Часть 4.

Т е о ф и л. Быть может, г. Молинэ и автор "Опыта..." не настолько расходятся со мной, как это кажется сначала, а доводы в пользу их взгляда, содержавшиеся, очевидно, в письме Молинэ, успешно использовавшего их, чтобы показать своим собеседникам их ошибку, были нарочно удалены Локком, чтобы дать больше работы собственной мысли читателей. Если вы вдумаетесь в мой ответ, то заметите, что я внес в него одно условие, которое можно считать как бы включенным в сам вопрос: речь идет только о том, чтобы различить две фигуры; наш слепой знает, что то, что он видит перед собой, - либо куб, либо шар. В этом случае мне кажется бесспорным, что прозревший слепой сможет различить их с помощью принципов разума в соединении с чувственным познанием, доставленным ему раньше осязанием. Говоря это, я имею в виду не то, как он поступит, может быть, в действительности, пораженный и оглушенный новизной представившегося ему и, кроме того, мало привыкший делать умозаключения. В своем

утверждении я основываюсь на том, что у шара нет

выделяющихся точек, так как все у нега гладко и без углов, между тем как у куба есть восемь точек, выделяющихся среди всех других. Если бы не было этого способа различать фигуры, то слепой не мог бы путем осязания научиться начаткам геометрии. Между тем мы знаем, что слепорожденные способны изучить геометрию и обладают всегда некоторыми начатками естественной геометрии, а мы обычно научаемся геометрии при помощи одного только зрения, не пользуясь осязанием, как это мог бы и должен бы сделать паралитик или всякий другой человек, который не мог бы воспользоваться осязанием. Обе эти геометрии геометрия слепого и геометрия паралитика – должны согласоваться между собой и даже опираться на одни и те же идеи, хотя у них нет никаких общих образов. Это опять таки показывает, насколько тщательно следует отличать образы от точных идей, заключающихся в определениях.

Действительно, было бы очень любопытно и даже

поучительно основательно исследовать идеи слепорожденного

и услышать его описания фигур. Ведь он может

добиться этого, и он может даже понять оптику, поскольку

она зависит от отчетливых математических идей, хотя он не

способен представить себе ясной, но неотчетливой стороны

(clair-confus) ее, т. е. образа света и цветов. Вот почему один слепорожденный, прослушавший лекции по оптике, которые он, по-видимому, недурно понял, ответил на

==136

2, IX

вопрос о том, что он думает о свете, что он представляет себе его в виде чего-то приятного вроде сахара. Точно так же было бы очень важно исследовать идеи глухонемого от

природы относительно вещей, не обладающих фигурой:

у нас имеются обыкновенно словесные описания их, его же

описание должно быть совершенно иного рода, хотя оно

может быть эквивалентно нашему, подобно тому как

китайское письмо приводит к результатам, эквивалентным

результатам нашего алфавита, хотя оно бесконечно

отличается от него и может показаться изобретенным

глухонемым. Одно высокопоставленное лицо милостиво

сообщило мне, что в Париже один глухонемой от природы,

обретший наконец слух 120 и научившийся теперь французскому языку (сообщение об этом недавно пришло от

французского двора), рассказал очень много любопытного

насчет своих прежних представлений и насчет изменений,

которые претерпели его идеи, после того как у него стало

действовать чувство слуха. Глухонемые от природы могут

добиться гораздо большего, чем это думают. В Ольденбурге

при последнем графе жил один глухонемой, который стал

недурным живописцем и вообще был очень рассудительным

человеком. Один весьма ученый господин, по

происхождению бретонец, мне рассказал, что в Бленвилле,

в 10 лье от Нанта, принадлежащем герцогу де Рогану, около

1690 г. жил один бедняк, жилищем которому служила

хижина недалеко от замка, за городом. Глухонемой от

рождения, он носил письма и другие вещи в город

и находил дома по признакам, которые указывали ему

лица, обычно пользовавшиеся его услугами. Под конец

бедняга еще ослеп, но тем не менее он продолжал

выполнять кое-какие поручения и относить письма в город,

пользуясь знаками, подававшимися ему с помощью

осязания. В его хижине была доска, проложенная от двери

до места, где находились его ноги, и по движению этой

доски он узнавал, зашел ли кто-нибудь к нему. Люди

делают большое упущение, не пытаясь тщательно познакомиться со способом мышления таких лиц. Если этот

человек уже умер, то возможно, что кто-нибудь из местных

жителей мог бы сообщить о нем какие-нибудь сведени

и рассказать нам, как ему объясняли то, что он должен был

выполнить. Но вернемся к вопросу о том, что мог бы сказать о шаре и кубе, увидя их, но не прикасаясь к ним,

прозревший слепорожденный. На это я отвечу, что он

различит их, как я уже сказал, если кто-нибудь предупредит

2,IX

==137

его, что впечатления и восприятия, которые он получит,

будут относиться к кубу и шару. Но без этого предварительного предупреждения он, я думаю, не догадается сразу, что эти своеобразные изображения, которые образуются в глубине его глаз и которые могут происходить от плоского рисунка на доске, представляют тела, пока его в этом не убедит осязание или же пока путем рассуждений, исходя из законов оптики о световых лучах, он не поймет на основании распределения света и теней, что какая-то вещь задерживает эти лучи и что это должно быть именно то, что он испытывает при прикосновении. Он сможет наконец убедиться в этом, если этот шар и куб придут в движение, причем он увидит, как в зависимости от движения изменяется тень и вид фигур, или если оба этих тела останутся в покое, но переменит место освещающий их свет, или же если переменят свое положение его глаза.

Приблизительно таким же образом мы отличаем издали

картину или перспективу, представляющую тело, от самого

тела.

§ 11. Ф и л а л е т. Вернемся к восприятию вообще. Оно отличает животное от низших существ.

Т е о ф и л. Я склонен думать ввиду большой аналогии

между растениями и животными, что и у растений есть

некоторое восприятие и влечение (appetition). Если

существует растительная душа, как это принято думать, то

она должна обладать восприятием. Это не мешает мне

приписывать механизму все то, что происходит в теле

растений и животных, за исключением [момента] их

образования. Я признаю также, что движение так

называемого чувствительного растения совершается механически, и не одобряю тех, кто прибегает к душе, когда надо объяснить частные явления, наблюдаемые у растений и у животных.

§ 14. Ф и л а л е т. Я сам не могу не признать, что даже у таких животных, как устрицы и ракушки, имеется весьма слабое восприятие. Более сильные ощущения были бы

обременительны для животного, которое вынуждено всегда

оставаться на том месте, куда его забросил случай и где оно омывается холодной или теплой, чистой или грязной водой, как придется.

Т е о ф и л. Прекрасно, и я думаю, что приблизительно то же можно сказать и о растениях. Что же касается человека, то его восприятия сопровождаются способностью рефлексии, приходящей в действие, когда для этого

==138

2, IX

имеется надлежащий материал. Но когда человек находитс

в состоянии, подобном летаргии, и почти лишен

ощущений, то рефлексия и сознание прекращаются, и он

совсем не думает о всеобщих истинах. Однако врожденные

и приобретенные способности и предрасположения и даже

впечатления, получаемые им в этом смутном состоянии, не

прекращаются из-за этого и не исчезают, хотя он их

и забывает. Когда-нибудь дойдет и до них очередь, и они

дадут тогда некоторый заметный результат, так как

в природе нет ничего бесполезного, и все спутанное должно

развернуться (se developper), и живые существа, пришедшие

в состояние некоторой тупости, должны когда-нибудь

снова подняться до восприятии более высокого

уровня, а так как простые субстанции навсегда сохраняют

свое существование, то не следует судить о вечности на

основании каких-нибудь нескольких лет.

