Часть 5.

Последние годы и сочинения в Голландии

принцесса Елизавета пожелала, чтобы он написал сочинение о воспитании; Декарт ответил, что ему мешают исполнить это три причины, «третьей является то, что я сейчас занят другим сочинением, которое, я надеюсь. Вам понравится более, а именно описанием животных и человеческих функций, так как то, что я двенадцать или тринадцать лет тому назад набросал бегло и показал Вам, попадало неоднократно в неловкие руки; я чувствую теперь необходимость привести все это в лучший порядок, т. е. переработать, и даже осмелился (но впервые дней восемь или десять тому назад) развить историю образования животного от начала его возникновения, я говорю животного вообще, так как то, что касается человека в особенности, я за недостатком надлежащего опыта разработать не могу. Эти последние зимние месяцы, быть может, самое спокойное время из всего оставшегося мне в жизни вообще; поэтому я желал бы скорее посвятить его этой работе, чем другой, для которой нужно менее сосредоточенности*.

Его предчувствие оказалось верным. Это было последнее спокойное время, прожитое им; ему предстояла в близком будущем поездка во Францию с ее обманами, затем последовали еще более тревожные дни, и они были сочтены.

Психологическую задачу Декарт в главных чертах разрешил уже в сочинении *О страстях души*: это было последним изданным им самим сочинением. Он набросал его в 1645-1646 годах, развил впоследствии и издал в год своей смерти. О морали и воспитании Декарт не хотел писать, чтобы сильнее не разжечь уже возбужденного спора, чего можно было ожидать при трактовке вопросов такого практического значения; свои мысли о ценности и цели человеческой жизни он доверял письмам, которые получали от него две царственных женщины: принцесса Елизавета и шведская королева.

* Ibid., pg. 121-122 (письмо не могло бы п. написано ранее февраля 1648 г.).

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

КОНЕЦ ЖИЗНИ ДЕКАРТА В СТОКГОЛЬМЕ

I ПРИГЛАШЕНИЕ КОРОЛЕВЫ

1. Христина Шведска

Когда Шаню в конце осени 1645 года приехал в Стокгольм, дочь Густава Адольфа уже год занимала престол Швеции; это была девятнадцатилетняя королева, счастливая и могущественная наследница опасного для врагов государства и отцовского имени, связавшего славу героя со славой мученика. Народ любил ее и возлагал на нее надежды, которые она, судя по началу ее правления, должна была осуществить в полной мере, Христина была еще свежа, неиспорченна и умела подавлять силой воли склонность к причудам, капризную и ветреную натуру, страсть к ложному, театральному величию, которой она впоследствии легкомысленно и слепо принесла в жертву свой возвышенный жребий. Первая государыня Севера, какой она была и могла остаться благодаря политическому и личному значению, она стала добровольно скитающейся и ищущей приключений женщиной, делавшей решительно все, чтобы стать недостойной своего отца. В то время, когда Шаню заинтересован ее Декартом, ее духовные силы были в полном расцвете, и то, что казалось в существе королевы странным и необузданным, следовало приписать избытку молодой энергии и слишком мужскому воспитанию, полученному ею по воле отца. Она страстно любит охоту и предпринимает ее вместе с лучшими охотниками; она смелая и опытная наездница, легко выдерживающая по десять часов езды, не слезая с лошади, предпочитает мужской костюм

274

Конец жизни Декарта в Стокгольме

женскому и пренебрегает всякого рода украшениями; она закалила свой организм трудом и укрепила его простым образом жизни, избегая всего расслабляющего. Она не просто носит имя королевы, но умеет повелевать и может дать почувствовать государственному совету свое превосходство: столь хорошо осведомленной является она в делах государства, самостоятельной в своих решениях и настойчивой в их исполнении. И ее духовные и умственные интересы имеют мужской характер: она любит серьезные книги, серьезные разговоры, ежедневно прочитывает несколько страниц из Тацита, говорит по-латыни и изучает греческий язык.

Ее внешность выдает беспокойный и легко возбуждаемый дух; когда она говорит, выражение лица и тон голоса быстро меняются. Христина не была религиозной натурой, но охотно занималась религиозными вопросами и была восприимчива к возражениям всякого характера; поэтому ее интересовали по преимуществу предметы философско-религиозные и нравственные, и она пользовалась всяким случаем или сама давала повод развивать эти темы в беседах. Так случилось, что однажды после аудиенции, данной Шаню, бесконечно удивлявшемуся королеве, она завела такую беседу и задала во время ее вопросы: в чем состоит сущность любви, может ли из нашего естественного познания вытекать любовь к Богу? И что хуже: безмерная любовь или безмерная ненависть? Содержание, как и афористичность поставленных вопросов, очень характерны для философской любознательности королевы. Этих проблем никто не мог разрешить лучше Декарта: так думал Шаню и написал философу.

2. Философские письма

Ответ, написанный Декартом 1 февраля 1647 года в веселом настроении, представляет собой письмо о любви и вместе с тем первую беседу, которую он ведет косвенно и издалека с королевой Швеции; ибо Шаню спрашивал мнения своего друга с той целью, чтобы его ответ был прочтен ею. Письмо это — маленький шедевр, настоящая кабинетная вещица, в которой всякий знаток Декарта, не знающий об авторе и мотивах письма, а только обращающий внимание на ход исследования, на характер идей, на подбор выражений, тотчас же сказал бы; «Это настоящий Декарт». Нет другого

275

Куно Фишер

сочинения такого же маленького объема (ибо оно не выходит за рамки письма), по которому можно было бы лучше узнать этого мыслителя, умея только читать философа между строк.

Декарт различает интеллектуальную и аффективную любовь и определяет сперва при помощи аналитического исследования существо любви вообще: оно состоит в том, что мы представляем объект, присутствие которого и обладание которым причиняет нам радость, отсутствие и потеря которого причиняет страдание, поэтому мы стремимся к такому объекту со всей энергией нашей воли; мы хотим соединиться с ним или образовать с ним одно целое и быть сами только одной частью такого целого; любовь необходимо связана с радостью, скорбью и желанием; эти четыре направления воли имеют свои корни в природе духа и свойственны душе без связи с телом; они заключены в познавательной потребности мыслящего существа; мы, как мыслящие существа, любим познание вещей, ощущаем радость от наслаждения ими и скорбь от лишения их и добиваемся обладания ими. Тут нет ничего темного: только воля к познанию движет нашей душой, мы знаем, что мы любим, и к чему стремимся, и что радует и омрачает нас Радости и страдания интеллектуальной любви суть поэтому не страсти, а ясные идеи. Впервые от их затемнения возникает аффективная и чувственная любовь, исходящая из связи души с телом. Это суть телесные состояния и изменения, которым соответствуют известные стремления в нашей душе, причем сходство и связь между ними неявны для нас. Так возникают неясные чувственные, аффективные желания, имеющие известные объекты, стремящиеся избавиться от других, ощущающие радость от обладания одними и болезненное страдание от присутствия других, любящие предметы стремлений и ненавидящие предметы отвращения: радость и скорбь, любовь и ненависть — таковы основные формы чувственных желаний, элементарные и главные страсти, из смешения и изменений которых созидаются все остальные, и единственные, которые мы имели еще до рождения, ибо они проявляются уже во время питания зародыша. Интеллектуальная любовь совпадает с потребностью познания в мыслящей природе, чувственная коренится в потребности в пище органической природы. Есть представление достойных стремления объектов (интеллектуальная любовь)

276

Конец жизни Декарта в Стокгольме

без чувственного возбуждения и чувственного желания, и, равным образом, последнее может иметь место без познания; есть любовь без страстей и страсть без любви; в человеческой любви, в обыкновенном смысле, соединены оба элемента. Тело и душа соединены таким образом, что определенные состояния представлений и воли сопутствуют определенным состояниям телесных органов и вызывают друг друга взаимно, как мысль и слово. Таким же образом представление достойных наших стремлений объектов, или любовь, находит в возбуждении сердца и учащенном движении крови свое непроизвольное, телесное выражение. Эта духовно-чувственная любовь, это соединение понимания и стремления образует то ощущение, о существе которого спросила королева.

