Часть 6.

  Небо и Земля обладают великой красотой, а о том не говорят. Четыре времени года имеют ясный закон, а о том не судят. Вся тьма вещей имеет неизменный порядок, а о том не ведет речей. Мудрый вникает в доблести Неба и Земли и постигает существо всех вещей. Поэтому совер-шенный человек ничего не делает, истинно мудрый ничего не создает. Это значит, что они берут за образец Небо и Землю.

Божественная просветленность и чистейшее семя Неба и Земли претерпевают сотни превращений вместе с веща-ми, и неведомо, где исток жизни и смерти и всевозможных форм вещей. С незапамятных времен вещи существуют сами по себе, и невозможно устранить их. Вселенная вели-ка, а за пределы мира вещей не выходит. Кончик волоска мал, однако же составляет законченное тело. В Поднебес-ном мире нет ничего, что не претерпевало превращений до конца своих дней, и в чередовании сил Инь и Ян, четы-рех времен года есть непреложный порядок. То сокроются, словно исчезнув, а на деле существуя; то воссияют ярко, не имея телесного образа, но обладая духовной силой. Вся тьма вещей произрастает из этого, а о том не ведает. Это зовется Корнем всего, и прозревается оно в Небесном.

   Беззубый спросил о Пути у Наставника в Тростниковой накидке, и тот сказал: “Выправь тело свое, взор свой обра-ти к Единому, и Небесное согласие придет к тебе. Умерь свои знания, стремись к Единому, и духовность поселится в тебе. Тогда полнота свойств станет твоей доблестью, а Путь - твоей обителью. Смотри на мир простодушно, как только что народившийся бычок, и не доискивайся до при-чин...” Не успел Наставник договорить, как Беззубый крепко уснул. Наставник в Тростниковой накидке очень тому обрадовался и пошел своей дорогой, напевая:

Телом как иссохшая кость,

Сердцем как остывший пепел.

Подлинный - знание верное в нем,

И не ищет причины вознестись над людьми.

Такой темный, такой помраченный!

Помыслов нет в нем, совета не спросишь.

Что за человек он?

   Шунь спросил у Чэна: “Можно ли обрести Путь и владеть им?”

- Ты сам собой не владеешь, как же можешь ты вла-деть Путем? - ответил Чэн.

- Если мое тело не принадлежит мне, то кому же оно принадлежит?

- Оно лишь форма, доверенная тебе Небом и Землей. Не принадлежит тебе и твоя жизнь - она лишь согласие твоих жизненных сил. Не принадлежат тебе твоя природа и твоя судьба - они лишь течение событий, предначертан-ное Небом и Землей. Не принадлежат тебе и твои потом-ки - они лишь новая оболочка твоего тела, вручаемая тебе Небом и Землей. А потому скитайся, не зная, куда идешь, покойся, не зная, за что держишься, и вкушай, не зная вкуса пищи. Ты - живое дыхание Неба и Земли. Как же ты сможешь им владеть?

    Конфуций спросил у Лао Даня: “Сегодня, когда вы пребываете в праздности, осмелюсь спросить о верховном Пути”.

- Постом и воздержанием очисть свое сердце, до бе-лизны снегов очисть свой дух, разбей вдребезги свое зна-ние. Путь глубок, и трудно выразить его в словах! Я рас-скажу тебе о нем вкратце.

Ярчайшее рождается из Сокровеннейшего,

Порядок рождается из Бесформенного.

Семена духа рождаются из Пути.

Формы в корне своем рождаются из семени,

Множатся формы - и появляются вещи.

   Вот так существа с девятью отверстиями выходят из чрева, существа с восьмью отверстиями - из яйца. Они приходят, не оставляя следов, и уходят, не зная преград. Не знают они ни ворот, ни внутренних покоев: вот поистине дом без стен, открытый во все стороны. У того, кто пойдет этим  Путем, будет крепкое тело, проницательный ум, зор-кий взгляд и чуткий слух. Такой не станет утруждать свой разум и беспрепятственно будет откликаться всем переме-нам в мире.

Небу нельзя не быть высоким,

Земле нельзя не быть широкой,

Луне и солнцу нельзя не идти своей дорогой,

Тьме вещей нельзя не множиться:

Вот что такое Путь!

А кроме того, истинно мудрый убирает все ненужное в знании и все плоское в суждениях. Но то, к чему никакие прибавления ничего не прибавят, и то, от чего никакие изъятия ничего не отнимут, мудрый блюдет строго. Бездон-но-глубокое, как Океан! Недостижимо-высокое, как Гора! Приходит к концу и тотчас начинается сызнова! В круго-вороте этом ничего не теряется, но всему обретается мера. Пути благородного мужа вне этого не бывать! Все вещи находят в нем опору, а оно не рушится. Вот что такое Путь!

   В Срединном государстве есть человек. Он поселился между Небом и Землей и не склоняется ни к Инь, ни к Ян. Он человек только на время и скоро вернется к своему Предку. Если смотреть, исходя из основы, то все живое - как облачко пара. И пусть одни умирают старыми, а другие молодыми - что в сущности разделяет их? Одно лишь мгновение! Так для чего беспокоиться о том, кто был прав, а кто виноват - мудрец Яо или злодей Цзе? У плодов, созревающих на кустах и деревьях, есть свой порядок. У людей порядок хоть и сложнее, а того же рода. Истинно мудрый, столкнувшись с ним, не идет ему наперекор, а восприняв его, за него не держится. Откликаться обстоя-тельствам, сообразуясь с ними, - вот истинная Сила. От-кликаться миру, будучи с миром заодно, - вот истинный Путь. Таков неизменный исток власти.

Жизнь человека между Небом и Землей - как прыжок скакуна через расщелину: в одно мгновение она промельк-нет и исчезнет бесследно. Сами собой, неведомо как, вещи приходят оттуда. Сами по себе, неприметно уходят туда. Одно превращение - и вот она, жизнь. Еще одно превра-щение - и вот она, смерть. Все живое об этом печалится, род людской об этом горюет. Но то лишь разрывается данный нам Небом чехол, падают наземь ножны Небес. Жизнь рассеивается, жизнь уходит! Наши светлые и тем-ные души улетают куда-то, и тело влечется за ними. Вот когда наступает для нас Великое Возвращение! Это исчез-новение формы в бесформенном и придание бесформенно-му формы известно всем людям, но человек, устремленный к Пути, о том не заботится. Все люди о том судят, а человек, Путь постигший, не судит. А если судит - значит - Путь не постиг.

Зоркому глазу не увидать.

Чем спорить, лучше молчать.

Никто не знает про Путь.

Чем слушать, лучше уши заткнуть.

Вот что называют “великим постижением”.

   Дунго-цзы спросил у Чжуан-цзы: “Где находится то, что мы называем Путем?”

- Нет такого места, где бы его не было, - ответил Чжуан-цзы.

- А вы все-таки скажите, и тогда я смогу понять.

- Ну, скажем, в муравьях.

- А есть ли он в чем-нибудь еще ниже этого?

- В сорняках и мякине.

- А еще ниже?

- В черепице и кирпиче.

- Ну а в чем-нибудь настолько низком, что дальше некуда?

- В кале и моче!

