Библиотека    Новые поступления    Словарь    Карта сайтов    Ссылки





назад содержание далее

Часть 5.

§ 4. Неразложимые элементы

294. Не сомневаюсь, что у читателя вызывает раздражение кажущееся нелепым словосочетание «неразложимые элементы», которое такой же ирландизм, как и «необходимое и достаточное условие» (как если бы «условие» означало бы не более чем сопутствующее обстоятельство, а необходимый не был бы надлежащим сопутствующим смыслом «достаточного»). Но я употребил его потому, что не имею в виду просто элемент. Логический анализ не является разложением на существующие элементы. Он прослеживает отношения между понятиями, основываясь на том допущении, что наряду с каждым данным или найденным понятием дается и его отрицание, и любое другое отношение как результат транспозиции его коррелятов. Последний постулат состоит в простой идентификации каждого коррелята и отличении его от других без распознавания какого-либо порядка их следования друг за другом. Так, любить и быть любимым рассматриваются как одно и то же понятие, и «не любить» следует рассматривать как то же самое понятие. Комбинируются понятия всегда по два за раз, и состоит эта комбинация в неограниченном отождествлении субъекта одного понятия с субъектом другого, где каждый коррелят считается субъектом. Далее, если мы можем одно понятие точно определить как комбинацию других и если эти другие не обладают более сложной структурой, чем определяемое нами понятие, тогда это определяемое нами понятие следует счи-

121

тать анализируемым в те другие. Так, А является дедом В, если и только если А - отец того, кто является родителем В. Поэтому дед при анализе дает отца и родителя. А отчим, если считать, что это понятие не исключает отцовства, дает при анализе супруга и отца, тесть же - отца и супруга.

295. Приняв это в качестве посылок, мы можем сказать in primo, что нет никаких априорных оснований отрицать существование неразложимых элементов фанерона, которые есть то, что они есть, независимо от чего-либо ещё, будучи совершенными в себе - при условии, конечно, что они способны к соединению. Мы будем называть эти элементы и все то, что особым образом с ними связано, Priman. Действительно, таковые почти неизбежно должны существовать, поскольку существуют составные понятия, которые ни на что не ссылаются, и, как правило, есть возможность абстрагироваться от их внутренней структуры, благодаря которой они являются составными, - поэтому-то они и становятся неразложимыми элементами.

296. In secundo, нет априорного основания для отрицания существования неразложимых элементов, которые являются тем, чем они являются, по отношению к чему-то второму, но независимо от чего-то третьего. Такова, например, идея другого (otherness). Мы будем называть такие идеи и все, что отмечается ими, secundan (то есть зависимыми от второго).

297. In tertio, нет априорного основания для отрицания существования неразложимых элементов, которые являются тем, чем они являются по отношению к чему-то второму и третьему и независимо от чего-то четвертого. Таковой, например, является идея композиции. Мы будем называть все, назначенное быть третьим или средством связи между чем-то первым и вторым, tertian.

298. Априори невозможно, чтобы существовал неразложимый элемент, который был бы тем, то он есть, по отношению к чему-то второму, третьему и четвертому. Очевидная причина этого заключается в том, что элемент, объединяющий два элемента, может, согласно законам

122

повтора, объединить любое их количество. Нет ничего проще; и в то же время в философии нет ничего важнее. 299. Таким образом, мы априори должны ожидать, что в фанероне обнаружатся три категории неразложимых элементов: те, что являются просто положительными целостностями, те, что включают в себя некоторую зависимость, но не комбинацию, и те, что включают в себя комбинацию.

Теперь давайте обратимся к фанерону и посмотрим, что мы на самом деле обнаружим.

Глава 2

Категории в подробном изложении

А. Первичность

§ 1. Источник категорий

300. Список категорий, или «философские упорядочения», как назвал их автор Гермеса Харрис, представляют собой таблицу понятий, которые выводятся путем логического анализа мысли и считаются применимыми к бытию. Это описание относится не только к списку, опубликованному мной в 1867 году, который я здесь попытался дать в расширенном виде, но также и к категориям Аристотеля и Канта. Последние были более или менее видоизменены разными критиками, например Ренувье или еще более основательно Гегелем. Мой собственный список вырос изначально из изучения таблицы Канта.

301. Я не буду здесь исследовать, насколько оправданно применение логических понятий к метафизике Поскольку я придерживаюсь мнения, что этот вопрос, хотя его значение и велико, все же является второстепенным и в любом случае по своей важности не превышает вопрос о том, каковы должны быть такие понятия. Тем не менее можно сказать, что, по моему мнению, каждая категория должна получить свое оправдание посредством индуктивного исследования, которое в результате сообщит ей

123

лишь ограниченную или приблизительную обоснованность (validity).

§ 2. Проявление первичности

302. Идея его является преобладающей в идеях оригинальности, жизни, свободы. Свободным можно считать то, что не имеет за собой ничего другого, что определяло бы его действия, но, поскольку появляется идея отрицания другого, появляется и идея другого; так что подобная отрицательная идея должна быть на втором плане, в противном случае мы не сможем сказать, что первичность преобладает Свобода может проявляться только в неограниченном и неконтролируемом многообразии и множественности; и, таким образом, первое становится преобладающим в идеях безграничного многообразия и множественности. Оно является главной идеей кантовского чувственного «многообразия». Но в кантовском синтетическом единстве преобладает идея третичности. Оно представляет собой приобретенное единство, и его лучше бы назвать целокупностью (totality); поскольку это единственная из категорий Канта, где оно находит пристанище. В идее бытия преобладает первичность, и не обязательно по причине абстрактности этой идеи, но по причине ее самодостаточности. Первичность главным образом преобладает не за счет отделенности от качеств, но за счет того, что она представляет собой нечто особое и идиосинкратичное. Первое преобладает в чувствовании, в отличие от объективных восприятий, воли и мышления.

§ 3. Монада

303- Чистая идея монады не является идеей объекта. Ведь объект есть нечто противостоящее мне. Но идея монады гораздо ближе к объекту, чем к понятию самости, которое еще сложнее. Должна существовать некая определенность, или качественность (suchness), в противном случае мы ничего вообще не могли бы помыслить. Но это не должна быть абстрактная качественность, поскольку она содержит ссылку на конкретную качественность. Это

124

должна быть конкретная качественность, с некоторой степенью определенности, которую, однако, нельзя мыслить как большую или меньшую, Не должно быть никакого сравнения. Таким образом, монада является качественностью sui generis. Представьте себе, что в дремотном состоянии у меня возникает смутное, необъективиро-ванное и почти несубъективированное ощущение - я ощущаю красное, вкус соли, боль, печаль, радость или долгое звучание музыкальной ноты. Это и было бы, максимально возможным приближением к чисто монадиче-скому состоянию чувствования. Теперь, чтобы преобразовать это психологическое или логическое понятие в метафизическое, мы должны помыслить метафизическую монаду как чистую природу или качество само по себе, которое не имеет ни частей, ни признаков, ни воплощения. Такова чистая монада. Значения имен «вторичных» качеств являются наилучшими возможными приближениями к монадам.

