Часть 2.

Более поздние работы о ньяйе открыто принимают категории вайшешики, которые они сводят к {прамейе}, то есть к объектам познания, или к {артхе}, являющейся одной из двенадцати видов прамейи. "Таркшаракша" Варадараджи (XII век н. э.) - очень важный трактат синкретической школы. Он подводит под прамейю двенадцать объектов ньяйи, как и шесть категорий вайшешики. "Таркабхаша" Кишава Мишры (конец XIII века) сочетает взгляды ньяйи и вайшешики [42]. "Дашавайкаликанирьюкти" Бхадрабаху (ок. 357 года до н. э.), "Ньяяватара" Сиддхаина Дивакары (VI век н. э.), "Парикшамукха-сутра" Маникьянди (800 год н. э.). "Прамананаятаттвалокаламкара" Девасури (XII век н. э.) и "Прамеякамаламартанда" Прабхачандры являются важными джайнскими логическими работами. Джайнские мыслители и буддистские логики отличали логические исследования от религиозных и метафизических, тогда как в рассуждениях индийских писателей все это смешивалось. В работах последних, написанных в духе ньяйи, рассматриваются атомы и их свойства, душа и перевоплощение, бог и мир, а также логические вопросы природы и границ познания. Буддистские и джайнские мыслители не обнаружили интереса к метафизическим воззрениям древней ньяйи, но усиленно выделяли чисто логические стороны учения и таким образом подготовляли линию новой ньяйи. являющуюся чистой логикой и диалектикой.

"Таттвачинтамани" Гангеши является стандартным текстом новой школы [43]; Вардхамана, сын Гангеши, в своих работах продолжает эту традицию Джаядева написал комментарий на "Таттвачинтамани" под названием "Алока" (XIII век) "Таттвачинтаманивьяхью"[44] Васудевы Сарвабхаумы можно рассматривать как первую выдающуюся работу школы Навадвипы (Нуддеа), относящуюся к концу XV и началу XVI века. Автору этой работы посчастливилось с учениками, главными из которых были Чайтанья, знаменитый вишнуистский реформатор, Рагхунатха, известный логик и автор "Дидхити" и "Падартхакхандана"[45], Рагхунандана, знаменитый юрист, и Кришнананда, большой авторитет по части тантрических ритуалов. Хотя Гангеша писал только о четырех праманах и сам непосредственно не касался метафизических вопросов, Рагхунатха, как и некоторые другие писатели этой школы, весьма интересовался также и метафизикой. Джагадиша (конец XVI века) и Гададхара (XVII век) являются хорошо известными логиками этой школы. Аннам Бхатта [46], брахман из Андхры (XVII век), пытался развить стройную систему из философии древней и новой ньяйи и вайшешики, хотя его воззрения больше склонялись к древней ньяйе. Его "Таркасанграха" и "Дипика" являются популярными руководствами школы ньяя выйшешика. Другими работами, имеющими значение, являются "Ньяялилавати" Валлабхи и "Ньяясутравритти" (XVII век) Вишванатхи [47].

Можно различить разные стадии в развитии логических учений в Индии. Прежде всего следует назвать анвикшику, которой в "Махабхарате" отведено особое место, наряду с ньяйей. Она скоро была вытеснена ньяйей, и в классических текстах старой школы мы находим в добавление к логической теории также и метафизические воззрения на вселенную в целом. Как говорит Ватсьяяна, "высшее добро достигается только тогда, когда приобретается правильное понимание истинной природы: 1) того, что подлежит отбрасыванию (то есть страдания вместе с его причиной в форме авидьи с ее результатами), 2) того, что кладет конец страданию, другими словами - джняны (познания), 3) средств, с помощью которых достигается прекращение страдания, то есть философских трактатов, и 4) цели, к которой следует стремиться, то есть высшего добра" [48]. Старая ньяя хотя и обсуждала логические вопросы, но не ради их самих. Труды джайнских и буддистских мыслителей внесли изменения в ее воззрения. Новая ньяя, с ее исключительным интересом к теории познания, забывает близкую связь логики с жизнью. Древний наяйик имел более правильное представление об отношении между логикой и метафизикой. Логика может устанавливать нормативные формы мышления только по отношению к содержанию мысли. Новый наяйик уделяет большое внимание {прамане}, или средствам познания и теории определения [49], и совершенно опускает вопрос о {прамеях}, или объектах познания. Схоластические тонкости, логические фокусы, мелочной педантизм, которыми увлекаются последователи Гангеши, отпугивают весьма многих, и даже те, кто попытался преодолеть все это, не могут быть вполне уверенными, что они поняли идеи этих писателей. Многие из тех, кто одолел их произведения и оказался под впечатлением блестящего диалектического искусства этих писателей, находят, однако, что эти произведения скорее запутывают, чем освещают поставленные вопросы. Простые вопросы затемняются всякими хитрыми тонкостями. Увлечение логической мысли всякими дистинкциями часто вырождается в любовь к формулам и производит впечатление бедного содержанием формализма.

Выработка терминологии занимает место исследования содержания предмета мысли. Термины, которые должны определять различия дистинкциями, часто употребляются для того, чтобы обойти трудности. По крайней мере о некоторых из этих произведений можно сказать, что они успешно показывают, как можно быть ученым в совершенно пустых вещах. Даже те, кто полагает, что интеллектуальная мельница этих писателей мелет чрезвычайно мелко, не могут не признать, что эта мельница не всегда достаточно загружена зерном [50]. Значение навья ньяйи, как поля, отведенного для тренировки интеллекта, едва ли можно переоценить.

[27] Якоби полагает, что N. S. и N. В. относятся приблизительно к одному и тому же времени, с разницей, возможно, на одно поколение. Он помещает их в период между II веком н.э., когда развилась Шуньявада, и V веком н. э., когда была систематизирована Виджняна-вада (см. J. А. О. S., XXXI, 1911, pp. 2, 13). Он считает, что критикуемые в N. S. буддистские взгляды являются взглядами Шуньявады, которые защищал Нагарджуна, живший приблизительно в III веке н. э., а не взглядами "Виджняна-вады" из Асанги и Васубандху, которые относятся к середине IV века н. э. Трудно, однако, согласиться с этим мнением. Ватсьяяпа и Вачаспати думают, что N. S. (IV. 2. 26) направлена против "Виджняна-вады". Нет надобности отрицать, что "Ньяя-сутра" нападает на N. S. (ср. N. S., IV. 1.40; IV. 1.48 с "Madhyamika Karika", XV. 6, и VII. 20, а также N S., IV. 1. 34-35 с Candrakirti's "Vrtti", pp. 64-71). Но Шуньявада является более ранней, чем Нагарджуна, который знаком с терминологией ньяйи и отрицает учение об атомах (ср. N. S., IV. 2. 18-24, 31-32,с "Маdhyamika Karika", VII. 34 и N. S., III. 2. 11 и IV. 1.64). Все, что можем сказать, это то, что "Ньяя-сутра" относится к более раннему времени, чем "Нагарджуна", хотя и к более позднему времени, чем традиция Мадхьямиков (см. также J. P., vol. I, p. 643n.; Ui, Vaisesika Philosophy, p. 85). "Ланкаватарасутра" ссылается на таркиков и найяйиков, и если мы припомним, что некоторые космологические взгляды, отвергаемые в N. S., столь же древни, как и ранний буддизм, то дата, предлагаемая Якоби и поддерживаемая Суали, согласно которой N. S. относится к 300 или 350 году н.э., является, по-видимому, слишком поздней (см. также Ui, Vaisesika Philosophy, p. 16). Гарбе склоняется к мнению, что N. S. относится к I веку н. э., поскольку она известна Панчашикхе, которого он (Гарбе) считает современником Шабары, жившего между 100 и 300 годами н. э. Гаутама знаком с терминологией В. S. (ср. N. S., III. 2. 14-16 с В. S., II. 1. 24) и "Purva Mimamsa" Jaimini (см. N. S., II, 1.61,67; Bodas, Introduction to "Tarkasamgraha"). Бода считает, что V. S. (IV. 1. 4-5) имеет в виду критику теории атомов Бадарайяны и что V. S. (III. 2. 9; ср. также N. S., III. 1. 28-30) направлена против взгляда веданты, что я познается только через шрути. Подобным же образом V. S. (IV. 2. 2-3) оспаривает взгляд В. S. (II. 2. 21-22), что тело является результатом соединения пяти или трех элементов. В некоторых местах Гаутама выдвигает мнения, очень схожие с мнениями Бадараяны. См. N. S., IV. 1. 64 и III. 2. 14-16. Иногда подчеркивают отсутствие прямых ссылок на ньяйю в В. S. и М. S. Возможно, что Вьяса, считающийся учеником Гаутамы, не критиковал взгляды ньяйи так как они согласовывались с признанием Ишвары. Иногда думают, что В. S. (II. 1. 11-13) старается опровергнуть мнение ньяйи о возможности познания бога разумом. Учения атомизма и асаткарья-вады исследуются в В. S. (II. 2. 10-16, II. 1. 15-20). Ранние буддистские работы не содержат никаких данных для установления даты "Ньяя-сутры". Катьяяна (IV век до н. э.) и Патанджали (чье великое произведение было написано около 140 года до н. э.) знают систему ньяя. См. Goldstucker, Panini. Цитаты Шабары из Bhagavan Upavarsa, про которого говорят, что он написал комментарии на обе системы мимансы, указывают на знакомство Упаварши со взглядами ньяйи. Хариварман (260 год н. э.) знает о шестнадцати темах ньяйи. Ашвачхоша употребляет пятичленный силлогизм. См. Ui, Vaisesika Philosophy, pp. 56 и 81. Мы можем, таким образом, заключить, что N. S. уже существовала в IV веке до н. э., хотя и не в настоящем ее виде. М. М. Харапрасад Шастри говорит: "Я не уверен, что N. S. не прошла через несколько редакций, прежде чем приобрела свою настоящую форму" (J. A. S. of Bengal, 1905, р. 178; см. также pp. 245 и далее). Вачаспати сделал две попытки собрать сутры в своих "Nyayasuci" и "Nyayasutroddhara", тем самым подвергая сомнению аутентичность N. S. Д-р Видьябхушан полагает, что Гаутама написал только первую главу работы и что он был современником Будды, так же как и автор "Dharma Sutra", который жил в Митхиле [Митхила (Mi

