Часть 3.

Согласно Дхармакирти, мы воспринимаем четыре истины буддизма, недоступные обычным средствам познания, посредством йогической интуиции, которая свободна от всяких ошибок и пороков интеллекта [134], хотя и неопределенна по характеру. Имеются различные степени способности восприятия. Кошки могут видеть объекты в полной темноте, а грифы обнаруживают свою добычу на большом расстоянии. Постоянной практикой размышления человек может приобрести сверхчувственное зрение и может воспринимать все объекты, близкие и далекие, прошедшие и будущие, удаленные и скрытые [135]. Высший вид проницательности обладает непосредственностью интуиции. То, что является чудом для нас, есть естественная способность пророков. То, что нашему смущенному взору кажется бесконечно сложным и неуловимым, открывается пророкам sub specie simplicitatis. Здесь все видоизменяется. На низшем уровне мы обладаем простотой чувственного восприятия, на высшем - йогической интуицией. Первая есть простота естественного, один раз рождающегося человека, последняя есть простота духовного, дважды рожденного человека. Первая приходит перед тем, как начинается великая борьба за самопознание, второй - когда она кончается. Вторая есть достижение, источником которого являются обширные познания и внутреннее страдание. Иогическая интуиция воспринимает реальность, как она есть, в ее полноте и гармонии [136]. Йогическая интуиция отличается от божественного всеведения тем, что она порождена, тогда как божественное всеведение вечно [137].

Гангеша отличает обычное {(лаукика)} восприятие от трансцендентного {(алаукика)}. Трансцендентное восприятие бывает трех видов в соответствии с тремя видами трансцендентного контакта {(алаукика-санникарша)}, а именно: {саманьялакшана, джняналакшана} и {йогаджадхарма} [138]. Последнее есть Йогическая интуиция. Когда мы воспринимаем родовую природу индивидуумов, мы имеем саманьялакшану. Древняя школа ньяйи признает восприятие общности. У Гангеши мы находим еще большую оценку работы интеллекта в восприятии всеобщего. Через познание родовой природы индивидуума мы можем познать все другие индивидуумы, вне зависимости от времени и места. На возражение, что такое познание всех случаев, скажем дыма, сделало бы нас всеведущими, Вишванатха отвечает, что мы познаем только общий характер всех индивидуальных случаев, а не свойственные им различия. Восприятие общности не чувственно, поскольку оно может быть и тогда, когда нет налицо конкретного случая дыма, воспринимаемого нами. Как отдельное, так и всеобщее объективно реальны и непосредственно воспринимаемы. Всеобщее - это не конструкция мысли, а реальная сущность, находящаяся в отдельном. Эта сущность напоминает нам о всех частных случаях, в которых она реализуется. Природа отношения между общим и отдельным характеризуется нераздельностью и органичностью (самавая). Восприятие общего делает возможным установление общих связей, предполагаемых процессами вывода [139]. Джняналакшана имеет место, когда мы, только увидев сандаловое дерево, уже воспринимаем его аромат. Когда мы видим его, зрительный образ вызывает аромат, с которым манас вступает в контакт. Это непрямое восприятие. Оно называется также {смритиджняна}, или знание по памяти.

Джайнисты думают, что это - смешанное состояние сознания {(самухаламбанаджнянам)}, в котором объединяются зрительный образ сандалового дерева и идея аромата. "Веданта-парибхаша" полагает, что единое содержание знания включает два элемента, один - непосредственный, и другой - опосредствованный [140]. В то время как джайнисты и адвайтисты не признают трансцендентного контакта {(алаукикасанникарша)}, наяйик убежден в его существовании. Он не признает смешанных состояний сознания. Каждое психическое состояние единично, и атомарная природа манаса делает два одновременных психических состояния невозможными. Поэтому он рассматривает зрительное восприятие ароматного сандалового дерева как простое психическое состояние, хотя ему и предшествует зрительный образ и воспоминание аромата. Шридхара и Джаянта думают, что зрительное восприятие характеризуется оживлением ранее воспринятого аромата, а данное восприятие ароматного сандалового дерева осуществляется больше через манас, чем через зрительный орган[141]. Современная психология объясняет это явление теорией ассоциации идей. Йогаджадхарма-лакшана есть то, что порождено размышлением.

Мыслители ньяйи обсуждают вопрос, проста или сложна природа узнавания ({пратьябхиджня}), как например в случае: "это тот же кувшин, который я видел". Является ли состояние узнавания смесью двух познаний, одного - совершающегося благодаря непосредственному восприятию (например, видимого кувшина), а другого - через припоминание (например, того кувшина, с которым данный кувшин отождествляется)? Является ли оно одним познанием, частью восприятием и частью воспоминанием, как думает Прабхакара, или только чистым воспоминанием {(смрити)}, или же, наконец, только чистым восприятием {(анубхути)?} Буддисты рассматривают его как механическое соединение презентативного и репрезентативного состояний мысли [142]. Это - не единичное состояние сознания только презентативной или только репрезентативной природы, так как его причиной является не только чувственное впечатление, ибо не может быть чувственного контакта с объектом прошлого; вместе с тем оно не является только остаточным следом {(санскара)}, так как в состоянии узнавания имеется налицо сознание, что объект именно "этот". Не является оно также и комбинацией этих двух состояний, так как оба действуют раздельно и дают различные эффекты. Если мы даже и допустим, что явление узнавания есть единый, общий результат, то какова же в таком случае природа его объекта? Это не явление прошлого, так как в этом случае узнавание не отличалось бы от воспоминания; вместе с тем это и не явление будущего, ибо в этом случае узнавание было бы тождественным с конструктивным воображением; это и не просто данный в настоящем объект, поскольку узнавание отождествляет данный в настоящем объект с прошлым. Было бы противоречием считать, что оно (узнавание) познает объект как существующий в прошлом, настоящем и будущем. Наяйики поэтому утверждают, что узнавание есть вид определяющего восприятия, дающего нам познание настоящих объектов как квалифицируемых прошлым. Мы видим объект и узнаем в нем воспринятый раньше [143]. Мимансаки и ведантисты поддерживают этот взгляд, тогда как джайнисты доказывают, что состояние узнавания, хотя оно и является простым, отличается по своему характеру от состояний восприятий или памяти [144]. Каждое восприятие включает в себя элемент вывода. Когда мы воспринимаем дерево, мы в действительности воспринимаем только часть его {(экадеша)}, одну сторону его поверхности. Мы синтезируем чувственное впечатление с образом или значением и таким образом воспринимаем объект [145]. В каждый акт восприятия включается прежнее восприятие целого и вывод к этому целому от той части, которая теперь воспринимается. Элементы воспоминания и вывода являются вспомогательным, а чувственный образ - основным фактором. Какое бы состояние мысли ни создавалось средствами чувственного контакта, оно есть восприятие, даже если оно включает в себя другие элементы, такие, как память и вывод

Определение восприятия, данное Гаутамой, включает характеристику свободы от ошибок. Не все восприятия правильны. В нормальном восприятии мы имеем: 1) объект восприятия, 2) внешнего посредника, как например свет в случае зрительного восприятия, 3) чувствующий орган, при помощи которого объект воспринимается, 4) манас, или центральный орган, без помощи которого чувствующий орган не может действовать на свои объекты, и 5) {я}. Если какой-либо из этих факторов не функционирует должным образом, возникают ошибочные восприятия. Дефекты внешних объектов происходят или от движения, или от сходства; например, раковина воспринимается из-за сходства как серебро. Если свет тусклый, мы не можем видеть ясно. Если наши глаза нездоровы и плохо видят, наше восприятие дефектно. Если манас занят чем-либо иным или если {я} эмоционально возбуждено, возникают иллюзии[146]. Причины иллюзий обычно классифицируются по трем рубрикам: 1) {доша}, или дефект в чувствующем органе, например желтуха глаз; 2) {санпрайога}, или представление части или одной стороны, вместо целого объекта; 3) {санскара}, или беспокоящее влияние предубеждения или привычки, способствующих возникновению не относящихся к делу воспоминаний. Иллюзия змеи возникает, когда мы видим веревку, которая пробуждает воспоминание змеи [147].

