Часть 11.

 содержится. Вот почему это бытие совершенно правильно  употребляется даже при таких отношениях, члены которых, будучи  соотнесены между собой, порождают бессмыслицу. Например, бог  Спинозы подвержен непрерывным изменениям.

Если я представляю себе, что бог в отношении некоторого  возможного мира произносит свое всемогущее да будет! — то этим он  представляемому в своем уме целому не сообщает никаких новых  определений, не прибавляет никакого нового предиката, а лишь  абсолютно, или безусловно, со всеми предикатами полагает тот самый ряд  вещей, в котором до того все было положено лишь в отношении к  этому целому. Отношения любых предикатов к их субъектам никогда  не означают чего-то существующего, ибо в таком случае субъект  должен был бы уже быть предположен в качестве существующего.  Бог всемогущ - это положение должно остаться истинным также и в  суждении того, кто не признает его бытия, если он только правильно  понимает, в каком смысле я пользуюсь понятием бога. Однако бытие  бога должно принадлежать непосредственно к тому способу, каким  полагается его понятие, ибо в самих предикатах [бога] бытие найти  нельзя. И хотя субъект не предполагается уже существующим, в отношении каждого предиката останется неясным, принадлежит ли он к  существующему или только возможному субъекту. Самосуществование не может быть поэтому предикатом. Если я говорю:  бог есть существующая вещь, то кажется, будто я выражаю  отношение предиката к субъекту. Однако в этом выражении  заключается уже некоторая неправильность. Говоря точнее, следовало бы  сказать: нечто существующее есть бог, т. е. существующей вещи  присущи те предикаты, которые, взятые вместе, обозначаются словом  бог. Эти предикаты полагаются в отношении к этому субъекту, однако  сама вещь со всеми своими предикатами полагается безусловно.

Я боюсь, как бы из-за слишком пространного объяснения столь  простой идеи не стать непонятным. И кроме того, я мог бы еще  опасаться оскорбить чувствительность тех, кто постоянно жалуется  на сухость

==404

 изложения. Но хотя я и не считаю этот недостаток маловажным, на этот раз  должен испросить себе разрешение на подобного рода сухость. Я  столь же мало, как и любой другой, имею вкус к сверхтонкой  мудрости тех, кто в своей логической лаборатории перегоняет,  отцеживает, разрежает надежные и пригодные к употреблению  понятия до тех пор, пока они в парах и летучих солях не испарятся  совсем, однако предмет настоящего исследования все же такого рода,  что нужно или совсем отказаться от мысли когда-либо достигнуть Е  отношении него доказательной достоверности, или пойти на то, чтобы  расчленить понятия о нем до этих. далее уже неделимых частей.

3 Могу ли я сказать, что в существовании содержится  нечто большее, чем в простой возможности?

Замечу сперва, что, отвечая на этот вопрос, следует различать то,  что положено, от того, как положено. Что касается первого, то в  действительной вещи положено не больше, чем в только возможной, ибо все определения и предикаты действительной вещи можно найти и  в простой возможности ее; что же касается второго, то посредством  действительности положено, конечна, больше. Ибо если я спрошу, как  все это полагается при простой возможности, то я узнаю, что это  происходит лишь в отношении к самой вещи, другими словами, если  есть треугольник, то есть и три стороны, замкнутое пространство, три  угла и т. д., или, точнее, отношения этих определений к такой вещи,  как треугольник, только положены. Но если треугольник существует,  то все это, т. е. сама вещь со всеми этими определениями, положена  абсолютно, т. е. положена больше. Дабы поэтому в столь тонком  представлении выразить все, что может предотвратить путаницу, я  скажу: в существующем полагается не больше, чем в чем-то только  возможном (ибо в таком случае речь идет только о его предикатах),  однако посредством существующего полагается больше, чем  посредством только возможного, ибо существующее касается также и  абсолютного

==405

 полагания вещи. Более того, в простой возможности положены одни только  отношения чего-то к чему-то по закону противоречия, а не сама вещь,  и, таким образом, остается верным положение, что существование,  собственно, вовсе не есть предикат какой-либо вещи. Хотя я отнюдь  не намерен здесь заниматься опровержением чужих взглядов и хотя,  по моему мнению, дело обстоит так, что если автор, чей образ мыслей  свободен от предубеждений, познакомится путем чтения с мыслями  других и по некотором размышлении усвоит их, то суждение о своих  новых положениях, не совпадающих со взглядами других авторов, он  может уже с известной уверенностью предоставить самому читателю,  я все же хочу сказать несколько слов о мнении других.

Данное Вольфом определение (2) существования как дополнения  возможности, без сомнения, очень неопределенно. Если уже заранее не  известно, что можно мыслить о возможности какой-то вещи, то такое  определение ничего не дает. Баумгартен приводит имманентное  определение, поскольку то, что предикаты, лежащие в существе вещи  или из него вытекающие, оставляют неопределенным, оно дополняет,  как то, чего в существовании больше, чем в простой возможности;  однако мы уже видели, что в соединении вещи со всеми ее мыслимыми  предикатами никогда не содержится отличие от того, что только  возможно. Кроме того, положение, что возможная вещь,  рассматриваемая, как таковая, неопределенна в отношении многих  предикатов, -  это положение, если его брать в буквальном смысле,  может привести к большим ошибкам. Ибо правило исключения  среднего между двумя противоречащими противоположностями  запрещает нам подобного рода неопределенность, и потому, например,  человек без какого-то роста, не относящийся ни к какому времени, без  возраста, места и т. и. вообще невозможен. Но скорее это положение  нужно понимать в следующем смысле: через посредство предикатов,  собранных мысленно в какой-нибудь вещи, множество других  предикатов остается совершенно неопределенным, подобно тому как  из того, что объединено в понятии человека, как такового, еще ничего  не известно об особых признаках - о возрасте,

==406

 местонахождении и т. д. Но подобного рода неопределенность можно найти  в одинаковой мере как в существующей, так и в только возможной  вещи, почему она и не может быть использована для их различения.  Знаменитый Крузий считает признаки где-нибудь и когда-нибудь  несомненными определениями существования. Однако, не вдаваясь в  критику самого положения Крузия о том, что все, что есть, должно  быть где-нибудь и когда-нибудь, следует сказать, что сами эти  предикаты все еще относятся к только возможным вещам. Ведь какойто человек может таким образом в какое-то время существовать в  нескольких определенных местах, и всеведущее существо прекрасно  знало бы все его определения совершенно так, как они были бы ему  присущи, если бы он существовал, хотя в действительности такого  человека и не существует. И несомненно, что вечный жид Агасфер, если  судить по всем тем странам, которые он будто исходил, и временам,  которые он будто бы пережил, есть возможный человек. Надеюсь, что  не будут требовать, чтобы где-нибудь и когда-нибудь только тогда  считались достаточными признаками существования, когда вещь  действительно имеется в данном месте и в определенный момент  времени, ибо тогда требовали бы, чтобы уже было допущено то самое,  что только еще обещали сделать известным через самый признак,  подходящий для этого.