00.htm - glava11

Глава Х

ОБ УДЕРЖАНИИ

§ 1,2. Ф и л а л е т. Другую способность духа, посредством которой он дальше продвигается в познании вещей, чем посредством простого восприятия, я называю удержанием (retention); оно сохраняет знания, полученные

посредством чувств или рефлексии. Удержание происходит

двумя способами: первый - это действительное сохранение

имеющихся в наличии идей, то, что я называю

созерцанием (contemplation); второй-это способность

оживления их перед духом, то, что называют памятью.

Т е о ф и л. Мы удерживаем также и созерцаем

врожденные знания, и очень часто невозможно отличить

врожденное от приобретенного. Существует также восприятие

образов: и тех, которые находятся уже в нас

с некоторого времени, и тех, которые образуются в нас

заново.

§ 2. Филалет. Мы думаем, что эти образы или идеи

прекращают свое существование, лишь только их перестают

сознавать актуальным образом, и что утверждение об

идеях, сохраняющихся в памяти, означает по существу

лишь то, что душа обладает во многих случаях способностью

оживлять бывшие в ней прежде восприятия, которые

сопровождаются ощущением, убеждающим ее в том, что

она уже раньше имела подобные восприятия.

2. Х

==139

Т е о ф и л. Если бы идеи были только формами, или

видами, мыслей, то они прекращались бы вместе

с последними; но Вы сами признали, милостивый государь,

что они являются их внутренними объектами, и таким

образом они могут продолжать существовать. Я удивляюсь,

что Вы все еще обращаетесь к этим голым силам, или

способностям, которые Вы отвергли бы, конечно, у представителей схоластической философии. Следовало бы объяснить несколько более отчетливо, в чем заключается эта способность и как она обнаруживается, и это показало бы, что в душе, равно как и в теле, имеются предрасположения, являющиеся остатками прошлых впечатлений, но которые мы сознаем лишь тогда, когда у памяти окажется какой-нибудь повод к этому. Если бы от прошлых мыслей не оставалось ничего, лишь только мы переставали бы думать о них, то нельзя было бы объяснить, каким образом мы можем сохранить о них воспоминание, а прибегать для объяснения этого к какой-то голой способности - это все равно что ничего не объяснять.

00.htm - glava12

Глава XI

О РАЗЛИЧЕНИИ, ИЛИ О СПОСОБНОСТИ

РАЗЛИЧАТЬ ИДЕИ

§ 1. Ф и л а л е т. От способности различения идей

зависит очевидность и достоверность многих положений,

которые считаются врожденными истинами.

Т е о ф и л. Я признаю, что требуется способность

различения, чтобы мыслить об этих врожденных истинах

и раскрыть их; но от этого они не перестают быть

врожденными.

§2. Ф и л а л е т. Остроумие (vivacite de l'esprit)

заключается в быстром подбирании (repeller) идей;

суждение же состоит в том, чтобы ясно представлять себе

идеи и точно различать их.

Т е о ф и л. Может быть, в обоих обнаруживаетс

живость воображения, а суждение заключается в исследовании положений согласно требованиям разума.

Ф и л а л е т. Я готов признать это различие ума

и суждения. Иногда сила суждения заключается в том.

чтобы не слишком пользоваться ею. Так, например.

исследовать некоторые остроумные мысли на основании

строгих правил истины и здравого рассуждения - это

значит портить их.

К оглавлению

==140

2, XI

Т е о ф и л. Ваше замечание удачно. Остроумные

мысли должны иметь некоторые основания, хотя бы

кажущиеся, в разуме, но не следует разбирать их слишком

скрупулезно, подобно тому как не следует рассматривать

картину на слишком близком расстоянии. В этом пункте,

по-моему, не раз грешит патер Бугур со своим здравым

подходом к остроумным произведениям 121, примером чего

может служить его презрительное отношение к известному

остроумному стиху Лукиана:

Victrix causa Diis placuit, sed victa Catoni 122

§ 4. Ф и л а л е т. Другой вид деятельности духа по

отношению к его идеям - это сравнение их друг с другом

в отношении размера, степени, времени, места и других

условий; от этого зависит весь тот обширный круг идей,

который обозначается термином "отношение".

Т е о ф и л. По моему мнению, отношение есть нечто

более общее, чем сравнение, так как отношения бывают

либо отношениями сравнения, либо отношениями связи (de

concours). Первые имеют дело с соответствием или

несоответствием (я беру эти слова в менее широком

смысле) и охватывают сходство, равенство, неравенство

и т. д. Вторые заключают в себе некоторую связь, как,

например, связь причины и следствия, целого и его частей,

положения и порядка и т. д.

§ 6. Ф и л а л е т. Другой операцией нашего духа

является соединение простых идей для образования из них

сложных идей. Сюда можно отнести способность расширять

идеи, соединяя вместе идеи одного и того же вида, как,

например, образуя дюжину из нескольких единиц.

Т е о ф и л. И то и другое, несомненно, сложные

операции, но соединение сходных идей проще, чем

соединение различных идей.

§ 7. Ф и л а л е т. Сука станет кормить лисят, играть с ними и любить их так же, как своих щенят, если заставить лисят сосать ее настолько, чтобы все ее молоко уходило на них. Животные, у которых бывает сразу много детенышей, по-видимому, совсем не знают числа их.

Т е о ф и л. Любовь животных вытекает из удовольствия, усиливаемого привычкой. Что же касается вопроса о точном знании числа, то даже люди способны знать количества вещей лишь благодаря какой-нибудь уловке, например пользуясь для счета числительными именами

2, XI

==141

или же прибегая к наглядному расположению предметов,

показывающему сразу, без сосчитывания, если чего-нибудь

недостает.

§ 10. Ф и л а л е т. Животные не образуют абстракций.

Т е о ф и л. Я того же мнения. Они, очевидно, знают

белизну и замечают ее в меле, как и в снеге; но это еще не абстракция, поскольку последняя требует рассмотрени

общего отдельно от частного, и, таким образом, в нее входит знание всеобщих истин, не свойственное животным. Было также удачно замечено, что говорящие животные не

пользуются словами для выражения общих идей, а люди,

лишенные речи и слов, тем не менее изобретают другие

общие знаки. Я очень рад, что в данном случае, как и в ряде других. Вы так правильно подчеркиваете преимущества

человеческой природы.

§ 11. Ф и л а л е т. Если у животных есть некоторые

идеи и если они не простые машины, как это кое-кто

утверждает, то мы не можем отрицать у них известной доли

разума. Что касается меня, то мне кажется столь же

очевидным, что они способны рассуждать, как и то, что они

обладают ощущениями. Но они способны рассуждать

только относительно частных идей, полученных ими от

их чувств.

Т е о ф и л. Животные переходят от одного представления (imagination) к другому, руководясь связью, замеченной некогда между ними. Так, например, когда хозяин берется за палку, то собака боится, что ее побьют. Во многих случаях дети, равно как и взрослые люди, таким же образом переходят от одной мысли к другой. Это можно

было бы назвать умозаключением и рассуждением в очень

широком смысле слова. Но, сообразуясь с принятым

словоупотреблением, я предпочитаю пользоваться этими

словами только по отношению к человеку и ограничивать

их знанием того, на чем основана какая-нибудь связь

между восприятиями, чего не могут дать одни лишь

ощущения. Основываясь только на ощущениях, мы,

естественно, ожидали бы в другой раз ту же самую связь,

которую мы заметили раньше, хотя, может быть, основани

ее уже не прежние; это вводит часто в заблуждение лиц,

руководящихся только чувствами.