Выражались сомнения даже относительно того, что Гаутама является автором N. S. Ватсьяяна, Уддьйотакара и Мадхва приписывают авторство "Ньяя-сутры" Акшападе, в чем их поддерживают Вачаспати и Джаянта. Согласно "Padma Purana" (Uttarakhanda, 263) и "Skanda Purana" (Kalika Khanda, XVII), автором N. S. является Гаутама. Того же мнения придерживается и Вишванатха. Индийская традиция отождествляет обоих и считает, что Гаутама называется Акшапада, то есть "имеющий зрение в ногах". Существует легенда, говорящая, что когда Гаутама, погруженный в размышления, упал однажды в колодец, бог по своей милости одарил его ноги способностью видеть, чтобы предупредить повторение подобного случая. Д-р Видьябхушан идет против твердо установившейся традиции, когда говорит, что "Гаутама и Акшапада, по-видимому, оба участвовали в создании "Ньяя-сутры". Она рассматривает главным образом пять вопросов, а именно: 1) {прамана -} средства правильного познания; 2) {прамея -} объекты правильного познания; 3) {вада -} спор или дискуссию; 4) {аваява -} части силлогизма и 5) {аньяматапарикша -} анализ современных философских учений. Второй и третий вопросы и, возможно, также и первый, в сыром, первоначальном виде, были разработаны, по всей вероятности, Гаутамой. Ссылки на эти части встречаются и в старых брахманистских, буддистских и джайнистских книгах, которые и подготовили Anviksikividya Гаутамы. Четвертый и пятый вопросы, а возможно, также и первый в его систематизированном виде, ввел Акшапада; "Анвикшики-видья" в своей окончательной форме и образовала N. S. Таким образом, настоящим автором N. S. является Акшапада, который извлек значительную часть ее содержания из [Anviksikividya" Гаутамы ("History of Indian Logic", pp. 49- 50)]. Этот взгляд является, однако, только предположением, которое невозможно ни защищать, ни отвергать. Гаутама здесь отождествляется не только с автором "Dharma Sutra", но и с мудрецом того же имени, упоминаемым в "Рамайяне" Вальмики в связи с эпизодом об Ахалье. Согласно "Махабхарате" (Santiparva, 265. 45), другим именем Гаутамы было Медхатитхи. Бхаса в своей "Pratimanataka" упоминает о Медхатитхи как об авторе системы ньяя: "Manakiyam dharmasastrtam, mahesvaram yogasastram, barhaspatyam arthasastram, medhatither nyayasastram" (Act V). См. также "History of Indian Logic", p. 766.

[28] См. N. В., I. 1. 5, 1.2.9. Ватсьяяна ссылается на другие истолкования в I. 1. 32 в обычном стиле: "eke" - некоторые; "kecit" - некоторые; "anye" - другие. См. М. В., Adiparva, 42-44.

[29] N. В., 1. 1; "Arthasastra", 11; N. В., V. 1. 10; "Mahabhasya", I. 1. 3.

[30] Ср. V. S., IV. 1. 6; N. B., III. 1. 33, III. 1. 67; V. S.,III. 1.16.N.B., II. 2. 34.

[31 ]Д-р Видьябхушан полагает, что Ватсьяяна был уроженцем Южной Индии середины IV века н. э. ("History of Indian Logic", pp. 42, 116-117; А., 1915, Art. on "Vatsyayana"). В то время как Кейс (I. L. А., р. 28) и Бода (введение к "Tarkasamgraha") согласны с этим взглядом, Якоби и Шуали склонны относить его жизнь и деятельность к началу VI века н. э. или несколько раньше. Харапрасад Шастри считает Ватсьяяну последователем Нагарджуны и Арьядэвы, так как он знаком с учениями махаянистов об изменчивости, шуньяваде, индивидуальности и т. д. См. J. A. S. of Bengal, 1905, pp. 178-179.

[32] Некоторое представление об их содержании можно получить из Vidyabhusan's "History of Indian Logic", pp. 276-299, и из ссылок Уддьйотакары на взгляды Дигнаги в его N. V.

[33] Таранатха в своей "History of Buddhism" говорит, что Дигнага был сыном одного брахмана из Чондживарама и скоро стал весьма сведущим в учениях {хинаяны}, хотя позднее от Васубандху он усвоил учения {махаяны}.По свидетельству Сюань-цзана, прежде чем стать буддистом, Васубандху был очень сведущим не только в восемнадцати школах буддизма, но также и в шести индийских системах. Васубандху теперь относят к первой половине IV века н. э., и Дигнага мог процветать около 400 года н. э. Ссылка Калидасы в его "Медхадуте" на Дигнагу подтверждает этот взгляд, поскольку считается, что Калидаса жил в тот же период (см. Keith, Classical Sanskrit Literature, pp. 31-32; 1. Р., р. 624n).

[34] "Васавадатта" Субандху упоминает об Уддьйотакаре как о спасителе ньяйи (см. Hall's edition, p. 235). "Харшачарита" Ваны, написанная во времена царя Харши, который правил в Тханесваре - во всяком случае в период 629-644 годов н. э., когда китайский пилигрим Сюань-цзан путешествовал по Индии, - упоминает "Васавадатту", которая ссылается на Уддьйотакару. Таким образом, можно смело утверждать, что он жил в VI веке н. э. Уддьйотакара принадлежал к роду Бхарадваджи и к секте Пашупата.

[35] N. V., 1. 33.

[36] "Nyayabindu", III, Peterson's edition, pp. 110-111.

[37] На него ссылается И-цэин. См. Тakakusu, I-tsing. p. LVIII.

[38] Автор "Ньяясутроддхары" на самом деле другой, и жил он в XV веке н. э. Вачаспати говорит, что его "Ньяясучи" написана в 898 году. Но этот год, весьма вероятно, относится к эре Виркама и соответствует 841 году христианской эры. Не подлежит сомнению, что он жил раньше буддистского логика Ратнакирти (100 год н. э.).

