Часть 2.

кажется, состоял в интимной связи с Асклепиадом иэ Флиунта. Кратет похлопал его по заду, приговаривая: «Вот где гостит Асклепиад». Тогда Менедем рассви­репел и поволок его, а он прочел стихи, процитиро­ванные выше.

Зенон Китайский в своих «Хриях» рассказывает, что Кратет был настолько ко всему безразличен, что даже пришил к своему плащу заплату из кусочка овечьей шкуры. Лицом он был безобразен и, когда занимался гимнастическими упражнениями, над ним смеялись.

92 Поднимая руки, он обычно говорил: «Будь уверен в своих глазах и теле, Кратет. Придет время, и ты увидишь, как эти насмешники, уже давно изму­ченные болезнями, сочтут тебя счастливым, а себя самих будут бранить и поносить за свою лень». Он любил говорить, что философией нужно заниматься до тех пор, пока военачальников не станут считать про­стыми погонщиками ослов. Те, кто живет среди льсте­цов, говорил он, так же беспомощны, как телята в стаде волков. Ни тем, ни этим нельзя помочь - кругом одни враги. Чувствуя приближение своего конца, он про­пел, обращаясь к самому себе, следующие стихи:

Идешь далече, милый мой горбун. Согбенный старостью, в Аид свой держишь путь.

Годы пригнули его к земле.

93 Когда Александр спросил его, хочет ли он, чтобы его родной город был восстановлен, он ответил: «За­чем? Придет, пожалуй, новый Александр и снова раз­рушит его». Он говорил, что его родина - безвестность и бедность, неподвластная даже судьбе, и что его соотечественник Диоген - человек, недоступный зави­сти. Он упомянут в комедии Менандра «Сестры-близ­нецы». Вот это место:

Со мной пойдешь кругом бродить в одном плаще,

Как некогда с Кратетом-киником его жена.

И замуж дочь он выдал, как он сам признал,

На пробу сроком в тридцать дней. Таков он был.

Дальше пойдет речь о его учениках.

87

МЕТРОКЛ

94 Метрокл из Маронеи, брат Гиппархии, был сна­чала учеником перипатетика Феофраста. Метрокл был так слаб здоровьем, что однажды во время занятий не смог сдержать ветры из живота. В отчаянии он за­перся дома, твердо решив умереть. Узнав о случив­шемся, Кратет пришел к нему, будто бы его об этом попросили, предварительно нарочно наевшись бобов. Он разумными доводами стал убеждать его, что тот ничего дурного не сделал: было бы, напротив, удиви­тельным, если бы ветры не вышли, как им положено по природе. В заключение он сам произвел указанное выше действие, чем окончательно привел Метрокла в чувство и утешил. С этого времени Метрокл стал его учеником и превратился в настоящего философа.

95 По словам Гекатона в первой книге «Хрий», он сжег свои сочинения, провозгласив:

Подземных снов пустое порождение.

Другие же рассказывают, что, сжигая лекции Феофра­ста, он сказал:

Выйди, Гефест, до тебя у Фетиды Нереевой просьба53.

Он учил, что из всех вещей одни можно купить за деньги, как, например, дом; другие же - приобрести со временем при помощи старания, как, например, об­разование. Богатство, говорил он, приносит вред, если не употреблять его достойно.

Он умер уже стариком, задержав добровольно ды­хание. Его учениками были Феомброт и Клеомен. У Феомброта, в свою очередь, был учеником Деметрий из Александрии, а у Клеомена - Тимарх из Алек­сандрии и Эхекл из Эфеса. Эхекл был также слуша­телем Феомброта, учеником которого был Менедем, о котором мы скажем ниже. Среди них особенно про­славился Менппп из Синопы.

ГИППАРХИЯ

96 Рассуждения этих философов покорили и Гиппархию, сестру Метрокла. Оба они были родом из Ма­ронеи.

88

Она влюбилась в Кратета, в его речи и образ жизни, оставаясь равнодушной к домогательствам своих женихов, несмотря на их богатства, знатность и кра­соту. Для нее Кратет был всем. Она угрожала своим родителям наложить на себя руки, если они не выда­дут ее за Кратета. Родители же умоляли его оставить в покое их дочь. Кратет делал все, что мог, и, не в состоянии убедить ее, в конце концов встал, снял перед ней все свои одежды и сказал: «Вот твой же­них, вот все его богатство, решай!» Ведь брачный союз не состоится, если она не разделит и его образ жизни.

97 Девушка сделала свой выбор, надела такое же платье, как и он, бродила повсюду вместе с мужем, делила с ним ложе на виду у всех и вместе с ним отправлялась на пиры. Однажды она пришла на пир, устроенный Лисимахом, и там стала опровергать Фео-дора, прозванного Безбожником, применив следующий софизм: то, что делает Феодор, он, пожалуй, не назо­вет ошибкой. Если это же сделает Гиппархия, то и в этом случае не будет допущена ошибка. Феодор, ударив самого себя, не совершит ошибки, значит и Гиппархия не ошибется, если ударит Феодора. Тот не нашелся, что ответить, но попытался задрать ей платье. Но Гиппархия не растерялась и не испугалась, как это свойственно женщине. И когда он обратился к ней со словами:

Кто эта женщина, оставившая свой челнок?54

«Это я, Феодор, я, - ответила Гиппархия, - неужели ты думаешь, что я поступила неправильно, когда время, которое я собиралась провести у ткацкого станка, использовала на образование?» Еще и много других историй рассказывалось об этой женщине-фи­лософе.

Получила распространение книга писем, составлен­ная Кратетом, в которой содержатся замечательные философские рассуждения, напоминающие по стилю Платона. Он был также автором трагедий, имеющих возвышенный философский характер. Вот один из об­разчиков:

89

Отечество мое - не только дом родимый;

Но всей земли селенья, хижина любая,

Готовые принять меня в свои объятия.

Он умер в преклонном возрасте и был похоронен в Беотии.

МЕНИПП

99 Менипп, кинический философ, родом из Финикии, был, как сообщает Ахаик в своей «Этике», рабом. Диокл, со своей стороны, добавляет, что его господи­ном был житель Понта по имени Батон. Будучи коры­столюбивым, Менипп с таким успехом попрошайни­чал, что смог стать фиванским гражданином.

Как говорят, в нем не было ничего серьезного. Книги его полны насмешек и острот, в чем-то они по­хожи на сочинения его современника Мелеагра.

Гермипп рассказывает, что он ссужал деньги на день под проценты и получил прозвище Ростовщика. Он давал взаймы под «морские» проценты, т. е. страховал корабли и брал

100 соответствующий залог. Таким образом он сколотил изрядный капитал, но под конец стал жертвой заговора и всего лишился. В отчаянии повесился и так свел счеты с жизнью. Вот наше сти­хотворение о нем:

Знаешь, быть может, Мениппа,

Из Финикии родом, но с Крита собаку,

Процентщика-заимодавца (так прозывался).

В Фивах в дом его забрались -

Все потерял состояние, но понять не сумел сущность

кинической жизни;

Повесился с горя, бедняжка.

Некоторые авторы считают, что сочинения, извест­ные под именем Мениппа, принадлежат не ему, а Дио­нисию и Зопиру из Колофона, которые написали их шутки ради и передали ему как человеку, который сумеет с ними хорошо распорядиться.

101

Всего же было известно шесть Мениппов. Пер­вый - тот, кто написал «Историю лидийцев» и сделал сокращение сочинения Ксанфа, второй - о нем здесь шла речь, третий - софист из Стратоникеи, кариец по

90

происхождению, четвертый - скульптор, пятый и ше­стой - художники, упомянутые у Аполлодора.

Киником написано тринадцать книг: «Путешествие в подземное царство» , «Завещания», «Письма, сочиненные как бы от лица богов», «Ответ физикам, математикам и грамматикам», «О рождении Эпикура» и «О почитаемых эпикурейцами двадцатидневках» и др.

