некоторым психическим бытием, равным образом как причинную связь двух качественно определенных тел или двух психических процессов друг с другом, вызвало несколько возражений, наиболее обстоятельное из которых высказано в остроумной работе Д. В. А. Гиксона, ученика Рнля. Гнксон говорит: "Не качественная сторона психического сама по себе, но не-количественный характер психического исключает возможность причинной связи с материальными процессами» (Der kausalbegriff in der ncueren Philosophic u. s. w.. Vierteljahrsschrift f. wiss. Philosophic. Bd 25. 1901. S. 318 ff.). Это тонкое ратличне имело бы шаченне лишь в том случае, если бы можно было предположить, что качества и количества существуют как раздельные реальности, и я не могу признать этого метафизического предположения. «Два качественна различны), тела суть (!) измеримые количества», — думает Гиксон. Нет. как полные реальности, они вовсе не суть это, но только ии лишь в понятиях отделимое количество выразимо в обшей мере. И я, конечно, не склонен «вериться >: старому схоластическому пониманию качеств как самостоятельных и самодеятельных сущностей», но я стараюсь всюду строго разграничивать понятие и действительность. Напротив того, Гиксон, по-видимому, принимает количества за «самостоятельные и самодеятельные сущности», как это делают очень многие гносеологи, односторонне руководящиеся механическим естествознанием. Насколько я вполне согласен с Гиксоном, когда он требует причинных равенств для частей естествознания, стремящихся к квантифипирующему образованию понятий, настолько же решительно должен я держаться того взгляда, что полная эмпирическая действительность не входит ни в какое причинное равенство, и что мы можем мыслить причинное отношение между двумя не подвергнутыми обработке при посредстве понятий реальностями лишь как причинное неравенство, причем безразлично, характеризуются ли нами эти реальности как два телесных или как два духовных процесса, или как один телесный и один духовный процесс. В это не может внести никакого изменения ни принцип сохранения энергии, ни «последняя основа этого принципа», «основной принцип количественной неизменности природы», ибо и они имеют силу лишь для количественного, стало быть, мыслимого в понятия! мира абстракций. Само собой разумеется, что это не имеет ничего общего ни с верованием в некий -закон роста духовной энергии», который Гиксон правильно называет «темным», ни с какой-либо иной метафизикой, но я лишь имею в виду отстоять абсолютное право непосредственной эмпирической действительности против все же лишь относительного права естественнонаучных абстракций. Как бы ни было ценно понятие причинного равенства, оно не может упразднить понятия причинного неравенства уже потому, что вообще не существует двух совершенно одинаковых эмпирических действн тель ностей.

i Примечание переводчика. Эта статья Риккерта помещена в Philosophische Abhandlungen, Chrisfoph Sigwart zu seinem siebzigsten Geburtstage gewidmel.

414

ГЕНРИХ РИККЕРТ

ставление совершенно несовместимо с естественнонаучными понятиями о физическом и о психическом и поэтому повело к возникновению таких метафизических систем, как панпсихизм Мы понимаем далее, почему эволюционистическое рассмотрение, склонное ставить на место резкого разграничения материи и духа постепенный переход от безжизненной природы к душевной жизни, с одной стороны, обращает живое, стало быть, в естественнонаучном смысле еще чисто материальное, в предвариiельную ступень психического, а с другой стороны, обращает примитивные чувственные ощущения, стало быть, то, что в естественнонаучном смысле есть нечто уже вполне духовное, в всего лишь чувственное и благодаря этому приближает его к телесной природе и даже прямо приравнивает к последней Наконец, мы узнаем также, почему, с одной стороны, жизнь и душа и, с другой стороны, чувственное н материальное так часто отождествляются друг с другом таким образом, что с естественнонаучных точек зрения это может казаться лишь «сме шением» двух взаимно исключающих друг друга понятии

