Часть 7.

дивлюсь, как можешь ты осуждать бедность честного че­ловека, пройдя обучение у Сократа, который зимой и летом в любую погоду носил один и тот же старый плащ и даже при женщинах не надевал другого, а ла­комые кусочки находил не в садах, или в харчевнях, а в гимнасиях. Но, кажется, обо всем этом ты забыл в угаре сицилийских пиршеств.

2 Я не собираюсь тебе напоминать, чего стоит бед­ность, особенно в Афинах, и не стану защищать ее перед тобой (я не считаю, что мое счастье зависит от тебя, подобно твоему, которое зависит от других; до­статочно мне одному знать об этом), но напомню тебе все-таки о Дионисии и блаженных часах, проведенных вместе с ним, которые доставляют тебе такую радость. Я буду напоминать тебе об этом всякий раз, когда ты ешь и пьешь на пышных пирах то, что мне и не снится, и в то же время видишь, как избивают людей плетьми, сажают на кол, гонят в каменоломни; у од­них вырывают из объятий жен, у других - детей, от­нимают рабов, чтобы надругаться над всеми. И эти бесчинства творит не один лишь тиран, но множество окружающих его подлецов.

3 А ты и пьешь против воли, живешь среди них и совершаешь прогулки, не в силах убежать от всего этого, скованный золотыми цепями. Обо всем этом я говорю тебе, вспомнив о твоих оскорблениях. Я с моим умением обмывать цикорий и неумением прислужи­ваться при дворе у Дионисия живу счастливее вас, со­ветчиков Дионисия и правителей всей Сицилии. Пусть все, чем ты так нагло порочишь меня, заставит тебя задуматься, и пусть разум не вступает в противоречие с чувствами. На словах все прекрасно у Дионисия, но свобода, которой пользовались во времена Крона, и... [дальнейший текст испорчен].

33

ФАНОМАХУ

Я сидел в театре и склеивал книжные листы, когда подошел Александр, сын Филиппа, и, остановившись рядом со мной, загородил мне солнце. Не в состоянии разглядеть разрывы, я поднял глаза и тотчас узнал

235

пришельца. Заметив мой взгляд, он сам заговорил со мной и подал руку. Тогда и я приветствовал его и так сказал: «Ты действительно непобедим, юноша, ибо обладаешь прямо-таки божественным могуществом. То, что делает, говорят, луна с солнцем, когда встает прямо напротив него, то же самое сделал и ты, придя сюда и встав рядом со мной».

2 - «Ты все шутишь, Диоген», - сказал Александр. «Почему? - возразил я. - Разве ты не заметил, что я бросил свою работу, потому что мне ничего не

видно, будто ночью? И хотя мне сейчас с тобой разго­варивать нет никакой охоты, тем не менее я говорю с тобой», - «Нет никакой охоты поговорить с царем

Александром?» - удивился он. «Совсем никакой, - от­ветил я. - Ведь он не покушается на мое добро и не идет на меня войной, не грабит, как это делает с ма­

кедонцами, лакедемонянами или с кем-нибудь другим, кто представляет для него интерес». - «А я интере­суюсь твоей бедностью», - сказал он. «Какой бедностью?»- удивился я. «Твоей бедностью, из-за кото­рой ты нищенствуешь, нуждаясь во всем», - сказал он.

3 «Не иметь денег не значит быть бедным, и попро­шайничать - не порок, а хотеть всем обладать и на­сильничать, как это свойственно тебе, - вот это порок.

Поэтому моей бедности помогают источники и земля, пещеры и шкуры; из-за них никто со мной не воюет ни на суше, ни па море. Знай, что я продолжаю жить

так, как появился на свет. А для таких людей, как ты, нет спасения ни на земле, ни на море. Но о них я уже не говорю, вы покушаетесь даже на небо и пре­небрегаете советом Гомера, который, описав горькую судьбу Алоадов22, учил не стремиться к этому».

Когда я ему все это твердо и решительно высказал, Александра охватил стыд и, наклонившись к одному из спутников, он сказал: «Если бы я уже не был Алек­сандром, то стал бы Диогеном». Потом он помог мне подняться, повел с собой и стал приглашать сопро­вождать его в походах. С трудом мне удалось извиться от него.

236

34

ОЛИМПИАДЕ

Не огорчайся, Олимпиада, из-за того, что я ношу потертый плащ и, завидев хлеб, прошу у людей. Это не позор и не должно вызывать подозрение у свобод­ных, как думаешь ты, но прекрасно и вооружает про­тив предрассудков, враждебных человеческой природе.

Эту истину я познал прежде всего не у Антисфена, но от богов и героев, а также от тех, кто обратил Элладу к мудрости, - от Гомера и трагиков, которые говорят, что Гера, супруга Зевса, приняв облик жрицы, стала вести такой образ жизни и «Нимфам, живущим в источниках, добрым и славным богиням, Инаха дще­рям, бога аргосской реки, собирала» милостыню24, а Телеф, сын Геракла, явился в Аргос в гораздо худ­шем виде, чем я: «в лохмотья тело завернув, как нищий, от мороза прячась» 25. Одиссей же Лаэртид воз­вращался домой в разодранном, измазанном в навозе и черном от копоти плаще26. Неужели после всего этого мой вид и мое нищенство тебе все еще кажутся позорными? Разве они не прекрасны и не вызывают восхищения царей и не подобают каждому, кто благо­разумен и стремится к простоте?

Телеф принял такой вид, чтобы вернуть себе здо­ровье; Одиссей, чтобы истребить женихов, так долго бесчинствовавших в его доме. А я, чтобы обрести счастье, являющееся лишь малой частицей блага, к ко­торому стремился Телеф. Моя цель - повергнуть в прах ложные ценности, из-за которых мы терпим над собой так много господ, избежать болезней и базарных сико­фантов, бродить по всей земле под открытым небом свободным человеком, не боясь никаких, даже самых могущественных властелинов. Итак, мать, если я могу успокоить тебя, рассказав, что даже те, кто выше меня, носили жалкие плащи и котомки и просили хлеба у тех, кто ниже их, я благодарен богам. Если же нет, все равно напрасны твои огорчения.