§ 13. У идиотов недостает живости, активности и

подвижности умственных способностей, благодаря чему

они не могут пользоваться разумом. Сумасшедшие, кажется,

страдают от прямо противоположной крайности, так

==142

как, на мой взгляд, последние не утратили вовсе способности рассуждать, но принимают некоторые неверно соединенные ими идеи за истину и заблуждаются, подобно людям, рассуждающим правильно, но исходящим из ложных посылок.

Так, один сумасшедший, вообразивший себя королем,

совершенно последовательно требовал для себ

соответствующего соблюдения ритуала, почтения и повиновения.

Т е о ф и л. Идиоты не пользуются разумом, и в этом

отношении они отличаются от тупоумных людей, обладающих

здравым суждением, но не способных быстро

соображать; за это последних презирают и ими тяготятся,

подобно тому как тяготились бы человеком, который стал

бы играть в омбр 123 с важными особами и слишком долго

и часто думал бы над своими ходами. Я вспоминаю одного

умного человека, который, потеряв память из-за злоупотребления некоторыми лекарствами и впав в тупоумие,

все же обнаруживал известную способность суждения.

Вообще человек, сошедший с ума, почти никогда не

обнаруживает способности суждения, но живость воображени

может сделать его приятным для окружающих. Но

существуют частично сумасшедшие, составившие себе

ложное предположение в каком-нибудь существенном

пункте своей жизни и рассуждающие затем, как Вы

правильно заметили, очень последовательно. Таков довольно

известный при одном дворе человек, считающий себ

предназначенным свыше улучшить положение протестантов

и образумить Францию; с этой целью, думает он. Бог

пропустил величайших людей через его тело, чтобы

облагородить его; он намеревается вступить в брак со всеми находящимися на выданье принцессами, но сделав их

сперва святыми, чтобы получить святую династию, котора

должна управлять миром; он приписывает все бедстви

войны пренебрежению его советами. Говоря с каким-нибудь

государем, он принимает все необходимые меры,

чтобы не унизить своего достоинства. Но когда с ним

вступают в спор, то он так удачно защищается, что я не раз задумывался над тем, не является ли его безумие просто симуляцией, так как вообще он чувствует себя хорошо.

Однако лица, знающие его лучше, уверяют меня, что это настоящий сумасшедший.

2, XI

==143

00.htm - glava13

Глава XII

О СЛОЖНЫХ ИДЕЯХ

Ф и л а л е т. Разум можно было бы сравнить с совершенно темной комнатой, имеющей только несколько

небольших отверстий, чтобы пропускать изображени

внешних видимых предметов. Если бы проникшие в эту

темную комнату изображения могли оставаться в ней

и быть размещены в порядке, так чтобы можно было их

найти в случае необходимости, то между этой комнатой

и человеческим разумом было бы большое сходство.

Т е о ф и л. Чтобы сходство было еще больше, следовало

бы предположить, что в темной комнате имеется полотно,

для того чтобы принимать изображения, притом не гладкое,

а со складками, представляющими врожденные знания.

Кроме того, это полотно или эта мембрана, будучи

натянута, должна обладать чем-то вроде упругости или

силы действия и даже активностью или реактивностью,

приспособленной как к прошлым, так и к новым складкам,

получившимся благодаря впечатлениям от изображений.

Активность эта должна состоять в известных вибрациях, или колебаниях, какие наблюдаются, например, при прикосновении к натянутой струне так, чтобы она издавала своего рода музыкальный звук. Действительно, мы не только получаем изображения и следы в мозгу, но образуем также и новые, когда имеем дело со сложными идеями.

Таким образом, полотно, представляющее наш мозг,

должно быть активным и эластичным. Это сравнение

давало бы сносное объяснение тому, что происходит

в мозгу; что же касается души, являющейся простой

субстанцией, или монадой, то она представляет себе без

протяжения все эти различные протяженные массы

и обладает восприятием их.

§ 3. Ф и л а л е т. Сложные идеи суть или модусы, или субстанции, или отношения.

Т е о ф и л. Это деление объектов нашей мысли на

субстанции, модусы и отношения вполне приемлемо дл

меня. Я полагаю, что качества представляют собой

лишь модификации 124 субстанций, а разум к этому присоединяет отношения. Отсюда следует больше, чем предполагают.

Ф и л а л е т. Модусы бывают либо простыми (как,

например, дюжина, двадцатка), состоящими из простых

идей одного и того же вида, т. е. из единиц, либо смешанными

==144

2, \11

(как, например, красота), в которые входят простые

идеи различных видов.

Т е о ф и л. Быть может, дюжина или двадцатка

представляют собой лишь отношения и существуют лишь

в отношении к разуму. Единицы существуют отдельно,

и разум собирает их, как бы разбросаны они ни были.

Однако, хотя отношения возникают из разума, они не

лишены основы и реальности, поскольку источником вещей

является верховный разум, а реальность всех вещей, за

исключением простых субстанций, основывается только

на восприятиях явлений простых субстанций. То же

самое часто относится и к смешанным модусам, которых

нужно причислять скорее к отношениям.

§ 6. Ф и л а л е т. Идеи субстанций суть известные

сочетания простых идей, которые представляют существующие

самостоятельно отдельные частные вещи; среди этих

идей первой и главной считают всегда неясное понятие

субстанции, которую принимают, не зная ее, какова бы она

ни была сама по себе.

Т е о ф и л. Идея субстанции не так неясна, как это

думают. О ней мы можем знать то, что нужно и что мы

знаем о других вещах. Знание конкретного всегда

предшествует знанию абстрактного; мы лучше знаем

теплое, чем теплоту.

§ 7. Ф и л а л е т. Применительно к субстанциям имеютс

тоже два класса идей. К одному относятся единичные

субстанции, как, например, идея человека или овцы.

К другому - идеи нескольких субстанций, соединенных

вместе, как, например, идея армии или овечьего стада; но

эти совокупности образуют тоже одну идею.

Т е о ф и л. Мысль о единстве собирательных идей очень правильна, но по существу следует сказать, что это

единство представляет лишь отношение, основа которого

заключается в том, что находится в каждой из единичных

субстанции. Таким образом, эти вещи (etres), образованные

через присоединение (agregation), не имеют

никакого иного единства, кроме мысленного, и, следовательно, их сущность тоже в некотором роде мысленная или феноменальная, подобно сущности радуги.

==145

00.htm - glava14

Глава XIII

О ПРОСТЫХ МОДУСАХ, И ПРЕЖДЕ ВСЕГО О ПРОСТЫХ

МОДУСАХ ПРОСТРАНСТВА

§ 3. Ф и л а л е т. Пространство, рассматриваемое как длина, отделяющая два тела, называется расстоянием; если рассматривать его как длину, ширину и глубину, то его можно назвать емкостью (capacite).

Т е о ф и л. Выражаясь точнее, расстояние между двумя расположенными известным образом вещами (безразлично, точек или протяженных вещей) есть величина кратчайшей линии, которую можно провести от одной из них к другой. Это расстояние можно рассматривать либо абсолютным образом, либо по отношению к известной фигуре,

заключающей в себе обе рассматриваемые вещи. Так,

например, прямая линия есть абсолютное расстояние

между двумя точками. Но если мы возьмем эти две точки на

одной и той же сферической поверхности, то расстоянием

между ними на этой поверхности будет длина кратчайшей

дуги большого круга, которую можно провести от одной

точки к другой. Полезно также заметить, что расстояние

есть не только между телами, но и между поверхностями,

линиями и точками. Можно сказать, что емкость, или,

вернее, интервал между двумя телами, либо между двум

протяженными вещами, либо между протяженной вещью

и точкой, - это пространство, образуемое всеми кратчайшими линиями, которые можно провести между точками

обоих образований. Этот интервал представляет собой

объем (solide), за исключением того случая, когда обе

рассматриваемые вещи расположены на одной и той же

поверхности и когда кратчайшие линии между ними также

должны находиться на этой поверхности или должны быть

определенно взяты на ней.

