Часть 2.

Пышным нарядом своим улыбается тихое море,

И примиренное небо все блещет лучистым сияньем,

Как только милый свой лик открывает весна

молодая,-

приказав открыть бал, предстала перед Юпитером с таким изяществом, что смогла бы утешить и оча­ровать мрачного Харона, и по обычаю первая по­дала руку Юпитеру. Последний, вместо того, что­бы, как заведено, повторяю, обнять ее левой рукой и прижать грудь к груди, а двумя первыми пальца­ми правой взять ее за нижнюю губку, приложив уста к устам, зубы к зубам, язык к языку (ласки более страстные, чем приличествует отцу и доче­ри), и с ней в таком виде выступить на бал, - вме­сто всего этого Юпитер вчера, прижав правую руку к сердцу и отстранив Венеру назад (как будто гово­ря: Noli me tangere), с сострадательным видом и лицом, полным благочестия, рек ей: Ах, Венера, Венера! Неужели ты раз навсегда не задумаешься над нашим положением и в частности над своим? Подумай-ка, справедливо ли воображают о нас люди, будто тот, кто стар - вечно стар, кто мо­лод-- вечно молод, кто мальчик- вечно маль­чик, и так все пребывает на вечные времена таким же, как оно было, когда мы вознесены были с зем­ли на небо. Не думаешь ли ты, что, если там наши изображения и портреты представляют всегда одно и то же зрелище, так и здесь не происходит ника­ких изменений и перемен в нашем телесном соста­ве? Сегодня по поводу праздника мне вспомнилось, каким я был в те времена, когда разил молниями и побеждал гордых Гигантов, которые осмелились взгромоздить на Оссу Пелию и на Пелию Олимп: когда я смог низвергнуть в мрачные пещеры без-

49

донного Орка дикого Бриарея, которому Мать-Зем­ля дала сто плеч и сто рук, чтобы бросать скалы на богов и завоевывать небо: когда я привязал дерзко­го Тифоея там, где Тирренское море сливается с Ионическим, прикрепив его на острове Тринакрии, назначив остров вечной гробницей для живого тела гитана. Недаром говорит поэт:

Остров просторный Тринакрии был на гигантовы

члены

Навален, и своей громадной тяжестью давит

Он Тифоея, дерзнувшего место искать средь эфира.

Все ж упирается он и силится часто подняться:

Но десную его Авзонский Пелор прикрывает,

Левую - ты, вот, Пахин; Лилибеем придавлены

ноги.

Голову Этна теснит; под коею навзничь лежащий

Тифоей изрыгает песок и пламя из пасти.

Я, что на другого гиганта бросил остров Про-чиду, я, который укротил дерзость Ликаона и во время Девкалиона затопил землю, восставшую на небо, и еще многими иными славными подвига­ми показавший себя достойнейшим своей власти: вот теперь не нахожу сил противостать каким-то жалким людишкам, и приходится мне, к велико­му своему позору, предоставить мир на волю слу­чая и фортуны. Так что всякий, кто лучше за нею гонится, успевает, и кто ее побеждает, на­слаждается. Я стал теперь тем эзоповским львом, которого безнаказанно лягает осел, а за ним и бык. Я сейчас вроде бесчувственного чурбана, к которому свинья идет чесать свое грязное брюхо.

Знаменитейшие оракулы, святилища и алта­ри, какие были у меня, теперь повергнуты на- 50

50

земь и самым позорным образом поруганы, а вместо них воздвигнуты жертвенники и статуи тем, кого я стыжусь назвать, ибо они хуже на­ших сатиров и фавнов и других полузверей, они даже подлее египетских крокодилов; те все же - под руководством магов - показывали собою не­кие знамения божества, а эти - сущая пыль зем­ли! Произошло это все по несправедливости враждебной нам Фортуны, которая избрала и возвысила их не столько для того, чтобы почтить их, сколь­ко для вящего нашего унижения, посрамления и позора. Законы, статуты, культы, таинства, жер­твоприношения и церемонии, которые я дал через своих посланников Меркуриев, которые я учинил, назначил, установил, - расстроены и уничтоже­ны. Вместо них учиняются самые грязные и недо­стойнейшие подлости, какие только смогла выду­мать эта Слепая, чтоб сделать людей (которые благодаря нам становились героями) хуже зверей. Нашего носа не достигает больше запах жареного, приготовляемого на жертвенниках, так что, если иной раз захочется поесть, отправляйся на кух­ню, как нищенка. И хотя кое-где алтари курятся еще ладаном (quod dat avara manus), все же я бо­юсь, как бы мало-помалу этот дым не развеялся, не оставив после себя больше никаких следов от наших святых обрядов. Мы знаем хорошо по опы­ту, что мир точь-в-точь, как ретивый конь. Узнай он, что его оседлал ездок, не умеющий ловко пра­вить, он исполнится презрения и попытается сбро­сить с седла такого седока, а сбросив, начнет его лягать копытами.

Вот у меня сохнет тело и разжижается мозг; сыплется песок и падают зубы; золотится кожа и серебрится волос; расширяются зрачки и укора-

51

чивается зрение; слабеет дыхание и усиливается кашель; при ходьбе я трясусь, а сидя цепенею; трепещет мой пульс и твердеют ребра; суставы мои ссыхаются и связки разбухают, и, наконец, что меня больше всего мучит, мозолятся пятки и размягчаются лодыжки:

Юнона моя не ревнует меня,

Юнона моя уж не любит меня.

О твоем Вулкане, оставляя в стороне прочих богов, рассуди сама. Где теперь сила моего кузне­ца, а твоего супруга, который, бывало, с такой мощью потрясал крепкую наковальню, чьим гро­мовым ударам, выходившим из огнедышащей Этны на кругосвет, отвечало Эхо от пещер окру­женного полями Везувия и от скалистого Табур-на? Неужели эта сила исчезла? Неужели исчез­ла? Неужели он не в состоянии раздуть мехи и зажечь огонь? Неужели нет сил поднять тяже­лый молот и ковать раскаленный металл?

Да и ты, сестра, если все еще не веришь дру­гим, спроси у своего зеркала, и увидишь, как из-за морщин, прибывающих на твоем лице, и из-за борозд, что проводит на нем плуг времени, тебя с каждым днем все труднее рисовать правдивому художнику, который захотел бы рисовать тебя с натуры. На твоих щечках там, где ты при каж­дой улыбке открывала две прелестных ямочки, два круга, две точки, которые, когда ты улыба­лась улыбкою, освещавшей весь мир - делали в семь раз очаровательнее твое лицо и откуда так же, как из твоих очей, ты шутя бросала столь острые и пламенные стрелы Амура, там теперь, начиная от углов рта с той и другой стороны ста-

52

ли вырисовываться четыре скобки, что своими двойными полуокружными арками охватывая рот, тем самым мешают тебе смеяться и, протя­гиваясь от зубов к ушам, дают тебе сходство с крокодилом. Не говоря уже о том, что твой внут­ренний геометр, который - смейся или нет -сушит в тебе жизненную влагу и, сближая все тесней и теснее кожу с костями, утончая покро­вы, все резче и резче выписывает на лице твоем четыре параллели, тем самым указывая тебе пря­мой путь к смерти.

Что ты плачешь, Венера? Чего смеешься, Мом? - сказал Юпитер, заметив, как один оска­лил зубы, а другая залилась слезами.

Еще Мом помнит, как один из шутов (каждый шут обычно шутя говорит больше правды своему государю, чем весь его двор, и услугами шутов пользуются те, кто не смеет высказаться откры­то) говорил, будто Эскулап, вырвав у тебя два гнилых зуба, заменил их песком из оленьего зуба и кораллом, и будто сделал это так секретно, что теперь нет петрушки на небе, который бы не знал этого. Видишь, милая сестра, как нас укрощает предательское время, как все мы подвержены из­менениям. И больше всего меня удручает то, что у нас нет ни надежды, ни уверенности вернуться вновь в то самое состояние, в каком мы так дол­го были. Мы уйдем, но вернемся уже не теми же самыми. И как мы забыли о том, чем были рань­ше своего теперешнего состояния, так не можем узнать, что с нами будет впереди.

Точно так же и страх, и благочестие, и религия наша, почитание, уважение и любовь к нам уходят прочь, а вместе с ними сила, провидение, доблесть, достоинство, величие и красота, исходившие от нас,

53

исчезнут, как тень, вместе с телом. Одна истина с совершенною добродетелью неизменна и бессмерт­на, и, если бывает, что ее гонят и скрывают, то все же с неизбежностью она воскресает в свое время с помощью служанки своей Софии.

Остережемся же и не оскорбим божество судь­бы, причинив обиду этим двум божествам-близне­цам, этому двойному божеству, которое так воз­любила и одарила судьба своим покровительством. Поразмыслим о нашем будущем состоянии и не будем подобны тем, кто мало чтит всеобщее боже­ство судьбы, но вознесем наши сердца и чувства к этому щедрому подателю всякого добра и распре­делителю всех жребиев. Станем молить ее, чтоб при нашем переходе или перевоплощениях нам до­стались счастливые гении. А если она и неумоли­ма, то все же нужно молить ее о том, чтоб остать­ся или в теперешнем положении или перейти в другое лучшее или подобное или немного худшее. Добрые чувства к верховному Существу есть как бы залог грядущих милостей от него. Подобно тому как предназначенного быть человеком естествен­но и необходимо судьба ведет через чрево матери, как дух, предназначенный воплотиться в рыбу, прежде всего должен попасть в воду, так тому, кто предназначен быть угодным божеству, прили­чествует пройти путем добрых обетов и молитв.