§ 4. Чувственные качества

304. ...К числу фанеронов относятся определенные чувственные качества, такие, как пурпурный цвет (magenta), запах эфирного масла, звук паровозного гудка, вкус хинина, эмоциональное переживание при созерцании великолепного математического доказательства, испытываемое чувство любви и т.д. Я здесь не имею в виду актуальное переживание этих чувствований, будь то непосредственно, по памяти или в воображении. В такое переживание эти качества входят в виде элемента. Я имею в виду сами эти качества, которые как таковые есть всего лишь возможности, не обязательно реализованные. Читатель, вероятно, склонен отрицать это. Если это так, то он не совсем понял, что мы не рассматриваем ни то, что является истинным, ни даже то, что представляется истинным. Я попросил бы его отметить, что слово красный имеет значение, когда я говорю, что предварение равноденствий не в большей мере красное, чем синее, и что оно означает именно то, что означает, когда я говорю, что красная анилиновая краска является красной. Это простое качество, или качественность, не является само

125

по себе событием (ocurrence), каковым можно считать акт восприятия красного предмета; оно всего лишь простая возможность. Его чистое бытие заключается в том факте, что такая конкретная положительная качественность могла бы присутствовать в фанероне. Когда я говорю, что это качество, я не имею в виду, что оно «присуще» субъекту. Такой фанерой характерен для метафизической мысли; он не включен в само ощущение, а поэтому не включен и в чувственное качество, которое полностью подавляется или замещается в действительном ощущении. Немцы обычно называют эти качества чувствами, а именно чувствами удовольствия или боли. Мне это кажется простым следованием традиции, никогда не подвергавшейся проверке наблюдением. Я могу представить себе сознание, вся жизнь которого, независимо от того, бодрствует оно, дремлет или грезит, может состоять только из фиолетового цвета или запаха гнилой капусты. Речь идет исключительно о том, ч т о я способен представить, а не о том, что допускает психологические законы. Тот факт, что я могу представить это, показывает, что такое чувствование не является общим в том смысле, в каком общим является закон гравитации. Потому что нельзя представить, чтобы закон имел хоть какое-то бытие, если бы было невозможно существование каких-либо двух материальных масс или если бы не существовало такой вещи, как движение. Подлинно общее не может иметь никакого бытия, если нет надежды на то, что оно будет иметь возможность воплотиться в факте, который сам по себе не является ни законом, ни чем-то подобным закону, Чувственное качество можно, как мне кажется, представить существующим безотносительно к какому-либо событию (occurence). Как простая возможность оно обходится без какой бы то ни было реализации.

§ 5. Независимость чувствования от сознания и изменения

305. Допустим, я спрошу у читателя, чем конкретно чувствование (feeling) красного или пурпурного, не знающее начала, конца или изменения, или нескончаемо и неизменно звучащий паровозный гудок, или вечный, напол-

126

нивший собой всю вселенную трепет радостного восхищения - или, скорее, то, что доставило бы нам восхищение, но считается в этом отношении совершенно нейтральным, отличались бы от субстанции? Вы, я полагаю, скажете мне, что ни одна такая вещь не смогла бы существовать во вселенной в одиночестве, потому что, во-первых, она нуждалась бы в сознании, которое ее ощущает и которое само не является чувствованием; во-вторых, цвет, звук и, вероятно, также трепет восхищения состояли бы из колебаний; в-третьих, ни одно из них не могло бы длиться вечно, не будь течения времени; в-четвертых, каждое имело бы качество, обладающее определенностью в ряде аспектов: цвет - в отношении оттенка, яркости, насыщенности, четкости; звук - в отношении высоты, тембра, (который сам очень сложен), громкости и четкости; восхищение - в отношении степени наслаждения, эмоциональности или возвышенности, и т.д.; и в-пятых, каждое нуждалось бы в физическом субстрате, в корне отличающемся от самого чувствования. Но я хочу вам заметить, что эти вещи знакомы нам лишь по внешнему опыту; ни одна из них не может быть увидена в цвете, услышана в звуке или пережита внутренним чувством Следовательно, не может быть никакого логического затруднения в том, чтобы считать отсутствующими, а что касается меня, то я не вижу для этого и ни малейшей психологической трудности. Например, на мой взгляд, предполагать существование потока времени или некой степени четкости, низкой или высокой, столь же неоправданно, как и предполагать существование свободной прессы или магнитного поля.

§ 6. Определение чувствования

306. Под чувствованием я понимаю пример такого сознания, которое не содержит в себе анализа, сравнения или какого бы то ни было процесса вообще и не состоит в целом или частично из какого-либо акта, которым одно напряжение сознания отличается от другого. Такое сознание обладает своим собственным положительным качеством, которое не содержит в себе ничего другого и само по себе есть все то, что есть, хотя могло бы иметь

127

причину; так что, если это чувствование присутствует в течение промежутка времени, оно целиком и полностью присутствует в каждый момент этого времени. Чтобы свести это описание к простому определению, я скажу, что под чувствованием я понимаю пример такого элемента сознания, который является всем, чем он является позитивно, сам по себе, безотносительно к чему-то еще

307. Чувствование поэтому не событие, не происшествие, не происходящее, поскольку происходящее не может быть таковым, если не было времени, когда оно еще не происходило; и, стало быть, оно есть все то, что оно есть, не само по себе, но лишь в отношение к предшествующему состоянию. Чувствование - это состояние, которое пребывает в своем целостном в каждый момент времени, пока это состояние длится. Но чувствование не является единичным состоянием, которое отличается от точного воспроизведения его же самого. Ибо если это воспроизведение имеет место в том же сознании, оно должно быть в другое время, и тогда бытие чувствования было бы связано с конкретным моментом времени, в который оно произошло, и было бы чем-то отличным от самого чувствования, но это идет вразрез с определением, согласно которому чувствование есть все то, что оно есть, независимо от чего бы то ни было еще. Или же, если бы воспроизведение было одновременно с чувствованием, оно должно было бы иметь место в другом сознании, и, таким образом, тождество чувствования зависело бы от сознания, в котором оно имеет место, отличалось бы от самого чувствования; и опять-таки определение было бы нарушено. Стало быть, любое чувствование должно быть тождественно любой своей точной копии; а это значит, что чувствование есть просто качество непосредственного сознания.

308. Однако следует признать, что чувствование, переживаемое при внешнем восприятии, может воспроизводиться в памяти. Отрицать это было бы пустой бессмыслицей. К примеру, вы испытываете определенное ощущение цвета, когда смотрите на свинцовый сурик. Это ощущение имеет определенный оттенок, яркость и насыщенность. Это три элемента, которые не вычленяются

128

в чувствовании и поэтому не находятся в нем вообще, но о которых говорят, что они там находятся, ибо таким образом высказываются о результатах, которые, согласно принципам науки о цвете, были бы получены при определенных экспериментах с цветовым диском (коробкой красок) или другими сходными приборами. В этом смысле ощущение цвета, которое возникает в результате созерцания свинцового сурика, обладает определенными оттенком, яркостью и насыщенностью, полностью определяющими качество цвета. Четкость, однако, не зависит от всех этих трех элементов; и она разная в том, как вспоминается цвет через четверть секунды после того, как его ощутили, и в том, каков он в самом ощущении, хотя это же воспоминание точно передает оттенок, яркость и насыщенность цвета, благодаря чему оно и является точным воспроизведением всего чувственного качества.