 РАССУЖДЕНИЕ   ВТОРОЕ

О ВНУТРЕННЕЙ ВОЗМОЖНОСТИ, ПОСКОЛЬКУ ОНА ПРЕДПОЛАГАЕТ  СУЩЕСТВОВАНИЕ

Необходимое различение понятия возможности Все, что противоречит самому себе, внутренне невозможно. Это  верное положение, хотя бы и оставался нерешенным вопрос о том, есть  ли это верное определение. При таком противоречии ясно, однако, что  что-то должно стоять в логическом противоречии с чем-то, т. е. что  должно отрицать то, что в том же самом в то же время утверждается,  И даже по г-ну Крузию,

==407

 который эту несовместимость (Streit) полагает не только во внутреннем  противоречии, но утверждает, что она вообще воспринимается  рассудком по некоторому естественному для него закону, в  невозможном всегда имеет место соединение с чем-то, что полагается, и  с чем-то, чем оно снимается. Эту противоречивость (Repugnanz) я  называю формальной стороной (das Formale) немыслимости, или  невозможности; то материальное, что при этом дано и что находится в  такой противоречивости, само по себе есть нечто и мыслимо.  Треугольник, который был бы четырехугольным, безусловно,  невозможен. И тем не менее треугольник, равно как и нечто  четырехугольное, сам по себе есть нечто. Такая невозможность  основывается исключительно на логических отношениях одного  мыслимого к другому, если только одно не может быть признаком  другого. Точно так же в каждой возможности должно различать то  нечто (das Etwas), что мыслится, и, кроме того, согласие того, что в  нем мыслится, с законом противоречия. Треугольник, имеющий  прямой угол, сам по себе возможен. Треугольник и прямой угол суть  данные (Data), или материальное, в этом возможном, согласованность  же одного с другим по закону противоречия есть формальная сторона  возможности. Я ее буду называть также логической стороной  возможности, потому что сравнение предикатов с их субъектами по  закону истины есть не что иное, как логическое отношение; само же  нечто или то, что находится в этой согласованности, иногда называется  реальной стороной возможности. Впрочем, я должен заметить, что  здесь речь всегда будет идти только о внутренней, или о так  называемой безусловной и абсолютной, возможности или  невозможности.

2 Внутренняя возможность всех вещей предполагает  некоторое существование  Из всего только что сказанного с очевидностью вытекает, что  возможность отпадает не только тогда, когда имеется внутреннее  противоречие, как логическа

==408

 сторона невозможности, но также и тогда, когда нельзя мыслить  ничего материального, никакого данного. Ибо в этом случае не будет  дано ничего мыслимого; всякое же возможное есть нечто мыслимое, чему присуще логическое  отношение по закону противоречия.

Но если  всякое существование будет снято, то ничто не окажется  положенным безусловно, ничто вообще не будет дано, не будет ничего  материального для чего-то мыслимого и всякая возможность  совершенно отпадает. Правда, в отрицании всякого существования нет  никакого внутреннего противоречия. Ибо так как для внутреннего  противоречия требовалось бы, чтобы нечто было одновременно и  положено и снято, здесь же вообще ничего не положено, то нельзя,  конечно, сказать, что это снятие заключает в себе внутреннее  противоречие. Однако утверждение, что есть некая возможность и нет  при этом ничего действительного, содержит в себе противоречие, ибо  если ничего не существует, то не дано и ничего мыслимого, и мы  противоречили бы, следовательно, сами себе, если бы тем не менее  хотели утверждать, что нечто возможно. Анализ понятия  существования привел нас к тому, что бытие, или простая  положенность (schlechthin Gesetzt-sein), означает, если не  пользоваться этими словами для выражения логических отношений  предикатов к субъектам, совершенно то же, что и существование. Вот  почему сказать: не существует ничего — это то же самое, что сказать:  ничего нет; и мы впали бы в противоречие, если бы, несмотря на это,  мы прибавили: нечто возможно.

 3 Безусловно невозможно, чтобы ничего не  существовало То, чем снимается всякая вообще возможность, безусловно  невозможно, ибо эти выражения равнозначащие. Тем, что само себе  противоречит, снимается прежде всего формальная сторона всякой  возможности, именно согласие с законом противоречия. Поэтому то,  что само по себе противоречиво, безусловно невозможно.

==409

 Но это не бывает в том случае, когда мы имеем дело с полным  отсутствием всякого существования, ибо в этом, как было показано, не  содержится никакого внутреннего противоречия. Однако тем, чем  снимается материальное и данные для всего возможного, отрицается и  всякая возможность. А это и происходит, когда снимается всякое  существование, стало быть, если отрицается всякое существование, то  тем самым снимается и всякая возможность. Следовательно,  безусловно невозможно, чтобы ничего не существовало.

 4 Всякая возможность дана в чем-то действительном или  как некоторое определение в нем, или через него как  следствие Относительно всякой возможности вообще и относительно каждой  возможности в частности следует доказать, что она предполагает нечто  действительное, будь это одна вещь или несколько. Это отношение  всякой возможности к какому-то существованию может быть двояким.  Или возможное только мыслимо, поскольку само оно действительно, и  тогда возможность дана в действительном как некоторое определение,  или оно возможно потому, что нечто другое действительно, т. е. его  внутренняя возможность дана как следствие через некоторое другое  существование. Приводить примеры было бы здесь преждевременно.  Прежде всего должна быть рассмотрена природа того единственного  субъекта, который может служить примером в настоящем  рассуждении. Здесь же пока я отмечу лишь, что то действительное, посредством чего как некоторого основания дается внутренняя возможность других вещей, я буду называть первым реальным основанием этой абсолютной  возможности, подобно тому как первое логическое основание ее есть  закон противоречия, ибо в согласии с ним состоит формальная сторона  возможности, тогда как реальное основание доставляет данные и  материальное в мыслимом.

Я вполне понимаю, что положения вроде тех, что приведены в  настоящем рассуждении, нуждаются еще

К оглавлению

==410

 в некотором разъяснении, чтобы они стали очевидными. Между тем  чрезвычайно отвлеченная природа самого предмета исследования  препятствует, несмотря на все старания, более ясному изложению его,  подобно тому как рассмотрение при помощи микроскопа расширяет,  правда, образ предмета, поскольку можно различать весьма малые  части его, однако в такой же мере уменьшается яркость и живость  впечатления. И тем не менее попытаюсь, насколько это будет в моих  силах, несколько приблизить к обычным понятиям здравого ума мысль  о существовании, всегда лежащем в основе даже внутренней  возможности.

Вы признаете, что огненное тело, хитрый человек или тому  подобные вещи суть нечто возможное, и если мне нужна только  внутренняя возможность, то вы и не будете считать необходимым,  чтобы тело или огонь и т. п. обязательно существовали для этого как  некоторые данные — они ведь мыслимы, и этого достаточно.  Согласование же предиката огненный с субъектом тело по принципу  противоречия заложено в самих этих понятиях, безразлично, будут ли  они действительными или только мыслимыми вещами. Я допускаю  также, что и тело, и огонь могут и не быть действительными вещами, и  тем не менее огненное тело внутренне возможно. Однако я спрошу  дальше: возможно ли тело само по себе? Так как на опыт вы не должны  здесь ссылаться, то вы перечислите мне данные для его возможности, а  именно: протяжение, непроницаемость, силу и что угодно еще — и  прибавите, что в этом нет никакого внутреннего противоречия. Я все  это еще допускаю, но попрошу вас дать мне отчет в том, по какому же  праву вы в качестве данного принимаете понятие протяжения, ибо если  допустить, что оно ничего не означает, то ведь тогда и ваша  возможность тела, выдаваемого вами за протяжение, окажется  иллюзией. И было бы весьма неправильно относительно такого рода  данных ссылаться на опыт, ибо весь вопрос у нас теперь и заключается  как раз в том, имеет ли место внутренняя возможность огненного тела,  хотя бы ничего и не существовало. Допустим, что вы в данный момент  не в состоянии уже разложить понятие

==411

 протяжения на более простые данные, чтобы показать, что в нем нет ничего  противоречивого. Так как вы неизбежно должны прийти в конце  концов к чему-то такому, возможность чего не может быть разложена  на основные части, то здесь неизбежно возникнет вопрос, пустые ли  слова пространство и протяжение или они что-то означают.  Отсутствие противоречия здесь ничего не значит; пустое слово никогда  не означает чего-то противоречивого. Если пространство не существует  или оно не дано по крайней мере в качестве следствия через что-то  существующее, то слово пространство ничего не означает. Пока вы  еще доказываете возможности посредством закона противоречия, вы  основываетесь на том, что вам дано в вещи как мыслимое, и  рассматриваете по этому логическому правилу лишь соединение [ее  признаков]. Но в конце концов если вы подумаете о том, как все это вам  дано, то вы уже никогда не будете в состоянии сослаться на что-нибудь  другое, кроме существования.

