Часть 2.

выполнивший обязательство понял слова своего должника в том смысле, что тот готов исполнить обязательство в условленное время, и благодаря этому же знаку он пони­мает, что он именно так понят, ибо, если он не поправил того, значит, хотел, чтобы было именно так. Таким образом, обещания, даваемые ради уже полученного блага, в том числе и соглашения, служат знаками волеизъявления, то есть заключительного этапа размышления, уничтожающего свободу не исполнить обязательство, и, следовательно, являются обязывающими. Ибо, где кончается свобода, на­чинается обязательство.

11. Возникающие в рамках договора соглашения, осно­ванные на взаимном доверии, когда ни та, ни другая сторо­на не исполняет тотчас же своих обязательств, в естествен­ном состоянии не имеют силы, если у одной из сторон воз­никнет законное опасение*.

Ведь тот, кто первым исполняет свое обязательство, из-за бесчестности большинства людей, стремящихся к собст­венной выгоде правыми и неправыми путями, отдается на произвол того, с кем он вступил в договор. Поэтому нера­зумно первым исполнять обязательство, если нет уверен­ности, что другой выполнит его. А есть ли в этом уверен­ность или нет, об этом судит тот, у кого возникает опасение, как это было показано в 9-м пункте предыдущей главы. Это, повторяю, относится к естественному состоянию. В гражданском же состоянии, где есть сила, способная при­нудить обе стороны, тот, кто по договору первым должен исполнить обязательство, первым должен и сделать это; ведь поскольку другой может быть принужден к исполне­нию обязательства, то исчезает основание бояться невыпол­нения другим своего обязательства.

Из того обстоятельства, что во всяком дарении и во всяком соглашении требуется принятие переносимого пра­ва, следует, что никто не может вступать в соглашение с тем, кто не может заявить о своем согласии. Следовательно, нельзя ни заключить соглашения, ни передать, ни отнять у них какое-либо право, поскольку они лишены речи и разу­ма. И никто не может вступать в соглашение с божествен­ным величием или обязывать себя данным ему обетом, если только ему не будет угодно словами Священного писания поставить вместо себя неких людей, наделенных полномо-

298

чиями оценивать и принимать подобные обеты и соглаше­ния в качестве его представителей.

Поэтому для людей, пребывающих в естественном состоянии, где они не связаны никаким гражданским за­коном, не нужны обеты, если только человеку в несомненнейшем откровении не стала известна воля Божья, при­нимающая обет или соглашение. Ведь если то, что обещают они в своем обете, противоречит закону природы, они не связаны этим обетом, ибо никто не обязан исполнять недоз­воленное; если же то, что они обещают в обете, предпи­сывается каким-нибудь законом природы, они связаны не обетом, а законом; если до принятия обета они были свобод­ны делать или не делать что-то, то эта свобода остается у них и дальше, ибо для того, чтобы мы были связаны обетом, требуется явно выраженная воля налагающего обя­зательство, которая, как предполагается в данном случае, отсутствует. Налагающим обязательство я называю того, кому кто-то обязан, обязанным я называю того, кто связан обязательством.

Соглашения заключаются только о действиях, дос­тупных размышлению. Ведь соглашение не может быть заключено без желания вступающего в него. Выражение

же воли есть заключительный акт размышления. Следо­вательно, соглашения могут быть только о вещах возможных и относящихся к будущему. А поэтому никто не может

связать себя обязательством совершить невозможное. Поскольку же мы чаще всего вступаем в соглашения и свя­зываем себя обязательством о тех вещах, которые в тот

момент кажутся возможными, а позднее становится ясной их невозможность, это тем не менее не освобождает нас от всякого обязательства. Дело в том, что дающий обещание

на будущее, хотя он и не уверен в нем, получает выгоду в настоящем, с тем, что он отплатит взаимностью. Ибо желание того, кто оказывает услугу в настоящем, направлено только на собственное благо, составляющее ценность обещанной вещи, сама же вещь является объектом его желания не сама по себе, но лишь в том случае, если получение ее возможно. Но если это окажется невозможным, необходимо исполнить обязательство в той мере, в какой возможно. Следовательно, соглашения обязывают не к исполнению самого обязательства, а к приложению всех усилий для его исполнения, ибо в нашей власти только это, но не сами вещи.

От соглашений мы освобождаемся двумя путями: или исполнением обязательства, или получив освобожде-

299

ние от нашего обязательства. В первом случае - потому что на большее мы не обязывались, во втором - потому, что тот, кому мы дали обязательство, снимая с нас обяза­тельство, тем самым как бы возвращает нам право, пере­данное нами ранее ему, ибо снятие обязательства есть да­рение, то есть, согласно пункту 4 настоящей главы, пере­несение права на того, кому производится дарение.

16. Обычно спрашивают, являются ли обязательными или нет соглашения, заключенные под угрозой насилия. Например, если я, чтобы спасти свою жизнь, пообещаю разбойнику отдать ему завтра тысячу золотых и не делать ничего для того, чтобы его могли схватить и отдать под суд, связан ли я этим обязательством или нет? И хотя иногда такого рода соглашение должно считаться недействитель­ным, однако оно оказывается недействительным не потому, что причиной его был страх: ведь тогда бы из этого следо­вало, что те соглашения, в силу которых люди объединяют­ся для жизни в государстве и создают законы, не имеют силы (ибо если кто-то соглашается подчиниться власти другого, то это исходит от взаимного страха быть убитым) и что неразумно поступает тот, кто доверяет пленнику, обещающему выкуп за свое освобождение. Является обще­принятой истиной, что соглашение обязывает, если оно принесло благо и если обещание и его предмет позволи­тельны. Позволительно же и обещать нечто ради спасения жизни, и жертвовать чем угодно из своего имущества кому угодно, даже разбойнику. Следовательно, соглашения, про­диктованные страхом, накладывают на нас обязательства, если только этому не препятствует какой-нибудь гражданс­кий закон, в силу которого обещанное оказывается недоз­воленным.

Если кто-то сначала обещал одному нечто сделать или чего-то не делать, позднее же договаривается с другим о противоположном, то второй договор в таком случае является недействительным. Ибо тот, кто переносит на дру­гого свое право в силу первого соглашения, более не обла­дает правом что-либо делать или не делать. Поэтому после­дующими соглашениями он не переносит никакого права, и его обещание не имеет правовой силы. Следовательно, обязательной силой обладает только первое соглашение, нарушать которое недопустимо.

Никто не может быть обязан какими-либо соглаше­ниями не сопротивляться тому, кто стремится убить его, ранить или нанести какое-либо иное телесное повреждение. Ибо в каждом человеке есть некая высшая ступень страха,