309 Отсюда следует, что четкость чувствования - которое было бы точнее описать как четкость осознания чувствования - не зависит от каждого компонента осознаваемого качества и, следовательно, не зависит от результата (resultant) этих компонентов, результирующим качеством которых является само чувствование. Таким образом, мы знаем, чем четкость не является; остается только установить, чем же она является.

310. Для этой цели уместны два замечания. Согласно первому замечанию, что бы ни находилось в сознании и как бы оно ни осознавалось, обязательно имеет место непосредственное сознание и, следовательно, чувствование. Доказательство этого положения очень поучительно для выяснения природы чувствования; ибо оно показывает, что если под психологией мы подразумеваем позитивное основывающееся на наблюдении сознание, то, хотя все сознание целиком в любой данный момент времени есть не что иное, как чувствование, психология все же не может научить нас ничему о природе чувствования, так же как невозможно приобрести знание о каком-либо чувствовании путем интроспекции, ибо чувствование полностью скрыто от интроспекции именно по той причине, что мы его непосредственно осознаем. Возможно, эту

129

удивительную истину и пытался выразить Эмерсон - но весьма безуспешно, - когда писал следующие строки:

Древний Сфинкс, прикусив губу,

Спросил: «Кто научил тебя моему имени?

Я твой Дух, бренный человек,

Я - взор твоего ока».

«Ты вопрос без ответа;

Если бы твой подлинный глаз мог видеть,

Но он только вопрошает;

И каждый ответ есть ложь».

Что бы ни имел в виду Эмерсон, совершенно ясно, что все непосредственно данное человеку присутствует в его сознании в настоящий момент. Вся его жизнь находится в настоящем. Но когда он спрашивает о содержании настоящего мгновения, его вопрос всегда оказывается запоздалым. Настоящее проходит, а то, что остается от него, подвергается значительному изменению. Правда, человек способен осознавать, что в тот момент он смотрел, например, на кусок свинцового сурика и, должно быть, видел, что воспринимаемый им цвет есть нечто положительное и sui generis обладающее природой чувствования. Но ни у кого непосредственное сознание, если только человек не погружен в дремотное состояние, не состоит целиком из ощущения цвета; а так как чувствование, как это очевидно, абсолютно просто и не имеет частей, поскольку оно есть то, что оно есть, безотносительно к чему-либо еще и, стало быть, безотносительно к любой части, которая отличилась бы от целого, то из этого следует, что, если ощущение красного цвета не является целостным чувствованием мгновения, оно не имеет ничего общего с чувствованием этого мгновения И действительно, хотя ощущение является непосредственным сознанием, то есть всем тем, что может быть непосредственно дано в сознании, само оно не осознается, потому что мгновенно. Ведь мы уже видели, что это не что иное, как качество, качество же не поддается осознанию: оно является простой возможностью. Мы можем, конечно, понять, чем в общих чертах является чувствование, понять и то, к примеру, то или иное

130

красное является чувствованием; и совершенно спокойно можно представить себе существо, которое имело бы этот цвет в качестве всего осознаваемого им в какой-то отрезок времени, а значит, в каждый момент этого отрезка времени. Но подобное существо никогда не могло бы ничего знать о своем собственном сознании. Оно неспособно что-либо помыслить в форме суждения. У него не могло бы быть никакого представления от этом. Оно ограничивалось бы чувствованием этого цвета. Таким образом, если вы осознаете, что вы в рассматриваемый момент, должно быть, смотрели на данный кусок свинцового сурика, то вы знаете, что этот цвет имеет сходство с вашим чувствованием в тот момент. Но это значит, что это сходство появляется только тогда, когда чувствование уступает место сравнению В самом же чувствовании совсем нет никакого сходства, так как чувствование является тем, что оно есть, положительно и независимо от чего-либо еще, в то время как сходство с чем-либо состоит в сравнении этой вещи с каким-то другим объектом...

311 Любая операция сознания, какой бы сложной она ни была, имеет свое абсолютно простое чувствование, эмоцию tout ensemble Это - производное чувствование, или ощущение, вызываемое сознанием, подобно тому, как внешнее чувствование качества вызывается чем-то психическим вне нас. На первый взгляд кажется непостижимым, что всего лишь незначительное различие в скорости колебаний может вызвать такое качественное различие, как, например, между темно-багряным и фиолетово-синим. Но здесь следует помнить, что, без сомнения, именно паше несовершенное знание о тех колебаниях заставило представлять их абстрактно, как отличающиеся только по количеству. Уже в поведении электронов содержится намек на то, что более низкая и более высокая скорости имеют различия, о которых мы даже не подозревали. Людей также удивляет, как мертвая материя может возбуждать в сознании ощущения. Со своей стороны, вместо того чтобы удивляться, как это возможно, я больше склонен открыто отрицать такую возможность. Эти новые открытия напомнили нам о том, как мало мы знаем о строении материи; я же предпочитаю думать, что

131

симпатическое чувствование красного в нас вызывается психическим чувствованием красного вне нас.

§ 7. Сходство чувствований различных сенсорных видов

312. Один из старых шотландских психологов, не важно - Дугалд Стюарт, Рид или кто-то другой, упоминает в качестве примера, хорошо демонстрирующего несоизмеримость различных чувств, случай, когда слепой от рождения спрашивает человека с нормальным зрением, не похож ли пурпурный цвет на звук трубы; причем философ, очевидно, ожидает, что его читатели станут смеяться вместе с ним над несуразностью этого мнения. Но если он этим что-то и демонстрирует, так это непонятливость тех, кто, подобно ему, получил лишь обычное для восемнадцатого века образование, оставаясь совершенно беспомощным при сравнении идей, очень отличных по содержанию. Ибо каждый, кто достиг уровня восприимчивости, необходимого для более утонченного уровня мышления (тех видов мышления, которые вышеупомянутый шотландский психолог назвал бы «интуициями», втайне питая серьезные подозрения, что они всего лишь заблуждения), немедленно распознает бесспорное сходство между ярким и исключительно насыщенным пурпурным цветом, например цветом йодида ртути, который обычно продается под названием пурпура, [и звуком трубы], поэтому я осмелюсь предположить, что химические колебания, вызываемые этим цветом в наблюдателе, могут иметь сходство по форме с акустическими волнами звука трубы. От этого предположения меня удерживает лишь то, что, по-видимому, наше чувство слуха целиком и полностью аналитично; так что мы полностью глухи к звуковой волне в том виде, в каком она существует, и слышим только гармонические компоненты независимо от тех фаз, в которых объединяются колебания соразмерных длин.