[39] Когда он почувствовал, что бог смотрит на его занятия теизмом неблагосклонно, он, как говорят, обратился к нему со словами: "Гордый своей доблестью, ты презираешь меня, от кого зависело твое существование, когда владычествовали буддисты".

Aisvaryamadarnatto 'si mam avajnaya vartase

Parakrantesu bauddhesu madadhina tava sthitih

[40] См."History of Indian Logic", p. 147, J. L. A., p. 33.

[41] Эта работа является комментарием на Vardhamana's Prakasa или Udavana's Kusumanjali.

[42] Эта работа переведена д-ром Джха в "Indian Thought", vol. II.

[43] Суммарное изложение этой работы дано в Vidyabhusan, History of Indian Logic, pp 407-453 Гангеша жил в Миткиле в последней четверти XII века, как это видно из факта его знакомства с работами Удаяны и из цитат из Шивадитьи и Харши В "Таттвачинтамани" (II, стр. 233) критикуются воззрения Шри Харши.

[44] Она называется "Саравали", и я слышал, что ее рукопись находится в библиотеке Государственного санскритского колледжа в Бенаресе.

[45] Эта критика системы вайшешика опубликована в "Pandit" (XXIV и XXV) под названием "Padarthatattvanirupana".

[46] "History of Indian Logic", p. 388.

[47] Об истории индийской логики в Китае и Японии см. Suguirа.

[48] N. В., L 1.1. Hindu Logic as Preserved in China and Japan.

[49] Laksanapramanabhyam vastusiddhih.

[50] Ср. Bodas, Tarkasamgraha, p. XIII; Keith, J. L. A., p. 35. Д-р Видьябхушан делит историю философии ньяйи на три периода: древний (от 650 года до н. э. до 100 года н. э.), средний (до 1200 года н. э.) и новый (с 900 года н э.). См. его "History of Indian Logic", p. XIII. О характере новой ньяйи см. Dr. Sailesvаr Sen, A Study of Mathuranatha's Tattvacintamani-rahasya, 1924.

=====

Глава втора

ЛОГИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ НЬЯЙИ

IV. КРУГ ВОПРОСОВ, ИССЛЕДУЕМЫХ НЬЯЙЕЙ

Термин "ньяя" буквально обозначает то, посредством чего ум приходит к заключению [51], "ньяя" - эквивалентно аргументу, и та система, которая трактует об аргументах более тщательно, чем другие, становится известной как "система ньяя". Аргументы бывают действительные и недействительные. Термин "ньяя" в обычном употреблении означает "верный" или "правильный", и ньяя получает значение науки о правильном рассуждении. В узком значении слова "ньяя" означает силлогистический вывод [52], тогда как в более широком смысле этот термин означает исследование объектов посредством доказательств. Таким образом, ньяя становится наукой о доказательстве или правильном познании - {праманашастре}. Всякое познание предполагает четыре условия: 1) познающего субъекта, {праматри}, или субстантивную основу познания, 2) объект, или {прамею}, на который направляется процесс познания; 3) результат познания, или {прамити},и 4) средства познания, или {праману} [53]. Во всяком познавательном акте, правильном или неправильном, принимают участие первые три фактора: познающий субъект, содержание, то есть то, что субъект познает, и познавательное отношение между первыми двумя, которые неотделимы друг от друга, хотя и различны. Природа познания, как правильного, так и неправильного, зависит от четвертого фактора, праманы. Это - действующая причина правильного познания в нормальных условиях [54].

В то время как Ватсьяяна определяет {праману} как инструмент познания или как "то, посредством чего познающий субъект познает объект" [55]. Уддьйотакара называет ее (праману) причиной познания {(упалабдхихету)} [56]. Он допускает, что это определение слишком широко, поскольку познающий субъект и познаваемый объект являются также причинами познания, но отстаивает его на том основании, что "познающее и познаваемое выполняют свои функции через что-то" - то есть функция познающего субъекта и познаваемого объекта заключается в их активности и она осуществляется лишь посредством проникновения праманы в деятельность; с другой стороны, прамана сама по себе не имеет функции (за исключением тех случаев, когда она выступает в познании); таким образом, прамана - это реальная причина познания. Везде, где имеет место прамана, возникает познание; где ее нет - познание не возникает, даже при наличии всего остального. Прамана, таким образом, есть самая действенная причина познания и непосредственно предшествует возникновению познания [57]. Шивадитья делает логическое допущение, когда он определяет праману как то, что производит {праму}, или познание в согласии с реальностью [58]. Джаянта считает праману причиной, производящей безошибочное, достоверное познание объектов [59].

Специфическая форма познания обусловливается праманой. Другие факторы (субъект и объект) могут быть одинаковыми как в восприятии, так и в выводе. Подобным же образом контакт манаса (ума) с душой есть обычная непосредственная причина всех форм познания. Только этот контакт {(саньйога)} принимает различные формы в разных видах познания.

Хотя ньяя исследует познание вообще, все же более специально она исследует высшие условия познания, называемые "прамана", и поэтому называется "праманашастра" [60]. Прежде чем исследовать природу объектов, мы должны узнать возможности инструментов познания, ибо "знание измеряемых вещей зависит от знания самого измерения" [61]. Праманашастра не только помогает нам в познании объектов, но также дает нам возможность испытывать действительность познания [62]. Она и формальна, и содержательна, и заинтересована как в правильности, так и в истине. Ньяя начинает с признания того, что картина мира, которую дает нам наш разум, в основном заслуживает доверия. Всякое знание есть раскрытие реальности {(артхапракаша)}.

Мы так устроены, что способны воспринимать объекты, замечать их сходства и делать выводы. Эти операции выполняются всеми мыслящими людьми, хотя и с различной степенью тщательности и точности. Всякий раз, когда налицо мыслительная деятельность, направляемая с целью достижения знания реальности, имеется и материал для логического исследования. Поиски истины присущи человеческой деятельности. Логическая теория этого не создает. Она только истолковывает их и выражает их природу в общих принципах. Ее задача не многим отличается от задачи всякого позитивного знания. Как физиолог исследует процессы, благодаря которым поддерживается жизнь индивидуума, так и логик устанавливает законы, управляющие процессом познания. Он не более ответственен за это, чем физиолог за работу механизма человеческого тела.

Система ньяя не считает, что оценка и факт полностью разделены и требуют совершенно различных методов трактовки. Оценки присущи фактам и могут быть изучены только в отношении к ним. Мы начинаем изучение не с совершенно лишенным какого-либо знания разумом, а с разумом, обладающим сведениями о природе мира благодаря опыту и традиции. Сложную систему знания передает нам священное писание. Применяя индуктивный метод, ньяя классифицирует способы, с помощью которых приобретается наше знание. {Пратьяхма}, или интуиция [63], {анумана}, или вывод [64], {упамана, или} сравнение, и {шабда}, или устное свидетельство [65], являются четырьмя праманами, благодаря которым приобретается правильное познание. В западных работах по логике вопросам восприятия [66] обычно не уделяется места, а ньяя рассматривает его как один из важных источников знания. Вывод является центральной проблемой системы ньяя и называется иногда {хетувидья}, или знание основания, от которого зависит действительность вывода [67]. В соответствии с этим логика есть теория вывода, или {ануманавада}. Интуитивное, или непосредственное, знание оказывается вне круга проблем понятой таким образом логики. Ньяя, однако, не оправдывает это узкое понимание. Признание устного свидетельства, которое является проблемой теологии откровения, указывает на религиозные интересы системы. Ньяя дает психологическую трактовку этих четырех источников познания. Она утверждает, что логическое исследование не может быть проведено вне связи с психологическими процессами, посредством которых знание становится содержанием мысли. Она пространно трактует способы, посредством которых мышление движется вперед, и приходит к новым результатам. Она указывает также на трудности, с которыми связано иногда применение этих средств. Но проблема логики не сводится только к проблеме индукции. Простое обобщение, говорящее, что все наше знание приобретается через один или другой из четырех источников знания, не объясняет проблему познания в целом. Обобщение не есть объяснение.