   Дунго-цзы обиженно промолчал, и тогда Чжуан-цзы сказал ему: “Ваши вопросы, уважаемый, совершенно не касались существа дела. Вот так же управляющий рын-ком Хо определял, насколько жирна свинья, надавливая на нее ногой: чем сильнее надавишь, тем точнее опреде-лишь. У вас не было необходимости спрашивать о место-пребывании Пути, ибо Путь не отделен от вещей. Таков верховный Путь, такова же и великая речь.

А уж лучше нам отправиться на прогулку по Дворцу Отсутствующего, соединяясь со всеобщим согласованием и вовеки не зная границ и пределов! Почему бы нам не быть заодно в Недеянии? Не быть безмятежными, чистыми, праздными? Рассеем же наши помыслы, не будем никуда направляться и не будем знать, куда придем, будем при-ходить и уходить, не зная, где остановиться. Я уже пускал-ся в такие странствия и возвращался назад, но все еще не знаю, где положен им предел. Я блуждал в тех безбреж-ных просторах, но великое знание, там гнездящееся, не имеет границ”.

   А Хэгун и Божественный Землепашец вместе учились у Старого Дракона Счастливого. Как-то днем Божествен-ный Землепашец дремал у себя в комнате, облокотившись о столик. В полдень А Хэгун распахнул настежь двери и вбежал в комнату со словами: “Старый Дракон умер!” Божественный Землепашец схватил свой посох, поднялся, потом с размаху бросил посох на землю и, рассмеявшись, сказал: “Тот, кто был мне Небом, знал, что я груб и темен, вот почему он бросил меня и умер. Все кончено! Учитель умер, не открыв мне безумных своих речей!”

Эти слова услышал Янь Гандяо и сказал: “К тому, кто воплотил в себе Путь, привязаны благородные мужи всего Поднебесного мира. А ныне даже постигший Путь на ты-сячную долю осеннего волоска и тот понял, что нужно утаить свои безумные речи до самой смерти, что уж гово-рить о человеке, воплотившем в себе Путь!

Смотришь на него - не имеет он формы.

Слушаешь его - не издает он звуков.

В ученых сужденьях земных мудрецов

Зовется он тайной тайн.

Вот так рассуждают о Пути, но это не есть сам Путь”.

 Великая Чистота спросила Бесконечность: “Вы знаете Путь?”

- Нет, не знаю, - ответила Бесконечность.

Потом Великая Чистота задала тот же вопрос Недея-нию, и Недеяние сказало: “Я знаю Путь”.

- А есть ли у твоего знания число? - спросила Вели-кая Чистота.

- Да, есть.

- Что же это за число?

- Мое знание Пути может возвысить и может унизить, может связать и может разъединить. Вот как можно счи-тать благодаря моему знанию.

   Великая Чистота спросила об этих словах у Безначаль-ного: “Кто же прав: Бесконечность, которая не знала, или Недеяние, которое знало?”

- Незнание глубоко, знание поверхностно, - ответи-ло Безначальное. - Не знать - это внутреннее, а знать - это внешнее.

Тут Великая Чистота вздохнула и сказала: “Значит, мы знаем благодаря незнанию! А не знаем из-за знания! Кто же знает знание, которое не знает?”

- Путь неслышим, а если мы что-то слышим - зна-чит, это не Путь, - ответило Безначальное. - Путь незрим, а если мы что-то видим - значит, это не Путь. О Пути нельзя ничего сказать, а если о нем что-то говорят - значит, это не Путь. Кто постиг Бесформенное, кото-рое дает формы формам, тот знает, что Пути нельзя дать имя.

И еще Безначальное сказало: “Отвечать на вопрос о Пути - значит не знать Путь. А спрашивающий о Пути никогда не слышал о нем. О Пути нечего спрашивать, а спросишь о нем - не получишь ответа. Вопрошать о не-доступном вопрошанию - значит спрашивать впустую. Отвечать там, где не может быть ответа, - значит потерять внутреннее. Тот, кто утратил внутреннее и спрашивает впустую, вокруг себя не видит вселенной, а внутри себя не замечает Великое Начало. Поэтому он никогда не поднимется выше гор Куньлунь и сможет странствовать в Великой Пустоте”.

   Свет спросил у Отсутствия : “Ты есть или тебя нет?” Отсутствие не ответило. Свет вгляделся пристально в его облик - такой темный, такой пустой! Целый день смотри на него - и не увидишь, слушай его - и не услы-шишь, хватай его - и не поймаешь.

- Вот совершенство! - воскликнул Свет. - Кто из нас может достичь этого? Я могу не быть, но не могу не быть даже в своем отсутствии. А вот оно дошло до этого. Как же ему такое удалось?

   Некий купец, ковавший крюки для предводителя цар-ского войска, в возрасте восьмидесяти лет ничуть не утра-тил своего мастерства.

- Как ты искусен! - воскликнул военачальник. - Есть ли у тебя Путь?

- Да, есть, и ваш слуга бережно хранит его, - ответил кузнец. - Когда мне было двадцать лет, я полюбил кузнеч-ное ремесло, ни на что другое внимания не обращал, ниче-го, кроме крюков, не изучал. Я был так поглощен своим делом, что даже не замечал, чем я занимаюсь. Вот так, неза-метно для себя трудясь в течение долгого времени, я извлек для себя великую пользу! Так и нужно относиться к любо-му делу в жизни.

   Жань Цю спросил у Конфуция:

- Можно ли знать, существует ли что-нибудь прежде Неба и Земли?

- Можно, - ответил Конфуций. - Прежде было то же, что и сейчас.

Жань Цю не нашелся, что спросить еще, и ушел. На другой день он снова подошел к учителю и спросил:

- Вчера я спросил, можно ли знать то, что существует прежде Неба и Земли? Вы, учитель, ответили, что прежде было то же, что есть сейчас. Позвольте спросить: почему вчера мне этот ответ был ясен, а сегодня нет?

- Вчера он был тебе ясен потому, что ты был готов духом воспринять его. А сегодня тебе не ясно потому, что ты пытаешься приложить его и к недуховному тоже, вер-но? В действительности нет ни прошлого, ни настоящего, ни начала, ни конца; прежде чем у тебя появятся дети и внуки, у тебя уже есть дети и внуки. Возможно ли такое?

Жань Цю не ответил, и тогда Конфуций сказал:

- Ты не отвечаешь - и довольно об этом. Мертвое не превратится в живое оттого, что есть жизнь, а живое не станет мертвым оттого, что есть смерть. И смерть, и жизнь от чего-то зависят, есть что-то, что их объединяет. Может ли то, что существует прежде Неба и Земли, само быть вещью? То, что делает вещи вещами, само не является вещью; вещь, появляясь, не может предшествовать другим вещам. Состояние “прежде вещей” подобно наличию ве-щей, и это “подобие наличию вещей” неисчерпаемо. И то, что “любовь мудрого к людям никогда не иссякает”, тоже объясняется этим.

   Янь Юань спросил Конфуция:

- Я слышал, как вы, учитель, говорили прежде: “Ничего не принимай, ничего не встречай”. Что означают эти слова?

