Часть 6.

лись от справедливого, честного и от общей пользы, внимательно соразмеряя меру и тяжесть собственной верности и верности тех, с кем дого­вариваешься; и чтобы в военных делах и пред­приятиях прикидывали, насколько уравновеши­ваются собственные силы силами неприятеля; что есть налицо и необходимо сейчас, с тем, что мо­жет понадобиться в будущем; легкость замысла с трудностью выполнения; удобство войти с не­удобством выйти; непостоянство друзей с посто­янством врагов; наслаждение оскорбить с думою о защите; удобство поколебать чужое положение с неудобством сохранить свое положение; опреде­ленный расход и расточение своего с неопреде­ленным приобретением и получением чужого. Пусть отправятся ко всем людям, дабы каждый взвешивал то, что он хочет, с тем, что умеет; то, что хочет и умеет, с тем, что может; то, что хо­чет, умеет и может, с тем, что должен; то, что он хочет, умеет, может и должен, с тем, что есть, что он делает, имеет и чего ждет.

- Итак, что же поставим там, где были Весы, что будет на месте Либра? - спросила Паллада.

Многие ответили:

- Равенство, Точность, Воздаяние, разумное Распределение, Милость, Благодарность, добрая Совесть, Самосознание, Уважение к старшим, Ров­ность духа с равными, Снисходительность к низ­шим. Справедливость без строгости ко всем, ка­ковые добродетели тушат Неблагодарность, Необузданность, Дерзоет^ Наглость, Грубость, малое Уважение, Неправду, Обиду и прочих, род­ственных им.

- Хорошо! Хороню! - сказали боги всей кон­систории.

210

После этих криков поднялся прекраснокудрый Аполлон и сказал:

- Вот пришел час, боги, когда нужно удалить этого адского червя, что был главной причиной ужасной случайности и жестокой смерти моего милого Фаэтона, ибо когда он - бедняжка - роб­ко и неуверенно с мало известными ему конями правил колесницею моего вечного огня, а это по­гибельное чудовище погрозило ему кончиком сво­его смертоносного хвоста, что заставило его вне себя от ужаса от испуга выпустить из нежных рук вожжи на спину лошадей, откуда пресловутая раз­руха неба, еще теперь ясно различимая на Пути, называемом Млечным; откуда знаменитый ущерб миру, который во многих и многих местах кажет­ся испепеленным; отсюда же и столь в самом деле позорный срам, упавший на мою божественность. И стыдно даже, что столько времени подобное свин­ство занимает на небе пространство двух знаков.

- Это уж твоя забота, Диана, - сказал Юпи­тер, -- сделать что-нибудь со своим животным, которое живое - - скверно, а мертвое никуда не годится.

- Позвольте мне (с вашего разрешения), - сказала Божественная Дева, - возвратить его на гору Келиппио на Скио, где Скорпион родился по моему приказу на зло надменному Ориону: пусть там вновь разрешится в ту материю, из которой был создан. Пусть вместе с ним отправятся Об­ман, Надувательство, Подделка, опасное Притвор­ство, Хитрость, Лицемерие, Ложь, Клятвопрес­тупление, Предательство. Наследуют же ему противоположные добродетели: Искренность, Исполнение обещаний. Соблюдение верности, с их сестрами, сродниками к служанками.

211

- Делай с ним, что хочешь, - сказал Мом, -ибо никто не будет оспаривать его у тебя, как оспаривали у старика Сатурна двух мальчиков.

- Ну, рассмотрим же скорей, что нужно сде­лать с сыном Евфимии, который уже столько ты­сячелетий, как бы из боязни отпустить от себя за неимением другой, держит эту вдовую стрелу вло­женной в лук, целясь туда, где перегнулся на спи­ну хвост Скорпиона. И конечно, если бы, считая его умелым в прицеле, в том, чтобы взять цель, как говорится, что уже есть половина стрелково­го искусства, -- я в то же время считал бы его сведущим в стрельбе, в том, чтобы попадать в точку, что есть другая часть упражнения, то я посоветовал бы ему отправиться понабраться не­много славы на Британский остров, где имеют обыкновение эти господа, одни в курточках, дру­гие в долгополых кафтанах, справлять праздник короля Артура.

Опасаюсь только, как бы он не нанес обиды ремеслу, вследствие нехватки самого главного для того, чтобы уметить в самую цель. Поэтому рас­поряжайтесь вы сами с ним, как хотите, ибо, го­воря по совести, всего больше годится быть пти­чьим пугалом для охраны - простите за слово -дынь и гороху.

- Он может идти, - сказал Патриарх, - куда хочет, и пусть кто-нибудь из вас пристроит его по-своему. А на его месте да будет символическое Умозрение, Созерцание, Занятие, Внимание, Вле­чение, Порыв к лучшей цели со своими предстоя­щими и товарищами.

Тут выступил Мом:

- Что, по-твоему, Отче, надо сделать с этим святым, беспорочным и достопочтенным Козеро-

212

гом? С этим твоим божественным и дивным мо­лочным братом, с этим нашим храбрым и более чем героическим дружинником против опасного, внезапного и дерзкого нападения Гигантов? С этим великим советчиком на войне, нашедшим способ умертвить того самого врага, что из пещер Тавра появился в Египте, как самый страшный против­ник богов? Кто (ибо открыто мы не осмелива­лись напасть) дал нам наставление оборотиться в зверей, дабы искусством и хитростью восполнить недостатки нашей природы и сил и тем самым достигнуть славного торжества над противника­ми. Но, о горе! заслуга эта не без вреда; ибо и это добро не без худа, может потому, что так предпи­сала и определила судьба - не бывать сладости без примеси чего-нибудь горького и скуки - или уж не знаю, по какой иной причине.

