Часть 13.

не уедут, чтобы они не причинили никакого вреда и не потерпели его во время своего пребывания, но увидели и услышали все то, ради чего приехали. Если кем-то из них или кому-нибудь из них будет нанесена обида, судить их будут жрецы, — во всех делах, не превышающих пятидесяти драхм. Если у них возникает тяжба по большему делу, судебное разбирательство производят агораномы.

Третий род чужеземцев, приезжающих из другого государства по его поручениям, — надо принимать от имени государства. Их должны принимать только стратеги, гиппархи и таксиархи; заботиться об их приеме надо совместно с пританами каждому, у кого остановится такой чужеземный гость.

Чужеземцы четвертого разряда могут приезжать разве лишь изредка. Это те, что прибывают к нам из чужих краев также для наблюдения. Прежде всего такой чужеземец должен иметь не менее пятидесяти лет. Кроме того, он должен стремиться увидеть у нас что-нибудь лучшее, нежели в остальных государствах, что-нибудь отличающееся своей красотой и указать на что-то подобное своему государству. Такой человек и без приглашения должен быть вхож в дома богатых мудрецов, раз он и сам таков. Пусть он прямо направится в дом попечителя воспитания, в уверенности встретить там полное гостеприимство, достойное подобного гостя, или же в дом человека, одержавшего победу на состязании в добродетели. Общаясь с ними, он и сам их наставит, и от них получит наставления, и отправится обратно, дружественно почтенный дарами и надлежащими почестями.

Вот руководствуясь какими законами надо принимать всех чужеземцев и чужеземок из иных стран и посылать в эти страны своих граждан. Мы почтим Зевса Гостеприимного тем, что не отлучим чужеземцев от нашего стола и жертвоприношений, как поступают теперь питомцы Нила, и не оскорбим их грубыми распоряжениями.

При поручительстве, если кто дает таковое, надо подробно перечислить все пункты, оговорив их письменно, в присутствии не менее трех свидетелей, если дело идет о сумме не выше тысячи драхм; если же сумма выше, то нужно не менее пяти свидетелей,

458

В качестве поручителя выступав* посредник при покупке какой-нибудь вещи. Если она неправильно поступает в продажу или вообще не подлежит продаже, то и посредник, и продавец подлежат суду. Если кто хочет произвести у кого-нибудь обыск, он может это сделать, войдя в дом этого человека нагим или в коротком неподпоясанном хитоне и предварительно принеся установленную законом клятву, что он действительно надеется найти здесь свою вещь. Подозреваемый в утайке вещи должен предоставить для обыска свой дом и все 'в нем находящееся — как то, что запечатано, так и то, что лежит без печати. Если кто не даст произвести обыска желающему это сделать, пусть последний привлечет его к суду, оценив стоимость разыскиваемой вещи. Если подозреваемый будет уличен, он должен возместить ущерб в двойном размере. Если хозяин дома находится в отсутствии, обитатели дома имеют право осматривать, с целью розыска, все незапечатанные вещи; тот же, кто обыскивает, может приложить свою печать к запечатанным вещам и приставить, кого хочет, к ним на пять дней стражем. Если же хозяин будет отсутствовать большее время, обыск надо производить вместе с астиномами, вскрывая запечатанные вещи и снова точно так же их запечатывая при астиномах и обитателях этого дома.

Что касается вещей, принадлежность которых спорна, то законом будет ограничен срок, сверх которого у обладателя уже нельзя оспаривать эту вещь. Относительно земельных участков и жилищ не может возникнуть спора в нашем государстве. Зато если кто владеет чем-нибудь иным и явно обнаруживает, что он пользуется этой вещью в городе, на рынке и в святилищах, причем никто этого не оспаривает, между тем как хозяин вещи заявляет, что он все это время ее разыскивал, хотя ее обладатель вовсе не скрывался, — иными словами, если целый год один человек обладал вещью, а другой ее разыскивал, то по прошествии года никто не вправе заявлять свои притязания на эту вещь. Если же обладатель не пользовался ею в городе и на рынке, но явно пользовался ею в деревне, причем не встретился с ее хозяином в течение пяти лет, то по прошествии пяти лет хозяину уже нельзя заявлять свои притязания. Если кто пользовался вещью

459

в городе, но лишь у себя дома, то срок давности устанавливается трехлетний; если же кто пользовался такой вещью втайне в деревне, — десятилетний; для такого же случая, но в чужих краях срока давности нет, если хозяин где-нибудь эту вещь отыщет.

Если кто насильственно воспрепятствует явиться в суд своему противнику или его свидетелям, то в случае, если подвергся насилию раб — все равно собственный ли или чужой, — судебное решение совершенно теряет силу. Если насилию подвергся свободнорожденный человек, то, кроме того, что решение теряет свою силу, виновник заключается в тюрьму на год, и любой желающий может возбудить против него обвинение в порабощении. Если кто насильно воспрепятствует явиться на состязание своему сопернику в гимнастическом или мусическом искусстве или в любом ином виде состязаний, пусть любой человек уведомит распорядителей состязаний, а те объявят свободный доступ на состязания всякому желающему. Если они не смогут этого сделать и если победит на состязании тот, кто воспрепятствовал явиться своим противникам, то награду за победу надо вручить пострадавшему и записать его имя как победителя в тех святилищах, в каких он сам пожелает. Насильнику же запрещается делать какое-либо приношение в храм и помещать там надпись о таком состязании; его можно привлечь по обвинению в нанесенном ущербе, все равно будет ли он побежден на состязании или же сам победит.

Если кто сознательно укрывает украденную вещь, он подлежит наказанию наравне с вором. Укрывательство изгнанника карается смертью. Пусть каждый человек считает своим другом или врагом того же, кого таковым считает и государство. Если кто по частному почину заключит с кем-нибудь мир или пойдет на кого-то войной без общегосударственного решения, то и ему наказанием будет смерть. Если какая-нибудь часть государства заключит с кем-нибудь мир или пойдет на кого-либо войной, то виновных в этом стратеги привлекут к суду и в случае изобличения им грозит смертная казнь.

Тот, кто служит своей родине, не должен принимать за свою службу дары. Здесь не может быть никаких предлогов, никаких, даже всеми одобряемых, при-

460

чин и разговоров, будто во имя хорошей цели можно принимать дары, а во имя плохой — нет. Ведь в этом трудно разобраться, и, даже разобравшись, нелегко с собой совладать. Всего вернее слушаться закона, повиноваться ему и не оказывать никаких услуг за дары. Ослушник подвергается смертной казни, лишь только он будет изобличен на суде.

Что касается денежных взносов в общегосударственную казну, то по многим причинам каждый должен оценивать свое имущество. Члены фил должны в письменной форме сообщать агрономам относительно ежегодного прироста их имущества, чтобы, поскольку существует два вида взносов, казна могла воспользоваться тем из них, который ей желателен в данном году, — либо частью всего подвергшегося оценке имущества, либо частью приносимого им ежегодного дохода. Расходы на совместные трапезы при этом исключаются.