300

за пределами которой он воспринимает угрожающее ему зло как предельное и поэтому в силу естественной необ­ходимости всеми силами избегает его, и очевидно, что ина­че он действовать не может. Когда дело доходит до такой степени страха, не следует ожидать, чтобы кто-нибудь от­казался помочь себе бегством или силой. А так как никто не обязан совершать невозможное, то те, кому угрожает смерть, величайшее из существующих несчастий, либо ра­нение, либо иное телесное повреждение, если они не спо­собны вынести это, не обязаны выносить. А кроме того, связанному соглашением верят, ибо единственной гаран­тией соглашений является верность им. Тех же, кого ведут на казнь или даже на более мягкое наказание, заковывают в цепи или приставляют к ним стражу, что является несомненнейшим признаком того, что их не считают доста­точно связанными соглашением о непротивлении. Одно дело, если я даю обязательство так: «Если я не выполню обещанного в установленный день, убей меня», другое, если так: «Если я не выполню обещания, то не буду проти­виться моему убийству». В первой форме дают обязатель­ство все, когда это нужно, а иногда бывает нужно; во вто­рой же форме - никто, и в ней никогда не возникает необ­ходимости. Ведь в чисто естественном состоянии, если ты хочешь убить, то имеешь на это право в силу самого сос­тояния, так что нет необходимости заранее оговаривать, что ты убьешь обманщика. В гражданском же состоянии, где право жизни и смерти и всякого телесного наказания при­надлежит государству, это право на убийство не может быть предоставлено частному человеку. И самому госу­дарству для того, чтобы наказать кого-либо, нет необхо­димости путем соглашения требовать от последнего пови­новения, достаточно, чтобы никто не защищал других от наказания. Если бы в естественном состоянии могло бы быть заключено между двумя государствами соглашение, предусматривающее смерть в случае его нарушения, то имелось в виду, что ему предшествовало другое соглаше­ние, запрещающее такое убийство до определенного срока. Поэтому, если к указанному сроку обязательство не будет выполнено, восстанавливается право войны, то есть враж­дебное состояние, где все дозволено, а значит, дозволено и сопротивляться. Наконец, соглашением о несопротивлении мы накладываем на себя обязательство из двух наличных зол выбирать то, которое представляется большим, ибо смерть есть большее зло, чем борьба. Но из двух зол невозможно не выбрать меньшее. Следовательно, подобное

301

соглашение требует от нас невозможного, что противоречит природе соглашений.

19. Точно так же никакое соглашение не может обязать кого-либо обвинить самого себя или другого, чье осужде­ние принесет ему огорчение. Поэтому ни отец не обязан

свидетельствовать против сына, ни супруг против другого супруга, ни сын против отца, ни кто бы то ни был против того, без кого он не может существовать, ибо не имеет силы свидетельство заведомо противоестественное. Но хотя и никто никаким соглашением не обязан обвинять самого себя, однако при государственном разбирательстве он мо­жет быть принужден отвечать под пыткой. Но полученные таким путем ответы не являются свидетельствами, а слу­жат лишь подспорьем при установлении истины. Таким образом, скажет ли человек под пыткой правду или ложь или вообще ничего не скажет, он поступает правомерно.

20. Клятва (jus-jurandum) есть речь, сопровождающая обещание, которой обещающий заявляет, что в случае не­ выполнения им своего обязательства он отказывается от божественного милосердия. Это определение вытекает из самих слов, выражающих сущность клятвы, а именно: Да поможет мне в этом Господь, либо иных, имеющих то же значение, как, например, говорили римляне: Ты, Юпитер, порази того, кто нарушит эту клятву, как я поражаю эту свинью. И этому не мешает, что иногда клятва может от­ носиться не только к обещанию, но и к заявлению, ибо, подтверждая свое заявление клятвой, человек обещает го­ворить истину. Хотя в некоторых местах существовал обы­чай у подданных клясться именем своих королей, этот обы­чай был обязан своим происхождением желаниям этих королей обладать божественными почестями. Ведь клятва введена для того, чтобы религиозное благоговение перед божественным могуществом внушило им больший страх

перед нарушением верности слову, чем тот, который мы испытываем перед людьми, от которых деяния наши могут остаться скрытыми.

21. Из этого следует, что клятва должна произноситься в той форме, которая употребляется у принимающего ее. Ведь не имеет смысла заставлять кого-то клясться Богом, в которого он не верит и которого поэтому не боится. Ибо хотя благодаря естественному светочу можно познать существование Бога, однако никто не считает возможным клясться им в иной форме и другим именем, чем те, ко­торые предписываются его собственной, то есть, как пола­гает сам дающий клятву, истинной, религией.

302

Из приведенного определения клятвы можно сде­лать вывод, что само по себе соглашение обязывает нас ничуть не меньше, чем то, чем мы клялись. Ибо соглашение есть именно то, что нас обязывает, клятва же имеет в виду возмездие Бога, взывать к которому было бы бессмысленно, если бы нарушение соглашения не было бы уже само по себе непозволительным. Но оно не было бы непозволитель­ным, не будь соглашение обязательным. Кроме того, тот, кто отказывается от Божьего милосердия, вовсе не обре­кает себя на наказание, ибо человек всегда имеет право мо­ лить о прощении, сколь бы виновен он ни был, и удостоить­ся, будь на то воля Божья, небесного милосердия. Значит, единственный смысл клятвы состоит в том, что у людей, по природе склонных к нарушению данного ими слова, появляется более серьезная причина страшиться ее нару­шения.

Требовать клятвы там, где никакое нарушение сог­лашений, даже если бы оно и возникло, не может остаться незамеченным и где тот, кому дается клятва, располагает

достаточной властью, чтобы наказать нарушителя, значит делать больше, чем необходимо для обеспечения собствен­ной защиты, что свидетельствует скорее не столько о же­лании добра себе, сколько зла другому. Ибо клятва уже

сама по себе должна призвать гнев Бога, то есть гнев все­могущего против тех, кто нарушает данное слово, полагая возможным в надежде на собственное могущество избежать людского возмездия и гнева всезнающего против тех, кто нарушает данное ими слово в надежде остаться скрытым от людских взоров.

ГЛАВА III

ОБ ОСТАЛЬНЫХ ЕСТЕСТВЕННЫХ ЗАКОНАХ

1. Второй закон природы: соглашения надо соблюдать. Слово следует держать по отношению ко всем, без вся­кого исключения. 3. Что такое несправедливость. 4. Обида (нарушение права) может быть причинена лишь тому, с кем мы вступили в соглашение. 5. Разделение справедливости на справедливость людей и действий. 6. Разделение справедливости на уравнивающую и распределяющую. 7.Несправедливость не может быть причинена томи, кто хочет ее. 8.Третий закон природы: о неблагодарности. 9. Четвертый закон природы: каждый стремится быть полезным. 10. Пятый закон природы: о милосердии. 11. Шес-

303

той закон природы: наказание направлено только на бу­дущее. 12. Седьмой закон природы: против оскорбления. 13. Восьмой закон природы: против высокомерия. 14. Де­вятый закон природы: о скромности. 15. Десятый за­кон природы: о равенстве или против лицеприятия. 16. Одиннадцатый закон природы: о том, что должно нахо­диться в общем владении. 17. Двенадцатый закон природы: о разделе по жребию. 18. Тринадцатый закон природы: о праве первородства и первого владения. 19. Четырна­дцатый закон природы: о неприкосновенности посредников, способствующих сохранению мира. 20. Пятнадцатый закон природы: о третейском судье. 21. Шестнадцатый закон при­роды: никто не может быть судьей в своем деле. 22. Сем­надцатый закон природы: судьи не должны ждать вознаг­раждения от тех, чье дело они рассматривают. 23. Восем­надцатый закон природы: о свидетелях. 24. Девятнадцатый закон природы: не может быть никакой договоренности с судьей. 25. Двадцатый закон природы: против пьянства и всего, что мешает действию разума. 26. Правило, сог­ласно которому можно тотчас же узнать, противоречат или нет закону природы наши намерения. 27. Законы природы обязывают только перед внутренним нашим судом. 28. Ино­гда законы природы нарушаются действием, согласным с гражданскими законами. 29. Законы природы неизменяе­мы. 30. Тот, кто старается исполнять законы природы, справедлив. 31. Естественный закон совпадает с законом моральным. 32. Почему сказанное о естественном законе не совпадает с учениями философов о добродетелях. 33. Естественный закон, собственно говоря, не является законом и является им лишь в той мере, в какой изла­гается в Священном писании.

