Часть 5.

лительными, что мы не смогли бы сегодня разре­шить все, что нужно.

И вот начал говорить Досуг таким образом:

__Да, боги, иной раз бывает во зло Праздность,

как еще чаще бывают во зло Рвение и Труд. Зато Праздность чаще бывает и лучше, и уместней, чем в свою очередь Труд. И я не верю, если только справедливость у вас, будто вы хотите отказать мне в равной почести, разве что узаконено у вас считать меня менее достойным. Наоборот, я верю, что сумею вас убедить (исходя из тех речей, какие раздавались здесь в честь и похвалу Рвению и Тру­ду), я верю, когда нас поставят на весы разумного сравнения, то, если и не найдут, что Праздность одинаково хороша, во всяком случае убедятся, что я значительно его лучше, так что не только рядом со мною признаете Рвение добродетелью, но ско­рее, совсем обратно - пороком. Кто это, боги, ох­ранял достохвальный золотой век? Кто его уста­новил, кто поддерживал, как не закон Досуга, закон природы? Кто уничтожил? Кто изгнал его почти безвозвратно из мира, кто, как не честолюбивое Рвение, как не хлопотливый Труд? Не он ли заму­тил века, расколол мир и привел к веку железно­му и грязному, и глиняному, поставив народы на колесницу и на некую вершину и обрыв, возбудив в них гордость, любовь к новшествам, страсть к почету и личной славе?

Тот, кто по существу был таким же, как и все, а иногда по своим достоинствам и заслугам ниже Других, стал благодаря лукавству, злобе, злонра­вию, возвышаться над толпою, и поэтому полу­чил возможность изменять естественные законы, Делая свою страсть законом, коей служат тысяча Жалоб, тысяча самолюбий, тысяча изобретений,

170

тысяча рвений, тысячи других товарищей, впере­ди которых выступает столь ревностный Труд; не говоря о других, что скрываются в одежде этих самых, не показываясь открыто, как Коварство, Тщеславие, Презрение к другим, Насилие, Злоба, Притворство и не явившиеся к вам их приспешни­ки, т. е. Притеснение, Захват, Скорбь, Мучение, Страх и Смерть, кои все суть исполнители и мсти­тели спокойной Праздности, но всегда усердного и любопытного Дела, Работы, Старания, Труда и тому подобных других имен, коими именуются, чтобы быть менее известными, и под которыми скорее скрывают, чем открывают себя.

Все восхваляют прекрасный Золотый Век, ког­да я, Досуг, давал душам покой, мир и свободу от этой вашей добродетельной богини Работы: при­права голода одна могла делать сладкой и прият­ной для тела пищу из желудей, яблок, каштанов, персиков и кореньев, что доставляла благожела­тельная природа. И такая пища питала лучше, больше нравилась, дольше поддерживала жизнь, чем все прочие когда-либо изобретенные искусст­венные кушания - плод деятельности и занятия, чьи служители обманывают и усыпляют вкус: при­готовляя яд, как сладость, производя то, что бо­лее нравится вкусу, чем потребно желудку, и тем самым, в угоду прожорливости, вредя здоровью и жизни. Все превозносят Золотой Век, а затем ува­жают и чтят, как добродетель, того самого пала­ча, который задушил его, кто изобрел твое и мое; кто разделил и сделал собственностью одного иль другого не только землю (данную всем живущим на ней), но даже и море, того гляди, и воздух. Не он ли положил предел чужой радости и сделал так, что то, чего было вдоволь для всех, стало в

171

избытке у одних и в нехватке у других: отчего одни против своей воли стали жиреть, а другие -умирать с голоду. Он переплыл моря и, нарушив законы природы, смешал народы, которые разде­ляла благосклонная мать-природа, и разнес поро­ки одного народа прочим. Ибо не так заразитель­ны добродетели - конечно, если мы не станем величать добродетелями и благом тех, что из-за каких-то заблуждений и привычек называются и чтятся нами, как таковые, хотя всякий осуждает следствия и плоды их своим природным чутьем и разумом. Таковы суть открытый разбой и глу­пость, и злодеяния захватных и собственнических законов моего и твоего, по которым тот справед­ливее, кто более сильный собственник; тот дос­тойнее, кто ревностнее и предприимчивее, кто был первым захватчиком тех даров и участков земли, какими природа и, следовательно, божество без­раздельно одарили всех.

Неужели я, Досуг, буду в меньшем почете, не­жели он, Недосуг, я, что своим кротким, исходя­щим из уст природы голосом, наставлял жить тихо, спокойно и, довольствуясь настоящею и ясною жизнью, брать благодарным чувством и руками то сладостное, что дает нам природа, а не, как неблагодарные и непризнательные, отка­зываться от того, что она нам подает и на что нам указывает, ибо то же самое нам подает пове­левает Бог, творец природы, кому мы также ста­новимся неблагодарными. Неужели, повторяю, в большем почете будет тот, что столь мятежный и глухой к советам, придирчивый и презритель­ный к дарам природы, отдает свои мысли и руки ккусственным делам и махинациям, из-за коих мир подвергся порче и извратились законы на-

172

шей матери. Разве вы не слышите, как теперь мир, поздно заметив свои злосчастия, оплакива­ет тот век, когда я своим господством поддержи­вал веселье и довольство в человеческом роде, и как громко жалуясь проклинает настоящий век, в котором Рвение и предприимчивый Труд, при­водя все в замешательство, хвалятся, что уладят все шпорами тщеславной почести?

О, век златой прекрасный,

Не потому, что млеко

Текло в реках, и лес сочился медом;

Не потому, что жатву

Сохой нетронута земля сама давала,

А змеи были кротки и без яду;

Не потому, что облак хмурый

Не развернул еще тогда покров свой, -

И вечною весною,

Что ныне спустится и быстро улетает,

Смеялось небо светом и лазурью;

Что корабли на берега чужие ни торговца,

Ни странника, ни воина с собой не привозили:

Но только потому, что это

Пустое и бессмысленное имя,

Что этот идол заблужденья и ошибок,

Тот, кто толпой безумной

Впоследствии почетом назван был

И кто природы нашей сделался тираном, -

Не примешал еще тогда своей печали

К веселым наслаждениям

Любовью щедрого людского стада;

И не были его жестокие законы

Известны душам, выросшим в свободе,

Но лишь один закон златой блаженства,

Начертанный природой: «Что любо, то и делай».

173

Это он, завидуя покою и блаженству или даже теня наслаждения, которые мы можем получить в этом нашем бытии, наложил законы на соитие, на еду, на спанье. Вследствие этого мы не только не можем наслаждаться, но чаще подвергаемся скорби и мучениям. Он устроил так, что стало считаться воровством брать то, что есть дар при­роды. Он хочет, чтобы мы презирали красивое, приятное, доброе и относились с почтением к горькому и беззаконному злу. Соблазняет мир кинуть известное и настоящее благо, какое есть у него, и стремиться, подвергаясь всевозможным мучениям, к тени будущей славы. Я же стрем­люсь убедить мир в том, что показывает истина таким множеством зеркал, сколько есть звезд на небе, и что нашептывает нам со стороны природа столькими голосами и языками, сколько есть прекрасных предметов:

Прочь, тени ложные! Любите правды свет.

Менять, что есть, на то, что будет - смыслу нет.

Так в реку скачут гончие одни без замедления,

Добычу верную в зубах меняя на пустое отраженье.

Ни ловким, ни с умом нельзя признать такого,

Теряет кто одно добро на розыски другого.

К чему искать вдали блаженный край,

Коль вы в себе самих найдете рай?

И пусть не думают, что ждет награда

В мирах иных - кто здесь блаженства не ценил:

Не осенит небес святых отрада

Того, кто жизнь земную не любил.

