Часть 9.

Общественная информация

Радио и телевидение

Общественное радио- и телевешание относятся к числу наиболее важных информационных служб Великобритании и то же самое относится ко всем развитым странам. ВВС, например, это основной источник политической, культурной и социальной инфор- ! мации, доступный любом члену общества.

Общественное вещание может рассматриваться как образец института, который в своей повседневной деятельности внеполо-жен влиянию политики, бизнеса и даже аудитории, к которой оно обращается, ему не нужно добиваться определенных экономических целей, и то, что оно создает, предназначено и доступно для общества в целом, а не только для тех, кто может оплатить подписку, причем, создавая информационный продукт, общественное вещание не заботится о спонсорах и рекламодателях. Такое вещание должно оказывать по возможности высококачественные услуги всему обществу, которое оно рассматривает как собрание меньшинств, и каждое из них должно что-то получить от этого вещания, но, конечно, не в ущерб тем программам - новостям, текущим событиям, постановкам, документальному кино, - которые предназначены аудитории в целом. Работающие на таком вещании люди готовы оказывать информационные услуги, не скрывая, зачем они это делают, они готовы информировать аудиторию по широкому кругу" вопросов и проблем, от политики до ведения домашнего хозяйства. Конечно, здесь нарисован идеальный образ, и ВВС, хотя она уже многие годы подчеркивает свою функцию общественного вещания, только приближается к этому образу. Я думаю, всем понятно, что некоторые характеристики общественного вещания заимствованы из данного Юргеном Хабермасом описания публичной сферы. Прежде всего, это относится к организационной независимости как от правительства, так и от рыночной экономики, а также к этосу слуги общества, который обеспечивает в нем неискаженную коммуникацию и доступность услуг для всех, независимо от дохода и имущественного состояния.

Возникнув в начале XX в.. В ВС была сознательно организована таким образом, чтобы не иметь ничего общего с коммерцией. Эта организация возникла благодаря удивительному единодуши10 радикалов и консерваторов, когда обе стороны согласились, что ВВС должна быть государственной организацией, изолированной от влияния частного капитала. Все они были свидетелями того разгула делячества и безобразия, которое появилось, когда СоедИ-

228

пенные Штаты допустили, чтобы там вещание было организовано на принципах свободного предпринимательства, и дружно воз-икщее у них неприятие подобного положения вещей, привело к пождению в Великобритании странного альянса. Историк А. Тей-iop замечает по этому поводу: «Консерваторам нравился порядок, а лейбористам не нравилось частное предпринимательство» (Taylor, [965, с. 233), и поэтому обе стороны сошлись на мнении, что «вещательная служба должна осуществляться публичной корпорацией, которая на началах доверительной собственности будет обеспечивать национальные интересы, ее статус и обязанности должны соответствовать статусу и обязанностям общественной службы» (Smith, 1974, с. 53).

Вот таким образом «в Великобритании родилась ВВС, которая стала орудием парламента и чем-то вроде посольства национальной культуры в своей собственной стране» (Smith, 1973, с. 54). В сфере вещания ей было гарантировано монопольное положение, а финансировалась она за счет налога, который взимался при продаже радиоприемников, а позднее - телевизоров (оплата лицензии). То, что ВВС была создана парламентом и поставлена вне коммерческих отношений, имело ряд важных последствий. Законодатели прямо подчеркивали, что задача корпорации - не только развлечение, но и образование. Уже многие годы этос ВВС - «информировать, просвещать и развлекать» - крепнет и находит выражение в ее продукции: от новостей до рассчитанных на меньшинства программ о музыке, литературе, театре и увлечениях.

Все сказанное нельзя непосредственно перевести в термины, использованные Хабермасом для описания публичной сферы как форума для «рационального обсуждения», но вешание, несомненно, привлекло общественное внимание к проблемам и событиям, которые непосредственно не входят к сферу повседневных интересов большинства населения (поэтому, рассказывая о событиях в отдаленных уголках мира или о тех сторонах жизни Великобритании, которые были долго скрыты от глаз общественности, ВВС выполняет важную функцию демократизации жизни). Пэдди Скэн-нелл и Дэвид Кардифф (Scannell and Cardiff, 1991) считают, что, расширяя кругозор аудитории, вещание тем самым способствует «Рациональному мышлению в том смысле, что люди обретают способность отчитываться в своих поступках, от них ожидают объяс-Нений по поводу того, что они делают, как они живут и во что Верят... Даже если их отчеты и не являются рациональными в соб-Ственном смысле слова (поскольку этот термин в какой-то степе-ни подразумевает установление правильных причинных связей). •^е само их появление обогащает общественную жизнь и открыва-

229

ет определенные перспективы*. ВВС, кроме того, способствует формированию в Великобритании с ее неоднородным населением общенациональной культуры. Будучи детищем парламента, BBQ находится под сильным воздействием его обычаев и его образа поведения. Поэтому, касаясь политических проблем, ВВС в целом выражает точку зрения парламентских партий (пытаясь соблюсти «баланс» между лейбористами и консерваторами), но в постановках и в документальном кино иногда отваживается выходить за эти рамки, во всяком случае, ВВС способствовала тому, что люди стали относится к политике серьезно и взвешенно. Общественное вещание в Великобритании в связи с проблемами, касающимися общества, всегда подчеркивало свою роль информатора. Большую часть времени в своих программах ВВС всегда отводила освещению именно этих вопросов, отказываясь от поверхностных и рассчитанных на более широкую аудиторию передач. Около 25% телевизионных программ ВВС - это новости и комментарии по поводу текущих событий, это более чем в два раза превышает долю аналогичных передач у конкурента ВВС - коммерческого телевидения, еще больше разница между программами ВВС и американских сетей, вещающих в эфире (Annan, 1977). Различия точек зрения между партиями и внутри партий оставляют новостным службам ВВС значительное поле для маневра, превращая их из партийного рупора в гораздо более интересный источник информации, позволяя давать слушателям или зрителям больше аналитических материалов и знакомить их с содержанием политических дискуссий (Smith, 1979, с. 1-40).

Важным фактором, который оказал решающее влияние на формирование и закрепление этоса служения обществу, была политика первого генерального директора ВВС лорда Риса, который стоял у руля корпорации первые тридцать лет ее существования и приобрел особенный авторитет во время Второй мировой войны (Briggs, 1985). Дополнительным фактором стало то, что в 1926г., во время всеобщей забастовки (Тгасеу, 1978, с. 142-156), несмотря на попытки правительства оказать давление на ВВС, радио сохранило нейтралитет. ВВС связана с государством, но не управляется им в отличие от распространенной в мире ситуации, когда государственное радио выступает в качестве рупора госу-

* В этой связи Скэннелл пишет: «Я предпочитаю говорить скорее о "разумности", чем "рациональности" образа мышления, который в общественной и частной жизни прививает людям вешание. Используя слово "разумность", я имею в виду, что, взаимодействуя, люди готовы давать друг другу объяснения по поводу того, что они сказали или сделали» (Scannell, I989. с. 160).

230

дарственной политики. Обязательство оставаться политическим нейтральным, несомненно, очень важно для того, чтобы вещание было беспристрастным и настолько объективным, насколько это возможно.

Кришан Кумар, характеризуя автономное положение ВВС, пишет, что корпорация в политических и экономических вопросах всегда «придерживается средней линии», и эта позиция привела «к совершенно необычному положению, которое ВВС занимает в культурной жизни Великобритании» (Kumar, 1977, с. 234). Это положение в свою очередь привлекало в ВВС и убеждало связать с ней свою судьбу многих талантливых людей, настроенных служить обществу и с пренебрежением относящихся к «движущимся обоям», которые преобладают в насквозь коммерциализованном телевидении (особенно в Соединенных Штатах). «Государство и коммерция - два полюса, вокруг которых вращается большинство вещательных систем в мире», но «ВВС оказалась в каком-то очень важном отношении способна не отожествлять себя ни с тем, ни с другим» (Kumar, 1977, с. 234) и «сохранить другой raison d'etre, приобрести как институт другую окраску и научиться вести себя по-иному» (Burns, 1977).