МЕНЕДЕМ

102 Менедем был учеником Колота из Лампсака. Со­гласно Гиппоботу, он дошел до такой степени одержи­мости, что, надев платье эринии, ходил повсюду и говорил, что прибыл прямо из Аида как соглядатай человеческих прегрешений и намерен вернуться туда обратно и передать все тамошним богам. А одет он был так: в темно-серый хитон, доходящий до пят, под­поясанный пурпурным кушаком, на голове - аркад­ский колпак, украшенный двенадцатью знаками зо­диака, на ногах - трагические котурны, носил он также очень длинную бороду, а в руке - посох из ясеня.

103 Таков был образ жизни кинических философов. До­бавим только к сказанному некоторые общие суще­ственные черты их учения, так как мы считаем кинизм особой философской школой, а не известным образом жизни, как полагают некоторые. Итак, подобно Ари­стону с Хиоса, они отрицали необходимость логики и физики, все внимание обращая лишь на этику. И то, что некоторые считают характерным для Сократа, Диокл приписывает Диогену, приводя его слова: дол­жно исследовать

Что у тебя и худого и доброго дома случилось56.

Они отвергали также общеобразовательные науки. Антисфен часто говорил, что здравомыслящие люди не должны изучать литературу, чтобы не подвергаться чужому

104 влиянию. Они относились отрицательно к гео­метрии, музыке и ко всем подобным занятиям. Так, человеку, показавшему ему часы, Диоген сказал: «Да, полезная штука, чтобы не опаздывать на обед». А тому, кто хотел обучать его музыке, он сказал:

91

Умом людей разумных процветают город, дом,

А не бряцаньем лир и флейт игрой56.

Далее они утверждали, что конечная цель фило­софии - «жить в согласии с добродетелью», как об этом говорит Антисфен в своем «Геракле» (это же проповедовали и стоики, так как была известная общ­ность идей между этими двумя школами). По этой причине кинизм называли кратчайшей дорогой к доб­родетели. Так жил и Зенон из Кития. Они пропове­довали также неприхотливый образ жизни, доволь­ствуясь самой необходимой пищей и одним плащом, презирая богатство, славу, знатность. Некоторые, на­пример, питались исключительно зеленью и пили хо­лодную воду, жили под первой попавшейся крышей или в бочках, как Диоген, который любил говорить, что только боги ни в чем не нуждаются, а богоподоб­ные люди нуждаются в малом.

105 Они полагали также, что добродетели можно на­учиться и ее нельзя утратить, как пишет Антисфен в «Геракле»; только мудрец достоин любви, безгрешен, друг себе подобных и ни в чем не полагается на судьбу. Все, что лежит между добродетелью и злом, они, по­добно Аристону с Хиоса, считали безразличным.

Таковы были киники. Теперь перейдем к стоикам, основателем школы которых был Зенон, тоже ученик Кратета.

КНИГА IV (46-58)

БИОН

46 Бион родился в Борисфене57. О своих родителях и обстоятельствах, толкнувших его к занятиям филосо­фией, он сам подробно рассказал Антигону58. Когда царь спросил его:

Кто ты? Откуда? Каких ты родителей? Где обитаешь?59

он сообразил, что его уже успели оклеветать, и сказал ему: «Мой отец был вольноотпущенником, из тех, кто в рукав сморкается (иными словами - он торговал селедками), родом из Борисфена. Лица в

92

собственном смысле слова не имел, а вместо него какие-то знаки - следы господского зверства. Мать такая, что взять ее в жены мог, пожалуй, только человек вроде моего отца. Она была проституткой. Однажды отец не заплатил налогов и был продан в рабство вместе со всем семейством. Я был юношей довольно приятной наружности, и меня купил некий ритор, который, умирая, завещал мне все свое состояние. А я сжег всю его писанину, порвал со

47 всем прошлым, приехал в Афины и занялся философией.

Вот и порода и кровь, каковыми тебе я хвалюся60.

Такова моя история. Поэтому пусть Персей и Филонид61 оставят свои выдумки. Обо мне же суди не по рассказам, а по мне самому».

Безусловно, Бион был во всех отношениях опыт­ным человеком и разносторонним софистом, который нередко давал врагам философии немало поводов для ее оскорбления. При случае он мог гоняться за пыш­ностью и быть очень тщеславным. Он оставил много­численные воспоминания и апофтегмы, содержащие много полезных мыслей. Так, например, когда его упрекнули за то, что он не заводит себе мальчика, Бион ответил: «Нельзя удержать на железном крючке мягкий сыр». На вопрос, кто больше всех переживает, он ответил:

48«Тот, кто больше всех гоняется за счастьем». На вопрос относительно женитьбы (это изречение ему также приписывается) он заметил: «Та, что всеобщий имеет успех, - жена для всех, а та, что без внимания, сплошное наказание»62. Он называл старость гаванью всех несчастий, ибо в ней находят прибежище все беды. Слава - мать всех огорчений63. Телесная красота - отчужденное благо. Богатство - движущая сила поступков. Одному человеку, промо­тавшему свою имение, он сказал: «Амфиарая поглотила земля, а ты - землю». По его словам, неумение пере-

' носить зло - само по себе большое зло. Он считал нелепым сжигать мертвецов, будто они ничего не чув­ствуют, и в то же время обращаться к ним, словно они что-нибудь чувствуют.

49 Он часто говорил, что лучше доставить своей красотой радость другому, чем срывать ее плоды у других, так как это наносит вред

93

и телу, и душе. Бион осуждал Сократа, говоря, что если он, питая страсть к Алкивиаду, воздерживался, то - дурак. Если же был равнодушен, то в его пове­дении нет ничего поразительного. Дорога в Аид легка, говаривал Бион, ибо по ней идут с закрытыми гла­зами. Он бранил Алкивиада за то, что тот, будучи мальчиком, уводил мужей от жен, а став юношей, - жен от мужей. Афинян, приезжавших на Родос совер­шенствоваться в риторике, он учил там философии. Когда кто-то упрекнул его в этом, он ответил: «Я при­вез на рынок пшеницу, как же мне продавать ячмень?»

50 Он говорил, что для тех, кто находится в Аиде, наказание было бы более тяжким, если бы они носили воду не в дырявых сосудах, а в целых. Какой-то болтун приставал к нему с просьбой помочь ему защищаться на суде. Бион ответил: «Я согласен. Только пришли защитников, а сам не являйся». Как-то раз он плыл по морю в дурной компании и попал в плен к пира­там. «Мы пропали, если нас узнают», - запричитали негодяи. «А я, если меня не узнают», - заметил Бион. Он любил говорить: «Самомнение - камень преткно­вения на пути к продвижению»64. Об одном богатом скряге сказал: «Не он господин своего богатства, а

бо­гатство- его господин». Скупцы беспокоятся о состоя­нии как о своей собственности, но совершенно не поль­зуются им, будто оно чужое. Он говорил, что в моло­дости мы все отважны, а в старости наша сила - в уме. Разум настолько отличается от остальных

51 добродетелей, насколько зрение превосходит остальные наши чувства. Не за что, говорил он, бранить старость, ибо мы все хотим до пее дожить. Увидев злобного и завистливого человека, стоявшего с мрачным видом, он обратился к нему: «Не знаю, то ли с тобой

какая-нибудь неприятность приключилась, то ли у другого - радость». Низкое происхождение, по его словам,- дур­ной помощник свободе речи, потому что

И храбреца ему под силу одолеть65.

Он говорил, что друзей нужно оценивать по досто­инству, какие бы они ни были, чтобы не подумали, будто мы дружим с дурными или уклоняемся от дружбы с хорошими людьми.

94

Биои с самого начала испытывал сомнение в док­тринах Академии, даже будучи учеником

Кратета66. Затем он примкнул к кинической школе, надев плащ он и взяв котомку нищего.

