Часть 20.

496 ГЕНРИХ РИККЕРТ

путем ряда изменений, и, следовательно, эти формы критически настолько же обоснованы, как и те предпосылки, на которых основывается искание безусловно общеобязательных законов природы

Однако тотчас же должно выясниться, что мы не можем остановиться на этом результате Мы достигли em чисто логическим путем и именно поэтому купили его слишком дорогой иеной В одном отношении получено, конечно, даже больше, чем нам нужно, так как мы можем определить ту руководящую ценность, сверхиндивидуальная и безусловно всеобщая обязательность которой не подлежат сомнению, и относительно ее содержания, а именно как ценность научной истинности или познания Но в то же время мы получили и гораздо меньше, чем нам нужно Ведь мы могли лишь указать на интеллектуальное совершенство как на безусловно всеобщую ценность и мы, по-видимому, приходим благодаря этому именно к отвергнутой нами прежде философии истории, возникающей на псевдонатуралистической базе, коль скоро в исторический «закон развития» обращается постепенное совершенствование интеллекта или даже все в бопее и более высокой степени осуществляемое единовластие естественнонаучного метода Итак, наша работа все еще не окончена

Однако, прежде чем идти дальше, посмотрим сперва, что во всяком случае достигнуто и продолжало бы иметь силу даже в случае, если бы мы не пошли в логике дальше того интеллектуализма в философии истории, к которому нас, по-видимому, приводит наша логическая дедукци

Прежде всего имеет решающую важность то обстоятельство, что натурализм, в принципе, уже совершенно опровер1нут нашим строем мыслей И для естествоиспытателя то, над чем он работает, существует всегда лишь в мыслях отдельных индивидуумов, или выработавших естественнонаучные понятия, или понявших эти последние Из состо яния, в котором никто не занимался естественнонаучными исследова ниями, мало-помалу, благодаря работе отдельных людей, возникло естественнонаучное исследование мира,и этот однократный ряд стадии развития должен быть представлен таким образом, чтобы он в своей индивидуальности приводился в отношение к культурной ценности естествознания Но эта культурная ценность, которой руководится образование понятий, должна быть признана безусловно сверхиндиви дуальной и всяким натуралистом, и так как развитие естествознания не может быть изолировано, но находится в исторической причинной связи с общим культурным развитием человечества, причем это общее развитие в своем своеобразии даже должно было оказать существенное влияние на своеобразие развития естествознания, то объективное отнесение к ценностям необходимо переносится и на общее развитие человеческой культуры.

Но если натурализм должен признать ту наиболее общую предпосылку, на которой зиждется научное значение исследования однократ ного индивидуального хода развития, ему не остается ничего, кроме

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 497

того, чтобы снова отвести людям и человеческой деятельности цент.' рольное место в действительности, какою бы мнения он ни держался относительно их пространственного положения во Вселенной, т. е., коль скоро он думает о своей собственной истории, и он должен признать полную научную правомерность антропоморфически исторической точки зрения Вполне бессмысленным представляется в осо бенности то вышеупомянутое и столь излюбленное рассуждение, согласно которому история человечества имела, быть может, научное .значение для античного и средневекового мира, но что будто бы после того, как арена всей истории была перенесена из центра Вселенной в какой то уголок ее, исчезла и объективная ценность всего человеческого для науки Кто же разрушил те прежние мировоззрения, согласно которым Земля как арена всемирной истории оказывалась централь ным пунктом мира9 Ведь это сделало естествознание, и что же оно такое, как не дело людей, живущих на неимеюшей значения пылинке Вселенной Разве в самом деле вследствие небольшого размера Земли всякое человеческое деяние должно быть с научной точки зрения лишено объективного смысла9 Почему же мы приписываем тогда какую-либо объективную ценность человеческому открытию, [ласяще-му, что Земля не есть центр мира9

Мы видим, что при отказе от всякого исторического .штропомор-фтма, как натуралистическая, так и всякая иная философская точка зрения упраздняла бы самое себя В известном смыспе человек никогда не поднимается над самим собой Игак, критически мыслят именно те, которые сознательно мыслят антропоморфически и при этом уважают границы, положенные всякому человеческому мышлению И нельзя последовательно провести даже радикального скептицизма, коль скоро скептик предается размышлениям об истории интеллектуального раз вития и сравнивает скептическое отношение с мышлением иных эпох и людей, чтобы противопоставить его этом> мышлению как более правомерное Все это обнаруживается уже с точки зрения интеллекту-алистическои философии истории, и принципиальное значение этого результата не может быть умаляемо при выяснении наиболее общих принципиальных вопросов

И наконец, мы должны сделать еще один дальнейший шаг. Та наиболее общая предпосылка, на которой основывается исторически научное понимание мира, содержит в себе даже менее сверхэмпирических элементов, чем предпосылки естествознания, и в то же время она должна быть признана более многообъемлющей Тот, кто мыслит исторически, должен лишь допустить, что мир в его временном развитии находится в отношении к каким-либо, быть может, совер шенно неизвестным ему ценностям Напротив того, естествознание должно сделать гораздо более специальное предположение, гласящее, что формулирование безусловно общеобязательных суждении представляет абсолютную ценность и что приближение к осуществлению этой ценности возможно в течение исторического развития Итак, с

'Ш Г Рикерт

498 ГЕНРИХ РИККЕРТ

этой точки зрения, а ргюп естествознания представляется специальным случаем исторического a priori, и естественнонаучная точка зрения оказывается подчиненной антропоморфически-исторической точке зрения, т. е. можно, конечно, заниматься историей без сверхэмпирических предпосылок естествознания, но без сверхэмпирической предпосылки истории естествознание теряет свой смысл, так как всякий занимаюшийся естествознанием implicite привел однократное человеческое развитие в отношение к абсолютно обязательной ценности.

Во всяком случае, как мы несомненно желаем человеческого познания вообще, так же несомненно мы должны признать объективное телеологическое образование понятий, представляемое историей человеческого познания, и поэтому приписывать человеческой культуре объективное значение. Ведь с философских точек зрения сама «природа» есть лишь результат человеческой культурной работы. Итак, в принципе наш вопрос об отношении между историей и естествознанием уже разрещен.

Однако, как сказано выше, кажется, будто история интеллекта вправе заявлять более высокое притязание на объективность, чем история прочих культурных процессов, так как мы до сих пор ограничивались при нашей дедукции логическими ценностями, и это предпочтение одной определенной культурной ценности, умаляющее остальные ценности, было бы не только весьма рискованно с общих философских точек зрения, но и не находилось бы в согласии с существующей налицо исторической наукой. Поэтому нам предстоит еще показать, вследствие каких причин в философском исследовании должно было возникнуть кажущееся предпочтение интеллектуалисти-ческого понимания и затем, каким образом при более точном рассмотрении интеллектуальные ценности могут быть координированы с прочими культурными ценностями таким образом, что снова исчезает противоречие между нашим пониманием и фактически существующей налицо исторической наукой.