Часть II

Такими словами, то и дело прерывая их вздо­хами, великий отец небесного отечества закон­чил свою беседу с Венерой и обратил предполо­жение устроить бал в предложение созвать

54

великий совет богов круглого стола; то есть не подставных богов, но настоящих, у кого голова совета, а не тех, у кого бараньи головы, бычачьи рога, козлиная борода, ослиные уши, козьи лбы, куриные желудки, лошадиные животы, ноги мула и хвост скорпиона.

Поэтому, как только Мизен, сын Эола (ибо Мер­курий с презрением отказался быть, как прежде, глашатаем и вестником приказов), провозгласил о воле Юпитера, все боги, разошедшиеся было по дворцу, быстро очутились в сборе, И вот, когда наступило молчание, когда после всех уже сам Юпитер с печальным и грустным видом, но вмес­те и с высоким самообладанием, с властитель­ным величием шествовал на свое место, как раз перед тем, как ему взойти на солею и появиться в трибунале, вынырнул Мом и заявил с своей обычной развязностью Юпитеру тихо, но все ус­лышали следующее:

- Это собрание должно быть перенесено на дру­гой день и в иные условия, отче. Зазвать на кон­клав в такое время, сейчас же после пира, - та­кая насмешка кажется мне делом рук твоего нежно любимого секретаря. Ведь нектар, плохо перева­ренный желудком, не успокаивает и укрепляет, но изменяет и удручает природу, смущает вообра­жение, одних делая беспричинно смешливыми, других - беспорядочно веселыми, третьих - суе­верно набожными, четвертых - попусту героич­ными, пятых - холериками, шестых - строите­лями воздушных замков - и все это до тех пор, пока вместе с полным испарением одних и тех же паров через различно усложненные мозги всякое воздействие исчезнет и рассеется, как дым. Сдает­ся мне, Юпитер, тебя вывели из равновесия и огор-

55

чают какие-то странные неопределившиеся еще мысли. Всяк осудит тебя за это без снисхождения, хотя я один осмеливаюсь сказать тебе, побежден­ному и мучимому мрачной меланхолией, зачем было звать нас на совет без заблаговременного пре­дупреждения, в праздничный день, после обеда, после хорошей еды и выпивки? Как при всех этих обстоятельствах хотите вы трактовать о вещах, - сколько я могу понять и, так сказать, вынюхать, - очень важных?

Так как не в обычае да и не особенно дозволя­лось прочим богам оспаривать Мома, то Юпи­тер, бросив на него полунасмешливый, полупрез­рительный взгляд и ни слова не ответив, взошел на высокую кафедру, сел и оглядел венок собрав­шегося великого сената. Под этим взглядом у всех забились сердца и от удивления, и от ошеломля­ющего страха, и от полноты уважения и почте­ния, какие возбуждает в смертных и бессмерт­ных грудях величие. Затем, опустив несколько брови и подняв зеницы вверх, Юпитер, вздохнув полной грудью, разразился следующей речью.

речь юпитера

Не ждите, о боги, чтоб я, по своему обыкнове­нию, ударил вам в уши искусственным вступле­нием с вычурной нитью повествования и с изящ­ным объемистым заключением. Не надейтесь на разукрашенную ткань слов, гладко вылощенную вереницу мыслей, на богатое снаряжение изящ­ных предложений, на пышное великолепие раз­работанных периодов и на то, чтоб я, согласно ораторским правилам, трижды закруглил свои

56

взгляды, прежде чем их высказать: Non hoc ista sibi tempus spectacula poscit.

Верьте мне, ибо будете верить истине, уже две­надцать раз восполнила свои посеребренные рога целомудренная Люцина, прежде чем я остановил­ся на решении созвать это собрание сегодня, в тот час и при тех условиях, какие видите. И так как был занят главным образом тем, о чем я, к сожа­лению, должен умолчать, то не пришлось обду­мать свою речь. Слышу - вы удивлены, почему в такое время, оторвав вас от ваших досугов, я при­гласил вас тотчас после пира на неожиданное со­вещание. Чувствую, вы ропщете на то, что в праз­дничный день ваши сердца заняты важными делами, и нет никого из вас, кто не был бы обеспо­коен звуками труб и возглашением эдикта. Но я, хотя все это и произошло по моей воле, а моя воля и приказание есть основа справедливости - все-таки прежде всего не премину освободить вас от изумления и смущения. Медленны, говорю я, се­рьезны и вески должны быть предложения; зре­лы, таинственны и осторожны обсуждения, но зато исполнение должно быть крылатым, скорым и бы­стрым. Поэтому не думайте, якобы мной за обе­дом овладело какое-то странное настроение, свя­завшее и покорившее меня после обеда, так что я не по зрелому размышлению, а под влиянием не­ктар ных паров взялся за дело. Напротив, ровно год тому назад с этого самого дня приступил я к рассмотрению всего того, что изложу сейчас и се­годня. Потому после обеда, что не в обычае при­носить плохие известия на голодный желудок; нео­жиданно, ибо очень хорошо знаю, вы не так-то охотно, не как на праздник, ходите на совет, и многие из вас весьма упорно их избегают: одни,

57

боясь нажить себе врагов; другие, не умея разоб­раться, где победители и где побежденные; кто из страха, что отвергнут его предложения; кто в оби­де на то, что его мнений иной раз не одобряют; кто, чтоб заявить себя нейтральным в щекотли­вых вопросах, которые затрагивают враждующие стороны; кто, чтобы не отягощать своей совести; эти - по одной, те - по другой причине.

Итак, напоминаю вам, братья и сыны, кому судьба дала право вкушать амброзию, пить не­ктар и наслаждаться величием, на тех вместе с тем падают все тяготы величия. Диадема, митра, корона не дают чести главе, не отягощая ее; цар­ский скипетр и мантия не украшают, не изнуряя тела. Вам хочется знать, почему я избрал празд­ничный и именно сегодняшний день? Неужели же, неужели, по-вашему, в этот день можно праздно­вать? Разве этот день не должен быть самым тра­гическим днем всего года? Кто из вас, хорошень­ко подумавши, не назовет позорнейшим делом праздновать память победы над Гигантами в то время, как нас презирают и позорят земные от­ребья? Лучше бы всемогущей судьбе угодно было изгнать нас с неба тогда, когда враги наши еще не унизили нас так своею доблестью и достоин­ством и не обличили наших изъянов. Гораздо луч­ше бы нам сейчас здесь не быть, гораздо лучше бы, если б нас тогда изгнали; ибо страх перед нами, который делал нас такими славными, ис­чез; разбито благоговейное отношение к нашему величию, предвидению и справедливости, и, что всего хуже, у нас нет ни возможности, ни сил поправить несчастье, искупить наш позор, ибо справедливость, при помощи которой судьба уп­равляет правителями Мира, отняла у нас весь

58

наш авторитет и власть, коими мы не умели пользоваться; открыла, обнаружила, обнажила перед глазами смертных все наше недостойное по­ведение, заставив самое небо с такою же очевид­ностью, как ясны и очевидны звезды, свидетель­ствовать о наших преступлениях.

Не на кебе ли можно видеть открыто плоды, реликвии, доносы, голоса, писания, истории на­ших кровосмесительств, разврата, растлений, гне­ва, презрения, похищений и прочих неправд и пре­ступлений и, что горше всего, какое мы допустили величайшее заблуждение, вознеся с триумфом на небо пороки и посадив их там, а справедливость и добродетели заставив терпеть изгнание, быть в не­брежении, в самой преисподней.