Презентативные по своему характеру сновидения возникают под воздействием внешних и внутренних стимулов. Они создаются благодаря оживлению подсознательных впечатлений, причинами которых служат органические расстройства и бывшие в прошлом удачи и неудачи. Пророческие сны, которые признавал даже Аристотель [148], объясняются влиянием духов.

Канада приписывает сны связи {я} с центральным органом, манасом, подкрепленного подсознательными впечатлениями прошлого опыта [149]. Прашастапада рассматривает сны как внутренние восприятия, обусловленные манасом, когда чувства скованы сном и прекращают действовать [150]. Они зависят от остаточных впечатлений, имевших место в прошедших актах познания, расстройств в организме и невидимых сил. Шридхара не рассматривает сны как простое воспроизведение прошлого опыта, а считает, что они происходят из-за центрального возбуждения [151]. Удаяна придерживается другого мнения и думает, что периферические органы не прекращают функционировать во время сна. Он допускает, что сны иногда оправдываются [152]. Прабхакара, в согласии со своей общей точкой зрения, считает сны воспроизведением прошлых опытов, которые благодаря затемнению памяти {(смритипрамоша)} появляются в сознании как непосредственные представления. Партхасаратхи отождествляет состояния сна с воспоминаниями [153]. Прашастапад отличает сновидение от близкого к сну состояния, называемого {свапнантика}, которое дает воспоминание того, что испытывалось в самом сновидении. Иллюзии, причиной которых является объективный элемент {(адхиштхана)}, различаются от галлюцинаций, у которых нет объективных оснований {(нирадхиштхана)}. Шридхара дает пример такой галлюцинации, например, когда человек, до безумия влюбленный в женщину, видит повсюду подобие своей возлюбленной [154].

[73] N. В., I. 1. 3. Ясно, что один и тот же объект может быть познан более чем одной праманой. О существовании души можно узнать из священного писания посредством вывода и посредством мысленного восприятия. О существовании огня можно узнать из сообщения другого, или посредством восприятия, или вывода. Бывают также случаи, когда может действовать только одна прамана. То, что выполнение обряда агнихотры (поддержание священного огня) ведет на небо, известно только из свидетельства священного писания. Уддьйотакара считает, что "если один и тот же объект познается посредством различных праман, то он познается в своих различных аспектах" (N. V., Introduction).

[74] "Nyayabindutika", p. 7; I. P., рр. 295-296.

[75] Pratyaksasya saksatkaritvam laksanam. "Tattacintamani", p. 552.

[76] "Jnanakaranakam jnanam pratyaksam" Ср. Мактаггарт: "Убеждение, которое основывается непосредственно на восприятии... называется в собственном смысле слова первичным, поскольку оно, хотя и основывается на чем-то, именно на восприятии, не основывается ни на каком другом, {убеждении"} ("The Nature of Existence", pp. 42-43).

[77] I. 1. 4. Ср. определение Чаракой восприятия как знания, которое порождается соединением души с умом (манас), чувств с их объектами. Гангеша критикует определение Гаутамы по нескольким основаниям: оно слишком широко, поскольку всякое познание порождается контактом объекта с манасом, который есть тоже чувство. Далее, оно не обращается к интуитивному познанию всех вещей, которое имеет бог без посредства какого-либо чувства. Чувствующий орган может быть определен только через восприятие, и употребление термина "чувство" в определении ведет к ошибке круга в определении.

[78] Поскольку чувства состоят из элементов, обладающих специфическими качествами, постольку они способны воспринимать соответствующие им объекты, а не самих себя. Глаз видит внешние объекты, но не видит самого себя. Единственным исключением является звук (N. S., III. 1. 68-69, 71).

[79] N. S., III. 1. 54.

[80] Ничто не может оказать сопротивление нематериальной, всепроникающей субстанции. Поскольку глаз встречает сопротивление материальных вещей, например стен, он сам - материален.

[81] В "Ratnaprabha" и "Bhamati" этот взгляд приписывается санкхье (II. 2. 10).

[82] N. S., III. 1. 51-52.

[83] См. N. S., III. 1. 53.

[84] См. Brh. Up., IV. 1. 19; "Tarkasamgrahadipika", 18.

[85] N. В., I. 1. 4.

[86] I. 1. 16; II. 1. 24; III. 2. 6-7; N. V., I. 1. 16.

[87] N. B., III. 2. 58.

[88] N. В., I. 1. 16.

[89] Даже наяйики считают анувьявасаю ясной самой по себе.

[90] Ср. с локковским разделением ощущения и рефлексии, внешнего чувства, которое дает нам знание внешнего мира, и внутреннего чувства, которое дает знание деятельности нашего собственного ума ("Essay on the Human Understanding", II. 1. 4). Уддьйотакара проводит ризличие между удовольствием и познанием удовольствия. Удовольствие есть воспринимаемый объект, а познание удовольствия возникает, когда манас вступает в контакт с чувством. Приятное чувство прохлады создается контактом кожи с прохладным ветром, а познание приятности возникает, когда манас вступает с контакт с этим чувством.

[91] Манас, однако, не может рассматриваться как инструмент познания самого себя. Когда познание неодновременности восприятий, указывающее на существование манаса, осуществляется посредством манаса, тогда познание самого манаса, полученное таким образом, совершается благодаря присутствию манаса. Последнее не является действием манаса в отношении самого себя, ибо манас не является орудием в существовании или познании самого себя. В познании манаса орудием является объединение манаса с его проявлениями. Это уже не чистый манас сам по себе. См. N. V. Т. Т., III. 1. 17. Уддьйотакара полагает, что манас может быть непосредственно воспринят благодаря йогической практике (N. V., 111, 1. 17).

[92] N. В., I. 1 4.

[93] N. V., 1. 1. 4.

[94] N. V., III, 2. 56.

[95] II. 1. 29.

[96] "Nyayakandali", p. 23; N. В., II. 1. 19.

[97] Исключение составляет звук, который, хотя и является качество", воспринимается сам по себе.

[98] Орган слуха есть {акаша}, заключенная в полости уха, а {шабда}, или эвук, есть свойство акаши.

[99] Keith. I. L. A., p. 77.

[100] V. S., IV. I. 6.

[101] Взгляд ньяйи на отношение определения и определяемого критикуется на том основании, что, строго говоря, это не есть отношение, так как оно не является тем, что существует в двух вещах, отличных от него самого. Само отношение отличается от двух соотносящихся вещей и является отношением только тогда, когда существует в обеих из них. Отношение соединения отлично от барабана и палочки, но является тем, что существует в обоих. Отношение определения и определяемого не такого характера. Когда, например, человек несет палку, определение, заключающееся в палке, не отличается от нее самой, как и определяемость человека не отличается от него самого. Определение и определяемое тождественны с самими вещами. В случае несуществования оно (несуществование) является как определением, так и определяемым, поскольку невозможно, чтобы какая-либо субстанция, качество или действие существовали в несуществовании. Таким образом, определение, заключающееся в несуществующем, может давать только негодное, само себя опровергающее познание. Поэтому говорят, что несуществование, которое неспособно быть в каком-либо отношении к чему бы то ни было, не может восприниматься чувствами. Гангеша разделяет взгляд, что одно и то же орудие познания помогает нам воспринимать как сам объект, так и его отсутствие. Несуществование не есть результат вывода из отсутствия восприятия, но само есть объект восприятия.