- Какое же зло, - сказал Юпитер, - он при­нес нам, о коем можно сказать, что оно связано с этим благом, какое бесчестье могло сопровождать такой триумф?

Мом ответил:

- Ведь он тем самым заставил египтян почи­тать живые образы зверей, и те стали нас почи­тать в образах зверей, так что, скажу тебе, мы стали предметом насмешек.

- Но как же, Мом, - возразил Юпитер, -ты можешь принять это за зло, - ведь для тебя не тайна, что животные и растения суть живые произведения природы, а сама природа (как ты должен знать) есть не что иное, как Бог в вещах.

Саул. Стало быть, natura est deus in rebus.

Соф. Поэтому, - - продолжал Юпитер, - - раз­личные живые вещи представляют собою различ­ные божества и различные свойства, так как кроме

213

независимого бытия, которое имеют сами по себе, приобретают еще бытие, сообщаемое всем пред­метам сообразно способностям и мере каждого. Так что Бог весь (не всецело, но всюду более или менее проявляя себя) находится во всех вещах. Поэтому, Марс, например, не только в ящерице и скорпионе, но и в луковице и чесноке, присут­ствует действеннее, чем в какой-либо неодушев­ленной картине или статуе. Так же точно ты мысли о Солнце в шафране, нарциссе, гелиотро­пе, в петухе, во льве; так же ты должен думать о каждом из богов для различных родов сущего, ибо, поскольку божественность снисходит в не-ком роде, сообщаясь природе, постольку через жизнь, которая просвечивает в явлениях приро­ды, возвышаются к жизни, которая главенствует над природой.

Ты правду говоришь, -- возразил Мом, -ибо в самом деле я вижу, каким путем эти мудре­цы могли делать для себя близкими, милостивы­ми и кроткими богов, которые голосами, исходя­щими из статуй, давали им советы, учение, откровения и сверхчеловеческие установления. Ведь египтяне своими молитвами и божествен­ными обрядами возвышались до божества по той же самой лестнице природы, по которой само бо­жество спускалось вниз ради сообщения себя са­мого ничтожнейшим вещам. И всего горестнее для меня, что я вижу, как некоторые бессмысленные и глупые идолопоклонники подражают велико­лепию египетского культа не лучше, чем тень сла­ве тела; как ищут божества, не имея о нем никакого представления, в останках мертвых и бездыханных предметов; как тем самым глумятся не только над оными божественными и прозорливыми поклон-

214

никами, но также и над нами, как такими, кого принимают за зверей. И что еще хуже - торже­ствуют, видя свои безумные обряды в таком по­чете, тогда как другие обряды исчезли и уничто­жены.

- Пусть это не огорчает тебя - сказала Изи-да, - ибо судьба предрекла чередование тьмы и света.

- Но ведь плохо то, - возразил Мом, - что они-то уверены, будто живут в свете.

Тут Изида вставила, что тьма не была бы для них тьмой, если бы они ее сознали. Египтяне же, чтобы добиться известных благодеяний и даров от богов, согласно глубокой магии прибегали к посредничеству определенных вещей природы, в коих до известной степени была скрыта боже­ственность и через которые она могла и хотела проявляться и сообщать себя. Вот почему еги­петское богослужение не было пустым вымыслом, но живым голосом, доходившим до самых ушей богов: ибо все равно как мы, боги, желаем, чтоб люди слушали и понимали нас не в звуках тех наречий, какие они, люди, измыслили, но в зву­ках явлений природы, так и египтяне хотели до­стичь того, чтобы мы их понимали, посредством обрядовых действий над вещами природы. Ведь s противном случае мы были бы так же глухи к их мольбам, как какой-нибудь татарин к гречес­кой речи, которой он никогда не слышал. Эти мудрецы знали, что Бог находится в вещах, и что божественность, скрытая в природе, прояв­ляясь и сверкая по-разному в разных предметах и посредством различных физических форм, при­общает их всех к себе в известном порядке, при­общает, говорю, к своему бытию, разуму жизни.

215

Потому-то, конечно, сообразно с тем, какого рода и сколько даров желали для себя, египтяне раз­личным образом подготовлялись к принятию их. Значит, когда желали победы, то приносили жер­тву великодушному Юпитеру в образе орла, так как в орле скрытно пребывает его божественное свойство; для осмотрительности в действиях де­лали возлияние мудрому Юпитеру в змее, против предательства грозному Юпитеру - в крокодиле; точно так же и для прочих бесчисленных целей приносили жертвы другим бесчисленным видам животных: и все то делалось не без магических и действеннейших оснований.

Саул. Как, это говорите вы, София? Да разве имя Юпитера произносилось в египетских куль­тах, и не явился ли он много лет спустя, у гре­ков?

Соф. Не обращай внимания на греческое имя, Саулин, ибо я говорю, применяясь к общеприня­тым привычкам, и затем имена (также и у гре­ков) были после приложены к богам: ведь все же очень хорошо знают, что Юпитер был один из царей Крита, смертный человек, чье тело, как и всех прочих, сгнило и испепелилось. Равным об­разом не тайна, что Венера была смертная жен­щина - очаровательнейшая, необычайно краси­вая, изящная и щедрая царица на острове Кипре. Точно так же мысли и о всех богах, которые по­знаны людьми.

Саул. Как же обожествили их и начали им мо­литься?