Человек умеренный должен делать богам умеренные приношения. Земля и домашний очаг каждого посвящены всем богам. Итак, пусть никто не посвящает богам вторично того, что и так уже им посвящено. В других государствах возбуждают зависть золото и серебро в частных домах и в святилищах. Слоновая кость — этот остаток тела, лишившегося души, — неподходящее приношение; а железо и медь — это орудия войны. Поэтому пусть всякий желающий посвящает в общенародные храмы деревянные изделия из цельного дерева, по своему выбору, а также изделия из камня. Посвящаемые ткани по своему размеру должны быть не больше таких, над которыми работала одна женщина в течение месяца. Белый цвет подобает богам и вообще хорош, в том числе и для тканей. Окрашенных тканей нельзя посвящать; их надо применять только для воинских украшений. Самые божественные дары — птицы и изображения, которые один художник может выполнить в течение дня. При остальных приношениях сообразуются с этими же правилами. На сколько частей подразделяется государство, каковы должны быть эти части и какими будут законы по поводу главных видов деловых отношений людей, — обо всем этом уже было сказано. Но необходимо еще сказать о судопроизводстве.

461

Первый вид суда составляют судьи, сообща выбранные ответчиком и истцом; таким судьям больше подходит имя посредников. Второй вид судов состоит из членов поселков и фил, соответственно двенадцатича-стному делению страны. Если дело не получает разрешения в первом суде, то прибегают к этим судьям, коль скоро желают добиться большего наказания. Если ответчик вторично проиграет дело, он должен уплатить пятую часть стоимости вчиненного ему иска. Если же кто-либо, будучи недоволен и этими судьями, желает в третий раз пересмотреть дело, то он может передать его в суд особо отобранных для этого судей. Если он снова проиграет дело, он оплачивает в полуторном размере предъявленный ему иск. Если истец, проиграв свое дело в первом суде, не успокоится, но обратится ко второму суду, то в случае выигрыша дела он получает пятую часть; в случае же проигрыша он оплачивает такую же часть иска. Если тяжущиеся, не удовлетворенные предшествующими судами, обратятся к третьему суду, то в случае проигрыша ответчик, как было указано, оплачивает иск в полуторном размере, а истец — в половинном. Что касается избрания судей по жребию и пополнения состава суда, назначения помощников каждому из судей, сроков, в которые должны решаться дела, способа подачи голосов, отсрочек и других подобных вещей, свойственных судопроизводству, а также что касается первого и повторного вчинения иска, необходимых судебных прений и так далее, — обо всем этом мы говорили ранее. Впрочем, по пословице, не мешает и дважды, и трижды повторить прекрасное.

Если престарелый законодатель пропустит какие-то мелкие узаконения и это легко заметить, пусть это восполнит молодой законодатель.

Частные суды было бы целесообразно устроить таким образом, как было сказано. Что же касается общегосударственных судов и таких, к которым должны обращаться должностные лица, чтобы надлежащим образом выполнять свою службу, то относительно всего этого во многих государствах встречается немало хороших законоположений, составленных подходящими для этого дела людьми. Заимствовать оттуда то, что подходит к учреждаемому теперь государству,

462

должны стражи законов, которые проверят эти законоположения на опыте, обсудят их и подвергнут исправлениям до тех пор, пока каждое из них не станет вполне удовлетворительным. Тогда все считается законченным, незыблемость этих законоположений скрепляется печатью и ими пользуются в течение всей жизни.

Что касается молчания судей, их благоречья и того, что противоположно этому, — одним словом, всего того, что отличается от обычаев, нередко слывущих в прочих'государствах справедливыми, благими и прекрасными, то об этом кое-что уже было сказано, а кое-что придется еще сказать под конец нашей беседы. Кто намеревается быть справедливым судьей, тот должен считаться со всем этим, понимать в этом толк и иметь при себе письменное изложение всего этого. Ведь из всех наук более всего совершенствует человека, ими занимающегося, наука о законах; по крайней мере так должно быть, если правильны ее положения, иначе понапрасну божественный и чудесный закон получил бы у нас название, близкое к слову «ум» 16. И все остальные сочинения, похвалы или порицания чему-либо, изложенные в стихах либо обычным образом, иной раз записанные, а иной раз просто возникающие при каждодневных общениях, когда из страсти к спорам одни что-либо подвергают сомнению, а другие из-за уступчивости, подчас суетной, с ними соглашаются, — для всего этого великолепным пробным камнем являются сочинения законодателя. Хороший судья должен впитать в себя эти сочинения как средство, предохраняющее от прочих учений, и совершенствовать как самого себя, так и свое государство с целью уготовить хорошим людям единство справедливости и ее развитие, а людям дурным — искоренение невежества, распущенности, трусости, короче говоря, всевозможной несправедливости, насколько это в его силах и насколько поддаются исцелению превратные мнения порочных людей. Для душ же тех людей, которым суждено иметь такие мнения, только смерть может быть исцелением. Потому-то мы вправе часто это повторять — судьи и их руководители, приводящие такой приговор в исполнение, достойны похвалы со стороны всего государства.

463

После того как ежегодные судебные дела будут разрешены, исполнение судебных приговоров будет совершаться по следующим законам: власть, творящая суд, пусть отдаст все имущество приговоренного, за исключением самого необходимого, тому, кто выиграл дело, сразу после голосования; результат каждого из голосований провозглашает глашатай в присутствии судей. Если после месяцев, назначенных для судопроизводства, пройдет еще один месяц и проигравший дело не заключит полюбовного соглашения с выигравшим его, творящая суд власть, защищая права выигравшего дело, передает ему имущество проигравшего. Если проигравшему дело неоткуда взять денег или их недостает — не менее одной драхмы, — то он может не ранее судиться с кем-нибудь другим, как уплатив тому, кто выиграл дело, весь свой долг. В то же время все остальные вправе судиться с ним. Если осужденный станет чинить препятствия осудившей его власти, то лица, несправедливо встретившие здесь препятствия, пусть привлекут его к суду стражей законов. Если кто будет уличен в таком преступлении, его карают смертью, так как он губит законы и все государство.

Человек рождается, получает воспитание, порождает детей, воспитывает их, вступает должным образом в деловые отношения, подвергается наказаниям, если он кого-то обидел, налагает наказания на других людей, — словом живет согласно законам. Затем неизбежно, по воле судьбы, он стареет и, естественно, наступает его кончина. Относительно скончавшегося — мужчина ли то или женщина — правомочны дать указания истолкователи, толкующие обычаи, которые надлежит исполнять в честь подземных и здешних богов.

Нельзя устраивать гробниц на возделываемой земле; нельзя там воздвигать никаких — ни больших, ни малых — памятников. Хоронить тела покойных надо там, где почва по своим природным свойствам только для этого и годится; делать это надо, не причиняя никаких неудобств живым. Земля — наша мать, она охотно доставляет людям пропитание. Поэтому пусть никто — ни живой, ни покойный — не лишает этого нас, живых. Нельзя насыпать могильный холм выше, чем это могут сделать пять человек в течение пяти дней.

464

Каменные могильные плиты надо делать такой величины, чтобы там уместилась похвала жизни покойного, выраженная не более чем в четырех героических стихах 17.

