Часть 2.

пытаться выяснить вопрос, прибегая к помощи истории. На мой  взгляд, это свидетельство столь темно, а его сведения по данному  вопросу столь мало надежны, что теория, которую можно было  бы построить, чтобы согласовать ее с данными природы,  вероятно, походила бы на вымысел. Поэтому я хочу держаться  непосредственно природы, связи которой могут дать нам ясные  свидетельства для успешного решения вопроса, а также повод к  уместному привлечению данных истории.

Земля непрерывно вращается вокруг своей оси в свободном  движении, которое, будучи однажды сообщено ей,  одновременно с ее образованием, вечно продолжалось бы без  изменений, с одинаковой скоростью и в одном и том же  направлении, если бы не было никаких препятствий или внешних  причин, способных замедлить или ускорить это движение. Я  намерен показать, что действительно имеется внешняя причина,  и именно такая, которая постепенно замедляет движение Земли и  даже стремится совершенно уничтожить ее вращение через  неизмеримо долгий промежуток времени. Это событие,  которому суждено когда-нибудь произойти, столь важно и  удивительно, что хотя роковой миг его свершения так далек от  нас, что время пригодности земного шара для жизни и  продолжительность человеческого рода не достигают, быть  может, и десятой доли этого времени, но уже одна несомненная  неотвратимость этого рока и постоянное приближение природы  к нему составляют предмет, достойный удивления и  исследования.

Если бы небесное пространство было заполнено материей,  оказывающей некоторое сопротивление, то для суточного  обращения Земли она была бы постоянным препятствием,  которое постепенно уменьшало бы скорость этого обращения и  в конце концов вовсе ее прекратило. Однако подобного  сопротивления не приходится опасаться, после того как Ньютон  убедительным образом доказал, что небесное пространство,  которое допускает свободное, беспрепятственное движение даже  легких кометных газов, заполнено материей, оказывающей  бесконечно малое сопротивление. Кроме этого

==86

не внушающего опасений препятствия, нет никакой внешней  причины, которая могла бы влиять на движение Земли, за  исключением притяжения Луны и Солнца. Это притяжение,  будучи всеобщей движущей силой природы, на основании  которой Ньютон столь же понятно, сколь убедительно объяснил  тайны природы, дает нам здесь твердую основу для достоверного  исследования.

Если бы Земля была совершенно твердой массой, без всяких  жидкостей, то ни притяжение Солнца, ни притяжение Луны не  могло бы сколько-нибудь изменить ее свободное вращение  вокруг оси; ибо это притяжение действует с одинаковой силой  как на восточные, так и на западные части земного шара и  поэтому не вызывает никакого уклонения ни в ту, ни в другую  сторону; следовательно, оно нисколько не мешает Земле  продолжать свое вращение с полной свободой, как если бы она  не испытывала никакого внешнего воздействия. Но когда масса  планеты содержит в себе значительное количество жидкого  вещества, совместное притяжение Луны и Солнца, приводя в  движение эту жидкую материю, сообщает Земле некоторую  долю этого колебания. Именно в таких условиях и находится  Земля. Воды Океана покрывают, по крайней мере, треть ее  поверхности и благодаря притяжению упомянутых небесных тел  находятся в непрерывном движении, направление которого  прямо противоположно вращению Земли вокруг оси. Поэтому  заслуживает рассмотрения вопрос: не может ли эта причина  внести какое-нибудь изменение во вращение Земли?  Притяжение Луны, которое больше всего участвует в этом  воздействии, держит воды Океана в состоянии непрерывного  волнения, вследствие чего эти воды стремятся собраться и  подняться в точках, находящихся прямо против Луны как на  стороне, к ней обращенной, так и на противоположной ей  стороне; а благодаря тому, что эти точки прилива перемещаются  с востока на запад, все воды Океана постоянно текут именно в  этом направлении. Мореплаватели на своем опыте давно уже  убедились, что такое общее движение существует; наиболее  отчетливо оно наблюдается в проливах и заливах,

==87

где воды Океана, проходя через узкое пространство, увеличивают  свою скорость. Так как направление этого течения прямо  противоположно вращению Земли, то мы имеем здесь причину,  относительно которой можем с полной уверенностью сказать, что она  со своей стороны непрерывно стремится ослабить и уменьшить  вращение Земли.

Правда, если сопоставить медленность этого движения с  быстротой вращения Земли, ничтожность и легкость количества воды  — с огромными размерами и тяжестью земного шара, то может  показаться, что действие этого движения можно считать равным нулю.  Но если, с другой стороны, принять во внимание, что этот процесс  совершается неустанно, что он длится от века и будет продолжаться  всегда, что вращение Земли есть свободное движение, для которого  потеря малейшего его количества остается не возмещенной, между тем  как причина, замедляющая [ это вращение], действует непрестанно с  одной и той же силой, то было бы совершенно неподобающим  философу предрассудком объявить недостойным внимания такое  незначительное воздействие, которое, постоянно накопляясь, должно, в  конце концов, исчерпать и самое большое количество.

Чтобы как-то определить величину того воздействия на вращение  Земли вокруг оси, которое оказывает постоянное движение Океана с  востока на запад, попытаемся вычислить хотя бы силу давления,  оказываемого Океаном на восточные берега Американского материка,  и мысленно продолжим протяжение этого материка до обоих полюсов,  восполнив с избытком недостающее прибавлением к нему  выступающей оконечности Африки и восточного побережья Азии.  Допустим, что скорость упомянутого движения моря равна у экватора  1 футу в секунду, а по направлению к полюсам уменьшается так же,  как и движение параллельных кругов. Пусть, наконец, исчисляемая по  вертикали высота поверхности материка, подвергающейся напору  воды, равна 100 туазам (французским шестифутовым саженям); тогда  сила, с которой море оказывает своим движением давление на эту  противостоящую ему

==88

поверхность, равна весу такой массы воды, основание которой равно всей  воображаемой поверхности от одного полюса до другого, а высота  равна 1/124 фута. Эта масса воды объемом в 1100 000 кубических  туазов меньше массы земного шара в 123 биллиона раз, и так как вес  этой массы воды постоянно противодействует движению Земли, то мы  легко найдем, сколько времени должно пройти, пока это препятствие  совершенно истощит все движение Земли. Для этого потребовалось бы  2 миллиона лет, если предположить, что скорость движения морских  волн останется до конца одинаковой, а масса Земли имеет ту же  плотность, что и масса воды. Таким образом, за сравнительно  небольшие периоды, когда упомянутое уменьшение скорости еще  невелико, например за две тысячи лет, замедление движения достигнет  такой степени, что годовое обращение по истечении этого времени  уменьшится против прежнего на 8 1/2 часов, потому что вращение  [Земли] вокруг оси станет на столько же медленнее.

Правда, уменьшение скорости суточного движения значительно  ограничивается оттого, что: 1) плотность всей массы Земли вопреки  нашему предположению не равна удельному весу воды; 2) скорость  движения волн на открытых морских просторах, по-видимому,  несравненно меньше одного фута в секунду. С другой стороны, эти  ограничения с избытком восполняются тем, что: 1) сила земного шара,  вычисленная здесь для его поступательного движения со скоростью  точки на экваторе, состоит лишь в несравненно более медленном  вращении вокруг оси, и, кроме того, препятствие, которое находится  на поверхности вращающегося шара, само по себе имеет благодаря его  расстоянию от центра преимущество рычага; а обе эти причины, вместе  взятые, в два с половиной раза увеличивают вызываемое напором волн  уменьшение скорости и 2) что важнее всего, это действие движущегося  Океана простирается не только на неровности морского дна, на  материк, острова и скалы, но и на все морское дно, и хотя в каждой  точке его это действие ощущается несравненно меньше, чем при  вертикальном направлении напора, но зато благодаря той большой  площади, на которой

==89

оно происходит и которая превосходит вышеупомянутую  поверхность более чем в 1/8 миллиона раз, оно компенсируется  с большим избытком.

Вот почему нельзя более сомневаться в том, что  непрестанное движение Океана с запада на восток, поскольку  оно заключает в себе действительную и значительную силу,  неизменно способствующую замедлению вращения Земли  вокруг оси, непременно должно дать заметные результаты через  длительный промежуток времени. Для подтверждения нашей  гипотезы следовало бы привлечь свидетельства истории. Однако  я должен признаться, что не нашел никаких следов столь  вероятного явления и потому уступаю другим заслугу  восполнить по возможности этот пробел.

