Часть 18.

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 449

Итак, относительно вопроса о свободной от ценностей натуралистической философии истории мы приходим к следующему результату-или общие законы развития действительно суть естественные законы и в таком случае они непригодны в качестве руководящих точек зрения для выбора материала при изложении особливых рядов стадий развития, или же мнимые законы развития фактически суть принципы ценности и в таком случае руководящиеся ими исторические изложения совершенно подходят под выясненное нами понятие об историческом Ничего третьего нет, и поэтому в том случае, если бы применение ценностей в науке вообще оказалось недопустимым, историю, т. е изображение однократных рядов стадий развития в их особливости, надлежало бы совершенно вычеркнуть из ряда наук

Итак, раз с естественнонаучной точки зрения вообще имеется в виду обосновать историю как науку, остается всего лишь вторая возможность, а именно базировать ее на «естественных ценностях» Но, когда дело идет об этом, прежде всего обращают на себя внимание теории натуралистического эволюционизма в том виде, как они стали излюбленными в связи с новейшей эволюционной биологией со времен Дарвина Соответственно весьма распространенной склонности усматривать в мыслях, которые повели к научным успехам в ограниченной области, принцип, долженствующий оказываться пчодотворным при трактовании всевозможных и, в особенности, исторических проблем, желали воспользоваться дарвинизмом для того, чтобы наконец дагь философским дисциплинам столь настоятельно желаемую естественнонаучную базу, и биологическое понятие развития казалось в особенности пригодным для разрещения проблем, относящихся к ценностям Так возникла идея дарвинистической этики, в области эстетики работали согласно дарвинистическим принципам, появились зачатки дарвинистической логики и теории познания, и нам пришлось дожить даже до попытки дарвинистического оправдания и обоснования религии, сделанной в книге Кидда Почему же не построить, исходя из натуралистического эволюционизма, и философии _истори и и не дойти с ее помощью до установления естественных культурных ценностей?

При таких попыткак имеется, конечно, в виду более или менее ясно приблизительно следующее теорией Дарвина и в особенности принципом естественного отбора не только была устранена старинная дуалистическая телеология и, благодаря включению организмов в механическую связь явлений природы, сделано возможным «чисто причинное» объяснение всех процессов, но в то же время и установлены истинные понятия прогресса и усовершенствования До тех пор все ценности, так сказать, висели в воздухе, т е не находились ни в какой связи с действительностью Приходилось прямо-таки принижать природу для того, чтобы получался смысл жизни природное принималось ja злое начало, и человек казался чужестранцем в природе Теперь же мы видим, что сами законы природы необходимо приводят к лучшему, так как ведь естественный отбор в борьбе за существование повсюду губит

29 Г Рикмрг

450 ГЕНРИХ РИКК.ЕРТ

несовершенное и дозволяет сохраниться лишь совершенному Там, где господствует закон природы, вещи все в более и более высокой степени становятся приспособленными, все более и более целесообразными и поэтому благодаря естественному развитию всегда возникает то, что должно быть Но раз с помощью принципа естественного отбора дан надежный критерий для того, что должно быть признаваемо имеющим ценность, должно быть возможно и излагать историческое развитие различных народов или всего человеческого рода, руководясь этой точкой зрения отнесения к ценности, причем это изложение может претендовать на естественнонаучную объективность

Что счедует думать об этом7 Если допустить, что эта аргументация правильна, тотчас оказывается, что понятие об естественном прогрессе благодаря отбору было бы совершенно бесполезно для истории Ведь здесь процессы становления не только относятся к некоторой ценности, но и временная последовательность их различных стадии необходимо совпадает и с повышением ценности, т е мы имеем здесь типический пример этого понятия развития, о котором мы упомянули выше на шестом месте * Однако нам пришлось охарактеризовать такое понимание исторического процесса как неисторическое, так как оно не в состоянии надлежащим образом отнестись к своеобразному индивидуальному значению различных ступеней развития Тогда каждая стадия может иметь значение, скорее всего, лишь подготовления к следующей за нею стадии и заслуживает того, чтобы тмибнуть для того, чтобы уступить место другой, более развитой стадии Итак, если бы действительно можно было установить естественнонаучный закон прогресса, он настотько же уничтожил бы историческое значение объектов, как и всякий другой естественный закон Различные стадии развития стали бы родовыми экземтярами ряда общих понятий, порядок которых определяется принципом все большей приспособчен-ности. и от их своеобразия, которым они обладают как исторические индивидуумы, ничего не осталось бы ** К тому же в мысли о прогрессе, опирающейся на понятие отбора, есть еще одна сторона, делающая ее совершенно непригодной для того, чтобы служить принципом исторической) образования понятии Если более приспособленное есть уже более совершенное, и закон приспособления деиствительно есть естественный закон, то он должен с естественной необходимостью всюду вызывать все большее и большее усовершенствование, и таким образом любая доля действительности во всякое время будет приобретать все большую и большую ценность Тогда во всякое мгновение в каждой из своих частей мир окашвается наилучшим из всех естественнонаучно мыслимых миров Но при этом далеко идущем оптимизме в ю же время исчезает и возможность устанавливать различие между объектами, которые находятся в более близком отношении к точке зрения,

• См выше с 361 н т п •*См выше с 35S к т д

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 451

руководящей при отнесении к ценности, чем другие объекты, т е по отношению к понятию естественного совершенства всякая действительность становится одинаково существенной Но это означает не что иное, как то, что ничто уже не оказывается существенным, и, следо-вателыто, та ценность, которою считает себя способным обосновать натуралистический эволюционизм, оказывается совершенно непригодном для того, чтобы руководить процессом исторического образования понятий

Однако именно этот вывод кажется весьма рискованным Ведь не может существовать двух противоречащих друг другу родов рассмотрения ценностей Итак, если бы естественные законы действительно оказывались законами процесса, всякий иной род оценки, у которого нет прочного естественнонаучного фундамента, должен был бы, само собою разумеется, уступить место естественным ценностям, и так как естественные ценности не годятся для того, чтобы служить принципом исторического образования понятий, вообще уничтожалась бы всякая возможность построить общеобязательные исторические поняти

Однако, если мы отдадим себе более точный отчет относительно того, с каким правом говорят об естественных ценностях, оказывается, что судьба всех попыток вывести культурные ценности из натуралистического эволюционизма зависит от правильности предположения, гласящего, что, естественное приспособление есть в то же время совершенствование, а это положение неверно именно с естественнонаучной точки зрения Совершенствование есть телеологическое понятие Естественнонаучное же значение теории отбора основывается именно на том, что она понимает всякое развитие, кажущееся телеологическим, как простое лишь изменение, некоторым образом переворачивая наизнанку телеологический принцип Итак, вправе ли она рассматривать простое лишь изменение уже как улучшение, и имеет ли для нее смысл усматривать в механическом приспособпении в то же время повышение ценностей '

Конечно, в понятии приспособления кроется формально телеологический момент, коюрого мы вообще не в состоянии отделить от понятия организма Однако, как мы смогли показать, этот момент не имеет ничего общею с понятием ценности Совершенствование есть процесс приспособления лишь с точки зрения тех существ, которые приспособляются и которые должны считать свое простое лишь наличное бытие ценным, так как это именно их наличное бытие Однако это именно та ограниченно телеологическая точка зрения, от которой намерено отказаться естествознание для того, чтобы дойти до цельного механического объяснения мира Итак, ему всякое изменение должно представляться совершенно индифферентным к ценности или не-ценности (Umwert), и поэтому оно никогда не может усматривать повышения ценности в механическом процессе приспособления Приравнивание приспособившегося благодаря естественному отбору к совершенному основано на смещении сохранения наличного бытия и