Выставлять тело внутри дома надо не дольше того срока, в течение которого становится ясным, что покойный действительно умер, а это по нашим человеческим расчетам будет, пожалуй, трехдневный срок; по истечении его и надо устроить вынос тела к месту погребения. Надо верить законодателю как вообще, так и в том, что душа совершенно отлична от тела и что даже в этой жизни каждого из нас поддерживает не что иное, как душа, тело же следует за каждым из нас, как ее видимое проявление. Поэтому прекрасно говорят о мертвых, что тело их есть лишь образ, сущность же каждого из нас бессмертна: она именуется душой, которая отходит к иным богам, чтобы отчитаться там перед ними; как гласит стародедовский закон, для человека хорошего этот отчет не страшен, а для дурного очень страшен и никакой серьезной помощи после смерти он ожидать не может. При жизни человеку должны помогать все его близкие, чтобы он был как можно справедливее и жил благочестиво, а по смерти не оказался бы провинившимся в тяжких проступках и не подвергся бы наказанию в той жизни, которая наступит после этой. Коль скоро дело обстоит таким образом, не следует особенно тратиться в ущерб своему хозяйству и считать, что в этой груде плоти погребаешь своего близкого: нет, надо считать, что твой сын, брат, вообще тот, о ком в особенности тоскуют при погребении, закончил, исполнил свою земную участь и отошел от нас; теперь будет хорошим поступком ограничиться умеренными издержками на этот бездушный жертвенник подземных богов. Надлежащую меру всего лучше угадает законодатель. Пусть будет такой закон: издержки на все погребение человека высшего класса не должны превышать пяти мин, для человека второго класса — трех мин, для человека третьего класса — двух и одной мины для человека четвертого класса. Это были бы достаточно умеренные издержки. Стражам законов придется выполнять много иных задач, заботиться о многом; они должны думать прежде всего о детях, а также о взрослых — вообще о людях

465

любого возраста; однако при кончине каждого гражданина должен присутствовать один из этих стражей — тот, кого выберут в попечители домочадцы скончавшегося. Ему поставят в заслугу, если все нужное для покойника будет исполнено хорошо и умеренно, если же нехорошо, это послужит ему в порицание. Выставление тела и все остальное пусть совершается согласно закону. Однако государственный закон должен сделать следующую уступку: было бы неблаговидно предписывать или запрещать оплакивание покойников 18; зато надо запретить испускать вопли и стенания за пределами дома. Надо не дозволять нести мертвое тело открыто по улицам, и при этом уличном шествии не должно быть места стенаниям. Надо, чтобы еще до наступления дня шествие вышло за черту города. Пусть именно таковы будут обычаи. Повинующийся свободен от наказания; ослушавшийся же одного из стражей законов наказывается ими всеми: они сообща устанавливают ему наказание. Что касается особых видов погребения покойных или даже лишения их погребения, то все дела об отцеубийцах, святотатцах и им подобных были разобраны нами раньше и законы для них уже установлены. Таким образом, наше законодательство, пожалуй, окончено.

Впрочем, всякое дело заканчивается не тем, чтобы что-нибудь выполнить, приобрести, учредить: нет, вполне законченным надо считать то дело, которое выполняется лишь тогда, когда найдены средства, способствующие сохранению того, что появилось на свет; иначе целому чего-то недостает.

К л и н и и. Ты прекрасно сказал, чужеземец, но разъясни, к чему именно из только что сказанного относятся твои слова?

Афинянин. Клиний, многое, что было у наших предков, прекрасно прославлено и, пожалуй, не меньше другого имена Мойр.

Клиний. Какие именно?

Афинянин. Первое из них — Лахесис, второе — Киото, третье — Атропос, хранительница жребиев. Эти имена уподоблены закрепляемой пряже, которая уже не раскручивается. Такое свойство должно не только дать государству и его строю телесное здоровье и сох-

466

ранность, но и поселить благозакойие ё душах, а еще более — дать сохранность самим законам. Мне кажется, что нашим законам явно недостает именно этого. Каким образом законы приобретут, согласно с их природой, эту способность оставаться неколебимыми?

Клиний. Ты упомянул о чем-то очень существенном, если только вообще возможно найти средство придать чему бы то ни было это свойство.

Афинянин. Однако, как я сейчас ясно увидел, это действительно возможно.

Клиний. Так давайте неотступно отыскивать это средство, пока не найдем его для изложенных нами законов. Ведь было бы смешно понапрасну трудиться над чем-нибудь и не достичь ничего прочного.

Мегилл. Твой совет правилен; во мне ты найдешь человека таких же взглядов.

Клиний. Хорошо. В чем же, по-твоему, состояло бы спасение для государства и наших законов? Каким образом это могло бы осуществиться?

Афинянин. Разве мы не сказали, что в нашем государстве должно быть особое собрание, устроенное так: десятеро самых престарелых стражей законов и все те, кто имеет отличия, должны постоянно собираться вместе. Кроме того, люди, путешествовавшие с целью разыскать, нет ли где чего-нибудь подходящего для охраны законов, и вернувшиеся на родину, после того как они подвергнутся испытанию со стороны вышеуказанных лиц, могут быть достойными участниками этого собрания. Сверх того, каждый из них должен привести с собой одного молодого человека, однако достигшего уже тридцати лет: обсудив сначала, достоин ли оп этого по своей природе и воспитанию, его вводят в среду остальных, и, если все согласны, он становится участником собрания. В противном случае для остальных граждан и особенно для самого отвергнутого должно остаться тайной состоявшееся решение. Это собрание будет собираться рано утром, пока каждый всего более свободен от своих личных и от государственных дел. Таковы были наши прежние указания. Кл и н и и. Да.

467

Афинянин. Возвращаясь Опять к этому собранию, я сказал бы вот что: я утверждаю, что, если им воспользоваться, как якорем для всего государства, оно спасло бы все то, что нам желательно, так как в нем сосредоточено все полезное '9.

К л и н и и. Как так?

Афинянин. Сейчас представляется удобный случай дать надлежащие разъяснения: я должен сделать это с усердием.

К л и н и и. Прекрасно сказано! Осуществи же свой замысел!

Афинянин. Надо принять во внимание, Клиний, что у всякой вещи есть то, что ее сохраняет; так, в живом существе самое главное это душа и голова.

Клиний. Что ты разумеешь?

Афинянин. Хорошие голова и душа спасают все живое.

Клиний. Как?

Афинянин. Душе кроме всего прочего присущ ум, а голове — зрение и слух. Короче говоря, ум, слитый воедино с прекраснейшими ощущениями, с полным правом можно было бы назвать спасением всякого существа.

Клиний. Да, видимо, это так.

Афинянин. Очевидно. Но на что направлен ум, смешанный с ощущениями, когда он, например, спасает суда во время бури или при ясной погоде? Не правда ли, кормчий, ведущий корабль, и моряки — это все равно что единство ощущений с ведущим их умом, благодаря чему они спасаются сами и спасают корабль со всем, что на нем есть?

Клиний. Несомненно.

Афинянин. Вовсе нет нужды в многочисленных примерах. Обратим внимание хотя бы только на ратное дело и на ту цель, которую ставят себе военачальники, а также любые служители врачебного искусства, чтобы достичь спасения. Не правда ли, у военачальников целью будет победа и одоление врага, а у врачей и их служителей — доставление телу здоровья?

Клиний. Как же иначе?

Афинянин. Но если бы врач не знал того состояния тела, которое мы обозначили сейчас как здоровье, или если бы военачальник не знал, что такое победа и

468

так далее, разве возможно было бы им проявить здесь свой ум?

Клиний. Нет, невозможно.

Афинянин. А как же обстоит дело с государством? Если бы кто обнаружил незнание той цели, к которой должен стремиться государственный муж [политик], разве можно было бы, во-первых, признать его но праву правителем, а затем — разве мог бы он спасти то, цель чего ему совсем неизвестна?

Клиний. Конечно, нет.

Афинянин. Вот и теперь, как видно, если только мы намерены завершить устройство поселения в нашей стране, у нас должно быть нечто такое, что само по себе ведало бы прежде всего цель этого поселения, как у нас это обычно ведомо государственному мужу. Далее, надо знать, каким образом следует приняться за дело, что именно в самих законах, а затем и в людях может пригодиться, а что не может. Если государство не будет всего этого иметь, не будет ничего удивительного, коль скоро, лишенное ума и ощущений, оно в каждом деле станет отдаваться на волю случая.