Если Земля неуклонно приближается к моменту  приостановки своего вращательного движения, то период, в  течение которого происходит это изменение, будет завершен  тогда, когда поверхность Земли окажется в состоянии покоя по  отношению к Луне, т. е. когда Земля начнет вращаться вокруг  своей оси в то самое время, в какое Луна делает оборот вокруг  Земли, следовательно, когда Земля будет всегда обращена к  Луне одной и той же стороной. Причина этого ее состояния—  движение жидкого вещества, покрывающего часть ее  поверхности лишь на весьма незначительную глубину. Если бы  Земля была вся сплошь жидкой до самого центра, то притяжение  Луны за очень короткое время довело бы вращение Земли  вокруг оси до вычисленного нами остатка. Это сразу показывает  нам причину, почему Луна в своем вращении вокруг Земли  всегда обращена к ней одной и той же стороной. А происходит  это не потому, что вес обращенных к Земле частей Луны  больше, чем вес тех ее частей, которые обращены в  противоположную сторону, а потому, что Луна действительно  равномерно обращается вокруг своей оси как раз за то время, в  течение которого она обегает вокруг Земли. Отсюда можно с  уверенностью заключить, что сила, с какой Земля притягивала  Луну в период ее первоначального образования, когда масса

* Так в немецком тексте. —Ред.,

К оглавлению

==90

Луны была еще жидкой, довела, как указано выше, вращение  вокруг оси, скорость которого у этого спутника была тогда,  вероятно, большей, до вычисленного нами остатка. Отсюда  также явствует, что Луна представляет собой небесное тело  более позднего происхождения; она была дана Земле в спутники  уже после того, как Земля перешла от жидкого состояния к  твердому; в противном случае притяжение Луны непременно уготовило  бы Земле за короткий срок ту же участь, на какую наша Земля  обрекла Луну. Последнее замечание можно рассматривать как  попытку создания естественной истории неба, которая  заключалась бы в том, чтобы определить первичное состояние  природы, образование небесных тел и причины их связей как  частей системы по признакам, которые сами по себе указывают  на состояние мироздания. Подобное рассмотрение, представляющее собой в большом или, вернее, в бесконечно большом масштабе то же, что описание истории Земли в малом, может быть в таком широком плане столь же достоверным рассмотрением, как и история нашего земного шара, проследить  которую люди стремились в наши дни. Я посвятил этому  вопросу целый ряд исследований и объединил их в систему,  которая в скором времени появится в свет под названием  «Космогония, или Попытка объяснить происхождение  мироздания, образование небесных тел и причины их движения  общими законами движения материи в соответствии с  теорией Ньютона».

==91

ВОПРОС О ТОМ, СТАРЕЕТ ЛИ ЗЕМЛЯ С   ФИЗИЧЕСКОЙ          ТОЧКИ ЗРЕНИЯ 1754

==92

==93

==94

Если о какой-нибудь вещи хотят узнать, стара ли она, очень ли стара или же еще может быть названа молодой, то об этом следует судить не по числу лет, в течение которых она существовала, а по отношению        этого числа к тому периоду, какой она должна существовать. Одна и та же продолжительность времени может для созданий одного рода считаться глубокой старостью, а для других — нет. За то время, в которое собака становится старой, человек едва выходит из детского возраста, а дубы и ливанские кедры не успевают достигнуть зрелости за то время, в которое липы и ели уже стареют и засыхают. Больше всего ошибается человек, когда он к великим творениям божьим пытается применить в качестве мерила возраста число человеческих поколений, которые сменили друг друга за это время. Следует остерегаться применять к таким вещам наши привычные масштабы, чтобы не уподобиться розам Фонтенеля, судившим о возрасте садовника. Наш садовник, говорили они, очень старый человек, в памяти роз он остается все таким же, каким он был всегда, он действительно не умирает, он даже не изменяется. Когда представляешь себе граничащую с вечностью продолжительность существования великих звеньев мироздания, то склоняешься к мысли, что для предназначенной Земле продолжительности 5 или 6 тысяч лет значат, пожалуй, меньше, чем год для жизни человека.

По правде говоря, в божественном откровении мы не находим никаких  сведений относительно того,

==95

следует ли теперь считать Землю юной или старой, Находящейся в  состоянии расцвета или упадка сил. Правда, оно указало нам время ее  образования и период ее детства, но мы не знаем, к какому из двух  конечных пунктов своего существования она теперь ближе: к началу или к гибели. И действительно, представляется вполне  достойной исследования задачей определить, стареет ли Земля и  приближается ли к своей гибели из-за постепенного дряхления,  переживает ли она теперь период этой угасающей старости, или же  находится еще в благополучном состоянии, или, быть может, она еще не  вполне достигла того совершенства, которого ей следовало бы  достигнуть, и, стало быть, до сих пор еще не вышла из детского  возраста.

Слушая жалобы пожилых людей, мы узнаем, что природа заметно  стареет и что слышен звук шагов, которыми она приближается к  своему упадку. Климат, уверяют эти люди, теперь уже не тот, что  прежде. Силы природы истощены, ее красота и правильность  убывают. Люди теперь и не так крепки и не достигают такого возраста, как  раньше. И этот упадок замечается будто бы не только в естественном  устройстве Земли, он простирается и на нравственное состояние людей.  Старые добродетели отжили свой век, и их место заняли новые пороки.  Ложь и обман сменили прежнюю честность. Это ошибочное мнение, не  заслуживающее даже опровержения, представляет собой плод не  столько заблуждения, сколько себялюбия. Честные старики, которые  настолько тщеславны, что вообразили себе, будто небо постаралось  породить их во времена наивысшего благоденствия, не хотят  согласиться с тем, что и после их смерти в мире все может обстоять так  же прекрасно, как и до их рождения. Они охотно убеждают себя в том,  что природа стареет вместе с ними, дабы не жалко было расставаться с  миром, который и сам уже близок к своей гибели.

Конечно, фантазия измерить возраст и долговечность природы  мерилом одного человеческого поколения лишена всякого основания.  Однако на первый взгляд представляется не столь нелепым другое  предположение, а именно что на протяжении нескольких

==96

тысячелетий может стать заметным некоторое изменение в состоянии  поверхности Земли. Здесь недостаточно будет отметить вместе с  Фонтенелем, что и в старину деревья не вырастали выше, чем ныне,  что и прежде люди не отличались ни большим долголетием, ни  большей силой, чем теперь, -  всего этого, говорю я, еще недостаточно для  заключения, что природа не стареет. Эти состояния имеют твердо  установленные границы, обусловленные неотъемлемыми свойствами, -  границы, которых природа не могла бы расширить даже при  наилучшем своем устройстве и при самом цветущем своем состоянии.  В этом отношении ни одна страна не отличается от другой: страны  плодородные с наилучшим климатом не имеют никакого преимущества  перед скудными и неплодородными. Однако если бы удалось сравнить  достоверные свидетельства древних времен и точные наблюдения в  настоящее время, для того чтобы решить вопрос, не замечается ли  какое-нибудь различие в плодородии земли, не требовала ли раньше  земля меньше ухода, чтобы обеспечить питание человеческому роду,  то это, по-видимому, могло бы в известной мере пролить свет на нашу  задачу. Это позволило бы нам как бы охватить взором первые звенья  длинной цепи, по которым можно было бы судить, к какому состоянию  постепенно приближается Земля за долгие периоды своего  существования. Однако подобное сравнение очень сомнительно или,  вернее, невозможно. Человеческое трудолюбие до такой степени  способствует плодородию земли, что вряд ли можно было бы решить,  кто больше всего виноват в одичании и запустении тех стран, которые  раньше были цветущими государствами, а ныне почти совершенно  обезлюдели,—нерадивость государств или убыль населения. Я  посоветовал бы заняться этим исследованием тем, кто обладает  большей способностью и склонностью изучать этот вопрос по памятникам  истории в том и другом направлении; я же подойду к этому вопросу исключительно в качестве  естествоиспытателя, дабы прийти по возможности к основательным  познаниям именно с этой стороны. Мнение большинства  естествоиспытателей, составлявших различные теории Земли, сводится  к тому, что

7 Иммануил Кант                                         

==97

производительность Земли постепенно падает, что Земля медленными  шагами приближается к тому состоянию, когда она станет необитаемой и  пустынной, и что наступление полной старости и смерть природы от  истощения сил есть лишь вопрос времени. Это важная проблема, и,  конечно, стоит потратить усилия для того, чтобы осторожно подойти к  этому выводу.

Но сначала определим, какое понятие мы должны составить себе о  старении тела, которое под воздействием естественных сил развивается  до совершенства и под воздействием стихийных сил видоизменяется.