237

35

СОПОЛИДУ

Я пришел в Милет, что в Ионии, и, минуя агору, услышал плохо читавших стихи мальчиков. Подойдя к учителю, спросил: «Почему ты не учишь их играть-на кифаре?» - «Я и сам не умею», - ответил учи­тель. - «Как же так получается, - сказал я. - Тому, что не знаешь, ты но учишь, а грамоте обучаешь, хотя сам еще ей не научился?» Я прошел еще немного и оказался у гимнасия для юношей. Там, в атрии, я увидел юношу, который никак не мог справиться с мя­чом, и, подойдя к надсмотрщику палестры, спросил: «Какой штраф установлен для тех, кто умастился, но в мяч не играет?» - «Обол», - ответил надсмотрщик. «Вот тот юноша, - сказал я, указав на него, - хотя ему не угрожает никакое наказание, играет без всякой охоты».

2 Потом, сняв с себя плащ и взяв скребок, я вышел на середину и намазался маслом. Вскоре прямо ко мне по местному обычаю подошел юноша с очень краси­вым лицом и еще без бороды. Он протянул мне руку, пробуя, насколько я опытен в борьбе. А я, вроде бы застеснявшись, стал притворяться, будто совсем ни­чего не умею. Но как только мне стало угрожать по­ражение, я схватился с ним по всем правилам искус­ства. Вдруг у меня совсем неожиданно «встал конь» (других слов я не рискую употребить, опасаясь оскор­бить почтенное общество), мой партнер смутился и убежал, а я, стоя, довел дело до конца, обойдясь сво­ими средствами.

3 Это заметил надсмотрщик, подбежал и стал бранить меня. «Послушай, - обратился я к нему, - после того как ты разрешил мне бороться по всем правилам, те­перь ты нападаешь на меня? Если бы существовал обы­чай после умащения нюхать чихательный порошок, ты бы возмущался, когда кто-нибудь из умастившихся чихнул в гимнасии? А теперь ты негодуешь, когда у человека, обнявшегося при борьбе с красивым маль­чиком, невольно поднялся член.

4 Не полагаешь ли ты, что наш нос целиком зависит от природы, а вот он всецело находится в нашей

238

власти? Перестань бросаться на входящих! Если хочешь, чтобы ничего подобного не случалось в гимнасии, уби­рай отсюда мальчиков. Ты уверен, что твои инструк­ции в состоянии надеть колодки и оковы на то, что от природы рвется в бой, когда сплетаются в борьбе мужчины с юношами?» Я все это высказал надсмотр­щику, и он удалился, а я, подняв свой плащ и ко­томку, направился к морю.

36

ТИМОМАХУ

Я пришел в Кизик и, проходя по улице, увидел на двери одного дома надпись: «Геракл, Зевса сын, победоносец, здесь живет. Пусть никогда беда в дом этот не войдет» 27. Я остановился, прочел, потом спро­сил прохожего: «Кто здесь живет и откуда он?» Ре­шив, что я расспрашиваю с намерением попросить хлеба он ответил: «Негодный человечишко. Уходи лучше отсюда, Диоген». Тогда, обращаясь к самому себе, я заметил: «Кажется, хозяин из-за этой своей надписи захлопнул перед собой двери собственного дома». Иду я дальше и снова вижу другую дверь точно с такой же ямбической надписью.

2 «А здесь кто живет?» - спросил я. «Грязный мы­тарь», - последовал ответ. «Только у подлецов на две­рях такая надпись или у честных людей тоже?» - по­интересовался я. «Нет, у всех», - ответил прохожий. «Тогда почему, - спросил я, - если это вам приносит пользу, вы не напишите то же самое на городских воротах, а пишете лишь на домах, в которые Геракл не смог бы даже войти? Может быть, городу вы же­лаете зла, а отдельным домам нет? Или общественные беды вас не касаются, а только собственные?» - «Я ни­чего не могу на это тебе ответить, Диоген», - промол­вил он. «А что вы, граждане Кизика, считаете бе­дой?» - «Болезнь, смерть, бедность и тому подоб­ное», - ответил он.

3 «Значит, вы полагаете, что если все это войдет в ваш дом, оно повредит вам, а если не войдет, не повре­дит?» - «Безусловно», - сказал он. «Хорошо, - про­должал я. - Если эти беды не касаются людей, они

239

вредны?» - «Нет, если только затрагивают их», - отве­тил он. «Итак, когда они входят в дом, то затрагивают, а если застигают на агоре, то не затрагивают? Воз­можно, есть некто, кто запрещает трогать вас на агоре, а разрешает настигать только в домах?», - спросил я. «И на это я не могу тебе ничего ответить» - сказал он. А я продолжал спрашивать: «Скажи мне, все это причиняет вам неприятности, когда проникает в дом или поражая вас самих?» - «Когда поражает нас самих», - ответил он.

4 «Тогда почему эти стихи вы пишите на дверях, а не на самих себе? И каким это образом Геракл, единственный на свете, может одновременно жить в та­ком количестве домов? Кажется, и это говорит о безу­мии, которым одержим ваш город», - заметил я. «Тогда скажи мне, Диоген, какую бы ты придумал надпись?» - промолвил он. «Стало быть, нужно непре­менно писать на дверях?»-спросил я. «Разуме­ется»,- сказал он. «Тогда слушай: „Живет здесь Бед­ность, пусть беда в сей дом не вступит никогда!"» -«Заткнись, человече! Бедность и есть беда!»-вос­кликнул он. «Это по-вашему беда, а не по-моему, если хочешь знать...» - сказал я. «Скажи мне, ради богов, разве бедность не беда?» - удивился он. «Что же она приносит дурного?» - спросил я в свою очередь. «Го­лод, холод, презрение», - ответил он.