Не будем, однако, предвосхищать дальнейшее развитие этих  рассуждений. Само рассмотрение сделает более ясным то понятие,  которое, принимая во внимание наши силы, вряд ли можно сделать  отчетливым исходя только из него самого, ибо оно само трактует ведь о  том первом, что лежит в основе всего мыслимого.

 РАССУЖДЕНИЕ ТРЕТЬЕ  О БЕЗУСЛОВНО НЕОБХОДИМОМ СУЩЕСТВОВАНИИ 1 Понятие абсолютно необходимого  существования вообще Безусловно необходимо то, противоположное чему само по себе  невозможно. Это, несомненно, правильное номинальное определение.  Но когда я спрашиваю, отчего же, собственно, зависит то, что небытие  какой-нибудь вещи совершенно невозможно, я ищу реальное  определение, которое одно только может быть полезно для нашей цели.  Все наши понятия о внутренней необходимости в свойствах возможных  вещей, какого бы

==412

 рода эти свойства ни были, сводятся к тому, что  противоположность сама себе противоречит. Однако если речь идет о  безусловно необходимом существовании, то попытка понять  такое необходимое существование при помощи этого признака  была бы обречена на неудачу. Существование вовсе не есть  предикат, а потому и упразднение существования не есть еще  отрицание предиката, которым нечто должно было бы быть  упразднено в вещи и могло бы возникнуть внутреннее  противоречие. Упразднение существующей вещи есть полное  отрицание всего того, что было безусловно, или абсолютно,  положено ее существованием. Логические отношения между  вещью как чем-то возможным и ее предикатами остались бы  при этом незатронутыми. Однако эти отношения суть нечто  совершенно другое, чем простое полагание вещи с ее  предикатами, в чем и заключается существование. Таким  образом, небытием упраздняется не то, что полагается в вещи, а  нечто другое, и в этом смысле здесь никогда не имеет места  противоречие. Непригодность всего этого будет более  убедительно раскрыта в последнем рассуждении настоящего  сочинения, применительно к тому случаю, когда абсолютно  необходимое существование действительно считали возможным  понять посредством закона противоречия. При этом  необходимость в предикатах только возможных понятий можно  назвать логической необходимостью. Но та необходимость,  главное основание которой я стараюсь здесь обнаружить,  именно необходимость существования, есть абсолютно  реальная необходимость. Прежде всего я нахожу, что то, что  мне следует рассматривать безусловно как ничто и как  невозможное, должно уничтожать все мыслимое. Ибо если бы при  этом еще можно было бы что-нибудь мыслить, то оно не было  бы совершенно немыслимым и безусловно невозможным.

И вот, если я только на мгновение задумаюсь о том, почему  само себе противоречащее есть безусловно ничто и  невозможно, то я замечаю, что это происходит потому, что  закон противоречия, последнее логическое основание всего  мыслимого, этим упраздняется, всякая возможность исчезает и  нет уже ничего, что можно было бы

==413

 мыслить. Отсюда я тотчас делаю вывод, что если я упраздню всякое  существование вообще и этим будет устранено последнее реальное  основание всего мыслимого, то тогда исчезнет и всякая возможность и  не останется ничего, что можно было бы мыслить. Следовательно,  нечто может быть безусловно необходимым или тогда, когда через  противоположное ему упраздняется формальный момент всего  мыслимого, т. е. когда оно само себе противоречит, или тогда, когда  его небытие упраздняет материальную сторону всего мыслимого и все  данные для него. Первое, как сказано, никогда не имеет места при  существовании, и так как никакое третье здесь невозможно, то или  понятие о безусловно необходимом существовании есть вообще  обманчивое и ложное понятие, или оно должно основываться на том,  что небытие вещи есть в то же время отрицание данных для всего  мыслимого. Но что это понятие не вымышлено, а есть нечто истинное,  это становится ясным из следующего.

2 Существует безусловно необходимое существо Всякая возможность предполагает нечто действительное, в чем и  через что дано все мыслимое. Поэтому существует некоторая  действительность, уничтожение которой упразднило бы даже всякую  внутреннюю возможность вообще. Но то, упразднение или отрицание  чего уничтожает всякие возможности, безусловно необходимо.  Следовательно, есть нечто, что существует абсолютно необходимым  образом. Пока что ясно, что существование одной или большего числа  вещей лежит в основании даже всякой возможности и что это  существование само по себе необходимо. Отсюда можно легко вывести  и понятие случайности. Случайное согласно номинальному  определению есть то, противоположность чего возможна. Однако,  чтобы найти его реальное определение, нужно провести следующее  различение. Случайное в логическом смысле, как предикат некоторого  субъекта, есть то, противоположное чему не противоречит этому  субъекту. Например, дл

==414

 треугольника вообще случайно то, что он прямоуголен. Эта  случайность имеет место только при отношении предикатов к своим  субъектам, и так как существование не есть предикат, то она и вообще  неприложима к существованию. В реальном же смысле случайное есть  то, небытие чего можно мыслить, т. е. то, снятие чего не снимает всего  мыслимого. Если поэтому внутренняя возможность вещей не  предполагает какого-то существования, то оно случайно, ибо и  противоположность его не упраздняет возможности. Другими  словами, противоположность того существования, через которое не  дано материальной стороны всего мыслимого и без которого,  следовательно, нечто все еще мыслимо, т. е. возможно,— в реальном  смысле возможна и, значит, в том же смысле и случайна.

3 Необходимое существо едино Так как необходимое существо содержит в себе последнее реальное  основание всякой другой возможности, то каждая другая вещь будет  возможна только постольку, поскольку она дана через это  необходимое существо как через свое основание. Всякая другая вещь  может поэтому иметь место лишь в качестве следствия, и, стало быть,  возможность и существование всех других вещей зависят от этого  необходимого существа. Но то, что само зависимо, не содержит в себе  последнего реального основания всякой возможности и потому не есть  безусловно необходимое. Следовательно, несколько вещей не могут  быть абсолютно необходимыми.

Допустим, что А есть одно необходимое существо, а В — другое.  Тогда согласно определению В будет возможно лишь постольку,  поскольку оно дано через некоторое другое основание А как его  следствие. Но так как согласно предположению В само необходимо, то  его возможность дана в нем как предикат, а не как следствие из чего-то  другого, а согласно сказанному выше все же только как следствие, что  само себе противоречит.

==415

4 Необходимое существо — существо Простое То, что составлено из многих субстанций, не может быть  безусловно необходимым существом. Это ясно из следующего.  Допустим, что только одна из его частей безусловно необходима, тогда  другие части в их совокупности возможны через нее только как  следствия и не принадлежат к ней как части, существующие наряду с  ней (als Nebenteile). Предположите, что несколько или все части  необходимы, тогда это будет противоречить сказанному в  предшествующем параграфе 3. Поэтому не остается ничего иного, как  только признать, что каждая часть в отдельности случайна, но все,  вместе взятые, они существуют безусловно необходимо. Это, однако,  невозможно, так как соединение субстанций в одно целое не может в  существовании иметь больше необходимости, чем она присуща каждой  из них, и так как им не присуще никакой необходимости, а  существование их случайно, то и существование целого также будет  случайным. А если бы кто-нибудь подумал, что можно сослаться на  определение необходимого существа и сказать, что в каждой отдельной  части имеются последние данные (Data) некоторой внутренней  возможности и во всех них вместе дано все возможное, то это значило  бы представить себе нечто совершенно нелепое, только в скрытом  виде. Ибо если внутреннюю возможность мыслят себе таким образом,  что некоторые [части] могут быть упразднены, однако лишь так,  чтобы то, что было еще дано другими частями как мыслимое, осталось  бы, то для этого пришлось бы представить себе (что само по себе  вполне возможно), что внутренняя возможность была бы отрицаема  или упраздняема. Между тем совершенно немыслимо и  противоречиво, чтобы нечто было ничем, а это имеет следующий  смысл: упразднить внутреннюю возможность — значит уничтожить все  мыслимое, откуда явствует, что условия (Data) для всего мыслимого  должны быть даны в той вещи, упразднение которой также есть  противоположность всякой возможности, и что, следовательно, то,

==416

 что содержит в себе последнее основание некоторой внутренней  возможности, содержит в себе и последнее основание всякой  возможности вообще. Вот почему это основание не может быть  распределено между различными субстанциями.