Так, возносясь в мечтах, готовите себя для ада:

От радостей спеша в объятья темных сил,

Себе самим творите суд; и в заблужденьи вечном

Стремившись в рай, в аду находитесь, конечно.

174

Тут Мом заявил в ответ, что Совету недосуг от­вечать в отдельности на каждое из заявлений До­суга, какие он смог соткать и высказать, не нуж­даясь в досуге, ибо у него всегда досуга вдоволь. Ну, вот и пусть теперь воспользуется сам собой - пойдет и подождет денька четыре или пять, ибо может статься, боги на досуге сумеют вырешить что-нибудь в его пользу, а сейчас это невозможно.

Досуг прибавил:

- Дозволь мне, Мом, представить еще пару до­казательств, которые скорее по терминам, чем по форме, будут состоять из пары силлогизмов и бу­дут убедительны скорее по содержанию, нежели по форме. Из них первый вот: Прародителю лю­дей, когда еще он был хорошим человеком, и пра­родительнице женщин, когда она тоже была хо­рошей женщиной, Юпитер дал меня в товарищи; но когда и тот, и другая осрамились, Юпитер при­ставил им в товарищи Труд для того, чтобы он заставил потеть живот у нее и болеть голову у него.

Саул. Должен был сказать: у него потеть лицо, а у той болеть живот.

Соф. Итак, боги, рассмотрите заключение, вы­текающее из того, что я был признан товарищем Невинности, а Труд - Греха. Исходя из того, что схожее сопровождается схожим, достойное - до­стойным, выходит, что я - добродетель, а он -порок, и постольку я - достоин, а он - недосто­ин этого трона. Второй силлогизм таков: Боги суть боги, ибо они счастливейшие; счастливые сча­стливы потому, что они не знают нк заботы, ни труда: труда и заботы нет у тех, кто не движется и не изменяется; но последние главным образом являются таковыми потому, что с ними Досуг, следовательно, боги суть боги, ибо с ними Досуг.

175

Саул. Что сказал на это Мом?

Соф. Сказал, что, изучив логику по Аристоте­лю, Досуг не научился отвечать на аргументы чет­вертой фигуры.

Саул. А что сказал Юпитер?

Соф. Из всего сказанного ему и выслушанного им он запомнил только последнее рассуждение о том, что Досуг был товарищем хорошего челове­ка и женщины. Этому противоречит, что лошади не становятся ослами потому только, что они на­ходятся вместе с ослами, и никогда овцы не ста­новятся козами между коз. Прибавил еще, что боги одарили человека умом и руками, сотворив его по своему подобию и одарив способностями свыше всех животных; способности эти состоят не толь­ко в том, чтобы действовать сообразно природе и ее порядкам, но кроме того, вне законов природы; то есть образовывать или быть в состоянии обра­зовывать иную природу, иное направление, иные порядки своим умом, той самой свободой, без ко­торой нечего было бы и говорить о подобии, и тем самым сохранять себя земным богом. Но, конеч­но, эта свобода, если будет расходоваться празд­но, будет бесплодной и тщетной, как бесполезен глаз, который не видит, и рука, которая не схва­тывает. Поэтому-то Провидение и определило че­ловеку действовать руками, а созерцать умом, так чтобы он не созерцал без действия и не действовал без размышления. В золотой же век люди, благо­даря праздности, были не доблестней зверей наше­го времени, а может даже глупее многих зверей. Итак, когда между людьми, вследствие соревнова­ния к божественным делам и увлечения духовны­ми чувствами, родились трудности, возникла нуж­да: тогда обострились умы, были открыты ремесла,

176

изобретены искусства; и все время изо дня в день вследствие нужды из глубины человеческого ума исходили новые и чудесные открытия. Вследствие этого люди все более и более удалялись от звери­ного естества и благодаря усердному к настойчи­вому занятию все выше приближались к боже­ственному естеству. Нечего удивляться той неправде и злобе, которая растет вместе с деятель­ностью, ибо если б и быки, и обезьяны имели столько ума и добродетели, сколько люди, то и у них были бы те же самые повадки, те же чувства, те же пороки. Поэтому среди людей те, у кого есть что-то свинское, ослиное и бычачье, конечно, не так плохи и не заражены множеством пороков; но в силу этого они вовсе не делаются добродетель­нее, все равно как и звери, не разделяя вместе с людьми многих людских пороков, не делаются от того добродетельнее людей. Ведь мы не хвалим добродетель воздержания в свинье, которая отда­ется одной только свинье однажды в год, но в жен­щине, которую возбуждают не только природа один раз в год для потребностей рода, но еще и соб­ственный рассудок неоднократно, чтоб испытать наслаждение, и потому еще, что наслаждение ста­ло целью ее поступков.

Далее, не слишком, но очень мало хвалим мы воздержание самца или самки свиньи, которые по тупости и грубости своего телосложения очень редко и малочувствительно возбуждаются вож­делением, все равно как холодный и уродливый человек или же состарившийся. Но совсем иначе надо смотреть на воздержание, когда оно являет­ся поистине воздержанием и поистине добродете­лью при телосложении более красивом, лучше упитанном, более одаренном, чувствительном и в

177

высшей степени увлекающемся. Поэтому-то - в отношении стран - то, что едва-едва добродетель в Германии, во Франции уже больше, еще боль­ше в Италии и больше всего в Ливии.

Отсюда, если поглубже вдумаешься, то пой­мешь, сколь далек был Сократ от того, чтоб об­наружить свои недостатки, Сократ, который тем самым одобрил свое громадное самообладание, подтвердив суждение физиономиста о своей при­родной склонности к грязной любви к мальчи­кам. Если, значит, ты, Досуг, рассудишь все, что надо, ты поймешь, что люди во время твоего зо­лотого века вовсе не потому были так доброде­тельны, что не были так порочны, как теперь. Между «быть добродетельным» и «не быть по­рочным» большая разница, и не так-то легко одно выводится из другого: нет одних и тех же добро­детелей там, где нет одних и тех же занятий, оди­наковых умов, склонностей и темпераментов. Иначе, рядом с глупыми и лошадиными умами варвары и лесные люди лучше нас, богов, так как они не обесславились теми же, что у нас, по­роками; в свою очередь звери, еще менее задетые этими пороками, будут вследствие того значитель­но лучше их. Стало быть, Досуг и Сон, может случиться, что вы с вашим Золотым Веком ког­да-нибудь не будете пороками, но никогда и ни­коим образом не станете добродетелями. Когда же ты, Сон, перестанешь быть Сном, а ты, Досуг, перестанешь быть Досугом, тогда вы будете при­числены к добродетелям и вознесены.

Тут Сон шагнул немножечко вперед и кое-как протер себе глаза, чтобы сказать что-нибудь и внести кое-какое предложение - пусть не поду­мают, что приходил попусту. Мом, увидя, что Сон 178

так сладко и тихо-тихо подходит, восхитившись грацией и изяществом богини Зевоты, которая подобно заре перед солнцем, шла впереди Сна, точно предваряя его; и не смея открыть своей любви в присутствии богов, ибо непозволительно ласкать слугу, обратился к господину с такой лас­ковой речью (испустив предварительно горячий вздох) и заговорил книжно, чтобы засвидетель­ствовать более уважения и почета:

Сон - отдых для всех, из богов всех кратчайший, Мир ты души, ты, чуждый забот, телам ослабевшим От трудов ты покой подаешь, возрождая к работам.