5 «Ничего такого не приносит бедность - даже го­лода. На земле много всего произрастает, что не дает умереть ни от голода, ни от холода. Возьми живот­ных, они, хоть не имеют одежды, а холода не чувст­вуют». - «Но животных такими создала природа», - возразил он. «А людей такими делает разум, но мно­гие только по своему малодушию и изнеженности при­творяются неразумными, но даже и в этом случае есть выход - шкуры животных и шерсть овец, стены пещер и домов. И в презрении не виновата бедность. Ведь Аристида, установившего размер подати для союзни­ков28, никто не презирал за бедность, как и Сократа, сына Софрониска. Не бедность приносит вред, а по­рочность.

6 Как же не считать благом бедность и не призывать ее, если она избавила вас от многих пороков и

240

несчастий?» - «Что ты имеешь в виду?» - спросил он. «За­висть, ненависть, клевету, грабежи, несварение же­лудка, колики и другие тяжелые болезни. Поэтому на­пишите, что у вас в домах живет бедность, а не Геракл. Вы же не боитесь чудовищ, которых уничтожал Ге­ракл, - гидр, быков, львов, керберов, а на некоторых даже сами охотитесь. А те несчастья, от которых из­бавляет бедность, действительно ужасны. Бедность не требует больших затрат, и вы вскармливаете себе за­щитника, а на Геракла тратите много». - «Но бедность пользуется худой славой, а Геракл - великой», - за­метил он. «Если для тебя позорна бедность, то для Авгия, Диомеда-фракийца и других был не менее по­зорен Геракл». - «Диоген, ты все равно не уговоришь меня призвать бедность.

7 Придумай что-нибудь получше, чтобы заставить уничтожить на дверях имя Геракла», - сказал он. «Я уже придумал. Слушай. „Здесь Праведность живет, так пусть беда в сей дом не вступит никогда"». - «Это мне нравится, но и имя Геракла не сотру, просто при­бавлю: и „справедливость"». - «Хорошо, - сказал я. - Так и сделай, а после этого ложись и спи, как Одиссей, и больше ничего не бойся». - «Так я и сделаю, а тебе, Диоген, буду благодарен и ныне и во веки веков, по­тому что ты уберег нас от бед». Вот, дорогой Тимомах, какими наставлениями занимался я в Кизике.

37

МОНИМУ

Когда ты покинул Эфес, я отплыл на Родос, соби­раясь посмотреть состязания в честь бога Солнца. Сойдя с корабля, я поднялся в город и направился к своему гостеприимцу Лакиду. Узнав о моем приезде, он, может быть, намеренно обошел стороной агору. Я же исходил весь город, но нигде его не встретил, хотя мне сказали, что он где-то в городе. Тогда я с ра­достью обратился к гостеприимству богов и нашел у них приют. На третий или, кажется, на четвертый день он встретился мне на дороге, ведущей в лагерь, приветствовал меня и пригласил к себе по закону госте­приимства.

241

2 Тогда я, ничуть не сердясь на него за то, что он так долго не мог меня найти, сказал: «Не подобает по­кидать богов, принявших меня, тогда как ты отказал мне в гостеприимстве, когда я прибыл сюда. Но так как они не могут гневаться по такому пустячному поводу, а я по своей слабости могу, то пойдем. Только прежде, если ты не против, зайдем в лагерь и поупражняемся в гимнастике. Я думаю, не следует, собираясь сегодня провести у тебя время, покинув более высоких госте-приимцев, пренебрегать заботами о теле». - «Ты прав, Диоген, и я не заставлю тебя покинуть богов», - ска­зал он.

3 Поднявшись в лагерь, я там побродил и затем спу­стился в дом Лакида. У него было все приготовлено, но не так, как того требует наша природа, а в соответст­вии с ложными взглядами, которых придерживаются другие. Там были постелены роскошные ложа, против которых стояли столы: одни из [...], другие из клена, они были заставлены серебряными вазами. Подле сто­лов выстроились слуги. Одни держали сосуды для мытья рук, другие - еще что-то. Завидя всю эту ро­скошь, я воскликнул: «Лакид, я пришел к тебе в гости, чтобы воспользоваться твоим дружелюбием, а ты при­готовился встретить меня как врага.

4 Поэтому прикажи все это унести отсюда, а для меня вели постелить ложе подобное тем, которые Го­мер стелил для героев в „Илиаде", - „на коже вола степового 29 или на простой подстилке из соломы, как принято у спартанцев, и пусть тело мое отдыхает на привычном ложе. Слуги нам вовсе не потребуются. Мы обойдемся своими руками - для того они и даны нам природой. Сосуды для питья пусть будут из глины и дешевы, а питьем - родниковая вода, пищей - хлеб, приправой - соль или кардамон. Так есть и пить я на­учился у Антисфена и не потому только, что такая еда и питье дешевы, но потому, что они полезнее и чаще встречаются на пути к счастью, которое следует предпочесть всему остальному... Этот единственный путь проходит по местности укрепленной и обрыви­стой, он крутой и тяжелый.

5 По этому пути из-за его недоступности не всякий может пройти даже нагим, не говоря уж о том, что на

242

нем не удержится тот, кто обременен какой-нибудь но­шей, страданиями и оковами предрассудков, но не взял с собой ничего действительно необходимого. На этом пути пищей должны служить трава и кардамон, питьем - любая вода; особенно там, где необходимо очень быстро идти, следует привыкать питаться карда­моном, пить воду, носить легкий плащ, спать на земле, и пусть стоящий на пригорке Гермес сбивает с дороги путников, чтобы они возвращались домой без позоря­щей их ноши.