Единственный критерий, абсолютно непреодолимо убедительный для интеллекта, которым мы располагаем при попытке логической дедукции сверхэмпирических научных предпосылок, заключается в обнаружении того противоречия, которое кроется во всяком отрицании этих предпосылок, и поэтому, коль скоро дело идет о теоретическом обосновании абсолютных ценностей, кажется, что непреодолимо убедительный критерий оказывается налицо лишь для удостоверения логических ценностей, т. е. то, что не может подлежать сомнению, становится для чистого теоретика не только высшим, но и единственным абсолютно ценным благом.

Коль скоро мы выяснили себе это, мы понимаем также, почему столь многие философские системы, пытающиеся не только найти последние принципы бытия, но в то же время и установить смысл жизни, сделали из интеллекта мировой принцип и усматривали в интеллектуальном совершенстве абсолютную ценность. Тот, кто зани-

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 499

мается наукой, может, правда, сомневаться в обязательности других ценностей, но отнюдь не в ценности науки. Итак, мир науки становится научным миром и притом не только в том смысле, что он принимает научные формы, но и в том смысле, что он получает научное содержание. Не только материализм делает истинной действительностью методические принципы научной обработки телесного мира, клонящиеся к квантифицированию, и, таким образом, порождает атомизм как метафизическое ипостазирование логического аппарата понятий. Для Платона общее понятие равным образом становится воистину сущим, и наиболее общее понятие, под которое все можно подвести, становится совокупностью не только действительного, но и доброго. Для Аристотеля высший идеал научного познавания превращается в понятие Божества и единственной совершенной реальности, так что вещи образуют градацию и становятся тем реальнее, чем более познавательный принцип, т. е. форма, проник, собственно говоря, в действительную материю. Для Спинозы смысл мира есть amor intellectuals dei, в свою очередь совпадающий с высшим идеалом познания — cognitio inluiiiva, и поэтому человек не может сделать ничего лучшего, как погрузиться в чистое созерцание Бога, мыслимо обширнейшего общего понятия. Даже для Канта чисто проблематическое построение, соответствующее высшему интеллектуальному совершенству или intel-lectus archetypus, noumenon, становится вещью в себе, и всякое человеческое стремление является и у него — по крайней мере местами — несовершенным, так как оно не способно постигнуть смысл жизни путем познания упомянутого чисто проблематического нечто.

Словом, мы видим, что очень многие философы отводят интеллектуальным ценностям высшее место по сравнению со всеми ценностями, как будто это разумелось само собою, и вследствие этого должны возникнуть величайшие трудности, раз в философских системах имеется в виду надлежащим образом отнестись равным образом и к другим сторонам человека. Религиозная, этическая или эстетическая жизнь или принижается, или же настолько интеллектуализируе^ся, что ей угрожает опасность утратить своеобразное значение. Тогда между практиком и теоретиком возникает конфликт, и философия по большей части склонна разрешать его в пользу теоретика.

Составляет ли обособление интеллектуальной стороны человека от других проявлений его деятельности и предпочтение ее вследствие ее логической прозрачности необходимую особенность философии, или же существует способ отдать в широком мировоззрении должное и не интеллектуальным сторонам человека, и координировать их ценность с интеллектуальными ценностями или, быть может, даже отвести им высшее место по сравнению с этими последними?

Ныне стал лозунгом пытающийся сделать это «волюнтаризм», т. е. ставится на вид, насколько в практической жизни решающее значение всегда имеет воля, и предполагается, что за ней нельзя поэтому

500 ГЕНРИХ РИККЕРТ

отрицать и права оказывать влияние на наши убеждения относительно мирового целого и смысла жизни Однако если при этом дело должно идти о наших научных убеждениях, этого рода «преодоление» интеллектуализма представляется весьма рискованным, так как им в при нципе открывается свободный доступ всяким желаниям и всякому произволу, и это должно вызвать противоречие со стороны человека науки Научно обоснованное мировоззрение может возникнуть лишь благодаря логическому мышлению чисто теоретическим путем, и поэтому, пока теоретическое мышление понимается таким образом, что между ним и хотением, и чувствованием усматривается принципиальная противоположность, логические ценности всегда заявляют притязание и на примат по сравнению с другими ценностями Но тогда непременно продолжает существовать антагонизм между практической и теоретической сторонами человека С одной стороны, человек теории будет отвергать все притязания воли и чувствования как неправомерные, и, с другой стороны, не только люди воли и чувства будут относиться к притязаниям науки как к насилию, но и науки, в которых решающую роль играют не интеллектуальные ценности, по-видимому, должны утрачивать свой чисто теоретический, а вследствие этого, конечно, и свой чисто научный характер Итак, путем провозглашения примата воли на основании ее количественного превосходства в жизни т е пытаясь отвести воле первое место не с помощью логических оснований, но при посредстве волевого акта, противоречащего логическому мышлению, мы не подвинемся вперед

Однако точка зрения гносеологического субъективизма, сделавшая для нас возможным выяснить, что оценки служат базой всей науки, дала нам в то же время и возможность преодолеть противоположность интеллектуальных и неинтеллектуальных ценностей, т е настолько примирить их, что именно с наиболее свободных от предпосылок гносеоюгических точек зрения устраняется кажущееся превосходство интеллектуалистическои философии истории относительно ее научной объективности Для того чтобы показать это, нам следует еще лишь прямо сделать один вывод, вытекающий из того, что было установлено относительно сущности всякого познавания и всякого акта суждения вообще

Наиболее свободная от предпосылок точка зрения, на которую мы можем стать в теории познания, уже заключает в себе понятие субъекта познания, производящего оценку Этот субъект имеет пред собой долженствование, стало быть императив, требующий признания, и притом отнюдь не относительного или «гипотетического» признания, но абсолютного признания, т е выступающий как «категорический императив» Однако мы можем выразить это и так, что с наиболее свободной от предпосылок точки зрения, возможной для человека, ищущего истины, еще существует объективно обязательный долг При этом мы, конечно, употребляем слово «долг» в мыслимо наиболее широком смысле Мы желаем лишь охарактеризовать им отношение

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ

501

нашей воли к нормативно общим ценностям, т е мы говорим о сознании долга, кспда мы признаем какую нибудь ценность только потому, что она есть ценность, и стараемся показать, что лишь свободное признание ценности истинности долга придает смысл и стремлению к познанию Иными словами, всякому акту познания логически предшествует воля, хотящая потому, что она должна хотеть, «автономная» воля, хотящая лишь ради долженствовани