Отсюда, по-видимому, следует, что Бог слишком возвышен для того, чтобы быть достижимым, и слишком духовен, чтобы быть чувственно представляемым, а потому не может быть предметом любви в свете естественного познания, потому что чувственное представление (Versinnlichung) божества является либо таинством воплощения, как в христианстве, либо заблуждением идолопоклонства, как в языческой религии, где человек, подобно Иксиону, обнимает облако вместо богини. Однако с помощью глубокого размышления идея Бога может стать любовью, и при этом самой сильной из всех страстей, когда мы познаем в Боге начало, а потому и цель нашей духовной жизни; но эту цель не должно представлять в виде богостановлення, иначе мы впадем в опасное заблуждение: это значит не любить Бога, а желать божественности; напротив, мы познаем в Боге начало не только нашего духовного существования, но всего мироздания, которому не нужно быть шаром для того, чтобы иметь во власти Бога единственное основание и прочность; это познание всемогущей воли так возвышенно, что наполняет нас радостью и стремлением следовать смиренно воле Бога. В этом состоит истинная, освещаемая естественным познанием любовь к Богу, которая настолько могущественна, что захватывает сердце и нервы. Чувство благоговения не наносит ущерба любви, а связывает с ней стремление к покорности и к самопожертвованию; уже дружба способна к пожертвованию, еще более патриотизм; чем возвышеннее объекты, которые мы любим, тем добровольней и радостней будет подчинение собственной значимости,

277

Куно Фишер

ибо ничто не препятствует тому, чтобы в одном и том же чувстве соединялись высочайшее почитание и любовь. Эту истину Шаню мог бы сам подтвердить лучше всего, так как он ее переживает. «Если бы я спросил Вас по совести, не любите ли Вы возвышенную королеву, вблизи которой Вы теперь живете, Вы могли бы сколько угодно уверять меня в том, что Вы по отношению к ней ощущаете только почтение, благоговение и удивление, а я все-таки счел бы Ваше чувство за весьма горячую симпатию, так как всякий раз, когда Вы говорите о государыне, Ваши слова льются так полно и в таком изобилии, что, как ни верно ваше изображение — я знаю вашу любовь к истине и слышал о ней от других, — я все же убежден в том, что Вы не могли бы изобразить королеву так живо, если бы Вы не были пламенно взволнованны и Ваше сердце не было бы согрето. Да иначе и быть не может вблизи такого света!»

Какая же из двух страстей, любовь или ненависть, хуже в своей чрезмерности? Чем более начинает страдать от силы аффекта наше благожелательство, чем более уменьшается наше довольство и, наоборот, увеличивается количество разрушительных выходок, тем хуже страсть и ее состояние. Нет сомнения в том, что ненависть питает злобу и отравляет даже самые добродушные натуры, что она есть мучительное и печальное ощущение, лишенное всякого истинного утешения; удовольствие, доставляемое ненавистью, демонично и присуще адским духам в месте мучений. Что касается вредных выходок, то большая чрезмерность есть в то же время и нечто худшее; поэтому следует спросить, какая из этих двух страстей имеет вообще бульшую склонность к чрезмерности? Здесь Декарт отвечает: не ненависть, а любовь! Она пламеннее, а потому сильнее и прочнее, чем ненависть: натуры вроде Геркулеса, Роланда и т. я более теряли меру в любви, чем в ненависти; любовь соединяет, ненависть разъединяет; если первая приковывает нас к лишенному ценности объекту, то этим она вредит гораздо более, чем когда вторая разлучает с лучшим объектом; наконец, чем страстней воспламеняется любовь, тем она беспощадней ко всему, что ей препятствует и угрожает, она дает свободу ненависти действовать более чем в одном направлении и тем самым освобождает от

278

Конец жизни Декарта в Стокгольме

оков целую дружину зол; ведь любовь породила те злосчастные семена, из которых впоследствии вышел пожар Трои*.

Когда королева прочла письмо, она сказала Шаню: «Насколько я могу узнать Декарта из этого письма и вашего описания, он счастливейший из людей, и его жизнь кажется мне достойной зависти; скажите ему, что я его очень высоко ценю». Некоторые более подробные разъяснения, которые королева пожелала еще получить, Декарт дал в письме к Шаню (от 6 июня 1647 года). Но вскоре опять представился случай, возбудивший в ней сильное желание вновь узнать взгляды философа.

Среди ученых Швеции был в то время и немецкий филолог Иоанн Фрейнсгейм из Ульма, знаменитый своими дополнениями, или суплементами, к Ливию. Его хвалебная речь Густаву Адольфу повлекла за собой приглашение в Упсалу в качестве профессора политики и красноречия; спустя пять лет он был приглашен в Стокгольм в качестве историографа и библиотекаря королевы (1647). Его прощальная речь в Упсале, при которой присутствовала королева вместе с французским послом и некоторыми вельможами двора, трактовала понятие высшего блага. Сама королева пожелала этой темы. Выслушав речь, излившуюся в формах латинской риторики, она заметила Шаню: «Эти господа могут касаться таких предметов только поверхностно, следует послушать об этом Декарта». Вопрос был ему предложен, и он ответил на него в письме о высшем благе, написанном в ноябре 1647 года и отправленном непосредственно королеве.

Несколькими штрихами Декарт набрасывает основания своего учения о нравственности и своих руководящих правил жизни. Он хочет определить высшее благо не в абсолютном смысле — таковое было бы Богом, — а по отношению к человеческому бытию: не к бытию человечества, высшее благо которого состоит в сумме всех материальных и духовных благ, а к бытию единичного человека. Рассматриваемое в таком его ограничении, высшее благо должно быть достижимым, т. е. иметь такие свойства, чтобы мы были в состоянии обладать им или приобрести его; поэтому оно должно находиться вполне в нашей власти. Все внешние и материальные блага находятся вне нашей власти, высшее благо можно искать

* Ibid., pg. 2-22.

279

Куно Фишер

поэтому только в самом духе, в области познания и воли; но познание в его различных степенях обусловлено способностями и обстоятельствами, зависящими не исключительно от нас самих: таким образом, областью, в которой надлежит искать неизвестную величину, остается только воля; она постоянно находится в нашей власти, так как составляет нашу собственную и высшую способность, нашу внутреннюю самость, зерно нашего существования. Воля к познанию находится в нашей власти; мы можем твердо и настойчиво приводить в исполнение решение всегда поступать согласно нашим лучшим взглядам; если мы делаем это, то мы добродетельны и вместе с тем счастливы и соединяем стоическую цель жизни с эпикурейской. Единственно эта воля является в мире истинно достойным почитания. «Конечно, богатства обыкновенно всегда ценятся выше, но так как я убежден, что Вы, Ваше Величество, придаете бульшую цену Вашей добродетели, чем Вашей короне, то скажу откровенно, что для меня добродетель является единственной ценностью. Прочие блага все вместе следует ценить, но не уважать, не высоко чтить, все равно, смотреть ли на них как на дары Бога или как на средства, которым можно дать хорошее применение благодаря свободной воле, — ибо честь и хвала суть воздаяния, и только то, что творит воля, может награждаться или наказываться. Величайшее благо человека есть состояние его величайшего удовлетворения, последнее же, какого бы рода оно ни было, находится только в нас самих, только душа довольна, а она довольна только тогда, когда обладает желаемым предметом; ее представление о благе часто очень спутанно, она представляет себе многие блага более великими, чем они суть, и живет среди призрачных ценностей; ее удовлетворение всегда так велико, как велико и воображаемое благо, которым она обладает. Но нет ценности выше, чем хорошее применение сообразно свободной воле: поэтому эта воля и есть высшее благо, —только она одна»*.

Так удачно сложилось, что эти философские и вызванные раз: личными поводами письма, написанные Декартом в Стокгольм, трактуют темы, которые вполне соответствовали тому, над чем он работал: первый вопрос — о любви — совпал как раз с очерком «О страстях души», возникшим за год до этого: второй вопрос — о

* Ibid., pg. 59-64 (написано в Эгмонде 20 ноября 1647 г.). 280

Конец жизни Декарта в Стокгольме

высшем благе — касался того же предмета, который был разъяснен незадолго до упомянутого очерка в посвященных принцессе Елизавете письмах о человеческом счастье. Следствием этих писем явился очерк о страстях. Теперь Декарт посылав! оба сочинения Шаню одновременно с письмом королеве; никто не должен их читать, кроме Шаню и королевы, — последняя только в том случае, если она этого прямо пожелает*.