Клиний. Ты прав.

Афинянин. Так вот, в какой части или в каком обиходе нашего государства существует такой достаточно способный к охране [орган]? На что можем мы указать?

Клиний. Это еще не совсем ясно, чужеземец. Если можно догадываться, то, кажется мне, твои слова клонятся к тому собранию, которое, как ты только что сказал, должно собираться ночью.

Афинянин. Твое замечание совершенно верно, Клиний. Это собрание, как показывает наше нынешнее рассуждение, должно обладать всевозможной добродетелью. Самое же главное состоит в том, чтобы не блуждать, преследуя разные цели, но иметь в виду что-нибудь одно и все стрелы метать всегда в этом направлении.

Клиний. Разумеется.

Афинянин. Теперь мы поймем, что нет ничего удивительного в блуждании государственных узаконений, раз в каждом государстве цели законодательства разные. Не удивительно также, что большей частью определяют справедливое положение вещей следую-

469

Щим образом: в одних государствах считают справедливой власть нескольких лиц, независимо от того, лучше или хуже они остальных людей; в других — возможность обогащаться, независимо от того, становятся ли или нет при этом люди рабами других; в третьих все стремление направлено к свободной жизни; законодательство четвертых имеет две цели: самим быть свободными и владычествовать над другими государствами. Наконец, есть государства, считающие себя самыми мудрыми; однако они сразу преследуют все эти цели и не могут указать той главной и единой цели, на которую должно быть направлено все остальное.

К л и н и и. Следовательно, чужеземец, правильно наше давнее утверждение: мы сказали, что все наши законы должны всегда иметь в виду единую цель. И мы совершенно правильно согласились, что цель эта — добродетель. Афинянин. Да.

К л и н и и. Но мы различали четыре вида добродетели.

Афинянин. Конечно.

К л и н и и. Всеми ими руководит ум; ему должно подчиняться все остальное, в том числе и эти три вида добродетели.

Афинянин. Ты прекрасно следил за нашими рассуждениями, Клиний; поступай так и впредь. Мы указали ту единую цель, которую должен иметь в виду ум — кормчего, врача или военачальника. Сейчас мы исследуем ум государственного мужа. Хорошо было бы обратиться к нему, как к человеку, с таким вопросом: «О удивительный, какова же твоя цель? Что такое это единственное, на что ясно мог бы указать врачебный ум? И неужели же ты не можешь этого сделать, хотя ты с полным правом мог бы сказать, что выделяешься среди всего разумного!» Мегилл и Клиний, не можете ли вы, произведя должное различение, ответить мне вместо него, какова эта цель? Ведь я часто давал вам подобные определения в других случаях.

Клиний. Нет, чужеземец, это невозможно. Афинянин. Но по крайней мере можете ли вы сказать, что надо ревностно стремиться к отысканию этой цели, и указать, в чем ее надо искать?

470

Клиний. Что ты имеешь в виду?

Афинянин. Например, если, согласно нашему утверждению, существует четыре вида добродетели, то ясно, что каждый из них необходимо признать единым, хотя всех и четыре.

Клиний. И что же?

Афинянин. Однако все это, вместе взятое, мы считаем единым. Ведь и мужество мы признаем добродетелью, и разумность, и остальные два вида, причем считаем, что это все по существу не множественно, но составляет определенное единство, а именно добродетель.

Клиний. Безусловно.

Афинянин. Совсем нетрудно указать, чем различаются между собой эти две добродетели — мужество и разумность, почему они получили особое наименование и так далее. Но не так легко понять, почему то и другое, а также прочие добродетели нарекли едино.

Клиний. Что ты разумеешь?

Афинянин. Вовсе нетрудно разъяснить то, о чем я говорю. Давайте разделимся с вами так: одни будут спрашивать, другие — отвечать.

Клиний. Опять-таки что ты хочешь этим сказать?

Афинянин. Спроси меня, почему, признав единство добродетели, мы снова отдельно обозначаем эти два ее вида — мужество и разумность. Я тебе укажу причину: первый вид касается страха, и ему причаст-ны даже звери — это мужество; можно его заметить и в характере совсем маленьких детей. Ведь мужество сообщается душе и без участия разума, просто как природное свойство. С другой стороны, душа без разума не может быть разумной и обладать умом: этого не было, нет и никогда не будет, ибо свойство души — совсем иное.

Клиний. Ты прав.

Афинянин. Чем различаются эти два вида добродетели и почему их именно два, ты понял из моих слов. В чем же состоит их единство и тождество, это уже твой черед мне указать. Представь, что ты должен ответить, почему эти четыре вида составляют единство; спроси же у меня, почему их четыре, раз ты показал, что это — одно? Затем рассмотрим, можно ли

471

человеку, обладающему достаточными знаниями о чем-то, имеющем имя, а также определение, знать только одно это имя, определения же не знать? Или же позорно для человека, хоть что-то собой представляющего, не знать всего этого о предметах, выдающихся своими размерами и красотой?

К л и н и и. По-видимому, позорно.

Афинянин. Для законодателя, для стража законов, для всякого, кто хочет отличиться добродетелью и за победу в ней получает почетные награды, нет ничего важнее того, о чем мы сейчас ведем речь, — мужества, рассудительности, разумности и справедливости 20.

К л и н и и. Несомненно.

Афинянин. Разве не должны наставлять в этом того, кто нуждается в знании и понимании, истолкователи, учители, законодатели и охранители всех людей? Разве не должны они наказывать и порицать того, кто ошибается? Наконец, разве не должны они всячески разъяснять значение, которое имеют порок и добродетель, и этим выделяться из среды остальных людей? Неужели же лучше этих людей, победивших во всех видах добродетели, окажется любой явившийся в государство поэт или любой человек, выдающий себя за воспитателя юношества? Далее, не будет удивительным, если государство, где стражи недостаточно владеют словом и плохо умеют действовать, хотя и достаточно знают о добродетели, испытает, будучи лишено охраны, то, что терпит большинство нынешних государств.

К л и н и и. Конечно, это не будет удивительным.

Афинянин. Итак, следует ли нам осуществить то, о чем у нас сейчас идет речь? Каким образом надо подготовить стражей, чтобы они и в своих речах, и на деле тщательнее берегли добродетель, чем большинство граждан? Каким способом наше государство уподобится голове и ощущениям разумных людей, имея у себя такую охрану?

К лин и и. Как это, чужеземец? Можем ли мы сравнивать наше государство с такими вещами?

Афинянин.Ясно, что само государство представляет собой вместилище: отборные и самые одаренные молодые люди из стражей занимают его вершину; об-

472

ладая душевной зоркостью, они озирают кругом все государство; эти молодые стражи передают свои ощущения [органам] памяти, когда сообщают старшим все то, что делается в государстве. Старцы, которых мы сравнили с разумом, так как они по преимуществу размышляют о многих значительных вещах, дают свои советы, пользуются услугами молодых людей и их советами, и таким образом те и другие сообща действительно спасают все государство в целом. Скажем ли мы, что это именно так должно быть устроено или как-то иначе? Неужели мы не будем делать различия между теми, кто имеет эти знания, и теми, кто их не имеет?

К л и н и и. Нет, удивительный ты человек, это невозможно.

Афинянин. Следовательно, надо стремиться к более основательному образованию, чем существовало раньше.

