Часть 4.

    В книгах говорится: “Есть образы, и есть имена”. Хотя образы и имена существовали и в древности, люди в те вре-мена не ставили их на первое место. Когда древние рассуждали о Великом Пути, об образах и именах речь заходила лишь на пятой ступени, а на девятой ступени полагалось говорить о наградах и наказаниях. Начать наставления с образов и имен - значит не понимать основы. Прежде времени толковать о наградах и наказаниях - значит не понимать их истока. Те, кто судят наперекор Пути, должны сами находиться под началом других, разве могут они управлять другими! Прежде времени толковать об образах и именах, наградах и наказаниях - значит обладать лишь орудиями правления, но не Путем правления. Так можно служить миру, но нельзя заставить мир служить себе. О таких говорят: “Искусные спорщики - у каждого свой лю-бимый уголок”. Ритуалы и законы, числа и меры были и у древних людей, но лишь для того, чтобы служить верхам, а не для управления низами.

   В старину Шунь спрашивал у Яо: “Какие старания прилагает небесный государь?”

- Я презираю безропотных, не отворачиваюсь от бед-ных, скорблю об умерших, радуюсь новорожденным и жа-лею женщин, - ответил Яо.

- Это все хорошо, - сказал Шунь, - а все-таки для истинного величия еще недостаточно.

- Что же я должен делать? - спросил Яо.

- Небесное Совершенство рождает возвышенный по-кой, солнце и луна излучают свет, и времена года сменяют друг друга, как бегут друг за другом день и ночь. Дождь идет, когда соберутся облака!

- О, как я был суетлив! - воскликнул Яо, услыхав эти слова. - Ты соединяешься с Небом, я же ищу единения с людьми.

-Древние считали великими Небо и Землю, а достойны-ми восхищения - Желтого Владыку, Яо и Шуня. Что же в таком случае делали те, кто в стародавние времена владели Поднебесной? Они были Небом и Землей - только и всего!

   Шичэн Ци встретился с Лао-цзы и спросил его: “Я слы-шал, что вы, учитель, мудрый человек. Так мог ли я устра-шиться дальнего пути и не прийти к вам? Я миновал сотню постоялых дворов, натер на ногах мозоли, ни разу не позво-лил себе отдохнуть. И теперь, увидев вас, я вижу, что вы вовсе не мудрец. У мышиной норки разбросаны объедки, а забывать о своих младших братьях - немилосердно! У вас предостаточно и сырого и вареного, а вы все накапли-ваете, не умея сдержать себя”.

Лао-цзы промолчал с равнодушным видом. На следующий день Шичэн Ци снова пришел к Лао-цзы и сказал: “Вчера я посмеялся над вами, а вот сегодня рас-каиваюсь, почему это?”

- Я и сам думал, что избавился от тех, кто легко рас-познает людей одухотворенных и мудрых. Назови ты меня вчера быком, я был бы быком. Назвал бы ты меня ло-шадью - и я был бы лошадью. Если люди дают имя какой-то сущности, то, не приняв этого имени, навлечешь на себя беду. Я покорился потому, что хотел покориться. Я поко-рился, не думая о том, чтобы быть покорным.

Шичэн Ци, склонившись, пошел наискось, стараясь не наступить на свою тень, вошел в дом, не сняв сандалий, и спросил о том, как ему лучше совершенствоваться.

- Ты держишься надменно и смотришь дерзко, - отве-тил Лао-цзы. - Черты лица у тебя грубые, речи дерзкие, вид самодовольный. Кажется, вот-вот помчишься, вскачь, словно конь, а все стараешься удержать себя. Движения у тебя резкие, взгляд придирчивый, ум расчетливый, - уж больно ты в себе уверен. Доверять тебе не будут. Таких, как ты, повсюду много, и зовут их ворами.

   В мире Великий Путь ценят благодаря книгам. Но в книгах нет ничего, кроме слов, и, стало быть, ценят в мире слова. Слова же ценят за то, что в них есть смысл. Но смысл откуда-то приходит, а уж это невозможно выразить сло-вами. И все-таки в мире ценят слова и передают их в кни-гах. Пусть в мире их ценят, я же не считаю их ценными. Ведь ценят их не за то, что есть в них действительно цен-ного. Ибо видеть глазами можно только образ и цвет. Слы-шать ушами можно только имена и звуки. Увы! Люди в мире полагают, что образов и цветов, имен и звуков доволь-но для того, чтобы понять природу другого. На самом же деле образов и цветов, имен и звуков недостаточно для того, чтобы понять природу другого. Поистине “знающий не говорит, говорящий не знает”!  Но кто в мире может это понять?

   Царь Хуань-гун читал книгу в своем дворце, а у входа во дворец обтесывал колесо колесник Бянь. Отложив моло-ток и долото, колесник вошел в зал и спросил: “Осмелюсь полюбопытствовать, что читает государь?”

- Слова мудрецов, - ответил Хуань-гун.

- А мудрецы те еще живы? - спросил колесник.

- Нет, давно умерли.

- Значит, то, что читает государь, - это всего только шелуха душ древних людей.

- Да как смеешь ты, ничтожный колесник, рассуждать о книге, которую читаю я - единственный из людей? Если тебе есть что сказать, то говори, а нет - так мигом простишься с жизнью!

- Ваш слуга судит об этом по своей работе, - ответил колесник. - Если я работаю без спешки, трудностей у меня не бывает, но колесо получается непрочным. Если я слишком спешу, то мне приходится трудно и колесо не прила-живается. Если же я не спешу, но и не медлю, руки словно сами все делают, а сердце им откликается, я об этом не су-мею сказать словами. Тут есть какой-то секрет, и я не могу передать его даже собственному сыну, да и сын не смог бы перенять его у меня. Вот почему, проработав семь десятков лет и дожив до глубокой старости, я все еще мастерю ко-леса. Вот и древние люди, должно быть, умерли, не раскрыв своего секрета. Выходит, читаемое государем - это шелу-ха душ древних мудрецов!

   Когда Конфуций поехал на запад, чтобы поместить свои книги во дворце Чжоу, его ученик Цзы-Лу советовал ему:

- Я слышал, что среди хранителей исторических записей в Чжоу есть некий Лао Дань, который уже оставил службу и живет в уединении. Если вы хотите поместить в хранилище свои книги, вам лучше обратиться к нему.

- Хорошо, - ответил Конфуций и отправился с визи-том к Лао Даню, но тот не дал разрешения принять книги.

Тогда Конфуций стал разъяснять Лао Даню смысл всех двенадцати канонов.

- Ты слишком многословен, - прервал Лао Дань Кон-фуция. - Я хочу услышать главное.

- Главное заключается в человечности и долге, - сказал Конфуций.

- Позвольте спросить, относится ли человечность и долг к природе человека?

- Конечно! Ведь благородный муж коли не челове-чен - значит, не созрел; коли не знает долга - значит, в жизнь не вошел. Человечность и долг - это поистине природа настоящего человека. Каким же еще ему быть?

- А позвольте спросить, что вы понимаете под человеч-ностью и долгом?