Но, коль скоро это ясно, мы не можем и противопоставлять хотящего человека познающему таким образом, как будто между ними не было решительно ничего общего, но тогда обе стороны природы человека, теоретическая и практическая, представляются лишь двумя различными родами обнаружения сознания долга, и поэтому чисто теоретическое исследование как познавания, так и логического мышления вообще заставляет нас идти далее и логической необходимости и усматривать в воле, признающей долженствование, то, в чем имеет свое «основание» сама логическая необходимость, т е мы должны констатировать в сознании долга, так сказать, сверхлогическую базу и для логических ценностей

Конечно, это опять-таки звучит на первых порах парадоксально, но парадоксальность полученного логическим путем понятия о сверхлогическом равным образом оказывается только кажущейся Логическое мышление, с помощью которого мы доходим до этого сверхлогического, лишь выясняет себе свою собственную границу и познает, что эта граница есть в то же время его предпосылка Когда мы ставим вопрос о том, на чем основывается всякая логическая необходимость, в этом не заключается никакого логического противоречия, однако ответ на этот вопрос может быть лишь таков, что и последнее и наиболее общее логическое понятие, понятие истины, основывается на воле, хотящей ценностей вообще, так как оно есть ценность, требующая обязательности, а потому лишь в воле, признающей долженствование ради его самого, мы можем усматривать последний фундамент познавания, для которого тогда невозможно уже никакое дальнейшее обоснование

Воля, сознающая долг, стало быть, «практическая*, логически предшествует логической воле или воле хотящей истинности Стремление к истинности предполагает стремление выполнять свои долг, и с этой точки зрения акт суждения, служащий интересам истинности, есть особый род требуемого допгом деиствования, а отсюда и для теоретика с безусловной необходимостью вытекает абсолютная оценка сознающей долг воли, так как признание какой-либо особпивой ценности подразумевает признание более общей ценности, составляющей ее необходимую предпосылку

Итак, признание сознающей долг воли как абсолютной ценности настолько же служит предпосылкой признания ценности истинности, как признание истинности вообще в качестве абсолютной ценности должно служить предпосылкой какой бы то ни было специальной

502 ГЕНРИХ РИККЕРТ

науки, и, таким образом, чисто логическим путем мы можем показать, что сознающая долг автономная воля, хотящая того, что обязательно для нее, есть абсолютная ценность И с чисто теоретической точки зрения невозможно сомневаться в ценности этой воли, так как теоретическое мышление, хотящее истинности, может быть признано теперь лишь специальным случаем практического стремления, которое есть последняя основа всякой истинности и всякой науки.

Мыслимо было бы еще лишь одно возражение Интеллектуализм теперь все еще не преодолевается, так как и воля, сознающая долг, представляется в этой связи всего лишь интеллектуальной ценностью. Ведь она имеет безусловную ценность лишь постольку, поскольку она служит предпосылкой логической ценности истинности.

Относительно этого следует заметить следующее. Конечно, в течение исследования, исходя из логической несомненности ценности истинности, мы приходим к тому, что заставляем теоретика признать сознающую долг волю абсолютно ценной, и тогда вследствие этого неизбежного в логическом исследовании расположения наших мыслей может казаться, будто мы обосновали безусловную ценность автономной воли лишь на безусловной ценности истинности Однако эта иллюзия возникает лишь благодаря ходу исследования Абсолютная ценность сознающей долг воли, как предпосылка любой безусловной ценности, вполне самодовлеет, и дело шло лишь о том, чтобы показать, что и человек чистой теории должен предполагать ее безусловную обязательность Итак, не ценность истинности обосновывает ценность сознания долга, но, напротив того, ценность истинности базирована на понятии долга и все логическое мышление зиждется на сверхлогической воле Итак, этой сверхлогической воле принадлежит примат, т е по сравнению с нею и логические ценности еще вторичны и благодаря этому интеллектуализм в самом деле преодолевается *

Но что же выиграли мы благодаря этому разрещению критического вопроса об объективности исторической науки? Мы ничего не прибавили к определению тех ценностей, которые мы вправе предполагать как абсолютно обязательные, со стороны их содержания, но лишь показали, к какому более общему роду ценностей принадлежит ценность истинности, обязатечьность которой уже была установлена, т е. мы лишь получили ценность, которая еще формальнее и вследствие этого еще беднее содержанием, чем та ценность, которую мы уже имели. Предстоит ли нам теперь установление ряда особливых культурных ценностей путем более детального определения их содержания, причем эти культурные ценности точно так же относятся к наиболее общей формальной ценности, сознаюшеи долг воли, как к ней относятся ценность истинности и ценность науки, и должны ли мы затем

* В своем сочинении «Fichies Athcismusstnei und die KanDschc Philosophic» (Berlin 1S99) я попытался показать, в какой историческом отношении это «преодоление интеллектуализма» находится к учению Канта о примате практического разума

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 503

таким образом обосновать их объективность и общеобязательность по отношению к их содержанию, чтобы их можно было во всех отношениях приравнивать к научным ценностям?

Ответ на этот вопрос сам собой вытекает из вышеприведенных соображений Если бы требовалось не только излагать историческое развитие, но и подвергать его прямой оценке, тогда дедуцирование особливых культурных ценностей было бы необходимо Равным обра зом и философия истории, желающая определить единый «смысл» всего развития человечества со стороны его содержания и расчленить это разви1ие соответственно этому, не могла бы обойтись без особливых ценностей. И всемирная история как целое может быть написана лишь с помощью определенной системы культурных ценностей, и постольку она предполагает материальную философию истории * Что же касается вопроса о научной объективности чисто эмпирических исторических изложений, то мы установили уже теперь все то, что нужно для обоснования их объективности.

Культурная ценность науки дает истории больше, чем ей нужно, и это большее есть именно то, что отличает ее от наиболее общей, чисто формальной ценности сознающей долг воли она делает возможной прямую оценку исторических процессов Но эта оценка не входит в задачу истории, и историк тем объективнее, чем более он черпает содержание своих руководящих точек зрения из самого исторического материала, и потому сверхэмпирическая предпосылка эмпирической исторической науки состоит лишь в том, что и с чисто теоретической научной точки зрения остается необходимым отнесение действительности к каким-либо абсолютно обязательным ценностям Другими словами, и наука не может признавать того, что люди проявляют свое отношение к нормативно общим ценностям, чем-то индивидуальным и произвольным, и эта предпосылка гарантируется уже безусловной обязательностью той ценности, которую имеет сознающая долг воля, ибо насколько необходима обязательность этой ценности, настолько же необходимо и отнесение действительности к ней Только мы не должны забывать при эгом, в каком смысле мы употребляем здесь выражение «сознание долган, и не должны думать, что мы приходим благодаря этому к философии истории, оперирующей с «этическими масштабами» Мыслимо наиболее общее и наиболее обширное понятие культуры уже предполагает сознание долга в том смысле, который мы имеем здесь в виду, так как мы знаем, что культура существует лишь в такой общественной группе, члены которой рассматривают