132

§8. Презентаменты как знаки

313- Простой презентамен (presentment) может быть знаком. Когда слепой от рождения сказал, что пурпурный цвет должен быть чем-то вроде звука трубы, он прекрасно уловил очевидную явность этого; и звук, конечно же, является презентаменом независимо от того, является ли таковым цвет или нет. Одни цвета называют радостными, другие - унылыми. Эмоциональное окрашивание тона еще более знакомо; то есть тон является знаком внутреннего качества чувственного. И все-таки лучшим примером можно считать запахи, ибо они являются знаками более чем в одном отношении. Всеми признано, что запахи способны вызывать старые воспоминания. Это, я думаю, обусловлено, по крайней мере отчасти, тем, что или из-за особой связи обонятельного нерва и мозга, или по какой-либо другой причине запахи имеют замечательное свойство быть презентамен-тами самих себя, то есть способны занимать все поле сознания, так что субъект хотя бы мгновение полностью живет в мире запаха. Так вот в пустоте этого мира запаха ничто не препятствует рождению ассоциаций. Это один способ - а именно посредством ассоциации по смежности, - каким запахи, в частности, способны играть роль знаков. Но запахи, кроме того, обладают замечательной способностью вызывать в памяти ментальные и духовные качества. Это должно быть следствием ассоциаций по сходству, если под ассоциацией по сходству мы понимаем все естественные ассоциации различных идей. Я, конечно, склонен считать именно так, потому что не знаю, в чем еще может состоять сходство.

Любимые духи дамы, на мой взгляд, в тем-то согласуются с ароматом ее духовной сущности. Если она вообще не будет пользоваться духами, ее натура утратит аромат. Если дама предпочитает запах фиалки, она обладает такой же изысканной утонченностью, что и сам запах. Из двух знакомых мне дам, которые пользовались духами с запахом розы, одна была артистичной старой девой, эдакой гранд-дамой, другая - шумной молодой матроной, к тому же весьма невежественной; но они были странным образом

133

похожи. Что касается тех, кто отдает предпочтение гелиотропу, франджипани и т.д., то я не только знаю их, но и хочу знать. Безусловно, должно существовать тонкое сходство между запахом и впечатлением, которое на меня производит то или иное женское существо.

§ 9. Сообщаемоcть чувствований

314. Философы, которые весьма резонно подвергают все сомнению, задаются вопросом, имеем ли мы какое-либо основание предполагать, что красное в глазах одного выглядит так же, как в глазах другого. Я отвечу на это, что здесь возможны незначительные различия, но [давайте рассмотрим случай со слепым, вообразившим] что имеется сходство между красным цветом и звуком трубы. Он составил себе это представление из услышанных им бесед обычных людей о цветах, но, поскольку мне не суждено было быть тем человеком, чье мнение он слышал, тот факт, что я могу видеть здесь определенную аналогию, доказывает мне не только то, что мое чувствование красного подобно чувствованию тех лиц, разговор которых слышал слепой, но и то, что чувствуемый им звук трубы весьма подобен моему. Я уверен, что бык и я чувствуем одинаково при виде красной тряпки. Что касается ощущений моей собаки, то я должен признать, что они кажутся мне весьма непохожими на мои, но, когда я задумываюсь над тем, как мало ее занимают зрительные образы, и над тем, что обонятельные ощущения играют в ее мышлении и воображении роль, аналогичную зрительным в моих, я перестаю удивляться тому, что аромат роз или цветов апельсинового дерева вовсе не привлекают ее внимания и что так интересующие ее зловония, когда бы ни воспринимались мной, мне просто неприятны. Собака опознает запахи не как источники удовольствия или отвращения, но как источники информации, точно так же, как я не думаю о голубом цвете как о тошнотворном, а о красном - как о вызывающем бешенство. Я хорошо знаю, что у моей собаки переживания, вызываемые музыкой, весьма схожи с моими, хотя они волнуют ее больше, чем меня. Она обладает таким же чувством привязанно-

134

сти, как и я, хотя в случае собаки оно имеет более трогательный характер. Вы никогда не убедите меня, что я и моя лошадь не разделяем похожих чувств или что канарейка, получающая такое удовольствие от передразнивания меня, не чувствует того же, что чувствуя я; моя инстинктивная уверенность в этом служит мне свидетельством, что это действительно так. Мой метафорически настроенный друг, спрашивавший у меня о том, можем ли мы разделять чувства друг друга (эта вспомнившаяся мне одна скептичная особа является исключительно сочувствующей личностью, сомнения которой возникают из повышенного интереса к друзьям), мог бы также спросить у меня, уверен ли я в том, что красное выглядело для меня вчера так же, как оно выглядит и сегодня, и что память мне при этом не изменяет. Из опыта я знаю, что ощущения незначительно меняются от часа к часу; однако в основном имеется достаточно свидетельств того, что они являются общими у всех живых существ, чувства которых достаточно развиты.

315. Вот я слышу от вас в ответ: «Все это не факт; это поэзия». Чепуха! Я признаю, что плохая поэзия лжива; но нет ничего более подлинного, нежели настоящая поэзия. И позвольте мне заметить ученым мужам, что художники значительно более тонкие и внимательные наблюдатели, чем они, если, конечно, дело не касается деталей, поиском которых занимаются ученые мужи.

316. Вы говорите: «Все это отдает антропоморфной кон-цепцией». Я на это отвечу, что каждое научное объяснение естественного феномена является гипотезой о том, что в природе существует что-то, чему подобен человеческий разум; свидетельством этого могут служить все достижения науки, применяемые на пользу человечеству. Они утверждают эту истину по всему миру. На фоне успехов науки, на мой взгляд, есть что-то зазорное в отрицании нашего происхождения в качестве сыновей Бога и в постыдном бегстве от антропоморфной концепции вселенной

135

§ 10. Переход к вторичности

317.Все содержание сознания состоит из чувственных качеств, так же как все пространство состоит из точек, а все время - из мгновений.

318. Созерцайте что-нибудь само по себе - все, что можно созерцать подобным образом. Сосредоточьтесь на целом и совсем не обращайте внимания на части. Можно в достаточной степени приблизиться к осуществлению этого состояния, чтобы понять, что в результате его полного осуществления у человека не будет в сознании на данный момент ничего, кроме чувственного качества Созерцаемое таким образом ощущаемое качество как таковое не имело бы частей. Оно отличалось бы от любого другого такого же качества. Как таковое не имело бы сходства ни с каким другим качеством; так как сходство имеет место только при сравнении. Оно было бы чистым первым (priman). Поскольку это истинно в отношении всего, что мы созерцаем, независимо от сложности объекта, то из этого следует, что в непосредственном сознании ничего больше нет. Сознавать - это не что иное, как чувствовать.

319- Какое место в таком случае, остается для вторых (secundans) и третьих (tertians)? He допустили ли мы какую-либо ошибку, доказывая, что у них тоже должно быть свое место в фанероне? Нет, никакой ошибки быть не могло. Я сказал, что фанерой полностью состоит из чувственных качеств, так же как пространство целиком состоит из точек. В определенном протоидальном (protoidal) аспекте (я изобретаю это слово по необходимости) пространство действительно состоит только из точек. Тем не менее совершенно очевидно, что никакое собрание точек - если использовать слово «собрание» для обозначения простой множественности, не объединяя объекты друг с другом и невзирая на их количество, - само по себе не может образовать пространство...