1. Второй из производных законов природы: соглаше­ния должны соблюдаться; или: данное слово нужно дер­жать. Ведь в предыдущей главе было показано, что закон природы требует в качестве необходимого условия дости­жения мира, чтобы все переносили друг на друга некоторые из своих прав, и что такое перенесение называется согла­шением, поскольку речь идет о будущем. А это может спо­собствовать установлению мира в том случае, если мы действительно исполняем или не исполняем то, об исполне­нии или неисполнении чего мы договорились: соглашения были бы напрасны, если бы они не исполнялись. Поскольку же придерживаться соглашения, то есть соблюдать дан­ное слово, необходимо для достижения мира, то, согласно

304

пункту 2 второй главы, это является требованием закона природы.

И в этом отношении никакого исключения не сос­тавляют лица, с которыми мы вступаем в соглашение, если они не соблюдают слова, данного другим, и не собираются

его исполнять или имеют какой-нибудь иной недостаток. Ведь тот, кто вступает в соглашение, тем самым признает действительность этого действия. Потому что сознательно предпринимать бесцельное действие противно разуму. Точ­но так же, если он не считает нужным исполнять взятое обязательство, уже тем, что он так думает, признает это соглашение бесцельным. Следовательно, тот, кто заклю­чает соглашение с человеком, не намереваясь исполнять данное слово, утверждает одновременно, что соглашение и полезно, и бесполезно, что абсурдно. Следовательно, по отношению к любому человеку следует либо исполнять дан­ное ему слово, либо не вступать в соглашение, то есть сле­дует либо объявить войну, либо установить прочный и на­дежный мир.

Нарушение соглашения, равно как и востребование назад подаренного, всегда заключающееся в каком-то дей­ствии либо отказе от него, называется несправедливостью (нарушением права - injuria). Само же действие или ук­лонение от него называются несправедливыми, так что одно и то же означают неправда и несправедливое действие или уклонение от него. Представляется, что это название несправедливого дано действию или уклонению от него, потому что они совершаются не по праву (sine iure), поскольку тот, кто действует или не действует, еще ранее перенес его на другого. И существует некое сходство между тем, что в повседневной жизни называется несправедливостью, и тем, что в школах обычно называют бессмыслицей. Ведь подобно тому, как тот, кто под натиском аргументов вы­нужден отказаться от утверждения, которое он ранее отс­таивал, и это называется быть доведенным до бессмыслицы, точно так же тот, кто по слабости душевной делает или

отказывается делать то, что он до этого обязался не делать или от чего не отказываться, тот совершает неправое дело (injuria) и впадает в не меньшее противоречие, чем тот,

кто в школьных занятиях оказывается приведенным к абсурду. Ведь, вступая в соглашение о будущем действии, он тем самым хочет, чтобы оно произошло; не исполняя же его, он хочет, чтобы оно не произошло, то есть в одно и то же время хочет, чтобы оно произошло и не произошло, что представляет собой бессмыслицу в человеческом общении,

305

подобно тому как абсурд есть некое отступление от права (несправедливость) в рассуждении.

4. Отсюда следует, что несправедливость* можно совер­шить только по отношению к тому, с кем существует соглашение, либо - кому нечто подарено, либо - кому по соглашению что-то обещано. Поэтому ущерб и несправедливость очень часто не связаны между собой. Ведь если господин прикажет слуге, который обязался повиноваться ему, выплатить деньги третьему лицу либо оказать какую-то услугу и если тот не выполнит этого, он, конечно, на­м несет ущерб этому третьему лицу, но нарушит право только по отношению к хозяину. Точно так же и в государстве, если кто-то нанесет ущерб кому-нибудь, с кем он не всту­пал ни в какое соглашение, он наносит ущерб тому, кому причиняет зло, нарушение же права он совершает только

по отношению к тому, кому принадлежит высшая власть в государстве. Ведь если тот, кому нанесен ущерб, станет требовать удовлетворения за нарушение права, тот, кто на­нес обиду, сказал бы так: «Какое мне до тебя дело? Почему я должен поступать по твоему, а не по своему усмотре­нию?» Поскольку в данном случае не было никаких сог­лашений, я не нахожу, что можно было бы возразить на эти слова.

5. Слова справедливое и несправедливое, точно так же как справедливость (justitia) и несправедливость (injustitia), двусмысленны, ибо они имеют различное значение

применительно к лицам и к действиям. В применении к действиям справедливое означает сделанное по праву, нес­праведливое - сделанное вопреки праву. Тот же, кто сде­лал нечто справедливое, называется поэтому невиновным, а не справедливым, того же, кто совершил нечто неспра­ведливое, мы называем поэтому же виновным, а не неспра-

306

ведливым. Когда же речь идет о лицах, то быть справед­ливым значит то же, что и получать удовольствие от спра­ведливого поступка, стремиться к справедливости либо пытаться в любом деле делать только то, что справедливо. А быть несправедливым - значит пренебрегать справедли­востью либо считать, что она должна измеряться не данным словом, а непосредственной выгодой. Так что слова справедливость и несправедливость означают не одно и то же по отношению к намерениям и разуму человека, как и по отношению к его действиям или отказу от них. Бес­численное множество поступков справедливого человека могут быть несправедливыми, а несправедливого - спра­ведливыми. Справедливым человеком следует назвать того, кто поступает справедливо по указанию закона, неспра­ведливо же - только по своей слабости, а несправедли­вым - того, кто поступает справедливо под страхом нака­зания, предусмотренного законом, несправедливо - по ду­шевной низости.

6. Справедливость действий обычно разделяется на ком­мутативную (уравнивающую) и дистрибутивную (распре­деляющую); первая из них строится, как говорят, на ариф­метической, а вторая - на геометрической пропорции 3. Первая относится к обмену, продаже, покупке, взятию и возвращению займа, сдаче и взятию в аренду и прочим аналогичным юридическим действиям, совершающимся между двумя контрагентами, где, как говорят, возникает коммутативная (уравнивающая) справедливость, если за равное воздается равным. Что же касается дистрибутивной (распределяющей) справедливости, то она появляется тог­да, когда речь идет о положении и заслугах человека, когда каждому воздается по заслугам его, больше - тому, кто достойнее, меньше - тому, кто менее достоин, то есть про­порционально его заслугам (???? ??? ?????). Я сог­ласен, что здесь возникает некоторое различие в понятии равенства, а именно: простое равенство, когда сопостав­ляются две равноценные вещи, например фунт серебра с двенадцатью унциями этого серебра; другой же вид равенства определяется существом вещи (secundum quid), напри­мер когда нужно распределить между сотней людей тысячу фунтов, и шестьсот достанется шестидесяти, а четыреста - сорока: здесь нет равенства между 600 и 400, но, поскольку существует равное отношение и между числом тех, которым распределяются эти деньги, каждый из них получит равную часть, а поэтому такое распределение называется равным. Такого рода равенство есть то же самое,

307

что и геометрическая пропорция. Но какое это имеет от­ношение к справедливости? Ведь если мы продадим наши вещи за столько, за сколько сможем, то не будет совер­шено никакой несправедливости по отношению к покупа­телю, который хотел этого и стремился к этому, точно так же, если я из собственного имущества дам человеку мень­ше, чем он заслуживает, то я не совершу никакой неспра­ведливости, если только я дам столько, сколько обещал. Это подтверждает сам Спаситель наш Христос в Евангелии. Следовательно, это различие касается собственно не спра­ведливости, а равенства. Однако же невозможно отрицать, что справедливость есть своего рода равенство, состоящее только в том, что, поскольку все мы от природы равны, никто не должен требовать себе права больше, чем он сам предоставляет другому, если только это право не приобре­тено им по соглашению. Эти возражения против почти об­щепринятого разделения в понимании справедливости сде­ланы были для того, чтобы никто не думал, что несправед­ливостью является что-нибудь иное, кроме нарушения сло­ва и договора, как это и было определено выше.