* С этой точки зрения характерно, что Курт Брейзиг предпослал своей «культурной истории нового времени», которая фактически имеет в виду дать «всемирную историки', том в котором он трактует не только о задаче обшей историографии, но и о ее -масштабах» Конечно, Брейзиг не уяснил себе, что этими «масштабами» он старается установить те культурные ценности которыми он руководился при своем трактовании, и что, следовательно, он держится вполне телеологического метода в философии истории

504 ГЕНРИХ РИК.КЕРТ

известные ценности как общее дело, т е как нормативно общие ценности, и поэтому, со своим сознанием долга, проявляют свое отношение к ним

Итак, мы видим, что чисто формальное понятие ценности есть именно то, что нам нужно Противоречие между нашими выводами и оказывающейся налицо исторической наукой вытекало из, по-видимому, необходимого предпочтения интеллектуальных ценностей Теперь, напротив того, отнесение однократной и индивидуальной действительности ко всем тем ценностям, которые признаются сознаюшими доле хотящими чюдьми нормативными, представляется столь же необходимым, как отнесение к ценности науки, т е всюду, где социальные индивидуумы рассматривают ценности как общее дело, и их индиви дуальные хотения и деиствовання становятся существенными для реализации этих социальных ценностей, происходит нечто такое, чему мы именно с наиболее свободной от предпосылок точки зрения формального утверждения ценности сознающей долг волн, должны приписать объективное значение для безусловно обязательного

Но мы знаем, что в центре каждого исторического изложения находятся хотящие люди, проявляющие свое отношение к нормативно общим ценностям своей общественнои группы, и поэтому мы должны придавать этим волевым актам в их индивидуальности объективное значение Они находятся в необходимом отношении ко всему тому, что безусловно должно быть, причем все равно, способствуют они ему или служат ему помехой, так как предпосылка жизни, гласящая, что всякое такое действие находится в более или менее близком отношении к тому, что должно быть сделано, остается в силе и для только рассматривающего отнесения действительности к ценностям Вследст вие вышеуказанных основании это отнесение переносится затем и на других первостепенно-исторических индивидуумов, а равным образом и на второстепенно-исторический материал, и поэтому выражение всей исторической связи в абсолютно или относительно исторических понятиях есть безусловная историческая необходимость

Конечно, мы не знаем, какой определенный по содержанию смысл имеет развитие культурной жизни человечества и, быть может, мы никогда не будем знать этого Но за то, что она вообще имеет смысл, нам ручается абсолютная ценность сознающей долг воли, как за самое достоверное, что мы знаем, так как этот смысл служит предпосылкой познавания Но, как ни формальна эта достоверность, ее все же достаточно для того, чтобы признать историческое понимание мира столь же необходимым, как и естественнонаучное Для научной объективности законов природы мы нуждаемся лишь в формальной предпосылке, гласящей, что какие-либо безусловно всеобщие суждения абсолютно обязательны В истории мы равным образом можем удовлетвориться формальной предпосылкой, 1ласящеи, что какие-либо ценности безусловно обязательны, так как тогда всякая нормативно общая ценность более или менее приближается к абсолютным ценное-

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ SOS

тям, а потому и всякая культурная жизнь в своей индивидуальности имеет необходимое отношение к абсолютным ценностям

Этим разрешается вопрос о критической объективности исторической науки, поскольку это возможно с гносеологических точек зрения Не существует никакой философской точки зрения, с которой было бы правомерно сказать, что образование понятий, составные части которых сочетаются в абсолютно или относительно индивидуальное телеологическое единство так, что при этом имеется в виду нормативно общая ценность, и которые в своей совокупности выражают однократный ряд стадий развития, имеет менее прав на то, чтобы именоваться научным, чем образование понятий, содержащих в себе общее некоторому множеству вещей и процессов

VI

Естественнонаучное и историческое миросозерцани

Формулированная нами во введении проблема наукоучения разрещена теперь Однако с самого начала мы отметили, что последняя цель этого труда, как и всякого философского исследования, состоит в том, чтобы способствовать выяснению вопросов, касающихся так называе мого миросозерцания Наши разъяснения относительно двух различных родов образования понятии должны были лишь расчистить поле не только для самой исторической науки — эта последняя справилась бы со своей задачей и без наукоучения, но прежде всего для философии, чуждой естественнонаучных предрассудков и односторонностей и поэтому способной как ценить историческую жизнь, так и учиться из нее Конечно, то, что вытекает из логики истории для вопросов миросозерцания, можно было бы вполне изложить лишь в системе философии, и здесь нам приходится совершенно отказаться от того, чтобы намечать такую систему Но после тога как логический труд выполнен, мы все так и желаем, в заключение по крайней мере, указать на то, что мы вообще разумеем под тем, чтобы философия принимала в соображение историческое.

При этом заранее само собой разумеется, что «историческое миросозерцание» возможно не в том смысле, чтобы история сама по себе была в состоянии разрешать философские проблемы Напротив того, она столь же мало способна сделать это, как и естествознание, и лишь ориентирование в историческом мышлении необходимо для некоторых частей философии Итак, мы постараемся еще показать, по крайней мере в принципе, какой смысл имеет это ориентирование и насколько философия должна благодаря ему расходиться с теми направлениями, которые ныне зачастую господствуют

Для этого необходимо наметить задачи философии, причем, однако, мы не претендуем на то, чтобы дать определение ее, т е мы имеем

33 Г Рикксрт

506 ГЕНРИХ РИККЕРТ

в виду не установить содержание понятия «философия», но мы указываем на его объем, стало быть, на те научные дисциплины, которые мы называем специфически философскими, и при этом лучше всего будет исходить из того, что существуют проблемы, которые не могут быть трактуемы так, чтобы получалось исчерпывающее их разрещение ни естественнонаучно, ни исторически Таким образом, мы увидим, что остается для философии Затем, при обзоре главных групп объектов, вызывающих постановку этих проблем, мы придерживаемся того расчле нения, которое свойственно Кинтоаскаму мышлению Итак, наряду с той научной жизнью, которую делает своим предметом логика, главным источником, из которого вытекают философские проблемы, служит прежде всего жизнь практическая, т е нравственная, правовая и государственная, затем художественная жизнь и, наконец, религиозная жизнь, и, следовательно, наряду с понятием истины центральными понятиями фитософии оказываются понятия добра, красоты и святости