Начну с малого, с простительных прегрешений: почему это Дельтатон - я говорю о Треугольни­ке - получил себе четыре звезды, вблизи головы Медузы под задней частью Андромеды и над рога­ми Овна? Да чтоб показать, что пристрастие есть и у богов. Что делает Дельфин рядом с Козерогом, на севере от него владея 15-ю звездами? Он тут, чтоб любовались на вознесение того, кто был хо­рошим маклером, чтоб не сказать сводником, меж­ду Нептуном и Амфитритой. Почему семь дочерей Атланта расселись вверху над самой шеей белого Быка? Чтоб, оскорбляя величие всех нас - про­чих богов, вечно чваниться тем, что их отец под­держивает нас и разваливающееся небо, или что­бы просто было бы на чем показать легкомыслие божеств, которые их туда водворили. Почему Юно­на украсила Рака 9-ю звездами, не считая 4-х ближ­них, не составляющих созвездия? Да только по прихоти, за то, что он ущипнул Геркулеса, когда тот сражался с чудовищем? Кто мне сумеет дать

59

другое объяснение, кроме бессмысленного повеле­ния богов, в силу которого Змеебык, называемый нами, греками, Змеедержец, приобрел со своею змейкой поле в 36 звезд? А что за важный и удоб­ный повод у Стрельца захватить 31 звезду? Да тот, что он был сын Евфимии - няньки и корми­лицы Муз. Почему же не матери? Потому что он сверх того умел плясать и забавлять бездельными играми. Почему Водолей владеет 45-ю звездами около Козерога? Не за то ли, что спас дочь Вене­ры Фацету, вытащенную из пруда. Но почему же это пространство отдано не тем, кому мы, боги, так многим обязаны, и кто, несмотря на это, ле­жит в земле, почему их предпочли оказавшему услугу, недостойную такого большого вознаграж­дения? Потому, что так было угодно Венере,

Ну, а Рыбы... Пусть они заслужили некую мзду за то, что достали из реки Евфрата яйца, выси­женные голубкой и возбудившие жалость у боги­ни Патоса, но тем не менее разве, по-вашему, их стоило за это украсить 34-мя звездами, не счи­тая 4-х около, разве стоило им дать обиталище вне воды, в самой знаменитой области неба? Чего ради Орион во всеоружии, растопырив руки, бьет­ся один-одинешенек в венке из 38 звезд, в южной широте около Быка? Он там просто по прихоти Нептуна. Тому мало было одарить его преимуще­ствами на воде, где у Нептуна законная власть, нет, он еще - вне своей вотчины - хочет выдви­нуть Ориона при столь малых задатках.

Заяц, Большой Пес и Малый, как вы сами знае­те, получили 48 звезд в южной части неба за ка­кие-то мелочи, вроде тех, что заставили вас при­близить к себе Гидру, Чашу и Ворона, одаренных 41 звездой. Ворон, не в память ли того, как его

60

послали однажды боги за питьевой водою, а он на пути увидел фиговое дерево и на нем фиги. Изму­ченный голодом ворон стал ждать, когда плоды созреют, и, только напитавшись, вспомнил о воде, полетел набрать в клюв воды, увидел там дракона, испугался и воротился к богам с пустым зобом. А боги, чтоб засвидетельствовать свою находчивость и ум, написали на небе историю о столь прелест­ном и ловком служителе. Не правда ли, мило мы расходовали свое время, чернила и бумагу?

А Южную Корону, что видна под луком и нога­ми Стрельца, разукрашенная 13-ю сверкающими топазами, кто ее предназначил быть вечно не при голове? Зачем это вам понадобилось придать пре­лестный вид из 12 светил с 6-ю другими около, этой южной рыбе, поместившейся под ногами у Водолея и Козерога? Об Алтаре, или башенке, или жертвеннике, или святилище - зовите, как угод­но - я уже не говорю, ибо сейчас ему более, чем когда-либо приличествует быть на небе, так как на земле для него нет места: теперь ему здесь хо­рошо, как реликвии, или даже как памятнику над потонувшим кораблем нашей религии и культа.

О Козероге я не скажу ничего, ибо, мне кажет­ся, он по достоинству занимает небо. Не он ли ока­зал нам столько услуг: ведь только благодаря его наставлениям мы смогли победить Тифона, ибо богам нужно было превратиться в зверей, если они хотели выйти с честью из той войны; и Козерог преподал нам науку войны, научив нас, что нельзя побеждать, если не умеешь становиться зверем.

Не говорю и о Деве, ибо только в небе она мо­жет сохранить свою девственность, только там она вне опасности под стражей с одной стороны Льва, с другой - Скорпиона. Бедняжка сбежала

61

с земли, ибо вследствие чрезмерной похотливос­ти и страстности женщин, которые обычно чем больше беременеют, тем более стремятся к соитию, она не могла быть в безопасности от оск­вернения даже во чреве матери. Да наслаждает­ся же своими 26-ю алмазами и еще 6-ю около!

О безмерном величии сих двух ослов, кои све­тят в пространстве, принадлежащем Раку, не смею говорить, ибо и по праву, и по разуму всего более - таковых есть царствие небесное, как я это докажу в другом месте наисильнейшими до­казательствами, не осмеливаясь о такой важной материи говорить попутно. Об одном только очень горюю, что с этими божественными животными обращаются так скаредно: им не дали собствен­ного помещения, но посадили в гостях у этого задом ходящего животного и дали им нищенское вознаграждение в две звезды, по звезде на каждо­го и обе не больше четвертой величины.

Стало быть, об Алтаре, Козероге, Деве и Ос­лах (хотя мне и не нравится, что поступили с некоторыми из них не по достоинству, и скорее обидели, нежели почтили) не хочу сейчас гово­рить окончательно. Перехожу к другим, подле­жащим нашему обсуждению, кои идут в тот же счет, что и вышеупомянутые.

Неужели вы хотите, чтоб все прочие земные реки возроптали на вас за то, что вы обошли их? В самом деле, почему это предпочли вы Эридана всем другим, не менее достойным и великим, и даже другим, более достойным и великим рекам, и почему это он один получил 34 светоча, кото­рые виднеются по эту и по ту сторону тропика Козерога? Неужели по-вашему достаточно ска­зать, что там жили сестры Фаэтона? Или, мо-

62

жет, желаете эту реку прославить за то, что в ее воды упал сраженный моей молнией сын Апол­лона, когда тот злоупотребил отцовским саном, влиянием и властью?

Почему это конь Беллерофонта вскочил наверх и облечен властью над 20-ю звездами на небе, в то время как всадник лежит погребенным в зем­ле? Чего ради Стрела со своими 5-ю яркими звез­дами светит вблизи Орла и Дельфина? Не для того ли, чтоб обидеть, убрали вы ее от Стрельца, так что, когда у него выйдут в колчане все стре­лы, он не сможет воспользоваться ею, или же просто для того, чтобы ей не быть там, где есть хоть какой-нибудь смысл ее пребывания на небе.

Далее я желал бы знать, зачем между шкурою Льва и головою этого милого белого Лебедя на­ходится Лира, сделанная из рогов быка в форме черепахи. Хотел бы я знать, пребывает ли она для прославления черепахи или рогов, или лиры, или же, чтоб всякий любовался мастерством Мер­курия, который сделал ее во свидетельство свое­го легкомыслия и пустого хвастовства.

Вот, о боги, наши дела, отборные наши руко­делия, коими прославили мы себя на небесах. Не­правда ли, как мало они отличаются от тех игру­шек, что обычно устраивают дети, когда, стремясь подражать старшим, торгуют грязью, сучками и соломинками. Разве по вашему не наш долг -указать смысл и отдать отчет во всем этом? Раз­ве вы не убеждены, что нас одинаково будут ули­чать, допрашивать, судить и осуждать за наши праздные дела, как за наши праздные слова?

Богиня Справедливости, богиня Умеренности, богиня Постоянства, богиня Щедрости, богиня Тер­пения, богиня Истины, богиня Знания, богиня

63

Мнемозина, богиня София и все прочие богини и боги изгнаны не только с неба, но и с земли, а вместо них в пышных дворцах, воздвигнутых для их местопребывания высоким Провидением, теперь находятся дельфины, козы, коршуны, змеи и про­чая грязь, легкомыслие, причуды и глупости.

Если нам кажется это неудобным и нас грызет и упрекает совесть за то добро, какое мы не суме­ли сделать, то насколько более - вы должны в этом согласиться со мной - заслужили мы нака­зания и осуждения за те тяжелейшие злодейства и преступления, совершив которые, мы не толь­ко не раскаялись, не только не искупили юг. но, мало того, в честь их торжественно справили три­умфы и воздвигли их, как трофеи, не на каком-нибудь жертвеннике, тленном и разрушаемом, не в земном храме, но на небе и вечных звездах. Можно терпеть, о боги, и можно легко отпускать грехи немощи и малорассудительного легкомыс­лия, но какое милосердие и снисхождение таким грешникам, кои, будучи поставлены блюсти спра­ведливость и воздавать за преступнейшие прегре­шения, совершают сами еще большие, так как чествуют, награждают и возносят на небеса пре­ступления вместе с преступниками?

За какое великое и доблестное деяние получил Персей 26 звезд? За то, что, в сандалиях и с хру­стальным щитом-невидимкою, он, подслужива­ясь раздраженной Минерве, умертвил спящих Горгон и принес ей в подарок голову Медузы. И мало его одного - понадобилось на долгую и слав­ную память посадить сюда еще с 23-мя звездами жену его Андромеду, да еще с 13 звездами зятя Цефея, что предал свою невинную дочь поцелу­ям морского чудовища из-за Нептунова каприза,

64

так как тот рассердился на ее мать Кассиопею, то что она считала себя красивее Нереид. Поэто­му и мать можно видеть тут же сидящей на тро­не, который украшен 13-ю звездами, на грани­цах полярного круга.