Соф. Скажу тебе. Не Юпитера боготворили, как будто бы он был божество, наоборот, боготвори­ли божество, за то, что оно якобы было в Юпите­ре; ибо, встречая человека, который выделялся

216

величием, справедливостью, великодушием, при­знавали, что в нем есть великий, справедливый и милостивый бог; а затем постепенно просто-на­просто привыкали называть такого бога, или же такое божество, Юпитером, поскольку оно про­явилось в таком именно образе; все равно, как именем Меркурия, мудрейшего египтянина, на­зывалась божественная мудрость, истолкование и откровение. Так что, в том или ином человеке прославлялось не что иное, как только имя и об­наружение божества, которое с рождением этих людей явилось и сообщилось людям; а с их смер­тью, само собой разумеется, исполнив свое дело, возвратилось на небеса.

Таким-то образом вечные божества (что не про­тиворечит нисколько истине божественного суще­ства) имеют временные имена, которые меняют­ся вместе с временами и народами: как вы можете убедиться из известной истории, когда Павел Тар-сийский был назван Меркурием, а Варнава Гали­лейский - Юпитером не потому, что они были приняты за этих богов, но потому, что та боже­ственная добродетель, которая проявилась ког­да-то в Меркурии и Юпитере, сызнова обнаружи­лась у них обоих: красноречием и убежденностью одного и полезными деяниями другого.

Вот, значит, никогда не обоготворялись сами по себе крокодилы, петухи, лук и репа, но боги и божество в крокодилах, петухах и прочем; боже­ство, которое с течением времени, от места к мес­ту, постепенно, то тут, то там, проявлялось, прояв­ляется и будет проявляться в различных предметах, хотя бы они и были смертны: египтяне смотрели на божество, как на близкое и дружественное им, а не как на высшее, заключенное в себе самом, не

217

пребывающее в сотворенных вещах. Смотри же, как простое божество, которое находится во всех вещах, плодоносная природа, мать-хранительни­ца вселенной сообразно различным своим прояв­лениям отображается в различных предметах и принимает различные имена. Смотри, как к ней единой различным образом должно восходить, приобщаясь к различным дарам: иначе напрасно будешь черпать воду сетями и ловить рыбу лопа­той.

Затем в двух телах самых главных из тех, что находятся вблизи от этого шара и нашего мате­ринского божества, т. е. в Солнце и Луне, египтя­не разумели жизнь, которая образует вещи со­гласно двум самым основным началам. Далее они признавали влияние семи других действующих начал, распределяя их на семь светил, которых они называли бродячими - планетами. На долю этих планет, из коих каждая была особым нача­лом и плодотворной причиной, они относили все разнообразие видов в каком угодно роде, говоря о растениях, о животных, о камнях, о влияниях и иных прочих вещах - вот это от Сатурна, это от Юпитера, это от Марса, это от того, это от другого. Точно так же - о частях, о членах, о цветах, печатях, характерах, символах, изобра­жениях, которые все были распределены на семь видов. Но отсюда далеко, чтобы египтяне не при­знавали божество единым, которое пребывает во всех вещах и соответственно различным спосо­бам своего обнаружения в вещах имеет бесчис­ленные имена; которого можно достигнуть несчет­ными путями, из коих каждый опирается на собственные и свойственные ему основания; ко­торому можно служить и почитать его бесчис-

218

ленными обрядами, ибо мы взыскиваем от него всевозможного рода милостей.

Для всего этого, конечно, необходима та муд­рость и суждение, то искусство, деятельность и пользование духовным светом, каковые духовное солнце открывает миру в иные времена больше, в иные - меньше. Вот этот обряд и называется Магией: и поскольку занимается сверхъестествен­ными началами, она - божественна, а посколь­ку - наблюдением природы, доискиваясь ее тайн, она - естественна, срединной и математической называется, поскольку исследует силы и способ­ности души, что все находится в кругозоре теле­сного и духовного: духовного и умственного.

- Итак, -- возвращаясь к прерванному рас­сказу Изида сказала Мому, - у глупых и бессмыс­ленных идолопоклонников нет никакого основа­ния насмехаться над магическим и божественным культом египтян. Египтяне во всякой вещи и во всяком явлении, согласно с особым смыслом каж­дого, созерцали божество и умели посредством разного рода вещей, пребывающих в лоне приро­ды, получать от нее те благодеяния, каких им хотелось: природа же, подобно тому, как из мо­рей и рек дарить рыбу, из пустынь - диких жи­вотных, из рудников-- металлы, с деревьев -плоды; так от известных частей, от известных животных, от известных зверей, от известных растений - известное счастье, добродетели, судь­бы и внушения.

Поэтому, божество в море называлось Непту­ном, в солнце - Аполлоном, в земле - Церерой, в пустыне - Дианой; и так разнообразными име­нами в каждом из прочих видов, каковые, как различные идеи, были различными божествами

219

в природе, все одинаково относясь к божеству бо-йсеетв и источнику идей сверхъестественных.

Саул. Отсюда, по-моему, исходит знаменитая Каббала евреев, чья мудрость (какова бы она ни была в своем роде) заимствована у египтян, у ко­торых учился Моисей. Ведь она прежде всего при­писывает первому началу несказанное имя, от него вторично происходят четверо, которые за­тем разрешаются в двенадцать; те в свою очередь переходят прямо в семьдесят два, а непрямым путем и прямым в сто сорок четыре, и так далее через учетверение и удвенадцатирения разверты­вается в бесчисленность, сообразно бесчисленно­сти видов. Таким-то образом всяким именем (как это свойственно их языку) евреи называют како­го-нибудь бога, ангела, духовную сущность, силу, которая главенствует над одним каким-либо видом. Так что, в конце концов, обнаруживается, что все божество приводится к одному источнику, все рав­но как весь свет к первому и по себе самому светло­му, а все изображения, какие есть в различных не­счетных зеркалах, как бы во множестве отдельных предметов, сводятся к одному началу формально­му и идеальному, их источнику.