7. Исстари известно положение: невозможно совершить несправедливость по отношению к тому, кто ее хочет. Но да позволено будет нам вывести справедливость этих слов из наших принципов. Допустим, что нечто считающееся кем-то несправедливостью по отношению к себе совершено с его же согласия. Следовательно, по его желанию совершается то, что по соглашению было запрещено. Но если по его же­ланию происходит то, что запрещает соглашение, то тем самым само соглашение (на основании пункта 15 преды­дущей главы) становится недействительным. Следователь­но, появляется снова право на это действие, а значит, дейст­вие совершается по праву и поэтому не является неспра­ведливостью.

8. Третье требование естественного закона состоит в том, чтобы не позволять тому, кто первым, доверяя тебе, оказал тебе услугу, оказаться из-за этого в худшем поло­жении, то есть чтобы никто не принимал услуги, если он не собирается приложить все силы к тому, чтобы оказав­ший услугу не имел основания раскаиваться в этом. В про­тивном случае тот, кто первым совершит доброе дело, видя, что он ничего не получит взамен, поступит вопреки разу­му. Но тем самым будет уничтожена вся человеческая взаи­мопомощь и взаимное доверие, а вместе с ними и вся­ческое доброжелательство, и не останется никакого жела­ния поддержать друг друга и проявить взаимную симпа-

308

тию. А это неизбежно приведет к сохранению состояния войны вопреки основному закону природы. А поскольку нарушение этого закона не есть нарушение доверия, то есть соглашений, ибо предполагается, что между ними не существует никаких соглашений, то обычно говорят не о справедливости, а, имея в виду, что благодеяние и благодарность взаимосвязаны, называют это неблагодарностью.

9. Четвертый завет природы требует от каждого считаться с интересами других. Чтобы правильно понять это требование, нужно заметить, что люди, образующие сообщество, обладают различными характерами, определяемыми из различия владеющих ими аффектов. Это очень похоже на то различие, которое мы находим в камнях, привезенных для строительства и различающихся и породой, и формой. Ведь подобно тому, как отбрасывают как бесполезный камень, который из-за своей шероховатой и угловатой формы отнимает у других больше места, чем сам заполняет, а из-за плотности не может быть ни сжат, ни обтесан, так и человека, который из-за жестокости своего характера отнимает у других самое необходимое, не желая расставаться даже с излишним, и не способен исправиться в силу упрямого сопротивления своих страстей, называют обычно неприятным для других и невыносимым. Ведь поскольку предполагается, что каждый не только по праву, но и по естественной необходимости всеми силами стремится приобрести необходимое для поддержания собственного существования, то, если кто-нибудь захотел бы требовать себе больше, чем ему необходимо, он был бы виновен в возникновении войны, потому что для него одного не было никакой необходимости вступать в борьбу. Значит, он в этом случае поступает вопреки основному закону природы (lex naturae fundamentalis). Отсюда следует, что природа требует от каждого считаться с интересами других, что и нужно было показать. Тот же, кто нарушает этот закон, может быть назван неприятным и невыносимым. Цицерон же противопоставляет человеку предупредительному бесчеловечного (inhumanum), как будто он знал об этом законе.

10. Пятое требование закона природы состоит в том, что каждый, не пренебрегая мерами предосторожности на будущее, должен прощать другому прошлую вину, если тот раскаивается и просит прощения. Прощение за прошлое, то есть забвение обиды, есть не что иное, как согласие на мир с тем, кто, спровоцировав войну, раскаивается в со-

309

деянном и просит о мире. Заключение же мира с тем, кто не раскаялся, то есть с тем, кто сохраняет враждебность либо не дает гарантию на будущее, то есть ждет не мира, а каких-то преимуществ для себя, есть не мир, а страх, а следовательно, не может быть требованием природы. Тот же, кто не желает простить раскаивающегося и обещаю­щего в будущем не совершать подобного, тот вообще не хо­чет мира, а это противно естественному закону.

Шестое требование естественного закона предписывает в отмщении, то есть при наложении наказания, иметь в виду не прошлое зло, а будущее благо; иначе говоря,

налагать наказание можно только с одной-единственной целью: исправить самого виновного либо его наказанием сделать лучше других. Это прежде всего подтверждается тем, что каждый по закону природы обязан прощать дру­гому, но только при условии, что сначала будут приняты меры предосторожности на будущее, как показано в пре­дыдущем параграфе. Кроме того, поскольку мщение, если

оно имеет в виду только лишь прошедшее, есть не что иное, как тщеславное торжество и удовлетворение самолюбия, и оно совершенно бесцельно, ибо имеет в виду только прошлое, а цель же - всегда в будущем, а все, что не имеет никакой цели, бессмысленно; следовательно, мщение, не имеющее в виду будущего, проистекает от пустого тщес­лавия и потому противоречит основному закону природы.

Итак, закон природы предписывает нам, воздавая отмщение, смотреть не назад, а вперед. Нарушение же этого за­кона называется жестокостью.

Поскольку же всякого рода проявления ненависти и презрения особенно провоцируют на ссору и драку, так что большинство предпочитает скорее потерять не то что мир, а жизнь, лишь бы не терпеть оскорбления, то из этого следует седьмым пунктом следующее требование естест­венного закона: да никто не покажет другому ни делом, ни словом, ни выражением лица, ни смехом, что он ненавидит или презирает его. Нарушение этого закона называется оскорблением. Хотя нет ничего чаще, чем надругательства и насмешки более сильных над более слабыми, и в част­ности судей над подсудимыми, не имеющие к тому же ни­какого отношения ни к существу обвинения, ни к функ­циям судьи, тем не менее эти люди поступают вопреки

естественному закону и должны быть признаны людьми, оскорбляющими других.

Вопрос о том, кто из двух людей достойнее, касает­ся не естественного, а гражданского состояния. Ведь выше

310

было показано (гл. I, п. 3), что по природе все люди равны между собой, и поэтому неравенство, существующее в нас­тоящее время, например в богатстве, власти, знатности ро­да проистекает из гражданского закона. Я знаю, что Арис­тотель в первой книге Политики в качестве основания всей политической науки утверждает, что одни люди созданы природой, чтобы повелевать, другие - чтобы служить им, как будто различие между господином и рабом является результатом не человеческого установления, а их способ­ностей, то есть естественного знания или незнания. Это положение противоречит не только разуму (как было пока­зано выше), но и опыту 4. Ведь едва ли кто-нибудь настоль­ко глуп, чтобы не счесть более правильным подчиняться самому себе, чем другим. И если спорят между собой более мудрые и более сильные, то не всегда и даже не часто мудрые берут верх над сильными. Следовательно, либо лю­ди от природы равны между собой, и тогда следует приз­нать это равенство, либо они не равны, и в таком случае, поскольку они будут бороться за власть, необходимо для достижения мира между ними считать их равными. Поэ­тому восьмым пунктом естественного закона предписы­вается, чтобы каждый считался по природе равным любому другому. Противоположный этому закон есть высокомерие.

Подобно тому, как в интересах самосохранения каж­дого человека ему необходимо отказаться от некоторых своих прав, не менее необходимо в целях того же само­сохранения оставить за собой некоторые права, а именно: право защиты тела, право пользования воздухом, водой и всем прочим, необходимым для жизни. Поэтому, так как заключающие мир сохраняют много общих прав и, кроме того, приобретают много частных, появляется девятое тре­бование природного закона, согласно которому каждый обязан предоставлять любому другому те же самые права, которые он требует для себя самого. Иначе он делает бес­смысленным равенство, установленное нами в предыдущем параграфе. Ибо что иное означает признание равенства личностей, вступающих в сообщество, как не предостав­ление равных возможностей тем, у кого иначе не было бы никаких оснований для вступления в это сообщество? А предоставление равного равным есть то же самое, что про­порциональное предоставление. Соблюдение этого закона называется умеренностью, нарушение же - жадностью (?????????); нарушающие этот закон на латинском языке называются невоздержанными и нескромными (immodici et immodesti).