52 Что еще нужно было ему, чтобы достичь кинической апатии? Потом ему при­шлось по вкусу учение Феодора Атеиста, лекции ко­торого, полные всякой софистической премудрости, он слушал. Затем он стал слушателем перипатетика Фео-фраста. В его характере было много театрального, он отличался способностью высмеивать, называя вещи своими, нередко грубыми, именами. Как говорят, в связи с тем что он умел соединить в своей речи любые стили, Эратосфен сказал, что Бион первым надел на философию пестрое платье гетеры. Он был также талантливым пародистом. Вот образчик его твор­чества:

Милый Архит, порожденье музыки, в тщеславье блаженный,

В споре о крайпей струпо из мужей ты самый искусный67.

53 И вообще оп подвергал насмешкам музыку и гео­метрию. Бион вел расточительный образ жизни и пере­езжал из города в город, иногда не останавливаясь перед тем, чтобы пустить пыль в глаза. Так, напри­мер, на Родосе нанял матросов, уговорил их обла­читься в ученическое платье и сопровождать его. Когда вместе с ними он вошел в гимнасий, все взоры были устремлены на него. Оп нередко усыновлял юношей, чтобы удовлетворить свое вожделение к ним и, в свою очередь, пользоваться их расположением. Он был очень себялюбив и любил повторять: «У друзей все общее». Поэтому при таком большом числе слушавших его он не имел ни одного настоящего ученика. Правда, неко торых ему все же

54 удалось сделать бесстыдными. Так, один из его близких друзей, Бетион, как говорят, однажды признался Менедему: «Вот я провожу ночи с Бионом, и, полагаю, ничего плохого со мной не слу­чилось». В беседах со своими учениками он нередко нападал на богов, пользуясь при этом аргументами Феодора. Когда же впоследствии он заболел (так рас­сказывали в Халкиде, где он и умер), то его убедили надеть на себя амулеты и заставили раскаяться в своих нападках на религию. Он лежал без всякой помощи

95

и находился в крайне плачевном состоянии, пока Ан­тигон не прислал к нему двух слуг. Согласно рассказу Фаворина в его «Пестрых историях», царь сам68 в но­силках последовал за ними. Так Бион и умер, а я написал про это осуждающие его стихи:

55 Мудрец Бион Борисфенит в земле родился скифской.

- Богов совсем на свете нет, - так говорил он близким.

Кабы держался до конца Бион такого мненья,

Могли б сказать: «Неправ, но принципиален, нет сомненья».

Теперь он тяжко заболел и, убоявшись смерти,

Все то, что прежде утверждал, все отрицал, поверьте:

Что нет богов, и в храмы их он никогда не вступит,

56 И те, кто жертвами дымит, ох, как ужасно глупы.

А нынче - не на очаге, а на столе алтарном

Сжигает тучные дары богам в угоду старым.

Не только «грешен» говорил, - «простите прегрешенья»,

Он дал старухе талисман надеть себе па шею.

Послушно руки обвязал он тонкими ремнями,

57 Крушиной двери увивал, лавровыми ветвями,

Все был готов мудрец сносить - остаться б только живу.

Глупец, он думал, что богам нужна одна нажива

И существуют лишь тогда, когда Бион в них верит.

Но поздно мудрости достиг - душа чуть дышит в теле,

Руками машет, лебезит: «Привет, Плутон, приветик!»69

96

ФРАГМЕНТЫ СОЧИНЕНИЙ КИНИКОВ

И КИНИЗИРУЮЩИХ ПИСАТЕЛЕЙ

АНТИСФЕН

ИЗ СОЧИНЕНИЙ И БЕСЕД

Из «Геракла»

1. Они утверждали, что конечная цель философии - «жить в согласии с добродетелью», как об этом говорит Антисфен в своем «Геракле» (Диог. Лаэрт., VI, 104).

2. Они полагали также, что добродетели можно на­учиться и ее нельзя утратить, как пишет Антисфен в «Ге­ракле»; только мудрец достоин любви, безгрешен, друг себе подобных п ни в чем ие полагается на судьбу (Диог. Лаэрт.. VI, 105).

3. Для мудреца нет ничего чуждого или невыполнимого. Добродетельный человек достоин любви. Все достойные люди - друзья. Своими союзниками следует делать людей мужественных и справедливых. Добродетель - оружие, ко­торое нельзя отнять (Диог. Лаэрт., VI, 12).

4. Тогда Антисфен ответил: «В таком случае разве не лучше этому сиракузянину показать свою танцовщицу всему городу и заявить во всеуслышание, что, если афиняне за­платят ему, он сделает так, что они все смело бросятся копьям наперерез?» (Ксенофонт. Пир, II, 13).

5. Он был так неуязвим и неподкупен в подобных об­стоятельствах, ибо придерживался того принципа, которым руководствовался и антисфеновский Геракл, учивший маль­чиков не испытывать благодарности к тем, кто их хвалит. В этом был только один смысл, - чтобы они не смущались и не чувствовали себя обязанными льстить в ответ на по­хвалу (Плутарх. О ненужном стыде, 18).

6. Таким, кажется, был Хирон, который жил на Пе­лионе, превзошел справедливостью всех людей и воспитал Асклепия и Ахилла. Кажется, к нему пришел Геракл, ис­пытывая жажду в знаниях, и жил с ним в пещере, воздавая почести Атланту. Только этого одного кентавра он не убил, а слушал его, как рассказывает сократик Лнтисфен в своем

97

«Геракле» (Эратосфен. Катастеризмы, гл. 40. - Шаубах, с. 40).

7. Поэтому и антисфеновский Геракл говорит о каком-то юноше, воспитывавшемся у Хиропа: он высок, красив и в расцвете сил. Кого полюбит, тот будет счастлив (Прокл. Коммент. к «Алкивиаду» Платона. - Крейцер, т. 1, с. 98).

Из «Кира»

8. В качестве нормы, эталона и наилучшего образца чи­стоты истинной аттической речи он приводит в пример Платона и Демосфена, а также Крития, сына Каллесхра, и Аптисфена с его двумя подлинными книгами, посвящен­ными Киру и Одиссею (Фриних Араб у Фотия. - Библио­тека, ).

9. Антисфен во втором «Кире» бранит Алкивиада и обвиняет его в том, что он презирает обычаи как по отно­шению к женщинам, так и в остальных областях жизни (Афиней, V, 220с).

10. Поэтому и сократик Антисфен, как будто бы он сам видел Алкивиада, говорит, что в юности тот был сильным, мужественным, грубым, дерзким и красивым (Там же, XII, 534с).

11. Итак, что же говорит Антисфен? Ты еще не слы­хал? - «О Кир, это удел царей - поступать благородно и выслушивать поношения» (Арриан. Беседы Эпиктета, IV, 5; ср.: Диог. Лаэрт., VI, 3).

12. Он доказывал, что труд - благо, приводя в пример великого Геракла и Кира, одного - из эллинов, другого - из варваров {Диог. Лаэрт., VI, 2).

13. Нам известна кормилица Алкивиада, лаконянка ро­дом, по имени Амикла, и наставник его Зопир. О первой сообщает Антисфен, о втором - Платон {Плутарх. Алкй-виад, I).

О том, что Алкивиад был высок и красив, свиде­тельствует, во-первых, то, что его называли любимцем всей Эллады, во-вторых, слова Антисфена, что если Ахилл не был похож на Алкивиада, то он не был истинно прекрас­ным {Прокл. Коммент. к «Алкивиаду» Платона. - Крейцер, т. 1, с. 114) ',

98

Из «Аспасии»

15. Аспасия питала неприязнь к сыновьям Перикла Ксантиппу и Паралу. Она говорила, что один из них был сожителем Архестрата, который вел себя наподобие

оби­тательниц домов терпимости, другой - друг и близкий при­ятель Эвфима, который задевал на дорогах встречных своими грубыми и неумными шутками (Афиней, V, 220(1).