Старение какого-нибудь существа в ходе его изменения не есть  определенная стадия, вызванная внешними и насильственными  причинами. Те же причины, по которым какая-нибудь вещь достигает  совершенства и пребывает в таком состоянии, с другой стороны,  постепенно приближают ее к гибели незаметными изменениями. То, что  она должна, в конце концов, прийти в упадок и погибнуть, есть  естественная ступень (Schattierung) в течение ее существования и  следствие тех же причин, которые привели к ее образованию. Все  предметы природы подчинены следующему закону: тот же механизм, который вначале работал над их совершенствованием,  продолжая менять вещь и после того как она достигла своего  совершенства, постепенно лишает ее благоприятных условий и, в конце  концов, незаметно доводит ее до полной гибели. Этот образ действия  природы ясно обнаруживается в устройстве растительного и  животного царств. Та самая сила, которая побуждает деревья к росту,  приносит им смерть, после того как они завершают свой рост. Когда  волокна и сосуды уже не способны расширяться, питательный сок,  продолжая проникать в различные части растения, начинает  закупоривать и уплотнять внутренность каналов, и из-за того, что  движение соков затруднено, растение, в конце концов, засыхает и  умирает. Тот же механизм, благодаря которому животное или человек  живет и растет, приносит ему, в конце концов, смерть, когда рост его  заканчивается. Ибо, в то время как питательные соки, поддерживающие  его жизнь, отлагаясь на каналах, перестают их расширять и увеличивать  в объеме,

==98

внутренние полости этих каналов сужаются, кругообращение соков  затрудняется, и животное съеживается, стареет и умирает. Точно так же  и постепенное ухудшение состояния Земли до такой степени вплетено в  цепь перемен, которые вначале способствовали ее совершенствованию,  что оно может стать заметным лишь через длительный промежуток  времени. Поэтому мы должны бросить беглый взгляд на те изменчивые  сцены, которые природа разыгрывает с самого своего начала до  момента достижения ею совершенства, чтобы обозреть всю цепь  следствий, в которой гибель — последнее звено.

Земля, возникнув из хаоса, несомненно, находилась сначала в  жидком состоянии. Не только ее круглость, но в особенности ее  сфероидальная форма, при которой ее поверхность приняла во всех  точках перпендикулярное положение по отношению к направлению  силы тяжести, изменившемуся под воздействием силы вращения,  доказывают, что ее масса обладала способностью сама собой принимать  ту форму, какой требует в этом случае равновесие. Она перешла из  жидкого состояния в твердое, и мы видим несомненные признаки того,  что сначала затвердела поверхность Земли, между тем как внутренность  шара, в котором вещества по законам равновесия все еще существовали  отдельно друг от друга, непрерывно посылала смешанные с ними  упругие массы воздуха вверх под затвердевшую кору и создавала под ней  обширные пустоты, что привело к образованию различных впадин,  неровностей на земной поверхности, материков, горных хребтов,  обширных морей, а также к отделению суши от воды. Мы располагаем  также несомненными памятниками природы, которые показывают, что  эти перемены на протяжении длительных периодов времени полностью  не прекращались, как этого и следовало ожидать от жидкой массы  такого объема, каким была тогда и каким долго оставалась  внутренность нашей Земли, где процесс отделения веществ друг от  друга и обособление воздуха из общей хаотической смеси не могли так  скоро завершиться; образовавшиеся там пустоты постепенно увеличивались, и снова  расшатывались и обрушивались фундаменты обширных сводов, отчего  обнажались огромные

==99

пространства, ранее погребенные в морской пучине, тогда как другие,  наоборот, погружались в морс. После того как внутренность Земли  пришла в более твердое состояние и обвалы прекратились,  поверхность земного шара стала несколько спокойнее, хотя далеко еще  не завершила своего формирования. Вещества должны были еще быть  поставлены в их определенные границы, которые устранили бы всякий  хаос и тем самым могли бы поддержать на всей земле порядок и  красоту. Море само подняло берега суши, осаждая поднявшиеся вверх  вещества, удалением которых оно углубляло свое собственное ложе;  оно нагромождало дюны и насыпи, предотвращавшие наводнения.  Реки, которые должны были отвести влагу с суши, не были еще  заключены в надлежащие русла, они еще затопляли равнины, пока они  сами наконец не нашли для себя подходящих каналов и не подготовили  себе равномерного спуска от истоков до моря. После того как природа  достигла этого состояния порядка и укрепилась в нем, все элементы на  поверхности Земли пришли в равновесие. Плодородие ее начало щедро  раздавать свои богатства, оно было свежо, находилось в расцвете своих  сил, или, если можно так выразиться, в поре своей возмужалости.

Природа нашего земного шара в ходе своего развития не достигла  во всех своих частях одинакового возраста. Некоторые части ее юны и  свежи, между тем как в других она, по-видимому, истощается и  стареет. В некоторых местностях она первобытна и лишь наполовину  развита, другие части находятся в состоянии высшего благоденствия, а  третьи, пройдя уже свою счастливую пору, клонятся к упадку.  Вообще возвышенные места земной поверхности самые старые, они  первые поднялись из хаоса и первые достигли полного развития,  низменности же моложе и позже достигли степени своего совершенства.  Соответственно возвышенности раньше должны погибнуть, а для  низменностей этот роковой час наступит позднее.

Люди населили, прежде всего, самые высокие места на земле; в  равнины же они спустились позднее и вынуждены были сами  приложить усилия к тому, чтобы ускорить развитие природы, которое  шло слишком

К оглавлению

==100

медленно по сравнению с быстрым размножением людей. Египет, этот  дар Нила, был в самой верхней своей части заселен и многолюден,  тогда как половина Нижнего Египта, вся дельта и та местность, где Нил  отложением ила поднял свое устье и вырыл себе узкое русло,  представляли собой еще необитаемые топи. В настоящее время в  области древней Фиваиды(1), по-видимому, сохранилось лишь  немногое от того исключительного плодородия и расцвета, которые  обеспечивали ей столь удивительное благосостояние; зато красота  природы спустилась в более низкие и более молодые части страны,  которые в настоящее время более плодородны, чем верхние. Область  Нижней Германии, созданная Рейном, самые равнинные части Нижней  Саксонии, та часть Пруссии, где Висла разветвляется на множество  рукавов и, словно отстаивая свои вечные права, стремится затопить те  местности, которые частично отвоеваны у нее трудолюбием  человека,— все эти земли кажутся более молодыми, более тучными и  цветущими, чем более высокие местности, расположенные в верховьях  этих рек, которые были уже населены тогда, когда низменности еще  представляли собой топи и морские заливы.

Это изменение природы заслуживает объяснения. Не сразу после  того, как суша освободилась от моря, реки нашли для себя готовые  русла и подготовленный равномерный спуск к морю. Во многих местах  они еще выходили из берегов и образовывали стоячие воды, которые  делали почву негодной для обработки. Но постепенно они прорыли  себе в свежем и мягком грунте каналы, а из намытого ими ила, которым  они были насыщены, образовали по обеим сторонам наиболее сильного  своего течения берега, которые при низком уровне воды могли  вместить и ограничить их поток, а когда река сильно прибывала и  выходила из своих берегов, эти берега постепенно становились выше,  пока их вполне установившиеся русла не пришли в такое состояние,  которое позволило им притекавшие из окрестностей воды отводить по  ровному отлогому стоку до самого моря. Самые возвышенные  местности первые воспользовались этим необходимым развитием  природы,

==101

а потому и первыми были заселены, между тем как низменности  некоторое время вели еще борьбу с хаосом и позже достигли  совершенства. С тех пор эти низменные страны обогащаются за счет  возвышенных местностей. Реки, которые во время паводка бывают  полны подмытым илом, откладывают его, когда разливаются, около  своего устья, поднимают почву, которую они затопляют, и образуют  сушу, которая, после того как река подняла свои берега до  надлежащей высоты, становится обитаемой и, будучи удобрена тучной  землей возвышенностей, становится более плодородной, чем сами эти  возвышенные местности.