Однако, не останавливаясь далее на обсуждении этих вопросов, которые привели бы нас к проблеме метафизики, мыслящей в «стори ческих категориях, мы должны лишь снова констатировать, что истори ческой науке нечего бояться таких «смещений» И для нее, конечно, природа и дух, в тех случаях, где она употребляет эти слова, всегда будут противоположности, но те понятия, к образованию которых ей представ ляется повод, не совпадают с естественнонаучной противоположностью между физическим и психическим «Дух» для нее есть, быть может, «высшая» душевная жизнь, по сравнению с которой чувственным ощу щениям свойственно нечто природное Словом, история не обращает внимания на всякие естественнонаучные различия и ей нет надобности этого делать Конечно, именно тогда слово «дух» может вновь получить смысл, имеющий значение для истории, но, так как это понятие, как понятие о «высшей» душевной жизни, вполне неопределенно, или по крайней мере определенно лишь настолько, что оно не совпадает с естественнонаучным понятием о психическом, из того обстоятельства, что объекты истории суть преимущественно «духовные» процессы, конечно, не может вытекать ничего существенного для ее метода

Итак, следует еще только дать ответ на другой вопрос, а именно можно ли понять из логической сущности исторического образования понятий, что духовные действительности гораздо чаще, чем телесные, изображаются в их однократном и индивидуальном развитии, или это должно оставаться для нас логически случайным''

Но, скажут, разве мы вообще еще можем ставить этот вопрос после того, что только что было выяснено9 Если необходимое в естественнонаучном интересе разграничение физического и психического не имеет силы для истории и понятии о духовном в том виде, как его должна была образовать наука, имеющая дело с действительностью, для того чтобы получить понятие о цельном мире, допускающем историческое изложение, осталось совершенно неопределенным, то

ГЛАВА IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 415

разве фраза — «историческая наука имеет дело преимущественно с „духовными" процессами» — имеет какой-либо определенный смысл7 Не утрачивает ли, напротив того, без наличности такой демаркацион ной линии между духовным и недуховным, которую должна была бы признать и история, свой смысл наш вопрос о том, на чем основано предпочтительное рассмотрение духовной жизни15 В самом деле, это так И даже если мы оставим это в стороне и покамест удержим естественнонаучное разграничение, все же тотчас было бы ясно, что мы никогда не могли бы понять, почему то, что подходит под понятие о наполняющем пространство, должно было бы иметь для какого-либо исторического изложения меньшее значение, чем то, что не наполняет пространства Итак, для нашей цели мы должны поискать иного разфаничения между телом и духом

В мире опыта такие процессы, в которых проявляется альтернативное отношение, т е признание или отвергание, одобрение или неодобрение, одним словом оценивание, всюду могут быть однозначно отграничиваемы от таких процессов, отношение которых ко всем ценностям индифферентно, и тогда мы можем, не наталкиваясь на противоречие, характеризовать все те действительности, которые указанным образом проявляют свое отношение или оценивают, отнюдь не как телесные, но все! да лишь как духовные процессы Конечно, это положение необратимо, нельзя сказать, что все духовное и оценивает Быть может, многое, не оценивающее, равным образом должно быть причислено к духовному и тогда найденное здесь понятие о духовном было бы слишком узко Однако, несмотря на это, оно достаточно, когда дело идет лишь о том, чтобы знать, что во всяком случае духовно и, таким образом, поставить однозначный вопрос об отношении между духом и историей

И блаюдаря этому мы даже уже получили указание на то, в каком направлении следует ответить на данный вопрос Ведь понятие ценности связано с понятием об историческом таким образом, что исторически трактуется всегда лишь бытие, относимое к некоторой ценности, а понятие о духовном постольку находится в связи с понятием ценности, поскольку лишь духовные существа суть существа, устанавливающие ценности, а потому благодаря понятию ценности окажется возможным и установить связь между духовным и историческим, и притом именно телеологическим моментом исторического метода объяснимо, что духовная жизнь находится в ином и более близком отношении к исторической науке, чем телесное бытие