- В сердце своем находить удовольствие в бескорыст-ной любви ко всем - вот сущность человечности и долга.

- Ах вот как! - отозвался Лао Дань. - Твои послед-ние слова меня настораживают. В стремлении любить всех подряд есть что-то подозрительное. А в желании всегда быть бескорыстным есть своя корысть. Вы, кажется, хоти-те, чтобы мир не утратил своей простоты? Так посмотрите вокруг: Небу и Земле свойственно постоянство, солнцу и луне свойственно излучать свет, звездам свойственно со-ставлять созвездия, зверям и птицам свойственно соби-раться в стаи, деревьям свойственно тянуться вверх. Если бы вы, уважаемый, дали свободу своим жизненным свой-ствам, вы бы уже давно достигли истины. К чему эта суета вокруг человечности и долга? Вы похожи на человека, кото-рый бьет в барабан, разыскивая беглого сына. Вы вносите смуту в души людей - только и всего!

   Учитель сказал: “Путь не имеет конца среди наибольшего и не теряется среди наименьшего. Благодаря ему все вещи становятся такими, какие они есть. Столь обширен он, что вмещает в себя все сущее! Столь глубок он, что не-возможно измерить его! Наказания и добродетели, человеч-ность и долг - только зримые конечности духовного. Кто, как не Высший Человек, расставит их по местам?

Для Высшего Человека владение миром - большое дело, но и оно не обременяет его. Все в мире добиваются власти, он один не соперничает с другими. Он не имеет в себе изъяна и потому не влечется за вещами. Он прозре-вает подлинное в вещах и потому всегда верен корню всего сущего. Так он может пребывать за пределами Неба и Зем-ли, возноситься над всей тьмой вещей, и дух его никогда не ведает стеснений.

Проникает в сердце Пути.

Соединяется с силою жизни.

Упраздняет человечность и долг.

Забывает о церемониях и музыке.

Сердце Высшего Человека не изменяет своему постоянству!”

Глава XIV

КРУГОВОРОТ НЕБЕС

  Небо движется по кругу,

Земля покоится на месте.

Луна и солнце бегут друг за другом.

Какая сила их толкает? Что за сеть их обнимает?

Кто же он такой, кто пребывает в недеянии, но все при-водит в движение? Значит ли это, что в мире есть тайный завод  и то, что случается в нем, не может не случиться? Значит ли это, что в мире все само собой движется по кругу и не может остановиться? Облака ли порождают дождь? Дождь ли порождает облака? Кто столь щедро осыпает милостями? Кто-нибудь, пребывая в праздности и веселясь без удержу, движет миром?

Ветер поднимается с севера

И летит на восток и на запад.

Вихрем кружит в вышине,

Кто вдыхает его, кто выдыхает?

Кто же он, не знающий забот и насылающий ветер?

Дозвольте спросить: где искать этому причину?

Колдун Сянь  говорит: “Подойди, я скажу тебе. На Небе есть Шесть Полюсов и Пять Постоянств . Государь, сообразующийся с ними, наведет порядок, а идущий про-тив них попадет в беду. Благодаря девяти знакам Ло  осу-ществляются жизненные свойства вещей. В зеркале мудро-го правителя отражается вся земля внизу, и вся Поднебес-ная хранит его в себе. Вот что значит быть державным вла-дыкой”.

   Бэймэнь Чэн спросил у Желтого Владыки: “Вы, вла-дыка, с редким искусством исполнили песнь “Сяньчи”  на просторах у озера Дунтин. Услышав ее, я поначалу ис-пугался, потом успокоился, а под конец пришел в смятение. Взволнованный, я долго молчал, не в силах овладеть собой”.

- Кажется, ты все правильно понял! - воскликнул Желтый Владыка. - Я сложил эту песнь по человеческому разумению, а подобрал ее лад по разумению небесному. Я исполнил ее в согласии с ритуалом и долгом и вложил в нее дух Великой Частоты. Четыре времени года сменяют друг друга, и вся тьма вещей свершает круг своей судьбы. Расцвет и упадок, начало мировое и начало воинственное чередуются в управлении. Чистое и мутное - сила Инь и сила Ян пребывают в равновесии, и в блуждающем свете звучит их гармония. Раскатами грома я пробуждаю от зим-ней спячки насекомых. В конце не прекращается, в начале не зачинается. То смерть, то рождение, то упадок, то подъ-ем - и так без конца, и ни в чем нет опоры, вот ты и испу-гался.

    Я снова заиграл мелодию, и она выражала гармонию Инь и Ян, блистала сияньем солнца и луны. Звуки ее были то отрывистые, то протяжные, то мягкие, то резкие, и все они сливались в верховное единство. И не было в том един-стве ничего постоянного. В долине заполняла она долину, в ущелье заполняла она ущелье. Размах ее зависел от вместимости вещей: закупорь все отверстия, и дух в ней сохра-нится целиком. Звучание ее раздольное, и слава ее возвы-шенно-светла. А потому благодаря ей божества и духи пребудут в мире мрака, а солнце, и луна, и звезды будут идти своим путем. Я останавливался там, где надлежало быть покою, и двигался там, где все находилось в движении. Как бы ты ни старался, тебе этого не понять, как бы ни всматривался - не увидеть, как бы ни бежал вдогонку - не догнать. Отрешенный, себя не помнящий, стоял я на путях пустоты всех четырех пределов и, опираясь на пла-тан, пел:

Взор мой исчерпал себя у пределов зримого,

Силы мои исчерпали себя у пределов вещественного,

Я стою у Недостижимого - и довольно!

В теле моем пустота и великий покой!

Ты почуял этот великий покой и потому сам успоко-ился.

   Я снова заиграл, презрев покой, и слил мелодию с неот-вратимым течением жизни. Звуки полились беспорядочно и вольно, как сплетаются дикие травы. Разливалась песнь Широко, но не достигала предела, замирала вдали - и не открывалась. Она уносилась в Беспредельное, погружалась в Незримое. Иным казалась она смертью, иным - жизнью, иным - внутренней полнотой, иным - внешним блеском. Так растекалась и рассеивалась она в целом мире, и не было в ней ничего постоянного. Обыкновенные люди слу-шали ее с недоверием, и лишь мудрые ей внимали. Ибо мудрые проникают в суть вещей и следуют велениям Судь-бы. Действие Небесной пружины не проявляется вовне, а пять органов чувств чутко внимают. Слова не звучат, а сердце поет: вот это зовется “Небесной музыкой”. Род Янь воздал ей хвалу в гимне:

Слушай - и звука ее не услышишь.

Смотри - и формы ее не увидишь.

Небо заполнит, заполнит и Землю,

Шесть Полюсов обнимет собою.

   Ты захотел послушать ее, не смог сердцем принять ее - вот и пришел в смятение.

Музыка начинается от страха, а страх внушает почте-ние. Я продолжил спокойно, и ты тоже успокоился. А за-кончил я смятением, смятение же ведет к помраченности. Тот, кто помрачен, живет по истине. Вот так можно вме-стить в себя Путь и хранить его в себе.