29*

452 ГЕНРИХ РИККЕРТ

сохранения ценности, и поэтому оно должно быть совершенно отвергнуто с естественнонаучных точек зрения Целесообразность организма означает для естествознания лишь способность к сохранению наличного бытия, и когда оно учит, что благодаря естественному отбору устраняется нецелесообразное по отношению к сохранению его на лично/о бытия, это не имеет ничего общего с положением, гласящим, что развитие, происходящее сообразно принципу отбора, должно приводить ко все большему совершенству

Каким же образом выходит, что, несмотря на это, противоположное признается многими чем-то прямо таки само собою разумеющимся1' Иллюзия, жертвами которой мы становимся в данном случае, основывается на том, что, когда дело идет об известных органических образованиях, мы не можем решиться отвлечься от тех ценностей, которые мы привыкли связывать с их наличным бытием И притом мы не только продолжаем признавать ценности, установленные задолго до всякого естественнонаучного исследования, но еще и перетолковываем их в понятия, с помощью которых мы стараемся объяснить происхождение ценимых объектов, и таким образом могло выйти, что принцип отбора стал принципом прогресса полагают, что он приводит к тому, что ныне ценно для нас, а именно к человеку, а следовательно, сам он должен быть принципом ценности

Итак, отнюдь не мерило ценностей было получено из понятий естествознания, но уже наличные человеческие ценности были перенесены на понятия естествознания Конечно, очень понятно, что нам, людям, ценно все человеческое и человекоподобное, и в истории мы никогда не можем отвлечься от единственного в своем роде значения человеческого Но дело в том, что коль скоро мы рассматриваем некоторый ряд стадий развития как процесс прогресса потому, что он приводит к человеку, мыслим уже не естественнонаучно

Для последовательного естествознания вообще не существует никаких «высших» или «низших» ор[анизмов, коль скоро это должно означать, что одни имеют более ценности, чем другие Высшее и низшее может означать разве что то же самое, что более или менее дифференцированное, и процесс дифференцировкн, как таковой, равным образом не имеет ничего общего с совершенствованием и повышением ценности Во-первых, мы часто ценим простое более, чем сложное, и, во-вторых, дифференцированное получает значение лишь как продуктивное, т е как средства для достижения некоторой цели, и поэтому оно имеет ценность лишь тогда, когда ценность этой цели уже заранее установлена.

Итак, всякое верование в «естественный прогресс» и в «естественные ценности» основывается на антропоморфизме, который совершенно не правомерен с естественнонаучной точки зрения Нельзя ставить человека в один ряд с прочими живыми существами и тотчас же выделять его из них как высшее существо Это невыносимое противоречие Еще прежде, чем зашла речь о дарвинизме как филосо-

ГЛАВА. V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 453

фии истории, К. Э фон Бэр уже превосходно осмеял этот антропо морфизм, мысля себе историю развития написанной с точки зрения птиц Обитатели воздуха находят, конечно, человека весьма несовер шенным, летучие мыши кажутся им занимающими высшее место из млекопитающих животных, а они отвергают мысль о том, что существа, которые так. долго после рождения не сами ищут своей пищи и никогда не поднимаются свободно над землей, должны были бы обладать высшей организацией, чем они * Дарвинисты, воображающие, что они ушли далеко вперед по сравнению с теологией Бэра, не замечают, насколько антропоморфически они мыслят, прославляя «прогресс» от амебы к человеку и принимая принцип отбора за принцип ценности

Итак, пока мы остаемся в естественнонаучной области, мы вправе оперировать лишь с понятиями о развитии как о становлении, как об изменении и как о свободном от ценностей телеологическом развитии Напротив того, все понятия о развитии, находящиеся в связи с точкой зрения отнесения к ценности, совершенно неуместны в этой области, и поэтому естествознание никогда не в состоянии дать философию истории

Ради полноты следует подчеркнуть равным образом и то, что это имеет силу и тогда, когда натурализм выступает в виде какой-либо психологической теории Пытались с помощью психологических понятии дойти до отграничения культурной жизни от простой лишь природы, и само собой разумеется, что не приходится делать какие-либо принципиальные возражения против такой психологии кутьтуры С методологических точек зрения она принадлежит к числ> естественнонаучных наук о культуре, логическая структура которых известна нам Однако в данном случае опять таки нельзя понять, каким образом должно получиться строгое разграничение между природой и культурой, если уже не предполагается какое-либо понятие ценности культуры Раз это делается, тогда можно, конечно, и пытаться устанавливать, какие различия представляет душевная жизнь культурных народов от душевной жизни диких народов (Naturvolker), и, например, указывать на то обстоятельство, что, выражаясь языком психологии Вундта, у диких народов преобладают «ассоциативные» психические процессы, тогда как душевная жизнь культурных людей состоит преимущественно из "апперцептивных» процессов Но, хах ни ценны такие теории, никогда нельзя сказать, что душевная жизнь культурных народов имеет историческое значение вследствие своего апперцептивного характера **

* Ср К Е von Baer Ueber Eniwicklungsgesi.hicrne der Thieie Beobachtung und Reflexion 1 1828 S 203 f Это сочинение свободно от исторических составных частей и быть может когда либо критика свободная от предвзятых мнений признает его трудом имеющим гораздо большее значение для естественнонаучною исследовании чем вся -филогенетическая" биологи

" См Alfred Vierhmdi Namivolker und Kulturvolker Em Beiriag гиг Socialpsycho-logie (1896) Этот труд, опирающийся на обширный фактический материал содержит

454 ГЕНРИХ РИККЕРТ

Иллюзия, будто эти различения имеют иную ценность, чем чисто психологическую, опять таки основывается лишь на том, что на те психические процессы, которые могут становиться средствами для достижения какой-либо ценной цели, переносится та ценность, которую имеет эта цель Быть может, верно, что культурный человек может работать над осуществтением кучьтурных ценностей ити вообще обнаруживать свое отношение к этим последним лишь в том случае, если его душевная жизнь представляет совершенно определенные особенности, отсутствующие у первобытного человека Но ведь эти особенности получают значение именно лишь блаюдаря тому, что они приводятся в отношение к культурным ценностям Без этого отнесения значение их не отличается от значения каких бы то ни было иных психических процессов, и поэтому без предположения уже установ ленных ценностей говорить о «более высокой», т е более ценной душевной, жизни имеет столь же мало смысла, как называть какие-либо телесные оронизации, как таковые, уже более высокими в смысле более ценных Кто понял это, ют найдет в этом в то же время и основание зля того, чтобы не возлать на психологию слишком больших надежд, когда дело идет о философских проблемах

Итак, попытки естественнонаучным путем дать исторической науке прочную основу должны казаться безнадежными во всех отношениях, и отсюда вытекает также, что социология никогда не может претендовать на то, чтобы стать философией истории, ибо она необходимо применяет естественнонаучный метод * Естествознание и история исключают дру! дру[а не только в понятиях, поскольку одно трактует общее, а другая частное, но и постольку, поскопьку одно отвлекается от всяких различий ценности, другая же, напротив того, не может обойтись без ценностей для того, чтобы отличить существенное для нее от несущественного В свяда с пониманием объектов как экземпляров общих понятии находится то обстоятельство, что они не только рассматриваются как одинаковые друг с другом, но и что все они имеют одинаковое значение для любой ценности, так как всякий экземпляр можег быть заменен всяким другим экземпляром И для цельного понимания природы в понятии естественной ценности содержится прямо таки противоречие Ценности всегда суть противоположности неценностеи, и поэтому без дуализма ценности и неценности они теряют свое значение Но для этого дуализма нет места в «монизме», связанном со всяким пониманием природы Поэтому чем последова-тепьнее мыслит естествознание, тем решительнее должно оно отказаться от того, чтобы говорить о «смы^е» жизни и истории