Но не успел начать эту кантилену бог упреков (который забыл свое дело, вследствие уже ска­занной причины), как Сон, очарованный хвалеб­ною речью и растаяв от звуков самого голоса, пригласил к слушанию Дремоту, возлежавшую у него на сердце. Та сделала знак парам, обитаю­щим в животе: они все вместе поднялись Сну в мозг, отяжелили ему голову и разрешили чув­ства. И вот, в то время, как Храп играл перед ним в дудки и трубы, Сон начал, пошатываясь, склоняться и положил голову на грудь мадонны Юноны, и вследствие этого кивка вышло (этот бог ходит всегда в рубашке и без штанов), что из под своей короткой рубашонки он показал ягоди­цы Мому и всем богам, что сидели с той стороны. При такой оказии на сцену явился Смех, выста­вив на показ сенату целую перспективу блестя­щих косточек - зубов и, заставив выслушать себя в несогласной музыке хохота, прервал у Мома нить его речи. Последний, не имея возможности обрушиться на Смех, все свое негодование обра-

179

тил против Сна, который, вызвав его, не только не поблагодарил по крайней мере своим внима-нием, но больше того, предложил так торжествен­но свое чистилище вместе с грушею и палицею Иакова, как бы для пущего презрения к его льсти­вому и любовному dicendi genus, способу речи. Но как только Мом заметил, что боги не столько смеются над положением Сна, сколько над чуд­ным случаем, приключившимся с ним, и что, ста­ло быть, Сон - шутник, а он - предмет этой ко­медии, Стыд покрыл лицо Мома красным покрывалом, и Мом сказал:

- За кем дело - убрать прочь от нас этого соню? Кому надо так долго глядеться в это смеш­ное зеркало?

Тогда богиня Лень, тронувшись сердитыми вы­криками Мома (бога не из простых, что есть на небе), взяла своего мужа под руку и, быстро уст­ранив, повела к пещере горы, соседней с кимме­рийцами. С ними отправились трое их сыновей: Морфей, Ицилон и Фантаз. Тотчас же все они очу­тились там, где из земли выделяются постоянные облака, причиняя вечные сумерки в воздухе, где ветер не дует и немой Покой обитает в своем двор­це тоже по соседству с царством Сна. Перед атриу­мом дворца - сад из тиссов, буков, кипарисов, бук сов и лавров, а в середине фонтан из малого ручейка, что, отклоняясь к поверхности земли от быстрого течения реки Леты, выходит здесь из мрачного ада под открытое небо. Там сонливые боги легли на свое ложе из досок черного дерева, с пуховой периной и шелковым одеялом.

Тем временем Смех простился и вышел из кон­клава. Вернулись на старое место рты и челюсти богов, чуть было не свернувшиеся у некоторых в

180

сторону. Досуг, оставшись один-одинешенек и видя, что суждение богов не особенно в его пользу, отчаиваясь уже в каком-либо успехе, ибо даже глав­нейшие его доводы не только не были приняты, но все, сколько их ни было, сброшены наземь, где от удара одни были едва живы, другие лопнули, третьи разбили себе шею, четвертые разлетелись вдребезги: считал каждый миг за год и выбирал случай удрать подобру по здорову раньше, чем с ним произойдет какая-нибудь позорная неприят­ность, вроде как с приятелем, ибо не сомневался, что Мом выместит на нем свою досаду.

Однако, Мом, заметив, что Досуг боится, как бы не поплатиться за чужие поступки, сказал ему:

- Не сомневайся, бедняжечка, ибо я, назна­ченный судьбою в адвокаты бедняков, не преми­ну заступиться за тебя.

И тотчас обратился к Юпитеру с такими сло­вами:

- По твоей речи, Отче, о деле Досуга, я понял, что ты совершенно не осведомлен ни о том, что он такое, ни где он живет, ни кто ему служит. Конеч­но, если бы ты соблаговолил выслушать меня, мне легко было бы убедить, что, если ты его и не захо­чешь в качестве Досуга посадить на звездный трон, то, по крайней мере, дашь ему совместное обита­лище с Недосугом, который слывет и называется его недругом, а они уж, не причиняя зла друг дру­гу, сумеют навсегда устроиться вместе.

Юпитер ответил, что он обрадовался бы слу­чаю удовлетворить по справедливости Досуг, ибо нет ни смертного, ни бога, который бы не на­слаждался его ласками, что он охотно выслуша­ет Мома, если тот приведет какой-нибудь серьез­ный довод, в пользу Досуга.

181

__ Неужели, по-твоему, Юпитер, - - начал

Мом, - в доме Досуга есть Досуг; какой же тебе еще деятельной жизни надо там, где такое множе­ство дворян и их слуг, которые встают утром раным-рано, чтобы успеть умыть себе лицо и руки, три или четыре раза, в пяти или семи водах, кото­рые тратят затем целых два часа, чтобы накален­ными щипцами и смолами завить и раскудрявить свои волосы, подражая великому и высокому про­видению, не забывающему ни единый волос на го­лове без того, чтобы определить ему свое место? Где затем так тщательно надевается камзол, так предусмотрительно разглаживаются складки во­ротника, так изящно пригоняются запястья, так деликатно чистят и прыскают духами ногти, так точно, просто и ровно подгоняется камзол к шаро­варам, с такой предусмотрительностью располага­ют узлы шнурков; с таким прилежанием гладят и разглаживают ладонями чулки, чтоб привести их в порядок; так симметрично пригоняют концы с концами там, где отверстие штанин соединяется с чулком на коленном сгибе; так терпеливо приспо­собляют самые узкие связки или подвязки, чтобы чулки не скользили и не образовывали складок? Где напряженно спорят и высказывают суждение, что так как трудно и неудобно приспосабливать башмак к ноге, то пусть лучше нога широкая, не­правильная, жилистая и грубая на свое горе при­спосабливается к узкой, прямой, чистой и изящ­ной обуви? Где, с таким изяществом делая каждый шаг, бегают по городу, чтоб показать себя, где дамы обмениваются визитами и беседуют меж собой, танцуют, устраивают прыганья, беганье, хорово-Ды, пляски; и когда уже больше нечего делать, то, Устав от всех этих занятий и во избежание греха,

184

Там и метафизики ломают себе голову над во­просом principle individuationis; о вещи существу­ющей, поскольку она существует; над доказатель­ством того, суть ли арифметические числа и геометрические величины субстанция вещей; и об идеях - верно ли, что они сами по себе имеют субстанциональное бытие; о бытии тождествен­ном себе или различном в субъекте и объекте; о сущности и явлении; об одних и тех же числен­ных свойствах в одном и во многих предметах; о равномерности, одноименности и аналогии суще­ствующего; о связи между духовными существа­ми и небесными кругами - - зависит ли она от души или же от движения; может ли быть беско­нечная добродетель в конечной величине; о еди­ничности или множественности первых двигате­лей; о лестнице конечного или бесконечного прогресса в соподчиненных причинах; и о мно­гих тому подобных вопросах, которые посводили с ума стольких кукушек и высушили затылоч­ный сок у стольких протософов.

Тут Юпитер не вытерпел:

- Мне кажется, Мом, тебя подкупил Досуг; ты так досужливо расходуешь и время, и красно­речие. Сделай свое заключение, ибо нам ясно, что сделать с Досугом.