   Когда Конфуций странствовал на западе в царстве Вэй, Янь Юань задал вопрос наставнику Цзиню:

- Что вы думаете о поведении учителя?

- Твой учитель дошел до крайности, как прискорбно!

- Что это значит? - спросил Янь Юань.

- Когда, совершая обряд, соломенное чучело собаки еще не показывают собравшимся, его хранят в корзине, покрытой узорчатым платом, а предок и распорядитель церемонии не смеют коснуться ее, не проведя в посте день.

- Когда же обряд совершен, чучело выбрасывают и прохожие топчут его тело, солому же просто забирают на растопку. Если кто-нибудь подберет это чучело, снова поло-жит его в корзину и, странствуя, положит его под голову, ему приснится страшный сон, и у него заболят глаза. Твой учитель из тех, кто подбирает лежалые чучела собак, кото-рыми пользовались еще во времена древних царей, созы-вает учеников, странствует вместе с ними, да еще и кладет чучело себе под голову. Поэтому на него повалили дерево в царстве Сун, ему пришлось бежать из Вэй, он терпел ли-шения на границе Чэнь и Цай, семь дней оставался без горячей пищи и чуть не умер с голоду - чем это лучше болезни глаз?

По воде лучше передвигаться в лодке, а по суше - в телеге. В лодке можно без усилий плыть по воде, но тол-кать лодку на суше - значит за всю жизнь не продви-нуться ни на шаг. Разве древность не отличается от нынеш-него времени, как вода от суши? Применять в Лу чжоуские установления - не значит ли пытаться плыть в лодке по-суху? Только из сил выбьешься, а проку не будет никакого. Учитель твой не ведает, что такое пребывать в беспредель-ном и откликаться переменам, вовек себя не исчерпывая. Не приходилось ли тебе видеть колодезного журавля? Хо-чешь зачерпнуть воду - он опустится, отпустишь его - поднимется. Это человек его нагибает, а сам он не нагибается. Поэтому его движения не могут доставить неудоволь-ствие людям.

   Ритуалы и законы, понятия долга и меры древних царей чтили не за то, что они были одинаковы, а за то, что они способствовали доброму правлению. Сравнивать их между собою - все равно что уподоблять друг другу резань и грушу, мандарин и помелон: все это съедобные плоды, однако же вкус у них разный. Так же и ритуалы, законы, понятия долга и меры меняются со временем. Тщиться ныне во всем быть подобным древним - все равно что пы-таться обезьяну нарядить в платье Чжоу-гуна - она не-пременно станет кусаться и рвать платье до тех пор, пока не стащит его с себя. Разница между древностью и совре-менностью подобна разнице между Чжоу-гуном и обезьяной.

   В старину красавица Сиши из-за болей в сердце была печальна. Увидала ее некая Уродина и, вернувшись домой, тоже стала хвататься за сердце и охать на виду у всех. Однако богачи, завидев ее, бросались запирать ворота, а бед-няки, повстречав ее, убегали прочь вместе с домочадцами. Уродина понимала только, что быть печальной красиво, но не понимала, почему это так. Увы! Учитель твой дошел до крайности!

   Конфуций дожил до пятидесяти одного года, но так и не постиг Путь. Он отправился на юг, пришел во владения Пэй и там повстречался с Лао-цзы.

- Ты пришел? - удивился Лао-цзы. - Я слышал, что ты - достойнейший муж северных краев. Ты тоже обрел Путь?

- Еще нет, - ответил Конфуций.

- А как ты искал его? - спросил Лао-цзы.

- Я пять лет искал его в установлениях и числах, но не мог постичь.

- А потом?

- Я искал его в учении об Инь и Ян, но так и не постиг его.

- Иначе и быть не могло, - сказал Лао-цзы. - Если бы Путь можно было вручить как подношение, то не было бы на земле подданного, который не поднес бы его своему правителю. Если бы Путь можно было подарить, то не было бы на земле человека, который не подарил бы его своим родителям. Если бы о Пути можно было поведать, то не было бы на земле человека, который не поведал бы о нем своим братьям. А если бы Путь можно было передать, то не было бы на земле человека, который не передал бы его своим детям и внукам. Однако же сие невозможно, и тут уж ничего не поделаешь. Если в самом себе не обретешь Путь, то удержать его не сможешь. Если делами своими Путь не подтвердишь, он в мире не претворится. Что исхо-дит изнутри, не примут вовне, а потому мудрый себя не раскрывает. Что входит извне, не найдет места внутри, а потому мудрый не таится. Имя - общая принадлежность, им нельзя пользоваться в одиночку. Человечность и долг - временное пристанище древних царей, в них можно скоротать ночь, но нельзя жить долго: если же люди приме-тят, что ты в них живешь, не оберешься неприятностей.

   Настоящие люди древности ради удобства шли доро-гами человечности, ночевали в постоялых дворах долга, чтобы потом привольно гулять на просторе. Они кормились простой пищей и жили на земле, не взятой взаймы. Когда ты привольно гуляешь, ты следуешь Недеянию. Когда ты питаешься простой пищей, легко насытиться. Когда живешь на земле, не взятой взаймы, не лишаешься своих сокровищ. Древние называли это “странствием ради обре-тения подлинного”.

Тот, кто жаждет богатства, не может отказаться от на-град. Тот, кто жаждет славы, не может отказаться от из-вестности. Тот, кто жаждет власти, не может дать людям воли. Подбодришь его - и он возгордится. Упрекнешь его - и он расстроится. Такие ничего не замечают вокруг себя и ни на миг не могут обрести покой. Они из тех, на ком лежит кара Небес .

Устрашать и миловать, отбирать и давать, бранить и наставлять, дарить жизнь и казнить - таковы восемь спо-собов исправления людей, и применять их может лишь тот, кто умеет, не стесняя себя, идти за Великим превращением. Потому и говорят, что лишь тот, кто сам прям, выпрямит других. А если нет праведности в его сердце, то и Небесные Врата в нем не откроются.

   Конфуций пришел к Лао Даню и стал рассказывать ему о человечности и долге.

Лао Дань сказал: “Когда мякина на току залепляет глаза, земля и небо и все стороны света оказываются не на своих местах. Когда комары и оводы впиваются в наше тело, мы не можем сомкнуть глаз ночь напролет. Человеч-ность и долг терзают наши сердца и не дают нам покоя - нет напасти страшнее! Если вы хотите, чтобы Поднебесный мир не утратил своей изначальной безыскусности, стран-ствуйте по свету привольно, как ветер, и будьте таким, ка-ким делает вас природная сила жизни. К чему эта суета с человечностью и долгом? Вы уподобляетесь человеку, который искал своего беглого сына, стуча в барабан. Ле-бедю не нужно купаться каждый день, чтобы быть белым. Ворона не нужно мазать грязью, чтобы он был черным. О естественных свойствах белизны или черноты нет нужды спорить. Когда из пруда выпускают воду и складывают рыбу на берегу, рыбы теснее прижимаются друг к другу, увлажняя друг друга своими жабрами. Но они с радостью забудут друг о друге, если снова окажутся в большом озере или реке”.