Прошло более года, прежде чем Христина ответила (декабрь 1648 года)**. В это время ей пришлось заняться другими вещами, а не любовью и высшим благом: 1648 год был годом Вестфальского мира. Однако она не теряла Декарта из виду и после завязавшейся переписки с философом очень желала видеть его лично у себя.

3. Приглашение и путешествие в Стокгольм

Христина углубилась в сочинение о страстях и возымела намерение изучить основательно философские сочинения Декарта. Она возит его сочинения постоянно с собой, во время ее охот ее сопровождает очерк о страстях, во время путешествия ПО рудникам — «Принципы философии». Фрейнсгейм должен также изучить это сочинение, чтобы приходить на помощь ее пониманию, Шаню должен поддерживать в этом придворного ученого, «Так как Фрейнсгейм нашел, — пишет Шаню с юмором Декарту, — что он нуждается в сотоварище на этом пути, то и упросил меня прочитать с ним вместе «Принципы». Я обязан стараться нравиться государыне, при которой служу королю Франции, и, таким образом, теперь к функциям французского посла в Швеции относится изучение Декарта». Находясь в Париже среди политических беспорядков, расстроивших его виды на ближайшее будущее, Декарт с удовольствием узнает, что при шведском дворе читают его книги и философствуют даже во время охоты, предпринимаемой королевой. Он рекомендует вместо «Размышлений» первую книгу «Принципов», так как она более сжата и удобопонятна; на теории движения во второй книге королева может не останавливаться и иметь в виду только основную точку зрения, что в чувственных свойствах

* Ibid., pg. 65-67.

** Ответ королевы утерян. Декарт написал Шаню 26 февраля 1649 гола, что он очень доволен содержанием и французским стилем письма. — Oeuvres X, pg. 309 и сл.

281

Куно Фишер

вещей нет ничего объективного, кроме величины, фигуры и движения, что из этих основных свойств объясняются также свет и теплота, существующие, подобно щекотанью и боли, только в наших чувствах .

Вскоре, однако, Христина находит, что трудности учения Декарта распутывать лучше при его же помощи, чем при помощи Фрейнсгейма или Шаню, и что ей это учение вообще станет понятней из уст философа, чем из его книг; она желает настоятельно, чтобы Шаню пригласил его приехать в Стокгольм, чтобы он повторил приглашение. Первое письмо, пришедшее в Париж в то время, когда Декарт уже уехал, последний получил только в середине февраля 1649 года, второе — в конце следующего месяца. Он ответил (вероятно, 31 марта 1649 года) в двух письмах к Шаню, из которых одно могло быть показано королеве; в нем он принимает приглашение и обещает приехать в середине лета с тем, чтобы остаться на зиму в Стокгольме. Несколько по-иному говорится в интимном письме. Множество сомнений, гораздо больше, чем он думал, пробудилось в нем, он имел со своей философией и со своими путешествиями столько неприятностей, так мало нашел истинных ценителей его учения: на первый взгляд оно кажется многим поразительным и особенным, после же некоторого уразумения, напротив, настолько простым и естественным, что перестает быть объектом их внимания, так как истина подобна здоровью души, с которым дело обстоит так же, как с здоровьем тела; человек ценит его только пока им не обладает. Нигде такая философия так не у места, как при дворах царственных особ, где один интерес сменяет другой. Если королева обладает для его учения досугом и достаточным запасом усидчивости, тогда он приедет. Если же, напротив, ее интерес только скоропреходящее любопытство, то пусть друг сделает все, чтобы ему не нужно было ездить**.

Все эти сомнения усиливаются в его родном Эгмонде; он становится нерешительным, принимая во внимание далекую поездку

*Ibid., pg. 308-309. Вместе с этим письмом к Шаню от 26 февраля 1649 г. Декарт отвечает одновременно на письмо королевы; он называет свой ответ «un compliment fort sterile». В конце стоит уверение, что его преданность королеве не могла бы быть более сильной, если бы он был шведом или финном.

** Ibid., pg. 320-327.

282

Конец жизни Декарта в Стокгольме

дку в чужую страну. «Неудивительно, — пишет он несколько дней спустя Шаню, — что Улисс покинул счастливые острова Калипсо и Цирцеи, где к его услугам были все мыслимые наслаждения, чтобы жить в каменистой и бесплодной стране, ибо она была его родиной; но человеку, родившемуся среди садов Турени и живущему теперь в стране, где течет если не больше меда, то, вероятно, больше молока, чем в земле обетованной, очень трудно прийти к решению оставить такое местожительство для того, чтобы ехать в страну медведей, в страну скал и льдов»*. Не только природа пугает его, но также и двор, где будет еще больше противников и завистников, злословия и всякого рода интриг, чем в его голландском одиночестве; он боится, что станут подозревать королеву в ее собственной стране, потому что она пригласила его; ее расположение к ученым и ее ревность к занятиям уже критикуются; насмехаются над тем, что она собрала вокруг себя педантов Европы и что Швецией скоро будут править грамматики. Его очень беспокоит то, что его завзятые противники, слышавшие о цели его путешествия, успели уже распространить враждебные слухи о его учении, и тогда его пребывание вблизи королевы может послужить только ей во вред. Он пишет об этом с полной откровенностью и со всей сердечностью Фрейнсгейму и просит у него ответа и совета**. Ответ он получил такой, что мог себя успокоить.

Каждый шаг, который отнимает что-либо от его независимости или уединения, наш философ ощущает как переход из своей собственной стихии в чужую; всякий раз, когда в своей жизни он должен был переходить эту границу, он останавливался и нерешительности; к своей шведской поездке он относится теперь так же, как раньше относился к изданию своих сочинений: лучше было бы, если бы он их тогда не выпускал в свет, лучше было бы, если бы он теперь никуда не трогался. Шаню весной во время поездки в Париж, где ему надлежало оставаться до поздней осени, посетил философа в Голландии и рассеял некоторые его сомнения. Декарт охотно дождался бы возвращения друга, чтобы ехать с ним вместе.

* Ibid., pg.. 300—331 (по предположению Кузена, письмо от 4 апреля 1649 г.).

** Ibid., pg. 335—337 (письмо, по предположению Кузена, от 10 июня 1649 г. В конце письма Декарт спрашивает, желает ли королева разрешить издание его сочинения о страстях).

283

Куно Фишер

Но нетерпение королевы не дает ему покоя, она приказывает Флеммингу, одному из ее адмиралов, ехать в Амстердам, предложить Декарту свои услуга и сопровождать его в Стокгольм, где она надеется его видеть еще до конца апреля месяца. Однако Декарт уже объявил, что не может ехать раньше середины лета. Приведя в порядок свои дела, окончив для печати свое сочинение о страстях, передав его издателю и сделав со всей предусмотрительностью распоряжения относительно своего имущества, он оставил Эгмонд 1 сентября 1649 года.

П. ДЕКАРТ В СТОКГОЛЬМЕ

1. Пребывание в Стокгольме и положение при дворе

В начале октября Декарт уже в Стокгольме и находит в доме французского посланника, остающегося еще в Париже, у жены и сестры своих обоих лучших друзей самый радушный прием, у королевы — почетную аудиенцию. Несколько дней спустя после своего прибытия он пишет принцессе Елизавете, что видел королеву пока дважды и нашел ее наружность такой значительной и привлекательной, как и мог ожидать; Фрейнсгейм взял на себя труд освободить его от всех тяжелых обязанностей церемониала, так что он является ко двору только тогда, когда королева желает поговорить с ним; даже при самых благоприятных обстоятельствах он останется в Стокгольме не долее следующего лета. Его взор обращается вновь к любимому голландскому уединению. «Там мне будет легче двигаться далее в исследовании истины, а в нем единственно и заключается главная цель моей жизни»*.