§4. Ф и л а л е т. Помимо того что существует от

природы, люди создали в своем разуме идеи некоторых

определенных длин, как, например, дюйма или фута.

Т е о ф и л. Это для людей невозможно, так как нельзя иметь идею точно определенной длины. Нельзя ни выразить, ни понять разумом, что такое дюйм или фут. Значение этих названий можно сохранить лишь с помощью реальных мер, которые предполагают неизменными и благодаря которым их можно всегда сызнова найти. Так, английский математик Гриве 125 хотел воспользоваться египетскими пирамидами, которые существуют достаточно давно и будут

==146

2, XIII

вероятно, продолжать существовать, чтобы сохранить

наши меры, отметив для потомства их отношени

к известным длинам, начертанным на одной из этих

пирамид. Правда, в последнее время нашли, что дл

увековечения мер (mensuris rerum ad posteros transmittendis) 126 можно воспользоваться маятниками, и господа Гюйгенс, Мутон и Буратини 127, бывший управляющие

монетным двором в Польше, установили отношение

наших длин к длине маятника, отбивающего, например,

точно одну секунду, т. е. 1/864000 времени обращени

неподвижных звезд, или же астрономического дня;

Буратини написал даже особый трактат, который я видел

в рукописи. Но в этом предложении имеется и свои

недостаток, заключающийся в том, что приходится .

ограничиться определенными странами, так как маятник,

чтобы отбивать одно и то же время, должен быть под

экватором короче. Кроме того, следует предположить

постоянство основной реальной меры, т. е. длительности

дня, или времени вращения Земли вокруг своей оси, и даже

постоянство причины тяжести, не говоря уже о других

обстоятельствах.

§ 5. Ф и л а л е т. Замечая, как относятся друг к другу поверхности, ограниченные или прямыми линиями, пересекающимися под заметными углами, или кривыми,

в которых незаметно никаких углов, мы образуем идею

фигуры.

Т е о ф и л. Фигура поверхности ограничивается линией или линиями; фигура же тела может быть ограниченной и без определенных линий, как, например, фигура шара.

Одна прямая линия или одна плоская поверхность не

может ни заключать пространства, ни образовать фигуры,

но одна линия может заключать фигуру поверхности, как,

например, окружность, овал, и точно так же одна крива

поверхность может заключать фигуру объема, например

шара или сфероида. Однако не только несколько прямых

линий или плоскостей, но также несколько кривых линии

или кривых поверхностей могут встречаться и образовывать

углы, если одна из них не является касательной

к другой. Нелегко дать определение фигуры вообще, какое

требуется геометрам. Утверждение, что это ограниченна

протяженность, слишком обще, так как, например, пряма

линия, хотя она и ограничена двумя концами, не есть

фигура и даже две прямые не могут образовать фигуру.

Утверждение, что это протяженность, ограниченная другой

==147

протяженностью, недостаточно общо, так как сферическа

поверхность, взятая в целом, есть фигура, а между тем она

не ограничена никакой протяженностью. Можно еще

сказать, что фигура - это ограниченная протяженность,

в которой имеется бесконечное множество путей, ведущих

от одной точки к другой. Это определение включает

ограниченные поверхности без конечных линий, которых

не охватывало предыдущее определение, и исключает

линии, потому что у линии имеется от одной точки к другой

только один путь, или конечное число путей. Но еще лучше

сказать, что фигура - это ограниченная протяженность,

допускающая протяженное сечение" или же обладающа

шириной (термин, определение которого тоже еще не дано

до сих пор).

§ 6. Ф и л а л е т. Но во всяком случае все фигуры

представляют собой лишь' простые модусы пространства.

Т е о ф и л. Простые модусы, согласно Вам, повторяют

одну и ту же идею, но у фигур мы не всегда имеем

повторение одного и того же. Кривые резко отличаются от

прямых и друг от друга. Таким образом, я не знаю, как

можно применить здесь определение простого модуса.

§7. Ф и л а л е т. Наши определения не следует

принимать слишком строго. Но перейдем от фигуры

к месту. Когда мы находим все шахматные фигуры на тех

же самых клетках шахматной доски, на которых мы их

оставили, то мы говорим, что они находятся на том же

самом месте, хотя шахматная доска, быть может, была

перенесена. Мы говорим также, что шахматная доска

находится на том же месте, если она остается в том же углу каюты корабля, хотя корабль в это время успел уплыть. Говорят также, что корабль находится на том же самом месте, если он остается на том же самом расстоянии от близлежащих местностей, хотя Земля за это время, может

быть, совершила оборот.

Т е о ф и л. Место бывает или частным, когда его

рассматривают по отношению к некоторым определенным

телам, или всеобщим, которое относится к целому и при

котором учитываются все изменения по отношению

к любому телу. Если бы в универсуме не было ничего

неподвижного, то место каждой вещи можно было бы тем не

менее определить путем рассуждения, если бы возможно

было записать все изменения или если бы для этого хватало

памяти какого-нибудь конечного существа, подобно тому

как, говорят, арабы играют в шахматы "вслепую" верхом

==148

2, XIII

7

на лошади. Однако то, чего мы не можем понять, не перестает вследствие этого быть определенным, как истина самих вещей.

§ 15. Ф и л а л е т. Если кто-нибудь меня спросит, что такое пространство, то я готов буду ответить ему, если он мне скажет, что такое протяжение.

Т е о ф и л. Я хотел бы, чтобы можно было так же

хорошо объяснить, что такое лихорадка или какая-нибудь

другая болезнь, как, по-моему, можно объяснить природу

пространства. Протяжение есть абстракция протяженного,

а протяженное есть непрерывное, части которого сосуществуют, или существуют разом.

§ 17. Ф и л а л е т. Если спросят, что такое пространство без тела, субстанция или акциденция, то я, не колеблясь, отвечу, что я ничего не знаю об этом.

Т е о ф и л. Боюсь, что меня обвинят в самонадеянности, но я берусь определить то, чего, по Вашим словам, Вы не знаете. Но есть основание полагать, что Вы знаете об этом больше, чем Вы говорите или чем Вы думаете 129. Некоторые полагали, что Бог есть место вещей. Если не ошибаюсь, этого взгляда придерживались Лессий и Герике.

Но в таком случае место содержит больше того, что

мы приписываем пространству, за которым мы отрицаем

всякую активность, так что оно является субстанцией не

больше, чем время, а если оно обладает частями, то не

может быть Богом. Это отношение, порядок не только

между существующими, но и между возможными вещами,

как они существовали бы. Его истина и реальность, подобно

всем вечным истинам, основаны в Боге.

Ф и л а л е т. Я недалек от Вашего взгляда, и Вы,

конечно, знаете то место у апостола Павла , где он

говорит, что мы существуем, живем и движемся в Боге.

Таким образом, в зависимости от точки зрения можно

сказать, что пространство есть Бог, и можно также сказать, что оно есть лишь порядок и отношение.

Т е о ф и л. В таком случае самое лучшее сказать, что пространство есть порядок, а Бог - источник его.

§ 18. Ф и л а л е т. Однако, чтобы сказать, является ли пространство субстанцией, следовало бы знать, в чем

заключается природа субстанции вообще. Но это имеет свои

трудности. Если Бог, конечные духи и тела сообща

причастны одной и той же природе субстанции, то не

следует ли отсюда, что они отличаются друг от друга лишь

различными модификациями этой субстанции.