   Конфуций сказал Лао Даню: “Я много лет изучал все Шесть канонов - “Книгу Песен”, “Книгу Преданий”, “Записки о ритуале”, “Записки о музыке” и “Книгу Перемен”. Теперь я досконально постиг их смысл. Обладая этим знанием, я посетил семьдесят два правителя уделов, но ни один из них не усмотрел в моих рассказах ничего полез-ного для себя. Как трудно заставить мир принять правед-ный Путь!”

- Вы бы лучше подумали о том, как вам повезло в том, что вы не встретились с мудрыми царями былых времен, - ответил Лао Дань. - Ведь Шесть канонов - это только внешние следы деяний древних мудрецов. Но разве в них заключен смысл этих деяний? Вы же ведете речь только о следах. Следы появляются там, где ступила нога, но сами-то они отнюдь не нога! Белые цапли зачинают, глядя друг на друга немигающим взором. У насекомых это происхо-дит, когда самец зовет самку сверху, а самка откликается снизу. Ну, а существо, именуемое Лэй, зачинает само от себя. Природу живых существ нельзя изменить, их судьбу невозможно поправить, время нельзя остановить, а дей-ствию Пути нельзя поставить преграду. Если следовать Пути, для себя нет ничего невозможного, если же идти на-перекор Пути, ничего не сможешь совершить.

Конфуций не выходил из дома три месяца. Когда он снова пришел к Лао Даню, он сказал: “Вороны и сороки откладывают яйца, рыбы мечут икру, все в мире сверша-ется через мельчайшие метаморфозы. Когда рождается младший брат, старший брат плачет. Слишком долго я не понимал, что значит быть другом перемен в мире. И если человек не умеет быть другом перемен, разве может он изменить других людей?”

- Неплохо, - молвил в ответ Лао Дань. - Вы, ка-жется, все правильно поняли.

Глава XV

ТЩЕСЛАВНЫЕ ПОМЫСЛЫ

   Выделяться тщеславными помыслами и необычными поступками, уходить от мира и жить не так, как все, презрительно рассуждать о людях и насмехаться над ними, быть одержимым собственным величием - таковы нравы мужей гор и ущелий, отвергнувших свет и находящих удо-вольствие в том, чтобы всячески мучить и терзать себя.

   Говорить о человеколюбии и долге, преданности и доверии, быть почтительным и скромным и думать только о собственном совершенстве - таковы нравы мужей, правящих миром и наставляющих людей; они находят удовольствие, будь они дома или на чужбине, в непрестанном учении.

   Говорить о великих подвигах и искать славы, требовать от государей и подданных соблюдения правил благопри-стойности, следить за тем, чтобы каждый занимал предписанное ему место, заботиться только о благе государства - таковы нравы придворных мужей, чтущих правителей и пекущихся о процветании царства; эти находят удоволь-ствие лишь в том, чтобы приносить пользу своей стране.

   Скрываться в лесах и болотах, жить на диком просторе, удить рыбу и в покое проводить свои дни - таковы нравы жителей рек и морей, бегущих от мира; эти находят удо-вольствие единственно в праздности.

   По-особенному вдыхать и выдыхать, удалять из себя старое и привлекать в себя новое, ходить по-медвежьи и вы-тягиваться по-птичьи , мечтая только о продлении своих лет, - таковы нравы знатоков телесных упражнений, со-вершенствующих свое тело; эти любят только секреты дол-голетия Пэн-цзы.

   А вот быть возвышенным без тщеславных помыслов, совершенствовать себя без человеколюбия и долга, управ-лять государством без подвигов и славы, быть праздным, не уходя на реки и моря, жить долго без телесных упраж-нений, все забыть и всем обладать, быть целомудренным и ничем не ограничивать себя, чтобы все людские достоин-ства сами собой сошлись в тебе, - таков путь Неба и Земли и его сила, обретающаяся в истинном мудреце.

   Безмятежность и покой, пустота и неделание - это равновесие Неба и Земли, сущность Пути и его силы. Мудрый обретает в них успокоение. Будучи покоен, он уравновешен и нескован. Будучи уравновешенным и нескованным, он безмятежен. А если он уравновешен и нескован, то -

Заботы и тревоги в него не войдут,

Духовные болезни в него не проникнут.

Стало быть, его жизненная сила пребывает в целости и его дух не терпит ущерба. Посему говорится: “В жизни мудрец идет вместе с Небом, в смерти он превращается вместе с вещами, в покое он причастен к силе Инь, в деянии причастен к силе Ян”.

Ради личной выгоды других не опередит,

Избегая несчастья, не сделает первый шаг.

Лишь испытав воздействие, откликнется,

Лишь подвергшись натиску, подвинется.

Лишь по необходимости берется за дело.

Отвергает знания и доводы,

А внемлет лишь истине Небес.

И следовательно, он

Не знает гнева Небес,

Не ведает бремени вещей,

Не навлекает на себя неприязнь людей,

Не подвергается преследованиям духов.

Его жизнь - как плавание по водам,

Его смерть - как отдохновение.

Он свободен от суетных мыслей,

Он не строит планов и расчетов.

Он просветлен, хоть и не озабочен чистотою духа.

Он всем внушает доверие, хоть не дает обещаний.

Он спит без сновидений

И пробуждается, не ведая тревог.

Его дух чист и нежен,

Его душа ничем не отягощена.

    В покое и безмятежности соединяется он с Небесным Совершенством. А потому говорят, что печаль и радость - это искажение жизненной силы, веселье и гнев - это нару-шение Пути, пристрастия и неприязнь - утраты души. Когда в сердце нет ни радости, ни печали, открывается пол-нота жизненных свойств. Когда сердце едино и неизменно, сполна достигается покой. Когда никто нас не обременяет, сполна прозревается пустота. Когда мы не связаны вещами, сполна познается безмятежность. Когда мы не препят-ствуем течению жизни, сполна проявляется утонченность духа. Вот и говорится: “Если тело не отдыхает от напряже-ния, оно изнашивается. Если дух вечно в заботах, он увя-дает”.

   Вода по природе своей такова, что, если ее не мутить, она сама по себе станет чистой; если ее не взбалтывать, она сама по себе станет ровной. Но если создать преграду ее те-чению, она никогда не будет чиста. В этом вода являет образ Небесного Совершенства. Посему говорится: “Быть чистым и ни с чем не смешиваться, быть покойным и не из-менять своему покою, быть безмятежным и несуетным, дей-ствовать, как Небо действует, - вот путь питания духа”.

   Тот, кто обладает мечом из страны Гань  или Юе, хра-нит его в ларце и пользуется им с крайней осмотритель-ностью, ибо такой меч высоко ценится в мире. А духовная сила наполняет вселенную, нигде не встречая преград. Вверху она достигает неба, внизу охватывает землю, вскармливает все сущее и не имеет образа. Ее следует на-звать “единой с верховным предком”.

Идя путем Чистоты,

Вечно пребываешь в духе.

Будь в нем, не теряй его вовек,

Храни Великое Единство в себе.