5 Необходимое существо неизменно и вечно Так как даже его собственная возможность и всякая другая  предполагают такое существование, то никакой другой вид его  существования невозможен, другими словами, необходимое существо  не может существовать различным образом. А именно все, что есть,  определено полностью; так как это существо возможно только потому,  что оно существует, то возможность его имеет место, только  поскольку оно в действительности существует, следовательно, оно  возможно только так, как оно есть в действительности. А потому оно  может быть определено или изменено только таким образом, и не  иначе. Его небытие безусловно невозможно, а тем самым невозможны и  его начало, и гибель; следовательно, оно вечно.

6 Необходимое существо содержит высшую реальность Так как данные для всякой возможности должны быть в нем или  как его определения, или как следствия, данные через него как через  первое реальное основание, то очевидно, что всякая реальность так  или иначе постигается через него. Однако как раз те определения,  посредством которых это существо — высшее основание всякой  возможной реальности, полагают в нем самом ту высшую степень  реальных свойств, которая только может быть вообще присуща вещи.  И так как такое существо есть, следовательно, самое реальное среди  всех возможных, поскольку все другие даже и возможны только через  него, то это не следует понимать в том смысле, что всякая возможная  реальность принадлежит к его определениям. Это - смешение  понятий, которое до сих пор было необыкновенно  27 Иммануил Кант                                        

==417

 распространено. Бога, или необходимое существо, наделяют всеми  реальностями без различия в качестве предикатов, не замечая, что они  никогда не могут иметь место в единичном субъекте в качестве его  определений рядом друг с другом. Непроницаемость тел,  протяженность и тому подобное не могут быть свойствами того, кто  обладает здесь разумом и волей. Напрасно также искать лазейку в том,  чтобы упомянутые свойства не считать за истинную реальность.  Несомненно, что удар тела или сила сцепления есть нечто истинно  положительное. Точно так же боль в ощущениях какого-нибудь  мыслящего существа никогда не есть только лишение. Некоторая ложная  мысль послужила к мнимому оправданию такого представления.  Мысль эта такова: одна реальность никогда не противоречит другой  реальности, ибо и та и другая суть подлинные утверждения, поэтому  они и не противоречат друг другу в одном субъекте. Хотя я и готов  признать, что здесь нет никакого логического противоречия, однако  этим еще не устраняется реальная противоположность; она имеет место  всякий раз, когда нечто в качестве основания уничтожает следствие  чего-то другого посредством реального противопоставления. Сила  движения тела в одном направлении и равное ей стремление к  движению в противоположном направлении не стоят в противоречии  друг с другом. И они действительно возможны в каком-то одном теле  одновременно. Но одна сила уничтожает реальное следствие другой, и  так как в противном случае следствием каждой из них в отдельности  было бы действительное движение, то теперь следствие обеих этих сил,  вместе взятых, составляет в субъекте, т. е. следствие обеих этих  противоположно направленных сил есть покой. Но покой, без всякого  сомнения, возможен, из чего также видно, что реальная  противоречивость есть нечто совсем другое, чем логическая несовместимость,  или противоречие, ибо то, что вытекает из противоречия, безусловно  невозможно. Но в самом реальном существе не может быть никакой  реальной противоположности или положительного антагонизма  присущих ему определений, ибо это имело бы следствием лишение или  отсутствие, что противоречит его

==418

 высшей реальности, и так как при наличии в нем всех реальностей как  определений такой антагонизм должен был бы возникнуть, то эти  реальности не могут все вместе содержаться в нем как предикаты и  потому (так как все они даны через него) будут принадлежать или к  его определениям, или к его следствиям.

На первый взгляд мог бы показаться правильным и такой вывод:  так как необходимое существо содержит в себе последнее реальное  основание всякой другой возможности, то в нем должно заключаться  также и основание всех недостатков и отрицаний самой сущности  вещей; если согласиться с этим, то напрашивается и другой вывод:  само это необходимое существо должно иметь в числе своих  предикатов отрицания, а отнюдь не одну только реальность. Однако  обратим свое внимание на установленное нами понятие этого  необходимого существа. В его существовании изначально дана его  собственная возможность. Из того, что существуют еще другие  возможности, коих реальное основание оно в себе содержит, по закону  противоречия следует, что они вовсе не должны быть возможностью  самого реальнейшего существа и, следовательно, возможностями,  содержащими в себе отрицания и недостатки.

Поэтому возможность всех других вещей в отношении того, что в  них есть реального, зиждется на необходимом существе как на  реальной! основании, недостатки же — на нем как на логическом  основании, поскольку это другие вещи, а не само первосущество.  Возможность тела, поскольку оно имеет протяжение, силы и т. п., имеет  основание в высшем из всех существ; поскольку же ему не хватает силы мыслить, это отрицание заложено в  нем самом по закону противоречия.

В действительности отрицания сами по себе не есть нечто или  мыслимое, что легко можно уяснить себе следующим образом:  допустим, что нет ничего, кроме отрицаний, тогда вообще ничего не  дано и нет никакого нечто, которое можно было бы мыслить.  Отрицания, следовательно, мыслимы лишь через противоположные  полагания, или, вернее, возможны полагания, не являющиеся  наибольшими(3). А в этом по закону тождества

==419

 содержался уже и сами отрицания. Равным образом легко  заметить, что все отрицания, присущие возможностям других  вещей, не имеют никакого реального основания (ибо они не  представляют собой чего-либо положительного) и,  следовательно, предполагают лишь некоторое логическое  основание.

 РАССУЖДЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ОСНОВАНИЕ ДЛЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА БЫТИЯ БОГА

1

Необходимое существо есть дух

Выше было доказано, что необходимое существо есть  простая субстанция и что не только всякая другая реальность  дана через него как через некоторое основание, но что ему  также присуща и та максимально возможная реальность,  которая может заключаться в некотором существе как  определение. Далее могут быть приведены различные  доказательства в пользу того, что сюда относятся и такие  свойства, как рассудок и воля. Ибо, во-первых, и то и другое есть  истинная реальность и могут существовать в некоторой вещи  вместе с максимально возможной реальностью, что неизбежно  приходится признать на основании непосредственного суждения  рассудка, хотя это, пожалуй, и нельзя довести до той степени  отчетливости, которой требуют логически совершенные  доказательства.

Во-вторых, эти свойства духа - рассудок и воля - таковы,  что мы не можем мыслить себе такой реальности, которая при  отсутствии этих свойств могла бы некоторому существу  полностью их возместить. И так как эти свойства способны,  следовательно, достигать высшей степени реальности и в то же  время принадлежат к числу возможных, то через необходимое  существо как некоторое основание должны быть возможны в  других существах рассудок и воля, так же как и всякая другая  реальность духовной природы, - свойства, которые в самом  высшем существе не могут, однако, встречаться в качестве  определения. Следствие было бы

К оглавлению

==420

 поэтому чем-то большим, чем само основание. Ибо несомненно, что  если высшее существо само не имеет рассудка и воли, то всякое другое  существо, полагаемое им с этими свойствами, несмотря на то что оно  было бы от него зависимо и не имело бы разного рода других свойств -   силы и т. д., тем не менее должно было бы в отношении упомянутых  свойств высшего порядка превосходить по своей реальности высшее  сущесгво. А так как следствие не может превосходить основание, то  рассудок и воля должны быть присущи необходимой простой  субстанции в качестве свойств, т. е. эта субстанция есть дух.