У королевы же были относительно Декарта более обширные планы; она желала воспользоваться его пребыванием не только для своих собственных научных интересов, но также для страны и даже для самого философа: он должен быть ее учителем и другом, основать Академию наук в Стокгольме, разрабатывать в полном досуге под ее защитой привезенные с собой планы и оканчивать начатые сочинения. Таким образом Христина хотела быть полезной новой философии настолько же, насколько и последняя была полезна

* Ibid., pg. 373-375.

284

Конец жизни Декарта в Стокгольме

ей самой. Но тогда Декарт должен был остаться в Швеции, а не только быть в ней проездом или в гостях. Поэтому королева стала хлопотать о его формальном переселении; она имела в виду наделить его наследственным владением и предоставить ему место среди магнатов страны. Когда Шаню вернулся в ноябре, королева сообщила ему свой план и выразила желание, чтобы он склонил к нему своего друга. Декарт, сам по себе не склонный к этому, отговаривался тем, что он должен опасаться вредного влияния климата на свое здоровье; это было единственным затруднением, имевшим значение в глазах королевы, сумевшей, однако, легко устранить его; Декарт получит владение в южной Швеции; Шаню и одному члену государственного совета было поручено приискать поместье для Декарта в епископстве Бремен и Померании, которые только что были присоединены к Швеции по Вестфальскому миру. Это поместье должно было давать хороший годовой доход и переходить по наследству в его семье. Дело было уже в ходу, как вдруг прервалось болезнью Шаню и потому было отложено; но оно не было еще закончено, когда Декарт умер. Таким образом, своеобразная судьба Декарта привела к тому, что этот величайший и для немецкой философии самый важный мыслитель Франции по милости дочери Густава Адольфа чуть не сделался владельцем поместья в немецкой стране.

Философские занятия королевы начались в ноябре, после того как Декарт несколько освоился с новой обстановкой. Для того, чтобы быть в соответственном настроении для восприятия трудного предмета и вполне свободной от государственных дел, Христина избрала самый ранний утренний час. Ежедневно в пять часов Декарт должен был в холодную северную зиму, которая к тому же была особенно сурова в тот год, отправляться во дворец и здесь ожидать в библиотеке свою царственную ученицу. Он недаром боялся климата. После совместной прогулки с Шаню (18 января 1650 года) последний заболел воспалением легких, принявшим острую форму и подвергшим его жизнь опасности. С величайшей заботливостью посвятил Декарт себя ухаживанию за другом. После бессонных ночей каждое утро в 5 часов он являлся в библиотеку к королеве; он совещался с ней и в послеобеденные часы по поводу проектируемой Академии, устав которой он составил в последних

285

Куно Фишер

числах января и представил королеве 1 февраля. Это был последний раз, когда он ее видел. Устав этот доказывает, как мало думал Декарт о себе и своих выгодах; в первых же статьях он лишал всякого иностранца права занимать должность президента, место которого готовила ему королева.

2. Болезнь и смерть

Напряженная работа и одновременное ухаживание за больным другом истощили его тело и сделали более восприимчивым к вредным воздействиям климата и времени года. Он был уже болен, когда возвратился с последней беседы с королевой, и только пересиливал себя. Тем более сильный приступ лихорадки последовал на другой день; в течение недели он лежал без сознания, уже на пятый день его состояние показалось докторам безнадежным. К несчастью, первый лейбмедик королевы де Риер, соотечественник и друг Декарта, был в отсутствии; второй, по имени ван Вулен, был голландцем и, как говорят, другом утрехтских врагов философа. На седьмой день прекратился лихорадочный бред, сознание вернулось к нему, но лишь для того, чтобы осознать близость смерти и направить последние мысли на вечность. 11 февраля 1650 года в четыре часа утра Декарт умер на пятьдесят четвертом году жизни.

Получив известие о его смерти от секретаря французского посольства, королева разрыдалась. Чтобы почтить память своего «великого учителя» и показать потомству, что она умела ценить Декарта, она хотела похоронить его среди высших сановников государства, у ног королей Швеции, и воздвигнуть на его могиле мраморный мавзолей. Шаню убедил королеву не приводить этого плана в исполнение. Он рассуждал правильно, думая, что для покойного Декарта будет более подходящей простая могила на кладбище иностранцев, чем царственно пышная гробница в усыпальнице королей. Погребение состоялось 12 февраля 1650 года. Простой памятник указывал место, надпись, сделанная рукой друга, возвещала, что здесь покоится Декарт, которого королева Швеции призвала из его философского уединения к своему двору и которому Шаню поставил этот памятник.

286

Конец жизни Декарта в Стокгольме

Еще в год смерти в Голландии в честь философа была отлита медаль с символическим изображением солнца, освещающего землю. Французское национальное чувство страдало от того, что останки величайшего из всех французских философов покоились на далекой чужбине. Спустя 16 лет после смерти философа д'Алибер, один из его друзей, при содействии Терлона, тогдашнего французского посланника в Швеции, сделал распоряжение о перевезении праха Декарта за свой счет во Францию; 1 мая 1666 года он был перенесен Стокгольм на корабль и 25 июня 1667 года погребен торжественно в церкви св. Женевьевы, нынешнем Пантеоне. Церковные власти долго не соглашались оказать праху человека, имя которого несколько лет стояло в индексе, такие высокие церковные почести. Их упорное сопротивление удалось побороть тем, что философу приписали большую заслугу перед церковью. Королева Христина в 1654 году отреклась от короны и вскоре после этого перешла в католицизм. Декарт в продолжение нескольких месяцев состоял ее учителем; и вот была сделана попытка связать эти два факта, несмотря на их полную независимость, и представить философа миссионером, которому удалось обратить дочь Густава Адольфа. И так как она сама согласилась объяснить свое обращение влиянием Декарта, то он стал из философа миссионером, прах которого был принят духовенством в церковь св. Женевьевы.

Показание королевы было неправильно и являлось легкомысленной услугой, в чем она довольно откровенно признавалась в частных разговорах. Ничто не было так чуждо характеру Декарта, как прозелитизм. Он оставался верным той церкви, в которой родился, потому что родился в ней, но с обращением в нее не имел ничего общего. Его жизнь, насколько она могла устроиться по его свободному выбору и сообразно его гению, принадлежала философии и уединению.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ОБЩИЙ ОБЗОР ТРУДОВ И СОЧИНЕНИЙ

I. СОЧИНЕНИЯ, ИЗДАННЫЕ САМИМ ДЕКАРТОМ

Изданные самим философом сочинения, возникновение которых мы проследили в истории его жизни, разделили на философские и полемические и расположили в хронологическом порядке, суть следующие:

1. Философские

I. Essais philosophiques. Leyden, Jean le Maire, 1637. Эгьен де Курсель перевел «Essais» на латинский язык, за исключением «Геометрии»; Декарт просмотрел перевод. Франц ван Шоотен, профессор математики в Лейдене, сделал перевод на латинский язык «Геометрии» с замечаниями де Бона и собственными пояснениями. Заглавия переводов: 1) R. Cartesii specimina philosophiae, sive Dissertatio de methodo recte regendae rationis, Dioptrice et Meteora ex gallico latine versa (per Etienne de Courcelles) et ab auctore emendata. Amst., Lud. Elzevir, 1644. 2). Geometria a. R. Descartes gallice edita, cum notis Florim, de Beaune, latine versa et commentariis illustrata a, Fr. A Schooten. Lugd. Bat., J. Maire, 1649.

288

Общий обзор трудов и сочинений

2. Renati Descartes meditations de prima philosophia, ubi de Dei existential et animae immortalitute. His adjunctae sunt variae objectiones doctorum virorum in istas de Deo et anima demonstrations cum responsionibus auctoris. Paris, 1641127. Второе издание с измененным заглавием (см. выше: с. 241 и сл.), с возражениями Бурдена и письмом к Дине вышло в Амстердаме у Эльзевира в 1642году. В год смерти философа вышло третье. «Размышления» переведены на французский язык герцогом де Люинем, а «Возражения» и «Ответы» на них — Клерселье. Декарт просмотрел эти переводы, исправил их, где нашел это нужным, и изменил некоторые места в латинском тексте. Этот перевод вышел в Париже в1647 году.