   Когда духовная сила едина, она проницает все сущее, сообразуясь с Небесным порядком. Как говорят в народе, “обыкновенный человек ценит выгоду, честный человек це-нит славу, достойный муж ценит возвышенные помыслы, но истинный мудрец ценит духовную силу”.

   Когда говорят, что духовная сила “проста”, это озна-чает, что она ни с чем не смешивается. А когда говорят, что духовное начало есть “чистота”, это означает, что она не имеет изъяна. Тот, кто стяжал простое и чистое, тот до-стоин называться Настоящим Человеком.

Глава XVI

ЛЮБИТЕЛИ ПОПРАВЛЯТЬ ПРИРОДУ

   Любители поправлять природу, гордясь своими пусты-ми познаниями, хотят восстановить изначальные свойства вещей. Соблазненные пошлыми желаниями, гордясь сво-ими пустыми понятиями, они стараются достичь просвет-ления духа. Таких людей следовало бы называть ослеплен-ными.

    Древние, претворявшие Путь, взращивали знание без-мятежностью. Знание росло, а к делу его не приклады-вали - вот это и называется “взращивать дело безмятеж-ностью”. Знание и безмятежность друг друга укрепляли, а природа всех вещей поддерживала гармонию и истину. Полнота жизненных свойств - это гармония. Путь - это всеобщая истина. Свойства пронизывают все живое в мире - такова их человечность. Путь содержит в себе вся-кую истину - такова его праведность. Когда праведность явлена миру и все живое по-родственному соседствует, тор-жествует верность. Когда форма наполнена внутри и не те-ряет своего естества, тогда звучит подлинная музыка. Ко-гда доверие выражается в облике и запечатлевается в пра-вилах поведения, тогда осуществляется ритуал. Если же ритуал и музыка не претворяются сполна, в Поднебесной царит смута. Пусть каждый будет прям и хранит в себе свои жизненные свойства. Если же свойства проступят наружу, природа вещей понесет урон .

    Люди древности таились в смутно-необозримом, не же-лая быть на виду у света. В те времена силы Инь и Ян пре-бывали в покое и согласии, божества и духи не знали тре-вог, времена года исправно сменяли друг друга, вещи не терпели ущерба и живые существа не гибли безвременно. Люди имели знания, а применения им не искали. В те вре-мена никто ничего не предпринимал, а все совершалось само собой.

   А потом праведность в мире силы своей лишилась, и за управление взялись Суйжэнь и Фуси. И вышло так, что послушание появилось, а единства не было. Когда же Божественный Землепашец и Желтый Владыка возымели власть в Поднебесной, праведность ослабла еще больше. В мире царило спокойствие, но не было послушания. И со-всем погибла жизнь праведная, когда Яо и Шунь взялись управлять Поднебесным миром. Тогда и начались разные усовершенствования в устроении государства, исчезли пер-возданная чистота и безыскусность нравов, люди отошли от Пути, гонясь за добродетелями, и отреклись от своих жиз-ненных свойств ради благочестивого поведения. Вот тогда люди отвернулись от своей природы и стали жить собствен-ным разумением. Как ни старались они договориться друг с другом, порядка в Поднебесной им навести не удалось, и они решили упорядочить свою жизнь с помощью наук. Но правила благочестия разрушают наше естество, а науки губят разум. Среди людей начались разброд и смута, и ста-ло уже невозможно вернуть мир к его изначальному состоя-нию. Нельзя не видеть нынче, что мир погиб для Пути, а Путь погиб для мира. Воистину мир и Путь погибли друг для друга. Если Путь не может вернуть мир к процвета-нию, а мир не может вернуть к процветанию Путь, то даже величайший мудрец, остающийся среди людей, не в силах явить миру истинную силу жизни. И если мудрец нынче скрывает себя, то не потому, что он сам предпочитает жизнь сокровенную.

   То, что в древности называли “сокровенным мужем”, не означало желания скрыться от людских взоров и не по-казывать себя, замкнуть свои уста и не высказывать суж-дений прилюдно, спрятать свои знания и не обнаруживать их на людях. Просто слишком уж смутные настали вре-мена. Если бы мудрый встретил свою судьбу и свершил в мире свои великие деяния, он вернулся бы к Единому и следы его сокрылись. Если бы мудрый не встретил своей судьбы и остался бы в мире не у дел, он бы глубже простер свои корни, упокоился бы в Пределе вещей и стал бы ждать. Вот Путь сохранения своей жизни .

Те, кто в древности оберегали свою жизнь, не старались доказательствами украсить свое знание и знаниями своими объять весь мир или постичь первородное Совершенство ве-щей. Они довольствовались своей долей и наслаждались своей природой. Что они еще могли делать? Ведь Путь - это, конечно, не мелкие дела, а Совершенство жизни - это, конечно, не ограниченные знания. Ограниченные знания губят Совершенство жизни, мелкие дела губят Путь. Поэтому и говорят: “Будь прям - только и всего”. Успехом зовется счастье сознавать себя целым и невредимым.

   Древние называли успехом не обладание колесницей и шапкой знатного вельможи, а всего лишь невозможность добавить что-нибудь к своему счастью. Нынче же успехом считается обладание шапкой и колесницей знатного вель-можи. Но шапка и колесница не дарованы нам нашей при-родой и судьбой. То, что дается нам по случаю, задержива-ется у нас лишь на время, и мы не можем ни привлечь эту вещь, ни удержать ее у себя навеки. А потому не разжигай в себе страстей из-за шапки и экипажа, не подлаживайся под нравы света из-за приобретений или потерь. Будь счастлив всегда и везде и не позволяй житейским волне-ниям завладеть тобой. Нынче же, когда временно пристав-шее к нам уходит от нас, мы печалимся. Вот и видно, что мы даже счастьем своим не умеем дорожить. Поэтому говорят: “Тех, кто отрекаются от себя ради вещей и пренебрегают своей природой в угоду свету, следует называть людьми, которые все ставят с ног на голову”.

Глава XVII

ОСЕННИЙ РАЗЛИВ

   Пришло время осеннего разлива вод. Сотни потоков устремились в Желтую Реку, и она разлилась так широко, что на другом берегу невозможно было отличить лошадь от коровы. И тогда Дух Реки Хэбо возрадовался, решив, что в нем сошлась красота всего мира. Он поплыл вниз по реке на восток и достиг Северного Океана. Долго смотрел он на восток, но так и не увидел предела водному простору. В не-доумении повертел он головой и, глядя на раскинувшуюся перед ним ширь, сказал со вздохом Духу Океана по имени Жо: “В народе говорят: “Узнал сотую часть Пути и уже мнит, что не имеет себе равных”. Это сказано про меня! Мне приходилось слышать, как свысока судили об учености Конфуция и без почтения отзывались о подвиге Бои, и я не верил этому. Но теперь, видя, сколь вы могучи, я не могу не прийти к воротам вашего дома, иначе мне суждено вовеки быть посмешищем в глазах вели-ких мужей!”