Ньяя не только углубляется в способы и средства, которыми человеческий ум приобретает и развивает знание, она также истолковывает логические факты и выражает их в логических формулах, приобретающих форму образцов или норм для всех случаев отклонения мысли от нормального курса искания истины. Праманы становятся, таким образом, мерилами или канонами познания, посредством которых мы можем контролировать и оценивать уже полученное знание. Логика есть, таким образом, наука о доказательстве или об оценке достоверности. Она исследует действительность знания посредством обнаружения его обусловленности данными основаниями или его соответствия реальности. Проблема истины имеет большое значение для метафизической теории ньяйи. Ньяя является метафизикой реальности {(таттвашастра)}[68]в такой же степени, как и теорией познания. Таким образом, она представляет собой не просто формальную логику, но и полную эпистемологию, объединяющую психологические, логические, метафизические и теологические вопросы.

[51] Niyate anema iti nyayah.

[52] N. В., I. 1. 1. Ватсьяяна употребляет выражение {параманьяя} в значении силлогизма, состоящего из пяти частей. Дигнага называет члены силлогизма - ньяяваява. См также N. V., IV. 1. 14. В Nyayasuci Вачаспати о расчленении силлогизма говорится как о {ньяяпракаране}, Вишванатха под ньяя{сварупа} имеет в виду структуру силлогизма. См. его "Nyayasutravrtti, I. 1. 25; I. 1. 31; I. 1. 38; I. 1. 40. Мадхава (S. D. S., XI) употребляет слово ньяя в смысле вывода для других.

[53] Pramakaranam pramanam. См. также "Vedantaparibhasa", I.

[54] N. V., I. 1. 1.

[55] N. В., I. 1 1.

[56] См. также N. V. Т. Т., I. 1. 1.

[57] N. V., I. 1. 1. Рассматривается и другое возражение, заключающееся а том, что если прамана осуществляется познающим субъектом и познаваемым объектом, то, следовательно, субъект и объект должны существовать уже до праманы, хотя, конечно, пока нет праманы, мы не можем различить субъект или объект, которые имеют смысл только в применении к активности мысли, называемой "прамана". Уддьйотакара соглашается с этим, но замечает: "Эти слова имеют значение не только в отношении данного акта. Повар есть повар, независимо от того, стряпает он в данный момент или нет. "Основание для такого словоупотребления лежит в выразительной способности самого слова, и эта способность присуща слову во всякое время. Подобным же образом нет ничего недопустимого в утверждении, что прамана осуществляется познающим субъектом и познаваемым объектом".

[58] Saptapadarthi, sec. 144. См. также S. D. S., XI.

[59] Avyabhicarinim asamdigham arthopalabdhim. "Nyayamanjari", p. 12.

[60] Большое значение, придаваемое индийскими мыслителями исследованию праман, объясняется замечанием Вишванатхи, что прамана является одним из имен Вишну.

[61] Manadhina meyasiddhih. Citsukhi, II. 18.

[62] Ср. определение В. Е. Джонсоном логики как "анализа и критики мысли" ("Logic", vol., I. p. XIII).

[63] Чувственное восприятие есть только разновидность интуиции, или непосредственного познания.

[64] Анумана буквально значит познание одной вещи после или через познание другой.

[65] N. S., I. 1. 1. 3. Чарака дает аптопадешу, или надежное утверждение, {пратьякшу, ануману} и {юкти}, или непрерывное рассуждение. См. также "Sthananga Sutra".

[66] Ср., однако, J. S. Mill, System of Logic. Introduction, p. 4: "Истина познается нами двумя способами - интуицией и выводом".

[67] Термин "hetuvidya" встречается в "Milinda" (S. В. Е., vol. XXXV, pp. 6-7), "Lalistavistara" (XII) Хотя "hetu" значит только "основание", джайнские мыслители употребляют его в более широком значении. См. также "Manu", II, 11; М. В, Adiparva, 1-67; Santiparva, 210. 22; Asvamedhaparva, 85. 27. Ранние грамматики Панини, Катьяяна и Патанджали согласны с этим. См. также N. V., IV. 1. 14; I. L. A., p. 11.

[68] N. В., I. 1. 1.

=====

Глава втора

ЛОГИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ НЬЯЙИ

V. ПРИРОДА ОПРЕДЕЛЕНИЯ

Некоторые проблемы, обсуждаемые в "Ньяя-сутре", сначала ставятся в ней, затем определяются и наконец исследуются [69]. Определение раскрывает существенную природу {(сварупа)} вещи так, чтобы отличить ее от других. Функция определения и заключается в этом отличении вещи от других, с которыми ее можно смешать [70]. Мы можем отличить вещь и без раскрытия ее сущности. {Асадхарана дхарма}, или собственный признак, также помогает нам в этом отличении Ошибки в определении встречаются трех видов: {ативьяпти}, или распространение признака на объекты, находящиеся вне определяемого класса, что встречается в слишком широких определениях, когда, например, мы определяем корову как рогатое животное; {авьяпти}, или ограничение признака одной частью определяемого класса, что встречается в слишком узких определениях, когда, например, мы определяем корову как животное рыжевато-коричневого цвета; {асамбхава}, или ошибка, состоящая в приписывании объекту признака, которым определяемые объекты не обладают, когда, например, мы определяем корову как животное с нераздвоенными копытами. Определение устанавливает "характерный признак, присущий всем вещам, обозначаемым определяемым термином, ни больше, ни меньше"[71]. Чтобы обеспечить это, мы можем начать с указания на род и последовательно ограничивать его объем через исключение излишних объектов посредством таких слов, как: "другой, чем" ({итара)}, "отличный от" {(бхинна)}[72]. Это - определение через род и видовое отличие.

[69] Uddesa, laksana, pariksa, N. В., I. 1.3.

[70] N. В., I. 1. 3.

[71] Laksyatavacchedakasamaniyatatvam.

[72] Ср. определение земли как jalady astadravya bhinnam dravyam prthivi.

=====

Глава втора

ЛОГИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ НЬЯЙИ

VI. ПРАТЬЯКША, ИЛИ ИНТУИЦИЯ

Из всех источников познания пратьякша, или интуиция, является самым важным. Ватсьяяна говорит, что "когда человек ищет знания определенной вещи и если ему скажет о ней заслуживающее доверия лицо и он получит таким образом устное знание о вещи, то у него все же имеется желание проверить сказанное посредством вывода, через особо характерные данные, и даже после того, как он достигнет знания вещи посредством вывода, он все же хочет видеть вещь своими глазами; но, если он воспринимал вещь непосредственно, он больше ничего не хочет и не ищет какого-либо иного знания о ней" [73]. Слово "пратьякша" двусмысленно, так как оно употребляется как для обозначения результата, то есть познания истины, так и для обозначения процесса или операции, которая ведет к этому результату. Хотя слово "пратьякша" первоначально обозначало чувственное восприятие, оно скоро стало обозначать всякое непосредственное познание, как приобретаемое с помощью чувств, так и без их помощи [74]. Гангеша определяет пратьякшу как прямое познание [75]. Это есть познание, инструментальная причина которого сама не является познанием [76]. В выводе, сравнении и устном свидетельстве мы имеем в качестве наших данных посылки, или сходство, или нечто условно принятое. В памяти мы имеем знание того, что познали раньше. В пратьякше знание не является антецедентом (предшествующим условием). Познание бога, например, является прямым, непосредственным и цельным и не обусловлено каким-либо другим познанием.

Гаутама определяет чувственное восприятие как "такое знание, которое возникает из "контакта" чувствующего органа с его объектом, не выразимым в словах, безошибочным и вполне определенным" [77]. Это определение имеет в виду различные факторы, участвующие в акте восприятия: 1) чувства {(индрии)}, 2) их объекты {(артха)}, 3) контакт чувств с их объектами {(санникарша)} и 4) познание, порождаемое этим контактом {(джняна)}.О наличии органов чувств мы заключаем посредством вывода. Познание цвета невозможно, если нет органа зрения [78]. Чувств насчитывается пять, соответственно пяти видам познания (буддхиракшана): зрение, слух, обоняние, вкус и осязание [79]. Они занимают различные места (адхиштхана) - глазное яблоко, слуховое отверстие, нос, язык и кожу. Из различной природы процессов {(гати)}, форм {(акрити)} и составных частей {(джати)}, из которых они состоят, очевидно, что чувств всего пять. Пять органов чувств - глаз, ухо, нос, язык и кожа - той же природы, что и пять элементов: свет, эфир, земля, вода и воздух, специфические качества которых - цвет, звук, запах, вкус и осязаемость - выявляются ими [80].