[102] "Nvayabindu", п. 11. "Nvavamaniari", pp. 53-57.

[103] N. V., I. 1. 4. Обсуждается интересный вопрос, является ли зрительный орган единым или тройным. Ватсьяяня считает, что органов зрения два, и когда мы видим вещь сначала одним глазом, я затем другим, мы установили, что в обоих случаях вещь одна и та же, что показывает только то, что у них общим является то, что объединяет оба восприятия. Уддьйотакара несогласен с этим мнением (см. N. В.: N. V., III. 1.7. П.). Декарт много уделил внимания проблеме, как и почему два раздельных впечатления, получаемые нашими двумя глазами или двумя ушами, сливаются в одно ощущение в сознании. Он думал. что это объясняется просто действием узкого прохода в шишковидной железе, который передает нервные движения в мозг. Лучи. идущие от глаза к объекту, считаются невидимыми, так как, согласно точке зрения Декарта, иначе они заслоняли бы объект и, находясь между глазом ти объектом, препятствовали бы восприятию. Но, будучи невоспринимаемы сами, они доходят до объекта с помощью внешнего света (см. N. В., III. 1. 38-49).

[104] N. V., I. 1. 4; см. также Vivaranaprameyasamgraha, pp. 187 и далее.

[105] Bibl. Ind. ed., pp. 286 и далее.

[106] См. "Vivrti" Джаянараяны, II. 2. 37. Кумарила спорит с этим на том основании, что так как {акаша} едина и невидима, то все уши получали бы раздражение и все звуки слышались бы всеми или, напротив, если бы один не слышал, то и все не слышали бы. Кроме того, звуки, идущие по ветру, слышатся на большем расстоянии, чем те, которые идут против ветра, чего нельзя объяснить с точки зрения распространения волн в акаше, которая не затрагивается звуком.

[107] N. В., II. 1. 26. Это - непроизвольное восприятие, так как оно возникает без соответствующего усилия (prayatna) со стороны {я}, и здесь можно проследить путь к адриште, или невидимой судьбе (N. В., II, I. 29.).

[108] Шабдисты считают, что объектом всякого восприятия является слово, обозначающее объект (Vagrupam tattvam). Джаянта критикует его ("Nyayamanjari", p. 99), а Вачаспати спрашивает: если объекты тождественны с названиями, то тождественны ли они с абсолютными или условными звуками? Воспринимаемые объекты не могут быть тождественны с невоспринимаемыми звуками; не тождественны они и с названиями, так как дети воспринимают объекты, не зная их названий. Таким образом, те, кто не знает значений слов, имеют не выраженные в словах восприятия, и даже те, кто их знает, имеют сначала не обозначенное словом восприятие, которое оживляет подсознательный образ названия, воспринятого в прошлом, и уж затем неопределенное восприятие становится определенным (N. V. Т. Т., I. 1. 4).

[109] N. В., I. 1. 4. См. также "Nyayamanjari", p. 99. Джаяна говорит, что не неопределенное восприятие не может уяснить слово или наименование, обозначающее объект. Слово не является объектом зрительного восприятия, и не может быть понимания слова, если отношение между знаком и обозначаемой вещью не уяснено и оставшийся образ не оживлен. Определенное восприятие смешано со словесными образами, тогда как у неопределенных восприятий этого нет: при познании общего, качества и т. д. между этими двумя видами восприятия разницы нет. Бхартрихари думает, что не может быть мысли без языка и, таким образом, неопределенное воспритие, которое предполагается независимым от языка, является, по его мнению, невозможным (N. V. Т. Т., I. 1.4).

[110] Ратнакирти ссылается на этого писателя в своих "Apohasiddhi" и "Ksanabhangasiddhi". См. "Six Buddhist Nyaya Tracts", изданные М. М. Харапрасадом Шастри. Вишванатха упоминает различие между неопределенным и определенным как альтернативное. См. его N. S. Urtti, I. 1. 4.

[111] Согласно "Таркабхаше", в неопределенном восприятии, хотя {я} и вступает в контакт с манасом, манас - с чувством, а чувство - с объектом, все же объект играет второстепенную роль, тогда как в определенном восприятии он становится первостепенным.

[112] "Nyayakandali", p. 190. Прабхакара и Партхасаратхи Мишра, которые считают, что определенное восприятие состоит из чувственных данных и органов памяти, поддерживают этот взгляд.

[113] Prathamato ghafaghatatvayor visistanavagahy eva jnanam jayate tad eva nirvikalpam. см. "Siddhantamuktavali", p. 58.

[114] Аннам Бхатта также называет неопределенное восприятие nisprakarakam, а определенное-saprakarakam, причем prakarata значит свойство отдельного познания, которое отличает его как познание отдельного объекта от других познаний.

[115] I. L. A., pp. 72-73. Аннам Бхатта в "Dipika (42) говорит: "Visistajnanam visesanajnanajanyam, Visistajnanatvat, danditi jnanavat. Visesanajnanayapi, savikalpakatve, anavasthaprasangan nirvikalpakasiddhih". См. также "Siddhantamuktavali", 58. Visistajnana ("вишиштаджняна") есть суждение, или знание о субъекте {(вишешья)}, как о чем-то определяемом атрибутом {(вишешана)}. Ньяя считает, что для такого знания {(гхато, ям)} необходим не только контакт органа чувств с {вишешьей гхата -} кувшином, но также и предшествующее знание вишешаны, или "кувшинности" {(гхататва)}. Это предшествующее знание называется с технической стороны {нирвакальпака}, или неопределенное. Оно выводится, а не познается непосредственно (атиндриян). Пурва миманса и веданта отрицают необходимость в предшествующем знании атрибута и считают, что чувства вступают в контакт как с атрибутом, так и с его субъектом. Этот взгляд, что мы сначала имеем неопределенное знание простой кувшинности, не поддерживается психологией. Общие идеи не появляются в сознании первыми. Знание прогрессирует от неопределенного к определенному. Понятие кувшина предшествует суждению восприятия только логически, но не хронологически.

[116] Vastusvarupamatra, Nyayasara, pp. 3, 4, 84-86.

[117] См. Nilakantha, Tarkasamgrahadipikaprakasa.

[118] James, Principles of Psychology, vol. II, p. 4. См. также N. В., IV 2. 37.

[119] N. В., III. 2. 37.

[120] Кальпана, по Дхармакирти, есть действие мысли, благодаря которому объекту дается название Abhilapasamsargayogyapratibhasapratitih kalpana. Это - знание, которое способно к соединению со словом. Джаянта считает, что "кальпана" обозначает связь объекта с такими его признаками, как род {(джату)}, качество {(гуна)}, действие {(крия)}, имя {(нама)} и субстанция {(дравья)} ("Nvayamanjari", p. 97), Согласно взгляду буддистов, не существует разницы между индивидом и родом, отдельным и общим, субстанцией и качеством, и наши определенные восприятия видят различия там, где они не существуют. Мы не воспринимаем рода коровы отдельно от коровы, или субстанцию коровы отдельно от ее качеств. Точно так же и движение не отделимо от того, что движется. Когда мы даем название объекту, мы отождествляем различные вещи. Когда мы говорим "это - Чайтра", то "это" относится к объекту, а "Чайтра" - к слову, и наше суждение отождествляет их. Таким же образом категория субстанции приписывает тождество или соприсущность объектам, которые совершенно различны. Например, в суждении "это есть человек с палкой" слова "человек" и "палка" приписываются одному и тому же субстрату как соприсущие ему, хотя они и различны между собой. Так доказывается, что эти категории суть только идеальные конструкции (там же).