Конфуций ответил:

- Люди древности изменялись вовне, но не менялись внутри. Нынче же люди изменяются внутри и не меняются вовне. Только тот, кто принимает перемены вещей, спосо-бен не меняться сам: в переменах он не претерпевает пере-мен. Но таких, конечно, немного. Так было в парке рода Шивэй, в угодьях Желтого Владыки, во дворце рода Юй, в домах Тана и У. Даже благородные мужи вроде последо-вателей Конфуция и Мо Ди погрязли в спорах об “истин-ном” и “ложном”. Что же говорить о современных людях?

Мудрый пребывает среди вещей, но не наносит вещам урона. Поскольку он не наносит урона вещам, вещи тоже не причиняют ему вреда. Только тот, кому ничего не вре-дит, способен воистину принимать и встречать.

Лес в горах, луг у реки доставляют мне удовольствие и радость. Но не успеешь вдосталь вкусить радости, как на смену ей приходит печаль. Приходу радости или печали мы не в силах помешать, их уход мы не в силах предотвра-тить. Как печально сознавать, что человек - лишь постоя-лый двор для вещей! И знает он лишь те вещи, которые посетили его, и не знает прочих. Он знает то, что способен совершить, и не знает того, что не способен. Поэтому чело-веку не избежать незнания и неспособности. И не печально ли, что человек пытается избежать того, чего избегнуть нельзя?

Совершенная речь устраняет слова. Совершенное дейст-вие устраняет действия. Как это мелко - знать лишь то, что известно!

РАЗДЕЛ "РАЗНОЕ"

Глава XXIII

ГЭНСАН ЧУ

   Среди учеников Лао-цзы был человек по имени Гэнсан Чу, который лучше других постиг его учение. Он поселился у северного склона холма Вэйлэй, прогнал прочь слуг, кото-рые выделялись познаниями, и отослал от себя наложниц, славившихся добротой. Он приближал к себе только грубых и уродливых и брал на службу только дерзких и жестоких. Так прожил он три года, и в Вэйлэй собрали богатый уро-жай. Люди в округе говорили друг другу:

- Когда господин Гэнсан пришел сюда, он встревожил нас, и мы сочли его странным. На первых порах мы пола-гали, что от него нельзя ждать ничего хорошего. Теперь же, прожив с ним годы, мы благоденствуем. Как не назвать его великим мудрецом? Почему бы нам всем вместе не воз-дать ему почести как усопшему предку и не воздвигнуть для него алтарь духов всех злаков?

  Услышав об этих разговорах, Гэнсан Чу повернулся лицом к югу и долго не мог прийти в себя. Ученики очень удивились этому, а Гэнсан Чу сказал:

- Чему же вы удивляетесь? С приходом весны все тра-вы расцветают, а в осеннюю пору созревают плоды. Неуже-ли весна и осень оказывают такое воздействие без причины? Сие свершается благодаря действию Великого Пути. Я слы-шал, что настоящий человек живет беспечно в стенах сво-его дома, а народ в округе сходит с ума от желания встре-титься с ним. Теперь маленькие люди Вэйлэй хотят отдать мне великие почести и поставить меня в один ряд с самыми талантливыми и добродетельными мужами. Неужели я и в самом деле такой человек? Видно, я что-то не понял в сло-вах Лао Даня.

- Это не так! - отвечали ученики. - В придорожной канаве тесно будет даже пескарю, крупную же рыбу туда и не пустишь. За низким холмом не спрятаться даже зверю, поселиться там может разве что лиса-оборотень.

   Высокочтимые и умные мужи принимали к себе на службу умелых, ценя первым делом добро, а уже потом вы-году. Если так поступали Яо и Шунь, то мы тем более должны поступить так же. Послушайтесь нас, учитель!

- Подойдите, дети мои, - сказал Гэнсан Чу. - Если зверь, способный проглотить целый экипаж, покинет род-ной холм, то ему не избежать опасности, которую сулит ему раскинутая сеть. А если рыбу, которая может прогло-тить целую лодку, оставить без воды, то ей будут опасны даже муравьи. Поэтому птицы не боятся высоты, а рыбы и черепахи не боятся глубины. Тот же, кто печется о соб-ственной безопасности, не может не скрываться в этом мире и не боится глубокого уединения. Что же достойно восхваления в Яо и Шуне? Ведь их умственные ухищре-ния были подобны бездумному разрушению стен в доме или сажанию бурьяна в поле, расчесыванию лысины или варке риса по зернышку. Разве можно таким способом помочь миру? И тут начали выдвигать “высоконравственных”, а людей стали притеснять; возвысили “умных”, а людей начали грабить. Тот, кто ведет счет вещам, не способен облагодетельствовать народ. Люди же стали добиваться выгоды, сыновья поднялись на отцов, слуги - на своих господ, начались грабежи среди бела дня, при свете солнца роют подкопы. Говорю вам: корень великой смуты - это царствование Яо и Шуня. Верхушки же ее протянутся на тысячи лет, так что через сотню веков люди будут пожирать друг друга!

   Тут со своего места быстро поднялся ученик по имени Наньжун Гу и сказал:

- А что должен делать такой старый человек, как я, чтобы достичь совершенства, описанного вами, учитель?

- Сохраняй в целости свое тело, береги свою жизнь, не допускай в мыслях суеты и через три года сможешь стать таким, - ответил Гэнсан Чу.

- Все глаза выглядят одинаково, я не знаю, каково раз-личие между ними, а слепой себя не видит. Все уши выгля-дят одинаково, и я не знаю, каково различие между ними, а глухой себя не слышит. Сознание у всех одинаковое, я не знаю, чем оно отличается у разных людей, но безумец себя не сознает. Тела людей подобны друг другу, но есть что-то, что нас разделяет. Я хочу быть подобным вам, но не могу достичь этого. Только что вы сказали мне: “Храни в цело-сти свое тело, береги свою жизнь, не допускай суеты в мыс-лях”. Я, Гу, жажду понять эти слова, но они пока что до-стигли только моего слуха.

- Мне больше нечего сказать тебе, - ответил Гэнсан Чу. - Недаром говорят, что роящиеся мошки не превра-тятся в куколку, юэская курица не высидит гусиное яйцо. Дело не в том, что жизненные свойства этих птиц раз-личны. Их способности или неспособность обуслов-лены величиной их таланта. Оказалось, что моих талан-тов не хватает для того, чтобы просветить тебя. Поче-му бы тебе не поехать на юг и не встретиться с Лао-цзы?

Наньжун Гу взвалил на спину дорожный мешок с про-визией и, проведя в пути семь дней и семь ночей, пришел к дому Лао-цзы.

- Не от Чу ли ты пришел? - спросил его Лао-цзы.

- Да, - ответил Наньжун Гу.

- А почему ты привел с собой так много людей?

  Наньжун Гу в недоумении оглянулся.

- Ты не понял, о чем я спросил? - задал ему вопрос Лао-цзы.

Наньжун Гу потупился от стыда, потом поднял голову и сказал со вздохом:

- Сейчас я забыл свой ответ вам и поэтому забыл во-прос, с которым хотел обратиться к вам.

- О чем ты?