- Не стану, значит, -- сказал Мом, -- пере­числять прочих недосужливых, которые заняты в доме этого бога, как-то множества пустых сти­хотворцев, кои, несмотря на общее презрение, хотят сойти за поэтов, множества баснописцев, множества новых рассказчиков старых историй, каковые уже были рассказаны 1000 раз, 1000 других и в 1000 раз лучше. Не скажу уже об ал­гебраистах, искателях квадратуры круга и фигу-

185

ристах - - систематиках, реформаторах диалек­тики, обновителях правописания, мыслителях о ясизни и смерти, истых почтальонах рая, новых кондотьерах вечной жизни, вновь исправленной и выпущенной в свет со многими полезнейшими прибавлениями, добрых нунциях лучшего мяса и лучшего вина, которое не может быть ни гре­ческим вином Сомма, ни мальвазией Кандии, ни аспринией Нолы. Пройду мимо прекрасных умоз­рений о необходимости и свободе, о вездесущии какого угодно тела, о самой высшей справедли­вости, какая находится у пиявок. Тут вмешалась Минерва:

- Если ты, отче, не заткнешь рот этому шуту, мы потратим время в напрасных разговорах и за сегодня не сумеем выполнить главного своего дела.

Тогда отец Юпитер сказал Мому:

- Мне некогда и не до твоей иронии, а что касается твоей заботы о Досуге, скажу тебе - Досуг похвальный и работящий должен воссесть и воссядет на том же самом месте, что и Работа, ибо Труд должен управляться Досугом, а Досуг умеряться Трудом. Благодаря Досугу, Труд ста­новится разумнее, скорее и производительнее, ибо от труда очень тяжело переходить снова к труду.

1 все равно, как без предварительного обдумы­вания и размышления не хорошо браться за дело, с точно не годится -и без предварительного досуга. Равным образом, не может доставить при­нести и удовольствия переход от досуга к досу-*бо переход этот приятен лишь тогда, когда -ходит из лона усталости. Пусть же не всегда blj Досуг, будешь приятен, а только после дос->иных занятий! Пусть для доблестной души по-

186

шлый и бездейственный Досуг, когда он не явит­ся после похвальных упражнений и труда, будет самою тяжкой работой! Зато приходи властели­ном к Старости и заставляй ее чаще оглядывать­ся назад: и если она не оставила после себя дос­тойных следов, сделай ее тяжелой, печальной, трепещущей перед близкой развязкой, которая приведет ее к неумолимому трибуналу Радаман-та - пусть таким образом старость восчувствует ужасы смерти прежде, чем та придет!

Саул. Вот, кстати, хорошие слова Тансилла:

Тому поверьте, клятву кто дает для вас в

поруки -

Нет царства страшного на свете, что создать Могло б раскаянье сильнее муки; Затем что прошлое не возвращается опять. И каждое хотя раскаянье несет с собой докуку, Но в чувстве этом есть одно, что будет угнетать И язвы в сердце загвоздит навек неизлечимо - Как много было можно сделать, но без следа

прошло все мимо.

Соф. «И подавно хочу я, - сказал Юпитер, -дабы кончились плохо все бесполезные дела, что находятся в доме Досуга, из коих кое-какие пере­числил Мом. Хочу, чтобы гнев богов пролился свинцом на этих деловых бездельников, которые привели мир в большее замешательство и беспо­койство, чем то могло сделать когда-либо любое дело. На тех, повторяю, что желают обратить все совершенство и благородство человеческой жиз­ни в одни только досужливые верования и фан­тазии, так как, по их мнению, дела усердия и подвиги справедливости не делают человека (хотя

187

это очевидно) лучше; наоборот, пороки и празд­ность не делают людей неугодными богам, коим были раньше угодны, так как все то, что есть, и даже самое худое, должно было быть.

Ты же, Досуг, неподвижный, бесполезный и вредный, не дожидайся себе палат, уготованных на небе и для небесных богов, но в аду, для слуг строгого и непреклонного Плутона».

Не стану пересказывать, как досужливо вел себя Досуг, убираясь прочь, как, несмотря на тол­чки, едва двигался, и только по принуждению богини Необходимости, которая пришпорила его, ушел, жалуясь на Совет, не захотевший дать ему несколько дней сроку, чтобы уйти с заседания.

Часть II

Тогда Сатурн настойчиво попросил Юпитера по­торопиться с распределением прочих мест и в виду наступающего вечера ограничиваться главным: смещать и назначать, а что касается порядка, с каким божеские и прочие добродетели должны уп­равляться меж собой, то все это решить в самый ближайший большой праздник, когда соберутся боги вновь вместе - накануне праздника Пантео на. Предложение это кивком головы одобрили все йоги, исключая Безотлагательность, Спешку, Вражду, Неуместность и других.

- И по-моему так! - сказал Громовержец.

Ну, так скорее, - - прибавила Церера, -куда ж направить моего Триптолема - возниче-ъ, которого вы видите там, того самого, череа кого я дала пшеничный хлеб людям. Хотите, я пошлю его в какое-нибудь местечко той или дру-

188

гой Сицилии. Пусть утвердит там свою резиден­цию: у меня там три храма, посвященные мне за его же старания и дела - один в Апулии, дру­гой - в Калабрии, третий - в самой Тринакрии.

- Делайте, что вам угодно, с вашим почитате­лем и слугою, дочь моя, - сказал Юпитер - а на его место пусть воссядет, если это и ваше мнение, боги, Человеколюбие, на нашем наречии Филант­ропия, самым совершенным образом которой, как кажется, сделался этот возничий. Не Человеко­любие ли заставило тебя, Церера, послать Трип-толема и не оно ли руководило им, когда он ока­зывал твои благодеяния человеческому роду?

- Все это так, - сказал Мом, - ибо благода­ря Человеколюбию Вакх сделал людям такою пре­красною кровь, а Церера - таким хорошим мясо, какими они, конечно, не могли быть во времена каштанов, бобов и желудей. Пусть же бежит от нее Мизантропия и Недостаток; и было бы со­гласно с обычаем и разумом, дабы около двух колес ее колесницы слева стоял Совет, справа -Помощь, а по сторонам двух легчайших оглоб­лей, влекущих повозку, слева находилась Снис­ходительность, справа - Благосклонность.

Затем Мом спросил Меркурия, что он хотел бы сделать с Змеебыком, ибо всего лучше и удоб­нее было бы послать его в качестве Марсова шар­латана, имея в виду его талант без страха и опас­ности укрощать такого громадного змея. Можно предложить также змея лучезарному Аполлону, если тому заблагорассудится снабдить игл своих магов и колдунов или, как говорится, своих Цир­цей и Медей - для отравлений. Или же уступить своим медикам, как говорится, Эскулапу на ле­карства. Можно еще предложить его Минерве,

189

не пригодится ли ей он один, чтобы расправить­ся с каким-нибудь восставшим на нее Лаокооном.

- Берите, кто хочет, - сказал Великий Пат­риарх, -- и делайте, что угодно, как со змеем, так и со змееносцем, лишь бы убрались отсюда. А на его место да вступит Мудрость, которую обычно видят в змее.

- Да наследует Мудрость, -- сказали все, -ибо она столь же достойна неба, как и сестра ее -Благоразумие: там, где Мудрость умеет обрядить и упорядочить то, что нужно сделать и что надо оставить, чтобы добиться своей цели, Благоразу­мие сумеет и раньше и после рассудить в силу своего хорошего понимания, которое и есть она сама. И да изгоняться отсюда Низость, Нерассу­дительность и Тупоумие с тех мест, где все под­вергается сомнению или обсуждению. Из сосудов Мудрости пусть пьет Знание, и зачнет и да рос-тит дела Благоразумие.

- Я никогда, - сказал Мом, - не любопыт­ствовал о Стреле, кому она принадлежит, т. е. не ею ли убил Аполлон чудовищного Пифона; или же не ею ли мадонна Венера заставила своего крошку-лентяя ранить неукротимого Марса, ко­торый затем из мести ей, жестокой, вонзил себе кинжал в живот по самую рукоятку; или даже не она ли и есть та памятная стрела, которой Ал-кид поразил царицу Стимфалидскую; или же та, которой нанес последний удар Калидонскому веп-рк), или она просто-напросто реликвия или тро­фей какого-нибудь триумфа пренепорочнейшей Дианы. Как бы то ни было, пусть берет ее себе хозяин и приткнет, куда вздумается.