16. Сократик Аптисфен рассказывает, что [Перикл] сильно любил Аспасию и дважды в день, уходя и возвра­щаясь, целовал ее. Однажды, когда ее обвинили в нечестии, он взял на себя ее защиту и проливал обильные слезы, будто дело шло о его собственной жизни и состоянии. Когда же Кимои, нарушив все законы, сошелся со своей сестрой Эльпиникой, вышедшей позже замуж за Каллия, и был изгнан, Перикл взял в награду за его возвращение возможность сойтись с Эльпиникой (Афиней, XIII, 589е; ср.: Плутарх. Перикл, 10-24).

Из «Протрептика»

17. Сначала он был учеником ритора Горгия. Отсюда риторическая окраска его диалогов, особенно ощутимая в «Истине» и в «Протрептиках» (Диог. Лаэрт., VI, 1).

18. Бомбилий - это сосуд с узким горлышком, в кото­ром во время питья жидкость булькает, как сообщает Апти­сфен в «Протрентике» (Поллукс, VI, 16, 98; ср.: Там же, X, 19, 68).

19. Антисфеп. . . и в «Протроптике» говорит: «...откар­мливаться вместо поросят» (Афиней, XIV, 656р).

20. Ночным горшком хотел быть Ксенофонт, вместили­щем мочи - Антисфен (Фотий, р. 361, 21).

Из «Архелая»

21. «Архелай» содержит нападки на ритора Горгия (Афиней, V, 220).

Из «Политика»

22. Его диалог «Политик» содержит нападки на всех афинских демагогов (Афиней, I, 220Д).

99

Из «Физиогномика»

23. Антисфен же в «Физиогномике» говорит: «Ведь и они по принуждению откармливают свиней» (Афиней, XIV, 656).

Из «Физика»

24. И Антисфен о боге всего сущего провозглашает: его нельзя узнать на изображениях, глазами его нельзя уви­деть, он ни на что не похож. Поэтому никто не может узнать его по изображению (Феодорет. Излечение грече­ских страстей, I; Климент Алекс. Протрептик, VI, 71; Лактанций. О гневе Божием, XI; Он же. Божественные установления, I, 5; Минуций Феликс, 19) 2.

Из сочинений о Гомере (Нотепса)

25. «А разве тебе не известно, - сказал Антисфен, - что и все рапсоды знают эти поэмы?» - «Как мне этого не знать, когда я слушаю их почти каждый день?»-ответил он. «Тогда знаешь ли ты людей глупее рапсодов?» - «Дол­жно быть, нет, клянусь Зевсом», - ответил Никерат. «Нет сомнения, - заметил Сократ, - что они не понимают сокро­венного смысла» (Ксенофонт. Пир, III, 6; ср.: Там же, IV, 6; Юлиан, VII, 215).

26. Антисфен говорит, что Гомер хвалит Одиссея не больше, чем порицает, называя его «многохитростным». Ахилла и Аякса поэт менее всего изобразил «многохитрост­ными», но простыми и благородными. Также и мудрого Нестора, клянусь Зевсом, не хитрым и лицемерным, а веду­щим с Одиссеем и со всеми другими простые речи. Если у него были какие-нибудь полезные мысли, он их высказы­вал войску и ни от кого не скрывал. Ахилл был настолько простодушен, что считал того смертельным врагом, кто одно держит на уме, а говорит другое. Решая данную проблему, Антисфен говорит: «Что же, Одиссей дурной человек, раз он назван многохитростным? А не потому ли, что он был муд­рым, так назвал его Гомер? Может быть, „хитрость», „лов­кость» (Егоров) здесь означает то ум, то умение пользо­ваться речью? Ведь благонравный тот, у кого ум расположен к добру». Но причиной стилистического

100

различия речи является различие в вымысле. Поэт поль­зуется разнохарактерной речью в зависимости от изменения голоса и действующих лиц, когда, например, описывает со­ловья, который, «постоянно меняя голос, льет свою пере­ливчатую песнь» 3. Если мудрые люди искусны в речах, то они умеют одну и ту же мысль выразить разными спосо­бами. Поэтому те, кто умеет говорить об одном и том же по-разному, и могут, пожалуй, быть названы «многохит­ростными», «ловкими» . А мудрые люди в то же время и добродетельные. Гомер называет Одиссея, человека мудрого, и «многохитростным», именно потому что он умеет находить к разным людям разный подход. Рассказывают, что и Пифагор, разговаривая с детьми, применялся к дет­ской речи, беседуя с женщинами, приспосабливался к ним, общаясь с властями, приноравливался к ним, обращаясь к юношам, - к юношам. Ибо характерным для мудрости является умение найти для. каждого свой род мудрости, а невежеству свойственно к разным людям обращаться с од­нообразной речью. Так обстоит дело и в медицине, когда она успешно применяет свое искусство, предписывая разно­образное лечение в соответствии с различием в состоянии больных. Таким образом, характеры бывают разными и оз­начают изменчивость душевного склада. А многообразие в речах и употребление различных средств речи порождают у различных слушателей единообразие в восприятии, ибо каждому свойственно свое, единственное. Поэтому своеобра­зие каждого собирает пестрое различие речей в одно, под­ходящее только для него. С другой сторопы, единообразное несоответствие4 порождает в восприятии различных людей впечатление разнообразия речи, отвергаемого многими, так как они считают неприемлемой и саму речь (Схолии к «Одиссее», I, 1. - Буттмапн, с. 9).

27. Антисфен говорит, что понял мудрость Одиссея, так как влюбленные часто обманывают и обещают невоз­можное (бхолии к «Одиссее», V, 211. - Буттманн, с. 193).

28. Антисфен говорит, что влюбленные не выполняют своих обещаний. Но «она [Калипсо] не могла делать этого без воли Зевса» (Схолии к «Одиссее», VII, 257. -

Буттманп, с. 267).

29. Почему Одиссей так неразумно и пренебрежительно отзывается о Посейдоне, говоря, что он и глаза не вылечит, хотя и колеблет землю? Антисфен разъясняет: известно,

101

что врачеватель не Посейдон, а Аполлон («Схолии к «Одис­сее», IX, 525. - Буттманн, с. 328).

30. Антисфен объясняет, что здесь речь идет не о силе рук, а о том, что он (Нестор. - И. Н.) не пьянел, а легко переносил вино (Венецианские схолии к «Илиаде», IX, 636).

31. В связи с этим Антисфен говорит, что мудрый чело­век всегда действует, учитывая все стороны поступков. По­этому и Афина трижды предостерегает Ареса (Лейпцигские схолии к «Илиаде», XV, 123).

32. Правильно говорит Антисфен, что мы должны же­лать врагам все блага, кроме доблести, потому что ею не просто владеют, а добиваются победы {Плутарх. О счастье или доблести Александра, II, 3. - Гуттен, т. 9, с. 56).

33. В связи с этим Антисфен говорит, что души схожи с телами, в которые они заключены (Венецианские схолии к «Илиаде», XXIII, 65).

Из книги «Об употреблении вина»

34. Так как он имел опыт и по этой части, то разрешает им пить, исходя из своих возможностей, говоря в шутку, что безрассудны те люди, которые, имея все необходимое в избытке, не осмеливаются им свободно пользоваться, и что эта самая книга представляет собой, как кажется, сочи­нение Антисфена «Об употреблении вина». В ной рассказы­валось о вине и о некоторых признаках Диониса {Аристид. Речи, XXV, 560. - Диндорф, т. 1, с. 496).

Из книги «О любви»

35. Я согласен с Антисфеном, который говорит, что, если бы ему попалась сама Афродита, он пронзил бы ее стрелой, потому что она погубила много наших прекрасных и достойнейших женщин, а также называет любовь пороком природы. Несчастные, попав под ее власть, называют бо­лезнь божеством. Таким образом доказывается, что неве­жественные люди из-за незнания подчиняются наслажде­нию, которое не следует допускать, хотя оно зовется боже­ством и дано богами для потребностей продолжения рода {Климент Алекс. Строматы, II - Поттер, с. 485).