Соф. Это правда. Так что, значит, этому богу, как независимому, нечего делать с ними: но по­скольку он воплощается в явлениях природы, он ближе к ним, чем сама природа, так что, если он не есть сама природа, то, конечно, есть природа природы и душа мировой души, если не душа сама; поэтому те, кто хочет наверняка получить от бога помощь, должны приближаться к нему соответственно своей потребности установленным путем: все равно, как тот, кто хочет хлеба, идет к пекарю; кто желает вина-- к виноторговцу;

220

кому нужны фрукты - к садовнику; кому уче­ние - к учителю, и так далее во всем прочем. Ведь одна доброта, одно счастье, одно независи­мое начало всех богатств и благ, соответственно различным основаниям, разливает свои дары по потребностям каждого.

Отсюда ты можешь вывести заключение о том, как именно египетская мудрость, теперь погиб­шая, обоготворяла крокодилов, ящериц, змей, лук и не только землю, но луну, солнце и прочие звезды неба.

Всю эту магическую и божественную обряд­ность (благодаря которой люди так легко приоб­щались божеству) оплакивал Трисмегист, когда он в беседе с Асклепием сказал:

- Видишь ли ты, о Асклепий, сии одушевлен­ные, полные чувства и духа статуи, кои творят множество столь славных деяний? Эти статуи, го­ворю, предвещательницы будущего, кои низводят, смотря по заслугам, болезнь и здоровье, горе и радость на души и тела людей? Разве ты не зна­ешь, о Асклепий, что Египет - подобие неба или, лучше сказать, колония всех вещей, что правятся и делаются на небе? Воистину, наша земля - храм мира! Но увы! придет время, когда станут думать, будто Египет тщетно был верным поклонником божества: ибо божество, переселившись на небо, оставит Египет пустынным; и это седалище боже­ства пребудет вдовым, без всякой религии, лишен­ным присутствия богов, ибо сюда придут на смену племена чуждые и варварские, без религии, без благочестия, без закона, без всякого культа. О Еги­пет, Египет! только сказки останутся от твоей ре­лигии, сказки также невероятные для грядущих поколений, у коих не будет ничего, что поведало

221

бы им о твоих благочестивых деяниях, кроме пись­мен, высеченных на камнях. И сии письмена бу­дут рассказывать не богам и не людям; ибо люди умрут, а божество переселится на небо, но - ски­фам и индийцам или прочим таким же диким на­родам. Тьма возобладает над светом, смерть ста­нут считать полезнее жизни, никто не поднимет очей своих к небу, на религиозного человека бу­дут смотреть, как на безумца, неблагочестивого станут считать благоразумным, необузданного -сильным, злейшего - добрым. И - поверишь ли мне? - даже смертную казнь определят тому, кто будет исповедоьать религию разума: ибо явится новая правда, новые законы, не останется ничего святого, ничего религиозного, не раздастся ни од­ного слова, достойного неба или небожителей. Одни только ангелы погибели пребудут и, смешавшись с людьми, толкнут несчастных на дерзость ко вся­кому злу, якобы к справедливости, и дадут тем самым предлог для войн, для грабительства, об­мана и для всего прочего, противного душе и есте­ственной справедливости: и то будет старость и безверие мира! Но не сомневайся, Асклепий, ибо после того как исполнится все это, Господь и Отец Бог, управитель мира, всемогущий промыслитель, водным или огненным потопом, болезнями или язвами, или прочими слугами своей милосердной справедливости, несомненно положит конец это­му позору и воззовет мир к древнему виду.

Саул. Однако, вернитесь к речи Изиды Мому.

Соф. Вот, по поводу клеветников на египетс­кий культ она прочла Мому стих поэта:

Над хромым прямоногий смеется, а белый -

над черным.

222

Бессмысленные звери и настоящие скоты сме­ются над нами, богами, за то, что нас боготворят во зверях, и в растениях, и в камнях, и над мои­ми египтянами, которые нас таким образом чти­ли; но не размыслят над тем, что божество обна­руживается во всех предметах: для всеобщей и возвышеннейшей цели - в предметах великих и общих началах; а для целей ближайших, полез­ных и необходимых при различных потребнос­тях человеческой жизни находится и проявляет­ся в вещах, которых называют презреннейшими, хотя в силу сказанного каждая вещь таит в себе скрытое божество; ибо божество раскрывается во всем вплоть до самых малейших вещей, и без присутствия божества не было бы никакого бы­тия, ибо оно есть сущность бытия от первого до последнего.