Хорошо, - ответил Юпитер. -- Уберите ее отсюда вместе с Завистью, Клеветой, Изменой,

190

Кознями и Проклятием, и да воссядет на ее месте доброе Внимание, Наблюдение, Избрание и Стрем­ление к общей и справедливой цели.

- Что касается Орла, божественной и герои­ческой птицы, символа власти - мое решение и воля таковы. Да снидет и облечется плотию и костьми в пьяной Германии: там больше, чем где-либо ее будут чтить в символе и аллегории, в об­разе и подобии, во множестве картин, статуй, шле­мов - таком множестве, сколько звезд на небе представляется глазам созерцательной Германии. Только Орлу незачем вести туда с собой Често­любие, Самонадеянность, Дерзость, Гнет, Тира­нию и прочих подруг и служанок этих богинь, ибо все они там будут не у места: страна не очень просторна для них. Пусть летят себе подальше от этой милой и славной страны, где щитами слу­жат тарелки, шлемами -- кухонные горшки и посуда, мечами - кости, вложенные, как в нож­ны, а соленое мясо, трубами - стаканы, кувши­ны и бокалы, барабанами-- бочки и бочонки, полями сражений - столы для выпивки или, как там говорится, для еды, крепостями, валами, рва­ми - погреба, закусочные, трактиры, которых больше, чем самых домов.

Тут Мом перебил:

- Прости меня, великий отче, если я прерву твою речь. Но, по-моему, все эти божественные подруги и служанки без твоего наказа уже там имеются: есть там Честолюбие - превзойти всех своим свинством; Самонадеянность живота, заяв­ляющего притязание получать сверху не меньше, чем сумеет зараз спустить вниз глотка; Дерзость, с которой тщетно желудок пытается переварить все, что тотчас живехонько надо выблевать; по-

191

давление чувств и природной теплоты; Тирания над жизнью растительной, чувственной и умствен­ной, - все они царят сильнее в одной Германии, чем во всех прочих частях этого шара.

- Правда, о Мом, - добавил Меркурий, - но в такого рода Тирании, Дерзости, Честолюбии и прочих подобных им скверных богах и богинях нет ничего от орлиного, наоборот, все от пиявок, обжор, пьяниц и свиней. А что касается Юпите-рова приговора, по-моему, он нанесет явный ущерб этой царственной птице, вследствие усло­вий ее жизни и природы, ибо, так как мало пьет, а много ест и пожирает, обладает ясными и даль­нозоркими очами, быстрым полетом, легкокры­лая любит высоко парить в воздухе и живет в сухих и каменистых, высоких и неприступных местах, то по всему этому не может быть симво­лом и не годится для равнинного населения: ведь его даже двойная тяжесть штанин своим силь­ным противовесом, гляди, приплюснет к глубо­кому и мрачному центру земли; ведь это народ такой медленный и тяжелый на подъем, что ско­рее способен твердо выдерживать битву, чем пре­следовать неприятеля или бежать, к тому же под­вержен глазным болезням и больше пьет, чем ест.

- Что сказано, сказано, - возразил Юпитер. -Я повелел Орлу облечься костьми и плотию и со­зерцать свои изображения, но, конечно, не затем, чтобы он был там, как в темнице, и не мог появ­ляться туда, где он есть в духе и истине по другим и более достойным основаниям вместе с уже упо­мянутыми божествами. Место же его предоставить всем тем добродетелям, кои могут заместить его, как-то Великодушию, Великолепию, Благородству и прочим сестрам и служанкам их.

192

Итак, что ж мы сделаем, -- спросил Не-птун, -- с этим Дельфином? Угодно вам, я его отправлю в Марсельское море - пусть поплывет оттуда по реке Роне и, постепенно поднимаясь, посетит и хорошенько осмотрит Дофинат.

Пусть скорее сделает так, - вмешался Мом, - ибо, по-моему, столько же смешно, если кто-нибудь

Пригвоздит к небесам Дельфина, а к водам Кабана,

сколько если

К лесам пригвоздить дельфина, а к водам кабана.

- Пусть идет, куда угодно Нептуну, - согла­сился Юпитер, - а на его место воссядут симво­лическая Благосклонность, Любезность, Долг со своими товарищами и служителями.

Минерва спросила, может ли пегасский конь, оставив двадцать светлых пятен Любопытству, пойти к Гиппокренскому источнику, который дан­ным-аавно загрязнен, разрушен и замутнен бы-камк, свиньями и ослами, - пойти и посмотреть, нельзя ли копытами и зубами избавить то место от всей этой сволочи, дабы музы, увидев, что вода источника снова приведена в прежнее прекрас­ное состояние, соблаговолили снова встречаться там и устраивать свои собрания и торжества. А на этом месте неба пусть воссядет Восторг, Вос­хищение, Энтузиазм, Пророчество, Учение и Та­лант с их сродниками и слугами, откуда вечно да проливают вниз божественную воду по капель­кам для омовения душ и для упоения чувств смерт­ных.

193

- Уберите, - сказал Нептун, - отсюда, если вам угодно, боги, ту Андромеду, что руками Неве-ясества была привязана к утесу Упорства цепями Превратных Толкований и Ложных Мнений на съе­дение киту Погибели и окончательное уничтоже­нию волнами неустойчивого и бурного моря. От­дайте ее в предусмотрительные и дружеские руки ревностного, трудолюбивого и быстрого Персея, чтобы он, развязав и вызволив ее от недостойных препон, взял себе, как достойное приобретение. А кем сменить ее, о том пусть озаботится Юпитер.

- Желаю, - ответил Отец богов, - чтоб ей наследовала Надежда, ибо нет такого трудного и неисполнимого дела, к достижению коего обеща­нием плодов работы, надежда не зажгла бы все души, имеющие в себе чувство какой-либо цели.

- Пусть наследует, - подтвердила Паллада, - этот священнейший щит человеческой груди, эта божественная основа всех зданий доброты, эта на­дежнейшая опора Истины: она, которая никогда ни из-за какого нелепого случая не разуверяется, ибо чувствует в себе самой семена собственной годности, которые не могут быть вырваны у нее никаким насильническим набегом; она, вследствие которой, как известно, Стильбон одержал победу над врагами, тот Стильбон, который, спасшись из пламени, испепелившего у него отечество, дом, жену и достатки, ответил Деметрию: «Все свое ношу с собой!» Ибо с ним была Сила, Справедли­вость, Благоразумие, от которых надеялся иметь утешение, спасение и поддержку в жизни, и ради коих легко презреть сладость жизни.

- Оставим всех их, - сказал Мом, - к пе-Рейдем поскорее к тому, как нам распорядиться с этим Треугольником, или Дельтой.

194

Ответила копьеносная Паллада:

- По-моему, хорошо бы отдать ее Кузанскому кардиналу, не сумеет ля он с помощью Треуголь­ника освободить этих обезумевших геометров от докучливого изыскивания квадратуры круга, вы­верив меж собой и треугольник и круг согласно своему божественному принципу соизмеряемости и совпадения самой большой и самой малой фигу­ры, т. е. одной фигуры, состоящей из минималь­ного и другой - из максимального числа углов.

Пусть будет, стало быть, начерчен треугольник (фиг. 1) с вписанным и описанным около него кру­гом. Тогда отношением этих двух линий (из коих одна идет от центра к точке касания внутреннего круга с внешним треугольником, другая - к од­ному из углов треугольника) достигается эта так долго и столь тщетно разыскиваемая квадратура.