А этого отца златорунных ягнят кто заставил танцевать на равноденственной точке с его 18-ю звездами, не считая тех, что около? Уже не для того ли он там, чтобы свидетельствовать о драчливости и неряшестве царя Колхиды, о бес­стыдстве Медеи, о похотливой разнузданности Ясона и о несправедливом провидении всех нас? Эти два юноши, следующие в зодиаке за Быком, со своими 18-ю звездами, не считая неясных семи около, чему хорошему или доброму могут научить, если не взаимной любви меж двумя подростка­ми? За что это одарен 21 звездой Скорпион, не считая восьми в клешнях и трех - неясных? В награду за убийство, которое по зависти и легко­мыслию устроила Диана, заставившая Скорпио­на убить своего соперника, охотника Ориона. Хирон со своим зверем получил, как вы хорошо знаете, 66 звезд в южных широтах неба за то, что был воспитателем сына, рожденного от кровосмешения между Пелеем и Фетидой.

Знаете вы, что венец Ариадны, в котором бле­стят 8 заезд и который сияет перед грудью Воло­паса и кольцами Змеи, там единственно ради веч­ного воспоминания о беспорядочной любви отца Либера, который сошелся с дочерью критского царя, отвергнутой насильником Тезеем.

Этот Лев с василиском в сердце, ради чего по­лучил здесь рядом с Раком область в 35 звезд? Не затем ли. чтоб быть вместе со своим соратни­ком и сорабом гневной Юноны? Не приспособила

65

ли она этого Льва к опустошению Клеонской стра­ны, пока он не дождался себе на голову прибы­тия мужественного Алкида?

Говоря по правде, кажется мне неудобным, чтоб непобедимый Геркулес, мой трудолюбивый сын, за­нимал это место, несмотря на то, что своими мно­гочисленными подвигами, казалось, он заслужил его больше всех и что со своей львиной шкурой и палицей он как бы защищает свои 28 звезд, - все же не годится ему быть тут, ибо отсюда он свиде­тельствует пред очами справедливости об оскорб­лении, какое я нанес брачным узам своей Юноны -я и моя любовница Мегара, мать Геркулеса.

Корабль Арго со своими 45-ю яркими звезда­ми, что вбиты в него - не для того ли там в обширном поле, соседнем с антарктическим по­лярным кругом, чтоб увековечить великую ошиб­ку мудрой Минервы, создавшей вместе с ним пер­вых пиратов, так что и на море, как и на земле, появились проворные разбойники?

И, возвращаясь снова туда, где протянулся не­бесный пояс, почему это Бык получил 32 ясных звезды у начала зодиака, не считая той, что на кончике северного рога, и 11 других, называемых тусклыми? Да потому, что есть такой Юпитер, - о, горе мне! - который похитил дочь у Агенора, сестру у Кадма. Что это за Орел, завладевший на небесной тверди атриумом в 15 звезд по ту сторо­ну Стрельца к полюсу? Увы! есть такой Юпитер, что справляет там торжество похищения Ганиме-да и своей победной пламенной любви.

Эта Медведица, эта Медведица, о боги, почему она в самой лучшей, в самой красивой части неба, почему поставлена здесь, как бы на некой высо­кой башне, как бы на самой открытой площади и

66

для самого славного зрелища, какое может пред­ставиться во вселенной нашим очам? Неужели за­тем, чтобы не было очей, которые бы не видели, какой пожар охватил отца богов после зегдного пожара из-за колесницы фаэтона в тот самый миг, как я ходил, осматривая разрушительные следы огня, исправлял все, вызывая реки, с испуга раз­бежавшиеся по пещерам, когда я только что за­нялся своей любимой страной Аркадией, - вдруг другой огонь зажегся у меня в груди от блеска девичьего лица Нонакрины, вошел в меня через очи, сжал сердце, разгорячил кости и проник в самый мозг костей, так что ничем - ни водой, ни зельем - нельзя было помочь мне и охладить мой огонь. В этом огне была стрела, что пронзила мне сердце, цепь, что сковала мою душу, и коготь, что зацепил меня и отдал на добычу ее красоте. Я со­вершил безбожное насилие, я опозорил подругу Дианы и оскорбил мою преданнейшую супругу. Когда же она обратила ту, из-за которой в избыт­ке своих чувств я нарушил верность, и представи­ла мне ее в образе и под видом Медведицы, то я не только не почувствовал ужаса перед ее отврати­тельным видом, наоборот, это самое чудище пока­залось мне настолько красивым и даже так по­нравилось, что мне захотелось вознести на самое высокое и великолепное место небесного свода ее живое изображение; вознести этот грех, эту га­дость, это ужасное пятно, которое из брезгливос­ти страшится омыть воды Океана, которое Фети­да не допускает до себя из боязни заразить свои воды, которому Диана запретила вход в свою пус­тыню, страшась, как бы не осквернить своей свя­той коллегии, и, по той же самой причине не хо­тят принимать речные Нереиды и Нимфы. Я,

67

несчастный грешник, исповедую свою вину, испо­ведую свою тягчайшую вину перед беспорочной, совершеннейшей справедливостью и каюсь, что до сих пор я очень много грешил и дурным своим примером еще и вам давал полное разрешение и право делать то же самое; вместе с тем исповедую, что достойно я вкупе с вами навлек на себя него­дование судьбы, которая нас за все это не хочет уже признавать богами, а за то, что мы уступили небо разной земной сволочи, попустила разрушить наши храмы, изображения и статуи, какие были у нас на земле, да по заслугам изгнаны будут с неба те, что недостойно вознесли на небо все по­зорное и низкое.

Увы мне, боги, что делаем? Что думаем? Чего медлим? Мы согрешили, мы упорствуем в своих заблуждениях, и вот идет возмездие, идет, увели­чиваясь вместе с заблуждением. Позаботимся же, позаботимся о нашем деле, ибо если судьба отка­зала нам в невозможности падать, то она же дала нам возможность подняться; если мы так легко сумели упасть, то также легко снова встанем на ноги. От этого наказания, к коему привели нас наши грехи, и худшего, могущего постигнуть нас, мы можем без труда избавиться путем раскаяния, которое зависит от нас самих. Мы связаны узами прегрешений, но руки милосердия разрешат нас, Да поднимет нас наша серьезность оттуда, куда уронило нас наше легкомыслие. Вернемся к спра­ведливости, ибо, отдалившись от нее, мы отдали­лись от самих себя, так что мы уже более не боги. Мы не есть мы. Возвратимся же к ней, если хо­тим возвратиться к себе самим. Порядок и способ нашего исправления такой: прежде всего сбросим со своих плеч тяжелое бремя грехов - нашу обу-

68

зу; откинем с очей наших завесу непредусмотри­тельности - нашу помеху; освободим сердце от самолюбивых чувств - нашей задержки; отки­нем от себя тщетные мысли - нашу тяготу; нач­нем ревностно разрушать орудие заблуждений и здания развратности, заслоняющие улицы и пре­пятствующие пути; разобьем и уничтожим, на­сколько возможно, все триумфы и трофеи своих неблаговидных деяний, да ясно станет справед­ливому суду наше искреннее раскаяние в совершен­ных грехах. Горе! горе! О боги, сбросим с неба эти маски, статуи, фигуры, изображения, картины, про­цессии и истории нашей жадности, страстности, похищений, злобы, обид и позора. Долой, долой эту темную и мрачную ночь наших заблуждений, ибо прекрасная заря нового дня справедливости зовет нас: приготовимся встретить восходящее сол­нце, да не застанет оно нас такими, каковы мы теперь. Надо очиститься и стать прекрасными, нужно омыться и очиститься не только нам са­мим, но и нашим домам и нашим кровлям; очис­тим и внутреннее наше, и внешнее. Очистим, го­ворю я, разберемся прежде всего на небе, которое мысленно внутри нас есть, а затем уже в этом чув­ственном мире, который телесно представляется нашим очам.

Сбросим прочь с неба нашей души Медведицу бе­зобразия, Стрелу развлечения, Конька легкомыслия, Большого Пса ворчания, Малого Пса лести. Выго­ним от нас Геркулеса насилия, Лиру заговора, Треу­гольник неблагочестия, Волопаса непостоянства, Цефея жестокости. Прочь от нас Дракон зависти, Лебедь неблагоразумия, Кассиопея тщеславия, Ан­дромеда тоски, Персей хлопотливости. Прогоним Змеебыка проклятия, Орла надменности, Дельфина

69

распутства. Коня нетерпения, Гидру вожделения. Долой от нас Кит жадногти, Орион высокомерия, Река роскоши, Горгона невежества, Заяц напрасно­го страха. Вырвем навсегда из нашей груди Арго -корабль скупости, Чашу невоздержания, Весы не­равенства, Реку попятного движения, Козерога об­мана. Да не приблизится к нам Скорпион лукав­ства, Центавр чувственности, Алтарь суеверия, Корона гордости, Рыба подлого молчания. С ними да скроются от нас Близнецы дурного родства, Бык низменных забот, Овен нерассудительности, Лев ти­рании, Водолей распущенности, Дева бесплодной бе­седы, Стрелец развлечения.

Если мы, о боги, очистим наше обиталище, если так мы обновим наше небо, то обновятся созвез­дия и влияния, обновятся внушения, обновятся судьбы, ибо от сего горного мира зависят все, а противоположные причины производят противо­положные действия. О, воистину блаженны мы, если сумеем устроить сожительство души нашей и мысли. Кто из вас недоволен настоящим поло­жением, да возрадуется настоящему совету. Если хотим изменить положение, изменим обычаи. Если хотим улучшить и украсить жизнь нашу, да не будут обычаи теми же или еще хуже.