311

15. Десятым пунктом следует повеление естественного закона, чтобы каждый, распределяя права среди других, оставался бы беспристрастным к обеим сторонам. Преды­дущим законом запрещено требовать себе больше прав, чем мы предоставляем их остальным. Мы можем, если хотим, требовать себе меньше, ибо иной раз это является выра­жением нашей скромности. Но если вдруг мы сами должны предоставить право другим, то в этом случае закон запре­щает нам благоволить одним больше, чем другим. Ибо тот, кто, благоволя больше одному, чем другому, не соблюдает естественного равенства, наносит оскорбление обойденному. Выше было показано, что оскорбление противно естествен­ным законам. Соблюдение этого требования называется справедливостью, нарушение - лицеприятием, или по-гречески одним словом - ????????????.

16. Из предыдущего закона выводится одиннадцатый: тем, чего нельзя разделить, следует, если возможно, поль­зоваться сообща; если же позволяет количество, каждый может брать, сколько захочет; если же количество не поз­воляет этого, тогда следует пользоваться по заранее уста­новленному порядку и пропорционально числу пользую­щихся. Ведь иначе никоим образом нельзя сохранить ра­венство, которого, как мы показали в предыдущем параг­рафе, требует естественный закон.

17. Точно так же, если что-то не может быть ни разде­ленным, ни использованным сообща, естественным зако­ном установлено (и это есть двенадцатое требование), что­бы пользование этой вещью происходило либо по очереди, либо отдавалось только кому-нибудь одному по жребию и чтобы при поочередном владении так же жребием опре­делялось, кому принадлежит первая очередь. Ибо здесь так же необходимо иметь в виду равенство, а не прибегая к жребию, его соблюсти невозможно.

18. Жребий же бывает двух родов: либо произвольный, либо естественный. Произвольный является результатом согласия спорящих. Он зависит от чистой случайности и, как говорят, от счастья (fortuna). Естественный же есть результат первородства (по-гречески ?????????? - как бы полученное по жребию) и первого владения. Поэ­тому то, что не может быть разделено и не может быть использовано сообща, переходит к тому, кто первым зав­ладел этой вещью, точно так же как и перворожденному достается имущество отца, если только сам отец раньше не передал это право кому-то еще. Пусть это будет трина­дцатым законом природы.

312

19. Четырнадцатое предписание естественного закона требует обеспечить неприкосновенность посредникам, спо­собствующим установлению мира. Ибо разум, устанавли­вающий цель, устанавливает и необходимые средства. А первое требование разума - мир, прочее же относится к средствам, без которых мир не может быть обеспечен, но мир не может быть достигнут без посредничества, а пос­редничество невозможно без обеспечения безопасности. Следовательно, необходимость обеспечивать неприкосно­венность посредникам в установлении мира есть требова­ние разума, то есть закон природы.

20. Далее, если бы даже люди пришли к единому мне­нию относительно всех этих и всех прочих законов природы и стремились бы их соблюдать, тем не менее ежедневно возникали бы сомнения и споры по поводу применения этих законов к тем или иным фактам: противоречит или нет закону совершенный проступок, а это уже юридический вопрос (quaestio juris). В результате возникает борьба меж­ду сторонами, поскольку обе стороны считают себя оби­женными. Таким образом, для сохранения мира, поскольку в данном случае невозможно найти другое справедливое средство, необходимо обеим спорящим сторонам обратить­ся к кому-то третьему и дать взаимное обязательство под­чиниться его решению по спорному делу. И такой человек называется арбитр (третейский судья). Следовательно, пятнадцатое требование естественного закона обязывает обе несогласные друг с другом стороны в правовом споре подчиняться решению какого-то третьего лица.

21. Из того, что арбитр, или судья, избирается споря­щими для решения их дела, следует, что арбитром не дол­жен быть один из самих спорящих. Ибо предполагается, что каждый от природы ищет собственного блага, а спра­ведливости - только ради достижения мира, то есть акци­дентально (в зависимости от обстоятельств), а поэтому он не может соблюсти предписываемую естественным законом справедливость с той тщательностью, с какой это сделает третий. Таким образом, в законе природы шестнадцатым пунктом записано: никто не должен быть судьей, или арбит­ром, в своем деле.

22. Из этого же следует семнадцатым пунктом, что никто не должен быть арбитром в деле, победа в котором любой стороны сулит ему большую надежду на выгоду и обретение славы. Основание здесь то же, что и в преды­дущем законе.

23. Когда же возникает спор относительно самого факта,

313

имел ли он место или нет, тогда по естественному закону (см. пункт 15) арбитр в равной мере не должен верить ни той, ни другой стороне, ибо они утверждают противополож­ное. Поэтому он должен верить третьему или четвертому или еще кому-то для того, чтобы иметь возможность вынес­ти решение о том, имел ли место данный факт, поскольку это невозможно установить иным путем. Таким образом, восемнадцатый естественный закон обязывает арбитров и судей там, где они не могут обнаружить бесспорных приз­наков совершенного деяния, выносить решение на основа­нии показаний свидетелей, считающихся беспристрастны­ми к обеим сторонам.

24. Из приведенного выше определения арбитра можно далее сделать вывод, что не должно существовать никакого соглашения или обмена обещаниями между арбитром и спо­рящими, обязывающих его высказаться в пользу одной из сторон или вынести решение о том, что является или пред­ставляется ему справедливым. Ведь арбитр обязан законом природы, который рассматривается в пункте 15, вынести решение, которое он считает справедливым. И к обязатель­ству, налагаемому этим законом, никакое соглашение не может ничего прибавить. А поэтому оно было бы излишним. Кроме того, если бы он, вынося тем самым решение, про­должал настаивать на его справедливости, он бы тем самым не только делал заключенное соглашение недействитель­ным, но и оставлял бы спор нерешенным и после выне­сения приговора, а это противоречит обязанности арбитра, избранного спорящими сторонами с тем условием, что они берут на себя обязательства повиноваться решению, кото­рое он вынесет. Следовательно, закон природы требует, чтобы решение выносилось свободно, и это и есть девятна­дцатое его требование.

25. Далее, поскольку законы природы есть не что иное, как требование истинного разума, и соблюдать законы при­роды может только тот, кто сохраняет способность к здра­вому суждению, то ясно, что тот, кто добровольно и соз­нательно разрушает или ослабляет свои мыслительные спо­собности, тот добровольно и сознательно нарушает закон природы. Ибо нет никакой разницы, поступил ли кто-ни­будь вопреки своему долгу, или он сознательно сделал неч­то, что могло бы помешать исполнению им своего долга. Люди разрушают или ослабляют способность разумно мыс­лить, когда совершают действия, приводящие к утрате ра­зумом своего естественного состояния. Наиболее очевид­ный пример такого состояния являют пьяные и захмелевшие.

314

Следовательно, двадцатым нарушением закона при­роды является пьянство.

26. Быть может, кто-нибудь, видя, что перечисленные выше указания естественного закона выведены нами опре­деленным образом из единственного требования разума, побуждающего нас к сохранению нашего существования и нашей безопасности, скажет, что выведение этих законов столь трудно, что не следует ожидать их массового усвое­ния, а посему они необязательны. Ведь законы обладают обязательной силой только в том случае, если они известны, в противном же случае они вообще не являются законами. Я отвечу ему, что действительно надежда, страх, гнев, чес­толюбие, корыстолюбие, тщеславие и прочие душевные аф­фекты мешают каждому познать законы природы до тех пор, пока эти страсти господствуют в его душе. Но нет такого человека, душа которого когда-нибудь наконец не успокаивалась. А это и есть самое удобное время для поз­нания (закона) любым человеком, сколь бы необразован и темен он ни был. Здесь необходимо соблюсти только одно правило: когда ты сомневаешься, соответствует или нет естественному праву то, что ты собираешься сделать по от­ношению к другому, представь себя на его месте. И тогда все те страсти, которые подталкивали тебя на этот посту­пок, как бы оказавшись на противоположной чаше весов, удержат тебя от этого поступка. И это правило не только легко, но и всем широко известно в следующих словах: не делай другому того, чего не желаешь самому себе (quod tibi fieri non vis, alteri ne feceris).