3. Renati Descartes principia philisophae. Amst., Elzev., 1644.Второе издание вышло в год смерти философа. Одобренным Декартом и снабженный его предисловием в форме письма французский перевод сделан аббатом Пико: Les Principes de la Philosophie, ecrits en latin par Rene Descartes, et traduits en Franзais par un de ses amis. Paris, 1647. Письмо к Пико в латинском переводе было включено в последующие издания «Принципов» в качестве предисловия.

4. Les passions de l'вme. Paris., Amst., 1649. О возникновении этого сочинения, набросанного в 1646, законченного и отделанного летом 1649 года, после того как оно было передано в рукописи сперва принцессе Елизавете, а потом шведской королеве, см выше: с. 264. Уже в год смерти философа вышел латинский перевод.

2. Полемические

1. Epistola Renati Descartes ad celeberrimum virum D. Gisbertum Voлtium, in qua examinantur duo libri nuper pro Voлtio Ultrajecti simul editi: unus de confraternitate Mariana, alter de philosophia Cartesiana. Amst., Elzev., 1643.

2. Renati Descartes notae in programma quoddam, sub finem anni 1647 in Belgio editum cum hoc titulo: Explicato Mentis humanae, sive Animae rationaleis, ubi explicatur, quid sit et quid esse posit. Amst., Elzev., 1648. Эти заметки представляют собой полемическое сочинение против Региуса (см. выше; с. 270 и сл.). Сочинение это настолько редко, что сам Питере, автор анналов эльзевировской

289

Куно Фишер

типографии, открыл его только после публикации об этом труде. (Несколько лет спустя сочинение оспаривал Тобиас Андре: Replicatio pro notis Cartesii. Amst., Elzev., 1653.)

II. ОСТАВШИЕСЯ ПОСЛЕ ДЕКАРТА СОЧИНЕНИЯ И OPERA POSTUMA

1. Сочинения, принадлежащие частным лицам

Из оставшихся сочинений следует главным образом назвать два написанных для друзей и потому не находившихся в числе запертых в шкатулке: 1) Compendium musicae, из сохранившихся сочинений самое раннее, написанное в 1613 году для Бекмана (см. выше: с. 177 и сл.) и появившееся в печати в Утрехте в 1650 году; 2) отрывок сочинения о механике, написанный для Константина Гюйгенса в 1636 году, где объясняются некоторые машины, блок и полиспаст, наклонная плоскость, ворот, винт и рычаг. Второй отрывок о подъемных машинах («Explication des engins»), найденный Даниилом Майором, переведенный на латинский язык и изданный в 1672 году, мало чем отличается от предыдущего. Этот фрагмент о механике и компендий о музыке перевел на французский язык Пуассон; они вышли в свет под следующим заглавием: Traitй de la mйcanique, composй par M. Descartes, de plus l'abrйgй de la musique du mкme auteur, mis en franзais avec йclaircissements nйcessaires par N. P. P. D. L. [Nic. Piosson, prкtre de l'oratoire]. Paris, Angot., 1668.

2. ПОТЕРЯННЫЕ СОЧИНЕНИЯ

Остальные еще не отпечатанные сочинения были заперты в шкатулке, которую Декарт взял с собой в Стокгольм; там после смерти Декарта под наблюдением Шаню была составлена опись; в шкатулке были найдены одно сочинение о фехтовальном искусстве — по всей вероятности, то первое сочинение, которое он написал еще в Ренне; дневник, относящийся к периоду с 1619 до 1621 года; три сочинения по методологии: «Studium bonae mentis», «Правила для руководства ума», диалог об исследовании истины при свете разума128; фрагмент под заглавием «Thaumantis regia» («Чудесный дворец»), представлявший, вероятно, предварительные

290

Общий обзор трудов и сочинений

заметки по физике, в которых, по замечанию Байе, уже заключался взгляд на животных как на автоматы; отрывки математического, физического, естественноисторического содержания; часть «Мира»; сочинение о человеке и образовании эмбриона; письма, отрывок французской драмы и стихи к празднованию Вестфальского мира.

Помимо этого Декарт оставил у своего друга Гоогланда сундук, в котором, кроме ценных писем, находилось сочинение «De Deo Socratis» и, может быть, даже сам подлинник «Мира». Так предполагает Мийе*. Однако достоверно нельзя ничего сказать, так как хранившиеся у Гоогланда сочинения вместе с их указателем потеряны.

Из сочинений, поименованных в стокгольмской описи, до сих пор не найдены сочинение о фехтовании, оригинал дневника 1619-1621 годов, равно как оригинал фрагментов различного научного содержания, «Thaumantis regia», «Studium bonae mentis», поэтические произведения.

Неудивительно, что некоторые сочинения, входившие в состав стокгольмского наследия, потеряны безвозвратно; можно считать счастьем, что при злоключениях, постигших шкатулку, сохранилось еще столько текстов, и притом самых важных. Шаню послал все оставшееся наследие в Париж, своему шурину Клерселье, который должен был взяться за его издание. Корабль благополучно достиг французского берега, судно, принявшее посылку, благополучно доплыло с ней до Парижа, но при причаливании, поблизости от Лувра, шкатулка с бумагами случайно упала в воду и три дня пролежала в Сене. Наконец она была извлечена, сочинения по отдельным листам и листочкам были развешаны и высушены и в величайшем беспорядке доставлены в руки Клерселье. Последствием явилось то, что издание замедлилось, и именно с письмами вышли непреодолимые затруднения; они были так перемешаны, что невозможно было восстановить порядка: то нельзя было разделить разнородные, то соединить относящиеся друг к другу части.

3. Сочинения, изданные Клерселье

I. Отрывок часто упоминавшегося «Мира»: Le monde, ou Traitй de la lumiйre. Первое, полное ошибок издание появилось в

* J. Millet. Descartes avant 1637. Prйface, pg. ХХШ-ХХТУ.

291

Куно Фишер

Париже без ведома Клерселье под заглавием: «Le monde, ou Traitй de la lumiйre» в 1664 году. Исправленное по оригиналу Клерселье издал в 1667 году.

2.Traitй de l'homme. Эхо сочинение находится в тесной связи с «Миром» и должно было составить одну из его глав (см. выше :с. 221); в оригинале оно называлось «Chapitre XVIII». Издание Клерселье с заметками Лафоржа вышло в 1664 году. Немногим ранее этого Флорентий Шуйль, профессор философии в Лейдене, издал латинский перевод: Renatus Descartes de homine. Lugd. Bat.,1662-1664. Клерселье нашел перевод плохим, но предисловие хорошим и поэтому включил последнее в свое издание (на французском языке).

Одновременно с этим трактатом появляется связанное с этим сочинение: «De la formation du foetus». разделенное самим Декартом на части и по пунктам, чего не было в «Traitй de l'homme». Полное заглавие таково: «La description du corps humain et de toutes ces functions, tant de cells, qui ne dйpendent, et aussi la principale cause de la formation de ses membres».

3.Les letters de Rene Descartes. 3 vol. Paris, 1657-1667.

4. Собрание оставшихся сочинений

Должно показаться удивительным, что Клерселье не издал двух важнейших вещей из оставшихся рукописей — обоих относившихся к методологии сочинений; они вышли в свет спустя полстолетия после смерти философа в первом собрании оставшихся после него сочинений: Opera postuma Cartessii (Amst., 1701),—которое сверх всего содержит еще отрывок «Мир, или Трактат о свете», трактат по механике, компендий о музыке, заметки о происхождении животных, наконец, выдержки, — все это на латинском языке. Два упомянутых важных и до тех пор не напечатанных сочинения суть:

1. Regulae ad directionem ingenii, рассчитанное на три части, из которых каждая должна содержать 12 правил; сохранилась только первая половина, восемнадцать правил, три последующих только приведены, но не разъяснены. По свидетельству Байе, оригинальный

292

Общий обзор трудов а сочинений

текст этого сочинения был написан также по-латыни. (Ср. выше: с. 197 и ел.)