- С лягушкой, живущей в колодце, не поговоришь об океане, ведь она привязана к своей дыре, - ответил Дух Океана Жо. - Летней мошке не объяснишь, что такое лед, ведь она стеснена сроком ее жизни. С ограниченным уче-ным  не поговоришь о Великом Пути - ведь он скован своим учением. Ты сейчас вышел из своих берегов, увидел великий Океан и понял свою ничтожность. Значит, с тобой теперь можно толковать о великой истине.

   В мире нет воды большей, чем Океан. Все потоки земли днем и ночью вливаются в него, а он не переполняется. С незапамятных времен через проход Вэйлюй из него выливается вода, а он не мелет. Ни весной, ни осенью не меня-ется в нем уровень вод, не ведает он ни потопа, ни засухи. Невозможно даже сосчитать, во сколько раз он больше са-мых больших рек! И если я сам никогда не находил в этом повода для гордости, то потому лишь, что, объятый Небом и Землею и питаемый силами Инь и Ян, я в этом огромном мире - все равно что камешек или кустик на большой горе. Если я столь ничтожен перед лицом мира, как могу требовать многого для себя? Но перед Небом и Землей даже весь мир в пределах четырех морей - все равно что му-равьиная кочка среди огромного болота. А Срединная стра-на на этом свете - не более чем рисовое зернышко среди просторного амбара. Мы говорим, что вещей в мире “бес-численное множество”, а человек - лишь одна из них. И перед лицом этого великого разнообразия вещей разве не кажется он всего лишь крохотной волосинкой на теле ло-шади? Все то, ради чего передавали друг другу власть Пять Царей, боролись за главенство Три Правителя , чему посвящали свои помыслы человеколюбивые мужи, а мужи ответственные - свои труды, вполне в этом умещается! Бои, отвергнувший эту малость, прославился в веках, а Конфуций, рассуждавший о ней, прослыл великим ученым. Эти люди считали себя величайшими мужами земли. Но не таков ли и ты сам, посчитавший себя величайшей пучи-ной мироздания?

- В таком случае должен ли я считать великими Небо и Землю, а малым - кончик волоска? - спросил Хэбо.

- Нет, - ответил Дух Океана Жо, - среди вещей мера не имеет устойчивого значения, время не знает остановки, границы вещей непостоянны, начала и концы не установ-лены раз и навсегда. Вот почему мудрые люди охватывают взором разом далекое и близкое и поэтому не считают ма-лое ничтожным, а большое - великим. Ибо знание меры вещей само не имеет конца. Эти люди досконально постиг-ли и прошлое, и настоящее, а потому привольно стран-ствуют сердцем в беспредельном просторе. Они не тянутся за недостижимым, ибо знают, что время не останавлива-ется ни на миг. Зная о незыблемом порядке наполнения и опустошения, они не радуются, обретя что-либо, ибо удел наш непостоянен. Они ясно понимают неизменный Путь, а потому не радуются жизни и не горюют о смерти, зная, что начала и концы спутаны и ненадежны. Прикинь-ка, много ли человек знает? Его знания не сравнятся с тем, что ему неведомо. А время его существования не сравнится со временем его несуществования. Тот, кто, опираясь на край-не малое, пытается постичь крайне большое, обязательно впадет в заблуждение и останется навеки неудовлетворен-ным. Если вот так смотреть на вещи, то откуда мне знать, можно ли считать кончик волоска образцом предельно ма-лого, а Небо и Землю - образцом предельно большого?

- В мире любители рассуждать говорят: “Мельчайшее лишено формы, величайшее нельзя охватить” . Это верно?

- Если на великое смотреть, исходя из малого, то оно покажется беспредельным. А если на малое смотреть, ис-ходя из великого, то оно покажется незаметным. Ведь внутренняя сущность - это неразличимо-мелкое, а внешний предел - это необозримо-великое. Следовательно, разли-чие между ними есть не более чем условность: все зависит от того, с какой стороны посмотреть. И тонкое, и грубое присутствуют в каждой форме. Бесформенное же не подда-ется делению, а необъятное нельзя исчерпать счетом. То, о чем можно поведать словами, - это грубая сторона вещей. То, что может быть постигнуто мыслью, - это тонкая сто-рона вещей. А то, о чем нельзя поведать словами и что не может быть постигнуто мыслью, не относится ни к гру-бому, ни к тонкому.

    Посему великий человек деяниями своими не причиняет вреда людям, но и не выделяется пристрастием к человечности и долгу. Он усердствует не ради выгоды и не презирает обязанности даже презренного привратника, к богатству не стремится, но и от дел насущных не бежит; живет, не пользуясь услугами других, но и не стремится непременно кормить себя сам, а на подлых и алчных не смотрит свысока. Поведением своим он не похож на простых людей, но и не мечтает стоять над ними. Он живет “как все” и не восстает против пустословия и обмана. Все награды и чины мира не вскружат ему голову, все униже-ния и наказания мира не опозорят его, ибо он знает, что истинное и ложное невозможно отделить друг от друга и невозможно провести границу между великим и малым. Я слышал такие слова: “Человек Пути остается безвест-ным. Человек совершенных свойств ничем не владеет. Ве-ликий человек лишен самого себя”. Вот высшая истина человеческой судьбы.

- Где же искать грань между ценным и ничтожным, большим и малым - вне вещей или внутри их? - спросил Хэбо.

- Если смотреть на это, исходя из Пути, то вещи не Ценны и не ничтожны, - ответил Дух Океана Жо. - А если смотреть на это, исходя из вещей, то сами себя они считают Ценными, а всех прочих ничтожными. Если смотреть на это, исходя из обычая, то граница между ценным и ничтож-ным не зависит от самих вещей. Если смотреть на это, ис-ходя из различий между вещами, и считать великим лишь то, что кажется великим, тогда среди вещей не окажется ни одной, которая не была бы великой. А если считать малым лишь то, что кажется таковым, тогда среди вещей не ока-жется ни одной, которая не была бы малой. Если знать, что Небо и Земля - как просяное зернышко, а кончик волос-ка - как высокая гора, тогда станут понятны и различия в величине вещей. Если смотреть на это, исходя из заслуг, и считать имеющими заслуги лишь тех, кто сам себя тако-вым считает, тогда в мире не будет вещей, которые не име-ли бы заслуг. А если не считать имеющими заслуги тех, кто сам себя таковым не считает, то в мире не останется ве-щей, которые имели бы заслуги. Если знать, что восток и запад друг другу противостоят, но не могут быть друг без друга, тогда каждая вещь займет свое место. Если смотреть на это, исходя из наклонностей, и считать правильными тех, кто сам их считает таковыми, тогда в мире не будет вещей, наклонности которых были бы неправильны. А если считать неправильными наклонности тех, кто сам их счи-тает таковыми, тогда в мире не будет вещей, наклонности которых были бы правильны. Если знать, что и мудрец Яо, и злодей Цзе считали себя правыми, а другого неправым, тогда истоки разных наклонностей проявляются воочию.