Научившись у Антисфена прежде всего так есть и пить, я поспешил вступить на этот путь к счастью и, не переводя дыхания, дошел туда, где обитает счастье, и сказал: „Ради тебя, о счастье, и ради высшего блага я все претерпел - пил простую воду, питался кардамо­ном и спал на голой земле". И счастье мне ответило: „Я сделаю так, чтобы все это не причиняло тебе муче­ний и стало приятнее, чем блага, доставляемые богат­ством, которое люди предпочитают мне, и не понимают, что для самих себя вскармливают тирана". С тех пор как счастье поговорило со мной, я все это ел и пил уже не для тренировки, а с удовольствием. К такому образу жизни у меня уже выработалась привычка. На­рушать ее вредно всякому.

Поэтому и ты готовь для меня такого рода пиры, подражая прекраснейшему в мире - счастью, а при­вычки богачей оставь тем, кто покидает этот путь. Если ты с этим согласен, - прибавил я, - то знай, что такие пиры доставляют мне удовольствие, и в буду­щем приглашай на них друзей. Тогда ты никогда не будешь скрываться от них, а станешь сам разыскивать, если кто-нибудь задержится». Так, после моего появ­ления на Родосе я беседовал с Лакидом, моим госте-приимцем.

38

МОНИМУ

После того как состязания были отложены, ты поки­нул Олимпию, а я, большой любитель зрелищ, остался, чтобы посмотреть заключительную часть праздника. Я проводил время на площади, где было много народа. Там я прохаживался взад и вперед, наблюдал и

243

прислушивался, что говорят купцы, рапсоды, философы, прорицатели. Один из них рассуждал о природе и мо­гуществе солнца, пытаясь всех убедить своими речами. Тогда я вышел вперед и спросил: «Скажи мне, фило­соф, давно ли ты спустился с неба?» Он мне не смог ответить. Когда окружавшая его группа рассеялась, он стал прятать небесную карту в шкатулку.

Потом я подошел к прорицателю. Он сидел на вид­ном месте в венке, более пышном, чем у Аполлона, ко­торый считается изобретателем искусства гадания. По­дойдя поближе, я спросил: «Ты хороший прорицатель, или плохой?». Он ответил, что превосходный. Тогда я поднял свою палку и снова спросил: «Отвечай, что я собираюсь делать? Поколотить тебя или нет?» Он по­думал немного и изрёк: «Нет». Тогда я рассмеялся и ударил его. Окружавшие нас закричали. «Чего вы орете? - возмутился я. - Он оказался плохим прорица­телем и понес достойное наказание».

Тогда стоявшие вокруг покинули и его, а люди, на­ходившиеся на агоре, узнав о случившемся, пошли за мной и потом часто сопровождали меня и внимательно слушали мои речи о выносливости, нередко они были также свидетелями моей выдержки и скромной тра­пезы. Многие предлагали мне деньги, другие то, что стоило денег, а многие звали к себе на обед. У людей честных я брал самое необходимое на жизнь, а у не­порядочных не брал. У тех, кто был мне благодарен за то, что я взял у них однажды, я брал вторично, а у

не­благодарных больше не брал.

Я ценил тех, кто хотел подарить мне хлеба, и брал у тех, кто сам пользовался помощью, а у остальных я отказывался что-нибудь принять, считая неприлич­ным брать у того, кто сам ничего не берет. И обедал я не у всех, а только у нуждавшихся в духовном ле­чении. Это были люди, старавшиеся подражать персид­ским царям. Однажды я зашел к одному очень бога­тому юноше. Я возлежал в мужской половине дома, обильно украшенной картинами и золотом, 5 Человеку здесь буквально не было куда плюнуть. В горле у меня скопилась мокрота, я откашлялся и стал искать глазами, куда бы сплюнуть, но, не найдя подходящего .места, плюнул на самого юнца30. Когда

244

он возмутился, я сказал: «Послушай (при этом назвал его имя), ты бранишь меня за случившееся, а следо­вало бы себя, который разукрасил степы и полы в муж­ской половине и лишь одного себя оставил неразукра­шенным. Не для того ли, чтобы осталось местечко, куда можно плюнуть?» - «Твои слова явно направлены про­тив моей невоспитанности, но тебе не придется больше так говорить - теперь-то я от тебя не отстану ни на шаг».

На следующий день после этого происшествия он роздал свое имущество близким, взял котомку, сложил вдвое плащ и последовал за мной. Вот что я делал в Олимпии после твоего ухода.

39

МОНИМУ

Готовься к переселению в мир иной. Ты станешь готовиться, если будешь думать о смерти, т. е. к отделе­нию души от тела, пока ты еще жив. По моему мне­нию, это называли смертью и ученики Сократа. Такая подготовка очень легка. Философствуй и размышляй, каково, с твоей точки зрения, значение смерти и что происходит в согласии с природой, а что - в соответ­ствии с законом. Только во время смерти душа отде­ляется от тела, а в остальных случаях - никогда. Пока она видит, слышит, воспринимает запах и вкус, она соединена с самим телом и будто привязана к одной с ним вершине. Когда мы не готовимся к смерти, нам остается лишь ждать тяжелого конца. Ведь душа страдает, словно лишается каких-то своих забав, и по­кидает тело с большой печалью. Когда же в это время она еще встречает душу философов, то страдает и в пути.

Оставшись без провожатого, она несется куда по­пало, натыкаясь на обрывы, пропасти, потоки, пока не достигнет крайних пределов, ибо ее избегают, предпо­лагая, что в жизни она совершила много преступлений, подчинившись худшей участи, из-за которой была вы­нуждена совершать множество бесчестных поступков, словно во власти негодяев. Когда же мы научимся над смертью заранее и разумно задумываться, то и жизнь

245

окажется приятной, и конец нестрашным, да и путь легким. Ведь тогда душа философа, встретив такую ра­зумную душу, выведет ее на легкую дорогу и, словно с прекрасной добычей, открыто направится к подзем­ным судьям прекрасных подвигов, а душа, словно при­выкшая жить в одиночестве, не будет страдать, оста­вив тело.