27. Поскольку же большинство людей из-за неправед­ного стремления к сиюминутной выгоде совершенно не спо­собны соблюдать эти законы, сколь бы хорошо они их ни знали, даже если бы вдруг некоторые более скромные, чем остальные, и попытались осуществить те самые равенство и пользу, которые подсказывает разум, то, поскольку ос­тальные не делали бы ничего подобного, они поступали бы отнюдь не разумно. Они готовили бы себе не мир, но более скорый конец и, соблюдая закон*, становились бы добычей

*Более того, среди этих законов есть некоторые, забвение которых в естественном состоянии, если только это происходит ради самосохра­нения или ради сохранения мира, представляется скорее исполнением естественного закона, чем его нарушением. Ибо тот, кто применяет все средства против использующих все средства, кто отнимает похищенное У грабителей, поступает справедливо. Наоборот, делать то, что в мирное время представляется соблюдением меры и достойно скромного человека, на войне называется трусостью и предательством. Но есть некоторые ес-

315

почитать будущему благу благо непосредственное, с кото­рым тесно связано множество непредвиденных несчастий, то хотя все и согласны в похвалах вышеназванным добро­детелям, однако до сих пор не могут прийти к соглаше­нию относительно их природы, то есть содержания каж­дой из них. Ибо всякий раз, когда кому-то не нравится чей-то добрый поступок, этому поступку тотчас же прис­ваивается имя какого-нибудь близкого порока, точно так же дурные поступки, доставляющие, однако, удовольствие, причисляются к какой-нибудь добродетели. В результате получается, что одно и то же действие одними одобряется и называется добродетелью, другими же осуждается и счи­тается пороком. И до сих пор философы не смогли найти никакого лекарства от этого зла. Ибо, не принимая прин­ципа, в силу которого благость действия состоит в том, что оно ведет к миру, и, наоборот, его зло - в том, что оно возбуждает раздор, они создали моральную философию, не имеющую ничего общего с нравственным законом и про­тиворечащую самой себе. Ибо они пытались утверждать, что природа добродетели заключена в некой середине меж­ду двумя крайностями, пороки же проявляются в самих крайностях, что, очевидно, ложно. Ведь хвалят же смелость и, называя ее именем храбрости, относят к добродетелям, если признают основательной причину ее, хотя она и при­надлежит к крайностям. Точно так же и щедрость опреде­ляется не большим или меньшим или средним размером подарка, а причиной, его вызвавшей. И не является неспра­ведливостью, если я кому-то дам из собственных средств больше, чем следовало. Итак, естественные законы суть вы­ражение сущности моральной философии. Здесь я привел лишь те ее требования, которые касаются нашего само­сохранения и направлены против тех опасностей, которые являются результатом наших раздоров. Но существуют и другие требования разумной природы, из которых рож­даются другие добродетели. Ведь и умеренность есть тре­бование разума, поскольку невоздержанность ведет к бо­лезням и смерти. Точно так же и храбрость, то есть способ­ность всеми силами сопротивляться непосредственной опасности, которой легче избежать, чем преодолеть ее, поскольку храбрость есть средство самосохранения для того, кто сопротивляется.

28. Так как то, что мы называем законами природы, есть не что иное, как некие выводы разумения того, что сле­дует и чего не следует делать, закон же, собственно и стро­го говоря, есть высказывание того, кто полноправно прика-

318

зывает другим что-то делать или чего-то не делать, то тем самым законы природы, собственно говоря, не являются законами в той мере, в какой они исходят от природы. Однако коль скоро они же занесены Господом в Священное писание, как это мы увидим в следующей главе, они имеют полное право называться именем законов. Ибо Священное писание есть всеобъемлющее высказывание Господа, по­велевающего на основании высшего права.

ГЛАВА IV

О ТОМ, ЧТО ЕСТЕСТВЕННЫЙ ЗАКОН ЕСТЬ ЗАКОН БОЖЕСТВЕННЫЙ

1. Естественный и моральный закон есть божественный.

2. В общем виде это подтверждается Священным писанием.

3. В частности, это относится к основному естественному закону, согласно которому следует стремиться к миру.

4. А также к первому естественному закону, повелеваю­щему упразднить общность имущества (и установить раз­личие между моим и твоим).

5. А также ко второму, соглас­но которому следует хранить верность обещанному.

6. А также к третьему, предписывающему проявлять благодар­ность в ответ на благодеяния.

7. А также к четвертому, касающемуся предупредительности.

8. А также к пятому, касающемуся милосердия.

9. А также к шестому, согласно которому, осуществляя наказания, имеют в виду только бу­дущее.

10. А также к седьмому, запрещающему нанесение оскорблений.

11. А также к восьмому, осуждающему гор­дость.

12. А также к девятому, касающемуся скромности.

13. А также к десятому, направленному против лицеприя­тия.

14. А также к одиннадцатому, повелевающему сообща обладать тем, что не может быть разделено.

15. А также к двенадцатому, касающемуся раздела с помощью жребия.

16. А также к пятнадцатому, касающемуся избрания пос­редством арбитра.

17. А также к семнадцатому, согласно которому арбитры не должны получать вознаграждение за выносимые ими решения.

18. А также к восемнадцатому, касающемуся использования свидетелей.

19. А также к двадцатому, воспрещающему пьянство.

20. Закон природы вечен.

21. Он обращен к совести.

22. Его легко соблюдать.

23. Правило, с помощью которого можно сразу узнать, про­тиворечит какая-нибудь вещь закону природы или нет.

24. Закон Христа - естественный закон.

319

1. Закон естественный и закон моральный называют обычно еще и божественным. И для этого есть все основа­ния, во-первых, потому, что разум, собственно и являю­щийся самим законом природы, дан каждому непосредст­венно Богом в качестве руководящего принципа собствен­ных поступков, во-вторых, потому, что жизненные принци­пы, вытекающие отсюда, суть те заветы божественного Всемогущества, которые были переданы нам как законы Царствия Небесного Господом нашим Иисусом Христом и святыми пророками и апостолами. Поэтому мы попытаем­ся в этой главе подтвердить текстами Священного писания те выводы, касающиеся естественного закона, к которым мы выше пришли логическим путем.

2. Прежде всего мы укажем те места, в которых заяв­ляется, что божественный закон заключен в истинном ра­зуме (recta ratio). Пс. 36, 30, 31: Уста праведника изре­кают премудрость, и язык его произносит правду. Закон Бога его в сердце у него. Иер. 31, 33: Вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его. Пс. 18, 8: Закон Господа совершенен, укрепляет душу. И далее (9): Заповедь Господа светла, просвящает очи. Втор. 30, 11: Заповедь сия, которую я заповедую тебе сегодня, не недос­тупна для тебя и не далека. И далее (14): Весьма близко к тебе слово сие: оно в устах твоих и в сердце твоем. Пс. 118, 34: Вразуми меня и буду соблюдать закон Твой. Там же (105): Слово Твое - светильник ноге моей и свет стезе моей. Притч. 9, 10: Познание Святого - разум. В Еванге­лии от Иоанна (1, 1.) сам провозвестник закона Христос называется Словом (?????), а далее (9) тот же Христос называется Светом истинным, просвещающим всякого че­ловека, входящего в сей мир. Все это суть описания истин­ного разума, требования которого и есть закон природы, как это было показано выше.