   В стародавние времена Яо по своей воле уступил пре-стол Шуню, и тот стал великим царем, а Куай уступил престол Чжи, и тот бесславно сгинул. Тан и У оспаривали престол и стали правителями, а Богун оспаривал пре-стол - и погиб. Если судить по этим примерам, соперниче-ство за престол или отказ от него, поведение мудрого Яо или злодея Цзе могут быть подходящими или неподходя-щими в зависимости от обстоятельств, а потому и значение их изменчиво. Тараном можно пробить крепостную стену, но им нельзя заткнуть брешь - стало быть, у этого орудия есть свой особый способ применения. Скакун Хуалю  про-бегал за день тысячу ли, но в ловле мышей он, конечно, не сравнился бы с дикой кошкой - стало быть, у этого живот-ного были свои особые способности. Сова ночью поймает даже блоху и увидит кончик волоска, а средь бела дня тара-щит глаза и не видит даже горы - стало быть, у нее осо-бенная природа. Поэтому сказать: “Почему бы не посту-пать только по истине и не отвергать неправду, стремиться к порядку и отвергать беспорядок?” - означает не пони-мать законов Неба и Земли и сущности вещей. Это все рав-но что признавать только Небо и отвергать Землю, признавать силу Инь и отвергать силу Ян. Ясно, что так поступать нельзя. А если кто-нибудь все же продолжает на этом на-стаивать, тот или дурак, или лжец. Древние правители отрекались от престола при разных обстоятельствах, и Три Династии при разных же обстоятельствах наследовали друг другу. Того, кто не умел правильно выбрать время и поступал вопреки тогдашним нравам, люди называли узур-патором. А того, кто правильно выбирал время и следовал обычаю, люди называли человеком долга. Молчи, Хэбо! Откуда тебе знать, где врата к славе и где - к позору, какое учение великое, а какое - ничтожное?

- Но если так, то что же мне делать, а чего не де-лать? - спросил Хэбо. - На каком основании могу я что-то принимать или отбрасывать, к чему-то стремиться и от чего-то бежать?

- Если смотреть на вещи, исходя из Пути, то окажет-ся, что в мире нет ни ценного, ни ничтожного, а есть только “возвращение к истоку”. Не ограничивай свои устремления, ведь так ты лишь воздвигнешь преграды на своем пути. В мире нет ни малого, ни великого, а есть лишь “уступление в круговороте”. Будь же величественно-строг, словно царь земли, не выказывающий пристрастий. Будь благостей, словно божество земли, не ищущее счастья для себя. Будь всеобъятен, как весь белый свет, и нигде не ставь себе пределов. Обними все вещи одинаково - какая же из них заслуживает прежде других твоей благосклонности? Это называется “быть открытым всем пределам”. Все вещи в мире уравниваются в Едином - какие же из них хуже, а какие лучше?

У Пути нет ни конца, ни начала,

А все живое рождается и умирает.

Неведомо нам совершенство:

Что нынче пусто, завтра будет полным.

Не даны навеки формы вещам.

Не задержать вереницу лет.

Не остановить времени бег.

Упадок и расцвет, изобилие и скудость:

Приходит конец - и снова грядет начало!

   Вот слова, раскрывающие смысл великой справедливо-сти мироздания и закон всех вещей! Жизнь всех вещей - как скачка на коне: ни одного движения без перемен, ни одного мига без изменений! Что нам делать и чего не делать? Оставь! Все само собою свершится!

- Но коли так, то что же ценного в Пути?

   Познавший Путь непременно постиг порядок при-роды, постигший же порядок природы непременно осознает равновесие вещей. А тот, кто осознает равновесие вещей, ничем не навредит себе. Человек совершенных качеств в огне не сгорит и в воде не утонет; ему холод и жара не страшны, его звери и птицы не погубят. Это не значит, что ему все нипочем. Я говорю о том, что он умеет отличать опасное от безопасного, покоен в счастье и несчастье, осмо-трителен в сближении и отдалении, и поэтому ничто в мире не может ему навредить. Сказано ведь: “Небесное - вну-три, человеческое - вовне”. А жизненная сила пребывает в Небесном. Тот, кто знает деяния Неба и Человека, тот укоренится в Небесном и сам себя обретет:

  Вперед и назад, растягиваясь и сжимаясь,

  Он вернется к основе и оповестит о великом .

- Но что же такое небесное и что такое человеческое?

- У быков и коней по четыре ноги - это зовется небес-ным. Узда на коня и кольцо в носу у быка - это зовется человеческим. Поэтому говорится: “Не губи небесное человеческим, не губи своим умом собственной судьбы, не губи доброе имя своей алчностью”. Строго блюди эти заповеди и никогда от них не отступай, - и ты, что называется, “воз-вратишься к подлинному”.

    Одноногий Куй  завидовал Сороконожке, Сороконожка завидовала Змее, Змея завидовала Ветру, Ветер завидовал Глазу, а Глаз завидовал Сердцу.

Куй сказал Сороконожке: “Я передвигаюсь, подпрыги-вая на одной ноге, и нет ничего проще на свете. Тебе же приходится передвигать десять тысяч ног, как же ты с ними управляешься?”

- А чему тут удивляться? - ответила Сороконожка. - Разве не видел ты плюющего человека? Когда он плюет, у него изо рта вылетают разные капли - большие, как жемчуг, или совсем маленькие, словно капельки тумана. Вперемешку падают они на землю, и сосчитать их невоз-можно. Мною же движет Небесная Пружина во мне, а как я передвигаюсь, мне и самой неведомо.

    Сороконожка сказала Змее: “Я передвигаюсь с по-мощью множества ног, но не могу двигаться так же быстро, как ты, хотя у тебя ног вовсе нет. Почему так?”

- Мною движет Небесная Пружина во мне, - отве-тила Змея. - Как могу я это изменить? Для чего же мне ноги?

Змея говорила Ветру: “Я передвигаюсь, сгибая и рас-прямляя позвоночник, ибо у меня есть тело. Ты же с воем поднимаешься в Северном Океане и, все так же завывая, несешься в Южный Океан, хотя тела у тебя нет. Как это у тебя получается?”

- Да, я с воем поднимаюсь в Северном Океане и лечу в Южный Океан. Но если кто-нибудь тронет меня пальцем, то одолеет меня, а станет топтать ногами - и сомнет меня. Пусть так - но ведь только я могу ломать могучие де-ревья и разрушать огромные дома. Вот так я превращаю множество маленьких непобед в одну большую побе-ду. Только истинно мудрый способен быть великим по-бедителем!

    Чжуан-цзы удил рыбу в реке Пушуй, а правитель Чу прислал к нему двух своих сановников с посланием, и в том послании говорилось: “Желаю возложить на Вас бремя государственных дел”.

Чжуан-цзы даже удочки из рук не выпустил и головы не повернул, а только сказал в ответ: “Я слыхал, что в Чу есть священная черепаха, которая умерла три тысячи лет тому назад. Правитель завернул ее в тонкий шелк, спрятал в ларец, а ларец тот поставил в своем храме предков. Что бы предпочла эта черепаха: быть мертвой, но чтобы поклонялись ее костям, или быть живой, даже если ей пришлось бы волочить свой хвост по грязи?”

Оба сановника ответили: “Конечно, она предпочла бы быть живой, даже если ей пришлось бы волочить свой хвост по грязи”.