- Если у меня не будет ума, люди назовут меня глуп-цом, а если у меня будет ум, он принесет мне несчастье. Если я буду добрым, то принесу вред себе, а если буду недобрым, то принесу вред другим. Если я буду справедли-вым, то навлеку беду на себя, а если буду несправедливым, то навлеку беду на других. Как же мне избежать этих трех затруднений?

- Я понял тебя, еще только взглянув на тебя, а теперь и слова твои говорят о том же. Ты испуган и растерян, слов-но дитя, оставшееся без отца и матери, и пытаешься шестом достать до морского дна. Ты сам навлекаешь на себя погибель, идешь против собственной природы и не знаешь, где выход. Как ты жалок!

Наньжун Гу попросил у Лао-цзы разрешения остаться в его доме, старался усвоить все доброе и отринуть все худое, десять дней предавался размышлениям, а потом сно-ва пришел к Лао-цзы. Тот сказал:

- Ты очистился! В душе твоей стало больше жизни! Однако в тебе еще осталось немало дурного. Не позволяй увлеченности внешним связывать себя: поставь ей пре-граду внутри себя. Однако ж когда чувства внутри стесне-ны, их тоже трудно обуздать: следует выпускать их наружу. Даже тот, кто управляется и с внешним, и с внутрен-ним в себе, не способен поддержать в себе полноту жизнен-ных свойств Пути, что же говорить о том, кто живет, прене-брегая Путем?

  Наньжун Гу сказал:

- Когда в деревне заболевает один человек, его сосед расспрашивает его, и больной может рассказать о своей болезни. Но его рассказ о болезни - это еще не сама бо-лезнь. Когда я спрашиваю вас о Великом Пути, я словно пью снадобье, от которого мой недуг только усиливается. Хотелось бы услышать о том, что есть главное для сбере-жения жизни?

- Ты хочешь знать о том, как сберегать свою жизнь? - ответил Лао-цзы. - Способен ли ты охватить единое и не терять его? Можешь ли ты, не прибегая к гаданию на пан-цирях черепах и стеблях трав, узнавать о будущем счастье или несчастье? Умеешь ли ты останавливаться? Способен ли все отринуть? Можешь ли оставить людей и искать са-мого себя? Можешь ли уйти от всего? Можешь ли быть совершенно непосредственным? Можешь ли стать младен-цем? Ведь младенец кричит целыми днями и не хрипнет - таков предел гармонии. Он целыми днями сжимает кулач-ки - и ничего не хватает - такова всеобщая полнота жиз-ненных свойств. Он целый день смотрит и не мигает - такова его несвязанность внешним . Он идет, сам не зная куда; останавливается, сам не зная почему. Он ускользает от всех вещей и плывет вместе с переменами. Таков путь сбережения жизни.

- Значит, таковы свойства совершенного человека? - спросил Наньжун Гу.

- Нет, это еще не все, - ответил Лао-цзы. - Таковы лишь способности к тому, что мы называем “растопить снег, сколоть лед”. Совершенный человек кормится от Земли и радуется Небу, он не будет беспокоиться вместе с другими о выгоде или убытках, не будет вместе с другими удивляться, не будет вместе с другими строить планы, не будет вместе с другими вершить дела. Он уходит, не прила-гая усилий, он приходит, не теряя безмятежности. Вот что такое путь сбережения жизни.

- Так это и есть высшая истина?

- Еще нет. Но я поведаю ее тебе. Я спросил тебя: мо-жешь ли ты стать младенцем? Ведь младенец ползет, не зная зачем, тянется, не зная куда.

Телом подобен засохшему дереву, сердцем подобен мертвому пеплу. К такому не придет ни счастье, ни несчастье. Тому, кто не ведает ни счастья, ни горя, все люд-ские беды нипочем!

   Из великой упокоенности Всеобъятного исходит Небес-ный Свет. В Небесном Свете люди опознаются как люди, вещи опознаются как вещи. Только упорный человек обладает постоянством. Кто обладает постоянством, того под-держат люди, тому поможет Небо. Тот, кого поддержат люди, зовется человеком Неба. Тот, кому поможет Небо, зовется Сыном Неба.

   Учащийся учится тому, чего не может выучить. Делаю-щий делает то, чего не может сделать. Доказывающий дока-зывает то, чего не может доказать. Тот, кто в знании останавливается на незнаемом, достигает совершенства. А кто не желает этого делать, у того небесное равновесие отнимет все лишнее.

   Того, кто содеял недоброе явно, покарают люди. Того, кто содеял недоброе тайно, покарают духи. Лишь тот, кто понимает и людей, и духов, может идти путём Одинокого.

Тот, кто заключает договор внутри, остается безымян-ным. Тот, кто заключает договор вовне, стремится к при-обретению. Тот, кто живет без имени, даже в обыденном несет собою свет. Тот, кто стремится к приобретениям, только торгуется с людьми. Люди видят, как он вытягива-ется на цыпочках, и считают это достижением.

   Когда вещи устроены так, чтобы угодить телу, когда готовятся к неожиданностям, чтобы уберечь сердце от ги-бели, когда внутреннюю почтительность пестуют для того, чтобы она проявилась вовне, а беды тем не менее избежать не удается, то это происходит от Неба, а не от человека. Тогда ничто не может поколебать установленное, ничто не может проникнуть внутрь Духовной Башни . У Духовной Башни есть свой привратник, который действует без разу-мения и даже не может быть тем, кем он есть, если имеет понятие о себе. Если кто-то, не имея полной искренности в себе, попробует это выразить, всякая такая попытка поро-дит обман. Помыслы человека войдут в него, и с каждым разом он будет ошибаться еще больше.

   Вещи входят в того, кто старается досконально их по-стичь. А в того, кто равнодушен к вещам, вещи не могут проникнуть. Тот, кто не впускает в себя других, не имеет родных. А тот, кто не имеет родных, достигает предела человеческого. Нет оружия более разящего, чем воля. Ей уступит даже меч Мосе. Нет разбойников более опасных, чем силы Инь и Ян, - от них никуда не скроешься в целом мире. Но Инь и Ян не сами лишают нас дарованного нам - наше сердце побуждает их к этому.

   Древние достигли предела знания. Где же этот предел? Одни считали, что изначально не существует вещей - вот исчерпывающий предел, и к нему нельзя ничего добавить. Следом шли те, которые считали, что вещи есть, а рожде-ние - это утрата, смерть же - возвращение. Этим разли-чия исчерпывались. Следом шли те, которые считали, что в начале ничего не было, внезапно возникла жизнь, а жизнь внезапно переходит в смерть. Они считали отсутствие ве-щей головой, жизнь - туловищем, а смерть - хвостом. И они считали себя друзьями того, кто хранил в себе един-ство бытия и небытия, жизни и смерти. Эти древние мужи говорили по-разному, но принадлежали к одному роду, по-добно тому как в царском роде Чу Чжао и Цзин носили царский титул, а Цюй прислуживал им, так что положение их не было одинаковым.