Тут вмешалась Минерва и сказала:

- А я, чтоб показать не меньшее расположе­ние к музам, хочу подарить геометрам несравнен­но больший подарок, чем этот и другие. Ноланец

же за то, что я ему первому это открыла и через него даю во всеобщее пользование, должен принести мне не только одну, но 100 гекатомб, ибо благода­ря прозрению равенства, суще­ствующего между самым боль­шим и самым меньшим, между внешним и внутренним, нача­лом и концом, я даю ему наи­более плодотворную, богатую, ясную и безопасную дорогу, которая покажет не только, как квадрат становится равным кругу» н° больше того, каждый треугольник, каждый пяти-

Фиг. 1

195

угольник и, наконец, какая угодно и сколь угодно многоугольная фигура: отсюда и в твердых телах становятся равными линия линии, поверхность -поверхности, площадь - площади, тело - телу.

Саул. Это будет прекраснейшая вещь, бесцен­нейшее сокровище космометров!

Соф- Настолько превосходной и достойной, что, 0о-моему, наверняка, уравновесит собою изобре­тение всего остального в геометрической облас­ти. Ведь, отсюда же вытекает другое более пол­ное, более великое, более богатое, более легкое, более изысканное, более краткое и нисколько не менее очевидное: как любая многоугольная фи­гура соизмеряется линией и поверхностью круга, круг, в свою очередь, линией и поверхностью ка­кого угодно многоугольника.

Саул. Возможно скорей желал бы узнать этот способ!

Соф. Точно так же сказал Меркурий Минерве, и та ему ответила:

- Прежде всего тем способом, как ты уже сде­лал: впиши внутри этого треугольника (фиг. 2) найвозможности больший круг, затем вне этого треуголь­ника опиши круг, самый мень­ший из возможных, касаю­щихся к вершинам трех углов; и затем не стану приступать к столь надоевшей квадратуре, но к простому тригонизму: ста­ну искать треугольник, кото­рый бы имел линию, равную линии круга, и другой, у коего бы поверхность равнялась поверхности круга. Та-будет (фиг. 3) один, как бы средний, треу-

Фиг.2

196

гольник, в равном расстоянии от одного треуголь­ника, что содержит в себе круг, и от другого, что содержится в круге. А как его найти, предостав-

Фиг. 3

Фиг. 4

ляю собственной сообразительности каждого, ибо мне достаточно было показать суть сути. Точно так же, чтобы очетвероуголить круг, не нужно брать треугольник, но четвероугольник, который нахо­дится между самым большим внутренним и самым меньшим внешним к данному кругу (фиг. 4). Что­бы опятиуголить круг нужно взять средний между самым большим пятиугольником, вписанным в круг, и самым меньшим, описанным около него. Равным образом, следует делать так всегда, чтобы приравнять какую угодно другую фигуру по пло­щади и по линии к кругу. Более того, таким обра­зом, найдя круг квадрата, равный кругу треуголь­ника, можно будет найти квадрат этого круга, равный треугольнику другого круга, - - квадрат одинаковой величины с треугольником.

Саул. Таким способом, София, можно прирав­нять все фигуры друг с другом при помощи и по отношению к кругу, который вы делаете мерою мер. То есть, если мне надо, например, треугольник, равный четырехугольнику, беру треугольник сред­ний между двумя касательными к кругу, и четырех­угольник средний между двумя четырехугольника-

197

ми, касательными к тому же кругу или даже дру­гому равному. Если же мне понадобилось бы взять квадрат- равный шестиугольнику, то я начерчу и тот, и другой внутри и вне круга и возьму средний из двух четырехугольников и шестиугольников.

Соф. Ты хорошо понял. Так что, стало быть, теперь имеется не только экватура всех фигур к Кругу, но более того, каждой из фигур ко всем прочим через посредство круга, причем всегда со­храняется равенство линий и поверхностей. Та­ким образом при малом рассуждении и внима­нии всякое равенство и пропорцию какой угодно хорды можно принять за какую угодно дугу, ибо эта хорда, вся целиком или разделенная или по определенным основаниям увеличенная, может стать многоугольной, каковую указанным спосо­бом объемлет данный круг, или она его.

- Итак, скорее решайте, - сказал Юпитер - кого мы должны поставить там на месте треу­гольника.

Ответила Минерва:

- По-моему, лучше всего будет там Вере и Ис­кренности, без коих всякий договор нерешителен и сомнителен, всякое общество распадается, вся­кое сожитие разрушается. Посмотрите, до чего дошел мир вследствие того, что у него вошло в обычай и пословицу - «Царям не надо соблю­дать верность», «Нечего соблюдать верность к ере­тикам и неверным» или «Не будь верным тому, кто нарушил верность».

Но что же будет, если все эти правила начнут применяться на деле? До чего дойдет свет, если все республики, царства, хозяйства, семьи и частные люди скажут, что нужно быть святым со святым, лукавым с лукавыми? И если все станут извинять

198

свои преступления те», что у них соседи или друзья были преступниками? И станут считать, будто не надо быть и стараться быть добрыми вполне неза­висимо, как боги, но применительно к случаю и удоб-ствам, как змеи, волки и медведи, яды и отравы?

- Хочу, - прибавил Отец, - чтобы Верность была самой славной меж добродетелями и чтобы никогда не дозволялось разрывать ее - и дана была она с условием обоюдной верности - разве только когда ее нарушила другая сторона, ибо это закон не гражданственного и героического грека и римлянина, а какого-нибудь зверского и варварского иудея и сарацина - позволять себе вступать в договор иногда и с некоторыми людь­ми исключительно для собственного удобства и случая обмануть, чем самым Верность обраща­ется в слугу тирании и предательства.

Саул. О София! нет оскорбления бесчеловеч­нее, преступнее и недостойнее сожаления, как ос­корбление, наносимое одним человеком другому, если тот ему верил, а он обманул его доверие.

Соф. «Вот я и хочу, - сказал Громовержец, -чтобы эта добродетель появилась с торжеством на небе, дабы стали ее впредь чтить на земле. И пусть ее видят на том месте, где был Треуголь­ник, который всего удобнее символизировал со­бою Верность, ибо треугольное тело (как состоя­щее из минимального числа углов и наиболее далекое от круга) труднее, чем всякое другое, сдви­нуть с места».

Таким образом, было очищено северное про­странство, где обычно начитывается 360 звезд: В больших, 18 великих, 81 средних, 177 малых, 58 еще меньших, 13 совсем маленьких с одною туманностью и 9 темных.

199

Саул. Итак, поторопись, пожалуйста, вкратце ересказать, что было сделано с остальными.

Соф- «Реши, Отче, - сказал Мом, - что надо сделать с этим прародителем ягнят, с тем, кто поежде всего гонит из земли первые побеги тра­вы, открывает год и новым цветочным и листвен­ным покровом покрывает землю и украшает год».