много ценных разьяснении и кажется мне имеющим наибольшее значение из все* трэдов опсрнруюших с понятиями психологии Вунлта Но именно Vietkand! был бы в состоянии достигнуть еще гораздо большей ясности последовательно принимая в соображение рашичие между естественнонаучно психологическим и историческим ролами траьто ванн

• См вьсше

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 455

Конечно, нельзя отрицать, что нам трудно совершенно удалять из понятия природы всякое понятие ценности Ведь многим «природа» кажется прямо таки совокупностью всех ценностей, и, когда, напри мер, Гете говорит о природе, он, конечно, не имеет при этом в виду чею либо свободного от ценности Однако ведь слово «природа» весьма многозначно, и природа как совокупность ценностей не есть та природа, с которою имеют дело естественные науки в том смысле, в котором мы должны понимать это слово В особенности Гетевское понимание природы по общему принципу не имеет ничего общего с тем пониманием природы, которое свойственно новейшему естествознанию Великий поэт всегда рассматривал природу, беря за исходный пункт человека, или, скорее, Гете и вкладывал в нее мысленно всю ценность и все богатство своего существа Поэтому он мыишч всецело тепеологически и притом так, что его образ мышления оказывается несовместимым с механическим пониманием природы Уже то обстоятельство, что он решительно не признавал Ньютоновской теории цветов, необходимо вытекало из свойственной ему точки зрения на природу и отнюдь не было причудой, как многие полагают ныне, новейшая же природа, характеризуемая «борьбой за существование» и «отбором», произвела бы на него такое же впечатление, как, например, Systeme de la nature, т е он нашел бы ее невыносимой И его отношение к теории развития не должно смущать нас в данном случае Конечно, и Гете ищет единства и постепенного перехода, но он жепает не включать человека в механизм, но поднять всю действшельность до его высоты, и, таким образом, между ним и современным эволюционизмом существует величайший антагонизм Открытие межчелюстной кости и у человека радует его потому, что, лишь коль скоро природа сродни ему, он способен созерцать ее как «лоно друга» и лишь тогда ока учит era «ушавать» своих «братьев в тихой роще, в воздухе и в воде» И, по его мнению, даже камни должны были бы не быть чуждыми ему и не представлять собой «сумятицу, насилие и бессмыслицу» Словом, в Гетевском понимании природы коренится натурфилософия романтики Ему близок Шеллинг, но не естествознание в том виде, как мы понимаем и должны понимать его в настоящее врем

Итак, лишь о том понятии природы, которое строится современной наукой, мы утверждаем, что оно должно мыслиться как совершенно свободное от ценностей, и мы желаем сказать, что понимание действительности как ритма, подчиненного естественным законам, находится в необходимой связи с отказом от всякой попытки определить смысл однократного развития Мир, как природа, становится бессмысленным кругообращением Таким образом, при мысли о натуралистической философии природы мы снова наталкиваемся на границу естественнонаучного образования понятий Понятие природы исключает понятие исторического развития, и не только естественнонаучная историография, но и натуралистическая философия истории — деревянное железо

456 ГЕНРИХ РИККЕРТ

Однако, быть может, подумают, что здесь дело идет не о границах естественнонаучного образования понятий, но о границах научного образования понятий вообще. И даже чем яснее естествоиспытатель понимает, что с его точки зрения совершенно бессмысленно говорить об исторически-телеологическом развитии, тем решительнее отвергнет он всякое историческое трактование как ненаучное. Для него в истории необходимо остается господствующим тот антропоморфизм, несостоятельность которого обнаружена со времен Возрождения подавляющим множеством фактов. Христианские средние века могли правомерно интересоваться историей человечества, так как тогда можно было предполагать, что развитие, происходящее между актом творения и страшным судом, действительно есть история «мира» в строгом смысле слова и так как те ценности, к которым надлежало отнести процесс становления, были даны в учениях церкви как абсолютно обязательные и признаваемые. Но с тех пор как арена истории, которая признавалась центральным пунктом мира, стала, как говорит Шопенгауэр, одним из тех маленьких освещенных шаров, которые дюжинами вращаются в бесконечном пространстве вокруг бесчисленных шаров, шаром, на котором покров из плесени породил живущие и познающие существа, нам, как бы то ни было, приходится, наконец, отказаться от мнения, будто развитие человеческого рода имеет какое-либо отношение к объективным ценностям.

В самом ли деле это те выводы, которые мы вправе делать с чисто естественнонаучной точки зрения, или же, напротив того, делая их, мы точно так же выходим из области естествознания, как это бывает в тех случаях, когда производится попытка установить естественные ценности? Конечно, естествознание никогда не бывает в состоянии обосновать объективные ценности, однако это положение все же имеет иной смысл, чем положение, гласящее, что такие ценности вообще не имеют силы, и поэтому история не есть наука. Ведь доказательство этого не может быть представлено со стороны естествознания именно в том случае, если правильны те предпосылки, на основании которых естествознание отвергает телеологически-историческое трактование действительности. Ведь суждение о научности или ненаучности какого-либо метода само уже предполагает мерило ценностей, служащее для определения степени объективности науки. Но из этого вытекает, что естествознание тотчас выходит из пределов своей компетентности, коль скоро оно провозглашает свои собственные приемы единственно правомерными. Чем последовательнее проводится естественнонаучная точка зрения, тем более надлежит воздерживаться, исходя из нее, от всякого суждения о том, ценен какой-либо научный метод или нет.

Конечно, естествоиспытатель implicite сделает предположение, что его метод приводит к объективно обязательным результатам, но даже это предположение никогда не может быть обосновано самим естествознанием, и поэтому совершенно бессмысленно выражать с естест-

ГЛАВА V. ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 457

веннонаучной точки зрения суждение относительно иных методов, нежели естественнонаучный. Трактование таких вопросов всецело составляет задачу логики. Тот, кто хочет разрешать их, исходя из естественнонаучной точки зрения, сущность которой состоит в отвлечении от всех точек зрения отнесения к ценности, необходимо должен впадать в пустой и отрицательный догматизм. В самом деле, не подобает сперва энергически провозглашать всякую оценку ненаучной, а затем с тем большей уверенностью высказывать суждения, выражающие оценку, с претензией на научную обязательность. Для последовательного натурализма не существует вопросов о праве, вроде вопроса о ценности методов. Правда, для него не существует истории, но он не может сказать решительно ничего относительно того, может ли история вообще считаться наукой. Итак, с естественнонаучной точки зрения нельзя ни оправдать научной обьектив-ности истории, ни представить каких-либо основательных возражений против нее.

II

Эмпирическая объективность

Раз мы желаем пойти дальше, мы должны оставаться как можно более свободными от всяких предположений относительно ценности различных научных методов, и так как наиболее свободной от предположений в теории познания обыкновенно признается точка зрения чистого опыта, нам сперва приходится поставить вопрос о том, как обстоит дело, коль скоро к истории прилагается мерило эмпирической объективности.