Благодаря этому непрерывному формированию и изменению,  которые претерпевает поверхность Земли, более низко расположенные  места становятся обитаемыми, тогда как высоко расположенные иногда  пустеют. Однако этому чередованию подвержены главным образом  лишь некоторые страны, а именно те, которые испытывают недостаток  атмосферных осадков и потому без периодических наводнений лишены  необходимой влажности и неминуемо остаются необитаемыми  пустынями после того, как реки поднимают свои берега и тем самым  кладут предел этим наводнениям. Египет представляет собой  нагляднейший пример этого изменения, преобразившего его природу  до такой степени, что если эта страна, по свидетельству Геродота, за  900 лет до него сплошь затоплялась, когда вода в реке прибывала  всего только на 8 футов, а в его эпоху требовалось уже повышение  уровня воды на 15 футов, чтобы покрыть всю страну, то в наше время  для этого требуется подъем воды на 24 фута. Отсюда видно, что эта  страна постоянно приближается к своей гибели, которая ей угрожает  все сильнее.

Но так как это изменение природы, поскольку оно охватывает  лишь некоторые участки земной поверхности, маловажно и  незначительно, то следует решить вопрос о старении Земли в целом, и  для этого необходимо исследовать прежде всего те причины, которым  большинство естествоиспытателей приписывают подобное действие и  которые дают им достаточное основание предсказать гибель природы  земного шара.

==102

Первая причина такова. По мнению этих естествоиспытателей,  соленость моря вызвана тем, что реки относят в море выщелоченную  из почвы соль, попадающую в них вместе с дождевой водой; эта соль  при непрерывном испарении пресной воды остается в море,  накопляется и таким образом доставила морю всю ту соль, которая в  нем еще содержится. Отсюда нетрудно заключить, что так как соль —  главная побудительная причина роста и источник плодородия, то,  согласно этой гипотезе, Земля, постепенно теряя ее, должна прийти в  состояние омертвения и бесплодия.

Вторая причина усматривается в действии дождя и рек,  размывающих почву и уносящих ее в море, которое будто бы все  больше и больше ею наполняется, между тем как высота суши  постоянно уменьшается; поэтому следует опасаться, что море, непрерывно поднимаясь, в конце  концов, снова неминуемо затопит сушу, которая когда-то была  вырвана из-под его владычества, Третье мнение - это предположение тех, кто, зная, что в течение  длительного времени море заметно отступает от большинства берегов,  превращая в сушу обширные пространства, дотоле находившиеся на  дне его, либо высказывает опасение, что эта жидкая стихия будет  действительно поглощена, переходя каким-то образом в твердое  состояние, либо такую же угрозу усматривает в действии других  причин, которые мешают дождю, состоящему из испарений, снова  возвратиться туда, откуда он поднялся.

Четвертое, и последнее, мнение - это мнение тех, кто считает  некий всеобщий мировой дух (неощущаемое, но всюду действующее  начало) скрытой движущей силой природы, тонкое вещество которой,  непрерывно что-то порождая, постоянно расходуется, вследствие чего  природе и грозит опасность одряхлеть и, постепенно истощаясь,  умереть.

Именно эти мнения я сначала хочу кратко рассмотреть, а затем  постараюсь обосновать то мнение, которое мне представляется  единственно правильным.

Если бы первое мнение было справедливо, то из него следовало бы,  что вся соль, которой полны воды Океана и всех внутренних морей,  раньше была смешана

==103

с почвой, покрывающей сушу, и, будучи вымыта из нее дождями и  унесена туда реками, постоянно еще вносится в моря таким же образом.  Однако, к счастью для Земли и в противоположность тем, кто полагает,  что с помощью подобной гипотезы можно легко объяснить соленость  моря, это предположение оказывается при ближайшем рассмотрении  несостоятельным. В самом деле, если допустить, что среднее количество  дождевой воды, выпадающей за год на землю, будет иметь 18 дюймов  высоты (а такое количество действительно, как мы знаем, выпадает в  умеренном поясе) и что все реки берут свое начало от дождя и им  питаются, а также что только две трети дождя, падающего на сушу,  возвращаются через реки в Океан, а одна треть отчасти испаряется,  отчасти идет на питание растений, наконец, что море занимает самое  меньшее половину земной поверхности, то этим мы поставим  приведенное мнение в наилучшие для него условия; и все же окажется,  что все реки на земле увеличивают за год количество воды в море лишь  на один фут, и, если даже принять глубину его в среднем равной всего  100 саженям, они наполнили бы его только за 600 лет, после того как  испарение высушило бы его до дна за такое же время. Согласно этому  расчету. Океан благодаря притоку воды всех ручьев и рек должен был  бы с момента сотворения мира наполниться уже десять раз, но количество соли, оставшейся от этих потоков после испарения, могло бы быть  лишь в десять раз больше того количества ее, которым они наделены.  Отсюда следовало бы, что, для того чтобы определить содержание соли в  морской воде, достаточно дать кубическому футу речной воды  испариться десять раз, после чего полученный осадок соли оказался бы  равным тому ее количеству, какое получится после того, как такое же  количество морской воды испарится лишь один раз. Но это столь  неправдоподобно, что даже невежда не поверит, хотя бы потому, что, по  расчету Валлериуса(2), в Северном море, в тех местах, где в него  впадают немногие реки, соль составляет одну десятую, иногда одну  седьмую часть воды, а в Ботническом заливе, где она сильно разбавлена  пресной речной водой, - все же одну

==104

сороковую часть ее. Таким образом, благодаря дождям и рекам Земля  достаточно предохранена от утраты своей соли и своего плодородия.  Скорее следует предположить, что море, вместо того чтобы отнимать у  суши ее соленые вещества, еще наделяет ее собственными, ибо хотя после  испарения и остается грубая соль, но поднимается часть соли, которая  стала летучей, и вместе с парами уносится на сушу и сообщает дождю ту  плодотворную силу, которою он наделен в большей степени, чем даже  речная вода.

Второе мнение более правдоподобно и внутренне гораздо лучше  согласованно. Манфред(3), который излагает это мнение столь же  научно, сколь и осмотрительно в «Комментарии Болонского Института»,  считает только его правильным; содержание его статьи можно найти в  «Allgememes Magazin der Natur». Он указывает, что старый пол собора в  Равенне, покрытый слоем мусора и находящийся под новым полом, во  время прилива оказывается на 8 дюймов ниже уровня моря; поэтому, если в ту пору, когда строили собор, море не было ниже, чем  теперь, этот пол должен был при каждом приливе оказываться под  водой, ибо, по свидетельствам старины, море тогда подступало к самому  городу. В подтверждение своего мнения, что уровень моря все время  поднимается, Манфред указывает на пол собора св. Марка в Венеции,  который находится теперь так низко, что, когда вода в лагуне прибывает,  она затопляет иногда и площадь св. Марка, да и сам пол оказывается под  водой; но ведь нельзя предположить, что при построении этого собора  дело обстояло таким именно образом. Манфред говорит и о мраморной  скамье, построенной вокруг ратуши св. Марка, вероятно, для удобства  мореплавателей, дабы они прямо с суши могли всходить на свои корабли;  теперь эта скамья почти не отвечает этой цели, так как при обычном  приливе она находится на полфута под водою; таким образом, из этих данных видно, что уровень моря теперь более  высокий, чем в старое время. Разъясняя свое мнение, Манфред  утверждает, что реки приносят в море ил, наполняющий их во время  половодья и смываемый дождевыми потоками с возвышенных

==105

местностей; благодаря этому они поднимают дно моря, которое  становится выше по мере того, как его ложе наполняется илом. Для  того чтобы привести в согласие степень этого повышения уровня моря  с действительным уровнем, Манфред старался определить количество  ила, какое несут реки, когда становятся мутными; для этого он в конце  февраля зачерпнул воды из реки, которая течет у Болоньи, и дал  отстояться земле; он нашел, что земля составляет 1/174 воды, в  которой она содержалась. На основании этого и зная количество воды,  какое реки несут в море в течение одного года, он определил высоту,  на какую море должно было постепенно подняться по этой причине, и  получилось, что за 348 лет уровень моря должен был бы подняться на  5 дюймов.

Изложенные выше соображения относительно мраморной скамьи  вокруг ратуши св. Марка в Венеции и желание найти мерило для  определения величин в других наблюдениях побудили Манфреда в  своих расчетах увеличить упомянутое повышение, чтобы за 230 лет  оно составило один фут, потому что реки, как он уверяет, помимо той  мягкой земли, которая делает их воду мутной, несут с собой в море  еще много песку, камней и т. п. С этой точки зрения беда для Земли  надвигается довольно быстро, хотя Манфред в своих рассуждениях  более осторожен, чем Гартзекер, который на основании таких  наблюдений над Рейном предсказывает Земле такую участь, что в  течение 10 тысяч лет ее обитаемая часть должна быть размыта и  унесена водой и все покроется морем, из которого будут торчать одни  только голые скалы; отсюда нетрудно рассчитать, до какой степени  разрушения дойдет Земля за более короткий срок, например через 2  тысячи лет.