2. Inquisitio veritatis per lumen naturale, разговор между тремя особами, тоже незаконченный, по сообщению Байе, первоначально написанный на французском языке. Заглавие оставшегося после смерти сочинения: «La recherchй de la vйritй par les lumiйrs naturelles, qui, а elles seules, et sans le secours de la religion et de la philosophie, dйterminent les opinions, que doit avoir un honnete homme sur toutes les cloches, qui doivent faire l'objet de ses pensйes et qui pйnиtrent dans les secrets des sciences les plus abstraites»

Ш. ИЗДАНИЕ ПОЛНОГО СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИЙ

1. КОЛЛЕКТИВНЫЕ ИЗДАНИЯ

Еще до этого первого собрания оставшихся сочинений в эльзевировском издании в Амстердаме вышли латинские коллективные издания, более или менее полные, частью философских, частью, как было сказано, всех сочинений. По анналам эльзевировской типографии «R. D. Opera philosophica» появлялись в 1664, 70, 72 и 77 годах. Помимо сего упоминается издание «Opera philosophica» 1656 года, причем оно названо «edition tercia» (третье издание). Первое издание «Opera omnia» (полное собрание) в 8 томах выходило с 1670 по 1683 год, второе, в 9 томах, — в 1692-1701 годах ив 1713 году. Это было не полное издание в собственном смысле, а только собрание отдельных изданий, заключавшее в последнем томе opera postuma.

Первое французское издание появилось в 13 томах в Париже в 1724-1729 годах. Сто лет спустя (1824-1826) предпринял Виктор Кузен свое издание в 11 томах. Это то издание, которое мы цитируем в нашем сочинении:Oeuvres de Descartes, publiees par Victor Cousin.

2. Приведение в порядок писем

После издания посмертных сочинений создание полного собрания сочинений Декарта являлось не только собирательской, но и критической работой, которая должна была заключаться в разыскивании

293

Куно Фишер

потерянных сочинений, в собирании разрозненных и в приведении в порядок имевшихся налицо. Особенно важным являлось собирание и приведение в порядок писем. Самая большая и важная часть оставшихся писем была в руках Мерсенна и перешла после его смерти к математику Робервалю, враждебно относившемуся к философу и спрятавшему письма. Они нашлись впоследствии у Ла Гира, передавшего их Академии. Байе хотел описать жизнь Декарта, аббат Ж. Б. Легран взялся одновременно с этим за первое полное собрание сочинений; он наследовал после смерти Клерселье оставшиеся после смерти философа рукописи (1684), сам собрал целый ряд разрозненных писем и получил возможность через Академию вместе с Байе пользоваться теми письмами, которые имелись у Мерсенна. Издание не состоялось, рукописи, которые были в руках у Леграна, после его смерти перешли в чужие руки и пропали; содержание части их сохранилось по спискам и обнародовано в 1701 году в opera postuma. Копия писем Декарта, сделанная в 1667 году, находится в библиотеке Академии, содержит критические заметки на полях, основанные на сравнении с первоначальными рукописями и относящиеся к датам, адресам и к связи писем между собой. Все это не оставляет сомнения, что было намерение предпринять новое критическое издание этих писем. Неизвестно, кем сделаны эти пометки; Кузен, приведший в порядок письма, сообразуясь с теми заметками (тома У1-Х его издания), предполагает, что они сделаны Монтенуи, ректором Парижского университета в середине прошлого столетия (на экземпляре находится его печать); напротив, Мийе считает достоверным, что замечания эти сделали Байе и Легран в 1690-1692 годах, совместно трудясь над приведением в порядок корреспонденции Декарта*.

3. Дополнени

В бумагах, оставшихся после философа, находится дневник, относящийся к периоду 1619-1621 годов и содержащий юношеские сочинения, наброски и различного рода заметки. Таким образом, дневник этот имеет отношение к той эпохе его жизни, о которой

* Oeuvres VI, Avant-propos; J. Millet. Descartes avant 1637. Preface, pg. ХVТ-ХIХ.

294

Общий обзор трудов и сочинений

мы не имеем никаких литературных свидетельств, несмотря на то, что даже самые незначительные из них, относящиеся к этому времени, были бы очень ценны для тех, кому было поручено издание его сочинении. По сообщению Байе, дневник был переплетен в пергамент и содержал в себе некоторые мысли о науках вообще, об алгебре, «Democritica», «Experimenta», «Praeambula», «Olimpica», сочинение в двенадцать страниц, на одной из которых сделана на полях много раз упомянутая заметка, указывавшая на 10 ноября 1619 года как на день, составивший эпоху в духовной жизни философа (см. выше: кн. I, гл. И, разд. Ш, 3).

К счастью, нашелся еще во времена Клерселье человек, который любовно хранил каждую строчку, написанную Декартом; это был не кто иной, как Лейбниц, который познакомился с Клерселье во время своего пребывания в Париже, благодаря ему смог просмотреть бумаги Декарта и в начале июня 1676 года сделал с них списки без особенного порядка и связи, что обусловливалось состоянием рукописей. Он причислял их к самым драгоценным литературным сокровищам, какими только обладал, и даже намеревался их издать. «Давно уже собираются в Голландии, — писал он Бернулли, — предпринять издание оставшихся после смерти Декарта сочинений. Я не знаю, появились ли они в печати. У меня также есть некоторые посмертные сочинения Декарта. К ним относятся «Правила для исследования истины» (которые мне не кажутся столь необычайными, как о них говорят), далее отрывок диалога на французском языке, его первые мысли о происхождении животных и т. д. Если обещанное издание еще не вышло, то я мог бы сам предпринять таковое с присоединением некоторых ненапечатанных пещей Галилея, Валериана Магнуса и Паскаля вместе с моими примечаниями к общей части «Принципов» Декарта. Я требую только большого количества бесплатных экземпляров». Среди списков, взятых Лейбницем, находились, кроме того, еще и примечания к «Принципам», заметки физического, психологического, анатомического содержания, математические сочинения и отрывки из упомянутого дневника, которые Лейбниц озаглавил «Cartesii cogitationes privatae»129.

Издание не состоялось. То, что Лейбниц выписал из оставшихся после философа рукописей, смешалось с бумагами, оставшимис

295

Куно Фишер

после него, и сохранялось в библиотеке Ганновера без более подробного каталогического обозначения; только на списках психологического и анатомического характера значилось «Excepta ex Cartesii manuscriptis»130. Все же остальные оставались неизвестными, пока некоторое время назад Фуше де Карейль не открыл часть их и не издал под заглавием: «Oeuvres inedites de Descartes»131 (Paris, 1859-1860).

Критически приведенное в порядок, точное я полное издание сочинений Декарта составляет задачу будущего. Перевод сочинения не есть само сочинение. Поэтому нужно, чтобы латинские сочинения были даны в оригинальном виде, либо одни, либо с французским переводом*.

* Такое издание приурочено к трехсотлетии) со дня рождения Декарта; оно будет осуществлено под покровительством министра народного просвещения и под наблюдением ученой комиссии. По утвержденному уже плану издание будет состоять из десяти томов in quarto, первая половина которых будет содержать собственно труды, а вторая корреспонденцию.

В первый том войдут Compendium musicae; Stidium bonae mentis; Regulae ad directionem ingenii; Inquisitio vertatis per lumen naturale; Le monde, ou la Traite de la lumiere; Discours de la methode, suivi de la Dioptrique, des Meteores, de la Geometrie; petit Traire du mecanique, ou explication des engines; ecrits mathematiques de Walsenaer et de Stampion.

Второй и третий: Les meditations suivies des Objections et des Reponses (texte latin et traduction francaise revue et cirrigee par Descartes ).

Четвертый: Les principes de la philisophie (texte latin et traduction francaise).

Пятый: Traite des passions de l'ame; L'homme de Rene Descartes, la description du corps humain ou formation du foetus ; Ecrits polemiques ; Papiers intimes ; Inedites (dont plusieurs tres importtants retrouves par Mr. Adam en Hollande [correspondance avec Huyghens] et a Gцttingen) ; Reproduction d'un conversation, dans la quelle Descartes repondait a des objections faites a sa philosophie. (Ср. Наст. изд., кн. II, гл.X) Tableau bibliographique; Table generale des matieres.