Такую объективность мы предполагаем всюду, где в каком-либо научном контексте обязательность суждений может быть сведена на чисто фактические истины. Однако нам, конечно, не приходится уже входить в обсуждение того взгляда, согласно которому возможно уже путем простого лишь констатирования фактов достигнуть научного познания, так как мы достаточно обстоятельно показали, что наука всегда есть обработка и преобразование фактов сообразно определенным руководящим точкам зрения. Поэтому под эмпиризмом мы можем разуметь лишь тот взгляд, согласно которому не только материалу, но и тем точкам зрения, которыми руководятся при его обработке, свойственна чисто эмпирическая обязательность И притом только об обязательности этих методологических предпосылок и идет дело в данном случае. Что же касается остального, то мы допускаем, что в обязательности суждений, лишь констатирующих факты, не кроется уже никакой гносеологической проблемы, и что познание материала как в естественных науках, так и в истории имеет место путем чистого опыта. Мы можем допустить это, так как в объективности этого

458 ГЕНРИХ РИККЕРТ

познания не заключается никакой проблемы, имеющей для истории принципиально иное значение, чем для естествознани

Итак, центр тяжести нашего исследования находится теперь в ином месте, чем прежде Для естественнонаучного понимания камнем преткновения могло служить уже само по себе то обстоятельство, что с точек зрения, которыми руководятся при историческом образовании понятии, суть ценности Напротив того, с точки зрения чистого опыта, это обстоятельство само по себе не вызывает еще недоумений, так как ведь и ценности могут быть констатируемы как факты и, в особенности, их фактическое признание определенной группой людей в принци пе можно установить опытным путем Теперь применение ценностей становится недопустимым лишь в том случае, если их нормативная общеобязательность принципиально должна идти далее допускающей эмпирическое констатирование общности и означать не что иное, как безусловно требуемое признание.

С другой стороны, из-за безусловно общих естественных законов объективность естествознания представляется теперь отнюдь уже не само собой разумеющейся, но, напротив того, становится труднейшей проблемой для эмпиризма Итак, мы видим, что с точки зрения опыта вопросы об отношении истории к естествознанию и о той степени обьективности, которой обладают естествознание и история, могут быть разрещены лишь путем обнаружения того, предполагают чи они безусловно всеобщие и необходимые элементы и если да, то в какой степени А то, суть ли это элементы ценности или что-либо иное, кажется безразличным

Есчи взять за исходный пункт естествознание, то ясно, что те соображения, которые мы развили относительно эмпирической общности естественнонаучных понятий, без труда MOiyr быть подведены под чисто эмпирическую теорию познания, так как на этой первой ступени обязательность понятий основывается на прямом сравнении объектов и в формальной определенности равным образом не содержится никакого сверхэмпирического момента Итак, по-видимому, обязательность естественнонаучных понятии становится особой проблемой лишь тогда, когда дело идет о суждениях, дотенствующих высказывать что либо относительно необозримого и поэтому непосредственно никогда не доступного опыту многообразия вещей и процессов Однако мы не смогли показать, что и лишь эмпирически общие и формально определенные понятия в большинстве случаев должны быть рассматриваемы лишь как подготовительные работы для образования таких понятии, с помощью которых естествознание имеет в виду подвести экстенсивно и интенсивно необозримое многообразие под цельную систему, и, стало быгь. последовательный эмпиризм должен был бы. таким образом, лишить эмпирически общие и формально определенные понятия того значения, которое они имеют как подготовительные ступени для понятии, выражающих законы В таком случае постановка той задачи, которую мы считали обязательным

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 459

указать естествознанию, была бы экзальтацией Согласно последовательно эмпирическому взгляду, естественнонаучному образованию понятий следовало бы основываться лишь на эмпирическом сравнении объектов, объединяющем общее и опускающем индивидуальные раз лини

Если мы допустим, что этог взгляд может быть проведен, т е предположим, что и понятия о законах природы следует рассматривать лишь как эмпирические обобщения, то разве в таком случае история каким-либо образом оказывалась бы относительно своей научной объективности в невыгодном положении по сравнению с естествознанием'' Если иметь в виду не несомненность материала, а лишь принципы образования понятий, которые ведь единственно занимают нас в данном спучае, то те ценности, которыми руководятся при исторически телеологическом образовании понятий, не дотжны быть эмпирически менее обязательными, чем с точек зрения, к которым прибегают в естествознании для того, чтобы чисто эмпирически сравнивать друг с другом различные объекты.

В истории принимается во внимание лишь отнесение объектов к общепризнанным ценностям, благодаря которому в них общеобязательно для всех отличаются существенные составные части от несущественных Конечно, тогда слово «все» может иметь лишь эмпирически общее значение, т е относиться ко всем членам некоторой исторической общественной группы, но коль скоро эмпирически установлено, что у опреде^нного круга людей, к которому обращается историк со своим изложением, имеются фактически общие культурные ценности, как то государство, искусство, наука, религия, признание нормативной общности которых ожидается от всех членов общественной группы, и если затем факты прошлого подводятся под исторические понятия так, что при этом имеются в виду эти ценности, то возникает обязательное для всех трактование и при этом ведь, конечно, не более покидают почву чистого опыта, чем когда естествознание строит посредством чисто эмпирического сравнения систему общих понятий для определенной действительности

Однако, быть может, будут думать, что дело не только в этом и что при всем том исторические понятия остаются менее научными В том, что именно эти культурные ценности, а не другие руководят историческим образованием понятий, кроется акт произвола, или во всяком случае историческое трактование всегда имеет силу лишь для круга людей, фактически признающих и руководствующих культурными ценностями, и это никоим образом не соответствует идеалу научного образования понятий Напротив того, общие понятия естествознания, установленные путем сравнения и выключения чисто индивидуального, не подлежат никакому сомнению и имеют силу для всех независимо от того, признано ли познающими субъектами уже до того что-либо иное обязательным Словом, историческое образование понятий нуж-

460

ГЕНРИХ РИКК.ЕРТ

дается в предпосылкак, к признанию которых никого нельзя принудить, между тем как естествознание с помощью одного лишь сравнения доходит до понятий, обязательность которых исключает всякое сомнение.

Однако при более точном рассмотрении оказывается, что это утверждение несостоятельно именно на почве чистого опыта. Само «дело» столь же мало определяет содержание понятий в естествознании, как в истории, но познающий субъект решает, что существенно и что нет, т. е. и для чисто эмпирического естественнонаучного сравнения нужна руководящая точка зрения, и в том случае, если должна быть отвергнута всякая возможность рассматривать это чисто эмпирическое как подготовительную работу для образования безусловно общих понятий, ничуть не менее произвольным остается то, что для объединения общего выбирается именно данная точка зрения, а не иная.

Мы забываем это, так как часто те точки зрения, которыми руководится сравнение, приходят нам в голову как самоочевидное. Однако эта психологическая самоочевидность не только могла бы быть констатирована равным образом и тогда, когда дело идет о точкак зрения, которыми руководствуется историческое трактование, но она и не имеет ничего общего с его логическим оправданием. Мы обстоятельно показали, что без стремления к безусловно общим суждениям естествознание всегда может дать лишь классификацию и что простая лишь классификация всегда «произвольна», так как, если даже ограничиться экстенсивно обозримым многообразием объектов, что приходится делать, будучи эмпиристом, интенсивное многообразие всякого отдельного объекта остается необозримым, а необозримые многообразия могут быть и сравниваемы друг с другом с необозримо многих точек зрения. Итак, и в сравнивающем естествознании всегда должно быть заранее установлено, какую точку зрения для сравнения желают выбрать и, если держаться эмпирической точки зрения, этот выбор точно так же, как и в истории, нуждается в одобрении всех тех, для кого должны иметь силу понятия.*

Но раз дело обстоит таким образом, иного рода объективности нельзя требовать и от истории, и так как история весьма способна удовлетворять требованию, гласящему, что все люди, к которым она обращается, должны признавать ее руководящие точки зрения, она отнюдь не находится в невыгодном положении по сравнению с естествознанием, поскольку дело идет о произвольности выбора.