В-третьих, порядок, красота и совершенство во всем, что  возможно, предполагают некоторое существо, в свойствах которого  эти отношения имеют свое основание или же благодаря которому как  главному основанию вещи по крайней мере возможны сообразно с  этими отношениями. Необходимое существо есть достаточное реальное  основание для всего другого, что возможно вне его, следовательно, в  нем должно быть и то свойство, благодаря которому все вне его  находящееся может стать действительным соответственно указанным  отношениям. Однако основание внешней возможности - порядка,  красоты и совершенства - будет, по-видимому, недостаточным, если  не предположить воли, соответствующей рассудку. Следовательно,  эти свойства должны быть приписаны высшему существу.

Всякий признает, что, несмотря на наличие всех оснований для  порождения растений и деревьев, правильно расположенные цветники,  аллеи и т. п. возможны только благодаря рассудку, который их  располагает, и благодаря воле, которая их осуществляет. Всякая  производительная сила, равно как и все другие данные для  возможности, без рассудка недостаточна для того, чтобы сделать  возможность такого порядка полной.

Из одного из приведенных здесь оснований или из всех них, взятых  вместе, можно вывести доказательство того, что необходимое существо  должно иметь волю и рассудок, т. е. быть духом. Я хочу здесь  полностью привести лишь основание для доказательства. Дать  настоящее доказательство не входит в мои намерения.

==421

 2 Бог существует Нечто существует безусловно необходимо. Это нечто едино  в своем существе, просто в своей субстанции, дух по своей  природе, вечно по длительности своего существования,  неизменно по своему качеству, абсолютно самодовлеюще в  отношении всего возможного и действительного. Оно - бог. Я  не даю здесь точного определения понятия бога. Я должен был  бы это сделать, если бы имел в виду систематически  рассмотреть свой предмет. То, что я предлагаю здесь, должно  представлять собой только анализ, посредством которого можно  подготовить себя к усвоению настоящей теории. Что же  касается понятия божества, то, как бы хорошо оно ни было  построено, я во всяком случае уверен, что то существо,  существование которого нами только что было доказано, и есть  как раз то божественное существо, чей отличительный признак  можно так или иначе свести к кратчайшему обозначению.

3 Примечание Так как из третьего рассуждения явствует лишь то, что всякая  реальность должна быть дана или в необходимом существе как  определение, или через него как через некоторое основание, то  остается еще нерешенным вопрос, содержатся ли свойства -  рассудок и воля - в высшем существе как присущие ему  определения или их должно рассматривать всего лишь как  следствия, имеющиеся благодаря ему в других вещах. Если бы  справедливо было последнее, то, несмотря на все  преимущества, которые совершенно очевидны в этом  первосуществе, поскольку они вытекают из самодовления, единства и  независимости его бытия как великого основания, его природа  все же была бы гораздо ниже той, которую необходимо  мыслить, когда мыслишь бога. Ибо, не обладая познанием и  способностью решать, оно само было бы слепо действующим,  необходимым основанием других

==422

 вещей и даже других мыслящих существ и отличалось бы от вечной  судьбы некоторых древних только тем, что его описание было бы  более понятным. Именно поэтому во всяком учении должно быть  обращено на это обстоятельство особое внимание, и именно поэтому  мы не могли упустить его из виду.

Последовательно излагая основания для моего доказательства, я  нигде не употребил выражения совершенство. И это не потому, что  считаю, будто всякая реальность уже означает то же самое, что  совершенство, или что оно заключается в величайшей согласованности  в едином. У меня есть серьезные основания для того, чтобы это мое  суждение сильно расходилось со многими другими. После того как я  долгое время производил тщательные общие и специальные  исследования о понятии совершенства, я пришел к убеждению, что в  более точном познании его скрыто очень много такого, что способно  пролить свет на природу духа, нашего собственного чувства и даже на  основные понятия практической философии.

Я узнал, что выражение совершенство в некоторых случаях  страдает, правда, от довольно значительных искажений его  подлинного смысла, связанных с неточностями всякого языка, но что  тем не менее в том его значении, на которое каждый особенно  обращает внимание, оно при всех упомянутых искажениях всегда  предполагает отношение к существу, которое обладает познанием и  способностью желаний (Begierde). Так как потребовалось бы слишком  подробное рассуждение, чтобы довести основание для доказательства  бытия бога и присущей ему реальности до рассмотрения этого  отношения, хотя с помощью того, что нами положено в основу нашего  исследования, это и было бы возможно сделать, то я в соответствии с  целью своего сочинения не счел уместным чрезмерно расширить  изложение привлечением этого понятия.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В соответствии с приведенным выше доказательством каждому  легко будет присоединить к нему такие

==423

 очевидные выводы вроде следующих: я, мыслящий, не представляю  собой безусловно необходимого существа, ибо я не основание всей  реальности, я есмь нечто изменчивое; никакое другое существо, чье  небытие возможно, т. е. чье упразднение не есть в то же время  упразднение всякой возможности, никакая изменчивая вещь или такая,  которая имеет границы, а следовательно, также и мир, не обладают  такой природой; мир не есть акциденция божества, ибо в нем имеются  антагонизм, недостатки, изменчивость - все это противоположно  определениям божества; бог не единственная (einige) существующая  здесь субстанция, а все другие существуют лишь в зависимости от него  и т. д.

Я замечу здесь еще следующее: основание для доказательства  бытия бога, которое мы даем, построено только на том, что нечто  возможно. Оно есть поэтому такое доказательство, которое можно  вести совершенно a priori. Ни мое собственное существование, ни  существование других мыслящих существ, ни существование  телесного мира [при этом] не предполагается. Это доказательство  действительно заимствовано из внутреннего признака абсолютной  необходимости. Существование этого существа именно таким образом  познается из того, что действительно составляет абсолютную  необходимость его, следовательно, в значительной мере генетически.

Все доказательства, которые обыкновенно ведутся от действий  этого существа к его бытию как причине, даже если допустить, что они  могли бы доказывать это бытие с такой строгостью, какой они не  обнаруживают, все же никогда не могут сделать понятной природу  этой необходимости. На основании того только, что нечто существует с  безусловной необходимостью, возможно, чтобы нечто было первой  причиной другого, но из того, что нечто есть первая, т. е. независимая,  причина, следует только, что если имеются действия, то должна  существовать и эта первая причина, но не следует, что она существует с  безусловной необходимостью.

Далее, из предлагаемого нами основания для доказательства  явствует, что сущность каждой другой вещи и реальный момент  всякой вообще возможности имеют

==424

 основание в том едином существе, в котором рассудок и воля,  представляющая собой максимально возможное основание, достигают  высшей степени; в таком существе все должно находиться в предельно  возможном согласии. Вот почему отсюда уже заранее можно  заключить, что так как воля всегда предполагает внутреннюю возможность самой вещи, то основание возможности, т. е. сущность бога,  будет находиться с его волей в наибольшем согласии не в том смысле,  что бог благодаря своей воле есть основание внутренней возможности,  а потому, что та самая бесконечная природа, которая относится к  сущности каждой вещи как основание, относится в то же время к  данным через нее величайшим следствиям как высшая способность  желания и что это второе отношение может быть плодотворным,  только если предполагается первое. Поэтому возможности самих  вещей, данных через божественную природу, будут согласованы с  великим желанием бога. А в этом именно согласии и состоит благо и  совершенство. И так как вещи согласуются с благом, то даже в  возможностях вещей будет уже единство, гармония и порядок.