Поэтому в Аиде такие души пользуются большим почетом, ибо при жизни не были привязаны к телу. Существует мнение, что души, привязанные к телу, низки и несвободны, а не привязанные к телу - благо­родны и горды, ибо живут, управляя всеми и величе­ственно приказывая. Они воспринимают только то, что справедливо, а из противоположного - ничего такого, чем окруженное со всех сторон удовольствиями тело принуждает душу радоваться по примеру рыб или дру­гого неразумного животного, рожденного для подчине­ния худшему началу.

Такие мысли должны прийти к тебе в голову, когда ты станешь размышлять над смертью перед тем, как переселиться в мир иной. Прежде всего жизнь пока­жется приятной. Ты будешь жить свободно, как госпо­дин, а не подчиненный, лишь на короткое время и в небольшой степени завися от тела, в гармонии с це­лым, молча царствуя и наблюдая, что боги уготовили честным людям, воздерживающимся от дикостей жизни, в которой царят грабеж и взаимные убийства, вызван­ные не чем-нибудь великим или божественным, а нич­тожным и пошлым. Грабят и убивают тут не только людей, но и неразумных животных, ибо в отношении стяжательства, еды, питья и любви они все ненасытны и уподобляются животным.

40

ДИОГЕН-СОБАКА - АЛЕКСАНДРУ

Я уже осуждал за это Дионисия и Пердикку, а те­перь и тебе говорю, что вы неразумно считаете, будто иметь власть - это значит воевать с людьми. В этом утверждении нет ни капли истины. Война - это безу­мие, а править - значит уметь обращаться с людьми и трудиться для всеобщего блага. Теперь вместо того,

246

чтобы действовать, находясь в полном неведении, по­думай о том, как вручить себя человеку, который, из­лечив тебя, как больного врач, освободит от множества твоих теперешних недостойных заблуждений. Ты же все ищешь, как причинить кому-нибудь зло, и, если даже хочешь, не можешь никому сделать добро. 2 Быть правителем и держать в своей власти человека вовсе не значит якшаться с подонками и нападать на первого встречного. Этого не делают даже худшие из зверей. Даже волки, коварнее и злее которых нет жи­вотных. А ты, как мне кажется, превзошел даже их в свирепости. Им достаточно быть только злыми, а ты, мало того, берешь в наемники худших из людей и еще предоставляешь им возможность творить зло и сам со­перничаешь с ними в злодеяниях и даже стараешься их превзойти.

Задумайся над всем этим, дорогой, и поскорее при­ходи в себя. В какой земле ты находишься? Что для тебя значат все эти приготовления и зачем тебе вся эта

спешка? Ты, конечно, не думаешь, что такие поступки делают тебя лучше других. А если ты не лучше их и не стараешься стать лучше, то, как полагаешь, что тебя

ждет, кроме несчастий, страхов и больших опасностей? Впрочем, я не знаю, можно ли быть еще более несчаст­ным, чем ты теперь, ибо какой несправедливый человек не несчастен? Какой злодей и насильник не страдает и имеет хоть какую-нибудь отраду в жизни? И такая жизнь в твоих глазах чего-нибудь стоит? И ради нее тебе не жаль подвергать себя смертельной опасности? Как ты не замечаешь, что окружающие тебя люди вероломно замышляют против тебя заговоры, в то время как большинство совершают преступления? Пока ты таков, как есть, ты не в состоянии показать, как нужно обращаться с честным человеком. Ты близок к тем, от которых ты первым претерпел много зла, и сейчас от них ничего хорошего не видишь; тебе не по­ могут и стены, потому что пороки их легко перепры­гивают и через них проникают. Подумай и над тем, как творят свое черное дело болезни. Лихорадку даже стены не удержат, а насморк - целое наемное войско. Поэтому ни один тиран не хочет оказаться в затрудни­

тельном положении. Не ради ли охраны здоровья ты

247

выставил гарнизоны или заслон против невежества? Чтобы они получше его охраняли, а ты находился бы среди множества бед и опасностей?

Может быть, ты думаешь, что несчастья у людей проистекают по какой-либо другой причине, кроме той, что они не знают, что им следует делать? Вот почему, мне кажется, и ты принадлежишь к числу тиранов: у них не больше ума, чем у детей. Одумайся, милей­ший! И если хочешь быть хорошим человеком, заботься, чтобы выполнить хоть частицу своего долга. А этого ты никогда не сможешь сделать без наставлений. Хочешь, я пришлю к тебе кого-нибудь из афинских судей? Ведь они ежедневно только тем и занимаются, что исправ­ляют преступников, а о себе думают как о великих людях, способных заставить остальных не причинять никому зла. Я не могу в заключение написать тебе: «Будь здоров!» или «Радуйся!», пока ты таков, как есть, и живешь в окружении себе подобных.

41

МЕЛЕСИППУ

Я не думаю, что каждый способен быть доброде­тельным в согласии с нашим учением, ибо у многих характер для этого неподходящий. Ведь и сын Мелета31, назвав Зевса отцом богов и людей, не возвели­чил его, а унизил, ибо трудно поверить, что те, от кого родители отказываются из-за их порочности, являются детьми Зевса. Только собака-киник сможет преуспеть в делах добродетели.

42

МУДРОЙ МЕЛЕСИППЕ

Рука моя еще до твоего прибытия успела пропеть гименей, ибо она сумела найти более легкий способ для удовлетворения любовного желания, чем насытить желудок. Как ты знаешь, кинизм - это исследование природы. Если некоторые бранят наше учение, то я, хваля его, достоин большего доверия.

248

43

ГРАЖДАНАМ МАРОНЕИ

Вы правильно поступили, переименовав свой город и назвав его вместо Маронеи Гиппархией. Лучше ему называться по имени Гиппархий, которая хоть и жен­щина, но философ, чем по имени Марона, виноторговца, хоть он и был мужчиной32.