Действительная ошибка этого мнения заключается только в этих  «больше» или «меньше», по существу же оно справедливо; верно, что  дождь и реки размывают почву и уносят ее в море; но далеко не  доказано, что они делают это в таких размерах, какие предполагает  автор. Он произвольно допустил, что реки бывают весь год такими  мутными, какими они бывают в те дни, когда

==106

таяние снега в горах порождает бурные потоки, которые с такой силой  обрушиваются на почву, что воде ничего не стоит размыть ее и унести,  тем более что она насквозь пропитана влагой и разрыхлена зимними  холодами. Если бы автор сочетал свою осмотрительность со  вниманием, которое ему следовало бы обратить на различие между  реками, из коих те, что питаются снегами с гор, забирают силою  вливающихся в них потоков больше земли, чем те, что берут свое  начало в равнинах, то он настолько уменьшил бы свои цифры, что ему  пришлось бы, вероятно, отказаться от мысли объяснить на этом  основании наблюдаемые изменения. Наконец, если вдобавок еще  принять в соображение, что благодаря тому самому движению,  которое дает основание говорить, что море не терпит в себе ничего  мертвого, а именно благодаря постоянному удалению всех веществ,  имеющих неодинаковую с ним степень подвижности, море не дает  этому илу оседать на его дне, а непременно выносит его на сушу, тем  самым увеличивая ее количество, — если принять это во внимание, то  опасение, будто море переполнится илом, уступило бы место  обоснованной надежде, что земля, похищаемая у возвышенных  местностей, будет постоянно увеличивать сушу у морских берегов. И  в самом деле, во всех заливах, например в том, который известен под  названием Красного моря, а также в Венецианском заливе, море  постепенно отступает от берегов, и суша постоянно делает новые  приобретения за счет владений Нептуна; между тем если бы  предположение упомянутого естествоиспытателя было правильным, то  вода должна была бы все больше заливать берега, а суша — быть  погребена под жидкой стихией.

А что касается причины понижения уровня местностей,  расположенных у берега Адриатического моря, то (если действительно  верно, что не всегда было так) я хотел бы лучше обратить внимание на  одну особенность почвы, которой Италия отличается от многих других  стран. А именно: мы знаем, что земля здесь изрыта пещерами и что  землетрясения, хотя они и свирепствуют главным образом в Южной  Италии, проявляют свою силу и в Северной и, распространяясь

==107

на обширные пространства, доходят даже до дна моря, из чего можно  заключить, что имеются связанные между собой подземные пустоты.  Если же сотрясения, производимые подземными пожарами, способны  привести Землю и уже не раз приводили ее в колебание, то нельзя ли  предположить, что после многих сильных обвалов земная кора  несколько опустилась и понизилась по сравнению с уровнем моря?

Третье мнение, усматривающее в увеличении суши и уменьшении  объема воды на Земле предвестник гибели Земли, основано как будто на  столь же достоверных наблюдениях, как и предыдущее, но не может  быть объяснено столь же понятными причинами. В самом деле, не  подлежит сомнению, что, хотя на первый взгляд кажется, будто море,  постепенно освобождая для суши одни участки, захватывает взамен  этого другие, так что в целом не причиняет ей вреда, тем не менее, при  более внимательном рассмотрении оказывается, что оно обнажает  гораздо более обширные пространства, чем те, которые заливает. Море  оставляет преимущественно низменности и размывает крутые берега,  ибо главным образом они подвергаются его натиску, между тем как  низменности противодействуют ему своей отлогостью. Одно это могло  бы послужить доказательством того, что уровень моря вообще не  повышается во все большей и большей степени, ибо тогда разница была  бы всего заметнее на тех берегах, где почва небольшим скатом  постепенно понижается по направлению к морскому дну; в таких местах  повышение уровня воды на 10 футов отняло бы у суши большую  площадь. А так как в действительности дело обстоит как раз наоборот и  море теперь не доходит до тех насыпей, которые оно раньше  нагромоздило и через которые оно тогда, несомненно, перекатывалось,  то это доказывает, что уровень его с тех пор понизился; так, например,  две прусские отмели(5), дюны на голландском и английском побережье  представляют собой не что иное, как песчаные холмы, которые море  когда-то намыло, но которые в настоящее время служат плотиной  против него же, с тех пор как оно больше уже не достигает высоты,  достаточной для того, чтобы переступить через них.

==108

Но следует ли, для того чтобы это явление предстало перед нами во  всей своей силе, признать, что жидкая стихия действительно исчезает и  переходит в твердое состояние, или что дождевая вода впитывается  землею, или что морское дно становится все глубже и глубже благодаря  непрестанному движению моря? Первая причина сыграла бы, пожалуй,  самую незначительную роль в каком-нибудь заметном изменении, хотя  она и не так уж противоречит, как это может показаться, разумному  естествознанию. Ибо, подобно тому, как другие жидкие вещества  порою переходят в твердое состояние, не теряя, однако своей сущности,  как, например, ртуть, принимающая в опытах Бургава(6) вид красного  порошка, или воздух, который Хейлс(7) находил в виде твердого тела  во всех растительных продуктах, особенно в винном камне, то же, без  сомнения, происходит с водой, части которой при образовании растений  теряют, по-видимому, свое жидкое состояние, так что самое, что ни на  есть сухое, растертое в порошок дерево при химическом разложении  все еще показывает содержание воды, откуда с известной степенью  вероятности можно заключить, что часть почвенных вод расходуется на  образование растений и никогда не возвращается в море. Однако эта  убыль воды остается, во всяком случае, незаметной. Вторую причину  также нельзя целиком отрицать. Конечно, дождевая вода, всасываемая  землею, просачивается в нее обычно на такую глубину, где она  встречает несколько более плотные слои, которые ее не пропускают и  вынуждают искать выход в соответствии с их уклоном и питать  источники. Однако некоторая часть этой воды всегда проникает через  эти слои вплоть до скалистого гранитного грунта, да и в них пролагает  себе ходы по трещинам и образует, те скопления подземных вод,  которые при землетрясениях иногда пробивались наружу и затопляли  большие участки земли. Эта потеря морской воды могла бы, пожалуй,  оказаться довольно значительной, и вопрос этот заслуживал бы более  подробного рассмотрения.

* См. Der Kdnigl. Akad. der Wissensch. zu

Paris physische Abhandlungen; von Stemwehrsche Uebers. 2-ter

Band, p. 2468.

==109

Однако третьей причине принадлежит, по-видимому, самая большая  роль в понижении уровня моря, который должен тем больше  опускаться, чем больше море углубляет свое ложе, хотя нет никаких  оснований опасаться, что из-за этого может возникнуть для Земли хотя  бы малейшая угроза гибели.

Каков же результат произведенной нами оценки изложенных выше  мнений? Первые три мнения мы отвергли. Почва нисколько не теряет  своей солености оттого, что дожди и ручьи ее размывают; тучная земля  уносится реками в море вовсе не безвозвратно, не так, чтобы, в конце  концов, наполнить его и снова поднять его уровень выше обитаемых  участков земли. Реки действительно приносят морю похищенное ими у  возвышенностей; однако оно пользуется этой добычей, чтобы снова  откладывать ее по берегам суши, а поддержание и образование  растений заставляет море действительно расходовать испаряющуюся  воду, значительная часть которой, по-видимому, теряет свое жидкое  состояние и возмещает почве причиненный ей ущерб. Наконец,  предположение, что вода в Океане действительно убывает, хотя оно и  правдоподобно, все же не настолько обоснованно и достоверно, чтобы в  заслуживающей доверия гипотезе можно было исходя из него прийти к  твердому мнению. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что  единственная причина изменения формы Земли заключается в  следующем: дождь и ручьи, постоянно размывая почву и унося ее с  возвышенных местностей в низменности, постепенно превращают  возвышенности в равнины и грозят, насколько это от них зависит, лишить  Землю всех ее неровностей. Это действие достоверно и не вызывает  никаких сомнений. Почва будет непрерывно подвергаться этому  изменению до тех пор, пока на склонах возвышенностей останутся  вещества, которые дождевая вода сможет захватывать и уносить, а  Земля перестанет подвергаться этому изменению лишь после того, как  будут размыты ее рыхлые слои и более глубоко лежащие скалистые  основания ее останутся единственными возвышенностями, которые уже  не будут поддаваться никакому дальнейшему изменению. Это  изменение служит внушающей тревогу