Кроме того, благодаря конкурентной борьбе этос ВВС оказал заметное влияние на коммерческое вещание в Великобритании. С начала до середины 1950-х годов, когда в результате интенсивного лоббирования в стране возникло независимое телевидение Independent Television (ITV), многие стороны его деятельности испытали на себе влияние ВВС как общественной службы. По наблюдениям Джеймса Каррена и Джин Ситон, 1TV «построено по образцу ВВС, следуя унаследованным традициям общественной службы» (Curran and Seaton, 1988, с. 179). Это нашло отражение и в Хартии ITV, которая требует объективности в освещении событий, в структуре новостей (последние готовятся службой, формально не связанной с коммерческой деятельностью), в специальных требованиях контракта, которые требуют показывать по крайней мере по два обзора последних событий в неделю, причем в прайм-тайм, а кроме того, финансировать Channel 4, на котором не показывают рекламу для того, чтобы он мог выполнять свою задачу - отбирать часть аудитории у запущенных ранее каналов. Американский историк Бэртон Паулу справедливо отмечает, что «администрация /ГКвзяла на себя "обязательство... осуществлять телевизионное и радиовещание в качестве общественной службы в том, что касается распространения информации, просветительских передач и развлечений"» (Paulu, 1981, с. 66).

231

Но если общественное вешание в какой-то степени не зависц» от коммерческих императивов (то есть оно не вынуждено по эко. номическим причинам создавать только продукты, дешевые и рас. считанные на потребу широкой публики), то это не значит, ч^ на него вообще не оказывается давления извне, и оно может вые-тупать в роли бесстрастного, свободного в своих действиях постав-щика информации. Это невозможно, поскольку вещание - часть общества, в котором позиции делового мира очень сильны, и в то же время ВВС (и в значительной мере ITV) создана государством, а следовательно, подвержена его влияниям во всем, что касается государственных интересов. Кроме того, сотрудники ВВС относятся в основном к одной и той же социальной страте (выпускники художественных факультетов наиболее престижных британских вузов), их моральные ценности и взгляды едва ли можно считать представительными для чрезвычайно разнообразного населения Британских островов. Поэтому развитие вешания, конечно, не может не зависеть от перечисленных факторов и групп влияния, которые пытаются навязать ему свои приоритеты.

Однако нельзя утверждать, что вещание в Великобритании - это рупор власть имущих, хотя масса критиков и слева, и справа утверждает именно это, только для левых это «правящий класс», а для правых - квазиаристократический истеблишмент. ВВС за долгие годы сумела добиться определенной автономии как от бизнеса, так и от политики, хотя условия, на которых такая независимость сохранялась, изменялись. В первые годы существования ВВС, пока ее директором был лорд Рис, корпорация демонстрировала аристократическое пренебрежение мнением правительственных чиновников и делового мира, оставаясь при этом организацией, которая управлялась автократическими методами и сохраняла ориентацию на элиту. В это время общественное вещание было средством доведения до публики программ, которые его руководство рассматривало как удовлетворяющие определенным критериям, установленным философской школой, которую сейчас сочли бы старомодной, то есть, по существу, принципом Мэттью Арнольда: «лучшее из того, что познано и создано в мире»*. В 1960-е годы,

* Вспомним хотя бы «последнее слово» (sic!) Риса, посвященное «нашей славной компании»: «Исполняя возложенную на нас обязанность и осознавая всю связанную с ней ответственность, мы последовательно и шаг за шагом стремились к тому, чтобы улучшить интеллектуальное и моральное состояние нашего оошества. Мы систематически передавали в эфир хорошую музыку; мы подготовили образовательные курсы для детей и взрослых; мы вели передачи о христианской религии и пытались строить наши передачи так. чтобы они отражали тог дух здравой христианской этики, который, как мы считаем, является эле-

232

хотя организационная зависимость ВВС от государства и сохранялась, обстоятельства позволяли общественному вещанию высту-пать с дерзкими инициативами, временами даже крайнего толка, gro время когда директором службы был сэр Хью Грин, страна переживала экономический бум, увеличивалось число телевизионных приемников (рост продажи которых и обеспечивал ежегодный рост доходов ВВС), а политический климат характеризовался относительной толерантностью и мягкостью, тогда считалось, что служба способна готовить новаторские, смелые программы, которые могут пробудить в аудитории вкус к экспериментам и дерзким новшествам в социальной сфере.

Наблюдая, как со временем менялась концепция общественного вещания (Briggs, 1985), можно заметить, что на смену покровительственному, отеческому отношению к аудитории, господствовавшему во времена Риса, приходит профессионализм: общественное вещание рассматривается как место, где создаются умные, «крепко сколоченные», непредвзятые передачи, которые интересно смотреть и которые пробуждают мысль (Madge, 1989). Как мы убедимся далее, хотя профессиональное отношение к работе остается важным для ВВС и сейчас, она больше не может служить для его журналистов надежным щитом, защищающим их от яростных нападок. Более того, обратившись к истории вещания, мы убедимся, что, по крайней мере, частично ее деятельность исходила из предпосылки о существовании однородной (хотя бы потенциально) аудитории. Плохо это или хорошо, но начиная с конца 1960-х годов расслоение аудитории становится заметным и сейчас без сильной натяжки уже невозможно говорить «о широких кругах общественности». В вещании это приводит к некоторой неуверенности и колебаниям (к кому, в самом деле, обращается общественное вещание, существует ли сам объект?). Оно становится более уязвимым для критики.

С начала 1980-х годов изменения приобретают драматический характер. Я перейду к их рассмотрению далее, а сейчас обращу внимание на параллели между общественным вещанием, изменения в котором я рассматриваю, и предложенным Хабермасом понятием публичной сферы. Прежде всего, отметим взятое вещательными службами обязательство сохранять беспристрастность и независимость, как от правительства, так и от бизнеса, а также

ментом, необходимым для государства и культуры. Мы старались исключить при этом все, что прямо или косвенно могло бы причинить вред... Мы пытались заложить основы традиции общественного института и поставить вещание на службу человечеству в полном смысле этого слова» (Reith, 1949, с. 116).

233

отсутствие каких-либо ограничений в доступе к их услугам. В основе лежит принцип: чтобы публика могла составить здравое сужде, ние о широком круге социальных, экономических и политических вопросов, она должна иметь доступ к адекватной информации.

С конца 1970-х годов мы в Великобритании (и вообще повсюду, где существуют разновидности этоса общественного вещания) переживаем то, что может быть названо кризисом общественного вещания. Многие считают, что единственный путь к преодолению этого кризиса состоит в том, чтобы сократить сферу его использования. До сих пор у этого кризиса были два аспекта: политический и экономический. С политической стороны против ВВС выступали те, кто рассматривает себя в качестве части «нового класса» - элиты, самодовольной и пользующейся поддержкой государства, которая одновременно гордится своими «левыми» взглядами и «воспитывает» простых людей (то есть с видом превосходства пичкает аудиторию своей антирыночной идеологией), но при этом считает себя независимой ни от правительства, ни от частного капитала, ни даже от аудитории, которая и кормит ВВС. С экономической стороны ВВС обвиняют в расточительном отношении к общественным фондам, в том, что она, получая деньги, ничего не дает налогоплательщикам взамен и навязывает потребителю свою продукцию, тогда как тот должен быть свободен в выборе программ, которые он хочет смотреть (Barnett and Curry, 1994).