3. Установленный нами основной естественный закон, а именно нужно стремиться к миру, составляет сущность божественного закона, это явствует из следующих мест (Рим. 3, 17), где справедливость (составляющая верхов­ный закон) называется путем мира. Пс. 84, 11: Правда и мир облобызаются. Матф. 5, 9: Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими. И святой Павел, сказав в последнем стихе главы 6 Послания к Евреям, что Христос (податель закона, о котором идет речь) - вечный верховный, первосвященник по чину Мельхисидекову, до­бавляет в первом стихе следующей главы: Ибо Мельхиси­дек, царь Салима, священник Бога Всевышнего и т. д., а

320

в другом стихе добавляет: по знаменованию имени царь правды, а потом и царь Салима, то есть царь мира. Отсюда ясно, что Христос как царь в царствии своем соединяет справедливость и мир. Пс. 33, 15: Уклоняйся от зла и делай добро; ищи мира и следуй за ним. Ис. 9, 6: Ибо младенец родился нам - Сын дан нам; владычество на раменах Его, и нарекут имя Ему Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности. Ис. 52, 7: Как прекрасны на горах ноги благо-вестника, возвещающего мир, благовествующего радость, проповедующего спасение, говорящего Сиону: «Воцарился Бог твой!» Лук. 2, 14 говорит, что при рождестве Христо­вом прозвучал глас славящих Бога: Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение! И у Исайи (53, 5) Евангелие называется учением мира. У Исайи же (59, 8) справедливость называется путем мира. Пути мира они не знают, и нет суда на стезях их. Мих. 5, 4, 5 о мессии говорит: И станет Он, и будет пасти в силе Господней и т. д., ибо тогда Он будет великим до краев земли. И будет Он - мир. И Притч. 3, 1, 2: Сын мой! наставления моего не забывай, и заповеди мои, да хранит сердце твое, ибо долготы дней, лет жизни и мира они приложат тебе.

4. Что касается первого закона, согласно которому над­лежит упразднить общность всех вещей, то есть установить различие между моим и твоим, первое свидетельство того, сколь противна миру эта общность, мы находим в словах Авраама к Лоту (Быт. 13, 8, 9): Да не будет раздора между мною и тобою, и между пастухами моими и пастухами твоими... Не вся ли земля перед тобой? Отделись же от меня. Закон же различения нашего и чужого подтверждает все те места Священного писания, в которых запрещается вторгаться в жизнь других, как, например, в заповедях: не убий, не укради, не прелюбодействуй. Ведь они пред­полагают уничтожение права всех на все.

5. Те же самые предписания подтверждают второй ес­тественный закон о сохранении верности. Не посягай на чужое - что это, как не посягай на то, что в силу заклю­ченного с тобой соглашения перестало принадлежать тебе? И очень выразителен ответ на вопрос в Псалмах (14, 1, 4): Господи! Кто может пребывать в жилище Твоем? - Кто клянется хотя бы злому и не изменяет. А в книге Притч. 6, 1, 2 говорится: Сын мой! Если ты поручился за ближнего твоего... ты опутал себя словами уст твоих.

6. Третий закон о благодарности подтверждают следую­щие места: Втор. 25, 4: Не заграждай рта волу, когда он молотит. А это святой Павел (Кор. 9, 9) считает сказанным

321

о людях, а не только о волах. Притч. 17, 13: Кто за добро воздает злом, от дома того не отойдет зло. Втор. 20, 10, 11: Когда подойдешь к городу, чтобы завоевать его, предложи ему мир, если он согласится на мир и отворит тебе ворота, то весь народ, который найдется в нем, будет платить тебе дань и служить тебе. Притч. 3, 29: Не замышляй против ближнего твоего зла, когда он без опасения живет с тобою.

7. Следующие Священные тексты согласуются с четвер­тым законом, предписывающим быть внимательным к дру­гому. Исх. 23, 4, 5, 9: Если найдешь вола врага твоего или осла его заблудившегося, веди его к нему. Если уви­дишь осла врага твоего упавшим под ношею своею, то не оставляй его: развьючь вместе с ним. Притч. 13, 30: Не ссорься с человеком без причины, когда он не сделал зла тебе. Притч. 12, 26: Праведник указывает ближнему своему путь, а путь нечестивых вводит их в заблуждение. Притч. 15, 18: Вспыльчивый человек возбуждает раздор, а терпе­ливый утишает распрю. Притч. 18, 25: Кто хочет иметь друзей, тот и сам должен быть дружелюбным, и бывает друг, более привязанный, нежели брат. То же подтверждает и Лука (10) в притче о Самаритянине, пожалевшем иудея, раненного разбойниками, а также наставление Христа (Матф. 5, 39): А я говорю вам: не противьтесь закону. Но кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую.

8. Среди бесчисленного множества мест, подтверждаю­щих пятый закон, можно привести следующие. Матф. 6, 14, 15: Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если вы не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших. Также Матф. 18, 21, 22: Господи! Сколько раз прощать брату моему, согрешающе­му против меня? До семи ли раз? Иисус говорит ему: Не говорю тебе: до семи, но до семижды семидесяти раз. Зна­чит, столько раз, сколько он согрешит.

9. В подтверждение шестого закона могут быть приве­дены все те места, которые приказывают проявлять мило­сердие. Например, Матф. 5, 7: Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Лев. 19, 18: Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего как самого себя. Есть, однако, люди, полагающие, что Свя­щенное писание не только не подтверждает, но, наоборот, опровергает этот закон тем, что нечестивцев ожидает веч­ное наказание после смерти, где уже нет места ни исправле­нию, ни поучительному примеру. Некоторые разрешают это противоречие, утверждая, что Бог, не связанный ни-

322

каким законом, все творит во славу Себе, но человеку не да­но поступать так же. Как будто Бог ищет славы в смерти грешника, то есть желает понравиться самому себе. Более правильным будет ответ, если мы скажем, что вечное на­казание было установлено еще до грехопадения и имело в виду только внушить людям страх перед грехом на бу­дущее.

10. Седьмой закон подтверждает слова Христа (Матф. 5, 22): А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату свое­му: «рака» (пустой человек), подлежит синедриону (вер­ховное судилище); а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной. Притч. 10, 18: Яго разглашает клевету, тот глуп. Притч. 14, 21: Кто презирает ближнего своего, тот грешит. Притч. 15, 1: Оскорбительное слово возбуж­дает ярость. Притч. 22, 10: Прогони кощунника, и удалится раздор, и прекратится ссора и брань.

11. Восьмой закон, предписывающий признавать равен­ство по природе, то есть относящийся к смирению, под­крепляют следующие места. Матф. 5, 3: Блаженны нищие духом, ибо им принадлежит Царствие Небесное. Притч.

6, 16 -17: Вот шесть, что ненавидит Господь, даже семь, что мерзость душе Его: глаза гордые и т. д. Притч. 16, 5: Мерзость перед Господом всякий надменный сердцем: можно поручиться, что он не останется ненаказанным. Притч. 11, 2: Придет гордость, придет и посрамление; но со смиренными - мудрость. То же самое у Исайи (40, 3,4), где возвещается пришествие Мессии, предвещающего царс­твие Его: Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте в степи стези Богу нашему: всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да прини­зятся. Это, без сомнения, относится не к горам, а к людям.

12. Справедливость, названная нами девятым законом природы, в силу которого каждому предписывается приз­навать за другими те же права, которые он хочет для самого себя, закон, объемлющий собой все прочие законы, являет­ся именно тем, который устанавливает и Моисей (Лев. 19, 18): Возлюби ближнего своего, как самого себя. И Спаси­тель наш говорит, что это высший моральный закон. Матф. 22, 36-40: Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего и т. д. Это и есть наивысшая и первая заповедь. Вторая же подобна ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки. Возлюбить же ближнего своего, как самого себя, есть не что иное,

323

как позволить ему все то, что мы хотим, чтобы было поз­волено нам самим.