К сказанному еще прибавлю и спрошу: почему египтян укоряют в том, от чего не избавились еще сами? И переходя к тем, что бежали от нас или скорее, как прокаженные, были изгнаны в пустыню, не они ли, когда пришла нужда, при­бегли к египетскому культу и ради некой потреб­ности стали поклоняться мне в идоле золотого тельца; а при другой нужде смирились, прекло­нили колена и воздевали руки к Тоту в образе медного змея, хотя затем, по своей врожденной благодарности, добившись милости и у того и у другого, они сломали и того и другого идола? А затем, когда им понадобилось почтить тех, что считались у них святыми, божественными и бла­женными, ведь они иначе не сумели сделать, как назвать и дать им звериные прозвища, как это ясно из того, что отец двенадцати колен во свиде­тельство своего благоволения к детям, прославил

223

их именами двенадцати зверей. Сколько раз на­зывали они своего ветхого бога пробудившимся львом, летящим орлом, пламенным огнем, гре­мящею бурей, сильною грозой, и вновь познан­ного их потомками - окровавленным пеликаном, одинокой пичугой, закланным агнцем. И так на­зывают, так рисуют, так понимают его повсюду, где бы я его ни видела в скульптуре и живописи с книгою в руке, которую никто, кроме него, не может ни открыть, ни читать. Более того, всех тех, что через веру в него обожествляются, не зовет ли он, и не называют ли они даже сами себя, величаясь этим, его стадо, его паства, его агнцы, его овцы. Не говоря о том, что, как вижу, они же символизируются ослами: ослицей мате­рью - иудейский народ; а прочие народы, присо­единяющиеся к нему и верящие в него - ослята­ми. Не видите ли, стало быть, как эти божествен­ные, это избранное племя символизирует себя в столь низких и бедных несчастных зверях, я за­тем над нами же издевается, кого изображали в прочих - самых сильных, достойных и могучих зверях?

Помимо того, все знаменитые и прекрасные роды всякий раз, как хотели отличить себя зна­ками и гербами, обозначали себя символически, как ты знаешь, орлами, соколами, коршунами, кукушками, совами, нетопырями, филинами, мед­ведями, волками, змеями, лошадьми, быками, коз­лами, а иной раз, считая для себя малодостой-ньщ целого зверя, представляли кусочки его - ногу или голову, пару рогов или одну жилу, И не Думай, что, если б в их власти было обернуться в этих зверей, они с охотой не сделали бы этого; иначе зачем же рисуют они, по-вашему, на сйоей

224

монете зверей вместе со своим портретом и изоб­ражением? Может, думаете, просто хотят сказать этим: «Кого портрет видишь ты здесь, есть тот самый зверь, что вычеканен с ним рядом»; или же: «Если хочешь узнать, что это за зверь, знай -. вот он, чей портрет ты видишь, и чье здесь имя написано». Сколько таких, которые, чтобы луч­ше сойти за зверя, надевают шкуры волков, ли­сиц, барсуков, диких козлов, после чего им не хватает только хвоста до настоящего зверя? И разве мало таких, которые, чтобы показать, сколько в них птичьего и крылатого, чтобы по­хвастаться, с какой легкостью могли бы они взле­теть к облакам, оперяют себе шляпу и берет?

Саул. А что скажешь ты о благородных да­мах, как знатных, так и о тех, что хотят быть знатными? Не обращают ли они больше свое вни­мание на зверей, чем на собственных сыновей? Ведь они чуть что не говорят: «Сын мой, сотво­ренный по моему образу, о если бы вместо того, чтобы походить на человека, ты был бы кроли­ком, собачкой, куницей, кошкой, обезьянушкой; о, конечно, тогда я вместо того, чтобы сдать тебя на руки рабыни, прислужницы, какой-нибудь подлой кормилицы, мерзкой и грязной пьянчуж­ки, которая, того и гляди, заразит тебя какой-нибудь не-чистью и вгонит в могилу, ибо тебе даже приходится спать с нею; я тогда сама бы носила тебя не руках, ухаживала бы за тобой, ласкала, целовала, как я делаю это с другими благород­ными животными. Ведь тех я укладываю спать непременно в свою постель, не желая, чтобы они жили с кем-нибудь, кроме меня, не дозволяя дот­рагиваться до них никому, кроме меня, и не от­пуская никуда из своей комнаты. А если вздума-

225

ется жестокой Атропо взять у меня моего лю­бимца, не потерплю ни за что, чтобы его погреб­ли, как тебя, но набальзамирую и надушу его кожу; а по ней, как по некой божественной ре­ликвии, у которой не хватает ломких членов го­ловы и ног, я сделаю позлащенное и осыпанное бриллиантами, перлами и рубинами изображение. И при пышных выходах буду являться вместе с этим изображением, то прицепляя его к шее, то приближая к лицу, ко рту, к носу, то приспособ-. ляя его к себе на руку; то, опустив вниз руку, дам ему спуститься к краям одежды, чтобы ни одна часть его не ускользнула от взглядов.

Не ясно ли отсюда, что эти самые доблестные дамы заботливее относятся и больше любят ка­кого-нибудь зверя, чем своего собственного сына, давая тем самым понять, насколько животные благороднее их сыновей, насколько первые зас­луживают больше почета, чем последние.

Соф. Возвращаясь к более серьезным основа­ниям •-- те, что есть или выдают себя за самых великих князей, дабы обнаружить внешними зна­ками свою власть и божественное превосходство над прочими, возлагают себе на голову корону, но ведь корона не что иное, как изображение мно­жества рогов, со всех сторон коронующих князя, т. е. делающих рогатой его голову. И чем выше и больше эти рога, тем величественнее впечатле­ние, тем большого величия знаком являются. Так что какого-нибудь герцога берет зависть, если у графа или маркиза корона такой же величины, как и у него. Королю приличествует корона по­больше, еще больше - императору, тройная ко­рона - папе, как высшему патриарху, и за себя и за товарищей. Понтифики еще всегда носят дву-