2, XIII

==149

Т е о ф и л. Если это рассуждение правильно, то отсюда следовало бы также, что так как Бог, конечные духи и тела сообща причастны одной и той же природе бытия, то они отличаются друг от друга лишь различными модификациями этого бытия.

§ 19. Ф и л а л е т. Те, кто впервые пришли к понятию акциденций как реальных существ, которые должны

существовать в чем-нибудь, были вынуждены изобрести

слово "субстанция" для их поддержания.

Т е о ф и л. Неужели Вы думаете, милостивый государь, что акциденции могут существовать вне субстанции? Или неужели Вы полагаете, что они нереальные существа? Вы, кажется, создаете ненужные трудности, и я уже выше заметил, что мы скорее познаем субстанции, или

конкретные вещи, чем акциденции, или абстрактные вещи.

Ф и л а л е т. Слова "субстанция" и "акциденция", по

моему мнению, мало полезны в философии.

Т е о ф и л. Признаюсь, я другого взгляда, и я думаю, что исследование субстанции - одна из важнейших

и плодотворнейших задач философии.

§ 21. Ф и л а л е т. До сих пор мы говорили о субстанции лишь случайно, спрашивая, является ли пространство субстанцией. Но здесь для нас достаточно, что оно не тело.

Поэтому никто не осмелится считать телесный мир

бесконечным, подобно пространству.

Т е о ф и л. Однако Декарт и его последователи

утверждали 132, что материя безгранична, предположив

мир нескончаемым (indefini), так что нам невозможно

представить себе пределов его. Они имели известные основания для замены термина "бесконечный" (infini) термином "нескончаемый", так как в мире никогда нет бесконечного целого, хотя в нем всегда есть целые, которые больше других, и так до бесконечности. Самое вселенную нельзя принять за целое, как я это доказал в другом месте 133.

Ф и л а л е т. Лица, признающие тождественность

материи и протяжения, утверждают, что внутренние

стенки полого тела должны соприкасаться между собой. Но

пространство между обеими этими стенками должно

помешать взаимному прикосновению.

Т е о ф и л. Я согласен с Вами, так как, хотя я и не

признаю пустоты, я отличаю материю от протяжени

и утверждаю, что если бы внутри какого-нибудь шара

имелась пустота, то от этого противоположные полюсы его

К оглавлению

==150

не пришли бы в соприкосновение. Но я думаю, что такого

случая не допустит божественное совершенство.

§ 23. Ф и л а л е т. Однако движение, по-видимому,

убеждает в существовании пустоты. Если мельчайша

частица разделенного тела равна по своей величине

горчичному зерну, то необходимо существование пустого

пространства, равного величине этого зерна, чтобы дать

место свободному движению частиц этого тела. То же самое

было бы, если бы частицы материи были в 100 миллионов

раз меньше.

Т е о ф и л. Если бы мир был заполнен твердыми

корпускулами, которые не могли бы ни сжиматься, ни

делиться, как это утверждают об атомах, то действительно

движение было бы невозможно. Но в действительности

твердость не изначальна; изначально, наоборот, жидкое

состояние, и тела в случае необходимости делятся, так как

нет ничего, что препятствовало бы этому. Это лишает

всякой силы довод в пользу существования пустоты,

заимствованный из наличия движения.

00.htm - glava15

Глава XIV

О ДЛИТЕЛЬНОСТИ И ЕЕ ПРОСТЫХ МОДУСАХ

§ 10. Ф и л а л е т. Протяжению соответствует длительность.

Часть длительности, в которой мы не замечаем

никакого изменения идей, мы называем мгновением.

Т е о ф и л. Это определение мгновения должно, думаю

я, относиться к обыденному понятию его, подобному

обыденному понятию точки. Строго говоря, точка и мгновение не являются вовсе частями времени и пространства и в свою очередь не обладают частями. Это только пределы.

§ 16. Ф и л а л е т. Не движение, а постоянный поток

идей дает нам идею длительности.

Т е о ф и л. Поток восприятии пробуждает в нас идею

длительности, но не творит ее. Наши восприятия никогда

не образуют такого постоянного и правильного потока, как

время, являющееся равномерной простой: непрерывностью,

напоминающей прямую линию. Изменение восприятии

дает нам повод думать о времени, и мы измеряем ею

равномерными изменениями, но если бы даже в природе не

было ничего равномерного, то время тем не менее можно

2. XIV

==151

было бы определить, подобно тому как можно было бы определить место, если бы даже во вселенной не было никакого неподвижного тела. Действительно, зная законы неравномерных движений, их можно всегда свести к понятным для нас равномерным движениям и предвидеть таким образом,

что случится в результате соединения различных движений.

И в этом смысле время есть мера движения, иначе

говоря, равномерное движение есть мера неравномерного

движения.

§ 21. Ф и л а л е т. Нельзя с достоверностью узнать

равенства двух частей длительности; наблюдения могут

дать здесь лишь приблизительное равенство. После

тщательных исследований было найдено, что суточные

обращения Солнца обнаруживают в действительности

неравенство и, возможно, что и годичные обращения его не

равны.

Т е о ф и л. Маятник сделал заметным и видимым

неравенство промежутка времени от одного полудня до

другого: solem dicere falsum audet 134. Правда, это было

известно уже раньше, и неравенство это имеет свои

правила. Что касается годичного обращения, выравнивающего неравенство солнечных дней, то оно может

измениться с течением времени. Нашей лучшей мерой

времени является до сих пор вращение Земли вокруг своей

оси, которое ходячее мнение приписывает первому

двигателю, а часы служат нам для деления этой меры.

Однако само это ежедневное обращение Земли может

измениться с течением времени, и если бы какая-нибудь

пирамида могла существовать достаточно долго или если

бы построили новые пирамиды, то в этом можно было бы

убедиться, отметив на них длину маятника, отбивающего

теперь в течение этого обращения определенное количество

качаний. Можно было бы также выяснить до некоторой

степени это изменение, сравнив обращение Земли с другими

обращениями, например с обращением спутников

Юпитера, так как мало вероятно, чтобы изменения тех

и других всегда были пропорциональны.

Ф и л а л е т. Наша мера времени была бы более

правильной, если бы могли сохранить какой-нибудь

прошедший день, чтобы сравнить его с грядущими днями,

подобно тому как мы сохраняем пространственные меры.

Т е о ф и л. Вместо этого мы вынуждены сохранять

и наблюдать тела, производящие свои движения приблизительно в одинаковое время. Но мы не вправе также

2, XIV

==152

утверждать, что какая-нибудь пространственная мера, как,

например, сделанный из дерева или металла и сохраняемый

нами локоть, остается абсолютно одинаковой.

§ 22. Ф и л а л е т. Так как все люди явно измеряют

время движением небесных тел, то очень странно, что

время не перестают определять как меру движения.

Т е о ф и л. Я только что сказал (§ 16), как это следует понимать. Правда, Аристотель говорит 135, что время есть число, а не мера движения. Действительно, можно утверждать, что длительность познается посредством числа равных периодических движений, из которых одно

начинается, когда другое кончается, например посредством

определенного числа обращений Земли или небесных

светил.

§ 24. Ф и л а л е т. 'Однако мы предвосхищаем эти

обращения, и утверждение, что Авраам родился в

2712 г. юлианского летосчисления, так же понятно, как счет от сотворения мира, если даже предположить, что

юлианское летосчисление началось за несколько сот лет до

начала существования дней, ночей и годов, отмеченных

обращением Солнца.