Напротив того, историк, ограничивающийся тем, чтобы при посредстве исторических понятий, имеющих индивидуальное содержание, излагать прошлое в его однократном индивидуальном течении, руко-

* Здесь и в дальнейшем изложении предполагается, что читатель точно помнит разъяснения, данные б первой главе. Лишь тогда изложение может быть убедительным

ГЛАВА V. ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 461

водясь при этом эмпирически данными культурными ценностями, признаваемыми определенным кругом людей нормативно общими, достигает при этом наивысшей объективности, которая с эмпирической точки зрения вообще может быть достигнута в науке. Проблематическим остается лишь притязание истории на безусловно всеобщую обязательность ее понятий, но ведь для последовательного эмпириста такая обязательность вообще не имеет никакого смысла. В естествознании она зависит от обязательности безусловно всеобщих суждений, в истории — от обязательности безусловно всеобщих ценностей. Для того, кто не хочет признавать ни той, ни другой, по отношению к объективности понятий не может составлять никакого различия то, что на место эмпирически общепризнанной точки зрения сравнения, отличающей существенное от несущественного, становится эмпирически общепризнанная ценность, к которой объекты бывают относимы таким образом, что они объединяются в ин-дивидуумы.

Если мы будем рассматривать дело уже не чисто формально, то с точки зрения чистого опыта оно принимает даже еще более благоприятный оборот для исторических наук. Оказывается, что для значительного большинства исторических трудов, всех биографий, всех изложений особых культурных процессов, как например историй развития религии, наук, права, искусства и т. д., и даже всех историй отдельных народов и государств руководящими точками зрения служат точки зрения отнесения к ценностям, фактическое признание которых отнюдь не может подлежать сомнению. Если при образовании своих понятий историк руководится ценностями той общественной группы, к которой он сам принадлежит, то будет казаться, что объективность его изложения зависит исключительно от правильности фактического материала, и вовсе не возникнет вопрос о том, существенно ли то или иное событие прошлого. Он выше всякой произвольности, когда он, например, относит развитие какого-нибудь искусства к эстетическим культурным ценностям, развитие какого-либо государства к политическим культурным ценностям и у него при этом получается изложение, которое, поскольку оно воздерживается от суждения, выражающего опенку, должно быть обязательно для всякого, кто вообще признает эстетические или политические культурные ценности как нормативно-общие для членов своей общественной группы. Если же историку, напротив того, приходится сперва усваивать себе чужие культурные ценности для того, чтобы быть в состоянии изображать и отдаленные процессы развития культуры, то в принципе эта работа равным образом может быть выполнена путем чисто эмпирического констатирования фактов н лишь тогда, когда требуется написать «всемирную историю», может оставаться сомнительным, могут ли применяемые при этом руководящие точки зрения отнесения к ценности рассчитывать на допускающее эмпирическое констатирование признание у всех обнимаемых таким изложением культурных общественных групп. Однако

462

ГЕНРИХ РИККЕРТ

этот случай не касается эмпирической объективности специальных изложений *

Напротив того, оправдание объективности естественнонаучных исследований наталкивается на значительные трудности, коль скоро требуется удостоверить фактическое признание их руководящих точек зрения Пока естествознание оперирует исключительно с понятиями о вещах, пожалуй, можно сказать, что для всякого будет само собою разумеющимся то, какие объекты следует признавать одинаковыми и какие неодинаковыми Но, после тех разъяснений, которые были сделаны в первой и во второй главах, не подлежит сомнению, насколько трудно будет провести точку зрения чистого эмпиризма и для понятий, выражающих отношения Таким образом, естествознание во всяком случае оказывается в более затруднительном положении, чем историческое трактование, коль скоро ему приходится оправдать свою объективность перед судом эмпиризма

История есть подлинная опытная наука не только потому, что она есть наука, имеющая дело с действительностью, и поэтому со своими индивидуальными понятиями она всегда ближе к индивидуальному опыту, чем естествознание, но и потому, что ее руководящие точки зрения гораздо легче могут быть почерпнуты из самого опыта Итак, с

* Так как отстаиваемый уже в моем сочинении Kukurwissensdiafl und Nalurwissen-schaft вышедшем в 1899 году взгляд, согаасво которому всякое историческое образование понятий руководится культурными ценностями приводили в связь с рассуждениями относительно правомерности историографии с точки зрения тога или иного вероиспове яанин то здесь следует добавить еще нижеследующее относительно понятия достижимой при всяких обстоятельствах эмпирической объективности истории Тот кто уяснил себе имею шее решающее значение различие между чисто теоретическим отнесением к ulhhocth и практической оценкой поймет что методологические «предпосылки» исто рии не имеют ничего обшего с предпосылками касающимися вероисповедании Например при трактовании действительности, именуемой «Лютером» для катотика должны оставаться существенными те же самые составные части, что и для протестанта, а следовательно они должны и объединяться в те же самые исторические понятия Ведь, как я уже показал выше без согласующеюся понимания действительности отнюдь не был бы возможен спор о ценности Лютера Лишь для историка которому немецкая и христианская культурная жизнь совершенно чужды, Лютер вообще стал бы несуществен ным, а следовательно к не подлежал бы историческому трактованию, так как историк, чуждый этой культуре, не относит индивидуальности Лютера ни к какой ценности Однако раз этот историк признает хоть какую нибудь религиозную ценность он. в принципе, может освоиться и с течи ценностями к которым немецкие и христианские историки относят Лютера, н в таком случае н для него трактование Лютера, воздерживающееся от всякого суждения выражающего оценку обладает научной объективностью Спорить можно лишь о том возможно ли или даже хотя бы лишь желательно для историка воздержание от суждении, выражающих оценку Ознако этот вопрос выходит из пределов логического исследования Здесь мы должны тишь установить понятие числю научного исторического трактования в котором благодаря простому лишь отнесению его объектов к культурным ценностям должно находить свое выражение понимание действительности, общее всем спорящим партиям и как бы ни была необходима и правомерна историография производящая оценку в зависимости от вероисповедания с религиозных, этических, политических или иных точек эреннн она все же никогда не может быть признана чисто научной так как ее оценки никогда не бывают обязательными для всех людей науки

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИКОЛЫ И ИСТОРИИ 463

эмпирической точки зрения служащий помехой момент субъективное ти в нее может внести не то обстоятельство, что она нуждается в ценностях как руководящих точкак зрения, а незнание необходимости таких точек зрения отнесения к ценности может побудить исследователя к тому, чтобы стремиться и к недостижимому идеалу «объективности».