Остальные пять томов будут содержать письма в хронологическом порядке — как письма Декарта, так и всех его корреспондентов; издатели разделят эту корреспонденцию таким образом, что каждый ее том будет соответствовать тому или другому тому сочинений и служить ему, благодаря систематическим и взаимным ссылкам, комментарием. Каждому корреспонденту будут посвящены примечания для более подробной характеристики.

Что касается внешнего вида, т. е. бумаги, печати, виньеток, фигур и гравюр, то в этом отношении за образец будет взято эльзевировское оригинальное издание. Цена всего издания 250, по подписке — 150 франков. Издатель Поль Таннери и Шарль Адам.

Этим письменным сообщением я обязан члену названной комиссии, вместе с тем директору одного из самых почтенных философских журналов — «Revue de Methaphysique et de Morale», господину Ксавье Леону.

УЧЕНИЕ ДЕКАРТА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

НОВЫЙ МЕТОД ФИЛОСОФИИ. ПУТЬ К СИСТЕМЕ

I. ИСТОЧНИКИ МЕТОДОЛОГИИ

I. ТЕМА

Ввести в учение Декарта может нас его метод, поэтому его и нужно прежде всего иметь в виду. Философ часто и настойчиво указывает на то, что в научном исследовании метод — главное и что он нашел новый и надежный метод, единственно с помощью которого достиг сведений, приобретенных им в области наук. И если бы даже он не дал нам такого объяснения и не сделал бы путь к исследованию истины темой нескольких сочинений, все-таки мы по другим сочинениям, по их композиции, по порядку и связи идей признали бы мастера метода, искусства вносить свет в мышление. Чтобы пользоваться этим искусством так, как умел это делать Декарт, нужно сначала изучить его. Хотя нам и пришлось уже в различных местах предыдущей книги говорить о методе Декарта, так как путеводная нить его мысли была и путеводной нитью его жизни, тем не менее в настоящей главе мы не избегнем повторений многого из того, что нам уже известно*.

Методическое мышление и методологические исследования — две различные вещи: первое состоит в использовании и применении метода, второе — в учении о методе. Методическими являются все сочинения Декарта, методологическим же в смысле

См.: кн. I настоящего сочинения, гл. I, разд. II; гл. П, разд. III, 2; гл. III; гл. V, разд. I, 1 и II, 1.

299

Куно Фишер

подробного и полного изложения, или теории, научного мышления, строго говоря, ни одно. У Декарта нет нового органона, как у Бэкона. Из всех изданных им сочинений лишь одно по своему заглавию имеет отношение к методу — это «Dicours de la methode»; и есть другое, отыскивающее и излагающее элементы познания таким образом, что тут из применения метода вместе с тем явствуют его свойства и характер, — это «Размышления». О первом сочинении сам Декарт сказал: «He traite, а только discours! Я хочу здесь не учить методу, а только говорить о нем». Кто будет судить о сочинении по его заглавию, тот может прийти к заключению, что оно не дает того, что обещает. В действительности оно дает больше. Ожидая встретить только человека, указывающего путь, мы знакомимся с человеком, посвятившим свою жизнь науке и вполне методически приспособившим и направившим ее к этой цели. Здесь путь к истине не только указывается вытянутым пальцем — тут он пройден и пережит. Бэкон хотел быть только Меркурием у дороги, остающимся на постаменте и указывающим другим направление; Декарт показывает нам, как он сам находит дорогу и следует по ней. Первое ожидание в этом отношении, конечно, не оправдывается. Во второй главе этого сочинения излагаются четыре правила к познанию истины без дальнейшего разъяснения и в самой краткой форме.

2. методологические посмертные сочинения. Критические вопросы

Сюда относятся из оставшихся после философа рукописей два относящиеся к методологии фрагмента: «Regulae ad directionem ingenii» и «Recherches de la verite par les lumieres naturales»*. У нас нет данных о времени их возникновения, поэтому мы вынуждены руководствоваться при решении этого вопроса главным образом сравнением их с «Discours» и с «Размышлениями». Уже одно то обстоятельство, что первое сочинение написано на латинском, а второе — на французском языке, заставляет предполагать, что первое относится к тому периоду, когда Декарт излагал свои научные исследования только по-латыни и был занят всецело вопросом о методе:

* См.: кн. I, гл. IX, разд. II.

300

Новый метод философии. Путь к системе

поэтому оно должно предшествовать философским «Essais». То, что «Discours» излагает вкратце в своих четырех познавательных правилах и только как бы намечает, «Правила для руководства ума» содержат в более развитом, хотя и незаконченном виде. Это внутреннее основание говорит за то, что «Правила» предшествуют «Discours» и что уже поэтому Декарт не хотел более расширять регулятивную часть последнего сочинения.

Наконец, существует еще другое внутреннее основание, разрешающее проблему. Мы знаем, что для Декарта математический метод служил подготовительной школой для философского. В «Правилах» между прочим говорится; «Поэтому я до сих пор по мере сил изучал эту универсальную математическую науку так, что имею возможность в будущем отдаться высшим исследованиям, не боясь, что мои силы еще недостаточно зрелы*132. Это было написано философом еще до того, как он приступил к «Размышлениям». «Правила» поэтому предшествуют последним; вероятно, они были написаны во Франции, после известной беседы с Берюллем и до того, как Декарт удалился в Нидерланды, чтобы написать «Размышления»**.

Не так точно можно определить время возникновения второго сочинения, содержание и ход идей которого так строго, часто до' словно совпадает с «Размышлениями», что связь обоих ясна, как день. Совершенно тем же путем доходит исследование до принципа достоверности: «я мыслю, следовательно, существую»; здесь оно прерывается. То, что излагается в «Размышлениях» в форме беседы с самим собой, здесь развивается в диалоге троих; лица подобраны так: Ездоке, главный, собеседник, в своем сельском уединении представляет здоровый и естественный, свободный от всякой школьной учености и трезвый ум, Полиандр — светского и придворного человека, интересующегося философией, но ничего о ней не знающего, Эпистемон — школьного ученого и полигистора133, верящего в книги древних и презирающего естественное, нешкольное мышление. Полиандр с возрастающим интересом и быстро усваивает то, на что наводит его вопросами по сократическому способу философствующий в духе «Размышлений» Евдокс, между

* Oeuvres XI Rиgles pour la direction de l'esprit, Rиgl. IV, pg. . 224.

**См.: кн. I, гл. Ш.

301

Куно Фишер

тем как Эпистемон присутствует при этом, покачивая головой, и старается там и сям вставить свои замечания с миной ученого. В Евдоксе мы видим (если не собственно философа, то) философски настроенного читателя, в Полиандре — восприимчивого ученика, и притом из таких, каких пожелал себе Декарт в заключение своего «ПЛ5СО11Г5».

Было время, когда Декарт не верил, что его учение сделается общим достоянием, а его сомнение станет прообразом всякого простого и естественно мыслящего ума. Когда он писал этот диалог, он уже так не думал. Я считаю поэтому очень вероятным, что диалог написан позднее «Размышлений» и «Шсоигз» и относится к последнему, рассчитанному на свободного от предрассудков читателя, как поверка к вычислению. Потому-то диалог написан по-французски. Он рассчитан на две книги, долженствовавшие всю систему новой философии развить сократовским методом. Поэтому я предполагаю, что диалог написан позднее, чем даже «Принципы», потому что нужно вполне освоиться с предметом, чтобы трактовать его в диалогической форме. Что этот диалог, как полагает Мийе, есть или должен быть тем «traitй de l'йrudition», которого пожелала принцесса Елизавета, это кажется мне сомнительным, судя как по его теме, так и по тем основаниям, которые побуждали самого философа отклонить эту работу.