Конечно, этим еще вовсе не определяется, какого рода это отношение Сперва кажется, что объекты истории находятся в связи с психическим бытием постольку, поскольку они суть объекты для субъекта, который отделяет в них существенные составные части от несущественных, имея в виду некоторую ценность, и можно было бы показать, что этот субъект есть необходимо и существо, проявляющее свое отношение, стало быть, духовное в указанном здесь смысле Однако это отношение объектов к духовному существу, образующему

416

ГЕНРИХ РИККЕРТ

понятия, не может быть мысленно устранено ни в какой науке, и поэтому, если бы уже этим определялся характер науки, и естественные науки пришлось бы признать науками о духе, так как они равным образом немысчимы без «духа», отделяющего существенное от несущественного Итак, есчи мы желаем выяснить ту особую связь, которая существует между историческим методом и духовной жизнью, мы прежде всего дочжны совершенно отвлечься от познающего субъекта и обратить внимание лишь на объекты истории, т е мы вправе поставить вопрос лишь о том, почему в историческом фактическом материале оказывается налицо главным образом духовное бытие

Благодаря всякому отнесению действительности к некоторой ценности, известные нам объекты должны разделяться на два принципиально отличающихся друг от друга класса, а именно на такие, для которых это отнесение вообще возможно, и на такие, которые не только имеют благодаря своему наличному бытию некоторое значение для ценности, но и сами проявляют свое отношение к этой ценности Тогда объекты, принадлежащие к первому классу, могут быть как духовными, так и телесными, существенные же, благодаря проявлению их ценностного отношения, объекты второго рода необходимо духов ны Если мы предположим теперь, что в какой либо эмпирической действительности, подлежащей историческому трактованию, оказываются такие существа, которые сами проявляют свое отношение к ценностям, которыми руководится их трактование, то эти существа должны занять центральный пункт исторического изложения, т е все прочие объекты оказываются тогда исторически существенными не только поскольку они становятся историческими индивидуумами по отношению к тем ценностям, которыми руководится трактующий их субъект, но и поскольку они бчагодаря их индивидуальности имеют значение для духовных объектов, выражаемых в их хотении и дейст-вовании, и поэтому история будет относить их не только к тем ценностям, которыми руководится трактование, но в то же время и к трактуемым духовным существам, проявляющим свое отношение

Таким образом, возникает более узкое, чем до сих пор, понятие исторического трактования Пока мы вовсе не имели в виду особого исторического материала, мы имели дело лишь е одним родом исторических объектов А раз мы, напротив того, предполагаем духовные объекты указанного рода, эти объекты должны отличаться от остальных объектов, и в особенности все тела всегда становятся существенными в таком изложении лишь благодаря тому, вследствие чего не только существует отношение между ними и теми ценностями, которыми руководится познающий субъект, но вечедствие чего они в то же время оказывают влияние на хотящих и производящих оценку объектов изложения или служат предметом их хотения и деятельности Так, например, в изложении истории Италии, руководящемуся точкой зрения ценности «искусство», существенными должны стать прежде всего хотение и деятельность художников, благодаря их индивидуаль-

ГЛАВА IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 417

ности имеющие значение по отношению к руководящей ценности, и всякое иное бытие относится к этому хотению и этой деятельности.

Поэтому мы можем теперь называть все те исторические объекты, которые сами проявляют свое отношение к тем ценностям, которыми руководится изложение и которые всегда должны быть духовными существами, также и историческими центрами, и тогда мы видим, что, если такие объекты оказываются в материале изложения, история необходимо относит все остальное бытие к ним как к духовным центрам изложения *

Однако эта простая лишь возможность, и наше понятие истории поэтому все еще остается неопределенным по своему содержанию И даже, согласно до сих пор данным определениям понятия, по видимому, вовсе не необходимо, чтобы среди исторического материала всегда оказывались духовные существа, и совсем непонятно, почему эти существа должны проявлять свое отношение именно к тем ценностям, которыми в то же время руководится историческое изложение Но наша задача состоит в том, чтобы понять необходимую связь между историей и духовной жизнью, и поэтому мы должны пойти далее простои лишь возможности