   Путь все пронизывает и все объемлет. В нем разделе-ние - это собирание, а собирание - разрушение. В разде-лении неприемлемо то, что оно придает разделенному за-вершенность. В завершении неприемлемо то, что оно всему придает законченность. Поэтому устремляться вовне, не зная удержу, - значит вести жизнь призрака. Устремлять-ся вовне и упорствовать на своем - значит себя погубить. То, что погибло, но продолжает существовать, - это Единое мира призраков. Посредством формы оно являет бесфор-менное и так обретает устойчивость. Выходит из того, что не имеет корня, и входит в то, что не имеет отверстия. Обла-дает вещественностью, но ни в чем не пребывает; обладает протяженностью, но не имеет начала и конца. То, что выхо-дит откуда-то, но не имеет отверстий, - это веществен-ность. Обладающее вещественностью, но ни в чем не пре-бывающее - таково пространство. Обладающее протяжен-ностью, но не имеющее начала и конца - таково время. Есть нечто, из чего мы выходим при рождении и куда вхо-дим в смерти, откуда выходят и куда входят, и не видно его формы. Это зовется Небесными Вратами. Небесные Вра-та - это отсутствие чего бы то ни было, и оттуда появля-ется вся тьма вещей. Нечто наличествующее не может стать таковым благодаря тому, что наличествует, но оно должно происходить из отсутствия наличествующего. А это отсут-ствие остается таковым на все времена. И мудрый хоронит себя в этом.

Жизнь - что сажа, скапливающаяся под котлом. Разъ-ясняя смысл этого суждения, скажем: “перемещение это-го”. Но сказать, что наша жизнь продлевается в других существах, - значит сказать нечто нелепое. Хотя познать это нельзя, но вот в церемонии “ла”  желудок и копыта жертвы кладут порознь, но они считаются частями одного существа. А тот, кто осматривает дом, обходит алтарь, по-том посещает даже уборную. Вот что можно воистину на-звать “перемещением этого”.

Как же судят об этой истине? Жизнь считают основой, знание - руководителем, а потому разделяют истинное и ложное и устанавливают имена и сущности. Поэтому себя считают сущностью и заставляют других подражать им. Чтобы отстоять свои взгляды, они готовы даже умереть. Такие люди считают знающими тех, кто могут служить, и невеждами тех, кто бесполезен. Они считают высокое положение славой, а униженность - позором. Для совре-менных людей “перемещение этого” подобно различиям, которые делают цикада и горлица, - в их жизни нет раз-личий.

   Если кому-то на рынке наступят на ногу, то попросят прощения за неловкость. Если старший брат поступит так по отношению к младшему, то он его пожалеет, и не более того. Недаром говорят: “Кто вежлив воистину, тот не цере-монится. Кто справедлив воистину, не разбирает, где свои, а где чужие. Тот, кто знает воистину, не строит расчетов. Тот, кто человечен воистину, не знает жалости. Тот, кто доверяет воистину, не требует в залог золота”.

   Отстрани то, что расстраивает волю. Освободись от того, что смущает сердце. Прогони то, что обременяет жизнен-ную силу. Устрани все препятствия для осуществления Пути. Знатность и богатство, почет и чин, слава и выгода - эти шестеро расстраивают волю. Прелести и суетность, похоть и рассудок, кипение в крови и воображение - эти шестеро обременяют жизненную силу. Отрицание и ут-верждение, присвоение и отречение, знание и умение - эти шестеро создают преграды для Пути. Когда эти три шестерки не тревожат нас, мы покойны. Когда мы покой-ны, наш разум просветлен.

Когда мы просветлены, мы обретаем пустоту. Когда мы пусты, мы следуем недеянию. И тогда все свершается само собой.

   “Путь” - это порядок устроения жизненной силы. “Жизнь” - это излучение жизненной силы. “Природа” - это ее жизненные свойства. Действие, проистекающее из природы, зовется свершением. Свершение, ставшее наро-читым, зовется упущением.

“Знать” - значит воспринимать что-то, “знание” есть выражение этого. А то, что знание не знает, дается через узрение.

То, что вынуждает нас действовать единственно пра-вильным способом, есть “Сила”. Когда наши действия обу-словлены не кем-нибудь другим, а нами самими, это зовет-ся “порядком”. Эти названия, казалось бы, друг другу про-тиворечат, а в действительности друг друга обусловли-вают.

   Стрелок И был искусен в стрельбе из лука, но не умел отвратить людей от хвастовства. Мудрый искусен в небес-ном, но неискусен в человеческом. Только совершенный человек может быть искусным в небесном и ловким в чело-веческом. Только животное может быть животным, только животное может сберечь в себе небесное. Совершенный человек не приемлет небесного и не приемлет небес-ного, сотворенного человеком. Тем более не приемлет он вопросов о том, что в нас от Неба, а что - от чело-века.

   Когда стрелку И попадалась птица, он обязательно сби-вал ее стрелой - таково было его искусство стрельбы. Но если всю Поднебесную сделать одной большой клеткой, из нее не ускользнет ни одна птица. Вот так Тан поместил в клетку И Иня, пожаловав ему должность царского пова-ра, а циньский Му-гун завлек Раба из Байли, подарив ему пять бараньих шкур. Но если вы попытаетесь заманить кого-нибудь в клетку, посулив ему то, что ему не нравится, вы никогда не добьетесь успеха.

   Человек, у которого в наказание отсекли ногу, не стра-шится законов и людского суда. Преступники, скованные цепью, восходят на гору, презрев жизнь и смерть. Тот, кто не благодарит за подарки, забыл про людей, а кто забыл про людей, тот стал Небесным человеком. Окажи ему почет - и он не обрадуется. Унизь его - и он не разгневается. Ибо он уподобляет себя Небесному согласию.

Если выказывать гнев, а не гневаться, тогда гнев будет исходить от негневающегося. Если для вида что-то делать, блюдя недеяние, тогда действие будет совершаться недей-ствующим. Хочешь покоя - стань безмятежным. Хочешь быть проницательным, следуй сердцу. Если хочешь дей-ствовать без ошибок, то делай лишь то, чего не можешь не делать. Делать лишь то, чего нельзя не делать, - таков Путь истинно мудрого.

Глава XXIV

СЮЙ УГУЙ

   Сюй Угуй благодаря рекомендации Нюй Шана встре-тился с вэйским царем У-хоу. Царь учтиво спросил гостя:

- Почему вы, учитель, изъявили согласие встретиться со мной? Может быть, вас утомили ваши труды в лесах?

- Это я могу посочувствовать вам, государь, а не вы мне, - ответил Сюй Угуй. - Ведь вы, государь, погрязли в низменных страстях, а длительная любовь или ненависть делают душу больной. Если же вы отбросите низменные страсти, любовь и ненависть, у вас будут болеть глаза и уши. Тогда уже мне придется выражать вам сочувствие. Отчего же вы, государь, так переживаете за меня?

   Царь высокомерно промолчал, и тогда Сюй Угуй сказал:

- Осмелюсь рассказать государю, как я распознаю собак. Худшие собаки думают лишь о том, как насытить брюхо; таковы же и повадки кошки. Собака средних ка-честв смотрит вверх, словно на солнце. Лучшие же собаки словно бы забывают о себе. Коней я распознаю еще лучше, чем собак. А распознаю я их так: если конь скачет прямо, словно по отвесу, поворот делает, словно по крюку, описы-вает квадрат, словно по наугольнику, и бежит по кругу, точно по циркулю, то это - конь царства. Однако ж и он уступает коню Поднебесной. У коня Поднебесной талант совершенно необыкновенный: вид у него такой, будто он чего-то страшится, что-то потерял, от самого себя отре-шился. Такой конь мчится впереди всех, не поднимая пыли, не зная, куда скачет.