44

МЕТРОКЛУ

Не только хлеб, вода, соломенная подстилка и ста­рый плащ учат благоразумию и терпеливости, но, если можно так выразиться, и пастушеская рука. О, если бы раньше я знал, какой она отличный волопас! Поза­боться о ней во всех своих предприятиях: она очень нужна при нашем образе жизни. Разнузданным отно­шениям с женщинами, которые требуют так много праздного времени, скажи «прощай». [...] Не обращай внимания, если кто-нибудь из-за такого образа жизни назовет тебя собакой или еще как-нибудь похлеще.

45

ПЕРДИККЕ

Не стыдишься ли ты своих угроз, направленных против меня в посланном тобой письме? Ты угрожаешь только потому, что я не соглашаюсь предстать перед тобой хуже Эрифилы и продаться с позором за зо­лото 33. Ведь ты этого просишь и не перестаешь пресле­довать, грозя убить меня, как жука, и не знаешь, что, сделав так, поплатишься. Есть некто, кто обо мне за­ботится и потребует полной мерой ответа с исполните­лей этих бесчестных преступлений: живых он просто накажет, а мертвых - вдвойне. Я написал тебе об этом, не потому что испугался твоих угроз. Я просто не хочу, чтобы из-за меня ты совершил преступление.

249

46

МУДРОМУ ПЛАТОНУ

Ты осуждаешь мой потертый плащ и котомку, как тяжкую и обременительную ношу, которая для жизни не приносит никакой пользы. Для тебя это, действи­тельно, тяжкая и обременительная ноша, ибо ты, уча­ствуя в трапезах у тиранов, привык чрезмерно насы­щаться и гордиться не духовными добродетелями, а желудком барана. Что же касается меня, то я соеди­нил свою ношу с добродетелью. Какое еще более убе­дительное доказательство этого я мог бы привести, кроме того, что не оказался во власти удобств и удо­вольствий?

2 Я считаю важным приносить человеческому роду пользу больше всех других людей не только тем, что у меня есть, но и самой своей личностью. Какой враг станет вести войну против такого нетребовательного и скромного человека, как я? Против какого царя или народа стали бы воевать люди, довольствующиеся пла­щом и котомкой? Душа у таких людей беспорочна, да­лека от тщеславия и неумеренных страстей и в то же время правдива и враждебна всякой лжи. Если тебя это не убеждает, продолжай предаваться наслаждениям и смейся надо мной, как над слабоумным.

47

ЗЕНОНУ

Не следует ни жениться, ни воспитывать детей, так как род людской немощен, а брак и дети обременяют человеческую слабость всякими огорчениями. Те, кто вступил в брак и, готовя себе помощников, принялся растить детей, но, почувствовав, с каким множеством беспокойств это связано, раскаивается, могли бы перво­начально всего этого избежать. А человек, лишенный страстей, считающий достаточным для перенесения лю­бых лишений владеть тем, что имеет, избегает заводить семью и производить на свет детей. Но так у людей не будет наследников, скажешь ты, откуда же появятся потомки?

2 Если бы из нашей жизни была изъята глупость, все стали бы мудрецами. А ныне, может быть, один, поверив

251

мне, не обзаведется детьми, а все остальные, мной не убежденные, будут рожать детей. Если и исчезнет род человеческий, то не стоит ли сокрушаться по этому поводу ровно столько же, сколько при прекращении появления потомства у мух или ос? Так рассуждают те, кто не исследует природу вещей.

48

РЕЗУ

Фриних из Ларисы, мой слушатель, страстно желает повидать богатый конскими пастбищами Аргос34. Бу­дучи философом, он попросит у тебя немного.

49

[АРУЭКЕ]

Киник-собака желает Аруэке познать самого себя (тогда ты действительно будешь благоденствовать). Но если у тебя страдает душа, к примеру, безумием, то приглашай соответствующего врача и молись богам, чтобы [здесь текст испорчен, перевод по смыслу] он тебе помог и не пришлось приглашать другого. Не от­кладывай лечения на долгое время. Вино может хра­ниться долго с пользой для него, а дереву этим только повредишь. Если так поступишь, то будешь не только мне, но и всем остальным дорогим другом. Будь здоров и радуйся! Этого я пожелал тебе в письме, если ты его внимательно прочел.

50

ХАРМИДУ85

Твой знакомый Эвримон предложил мне ряд очень тонких софизмов и загадок. Я же предпочитаю гор­диться умением не в подобных делах, похожих на пу­стые шкатулки с трудно отпирающимися замыслова­тыми запорами, а добродетельной жизнью, которая должна быть перед всеми открыта. Уже после своих трудных и весьма ученых исследований благородный и мудрый Эвримон вступил в борьбу с собственным от­цом, вовсе не без надежды, за материнское наследство.

251

Эту битву мудреца некоторые из случайно находив­шихся при сем неотесанных лиц постарались прекра­тить.

А если бы он в самом деле был воспитан в добро­детели, ему следовало бы отвыкнуть от страсти к день­гам, являющимся причиной всех зол, или держаться подальше от святой философии, свободной от всех страстей. Афиняне, познавшие нашу философию, по­хожи на тех, кто обещает вылечить других от болезней, от которых сами страдают и не могут исцелиться.

51

ЭПИМЕНИДУ

Эпимениду [...], может быть, ты останешься дома, ублажая свое чрево и украшая тело. Я слыхал, что ты обещаешь научить добродетели. Я нисколько этому не удивился: быть благоразумным, говорит Симонид, трудно, обещать - легко.

КРАТЕТ

1

ГИППАРХИИ

Приезжай скорее. Может быть, ты еще застанешь Диогена в живых (конец его близок - вчера он едва не умер) и сумеешь отдать ему последний долг. Ты увидишь, на что способна философия даже в таких исключительных обстоятельствах.

2

УЧЕНИКАМ

Не у всех просите на жизнь и не от всякого при­нимайте подарки, ибо не следует добродетели сущест­вовать за счет зла. Просить и принимать можно только у посвященных в философию. Тогда вы сможете по­требовать назад свое и не будет казаться, что вы про­сите чужое.