Жениться следует для воспроизведения рода, сходясь

102

для этого с самыми прекрасными женщинами. И любви не должен чуждаться мудрец, ибо только он знает, кто до­стоин ее (Диог. Лаэрт., VI, 11).

37. Следует сходиться только с такими женщинами, ко­торые будут вам за это признательны (Диог. Лаэрт., VI, 3).

38. - Ну, хорошо, - сказал Каллий. - А ты, Сократ, что можешь сказать, почему ты вправе гордиться таким бесславным искусством, которое ты назвал?

- Уговоримся сперва, - сказал Сократ, - в чем состоит дело сводника. На все мои вопросы отвечайте без замедле­ния, чтобы нам знать все, в чем придем к соглашению. Вы тоже так думаете?

- Конечно, - отвечали они. Сказавши раз «конечно», после этого все давали ответ этим словом.

- Итак, - начал Сократ, - задача хорошего сводника - сделать так, чтобы тот или та, кого он сводит, нравился тем, с кем он будет иметь дело, не правда ли?

- Конечно, - был общий ответ.

- Одно из средств нравиться не состоит ли в том, чтобы иметь идущий к лицу фасон прически и одежды?

- Конечно, - был общий ответ.

- Не знаем ли мы и того, что человек может одними и теми же глазами смотреть на кого-нибудь дружелюбно и враждебно?

- Конечно.

- А что? Не бывает ли так, что одни речи возбуждают вражду, другие ведут к дружбе?

- Конечно.

- Хороший сводник не будет ли из всего этого учить тому, что помогает нравиться?

- Конечно.

- А какой сводник лучше, - который может делать так, чтобы его клиенты нравились одному, или который - мно­гим?

Тут голоса разделились; одни сказали: «Очевидно, кото­рый очень многим», - а другие: «Конечно».

Сократ сказал, что и относительно этого все согласны, и продолжал:

- А если бы кто мог делать так, чтобы люди нравились даже целому городу, не был ли бы он ужо вполне хорошим сводником?

Несомненно, - был общий ответ,

103

- Если бы кто мог делать такими людей, во главе ко­торых он стоит, не был ли бы он вправе гордиться этим искусством и не был ли бы вправе получать большое воз­награждение?

Когда и с этим все согласились, он продолжал:

- Таков, мне кажется, наш Антисфеы.

- Мне передаешь ты, Сократ, это искусство? - сказал Антисфон.

- Да, клянусь Зевсом, - отвечал Сократ, - я вижу ты вполне изучил и родственное этому искусство.

- Какое это?

- Искусство завлечения, - отвечал Сократ. Аптисфеп, ужасно обидевшись, спросил:

- Какой же поступок такого рода ты знаешь за мной, Сократ?

- Знаю, - отвечал он, - что ты завлек нашего Каллия к мудрому Продику, видя, что Каллий влюблен в филосо­фию, а Продику нужны деньги; знаю, что ты завлек его к Гиппию из Элиды, у которого он научился искусству помнить, и оттого с тех пор стал еще более влюбчивым, потому что никогда не забывает ничего прекрасного, что ни увидит. Недавно и мне ты расхваливал этого проезжего из Гераклеи и, возбудив во мне страсть к нему, познакомил его со мною. За это я, конечно, тебе благодарен: человек он, мне кажется, в высшей степени благородный. А Эсхила из Флиунта разве ты мне не расхваливал, а меня - ему? И не довел ли ты пас до того, что мы, влюбившись под влиянием твоих речей, бегали, как собаки, разыскивая друг друга? Так, видя, что ты можешь это делать, я считаю тебя хоро­шим завлекателем. У кого есть талант узнавать, какие люди полезны друг другу, и кто может возбуждать в них взаим­ную страсть, тот мог бы, мне кажется, и город склонить к дружбе, и браки устраивать подходящие: он был бы доро­гим приобретением и для города, и для друзей, и для союз­ников. А ты рассердился, как будто я обругал тебя, назвав тебя хорошим завлекателем.

- Теперь нет, клянусь Зевсом, - сказал Аптисфеп. - Если я действительно обладаю таким талантом, то душа у меня ужо совсем набита будет богатством (Ксенофонт, Пир, IV, 56-64/Пер. С. И, Соболевского).

104

Из книги «О воспитании, или О словах»

39. Антисфеп говорит, что начало образования состоит в исследовании слов (Арриан. Беседы Эпиктета, I, 17).

40. Антисфен часто говорил, что здравомыслящие люди не должны изучать литературу, чтобы не подвергаться чужому влиянию (Диог. Лаэрт., VI, 103).

Из «Сатона»

41. Мерзко и похабно переименовав Платона в Сатона, он (Антисфен. - И. II.) издал под таким названием диалог, направленный против Платона (Афиней, V, 220Й; ср.: Там же, XI, 507а).

42. Он (Протагор. - И. II.) также первым, по словам Платона в «Эвтидеме», стал употреблять в дискуссиях поло­жение Антисфена, которым он старался доказать

невозмож­ность противоречия (Диог. Лаэрт., IX, 53; ср.: Платон. Эвтидем, 286С).

43. Рассказывают, что Антисфен намеревался прочесть одно из своих сочинений и пригласил Платона. Когда тот спросил, что он собирается читать, Антисфен ответил: «О невозможности противоречия». Тогда Платон сказал: «Как ты вообще можешь

что-нибудь написать об этом?» - и стал доказывать, что он сам себе противоречит. После этого Антисфеп написал диалог под названием «Сатоп», на­правленный против Платона, и оба философа отныне стали врагами (Диог. Лаэрт., III, 35; ср.: Там же, VI, 7).

44. Говорят, что есть три вида идей. Антисфен называет их пустыми выдумками, прибавляя: «Человека и лошадь я вижу, а человечности и лошадности не вижу» (Цец.

Хилиады, VII, 606; ср.: Симплипий. Схолии к «Категориям» Аристотеля. - Брапдис, с. 66).

45. Однажды Зенон, снова защищая того же самого учи­теля (Парменида. - И. Н.), утверждавшего, что сущее не­подвижно, приводил пять доказательств этого положения. Киник Антисфен, не зная, как возразить па это, встал и начал прохаживаться, считая, что сильнее всякого словес­ного опровержения практическое доказательство (Симпли­кий. Схолии к «Категориям» Аристотеля. - Брандис, с. 22).

105

Из книги «Истина»

46. Сначала он был учеником ритора Горгия. Отсюда риторическая окраска его диалогов, особенно ощутимая в «Истине» и «Протрептиках» (Диог. Лаэрт., VI, 1).

47. А ложное высказывание вообще ни к чему не отно­сится. Поэтому Антисфен простодушно полагал, что ничто не может обозначаться ничем другим, кроме присущего ему слова, но только одним об одном. Отсюда вытекало, что противоречие невозможно, а также, пожалуй, невоз­можно и ложное высказывание (Аристотель. Метафизика, V, 29, 1024Б26-1025а1).

48. Он первый дал определение: «Понятие есть то, что выражает, чем предмет был или что он есть» (Диог. Лаэрт., VI, 3).

49. Поэтому не без основания возникало затруднение, смущавшее аптисфеновцев и других столь же необразован­ных людей: нельзя-де дать определения того, чем является вещь (ведь такое определение - только ее длинное описа­ние), но возможно научить, какова она в качественном от­ношении. Нельзя, например, сказать, в чем сущность се­ребра, но можно сказать, что оно похоже на олово (Ари­стотель. Метафизика, VIII, 3, 1043Ь23).

50. Логика бесплодна - мы еще рассмотрим этот вопрос. Итак, если кто-нибудь согласится с этим, то этого доста­точно, чтобы остальное различить, рассмотреть и, так

ска­зать, измерить и взвесить. - Кто так думает? - Только Хри-сипп, Зенон и Клеанф. Антисфен такого мнения не придер­живался (Эпиктет. Беседы, I, 17, 10).

51. Антисфен Аристиппу.