Взгляд, подобный взгляду Демокрита, что все чувства суть только модификации осязания [81], отвергается на том основании, что слепой человек не может видеть цвета [82]. Если отдельные части осязания имеют природу различных чувств, тогда чувств много; если же нет тогда мы должны признать, что цвет, звук и т. д. не познаваемы чувствами [83]. Если имеется только одно чувство, тогда различные функции - видения, слышания, обоняния - могут порождаться одновременно. Кроме того, осязание может воспринимать только близкие объекты, тогда как зрение и слух воспринимают далекие. Отвергая теорию единства органов чувств, ньяя вместе с тем признает особый характер осязания {(твак)}. Относительное сознание возможно только тогда, когда имеется связь между {манасом} и {тваком, а} когда манас находится в {пуритате} вне сферы {твака, как} бывает в сушупти (или во сне без сновидений), тогда имеет место бездействие сознательной жизни вообще [84].

{Манас} (ум) есть условие восприятия. Когда мы бываем глубоко погружены в какое-нибудь занятие, мы не слышим звука ветра, хотя звук и касается органа слуха, в всепроникающее собой я связано с ним. Более того, "даже когда имеет место контакт более чем одного органа чувств с их соответственными объектами, тогда все-таки не бывает одновременного восприятия всех этих объектов. Это происходит потому, что когда есть близость или контакт ума (манаса) с одним объектом, то не бывает контакта с другими объектами, что показывает, что действие манаса необходимо в каждом акте восприятия" [85]. Манас является посредником между я и чувствами. Этим и объясняется неодновременность актов познания [86]. Быстрая смена впечатлений создает иногда видимость одновременности. Когда мы прокалываем булавкой несколько листов, нам кажется, что мы прокалываем одновременно их все, в то время как на самом деле прокалывание совершается последовательно [87]. Из этого следует, что если манас связан с одним органом чувств, он не может быть связан с другим. О нем говорят поэтому, что по размерам он подобен атому. Если бы манас был всепроникающим {(видху)}, тогда нельзя было бы объяснить последовательный характер нашего чувственного опыта. Как только чувство вступает в контакт с объектом, манас сейчас же, с быстротой молнии, стремится к соприкосновению с чувством. Кроме того, контакт между двумя всепроникающими субстанциями непостижим. "Воспоминание, вывод, познание со слов, интуиция {(пратибха)}, грезы, воображение {(уха)}, так же как и восприятие удовольствия и все остальное, указывают на существование манаса" [88]. Различные познания, которые имеет душа, не самоочевидны, за исключением {анувьявасайи}[89]. Мы отдаем себе отчет в них, так же как в эмоциях и желаниях, только благодаря манасу.

Ватсьяяна включает манас в число чувств. Он называет его внутренним чувством, благодаря которому мы понимаем внутреннее состояние - эмоции, желания и познание. В то время как солнце на небе и чернильница на столе воспринимаются непосредственно как принадлежащие к иному миру, чем я, чувства удовольствия и страдания, радости и горя и акты хотения и вожделения испытываются непосредственно как качества души. Я воспринимает свои внутренние состояния с помощью манаса, тогда как для понимания внешних, не субъективных состояний необходимо взаимодействие чувств [90]. Различие между внутренним и внешним не совпадает с различием между субъективным и объективным, так как желание писать на бумаге является в такой же мере объектом непосредственного восприятия, как и сама бумага. Отношение познания будет совершенно одинаково, независимо от того, является ли объект внешним предметом, как например бумага, или внутренним, как желание. Объект в первом случае познается так же прямо и непосредственно, как и во втором [91].

Ватсьяяна считает, что манас такой же орган чувства, как глаз и прочие, хотя и имеются определенные отличия. Внешние чувства состоят из материальных или элементарных субстанций, действуют только на некоторые специфические объекты и способны действовать только в качестве органов, наделенных специфическими качествами. Манас же нематериален, действует на все объекты и способен действовать в качестве органа, не будучи наделен каким-либо специфическим качеством[92]. Уддьйотакара не во всем придерживается этого взгляда. Вопрос о материальности или нематериальности приложим только к тому, что создано, а манас не является чем-то созданным. Он считает что манас действует в отношении всех предметов, тогда как чувства функционируют только в ограниченной сфере. Манас, согласно мнению этого писателя, сходен с {я} в роли субстрата того контакта, который является причиной воспоминания, как и контакта, который приводит к познанию удовольствия [93]. Каждое {я} имеет свой собственный манас, который вечен, хотя и неуловим и не имеет каких-либо размеров. В каждом {я} имеется только один манас, ибо если бы в каждом я их было много, то было бы много одновременных актов познания, много желаний одного и того же я, чего на самом деле нет [94].

Поскольку восприятие есть вид познания, или {джняны}, оно принадлежит {я}. Хотя контакт между {я} и манасом в известном смысле вечен, можно сказать, что он всякий раз возобновляется в каждом новом мыслительном акте. Ньяя придерживается натуралистического отношения между {я} и объектом. Внешний объект понимается как нечто воздействующее на {я}, подобно тому как печать воздействует на воск. Теория восприятия ньяйи не разрешает центральной проблемы физиологической психологии: каким образом исходящий от внешнего объекта стимул, входящий в механический контакт с органом чувств, трансформируется в психическое состояние. И в наше время эта проблема остается тайной, несмотря на громадные успехи научного познания.

Чтобы могло возникуть восприятие, должны существовать объекты, внешние для воспринимающего. Принимая эту реалистическую предпосылку, ньяя спасается от субъективизма, который считает, что мы имеем только быстротечные ощущениям что убеждение в существовании внешней реальности есть иллюзия невежд. Контакт чувства с соответствующим ему объектом ведет к непосредственному его отображению в сознании. Изучается отношение между объектом как стимул и тем состоянием сознания, которое является восприятием, и делаются предположения о minima sensibilia и т. д., хотя точные результаты этих исследований были невозможны вследствие отсутствия сколько-нибудь хорошей аппаратуры.,

Определение восприятия говорит о контакте {я} и манаса, имеющемся во всяком познании, и о контакте манаса и чувств; при этом устанавливается "чувственно-объективный контакт" как его отличительная черта [95]. Восприятие следует за изменением {я}, происходящим вследствие контакта чувств с их объектами, или сопровождает его. "Если бы органы чувств действовали без соприкосновения с объектами, то они могли бы воспринимать вещи также и за стеной" [96], чего, однако, обычно бывает. Согласно Уддьйотакаре, санникарша означает не полное совпадение, а только то, что объект "становится" объектом чувства, то есть становится в определенное отношение к органу чувств.

Объекты бывают различных видов. Листик травы есть субстанция, его зеленый цвет есть качество, и поскольку качества присущи субстанциям, они не могут быть восприняты отдельно от последних [97]. Субстанции и качества, как роды, не имеют самостоятельного существования и воспринимаются только через восприятие их субстрата. Контакт между органом чувств и субстанцией есть соединение, или {саньйога}, тогда как отношение между субстанцией и ее качеством, или родом и индивидом, есть отношение присущности, или {самавая}. Например, глаз входит в соединение с субстанцией непосредственно, а с цветом, которой присущ этой субстанции, только опосредованно, и еще более опосредованно с классом понятий, к которому относится цвет видимого глазом объекта.