252

3

УЧЕНИКАМ

Постоянно заботьтесь о душе, о теле - лишь по не­обходимости, а всему внешнему вообще не придавайте значения. Ведь счастье заключается не в удовольст­виях, для которых нужны внешние условия. Доброде­тель совершенна сама по себе и не нуждается в по­мощи извне.

4

ГЕРМАИСКУ

Желателен ли труд или не желателен, трудись, чтобы не испытывать неудобств в жизни. Уклоняясь от труда, ты все равно не избежишь его. Когда же ты стремишься к нему, он бежит от тебя.

5

УЧЕНИКАМ

Хорошая вещь закон, но не лучше философии. За­кон принуждает не совершать преступлений, филосо­фия учит этому. Насколько хуже делать что-нибудь по принуждению, чем добровольно, настолько закон хуже философии. Поэтому занимайтесь философией, а не по­литикой. Лучше, когда люди учатся поступать по спра­ведливости, чем принуждаются не совершать пре­ступлений.

6

УЧЕНИКАМ

Философия важнее дыхания, ибо гораздо важнее хо­рошо жить, чему учит философия, чем просто жить, что зависит от дыхания. Но философствовать должно не так, как другие, а следовать тому, чему положил на­чало Антисфен и что завершил Диоген. Пусть эта фи­лософия нелегка, зато немногословна. К счастью, учил Диоген, нужно идти даже сквозь огонь.

7

БОГАЧАМ

Будьте вы прокляты за то, что, имея бобы, суше­ные фиги, воду и мегарские хитоны, вы все-таки от­правляетесь в дальние плавания, возделываете поля,

253

занимаетесь предательствами, убийствами, тиранствуете и т. п., тогда как следует жить несуетливо. Освобож­денные Диогеном, мы живем в полном спокойствии, далекие от всякого зла. У нас все есть, хотя мы ничего не имеем, а вы, обладая всем, вечно нуждаетесь, тер­заемые соперничеством, завистью, страхом и стремле­нием к пустой славе.

8

ДИОГЕНУ

От богатства я уже освободился, но жажда славы даже и теперь держит меня в рабстве, хотя, клянусь Гераклом, я все делаю, чтобы от нее избавиться. Впро­чем, я освобожусь и от этой хозяйки и отправлюсь на корабле в Афины, захватив для тебя подарок в благо­дарность за свободу, к которой ты призывал. Важнее ее для меня ничего нет.

9

МНАСО

Не бойся самых красивых украшений, украшайся ими каждый день, чтобы отличаться от других. Но са­мое прекрасное украшение то, которое лучше всего украшает, а лучше всего украшает то, что делает жен­щину наиболее скромной36, а скромной делает скром­ность, которая, как мне кажется, украшала Пенелопу и Алкестиду, да еще и теперь восхваляется как одно из проявлений добродетели. Итак, чтобы сравняться с ними, усердно следуй нашим советам.

10

ЛИСИДУ

Я слышал, Лисид, что со времени Эретрийской битвы ты постоянно пьянствуешь. Если это правда, не сочти достойными презрения слова мудрого Гомера: «Евритион, многославный кентавр, и тот был вином обезумлен»37, как и Киклоп, превосходивший людей и величиной, и силой. Если оно так губительно дейст­вует на тех, кто сильнее и больше нас, как же, по-твоему, оно должно действовать на нас? Я, по крайней

254

мере, думаю, что скверно. Поэтому, чтобы не случи­лось большой беды, прошу тебя, не пей сверх меры.

Нелепо думать, что нельзя подвергаться удару палки, хотя тот, кто его получает, не лишается рассудка и не становится безумцем, в то же время поддаваться вину и упражняться в его употреблении (ударов же избегать). Старайся общаться с людьми разумными и учись пить умеренно, чтобы дар бога не ударил тебе в голову, когда ты к нему непочтителен, и чтобы он приносил тебе радости, приятные и не вызывающие раскаяния, когда ты относишься к нему с почтением.

Всякая жизнь, прожитая в воздержании, заставляет и тебя жить достойно и справедливо, не позволяет со­вершать дурные и позорные поступки, но, напротив, 3 побуждает говорить и поступать справедливо. Говорят, благодаря этому люди становятся трижды счастливы, ибо обладают в жизни тремя благами. И в самом деле, разве не трижды счастливы те, у кого душа сильна, тело здорово, а сами они довольствуются тем, что имеют? Если и ты хочешь обладать этими благами, со­ветую не пренебрегать моими наставлениями.

11

УЧЕНИКАМ

Приучайтесь обходиться малым (это сближает нас с богом, противное же удаляет), и вам, занимающим среднее место между богами и неразумными живот­ными, станет возможным уподобиться высшему роду, а не низшему.

12

ОРИОНУ

Не деревня сама по себе делает человека нравствен­ным, а город - безнравственным, а те, с кем он обща­ется, - хорошие или дурные люди. Поэтому, если хо­чешь вырастить детей хорошими, а не дурными, по­сылай их не в деревню, а в философскую школу, куда ходил и я и учился добру. Добродетель достигается упражнением и сама собой не проникает в душу, как порок.

255

13

ЭВМОЛПУ

Незавидная у Диогена одежонка, но прочная, и тот, кто ее носит, верит в ее надежность больше, чем щего­ляющие в карфагенских одеждах. У Диогена бедная жизнь, но здоровее персидской, она полна трудов (epiponos), но свободнее, чем у Сарданапала. Итак, платье его прочнее карфагенского, здоровье крепче, чем у живущего в роскоши, он свободнее того, кто ве­дет постыдный образ жизни, поэтому та философия, которая сумела все это свершить, наилучшая из всех. Эту философию разработал не кто иной, как Диоген, который нашел краткий путь к счастью.