[121] Sajatiyavijatiyaparavrttam svalaksanam ("Nyayamanjari". p. 97).

[122] Sastradipika описывает взгяд, что универсалии - нереальные продукты фантазии: "Vikalpakaramatram samanyam, alikam va" (p. 278), посредством которого, как воображает буддист Дхармоттара, воспринимаются интуитивным путем голые различия. Ср. известное высказывание Канта: "восприятия без понятий слепы, а понятия без восприятий пусты", хот

[123] Кант, однако, отрицает возможность неопределенного восприятия, оно и не согласуется с более ранним взглядом "Пролегомен" с их различением суждений восприятия и суждений опыта.

[124] См. Ui, Vaisesika Philosophy, p. 67.

[125] Ksanasya (jnanena) prapayitum asakyatvat ("Nyayabindutika", p. 16).

[126] "Nyayabindu", p. 103.

[127] N. V., I. 1. 4.

[128] Visayatisaya vyatirekena, pratyayatisayanupapatteh ("Nyayamanjari", p. 314).

[129] См. "Nyayamanjari", pp. 309-311, 313-314. Ср. взгляд ньяйи со взглядом Фомы Аквинского, что первоначальным объектом человеческого познания является синтетическое единство, в котором как чувства, так и разум необходимы. Индивидуализация, или количественная спецификация, получаются от чувства, тогда как качественное единство - от разума. Объект познания содержит в себе интуицию сущности и чувственное познание особенностей. Он - не только одна сущность, как думал Декарт, и не только чувственное данное, как думали эмпирики. Мы познаем вещи, а вещи не являются ни бестелесными сущностями, ни субъективными образами. Отделять общее от индивидуального - значит упускать единство и того и другого в вещах.

[130 ]"Nyayakandali", p. 193. Партхасаратхи Мишра говорит: "savikalpam api anuparatendriyavyaparasya, jayamanamaparoksavabhasatvat, pratyaksam eva" ("Sastradipika", pp. 103-104). Буддисты, исходя из связи определенного восприятия с непосредственно предшествующим ему неопределенным восприятием, доказывают, что определенное восприятие не является прямым {(апарокша)} или ясным {(вишада)}, хотя и кажется таковым. Но это только предположения. Прабхачандра также критикует взгляд буддистов. Неотчетливость не есть особенность только определенного восприятия. Восприятия удаленных объектов, скрытых за стеклом или слюдой, неотчетливы независимо от того, определенные они или неопределенные. Если определенное восприятие недействительно потому, что оно воспринимает только то, что уже было воспринято, тогда вывод тоже не действителен, поскольку он познает то, что уже было познано при познании всеобщего сосуществования. По воззрению буддистов, все объекты мгновенны, и поэтому никакое восприятие невозможно. Однако даже в выводе мы не улавливаем специфической индивидуальности объекта, но это не делает выводное познание недействительным. Наличие слова или идеального отношения не касается вопроса о действительности восприятия. Как в определенном, так и в неопределенном восприятии могут быть ошибки, но оба являются практически действенными.

[131] Etac ca manovijnanam uparatavyapare caksusi pratyaksam isyate, vyaparavati tu caksusi yad rupajnanam tat sarvam caksurasritam eva ("Nyayabindutika", p. 13). Ср. мнение Richard Semon. что мы имеем ощущения в двух формах: или в их первоначальной форме или мнемонические. Первоначальное ощущение синхронно с возбуждением и прекращается с прекращением возбуждения, но. подобно шторму на море. оно прекращается не сразу. Как за прекратившимся штормом следует постепенное затихание волн, которые он создал, так и за прекращением возбуждения следует постепенное замирание ощущения Это есть эффект "последующего образа", который Semon называет "последующей" {(akoluthic)} стадией первоначального ощущения. Semon говорит, что первоначальное ощущение оставляет после себя следы, которые при случае и при определенных условиях могут дать ощущение, называемое мнемоническим. См. Semon. Mnemic Psychology.

[132] Dipika, 34

[133] Взгляд ньяя-вайшешики отличается от взгляда Кумарилы, который считает, что познание выводится из познаваемости объекта. Джайнисты, ведантисты и некоторые буддисты утверждают, что познание познается само собой Согласно ньяя-вайшешике, познание не может обращаться само на себя и делать себя объектом познания. Познание выявляет другое {(парапракашака)}, а не себя {(свапракашака)}. Оно раскрывается другим познанием, поскольку оно есть объект знания, подобный, например, полотну (jnanam jnanantaravedyam prameyatvat patadivat). Джайнская критика этого взгляда сводится к следующему: 1) Как удовольствие познается само через себя, а не через другое, как божественное познание познается само через себя, а не через другое, так и всякое познание {я} следует рассматривать как самопознание: иначе одно познание должно было бы познаваться другим, а другое - третьим, а это привело бы к бесконечному регрессу. 2) Неосновательный аргумент, что в боге имеется два познания, из которых одно познает вселенную, а другое познает это познание вселенной, легко опровергается. Воспринимается второе познание или нет? Если воспринимается, то воспринимается самим собой или другим? Если самим собой, тогда почему мы не можем допустить эту способность и для первого? Если другим, тогда мы осуждены на бесконечный регресс. Если мы скажем, что второе воспринимается первым, тогда мы попадаем в порочный круг. Если второе не воспринимается и если оно может воспринимать первое, не воспринимая самого себя, то разве первое не может воспринимать вселенную, не воспринимая самого себя? Мы должны допустить, что божественное познание есть самопознание. Оно воспринимает себя, воспринимая вселенную. В этом вопросе нет разницы между божественным и человеческим познанием. Способность выявления самого себя и другого {(свапарапракашака)} относится к сущности сознания, все равно человеческого или божественного, тогда как всеведение не является чертой человеческого познания, а принадлежит только божественному сознанию. 3) Не существует доказательства последующего познания {(анувьявасая)} посредством восприятия или вывода. Взгляд ньяйи, что я находится в контакте с манасом, анувьявасайей не принимается, поскольку существование манаса не доказано. 4) Если одно познание воспринимается другим, второе не может возникнуть, пока продолжается первое, поскольку эти познания следуют одно за другим. Оно не может возникнуть и тогда, когда первое оказывается несостоятельным, ибо тогда нечего познавать. Если оно познает несуществующее первое, тогда оно иллюзорно, как например познание двойной луны. 5) Если второе познание воспринимается, оно должно быть вторым, что ведет к бесконечному регрессу. Если второе не воспринимается, то как может невоспринимаемое познание воспринимать первое? Это значило бы, что мое познание может восприниматься кем-то другим, неизвестным мне. 6) Тот аргумент, что как чувственные органы не воспринимаются, хотя они производят восприятие объектов, так и невоспринимаемое второе познание может производить восприятие первого, не выдерживает критики, поскольку тогда следует допустить, что первое познание внешнего объекта воспринимает свой объект, хотя само и не воспринимается, что ньяя-вайшешика отвергает (Prameyakamalamartanda, p. 34 и далее).

[134] См. также "Nyayabindutika", pp. 14-15. См. V. S., IX. 1. 13; I. L. A., р. 81 и далее.

[135] "Nyayamanjari", p. 103. Бхасарваджня считает, что йогические способности могут быть также приобретены по милости бога.

[136] Аршаджняна, или интуитивное познание, присущее мудрецам благодаря силе размышления, иногда называется {пратибха}, хотя этот термин чаще означает проблески интуитивного гения, которые иногда бывают у обыкновенных людей (Р. Р., р. 258).