Обе группы объединили свои усилия, добившись сокращения бюджета ВВС, последовала масса вмешательств в деятельность службы под предлогом ее «предвзятости», неспособности и введения коммерческого подхода. За всем этим скрывается, конечно, желание применить на общественном вещании рыночные принципы, что стало знамением времени. Стремление ослабить общественную службу теперь чаще всего прикрывается призывом к созданию «конкуренции» и «свободы выбора для потребителя» (либерализации и дерегулированию), а также «приватизации» (прекращению государственной поддержки и акционированию предприятия).

Но хотя основное внимание при этом сосредоточено на ВВС, не нужно забывать и о последствиях этих изменений для коммерческого телевидения в Великобритании. Как уже было сказано ранее, Independent Television в Великобритании испытало большое влияние общественного, особенно в том, что касается требований к отбору новостей, их качеству и размещению в программах. Традиционно они передаются в прайм-тайм, наибольшее внимание из них приковывают вечерние «Новости в 10», показ которых был одно время сдвинут на более поздний час, чтобы не прерывать

234

собирающих большую аудиторию кинопоказов, «мыльных опер» и телевизионных игр; но потом, когда ITV почувствовало сильную конкуренцию, оно вернуло эти новости на прежнее место в сетке вешания.

Еще одно направление атаки на общественное вещание - давление со стороны новых технологий, особенно кабельного и спутникового телевидения, последнее в виде Sky Television Руперта Мэр-дока, предлагающего меню из «развлечений» (спорт, кино) и «семейных программ». Опасения состоят в том, что в случае если доля общественного вещания снизится до 30% или около того, то станет невозможно оправдывать сохранение косвенного налога, за счет которого и содержится служба, адресованная «широкой публике».

То, что мы видим сегодня, можно характеризовать как упадок общественного вещания под влиянием рынка. Альтернативные источники информации небеспристрастны, их задача не в том, чтобы информировать общество, а в том, чтобы продать ему развлечения. Переход к этим источникам был бы решительным шагом в сторону рынка. Это значит, что основное место в программах заняла бы реклама; вещание оказалось бы в зависимости от спонсоров или подписчиков. Какой бы мы ни сделали выбор, даже если бы использовали несколько видов финансирования вещания, упадок публичного вещания приведет к преобладанию идеологизированных или исключительно развлекательных продуктов, а ставка на рекламу доставит удовольствие в основном бухгалтерам корпораций, ориентация же на платность услуг, хотя и не сразу, но неизбежно приведет к исключению из числа зрителей тех, кто не может платить за подписку.

Если мы хотим понять, каком направлении развивается вещание, мы, конечно, должны обратить внимание на положение дел в Соединенных Штатах (Barnouw, 1978), поскольку информационная политика многих стран мира в ряде отношений ориентирована именно на эту модель. В среде, где содержание передач определяется прежде всего их рейтингом, общественное телевидение оказывается в сложном положении. Майкл Трэйси считает даже, что 1980-е годы стали «вторым Дюнкерком* для общественного вещания» (Тгасеу, 1998, с. 192), которое понесло огромные потери от неолиберальной политики. Результаты налицо (Bourdieu, 1998): на телевидении теперь господствует «мыло», боевики, ток-шоу, обзоры журналов и викторины. При этом последним известиям и

* В оригинале - «битвой при Passchendaele» - бельгийском местечке, которое было полностью уничтожено во время Первой мировой войны (в 1917 г.). и где союзники понесли огромные потери от немецких газовых атак. - Прим. перев.

235

комментариям пришлось потесниться (да и само их содержание изменилось, появился налет сенсационности, больше стало прямых цитат из речей политиков). Пышным цветом расцвело кабельное телевидение, предлагающее зрителям инфоразвлечения, кино и, конечно же, спорт (преимущественно футбол). При сокращении бюджетных дотаций остается надежда лишь на поддержку частных фондов, на доходы от рекламы, от подписки. Такое перераспределение приоритетов приводит к использованию коммерческих критериев при программировании каналов, основное внимание уделяется величине и покупательной способности аудитории (исключение делается для престижных проектов, поддержанных спонсорами, которые таким образом хотели бы создать себе репутацию). Естественно, что все это влияет на содержание передач, среди которых становится все больше развлекательных шоу, которые вытесняют «серьезные» и «рассчитанные на узкую аудиторию» передачи, то есть новости и комментарии (хотя и их стараются насытить «развлекательными» элементами), а также постановки, поднимающие серьезные вопросы.

Для тех, кто выступает с критикой таких тенденций, все они - признаки деградации общественного вещания, а вместе с этим и ослабления его роли в общественной жизни. Скорее всего Великобритания в области вещания движется в сторону «культурной пустыни», образец которой являет собой телевидение Соединенных Штатов, хотя возможно, что какие-то качественные программы сохранятся благодаря использованию новых средств передачи телевизионного сигнала или даже развитию платного телевидения*. Однако такие передачи займут на рынке узкую нишу и будут играть очень скромную роль, а основное место в информационной среде займут эскапистские программы: боевики, спорт и фильмы, которые, каким бы оксюмороном это ни звучало, как раз и не будут ни о чем информировать (Schudson, 1991), или же высококачественные передачи увидят лишь те, кто сможет позволить себе оформить дорогую подписку. В любом случае ущерб будет нанесен самой концепции публичной сферы - принципу доступной информации, с которой может ознакомиться каждый, независимо от состояния своего кошелька.

* Денис Поттер, автор самых известных постановок в послевоенной Великобритании (Potter, 1994). выступил с наиболее острой и красноречивой критикой тенденций развития телевидения в прочитанной им Мактаггартовской лекции в 1993 г. (MacTaggan Memorial Lecture), а также в интервью, которое он взял на Channel 4 у британского писателя Мелвина Брэгга за неделю до своей смерти от рака. (Джон Эллис МасТаггарт - английский философ-неогегельянец нач. XX в. - Прим. перев.)

236

Организации, находящиеся на бюджетном финансировании, обычно рассматриваются как проправительственные, поскольку тот, кто платит за музыку, преимущественно ее и заказывает. Принимаемое допущение обычно заставляет аналитиков скептически относится к общественному вещанию. Идея, что вещание может оплачиваться государством и при этом оставаться независимым, у многих не вызывает доверия, особенно у тех, кто в сфере вещания во всем склонен видеть вмешательство политиков. Хотя то же подозрение возникает и в связи со СМИ, которые финансируются частным капиталом. Рассуждают при этом примерно так: сегодня именно правительство вызывает наибольшие подозрения у СМИ, поэтому нам нужны новые, независимые от него организации, которые могли бы взять на себя задачу следить за его деятельностью.

Джеймс Каррен, полемизируя с этой точкой зрения, показывает, что общественное вещание лучше справляется с ролью «сторожевого пса [демократии]», чем СМИ, принадлежащие частному капиталу. Хотя Каррен в какой-то степени соглашается, что британское вещание утратило часть своей автономии в результате многократных нападок правительства, эмпирические данные показывают, что «оно продолжает непрерывно критически оценивать его деятельность, проявляя при этом большую дотошность, чем пресса, которая отражает в основном взгляды правых» (Сштап, 1991, с. 89). Он приводит пример телевизионного документального фильма «Смерть на Скале» (Death on the Rock), который был показан в 1988 г. Фильм рассказывает о том, как британская армия в нарушение закона расправилась с тремя членами IRA в Гибралтаре. Правительство было в ярости от фильма, значительная часть прессы пыталась поставить показанное в фильме под сомнение, но ВВС держалась твердо, дав пример того, что «пес, хотя и находящийся у правительства на поводке, лает, тогда как частные сторожевые псы спят» (с. 90).