Не к лицу истинному философу жить у тиранов и при­нимать участие в пресловутых сицилийских пирах. Он дол­жен оставаться на родине и довольствоваться тем, что имеет. Ты же полагаешь, что разумный человек должен уметь сколотить состояние и приобрести друзей среди самых влиятельных лиц. Но богатство не относится к числу необ­ходимых вещей, а если бы оно и было необходимым, то, добытое таким путем, оно отнюдь не является благом. Что же касается друзей, то этот сброд невежд и тиранов никогда не может стать друзьями. Поэтому я посоветовал бы тебе покинуть Сиракузы и Сицилию. Если же ты, как утвер­ждают люди, пристрастился к наслаждениям и привязан

106

к тому, что философам не приличествует, тогда отправ­ляйся-ка в Антикиру - там тебе поможет отвар из чеме­рицы. Он гораздо полезнее вина, которым тебя поит Дио­нисий. Вино ведет к безумию, а чемерица излечивает его. Насколько здоровье и благоразумие отличаются от болезни и глупости, настолько и ты станешь лучше по сравнению с тем, каков ты сейчас. Будь здоров (Письма сократиков. - Орелли, с. 15; Герхер, письмо VIII).

Недостоверное

52. Он доказывал, что добродетели можно научиться (Диог. Лаэрт., VI, 10).

53. У мужчин и у женщин добродетель одна и та же (Там же, 12).

54. И Сократ сказал: «Как во многом другом, так и в том, что делает эта девушка, видно, друзья, что женская природа ни в чем не уступает мужской, но она нуждается в знаниях и в силе. Поэтому, если у кого из вас есть жена, пусть смело учит ее тому, чему бы он хотел». Тогда Анти-сфен спросил: «Как же ты, Сократ, придерживаясь такого мнения, не воспитываешь Ксантиппу, а живешь с женщи­ной самой несносной, как я думаю, из всех, которые есть, были и будут?» (Ксенофонт. Пир, II, 9-10).

55. Безвестность, как и труд, - благо {Диог. Лаэрт., VI, И; ср.: Эпиктет. Беседы, I, 24; ср. также: Диог. Лаэрт., VI, 72; 83; 93).

56. Мудрец сам себе довлеет, ибо все, что принадлежит другим, принадлежит и ему (Диог. Лаэрт., VI, 11, ср.: Там же, VI, 72).

57. Добродетель - оружие, которое нельзя отнять... Ра­зум - самое прочное из укреплений, ибо его нельзя ни уничтожить, ни предать. Его стены нужно возводить из наших собственных неопровержимых доводов (Там же, 12- 13).

58. Вот основные положения его философии. Он доказы­вал, что добродетели можно научиться; что благородство и добродетельность одно и то же. Для счастья достаточно одной добродетели, а она нуждается лишь в Сократовой силе. Добродетель же состоит в делах и не нуждается ни в многословии, ни в науках. . . Мудрец живет не по зако­нам государства, а по законам добродетели.. . Диокл

107

приписывает ему также следующие мысли. . . Лучше с немно­гими добродетельными сражаться против всех дурных, чем со многими дурными против немногих честных. Считайся с врагами: они первыми замечают твои ошибки. Пуще ро­дича своего почитай человека справедливого.. . Добро пре­красно, зло безобразно. Все дурное считай чуждым себе (Диог. Лаэрт., VI, 11-12).

59. Снова и снова Антисфен говорит, что целью жизни является непритязательность {Климент Алекс. Строматы, П. - Поттер, с. 498).

60. «А ты, - спросил он, - чем ты гордишься, Анти­сфен?» - «Богатством», - ответил он. Тогда Гермоген спро­сил, а много ли у него денег. Тот поклялся, что у пего нет ни обола. «Тогда много ли у тебя земли?» - снова спросил тот. «Может быть, нашему Автолику хватило бы для того, чтобы натереться песком» (Ксенофонт. Пир., III, 8).

61. - А ну-ка, - сказал Сократ, - ты теперь говори нам, Антисфен, как это ты, имея столь мало, гордишься богатством?

- По моему убеждению, друзья, у людей богатство и бедность не в хозяйстве, а в душе. Я вижу много частных лиц, которые, владея очень большим капиталом, считают себя такими бедными, что берутся за всякую работу, идут на всякую опасность, только бы добыть побольше. Знаю и братьев, которые получили в наследство поровну, но у од­ного из них средств хватает, даже есть излишки против расхода, а другой нуждается во всем. Я слыхал и про тира­нов, которые так алчны до денег, что прибегают к дей­ствиям, гораздо более преступным, чем люди, самые неиму­щие, - из-за пужды одни крадут, другие прорывают стены, ииыо похищают людей, а тираны бывают такие, что уничто­жают целые семьи, казнят людей массами, часто даже це­лые города из-за денег обращают в рабство.

Мне их очень жалко, что у них такая тяжелая болезнь: мне кажется, с ними происходит

что-то похожее на то, как если бы человек много ел, но никогда не был сыт. А у меня столько всего, что сам я насилу нахожу это; по все-таки у меня в барышах остается, что, евши, я дохожу до того, что не бываю голоден, пивши - до того, что не чувствую жажды, одеваюсь так, что на дворе не мерзну нисколько по хуже такого богача, как Каллий; а когда бываю дома, то очень теплыми хитонами кажутся мне стены, очень

108

теплыми плащами - крыши; постелью я настолько доволен, что трудно бывает даже разбудить меня. Когда тело мое почув­ствует потребность в наслаждении любовью, я так бываю доволен тем, что есть, что жепщины, к которым я обра­щаюсь, принимают меня с восторгом, поскольку никто дру­гой не хочет иметь с ними дела. И все это кажется мне таким приятным, что испытывать больше наслаждения при исполнении каждого такого акта я и не желал бы, а напро­тив, меньше: до такой степени некоторые из пих кажутся мне приятнее, чем это полезно.

Но самым драгоценным благом в моем богатстве я счи­таю вот что: если бы отняли у меня и то, что теперь есть, ни одно занятие, как я вижу, не оказалось бы настолько плохим, чтобы не могло доставлять мне пропитание в доста­точном количестве. И в самом деле, когда мне захочется побаловать себя, я не покупаю на рынке дорогих продуктов, потому что начетисто, а достаю их из кладовой своей души. И гораздо больше способствует удовольствию, когда подно­сишь ко рту пищу, дождавшись аппетита, чем когда упот­ребляешь дорогие продукты, как, например, теперь, когда я пью это фасосское вино, по чувствуя жажды, а только потому, что оно попалось мне под руку. Несомненно, и гораздо честнее должны быть люди, любящие дешевизну, чем любящие дороговизну: чем больше человеку хватает того, что есть, тем меньше он зарится на чужое.

Следует обратить внимание еще на то, что такое богат­ство делает человека более щедрым. Сократ, например, от которого я получил его, давал его мне без счета, без веса: сколько я мог унести с собою, столько он мне и давал. Я тоже теперь никому не отказываю: всем друзьям показы­ваю изобилие богатства в моей душе и делюсь им со всяким. Далее, видите, такая прелесть, как досуг, у меня всегда есть; поэтому я могу смотреть, что стоит смотреть, слушать, что стоит слушать, и, чем я особенно дорожу, благодаря досугу проводить целые дни с Сократом. Да и Сократ не ценит людей, насчитывающих груды золота, а, кто ему нра­вится, с теми постоянно и проводит время. Так говорил Антисфен (Ксенофонт. Пир, IV, 34-43 / Пер. С. И. Собо­левского) .

62. Ибо вижу у вас большие приготовления для варки чечевицы, и, присмотревшись к ним, я посоветовала бы вам, как говорит сократик Антисфен, покончить жизнь

109

самоубийством, прежде чем съесть такое (Афиней, IV, 157Ь).