226

рогую митру; Венецианский дож появляется в ко­роне с рогом посредине; Султан выставляет из под чалмы высокий и прямой рог круглой и пирами­дальной формы. Все это делается во свидетель­ство своего величия - стремление приспособить на свою голову всеми наилучшими искусственны­ми способами ту прекрасную часть тела, которой природа даром снабдила зверей: хочу сказать, все это делается, чтобы обнаружить свое сходство со зверем. Этого никто раньше и никто после не су­мел яснее выразить, чем вождь и законодатель иудейского народа - тот Моисей, повторяю, ко­торый, изучив все науки Египта во дворце Фара­она, по множеству знамений победил всех сведу­щих в магии. Чем доказал он свое превосходство, что именно он божественный посланник и пред­ставитель власти еврейского бога? Не тем ли, что, спустившись с горы Синая, он явился уже не в прежнем своем виде, но прославленный парою громадных рогов, которые ветвились у него на челе? И так как несчастный странник -- народ не смел взирать открыто на столь величествен­ное зрелище, то Моисею пришлось закрыть лицо свое покрывалом, что он и сделал, дабы не исчез­ло уважение, и не приобрелась привычка к столь божественному и сверхчеловеческому виду.

Саул. То же самое слышал я о Султане, будто бы он, если аудиенция не с близкими ему людь­ми, обычно покрывает лицо свое покрывалом. Также я видел, что монахи Генуэзского замка по­казываются на короткое время и заставляют цело­вать мохнатый хвост, говоря: «Не троньте, лобы­зайте: это священные останки того благословенного осляти, который сподобился нести Господа наше­го с Елеонской Горы в Иерусалим. Поклоняйтесь,

227

делуйте, давайте ему милостыню: сторицею вое примете и жизнь вечную наследуете!»

Соф. Оставим это и перейдем к нашей беседе. До закону и правилам этого избранного народа, только тот становился царем, кому мазали голо­ву елеем из рога; и есть предписание, дабы эта царская жидкость изливалась из священного рога, откуда ясно, каково было значение рогов, если они сохраняли, изливали и питали царское вели­чие.

Итак, если кусок, если останки умершего зве ря в таком почете, то что и подумать о самом живом и совершенно целом звере, чьи рога не подставлены, но подарены вечно благою приро дои. Далее я сошлюсь на Моисеев авторитет, ко­торый и в писании и в законах пользуется не инок какой угрозой, как следующей или подобной ей: «Вот, народ мой, что говорит наш Юпитер. Со­крушу ваш рог, о преступники моих заповедей. О нарушители моих законов, разобью, рассею ваши рога. Мятежники и преступники, я вас совсем окамлаю». Точно так же обычно даст такие или подобные обещания: «Я тебя награжу воистину рогами. Моей верностью, самим собой клянусь тебе, что дам тебе рога, мой избранный народ! Верный мой народ, верь твердо, что не будет худа с твоими рогами и не убавится от них ничего! Святой род, благословенные сыны, возвышу, про­славлю, вознесу рога ваши, ибо должны быть воз­несены рога справедливых».

Отсюда ясно, что в рогах заключается блеск, превосходство и власть, ибо они принадлежат ге­роям, зверям и богам.

Саг/л. Откуда же вошло в привычку называть рогатым кого-нибудь, обозначая тем человека без

228

хорошей славы, или такого, кто потерял какой-либо особо чтимый род чести?

Соф. Откуда происходит, что некоторые неве­жественные свиньи неоднократно называют тебя философом (каковой титул, если он справедлив, самый почетный из тех, какие может носить че­ловек) и называют так тебя, как будто в обиду или порицание?

Саул. Из зависти.

Соф. Почему ты сам иногда называешь глуп­цов и дураков философами?

Саул. Иронически.

Соф, Таким образом можешь понять, что иной раз из зависти, иной из иронии, мы называем ро­гатыми как тех людей, которые на самом деле таковы, так и тех, что достойны всяческого по­чтения и уважения. Следовательно, Изида сдела­ла такое заключение о Козероге, что, так как у него есть рога, и так как он - зверь, и более того, так как он сделал рогатыми богов и зверей (что содержит в себе великое учение и суждение о при­родных и магических явлениях, о различных при­чинах, по которым божественная форма и сущ­ность или погружается, или раскрывается, или сообщается через все, со всеми и от всех предме­тов), то он есть не только небесный бог, но сверх того ему подобает большее и лучшее место, чем это. А что касается того, в чем упрекают египтян самые постыдные, даже наиболее презренные идо­лопоклонники Греции и других стран мира, Изи­да ответила на это тем, что уже было сказано, именно, что если и совершается кое-что недостой­ное в культе, в некотором роде неизбежное; что если и грешат те, кто ради множества своих удобств и потребностей, обоготворяя в образе

229

животных, зверей, живых растений, живых звезд и одушевленных каменных и металлических ста­туй (о коих нельзя сказать, чтобы в них не было самой сути всех вещей, т.е. свойственной им фор­мы), поклонялись божеству единому и простому и независимому в себе самом, многообразному и всеобразному во всех вещах; то сколь несравни­мо хуже тот культ, и насколько позорнее грешат те люди, что без всякой пользы и нужды, даже не руководясь никаким разумным основанием и благоговением, под одеждами и титулами и бо­жественными символами обоготворяют зверей и даже куда хуже, чем зверей?