Однако и это удастся без труда, раз мы отдадим себе отчет в том, каковы те условия, лишь при наличности которых какая кибудь действи тельность может побуждать нас к тому, чтобы мы исторически трактовали ее, и раз мы, кроме того, примем в соображение, что не любая ценность может становиться руководящей точкой зрения для какого-нибудь исторического изложения Тогда мы увидим, что, во-первых, всякий истори ческии объект должен быть относим не только к ценностям вообще, но и к какому-нибудь деиствительно ценящему, стало быть, духовному существу, что, во-вторых, наличность таких духовных существ в историческом материале логически не случайна, и что, в-третьих, у нас лишь тогда оказывается повод для исторического трактования какой-либо действительности, когда среди этих духовных существ встречаются и такие, которые сами проявляют свое отношение к ценностям, которыми руководится изложение, так что, стало быть, не существует никакого исторического изложения без некоторого духовного центра Нам нет надобности выяснять, что нарочитое обоснование этого факта, который есть нечто само собою разумеющееся для всякого историка, не излишне в методологическом интересе Лишь этим путем возможно понять логическую структуру исторических «наук о духе»

Прежде всего, что касается необходимого отнесения всякого исторического объекта к духовным, производящим оценку действительнос-тям, мы еще раз возвращаемся к пониманию, свойственному практи ческой жизни, которое мы приняли за исходный пункт при определе-

* Само собой разумеется что это понятие об историческом центре отнюдь не совпадает с понятием о первостепенно историческом Первостепенно историческими могут быть и тела

27 Г Рнккерт

418

ГЕНРИХ РИККЕРТ

нии понятия исторического ин-дивидуума Согласие исторического понимания с пониманием, свойственным действующему и хотящему человеку, состояло в том, что для того и другого индивидуальность вещей получает некоторое значение, принципиальное же различие между тем и другим, напротив того, в том, что отношение историка к вещам не проявляется в хотении, но что он, лишь рассматривая их, относит их к некоторой ценности Однако, хотя исторические объекты и отрешаются благодари этому от всякого хотящего и действующего существа, поскольку они не должны уже быть предметами прямой оценки, все же те ценности, к которым они относятся, не могут, так сказать, висеть в воздухе, но должны быть ценностями какого нибудь действительного хотящего существа. А отсюда следует уже, что для того, чтобы стать предметом исторического трактования, какой-либо объект должен находиться не только в некотором тел еол о™ чес к ом отношении к ценностям вообще, но и в некотором реальном отношении к какому-нибудь действительному хотящему существу, и отсюда вытекает, что понятие духовной жизни в известном отношении неотделимо от понятия исторического ин дивидуума

Но и этого еще недостаточно для нашей цели Хотящие духовные существа в историческом материале всегда встречаются как хотящие и духовные существа, и это, по-видимому, еще не становится понятным благодаря вышеприведенным разъяснениям Для того чтобы уразуметь, что это и необходимо, нам во всяком случае следует рассмотреть не изложение, ограничивающееся какою либо частью какого либо исторического развития, а наиболее обширную историческую связь или то, что мы назвали «последним историческим целым», которое еще обладает исторической индивидуальностью для тех точек зрения, которыми руководится изложение, и в которое как чтены входят все объекты В частности, можно было бы думать, что, например, истори ческая биология вовсе не имеет дела с духовной жизнью, но это справедливо именно лишь тогда, когда мы ограничиваемся частью ее И как духовное существо человек объемлется историческим целым биологического развития и, как мы видели, ряд должен быть отнесен к нему, чтобы вообще стать историческим развитием Но таким же образом ко всякому историческому целому принадлежат и духовные действительности, к которым в то же время бывают относимы все исторические ин-дивидуумы.