П. ЛОЖНЫЕ ПУТИ ПОЗНАНИЯ

1. Недостаток знани

Убеждение, до которого Декарт дошел очень рано и на котором настаивал энергично, — что настоящее положение наук, как внутри школы, так и вне ее, бедственное, — вызвало в нем идею реформации научного мышления. Его отталкивала не бедность или малый объем знаний, а недостоверный способ их обоснования; его не удовлетворял не недостаток учености, так как уже Ренессанс необычайно расширил материал образования, а недостаток действительных познаний, который по мере углубления его исследований все яснее представлялся ему причиной бедственного положения наук. Он находил, что в том состоянии, в каком он их видел, им недостает одного, в его глазах не только лучшего, но составляющего

302

Новый метод философии. Путь к системе

все, — знания. Очень правильно Декарта иногда сравнивали с Лютером; возражение, что Декарт не был протестантом и не хотел быть им, очень уж простовато. Речь здесь идет не о сыне католической церкви, а о реформаторе философии, который действительно относится к современному ему положению науки так же, как Лютер — к современному ему состоянию церкви. Церкви не хватает религии: таково было, говоря кратко, убеждение Лютера, оно основывалось на его личной потребности в спасении. Наукам не хватает знания: таково, говоря опять-таки кратко, убеждение Декарта, оно основывается на его личной потребности в знании и истине. Параллель эта неопровержима и проливает свет на задачу и значение философа. Он находится в том пункте философии, которого Ренессанс никогда не достигал и из-за преклонения перед авторитетом древности не мог достигнуть.

2. Недостаток метода

Знание состоит в познании из оснований, познаваемых в свою очередь из оснований же, которые коренятся в области несомненно достоверного. Другими словами, это значит: все знание состоит в определенном порядке и последовательности воззрений, каждое из которых образует член крепко скованной цепи; каждое из них делает шаг вперед по пути к истине и поэтому может быть приобретено только прогрессивно развивающимся мышлением. Чтобы идти вперед, нужно двигаться; чтобы прогрессировать в мышлении, нужно напрягать собственную мыслительную силу. В таком самостоятельном и упорядоченном мышлении состоит метод; он является единственным путем к знанию, все остальные пути ложны. Если поэтому Декарт при современном ему состоянии наук не видит знания, то причиной зла, в его глазах, является отсутствие метода. Либо нет собственного мышления (так обстоит дело в школе, где царствует традиция), либо не хватает упорядоченного мышления {так обстоит дело вне школы, где лишенное плана стремление к новизне и авантюристические проекты плутают по непроторенной дороге).

То, что мы воспринимаем в качестве традиционного учения, является у нас не философским уразумением, а только историческими

303

Куно Фишер

сведениями. «И если бы мы прочли каждое слово Платона и Аристотеля, то все же без уверенности в собственном суждении не сделали бы и шагу далее в философии; обогатились бы только наши исторические сведения, а не наше знание» . Чем менее школьная ученость и обыкновенная философия — вульгарная, как называет ее Декарт, — обладают действительными знаниями, тем неустаннее собирают они с ненасытным любопытством сведения, заполняющие память и возбуждающие дух, но не питающие его. «Я думаю, что организм, больной водянкой, чуть-чуть более нездоров, чем дух ненасытных многознаек»**135. Охота и погоня за всякого рода сведениями есть смерть для методического мышления, идущего вперед основательно и потому медленно, без всякого стремления к нездоровой и бесплодной полноте. Многознайки не мыслители, а собиратели; мыслитель ищет уразумения, и самое ясное из них для него наиболее дорого, единственно ценно; собиратель ищет сведений всякого рода, и самые редкие — для него самые желанные; первый ценит выше всего ясность, второй — редкость. Чем редкостнее скарб его сведений, чем труднее добыть его, тем более значительным считает себя полигистор: он знает то, чего другие не знают, он учен, другие неучены. К ложному знанию присоединяется и ложное воображение, мания учености, на которую еще Монтень смотрел как на чуму. Этим глубоким отвращением к школьной учености и многознайству Декарт заставляет нас вспомнить выражение Гераклита: рплхмбиЯз нЯпн пэ дйдЬукей136.

Не менее бесплодной, чем слепая погоня за ученостью, представляется ему и слепая охота за открытиями, которой предаются непризванные новаторы, научные авантюристы, похожие на искателей кладов, которые копают землю на авось: они в большинстве случаев ищут напрасно и если находят что-нибудь, то это происходит не «par art», а «par un corp de fortune»**137. Примерно так же рассуждал и Бэкон, когда увидел необходимость сделать мышление изобретательным, а саму изобретательность — методической, чтобы дело слепого случая стало намеренным делом искусства. Лучше совсем не искать, чем искать впотьмах; это сквернейший

* Rйgl. III, pg. 211.

** Oeuvres XI, Rech. De la vйritй, pg. 338.

*** Rйgl. X, pg. 253.

304

Новый метод философии. Путь к системе

способ поисков чего-нибудь, но безошибочный для того, чтобы ослабить природное зрение. Неученый, здоровый ум, не развивавший своих естественных мыслительных способностей, но и не притупивший их, гораздо восприимчивее к истинному познанию, чем испорченный, слепым собиранием и исканием. Тип ученого полигистора Декарт хотел изобразить в своем Эпистемоне; из многочисленных примеров шарлатанства он имел перед глазами пример — Шанду.

Ш. ПУТЬ К ИСТИНЕ

1. Задача знани

Как из мышления выходит знание? Вот тот вопрос, о котором ведет речь методология: вопрос этот чисто теоретический и всецело общий. Объектов познания много, и они различны, познание же само едино, познавать достоверно, несомненно, т. е. истинно, также возможно только одним способом. Каково отношение солнца к вещам, которые оно освещает и делает видимыми, таково и отношение разума, нашего внутреннего света, к объектам. Он является одним и тем же для всех объектов. Вопрос о том, каким образом этот свет создается в нашем мышлении или достигает высшей активности, имеет поэтому значение для всех предметов, для всех наук без изъятия. Учение о методе, которое должно разрешить его, имеет поэтому значение универсальной науки, обшей теории науки, которая имеет отношение ко всем разветвлениям познания и делает их плодотворными. Ибо способность к знанию — это основной капитал, и вполне обеспечить его значит увеличить богатство знания до бесконечности.

Всякое познание достоверно в той мере, в какой достоверны основания, из которых оно исходит; только из вполне достоверных оснований может родиться свободное от сомнений познание, только к этому и следует стремиться. Мы вовсе не хотим отдавать предпочтение меньшему сомнению перед большим или большей вероятности перед меньшей, чтобы из двух зол выбрать меньшее. Познание есть высочайшее благо, его нельзя отыскивать по методу, который можно рекомендовать только для выбора между тем или другим злом. Но чем сложнее наше познание, тем больше число его

305

Куно Фишер

оснований и тем легче впасть в заблуждение; в области сложных знаний господствует прежде всего вероятность, включающая в себя сомнение, а с ним вместе недостоверность. Если человек хочет свободного от сомнений познания, то должен начать с простейших представлений, с наиболее доступных познанию объектов, с легчайших проблем. Чем проще предмет, тем легче его продумать вполне, до конца. Отвращение учености к ясности видно еще и в том, что она имеет обыкновение предпочитать простым и легким вопросам сложные и трудные, потому что относительно их можно выставить множество воззрений и мнений и спорить так и сяк. Одно-единственное ясное понятие ценнее и для познания плодотворнее, чем множество неясных и туманных. Наш духовный свет подобен действительному: он распространяется. Если в одном месте все стало ясным, то ясность распространяется дальше; если представление освещено вполне, то и другие также освещаются с ним вместе, и в нашем мире мыслей начинает рассветать.

С туманом духа дело обстоит так же, как с действительным туманом: когда испарения поднимаются от земли, то они вскоре заволакивают все небо. Мы должны заботиться о том, чтобы туман нашего духа не сгущался, а рассеивался; если наши представления в самом корне своем неясны, то сгущается мгла, и наш умственный мир омрачается. Чего стоит вся ученость, если она окутана туманом? Не материал творит знание, а мышление; неправда также, что трудные материи, как их обыкновенно трактуют, труднее простейшего познания; напротив; «Гораздо легче, — говорит Декарт, — иметь по какому-нибудь вопросу известное количество смутных идей, чем в самом легком вопросе добраться до истины как таковой»*138. Так же рассуждал Сократ о ценности истинного познания и непригодности софистического мышления с его важничающей ученой дребеденью. В каждой великой эпохе философии присутствует гений Сократа!

2. Метод истинной дедукции

Теперь мы видим уже, с какого пункта начинается путь к истине и в каком направлении он идет: он начинается с простейшего

* Rйgl. II, pg. 209.

306