Египтяне, как знают мудрецы, от внешних при­родных форм живых зверей и растений восходи­ли и (как доказывает их успех) проникали в бо­жество; а эти от внешнего великолепного облика своих идолов, коим они приспособили: одним на голову позолоченные аполлоновы лучи, другим милость Цереры, третьим - - чистоту Дианы, иным орла, иным скипетр и молнию Юпитера в руку, - унизились впоследствии до того, что ста­ли поклоняться, как истинным богам тем, у кого едва-едва столько ума, сколько у наших зверей. Ибо в конце концов их обожание дошло до людей смертных, ничтожных, бесчестных, глупых, по­рочных, фанатичных, бесславных, несчастных, одержимых злыми духами, которые, и будучи живыми, ничего сами по себе не стоили, да едва ли и мертвыми стали ценны сами собой или че­рез другое что. И хотя через них достоинство че­ловеческого рода настолько загрязнилось и зана-возилось, что, вместо знаний погрузившись в более, чем зверское невежество, стало обходить­ся без настоящего гражданского правосудия - все

230

это совершилось вовсе не по их благоразумию, но потому, что судьба дает свое время и черед тьме.

И после этих слов Изида, обратившись к Юпи­теру, добавила:

- И мне горько за вас, Отче: вы лишили неба множество зверей только за то, что они - звери, меж тем я доказала, как велико их достоинство.

Ей возразил Сверхуразящий:

Ты заблуждаешься, дочь моя, будто за то, что они - звери. Если бы иные боги презрели и не снизошли, чтобы стать зверями, не произош­ло бы множества великих метаморфоз. Посему, так как звери не могут и не должны оставаться здесь в ипостасном существе, то я желаю, чтобы они пребывали здесь своим образом, который да будет символом, знаком и аллегорией добродете­лей, устанавливаемых на этих местах. И как бы ярко некоторые звери ни выражали собой какой-нибудь порок, являясь мщением человеческому роду, все же тем самым они не лишены боже­ственных добродетелей, являясь в других отно­шениях чрезвычайно благодетельными для того же человеческого рода и других, ибо нет ничего абсолютно злого самого по себе, но только в изве­стном отношении, как например, Медведь, Скор­пион и прочие: пусть все это не противоречит на­шей задаче, но подтверждает ее, как ты можешь это увидеть и увидишь.

Поэтому я не забочусь, чтобы Истина была под образом и именем Медведицы, Великодушие под образом Орла, Человеколюбие - Дельфина и так далее. А переходя к вопросу о твоем Козероге, ведь ты знаешь сама, что я сказал вначале, когда перечислял тех, которые должны оставить небо, и, думаю, помнишь - - Козерог был один из ос-

231

тавленных. Пусть же наследует свое место, как в силу приведенных тобой оснований, так и мно­гих других не меньших, какие можно было бы привести. Вместе с ним по достойным причинам да пребывает Свобода духа, которая иногда уп­равляет Монашеством (не говорю о монашестве конюхов), Пустынножительством, Уединением, кои обычно производят эту божественную печать, т.е. доброе Укрощение.

После этого Фетида спросила Юпитера, что он хотел бы сделать с Водолеем.

- Пусть идет, - ответил Юпитер, - к людям и разрешит им пресловутый вопрос о потопе, вы­яснив, каким образом он был всеобщим, ибо от­крылись все хляби небесные. Пусть разубедит их не верить более, будто он был всеобщим, ибо не­возможно воде моря и рек покрыть оба полуша­рия или даже одно по ту и по эту сторону тропи­ков и экватора. Пусть затем объяснит, каким образом возрождение человеческого рода пошло именно с нашего Олимпа в Греции, а не с гор Армении, не с Монжибелы в Сицилии или еще откуда-нибудь. И далее, что людские роды, нахо­дящиеся на разных континентах, очутились там не так, как множество прочих животных родов, вышедших из материнского лона природы, но благодаря переселениям и мореплавательному искусству, ибо - простите на слове! - они пере­ехали туда на тех кораблях, которые были сде­ланы раньше, чем явился первый. Ибо (оставляя в стороне всяческие проклятые доказательства, как-то греческие, друидовы и меркуриевы табли­цы, которые насчитывают более двадцати тысяч лет, не говорю лет лунных, как подразумевают некие сухие толкователи, но круглых, подобных

232

кольцу, считающихся с одной зимы до другой, с весны до весны, с осени до осени, с одного време­ни года до другого) недавно открыта новая часть земли, названная Новым Светом, где имеются летописи за десять тысяч лет и более. И эти года, повторяю, полные и круглые, ибо их четыре ме­сяца суть четыре времени года и, если года раз­делены на меньшее число месяцев, месяцы эти соответственно больше. Однако, Козерог, во из­бежание неудобств, которые вы сами можете по­нять, пусть идет и ловко поддерживает известное верование, ухитряясь как-нибудь согласить эти года. А то, что нельзя истолковать и извинить, пусть смело отвергает, заявляя, что следует бо­лее верить богам (тайные письма и буллы коих он несет с собой), чем людям, так как люди все -лжецы.

Тут прибавил Мом:

- А по-моему, лучше оправдать все это таким образом, заявив - с позволения сказать! - буд­то «эти из новой земли» вовсе не составляют часть человеческого рода, ибо они не люди, хотя и очень похожи на них своими членами, фигурой и моз­гом, и во многих обстоятельствах выказывают себя мудрее и не так невежественны в своих взгля­дах на богов.

Меркурий возразил, что это будет слишком гру­бо: не переварить! По-моему, что касается исто­рической памяти, то при некоторой предусмот­рительности легко сделать теперешние года больше, а те - меньше; но следовало бы найти какое-нибудь изысканное основание в виде како­го-нибудь там вихря или переправы при помощи какого-нибудь там кита, который, поглотив лю­дей одной страны, изрыгнул их живыми где-ни-

233

будь в других частях света и на другие материки. Иначе нам, греческим богам, станет немножечко конфузно, ибо станут говорить, будто ты, Юпи­тер, посредством Девкалиона возродил не всех людей, но только людей известной части света.