Конечно, здесь, по видимому, представляет трудности один особый случай То духовное существо, к которому бывает относимо развитие и которое тогда необходимо объемлется и исторической связью, может быть единственным, и притом им может оказываться сам историк, и тоща, по-видимому, все же представляется исключение, так как ведь нам надлежит отрешиться от познающего субъекта Однако, если мы всмотримся в дело поближе, оказывается, что в том случае, если в том историческом материале, который должен быть трактуем, кроме историка нет налицо никакого духовного существа, историк играет роль

ГЛАВА IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 419

именно не только как познающий субъект, но в то же время и находится в какой нибудь исторической связи с другими индивидуумами, и поэтому необходимо и как член входит в состав наиболее обширного объекта исторического изложения или в целое, представляемое рядом стадий телеологического развития А отсюда вытекает, что в последнем историческом целом всегда должно оказываться налицо, по крайней мере, одно духовное существо

Но почему же, наконец, это духовное существо всегда должно служить историческим центром9 В том случае, когда историк сам не только оказывается познающим субъектом, но и объемлется обширнейшей исторической связью трактуемых объектов, ответ на этот вопрос разумеется, правда, сам собою, так как тогда изтожение, конечно, руководится теми же самыми ценностями, к которым историк проявляет свое отношение Но эту возможность мы упомянули тишь для того чтобы показать, что не мыс ihm такой случай, в котором среди исторического материала не оказывалось бы ни одного духовного существа Фактически историк почти всегда будет трактовать такие ряды стадий развития, в которые сам он не входит как исторический член, но в которых встречаются 1ишь другие духовные существа, и почему среди этих существ всегда должны оказываться такие, которые сами проявляют отношение к тем ценностям, которыми руководится историческое изложение1*

Лишь этот пункт, в самом деле, имеет решающее значение, но и здесь ответ нетруден Если ценности ни одного из духовных существ, объемпемых обширнейшей исторической связью, не суть в тоже самое время наши собственные ценности, то мы, по крайней мере, должны быть в состоянии проникаться ценностями этих существ, ибо там, где какая-нибудь действительность не находится в отношении ни к нам, ни к понятным нам, устанавливающим ценность существам, мы всегда будем рассматривать ее лишь как «природу», т е пытаться подводить ее под систему общих понятий, и поэтому для исторического тракто вания представляются лишь две возможности

И1И ценности духовных существ, принадлежащих к историческо му материалу, суть те же самые ценности, по отношению к которым для излагающего возникают исторические ин-дивидуумы Тогда дело просто, так как тогда эти духовные существа, само собой разумеется, становятся и историческими центрами Так, например, в истории искусства ненность искусства, которую историк имеет в виду, образуя исторические понятия, есть та же самая ценность, к которой проявляют свое отношение и художники, и, следовательно, историческими цент рами тогда необходимо должны становиться художники

Или ценности духовных существ не совпадают с ценностями излагающего, как это бывает, когда дело идет о событиях, удаленных от него пространственно или по времени Тогда историку надлежит настолько проникаться ими, чтобы он понимал их, и тогда, раз он вследствие этого заинтересовался однократными индивидуальными

27*

420

ГЕНРИХ РИККЕРТ

действиями и побуждениями этих существ, ему, пока он желает, чтобы его отношение к ним сводилось к историческому рассмотрению, т. е имеет в виду лишь относить их к ценностям, не остается ничего иного, как пользоваться и при их трактовании для отличения сущее гвенного от несущественного теми ценностями, к которым сами они проявляют свое отношение Ведь привлекать совершенно иные ценности, чем те, которые встречаются в самом историческом материале, имело бы смысл лишь тогда, если бы надлежало не излагать, а оценивать объекты с помощью масштаба ценности, и мы знаем, что это не входит в задачу историка Поэтому никоим образом нельзя говорить о всего лишь случайном совпадении тех ценностей, которыми руководится трактование с теми ценностями, которыми руководятся трактуемые духовные существа «Объективное» научное изложение всегда должно заимство вать те ценности, которыми руководится образование понятий из самого исторического материала