К л и н и и. Быть может,

Афинянин. Но то образование, которого мы сейчас слегка коснулись, не есть ли именно такое, в каком мы нуждаемся?

К лини и. Разумеется, да.

Афинянин. Разве мы не сказали, что в каждом деле выдающийся демиург и страж должен не только быть в силах наблюдать за многим, но должен еще стремиться к какой-то единой цели, знать ее и сознательно направлять к ней все, что он охватывает своим взором?

Клдний. Это верно.

Афинянин. Разве есть более точный способ созерцания, чем когда человек в состоянии отнести к одной идее множество непохожих [вещей]?

К линий. Возможно, ты прав.

Афинянин. Не возможно, а действительно, прав, мой друг: никто из людей не располагает более ясным методом.

К лини и. Доверяю тебе, чужеземец, и уступаю. Продолжим же нашу беседу в этом направлении.

Афинянин. Итак, по-видимому, надо принудить стражей нашего божественного государства прежде всего научиться тщательно различать то, что состоит из четырех частей, на самом же деле составляет единство

473

и тождество: оно включает в себя, как мы говб-рили, мужество, рассудительность, справедливость и разумность и справедливо носит единое имя добродетели. Если угодно, друзья мои, будем теперь делать особый упор на это положение и не оставим его без рассмотрения, пока не разъясним в достаточной мере, что же представляет собой цель, к которой надо стремиться: одно ли это что-то или совокупность [многого] или то и другое одновременно — одним словом, что это такое по своей природе. Если это от нас ускользнет, можно ли ожидать, что вопрос о добродетели будет ре-.шен у нас удовлетворительно? Ведь мы не в состоянии будем выяснить, множественна ли добродетель, существуют ли четыре ее вида или она едина? Если мы послушаемся своего собственного совета, мы любыми средствами постараемся внедрить эти знания в нашем государстве; если же вы решите, что это вообще нужно оставить, то так и следует поступить.

К л и н и и. Чужеземец, клянусь богом, покровителем чужеземцев, это нельзя оставить ни в коем случае! Нам кажется, ты был вполне прав. Но как придумать средство для осуществления этого?

Афинянин. Пока еще не будем говорить о средствах. Прежде всего нам надо самим прийти к согласию и прочно установить, следует ли нам вообще это делать или не следует.

К л и н и и. Конечно, следует, если только это возможно.

Афинянин. Что же дальше? Мыслим ли мы точно так же о прекрасном и о благом? Должно ли учить наших стражей, что то и другое множественно, или они должны считать каждое из этого единым? Вообще каково это?

К л и н и и. Пожалуй, естественно и необходимо считать все это единым.

Афинянин. И что же? Достаточно ли только так мыслить или надо еще уметь доказать с помощью рассуждения?

К л и н и и. Конечно, следует это доказать. Иное подобало бы разве лишь только рабу.

Афинянин. Дальше. Разве не то же самое скажем мы о любой заслуживающей внимания вещи? Кто хочет стать настоящим стражем законов, тот должен

474

действительно знать о них истину и быть в состоянии словесно ее излагать и подкреплять соответствующими делами, различая то, что прекрасно по своей природе, и то, что противоестественно.

К лин и и. Как же иначе?

Афинянин. Но разве не одна из самых прекрас-ных вещей — это [понятие] о богах, которое мы усердно разобрали, а именно понятие о том, что они существуют, и явное обладание великой силой такого познания — насколько это возможно для человека. Большинство же граждан можно извинить, если они только следуют слову закона. Зато тем, кто собирается стать стражами, нельзя доверять этой должности, пока они тщательно не укрепят своей веры в существование богов. Никогда не следует избирать в стражи законов и включать в число граждан, испытанных своею добро-детелью, человека не божественного и не потрудившегося на этом поприще.

К л и н и и. Твое требование — отрешить людей неспособных к познанию и бездеятельных от прекрасного — справедливо.

Афинянин. Итак, мы знаем, что относительно богов есть два убедительных довода, которые мы уже разобрали21.

К л и н и и. Какие это доводы?

Афинянин. Один касается, как мы указывали, души и гласит, что она старше и божественнее тех вещей, движение которых, раз возникнув, создало вечную сущность. Другой довод касается всеобщего движения: в нем наблюдается стройный порядок, так как над светилами и прочими телами господствует все упорядочивающий ум. Не существует такого безбожного человека, который, увидев все это основательно, и не глазами невежды, не вынес бы впечатления, прямо противоположного тому, какое выносит большинство людей. Ведь они думают, будто те, кто занимается наукой о звездах и другими необходимыми примыкающими к ней науками, становятся безбожниками, так как замечают, что все происходящее, возможно, совершается по необходимости, а не в силу разумной воли, направленной к осуществлению блага.

К л и н и и. А как это обстоит на самом деле?

475

Афинянин. Я уже сказал, что в наше время понимание этих вещей прямо противоположно тому, которое существовало, когда мыслители считали все это неодушевленным. Впрочем, и тогда уже преисполнялись удивлением и подозревали здесь то, что теперь действительно установлено людьми, тщательно этим занимавшимися; ведь уже тогда предполагали, что при неодушевленности [тел], не обладающих умом, не могли бы быть выполнены столь удивительно точно все расчеты. Некоторые даже отваживались уже тогда выставлять рискованное положение, что ум привел в стройный порядок все то, что находится на небе22. Но те же самые люди снова допустили ошибку в понимании природы души и того, что она старше тел. Считая, напротив, ее моложе, они снова, так сказать, повернули все вспять, особенно же самих себя. Все то, что проносилось по небу у них на глазах, показалось им наполненными камнями, землей и многими иными неодушевленными телами, на которые разделились первоначала космоса. Это-то и вызвало тогда появление безбожия и отвращение к такого рода занятиям. Сюда добавилось также поношение: поэты стали сравнивать философов с собаками-пустолайками и твердить другие бессмыслицы23. А сейчас, как было сказано, все обстоит наоборот.

К л и н и и. Как именно?

Афинянин. Никто из смертных не может стать твердым в благочестии, если не усвоит только что указанных двух положений: во-первых, душа старше всего, что получило в удел рождение; она бессмертна и правит всеми телами24; во-вторых, как мы не раз говорили, пребывающий в звездных телах ум — [это царь] всего существующего. Необходимо усвоить эти предварительные знания, чтобы заметить их общность с мусическими искусствами и воспользоваться ими для нравственного усовершенствования в согласии с законами и чтобы быть в состоянии отдать себе разумный отчет во всем том, что разумно. А кто не в состоянии, в дополнение к гражданским добродетелям, приобрести эти знания, тот едва ли когда-нибудь будет удовлетворительным правителем всего государства: он будет

476

только слугою другим правителям. Теперь, Клиний и Мегилл, нам нужно посмотреть, следует ли ко всем указанным раньше <и разобранным нами законам добавить еще такой: следует установить, согласно закону, охранный [орган] для спасения государства — Ночное собрание должностных лиц, приобщившихся к указанному образованию. Так ли мы поступим?

Клиний. Как же, мой друг, нам этого не добавить, если это хоть сколько-нибудь возможно.

Афинянин. Так вот, мы все и поведем упорную борьбу за это. Я тоже охотно буду вашим помощником в этом деле. Кроме себя я, может быть, найду и других помощников благодаря моей большой опытности в этом деле и настойчивому его исследованию.

Клиний. Да, чужеземец, надо всячески стараться идти по этому пути, раз чуть ли не сам бог ведет нас по нему. Теперь надо указать и исследовать, какой образ действий здесь был бы правильным.