Если бы преследуемая нами цель сводилась к обнаружению право мерности науки об однократном индивидуальном культурном развитии как эмпирической дисциплины, то мы могли бы закончить теперь наше сочинение Однако наше исследование было предпринято в интересах более общих философских проблем, и хотя мы на первых порах должны были сузить постановку проблемы до всего лишь методологической, однако нам все еще предстоит разрешить задачу, состоящую в том, чтобы указать отношения методологических выводов к общим вопросам, касающимся мировоззрения Но это может быть сделано лишь путем гносеологического углубления и дальнейшей обработки установленных до сих пор результатов, и в особенности нам надлежит выяснить то, какую роль играют в науке сверхэмпирические элементы

При этом нам придется снова подвергнуть сомнению некоторое из достигнутого нами до сих пор, и в особенности объективность исторической науки с новой точки зрения представится многим весьма сомнительной Поэтому для того, кто настолько убежден в неправомерности сверхэмпирических элементов в науке, что заранее считает обсуждение вопроса об их правомерности совершенно бессмысленным и устарелым предприятием, быть можег, лучше всего будет не читать далее, но удовлетвориться полученным до сих пор результатом

Во всяком случае для действительно последовательного эмпириста наша работа выполнена, и притом важно отметить, что для всякого мыслителя, не оперир>ющего с недоказуемыми метафизически рационалистическими догматами, обязательно признать историческую жизнь границей всякого естественнонаучного образования понятий, каких бы философских взглядов он ни держался относительно остального естественнонаучное познание исторического ло[ически невозможно. Тот, кто желает изучить прошлое в его однократном и индивидуальном течении, может охватить его лишь в понятиях, имеющих индивидуальное содержание, элементы которых сочетаются в телеологическое единство так, что при этом имеется в виду некоторая ценность, и именно эмпиризм никогда не может оспаривать объективность такого образования понятий Этот результат продолжает оставаться верным во всяком случае, как бы ни судили о правичьности дальнейшей аргументации

Однако такая объективность, к достижению которой должны стре миться естествознание и история, фактически невозможна на почве чистого опыта Во первых, что касается естествознания, уже нет надобности доказывать, что всякое требование, чтобы оно принципиально ограничивалось чисто эмпирическими обобщениями, должно

464

ГЕНРИХ РИККЕРТ

быть отвергнуто им- При этом мы отнюдь не имеем еще в виду наиболее общих гносеологических предпосылок, как то. допущение объективного временного и пространственного порядка, принципа причинности и т д , но имеем в виду лишь специфически естественнонаучные предпосылки

Всякий, старающийся найти законы природы, верит, что он в состоянии переступить пределы опыта, отдает ли он себе отчет в этом или нет Этого нельзя, конечно, понимать в том смысле, будто содержание законов не берется всегда из опыта, но имеется в виду лишь то, что любое необозримое число не наблюдавшихся ранее объектов правомерно подводится под понятие, образованное применительно к доступному обозрению числу наблюдавшихся объектов Речь идет и не о том, чтобы из содержания какого-нибудь закона природы можно было с несомненной очевидностью усмотреть его безусловно всеобщую обязательность, а лишь о том, что можно заявлять притязание на большую или меньшую степень вероятности безусловно всеобщих суждений, так как уже в понятии вероятности безусловно всеобщего закона кроется сверхэмпирический элемент Без предпосылки, гласящей, что мы можем переступать границы опыта вышеуказанным образом, бессмысленно утверждать, что то, что имеет силу для тысячи наблюдавшихся случаев, «вероятно», будет иметь силу и для тысяча первого не наблюдавшегося случая, и в этой предпосылке заключается другая предпосылка, гласящая, что какие-либо законы безусловно имеют силу, даже если бы ни один из них еще не был известен нам

Это — тот пункт, который эмпиризм нередко очень необдуманно обходит и от которого он считает возможным отделаться теориями, которые лишь запутывают вопрос Конечно, наше субъективное убеждение в том, что некоторый закон имеет силу, возникает во многих случаях благодаря накоплению наблюдений, и поэтому психологический анализ научного мышления будет в состоянии выдвигать для объяснения этого убеждения на первый план такие понятия, как привычку Но это нисколько не касается нашей проблемы Пусть наша вера возникла хотя бы благодаря тысяче наблюдений, этим никогда не может быть оправдана даже и вероятность безусловной обязательности какого-либо закона Напротив того, для того, чтобы искание законов природы имело смысл, до всякого наблюдения должна не подлежать сомнению возможность знать на основании того, что было дано в опыте, что-либо о том, что не было дано в опыте Само собой разумеется, что эта предпосылка остается настолько же формальной, насколько она есть предпосылка сверхэмпирическая Естествознание может, пожалуй, когда либо дойти до того, чтобы объявить ложными все те безусловно всеобщие положения, которые оно считало установленными, но пока вообще будут заниматься естествознанием, никогда нельзя подвергать сомнению право познающего субъекта верить в безусловно всеобщие законы и в возможность по крайней мере приближаться к их познанию

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 465

Если допустить, что это право доказано, то спрашивается, каковы в таком случае те предпосылки, которые должна допускать история для того, чтобы ее объективность не уступала объективности науки, формулирующей законы'' Нуждается ли она вообще в сверхэмпирических предпосылкак?

В естествознании встречаются понятия, содержание которых должно более или менее приближаться к тому, что абсолютно обязательно, между тем как таких понятии не оказывается налицо в самой исторической науке. Итак, если она заключает в себе сверхэмпирические составные части, то эти последние могут содержаться лишь в руководящих точкак зрения образования понятии. Однако содержание тех точек зрения отнесения к ценности, которыми она руководствуется, ведь равным образом почерпнуто из опыта, так как и нормативно общая обязательность ценностей для какой-нибудь определенной общественной группы в принципе может быть установлена путем опыта Поэтому исторической науке, конечно, никогда не придется отвергнуть все свои изложения вследствие того, что ценности, которые она применяла, уже не признаются нормативно общими, т е она не сочтет необходимым построить свои понятия, пользуясь совершенно новыми культурными ценностями, так как она все!да должна понимать человеческую жизнь прошлого, беря за исходный пункт саму эту жизнь, и поэтому относить всякого индивидуума к тем ценностям, которые признавались нормативно общими той общественной группой, к которой он принадлежал Итак, потребность в том, чтобы познать безусловно общеобязательные ценности или иметь возможность приблизиться к этому познанию, по-видимому, возникает лишь для философии истории, ставящей вопрос об объективном прогрессе человечества или тому подобному, но никогда не для эмпирической исторической науки

Итак, что же имеем мы в виду, когда мы говорим о сверхэмпирических предпосылкак истории7 Не возможность ли на основании констатирования ценностей путем наблюдения известных культурных сфер приобрести познание ценностей не наблюдаемых непосредственно культурных сфер? Очевидно, это нисколько не касается особенное тей исторического образования понятий, так как те трудности, с которыми встречается здесь историк, не оказываются принципиально неразрешимыми и на почве чистого опыта Поэтому сверхэмпирические предпосылки истории должны оказываться вовсе не там.