Этот пример свидетельствует, что общественное вещание все еще живо в Великобритании и что те, кто готовит новости, комментарии и документальные фильмы, по-прежнему преданы своему делу. Этос жив, мы можем утверждать, что вешание сохранило тот характер, который делает его частью публичной сферы. Тем не менее ясно, что некоторые важные требования к общественному вещанию были нарушены: правительство постоянно вмешивается в программную политику службы, появление новых форм доставки сигнала создало конкуренцию в сфере вещания и угрозу существованию традиционного механизма финансирования общественного вещания, но прежде всего изменилась экономическая ситуация, которая диктует теперь необходимость перехода от под-

237

держки вещания за счет общественных фондов к поддержке его за счет частных источников.

При сложившихся обстоятельствах ключевой вопрос состоит в том, ухудшилось ли качество информации, которая создается вещанием и будет ли оно ухудшаться в дальнейшем. Энтузиасты рыночных отношений утверждают, что ставку нужно делать на все более тщательно отобранную и специализированную информацию, предназначенную для множества небольших групп потребителей. Те, кто согласен с Хабермасом, не спорят, что количество информации, передаваемой телевидением и радио, сильно возросло (появилось кабельное и спутниковое телевидение, круглосуточные программы, увеличилось и число каналов, получило распространение видео и т.д.), но считают, что это не означает ни сейчас, ни в будущем повышения качества информации, а для слушателей и зрителей - настоящей возможности выбора. Это связано с тем, что рынок стимулирует производство поверхностной продукции, концентрирует всю власть в руках олигархов, сегментирует аудиторию в соответствии с размерами кошелька потребителей, причем высококачественная информация становится доступна только состоятельным членам общества. Так что с любой точки зрения для общественного вещания и основных составляющих публичной сферы дни сушествования сочтены.

Публичные библиотеки

Публичные библиотеки в Великобритании - это, возможно, лучшее приближение к тому, что называется публичной сферой. В стране свыше 5000 библиотек, и они есть почти в каждом населенном пункте*. Во-первых, информация, хранящаяся в них, доступна каждому, доступ к ней для отдельного читателя бесплатен - это уже особенности, которые позволяют отнести библиотеки к публичной сфере в том смысле, который придает этому термину Хабермас. Читателем может стать любой житель данной местности, можно бесплатно взять книги на дом, библиотека обеспечивает доступ к справочным материалам и открыта в такие часы, которые удобны посетителям.

* Я не касаюсь здесь научных библиотек, которых в Великобритании порядка 800, поскольку они обслуживают студентов и исследователей и цели у них иные, чем у публичных библиотек. Тем не менее нужно отметить, что обе эти системы взаимодействуют (любой человек может воспользоваться услугами научной библиотеки, если живет поблизости от нее), и если ставить цель дать исчерпывающее описание британской библиотечной системы как информационной инфраструктуры, то нужно было бы учесть и научные библиотеки.

Во-вторых, как гласит закон о публичных библиотеках и музеях от 1964 г., библиотеки финансируются за счет местных и государственных налогов, но они находятся вне политики, «предоставляя универсальное и эффективное библиотечное обслуживание всем, кто пожелает воспользоваться их услугами». Если местная библиотека не в состоянии удовлетворить требования читателя, можно прибегнуть к помощи национальной службы межбиблиотечного обмена, которая опирается на существующие в стране библиотеки-депозитарии и Британскую библиотеку в местечке Бостон-Спа (Йоркшир), которая обслуживает более 3 млн запросов в год*.

В-третьих, в сети библиотек работают профессионалы, которые обслуживают читателей и оказывают им помощь как работники общественной службы, т.е. не отдавая предпочтения никому и не руководствуясь в своей деятельности какими-либо скрытыми мотивами. Это следует из кодекса поведения членов Британской библиотечной ассоциации, принятого в 1983 г. по случаю столетнего юбилея ассоциации. Среди положений этого кодекса, который, в частности, говорит об ответственности библиотекаря перед читателем, как об одном из основных принципов его работы, содержится и заявление, что «члены ассоциации обязаны способствовать движению потока информации и идей для того, чтобы защитить и упрочить права каждого на свободный и равный доступ к источникам информации без всякой дискриминации» (Library Association, 1983, 2е).

Публичные библиотеки популярны, и у них много читателей. Существенно больше половины населения Великобритании пользуются местной библиотекой, треть регулярно берут книги на дом, примерно по 9 книг в год, т.е. общее число посещений библиотек- 400 млн в год (это более чем в 10 раз превышает число зрителей футбольных матчей профессиональной лиги). Обычный человек, будь он ребенком или пенсионером, может зайти в библиотеку и быть уверенным в том, что ему помогут, идет ли речь о поиске материалов для школьного реферата, о составлении заявления или просто о том, чтобы взять почитать роман. Без всякого преувеличения можно сказать, что если речь идет о подавляющем большинстве граждан, т.е. публичных библиотек - самая большая ценность, которая есть у информационной службы Соединенного Королевства.

* Библиотеками-депозитариями являются библиотеки Оксфордского и Кембриджского университетов, Национальная библиотека Шотландии и Уэльса, а также библиотека Тринити-колледж в Дублине.

239

Когда в середине XX в. появились публичные библиотеки, было несколько факторов, которые содействовали их развитию. На первое место нужно поставить усилия филантропов из высшего класса, затем идут желание опекать неимущих, страх перед темной массой, стремление повысить уровень фамотности населения, обеспечить возможность неимущим получить образование (Allred, 1972). Классифицировать эти мотивы и побуждения можно по-разному, но в любом случае за ними стоит идея ценности информации хотя обычно и неосознаваемая. Другими словами, публичные библиотеки были созданы и развивались на основе представления об информации как о ресурсе, который принадлежит всем, а не как о товаре, у которого должен быть собственник. Отсюда вытекает, что информация и уж, конечно, знание не принадлежат кому-либо одному, они должны быть доступны всем, кто хочет получить к ним доступ - вот, собственно, та концепция, которая, по-видимому, положена в основу создания и деятельности публичных библиотек в нашей стране. Фундаментальный принцип деятельности сети публичных библиотек сводится к тому, что если людям нужна информация, то библиотеки - в порядке, предусмотренном законом, - должны помочь ее предоставить, а не облагать людей, которые пытаются ее найти, поборами (Usherwood, 1989). Однако система публичных библиотек постоянно подвергается нападкам как с философских, так и чисто практических позиций. В частности, серьезные возражения вызвает сам принцип бесплатности информации для читателей библиотеки, и библиотеки пытались заставить ввести плату за обслуживание.

То, что можно было бы назвать нападками на сам reason d'etre библиотек, шли с трех направлений. Во-первых, постоянно возникает вопрос о снижении расходов из общественных фондов. Поэтому идет уменьшение закупки книг, сокращение персонала, для нужд библиотек приобретается все меньше текущей периодики и часто вообще не выписываются газеты, во многих местах сокращаются часы работы библиотек, меньше тратится средств на содержание и уборку помещений (West, 1992). Чтобы сократить дефицит, библиотеки пытаются внедрить платные услуги, хотя и второстепенные, поскольку и профессиональная этика библиотекарей, и законодательство страны направлены против коммерциализации. На платную основу переводится заказ специальной литературы, межбиблиотечный обмен и некоторые справочно-биб-лиографические услуги, а система штрафов за несвоевременный возврат книг превращается из средства борьбы с неаккуратными читателями в способ формирования дополнительных фондов. По-

240

этому нет ничего удивительного, что за период с 1986 по 1996 г. количество выдач книг в библиотеках сократилось на 20%.

Во-вторых, на библиотеки направлена атака правого политического крыла (воодушевленного идеями «рынка» и всего подобного). Они считают, что библиотекари подотчетны только самим себе, а поскольку они сами закупают книги для библиотек, они навязывают свои вкусы читателям, а, кроме того, они еще тратят большую часть бюджета библиотек на собственное жалование. Еще и Институт Адама Смита высказал мнение, что в наши дни люди располагают достаточными средствами, чтобы удовлетворять свои информационные потребности за собственные деньги, поскольку «революция бумажных обложек» сделала литературу доступной каждому, а бум сетей проката видеофильмов свидетельствует, что потребитель готов платить. Таким образом, над библиотеками, и так уже страдающими от постоянных и чувствительных сокращений бюджетов, нависла еще одна угроза со стороны тех, кто хотел бы заменить общественные службы платными, кто восхищен коммерческими успехами сети видеопроката Blockbuster и готов внедрять рыночную идеологию под лозунгом требований «реальной жизни» и предоставления обычным людям права выбора вида обслуживания.