Контакт между органом чувств и объектом бывает, по учению ньяйи, шести различных видов. Первый вид - простое соединение {(саньйога)}, как например, когда мы воспринимаем материал, из которого сделан кувшин. Второй вид есть присущность тому объекту, который находится в соединении с органом {(саньюкта-самавая)}, что бывает, когда мы воспринимаем качество или род субстанции, как например цвет кувшина. Третий вид есть присущность тому, что присуще объекту, находящемуся в соединении с органом {(саньюкта-самавета-самавайя)}, что бывает, когда мы воспринимаем род качества субстанции, например род цвета кувшина. Четвертый вид есть присущность {(самавая)}, которая бывает, когда мы познаем качество звука, где отношение между ухом и звуком есть отношение присущности [98]. Пятый вид есть присущность тому, что присуще {(самавета-самавая)}, что бывает, когда мы познаем род качества независимой субстанции, как род качества звука. Последний вид есть {вишешаната}, или отношение определения к определяемому. Иллюстрацией этому виду служит восприятие отсутствия кувшина, поскольку в этом случае имеется соединение глаза с полом, в котором заключается квалификация несуществования кувшина. Этот контакт может быть выражен в двух формах: 1) "пол квалифицируется отсутствием кувшина" {(гхатаабхававад бхуталам)}, где "пол" служит субъектом (суждения), {я} "отсутствие кувшина" - квалификацией (предикатом), и 2) "налицо отсутствие кувшина на полу" {(бхутале гхатаабхавости)}, что является обращением предыдущего. В первом случае отрицание является квалификацией того, что находится в контакте {(саньюкта-вишешаната)}, а именно - пола с глазом: во втором случае отрицание квалифицируется тем, что находится в контакте {(саньюкта-вишешьята)} [99]. Эти различия основаны на метафизических предположениях ньяйи, рассматривающих природу реального мира таким образом, что вещи, качества и отношения принадлежат объективному миру. Ньяя и вайшешика полагают, что имеются субстанции, качества, действия, общность, отдельность, присущность и несуществование. Субстанция, обладающая размерами, воспринимается зрением, если только она имеет выраженный цвет [100]. Формой контакта является соединение, глаз и объект вступают в действительный контакт. Согласно учению новой ньяйи, осязание также способно воспринимать субстанции, если последние материальны. Качество и движение воспринимаются второй формой контакта. Общность воспринимается вторым или третьим видом, смотря по тому, является ли она общностью субстанции, качества или движения. Ньяя считает, что самавая, или присущность, представляет само вещество восприятия, тогда как вайшешика рассматривает ее как объект присущности. Несуществование раскрывается шестым видом контакта.

Кумарила и последователи веданты принимают тот взгляд, что отрицательное познание {(анупалабдхи)} есть самостоятельное средство познания. Согласно Кумариле, когда мы устанавливаем отсутствие кувшина, мы имеем два различных познания: одно позитивное - познание пола, а другое негативное - отсутствие кувшина. Наяйики полагают, что отсутствие (несуществование) кувшина характеризует пустой пол и что воспринимается определяемый таким способом пол. Если говорят, что мы воспринимаем только вещи, которые находятся в контакте с органами чувств, и что не может быть контакта между органами чувств и отсутствием вещей, то ньяя на это отвечает, что критики ложно думают, что соединение и присущность являются только отношениями. Ни одно из них невозможно в случае несуществования, поскольку соединение возможно только между двумя субстанциями, а несуществование не есть субстанция, присущность же невозможна, потому что несуществование не необходимым образом связано с чем-либо [101]. Согласно учению буддистов, восприятие отрицания не означает существования отрицания, но только существование "чего-то", что является основанием отрицания. Позитивное восприятие пола без кувшина смешивается с восприятием отрицания кувшина. Ньяя же считает, что восприятие позитивного существования такой же факт, как и восприятие негативного существования. Если говорят, что отсутствие восприятия кувшина на полу есть восприятие пола без кувшина, то можно задать вопрос, тождественно ли то, что воспринимается без кувшина, с полом или отлично от него. Два предмета не могут быть тождественными. Если есть различие между полом с кувшином и полом без кувшина, то одно познается восприятием так же, как и другое[102].

Буддистские логики считают, что зрительный и слуховой органы вступают не только в прямой контакт со своими объектами, но и воспринимают объекты также на расстоянии. Они способны воспринимать объекты, не вступая с ними в контакт {(апрапьякари)}. Наяйик возражает, что зрительный орган есть не глазное яблоко или зрачок глаза, которые являются только седалищем {(адхиштхана)} зрительного органа, а что он имеет природу света {(теджас)} и что луч света идет из зрачка к объекту, находящемуся на расстоянии и вступает в прямой контакт с ним. Вот почему мы имеем непосредственное зрительное восприятие направления, расстояния и положения [103].

Возражения буддистских логиков на положения ньяйи основываются на следующем: 1) органом зрения является зрачок глаза, посредством которого мы видим объекты, а зрачок не может покидать своего места и вступать в контакт с объектом, находящимся на расстоянии: 2) зрительный орган воспринимает объекты гораздо большие по размеру, чем он сам, например горы и т. д., чего он не мог бы делать, если бы вступал в непосредственный контакт с объектами с целью восприятия; 3) тот факт, что процесс восприятия занимает одно и то же время, воспринимает ли орган зрения верхушку дерева или луну, показывает, что глазу нет надобности приближаться к объекту; 4) глаз не может приближаться к объекту, ибо в противном случае он не мог бы воспринимать объекты, находящиеся за стеклом, слюдой и т. п. Зрительное восприятие расстояния и направления не является непосредственным, а приобретается путем вывода [104]. Удаяна в своей "Киранавали"[105] пытается ответить на эти возражения: 1). То, что воспринимает или выявляет объект, должно входить в контакт с ним. Лампа освещает объект, с которым она вступает в контакт. Так и зрительный орган, который имеет природу света, выходит из зрачка, чтобы достичь объекта. 2). Свет, исходящий из зрачка, распространяется и покрывает объект, и протяжение воспринимаемого объекта совпадает с полем зрения. 3). При восприятии близких и удаленных объектов имеется различие в отрезке времени, хотя оно и не ощущается нами. Мы видим далекую луну сразу же, как только откроем глаза, потому что движение света непостижимо быстрое. Мнение, что свет глаза, исходящий из зрачка, смешивается с внешним светом и входит в контакт с близкими и дальними объектами одновременно, отвергается на том основании, что в этом случае мы могли бы воспринимать объекты, скрытые от нашего взора, даже и те, которые находятся за нашей спиной. 4). Стекло, слюда и им подобные вещества проницаемы по природе и не препятствуют прохождению света. Пурва миманса поддерживает взгляд ньяйи что все органы чувств суть {прапьякари}, то есть вступают в контакт с объектами, которые они воспринимают. В случае слухового восприятия звук, который начинается в определенном месте, распространяется в воздухе путем звуковых волн, что и приводит к встрече звука с органом слуха. Звук распространяется от его первоначального источника движения, сравниваемого с движением волн или с разрастанием ветвей растения во всех направлениях [106]. Мы получаем от звука ощущение направления потому, что различные источники по-разному квалифицируют звук и благодаря различию звуков возбуждаются к действию разные части слухового органа. В случае запаха маленькие частицы объекта переносятся по воздуху к носу. Простого соприкосновения объекта с чувствующим органом достаточно, чтобы возникло восприятие, как бывает, когда спящий слышит удар грома [107].

Первой чертой, характеризующей природу познания через восприятие, Гаутама считает то, что оно не выражено в слове {(авьяпадешьям)}. Совсем не необходимо, чтобы вещь воспринималась как носящая то или иное наименование. Наименование имеет значение при общении, но вовсе не необходимо, когда объект воспринимается. Согласно мнению прославленного учителя, упоминаемого Джаянтой, восприятие исключает всякоетакое познание вещи, где наименование является необходимым фактором. Если человек видит фруктовый плод и опытно познает его природу, это - восприятие, но если он слышит от кого-либо его наименование, тогда это не восприятие, а вербальное знание [108]. Ватсьяяна считает, что объект может восприниматься как со знанием, так и без знания его названия. В первом случае мы имеем определенное восприятие, во втором - неопределенное [109]. Различие между не выраженным в слове {(авьяпадешья)} и хорошо выраженным {(вьявасаятмака)} эквивалентно различию между неопределенным {(нирвикальпака)} определенным {(савикальпака)}.

Ватсьяяна и Уддьйотакара не ссылаются на это различие, а Вачаспати, который упоминает его, приписывает его своему учителю Трилочане[110]. Все позднейшие логики, такие, как Бхасарваджня, Кешава Мишра, Аннам Бхатта и последователи школ санкхья и вайшешика, а также Кумарила, признают его В определении Гаутамы всякое познание через восприятие рассматривается как определенное. Если мы сомневаемся, является ли удаленный от нас объект человеком или столбом, пылью или дымом, мы не имеем восприятия. Джайнисты, которые считают, что во всех восприятиях мы сознаем воспринимаемый объект, отрицают возможность неопределенного восприятия.