Афинянин. Для вещей, Мегилл и Клиний, невозможно устанавливать законы, пока все это еще не устроено. Лишь потом надо будет установить законом полномочия членов собрания. Но и предварительное наставление сопряжено с необходимостью подробных бесед, если приняться за дело как следует.

Клиний. Как это понимать?

Афинянин. Прежде всего надо составить перечень лиц, пригодных для такой охранительной службы по своему возрасту, по силе своих знаний, нравственным качествам и привычкам. После этого нелегкой задачей будет найти, что же именно надо изучать; нелегко также стать учеником того, кто это нашел. Вдобавок, есть еще определенный срок, предназначенный для усвоения. Устанавливать все это письменно было бы напрасно. Ведь даже самим обучающимся неясно подобающее для изучения время, пока каждый в глубине души не приобрел знаний по данному предмету. Если сказать, что все сокровенные знания недоступны, то это будет неправильно, ибо они недоступны в том смысле, что им нельзя предпослать предварительных разъяснений.

Клиний. Но раз это так, чужеземец, как же нам поступить?

Афинянин. Согласно поговорке, друзья мои,

477

истина лежит посередине. Если бы мы захотели рискнуть всем государственным строем, то нам надо было бы поступить так, как говорят игроки: либо выбросить трижды шесть, либо три простых игральных кости25. Я хочу рискнуть вместе с вами в том отношении, что я поясню и растолкую мои взгляды на образование и воспитание, снова затронутые в этой беседе. Да, риск здесь большой, и кому-нибудь другому он был бы не по плечу. Но тебе, Клиний, я советую приняться за это дело. Ведь ты либо стяжаешь величайшую славу за правильное устройство государства магнетов (так оно будет именоваться или по воле божьей получит другое имя), либо неизбежно покажешься чрезвычайно му-

. жественным всем последующим людям. Если же, дорогие мои друзья, это божественное собрание будет у нас создано, то ему надо вручить государство. Об этом, так сказать, нет спора между нынешними законодателями. Действительно, только тогда вполне осуществится, можно сказать, наяву то, чего мы коснулись в нашей предшествующей беседе как бы во сне, слив воедино образ главы и ума. Пусть и члены этого собрания будут у нас тщательно смешаны между собой и надле-жащим образом воспитаны. Получив такое воспитание, они поселятся на акрополе, возвышающемся над всей страной, и будут совершенными стражами по охране добродетели, каких мы не видывали в прежней жизни. М е г и л л. Друг мой Клиний, приняв во внимание все только что сказанное, нам надо либо оставить мысль об устроении государства, либо не отпускать этого чужеземца, но всевозможными просьбами и средствами заставить его принять в этом устроении участие.

d Клиний. Ты совершенно прав, Мегилл; я так и сделаю, а ты мне помоги. Мегилл. Помогу.

УКАЗАТЕЛИ

ЗАКОНЫ

АБСОЛЮТИСТСКОЕ ЗАВЕРШЕНИЕ ПЛАТОНОВСКОГО ИДЕАЛИЗМА В «ЗАКОНАХ»

«Законы» на основании вполне достоверных источников необходимо считать последним сочинением Платона. Это обстоятельство часто дает повод исследователям думать, что сбивчивое и местами весьма запутанное изложение мыслей у Платона в данном произведении определяется его слишком пожилым возрастом и что к Платону здесь не следует предъявлять слишком высоких философских и особенно логических требований. Ход мыслей в этом последнем произведении Платона действительно производит впечатление какой-то незаконченности, недоделанности; возможно, здесь и сказалось его старческое состояние, благодаря чему он просто не успел довести свои «Законы» до настоящей логической и стилистической завершенности. Впрочем, в «Законах» попадаются такие места, которые явно разграничивают одну часть исследования от другой. Так, в конце III книги (702 е) совершенно очевидно формулируется переход от вступления, которому посвящены первые три книги, к установлению законодательства.

583

А в другом месте (XII 960 Ь) прямо говорится об окончаний законодательных проектов.

Но суть дела не в этом. Из истории философии, литературы, искусства и вообще человеческой культуры можно привести сотни случаев, когда престарелые авторы создавали самые замечательные произведения в своих областях. Поэтому для нас будет достаточно признать только то несомненное обстоятельство, что «Законы» Платона действительно не доведены до настоящего завершения (впрочем, многие другие произведения Платона тоже лишены такого логического порядка и стилистической отделки, которые нам хотелось бы видеть в связи с идеями, развиваемыми в этих произведениях). Сущность дела заключается в том, что в этом обширнейшем произведении Платона отражена новая ступень в развитии его философии. И хотя эта ступень в значительной мере уже предопределена всей предыдущей эволюцией творчества Платона, нигде не доходит он до таких последовательных и ошеломляющих выводов, высказанных в столь откровенной форме. Поэтому слишком уж низкая оценка «Законов» у большинства исследователей не соответствует исторической действительности. Можно, а часто и нужно бывает принципиально отвергать воззрения Платона, развиваемые им в «Законах». Но историк философии, как и вообще всякий историк, излагает не только то, что ему лично нравится и что соответствует его собственным философским взглядам. И если подходить к «Законам» чисто исторически, а не субъективно, то значение этого произведения окажется настолько большим, что в некоторых отношениях оно будет даже превосходить значение других диалогов Платона.

Между прочим, традиционная низкая оценка «Законов» у исследователей и читателей, основанная на антиисторическом подходе к этому произведению, привела к тому, что в научной литературе имеется только небольшое количество подробных и внимательных анализов этого произведения; и даже просто систематическое изложение «Законов» встречается редко, причем обычно имеет общий характер и не выявляет их структуру. Нам приходится поэтому нарушить эту традиционную чересчур низкую оценку «Законов» и дать по возможности их стройную и логически выдержанную композицию. Те места, где логическая последовательность у Платона нарушается, мы будем специально указывать в композиции диалога. Так же мы будем поступать и относительно тех мест, где логическая последовательность имеется, но не формулируется Платоном в ясном и законченном виде.

КОМПОЗИЦИЯ ДИАЛОГА

Сообщение о месте, участниках и основной теме диалога (I

624 а —625 с). Основная тема — государственное устройство и за

конодательство.

I. Предварительные проблемы (I 625 с — III 702 е)

1. Формулировка основного принципа законодательства (I

625 с — 632 d). а) Отрицательная формулировка: законодательство

должно основываться не на интересах войны, как то было до сих

пор в Спарте и на Крите (625 с — 628 а), и тем более не на нптс-

584

ресах гражданского междоусобия (628 Ь—е), чему вполне соответствуют взгляды поэтов Тиртея (629 а — е) и Феогнида (630 а — d). б) Положительная формулировка: законодательство должно быть основано на добродетели, взятой во всей ее совокупности, и на справедливости, имеющей целью всеобщий мир и безопасность граждан, а не войну и приобретение богатства (628 с — е; 630 d — 632 с): такое законодательство вполне соответствует основным человеческим благам — здоровью, красоте, силе в беге и в прочих движениях тела, богатству (631 Ь — с) и особенно основным божественным благам — разумению, здравому состоянию души, справедливости и мужеству (631 с); законодатель действует на основании этого «руководящего разума» как в браках и воспитании детей, так и во всех взаимоотношениях людей, частных и общественных, включая психическое и физическое состояние граждан (631 d — 632 Ь), их достояние и их расходы, добровольные и недобровольные сообщества, почести и наказания, погребение умерших (632 Ь — с). в) Необходимость стражей для всего общественного правопорядка (632 с — а).