320. Фанерой действительно содержит в себе подлинные вторые (secundans). Стоя перед слегка приоткрытой дверью, вы кладете руку на ручку, чтобы открыть дверь и войти. Вы чувствуете при этом невидимое, молчаливое

сопротивление. Вы упираетесь плечом в дверь и, собравшись с силами, прилагаете огромное усилие. Усилие предполагает сопротивление. Там, где нет никакого усилия, нет и сопротивления, там, где нет сопротивления, нет усилия, ни в данном реальном мире, ни в каком-то из возможных миров. Из этого следует, что усилие не является ни чувствованием, ни чем-то первым (priman) или протоидальным. С ним связаны некоторые чувствования: они составляют все осознаваемое во время этого усилия. Но понятно, что человек должен быть в состоянии непосредственно собрать вместе все эти чувствования или какие-либо другие. Ни в каком из миров он не мог бы быть наделен способностью мобилизовать усилия, случись так, что не было бы наготове сопротивления этим усилиям. Ибо было бы абсурдно предполагать, что человек своей волей может непосредственно противодействовать самой этой воле. К подобному заключению подводит очень небольшое рассуждение. Согласно доступному мне психологическому анализу, усилие есть феномен, который возникает только тогда, когда одно чувствование впритык примыкает к другому во времени, и который поэтому возникает всегда. Но мои психологические претензии, если таковые вообще имеются, невелики, и я упоминаю свою теорию только для того, чтобы под впечатлением контраста читатель уяснил безотносительность психологии к рассматриваемой нами проблеме; эта проблема состоит в том, чтобы уяснить, что имеется в нашем сознании, когда мы прилагаем усилие, и что делает усилие таковым.

321. Мы живем в двух мирах - в мире фактов и в мире фантазии. Каждый из нас привык считать себя творцом своего мира фантазии: стоит ему только повелеть, и вещь существует без какого-либо сопротивления или усилия. Хотя это далеко от истины и я не сомневаюсь, что намного больше усилий читателя расходуется именно на мир фантазии, тем не менее как первого приближения к истине этого достаточно. По этой причине мы называем воображаемый мир внутренним миром, а мир фактов - внешним. В этом последнем каждый из нас распоряжается своими произвольно сокращающимися мыш-

137

цами, и ничем иным, кроме этого. Но человек хитер и умудряется извлечь из этого малого больше, чем ему нужно. Кроме того, человек пытается избежать столкновения с упрямыми фактами, укрываясь одеянием довольства и привычек. Если бы не это одеяние, идеи извне постоянно грубо вторгались бы в его внутренний мир и сводили к нулю все его повеления. Я называю такое насильственное изменение нашего образа мышления влиянием мира фактов или опытом. Но человек латает свои одеяния, стараясь угадать, какими будут эти вторжения, и тщательно исключить из своего внутреннего мира любую идею, на которую могли бы посягнуть извне. Вместо того чтобы ждать вторжения опыта в неблагоприятные времена, он провоцирует его появление тогда, когда опыт не может причинить вреда, и в соответствии с этим меняет управление своим внутренним миром.

В. Вторичностъ

§ 1. Чувствование и борьба

322. Вторая категория, которую я считаю еще одним простейшим признаком, общим для всего, что предстает перед сознанием, - есть элемент борьбы. Она присутствует даже в таком элементарном фрагменте опыта, как простое чувствование. Ибо подобное чувствование всегда обладает некоторой степенью интенсивности, высокой или низкой, и эта интенсивность ощущается как волнение, как действие и противодействие между пашей душой и стимулом. Если при попытке найти какую-нибудь идею, не включающую в себя элемента борьбы, мы представляем себе вселенную, которая состоит из единственного, никогда не изменяющегося качества, то в данном представлении должна все-таки существовать известная степень устойчивости, в противном случае мы не смогли бы думать и справляться о существовании объекта, обладающего какой-либо позитивной качественностью. Итак, устойчивость гипотезы, позволяющая нам думать о ней и манипулировать ею в мышлении (что является совершенно правильным оборотом речи, потому что, размышляя о

138

гипотезе, мы действительно производим над ней эксперименты), заключается в том, что, если наши мыслительные манипуляции достаточно деликатны, гипотеза будет сопротивляться изменению. Но сопротивления не может быть там, где нет борьбы или силового воздействия. Я должен объяснить, что под борьбой я имею в виду взаимодействие двух вещей, независимо от какого бы то ни было третьего или посредника, и в частности независимо от какого-либо закона действия.

323. Я не стал бы удивляться, если бы кому-нибудь пришло в голову предположение, что идея закона является существенной для идеи воздействия одной вещи на другую. Но, безусловно, это было бы самым несостоятельным предположением в мире, учитывая, что, обучаясь на протяжении всей жизни смотреть на вещи с детерминистской точки зрения, никто среди нас не смог заставить себя отказаться от мысли, что может совершить любой четко определенный акт воли. Один из самых замечательных примеров того, как из-за предвзятой теории человек не способен видеть факты, состоит в том, что многие детерминисты склонны думать, что никто на самом деле не верит в свободу воли, в то время как они сами в нее верят, когда не занимаются теоретизированием. Однако я не думаю, что стоит спорить по этому поводу. Оставайтесь с вашим детерминизмом, если он вам по вкусу; однако все же мне кажется, что вы должны признать, что ни один закон природы не может заставить камень упасть, лейденскую банку разрядиться, а паровой двигатель работать.

§ 2. Действие и восприятие

324. [Одна категория] привычно бросается нам в глаза благодаря превратностям и сумятице жизни. Мы постоянно натыкаемся на жесткость фактов. Мы ожидаем одну вещь или пассивно принимаем ее на веру, имея ее образ в нашем уме, но опыт выталкивает эту идею на задний план и вынуждает нас думать совершенно иным образом. Вы осознаете это почти в чистом виде, когда упираетесь плечом в дверь и пытаетесь силой ее открыть. Вы ощущаете сопротивление и в то же время ощущаете

139

I

Чарлз Сандерс Пирс

усилие. Не может быть никакого сопротивления без усилия- не может быть никакого усилия без сопротивления. Это лишь два способа описания одного и того же опыта. Это - двойное сознание. Мы начинаем осознавать себя, одновременно осознавая не-себя. Состояние бодрствования является сознанием противодействия; и так как сознание само по себе двусторонне, у него, соответственно, имеется две разновидности; а именно действие, в котором производимое нами изменение других вещей является более заметным, чем их воздействие на нас, и восприятие, когда их воздействие на нас значительно заметнее, чем наше воздействие на них. Представление о том, что мы такие, какими нас делают вещи, является столь значительной частью нашей жизни, что другие вещи мы тоже воспринимаем как существующие благодаря их воздействию друг на друга. Идея другого, идея отрицания (idea of not), становится стержнем мышления. Этот элемент я называю вторичностью.