- Уходите прочь! - воскликнул Чжуан-цзы. - Я то-же буду волочить хвост по грязи!

    Хуэй-цзы был первым советником в царстве Ляп, и Чжуан-цзы захотел навестить его. Кто-то сказал Хуэй-цзы: “К вам едет Чжуан-цзы. Он хочет сменить вас на посту первого советника”. Хуэй-цзы очень испугался и приказал искать Чжуан-цзы по всему царству. И Чжуан-цзы искали три дня и три ночи. Чжуан-цзы приехал к Хуэй-цзы и сказал: “На юге живет птица, которую зовут Юаньчу. Ты зна-ешь об этом? Она взмывает ввысь в Южном Океане и летит в Северный Океан. Она отдыхает только на вершинах пла-танов, питается только плодами бамбука и пьет только клю-чевую воду. Однажды некая сова нашла дохлую крысу. Когда птица Юаньчу пролетала над ней, сова подняла голову и угрожающе заухала. Не хочешь ли ты погрозить мне своим царством?”

   Чжуан-цзы и Хуэй-цзы прогуливались по мосту через Реку Хао.

Чжуан-цзы сказал: “Как весело играют рыбки в воде! Вот радость рыб!”

- Ты ведь не рыба, - сказал Хуэй-цзы, - откуда тебе знать, в чем радость рыб?

- Но ведь ты не я, - ответил Чжуан-цзы, - откуда же ты знаешь, что я не знаю, в чем заключается радость рыб?

- Я, конечно, не ты и не могу знать того, что ты зна-ешь. Но и ты не рыба, а потому не можешь знать, в чем радость рыб, - возразил Хуэй-цзы.

Тогда Чжуан-цзы сказал: “Давай вернемся к началу. Ты спросил меня: Откуда ты знаешь радость рыб? Зна-чит, ты уже знал, что я это знаю, и потому спросил. А я это узнал, гуляя у реки Хао” .

    Когда Конфуций был в царстве Куан, люди Сун окружили его в несколько рядов, но он беспрерывно пел и пере-бирал струны своей лютни.

- Отчего вы, учитель, веселитесь? - спросил его Цзы-лу.

- Подойди, я скажу тебе, - ответил Конфуций. - Давно уже ждал я беды и не смог избегнуть ее - такова судьба. Давно уже ожидал я удачи, но не достиг ее - такие уж времена. При Яо и Шуне в Поднебесной не было неудач-ников, успеха же добивались не знаниями. При Чжоу и Цзе не было людей удачливых, и случилось так не из-за отсутствия знаний. Таковы веления времени. На воде не избегать встречи с драконом - таково мужество рыбака. На суше не избегать встречи с тигром - таково мужество охотника. Выйти навстречу протянутому клинку и встре-тить смерть, как жизнь, - таково мужество героя. Знать, что неудача происходит от судьбы, знать, что успех зави-сит от времени, и бестрепетно встретить великую беду - таково мужество мудрого. Останься же со мною! Участь моя решена!

Но в скором времени подошел воин, отвесил прощаль-ный поклон и сказал:

- Вас приняли за Ян Ху, поэтому и окружили. Мы снимаем осаду и тотчас уходим.

    Гуньсунь Лун спросил у вэйского царя Моу:

“Я с детства изучал путь древних царей, а в зрелые годы постиг смысл человечности и долга. Я научился объеди-нять “подобное” и “различное”, разделять “твердость” и “белизну”, превращать утверждение в отрицание, а воз-можное - в невозможное. Я поверг в смущение все сто школ и превзошел в красноречии всех спорщиков. Я пола-гал, что никто в целом свете не сравнится со мной в учено-сти. Ныне же я услышал речи Чжуан-цзы и пребываю в ве-ликом изумлении. Не могу понять, то ли я уступаю ему в умении рассуждать, то ли знания мои не столь обширны, как у него. Теперь я и рта не смею раскрыть. Позвольте спросить, в чем тут дело?”

    Царь Моу облокотился о столик, медленно вздохнул и, глядя в небо, рассмеялся. “Разве ты не слыхал про лягуш-ку, которая жила в глубоком колодце? - сказал он. - Эта лягушка однажды сказала черепахе, обитавшей в Восточ-ном Океане: “В моей жизни так много удовольствий! Когда я хочу прогуляться, я вылезаю на перила колодца. Вернувшись к себе, я отдыхаю на отвалившейся от стенки чере-пице. Если я хочу купаться, я прыгаю в воду, и она доходит мне до самой шеи. А когда я выхожу на берег, моя нога погружается в грязь по самую щиколотку. Ни вьющаяся вокруг мошкара, ни крабы, ни жабы не имеют таких удо-вольствий. Поистине обладать целой лужей воды и глубо-ким колодцем, в котором я могу делать все, что пожелаю, - это вершина счастья! Почему бы вам не прийти ко мне в го-сти, не посмотреть, как я живу?”

Не успела черепаха из Восточного Океана ступить в ко-лодец левой ногой, как ее правая нога уже застряла там. Пришлось ей отползти назад, и тут она рассказала лягушке про свой океан:

    “Даже расстояние в тысячу ли не даст представления о том, как широк Океан, в котором я живу, а расстояние в восемь тысяч ли не даст представления о том, сколь глубок этот Океан, - сказала она. - Во времена царя Юя за десять лет случилось девять наводнений, но вода в Океане не поднялась. При царе Тане за восемь лет было семь засух, но воды в Океане не убыло. Не быть увлекаемым потоком в часы приливов и отливов, не чувствовать волнения, когда вода прибывает или убывает, - такова радость жизни в Восточном Океане”.

    Тут лягушку из колодца прямо оторопь взяла, и она лишилась дара речи. Ну а тебе, не умеющему распознать даже границу между истинным и ложным, пытаться уразу-меть слова Чжуан-цзы - все равно что комару снести на себе гору или сороконожке перебраться через Желтую Реку. Такая задача тебе не по плечу. И тот, кто, не умея распознать смысл утонченнейших речей, старается как можно выгоднее для себя устроиться в жизни, не похож разве на ту лягушку из колодца?

А еще скажу тебе, что тот человек спускался в страну Желтых источников и возносился до самого неба. Он стран-ствует привольно всюду, не разбирая ни севера, ни юга, ни востока, ни запада, и проникает в Сокровенное, возвраща-ется к Всепроницающему. Ты же в своей слепоте ищешь по заданным правилам, разделяешь посредством доказа-тельств. Ты подобен человеку, который смотрит на небо через трубочку и целится шилом в землю. Какая мелоч-ность! Уходи прочь от меня! И помни: однажды какой-то парень из Шоулина вздумал подражать ходокам из Хань-дана. Тамошнее искусство он не перенял, а по-своему хо-дить тоже разучился, так что пришлось ему ползти домой на локтях и коленях. Лучше тебе уйти сейчас, а не то ты чужому искусству не научишься и свое потеряешь!”

Тут Гуньсунь Лун от удивления даже рот раскрыл и язык высунул. Вот так он и побежал прочь.