Но если глубокое рассмотрение существенных свойств вещей,  которые раскрывает нам опыт, позволяет нам даже в необходимых  определениях их внутренней возможности увидеть единство в  многообразном и слаженность в разрозненном, то таким образом, идя  по пути познания, мы в состоянии будем a posteriori заключить к  единому принципу всякой возможности и в конце концов достигнем  того самого основного понятия безусловно необходимого бытия, от  которого мы отправлялись первоначально, идя априорным путем.  Теперь же наше внимание должно быть обращено на то, чтобы  посмотреть, нельзя ли в самой внутренней возможности вещей найти  необходимое отношение к порядку и гармонии, а в этом неизмеримом  многообразии — единство, чтобы мы могли на этом основании судить,  дает ли сама сущность вещей возможность для познания высшего,  общего [для всех них] основания.

==425

00.htm - glava19

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

О ШИРОКОЙ ПОЛЬЗЕ, ОСОБЕННО ПРИСУЩЕЙ  ЭТОМУ СПОСОБУ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

РАССУЖДЕНИЕ  ПЕРВОЕ,

В КОТОРОМ ОТ ЗАМЕЧАЕМОГО ЕДИНСТВА В СУЩНОСТИ ВЕЩЕЙ ЗАКЛЮЧАЮТ A POSTERIORI К БЫТИЮ БОГА 1 Единство в многообразии сущности вещей, показанное  на свойствах пространства Необходимые определения пространства доставляют геометру  немалое удовольствие очевидностью убеждения, точностью  выполнения, а равно и той широкой сферой применения, по  сравнению с которой все человеческое познание не может дать ничего,  что с ней могло бы сравниться, не говоря уже о том, чтобы ее  превзойти. В настоящий момент, однако, я рассматриваю этот предмет  с совсем другой точки зрения. Я смотрю на него глазами философа и  замечаю, что при столь необходимых определениях господствуют  порядок и гармония, а также согласованность и единство в безмерном  многообразии. Пусть какое-то пространство будет, например,  ограничено движением прямой линии вокруг одной неподвижной  точки. Я сразу же понимаю, что таким образом получу окружность,  все точки которой находятся на одинаковом расстоянии от  упомянутой неподвижной точки. Однако я не вижу никакого  основания для того, чтобы в столь простом построении предполагать  какое-то особенно большое многообразие, которое именно благодаря  этому построению было бы подчинено великим правилам порядка. Но вот  я нахожу, что все прямые линии, пересекающиеся внутри круга в любой

==426

 точке, доходя до окружности, всегда оказываются разделенными в  геометрической пропорции; узнаю также, что все линии, которые,  исходя из какой-то точки вне круга, пересекают его, всегда делятся на  отрезки, обратно пропорциональные целым линиям этих отрезков.  Если подумать, какие бесконечно разнообразные положения могут  занять эти линии, пересекающие круг упомянутым образом, и  заметить, что они тем не менее неизменно подчиняются одному и тому  же закону, от которого они не могут отступить, то, несмотря на то что  истинность этого легко можно понять, все это кажется чем-то  неожиданным: для описания этой фигуры требуется так мало, а  проистекают отсюда такой порядок и столь совершенное единство в  многообразном.

Если необходимо расположить наклонные плоскости с разным  уклоном по отношению к горизонтали, и притом такой длины, чтобы  свободно скатывающиеся по ним тела достигали их конца в одно и то  же время, то каждый понимающий механические законы признал бы,  что для этого потребуется разного рода устройство. Между тем в  круге само это устроение может бесконечное число раз видоизменять  свое положение, и, однако, в каждом отдельном случае это происходит  с величайшей правильностью. Ибо все хорды, упирающиеся в  вертикальный диаметр, все равно, опущены ли они из его верхней или  низшей точки с каким бы то ни было уклоном, имеют то общее, что  свободное падение по этим хордам происходит в одинаковое время. Я  вспоминаю, что один смышленый ученик, когда я изложил ему это  положение вместе с относящимся к нему доказательством, хорошо  поняв все это, был, однако, так поражен им, как если бы это было  чудом природы. И в самом деле, наш ум оказывается потрясенным и  естественно приходит в изумление от такого удивительного сочетания  многообразного по столь плодотворным правилам в таком  незначительном, кажущемся столь простым предмете, как  окружность. И нет такого чуда природы, которое благодаря красоте  или порядку, господствующим в ней, давало бы больше повода к  такому изумлению, разве только в том случае, когда изумление это  происходит оттого, что причина красоты и

==427

 порядка в природе не очень понятна; но это уже плод невежества.

То поле, на котором я собираю замечательно факты, так полно  ими, что, даже не двигаясь с того места, на котором мы находимся, мы  открываем бесчисленные красоты. В геометрии имеются такие  решения, когда то, что кажется возможным лишь с помощью  обширных приготовлений, раскрывается как бы само собой в самом  предмете. Эти решения каждым воспринимаются как наиболее  подходящие, и притом тем в большей мере, чем меньше приходится  при этом что-либо делать самому и чем сложнее в то же время само  решение. Форма кругового кольца между двумя имеющими один  общий центр окружностями весьма отлична от площади круга, и  сначала каждому представляется трудным и требующим большого  искусства превратить это кольцо в площадь круга. Однако, как  только я пойму, что линия, касающаяся внутренней окружности,  будучи продолжена настолько, чтобы с обеих сторон пересечь  окружность большего круга, есть диаметр круга, площадь которого  будет в точности равна площади кругового кольца, я не могу не  выразить некоторое удивление по поводу того простого способа,  каким искомое с такой легкостью раскрывается в самой природе  вещи, что мне самому не приходится при этом делать почти никакого  усилия.

Дабы в необходимых свойствах пространства заметить единство  при величайшем многообразии и связи там, где, казалось бы,  необходимость одного совершенно отлична от необходимости  другого, нам достаточно бросить взгляд на фигуру круга,  содержащую в себе еще бесконечное множество свойств,  незначительная часть которых нам известна. Отсюда можно  заключить, какое неизмеримое количество подобного рода  гармонических отношений заключается еще в свойствах пространства,  многие из которых высшая геометрия раскрывает в сходствах  различного рода кривых линий. При этом все эти свойства помимо  упражнения ума через их мысленное постижение затрагивают и наше  чувство подобным или даже еще более возвышенным образом, чем  случайные красоты природы.

==428

 Если при подобного рода устроениях природы  правомерно спрашивать о причине столь далеко простирающейся  согласованности в многообразном, то разве с меньшим правом  можно спрашивать об этом, когда видим соразмерность и  единство в бесконечно разнообразных определениях  пространства? И разве эта гармония менее удивительна  оттого, что она необходима. Я полагаю, что она поэтому тем  более удивительна. И разве потому, что совокупность явлений  (dasjenige Viele), необходимость каждого из которых была бы  особой и независимой, никогда не отличалась бы порядком,  слаженностью и единством во взаимоотношениях, разве это не  наводит на мысль о существовании высшей причины самой  сущности вещей в такой же мере, как и гармония в случайных  установлениях природы, поскольку единство основания  порождает и единство во всех следствиях?