Итак, мы видим, что, во-первых, всякий исторический ин-дивидуум бывает относим к духовным существам, во-вторых, эти духовные существа должны встречаться среди тех объектов, из которых состоит исторически трактуемое последнее целое, и, наконец, в-третьих, эти существа должны быть и теми духовными историческими центрами, к которым должны быть телеологически относимы все друше объекты Итак, более узкое понятие истории, прежде установленное как простая лишь возможность, становится для нас понятием истории вообще, и в то же время благодаря этому мы значительно более приближаемся к тому, что эмпирическая наука действительно дает как «историю», чем это оказывалось возможным благодаря формальному понятию Словоупотребление, сообразующееся не с логическими, но с предметными различиями, назовет историческими лишь те исследования, в центре которых оказываются духовные существа

Но раз мы поняли необходимость связи, устанавливаемой между понятием об историческом и понятием о духовном, благодаря понятию ценящего духовного центра мы понимаем также и то, почему почти все теории исторической науки стараются найти имеющий решающее значение признак для отграничения ее от естествознания, исходя из предметной противоположности между телом и духом. Развитые соображения не только объясняют широкое распространение такого рода взглядов, но даже обнаруживают их относительную правомерность Все занимающиеся разработкой не естественнонаучных дисциплин, как то теологи, юристы, филологи, историки, экономисты — противополагая себя естествоиспытателям, чувствуют свою принадлежность к одной и той же группе и, при постановке вопроса о том, на чем это основывается, всегда обнаружится склонность усматривать в понятии о духов ном ту связь, которая делает из них единое целое, так как их объекты в самом деле большей частью духовны и должны быть таковыми. Поэтому и тот, кто желает обозреть всю область научной деятельности и ее различия, легко приходит к разделению наук на науки о природе

ГЛАВА IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 421

и науки о духе И если затем при попытке построить теории наук о духе за исходный пункт принимается хотящий и ценящий субъект, то даже может высказываться очень много ценного для характеристики истории и ее противоположности естествознанию, так как естественные науки в противоположность истории и другим «наукам о духе» должны отрешать свои объекты от этого ценящего субъекта, и, следовательно, выбранньш исходный пункт не оказывается ошибочным.*

Однако детальное обсуждение этого вопроса завело бы нас далеко, да нам и нет надобности в нем, так как легко можно показать, что тот, кто хочет действительно понять как логические, так и предметные различия между естествознанием и историей, несмотря на необходимую связь между историей и духом, не может достичь цели, беря за исходный пункт духовное и понятие науки о духе.

Нам нет надобности доказывать, что при этом логические противоположности метода могут скорее затемняться, чем обнаруживаться, так как хотя бы даже мы брали понятие духа в столь узком смысле, что под него подходили бы лишь существа, хотящие и ценящие, однако и они так же могут быть подводимы под естественнонаучные понятия, как и любая действительность, и, следовательно, выражение «наука о духе» остается решительно ничего не выражающим в логическом отношении

Но в сущности не лучше обстоит дело и тогда, когда понятием духа желают воспользоваться для определения предметного понятия истории Ведь тогда оно оказывается в известном отношении слишком узким и в другом отношении опять-таки слишком широким Оно слишком узко, поскольку лишь исторический центр должен быть проявляющим свое отношение и, следовательно, духовным существом, и даже он никогда не должен быть изображаем историей в его лишь ло!ически изолируемой духовности, но всегда как полная духовно-телесная реальность Напротив того, это понятие слишком широко, поскольку не все хотящие и ценящие существа уже суть объекты истории Итак, для того, чтобы понятием о духовном а самом деле определялся хотя бы лишь центральный материал исторических наук, оно должно было бы быть еще гораздо более узким, и, следовательно.