К оглавлению

==110

причиной предстоящей гибели Земли не столько потому, что  перемещаются слои, из которых наиболее плодородные опускаются и  погребаются под бесплодными слоями, сколько потому, что исчезает  полезное деление суши на долины и возвышенности. Если мы  посмотрим на теперешнее устройство суши, то с удивлением заметим, что  возвышенности и низменности находятся в правильном соотношении:  обширные пространства земли отлого спускаются к руслу реки, а река,  протекающая по самому дну долины, имеет равномерный спуск до  самого моря, в которое она изливает свои воды. Это благоприятное  устройство суши, которое освобождает ее от избытка дождевой воды,  во многом зависит от степени ее наклона: он должен быть не слишком  крутым, чтобы вода, необходимая для плодородия почвы, не стекала  слишком быстро, и должен быть не слишком отлогим, чтобы она не  слишком долго застаивалась и не скоплялась на одном месте в ущерб  тому же плодородию. Однако этот удобный порядок постоянно нарушается из-за непрерывного действия дождя, который размывает возвышенности и, унося смытые им вещества в низменные места, постепенно придает Земле такой вид, какой она имела бы, если бы исчезли все неровности ее поверхности, а накапливающаяся на почве дождевая вода, не имея стока, размочила бы почву и сделала бы Землю  необитаемой. Я уже указывал, что, хотя старение Земли едва заметно  даже на протяжении длительного времени, оно, тем не менее,  представляет собой основательный и достойный изучения предмет  философского рассмотрения, в котором малое перестает быть малым и  недостойным внимания, поскольку малое, непрерывно накопляясь,  постепенно подводит к значительной перемене, где полная гибель есть  лишь вопрос времени. Между тем нельзя сказать, что совершенно не  заметно никаких признаков такой перемены. Если возвышенности  становятся все ниже, то приток воды в низко расположенные места,  питающий озера и реки, все уменьшается. Убыль воды в этих озерах и  реках есть свидетельство такой перемены. Действительно, у всех озер  можно найти признаки, показывающие, что раньше они были более  обширны, чем теперь.

==111

Возвышенная часть Пруссии представляет собой настоящую страну  озер. И трудно найти среди них такие, возле которых, но было бы  обширных прилегающих к ним равнин, уровень которых таков, что  нельзя сомневаться в том, что когда-то они тоже были частью озера и  лишь мало-помалу высохли, после того как озеро отступило из-за  постепенного уменьшения в нем количества воды. Приведем пример.  По старинным достоверным свидетельствам, Драузенское(9) озеро  простиралось до города Прейсиш-Голланд, что делало возможным там  судоходство, а теперь оно отступило от него на целую милю, но его  прежнее ложе еще явственно обозначается длинной, лежащей почти на  уровне воды равниной, а некогда возвышенные берега его видны по  обеим ее сторонам. Таким образом, это постепенное изменение  составляет, так сказать, часть некоей непрерывной пропорции,  последнее звено которой находится почти на бесконечном расстоянии  от начала и, быть может, никогда не будет достигнуто, поскольку  откровение предвозвещает Земле, на которой мы живем, внезапный  конец, долженствующий прервать ее существование еще в пору ее  расцвета и не дать ей ни времени постепенно состариться, подвергая ее  незаметным изменениям, ни, так сказать, умереть естественной  смертью.

Из различных мнений о старении Земли я не коснулся еще  четвертого мнения. Речь идет о том, не истощается ли постепенно и не  вызывает ли тем самым старение природы постоянно действующая  сила, которая в известной мере создает жизнь природы и которая, хотя  и не бросается в глаза, все же заботится о всех произведениях природы  и об устройстве всех трех ее царств. Те, кто в связи с этим признают  некий всеобщий мировой дух, подразумевают под ним не какуюнибудь нематериальную силу и не мировую душу или зиждительные  существа — порождения смелого воображения, а тонкую, но повсюду  действующую материю, составляющую деятельное начало при  образованиях природы и, как истинный Протей, готовую принять  любой облик и форму. Такого рода представление не так уж  противоречит разумному естествознанию и наблюдению, как это  можно было бы предположить. Если принять

==112

во внимание, что в растительном царстве природа сделала наиболее  сильной и крепкой частью некое масло, вязкость которого умеряет  его летучесть и испарения или удаление которого химическим путем  не вызывает сколько-нибудь заметной потери веса, хотя то, что  остается после этого, есть не что иное, как мертвая масса; если  принять во внимание этот Spiritus Rector, как его называют химики,  эту пятую эссенцию, которая составляет особый отличительный  признак всякого растения и которая везде одинаково легко  получается из одних и тех же питательных веществ, а именно из чистой  воды и воздуха; если вспомнить о так называемой летучей кислоте,  которая рассеяна повсюду в воздухе и составляет деятельное начало в  большинстве видов солей, существенную часть серы и главную часть  горючего, притягательная и отталкивающая сила которой столь ясно  обнаруживается в электричестве, способном преодолеть упругость  воздуха и быть причиной различных образований, - если принять в  соображение этого Протея природы, то мы готовы допустить с  некоторой вероятностью существование некоего повсюду действующего  тонкого вещества, так называемого мирового духа, но вместе с тем это  вызывает опасение, что в непрерывных творческих актах всегда, быть  может, расходуется этого вещества больше, чем его возвращает  разрушение созданий природы, и что природа, расходуя его, быть  может, всегда теряет часть своей силы.

Когда я сравниваю влечение древних народов к великим деяниям,  их честолюбие, жажду добродетели и свободолюбие, порождавшие у  них высокие идеи и возвышавшие их, с духом умеренности и  хладнокровия, свойственным нашему времени, то хотя я и нахожу  достаточно оснований поздравить наши столетия с этой переменой,  споспешествующей и нравственности, и наукам, но все же я не  свободен от соблазна предположить, что эта перемена, быть может,  есть признак известного охлаждения того огня, который вдохновлял  когда-то человеческую природу и жар которого одинаково ярко  проявлялся и в излишествах, и в благородных деяниях. Но когда я, с  другой стороны, думаю о том, какое огромное влияние оказывает на  душевное

8 Иммануил Кант        

==113

состояние и нравы образ правления, наставление и пример, то я сомневаюсь,  могут ли подобные признаки, имеющие два противоположных смысла,  служить доказательством действительных перемен в природе.

Поэтому на поставленный вопрос о старении Земли я не дал  окончательного ответа, какого потребовал бы предприимчивый дух  смелого исследователя природы, а подошел к нему осмотрительно,  как это подсказывало мне существо самого предмета. Я пытался  правильнее определить то понятие, которое необходимо себе  составить об этом изменении. Возможны еще и другие причины,  способные привести к внезапной гибели Земли. Ибо, не говоря уже о  кометах, на которые с недавнего времени считают удобным ссылаться  для объяснения всякого рода необыкновенных явлений, в недрах  самой Земли скрыто, по-видимому, царство Вулкана и большой запас  легко воспламеняющегося и огненного вещества, которое, быть  может, все больше и больше набирается силы под ее верхней корой,  накопляет запасы огня и пожирает устои верхних сводов, роковой  обвал которых, быть может, откроет пламенной стихии выход на  поверхность Земли и вызовет гибель Земли в огне. Однако такого  рода возможности имеют столь же мало отношения к вопросу о  старении Земли, сколь мало имеется оснований для того, чтобы при  рассмотрении вопроса, отчего ветшают здания, принимать во  внимание землетрясения или пожары.

==114

00.htm - glava07

ВСЕОБЩАЯ   ЕСТЕСТВЕННАЯ  ИСТОРИЯ И ТЕОРИЯ        НЕБА 1755

==115

==116

ПРЕДИСЛОВИЕ Я избрал тему, которая по своей внутренней трудности, а также сточки  зрения религии способна с самого начала вызвать у многих читателей  неодобрение и предубеждение. Найти то, что связывает между собой  в  систему великие звенья вселенной во всей ее бесконечности; показать, как из  первоначального состояния природы на основе механических законов  образовались сами небесные тела и каков источник их движений, - понимание  этого как будто далеко превосходит силы человеческого разума. С другой  стороны, религия грозит торжественно выступить с обвинением против той  дерзости, когда осмеливаются приписывать природе, предоставленной самой  себе, такие следствия, в которых справедливо усматривают  непосредственную руку  вышнего, и опасается найти в нескромности  подобных размышление доводы в защиту богоотступничества.  Я прекрасно  вижу все эти затруднения, и все же не падаю духом. Я сознаю всю силу  встающих предо мною "препятствий и все же не унываю. Со слабой  надеждой пустился я в опасное путешествие и уже вижу очертания новых  стран. Те, кто найдет в себе мужество продолжить это исследование, вступят  в эти страны и испытают чувство удовлетворения, назвав их своим именем.