Само собой разумеется, что мы можем трактовать науку и нравственность, искусство и религию как исторически, так и естественнонаучно, т е , с одной стороны, прослеживать однократное развитие этих объектов, с другой стороны, искать общих понятий или законов, под которые подходит всякое научное исследование, всякое нравственное стремление, всякое художественное творчество и наслаждение и всякое религиозное чувствование Но хотя бы мы мысленно представили себе, что все возникающие при этом вопросы разрещены, все же еще остаются проблемы, относящиеся к ценности, и эти проблемы образуют подлинную область философского труда Правда, философия не всегда ограничивалась этими проблемами, да и теперь она делает это, конечно, не в том смысле, чтобы она трактовала лишь ценности Разграничение между естественнонаучным, историческим и философским трактованием может быть проведено лишь в понятиях Но тем не менее оно имеет немалое значение для определения философских проблем И можно даже сказать, что, если выключить все то, что теперь мы должны причислить к естествознанию и истории, специфически философской задачей почти во всех тех формах, которые когда либо принимала философия в течение времени, можно признать разрещение вопросов, относящихся к ценностям *

Но, как бы ни обстояю дело относительно этого, во всяком случае истинное и ложное, доброе и злое, прекрасное и безобразное, святое и несвятое суть противоположности ценностей, и поэтому, раз мы вообще желаем употреблять вышеуказанные слова, приходится поставить вопрос о том, где вообще лежит граница между ценностью и не-ценностью, но разрещение этого вопроса возможно лишь с помощью такого определения понятий ценности, при котором имеется в

* В особенности ясно это обнаруживается из истории философии Виндельбанда 2 Aufl 1900 и благодаря этому труд получает и для философии нашего времени значение, далеко превосходящее значение всякого чисто исторического наложени

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 507

виду не охватить все то, что называется истинным, добрым, прекрас ным и святым, но установить, что единственно заслуживает этих имен, и, следовательно, выработать нормы для научной, нравственной, художественной и религиозной жизни Таким образом, возникает определенная область труда, за которую не может браться никакая естественнонаучная или историческая дисциплина и которая во всяком случае есть достояние философии

Правда, часто отрицают, что такого рода задача вообще может быть трактуема наукой, но при этом забывают, конечно, что всякий, употребляющий такие слова, как «истинное» или «доброе», уже предпо-ла1ает какое либо понятие нормы и, следовательно, благодаря одному уже только обозначению, lmplicite утверждает и обязательность своего понятия нормы Мы могли показать, что даже в констатировании факта уже заключается признание ценности, и поэтому мы вправе усматривать в положении, гласящем, что всякое стремление доходит до понятий общеобязательных норм ненаучно, лишь признак пустого отрицательного догматизма, не знающего своих собственных необходимых предпосылок

Однако мы не обсуждаем здесь этого обстоятечьнее, так как тот, кто хочет не идти далее естественнонаучного и исторического трактования вещей и трактовать ценности лишь постольку, поскольку они, как другие факты, подлежа! констатированию, тот не впадет никогда в ошибки односторонне естественнонаучно ориентировавшейся философии, если только он действительно последователен и никогда не заявляет претензий на то, чтобы суждение, выражающее оценку, было научно обязательно Нас интересуют здесь лишь те формы философского мышления, которые стараются установить понятия норм, и мы желаем понять лишь то. какое значение имеет для них истори

Для этого мы должны прежде всего выяснить себе, что в каждом философском исследовании надлежит отличать формальную часть от материальной Правда, понятия «формальное» и «материальное» относительны, однако для всякого частного случая разграничение их однозначно Например, в общеи логике мы причисляем к формальной части все то, что не может отсутствовать ни в каком суждении, вообще претендующем на истинность, и в таком случае в противоположность этому уже и учение о научной истинности материально Однако мы можем образовать и формальное нормативное понятие научной истинности, содержащее в себе то, что непременно входит в состав любого научного суждения, и тогда по сравнению с этим понятием материальными оказывались бы лишь понятия естественнонаучной и исторической истинности Наконец, к формальной части можно причислить и те логические составные части, которые оказываются налицо в любом естественнонаучном исследовании и во всяком историческом изложе нии, и тогда, в противоположность этому, материальная часть состоит в том, что может быть получено лишь из определений, касающихся содержания объектов, с которыми имеют дело различные науки

50Е ГЕНРИХ РИККЕРТ

Равным образом и наиболее общее понятие практической ценности формально по сравнению с понятиями ценности морали в более тесном смысле, права и государства, но существуют и формальные понятия ценности, содержащие в себе то, что должна заключать в себе всякая мораль, всякое право и всякое государство и тогда, по сравнению с ними, материально определенными оказываются лишь особливые морали, права и государства Таким образом, уже в нашем предшеству ющем изложении мы разграничили друг от друга формальные и материальные составные части, и точно так, же должны будут поступать и остальные философские дисциплины

С этой точки зрения историческое имеет двоякое значение для философских наук Во-первых, философия никогда не будет в состоянии удовлетвориться установлением лишь формальных понятий ценности. При попытке сделать это, она, конечно, в некоторых областях очень скоро справилась бы со своей работой. Она должна, напротив того, всегда носить формальные понятия и к определенному содержанию, и тогда это содержание во многих случаях может быть получено лишь из определенных исторических процессов

Однако эта сторона вопроса не имеет здесь для нас очень большого значения. Напротив того, мы имеем в виду главным образом то, что, во-вторых, и установление формальных норм должно уже быть приведено в некоторое отношение к понятию об историческом и притом таким образом, что при образовании философских понятии норм заранее следует иметь в виду, что эти понятия вообще применимы к исторической действительности Но это может иметь место лишь в том случае, если уже в своих формальных частях философия вообще принимает в соображение если не особливое историческое содержа ние, то во всяком случае общие формы исторического понимания действительности, и мы должны выяснить себе, что это означает.

Никогда не бывает и не может быть, чтобы философские дисциплины не находились решительно ни в каком отношении к формам какого-либо особливого понимания действительности. Поэтому очень часто непроизвольно играет роль понимание действительности как природы, и тогда это не может не служить помехой попытке привести формальные нормы в плодотворную связь с исторической жизнью. Однако при попытке обстоятельнее выяснить это, необходимо рассмотреть различные части философии особняком, так как то отношение, в котором установление норм находится к исторической жизни, не оказывается одним и тем же во всех случаях, в особенности же мы должны отграничить при этом друг от друга теоретическую и практическую философии.

Мы уже знаем, на что надлежит обратить внимание логике Ее односторонне естественнонаучный и поэтому не исторический характер состоит, как мы видели, в том, что, когда дело идет об установлении понятия норм научной ценности, почти никогда не принимается без предвзятых суждений в соображение историческое многообразие на-

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 509

учной жизни, но образование общих родовых понятий заранее приравнивается к идеалу научного познавания вообще, стало быть, вовсе не ставится вопрос о том, не существует ли еще и других форм научного познавания.