В-третьих, сегодня все громче раздаются голоса тех, кто обвиняет публичные библиотеки в том, что они отстали от времени, цепляются за книги, тогда как нужно переходить к электронным носителям информации. Это уже голос посттэтчеровского поколения, тех групп, для которых уже не столько важен рынок и экономика, им просто претят старомодность, негибкость и замшелость библиотечной системы. Их претензии исходят из убеждения, что будущее публичных библиотек - в новых информационных технологиях, мультимедийности и, конечно, прежде всего, в Интернете. А достичь этого светлого будущего можно, только изменив заскорузлое мышление библиотекарей, взгляды, надежды и организационные принципы библиотечной службы (Greenhalgh and Worpole, 1995). Нужно только, чтобы библиотеки побольше вкладывали в информационные технологии, перекрасили стены в цвета поярче, поставили компьютеры, списали ветхие и потрепанные книги и отправили на пенсию всю свою старую гвардию. Библиотеками слишком долго управляли старомодные библиотекари с их почтительным отношением к книгам и к соблюдению «тишины в читальном зале». Им пора уйти, а библиотекам - модернизироваться (Pantry, 1997). Теми же идеями проникнут и концептуальный документ посттэтчеризма «Новая библиотека: информационная сеть для народа» (Library and Information Commission, 1997)

241

16-2647

Требование перевода публичных библиотек на рыночные принципы хозяйствования сопровождалось острой критикой их деятельности, которая исходила из правой части политического спектра, но при этом использовала аргументы, которые некогда громко звучали слева. Пожалуй, самый важный из этих аргументов состоит в том, что бесплатная библиотечная служба позволяет непропорционально больше сэкономить тем, кто вполне мог бы обеспечить себя книгами сам. В частности, при том что услугами библиотек пользуется большинство населения, примерно половина читателей относится к тем 20%, которые составляют в стране средний класс. Обследования показали, что в основном именно средний класс - наиболее активные читатели, а библиотеки, находящиеся в районах, населенных зажиточными людьми, получают больше средств (что естественно, так как бюджет библиотеки обычно формируется на основе достигнутых ею показателей).

Более того, библиотеки обвиняют в том, что они не только удовлетворяют потребности состоятельных граждан, но и вообще состоят на службе у элиты, так как используются для утверждения образа жизни, который описывают примерно как образ жизни среднего класса в ущерб культуре рабочего класса или региональным культурам (Dawes, 1978). Несправедливое предпочтение именно этому варианту культуры проявляется не только в отборе литературы, которая по умолчанию почти вся отражает вкусы «среднего класса», но также - в отдельных случаях - в цензуре, которую осуществляют библиотекари. В этой связи библиотекам припоминают, как они снимали с полок рассказы Энида Блайтона из серии, посвященной Нодди, считая их расистскими и нарушающими принцип равноправия полов. Библиотекарей, кроме того, упрекали в том, что, скрываясь за дымовой завесой риторики и рассуждений о служении обществу, они в три раза больше расходуют средств на свои зарплаты по сравнению со средствами на комплектацию фондов библиотек книгами (Adam Smith Institute, 1986, с. 2). Разве не было бы лучше, говорят, если бы представители этой зазнавшейся и жадной профессии, отвечали перед своими потребителями, которые, оплачивая полученную информацию, точно определяли бы ее стоимость и строго спрашивали с тех, кто их обслуживает?

К публичным библиотекам есть и другие претензии. Одна из них состоит в том, что большинство их читателей предпочитают биографии и легкую литературу (почти 60% всех книговыдач приходится на долю подобной литературы, причем на беллетристику приходится вдвое больше, чем на остальную литературу), а поскольку читатели, спрашивающие такую литературу, достаточно состоятельны, нет основании оплачивать их развлечения из нало-

242

говых поступлений, особенно после того как «революция мягких обложек» привела к тому, что наиболее запрашиваемая литература стала и самой дешевой.

Попросту говоря, библиотечная система, вероятно, действительно в основном развлекает читателей, и если поинтересоваться их требованиями, то в среднем едва ли выйдет даже Агата Кристи. Большая часть библиотечной сети снабжает читателей дешевыми приключенческими историями и женскими романами, поэтому с аргументом Института Адама Смита приходится согласиться: «библиотекари могут рассматривать свою работу как часть деятельности ключевой информационной индустрии, однако основная масса читателей использует их услуги, чтобы за счет общества удовлетворить свои потребности в романтическом чтиве» (Adam Smith Institute, 1986, с. 21). Чем же тогда библиотеки отличаются от кинематографа или от профессионального футбола? Все это развлечения, приятное времяпрепровождение, разница только в том, что библиотека бесплатна, а за зрелища нужно платить.

Еще один повод для критики вызывает противоречие между функционированием библиотек как бесплатной общественной службы и обслуживанием ими организаций, которые используют эти услуги для получения прибыли. Предоложим, например, что компания хочет изучить юридические или финансовые аспекты проекта или литературу по химии, прежде чем внедрять какое-нибудь техническое новшество. Для компании это будет иметь определенные экономические последствия, но она не понесет никаких расходов в связи с использованием библиотечных ресурсов (а расходы могли бы быть значительными, так как выполнение работы потребовало бы участия профессионалов и использования немалых средств для того, чтобы найти нужную информацию). В этом случае критики достаточно убедительны: во всем этом есть какая-то непоследовательность, и в таких случаях за информацию следовало бы платить.

И, наконец, есть еще проблема доступа к справочной информации. Эта проблема, может быть, наиболее тесно связана с понятиями общественной службы и идеей публичной сферы. Библиотеку часто представляют как гигантский резервуар «знаний», доступ к которым заинтересованному гражданину, усердному ученику, самоучке или просто любопытствующему обывателю должен облегчить эксперт-библиотекарь (его все чаще называют информационным работником). Но реальная картина имеет мало общего с этим идеалом: справочные службы не для типичного читателя (и здесь большинство составляют состоятельные люди), доля справочной литературы - всего 12-15% библиотечных фондов, и на

243

16-

нее приходится только 5% ежегодных закупок литературы. Поскодь. ку большинство читателей вполне были бы в состоянии заплатить и справочная литература - лишь небольшая часть библиотечных фондов, для сторонников рынка кажется естественным ввести поденную плату за пользование этими фондами со скидками д^ тех, кто пользуется ею часто.

Критики деятельности публичных библиотек с энтузиазмом относятся к коммерциализации информации. В середине 1980-х годов ПАР (Консультативный совет по информационным технологиям) опубликовал доклад под красноречивым заглавием «Информация как бизнес», в котором была сформулирована данная точка зрения. ITAP выделил «расширяющий сектор "информации, имеющей рыночную стоимость", который включает финансовую и деловую информацию, издательское дело и полиграфию, онлайно-вый доступ к технической информации, услуги консультантов и пр.» (с. 7). В докладе предлагалось «как частному, так и государственному сектору экономики обратить большее внимание на информацию как товар» (Information Technology Advisory Panel, 1983, с. 8), а также разрешить предпринимателям работать в тех сферах, в которых ранее коммерческая деятельность была запрещена (имеются в виду те сферы, в которых действовали общественные службы), а организациям, которые уже работают в этих сферах, в большей степени использовать коммерческий подход. Публичные библиотеки стали одними из этих организаций.