[137] Прашастапада различает две разновидности йогической интуиции (Р. Р., р. 187). "Nyayakandali", p. 195 и далее. См. также "Upaskara", IX. 1. 11.

[138] См. также Laugaksi Bhaskara, Tarkakaumudi, p. 9; Visvanatha, Bhasaparicceda, sec. 3.

[139] "Vedantaparibhasa (1) считает, что признание алаукикапратьяшки делает вывод и другие праманы ненужными.

[140] Surabhicandanam ityadi jnanam api candanakhandamse aparoksam saurabhamse tu paroksam (I).

[141] См. "Nyayamanjari", р. 461 и Sridhаra, Nyayakandali. p 117.

[142] См. также "Khandana", I. 14.

[143] См. "Nyayamanjari", pp. 448-459;"Mitabhasini" (Vizianagaram Sanskrit series, p. 25) says: "So ' yam devadatta ity atitavartamanakalavisistavisayakam jnanam pratyabhijna".

[144] "Prameyakamalamartanda". pp. 97-98.

[145] N. В., II. 1. 30. См. также N. В., II. 1. 31-32.

[146] "Nyayamanjari", pp. 88-89, 173.

[147] "Nyayabindutika", p. 12.

[148] Gomperz, Greek Thinkers, vol. IV, p. 185.

[149] N. В., IX. 2, 6-7.

[150] Р. Р, р. 183; "Upasvara", IX. 2. 7.

[151] Manomatraprabhavam svapnajnanam.

[152] Svapnanubhavasyapi kasyacit satyatvam. "Kusumanjali", p. 147.

[153] Sumrtir eva tavat svapnajnanam iti nisciyate. Nyayaratnakara on S. V., p. 243.

[154] "Nyayakandali", p. 179.

=====

Глава втора

ЛОГИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ НЬЯЙИ

VII. АНУМАНА, ИЛИ ВЫВОД

{Анумана} буквально означает измерение после чего-нибудь. Это - знание, которое следует за другим знанием. Из знания знака {(линга)} мы получаем знание объекта, обозначаемого этим знаком. Анумана обыкновенно переводится словом "вывод", которое, однако, должно браться в широком смысле, как включающее и дедукцию и индукцию. Иногда "анумана" определяется как знание, которому предшествует восприятие. Ватсьяяна считает, что "никакого вывода не может быть, если отсутствует восприятие". Только в том случае, если наблюдатель уже воспринимал огонь и дым как связанные между собой, он может сделать вывод о существовании огня при последующем восприятии дыма [155]. Уддьйотакара упоминает следующие пункты различия между перцептивным и выводным знанием: 1) за исключением йогической интуиции, все восприятия однородны, тогда как выводы разнообразны; 2) восприятие ограничивается объектами настоящего времени, находящимися в пределах достижимого для органов чувств, тогда как вывод относится к прошедшему, настоящему и будущему; 3) вывод требует сохранения в памяти {вьяпти}, или всеобщей связи, чего нет в случае восприятия [156]. Где возможно восприятие, там нет необходимости в выводе [157]. Нам не нужно много рассуждать, чтобы знать объекты, доступные нашему восприятию [158]. Вывод не действует "ни по отношению к вещам неизвестным, ни по отношению к тому, что уже познано определенно и с достоверностью"; он функционирует только по отношению к вещам сомнительным" [159]. Он применяется, чтобы познать ту часть реального, которая находится вне пределов прямого восприятия. То, что воспринято, указывает на нечто другое, не воспринятое, но с ним связанное. Бхасарваджня в своей "Ньяясаре" определяет вывод как средство познания вещи, находящейся за пределами чувств, через ее "нерасторжимую связь с другой вещью", лежащей в их пределах. Гангеша [160], вслед за Шивадитьей[161], определяет выводное знание как знание, производимое другим знанием.

Гаутама делит выводы на три вида: {пурвават, шешават} и {саманьято дришта}[162]; а Ватсьяяна предлагает несколько отличающихся друг от друга объяснений этого деления, которые показывают, что даже до Ватсьяяны были сталкивающиеся между собой толкования афоризмов ньяйи. В выводе мы переходим от воспринятого к невоспринятому, с которым оно связано, и эта связь может быть трех видов, в соответствии с тем, является ли выводимый элемент причиной воспринимаемого элемента, или его действием, или же, наконец, оба являются соединенным действием чего-то третьего. Когда мы видим тучи и ожидаем дождя, имеет место случай вывода {пурвават}, где мы воспринимаем предшествующее и выводим последующее" [163]. Этот вывод, однако, употребляется не только как вывод из причины, но и как вывод на основе прежнего опыта. Когда мы видим паводок на реке и заключаем, что был дождь, имеет место случай вывода {шешават}, где мы воспринимаем консеквент и выводим антецедент. Он также употребляется как вывод одного члена соотнесенной пары на основании другого или как вывод на основании части или на основании исключения. Вывод о природе звука как качества дается для иллюстрации принципа исключения. Мы доказываем, что звук не есть ни общность, ни отдельность, ни присущность, ни субстанция, ни действие, и заключаем, что он есть качество. Когда мы видим животное с рогами и делаем вывод, что оно имеет хвост, то это случай вывода {саманьято-дришта}. Он основан не столько на причинности, сколько на единообразии опыта. Уддьйотакара соглашается с этим и дает в качестве примера вывод о наличии воды в определенном месте на основании появления там журавлей. Этот вывод используется им также и для указания на вывод о сверхчувственных истинах {(саманьято-дришта)} [164]. Мы воспринимаем различные положения солнца и заключаем, что солнце должно находиться в движении, хотя мы этого и не видим. Воспринимая такие душевные состояния, как отвращение, привязанность и т. д., мы делаем вывод о существовании души, которую мы не воспринимаем.

Этих примеров достаточно, чтобы выявить необходимость всеобщей связи, или вьяпти. Каждая вьяпти связывает два элемента: {вьяпака}, или проникающее, и {вьянья}, или проникаемое. Анумана, или вывод, извлекает вывод из установленного факта, что субъект обладает свойством, которое проникается или постоянно сопровождается другим свойством. Мы утверждаем, что на горе имеется огонь, на основании факта, что на горе есть дым, а дым всегда сопровождается огнем. Наблюдая знак - средний термин - дым, мы делаем вывод, что объект, имеющий дым, имеет также и огонь. Согласно Уддьйотакаре, вывод есть аргумент от знака, подкрепленный воспоминанием [165], или знанием, которому предшествует восприятие {хету} (средний термин), и воспоминанием его неизменного сосуществования с {садхья}, или большим термином. Различные факторы рассуждения с помощью выводов выявляются в форме силлогизма.

[155] N. В., II. 1. 31.

[156 ]Там же.

[157 ]Pratyaksatvad anamanapravrtteh (Samkаra, D. S. V., p. 88n)

[158 ]Ghato 'jam iti vijnatum niyamah ko nv apeksate.

[159 ]N. B., I. 1. 1.

[160 ]Tattvacintamani", II. p. 2. Ср. определение вывода, данное Маникья-нанди, как sadhanat sadhyavijnanam ("Pariksamukha Sutra")

[161 ]"Saptapadarthi", 146.

[162][ ]Ср. Р. M. S., 1. 2. 19. 22.23.29; III. 1. 2-3; III. 2-1, где слова purva и sesa иногда относятся к логически первичной и вторичной частям предложения или параграфа, а иногда употребляются в отношении vidhi и arhavada. Purva есть главное или первичное, a sesa - вторичное. Очевидно, что в F. M. аргумент от sesa является аргументом от последующего к главному. Возможно, что ньяя интерпретировала отношение главного к вторичному как отношение причины к действию. См. статью профессора Dhruva's "Trividham Anumanam в "Proceedings of the Oriental Conference", Poona, p. 265.