Тогда отсюда возникает и весьма преувеличенная оценка общего родового понятия во всей теоретической философии Категории, под которыми мыслится природа, обращаются в категории, под которыми мыслится мир, т е природа смешивается с действительностью Тогда, коль скоро теоретическая философия ставит вопрос о сущности мира, она усматривает в общих естественнонаучных понятиях воистину действительное и низводит все первоначальное и переживаемое бытие на степень всею лишь явления Возникающие таким образом метафизические системы выносимы лишь для умов, совершенно забывших то, что они с несомненной реальностью переживают во всякое мгновение, и это имеет силу отнюдь не только в применении к материа лизму, желающему уверить нас в том, что в действительности не существует никаких качеств, но равным образом для так называемого «монизма», попускающего «параллелизм» квантифицированного телесного мира и душевной жизни для того, чтобы устранить будто бы несостоятельное понятие психофизической причинности и приходящего этим путем лишь к гораздо большим несообразностям, чем те, от которых он хотел бы отделаться Теория, имеющая в виду постичь сущность мирового целого, может достигать каких-либо ценных результатов лишь в том случае, если она принимает в соображение и те категории, под которыми мы должны мыслить историческую действи телыгость для того, чтобы вообще иметь возможность мыслить ее, т е она должна настолько же ориентироваться и в истории, как в естест вознании.

Однако мы не останавливаемся далее на обсуждении этого, так как пока дело идет о теоретической философии, во-первых, понятие метафизики проблематично, а во-вторых, мы не идем при этом далее уже полученного результата Лишь когда дело идет о проблемах практической философии, обнаруживается все значение односторонности естественнонаучного мышления.

Ведь логика, ориентировавшаяся исключительно в естественнонаучном мышлении, становится хотя и односторонней, но она отнюдь не теряет еще благодаря этому ценности во всех своих частях, так как, хотя она и приводит к ошибочным взглядам на сущность исторической науки, она все-таки может по крайней мере правильно понять сущность естествознания, и поэтому ее выводы сохраняют прочную ценность, раз только то, что она устанавливает в качестве всеобщих научных норм, признается естественнонаучными нормами Но если философские дисциплины, имеющие дело с ценностями практического человека, равным образом ограничиваются рассмотрением действительности, понимаемой как природа, или даже усматривают в последней саму действительность, это неизбежно имеет совершенно иное значение, так

510 ГЕНРИХ РИККЕРТ

как для этих философских дисциплин понятие природы или не имеет никакого значения, или имеет весьма второстепенное значение, и тогда неминуемы заблуждения во всех их частях

Нам следует выяснить себе это прежде всего по отношению к этике Мы рассматриваем эту науку как учение о нормах воли и далее предполагаем, что этическое хотение, по наиболее общему своему понятию, должно быть отождествлено с хотением, сознающим долг, т е нравственная воля может мыслиться лишь как вот, хотящая того, что для нее обязательно, или как автономная воля, определяющая себя саму ради долженствования Всякая этика, вообще устанавливающая общеобязательные нормы, должна сделать это сознание долга последним критерием нравственного Она может, конечно, упускать это из виду за множеством пробирающихся на первый план материальных определении, но и радикальнейший эвдемонизм или чисто метафизическая этика в последнем счете признают нравственную жизнь лишь там, где содействие i-обстренному или общему «благу», или реализация метафизического мирового принципа или же повиновение воле Бога требуется от воли как долг Без понятия долга не обходилась еще никакая этика, заслуживающая этого имени *

С другой стороны, отсюда, конечно, опять-таки вытекает, что эта наиболее общая этическая ценность чисто формальна, т е любой поступок может требоваться от воли как должный Прежде всего для того, чтобы не казалось, что вся философия обращается в этажу, мы должны подчеркнуть, что относительно нравственной воли в более [есном смысле дело идет лишь о форме сознания долга, получающей значение в жизни, коль скоро мы рассматриваемся именно как социальные существа, т е коль скоро мы не только имеем дело с логическими, эстетическими ипн релшиозными ценностями как сознающие долг существа, причем мы можем отвлечься от общения с другими людьми, но коль скоро наше хотение само имеет значение в социальном общении

Однако и это более узкое понятие долга остается еще настолько общим и формальным, что им не удовлетворится никакая этика Она должна привести хотение в связь и с особыми сферами социальной жизни как объектами его обнаружения, для того чтобы этические нормы получили значение, и тогда при этом возникает вопрос о принятии во внимание исторического Ведь если оптика рассматривает действительность, по отношению к которой проявляется нравст венная воля и из которой она черпает материал для выработки этических норм, как природу, то заранее отрезывается всякая возможность дойти до не утрачивающих из виду действительно оказывающей ся налицо нравственной жизни рассмотрения и оценки нравственной жизни

* Там. где борются против понятия долга как этического понятия, человеку вменяется н долг не признавать никакого долга

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 511

Это обусловливается прежде всего двумя основаниями, находящимися в связи с обеими сторонами понятия природы Природа естествознания есть прежде всего понятие чисто теоретическое и притом в том смысле, что последовательное понимание действительности как природы требует отвлечения от обязательности всяких ценностей

Итак, в этой природе понятие долга теряет всякий смысл и лишь то обстоятельство, что слово «природа» весьма многозначно, делает возможным, что нелепость всякой попытки выводить нравственное из естественною не обнаруживается уже самому беглому взгляду Само собой разумеется, что никому, провозглашающему «естественное» имеющим ценность, не возбраняется выбирать себе какую угодно терминологию, но если не желают отказаться от значения слова «природа» как от выражения, служащего для обозначения понятия ценности, надлежит выяснить себе и то, что такое понятие природы не имеет уже ничего общего с тем понятием природы, с которым оперирует естествознание, и что в таком случае нелегко дать ему однозначное содержание, делающее возможным его применение в научном контексте В особенности утверждение, гласящее, что законы нравственности суть «законы природы», или совершенно ничего не выражает, так как сперва следует определить, что означает выражение «закон природы», раз оно не должно иметь тот смысл, который соединяет с ним естествознание, или же в этом положении заключается противоречие, так как законы природы вырал-ают то, что должно происходить повсюду и во все времена, а потому их содержание есть прямо таки то, что одно только никогда не может принимать вид долга То, что всегда есть, не может дчя человека долженствовать быть

Однако для нашего контекста гораздо важнее второе основание, не позволяющее усматривать объект нравственной деятельности в наличном бытии вещей, рассматриваемом как природа Природа есть действительность, рассматриваемая так, что при этом имеется в виду общее Поэтому, раз делается попытка вывести нравственные ценности из естественнонаучных понятий и установить их как общеобязательные нормы, этика никоим образом не может понять значение индивидуальной личности Тогда, если она будет последовательной, смысл установления ею норм будет заключаться в том, что индивидуум должен подводиться под нравственный закон, как экземпляр рода подводится под родовое понятие Иными с-ювами, этические императивы должны были бы вменять каждому в обязательность быть средним человеком, и в таком случае этический «индивидуализм», конечно, прав, когда он самым решительным образом протестует против установления «общих» норм Этика, оперирующая с естественнонаучными общими понятиями, в самом деле должна была бы клониться к тому, чтобы уничтожить смысл личной жизни и благодаря этому смысл жизни вообще