§ 3. Разновидности вторичности

325. Идея вторичности преобладает в идеях причинности (causation) и статической силы. Ибо причина и следствие - это два, а статические силы всегда возникают между парами. Принуждение - это вторичность. Что касается течения времени в сознании, то прошлое, похоже, непосредственно воздействует на будущее - его действие мы называем памятью, - тогда как будущее воздействует на прошлое лишь опосредованно, через третье. Феномены такого рода во внешнем мире будут рассмотрены ниже. В ощущении и воле вторичность присутствует во взаимодействиях между эго и не-эго (где не-эго может быть объектом непосредственного сознания). При волеизъявлении события, приводящие к действию, являются внутренними, и мы говорим, что скорее совершаем действие, нежели подвергаемся воздействию. При восприятии предшествующие события существуют не внутри нас; и кроме того, объект, восприятие которого мы формируем (хотя это не тот объект, который оказывает непосредственное воздействие па нашу нервную систему), остается вне воздействия. В со-

140

ответствии с этим мы говорим, что не совершаем действие, а подвергаемся воздействию. В идее реальности преобладает вторичность; ибо реальное - это то, что настоятельно навязывает себя в качестве чего-то иного, отличного от продукта сознания. (Напомню, что до того, как в наш язык вошло заимствованное из французского слово second (второй), слово other (другой) использовалось просто как порядковое числительное, соответствующее слову two (два).) Реальное активно; мы признаем это, называя его actual (актуальным). (Это слово благодаря употребляемому Аристотелем ### (действие) обозначает существование в отличие от простого зародышевого состояния.) Кроме того, вто-ричностью отмечен и склад мышления тех философов-дуалистов, которым нравится формулировать положения так, как если бы существовало только две альтернативы и никаких постепенных переходов между ними они, например, заявляют, что, пытаясь найти закон для феномена, я обрекаю себя на утверждение, согласно которому закон имеет абсолютную власть в природе.

§ 4. Диада

326. Диада состоит из двух субъектов, приведенных к единству. Эти субъекты содержат в себе свой вид бытия, а также имеют свой вид бытия, как первое и второе и т. д., в связи друг с другом. Этих субъектов два, если и не в действительности, то по крайней мере с некоторой точки зрения. Они некоторым образом соединены друг с другом. Однако просто два субъекта - это еще не диада, она содержит субъекты в качестве одного из собственных элементов. Кроме всего прочего, диада обладает качественностью моноидального характера; она обладает также качественностью или качественностями, присущими ей как диаде. Диада приводит субъекты к единству и, совершая это, придает характерную особенность каждому из них. Этих особенностей, в некотором смысле, - две. Диада вместе с тем состоит из двух сторон, и согласно этому субъект воспринимается как первое. Эти две стороны диады образуют вторую пару субъектов, прикрепленных к диаде, которые обладают

141

собственным видом соединения. Каждый из них также имеет характерную особенность как субъекта диады. Это описание показывает, что диада, в отличие от монады, имеет множество признаков; и все эти признаки представляют диадные отношения.

327. В качестве примера диады возьмем такой: «И Бог сказал: да будет свет». И стал свет. Мы не должны думать об этом высказывании как о стихе из «Бытия», так как «Бытие» оказалось бы тогда чем-то третьим. Не должны мы также думать о нем как о предлагаемом для того, чтобы признали или сочли его истинным; ибо тогда мы сами выступаем в качестве третьего элемента. Мы должны всего лишь думать о Боге, творящем свет по своему собственному велению. Это не значит, что повеление и появление света представляют собой два факта; но они существуют в качестве одного неделимого факта. Бог и свет здесь предстают в качестве субъектов. К акту творения следует относиться не как к третьему объекту, а просто как к тому, что такова связь между Богом и светом. Диада является фактом. Она определяет существование света и статус Бога как творца. Двумя аспектами диады являются: первый аспект - Бог, вызывающий существование света, и второй аспект - свет, который своим появлением свидетельствует о Боге как создателе. Этот последний в данном случае является просто-напросто точкой зрения, без соотнесения с ним какой бы то ни было реальности. Это одна из особенностей выбранного нами частного примера. То есть из двух аспектов диады один в данном случае является фундаментальным, реальным и первичным, в то время как другой - всего лишь производным, формальным и вторичным.

328. Я выбрал этот пример потому, что он представлен как мгновенный. Если бы между каузальным актом и следствием протекал какой-нибудь процесс, то имелся бы опосредующий, или третий, элемент. Третичность, понимаемая как категория, есть то же самое, что опосредование. Поэтому чистая диадичность - это акт произвольной воли или слепой силы; ибо если есть какая-нибудь причина или закон, управляющие этим актом, они выступают посредниками между двумя субъектами

142

и обуславливают их соединение. Диада - это индивидуальный факт, как он есть экзистенциально; в нем нет никакой общности. Бытие монадического качества - это лишь потенциальность, не имеющая существования. Существование же в чистом виде диадично.

329. Следует отметить, что существование есть дело слепой силы. «Даже лишайник, растущий на стене, существует в этой трещине потому, что целая вселенная не может помешать этому». Никакой закон не заставляет атом существовать. Существование - это присутствие в некой вселенной опыта, - будь то вселенная существующих в настоящий момент материальных предметов или вселенная законов, феноменов и чувствований - и это присутствие подразумевает, что каждая существующая вещь находится в динамическом взаимодействии с любой другой вещью в этой вселенной. Следовательно, существование диадично, хотя бытие монадично.

§ 5. Полярные различия и волеизъявления

330. Если любое различие между двумя в равной степени бесспорными признаками, для которых, видимо, нет равного им третьего (хотя их и разъединяет нейтральность), назвать полярным различием, то можно сказать, что во внешнем мире очень мало полярных различий. Различие между прошлым и будущим и, как следствие, два способа пересечения линии (и в результате этого закручивающиеся влево и вправо спирали и змеевики, отсюда, вероятно, магнитные и, возможно, электрические полюса, если последние и вправду «полярны» в нашем понимании), правая и левая стороны нашего тела, два пола - этим, пожалуй, их список и исчерпывается. Однако намного меньший мир психологии изобилует именно полярными различиями, отсылающими главным образом к волеизъявлению. Так, например, удовольствие - это любое переживание, которого человек жаждет незамедлительно, боль - это любое переживание, которое человек незамедлительно избегает. Пра-вилъгюе и неправильное определенно имеют отношение к волеизъявлению. Необходимость и невозможность столь явно отсылают к волеизъявлению, что, ко-

143

гда имеются в виду их рациональные модификации, эти слова часто нуждаются в уточнении. Слова благоразумный и извращенный подразумевают, что согласие так же всегда свободно, как и выбор, и таким образом демонстрируют присутствие в них волевого напряжения. Тезаурус Роже иллюстрирует большую склонность психического к полярным различиям. Любое достаточно тщательное исследование того, насколько это обусловлено волеизъявлением, заставило бы нас значительно отойти от предмета данного очерка. Оно показало бы, что дихотомия, означающая, что элементов, выделяемых при различении, всего лишь два, удивительно часто - а возможно, что и всегда, - имеет причиной волеизъявление...