Очистим внутреннее чувство, зная, что от про­светления внутреннего мира не трудно пойти даль­ше к преобразованию чувственного и внешнего. Первое очищение, о боги, вижу - вы его делаете, вы его уже сделали, ваше решение я вижу, я уак-дел, оно уже принято, только что принято, ибо не успело подвергнуться противодействию времени.

Итак, скорее приступим ко второму очищению, к очищению внешнего, телесного, чувственного и ограниченного. Но приступим к нему с известной

70

подготовкой, последовательностью и в порядке; выждем, согласуем одно с другим, сравним это основание с тем, прежде чем определять, так как о вещах телесных, протекающих во времени, и решение не может быть делом одного мига.

Вот вам трехдневный срок, в продолжение ко­его вам придется решать и определять между со­бой не то, должно ли быть это преобразование или нет, ибо, волею судьбы, как только я внес вам свое предложение, вы вкупе все нашли его весьма пригодным, необходимым и превосход­ным; и я не по каким-либо внешним знакам, не по фигуре иль тени, но действительно и по исти­не вижу ваши чувства, как вы в свою очередь видите мои; и как только ваших ушей коснулось мое предложение, блеск вашего согласия достиг моих очей. Значит, вам остается подумать и об­судить меж собой лишь способ, каким надо при­ступить к обеспечению удаляемых с неба, как приготовить для них другие страны и места и затем, как заполнить все эти седалища, чтоб небо не опустело, но заселилось и украсилось лучше прежнего. По истечении трех дней вы явитесь с предварительным подробным решением ко мне для того, чтоб, в случае спорных решений мы четвертый день посвятили установлению и обна­родованию формы новой колонии. Я сказал.

Так, о Саулин, отец Юпитер нагремел в уши, так воспламенил дух и тронул сердце небесного се­ната и народа, что, когда еще он говорил, по лицам и жестам сам мог ясно заметить, что в их уме было окончательно принято его предложение. Так что, когда великий патриарх богов произнес свое после­днее заключительное слово, и воцарилась тишина, все в один голос и в один тон сказали:

71

«Очень охотно, о Юпитер, согласны мы сде­лать то, что предложил ты и что поистине пре­допределила сама судьба».

Затем начался шум толпы: здесь - явные знаки радостного решения, там - охотного повиновения; тут - сомнения, там - мысли; где -рукоплеска­ния, где - покачивание головой кого-то затрону­того; в одном месте - одна точка зрения, там - другая, пока, вследствие того, что приспело время вечереть, каждый не отправился восвояси.

Саул. Да, этакие дела не скоро делаются, о Со­фия!

Часть III

Соф. На четвертые сутки ровно в полдень со­брались снова на всеобщий совет, где дозволено было присутствовать не только вышепоименован­ным божествам, более главным, но, кроме того, всем прочим, коим как бы в силу естественного закона предоставлено небо. В то время, как бо­жественный сенат и народ уж был на местах, и после того, как по установленному обряду на трон из злата и сапфира взошел Юпитер в диадеме и мантии той формы, в коей он обычно появлялся в самых торжественных собраниях; когда все ус­покоилось и замерло, а внимание собрания чутко насторожилось, так что собравшиеся казались ста­туями или картинами, на средину выступил со своими полномочиями, знаками отличия и сви­той Меркурий, доброе мое божество.

И, выступив перед лицом Великого Родителя, вкратце рассказал, истолковал и изложил все то, что вовсе не составляло тайны для всего совета, но

72

что надо было возгласить, дабы соблюсти закон­ную форму и обрядность, а именно: боги готовы и расположены без притворства и обмана, но свобод­но и добровольно принять и привести в исполнение все, что настоящий синод захотел бы решить, по­становить и приказать. После таких слов Мерку­рий повернулся к стоящим окрест богам и попро­сил их поднятием рук открыто подтвердить все, что он от их имени только что изложил в присут­ствии Громовержца. И так было сделано.

Затем отверз уста Великий Прародитель и из­рек следующее:

- Если, о боги, славною была наша победа над Гигантами, которые очень недолго боролись с нами и были чужды нам, были открытыми вра­гами, которые оспаривали у нас один только Олимп и не могли да и не пытались сделать ниче­го другого, кроме как низринуть нас с неба; на­сколько же славнее и почетнее будет наша победа над самими собой - победителями Гигантов? На­сколько почтеннее и славнее, говорю я, победа над нашими страстями, что так долго торжеству­ют над нами и, будучи нашими домашними внут­ренними врагами, тиранят нас, всячески помы­кая нами. Если, по-нашему, достоин празднества день, когда была одержана победа и плоды коей были мгновенны, то сколь торжественнее должен быть тот день, плодотворная слава которого пре­будет вечною для грядущих веков.

Продолжайте же праздновать день победы, но пусть то, что говорят о победе над гигантами, скажут и о победе над Богами, ибо в последнем случае мы победили самих себя.

Да установится же в сей день новое торже­ство - Очищения Неба - и да будет оно для нас

73

большим торжеством, чем когда-то для египтян - переселение от них прокаженного народа, а для евреев исход из вавилонского пленения.

Днесь болезнь, чума, проказа изгоняются с неба в пустыни, днесь обрывается цепь преступлений и отсекается доза прегрешений, грозившая нам веч­ным мучением. Итак, раз все вы добровольно при­ступаете к этому преобразованию, и уже, как я полагаю, заранее обдумали способ, коим возмож­но и должно осуществить его; то дабы эти места не пустовали и дабы переселенцам были даны при­личествующие каждому места, я начну высказы­вать своё мнение о каждом особо. Если оно пока­жется вам достойным одобрения - говорите; если покажется неудобным - объясните; если, по ва­шему мнению, можно сделать лучше - заявите; если что-нибудь и нужно отбросить -- скажите ваше мнение; если что нужно прибавить - научи­те: у каждого - полная свобода высказать свое суждение, а молчание - знак согласия.

Тут почти все боги встали и этим знаком одоб­рили предложение.

- Итак, чтобы положить начало, - сказал Юпитер, - рассмотрим прежде всего тех, что на севере, столкуемся относительно их, а затем мало-помалу и в порядке станем двигаться вперед, вплоть до конца. За вами - слово: как смотрите и что рассуждаете о Медведице?

Боги, которым надлежало говорить первыми, стали принуждать Мома, чтоб тот ответил, и он сказал:

- Великий позор, о Юпитер, и тем больший, что, как ты и сам признал это, в самом знамени­том месте неба, там, где, по словам пифагорей­цев (которые признают, что у мира есть руки,

74

ноги, туловище и голова), находится самая высо­кая часть мира, коей противостоит другая край­няя, что зовется ими низшею областью; около того места, о котором поет один поэт этой секты:

Hie vertex nobis semper sublimis, at ilium Sub pedibus Styx atra videt manesque proi'undi... Здесь нам всегда - вершина вершин, но ее же Зрит у себя под ногами Стикс страшный и адовы

тени -

там, откуда моряки просят себе совета в запутан­ных и неведомых морских путях; куда вздымают руки все путешественники, застигнутые бурей; куда стремились гиганты; куда гордый народ Бэлы воз­двигал вавилонскую башню; где маги калкбейско-го зеркала ищут прорицаний от Флерона, одного из великих князей северных духов; где, по словам кабалистов, Самуил хотел воздвигнуть престол, чтобы уподобиться изначальному громовержцу, -там ты посадил этого грязного звереныша, повелев ему показывать не закрученным усом, не чем-либо вроде руки или ноги или вообще какой-нибудь иной менее позорной части тела, но хвостом (который наперекор медвежьей природе•, по воле Юноны, от­вис у него сзади), как будто это указатель, достой­ный такого места, - повелел показывать всем зем­ным, морским и небесным зрителям великолепный полюс и главный пункт мира. Сколь, значит, пло­хо ты сделал, пригвоздив туда этого зверя, настоль­ко же хорошо ты поступишь теперь, убрав его от­туда. Открой же нам, куда хочешь его послать и кем желаешь заместить?

- Пусть идет, - изрек Юпитер, -- куда вам всем вздумается и угодно: к Орсам Англии или к

75

Орсини-- Чезарини то ж -- Рима, если хотите пристроить его в хорошем городе и у места.

- По-моему, нужно запереть ее в бернские под­земелья, - сказала Юнона.

- Не злобствуй так, жена моя, -- возразил Юпитер. - Пусть идет, куда знает, лишь бы оп­ростала и освободила место, на которое, так как тут самый прекрасный трон, желаю посадить Истину; ибо туда и не достанут когти злословия, там не отравит свинец зависти, не потопят су­мерки заблуждения. Там пребудет Истина стой­кой и крепкой, в безопасности от наводнений и бурь, там она станет надежным поводырем тех, что блуждают по бурному греховному морю, сияя оттуда, как ясное и чистое зеркало созерцания.