63. Что касается Антисфена-сократика, то он говорит о наградах за доблесть то же самое, что и Платон. Правда, данный рассказ не может считаться истинным, так как этот киник многое делал, чтобы понравиться Сократу. По­этому не следует верить ни тому, ни другому, когда мы имеем свидетельство Фукидида. Аптисфен добавляет к уже существующим неправильным описаниям следующее: «Мы знаем, что в битве с беотийцами ты получил награду за доблесть». - «Молчи, чужестранец. Это заслуга Алкивиада, а не моя». - «Как мы видим, ты соглашаешься» (Афиней, V, 216Ь).

64. Антисфен утверждал, что удовольствие - благо, но, добавлял он, когда оно не вызывает раскаяния (Там же, XII, 513а).

65. Антисфен, человек с гераклитовским складом ума, говорил, что лучше быть безумным, чем наслаждаться. По­этому он убеждал своих учеников, чтобы они для

достиже­ния удовольствия не шевельнули и пальцем (Евсевий. При­готовление к Евангелию, XV, 13; Диог. Лаэрт., IX, 101; Авл Геллий, IX, 5; Климент Алекс. Строматы, II, 20, 492а; Цицерон. О границах добра и зла, V, 31, 93).

66. Отсюда вытекает, что законодательство по необхо­димости устанавливается в интересах людей, равных как по рождению, так и по могуществу. Для таких людей за­коны не пишутся: они сами себе законы. И был бы смешон тот, что пытался бы писать для них законы. Ведь они, по­жалуй, скажут так, как говорил Антисфен: львы взяли слово, когда, собравшись на совет, зайцы потребовали для всех равноправия (Аристотель. Политика, III, 13, 1284а15- 16; Ср.: Эзоп, 241).

67. Речи придается выразительность и тем, что самое важное слово ставится в конце; поставленное же в середину, оно как бы притупляется, как, например, у Антисфена: «Почти что больным человек, спавший на хворосте, встанет». Если изменить порядок слов и сказать: «спавший па хво­росте человек встанет почти что больным», - то хотя будет сказано одно и то же, но возникнет впечатление, что сказано не одно и то же (Деметрий Фалерский. О стиле, 249).

68. И как Антисфен изысканность Кефисодота сравнил с ладаном: он доставляет удовольствие, когда убывает (Аристотель. Риторика, III, 4, 1407а).

110

69. Пес называл харчевни аттическими фидитиями (Там же, 10, 1411а. Псом Аристотель, вероятно, называл Антисфена).

70. Поэтому Антисфеп справедливо отвечал нищенствую­щей братии: Не собираюсь кормить матерь богов, которую кормят боги (Климент Алекс. Протрептик. - Поттер, с. 64).

71. Общаясь с мудростью других, Становятся тираны мудрецами (этот стих вместе с Платоном Антисфен приписывает Еври-пиду, в то время как другие авторы утверждают, что он взят из трагедии Софокла «Аякс из Локр». См.: Схолии к Фесмофориадзусам, Аристофана, 21; Аристид. Речи, II, 288; Платон. Государство, VIII, 568А; Он же. Феаг, 125В, и др.).

72. Поэтому не так уж плохи поправки, сделанные Кле-анфом и Аптисфеном. Когда он (Антисфен. - И. II.) уви­дел, что афиняне, находившиеся в театре, пришли в страш­ное волнение, услышав стих:

Что за позор, коли его позором не считать,

тут же его переделал:

Позор позором останется, хочешь того или нет.

(Плутарх. Как юноше должно слушать произведения поэтов. - Гуттен, т. 7, с. 115. Указанный стих принадлежит Еврипиду («Эол»), как указывает схолиаст к стих. 1523 «Лягушек» Аристофана).

73. Если бы он любил не только сельское хозяйство, но и людей, то предпочел бы засеять поле, которое могло бы прокормить много народа, а не такой клочок земли, о кото­ром говорил Антисфен, что его хватил*? бы только на то, чтобы натереться Автолику песком. А я, собираясь возде­лывать поле, хочу обратить в него весь мир (Плутарх. Фи­лософу следует беседовать прежде всего с сильными мира, 3. - Гуттен, т. 12, с. 86; ср.: Ксенофонт. Пир, III, 8; Плу­тарх. Об изгнании, т. 10, с. 370; Диог. Лаэрт., VI, 98; Цицерон. Тускуланы, V, 37).

74. Рассмотрев этот вопрос, Антисфен сказал, что обра­зованного и умного человека трудно переносить, так как неразумие - вещь легкая и необременительная, а разум

не­преклонен, непоколебим, тяжесть его неодолима (Филон

111

Алекс. О том, что всякий добродетельный человек свобо­ден. - Гешель, с. 869).

75. «С того времени, как Антисфен меня освободил, я перестал быть рабом». - «Как он это сделал?» - «Послу­шай, что он говорит: он научил меня тому, что является моим и что мне не принадлежит. Богатства не мои, род­ственники, близкие, друзья, слава, привычные ценности, общение с людьми - все это чуждое». - «Что же принад­лежит тебе?» - «Мои представления. Они, - учил он, - ни­кому не подвластны, зависят только от меня, и никто не может им помешать, никто не заставит пользоваться ими иначе, чем я хочу» (Эпиктет. Беседы, III, 24, 67 ел.; ср.: Там же, IV, 1, 114).

АПОФТЕГМЫ

76. На вопрос, что такое праздник, Антисфен ответил: повод для обжорства (Антоний и Максим. Беседа о невоз­держанности и обжорстве, с. 299).

77. Как рассказывает Гекатон в «Хриях», Антисфен го­ворил: «Лучше достаться воронам, чем попасть к льстецам. Те пожирают мертвых, а эти - живых» (Диог. Лаэрт., VI, 4).

78. Спрошенный, почему у него так мало учеников, [Ан­тисфен] ответил: «Потому что я гоню их от себя серебря­ной палкой» (Там же).

79. На вопрос, почему он так жесток с учениками, [Ан­тисфен] ответил: «И врачи бывают жестоки с больными» (Там же).

80. Диоген Синопский скоро стал презирать остальных, к Антисфену же относился дружелюбно, не столько восхва­ляя его самого, сколько его речи, так как считал, что только они одни истинны и скорее всего могут помочь человеку. Сравнивая Антисфена с его речами, он иногда упрекал его самого за излишнюю мягкость и, бранясь, называл его трубой, потому что она, хотя и очень громко трубит, но себя не слышит. И Антисфен выслушивал все это и не возражал, ибо восторгался характером этого человека. Однако в свою защиту говорил, что похож не на трубу, а на осу: осы жуж­жат крылышками негромко, зато жало у них жалит очень больно. Ему доставляла удовольствие откровенность

Дио­гена, подобно тому как всадник, получивший коня норови­стого, но смелого и выносливого, тем не менее хвалит его

112

горячность, а ленивых и медлительных ненавидит и не вы­носит. Таких иногда то шпорами колют, то плеткой пону­кают, как те, которые, натягивая струны, смотрят все же, чтобы они не оборвались (Дион Хрисостом. Речи, VIII. - Рейске, с. 275; ср.: Стобей, Антология, XIII, 19).

81. Как пир без беседы, так и богатство без добродетели не приносит радости (Стобей. Антолог., I, 30. Слова Анти-сфена).

82. На вопрос, почему не богачи идут к мудрецам, а на­оборот, Антисфен ответил: «Потому что мудрецы знают, что им нужно для жизни, а богачи не знают: в ином случае они стремились бы скорее к мудрости, а не к деньгам» (Там же, III, 64).

83. Антисфен говорил, что удовольствия, которые не во­шли через двери, не должны также выходить через них обратно. Их нужно или отсечь, или лечиться от них чеме­рицей5 (Там же, VI, 2. Слова Антисфена).

84. Наслаждения, которые вошли не в двери, говорил Антисфен, нужно будет или отсечь, или лечить чемерицей, или заморить голодом, испытав тягчайшее возмездие за прежнюю ненасытность, связанную с маленьким и кратким удовольствием (Там же, XVIII, 27).

85. Кто боится других, тот раб, хотя он этого и не заме­чает (Там же, VIII, 14. Слова Антисфена).