Однако задача этой науки принимает совершенно иной вид, коль скоро она заранее принимает в соображение, что вся действительна

512 ГЕНРИХ РИККЕРТ

жизнь есть исторический процесс. Но это прежде всего еще не имеет решительно ничего общего с самоочевидным и оскомину набившим утверждением, гласящим, что все нравственные воззрения находятся в зависимости от определенных отношений исторического положения дел, из которого затем делается вовсе не самоочевидный вывод, гласящий, что не может существовать нравственности, обязательной для всех времен. Это положение должно иметь лишь тот смысл, что и при установлении формальных норм, обязательных для любой мыслимой нравственной жизни, всегда должно приниматься в соображение, что человек никогда не живет как экземпляр родового понятия среди экземпляров родового понятия, но всегда лишь как индивидуум в индивидуальном и что поэтому и нравственный индивидуум может поступать лишь как телеологический нн-дивидуум. Не только всякий человек отличается от других, но и окружающая его действительность, с которой он имеет дело, не бывает вполне одинакова с теми действи-тельностями, с которыми имеют дело другие люди, а потому и нравственные задачи всегда должны оказываться индивидуальными. Итак, верховный нравственный долг человека должен состоять в том, чтобы он вырабатывал свою индивидуальность и притом так, чтобы она становилась пригодной для выполнения его индивидуальных нравственных задач.

Итак, коль скоро мы отказываемся от попытки вывести содержание этических норм из естественнонаучных родовых понятий, общеобязательные этические императивы отнюдь не исключают права индивидуальной личности, но индивидуальность, напротив того, прямо-таки требуется от человека. Ведь мы знаем, каким образом общая ценность и индивидуальность необходимо связаны друг с другом; то, в чем история усматривает индивидуальность какого-нибудь человека, есть совокупность того, что этот индивидуум и лишь он сделал, руководясь общими культурными ценностями. Итак, те формы, в которых история рассматривает действительность, т. е. формы ин-дивидуума, в котором обнаруживается телеологическая связь, и телеологически исторического индивидуального развития должны быть в то же время и фундаментальными этическими нормами.

Ты должен, если Ты хочешь поступать хорошо, Твоею индивидуальностью выполнить в том индивидуальном пункте действительности, в котором Ты находишься, то, что лишь Ты можешь выполнить, так как ни у кого другого в повсюду индивидуальном мире нет как раз той же самой задачи, как у Тебя, и затем Ты должен устроить всю Твою жизнь так, чтобы она объединялась в телеологическое развитие, которое в своей совокупности может быть рассматриваемо как выполнение Твоей никогда не повторяющейся жизненной задачи. Тогда наиболее обшие императивы этики могут гласить лишь так, и никакой этический «индивидуализм» не будет в состоянии утверждать, что эти общие предписания угрожают уничтожить смысл жизни и индивидуальной личности.

ГЛАВА V. ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 513

Само собой разумеется, что и эти «индивидуалистические» нормы чисто формальны, и они должны быть таковыми для того, чтобы в них находила выражение сущность всякой нравственности. Но поэтому-то они и абсолютно общеобязательны. Требование, гласящее, что нравственный человек должен стать телеологическим ин-дивидуумом, должно быть предъявляемо ко всякому человеку, все равно, ограничивают ли его личные дарования и индивидуальное положение, в котором он находится, его жизненные задачи тесным кругом, или же они весьма обширны. В великом телеологическом комплексе действительности у малейшего члена точно так же есть свое индивидуальное назначение, как и у выдающейся личности, оказывающей своей индивидуальностью влияние на ход развития культуры в течение веков, и всякий, каково бы ни было его положение, может войти в обширный ход развития в качестве ценной составной части и должен сделать это. Как ни формален и как ни общ этический императив, он все же не лишает индивидуальности никого, коль скоро эта индивидуальность служит осуществлению общих ценностей. Конечно, бесцельное и чуждое плана «изживание» любой доли индивидуальной действительности, лишенное всякого телеологического единства, нравственно предосудительно и в исторически ориентировавшейся индивидуалистической этике нет места для не имеющих значения индивидуальных капризов. Напротив того, эта этика не только не может желать служить помехой для выработки индивидуальной личности, в которой обнаруживалась бы телеологическая связь, но последняя необходимо оказывается ее высшим идеалом. Таким образом, выходит, что этика становится индивидуалистической не несмотря на то, что она имеет в виду быть общеобязательной, а именно поэтому.

Здесь дело шло лишь о том, чтобы в самых общих чертак наметить связь между формами исторического понимания и основными понятиями нормативной этики, и, делая эти замечания, я далек от мысли обстоятельнее развивать их. Следует указать еще лишь на небольшое число дальнейших пунктов, которые, быть может, сделают общий принцип более ясным.

Прежде всего этике в вышеуказанном смысле вовсе не приходится вообще отрицать нравственное значение родового. Как мы видели, ценности могут находиться в такой связи с некоторым множеством объектов, что им не чуждо и содержание общего понятия, заключающего в себе лишь общее всем этим объектам, и в таком случае содержание понятия ценности совпадает с содержанием естественнонаучного понятия. В то же время мы знаем, что понятие исторического индивидуума не тождественно с понятием единичной личности, но что существуют и относительно исторические понятия, содержащие в себе общее некоторому множеству индивидуумов. А отсюда мы видим, каким образом в индивидуалистической этике, обращающей формы исторического понимания в этические нормы, должно быть отведено место и родовому. Ведь если мы установим связь между формой

514 ГЕНРИХ РИККЕРТ

относительно исторического понятия и задачей, состоящей в установлении понятии этических норм, то возникает мысль, что ограничение индивидуальности может становиться нравственным до1гом Само собой разумеется, правда, что и здесь этическая общеобязательность никогда не вытекает из общности содержания родового, но родовое получает свою ценность 1ишь благодаря приведению его в связь с уже до того установленной этической целью, однако в самом деле существует очень много этических задач, которые могут быть разрещены лишь путем сотрудничества некоторого числа индивидуумов таким образом, чтобы различные люди в некоторых отношениях оказывались одинаковыми друг с другом, а тогда и такие свойства характера, которые принадлежат членам некоторой общественной группы в среднем, получают этическое значение, т е выработка средних свойств становится долгом