Я решился на это начинание, лишь убедившись, что оно не  противоречит требованиям религии. Усердие мое удвоилось, когда я  увидел, как с каждым шагом все больше и больше рассеивается туман,  в сумраке которого, казалось, таятся чудовища, и как после их

==117

исчезновения величие всевышнего воссияло ярчайшим светом.  Сознавая, что настоящие мои усилия не заслуживают порицания, я  добросовестно укажу на все, что в моем замысле могло бы  показаться благомыслящему или же слабому уму  предосудительным, и я готов представить все это на строгий суд  правоверного ареопага с тем чистосердечием, которое  свидетельствует о честном образе мыслей. Послушаем же, какие  доводы может привести в данном случае защитник веры.  Если  мироздание со всей его стройностью и красотой есть лишь  результат действий материи, предоставленной своим всеобщим  законам движения, если слепая механика сил природы способна  развиваться из хаоса до такого великолепия и сама собой достигает  такого совершенства, то доказательство бытия бога, основанное на  созерцании красоты мироздания, теряет всякую силу, природа  оказывается самодовлеющей, божественное управление  ненужным, Эпикур снова воскресает в век христианства, и нечестивая философия попирает веру,  озаряющую ее ярким светом, дабы она могла светить.

  Я  столь убежден в непогрешимости божественных истин, что  если бы признал этот упрек основательным, то счел бы все, что им  противоречит, вполне опровергнутым ими и потому сам отверг  бы его. Но именно то согласие, которое я нахожу между моей  системой и религией, возводит мою уверенность перед лицом всех  трудностей до степени неустрашимого спокойствия.              Я признаю всю ценность тех доказательств, которые  доставляют красота и совершенство мироздания, в подтверждение бытия премудрого, создателя. Если не противиться упрямо всякому убеждению, нельзя не подчиниться силе столь неотразимых доводов. Но я утверждаю, что защитник религии не умеют как следует пользоваться этими доводами и тем затягивают до бесконечности спор с натуралистами, без нужды раскрывая  перед ними слабые свои стороны.

Обычно подмечают в природе и подчеркивают согласие,  красоту, цели и полное соответствие средств с этими целями. Но,  возвеличивая природу с этой стороны, ее  в то же время  пытаются умалить с другой.

==118

Внутренняя стройность, говорят, чужда ей, и, будь она предоставлена  своим всеобщим законам, она не явила бы ничего, кроме хаоса.  Согласованность в ней указывает  на постороннюю  руку, которая  сумела втиснуть  в мудрый план лишенную всякой правильности  материю. Однако на это я возражаю: если все общие законы,  по  которым действует материя, также вытекают из высшего замысла,  то, вероятно, и они не могут иметь иного предназначения, чем исполнение плана, начертанного высшей  мудростью; или же если это не так, то не возникает ли искушение  думать, что материя и ее всеобщие законы, по крайней мере,  независимы и что премудрая сила, сумевшая столь похвально  пользоваться ими, хотя и велика, но все же не бесконечна, хотя и  могуча, но все же не всемогуща.

Защитник религии опасается, что та гармония, которую можно  объяснить естественными свойствами материи, может доказать  независимость природы от божественного провидения. Он открыто  признает, что если можно найти естественные причины всего  беспорядка мироздания, способные породить этот порядок из  самых общих и существенных свойств материи, то нет надобности  ссылаться на верховное мироправление. У натуралиста свои  соображения, по которым он не хочет  оспаривать это  предположение. Но он отыскивает примеры, доказывающие  плодотворность всеобщих законов природы по их совершенно  гармоническим результатам, и ставит верующего в  затруднительное положение такими доводами, которые могли бы  стать в руках самого же верующего непобедимым оружием.  Приведу примеры. Уже не раз указывалось как на одно из  очевиднейших доказательств благого, пекущегося о людях  промысла на то обстоятельство, что в наиболее жарком поясе  Земли морские ветры, словно по зову, проносятся над страной и  освежают ее как раз в то время, когда раскаленная почва больше  всего нуждается в прохладе. Так, например, на острове Ямайка  тотчас после 9 часов утра, когда Солнце достигает такой высоты,  при которой оно посылает на землю сильнейший зной, с моря  поднимается ветер, дующий на остров со всех сторон; сила этого ветра возрастает по мере того, как Солнце

==119

поднимается все выше. В час пополудни, когда, естественно, бывает жарче  всего, он достигает наибольшей силы, а затем, когда Солнце клонится к  горизонту, снова постепенно стихает, так что к вечеру наступает такое же  безветрие, какое бывает при восходе Солнца. Без такого благоприятного  обстоятельства остров этот  был бы необитаем. Подобным же благодеянием  пользуются и все побережья стран, расположенных в жарком поясе. И именно  для побережий оно более всего необходимо, так как эти побережья  представляют собой наиболее низкие местности суши и больше всего страдают  от зноя; а местности, расположенные выше, куда этот морской ветер не  доходит, нуждаются в нем меньше, так как именно благодаря тому, что они  расположены выше, там воздух более прохладный. Разве все это не прекрасно,  разве здесь не видно ясной цели, достигаемой мудро примененными  средствами? Однако натуралист со своей стороны должен отыскать  естественные причины этого явления в самых общих свойствах воздуха, не  предполагая здесь никаких особых устройств. Он правильно отмечает, что  морские ветры должны были бы производить те же периодические движения,  если бы даже на таком острове не было ни одного человека, и притом в силу  таких лишь свойств воздуха, которые, безусловно, необходимы помимо данной  цели, скажем только для роста растений, а именно в его упругости и тяжести.  Жар Солнца нарушает равновесие воздуха, разрежая его слои, расположенные  над сушей, и тем заставляет более холодный морской воздух вытеснить их и  занять их место.              Велика вообще польза ветров для земного шара, и разнообразно  применение, какое дает им изобретательность человека! А между тем для их  возникновения не было надобности в каких-либо иных устроениях, кроме тех  общих свойств воздуха и тепла, которые и помимо указанных целей должны  иметь место на Земле.

Но если вы допускаете, скажет здесь вольнодумец, что можно вывести  полезные и целенаправленные установления из самых общих и простейших  законов природы и это делает излишним особое управление высшей

К оглавлению

==120

мудрости, то вам придется признать несостоятельность своих доводов. Вся  природа, особенно неорганическая, полна доказательств в пользу того, что  материя, сама  себя определяющая с помощью механики своих сил,  приводит к  результатам,  отличающимся  известной правильностью, и сама  собой, без  принуждения, удовлетворяет правилам гармоничности. Если же  благомыслящий человек, желая спасти благое дело религии, станет оспаривать эту способность всеобщих законов природы, то он сам себя поставит в  затруднительное положение и плохой защитой  даст неверию повод  к торжеству.

Посмотрим, однако, как эти доводы, которые кажутся опасными в руках  противников, скорее оказываются сильным оружием против них же самих.  Определяя себя по самым общим своим законам, материя своими  естественным поведением или, если угодно, под действием слепой  механики приводит к подходящим результатам, которые кажутся  замыслом высшей мудрости. Воздух, вода, теплота, если их рассматривать  как предоставленные самим себе, порождают ветры и облака, дожди и  потоки, увлажняющие землю, а также все полезные результаты, без  которых природа осталась бы унылой, пустынной и бесплодной. Но  производят они их не вслепую, не благодаря случаю, который с таким же  успехом мог бы привести и к вредным результатам; нет, мы видим, что  своими естественными законами они связаны таким образом, что могут  действовать, только так, а не иначе. Что же следует думать об  этой  согласованности? Как это возможно, чтобы вещи,  различные по своей  природе, в единении друг с другом приводили к столь совершенному  порядку и красоте и действовали даже ради тех, кто до известной степени  находится вне сферы мертвой материи, т. е. ради людей и животных, - как  все это было бы возможно,  если бы они не имели общего источника, а  именно бесконечный разум, в котором были начертаны существенные  свойства всех вещей в их взаимной связи? Если бы природа одной вещи  необходимо существовала сама по себе и независимо от природы другой,  то разве было бы возможно такое поразительное стечение

==121

обстоятельств, когда эти вещи со своими естественными устремлениями  подходят друг к другу именно так, как их мог бЫ согласовать лишь  обдуманный разумный выбор.