Если естествознание способно со своими понятиями приближаться к безусловно общеобязательному закону, то оно благодаря этому отрешается от всякой человеческой произвольности, которая, согласно эмпирическому воззрению, всегда должна быть присуща ему История, напротив того, всегда остается при человеческих отнесениях к ценностям, как при последнем критериуме, и поэтому можно было бы сказать, что все человеческое развитие с чисто научной точки зрения представляет собою совершенно безразличную и бессмысленную суматоху индивидуальных событий, изложение которой должно значительно

30 Г Рнкверт

466

ГЕНРИХ РИККЕРТ

уступать исканию законов природы по научному значению, так как отнесение действительности к ценностям вообще производится лишь человеческим произволом

Итак, раз историческая наука действительно желает претендовать на то, что ее задача научно необходима, она должна допустить, что и по отношению к ценностям дело идет не о произволе только, и это заключает в себе сверхэмпирнческую предпосылку, гласящую, что безусловно имеют силу какие либо ценности, к которым человеческие ценности находятся в определенном отношении

Конечно, и эта предпосылка опять-таки чисто формальна, т е не предполагается решительно ничего относительно того, имеет ли какая-либо известная нам культурная ценность притязание на безусловно общую обязательность Но в то же время этой формальной предпосылки впопне достаточно, так как раз вообще какие-либо ценности имеют силу абсолютно, и следовательно, человеческие нормативно общие ценности ближе к ним или дальше от них, и человеческое культурное развитие находится в необходимом отношении к безусловно обязатель ным ценностям, и поэтому стремление ознакомиться с этим развитием в ею индивидуальном течении, руководствуясь нормативно обшими ценностями, не может уже быть признано продуктом чистого произвола

Итак, мы видим, что и история нуждается в сверхэмпирическом элементе для того, чтобы формы ее понимания, стало быть понятия исторического индивидуума, исторической связи и исторического развития не оказывались по научному значению ниже тех форм, в которых нуждается естествознание для того, чтобы доходить до законов Тот, кто ищет законов, должен допустить, что какие либо безусловно всеобщие суждения правильны и что ею понятия более или менее приближаются к этим суждениям Тот, кто исследует однократ ное развитие человеческой культуры и признает это необходимой задачей науки, стоящей выше всякого человеческого произвола, до лжен предполагать, что допускающие эмпирическое констатирование нормативно общие ценности более или менее приближаются к тому, что безусловно долженствует быть, и что поэтому человеческая культура имеет какой-либо, быть может, совершенно неведомый нам объективный смысл по отношению к безусловно обязательным цен постам, так как лишь тогда оказывается неизбежным вообще относить исторический процесс к ценностям

То, что указанное предположение делается в жизни, т е при хотении и деиствовании, не должно было бы требовать никакого доказательства Правда, я могу полагать, что я всюду ошибаюсь при постановке тех целей, к достижению которых я стремлюсь, считая их ценными, и даже могу бояться, что всякий поступок моей жизни был ошибочен Однако уже эта боязнь настолько же предполагает безусловную обязательность ценностей и обязанность поступать сообразно с ними, как и убеждение в том, что всегда имелось в виду достижение

^^_ ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 467

взаправду ценною Но, если в жизни мы никогда не можем отрешиться от предположения безусловно обязательных ценностей, мир необходи мо представится хотящему действующему человеку процессом развития, расчленяющимся по отношению к ценностям на несущественные и существенные индивидуальные составные части, т е человек практик всегда будет мыслить исторически в этом наиболее общем смысле, хотя бы интерес его к действительности и ограничивался небольшой пространственной и временной долей мира

Однако точка зрения, свойственная жизни, еще не есть точка зрения, свойственная науке, и теперь вопрос состоит именно в том, не!ибежно ли предположение безусловно обязательных ценностей и с научной точки зрения простого лишь рассмотрения и равноправна ли поэтому историческая наука во всех отношениях с естествознанием9

III

Метафизическая объективность

Однако, прежде чем дать ответ на этот вопрос, мы должны еще ясно определить свое отношение к одному взгляду, которого мы уже неоднократно касались Согласно этому взгляду, предыдущие исследо вания могут представиться излишней возней с нами самими созданны ми трудностями, вытекающими лишь из ошибочной предпосылки относительно сущности познавания Для нас вся научная деятельность состояла в обработке и преобразовании представлений, почерпнутых из непосредственно данной реальности Можно ли остановиться на этом1*

Прежде всего, имеет ли смысл характеризовать преобразование как задачу науки' Не основывается ли, напротив того, ценность всякого научного познания на этом, что оно должно восходить к бытию и образовывать содержание своих понятий таким образом, чтобы они воспроизводили это бытие, как оно действительно есть I Но не состоит ли тогда критерии объективности образуемых понятии в согласии их с этой действительностью и не оправдывается ли, стало быть, обязательность его принципов выбора, коль скоро при их применении устанавливается вышеупомянутое постулируемое согласие между мышлением и бытием''

Пока мы лишь прослеживали методологическую структуру образования понятии, было безразлично, каким образом разрешался этот вопрос Для нас достаточно было возможности показать, каким образом наука подвигается вперед благодаря преобразованию и упрощению Конечно, нам пришлось при этом отказаться от понятия об истинности как о согласии представления с его предметом, поскольку наука не может отображать эмпирическую действительность и фактически никакое образование понятий не обнаруживает тенденции хотя бы и

зо*

468 ГЕНРИХ РИККЕРТ

приближаться к достижению этой цели. Итак, если в эмпирической действительности усматривают единственную действительность, то всегда будут в состоянии сказать лишь то, что научные понятия должны иметь силу для действительности, но не заключать в себе ее самой.

Однако проблема объективности в самом деле принимает совершенно иной вид, коль скоро допускаются две действительности эмпирический мир явлений и абсолютная, трансцендентная или метафизическая реальность Тогда можно сказать, что естественнонаучные понятия, возникающие благодаря преобразованию и обработке эмпирической действительности, имеют целью содержать в себе абсолютное бытие вещей, и что степень их обязательности зависит от того, насколько они приблизились к этой цели

В особенности в таком случае наиболее общая естественнонаучная теория физического должна была бы выражать истинную физическую реальность и наиболее общая психологическая теория — истинное бытие душевной жизни Итак, естественным наукам удавалось бы проникнуть за пестрый покров явления, скрывающего реальность от ненаучного взора. В таком случае тела действительно состоят из вечно неизменных атомов, движущихся по вечно неизменным законам, и поэтому то естествознание до тех пор разлагает представления о качественно многообразных вещах и разрешает их в понятия отношений, пока оно наконец не доходит до понятий о простых вещах, находящихся в допускающих математическую формулировку отношениях друг к другу. И как объективность понятия атома основывается на бытии атомов, точно так же в психологии правомерна лишь та теория, которая сообщает или сообщит нам, из чего состоит истинное метафизическое бытие душевной жизни и по каким законам сочетаются и обособляются его элементы А раз, таким образом, наиболее общим физическим и психологическим теориям придана совершенно несомненная метафизическая объективность, эту объективность легко перенести и на более специальные естественнонаучные исследования.

Очень многим может показаться само собой разумеющимся, что лишь таким образом правильно формулируется сущность естественнонаучной истинности и, пожалуй, будут протестовать разве что против выражения «метафизическая» объективность. Однако пока последние вещи или душевные элементы не сделаны доступными непосредственному опыту, все же было бы целесообразно принципиально отличать род их бытия от того рода бытия, который свойствен допускающей наблюдение эмпирической действительности, и поэтому мы должны назвать метафизическим всякий взгляд, предполагающий двоякого рода бытие: эмпирическое и абсолютное, и говорить о метафизической объективности, коль скоро утверждается, что обязательность научных понятий зависит от того, насколько их содержание воспроизводит абсолютное бытие. Но во всяком случае мы вынуждены формулировать свое отношение к вышеуказанному понятию познавания, так как благодаря ему отношение истории к естествознанию снова становитс

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ

469

совершенно иным Получавшаяся с точки зрения чистого опыта принципиальная эквивалентность исторической объективности естественнонаучной снова уничтожена к значительной невыгоде истории.