2. Развитие основного принципа законодательства (632 d—

650 Ь). а) Правильное законодательство предполагает торжество

добродетели: с привлечением законов Зевса и Аполлона собесед

ники дискутируют о добродетелях, среди которых они выделяют вы

носливость (632 е — 633 с), борьбу с необузданными удовольст

виями и страстями (633 с — 634 d), повиновение начальству

(634 d —635 а), б) Критикуются сисситии, гимнасии и другие

обычаи (635 Ь — 636 е), а также говорится о необходимости иметь

строгих начальников на общих пирушках (636 е — 642 Ь). в) На

основании симпатий к афинским обычаям, которые возникают из

естественной, а не из насильственно насаждаемой добродетели

(642 Ь — 643 Ь), рассматривается общественное и личное воспи

тание как необходимая основа истинного законодательства

(643 Ь — 644 с), г) Философская основа воспитания, необходи

мого для осуществления правильного законодательства, заклю

чается, по Платону, в воззрении, согласно которому мы являемс

куклами и игрушками богов то ли для серьезной цели, то ли

для забавы; кто-то извне дергает наши души за те или иные

их нити, причем рассудочная нить есть самая важная, злата

(644 d — 645 с), д) А так как необходимо иметь надежное средство

для распознания добродетели в связи с этим учением о куклах,

то предлагается испытание всех людей при помощи вина, которое

и покажет законодателю, является ли человек мужественным и

бесстрашным, умеренным, или он не владеет собой и душе его

чужда устойчивая добродетельная жизнь (645 d — 650 Ь).

3. Хороводное мусическое воспитание как необходимое условие

правильного функционирования истинного законодательства (II

652 а — 674 с), а) Весьма важным мерилом образованности чело

века является его умение участвовать в хороводах (652 а — 654 Ь),

поскольку человеку от природы врождепо плясать и петь, получа

от этого глубокое удовольствие (652 а — 653 е), а боги, чтобы ока

зать нам благодеяния, как раз и установили хороводы, в кото

рых мы с глубоким удовольствием проявляем врожденное нам

чувство гармонии и ритма (653 е — 654 Ь); поэтому воспитанный

человек тот, кто хорошо пляшет и поет (654 Ь). б) Дело не в са

мих телодвижениях и не в самих звуках голоса, но в том, что

585

именно изображается в хороводе: хорошее или дурное, прекрасное или безобразное. Поэтому воспитан только тот, кто в своей песне и пляске изображает прекрасное (654 с — 655 Ь), причем это прекрасное каждый может понимать по-разному, лишь бы хоровод не изображал пороков, но изображал только добродетель (655Ь — 656 d), придерживаясь вечных законов, как Египет с неподвижностью его хорового искусства в течение 10000 лет (656 d —657 Ь). в) Этим необходимо руководствоваться при выборе победителей на хороводных состязаниях, учитывая интересы каждого возраста (657с — 658 е), а интересы удовольствия от хороводов должны быть согласованы с правилами добродетели (658 е — 659 с). Другими словами, не должно быть никаких беспорядочных удовольствий, но всякое удовольствие должно быть глубочайшим образом согласовано с требованиями закона и добродетели (659 d — 660 d). И художественное удовольствие должно быть пронизано идеалами всеобщей справедливости вопреки мнению необразованной толпы и отдельных порочных людей (660 d — 662 Ь), а справедливость и приятность есть одно и то же (662 Ь — 663 а). г) Соответствующая задача законодателя (663 а — 664с). д) Теория трех хороводов (664с — 667с) в связи с учением о воспитательном тождестве развлечения, истины и пользы, а также и в связи со всеобщим ограничением употребления и производства вина (667 с — 674 с).

4. Историческая необходимость нового законодательства (III 676 а — 702 е). а) Беспорядочное первобытное состояние людей (676 а — 677 е). б) Исторические этапы развития человечества от потопа до начала законодательства, первобытный золотой век с его царством красоты, добродетели, справедливости и господством родового и семейного строя (677 е — 680 е); начало законодательства в связи с ростом населения и разнообразных потребностей, возникновение аристократии или царской власти до Илиона (680 е —682 а), в) История Илиона (682 Ь —е); возвышение дорийцев с их гармонией монархии и демократии (682 е — 684 е); отступление Аргоса и Мессении, укрепление Лакедемона (685 а — 689 d), а в дальнейшем ослабление и Лакедемона в связи с неведением семи основных форм подчинения (689 е — 690 с) и в особенности в связи с неведением различных норм (690 d — 693d).

г) Гибельное развитие тирании в Персии (693 d — 698 а) и гибель

ное развитие чрезвычайной свободы в Аттике (698 а — 701 d).

д) Отсюда с исторической необходимостью вытекает задача но

вого законодательства на основе совмещения умеренной власти

правительства и умеренной свободы населения (701 d — 702 е).

П. Общее вступление к законодательству (IV 704 а — V 747 е)

1. Географические условия будущего законодательства (704 а —

708 d): удаленность от моря и соседей во избежание всяких со

блазнов, гористая местность в целях уединения, умеренная, но до

статочная лесистость, единообразие населения.

2. Образ идеального правителя с абсолютной властью, действу

ющего на основах разумности и рассудительности (709 Ь—712 Ь).

3. Предварительный набросок идеального законодательства

(712 Ь —724 Ь). а) Невозможность точно квалифицировать с этой

586

точки зрения государственный строй Лакедемона (712 с — е) и Крита (712 е — 713 а), б) Идеальным правлением считается век Кроноса, и на него нужно ориентироваться (713 Ь — 714 Ь) в противоположность всяким анархическим и утилитарным теориям (714 Ь — 716 Ь). в) Рассудительность требует прежде всего глубокого почитания богов, демонов и героев (716с — 717 Ь), а также и родителей, как живых, так и умерших (717 Ь — 718 а), после чего следует разумное отношение к родственникам, друзьям, потомкам и всем согражданам (718 а — Ь), что и лежит в основании блаженства и послушания закону (718 с — 719 Ь). г) Законодатель, этот вождь и слуга абсолютной справедливости, устанавливает среднюю меру во всех государственных и личных предприятиях, например при похоронах, и поступает подобно внимательному врачу и учителю'гимнастики (719 Ь—720 е). д) Его первый закон будет законом о деторождении с приказанием жениться менаду 30 и 35 годами и с наказанием в случае неповиновения, но также и с предварительным увещанием в этом граждан (720 е — 722 а), е) Значение предварительного увещания и силы в осуществлении закона (722 Ь -— 724 Ь).

4. Дальнейшая предварительная разработка законодательства (V 726 а — 747 е). а) Дальнейшие рассуждения основываются на безусловном разделении в человеке организующего и организуемого начала, вследствие чего первым в этой области является почитание богов и демонов, а вторым — соответствующее отношение между людьми (726 а —730 а), б) В связи с этим наибольшей похвалы заслуживает причастность всеобщей правде (730 Ь — е), соревнование (а не зависть) в добродетели (730 е —731 Ь), кротость и горячность (731 Ь — d), борьба с самолюбием (731 d — 732 Ь), с излишним смехом и слезами (732 d) и весь образ жизни в связи с надеждой на помощь божью (732 d — е). в) Вопрос об удовольствиях, страданиях и страстях на основе естественных склонностей человека и требований разума (732 е — 734 е). г) Теория общественно-политических и государственных очищений (734 е —736 с) и опасностей передела земли (736 с —737 а), д) Правильное распределение имущества и жилищ в связи с правильным количеством граждан в числе 5040 душ (737 а — 738 Ь), священные участки (738 Ь — е), невозможность абсолютного обобществления (739 а — е), возможность колоний (740 с — 741 а), невозможность продажи и купли наделов (741 а — е), вопрос о финансах, богатстве и бедности (742 а — 745 Ь), количественное и качественное распределение населения и земельных участков (745 — е). е) Несмотря на слабые надежды на осуществление идеала — все-таки проповедь числа как принципа законодательства (745 е — 747 е).