И мы можем даже сказать, что выполнение большей части задач будет требовать сочетания средних свойств и чисто индивидуальных своеобразных особенностей Однако исходя из формальных основании, опять-таки нельзя решить, где следует провести границу между теми и другими, и надлежит только подчеркнуть еще то, что требуемое ограничите, во-первых, никогда не может приводить к полному подавлению индивидуальности и, во-вторых, что, как нельзя утверждать, что все исторические понятия о более обширных связях суть понятия о чем-то среднем, так и принадлежность к какой бы то ни было общественной группе вовсе еще не вменяет в долг выработки среднего характера, свойственного этой общественной группе, ибо мы уже видели, что можно, например, быть превосходным немцем, не будучи средним немцем, и что лучшие немцы весьма значительно отличаются от общею всем немцам среднего характера Однако мы не будем далее останавливаться здесь на обсуждении этого отношения между средним и индивидуальным Должно быть достаточно простого лишь указания на то, в каком отношении к установлению этических норм находится и понятие относительно исторического индивидуума

Но мы бросим еще вз!ляд на иного рода связь между историческими и этическими проблемами, на которую нас наводит именно понятие общественной группы, к которой принадлежит всякий индивидуум Пусть отдельное лицо, входя в состав некоторой общественной группы, вынуждено в известном отношении приспособиться к среднему характеру и, таким образом, отчасти признать родовое нормативным, однако, опять таки нельзя смешивать общественную группу как целое с родовым понятием, но мы всегда должны рассматривать ее как «историческую связь» А коль скоро мы делаем это, она и с этических точек зрения имеет значение лишь благодаря своей индивидуальности и притом, в силу тех же самых оснований, в силу которых отдельный индивидуум именно для выполнения своего долга должен быть не только автономен, но и индивидуален Точно так же, как исторический индивидуум, и нравственный индивидуум всегда объемлется некоторым

ГЛАВА V ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ИСТОРИИ 515

индивидуальным целым и его долг — содействовать выработке индивидуальности целого. И даже можно сказать, что очень часто ему придется Офаничивать свою собственную индивидуальность лишь для тога, чтобы тем более выработалась индивидуальность той общественной группы, к которой он принадлежит, и что мы должны быть социальными существами для того, чтобы та Societas, к которой мы принадлежим, стала ни дивидуумом

Итак, вызывающий мното споров антагонизм между этическим индивидуализмом и этическим социализмом утрачивает свою резкость с этой точки зрения Здесь не может быть уже речи об альтернативе Тот, кто выучился мыслить исторически, знает, что и нравственный отказ от личного своеобразия служит индивидуализации жизни Мы социальны для того, чтобы действовать индивидуально

Для того чтобы выяснить это на примере, укажем на то, что этим путем должно стать возможным и понимание важнейшей из всех человеческих общественных групп, а именно понимание этического значения нации Известно, что большинство философских систем не отнеслось надлежащим образом к этому понятию и прежде всего к этической ценности выраженного национального характера Но одной из существеннейших причин этого следует признать опять-таки привычку мыспить в естественнонаучных понятиях и отсутствие понимания тех форм, в которых наука, имеющая лечо с действительностью, или история, рассматривает человеческую жизнь

Говорят, что этические веления должны обязывать всякого человека Но затем полагают, что всякий человек подводится под общее естественнонаучное понятие о человеке Заключают, что, следовательно, родовое понятие об общечеловеческом представляется ценностью и нормой и поэтому все служащее помехой выработке «чистой человечности» должно быть рассматриваемо лишь как нечто этически малоценное В таком случае с этой точки зрения выраженный национальный характер должен производить впечатление ограничения высшей этической ценности, и стремление быть прежде всего членом нации и лишь затем уже человеком должно производить впечатление прямо-таки ограниченности, от которой надлежит освободиться в этическом интересе Таким образом, возникают этические направления, в которых экстаз, вызываемый общечеловеческим, приводит к тому, что утрачивается всякая связь с действительной нравственной жизнью и деятельностью людей, и которые поэтому могут лишь дискредитировать слово «этическое»

Если иметь в виду формы исторического понимания действительности, то должно быть ясно, что, хотя этические веления обязательны для всякого человека, но весьма общее и поэтому весьма бедное содержанием понятие о человеке совершенно непригодно для определения этических идеалов и что, напротив того, выраженный нацио нальный характер должен быть признан имеющей важное значение этической ценностью, раз единичный человек способен выполнять

516 ГЕНРИХ РИККЕРТ

наибольшую часть своих обязанностей лишь как член, объемлемыи той исторической связью, которую мы называем нацией При этом можно брать понятие нации в более широком или в более тесном смысле, т е , например, рассматривать как национальную связь общий язык, или же признавать моментом, имеющим решающее значение, принадлежность к национальному государству В особенности в последнем случае ясно будет, что при этом депо идет о пробпемах, находящихся в связи с вопросом о том, до какой степени историография должна быть политической, т е отводить в своем изложении центральное место национальному государству Гегель, в мыслях которого относительно фи лософии истории понятие государства занимало центральное место, мог усматривать и конкретную нравственность лишь в государстве, и несомненно в Гегелевском политическом понимании истории, равно как и в его противопоставлении нравственности и моральности, заключается доля глубокой истины.

Но, как бы то ни было, то целое, к которому принадлежит отдельное лицо, всегда получает значение лишь благодаря своей индивидуальности, и поэтому быть прежде всего членом нации есть этический долг, так как мы вообще можем выполнять большую часть наших обязанностей лишь в качестве членов нации Как у единичного лица, так и у всякого народа или, пользуясь выражением Фихте, «единичности в великом и целом» всегда есть индивидуальная задача, которой не может быть ни у какого другого народа, и поэтому в мире можно совершить что либо лишь путем выработки национального своеобразия И народ, сознающий свои задачи, сможет выразить свою индивидуальность с гораздо большей свободой от предвзятых мнений и стеснении, чем единичный индивидуум, так как, когда дело идет о народе, гораздо легче провести границу между индивидуальным капризом и ценной индивидуальностью Тот, кто работает в интересах национального своеобразия, всегда имеет пред собой положительно определенные культурные цели Тот, кто хочет быть лишь «челове ком», хочет быть чем-то таким, что он давно уже представляет собой, и чем ему, следовательно, и не приходится еще только хотеть быть Таким образом, историческое мышление способно освободить нас от этических идеалов, которые ныне еще весьма соблазнительны для многих и которые, однако, оказываются скудными и б ее с о держатель ными, коль скоро им противополагается богатство исторической жизни Тем более прискорбное впечатление должно производить то обстоятельство, что и в самой исторической науке появляется направ ление, которое, аслая сделать из истории естественную науку и неминуемо расточая богатство индивидуальной национальной жизни в смутных общих понятиях, старается вновь разрушить все великие приобретения исторического мышлени

Мы можем даже сделать и дальнейший шаг и сказать, что прямо-таки невозможно усматривать в общечеловеческом этический идеал, коль скоро мы отнесемся к этому понятию серьезно и будем разуметь