331 Хотя вид сознания, который мы называем волеизъявлением или проявлением воли, бесспорно, контрастирует с обычным восприятием в случае, когда что-то совершено, но не закончено и, возможно, вовсе не происходит, пока нет на него действительного воздействия. Пытаясь оттолкнуть что-то слишком тяжелое для него, единственное, что тем не менее в значительной мере осуществляет и в чем он непосредственно проявляет свою волю, - это сокращение определенных мускулов. Во время спиритических сеансов нам обычно надлежало сидеть вдалеке от стола и, «изо всех сил» напрягая волю, добиваться, чтобы стол стал двигаться. Поскольку под тяжестью наших протянутых рук кончики пальцев вскоре неосознанно для нас немели (ибо вещам не свойственно быть сознательно неосознаваемыми, впрочем, имелись и другие сопутствующие физиологические следствии, о которых мы и не подозревали), тогда как мы не обладали никакой другой «властью» над столом, кроме как благодаря нашим пальцам, мы обычно быстро вознаграждались непосредственным осознанием нашего волеизъявления в отношении стола, которое сопровождалось видением его чудесной покорности. Пока стол не начинал двигаться, мы всего лишь сильно жаждали (longing) этого, но не проявляли воли (uilling). Поэтому, когда некоторые психологи, главным образом французские (этот язык изобилует изыскан-

144

ными различениями, однако в нем любой аналитический метод интерпретации приводит к таким очевидным недоразумениям, что этот язык не совсем годится для психологии и философии), пишут о «непроизвольном внимании», они могут иметь в виду одно из двух - либо непреднамеренное внимание, либо внимание, на которое влияют противоречивые желания. Хотя «желание» предполагает склонность к волеизъявлению и хотя естественно предположить, что человек не может проявить волю в совершении того, к чему у него нет вообще никакого желания, тем не менее всем нам слишком хорошо знакомы эти противоречивые желания и то, какими коварными они могут быть. И желание вполне может не быть удовлетворено волеизъявлением, то есть, тем, что человек будет делать. Осознание этой истины, как мне кажется, лежит в основе осознания нами свободной воли. Словосочетание «involunrary attention» (непроизвольное внимание) привносит в правильный английский противоречие in adjecto.

§ 6. Эго и не-эго

332. Триада, образуемая чувством, волеизъявлением, познанием, обычно считается чисто психологическим делением. Длинные ряды тщательно спланированных экспериментов над собой, весьма разнообразных и настойчивых, хотя и лишь качественных, почти не оставили у меня сомнений в том, что в этих элементах присутствуют три в корне отличных друг от друга вида осознания. Это психологическое утверждение; но то, что нас сейчас занимает, а именно различия между тем, что мы осознаем в чувствовании, волеизъявлении и познании, не является само по себе психологическим. Чувствование - это качество, но поскольку существует просто чувствование, то качество не ограничивается каким-то определенным субъектом. Нам знаком человек с предубежденным взглядом на вещи. Эта фраза хорошо выражает безосновательное чувствование. Кроме того, чувствование как таковое неанализируемо. Волеизъявление от начала до конца двойственно. Существует дуализм совершающего действие и подвергающегося воз-

145

действию, усилия и сопротивления, активного усилия и сдерживания, воздействия на себя самого и воздействия на внешние объекты. Более того, существуют активное волеизъявление и пассивное волеизъявление, или инерция, волеизъявление к преобразованию и волеизъявление к сохранению. Потрясение, испытываемое нами, когда что-то особенно неожиданное принуждает нас его осознать (что имеет познавательную ценность, побуждая к объяснению презентамена), есть просто переживание того, как энергия ожидающего волеизъявления выплескивается подобно сдерживаемому гидравлическому удару, и сила этого выплеска, если бы ее можно было измерить, была бы мерой энергии подавления волеизъявления к сохранению. Несомненно, в незначительной степени это потрясение сопровождает все неожиданные восприятия; а каждое восприятие всегда более или менее неожиданно. Я полагаю - основываясь на экспериментальных проверках гипотезы, - что небольшая степень этого потрясения есть то чувство чего-то внешнего, присутствия «не-эго», которое, как правило, сопровождает восприятие и позволяет отличить его от сновидения. Это наличествует во всех ощущениях, под которыми я понимаю инициацию состояния чувствования; под чувствованием же я разумею не что иное, как ощущение без приписывания его какому-то определенному субъекту. Согласно моему словоупотреблению, когда раздается пронзительный, разрывающий душу паровозный гудок, возникшее ощущение исчезает через какую-то значительную долю минуты после начала этого звука; в момент, когда звук прекращается, возникает второе ощущение. Между ними и находится состояние чувствования.

333- Что касается удовольствия и боли, которые Кант и другие представляли как сущность чувствования, то мы, бесспорно, - по той ли причине, что эти философы и ряд представителей психологического сообщества, за которых я в настоящий момент имею смелость говорить, употребляют слово «чувствование» применительно к различным видам осознания, или же по той причине, что анализ оказался ошибочным в том или ином

146

отношении, - так вот, мы, безусловно, не думаем, что чистое чувствование, если бы его можно было вычленить, имело бы какое-либо отношение к боли или удовольствию. Ибо, по нашему мнению, если и существует какое-то чувственное качество, общее для всех приятных переживаний или компонентов опыта, и какое-то другое чувственное качество, общее для всех мучительных переживаний (в чем мы по меньшей мере склонны сомневаться), то первым является чувствуемое притяжение, вторым же - чувствуемое отталкивание со стороны наличного опыта. Если и есть два таких чувствования, то они являются чувствованиями проявляемой воли. Но, возможно, удовольствие и боль - не что иное, как названия для состояний притяжения и отталкивания со стороны наличного. Конечно, чувствования сопровождают эти состояния, но, по этой последней гипотезе, ни одно чувствование не было бы общим для всех удовольствий и ни одно не было бы общим для всех видов боли. Если мы правы, то позиция гедонистов нелепа, так как они превращают простые чувствования в активные силы, вместо того чтобы видеть в них просто сознаваемые признаки действительных детерминаций со стороны подсознательной воли. [Могу отметить, что их слова, как бы ни обстояло дело с их мышлением), еще более нелепы, ибо создают впечатление, будто боль это лишь нехватка удовольствия, хотя совершенно очевидно, что именно боль служит признаком, удовольствие же - только пассивной детерминацией со стороны нашей воли].

334. Что касается волеизъявления, то я бы в одном отношении ограничил этот термин, в другом же - его расширил. Я свел бы его к моментальному непосредственному диадическому сознанию эго и не-эго, наличных здесь и сейчас и воздействующих друг на друга. В одном действие обычно более активно, в другом - более пассивно; но я не уверен, в чем именно состоит это различие. Я думаю тем не менее, что воля к совершению изменения активна, а воля к сопротивлению изменению - пассивна. По существу, весь чувственный опыт, по определению, активен. Возражением на это может слу-

147

жить только то, что согласно этому тезису подавление волей рефлекса не должно рождать ощущения усилия; так что, вероятно, определение различия между ощущением чего-то внешнего в проявлении воли и аналогичным ощущением в восприятии нуждается по этой причине в дополнении или другом незначительном изменении. Но здесь важно то, что ощущение внешнего в восприятии состоит в чувстве бессилия перед непреодолимой силой восприятия. Итак, единственный способ, каким можно изучить любую силу, - это попытаться противодействовать ей. Доказательством того, что мы делаем что-то подобное, является потрясение, испытываемое нами от любого неожиданного переживания. Если что-то и склонно оставаться в неизменном состоянии, так это сознание благодаря его инерции. Несомненно, существует заметная разница между активным и интенциональным проявлением воли к сокращению мышц и пассивным, неинтенциональным волеизъявлением, рождает потрясение от удивления и ощущение чего-то внешнего. Но оба должны быть отнесены к сходным видам двойного сознания, то есть осознания эго и не-эго - одновременного и в одном акте осознания...