   Царю стало смешно, и он громко рассмеялся. Когда Сюй Угуй вышел, Нюй Шан спросил его:

- Чем вы, учитель, так развеселили моего государя? Сколько я ни наставлял его, будь то окольным путем, обра-щаясь к “Книге Песен”, “Книге Преданий”, запискам о ритуале и музыке, или же говоря без обиняков, ссылаясь на записи в Шести шкатулках и на железных табличках , мне никогда не удавалось сделать так, что государь обна-жал свои зубы в улыбке. Чем же вы, учитель, сумели так развеселить нашего государя?

- Я только рассказал ему о том, как я распознаю собак и коней, - ответил Сюй Угуй.

- Только и всего? - удивился Нюй Шан.

- Не приходилось ли вам слыхать про одного изгнан-ника из царства Юе?

   Прожив в изгнании несколько дней, он радовался, когда встречал кого-нибудь знакомого из своих земляков. Про-жив в изгнании несколько месяцев, он радовался, когда встречал кого-нибудь из земляков, чье имя было ему зна-комо. А после того как он прожил в изгнании целый год, он был рад встретить любого человека, который был похож на его земляков. Чем дальше уходил он от людей, тем боль-ше тосковал по людям. Когда же он очутился в пустынных землях и дни напролет бродил в лесной чаще по безлюд-ным тропам, то был рад, когда слышал что-либо похожее на звук человеческих шагов. И сколь сильнее была бы его радость, если бы он увидел перед собой собственных братьев и родичей! Как же много времени прошло с тех пор, как наш государь слышал речь Настоящего человека!

   Сюй Угуй увиделся с царем У-хоу, и тот сказал:

- Вы, учитель, уже давно живете в далеких лесах, пи-таясь кореньями и плодами. Не наскучили ли вам пырей и лебеда, коль скоро вы пожаловали ко мне, единственному? А может быть, вы пришли потому, что состарились? Или возжелали мяса и вина? Или хотите быть облагодетельство-ванным от моего алтаря духов плодородия?

- Я, Угуй, вышел из рода бедного и незнатного, а по-тому никогда бы и не посмел попробовать царского вина и мяса. Но вскоре мне придется позаботиться о вас, государь.

- Что значат эти слова?

- Небо и Земля одинаково вскармливают все живое, - ответил Сюй Угуй. - Поднявшихся высоко нельзя считать лучшими, пребывающих внизу нельзя считать худшими. Вы, государь, - единственный повелитель десяти тысяч колесниц и ради удовольствия своих ушей, глаз, рта и носа заставляете тяжко трудиться народ всего царства. Но дух удовлетвориться этим не может. Дух любит согласие и не-навидит распущенность. Распущенность - это болезнь духа. Вот я и не могу не сокрушаться о том, что вы, госу-дарь, сами навлекаете на себя болезнь.

- Давно уже хотел я повидаться с вами, учитель, - сказал царь. - Желаю любить народ и во имя справедливо-сти положить конец войнам. Возможно ли сие?

- Нет, - ответил Сюй Угуй. - В любви к людям - начало погибели людей. В желании ради справедливости положить конец войнам - корень войны. Если вы, государь, начнете так действовать, все пропало. Ибо красивые слова - это орудие зла. Вы ратуете за человечность и долг, а на деле сеете ложь. Всякая форма вызовет к жизни дру-гую форму, всякий успех вызовет противодействие, а вся-кое изменение вызовет противоборство. Не выставляйте, государь, ряды ваших воинов на галереях и башнях, не приводите лучников и всадников к вратам дворцового хра-ма, не замышляйте измены ради приобретения, не надей-тесь хитростью одолеть других, не пытайтесь победить людей ни умом, ни оружием. Убивать всех людей подряд, захватывать чужие земли ради собственной корысти и соб-ственной похоти - кому от этого будет хорошо? Где находится истинная победа? Если вы, государь, от этого отка-жетесь и будете жить по закону Неба и Земли, отринув мысли об убийстве и не утесняя других, то разве понадобится вам, государь, ратовать за прекращение войн?

   Желтый Владыка поехал на встречу с Великой Глыбой. Не успел он доехать до города Сянчэна, как сбился с пути. Тут повстречался ему мальчик, пасший коней.

- Ты знаешь, где живет Великая Глыба? - спросил его Желтый Владыка.

- Знаю, - ответил мальчик.

- Вот необыкновенный пастушок! - удивился Жел-тый Владыка. - Знает, где живет Великая Глыба! А поз-воль спросить тебя: как нужно править Поднебесным миром?

- Поднебесный мир нужно оставить таким, какой он есть. Что с ним еще делать? - отвечал пастушок. - Я с детства скитался по свету, и вот зрение мое омрачилось. Один старец наставил меня: “Броди по равнине вокруг Сянчэна подобно колеснице солнца”. Ныне свет мира вновь воссиял для меня, и я опять пойду скитаться за пределами шести углов вселенной. А Поднебесную надо оставить та-кой, какая она есть. Зачем что-то делать с ней?

- Управлять Поднебесным миром и вправду не ваше дело. Но все-таки позвольте спросить, как мне быть с ним?

Мальчик не захотел отвечать, но Желтый Владыка по-вторил свой вопрос, и тогда мальчик ответил:

- Не так ли следует управлять Поднебесной, как пасут лошадей? Устранять то, что вредит лошадям, - только и всего!

Желтый Владыка низко поклонился мальчику, назвал его “небесным наставником” и смиренно удалился.

    Если любители знания не видят перемен, которые пред-полагает их ум, они печалятся. Если любители споров не могут выстроить своих суждений по порядку, они печалят-ся. Если те, кто приставлен надзирать, не имеют дел, заслу-живающих разбирательства, они печалятся. Все эти люди связаны вещами. Мужи, славящиеся в свете, процветают при дворе. Мужи среднего положения славят начальников. Силачи жаждут показать свою силу. Храбрецы ищут слу-чая показать свою храбрость. Воины, облаченные в латы, ищут сражения. Мужи, уподобившиеся высохшему дереву, утешаются своей известностью. Мужи законов пекутся о правильном управлении. Знатоки ритуалов и музыки сле-дят за своей внешностью. Любители человечности и долга ценят общение с другими людьми.

Земледельцы, не выпалывающие сорняков на своем по-ле, не соответствуют своему званию. Купцы, не торгующие на рынке, не соответствуют своему званию. Когда у простых людей есть занятие, они усердно трудятся от зари до зари. Ремесленники, научившиеся обращаться со своими орудиями, работают с еще большим рвением. Если богат-ство не возрастает, жадные печалятся. Если могущество не увеличивается, тщеславные горюют. Приверженцы силы и выгоды радуются изменению обстоятельств - в каждый момент времени они найдут, чем воспользоваться. Они не могут не иметь дел. Вот так они живут круглый год, ме-няясь вместе с вещами. Они дают волю своим прихотям, погрязают в вещах и до самой смерти не могут вернуться к истине. Как это прискорбно!