Отец Сатурн молвил:

А как поступить с Большою Медведицей? Предложи, Мом.

А тот ответил:

Пусть идет старушка к молодой - компаньон­кой, только смотрите, не сделалась бы сводни­цей. Случись так, в наказание отдадим ее како­му-нибудь нищему. Пусть ходит себе с ней да показывает, катает на ней ребятишек и за лече­ние лихорадок и других хворей зарабатывает для нее и для себя средства к жизни.

Спрашивает Марс:

А как быть с нашим Драконом, о Юпитер?

- Пусть выскажется Мом, - возразил Отец. -Это совсем бесполезный зверь. Он мертвый - луч­ше живого. Поэтому, если вы согласны, отпра­вим его пастись в Испанию или на какой-нибудь из Аркадских островов. Только берегитесь, как бы он своим хвостом не наделал какой беды звез­дам и не уронил бы их в море.

76

Аполлон ответил:

- Не сомневайся, Мом, ибо я прикажу какой-нибудь Цирцее или Медее вновь усыпить его теми же самыми стихами, какие, бывало, легко убаю­кивали его, когда он был стражем золотых яб­лок, усыпить и в таком виде тихо-тихо перенести на землю. И, по-моему, незачем ему и умирать. Пусть себе идет, указывая всюду, где есть вар­варская красота, ибо золотые яблоки будут кра­сота; дракон-- гордость; Ясон-- любовник, а. чары, усыпляющие дракона, будет то, что:

Такого сердца нет жестокого, какое б не

склонилось

На предложенье, на любовь, на слезы,

На долгое искание и даже порой на плату

Богатую:

Столько хладного желанья нет, чтобы

не загореться.

Кем желаешь заместить его?

- Благоразумием, - ответил Юпитер. -- Ему подобает быть рядом с истиной, ибо, последней ни управиться, ни двинуться, ни укрепиться нельзя без благоразумия, и только в тесном содружестве они смогут когда-нибудь добиться успеха и почета

- Предусмотрительно! - изрекли боги. А Марс вставил:

- Этот Цефей, - будучи царем, не сумел сво­ими руками увеличить данного ему судьбой цар­ства. Ну, а теперь совсем не годится ему, разме­тавши руки и раскорячив ноги, занимать такую громадную площадь на небе.

- Так что ж, - молвил Юпитер, - не дать ли ему испить вод Леты, чтоб он забылся и, утратив

77

память о своих земных и небесных владениях, воз­родился безногим и безруким животным.

- Быть посему! - согласились боги, -- и да наследует ему София, ибо бедняжка тоже долж­на воспользоваться успехами и счастьем своей не­разлучной подруги, Истины, с которою она все­гда вместе делила все неудачи, скорби, обиды и труды. Кроме того, не знаю, без помощи Софии, сумеет ли та добиться наград и почестей.

- Весьма охотно, боги, - сказал Юпитер, -уступаю и соглашаюсь с вами, ибо того хочет вся­кий порядок и разум, а всего более потому, что -думаю - вдали от своей столь любимой и избран­ной подруги Истина чувствовала бы себя плохо.

- А как быть, по-твоему, Мом, - спросила Ди­ана, - с Волопасом, что в звездном уборе правит колесницею?

Мом ответил:

- Так как это и есть тот Аркас - плод без­божного чрева и благородного семени, который и по сейчас свидетельствует об ужасных тайнах ве­ликого нашего Отца, то его нужно удалить отсю­да. Позаботьтесь же устроить это.

Аполлон предложил:

- Как сын Каллисто, пусть следует за матерью. Диана прибавила:

- Как бывший охотник за медведями, пусть следует за матерью, лишь бы не повредил сзади ей шкуры.

Меркурий в свою очередь сказал:

- И потому еще, что он, как вы видите, не зна­ет другой дороги, пусть следует всегда за матерью, которая должна возвратиться в Эримантский лес,

- Так будет лучше, - подтвердил и Юпитер. -А так как бедняжка была изнасилована, то я хочу

78

возместить ей все убытки и, если это будет угодно Юноне, отослать ее туда в ее прежней красоте.

- С моим удовольствием, - сказала Юнона, -при условии, конечно, что вы вернете ей девствен­ность, а значить и благоволение Дианы.

- Не станем больше говорить об этом, - ска­зал Юпитер, - рассмотрим лучше, кого посадить на место Волопаса.

После долгих и долгих споров Юпитер выска­зался так:

- Да будет там Закон, так как необходимо еще и ему быть на небе, ибо, как сей закон есть сын небесной и божественной мудрости, так оный другой закон - сын земной мудрости, чрез кото­рую эта небесная богиня разливает и сообщает блеск своего собственного света, шествуя чрез пу­стынные и уединенные места земли.

- Хорошо удумано, о Юпитер, - сказала Пал-лада, - ибо только тот закон и праведен и хо­рош, у которого мать - София, а отец - разум, да сыну и не пристало удаляться от матери. Пусть все устроится здесь, как угодно Юпитеру, дабы люди смотрели снизу и учились, как должно быть все устроено и у них.

- Затем следует место Северной Короны. Вся из сапфира, пышно украшенная яркими алмаза­ми, со своими 8-ю горящими карбункулами, по четыре в ряд, она представляет великолепнейшее зрелище. Так как она сделана внизу и снизу пе­ренесена сюда, то, по-моему, ее стоит преподнес­ти какому-нибудь героическому князю, который был бы ее достоин. Пусть же решит наш Отец, кто больше заслуживает такого подарка.

- Да пребудет на небе, - изрек Юпитер, - и ждет, пока ею наградят будущую непобедимую

79

десницу того, кто огнем и мечом возвратит столь вожделенный мир несчастной и бедной Европе, низринув вождей этой лютейшей Лернейской Гид­ры - чудовища, что, распространяя роковой яд многообразных ересей, с исполинскою быстротой ползет во все страны Европы по всем ее венам. Мом прибавил: будет с него, если только уничто­жит эту ленивую клику педантов, которые, не творя добрых дел согласно божественному зако­ну, считают себя и хотят считаться людьми ре­лигиозными, угодными богам, и говорят: творить добро - добро, делать зло - зло. Однако, при­ближаются к богу и угождают ему вовсе не тем добром, что делается, или тем злом, что не дела­ется, но надеждой и верой, согласно их катехизи­су. Судите сами, боги, было ли когда более бес­стыдное злодейство: его не видят лишь те, кто ничего не видит.

- Уж подлинно, - сказал Меркурий, - кто не знает никакого заблуждения, тот не знает и этого, от него же родятся все прочие. Если бы Юпитер сам и все мы вместе предложили такой завет людям, то мы стали бы хуже смерти, ибо, нисколько не заботясь о человеческом обществе, действовали б только ради своего тщеславия.

- Всего хуже то, - сказал Мом, -- что они порочат нас, выдавая все это за установления свы­ше, и вместе с тем проклинают наши лло'ютвор-ные дела, называя их недостатками и пороками. И, между тем, как никто не делает для нкх, и сами они, ни для кого ничего не делая (ибо все их дело - злословить дела), несмотря на то живут делами тех, кто работал вовсе не для них, что для других основывал храмы, часовни, гостини­цы, госпитали, коллегии и университеты: значит,

80

открыто действуют, как воры и присвоители чу­жого добра, наследственного добра тех, кто, если и не так совершенны и не так добры, как им дол­жно быть, все же не сделались настолько безнрав­ственными и опасными для мира, как они. Напро­тив - весьма необходимы государству, сведущи в умозрительных науках, строгой нравственности, с неустанным усердием и заботой помогают друг другу и поддерживают общежитие (ради коего ус­тановлены все законы), так как добрым людям обещают награду, а злым - грозят наказанием. А те, заявляя, что всемерно заботятся о вещах невидимых, коих ни сами, ни прочие не в силах постигнуть, говорят, будто все зависит только от предопределенной каждому судьбы, да каких-то внутренних озарений и фантазий, коими якобы всего более услаждаются боги.

- Так что, - сказал Меркурий, - нечего им ни досадовать, ни усердствовать из-за того, что некоторые верят в необходимость дел, ибо судьба тех да и собственная их судьба, верующих совер­шенно по-иному, определена и не изменится, пе­рейдут ли они от веры к неверию, и каково ста­нет их вероисповедание - такое иль иное. И в силу той же причины им нечего ожесточаться против тех, кто им не верит и считает их пре-ступнейшими людьми, ибо судьба не изменится из-за того, что те поверят и станут считать их хорошими людьми. Вдобавок еще, согласно их учению, не в их воле и изменить своей вере. Но те другие, что верят по-иному, по праву и за со­весть, могут не только относиться неприязненно, ко, мало того, считать великою жертвою богам и благодеянием миру - преследовать, убивать и уничтожать их с лица земли за то, что они поху-

81

же гусениц, жадной саранчи и тех гарпий, что, сами не делая ничего хорошего, только пожира­ют, портят и топчут ногами чужое имущество, мешая тем, кто захотел бы им воспользоваться.