   Теперь я спокойно перехожу к своей теме. Я представляю себе  материю Вселенной в состоянии всеобщего    рассеяния и полного хаоса. Я  вижу, как на основе всем известных законов притяжения начинает  формироваться вещество и как благодаря отталкиванию видоизменяется  движение материи. Я испытываю чувство удовлетворения, убеждаясь, как  без помощи произвольных вымыслов созидается под действием всем  известных законов движения благоустроенное целое, столь схожее с той  системой мира, которая находится у нас перед глазами, что я не мог не  признать его за эту самую систему. Это неожиданное и величественное  развертывание естественного порядка кажется мне вначале  подозрительным: ведь столь сложная правильность строился на таком  простом и не сложном основании. Но, в конце концов, выше приведенное  рассуждение убеждает меня, что таком развертывание природы не есть  нечто неожиданно с ее стороны, а необходимо порождено ее естественным  устремлением и что это - великолепнейшее свидетельство ее зависимости  от изначального существа, содержащего источник самого бытия и первых  законов его действия. Это уразумение удваивает мое доверие к  задуманному мною делу. Моя уверенность растет с каждым новым шагом,  и мое уныние совершенно исчезает.

   Но, скажут мне, защита твоей системы - это вместе с тем защита столь  сходных с ней взглядов Эпикура. Я не буду отрицать, что между ними есть  какое-то сходство. Многие стали атеистами, воспринимая лишь внешнюю  сторону таких доводов, которые при более основательном рассмотрении  могли бы сильнее всего убедить их в достоверности существования  всевышнего. Из безупречных основоположений извращенный ум часто  делает выводы, достойные всяческого порицания; такими именно и были выводы Эпикура, хотя замысел его  соответствовал проницательности великого ума.

     Итак, я не буду отрицать, что теория Лукреция или его  предшественника Эпикура, Левкиппа и

==122

Демокрита во многом сходна с моей. Так же как и эти философы, я полагаю,  что первоначальным состоянием природы было всеобщее рассеяние  первичного вещества всех небесных тел, или, как они их называют,  атомов. Эпикур предполагал, что существует тяжесть, заставляющая  падать эти первичные частицы материи; она, по-видимому, немногим  отличается от принимаемого мною Ньютонова притяжения. Эпикур  приписывал этим частицам и некоторое отклонение от прямолинейного  падения, хотя о причинах и следствиях этого отклонения у него были  нелепые представления; это отклонение до некоторой степени совпадает  с тем изменением прямолинейного падения, которое, по нашему  мнению, вызывается отталкивательной силой частиц. Наконец, вихри,  возникавшие из беспорядочного движения атомов, составляли один из  главных пунктов в  системе Левкиппа и Демокрита, и эти вихри  встречаются и в нашем учении. Столь большая близость к учению,  которое в древности было подлинной теорией богоотступничества, не  вовлекает, однако, мою систему в круг его заблуждений. Даже в самых  бессмысленных взглядах, которые когда-либо пользовались успехом у  людей, всегда можно найти какую-то долю правды. Ложное основание  или два-три опрометчивых обобщения незаметным образом сбивают  человека со стези истины в пропасть. Несмотря на отмеченное сходство  между старой космогонией и предлагаемой ныне, между ними все же  имеется существенное различие, которое позволяет сделать из нашей  теории прямо противоположные выводы.

Названные выше сторонники учения о механическом  происхождении мироздания выводили всякий наблюдаемый в нем  порядок из слепого случая, который столь удачно объединил атомы,  что они составили одно стройное целое. Эпикур, нисколько не  смущаясь, утверждал даже, что атомы, дабы стала возможной их  встреча, без всякой причины отклоняются от своего прямолинейного  движения. Все эти философы доводили эту несуразность до того, что  приписывали происхождение всех живых существ именно этому  слепому случаю и поистине выводили разум из неразумия. Я считаю,

==123

наоборот, что материя подчинена некоторым необходимым законам. Я вижу,  как из ее состояния полнейшего разложения и рассеяния вполне естественно  развивается некое прекрасное и стройное целое. И происходит это не случайно  и не вслепую, а, как мы видим, необходимо вытекает из естественных свойств.  Разве отсюда не возникает вопрос: почему же материи должны были быть  присущи как раз эти законы, приводящие к порядку и согласию? Возможно  ли, чтобы множество вещей, из которых каждая имеет свою собственную,  независимую от других природу, сами определяли друг друга именно так,  чтобы отсюда возникло стройное целое, а если результат именно таков, то не  служит ли это неоспоримым доказательством того, что у них общий  источник,  вторым может быть только вседержительный, высший разум, замысливший  природу вещей для достижения  всех  целей? Итак, материя, составляющая  первичное вещество 'всех вещей, подчинена известным законам и, будучи  предоставлена их свободному воздействию, необходимо должна давать  прекрасные сочетания. Она не может уклониться от этого стремления к  совершенству. Поскольку, следовательно, она подчинена некоему мудрому  замыслу, она необходимо была поставлена в такие благоприятные условия  некой господствующей над ней первопричиной. Этой причиной должен быть  бог уже по одному тому, что природа даже в состоянии хаоса может  действовать только  правильно и слаженно.  Я столь высоко ценю искренние убеждения тех, кто окажет мне честь  своим вниманием к моему очерку, что вполне уверен в том, что  приведенные выше основания если и не окончательно устранят все  страхи, будто возможны опасные выводы из моей системы, то, по крайней  мере, поставят вне сомнения чистоту моих намерений. Если же, тем не  менее, найдутся злостные ревнители, считающие священным долгом  своего призвания давать вредное истолкование самым невинным  взглядам, то я уверен, что их суждения произведут на разумных людей  впечатление, прямо противоположное их умыслу. Во всяком случае, меня  не лишат того права, которым перед лицом справедливых судей всегда

==124

пользовался Картезий, дерзнувший объяснить образование небесных тел  на основании одних лишь механических законов. Приведу по этому  поводу слова авторов «Всеобщей истории мира»*: «Мы можем,  однако, полагать только следующее: нет ничего предосудительного и  умаляющего достоинство бога (вопреки мнению некоторых) ни в  попытке того философа, который образование мира за определенный  промежуток времени из хаотической материи старается  объяснить  простым продолжением однажды сообщенного ей движения, сводя  все это к немногим простым и всеобщим законам движения, ни в  попытке тех, кто позднее с большим успехом пытался сделать то же  самое, исходя из первоначальных и прирожденных свойств материи,  ибо в действительности это приводит только к более высокому  понятию о бесконечной мудрости бога».

Я постарался ответить на те возражения, которые религия может  выставить против моих положений. Остаются некоторые не менее  серьезные с точки зрёния самого существа дела. Пусть это, верно,  скажут, что бог вложил в силу природы таинственную способность само  собою подняться из хаоса к совершенному устройству мира; но неужели  разум человека, столь слабый  даже в решении обыденнейших вопросов,  способен исследовать скрытые свойства в столь обширном предмете?  Подобная дерзновенная попытка равносильна тому; как если бы кто-нибудь сказал: дайте мне только материю, и я  построю вам из нее целый мир. Неужели слабость твоего разумения,  посрамляемая ничтожнейшими событиями, которые ежедневно  совершаются у тебя на глазах, не убеждает тебя в тщете всех попыток   постигнуть неизмеримое и узнать то, что происходило  в природе, когда  еще не было мира? Я преодолеваю  это затруднение, ясно доказывая,  что из всех исследований, какими может заниматься естествознание,  именно данное может легче и вернее всего добраться до первопричины.  Подобно тому, как из всех задач естествознания ни одна не была  разрешена столь правильно и точно, как вопрос об истинном строении  Вселенной

* 1 часть, § 881.

==125

в целом, о законах движения и внутреннем механизме обращения всех планет -  область, в которой Ньютонова философия может дать такие познания,  каких мы не встречаем ни в какой иной части философии, точно так же,  утверждаю я, из всех естественных явлений, первопричину которых мы  ищем, можно, прежде всего, надеяться основательно и надежно уразуметь  именно происхождение системы мира, возникновение небесных тел и  причины их движений. Легко понять, почему это так небесные тела  представляют собой шарообразные, массы и, следовательно, имеют самое  простое строение, какое только может иметь тело, происхождение которого  мы исследуем. Их движения также просты. Они представляют собой не что  иное, как свободное продолжение однажды сообщенного им движения,  которое, связанное с притяжением тела, расположенного в центре,  становится круговым. Кроме того, пространство, в котором движутся  небесные тел