__Колеблюсь, - сказал Юпитер, - послать ли

его к ягнятам Калабрии, Апулии или счастливой Кампании, где стада их часто убивает суровая зима, с другой стороны, не годится, по-моему, от­править его вместе с другими в африканские пус­тыни и горы, где, того гляди, будет страдать от невыносимой жары. Пожалуй, всего удобнее бу­дет ему у Темзы, где я вижу множество прекрас­ных, добротных, жирных, белых и быстрых яг­нят. Там они не безобразны, как в области Нигра; не черны, как около Силера и Офита; не худоща­вы, как около Себета и Сарно; не плохи, как по Тибру и Арно, не невзрачны, как около Таго. Ибо это место самое подходящее по погоде: там гос­подствует более, чем в какой-либо другой стране по эту и по ту сторону экватора, умеренный кли­мат. Из этой страны изгнаны и чрезмерный холод снегов, и крайний жар солнца, как о том свиде­тельствует вечно зеленая и цветущая земля, осча­стливленная постоянною и непрерывною весной. Кроме того, там, под защитою десницы великого Океана, будет в безопасности от волков, львов, медведей и прочих диких зверей и враждебных сил материка. И это животное имеет в себе что-то княжеское, воеводское, предводительское, что-то от пастуха, полководца и вождя, как вы и видите на небе, где все знаки небесного пояса бегут за ним сзади, и как можете заметить на земле, где

200

стоят ему подняться или броситься, подскочить или выпрямиться, наклониться или упереться, как все стадо тотчас нее следует его примеру, подра. жает ему и соглашается с ним.

Хочу, чтобы на место Овна село добродетельное Соревнование, Примерность и доброе Согласие с прочими добродетельными сестрами и слугами. А противницы их - Соблазн, плохой Пример со сво­ими приспешниками Греховодничаньем, Безумием, Заблуждением, со своим вождем - Злобой или Не­вежеством, или обеими вместе; проводником - глу­пою Жестокостью, которая, как видите, слепа и нащупывает дорогу палкою мрачной Инквизиции и дурацкого Убеждения; вечными товарищами - Подлостью и Трусостью, кои все вместе да покинут места и да идут странниками по земле.

- Хорошо постановлено! - - согласились все боги. А Юнона спросила Юпитера, что он хочет сделать со своим Тауром, со своим Быком, с этим соучастником святых яслей. Ей Юпитер ответил:

- Если не пожелает отправиться к подножию Альп, на берега По, где стоит роскошный город Турин, говорю о метрополии Пьемонта, назван­ной так от его имени, все равно как Буцефалла от Буцефала, остров Капри, к западу от Партено-пеи, от коз, Корвет в Базиликате от коршуна, Мирмидония от муравьев, Дофинат от дельфина, Абруцци от вепрей, Офант от змей и Оксфорд не знаю от какого другого зверя, -- пусть идет в ком­пании со своим соседом Бараном. Там у него (как свидетельствует их мясо, считающееся благода­ря избытку свежей травы и пышным пастбищам самым изысканным в мире) будут самые лучшие товарищи, каких можно видеть на всем осталь­ном пространстве вселенной.

201

Сатурн спросил о преемнике, а Юпитер отве­тил ему так:

__Так как это животное выносливое, терпели­вое, работящее, то я хочу, чтоб отныне оно стало символом Терпеливости, Выносливости, Страда­ния и Долготерпения - добродетелей, по правде, очень необходимых миру. Стало быть, пусть с ним уходят (хотя мне мало заботы, уйдут или нет они) Гнев, Негодование, Ярость, обычно со­путствующие этому порой сердитому животному. Не видите ли вы там, как убегает Гнев, рожден­ный Несправедливостью и Обидой. Смотрите, он уходит скорбный и мстительный, ибо ему кажет­ся непристойным, что Презрение смотрит на него и треплет его по щеке. Как у него горят очи пла­менем возмущения против Юпитера, Марса, Мома и всех! Как ему на ухо нашептывает Надежда ме­сти, то утешая, то сдерживая, обещая ему благо­расположение Возможности, которая грозит Оби­де, Оскорблению, Муке, ее же провокаторам. Вон там Натиск, его брат, дающий Гневу силу, не­рвность и страсть, там сестра Фурия сопровож­дает его своими тремя дочерями, т. е. Запальчи­востью, Жестокостью и Мучительством. О, как тяжело и трудно обуздать и подавить ее! О, как не с руки всем прочим богам, кроме тебя, Са­турн, умерить и остановить ее. Смотрите: у нее ноздри расширены, лицо гневное, голова креп­кая, с кусательными зубами, с ядовитыми губа­ми, едкий язык, руки когтистые, грудь полна от­равы, голос пронзительный, сама кровавого цвета!

Тут Марс вступился за Гнев, заявив, что иног-Да и даже чаще всего он - необходимейшая доб-Родетель, ибо поощряет Закон, дает силу Истине, '-'УДУ; обостряет Ум и открывает путь множеству

202

отборных добродетелей, коих не понять кротким душам.

Ему Юпитер ответил:

- Пусть же тогда в той мере, насколько Гнев -добродетель, присутствует и состоит с теми, кому он оказывает свою услугу. Посему да не является на небо без того, чтобы впереди его не шло Усер­дие со светильником Разума.

- Ну, а что ж, Отче, сделать с семью дочеря­ми Атланта? - спросил Мом. Ему Юпитер сказал:

- Пусть идут со своими семью лампадами и светят во время сего священного ночного и полу­ночного обручения. Только предупредите их, что надо идти раньше, чем закроется дверь и сверху начнет спускаться холод, град, белый снег, ибо тогда тщетно станут кричать и стучать, чтоб им отперли дверь; ключарь ответит: не знаю вас. Пре­дупредите их, что они будут юродивыми, если зах­ватят с собою мало масла в светильники; если же светильники будут всегда влажными и никогда сухими, то они не дадут блеска, достойного по­хвалы и славы.

Оставленное же место пусть займут Собеседо­вание, Товарищество, Супружество, Братство, Церковь, Сожительство, Договор, Союз, и там присоединится к ним Дружба, ибо где ее нет, вме­сто нее появляется Зараза, Замешательство и Непорядок. А если все они неправдивы, то их как бы нет; ибо они никогда поистине не бывают (хотя по имени очень часто) среди преступников; ибо преступники владеют истиной Монополии, Сбо­рища, Секты, Заговора, Бунта, Конспирации или еще чего-нибудь другого по названию и отврати­тельного по существу. Не бывают они среди не-

203

разумных и среди тех, у кого нет благонамерен­ности; нет их там, где бесполезно в одно и то же верить и понимать, но там, где стремятся к одно­му действию в вещах совершенно подобных. Пусть утвердятся они среди добрых, но бывают на не­долго и непостоянно среди развратных, как и сре­ди тех, о коих мы уже сказали по отношению Закона и Сз7да, где по истине нет согласия, и не стремятся к доблестным делам.

Саул. Такого рода люди объединяются не для одинакового уразумения, но для одинакового не­вежества и злостности и для непонимания из-за различных причин. Они соглашаются меж собою не для одинакового благонамеренного действия, но дабы одинаково, ни во что не ставя добрых дел, считать негодными все героические дела. Но вернемся к себе. Что сделать с двумя подросточ-ками?

Соф, Купидон попросил их для Султана. Феб хотел определить пажами к какому-либо италь­янскому князю, Меркурий - наложниками ве­ликого чертога. Сатурну казалось, что они годи­лись бы для согревания какого-нибудь старого и почтенного прелата или даже для него, дряхлого бедняги.

Ему сказала Венера:

- Но кто же, белая борода, поручится им, что ты не укусишь их, не сожрешь их, если твои зубы не пощадили даже собственных сыновей, за ко­торых тебя ославили, как родоубийцу и людоеда.

- Хуже всего, - сказал Меркурий, -- оста­нется сомнение, как бы по какой-нибудь упря­мой злобе, что иногда нападает на него, он не обрезал своею косою им жизнь. С другой сторо НЬ1, раз уже решено оставить их в свите богов, то

204

нет основания, чтобы они были переданы вам, добрый Отче, скорее, чем многим иным, не менее достопочтенным, но у кого еще не ослепли глаза. Тут-то Юпитер положил резолюцию - не доз­волять отныне in posterum при дворе держать па­жей или других служителей, которые были бы малоосмысленны, нескромны и без бороды. А от­носительно этих киньте жребий и узнайте, за кем из богов право подарить ими какого-нибудь свое­го приятеля на земле.