[163][ ]Кейс думает, что такое истолкование невозможно (J. L. А., р. 88n).

[164][ ]Уддьйотакара критикует пример вывода, приводимый Ватсьяяной, о движении солнца на основании его появления в различных местах в разное время, исходя из того, что мы видим только различные части солнечной орбиты, а не движение солнца. Следует отметить, что Уддьйотакара рассматривает purvavat sesavat и samanyatodrsta не как три вида вывода, а как три условия правильного вывода: 1) purvavat значит, что средний термин (hetu) должен неизменно сопровождаться его антецедентом (purva), или sadhya, или большим термином; 2) sesavat значит, что средний термин должен неизменно сопровождаться большим термином в других (sesa) случаях; 3) samanyatodrsta распадается на samanyatah и adrsfa и значит, что средний термин не должен быть общим для предиката и для отсутствия предиката (Р и не-Р, sadhya и sad-hyabhava), то есть он не должен быть слишком широким (нераспределенным.-{Прим. перев.)}, что является ошибкой {садхараны}. К этим условиям добавляются еще два, как само собой разумеющиеся в конце сутры (под знаком "са"), а именно, что вывод не должен противоречить свидетельству восприятия и священного писания. Все эти пять условий должны выполняться в правильном выводе anvayavyatireki и четыре в Kevalanvayi и Kevalavyatikeki.

[165 ]Samrtyanurghito lingaparamarso 'numanam (N. V., I. 1. 5).

=====

Глава втора

ЛОГИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ НЬЯЙИ

VIII. СИЛЛОГИЗМ

Пятью членами силлогизма являются: 1) {пратиджня}, или суждение: "холм в огне"; 2) {хету}, или основание: "потому что он (холм) дымится"; 3) удахарана, или поясняющий пример: "все, что огненно, дымится, как например кухонный очаг"; 4) {упаная}, или применение (общего к данному случаю.- {Прим. перев.):} "а это есть холм"; 5) {нигамана}, или утверждение заключения: "следовательно, холм в огне" [166].

Пратиджня, или суждение, формулирует в самом начале тезис, который должен быть доказан. Оно фиксирует проблему и ограничивает рассуждение. Предположение, подлежащее доказательству (тезис), контролирует процесс с самого начала, и акт вывода может лишь подкрепить и усилить предположение. Суждение есть только "предположение или просто вероятность" [167]. Не может быть аргумента, если мы не чувствуем необходимости знать больше {(аканкша)} о предположении, или гипотезе, которая выражается в пратиджне, или суждении. Суждение имеет два члена: субъект, или предмет наблюдения, который обычно бывает индивидуумом или классом, рассматриваемым как единичный объект [168], и предикат, который должен быть доказан. В суждении "холм огненный" "холм" есть субъект, меньший термин, {пакша}, или {дхармин}, а "огненный" - предикат, или больший термин, {садхья, дхарма}, или {анумея}, или то, что должно быть выведено. Субъект привлекает наше внимание к какой-либо части реальности, а предикат конкретизирует субъект предположением, что он обладает свойством {Р} или что он включается в класс объектов, обозначаемых {Р}. Силлогизм должен доказать, что субъект, представленный в восприятии, обладает чертой, указанной в предикате. Связка есть речевой элемент и не является существенной частью суждения [169]. Суждение не должно противопоставляться прямому восприятию или свидетельству писания. Согласно Дигнаге, непонятные, противоречащие самим себе и самоочевидные суждения не могут быть тезисами [170]. Они не должны содержать в себе незнакомые термины, не должны противопоставляться твердо установленным истинам или субъективному убеждению говорящего [171]. Чтобы обнаружить, правильно ли суждение, {S} и {Р}, мы обращаем внимание на меньший термин, разлагаем его на его элементы и вскрываем в нем присутствие среднего термина. Во всяком умозаключении анализ меньшего термина следует за установлением тезиса. Второй член силлогизма устанавливает присутствие в меньшем термине среднего, называемого {хету}, или основанием, {садхана}, или средства доказательства, {линга}, или знака. Он придает меньшему термину тот характер, который делает его субъектом заключения, или {пакшадхармата}. Обнаруживается, что холм дымится. Пакшата - необходимое условие вывода. Всякий холм не есть еще меньший термин, или {пакша}, но он становится таковым в тот момент, когда мы воспринимаем на нем дым и хотим сделать вывод, что он имеет также огонь. Если мы видим также и огонь, то он не есть {пакша}. Аннам Бхатта определяет пакша как субъект, в котором предикат, или то, что должно быть доказано, сомнителен [172]. Пакша есть скорее суждение, чем термин. Теперь мы имеем три термина, необходимые для силлогистического вывода, а именно - меньший термин, или пакша, то есть то, о чем что-то выводится, больший термин, или садхья, то есть то, что выводится о меньшем термине, и средний термин, посредством которого выводится истинность большего термина о меньшем.

Наличие среднего термина в меньшем {(пакшадхармата)} не ведет еще к правильности вывода, если он не соединяется с общей связью между средним и большим терминами. Третий член силлогизма, удахарана, например: "все, что дымится, имеет огонь, как кухонный очаг", приводит нас к основанию вывода, к большей посылке. Гаутама за пример принимает простой случай, обладающий существенным свойством большего термина. Ватсьяяна, по-видимому, придерживается того же мнения. Имеется мало данных для предположения, что эти два мыслителя рассматривали пример как иллюстрацию общего правила. Они, возможно, думали, что всякое умозаключение идет от частного к частному. Определенные индивидуумы имеют такой-то признак, другой индивидуум или индивидуумы сходны с первым в других определенных признаках; следовательно, они сходны с ними и в данном признаке. Возможно, что силлогизм ньяйи развился из доказательства на основе примера, которое признает и Аристотель [173]. Скоро, однако, было осознано, что хотя часто именно так умозаключают, однако это не является логическим выводом, в котором заключение основывалось бы на посылках. Аргумент оказывается недействительным, если пример не указывает на общее правило. Сходство {(садхармья)} дает основание предполагать общую природу в отношении к логическим классам {(саманья)}. Прашастапада знаком с понятием {сахачарьи}, или сосуществования, и приписывает его Канаде [174]. Позднее логика приравнивает третий член силлогизма к установлению общей связи [175]. Никакой вывод невозможен, если нет неразрывной связи {(вьяпти)} между знаком и выводимым признаком.

В "Ведантапарибхаше" говорится: "Орудием вывода является знание общей связи" [176]. Упоминание примера показывает, что вывод является как индуктивным, так и дедуктивным. Обобщение основывается на фактах и помогает нам в дедуктивном выведении новых истин. Вспомогательный, а не существенный характер примера подчеркивался Дигнагой. Дхармакирти считает, что пример не необходим и вводится только для того, чтобы помочь собеседнику, с которым говорят. Пример только иллюстрирует, но не устанавливает общность правила. Согласно д-ру Силу, третий член силлогизма "соединяет и согласует взгляд Милля на большую посылку как на краткую заметку для памяти о подобных уже наблюдавшихся случаях, усиленную рекомендацией распространять ее применение на ненаблюденные случаи, пользуясь при этом взглядом Аристотеля на нее как на общее суждение, которое является формальным основанием вывода" [177]. Примеры могут быть различных видов: однородные, или утвердительные {(садхармья)}, где налицо и подлежащее доказательству свойство (больший термин) и основание (средний термин), как например "кухонный очаг", и разнородные или отрицательные {(вайдхармья)}, где отсутствуют и доказываемое свойство и основание, как например "озеро" [178]. Дигнага добавляет к этим двум аналогичные примеры, а Сиддхасена Дивакара описывает шесть видов ошибок в однородных и шесть в разнородных примерах.