- Все те, кто здраво судит, -- сказал Апол­лон, -- считают законы благом, ибо цель их -быт, и сравнительно лучшими Законами счита­ют те из них, что дают большие удобства для луч­шего быта. Ибо одни из законов даны нами, дру­гие выдуманы людьми, главным образом, для удобства человеческой жизни, а так как некото­рым не приходится видеть заслуженных ими пло­дов в этой жизни, то им обещано и предсказано добро и зло, награда и наказание по их делам в иной жизни. Стало быть,-- заключил Апол­лон, - из всех этих разно верующих и разно уча­щих только одни они заслуживают преследова­ний на небе и на земле и должны быть, как чума, искоренены из мира, только они одни, истребле­ние коих дело похвальное и благоугодное, дос­тойны милосердия не больше, чем волки, медве­ди и змеи; и чем несравнимо больше разрушений и заразы от них, тем несравнимо больше заслуга того, кто их изничтожит.

- Так что, -- хорошо рассудил Мом, -- при­личествует всего более Южная Корона тому, кто предназначен судьбою уничтожить это ужасное чудище мира.

- Хорошо, - сказал Юпитер, - вот моя воля и решение. Эту Корону использовать согласно ра­зумному предложению Меркурия, Мома и Апол­лона, одобренному всеми вами. Эта зараза, буду­чи делом насильническим, противоестественным и противозаконным, конечно, недолговечна: для вас ясно, что ее ждет своя судьба или злейший

82

рок, ибо и число таких людей возрастает только для того, чтоб падение было более ужасным.

- Достойная награда Корона, - - сказал Са­турн, - тому, кто прекратит эту язву, но злонаме­ренным слишком мало и несоответственно наказа­ние - только лишение человеческого общества. По-моему, было бы вполне справедливо, чтоб они, оставив свое тело, затем, в продолжение многих пятилетий и столетий, всячески переселяясь из тела в тело, наконец, вошли бы в свиней, самых пога­ных животных мира, или стали бы морскими ежа­ми, которые пригвождены к скалам.

- Совсем другого требует справедливость, -сказал Меркурий. - По-моему, за праздность сле­дует наказать работой. Так что пусть лучше все­лятся в ослов: там они сберегут свое невежество и избавятся от лености, - а за непрерывную ра­боту погонщики будут давать им немного сена и соломы и нещадно бить.

Это мнение единогласно одобрили все боги.

Тогда Юпитгр изрек приговор: «Да принадле­жит Корона вечно тому, кто нанесет им после­дний удар, и да странствуют они 3000 лет, пере­селяясь все время из ослов в ослы.

Кроме того, вместо этой Короны Веществен­ной, да будет Корона Идеальная, передаваемая до бесконечности, так что от нее могло бы воз­никнуть бесконечное множество других, в то вре­мя как сама она ни на йоту не уменьшается и не умаляется в своей славе и действительности. С этою Короною, само собой разумеется, соединя­ется Идеальный Меч, равным образом обладаю­щий более действительным бытием, нежели ка­кой бы то ни было иной меч, существующий в границах пространства. Под этой Короной и Ме-

83

чом Юпитер разумеет Всеобщий Суд, который воз­наградит или накажет всякого в мире по мере его заслуг и преступлений».

Вполне одобрили все боги эту предусмотритель­ность, ибо Закону приличествует восседать ря­дом с Судом, так как суд должен руководиться законом и закону должно осуществляться в суде; суд должен исполнять, а закон - повелевать, за­кон весь - в теории, суд весь - практика.

Когда были закончены долгие беседы и рас­суждения об этом престоле, Мом, указывая Юпи­теру на Геркулеса, спросил:

- Ну, а что же нам сделать с твоим побочным сыном?

- Вы слышали, боги, - возразил Юпитер, -на каких основаниях мой Геркулес должен уйти отсюда со всеми прочими. Но я не хочу, чтобы его уход походил на все прочие, ибо повод, способ и причина его вознесения был далеко не такой, как у них: он один и единственно за свои доблести и героические подвиги заслужил небо и - незакон­ный - показал себя достойным усыновления Юпи­теру. И признайтесь, он лишен неба только за то, что он пришелец со стороны, а не бог по природе. Но это моя, а вовсе не его вина, что я, как уже было сказано, чрез него стал прославлен. И я верю - совесть подскажет вам - если кого и сле­довало бы изъять из общего правила и определе­ния, то, конечно, Геркулеса. Так что, если мы его устраним отсюда и пошлем на землю, то следова­ло б устроить это не с меньшим почетом и уваже­нием, как если бы он остался на небе.

Поднялись многие, скажу, большая часть бо­гов, и сказали:

- С большим, если возможно, с большим!

84

- Значит, постановляю, -- продолжал Юпи­тер, - дать ему по этому случаю, как личности деятельной и сильной, поручение и заботу сде­латься земным богом, которого почитали бы боль­ше, чем подлинного небесного полубога.

Те же самые подтвердили: быть по сему!

А так как нашлись такие, что раньше не вста­ли и теперь ничего не сказали, то Юпитер обра­тился к ним и спросил их, не хотят ли они что объяснить. Тогда одни сказали: «Одобряем»; дру­гие: «Допускаем». Юнона изрекла: «Не препят­ствую».

Затем Юпитер объявил постановление в окон­чательной форме:

- Вследствие того, что в настоящее время кое-где на земле объявились чудовища, если и не та­кие, как были во времена древних возделывате­лей земли, зато, может быть, худшие; я, Юпитер, Отец и Всеобщий Промыслитель, постановляю, дабы Геркулес, мой заместитель и служитель моей могучей десницы, отправился на землю, если и не таким, как прежде, иль не большим велика­ном, зато одаренным большим усердием, ревнос­тью, крепостью ума и деятельностью духа; и по­добно тому как, когда был рожден и воспитан на земле, он показал себя великим, во-первых, тем, что одолел и победил столько чудовищ, и во-вто­рых, тем, что из ада вернулся вновь победителем на землю, из ада, куда он явился нечаемым уте­шителем друзей и неожиданным мстителем над­менных тиранов: так в настоящий миг, да пока­жется своей Матери земле в третий раз он -новый, столь необходимый и вожделенный про-мыслитель; пусть ходит по весям ее и сморит, не опустошает ли города Аркадии какой-нибудь Не-

85

мейский лев; не появился ли снова Клеонский лев в Фессалии; не воскресла ли гидра, эта лернейс-кая чума, и не собрала ли вновь свои отросшие головы; пусть доглядит, не появился ли во Фра­кии Диомед, что кормил коней в Эбро кровью путешественников, и обратит свой взор на Ли­вию, где, может быть, Антей, столько раз воз­рождавшийся духом, возродился, наконец, и те­лом. Удостоверится, нет ли в царстве иберийском какого трехтуловшцного Гериона. Поднимет го­лову и поглядит, не летают ли по воздуху губи­тельные Стимфалийские птицы, говорю о тех Гар­пиях, что иногда затмевали воздух и мешали видеть яркие звезды. Посмотреть, не гуляет ли по Эримантским пустыням какой-нибудь мрач­ный Вепрь. Не наткнется ли на какого-нибудь быка вроде того, что наводил ужас на столькие народы; не пора ли выгнать на свет какого-ни­будь великого Цербера, изрыгающего вместе с лаем смертоносный яд; нет ли у кровавых алта­рей какого-нибудь палача Бузириса; не появился ли в пустынях какой олень с золотыми рогами вроде того, что на бронзовых ногах носился, как ветер; не собрала ли мятежные войска какая-либо новая царица Амазонок; не владычествует ли где какой подозрительный и коварный Ахеллой с не­постоянным многообразным и изменчивым ли­цом; нет ли Геспер ид, где на попечение дракона оставлены золотые яблоки; не появились ли вновь знаменитые и смелые царицы Термодонтского на­рода; не разбойничает ли по Италии какой Лан-чинийский удалец, не тащится ли какой граби­тель Как, что огнем и пламенем защищает свою добычу. Если эти, или подобные, или другие, но­вые неслыханные чудища встретятся ему на пути

86

или нападут на него, в то время как он будет ше­ствовать по огромнейшей спине земли, да изменя­ет, преобразует, изгоняет, преследует, связывает, укрощает, лишает, рассеивает, разрывает, разби­вает, рушит, угнетает, топит, жжет, ломает, уби­вает, искореняет. В ознаменование столь великих подвигов, в награду за славные деяния приказы­ваю в местах будущих героических деяний воз­двигать ему трофеи, статуи, колоссы, даже жерт­венники и храмы, если судьба не против меня.

- По истине, Юпитер, -- сказал Мом, -- те­перь ты мне кажешься совсем-совсем добрым От­цом, ибо вижу - отцовское чувство не помешало тебе воздать по заслугам твоему Алкиду, кото­рый, если и недостоин такого, то, может, заслу­живает большего, даже по мнению Юноны, что - вижу - приветливо принимает мои слова...

- Но вот мой так долгожданный Меркурий, о Саулин, так что придется отложить наш разго­вор до другого раза.

Пожалуйста, отойди от меня и дай нам побесе­довать друг с другом наедине.

Саул. Хорошо! До свидания, до завтра.