С тех пор ясно, что дополнительный спрос на информацию, сокращение доступных ресурсов, технологические инновации, а также беспрецедентная критика самих основ организации библиотечного дела сделали свое дело: возникла новая концепция информации и доступа к ней. Если раньше информация рассматривалась как общественный ресурс, который должен был распределяться бесплатно, то теперь - как товар, который может быть продан и куплен для частного потребления, и объем доступа к этому ресурсу зависит от платы. Постепенно было найдено решение сакраментальной проблемы «бесплатно или за деньги?», и решение было в пользу тех, кто считал, что нужно платить. Сначала отношение к библиотечным услугам как услугам платным касалось только услуг в классе «премиум» и применялось только к корпоративным клиентам, которым нужна была информация для деловых целей. Библиотеки, которые начали внедрять этот подход, использовали двухзвенную модель, которая плохо сочеталась с традиционным подходом к библиотечному обслуживанию как к общественной службе, доступной всем, независимо от их достатка.

244

Неверно было бы утверждать, что в экспериментах с введением платы в публичных библиотеках мы очень спешили. Новый подход был уже сформулирован, и новая идеология уже сложилась (Bailey, 1989), но правительство по-прежнему не вводило плату за базовые услуги публичных библиотек: за выдачу книг, журналов и использование справочных материалов (Office of Arts and Libraries, 1988). Тем не менее «взимание платы стало все более и более принятой практикой» (Lewis and Martyn, 1986): библиотеки требовали денег за использование межбиблиотечного абонемента, нетрадиционных источников информации, резервирование литературы, обслуживание читателей, которые не проживали на закрепленной за библиотекой территории, копирование и, конечно, использование компьютеров. Боб Ашервуд (Usherwood,1989) считает, что введение платы за обслуживание неизбежно приведет к возникновению преимуществ у корпоративных клиентов по отношению к рядовым гражданам, поскольку работа с первыми приносит гораздо большую прибыль. Это проявится, прежде всего, в отношении к информации, создаваемой частным образом и слишком дорогой для рядового читателя (например, обзоры, подготовленные консультантами, материалы, связанные с оценкой влияния на окружающую среду, а также значительная часть справочной информации, если она носит узкоспециальный характер). Результатом этого может стать сокращение доступа широкой публики к тому, что можно было бы назвать «жесткой» информацией, а это приведет, с одной стороны, к расширению круга «малоинформированных людей, не склонных задавать вопросы» (Usherwood, 1989, с. 18-19), а с другой - к обслуживанию по высшему разряду корпоративных клиентов, которые будут располагать первосортной, эксклюзивной информацией.

Критически настроенные по отношению к таким рассуждениям люди могут, конечно, согласиться, что публичные библиотеки коммерциализуются, и это будет иметь существенные последствия для информации и для ее доступности. Однако тем, кто считает подобное развитие событий чисто негативным, можно возразить, что реальное падение стоимости информации приведет к тому, частные лица могут даже выиграть, непосредственно оплачивая свои расходы на ее получение. Действительно, самый распространенный в Великобритании способ заполучить книгу - купить ее, а не взять в библиотеке. Книжных магазинов в Великобритании почти столько же, сколько библиотек, и каждый год издается больше названий книг, чем когда-либо раньше, а появление дешевых изданий в бумажных обложках превратило книги в товар, доступный для большинства населения. Появление такой сети книжных

245

магазинов как Waterstone, которая за 1990-е годы расширилась говорит о том, что книги превратились в товар повышенного спроса' Если принять во внимание все это, то публичные библиотеки действительно кажутся отжившим институтом, который сыграл свою роль в обеспечении доступа общества к информации, но сегодня стал уже лишним благодаря развитию альтернативных способов получения информации.

Однако такой подход не бесспорен. Одно из возможных возражений состоит в том, что книги приобретает относительно узкий слой общества: 25% населения, которое относится к группам с наибольшим доходом и высоким образовательным уровнем, - 80% всех покупок . Другое возражение состоит в том, что покупка книг и посещение библиотеки не исключают друг друга. Как раз наоборот: среди часто посещающих библиотеки, много тех, кто охотно приобретает книги. Третье возражение относится к тому, какие именно книги люди покупают, и что они берут в публичных библиотеках. Большая часть покупок - беллетристика (30% всех продаж), т.е. незамысловатые «повести», кровавые истории, фэнтези и триллеры, а остальное - кроссворды и головоломки, спорт и пособия типа «сделай сам» (кулинарные книги и советы, как что-нибудь отремонтировать своими руками). Конечно, и публичные библиотеки критикуют за то, что большая часть книговыдач приходится на бесплатное «криминальное чтиво», но они предлагают и многое другое, особенно справочную литературу. Количественно это охарактеризовать сложно, поскольку такая литература не выдается на дом, но известно, что стандартные справочные пособия - от энциклопедий, атласов, статистических публикаций до деловых справочников, - как правило, слишком дороги для отдельного покупателя и слишком часто переиздаются, чтобы их приобретали в массовом порядке. Если публичные библиотеки исчезнут, трудно представить, как люди смогут получить доступ к таким изданиям, как Who's Who и массе справочников, которые ежегодно издаются, охватывая образовательные учреждения, благотворительные и политические организации (Ignatieff, 1991). Исчезновение публичных библиотек приведет к существенному обеднению информационной среды граждан.

Публичные библиотеки в Великобритании находятся в стадии упадка: люди берут в них все меньше книг и все больше книг покупают. Издание Cultural Trends считает это «неизбежным следствием возникших проблем доступа к библиотекам, очередей и ограниченного периода, на который выдаются книги, наряду со стабилизацией или даже сокращением книжных фондов и часов

246

работы библиотек. Если речь идет о выборе, то книг, которые люди хотели бы взять, становится на библиотечных полках все меньше» (Cultural Trends, 1992a, с. 26). Все это свидетельствует об уменьшении роли публичных библиотек как одного из основных звеньев публичной сферы. Основные принципы их работы - свободный доступ к информации и универсальное обслуживание - поставлены под сомнение, новый подход к информации как товару заставляет пересмотреть эти принципы. По мере того как рыночный подход приобретает все больше сторонников в библиотеках, упадок этоса служения обществу будет только усиливаться, а читателей все чаше будут рассматривать как потребителей, которые должны оплатить предоставленные услуги, и библиотеки прекратят свое существование как элемент публичной сферы, удовлетворявший все информационные потребности на бесплатной основе.

Музеи и художественные галереи

Роберт Хьюисон так завершает свой критический обзор изменений в мире музеев и художественных галерей:

В

XIX веке музей рассматривался как источник просвещения и средство нравственного воспитания и поэтому был бесплатным. Теперь музеи - коммерческие предприятия, которые должны содержать себя, а следовательно, получать плату с посетителей. Искусство более не источник вдохновения, идей или ценностей, а часть «индустрии развлечений». Мы перестали любить искусство, мы стали приобретать продукт.

(Hewison, 1987, с. 129)

Рассказ Хьюисона о том, как на смену традиционным принципам организации музеев и художественных галерей пришла «индустрия общения с прошлым», во многом повторяет то, что я уже написал об упадке таких элементов публичной сферы, как вещание и доступ к библиотекам. Но можно ли применять понятие публичной сферы для анализа изменений в музейном деле и галерис-тике? Хотя я не считаю, что кто-нибудь в состоянии доказать, что и эти институты относятся к публичной сфере в полном смысле слова (для многих они по-прежнему остаются чем-то эксклюзивным, элитарным и даже пугающим), я думаю, со мной согласятся, что в каких-то важных отношениях они отвечают идеалу такой сферы. Происшедшие в последние годы изменения, которые бросили вызов институтам публичной сферы, имели неизбежные и

247

важные последствия и для доступа к той информации, котоп». хранится в национальных музеях и художественных галереях.