§ 7. Потрясение и ощущение изменения

335. Некоторые писатели настаивают на том, что весь опыт состоит из чувственного восприятия; а мне представляется вероятным, что каждый элемент опыта в первую очередь соотносится с внешним объектом. Например, человек, вставший с постели не с той ноги, видит не таким, как обычно, почти каждый воспринимаемый им объект. Этим способом он переживает свое плохое настроение. Однако нельзя сказать, что он воспринимает искажение, которое он ошибочно приписывает внешним объектам.

336. Мы воспринимаем объекты, находящиеся перед нами; но то, что мы главным образом переживаем в опыте, - род вещей, к которым более применимо слово «опыт», - это событие. Говорить, что мы воспринимаем события, не совсем точно, поскольку для этого требуется то, что

148

Кант назвал «синтезом восприятия», не проведя, однако, никаких необходимых различений. Гудящий паровоз проносится на высокой скорости вблизи от меня. Когда он проносится, звук гудка внезапно слабеет по хорошо понятной нам причине. Я воспринимаю гудок, если угодно. По крайней мере, у меня возникает ощущение. Но обо мне нельзя сказать, что у меня есть ощущение изменения звука. У меня есть ощущение более слабого звука. Познание же изменения является более интеллектуальным родом <познания>. Его я скорее испытываю, нежели воспринимаю. Это специальное поле опыта для знакомства с событиями, с изменениями восприятия. То, что особенно отличает внезапные изменения восприятия, - это потрясение. Потрясение - это феномен волеизъявления. Длинный гудок приближающегося паровоза, как бы он ни был неприятен, вызывает во мне определенную инерцию, так что внезапное ослабление звука наталкивается на определенное сопротивление. Так и должно быть; потому что, если бы не было такого сопротивления, не могло бы быть и потрясения, вызванного изменением звука. Итак, потрясение - совершенно очевидно. Что касается слова «опыт», то мы чаще употребляем его в отношении изменений и контрастов восприятия. В частности, мы переживаем в опыте чередования. Мы не можем испытывать чередований, если в опыте нет восприятия, подвергающегося изменению; но понятие опыта гораздо шире, чем понятие восприятия и включает многое из того, что не является, строго говоря, объектом восприятия. Именно принуждение, абсолютное ограничение, заставляющее нас думать иначе, чем мы думали, и образует опыт. Ограничение и принуждение не могут существовать без сопротивления, сопротивление же - это усилие, направленное против изменения. Поэтому в опыте должен присутствовать элемент усилия; и именно он придает опыту особый характер. Однако, как только нам удается распознать опыт, мы настолько склонны подчиниться ему, что становится чрезвычайно трудно убедить себя оказать ему какое-либо сопротивление. Можно сказать, что мы вряд ли знаем о сопротивлении, разве что благодаря

149

аксиоме, согласно которой не может быть силы там, где нет сопротивления или инерции. Каждый, кто не удовлетворен моим разъяснением, поступит хорошо, если сядет и попытается сам разобраться с этим вопросом. Быть может, ему удастся выразить природу элемента противодействия в опыте и отношение этого элемента к обычному волеизъявлению лучше, чем мне; но присутствие в опыте элемента противодействия, логически не очень легко отличимого от волеизъявления, воли, станет, по моему абсолютному убеждению, его окончательным выводом.

С. Третичностъ

§ 1. Примеры третичности

337. Под третьим я подразумеваю опосредование или связующее звено между абсолютно первым и последним. Начало - это первое, конец - второе, середина - третье. Цель - это второе, средства - третье. Нить жизни - это третье; обрывающая ее судьба - второе. Развилка на дороге - это третье, предполагает три дороги; прямая дорога, соединяющая между собой два места, - это второе, но когда она проходит через промежуточные места - она третье. Положение - это первое, скорость - или соотношение между двумя последовательными положениями - второе, ускорение, или соотношение между тремя последовательными положениями, - третье. Но скорость, поскольку она непрерывна, также включает в себя третье. Непрерывность (continuity) почти в совершенстве репрезентирует третичность. Каждый процесс подходит под эту рубрику. Замедление - это разновидность третичности. Положительная степень прилагательных - это первое, превосходная - второе, сравнительная - третье. Все выражения преувеличения - «превосходный», «совершенный», «несравненный», «исключительный» - это интеллектуальный багаж тех, кто думает о вторых и забывает о третьих. Действие - это второе, но поведение - третье. Закон в качестве активной силы - это второе, но порядок и законодательство - это

150

третье. Сочувствие, кровь и плоть, то, посредством чего я сопереживаю своему соседу, - это третье.

§ 2. Репрезентация и всеобщность

338. Идеи, в которых преобладает третичность, являются, как и можно было ожидать, более сложными и, как правило, нуждаются в тщательном анализе для ясного понимания; ибо обычная, неэнергичная мысль замалчивает этот элемент как слишком сложный. Тем больше потребность в исследовании некоторых из этих идей.

339- Наиболее легкой из идей, представляющих философский интерес, является идея знака, или репрезентации. Знак репрезентирует нечто идее, которую он производит или изменяет. Иными словами, он является средством сообщения сознанию чего-то извне. То, что он репрезентирует, называется его объектом; то, что он сообщает, - его значением; а идея, которую он порождает, - его интерпретантой. Репрезентируемый объект может быть не чем иным, как репрезентацией, по отношению к которой первая репрезентация выступает интерпретантой. Но бесконечные ряды репрезентаций, каждая из которых репрезентирует предыдущую, по всей вероятности, имеют в качестве предела абсолютный объект. Значением репрезентации не может быть ничто, кроме репрезентации. На самом деле, она есть не что иное, как сама репрезентация, воспринимаемая без лишних покровов Но от этих покровов никогда нельзя отказаться полностью; они просто заменяются чем-то более прозрачным. Итак, мы имеем здесь бесконечную регрессию. В конечном счете интерпретанта есть не что иное, как репрезентация, которой вручается факел истины; как репрезентация, она обладает своей собственной интерпретантой. Вот вам и еще один бесконечный ряд

340. К числу идей с заметной третичностью, которые благодаря их большому значению в философии и науке требуют внимательного изучения, - относятся идеи всеобщности, бесконечности, непрерывности, диффузии, роста, и интеллекта.

151

назад содержание далее



ПОИСК:




© FILOSOF.HISTORIC.RU 2001–2023
Все права на тексты книг принадлежат их авторам!

При копировании страниц проекта обязательно ставить ссылку:
'Электронная библиотека по философии - http://filosof.historic.ru'