Савикальпака, или определенное восприятие, включает знание рода, к которому относится воспринимаемый объект, знание отличительных признаков, которые отличают индивидуальный объект от других членов того же класса, и знание единства того и другого. Ясное знание рода, отличительного признака и ихединства отсутствует в неопределенном восприятии [111]. Различие между неопределенным и определенным восприятием приблизительно соответствует различию между знакомством с объектом и знанием объекта, простым восприятием и суждением восприятия.

Согласно воззрениям ранних вайшешикой, неопределенное восприятие есть непосредственное познание родовых и отличительных признаков объекта, без знания разницы между ними. В определенном восприятии различие между этими двумя видами признаков уясняется и объект воспринимается как принадлежащий к определенному классу [112]. Вачаспати думает, что в неопределенном восприятии мы воспринимаем свойства объекта, хотя и не относим их к объекту в форме субъектно-предикативного отношения {(вишешанавишеша-бхава)}, что мы делаем в определенном восприятии. Шридхара придерживается того же мнения. Прабхакара соглашается с ранними вайшешиками, которые считают, что в неопределенном восприятии мы познаем простую форму объекта {(сварупаматра)}. Хотя мы и воспринимаем родовые и отличительные признаки, все же тут нет отличительных представлений о каждом из них, как это имеет место в определенном восприятии. Гангеша определяет неопределенное восприятие как восприятие объекта и его родовой природы без отношения их друг к другу. Непосредственно после контакта объекта с органом чувств, например кувшина с глазом, кувшин не воспринимается как принадлежащий к классу кувшинов [113]. Когда отношение между объектом и классом, к которому он относится, также познается, мы имеем определенное восприятие. Согласно Аннам Бхатте, неопределенное восприятие есть восприятие объекта без его определения, тогда как определенное восприятие уясняет отношение между определяемым объектом и его определениями, такими, как название и класс [114].

Этот анализ определенного восприятия выявляет заключающиеся в акте восприятия элементы понятия и суждения. Этим избегается ошибка теории психической лестницы, согласно которой мы имеем сначала восприятия, затем понятия и, наконец, суждения.

Другой, довольно неудовлетворительный взгляд на неопределенное восприятие можно обнаружить в учении поздней ньяйи. Здесь говорится, что то, что присутствует в сознании, есть определенное восприятие, из которого мы выводим наличие неопределенного. Определенное восприятие объекта, квалифицируемого теми или иными признаками, предполагает неопределенное восприятие признаков, без которых определенное восприятие невозможно. Если бы восприятие признаков было также определенным, тогда оно предполагало бы восприятие признаков признаков и так далее ad infinitum. Чтобы избежать этого, мы должны признать неопределенное восприятие [115].

Некоторые наяйики рассматривают неопределенное восприятие не как результат вывода, а как состояние сознания, которое свидетельствует о простом существовании (наличии) объекта [116]. Те, кто рассматривает его как факт сознания, имеют в виду неопределенное (смутное) познание, а рассматривающие его как абстракцию от неопределенного познания приравнивают его к осознанию абстрактных признаков, которые, однако, называются неопределенными, поскольку они не являются собственными признаками {(анувьявасая)}.

Однако основной тенденцией ньяйи является рассмотрение неопределенного восприятия как начала всякого знания, хотя оно само и не является знанием. Оно есть непосредственное восприятие объекта, не являющееся в строгом смысле слова знанием. Оно есть состояние нерасчлененного, не соотнесенного осознания, в котором еще не усматриваются сходства и различия, нет анализа и синтеза. Его можно рассматривать как бессловесное, нечленораздельное, лишенное словесных образов. Определенное восприятие есть опосредствованное, расчлененное, соотнесенное состояние сознания, включающее в себя результаты ассимиляции и различения. Оно расчленяется, оно конкретно и определенно. В неопределенном восприятии родовые признаки и отношения присутствуют потенциально, а в определенном восприятии они рельефно выявлены. Этот взгляд раздевается Партхасаратхи Мишрой. Неопределенное восприятие, или чувственный опыт, и определенное восприятие, или суждение восприятия (перцептивное суждение), являются низшим и высшим типом одного и того же по своей природе процесса. Поскольку неопределенное восприятие не выходит за рамки непосредственности, бессловесно и не расчленено и является, как говорит Джемс, "сырым, бессловесным опытом", то различие между истинным и ложным к нему не приложимо [117]. "Когда мы видим впервые свет, мы, как говорит Кондильяк, скорее сами являемся им, чем видим его" [118]. Поэтому в таком простом восприятии не может быть ошибки. В суждении восприятия, где предикат приписывается субъекту, уже возникает эта логическая проблема, поскольку наше суждение может соответствовать, а может и не соответствовать объективному порядку вещей. Когда мы говорим: "это - человек",- наше знание о предмете, в той его части, которая обозначается словом "это", истинно, тогда как в части, обозначаемой словом "человек", оно может быть, а может и не быть истинным [119].

Буддистские логики утверждают, что определенное восприятие есть опосредствованное знание, содержащее в себе предшествующее знание, тогда как неопределенное восприятие свободно от него {(кальпанападхам)} [120]. Последнее не воспринимает квалификаций объекта, таких, как общность, субстанциальность, качество, действие, имя, а просто схватывает специфическую индивидуальность объекта, его {свалакшану} [121]. Реальность, с которой мы вступаем в контакт, невыразима в словах, а то, что мы выражаем, является сферой понятия. Дхармакирти говорит: "объект восприятия тождествен себе {(свалакшана)}, тогда как объект опосредствованного знания тождествен члену своего класса {(саманьялакшана)}. Данное - единично, отдельно и моментально; знаемое - типично, всеобще и длительно [122]. В тот момент, когда мы что-либо высказываем о чувственной реальности, мы связываем ее посредством отношения с чем-то другим, и реальность таким образом теряет свою природу, будучи перегружена изобретениями нашего интеллекта. Мы слышим гудение, которое само по себе истинно, но то, что оно принадлежит шмелю или отдаленному пароходному гудку, является результатом нашего воображения. Дхармоттара говорит, что даже узнавание ребенком во второй раз материнской груди определяется его прошлым опытом и не является поэтому чистым и неопределенным. Все отношения, как сказал бы Кант, суть формы, которые наш разум накладывает на данные элементы, чтобы сделать их объектами познания. В определенном восприятии мы искажаем реальный объект, и оно тем самым становится, по мнению буддистов, фикцией [123]. Дигнага отвергает всякое познание субстанций, качеств и действий как ложное [124]. Внешние объекты мгновенны, преходящи и поэтому не могут быть познаны [125]. Конструктивное воображение перерабатывает эти имеющие мгновенный характер данные в нечто длящееся, пропитанное прошлым и проецирующееся на будущее. Миром мысли является нереальное {(ан-артха)}. Абсолютно реальное {(парамартхасат)} есть испытываемое ощущение [126]. Все это воззрение определяется метафизическими предпосылками этих мыслителей. Дигнага - субъективист и рассматривает все знание как чисто мыслительный продукт. Вопрос о природе реального оставлен им нерешенным, хотя факты восприятия вынуждали его согласиться с тем, что мы вступаем в контакт с какой-то реальностью, хотя бы и носящей характер мгновенности. Дхармакирти, с его склонностью к саутрантикам, признает реальность вне мысли, чтобы объяснить изменения в восприятиях, хотя их мгновенный характер делает познание их невозможным. Он считает ощущения индивидуальными, а их объективный коррелят - выводным.