Как можно соотнести музеи и художественные галереи - „ крайней мере, пользующиеся высокой репутацией, - с поняти ем публичной сферы? Нужно рассмотреть ряд их ключевых харак теристик.

Во-первых, важнейшим для британских музеев и галерей дод. гое время был принцип бесплатного входа во «дворцы просвещения» (так при его основании называли Музей Виктории и Альберта). Этот принцип основывался на представлении о музее как институте, выполняющем преимущественно культурно-просветительские функции, и, следовательно, доступным для всех, независимо от дохода.

Ну, конечно, есть масса критиков, которые заявят, что все это нельзя считать ни «культурой», ни «просвещением» (имперское прошлое Великобритании, прославление империи, приукрашенная военная история, портреты высокопоставленных особ), но не нужно забывать, что в галереях и музеях мы сталкиваемся с глубоко укоренившейся традицией века Просвещения. Не так легко отбросить эту традицию. Ее суть в важности сбора и презентации знания, с тем чтобы люди лучше понимали самих себя и мир, в котором они живут, без чего этот мир трудно изменить. Директор Британского музея Дэвид Уилсон заметил, что в принятом в 1753 г. законе о музее предполагалось, что его собрания будут отражать «все разнообразие человеческого знания» (Wilson, 1989, с. 13). Сегодня модно говорить о тщетности таких планов, но нельзя забывать, что, если они согласуются с принципом свободного доступа ко всему, что собрано, они заслуживают названия светлых идей. Развивая свою мысль, Уилсон говорит: «Наши собрания полностью открыты всем: как профессиональным ученым, так и любителям и... только уж очень несерьезным посетителям будет вежливо указано на дверь» (с. 69).

Еще один принцип - финансирование музеев и галерей. Если раньше основу составляли пожертвования состоятельных людей, то сегодня это государственный бюджет. Благодаря этому музеи находятся вне столкновения политических и экономических интересов.

И, наконец, в музеях и художественных га!ереях доминирует этос служения обществу. Их кураторы и весь штат видят свой профессиональный долг в том, чтобы собрать и сохранить коллекции в интересах широкой публики. Понятно, конечно, что «широкая публика» в обычной жизни музея - только абстракция, иногда даже просто предлог для того, чтобы с увлечением заниматься соби-

248

нем всего, что представляется ценным для понимания «условий Ра веческого существования» и для прошлого страны. Но как бы 4 ни интерпретировали мотивы кураторов, собирая музейные ^оллеклии, они не стремятся к получению выгоды, ими руково-^ят тяга к знаниям и желание сохранить собранное для публики.

Хотя в принципе музей может стать ареной дискуссий, на практике музеи мало что делают для того, чтобы инициировать нечто подобное (Walsh, 1992). Часто музеи отражают в своих экспозициях классовые предрассудки своих основателей и покровителей, предлагая, например, своим посетителям насладиться картинами британского прошлого, которое предстает в идеализированном и даже искаженном виде. Раздражать может не только «знатное происхождение» музеев, но и присущее им снисходительное отношение к современному посетителю, витающий там дух Мэттью Арнольда. Многие галереи, например, представляют предметы искусства и быта, которые относятся исключительно к «высшим сферам культуры», такие выставки и господствующая на них атмосфера просто отпугивают людей, которые не ощущают себя ее «знатоками». Поэтому посетители музеев - это никоим образом не полный срез общества, 60% посетителей Британского музея - обладатели университетских или эквивалентных им дипломов, а три из четырех посетителей музеев и галерей относятся к трем наиболее обеспеченным группам населения Великобритании (по классификации британских социологов: А, В и С1).

Соглашаясь со сказанным, мы тем не менее не можем считать, что все выставленное в музеях и галереях - это лишь классовые предрассудки. Культурное наследие включает и это, но все-таки к этому не сводится. Существуют очень важные, вероятно, даже отражающие саму суть дела способы связать прошлое и настоящее страны. Когда такой способ найден, мы, даже просто подивившись на картины своего прошлого, можем увидеть себя такими, какими были и какими могли бы быть. Кроме того, ведь не только привилегированные классы стремятся к идеалу Арнольда - общаться с «лучшим из того, что познано и создано в мире». Разногласия вызывает то, что мы называем «лучшим», но как бы мы ни представляли себе идеал, включение в экспозицию произведений искусства, которые пользуются всеобщим признанием, отражает наше стремление к нему. Кроме того, известные музеи, даже если их коллекции несут на себе отпечаток вкусов их основателей и дарителей, а эти вкусы, в свою очередь, отражают образ жизни определенного замкнутого круга, содержат и вещи (иногда огромное их количество), которые способны дать нам новые впечатления, поразить, восхитить. Известные музеи и галереи представля-

249

ют собой настоящие образовательные учреждения, сторонящиеся «идеологической пропаганды». О силе впечатления, возникавшего после их посещения, часто свидетельствуют воспоминания детства. Хорошо известно, например, какое впечатление произвели музеи Кенсингтона и его окрестностей на бедного молодого человека, который потом стал знаменитым писателем Гербертом Уэллсом. Легко поверить, что множество других людей, похожих на него, посещая музеи, расширяют свое представление о жизни копят знания, узнают новое. Ведь только в 1999 г. в Британском музее было 5,5 млн посетителей.

Мы обнаружили в этой области особенности, которые Хабер-мас приписывает публичной сфере, но должны сказать, что в последние годы многие из особенностей музеев и галерей находятся под угрозой исчезновения. И каким бы странным это ни показалось, угроза исходит от альянса радикалов и «рыночников», которые дружно называют музеи обветшавшими аристократическими заведениями, потерявшими связь с действительностью. Черты грядущих изменений можно увидеть уже в изменении терминологии: посетителей теперь называют потребителями, строят бизнес-планы, а рутинная статистика деятельности музеев превратилась в производственные показатели и вышла на первый план. Добавьте к этому еще враждебное отношение правительства к идее субсидирования, связанное с экономической ситуацией, и для вас станет очевидно, что музеи и галереи попали под пресс сокращающихся расходов на их содержание.

Реакция музеев свелась к двум мерам: они ввели плату за посещение и стали искать спонсоров. Первая мера сразу же отразилась на посещаемости (а косвенно - на организации выставок), вторая - неизбежно ограничила самостоятельность музея и кураторов галерей. Входная плата была введена в середине 1980-х годов в нескольких национальных музеях и галереях: в Музее Виктории и Альберта, Музее науки, Имперском военном музее и Музее естественной истории. Сразу же было отмечено сокращение посещаемости, которая упала по сравнению с началом 1980-х годов на 50%, когда вход в эти музеи был свободным. Единственный крупный музей, который остался верен принципу свободного доступа, Британский, наоборот, столкнулся с растущим наплывом посетителей, который продолжался до 1996 г. (тогда число посетителей достигло 6,7 млн), и по сегодняшний день остается самым посещаемым музеем Соединенного Королевства. Едва ли нужно проводить какие-нибудь сложные социологические исследования, чтобы установить, что сокращение произошло в основном за счет наименее обеспеченных и во всех отношениях ущемленных слоев

250

населения (то есть тех, кого нужно было в первую очередь завлекать в музеи, поскольку они живут в ущербной культурной среде).

Другим излюбленным источником средств, которые могли бы заменить сократившееся государственное финансирование, стало спонсорство. К сожалению, музеи и галереи в наши дни гораздо менее привлекательны для спонсоров, чем перформативные искусства (которые, в свою очередь, не идут ни в какое сравнение по привлекательности со спортом). Ведь гораздо более престижно поддержать Эдинбургский фестиваль оперы, чем выставку в оксфордском археологическом музее Эшмолин. Еще важнее то, что спонсоры руководствуются отнюдь не альтруистскими мотивами. Они принимают решение поддержать ту или иную выставку или организацию по деловым соображениям. Проще говоря, спонсорство - вид рекламной деятельности, «средство бизнеса, используя которое... спонсор рассчитывает что-нибудь получить в обмен за свою поддержку» (Turner, 1987, с. 11). Понятно, что корпоративные спонсоры могут руководствоваться при выборе объектов поддержки весьма разнообразными стратегиями, и иногда их устраивает внесение в содержание выставки или галереи только «легкого штриха». Тем не менее спонсор хотел бы быть замеченным, а уж легкими или, напротив, очень заметными штрихами он при этом пользуется, дело десятое: музеям самим часто приходится придумывать, как сделать выставку привлекательной для спонсоров (Shaw, 1990).