• Здесь следует заметить в особенности Grundzuge dei Psychology (1900) Мюнстер-берга В этом труде содержится очень интересная попытка установить разделение наук с точки зрения противоположности между приролой и духом и он отличается прежде всего тем, что. несмотря на это принципиальное различие между психологическим и историческим трактованием в нем не подвергается сомнению Конечно, и форм; л и руе мое Мюнстербергом понятие науки о духе кажется мне несостоятельным так как, противо полагая друг другу «объективирующие» и «субъективирующие» науки, он благодаря этому настолько обособляет друг от друга психологию и историю, что применение психологических понятий в историческом изложении оказалось бы в силу этого обособления совершенно невозможным, и это несовместимо с фактами Далее н у Мюнстербер1а многозначное понятие «общего» остается неопределенным, и поэтому отсутствует имеющее решающее значение уразумение связи между историческим значением индивидуального и общими ценностями

422

ГЕНРИХ РИККЕРТ

то обстоятельство, что связь между духом и историей существует лишь постольку, поскотьку ценящие существа всегда должны быть духовны ми существами, показывает именно то, как мало можно извлечь отсюда для определений предметного понятия истории Поэтому было бы в высшей степени желательно, чтобы в методологическом исследовании мы совершенно отказались от понятия науки о духе, так как соединять с понятием духа еще более узкий смысл, чем вышеуказанный, во всяком случае бьпо бы произво1ьно То, что выражение «наука о духе» укоренилось, объясняется тем обстоятельством, что под духом прежде разумели нечто совершенно иное, чем теперь, и, как ни безразлично наименование само по себе, во всяком случае хорошо будет выбрать терминологию, принимающую в соображение господствующее словоупотребление Благодаря сохранению выражении, которые не только утратили свое прежнее значение, но даже и прямо употреб^ются в совершенно ином смысле, могут возникать лишь недоразумения А слово «дух» в особенности способно вызывать такие недоразумения, и поэтому борьба против термина «наука о духе» не есть простои лишь спор о словах

VIII

Историческая наука о культуре

Если мы желаем понять, для каких частей действительности никогда не может быть достаточным естественнонаучное трактование и какие предметы не только делают возможным историческое изложение, но и требуют его, т е если мы желаем действительно установить предметное понятие истории и дойти до него путем более точного определения выясненных до сих пор логических принципов, мы можем при этом принять за исходный пункт лишь понятие о ценностях, которыми руководится историческое образование понятий От них зависит, что становится исторически существенным и что нет, и в особенности более точное определение их должно точнее определить понятие исторического центра Но у нас дело идет прежде всего об этом, так как с предметным понятием исторического ценгра должно, поскочьку это возможно, быть дано и предметное понятие истории вообще

При зтом само собой разумеется, что дальнейшее развитие мыслей возможно лишь с помощью констатирования таких фактов, которые не могут быть понимаемы как погически необходимые То обстоятельство, что историческое изложение руководится некоторой ценностью вообще, сделало для нас понятным то, что исторический центр всегда оказывается духовным, но уже это морю быть установлено лишь благодаря тому, что мы приняли в соображение тот факт, что ценящими существами в эмпирически известном нам мире оказываются существа духовные Итак, уже это был первый шаг на том пути.

ГЛАВА IV ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ПОНЯТИЙ 423

которым нам теперь приходится идти дальше, и, если мы теперь желаем еще более сузить все еще слишком широкое понятие истории, мы должны принимать в соображение один за другим факты, из которых вытекают некоторые следствия, касающиеся предметного понятия истории

Второй шаг, который нам приходится сделать, идя этим путем, находится в связи с тем, что всякое историческое изложение, раз оно хочет быть наукой, должно относить свои объекты к некоторой ценности, которая есть ценность для всех и притом прежде всего для всех тех, к которым обращается историк Однако всеобщность этой ценности может иметь двоякий смысл Ведь ценность или действительно признается всеми, или предполагается, что все должны признавать ее, т е ее общеобязательность может быть или фактической иди нормативной * Если мы поставим вопрос о том, что вытекает отсюда для более точного определения руководящих ценностей, то взгляд на факты показывает, что всякая общая ценность, принимаемая в соображение историеи, должна быть человеческой ценностью Когда дело идет о нормативно общих ценностях, это само собой разумеется, так как лишь от людей мы требуем признания ценностей, но и фактически общепризнанные ценности могут быть лишь человеческими ценностями, ибо, раз историк должен знать их, они дочжны допускать эмпири ческое констатирование, и это опять-таки возможно лишь когда дело идет о людях Словом, лишь к человеческим ценностям объекты могут быть относимы таким образом, чтобы благодаря этому они становитись историческими ин-дивидуумами