III. Организация идеального государства:

должности, воспитание и образ жизни граждан

(VI 751 а —VIII 850 d)

1. Общее вступление (751 а — 752 d): необходимость для этого

безупречной власти, т. е. безупречных избирателей и выборных,

хорошо знакомой и хорошо воспитанной среды.

2. Выборы стражей законов (752 е — 753Ь).

3. Выборы должностных лиц (753 с — 763 с), а) Внешняя про

цедура выборов (753 с — d) и б) выборы 37 должностных лиц,

587

охраняющих законы и имущественные записи граждан, строго преследуемых за укрытие излишков сверх первоначальных общегосударственных наделов (753 е — 755 Ь). в) Избрание военных с точными правилами этого избрания (755 Ь — 756 Ь) и членов совета (756 Ь — е) в связи с гармонией монархии и демократии (756 е — 757 а) и учением о всеобщем и справедливом равенстве (757 а—е ). г) Обязанности членов совета (758 а — d) в городе и во всей стране (758 е) с выборами астиномов (759 а), жрецов и жриц (759 Ь —е) и казначеев (760 а), д) Осуществление правления, надзора и охраны страны (760 Ь — 762 Ь), сисситии (762 с —-d). е) Умение властвовать и подчиняться (762 е —763 с).

4. Астиномы и аеораномы (763 с — 764 с).

5. Функции чиновников в области мусической и гимнастиче

ской (764с — 765 d), а также в области воспитания детей (765 d —

766 с).

6. Судопроизводство и судьи (766 d — 768 с).

7. Техническая сторона законодательства в области: а) рели

гии (771 а —771 е), хороводов (772 а —с), брака (772 d —776 Ь),

рабовладения (776 Ь — 778 а), строения храмов (778 Ь — с) и гра

достроительства (778 Ь — 779 d), общественной и, в частности, суп

ружеской жизни и жизни женщин в связи с историей развити

личности и ее потребностей (779е — 785 Ь). После отклонения в об

ласть общих вопросов (VII 788 а — 789 а), а также в область вос

питания детей до трех лет (789 а — 793 е), до шести лет (793 е —

794 Ь) и после шести лет с обучением верховой езде и стрельбе,

с гимнастикой (пляска и борьба) (794с ~ 796 е), с усвоением

мусического искусства (796 е — 804 Ь) речь идет о построении соот

ветствующих зданий (804 с — 805 с) и о военном и бытовом ра

венстве мужчин и женщин (805 с —806 d). б) После общего

резюме об образе жизни (806 d — 807 d) следует обсуждение рас

порядка дня и ночи (807 d — 809 Ь), необходимости обучения гра

моте, игре на лире, обучения борьбе и пляске (809 d — 816 а), тра

гедии и комедии (816 d — 817 е), грамоте, арифметике и астроно

мии (817 е —820 е). в) Законы об охоте (822 d —824 Ь).

8. Прочие узаконения (VIII 828 а — 850 d)—о праздниках

(828 а—d), военных состязаниях (829 а — 831 d) и причинах их

упадка в существующих государствах (831 Ь—832 d), о гимна

стических и мусических состязаниях (832 е — 835 Ь), о совмест

ном воспитании мужчин и женщин в связи с общими законами

о любви и страстях (835 с — 842 а),о сисситиях и добывании пищи

(842 Ь — е), о земледелии и об охране рубежей (842 е — 846 d),

о ремесле и необходимости строгого разделения труда (846 d —

847 Ь), о торговле (847 с —е), о распределении продуктов питани

(847 е — 848 с), об устройстве жилищ и распределении ремеслен

ников по стране (848 с — 849 а), о рыночных площадях и тор

говле с чужеземцами (849 Ь — 850 а), о метеках (850 Ь — d).

IV. Учение о преступлениях и наказаниях (IX 853 а — X 885 а)

Общее вступление (IX 853 а — 854с).

1. Уголовные законы (IX 854с — 882с). а) Святотатства (IX 854 d—855 Ь). б) Недопустимость преступлений без наказаний и перечисление возможных наказаний (855с — d). в) Судопроизвод-

588

I

бтво (855 d — 856 a). г) Преступления против государства (856 b — е), воровство (857 а — Ь). д) Учение о справедливости как о прекрасном в связи с учением о разных видах справедливости и несправедливости (857 с — 864 с), е) После рассуждения о смягчающих вину обстоятельствах (864 с — е) — законы о наказании убийц разных типов (865 а — 874 d) и о наказании всякого рода насилия одних людей над другими (874 е — 882 с).

2. Общий закон против всякого рода насилия, а именно запрет присвоения чужого имущества (X 884 а), а также план исследования пяти прочих правонарушений и законов против них — против подрыва государственной и частной религии, против непочтения к родителям, против похитителей имущества представителей государства и против нарушения гражданских прав любого гражданина (884 а — 885 а). Необходимо сказать, что посвященные этим пяти пунктам книги X—XII отличаются весьма спутанным ходом мысли, когда одни пункты растягиваются почти в целую книгу, о других едва упоминается, а третьи вставляются в изложение совсем других вопросов, занимая, таким образом, логически мало обоснованное место.

V. Религия и преступления против нее

(X 885 Ь -- 910 d)

Подробнее всего и систематичное всего обсуждается у Платона религия.

1. О типах неправильного отношения к богам и о необходи

мости доказательства существования богов (885 Ь — е).

2. Вводные замечания перед тем, как перейти к доказатель

ству существования богов (885 е — 888 е); сомнительность древ

них мифологических представлений (886 с — d); совершенно новый

характер теперешних учений о богах (886 е — 887 с); волнующий

и глубоко жизненный (согласно Платону) характер представлени

о богах (887 d — 888 е).

3. Критика атеизма (888 е — 899 d). а) Изложение основного

атеистического учения: примат природы и случайности над ис

кусством; религия, законодательство, искусство в узком смысле

слова И т. д. трактуются как результат искусства вообще, т. е. как

нечто отнюдь не самостоятельное (888 е — 890 Ь). Необходимость

для законодателя прежде всего действовать против столь пагуб

ного учения методами увещания, а не с помощью применения фи

зической силы, что делается необходимым также и ввиду большой

сложности вопроса о первопричинах (890 Ь — 893 а), б) Учение

о разных видах движения (893 Ь — 894 с) и примат самодви

жущего начала над всякими вещами, которые зависят в своих

движениях от других вещей (894 с — е). в) Это самодвижущее на

чало и есть жизнь (895 с) и душа (896 а), в отношении которой

все остальное вторично и в которой название, определение и объек

тивная сущность совпадают (894 е — 896 с). г) Но так как в душе

существуют разнообразные душевные явления, и добрые и недоб

рые, то и душа мира тоже является, в сущности говоря, двум

душами, доброй и злой, несмотря на то что душа по существу

своему есть божество и воспринимает божественный ум (896 с —

897 а), д) Восхваление космической души и ума на основе совер

шенства космоса, пребывающего вечно неподвижным в себе и

589