Наяйики подвергают взгляды буддистов жестокой критике. Уддьйотакара доказывает, что чистое чувственное знание, специализирующееся и познающееся самим собой, без всякой примеси имени и рода, есть нечто невозможное. Наше знание об объекте неизменно принимает родовую форму [127]. Наяйики, считающие, что общее так же реально, как и индивидуальное, в котором оно существует благодаря отношению присущности {(самавая)}, начисто отвергают буддистский взгляд, что все общее есть продукт воображения, поскольку существует только специфическое индивидуальное. Это отношение (общего и индивидуального) или воспринимается непосредственно, или же выводится из того факта, что мы сознаем индивидуальное как образующее реальные виды. Последним основанием этого является сама природа вещей, которая себя обнаруживает в вещах и определяет наше осознание. Отношения не привносятся в данные опыта нашей мыслью, а вскрываются в природе реального. Вся деятельность нашей мысли состоит в раскрытии отношений в полноте реального. Если {реальное} исключает отношения, а объект познания относителен, значит, тогда мы имели дело с ложной антитезой ноумена и феномена. Познанный объект не есть реальный объект, объект как он есть на самом деле, в себе, но он представляет собой нечто промежуточное, некое tertium quid, помещающееся между познающим субъектом и стимулирующим познание реальным объектом. Но, как мы видели, ньяя рассматривает неопределенное восприятие как тождественное по своей сущности с определенным восприятием. Отношения не возникают внезапно из ничего. Они присутствуют в неопределенном восприятии, хотя мы осознаем их присутствие только в определенном восприятии. Джаянта доказывает, что объект определенного восприятия не является нереальным, так как он воспринимается также и неопределенным восприятием. Простое присутствие идеальных факторов или элементов воспоминания не мешает активности чувств. Сложность определенного восприятия не является логическим дефектом. Включающаяся в определенное восприятие работа мысли усиливает его жизнеспособность. Если определенное восприятие воспринимает то, что уже было воспринято неопределенным восприятием, то это не является основанием для того, чтобы считать его неистинным. Новизна не есть критерий истины. Идеальные элементы - не просто иллюзии {(викальпы)}. Общее, являющееся объектом прямого восприятия, не есть только название, так как оно воспринимается даже и при отсутствии названия. Когда пришелец из Декана видит верблюдов в Северной Индии, он замечает общее в них, хотя может и не знать, как они называются. Когда мы видим наши четыре пальца, мы видим как их общие, так и отличительные признаки. Если бы мы воспринимали только специфически индивидуальное в объекте, мы не были бы в состоянии установить отношение между первым и вторым состояниями одного и того же объекта. Если, возражая на это, доказывают, что первое состояние вспоминается, когда воспринимается второе, то Джаянта отвечает, что воспоминание первого состояния ничему не может помочь, если оно не имеет отношения ко второму. Если это возражение означает, что восприятие второго состояния предполагает восприятие первого, поскольку оба относятся к одному и тому же классу, то тогда ясно, что в первом восприятии также было познание как общего, так и индивидуального. И в том и в другом есть познание и общего и особенного, но только в неопределенном восприятии неясное, а в определенном восприятии ясное. Даже буддисты не отрицают, что мы имеем понятие об общности {(анувриттиджняна)}, когда мы воспринимаем индивидуальное, и вопрос встает только об основании этого познания {(анувриттиджнянотрадика шактих)}, является ли оно индивидуальным или чем-то отличным от него, вечным или преходящим, воспринимаемым или невоспринимаемым, ибо если в познании есть какая-то особенность, то должна быть соответствующая ей особенность и в объекте познания [128]. Всеобщее, следовательно, отличается от индивидуального и является вечным в силу того, что оно общее, в то время как индивидуальное рождается и умирает, и реальным, независимо от того, будет ли оно воспринимаемым или выводимым

Здесь мы подошли к основному различию между концепциями реальности, проводимому буддистами и наяйиками. Буддисты полагают, что реальное есть простое "это", мгновенно-индивидуальное, заключенное в своем качестве, не имеющее протяжения ни во времени, ни в пространстве,- {сарвам притхак}. Все отношения это только произвольная сеть, набрасываемая извне воображением. Наяйики, с другой стороны, возражают против этого мнения и считают, что все то, что существует, не есть мгновенное качество, а индивидуальное, с внутренне присущим ему разнообразием содержания. Несмотря на множественность, оно остается единым. Это - единое во многом. Поскольку оно - одно из многих других индивидуумов, оно есть особенное; поскольку же оно одно и то же во всем своем многообразии, оно есть общее, и это общее делает его также членом класса. Каждый индивидуум имеет эти две стороны, или два аспекта. Атомарное особенное, исключающее все различия, как и простое отношение, которое не имеет конечных соотносящихся пунктов, есть предрассудок, который не может быть оправдан в опыте. Тождество и различие представляют собой различные моменты целого, которые становятся ложными, когда они превращаются в нечто застывшее, независимое друг от друга. Современная психология поддерживает точку зрения ньяйи, что содержание всякого данного имеет две стороны - чувственные качества и отношения.

Поверхностный взгляд приводит нас к мысли, что простые чувственные впечатления, являющиеся сырым материалом познания, и есть высшая реальность. Но трудно представить себе, что разрозненные и не связанные между собой человеческие впечатления представляют собой истину вещей. Хаотические массы камня, кирпича и дерева не являются зданием. Воспринимаемые впечатления не являются знанием. Солипсизм, сводящий все к настоящему моменту, ведет прямой дорогой к интеллектуальному самоубийству, сводя жизнь мысли к фантастике. Буддисты отождествляют пассивное сознание с чувством реальности. Они убеждают нас освободиться от порока рефлексии. Но их страстная привязанность к непосредственному есть не что иное, как предубеждение. Уважение к фактам не означает свободы от рефлексии. Я вовсе не занимаюсь по прихоти безрассудной рефлексией, когда говорю, что то, что я вижу перед собой, есть апельсин. Апперцепция есть нормальная функция человеческого ума. Разум человека не есть пустой сосуд, куда просто входят ощущения. Каждое восприятие есть результат активной реакции на стимул. Мы все рождаемся мыслящими существами и не можем не пытаться истолковывать то, что получаем. Ощущения не приходят к нам оторванными от всего. Они приходят к нам с ощущением объективности. Они приходят окруженные сложной массой других элементов. Атомарное "теперь" просто не существует. Всякая отдельная точка в пространстве окружена другими точками, как всякий момент времени неизбежно переходит в другой. Буддистская точка зрения отделяет "ощущение" от "понимания" и делает их двумя полностью оторванными друг от друга функциями. Чувственные данные соединяются различными способами и образуют мир познания. Им присущи отношения, которые наше познание распутывает. Мы не подменяем и не создаем реальность в познании. То, что смутно воспринимается на уровне ощущения, ясно познается, когда мы поднимаемся на уровень понимания. Реальность всегда соотнесена и рациональна. Полнота природы реальности не раскрывается ни в ощущении, ни в понимании, но только в полноте духа.

Дхармакирти признает четыре вида восприятий: чувственное восприятие, мысленное восприятие (мановиджняна), самосознание и йогическую интуицию. Чувственное восприятие опосредовано чувствами. О мысленном восприятии он говорит, что оно сходно с чувственным восприятием, как принадлежащее к той же самой серии (экасантана), и возникает в следующий момент за чувственным восприятием. Оно, по-видимому, есть нечто вроде "последующего образа", так как Дхармоттара говорит: "мысленное восприятие не может возникнуть, пока глаз не перестанет функционировать в данном случае, ибо, если глаз остается активным, у нас продолжаются восприятия формы, зрительные или чувственные восприятия" [131]. Внутреннее восприятие удовольствий и страданий относится к третьей разновидности - {свасамоедане}, или самосознанию. Мы воспринимаем свое я через восприятие его состояний, таких, как удовольствие или страдание. Это - непосредственная интуиция, при помощи которой раскрывается {я (атманах сакшаткари)} и которая свободна от вмешательства интеллекта и поэтому - от ошибок. Она сопровождает все проявления мысли. Дхармоттара отождествляет это самосознание с чувством интимности и эмоциональной теплоты, которое сопровождает все восприятия. Ньяя более позднего периода считает его вторичным продуктом, следующим за осознанием. Согласно Гангеши, оно имеет место, когда мы говорим: "Я знаю, это - горшок". {Вьявасая}, или определенное познание, дает нам познание объекта, но это познание - по формуле: "я даю себе отчет об объекте",- которое называется {анувьявасая}, или последующее познание. "Это - кувшин" есть познание; "Я знаю, что это кувшин" [132] есть анувьявасая, или то, что следует за познанием объекта Санкхья и веданта считают, что всякое осознание раскрывает как объект, так и самого себя. как включающее в себя {я} [133].