2 Единство в многообразии сущности вещей,  показанное на том, что есть  необходимого в законах движения Если в природе наблюдается порядок, установленный  как бы с какой-то особой целью, поскольку он не мог бы  быть осуществлен в силу одних только всеобщих свойств  материи, то этот порядок мы рассматриваем как нечто  случайное и как результат некоторого выбора. Если же  обнаруживаются еще новая согласованность, порядок и  польза, а также приспособленные для этого посредствующие  причины, то и об этом мы судим подобным образом. Такая  связь совершенно чужда природе вещей, и лишь потому, что  кому-то было угодно их связать, они и находятся в этой  гармонии. Нельзя указать никакой общей причины, почему  когти кошки, льва и других животных устроены так, что они  могут втягиваться, кроме той причины, что некий творец  устроил их так, дабы уберечь их от стачивания, поскольку  эти животные должны иметь подходящие орудия для того,  чтобы хватать и удерживать свою добычу. Однако если  некоторые более общие свойства, присущие материи,

==429

 кроме обусловливаемой ими пользы, ради которой они, как можно  думать, и были именно так устроены, если эти свойства без малейшего  нового приспособления обнаруживают особую пригодность к еще  большей согласованности; если простой закон, который каждый  признал бы необходимым уже ради одного только блага, тем не менее  обнаруживает большую плодотворность еще и в отношении многого  другого; если еще другая польза и слаженность естественно (ohne  Kunst), более того, совершенно необходимо вытекают из него; если,  наконец, все это так происходит во всей материальной природе, то  очевидно, что в самой сущности вещей заложены общие отношения к  единству и связи и что некая всеобщая гармония распространяется  также и на область возможного. Все это вызывает изумление по  поводу столь большой слаженности и естественной согласованности,  которые, делая излишним мучительное и вынужденное искусство,  сами никогда не могут быть объяснены случайностью, а указывают на  некоторое, в самих возможностях вещей лежащее единство и общую  зависимость самой сущности каждой вещи от единого великого  основания. Я попытаюсь это удивительное явление пояснить на  нескольких легких примерах, причем я буду тщательно следовать  методу постепенного восхождения от достоверного через  непосредственное наблюдение к более общему суждению.

Можно избрать какую-нибудь одну пользу из тысячи и на ее  основании признать необходимым существование атмосферы, если  хотят во что бы то ни стало иметь в качестве основания некоторую  цель, впервые обусловившую некоторое устроение в природе.  Допустим, я признаю это и буду считать дыхание людей и животных  конечной целью этого устроения. И этот воздух посредством тех же  свойств и никаких других, т. е. посредством тех, которые нужны  только для дыхания, приводит к бесконечному множеству прекрасных  следствий, которые необходимо ему сопутствуют и не могут быть  вызваны какими-то особыми устройствами. Та же упругая сила и та  же сила тяжести воздуха делают возможным и сосание, без которого  детеныши были бы лишены пищи, как равным образом и возможность

К оглавлению

==430

 насосных сооружении есть непосредственное следствие этих свойств  воздуха. Благодаря им же влага испарениями поднимается вверх, а эти  испарения наверху сгущаются затем в облака, которые украшают  день, нередко умеряют чрезмерную жару солнца, в особенности же  служат к тому, чтобы благотворно увлажнять сухие области на земной  поверхности, отнимая воду из водоемов, находящихся в низменностях.  Сумерки, удлиняющие день и постепенным увеличением темноты  делающие для глаза безвредным переход от ночи к дню, в особенности  же ветры суть совершенно естественные следствия движения воздуха.

Представьте себе, что какой-то человек строит предположение,  каким образом берега стран жаркого пояса, которые в общем  подвергаются действию жары в большей мере, чем местности,  лежащие дальше в глубь страны, могли бы пользоваться несколько  более терпимой температурой. Тогда он вернее всего вспомнит о  морском ветре, который для этого должен дуть в самые жаркие часы  дня. Но ввиду того, что в ночное время на море гораздо скорее  становится холодно, чем на суше, не было бы, пожалуй, полезно,  чтобы этот ветер дул постоянно; потому этот человек пожелал бы,  чтобы провидению было угодно устроить так, чтобы в средние часы  ночи ветер вновь поворачивал с суши назад, что могло бы повлечь за  собой также и много другой пользы. Тогда оставался бы еще только  вопрос, посредством какой механики и каких искусственных  приспособлений можно было бы получить такое изменение ветра. И  вот здесь пришлось бы серьезно подумать о следующем: так как  человек не может требовать, чтобы все законы природы  приспособлялись к его удобствам, то это средство, само по себе,  правда, возможное, могло бы оказаться настолько плохо согласующимся с другими необходимыми устроениями природы, что высшая  мудрость именно по этим соображениям не сочла бы за благо  применить это средство. Между тем все эти сомнения излишни. То,  что сделало бы устройство, созданное по обдуманному плану,  совершает здесь воздух по всеобщим законам движения, и все тот же  простой принцип всякой побочной пользы воздуха

==431

 производит здесь и эту пользу без каких-либо новых и особых  приспособлений. Воздух над раскаленной почвой такой страны,  разреженный дневной жарой, неизбежно уступит свое место более  плотному и тяжелому воздуху над прохладным морем и вызовет  морской ветер, который вследствие этого будет дуть, начиная с  самого жаркого времени дня до позднего вечера, а морской воздух,  который по тем же причинам днем не был так сильно накален, как  воздух над сушей, охладится за ночь скорее, уплотнится и к ночи  вызовет обратное движение воздуха с суши. Каждому известно, что  все берега в жарком поясе земного шара испытывают эту перемену  ветров.

Дабы показать, в каких отношениях к порядку и гармоничности  находятся простые и весьма общие законы движения в силу  необходимости самой их сущности, я бросил взгляд лишь на  незначительную часть природы, а именно на действия воздуха.  Нетрудно заметить, что все бесчисленные устройства природы  открыты передо мной в таком же смысле. Я оставляю за собой право в  дальнейшем кое-что еще прибавить для расширения этой прекрасной  картины природы. В данный момент я упустил бы из виду нечто  существенное, если бы не упомянул о важном открытии г-на  Мопертюи, касающемся согласованности необходимых и самых общих  законов движения (4).

То, что мы привели здесь в доказательство, относится, правда, к  весьма распространенным и необходимым законам, однако касается  лишь особого вида материи в мире. Г-н Мопертюи, напротив,  доказывал, что даже самые общие законы, по которым действует материя вообще, все равно, идет ли речь о равновесии или о толчке, об  упругих или неупругих телах, о преломлении света или его отражении,  подчинены одному господствующему правилу, согласно которому  всегда наблюдается величайшая экономия действия. Действия материи, несмотря на огромные различия, какие вообще могут быть  между ними, благодаря этому открытию подводятся под одну общую  формулу, выражающую их отношение к порядку, красоте и  согласованности. При этом сами законы движения таковы, что без них

==432

 никогда нельзя мыслить материю, и они столь необходимы, что и без  всякого труда могут быть с величайшей отчетливостью выведены из  общих и существенных свойств материи. Упомянутый  проницательный ученый сразу понял, что, поскольку это порождает в  бесконечном многообразии Вселенной единство, а в слепой  необходимости - порядок, должен существовать некоторый высший принцип,  от которого все это может получить свою гармонию и слаженность.  Он справедливо полагал, что столь общая связь в самых простых  свойствах вещей дает нам гораздо более подходящее основание с несомненностью усмотреть в некоем совершенном первичном существе  последнюю причину всего существующего в мире, чем наблюдение  разного рода случайного и изменчивого устройства по законам,  имеющим частный характер. Теперь вопрос в том, какой вывод  сделает высшая философия из этого важного и нового воззрения?  Мне кажется, я правильно предполагаю, что Королевская академия  наук в Берлине именно это и имела в виду при назначении темы на  соискание премии; необходимы ли или случайны законы движения, на  этот вопрос никто не дал, однако, ожидаемого ответа.