Соф. Вот тот, кому я вчера молилась; нако­нец, когда меня стало охватывать отчаяние, явил­ся мне. Вчера мои моления дошли до него, в эту ночь - выслушаны, и сегодня утром исполнены им самим. Если он сейчас же не явился на мой зов, то, должно быть, его задержало что-нибудь важное, ибо думаю - он любит меня не меньше, чем я сама себя. Вот вижу, как он исходит из этого огненного облака, которое гонит южный ветер к центру нашего горизонта и которое, рас­ступаясь перед яркими лучами солнца, распуска­ется веером, как бы венчая мою славную плане-

87

ту. О, святой отче, высокое величие, благодарю тебя, ибо вижу, как мое крылатое божество ле­тит из самой средины облака, ударяя по воздуху распростертыми крыльями, радостно, с кадуцеем в руке, рассекает небо на моих глазах, быстрее Юпитеревой птицы, сладостнее дыхания Юноны, диковиннее Аравийского Феникса: вот прилетел ко мне, любезно предстал предо мною, с особен­ною ласковостью обращается ко мне.

Мерк. Вот и я с тобою, благосклонный и по­слушный твоим мольбам, моя София, ибо ты выз­вала меня, и твои мольбы достигли меня не как обычно, благовонным курением, но пронзающей и быстролетной стрелой яркого луча.

Соф. Но что это значит, мое божество, ты тоже против обычая не сразу явился ко мне?

Мерк. Скажу тебе правду, София. Твоя молит­ва застала меня в то время, как я вернулся из ада, передав в руки Миноса, Эака, Радаманта 246752 души, которые после всяческих мучений, борьбы и нужды окончили путь одушевления тел. Там была со мною небесная София, в просторечье име­нуемая Минервой и Палладой, и она тотчас по платью и походке признала твое посольство.

Соф. Она легко могла признать, ибо, как и с тобой, я частенько беседовала с нею.

Мерк. И молвила мне: не к тебе ли это посоль­ство, посмотри, Меркурий, от нашей родной и зем­ной дочери. Я желаю представить тебе ту, что живет моим духом и искони, будучи рядом с тьмою, исходит от света моего отца. «Дело лиш­нее, о рожденная из головы Юпитера, - ответил я ей, -- представлять мне столь любимую нашу общую сестру и дочь». Тут я подошел к твоей вестнице: обнимаю ее, целую, кладу послание в

88

бумажник, расстегиваю пуговицы у жилета и за­совываю его под сорочку к самому сердцу. Юпи­тер (бывший тут невдалеке и занятый тайною бе­седой с Эолом и Океаном - наказывал им тотчас же вернуться сюда вниз), увидев, что я сделал, прервал разговор, быстро и с любопытством спро­сил меня, что за памятку положил я себе на грудь. Когда же я ему ответил, что это - твое дело, он сказал: «Ох, моя бедная София, каково-то ей там, что она делает. Ах, бедняжечка, уже по этому не­счастному клочочку бумаги мне ясно, что ее дела неважны. Давненько у нас не было вестей от нее. Ну что ж она просит? Чего ей недостает? Что тебе предлагает?» «Одного только, - отвечаю, - явить­ся к ней на часок». «Хорошо, - сказал Юпитер и стал доканчивать разговор с двумя богами, а затем поспешно подозвал меня к себе и сказал. - Ну, ну, скорей, управимся с делами, и, ты пойдешь, узна­ешь, чего хочет эта бедняжка, а я - к своей надо­едливой жене, которая, по правде, тяготит меня больше, чем вся вселенская тяга».

Тотчас же стал приказывать (таков у нас на небе новый порядок), чтобы я собственной своей рукой записал все, о чем надлежит промыслить сегодня в мире.

Соф. Расскажи мне, пожалуйста, кое-что об этих делах, ибо ты возбудил в моей груди интерес.

Мерк. Изволь. Юпитер распорядился, чтобы сегодня в полдень в саду Францина две дыни из всех прочих совсем созрели, но чтоб их сорвали не раньше, как через три дня, когда, по общему убеждению, их можно станет есть. Воля Юпите­ра, чтоб в то же самое время из сада у подножия горы Чикала, в доме Ивана Бруно 30 ивиум были вовремя собраны, 17 попадали от ветра на зем-

89

лю,15 - съедены червями. Чтоб Васта, супруга Альбанцио, подвивая себе волосы на висках и перегрев щипцы, спалила бы 57 волосинок, но головы не обожгла и, на этот раз почуяв гарь, терпеливо перенесла ее, не злословя меня, Юпи­тера. Чтоб у нее от бычачьего помета родилось 252 улитки, из коих 14 потоптал и раздавил на­смерть Альбанцио, 26 умерли, опрокинувшись, 22 поселились в хлеву, 80 отправились в путеше­ствие по двору, 42 удалились на жительство в соседний с воротами виноградник, 16 пошли, вла­ча свой домик туда, где им удобнее, остальные -на счастье. Чтоб у Лауренцы, когда она станет чесаться, выпало 17 волос, 13 порвались и из них за три дня 10 вновь отросли, а семь - никогда более. Собаке Антония Саволина - принести пя­терых щенят, троим из них дожить до своего вре­мени, двум - быть выброшенными, а из первых трех - одному быть в мать, другому разниться от матери, третьему частью в мать, частью в отца. Как раз в это самое время закуковать кукушке и так, чтоб ее слышно было в доме, и прокуковать ей ровно 12 раз, а затем вспорхнуть и полететь на развалины замка Чикалы на 11 минут, а от­туда на Скарванту, а что дальше, о том позабо­тимся после. Юбке, которую мастер Данезе ста­нет кроить на скамье, быть испорченной. Из досок кровати Константина вылезть и поползти на по­душку 17 клопам - семи большущим, четырем -малюсеньким и одному - так себе; а что с ними будет сегодня вечером при свете свечи - о том позаботимся после. Чтоб на 15-ой минуте того же самого часа у старушки Фиурулы из-за дви­жения языка, который повернется в четвертый раз через небо, выпал третий коренной зуб из пра-

90

вой нижней челюсти и чтоб выпал без крови и без боли, ибо этот зуб, наконец, достиг до преде­ла своего шатания, длившегося ровно 17 лунных месяцев. У сына Мартинелло пусть начнут про­биваться волоски мужества на подбородке и ло­маться голос. Чтоб у Паулина, когда он захочет поднять с земли сломавшуюся иглу, лопнул от напряжения красный шнурок на шароварах, а если выругается из-за этого, - наказать его се­годня же вечером: пусть макароны у него будут пересолены и подгорят, разобьется полная фляж­ка вина, а если выругается и по этой причине, то промыслим о сем после. Кротам, кои за эти че­тыре дня отправятся из недр земли на воздух -прийти двум на поверхность земли одновремен­но, одному-- ровно в полдень, другому на 15 минут и 19 секунд позднее и в расстоянии один от другого на три шага, одну ступню и полпаль­ца, в саду Антона Фальвано; о времени и месте прочих позаботимся после.

Соф. Тебе было бы много дела, о Меркурий, если б ты захотел рассказать о всех делах Юпи-терова провидения, а пересказать каждое прика­зание отдельно одно за другим, по-моему, все рав­но, что пересчитать все песчинки земли. Столько времени понадобилось тебе пересказать четыре пустяковины из бесконечного множества в одно и то же время совершающихся в маленьком мес­течке, где 4 или 5 домиков, не очень великолеп­ных, а что было бы, если б ты должен был от­дать отчет о событиях, которые случились за этот час в том городке, что стоит у подножия горы Чикала. Наверное, тебе не хватило бы года пере­сказать все по отдельности, как ты начал было делать. А как думаешь, если б сверх того захотел

91

ты пересказать все, что случилось но городку Поле, по Неаполитанскому королевству; по Италии, по Европе, на всем земном шаре, и на каждом дру­гом шаре в бесконечном пространстве, так как чис­ло миров, подчиненных провидению Юпитера -бесконечно. Поистине, на один пересказ всего того, что случилось и призвано к бытию в одно мгнове­нье в объеме одного только, из этих шаров или миров, тебе придется попросить не 100 языков и железный глоток, как делают поэты, но тысячу тысяч миллионов в пределах одного года, да и тог­да не выполнить одной тысячной части.

И, говоря по правде, Меркурий, не знаю, что значат эти твои доклады: ведь из-за них многие мои почитатели, называемые философами, счи­тают, что у бедного Великого Отца слишком мно­го хлопот, беспокойства и затруднений, так что уверены, будто счастью Юпитера нечего завидо­вать ни одному смертному, как бы ни было жалко его положение. Тем более, что в то самое время, какое он тратит на предположения и предопреде­ления всех этих событий, необходимо возникает бесконечное множество бесконечных случаев для новых определений, да и ты, пока рассказыва­ешь мне о них, в то же время должен, если хо­чешь править свою должность, устраивать беско­нечное количество новых бесконечных событий.

Мерк. Ты знаешь, София, если ты - София, что Юпитер все делает без хлопот, замешатель­ства и затруднений, ибо о бесчисленных родах и бесконечном множестве особей промышляет, ука­зывая порядок, и указывая порядок не в какой-ни