И несмотря на то, что некоторые боги настаи­вали, дабы сам Юпитер распорядился их учас­тью, Юпитер заявил, что не хочет из-за таких щекотливых вещей навлекать на себя в душах богов подозрение в своем лицеприятии, будто бы он расположен больше к одной, чем к другой ча­сти спорящих.

Саул. Хороший порядок во избежание ссор, ко­торые могли возгореться из-за них.

Соф. Венера предложила в заместители Любовь, Дружбу, Мир с их свидетелями: Товариществом, Поцелуем, Объятием, Ласкою, Лобзанием и все­ми братьями и слугами, помощниками, приспеш­никами и предстоящими близнеца Купидона.

- Быть посему! - сказал Юпитер.

- Просьба справедлива, - молвили разом все боги.

Затем, так как надо было решить о Раке (кото­рый чувствовал себя на небе от солнечного жара словно изжаренный на огне очага и приговорен­ный к адским мучениям), Юнона спросила, как о своем детище, что, хочет сделать с ним Сенат. Но большая часть сената предоставила дело ее собственному усмотрению. Тогда Юнона заяви­ла, что, если Нептун позволит, она погрузила бы

205

его в волны Адриатического моря, где он найдет больше приятелей, чем звезд на небе. Кроме того, будет там по соседству с знаменитейшей Венеци­анской Республикой, которая, как будто она тоже рак, мало-помалу уходит задом от востока к за­паду-

Бог, который носит великий трезубец, согла­сился, а Юпитер сказал, что вместо Рака будет хорош тропик Поворота, Исправления, Возвра­щения, Пересмотра, - добродетелей противопо­ложных дурному Прогрессу, Упорству и Упрям­ству.

Тотчас после этого Юпитер возбудил вопрос о Льве словами:

- Однако, это гордое животное пусть остере­жется следовать за Раком и устраиваться с ним там по-товарищески, так как, если попадет в Ве­нецию, то найдет там другого, более сильного, чем он: ибо тот Лев не только умеет сражаться на суше, но прекрасно ратоборствует на воде и еще лучше в воздухе, так как у него есть крылья, кроме того, он канонизован, и личность ученая. Так что не спокойнее ли будет Льву убраться в Ливийские пустыни, где для него найдутся и жены и друзья?

- А на место Льва, по-моему, следует перене­сти Великодушие, героическое Благородство, уме­ющее прощать подданным, сострадать больным, укрощать Наглость, попирать Мерзость, давать отпор Высокомерию и побеждать Гордость.

- Очень хорошо, - - сказал Юпитер и боль­шинство консистории.

Не стану пересказывать, с какой важностью, великолепием и пышностью, с какой многочис­ленной свитой пошла эта добродетель, ибо сейчас

206

за теснотою времени хочу сказать вам лишь су­щественное о реформе и распределении мест, имея в виду осведомить обо всем, когда поведу вас ос­матривать одно за другим каждое место и их двор.

Саул. Хорошо, дорогая София! Мне очень по сердцу твое любезное обещание. Затем я весьма доволен, что вы с возможной угодной вам крат­костью перескажете мне об изгнании зверей с дру­гих мест и о переменах.

Соф. Итак, что будет с Девой? - спросила не­порочная Люцина, охотница Диана.

- Спросите ее, - возразил Юпитер, - не хо­чет ли сделаться приоршей или игуменьей в ка­кой-нибудь общине или монастыре, или надсмотр­щицей за придворными дамами, чтобы тех не захватывала жадность сорвать плод раньше вре­мени или сделаться подругами своих господ.

- Ох! - сказала Диктинна, --не могу! -- И добавила, что никак не хочет возвращать Деву туда, откуда ее уж не раз изгоняли и откуда столько раз убегала.

Прародитель прибавил:

- Пусть тогда крепко держится на небе, осте­регается падения и зорко смотрит чтобы не за­пятнать себя здесь.

Мом сказал:

- Мне кажется, что она может пребыть чис­той и непорочной, если будет по-прежнему дер­жаться подальше от богов и героев, а будет во­диться, как было доселе, со зверьем, ибо у нее с западной стороны - лютейший Лев, а с восточ­ной-- ядовитейший Скорпион. Но, право, не знаю, каково-то ей будет теперь, когда к ней при­соседятся Великодушие, Любвеобилие, Благород­ство и Мужество, которые, пожалуй, взберутся

207

ей на спину и, заставив ее, вследствие домашнего соприкосновения, обзавестись великодушным, лю­бовным, благородным и мужественным, сделают из нее - женщины - мужчину, из лесного и гор­ного божества, божества сатиров, силенов и фав­нов, обратят ее в изящное, человеческое, любез­ное и гостеприимное божество.

- Будь что будет, - - ответил Юпитер, - - и, между прочим, пусть вместе с нею устроятся Дев­ственность, Стыд, Воздержание, Чистота, Скром­ность, Правда и Честь - противницы продажно­го Сластолюбия, распутной Невоздержанности, Бесстыдства, Разложения, ради коих Девствен­ность я считаю добродетелью, ибо сама по себе она ничего не стоит. Ибо сама в себе Девствен­ность ни добродетель, ни порок: нет в ней ни доб роты, ни достоинства, ни заслуги; и если она не служит требовательной натуре, то становится пре­ступлением, бессилием, дуростью и явной глупо­стью; если же повинуется какой-нибудь властной причине, то зовется Воздержанием и имеет в себе суть добродетели, поскольку в ней проявляется громадная сила и презрение к наслаждениям, что вовсе не пустая и не бесплодная вещь, но содей­ствует человеческому общежитию и честному удовлетворению ближнего.

- А что сделаем с Весами? - сказал Мерку­рий.

- Они везде кстати, - возразил Первоприсут­ствующий, - пусть идут в семьи - с ними отцы будут видеть, к чему более склонны их дети, к науке или к военной службе; к земледелию или религии; к безбрачию или семейственности, ибо не добро заставлять ослов летать, а свиней па­хать. Пусть походят по академиям и университе-

208

там и посмотрят там на тех, которые препода­ют - подходящи ли они по своему весу, не слиш­ком ли легки или не перегружены ли и не нужда­ются ли сами в слушании и изучении те, что берутся поучать других с кафедры и в книгах: пусть Весы взвесят их ум и посмотрят, подыма­ется ли он пухом или падает свинцом; и есть ли в нем что стадное или пастырское; и годится ли он пасти свиней или ослов или же тварей, одарен­ных разумом?

Пусть идут в здания весталок и объяснят там и тем, и другим, какого рода и величины должен быть противовес, дабы укротить закон естества другим законом сверхъестественным или проти­воестественным, согласно разуму или без всяко­го разума и долга. Во дворцы, чтобы должности, почести, места, милости и преимущества сыпа­лись друг за другом соответственно тому, как ве­сят заслуги и достоинства каждого, ибо да не зас­луживают быть учредителями порядка и да не становятся во главе порядка к вящей несправед­ливости Фортуны - те, кок сами не умеют пра­вить порядком.

По республикам, дабы бремя управления урав­новешивалось достатками и способностями под­данных, чтобы должности не распределялись со­образно степеням родства, благородству, титулам и богатству, но сообразно Добродетелям, опло­дотворенным подвигами: дабы начальствовали справедливые, сбирали подати состоятельные, преподавали ученые, руководили благоразумные, сражались сильные, советовали рассудительные, командовали те, кто имеет влияние. Пусть же пой­дут Весы во все государства, чтобы в мирных до­говорах, союзах и лигах не грешили и не уклоня-

209