Риски, связанные с такой ситуацией, очевидны для непредвзятого наблюдателя, но учреждения, которым недостает наличных, часто их игнорируют. Как заметил один художественный критик, раздраженный ростом спонсорства в 1980-е годы, которое превратило «лондонские галереи... в витрины магазинов и в роскошные декорации для производителей оружия и торговцев в кредит» (Januszczak, 1986):

С

понсоры рассматривают художественную галерею как дешевый, удачно расположенный рекламный щит, да еще и как возможность подправить свою репутацию. Они поддерживают такое искусство, которое украшает их, а по мере того как их влияние будет расти, они все чаще будут выступать в роли цензоров.

(Januszczak, 1985).

Ранее я уже говорил о косвенных последствиях введения входной платы. Я имел в виду, что коммерциализация легко может привести музеи и галереи к положению, когда они будут соревно-

251

ваться за посетителей с такими откровенно рыночными предпр^ ятиями, как Музей мадам Тюссо. Им придется все время иск^| экзотические, захватывающие экспонаты, привлекающее внима* ние публики, и тем самым усиливать тенденцию к превращение собраний предметов искусства и исторических реликвий в место «раз. влечений». Существует, конечно, пограничная территория, по ощ сторону которой находится популярное и доступное искусство, а по другую - его опошление. Но многие аналитики считают, что мы уже по ту сторону границы, и, доказывая это, они пишут о парадоксальном буме, который переживают коммерческие музеи, на фоне продолжающего кризиса государственных музеев.

На самом деле никакого парадокса нет. Нужно только рассматривать успех этих «музеев» в общем контексте развития индустрии развлечений. Эти коммерческие учреждения предлагают легкую забаву, в духе ностальгии по старым фильмам Диснея: звуковые эффекты, роскошные виды, быструю смену впечатлений, видеоигры, мультипликацию, забытые запахи и символы и прежде всего живое участие посетителей, которым предлагают расслабиться и повеселиться. Роберт Хьюисон (Robert Hewison, 1987) видит во всех этих бурно размножающихся «домах ремесленника» и исторических парках вроде Ноттингхэмских «Историй о Робин Гуде» угрозу возникновения новой «индустрии прошлого», которая грозит вытеснить традиционные музеи и галереи (и еще много другого), предлагая посетителям уютный и мифологизированный образ «Англии, какой она когда-то была».

Правительственные информационные службы

Бытует мнение, что о социальной и экономической ситуации мы узнаем прежде всего из научных работ: ученые из исследовательских подразделений университетов проводят полевые исследования, а затем публикуют результаты их обработки. Это заблуждение: на самом деле подавляющая часть информации об обществе - о домо-хозяйствах, состоянии образования, занятости и досуге - мы получаем от правительственных информационных служб (даже школьные рефераты основываются на официальной статистике) (Bulmer, 1980). Точнее говоря, мы все это узнаем из вторичных источников информации - прессы и телевидения, но это не меняет факта, что в основе лежат правительственные источники.

Только правительство представляет собой институт, который способен систематически и постоянно собирать и обрабатывать информацию обо всем, что нас окружает: от количества разводов,

252

детской смертности и изменений в спросе на рабочую силу до динамики преступности в стране. Решение этой чудовищно слож-ной задачи требует колоссальных финансовых затрат, и не в последнюю очередь легитимности правительства. Вспомним, например, какую подробную и имеющую личный характер информацию собирает правительство каждые десять лет во время всеобщей переписи населения, и вопрос станет ясен.

Согласившись с тем, что именно правительство - основной источник информации, благодаря которой мы что-то знаем об обществе, в котором живем - как оно изменяется, чем оно болеет, как в нем устроены семьи, чем располагают домохозяйства, - мы должны признать, что эта информация должна быть особенно надежной. От доверия к ней зависит эффективность правительства и еще в большей мере - способность граждан оценивать его работу и осмысленным образом участвовать в жизни общества. Только представьте, что будет, если мы утратим к доверие к точности демографической статистики, которая сообщает нам о средней продолжительности жизни, уровне рождаемости и региональных различиях в этих показателей, если не станем полагаться на данные об образовательном уровне населения: грамотности, баллах, полученных на выпускных экзаменах средней школы, дифференцированных по школам и регионам, количестве учеников в классах и, наконец, об уровне безработицы.

Концепция правительственной информационной службы очень хорошо согласуется с понятием публичной сферы, поскольку без опоры на надежную информационную базу невозможно ничего обсуждать и еще менее - вести осмысленную дискуссию*. Трудно представить и осмысленную политику, в которой статистика бы не играла важной роли, если, конечно, не понимать под политикой одно лишь выкрикивание лозунгов. По этим и другим причинам в XIX-XX вв. сложилось представление, что принятию политических решений, какова бы ни была степень их сложности, обязательно должен предшествовать сбор точной и исчерпывающей информации. Как заметил бывший член правительства консерваторов сэр Иэн Гилмур, этос и практика требуют, чтобы «статистическая служба ставила честность выше политических пристрастий» (цит. по Lawson, 1989).

* Основная организация, занимающаяся сбором информации для правительства Соединенного Королевства, - Центральное статистическое управление (Office for National Statistics), возникшее в результате слияния в 1996 г. Центрального статистического управления и Управления по демографии и переписи населения (Office of Population, Censuses and Surveys).

253

Другая и очень существенная деталь - сохранение и упрочение у работников статистической службы, которая собирает и делает доступной статистическую информацию, этических ценностей го-сударственного служащего, честности и личной незаинтересованности в результатах своей работы. Чтобы сохранить такое отношение к работе, работник статистических органов должен быть политически нейтральным и глубоко преданным профессиональной традиции точности, методичности, объективности и категорически отказываться уступать давлению и скрывать факты (Phillips, 1991). Очень важно, чтобы позиция «хранителей фактов» (Phillips, 1988) позволяла им противостоять не только политическому давлению и собственным политическим пристрастиям, но и искушению нажиться на информации, которой они располагают. Они также должны безусловно поддерживать принцип гласности и открытости по отношению к сведениям, за которые они отвечают и которые относятся к публичной информации. Сэр Клаус Мозер, который однажды возглавлял правительственную статистическую службу, сформулировал эти требования в речи, с которой он выступил в Королевском статистическом обществе. Классический принцип работы общественной службы в его интерпретации звучал так:

В

распоряжении статистика, состоящего на государственной службе, находится обширная информация, и его долг состоит в том, что сделать ее доступной всему обществу... она должна быть понятной, снабжена необходимыми ссылками на первоисточники, распространение подобной информации, составленной правительством и для правительственных нужд, не должно ограничиваться соображениями секретности. И распространение - это не какая-нибудь дополнительная обязанность, решение этой задачи должно иметь один из высших приоритетов. Различные группы пользователей не только имеют «право» на информацию, собранную и изданную за общественный счет, эта информация - важная часть демократического общества и гласной формы управления, при которой вся доступная информация должна широко распространяться и, будем надеяться, использоваться.

(Moser, 1980, с. 4)

И, наконец, поскольку распространение правительственной информации всегда рассматривалось как важная задача, ее решение щедро субсидировалось из общественных фондов, а некоторые государственные службы и департаменты вообще распространяли такие сведения бесплатно, с тем чтобы с ними могли озна-

254