   Чжуан-цзы сказал:

- Если того, кто попал в цель, не целясь, считать от-личным стрелком, то все люди в Поднебесной оказались бы меткими, как стрелок И. Возможно ли такое?

- Возможно, - ответил Хуэй Ши.

- Если бы в Поднебесной не было общей для всех ис-тины и каждый считал истиной только свое мнение, то в Поднебесной все оказались бы мудры, как Яо. Возможно ли такое?

- Возможно.

- Последователи Конфуция и Мо Ди, Яна и Бина  составляют четыре школы, а вместе с вами, уважаемый, - пять. Кто же из них прав? А может быть, истиной обладает Лу Цзюй ? Его ученик сказал: “Я постиг Путь учителя. Я могу зимой приготовить горячую пищу в треножнике, а летом делать лед”. Лу Цзюй сказал: “Это означает по-средством силы Ян притянуть Ян, посредством силы Инь притянуть Инь. Мой Путь вовсе не таков. Я покажу тебе, что такое мой Путь”. И тут он настроил два инструмента шэ , один положил в главном зале дома, а другой - в боко-вой комнате. Тронул струну гун на одном - та же струна зазвучала на другом инструменте, тронул струну цзяо - откликнулась струна цзяо, и так все струны обоих инстру-ментов звучали в согласии. Но можно ли изменить тон од-ной струны, не нарушив строй пяти тонов, а потом, тронув эту струну, вызвать отклик всех двадцати пяти струн? Та-кой звук был бы настоящим государем всех тонов. Вот какова должна быть истина!

- Ныне последователи Конфуция и Мо Ди, Яна и Бина спорят со мной, отрицая друг друга и соперничая друг с другом в славе, - сказал Хуэй Ши. - Но никто еще не смог опровергнуть меня. Разве не доказывает это, что я владею истиной?

- Некий житель Ци послал своего сына служить при-вратником в Ци, не предполагая, что ему могут там в нака-зание отсечь ногу. Он же, покупая колокола, обвязал их веревкой из опасения, что их поцарапают. Ради же собст-венного сына он не покинул пределы своего царства. Если житель Чу, странствуя как хромой привратник, затеет в полночь, когда вокруг никого нет, ссору с лодочником, он едва ли достигнет берега, и ему придется пожалеть о своей запальчивости.

   Чжуан-цзы, стоя на похоронах перед могилой Хуэй Ши, повернулся и сказал сопровождающим:

- Среди иньцев был человек, который, посадив на нос пятнышко глины величиной не более крылышка мухи, про-сил плотника Ши стесать его. Плотник Ши начинал вращать над головой топор так, что поднимался ветер, и, улу-чив момент, сбривал пятно топором, не задев носа, а инец и глазом не успевал моргнуть. Услышал об этом сунский царь Юань, призвал к себе плотника Ши и сказал ему: “Попробуй стесать и у меня”.

“Ваш слуга и вправду мог стесать пятно с носа, - отве-тил царю плотник, - но мой партнер умер, и теперь у меня нет подходящего материала”.

Так вот, с тех пор как умер учитель Хуэй Ши, у меня тоже не осталось друга, с кем мог бы я оттачивать искус-ство беседы.

   Гуань Чжун заболел, и Хуань-гун сказал ему:

- Болезнь у вас, отец Чжун, тяжелая, и я хочу спро-сить вас откровенно: если вам станет еще хуже, кому я могу доверить царство?

- А кому бы хотел государь? - спросил Гуань Чжун.

- Баошу Я, - ответил царь.

- Нет! - сказал Гуань Чжун. - Он - человек цело-мудренный и честный, но всех меряет по себе, а не себя по другим. Если он услышит хоть раз о проступке другого, всю жизнь ему не простит. Если доверить ему управление царством, то вверху он будет навязывать свою волю госу-дарю, а внизу - идти наперекор народу. Пройдет немного времени - и он совершит преступление против царя.

- Кому же можно? - спросил Хуань-гун.

- Если меня не станет, то можно Си Пэна, - ответил Гуань Чжун. - Это такой человек, что государь о нем забу-дет, а народ ему не изменит. Сам он стыдится, что не срав-нится с Желтым Владыкой, но печалится о тех, кто не срав-нится с ним самим. Тот, кто делится с людьми полнотой жизни в себе, зовется мудрецом. Тот, кто делится с другими богатством, зовется достойным мужем. Тот, кто свои досто-инства обращает к вышестоящим, никогда не завоюет их расположения. Тот, кто свои достоинства обращает к ниже-стоящим, обязательно завоюет их расположение. Си Пэн не слишком известен в царстве и не слишком прославился у себя в роду, поэтому управление можно доверить ему.

   Уский царь, плывя по реке, поднялся на Обезьянью гору. Завидев его, обезьяны бросились врассыпную и скры-лись в непроходимой чаще. Только одна обезьяна беспечно прыгала вокруг, как бы показывая царю свою ловкость. Царь выстрелил в нее из лука, но она поймала стрелу. Тог-да царь велел своим людям стрелять в нее из всех луков, и обезьяна в конце концов упала, сраженная стрелой.

Царь обернулся и сказал своему другу Янь Буи: “Эта обезьяна хвасталась своей ловкостью и в конце концов нашла свою смерть. Пусть это послужит тебе предостережением. Нельзя хвастаться своими достоинствами перед другими!”

Вернувшись домой, Янь Буи обратился к Дун У с прось-бой отучить его гордиться своей красотой, веселиться и искать славы. Прошло три года, и люди царства стали хвалить его.

   У Цзы-Ци было восемь сыновей. Выстроив их перед собой, он позвал Цзюфан Яня и сказал ему:

- Узнай по лицам моих сыновей, кого из них ждет счастье!

- Счастье уготовлено Куню, - сказал Цзюфан Янь.

- Какое же это счастье? - спросил изумленный Цзы-Ци.

- До конца своих дней Кунь будет делить трапезу с го-сударем.

- Неужели моего сына постигнет такое несчастье? - спросил Цзы-Ци, и слезы ручьем полились из его глаз.

- Но ведь для того, кто вкушает пищу вместе с госу-дарем, милости распространяются на родичей до третьего колена, особенно же - на отца и мать. А вы, уважаемый, услыхав мое предсказание, льете слезы и не желаете при-нимать свое счастье, принимаете его за несчастье.

- Янь, как ты узнал о том, что Куня ждет счастье?

- Благодаря тому, что от него исходит запах вина и мяса.

- А как ты узнал, каково происхождение этого запаха?

- Я никогда не был пастухом, однако овцы ягнились в юго-западном углу моего дома. Я никогда не любил охо-титься, однако перепелка вывела птенцов в юго-западном углу дома. Если это не предзнаменования, тогда что это такое?

- Со своими сыновьями я странствовал по всему свету, вместе с ними радовался Небу, вместе с ними кормился от Земли. Я не занимался с ними делами, не строил с ними расчетов, не интересовался чудесами. Я постигал вместе с ними подлинность Неба и Земли и не связывал себя ве-щами. Вместе с ними я только жил привольно и не совер-шал того, что требует долг. Теперь я отринул от себя все обыденное. Если есть странные явления, то будут и стран-ные поступки. Нам грозит гибель! Но вина не на мне и не на моих сыновьях. Все это идет от Неба. Оттого-то я и лью слезы!