Относительно распределенности среднего термина говорится: 1) средний термин должен полностью включать объем меньшего термина, как в примере "звук не вечен, потому что он есть произведенное", где средний термин "произведенное" включает в себя все случаи звука (все S суть {М}); 2) все вещи, обозначаемые средним термином, должны быть однородными с вещами, обозначаемыми большим термином, как в примере "все производимое не вечно" (все {М} суть {Р}), и 3) ни одна из разнородных вещей не должна быть перенесена из большего термина в средний, "не невечное есть произведенное" (не не={Р} есть {М}). Дигнага настаивает на том, что средний термин должен быть универсальным образом и всегда связан с большим термином. Уддьйотакара доказывает, что между средним и большим терминами должна быть всеобщая связь, такая связь, при которой там, где есть больший термин, должен быть и средний, а где нет большего, там не должно быть и среднего. Прашастапада подтверждает этот взгляд, когда говорит, что линга, или средний термин, есть "то, что связано с выводимым объектом, и существует в том, что связано с этим объектом, и не существует там, где он отсутствует" lad anumeyena sambaddham prasiddham ca tadanvite Tadabnave ca nasty eva tal lingam anumapakam [179]. Варадараджа упоминает следующие пять характеристик среднего термина: 1) {пакшадхармата}, или присутствие среднего термина в меньшем, например "дыма" в "холме"; 2) {сапакшасаттва}, или присутствие среднего термина в положительных случаях, однородных с доказываемым, например "дым" в "кухонном очаге"; 3) {випакшасаттва}, или отсутствие среднего термина в отрицательных случаях, разнородных с доказываемым, например "никакого дыма" в "озере"; 4) {абадхитавишаятва}, или не несовместимость с меньшим термином, и 5) {асатпратипакшатва}, или отсутствие противодействующих сил [180]. В случае только утвердительного или только отрицательного вывода полноценный средний термин удовлетворяет лишь четырем вышеупомянутым требованиям, так как он не может присутствовать одновременно в отрицательных и в положительных случаях. Аннам Бхатта считает, что средний термин бывает трех видов в соответствии с тремя видами вывода: 1) положительный и отрицательный {(анваявьятирекин)}, когда средний термин неизменно сосуществует с большим, как дым с огнем, например: "где есть дым, там есть и огонь, как в кухонном очаге, а где нет огня, там нет и дыма, как в озере" [181]; 2) только положительный {(кеваланвайин)}, когда мы имеем лишь утвердительное неизменное сосуществование, как в случае: "все, что можно познать, можно назвать"; здесь мы не можем иметь отрицательного случая, чтобы иллюстрировать положение: "что не может быть названо, не может быть познано"; и 3) только отрицательный {(кевалавьятирекин)}, когда положительный случай невозможен. Все существа, обладающие функциями животных, имеют души, и в этом случае мы можем доказать только то, что стулья и столы не имеют функций животных и поэтому не имеют душ, но не можем дать положительных примеров, поскольку души и существа, обладающие функциями животных, являются сосуществующими по своей природе [182]. Согласно "Ведантапарибхаше", вывод из утвердительного общего суждения рассматривается как анумана, а вывод из отрицательного общего трактуется как артхапатти на том основании, что в последнем не содержится применения общего принципа к частному случаю [183]. Ньяя, однако, придерживается того взгляда, что всякое отрицание предполагает противоположное ему положительное и, таким образом, утвердительные заключения могут быть получены из общих отрицательных [184]. Главной характеристикой среднего термина является то, что он должен быть свободен от всяких условий. Мы не можем доказывать, что {А} - смуглый просто потому, что он - сын {В} и поэтому похож на других детей В и не похож на детей других людей. Это заключение может быть и верным и неверным с фактической стороны, но оно дефектно с логической точки зрения, так как нет безусловного отношения {(анупадхикасамбандха)} между "быть сыном В" и "смуглым цветом лица".

Применение является четвертым членом силлогизма. Оно утверждает присутствие или отсутствие основания, выраженного в меньшем термине. Оно - утвердительно в случае присутствия основания, как в примере: "но это холм", то есть нечто (дымящееся), и отрицательно в случае отсутствия, например: "но это не есть холм" (то есть нечто не дымящееся) [185].

Заключение устанавливает, что выставленное суждение обоснованно: "следовательно, холм огненный" [186]. То, что было высказано как предположение в первом члене, в заключении окончательно устанавливается.

Ватсьяяна говорит, что некоторые логики считали, что силлогизм состоит из десяти членов. В добавление к пяти членам, рассмотренным выше, они присоединяли еще следующие: 1) {джиджняса}, или желание узнать точную истину суждения; например: является ли холм огненным во всех своих частях или только в некоторых; 2) {саншая}, или сомнение в отношении основания; например: не является ли то, что мы принимаем за дым, только паром; 3) {шакьяпрапти}, или способность примера гарантировать заключение; например; всегда ли дым сосуществует с огнем, поскольку его не бывает в раскаленном добела железном шаре; 4) {прайоджана}, или цель вывода, и 5) {саншаявьюдаса}, или устранение всех сомнений относительно связи среднего термина с большим и его присутствия в меньшем[187]. По мнению Ватсьяяны, эти добавочные пять членов силлогизма не нужны для доказательства, хотя они и помогают добиться ясности нашего познания. Они имеют в виду психологическую сторону процесса вывода. Джиджняса, или желание знать, является, несомненно, началом всякого познания, но, как замечает Уддьйотакара, оно не является составной частью умозаключения или доказательства[188].

Вскоре пришли к убеждению, что заключение повторяет первое суждение, а четвертый член повторяет второй. Строго говоря, всякий силлогизм имеет только три члена. Говорят, что Нагарджуна первый высказал свой взгляд о трехчленности силлогизма в своей "Упаякаушалья-сутре", где он говорит, что заключение может быть выведено через основание и утвердительный или отрицательный пример[189]. Иногда считают, что этого взгляда держался Дигнага[190]. В своей "Ньяяправеше" он упоминает только три члена силлогизма, хотя третий включает в себя и утвердительный и отрицательный пример: этот холм в огне, потому что он дымится; все, что дымится, имеет огонь, как например кухонный очаг, а все, что не имеет огня, не имеет и дыма, подобно озеру. У Дигнаги третий член есть общая закономерность с подходящим примером. Дхармакирти думает, что даже третий член не является необходимым, поскольку общее суждение подразумевается уже в основании. Достаточно сказать, что холм в огне, потому что он дымится. Эта форма, соответствующая энтимеме, широко используется также и в индийских философских трактатах. Джайнские логики Маникьянанди и Девасури [191] придерживаются того же взгляда. Мимансаки и ведантисты признают только трехчленный силлогизм. "Ведантапратибкаша" допускает либо первые три, либо последние три члена[192].

Как Ватсьяяна, так и Уддьйотакара спорят против попытки обойтись без последних двух членов силлогизма [193]. Они согласны, что первый член силлогизма повторяется в заключении, а четвертый представляет собой соединение второго с третьим. Хотя с точки зрения логики они и не необходимы, они все же полезны в спорах, поскольку подтверждают основание и определенно устанавливают истинность суждения, выставленного в первом члене только гипотетически. Проводится различие между пятичленным силлогизмом, полезным для убеждения других {(парартханумана)}, и трехчленным, достаточным для собственного убеждения {(свартханумана)}. Последний (то есть трехчленный) имеет дело с выводом как процессом движения мысли и относится к науке открытия, тогда как первый (то есть пятичленный) имеет дело с доказательством Гаутама и Канада ясно не упоминают об этом различии, тогда как позднейшие логики допускают его [194]. Прашастапада различает вывод для себя {(сванишчитартха)} и вывод для других {(парартха)} [195]. Вывод для других {(парартханумана)} имеет скорее характер формальной экспозиции. Мы видим холм и сомневаемся, есть ли на нем огонь или нет. Заметив дым, мы вспоминаем связь между огнем и дымом и заключаем, что на холме должен быть огонь. Когда же мы хотим передать эту мысль другим, мы употребляем пятичленную форму [196].