86. Стяжатель не может быть хорошим человеком, будь он царем или просто свободным гражданином (Там же, X, 42. Слова Антисфена).

87. Антисфен говорил, что, подобно тому как гетеры же­лают своим любовникам всяких благ, кроме благоразумия и рассудка, так и льстецы хотят того же от тех, с кем они знаются (Там же, XIV, 19).

88. Следует домогаться удовольствий, которые идут за трудами, а не перед трудами (Там же, XXIX, 65. Слова Антисфена).

89. Аптисфен на вопрос, как следует обращаться с по­литикой, ответил: «Как с огнем: по подходить слишком близко, чтобы не обжечься, и не очень удаляться, чтобы не замерзнуть» (Там же, XV, 28).

90. Философ Антисфен говорил, что палачи благочести­вее тиранов. Когда его спросили, почему, он ответил: «Па­лачи убивают преступников, а тираны - невинных людей» (Там же, XIX, 47).

113

91. Когда кто-то сказал, что война уничтожает бедняков, сократик Антисфен заметил: «Напротив, она их рождает во множестве» (Там же, 11).

92. Того, кто тебя опровергает, нужно не опровергать, а научить. Ведь одно безумство нельзя излечить другим безумством (Там же, XXXII, 8. Слова Антисфена).'

93. На вопрос, кого следует брать в жены, [Антисфен] ответил: «Та, что всеобщий имеет успех, жена для всех, а та, что без внимания, сплошное наказание» (Диог. Лаэрт., VI, 3; ср.: Там же, IV, 48; V, И).

94. Увидев однажды прелюбодея, спасавшегося бегством, он крикнул ему: «Несчастный! Какой опасности ты мог бы избежать всего за один обол» (Диог. Лаэрт., VI, 4; ср.: Афиней, XIII, 568).

95. Одному юноше с Понта, который хотел у него учиться и спросил, что для этого нужно, он ответил: «Но­вая книжка, новый грифелек, новая табличка да ум впри-дачу», -игрой слов подчеркивая значение ума (Диог. Лаэрт., VI, 3; ср.: Там же, И, 118).

96. Когда его попрекали тем, что не оба его родителя свободнорожденные, он сказал: «Но они и не борцы, а вот я - борец» (Там же, VI, 4).

97. Как-то один из знакомых пожаловался ему, что по­терял свои ценные записи. На это он заметил: «Нужно было записывать не на табличке, а в сердце» (Там же, 5).

98. Государства погибают тогда, когда перестают отли­чать дурных от хороших (Там же, 5).

99. Как ржавчина съедает железо, так завистников - их собственный нрав (Там же).

100. Когда его однажды хвалили дурные люди, он заме­тил: «Боюсь, не сделал ли я

чего-нибудь дурного» (Там же).

101. Он говорил, что совместная жизнь братьев-едино­мышленников прочнее всяких стен (Там же, 6).

102. Нужно, учил он, брать с собой в дорогу столько припасов, чтобы они уцелели даже при кораблекрушении

(Там же).

103. Когда однажды его упрекнули в том, что он якша­ется с дурными людьми, он ответил: «И врачи вступают в контакт с больными, но не заражаются» (Там же).

104. «Не чудно ли, - говорил он, - очищать зерна от плевел, не допускать к бою людей непригодных и в то же

114

время мириться с мошенниками на государственной службе?» (Там же).

105. Когда его спросили, что дает ему философия, он ответил: «Умение оставаться наедине с собой» (Там же).

106. Во время пирушки кто-то предложил ему: «Спой!» - «А ты сыграй мне на флейте», - ответил Анти­сфен (Там же).

107. Когда Диоген попросил у него хитон, он предложил ему взамен сложить вдвое свой собственный гиматий (Там же).

108. Спрошенный, какая из наук самая важная, оп отве­тил: «Та, которая учит отучаться от зла» (Там же, 7).

109. Тем, кому приходилось слышать о себе клевету, он советовал переносить ее мужественнее, чем удары камнями (Там же).

110. Как рассказывает Фаний в сочинении «О сократи-ках», Антисфен на вопрос, как стать совершенным, отве­тил: «Научившись у людей знающих избегать пороков, си­дящих в тебе» (Там же, 8).

111. Когда кто-то хвалил роскошь, он вознегодовал: «Пусть дети наших врагов живут в роскоши!» (Там же).

112. К юноше, старавшемуся принять перед скульпто­ром позу покрасивее, он обратился со словами: «Скажи-ка мне, если бы бронза вдруг обрела голос, чем бы она, по твоему мнению, стала кичиться?» - «Своей красотой», - по­следовал ответ. - «Тогда не стыдпо ли тебе чваниться тем же, чем и неодушевленный материал?» (Там же, 9).

113. Юноша с Понта обещал обогатить Антисфена, когда придет его корабль с соленой рыбой. Философ захватил пу­стой мешок и попросил юношу пойти вместе с ним к тор­говке хлебом. Там оп набил мешок и пошел прочь. Когда же она потребовала плату, тот сказал: «Вот этот молодой че­ловек тебе заплатит, когда придет его корабль с соленой рыбой» (Там же).

114. Кажется, он был причастен к изгнанию Аннта и к казни Мелета. Встретившись с юношами, прибывшими с Понта, после того как они наслышались о славе Сократа, Антисфен отвел их к Аниту, сказав в насмешку, что этот человек мудрее Сократа. Как говорят, это вызвало такое негодование среди окружавших Сократа, что они настояли на изгнании Анита (Там же, 9-10).

115

115. Когда он где-нибудь видел роскошно одетую жен­щину, то отправлялся к ней домой и просил ее мужа выве­сти копя и показать оружие. Если у него найдется и то, и другое, то пусть ее наряжается, так как этого ему доста­точно для защиты. Если же у него ничего такого нет, то пусть заставит ее отказаться от украшений и нарядов (Там же, 10).

116. Однажды его посвящали в таинства орфиков, и жрец сказал, что посвященных в Аиде ожидают всякие блага, на что Антисфен возразил: «Почему же ты не уми­раешь?» (Там же, 4).

117. На вопрос, о чем человек должен мечтать, он отве­тил: «О том, чтобы умереть счастливым» (Там же, 5).

118. «Тот, кто хочет быть бессмертным, - говорил он,- должен вести благочестивую и праведную жизнь» (Там же).

119. «Поэтому правильно говорит Антисфен, что тем, кто хочет спастись, нужны или истинные друзья, или заклятые враги; первые образумливают ошибающихся, вторые - своей бранью отвращают их от ошибок» [Плутарх. О пользе, кото­рую можно получить от врагов. - Гуттен, т. 7, с. 277; ср.: Цицерон. О дружбе, XXIV, 90).

120. Но мне помогают известные слова Антисфена. Когда кто-то удивился, что он, идя по рынку, сам несет соленую рыбу, он ответил: «Но ведь я несу ее для самого себя» (Плутарх. Наставления по управлению государ­ством. - Гуттен, т. 12, с. 168).

121. И нет смысла разворачивать другие кпиги Хрисиппа, чтобы показать, как он борется сам с собой, но и в этих самых он иногда с похвалой упоминает изречение Антисфена о том, что нужно или приобрести разум, или надеть петлю на шею» (Плутарх. Опровержение стоиков, XIV.-Гуттен, т. 13, с. 356).

122. Поэтому правильно сказал Антисфен, услышав, что Исмений хороший флейтист: «Но человек он скверный, иначе он не был бы таким искуспым флейтистом» (Плу­тарх. Перикл, 1. - Гуттеп, т. 1, с. 379).

123. А вот сократик Антисфен, видя, как хвастаются фиванцы своей победой при Левктрах, сказал, что они ничем не отличаются от мальчишек, ликующих оттого, что избили своего наставника (Плутарх. Ликург, 30. - Гуттен, т. 1, с. 142).

124. Тому, кто хочет стать добродетельным человеком,

116