Т е о ф и л. Пустота, которую можно себе представить

во времени, указывает, подобно пустоте в пространстве, что время и пространство применимы к возможным вещам так

же, как и к существующим. Впрочем, из всех систем

летосчисления система отсчета годов от сотворения мира

наименее приемлема хотя бы по причине огромной разницы

между еврейским текстом и переводом семидесяти

толковников, не говоря уже о других соображениях.

§ 26. Ф и л а л е т. Мы можем представить себе начало движения, хотя не можем понять начала длительности, взятой во всем ее целом. Таким же образом мы можем установить границы тела, но не можем установить границ пространства.

Т е о ф и л. Это, как я только что сказал, объясняется тем, что время и пространство применимы к возможным вещам за пределами существующих вещей. Врем

и пространство обладают природой вечных истин, одинакова

применимых и к возможному, и к существующему.

§ 27. Ф и л а л е т. Действительно, идея времени и идея вечности вытекают из одного и того же источника, так как мы можем мысленно прибавлять друг к другу известные

отрезки длительности столько раз, сколько захотим.

Т е о ф и л. Но чтобы вывести отсюда понятие вечности,

2, XIV

==153

следует, кроме того, учесть, что постоянно существует то

же самое основание идти все дальше. Именно этот учет

оснований является завершающим моментом при образовании

понятий бесконечного или нескончаемого (indefini)

при возможности продвижения вперед. Таким образом,

одних только чувств недостаточно для образования этих

понятий. И в сущности можно сказать, что в природе вещей

идея абсолютного предшествует идее прибавляемых

границ. Но мы замечаем первую из них, лишь начав с того,

что ограничено и действует на наши чувства.

00.htm - glava16

Глава XV

О ДЛИТЕЛЬНОСТИ И ПРОТЯЖЕННОСТИ,

РАССМАТРИВАЕМЫХ ВМЕСТЕ

§4. Филалет. Легче допустить бесконечную

длительность времени, чем бесконечную протяженность

места, потому что бесконечную длительность мы представляем себе в Боге, а протяжение приписываем только

материи, которая конечна, и называем пространства за

пределами вселенной воображаемыми. Но (§2) Соломон,

по-видимому, думал иначе, когда, говоря о Боге, сказал:

"Небеса и небеса небес не могут вместить тебя" 136;

и я лично думаю, что человек, воображающий, будто он

способен простирать свои мысли за те пределы, где

существует Бог, слишком высокого мнения о силе своего

разума.

Т е о ф и л. Если бы Бог был протяженным, то он

обладал бы частями. Длительность же придает части только

его действиям. По отношению к пространству ему следует

приписать безмерность, также придающую части и порядок

непосредственным действиям Бога. Он источник как

возможного, так и существующего: первого - по своей

сущности, второго - по своей воле. Таким образом,

пространство, как и время, получает свою реальность

только от него, и он может когда угодно заполнить пустоту. Следовательно, в этом отношении он вездесущ.

§ 11. Филалет. Мы не знаем, в каком отношении

находятся духи к пространству и каким образом они

причастны ему. Но мы знаем, что они причастны

длительности.

Т е о ф и л. Все конечные духи всегда соединены

с каким-нибудь органическим телом и представляют себе

==154

2, XV

другие тела посредством отношения к своему собственному

телу. Таким образом, их отношение к пространству столь

же явно, как и отношение к нему тел. Впрочем, прежде чем

расстаться с этим вопросом, я прибавлю к данным Вам

сравнениям между временем и местом еще одно, а именно:

если бы в пространстве существовала пустота (например,

если бы какой-нибудь шар был внутри полым), то можно

было бы определить величину ее; но если бы во времени

существовала пустота, т. е. если бы была длительность без

изменений, то невозможно было бы определить длину

ее. На основании этого мы можем опровергнуть взгляды

тех, кто утверждает, будто два тела, между которыми

имеется пустота, должны соприкасаться; действительно,

два противоположных полюса полого шара не могут

соприкасаться, так как это противоречит геометрии. Но

нельзя опровергнуть взглядов тех, кто утверждает, что два

следующих друг за другом мира соприкасаются между

собой в отношении длительности, так что один необходимо

начинается, когда другой кончается, причем между ними

не может быть никакого промежутка. Этого, говорю я,

нельзя опровергнуть, поскольку этот промежуток не

поддается определению. Если бы пространство представляло

собой лишь линию и если бы тело было неподвижно, то

точно так же нельзя было бы определить длины пустоты

между двумя телами.

00.htm - glava17

Глава XVI

О ЧИСЛЕ

§ 4. Ф и л а л е т. Числовые идеи более точны и различимы одна от другой, чем идеи протяжения, в которых не так легко подметить и измерить всякое равенство

и неравенство, ибо в пространстве наша мысль не может

найти определенной малой величины, подобной единице

среди чисел, за пределы которой нельзя идти.

Т е о ф и л. Это относится к целому числу. Что же

касается числа во всем его объеме, т. е. дробных, иррациональных и трансцендентных чисел, и всего того, что можно взять между двумя целыми числами, то оно пропорционально линии, и здесь, как и у континуума, тоже нет минимума. Поэтому определение числа как совокупности

единиц верно лишь в применении к целым числам. Точное

различие идей в области протяжения не заключаетс

2.XV-XVI

==155

в величине; для отчетливого определения величины

приходится прибегнуть к целым числам и к другим числам,

известным посредством целых, вследствие чего для точного

определения величины приходится перейти от непрерывного

количества к дискретному. Таким образом, если не

пользоваться числами, модификации протяжения могут

быть различаемы лишь с помощью фигуры в широком

смысле этого слова, означающем все то, благодаря чему две

протяженности не подобны друг другу.

§ 5. Ф и л а л е т. Через повторение идеи единицы

и соединение ее с другой единицей мы образуем собирательную идею, обозначаемую словом "два" Идя таким

образом вперед и прибавляя все время по одной единице

к последней полученной собирательной идее и давая ей

особое название, можно считать до тех пор, пока хватит

запаса названий и памяти для удержания этого запаса.

Т е о ф и л. Одним этим способом нельзя было бы далеко уйти. Мы слишком перегрузили бы память, если бы

пришлось запоминать совершенно новое название дл

каждого прибавления новой единицы. Вот почему требуютс

известный порядок и известная повторяемость (replication)

в этих названиях, которые с известной последовательностью

начинаются сызнова.

Ф и л а л е т. Различные модусы чисел могут отличаться друг от друга лишь по величине, поэтому они простые модусы, подобно модусам протяжения.

Т е о ф и л. Это можно сказать о времени и о прямой

линии, но ни в коем случае но о фигурах и тем более не

о числах, которые не только не отличаются друг от друга по величине, но, кроме того, и не сходны между собой. Четное число можно разделить поровну на две части, а нечетное нельзя. Три и шесть - треугольные числа, четыре

и девять - квадраты, восемь - куб и т. п. Сказанное

относится к числам еще больше, чем к фигурам, так как две

неравные фигуры могут быть совершенно подобны друг

другу, чего нельзя никогда сказать о двух числах. Но я не

удивляюсь тому, что в этом вопросе часто ошибаются, так

как обыкновенно не имеют отчетливой идеи того, что

подобно и неподобно. Вы видите, таким образом, что Ваша

идея или Ваше объяснение простых и смешанных

модификаций требуют значительных поправок.

§ 6. Ф и л а л е т. Вы правильно заметили, что полезно дать числам названия, которые можно удержать в памяти.

Поэтому, по-моему, было бы рациональнее говорить при

2, XVI

==156

счете для сокращения вместо "миллион миллионов"

биллион, а вместо "миллион миллионов миллионов" триллион

и т. д. до нониллионов, поскольку при употреблении чисел нет нужды идти далее этого.