Ведь если естествознание восходит от явления к реальности, то история ограничивается миром явлений Правда, тогда можно было бы сказать, что в таком случае естествознание и история распределяют между собой познание мира, поскольку естествознание имеет дело с пребывающим бытием, а история — с вечно становящимся и изменяющимся явлением Но при этом предположении историческая наука значительно уступала бы естествознанию по своей объективности. Ее понятия оказывались бы лишь продуктами преобразующего и обрабатывающего субъекта и для нее не существовало бы никакой прочной реальности, с которою она могла бы сообразоваться. Как бы ни были общепризнанны ее руководящие точки зрения, все же они ведь не находятся ни в каком отношении к истинному «предмету» познания. По сравнению с естествознанием история становится всего лишь эмпирией в дурном смысле, т. е наукой, не только вообще не идущей далее явлений, но в то же время и дающей всегда лишь весьма неполное познание, произвольно ограничивающееся небольшой долей мира явлений.

Однако, несмотря на это, быть может, заметят, что и положение истории с точки зрения метафизической объективности не безнадежно, ибо гакие выводы получаются опять-таки лишь в том случае, если придерживаются наложенного нами понятия исторического познания Но не вызывает ли, быть может, возражения и это понятие, равным образом как мнение, согласно которому естествознание состоит лишь в преобразовании и обработке эмпирической действительности'' Если у естесгвознания в абсолютном бытии имеется постоянный масштаб его стремлений и основа его научного значения, то не может ли и история обладать метафизической объективностью?

По-видимому, открывается путь, идя которым, можно поставить естествознание и историю снова на одну и ту же ступень научной объективности. Надлежало бы лишь показать, что история может опираться на какую-либо метафизику так же, как естественная наука о телесном мире опирается на метафизику атомистики, и притом пришлось бы доказать, что культурные ценности находятся в связи с метафизической сущностью мира таким образом, что действительность может быть понимаема как процесс развития, благодаря которому сущность мира постепенно все более и более проявляется или осуществляется & данном бытии. Тогда история обладала бы объективным масштабом в абсолютной реальности и ей не приходилось бы уже опасаться сравнения с естествознанием

Такого рода попытки в самом деле производились, и в данном случае типическим представителем их мы можем признать опять-таки Гегеля, у которого «дух» в истории приходит к самому себе, т. е. к свободе Ведь здесь тот принцип, которым руководствуется выбор

470

ГЕНРИХ РИККЕРТ

существенного, по-видимому, совпадает с метафизической сущностью действительности, и если бы эта метафизика оказывалась правильной, то его объективная обязательность не подлежала бы сомнению И мы смогли уже раз указать на то, какое значение может иметь такая философия для исторического понимания Стало быть, если бы ей удалось научно обосновать себя, действительность, по-видимому, аб солютно объективно расчленялась бы по отношению к метафизическому принципу на ряд ступеней развития, каждая из которых имеет значение в своем своеобразии, причем единичное и индивидуальное становится научно весьма интересным благодаря тому положению, которое оно занимает при постепенном осуществлении метафизической сущности Историческое трактование действительности с этих точек зрения было бы свободно от всякой произвольности, так как его руководящие принципы перестали бы быть всего лишь человеческими ценностями Оно точно так же было бы в состоянии возвышать человека над ним самим, как это делает естествознание, коль скоро оно знакомит нас с истинным бытием и его вечными законами

Итак, не попытаться ли философии истории проникнуть через явление в сокровеннейшую сущность мира и, таким образом, установить объективные точки зрения для исторического образования понятий7 Мы не видим никакого пути, идя которым, она могла бы достигнуть этой цели Но это не доказывает, что цель эта вообще недостижима и поэтому, когда мы желаем дойти до принципиального разрещения этого вопроса, перед нами, по-видимому, возникает задача, состоящая в том, чтобы доказать недостижимость цели, т е доказать, что не существует никакой метафизической реальности, на которой историческая наука мо!ла бы обосновать объективность своих руководящих принципов и своего образования понятий

Однако и это невыполнимо для нас Правда, пожалуй, возможно было бы показать, что объективные ценности, которыми должно руководиться историческое изложение, не могут быть получены из метафизических реальностей потому, что при этом пришлось бы выводить известное из неизвестного Возможно было бы, пожалуй, и придать вероятность положению, гласящему, что метафизические сущности, которые считают найденными, суть не что иное, как метафизически ипостазированные ценности, которые уже имелись, прежде чем приступили к построению метафизики, и что, следовательно, разве что метафизика могла бы опираться на объективные ценности, но ни в коем случае нельзя было бы наоборот вывести объективность ценности из какой-либо метафизики Однако, коль скоро речь заходит о метафизических реальностях, делаются непригодными все те средства, которыми располагает логическое или гносеологическое исследование, все равно идет ли дело о положительном построении или об отрицательных аргументак Именно тому, кто в самом деле делает выводы из той мысли, что мы по крайней мере в теоретической философии или наукоучении, можем наверняка высказывать что-либо лишь относи-

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 471

тельно имманентных эмпирических деиствителькостей, придется отказываться от того, чтобы представить доказательство в пользу того, что не может существовать абсолютного мира, постепенно осуществляющегося в течение истории

Тем не менее по отношению к этой проблеме нам не приходится успокоиться на вопросительном знаке, по крайнеи мере поскольку при этом еще вообще дело идет о проблеме философии истории Допустим, что существует две различные действительности абсолютная реаль ность и эмпирический мир, оказывающийся лишь явлением этой реальности, и что мы точно знаем, в чем состоит сущность метафизического мира Была ли бы тогда хотя бы даже лишь мыслима дня нас наука, с помощью которой оказывалось бы возможным придать исторической науке искомую метафизическую объективность''

Если для того, чтобы разрешить этот вопрос, мы попытаемся представить себе облик такой науки, то прежде всего ясно, что она не вправе усматривать сущность мира в остающейся вечно одинаковой с самой собой реальности, как это делает почти всякая метафизика, ибо тогда она прямо-таки уничтожает всякий объективный смысл истории Это постиг уже Шопенгауэр, и поэтому со своей точки зрения он был прав, отрицая за историей всякое значение Напротив того, для того, чтобы надлежащим образом отнестись к однократному развитию, метафизика должна быть эволкщионистической, т е она должна вкладывать в метафизическую сущность мира понятия становления и изменения Далее, она не в праве мыслить себе эту развивающуюся сущность безразличной к ценности или не-ценности, так как иначе из нее нельзя было бы получить никаких руководящих принципов для исторического образования понятии Наконец — и этот пункт имеет решающее значение — она должна мыслить себе как метафизический мир, так и его отношение к эмпирической действительности совершенно рационально, т е знать закон, согласно которому развивается и проявляется метафизическая сущность, ибо лишь тогда возможно было бы установить однозначное отношение между миром опыта и метафизической реальностью

Если мы теперь мысленно представим себе, что эти усчовия выполнены и поставим вопрос о том, что дала бы такая метафизика для научной деятельности историка, то нетрудно ответить на этот вопрос Для общеобязательного отличения существенного от несущественного в необозримом мире опыта нам нужен принцип выбора, по отношению к которому содержание исторических понятий сочетается в некоторое единство, между тем как все остальное остается в стороне как несущественное Но разве понятие о метафизической сущности мира когда-либо может служить принципом выбора при трактовании той действительности, которая представляет собой проявление упомянутой метафизической сущности и отношение которой к этой метафизической сущности мы поняли и сделали рациональным'' Не уничтожает ли, напротив того, этой возможности именно рациональное