Но, раз мы вправе сделать зто предположение, тогда люди все[да должны стоять и в центре той действительности, которая спужит объектом какого нибудь исторического изложения Ведь какая либо действительность исторически интересует нас лишь тогда, когда с ней находятся в связи духовные существа, которые сами проявляют свое отношение к общим человеческим ценностям, и поскольку мы можем констатировать это, человеческие ценности ценятся лишь людьми Итак, мы установили теперь понятие исторического центра и благодаря этому такое понятие истории, которое еще на один цш приближается к тому, что фактически дает как «историю» эмпирическая наука Тем главным предметом, к которому оказывающаяся налицо историогра фия относит все остальное, всегда оказывается развитие человеческой духовной жизни

Однако и это понятие еще слишком широко Ближайший, третий шаг по пути к его определению мы делаем, принимая в соображение тот факт, что общие ценности и притом опять-таки как фактически общепризнанные, так и нормативно общие, оказываются налицо тишь у таких людей, которые живут в каком-либо общении друг с другом,

* Пока еще вовсе не следует соединять с понятием нормативно всеобщей обязате1ь ности мысль о каком либо сверл эмпирическом элементе

424

ГЕНРИХ РИККЕРТ

стало быть, суть социальные существа в самом широком смысле слова. Мы знаем, что в эмпирической действительности вообще не существует изолированных индивидуумов и духовная жизнь людей, развившихся до наличности общих ценностей, всегда может быть лишь жизнью с другими людьми. Что касается фактически признаваемых общих ценностей, то уже их понятие подразумевает, что они суть ценности некоторой общественной группы, но и тогда, когда мы признаем какую-либо ценность нормативно общею, признания ее всегда ждут от какой-либо действительной общественной группы. Только выражение «общественная группа» (gemeinschaft) отнюдь не должно вызывать у нас мыслей лишь о таких социальных группах, которые объединены пространственно и во времени, но мы должны иметь в виду и общественные группы, объединяемые лишь идеальною связью, например состоящие из всех людей, проявляющих свое отношение к науке, к искусству и т. д., причем их члены могут быть рассеяны в пространстве и весьма далеки друг от друга во времени. А раз мы назовем и общие ценности таких общественных групп социальными ценностями, мы можем сказать, что те ценности, которыми руководится историческое изложение, всегда суть социальные человеческие ценности.

А затем отсюда вытекает, что и во всякой действительности, которая должна стать объектом исторического изложения, должны встречаться люди, которые, благодаря индивидуальности их хотения и действования, оказываются по отношению к социальным ценностям ин-дивидуумами, и что поэтому в центре всякого исторического изложения находится имеющая значение благодаря своему своеобразию душевная жизнь некоторой группы людей. И ин-дивидуумы, по-видимому столь изолированные и одинокие, как например Спиноза, по отношению к научной общине людей или societas philosophorum, к которой они принадлежат и должны принадлежать для того, чтобы получить историческое значение, должны быть признаны социальными существами. Итак, центральным историческим процессом всегда оказывается или развитие некоторой единичной человеческой духовной жизни, объемлемой некоторой индивидуальной социальной связью, или некоторое индивидуальное социальное целое, индивидуальные члены которого объединяются в группы и лишь подводятся под некоторое относительно историческое понятие, так как всякий единичный член исторически существен благодаря одним и тем же волевым актам и действиям. Тогда все другие исторические объекты бывают относимы к этим социальным нн-дивидуумам

Итак, с помощью, с одной стороны, принципов исторического образования понятий и, с другой стороны, тех трех фактов, что ценящие существа суть существа духовные, что общие ценности суть человеческие ценности и что общие человеческие ценности суть социальные ценности, мы дошли до такого понятия истории, которое и с предметных точек зрения зачастую уже признается ее адекватным