Т е о ф и л. Эти названия довольно удачны. Пусть

X равняется 10. В таком случае миллион будет Х 6,

биллион - Х 12, триллион - Х 18 и т. д., а нониллион X54.

00.htm - glava18

Глава XVII

О БЕСКОНЕЧНОСТИ

§ 1. Ф и л а л е т. Одними из важнейших понятий

являются понятия конечного и бесконечного, которые

считаются модусами количества.

Т е о ф и л. Это верно, что существует бесконечное

множество вещей, т. е. что их существует всегда больше,

чем можно учесть. Но легко доказать, что не существует

бесконечного числа, или бесконечной линии, или какого-нибудь другого бесконечного количества, если брать их как

настоящие целые. Схоластическая философия именно это

имела в виду, признавая синкатегорематическую, как она

выражалась, а не категорематичсскую бесконечность 137.

Истинная бесконечность в точном смысле слова заключаетс

лишь в абсолютном, которое предшествует всякому

соединению и не образовано путем прибавления частей.

Ф и л а л е т. Прилагая нашу идею бесконечности

к первосуществу, мы первоначально имеем в виду его

длительность и вездесущность и в переносном смысле его

могущество, мудрость, благость и другие его атрибуты.

Т е о ф и л. Не в переносном смысле, а менее

непосредственно, так как величина других атрибутов

обнаруживается в их отношении к тем атрибутам,

у которых имеются части.

§ 2.Ф и л а л е т. Мне казалось установленным положение, что дух рассматривает конечное и бесконечное как модификации протяжения и длительности.

Т е о ф и л. По-моему, это не установлено. Иде

конечного и бесконечного имеет место повсюду, где

существуют величина и множество. Но истинная бесконечность не есть вовсе модификация, она - абсолют;

наоборот, лишь только мы начинаем модифицировать, как

начинаем ограничивать и образуем конечное.

2, XVII

==157

§ З. Ф и л а л е т. Мы думали, что так как способность духа расширять без конца свою идею пространства путем новых прибавлений всегда остается все такой же, то отсюда он н черпает идею бесконечного пространства

Т е о ф и л. К этому полезно прибавить, что для этою

постоянно существует то же самое основание. Возьмем

прямую линию и продолжим ее так, что она станет вдвое

больше. Ясно, что вторая линия, будучи совершенно

подобной первой, может быть тоже удвоена, и мы получим

таким образом третью линию, в свою очередь подобную

предыдущим линиям; и так как постоянно остается то же

самое основание, то мы никогда не можем остановиться,

и линия может быть продолжена до бесконечности Таким

образом, идея бесконечного вытекает из идеи подобия или

того же самого основания, и ее источник совпадает

с источником всеобщих и необходимых истин. Это

показывает, что то, что необходимо для завершения этой

идеи, находится в нас самих и не может быть получено из

чувственного опыта, подобно тому как необходимые истины

не могут быть доказаны посредством индукции или

посредством чувств. Идея абсолютного, подобно идее

бытия, заключается внутри нас. Эти абсолюты не что иное,

как атрибуты Бога, и можно сказать, что они в такой же

мере являются источниками идей, в какой сам Бог являетс

принципом вещей. Идея абсолютного по отношению

к пространству не что иное, как идея безмерности Бога

и т д. Но мы заблуждаемся, пытаясь вообразить себе

абсолютное пространство, которое было бы бесконечным

целым, составленным из частей. Ничего подобного не

существует Такое понятие внутренне противоречиво, и все

эти бесконечные целые, равно как и их антиподы,

бесконечно малые, применимы лишь для математических

выкладок, подобно мнимым корням в алгебре.

§ 6. Ф и л а л е т. Мы знаем также величины такого

рода, которые не состоят из частей. Если я к самой

совершенной своей идее самой белой белизны прибавлю

идею меньшей или равной белизны (идею большей

белизны, чем та, которую я представляю себе в действительности, прибавить нельзя), то это нисколько не

увеличит и не расширит моей идеи. Поэтому различные

идеи белизны называются степенями.

Т е о ф и л. Я не совсем понимаю, в чем сила этого

аргумента, так как ничто не мешает получить восприятие

большей белизны, чем та, которую мы представляем себе

==158

2, XVII

в действительности. Истинная причина того, что нельз

представить себе увеличения белизны до бесконечности,

заключается в том, что это не изначальное качество;

чувства сообщают нам лишь неотчетливое знание ее, а если

бы у нас было отчетливое знание ее, то мы убедились бы,

что белизна объясняется строением тел и ограничена

строением органа зрения. Что же касается изначальных

или отчетливо познаваемых качеств, то иногда мы получаем

здесь бесконечность не только там, где имеется экстенсивность, или, если угодно, диффузия, или то, что

в схоластической философии называют partes extra

partes 138, как в случае времени и места, но и там, где

имеется интенсивность или степени, как, например,

в случае скорости.

§8. Ф и л а л е т. У нас нет идеи бесконечного

пространства, и нет ничего очевиднее нелепости актуальной

идеи бесконечного числа.

Т е о ф и л. Я того же мнения. Но это происходит не

потому, что мы не можем иметь идеи бесконечного,

а потому, что бесконечное не может быть истинным целым.

§ 16. Ф и л а л е т. По той же причине у нас нет

положительной идеи бесконечной длительности, или

вечности, как нет положительной идеи безмерности.

Т е о ф и л. Я думаю, что у нас есть положительна

идея и того и другого и эта идея истинна, коль скоро мы

представляем себе ее не в виде бесконечного целого,

а в виде не имеющего границ абсолюта или атрибута. По

отношению к вечности это выражается в необходимости

бытия Божия, причем в этой необходимости нет частей

и понятие о ней не образуется путем прибавления времени.

Отсюда опять-таки видно, как я уже отметил, что понятие

бесконечного вытекает из того же самого источника, что

и понятие необходимых истин.

00.htm - glava19

Глава XVIII

О НЕКОТОРЫХ ДРУГИХ ПРОСТЫХ МОДУСАХ

Ф и л а л е т. Существует еще много простых модусов,

образованных из простых идей. Таковы (§ 2) модусы

движения, как, например, скольжение, качение; звуков

(§ 3), модификациями которых являются ноты и мелодии;

оттенков цветов, не говоря уже о вкусах и запахах (§ 6).

Для них, равно как и для сложных модусов (§ 7), не всегда

2.XVII-XVII1

==159

имеется меры и отдельные названия, поскольку здесь мы

руководствуемся практическими потребностями. Но об

этом мы будем говорить подробнее, когда перейдем

к вопросу о словах.

Т е о ф и л. Большинство модусов (modes) недостаточно просты, и они могли бы быть причислены к сложным модусам. Так, например, для объяснения того, что такое скольжение и качение, пришлось бы принять во внимание кроме движения еще и сопротивление поверхности.

00.htm - glava20

Глава XIX

О МОДУСАХ МЫШЛЕНИЯ

§ 1. Ф и л а л е т. От модусов, вытекающих из чувств, перейдем к модусам, порождаемым рефлексией. Ощущение есть, так сказать, актуальное вхождение идей в разум посредством чувств. Когда та же самая идея снова

появляется в духе без воздействия на наши чувства

внешнего объекта, породившего ее первоначально, то этот

акт духа называется воспоминанием. Если дух пытаетс

вызвать ее и наконец после некоторых усилий находит ее

и делает предметом рассмотрения, то это называетс

сосредоточением. Если дух долго и внимательно рассматривает ее, то это созерцание. Если идея носится, так сказать, в духе, причем разум не обращает на нее никакого внимания, то это называется мечтанием. Если мы

размышляем над идеями, которые возникают сами собой, и,

так сказать, регистрируем их в памяти, то это внимание.