Несмотря на различия во мнениях относительно количества частей силлогизма, все логики согласны в том, что самыми существенными частями правильного вывода являются: {вьяпти} (всеобщая связь), или большая посылка, и {пакшадхармата}, или меньшая посылка. Первая дает всеобщую связь признаков, а последняя устанавливает, что субъект суждения обладает одним членом этой всеобщей связи [197]. Это соответствует двум ступеням Дж. Ст, Милля, устанавливающим: 1) какие признаки являются знаками других признаков и 2) обладают ли данные отдельные предметы этими признаками.

Ни большая, ни меньшая посылка в отдельности не может обеспечить заключения. Необходим синтез их обеих. {Лингапарамарша}, или принятие в расчет знака, является существенным элементом процесса вывода. Согласно Гангеше, вьяпти, сама по себе, есть непрямая причина выводного знания, тогда как лингапарамарша, или принятие в расчет знака, есть ближайшая {(чарамакарана)} или главная причина {(карана)} вывода [198]. Только тот может сделать вывод, кто способен свести воедино наличие среднего термина в меньшем и связь среднего термина с большим [199]. Акт вывода, однако, является внутренне единым

Адвайта доказывает, что не существует такого явления, как вспоминание среднего термина. Действующей причиной вывода является знание всеобщей связи; мы вспоминаем ее и выводим заключение [200]. Это положение направлено, по-видимому, против того взгляда, что мы прежде всего имеем акт восприятия, затем акт вспоминания и уже затем акт вывода. Адвайта пытается доказать, что акт вывода не является соединением двух суждений, а представляет собой единый процесс {(вьяпара)}, в котором воспринятый элемент (меньшая посылка) действует совместно с оживленным в памяти общим принципом (большая посылка). Эти два элемента не являются самостоятельными состояниями мысли и действуют в процессе вывода не как определенные и самостоятельные ступени. В противоположность этому взгляду наяйик, являющийся больше логиком, чем психологом, доказывает, что для вывода необходим акт синтеза этих двух элементов.

Дигнага поднимает интересный вопрос о природе вещи, являющейся объектом вывода. Мы не выводим огонь из дыма, поскольку он не представляет собой нового знания. Мы уже знаем, что дым связан с огнем. Нельзя также сказать, что мы выводим отношение между огнем и холмом, поскольку отношение предполагает две вещи, тогда как в выводе мы имеем только одну вещь - холм, так как огонь не воспринимается. То, что выводится, не есть ни огонь, ни холм, а огненный холм [201]. Заключение есть суждение.

Наяйик не придавал большого значения различным положениям, в которых может оказаться средний термин. Он рассматривал модус Barbara как типичный для всякого силлогистического умозаключения. Использование положительных и отрицательных случаев склоняло его к тому, чтобы рассматривать утвердительные и отрицательные общие суждения как взаимно предполагающие друг друга. Всякий вывод, строго говоря, поддерживается с обеих этих сторон [202]. Индийская логика практически пользуется только одной фигурой и одним модусом. Из знания, что субъект обладает некоторым признаком и что этот признак неизменно сопровождается свойством, наличие которого мы хотим установить, мы выводим, что субъект имеет это свойство. Принцип этого вывода выражается в терминах сопутствия признаков. Если его перевести в термины отношения классов, то мы получим dictum de omni et nullo. Все, что можно утверждать о всем классе, можно утверждать и о каждом индивидууме, принадлежащем к этому классу. Детальные различия фигур и модусов не необходимы для правильного мышления, хотя они и представляют собой хорошую тренировку для мышления [203]. Аристотель признал, что последние три фигуры [204] могут быть сведены к первой. Ньяя даже в первой фигуре признает только модус Barbara. Модусы Darii и Ferio ньяйей не употребляются, потому что заключение в этих модусах относится всегда к частным объектам и различия между общим и частным не возникает. Это различие только относительное, так как то, что является общим в отношении к более ограниченному классу, является частным по отношению к более общему. Меньший термин в силлогизме ньяйи всегда есть индивидуальный объект или класс и, таким образом, является общим, а не частным. Заключение о "некоторых" случаях не дает нам определенных указаний об индивидуальных случаях. Модус Celarent легко получается из модуса Barbara. Аристотель признавал, что все его модусы могут быть сведены к первым двум модусам первой фигуры, а эти два взаимозаменимы, если мы знаем, что все суждения соотносительны (утвердительное предполагает отрицательное и наоборот).

Анализ процесса умозаключения очень сходен с силлогистическим анализом Аристотеля. Даже пятичленная форма силлогизма имеет только три термина, а трехчленный силлогизм имеет три суждения, которые соответствуют заключению, меньшей и большей посылкам Аристотеля. Имеются попытки объяснить это поразительное сходство теорией взаимного влияния. Д-р Видьябхушан говорит: "Нет ничего невозможного в том, что знание логики Аристотеля проникло в Таксилу через Александрию, Сирию и другие страны. Я склонен думать, что учение о силлогизме развилось не из учения индийской логики о выводе, но что индийский логик обязан идеей силлогизма влиянию Аристотеля" [205]. Всякие ученые профессора полагают, что искусство силлогизма "заимствовано", тогда как учение о выводе - местного происхождения. Профессор Кейс пишет: "В логическом учении на его ранних стадиях нет основания подозревать греческое происхождение силлогизма: силлогизм Гаутамы, как и Канады, очевидно, местного происхождения, но в слаборазвитой форме. Только у Дигнаги вместо умозаключения по аналогии появляется полное учение о неизменном сосуществовании как основе вывода; и не будет безрассудным высказать предположение, что в этом случае могло действовать греческое влияние" [206]. Он подкрепляет это предположение ссылкой на то, что Арьядэва, живший почти на два столетия раньше Дигнаги, знал греческую астрологию. Это обстоятельство, как и признаваемое влияние Аристотеля на индийскую теорию драмы, имеющуюся в "Бхарата шастре", делает вероятным существование какого-то культурного общения между Индией и Грецией. Иногда говорят, что, наоборот, на Аристотеля повлияла индийская теория, которую сообщил ему Александр Македонский, имевший, как говорят, беседы с логиками Индии. Существует очень мало положительных указаний на прямое влияние, и если мы вспомним, что силлогистические типы умозаключений встречаются даже в доаристотелевских трудах индуистских и буддистских мыслителей [207], то теория "заимствования" из Греции становится маловероятной. Можно повторить слова Макса Мюллера, что "мы должны также и здесь допустить существование непреднамеренного совпадения в значительно большей степени, чем склонны были это делать наши предшественники. Мы никогда не должны забывать, что то, что оказалось возможным в одной стране, возможно также и в другой" [208]. Этот взгляд еще более укрепится, если мы примем во внимание существенные различия между греческим и индийским силлогизмами. В анализе умозаключения в греческой логике весьма мало что соответствует примеру, который индуистские мыслители рассматривали как необходимый элемент при установлении всеобщей связи. Не трудно понять, что основанием вывода является общая связь, ибо пример представляет собой соответствующее воплощение этой связи.