Вскоре отец послал Куня в царство Янь, а по пути на него напали разбойники. Поскольку продать его целым было трудно, они отсекли ему ногу и продали в Ци. Там Кунь оказался привратником в доме знатного царедворца и до самой смерти питался мясом.

   Когда Гоуцзянь и его три тысячи латников укрылись на горе Куйцзи, только Вэнь Чжун знал, как возродить разбитое царство Юе. И только Вэнь Чжун не знал, чего он должен опасаться . Вот почему говорят: “Даже глаза совы могут пригодиться”. И еще: “И на ноге аиста есть коленце, отними - будет больно”. Говорится и так: “Даже когда ветер перелетает через реку, не обходится без потерь. Даже когда солнце перейдет через реку, не обходится без по-терь”. Это значит, что даже ветер и солнце сдерживают течение реки. Для реки же никаких преград как будто нет, так что она свободно течет от истока до самого моря. Земля держит воду: это рубеж воды. Тень движется за человеком: это рубеж человека. Вещи охватывают другие вещи: это рубеж вещей. Поэтому в ясности зрения таится опасность для глаз. В чуткости уха таится опасность для слуха. В сообразительности ума таится опасность для сознания. И вся-кая способность, проявившаяся в нас, чревата опасностью. Когда опасность назрела, отвратить ее нет возможности и беды наши разрастаются, как бурьян. Избавиться от них стоит больших трудов, и притом плодов наших усилий при-ходится ждать долго. Люди же считают свои опасности сокровищем. Ну не прискорбно ли это? Вот отчего рушатся царства, гибнут люди, но никто не задается вопросом: по-чему так происходит?

   Цзы-Ци из Наньбо сидел, опершись локтем о столик, и дышал, обратив лицо к небу. Яньчэн-цзы вошел и, увидев это, сказал:

- Учитель, вы не имеете себе равных! Может ли тело стать подобным высохшему дереву, а сердце уподобиться мертвой золе?

- Я долго жил в пещере на горе, - ответил Цзы-Ци. - В то время меня приметил Тянь Хэ, и его подчиненные в Ци трижды поздравляли его. Не иначе как я сам привлек к себе внимание - вот почему он приметил меня. Если бы я не начал действовать сам, как бы он узнал обо мне? Если бы я не выставил себя на продажу, разве захотел бы он купить меня? Увы мне! Я скорбел о человеке, потерявшем себя, потом скорбел о скорбевшем, а потом я скорбел о том, что скорбел о скорбевшем. Вот так с каждым днем я все больше отклонялся от Пути!

   Конфуций пришел в царство Чу, и чуский царь стал угощать его вином.

Суньшу Ао поднял кубок, Шинань Иляо принял вино и, совершив возлияние духам, сказал:

- Нынче здесь скажет свое слово древний человек!

- Мне доводилось слышать об учении без слов, - ска-зал Конфуций. - Никогда прежде я о нем не говорил, а сей-час скажу. Шинань Иляо беспечно развлекался игрой, а споры между двумя домами прекратились. Суньшу Ао без-мятежно спал с веером из перьев в руках, а люди Ин отло-жили оружие . Чтобы это разъяснить, мне нужно обладать клювом длиною в три вершка!

По поводу этих двух мужей можно сказать, что они обладали “Путем, которым нельзя идти”. По поводу Кон-фуция можно сказать, что он владел “рассуждением без слов”. Посему, когда все свойства вещей постигнуты в единстве Пути, а речь достигает предела знания, мы прихо-дим к совершенству. Однако даже и в единстве Пути свой-ства не могут быть все одинаковы, а то, что не может быть охвачено знанием, не может быть и названо словом. Суж-дений может быть великое множество - как в спорах по-следователей Конфуция и Мо Ди, - и от этого происходят несчастья. А Океан не отвергает вод, втекающих в него с запада, - вот в чем истинное величие! Мудрый объемлет Небо и Землю, простирает свою милость на весь Поднебес-ный мир, но неведомо, какого он роду-племени. При жизни не имеет звания, после смерти не получает почетного титу-ла, богатств не накапливает, за славой не гонится. Вот та-кой и зовется великим человеком. Собаку считают хорошей не за то, что она громко лает. Человека считают достойным не за то, что он красиво говорит. Что же говорить о великом человеке! В мире нет ничего более великого, чем Небо и Земля. А поскольку они велики, они ничего не требуют для себя. Тот, кто познал истинное величие, ничего не добива-ется, ничего не теряет, ни от чего не отказывается и не ме-няется из-за других. Он лишь возвращается к себе и не имеет границ, пребывает в древности и вовек не умирает. Воистину, таков великий человек!

   Беззубый повстречался с Сюй Ю и спросил его: “Куда вы направляетесь?”

- Бегу прочь от Яо, - ответил Сюй Ю.

- Отчего же вы бежите?

- Яо настолько соблазнился человечностью, что, бо-юсь, над ним весь мир будет насмехаться. А в будущих поколениях люди станут пожирать друг друга! Ведь завое-вать любовь народа нетрудно. Если ты сам любишь людей, то и они будут добры к тебе. Если ты приносишь им выгоду, они соберутся вокруг тебя. Если ты хвалишь их, они будут славить тебя. Если ты сделаешь что-нибудь им неугодное, они разбегутся. Любовь и выгода появляются из человеч-ности и долга. Отвергающих человечность и долг мало, а пользующихся ими - много. Вот только поступки, сооб-разующиеся с человечностью и долгом, часто неискренни, а случается, ими оправдывают звериную жадность. Чело-век, в одиночку правящий Поднебесным миром, ограничен не меньше, чем любой другой человек. Яо знает, что достой-ные мужи приносят пользу миру, но не знает, что эти же мужи губят мир. Это ведомо лишь тем, у кого кругозор шире, чем у достойных мужей.

   Человеческая нога занимает немного места на земле. Но, несмотря на то что нога мала, человек, ступая там, где еще не проходил, способен уйти далеко. Человеческие познания невелики, но человек, вверяясь неведомому, спо-собен познать то, что зовется Небом. Так он познает вели-кое единство, великий покой, великое созерцание, великое постоянство, великий порядок, великое доверие, великую определенность - вот совершенство!

Великое единство все проницает, великий покой все рассеивает, великое созерцание все являет взору, великое постоянство все возвращает к истоку, великий порядок все-му придает форму, великое доверие обнажает все подлин-ное, великая определенность все поддерживает.

   Во всеобщем порядке таится Небесное. Следуя ему, стя-жаешь осиянность духа. В сокровенной глубине хранится Ось бытия. У того, кто постигнет ее, понимание будет выглядеть непониманием, знание будет выглядеть незнанием. Когда знание приходит от незнания, тогда вопросам об этом не может быть конца и не может не быть конца.

В уклончивых словах сокрыта глубокая истина. Эту истину нельзя передать из прошлого в настоящее, но она вовек не увядает. Разве нельзя назвать ее вечно торжествующей?

Почему бы не вопрошать об этой истине, дабы с по-мощью несомненного развязать все сомнения и возвра-титься к безупречной ясности разума? Вот что значит во-истину почитать Несомненное.