А если дух сосредоточивается с большим усердием на

какой-нибудь идее, рассматривает ее со всех сторон и не

отвлекается от нее, несмотря на воздействие других идей,

то это называется изучением или напряженностью духа.

Сон без сновидений прекращает все это, а иметь сновидени

- значит иметь эти идеи в духе при бездействии

внешних чувств, не получающих впечатлений от внешних

предметов с обычной для них живостью. Это, говорю я,

значит иметь идеи, которые не вызываются у нас никакими

внешними предметами и никакими известными поводами

и вместе с тем не выбираются и не определяются каким бы

то ни было образом разумом. Что касается так называемого

экстаза, то я предоставляю другим решить, не является ли

это сновидением с открытыми глазами.

Т е о ф и л. Очень полезно разобраться в этих понятиях, и я попытаюсь помочь в этом. Я утверждаю, что

К оглавлению

==160

2.XVIII-XIX

ощущение - это осознание нами какого-нибудь внешнего

предмета, воспоминание (reminiscence) - это повторение

его при отсутствии самого предмета; когда же мы знаем, что уже имели это ощущение, то это вспоминание (souvenir).

Сосредоточение обычно понимают в ином смысле, чем Вы: так называют состояние, при котором мы отрываемся от

дел, предаваясь какому-нибудь размышлению Но так как

я не знаю слова, соответствующего Вашему понятию, то

к нему можно было бы применить то, которое употребляете

Вы. Мы проявляем внимание к предметам, которые

выделяем и предпочитаем другим. Продолжающеес

внимание духа независимо от того, длится ли действие

внешнего предмета, и даже от того, имеется ли он или его

уже нет, есть обдумывание. Обдумывание, стремящеес

к познанию безотносительно к действию, называетс

созерцанием. Внимание, цель которого научиться (т. о.

приобрести знания, чтобы хранить их),-это изучение.

Обдумывание с целью выработки какого-нибудь плана это

размышление; мечтание же есть, по-видимому, не что

иное, как следование некоторым мыслям из чистою

удовольствия от них, без всякой цели. Вот почему мечтание может привести к безумию: мы забываемся, забываем die cur hiс 139, приближаемся к сновидениям и химерам, строим воздушные замки. Мы отличаем сновидения от ощущений лишь потому, что одни не связаны с другими, это как бы особый мир. Сон есть прекращение ощущений, и с этой точки зрения экстаз - это очень глубокий сон, от которого мы с трудом пробуждаемся и который происходит от какой-то мимолетной внутренней причины; последним признаком экстаз отличается от глубокого сна, вызываемого наркотическими средствами или каким-нибудь длительным

нарушением функций, как в случае летаргии. Экстазы

сопровождаются иногда видениями, но бывают также

видения без экстазов; видение, мне кажется, есть не что

иное, как сновидение, принимаемое за ощущение, как если

бы оно сообщало нам объективную истину. Когда эти

видения божественного характера, то в них действительно

заключается истина; это обнаруживается, например, в том

случае, когда они содержат в себе какие-нибудь конкретные

пророчества, подтверждаемые дальнейшими событиями.

§ 4. Ф и л а л е т. Из различных степеней напряженности или ослабленности духа следует, что мышление есть деятельность души, а не ее сущность.

6 Лейбниц. -,т. 2

2, XIX

==161

Т е о ф и л. Разумеется, мышление есть деятельность

и не может быть сущностью, но это существенна

деятельность, и все субстанции обладают такими существенными деятельностями. Я показал выше, что мы имеем всегда бесконечное множество малых восприятии, не

замечая этого. Мы никогда не бываем без восприятии

(perceptions), но неизбежно мы часто бываем без

осознанных восприятии (aperceptions) 140, а именно когда

нет отчетливо вычлененных восприятии. В результате

пренебрежения этим важным пунктом немало здравых

умов стали жертвами беспомощной, неблагородной и несерьезной философии, и мы почти до самого последнего

времени игнорировали самое ценное достояние души. По

той же причине казалось столь убедительным заблуждение

о тленности душ.

00.htm - glava21

Глава XX

О МОДУСАХ УДОВОЛЬСТВИЯ И СТРАДАНИЯ

§ 1.Ф и л а л е т. Как телесные ощущения, так и мысли духа либо бывают безразличными, либо сопровождаютс

удовольствием или страданием. Эти идеи, как и все прочие

простые идеи, невозможно описать, и нельзя дать никакого

определения словам, служащим для их обозначения.

Т е о ф и л. По-моему, вовсе не бывает совершенно

безразличных для нас восприятии. Но достаточно, если их

действие незаметно, чтобы их можно было назвать таковыми,

поскольку удовольствие и страдание состоят, по-видимому,

в некоторой ощутимой помощи или заметном препятствии. Признаюсь, что это определение не номинального

характера и что последнего нельзя дать.

§ 2. Ф и л а л е т. Благо - это то, что может вызвать в нас удовольствие или увеличить его либо уменьшить или сократить страдание. Зло - это то, что может вызвать или увеличить в нас страдание или же уменьшить некоторое удовольствие.

Т е о ф и л. Я думаю точно так же. Благо делят на

добродетельное (honnete), приятное и полезное; но по

существу я полагаю, что оно должно либо быть приятным

само по себе, либо служить для некоторого другого блага,

способного вызывать у нас приятное ощущение, т. с.

я думаю, что благо приятно или полезно, а добродетель

заключается в удовольствии духа.

==162

2. XX

§ 4,5. Ф и л а л е т. Из удовольствия и страдани

вытекают страсти. Мы питаем любовь к тому, что может

доставить удовольствие, а ненависть - это мысль о печали

или страдании, которые может доставить присутствие или

Отсутствие чего-либо. Но ненависть или любовь к существам, способным к счастью или несчастью, - это часто

неудовольствие или удовлетворение, которые вызываютс

в нас рассмотрением их жизни или их счастья.

Т е о ф и л. Я дал приблизительно такое же определение любви, разъясняя принципы справедливости. В предисловии к своему "Codex juris gentium diplomalicus" 141 я писал, что любить - это значит находить удовольствие в совершенстве, благе или счастье любимого предмета. Здесь не усматривают и не требуют другого удовольствия для себя, кроме того, которое находят в благе или удовольствии любимого существа. Но в этом смысле мы, собственно говоря, не любим того, что неспособно к удовольствию или счастью, и мы наслаждаемся такого рода вещами, не любя их, если только не понимать слово "любовь" фигурально, когда мы олицетворяем эти вещи

и воображаем, будто они сами наслаждаются своим

совершенством. Таким образом, когда говорят, что любят

какую-нибудь красивую картину за удовольствие, доставляемое ее совершенством, то имеют в виду не любовь

в собственном смысле слова. Но мы можем расширять

значение терминов, и на практике оно действительно

изменяется. Философы и даже теологи 142 различают два

вида любви: любовь, называемую ими вожделением,

которое есть не что иное, как желание или чувство,

испытываемое нами по отношению к тому, что доставляет

нам удовольствие, причем мы не интересуемся тем,

получает ли оно само удовольствие; и любовь-благожелательность, которая есть чувство, испытываемое нами по отношению к тому, что доставляет нам удовольствие своим собственным удовольствием или счастьем. В случае любви первого рода мы имеем в виду наше собственное удовольствие, а в случае любви второго рода - удовольствие другого человека, но как бы образующее или, вернее, составляющее паше собственное удовольствие. В самом деле, если бы оно не отражалось каким-либо образом на нас, то мы не могли бы им интересоваться, так как, что бы ни говорили, невозможно не думать о собственном благе. Вот каким образом следует понимать бескорыстную, или безвозмездную, любовь, если желают правильно представить

==163