13. Десятым законом запрещается лицеприятие, как это говорится и в следующих местах. Матф. 5, 45: Да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему всходить над злыми и добрыми. Колос. 3, 11: Где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Хрис­тос. Деян. 10, 34: Истинно познаю, что Бог нелицеприятен. 2 Пар. 19, 7: Нет у Господа Бога нашего неправды, ни лицеприятия. Рим. 2, 11: Ибо нет лицеприятия у Бога.

14. Не знаю, содержится или нет четко в Священном писании одиннадцатый закон, повелевающий пользоваться сообща тем, чего нельзя разделить. На практике его приме­нение встречается повсюду в общем пользовании колод­цами, дорогами, реками, святынями: иначе поступать нель­зя, пока будут жить люди.

15. На двенадцатом месте мы поставили закон природы, в силу которого то, чего нельзя разделить и чем нельзя пользоваться сообща, должно предоставляться по жребию. Этот закон может быть подтвержден примером Моисея, ко­торый по повелению Бога (Чис. 34) по жребию распреде­лил во владение племенам части земли обетованной. То же подтверждает и пример апостолов (Деян. 1, 24-26), ко­торые по жребию допустили в свое число Матфея и Иуста, сказавши: Ты, Господи, укажи, кого избрал, и т. д. То же самое можно заключить из Притч. 16, 33: В полу бросается жребий, но все решение его - от Господа. И, как в трина­дцатом законе, наследование полагалось Исаву как перво­рожденному сыну Исаака, если бы он сам (Быт. 25, 43) не продал бы своего права или если бы Отец не решил иначе.

16. Святой Павел в Послании к Коринфянам (1 Коринф. 6) порицает христиан этого города за то, что они решают свои тяжбы в общественных судах у нечестивых судей, у своих врагов, и говорит, что это грех, если они боятся пре­терпеть несправедливость и испытать обман. Ведь это про­тиворечит закону, повелевающему нам быть взаимно добро­желательными. Но если возникнет спор о вещах, совершен­но необходимых, как поступать в таком случае? И здесь (1 Коринф. 6, 5) апостол говорит так: К стыду вашему говорю, неужели нет между вами ни одного разумного, который мог бы рассудить между братьями своими? Сле­довательно, этими словами он подтверждает закон приро­ды, который мы назвали пятнадцатым и гласящий о том,

324

что, если невозможно избежать тяжбы, нужно по согласию сторон выбрать какого-нибудь арбитра, третейского судью, чтобы, согласно шестнадцатому закону, ни один из тяжу­щихся не оказался судьей в собственном деле.

17. То, что судья, или арбитр, не должен принимать дары за свой приговор (а это семнадцатый закон), ясно из Исх. 23, 8: Даров не принимай, ибо дары слепыми дела­ют зрячих и превращают дело правых и Еккл. 20, 31: Дары и приношения ослепляют очи судей. Отсюда следует, что он не обязан одной стороне более, чем другой, что яв­ляется девятнадцатым законом и подтверждается также Втор. 1, 17: Не различайте лиц на суде, как малого, так и ве­ликого выслушивайте, а также всеми текстами, которые были приведены против лицеприятия.

18. Необходимость привлекать свидетелей при сужде­нии о том, был ли совершен какой-то проступок (а это восем­надцатый закон), Священное писание не только подтверж­дает, но и требует большего числа свидетелей (Втор. 17, 6): По словам двух свидетелей или трех свидетелей должен умереть осужденный на смерть. То же самое во Втор. 19,15.

19. Пьянство, которое мы поставили на последнее мес­то среди нарушений естественного закона потому, что оно препятствует действию истинного разума, запрещается и в Священном писании на том же основании (Притч. 20, 1): Вино - глумливо, сикера - буйна, и всякий увлекающий­ся ими неразумен и (Притч. 31, 4, 5): Не царям пить вино, и не князьям - сикеру, чтобы, напившись, они не забыли закона и не превратили суда всех угнетаемых. А чтобы мы знали, что зло этого порока по существу состоит не в количестве выпитого вина, а в том, что оно ослабляет спо­собность разума к суждению, в следующем стихе говорит­ся: Дайте сикеру погибающему и вино - огорченному ду­шою. Пусть он выпьет и забудет бедность свою и не вспо­минает больше о своем страдании. Точно те же основания приводит и Христос, запрещая пьянство (Лук. 21, 34): Берегитесь, дабы сердца ваши не погрязли в пьянстве и хмеле.

20. Сказанное в предыдущей главе о вечности закона природы подтверждается и текстом (Матф. 5, 18): Истин­но говорю вам, что, пока не прейдут небо и земля, нет ничего в законе, что бы не исполнилось, и (Пс. 118, 160): Основание слова всего истинно, и вечен всякий суд правды Твоей.

21. Мы сказали также, что законы природы основывают­ся на совести, то есть праведен тот, кто всеми силами стре-

325

мится исполнить их. И даже если кто-нибудь выполнит все те действия, которые повелевает закон (а это есть толь­ко внешнее повиновение), но не в силу самого закона, а только в силу наказания, грозящего за неповиновение, либо из тщеславия, он все же не будет праведником. И то и дру­гое подтверждается Священным писанием. Первое (Ис. 55, 7): Да оставит нечестивый путь свой и беззаконник - по­мыслы свои, да обратится к Господу, и он помилует его. Иез. 18, 31: Отвергните от себя все грехи ваши, которыми согрешили вы, и сотворите себе новое сердце и новый дух; и зачем вам умирать, дом Израилев? Из всех этих и подоб­ных им текстов можно достаточно ясно понять, что Бог не накажет деяния тех, чье сердце справедливо. Второе подтверждается местом из (Ис. 29, 13, 14): И сказал Гос­подь: так как этот народ приближается ко Мне и устами своими и языком своим чтит Меня, сердце же его далеко отстоит от Меня и т. д. Матф. 5, 20: Истинно говорю вам: если ваша правда не больше, чем у книжников и фарисеев, вы не войдете в Царствие Небесное. И далее наш Спаситель объясняет, что заветы Божьи могут быть нарушены не только делами, но и помыслами. Ведь книжники и фари­сеи самым тщательным образом соблюдают закон во внеш­них поступках, но только из тщеславия, а иначе они готовы нарушить его. Кроме того, в разных местах Писания во множестве встречаются выражения, которые совершенно ясно говорят, что Бог принимает помыслы за содеянное, и это равно в добрых, как и дурных делах.

22. О том, что закон природы легко исполнить, заявляет и Христос. У св. Матф. (11, 28-30): Придите ко мне все страждущие и т. д. Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем. И найдите покой душам вашим, ибо иго Мое благо и бремя Мое легко.

23. Наконец, то правило, с помощью которого, как я сказал, можно понять, противоречит или нет закону приро­ды чье-либо намерение, а именно: Не делай другому того, чего бы ты не желал для самого себя, почти в тех же словах возвещается нашим Спасителем (Матф. 7, 12): Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними.

24. Подобно тому, как всякий закон природы есть закон божественный, так и закон Христа, который целиком изла­гается в 5, 6, 7-й главах от Матфея, также полностью есть учение природы (за исключением лишь повелевания не же­ниться на той, которая была отвергнута мужем за прелю­бодеяние,- требование, добавленное Христом как объясне-

326

ние установленного божественного закона, когда он возра­жал иудеям, неправильно истолковавшим закон Моисея). Я сказал, что в указанных главах излагается весь закон Христа, но не все учение Христа, ибо часть этого учения есть вера, которая не включается в понятие закона. Ибо законы имеют в виду действия, следующие за нашей волей, а не убеждения и не веру, ибо они не зависят от нас и не подчиняются нашей воле.