Если случайность понимается в реальном смысле, т. е. состоит в  зависимости материальной стороны возможности от чего-то другого,  то очевидно, что законы движения и общие свойства материи, им  подчиняющиеся, должны зависеть от некоторого великого,  всеобъемлющего первосущества как основания порядка и согласованности.  Ибо кто стал бы считать, что в большом многообразии, в котором  каждая отдельная вещь имела бы свою собственную, совершенно  независимую природу, все, однако, по некоторой странной  случайности устроилось как раз так, чтобы все находилось в согласии  со всем и обнаруживало бы в целом единство. Однако так определенно  не бросается в глаза, что этот общий принцип относится не только к  существованию этой материи и к свойствам, которыми она наделена,  но и к возможности всякой материи вообще и к самой ее сущности; ведь то, что наполняет собой пространство, что способно к движению  толчка и давления, мыслимо лишь при условиях, из которых  упомянутые законы с  28 Иммануил Кант

==433

 необходимостью вытекают. Легко понять, таким образом, что эти законы  движения материи безусловно необходимы, т. е. что если  предположить возможность материи, то для нее было бы  противоречием действовать по другим законам, и это логическая  необходимость высшего порядка; что внутренняя возможность самой  материи, а именно ее условия (Data) и то реальное, что лежит в основе  этого мыслимого, дана тем не менее не независимо или сама для себя, а  полагается через некоторый принцип, в котором многообразное  приобретает единство, а различное - связь, что доказывает  случайность законов движения в реальном смысле.

 РАССУЖДЕНИЕ  ВТОРОЕ РАЗЛИЧЕНИЕ МОРАЛЬНОЙ И НЕМОРАЛЬНОЙ ЗАВИСИМОСТИ ВСЕХ ВЕЩЕЙ ОТ  БОГА Зависимость какой-либо вещи от бога, поскольку он ее основание  через посредство своей воли, я называю моральной, всякую же  другую неморальной. Поэтому если я утверждаю, что бог содержит в  себе последнее основание даже внутренней возможности вещей, то  каждый легко поймет, что эта зависимость может быть только  неморальной, ибо воля ничего не делает возможным, а принимает  лишь решение о том, что уже предположено в качестве возможного.  Поскольку бог содержит в себе основание существования вещей, я  признаю, что эта зависимость всегда моральна, т. е. что вещи потому  существуют, что он хотел, чтобы они были.

В самом деле, внутренняя возможность вещей дает тому, кто  принял решение об их существовании, материалы, содержащие в себе  исключительную пригодность для их согласованности и в самом их  существе заложенную приспособленность к многообразно  упорядоченному и прекрасному целому. То, что атмосфера  существует, может быть приписано богу как моральному основанию  из-за могущих быть таким образом достигнутыми целей. Однако то,  что столь большая плодотворность заложена в существе одного столь  простого основания, что уже в его возможности заключено столько

==434

 слаженности и гармония, не требующих каких-либо новых приспособлений,  чтобы согласно многообразным правилам порядка быть в  соответствии с другими возможными вещами мира, -  все это,  конечно, также не может быть приписано свободному выбору, ибо  всякое решение воли предполагает познание возможности того, о чем  должно быть принято решение.

Все то, основания чего следует искать в свободном выборе,  должно быть именно поэтому и случайным. Однако соединение между  собой многих и разнообразных следствий, с необходимостью  вытекающих из одного основания, не есть случайное соединение, а  следовательно, оно не может  быть приписано свободному  определению воли. Так, выше мы видели, что возможность насосных  сооружений, дыхания, а также превращение жидких веществ, если  таковые имеются, в пары, ветры и т. д. неразрывно связаны между  собой, ибо все они зависят от одного основания, а именно от  упругости и тяжести воздуха, и эта согласованность многообразного в  едином поэтому вовсе не случайна и, следовательно, не может быть  приписана моральному основанию.

Я имею здесь в виду единственно только то отношение, которое  сущность воздуха или какой-нибудь другой вещи имеет к  возможному порождению столь многих прекрасных следствий, т. е. я  рассматриваю здесь только годность их природы для столь многих  целей, и здесь единство ввиду согласованности одного основания со  столь многими возможными следствиями, конечно, необходимо, а эти  возможные следствия именно поэтому неотделимы как друг от друга,  так и от самой вещи. Что же касается действительного порождения  этих видов пользы, то оно постольку случайно, поскольку нечто из  того, к чему относится вещь, может отсутствовать или какая-то  посторонняя сила может помешать его действию.

В свойствах пространства заложены прекрасные отношения, а в  неизмеримом многообразии его определений - поразительное  единство. Существование всей этой гармоничности, поскольку  материя должна была заполнять пространство, со всеми вытекающими  из нее

==435

 следствиями необходимо объяснить свободным определением первой  причины; что же касается объединения между собой столь многих  следствий, находящихся в такой большой гармонии с вещами в мире, то  было бы нелепо искать его в некоей воле. К числу других необходимых  следствий природы воздуха необходимо отнести еще одно,  указываемое ниже, так как веществам, движущимся в воздухе,  оказывается благодаря ему сопротивление. Дождевые капли, падая с  чрезвычайно большой высоты, задерживаются воздухом и опускаются  на землю с умеренной скоростью, между тем как без этого замедления  они приобрели бы при падении с такой высоты весьма губительную  силу. Эта выгода, поскольку без нее и сам воздух был бы невозможен,  связана с другими его свойствами не благодаря какому-то особому  решению. Связь частей материи может, например в воде, быть  необходимым следствием возможности материи вообще или  представлять собой особое устроение их, но непосредственным  действием этого будет круглая форма малых частей ее в виде дождевых  капель. А благодаря этому по весьма общим законам движения  становится возможной прекрасная разноцветная радуга, с  потрясающим великолепием и правильностью поднимающаяся над  горизонтом, как только незакрытое облаками солнце бросит свои лучи  на падающие перед ним капли дождя. То, что существуют жидкие  вещества и тяжелые тела, объясняется только волей могущественного  творца, но в самой сущности вещи заключается то, что небесное тело в  своем жидком состоянии с совершенной необходимостью стремится,  подчиняясь всеобщим законам, принять форму шара — форму,  которая затем лучше всякой другой возможной формы согласуется со  всеми другими целями Вселенной, поскольку, например, именно такая  поверхность способна к наиболее равномерному распределению света.

Взаимная связь частей материи и то противодействие, которое в  них связано с их отделяемостью, делает необходимым трение, имеющее  столь большую пользу и так хорошо согласующееся с порядком во  всех многообразных изменениях природы, как могло бы

==436

 согласоваться с ним то, что проистекало бы не из столь общих оснований,  а привходило бы туда в силу некоторого особого устроения. Если бы  трение не замедляло движений, то сохранение однажды приведенных в  действие сил через сообщение их другим телам, их отталкивание,  постоянно повторяющиеся толчки и потрясения в конце концов  привели бы все в беспорядок. Плоскости, на которых помещаются  тела, должны были бы всегда быть совершенно горизонтальными  (каковыми они в действительности бывают лишь редко), иначе эти тела  всегда скользили бы. Все крученые веревки держатся только  благодаря трению. Ибо нити, более короткие, чем вся веревка, могли  бы быть отделены одна от другой самой незначительной силой, если бы  от этого не удерживало их трение, соответствующее той силе, которой  они посредством их сплетения были прижаты друг к другу.

Я для того привожу здесь в пример эти мало привлекающие к себе  внимание и обыкновенные следствия из самых простых и самых общих  законов природы, чтобы великая и бесконечно распространенная  согласованность всех вообще вещей между собой по их сущности, а  также великие следствия, которые должны быть приписаны этой  согласованности, можно было вывести из этих законов также и в тех  случаях, когда оказываешься не в состоянии свести тот или иной  порядок в природе к таким простым и общим основаниям, а также для  того, чтобы дать почувствовать всю нелепость ссылки на  божественную мудрость как на особое основание для объяснения  подобного рода согласованностей. То, что существуют вещи,  находящиеся в таком прекрасном взаимоотношении, следует приписать  мудрому выбору того, кто создал их ради этой гармонии, но то, что  каждая из этих вещей содержит в себе столь большую способность к  разнообразной согласованности через простые основания, благодаря  чему может поддерживаться достойное удивления единство в целом,  это заложено в самой возможности вещей, и так как здесь исчезает то  случайное, что должно быть предположено при каждом выборе, то  основание этого единства можно, правда, искать в некотором мудром  существе, но не через посредство его мудрости.