- Обо всем этом, как это все устроить, пого­ворим на досуге, - сказал Юпитер. - Сдадим и это на комиссию Козерогу. Пусть разрешит этот спор, был ли тот отцом греков или евреев, или египтян или иных; и назывался ли он Девкалио-ном, или Ноем, или Озирисом. Пусть же оконча­тельно определит, он ли был тем патриархом Ноем, который, опьянев от любви к вину, пока­зал своим сыновьям органическое начало их рож­дения, чтобы разъяснить им мало-помалу, в чем состоит возрождающее начало человеческого рода, поглощенного и потопленного водами вели­кого катаклизма, в то время как два человека - мужчины -- отходя прочь, бросали покровы на раскрытое отцовское лоно. Или же он и есть тот фессалиец Девкалион, кому вместе с его супругой Пиррой был показан в камнях принцип челове­ческого восстановления, после чего те двое-лю­дей - мужчина и женщина - идя задом бросали через себя камни на раскрытое лоно матери-зем­ли. И пусть научит, какой из этих двух способов объяснения (ибо не может быть, чтобы и тот и другой были - история) басня и который - ис­тория; а если оба они - басня, то какой из них - мать, и какой - дочь; и пусть посмотрит, нельзя ли свести их к метафоре какой-либо истины, ко­торая достойна того, дабы ее скрывали.

Однако, пусть не внушает, будто достоинство халдейской магии исходит и вытекает из Судейс­кой кабалы, ибо на евреев смотрели, как на еги-

234

петские отбросы, и никто никогда не мог выду­мать с какой-либо вероятностью, что египтяне заимствовали какой-либо значительный или не­значительный принцип от иудеев.

Ведь и мы, греки, признаем за родоначальни­ком наших мифов, метафор и учения великую монархию наук и благородства - - Египет, - - а никак не это племя, никогда не владевшее ни од­ной пядью земли, которая была бы его собствен­ностью по естественному или гражданскому пра­ву; откуда с достаточным основанием можно заключить, что ни сейчас, ни прежде, по есте­ству и вследствие долгого насилия Фортуны, они не были частью мира.

Саул. Все это, о София, вырвалось из уст Юпи­тера от зависти; ибо, стало быть, достойно звать и звали их святыми: они скорее небесный и бо­жественный народ, чем земной и человеческий. А так как у них нет достойной части в этом мире, то ангелы признали их наследниками другого мира, который тем достойнее, что нет такого че­ловека, ни великого, ни малого, ни мудрого, ни глупого, который бы в силу избрания или судьбы не смог бы достичь его и самым верным образом не считал бы его своим.

Соф. Не станем откланяться, о Саулин.

Саул. Ну, говорите, чем пожелал заместить Юпитер это место?

Соф. Умеренностью, Гражданственностью, Ци­вилизацией, погнав вниз Неумеренность, Изли­шество, Грубость, Дикость, Варварство.

Саул. Почему это Умеренность заняла одина­ковое место с Гражданственностью?

Соф. Да так, как мать может сожительство­вать с дочерью; ибо из-за Неумеренности в чув-

235

ствах и духовных страстях расползаются, рас­шатываются, гибнут и пропадают семейства, рес­публики, гражданские общества и мир. Умерен­ность же преобразовывает все, как я объясню тебе, когда мы пойдем обозревать эти жилища.

Саул. Идет.

Соф. Итак, чтобы перевести речь к Рыбам, встала прекрасная мать Купидона, и сказала:

- Я рекомендую вам от всего сердца (за вашу любовь и добро ко мне) моих восприемников, ко­торые выкинули на берег Евфрата большое яйцо, высиженное голубкой и привлекшее мое состра дание.

Стало быть, вернем их туда, где были, - сказал Юпитер. - Они немало пробыли тут: бу­дет с них! Только необходимо подтвердить их при­вилегию: сирийцам не есть их под страхом исклю­чения из общины. Да берегитесь еще какого-нибудь нового кондотьера Меркурия, а то, отняв у них внутренние яйца, снова измыслит какую-нибудь метафору нового милосердия, чтобы вылечить глаза какому-нибудь слепцу. Ибо я вовсе не же­лаю, чтобы Купидон открыл свои очи: он слепой стреляет так метко и попадает во всякого, а что, по-вашему, станет, если у него будут зоркие гла­за? Отправляйтесь же и зарубите у с'ебя на носу, что я сказал! Смотрите, как сами собой Молчание и Безмолвие идут на свое место в таком виде, кок изображается Пиксида в Греции и Египте - с ука­зательным пальцем, приложенным к губам. Про­пустите же их, ничего не говоря и не спрашивая. Вон с противоположной стороны падает Сплетня, Болтовня, Словоохотливость с прочими слугами, прислужницами и приспешниками.

Мом прибавил:

236

- Выкинь заодно отсюда к чорту эти волосы Береники: пусть возьмет их себе какой-нибудь грек и продаст их на земле какой-нибудь плеши­вой принцессе.

- Хорошо! - сказал Юпитер...

Таким образом, как видите, было очищено все пространство Зодиака, где 346 различимых звезд: 5 очень больших, 9 больших, 64 так себе, 133 малых, 105 меньших, 27 самых меньших, 3 ту­манных.