14

МОЛОДЫМ ЛЮДЯМ

Привыкайте есть простой хлеб и пить воду, а к рыбе и вину даже не прикасайтесь. Такая пища, словно вол­шебное снадобье Кирки, стариков превращает в жи­вотных, а юношей - в женщин.

15

УЧЕНИКАМ

Избегайте не только наихудших из пороков - не­справедливости и распутства, но и наслаждений, из ко­торых они рождаются, ибо вы будете предаваться им и ничему другому. Стремитесь не только к высшим из благ - воздержанности и твердости, но и к тому, что их порождает, - к трудам и не избегайте их только по­тому, что они тяжелы. Прилагая большие усилия, не ожидайте получить еще большие доходы, но, как медь помогает добыть золото, так труды - достичь добро­детели.

16

УЧЕНИКАМ

Киническая философия - детище Диогена, а со­бака-киник - ее последователь. Философствовать по-кинически (cynizein) - значит философствовать

256

кратко. Поэтому не бойтесь ее, не избегайте носить по­тертый плащ - трибон и котомку - перу, - оружие богов. Их охотно носят люди, чей нрав достоин всяче­ской похвалы. Если вы преисполнены добродетелей, вы не станете негодовать, когда вас назовут негодяями. Поэтому не стоит обижаться, когда вместо «фило­софствовать кратко» говорят «философствовать по-ки-нически», а последователя такой философии называют

собакой-киником, самое же философию - кинической. Все это одни слова. А быть рабом условностей и к тому же еще придавать значение словам, которые, как говорят, - лишь тень вещей, ведь это хуже всего. Учитесь презирать подобные вещи.

17

УЧЕНИКАМ

Врачи описали одну болезнь желудка, которая, как они говорят, заключается в несварении, а Диоген - другую, которая, как говорил он, связана с голодом. Но если просить лекарство у врачей от несварения не считается неприличным, то нельзя считать неприлич­ным и лечиться от голода. Поэтому презирайте тех, кто утверждает, что все это постыдно и неприлично, и про­сите без стеснения как хлеба, так и пилюли. Не про­сить зазорно, а оказаться недостойным подаяния. Не­удобнее просить лекарство от несварения, чем от го­лода. Несварение - следствие беспутного обжорства, голод - нужды и бедности.

18

МОЛОДЫМ ЛЮДЯМ

Приучайтесь мыться холодной водой, пить воду и есть только после работы до пота, носить старый плащ, спать на земле. Тогда для вас повсюду будут открыты бани; виноградники не перестанут приносить урожай, а овцы - приплод; рынки всегда будут изобиловать всякой снедью и кроватями, словно для тех, кто привык мыться в теплой воде, пить вино, есть, не потрудив­шись, ходить в пурпуре и вкушать сон на кровати.

257

19

ПАТРОКЛУ [МЕТРОКЛУ?]

Не называй Одиссея, который был изнеженнее всех своих товарищей и выше всего ценил удовольствия, от­цом кинической философии только лишь потому, что он похож на киника38. Не внешние приметы делают человека киником, а киник сам присваивает их себе. Одиссей всегда любил поспать, поесть, хвалил прият­ную жизнь, никогда ничего не делал без помощи бога или судьбы, просил у всех, даже у неблагодарных, и брал все, что дают. Считай отцом кинизма Диогена, ко­торый не пускал пыль в глаза, а всю жизнь трудился и превозмогал тягу к удовольствиям, ничего не тре­бовал от бедняков, пренебрегая даже самым необхо­димым, и полагался только на самого себя. 2 Он никогда не вымаливал себе почестей из сострада­ния, а завоевывал их своей непреклонностью, полагаясь па разум, а не на хитрость или оружие. Он не только проявил твердость духа перед лицом смерти, но и вел себя мужественно в течение всей своей добродетельной жизни. Поэтому подражай не Одиссею, а Диогену, ко­торый и при жизни, и после смерти, оставив нам в на­следство свои речи, многих отвратил от порока и на­ставил на путь добродетели.

20

МЕТРОКЛУ39

После того как ты уехал от нас к себе домой, я от­правился на юношескую палестру и, умастившись, при­нялся бегать. Юноши увидели меня и начали надо мной смеяться. Я же, чтобы не окончить упражнения раньше срока, стал подбадривать себя такими словами: «Кратет, у тебя болят глаза, у тебя болит голова, у тебя болят уши, у тебя болят ноги». Они прислуша­лись и перестали смеяться, потом принялись за дело и начали сами бегать, натирались маслом и делали гимнастические упражнения.

Все это помогло им окрепнуть, и они испытывали ко мне благодарность за то, что я сделал их здоровыми. Больше они меня уже не оставляли, а постоянно

258

сопровождали, куда бы я ни шел. Они внимательно слу­шали меня и старались подражать моим словам и по­ступкам. Я рассказал тебе об этом для того, чтобы и ты не бегал в одиночку, а шел туда, где собирается молодежь, ибо пример обучает выносливости намного быстрее, чем слова. Делу же учит только философия Диогена.

21

МЕТРОКЛУ-СОБАКЕ

До тех нор пока ты будешь бояться прозвища со­баки, я буду к тебе обращаться только так, а ты, ка­жется, все еще боишься его. Впрочем, посылая мне письма, ты адресовал их собаке. Поэтому и в осталь­ном научишься поступать, как следует, если привык­нешь не только рассуждать, но и не бояться. Долог путь к счастью через поучения и короток через упор­ные труды и упражнения. Большинство преследует ту же цель, что и собаки-киники, но, когда замечают тяжесть короткого пути, бегут от тех, кто зовет их вступить на него. Не следует готовить киников таким путем, они должны рождаться, ибо благодаря природе упражнение приведет к цели скорее, чем этот путь.

22

MEТРОКЛУ

Проси не у всех, а только у достойных. Бери у всех по-разпому: у людей бережливых - три обола, а у ра­сточителей - мину, ибо у тех, кто так проматывает свое состояние, вторично ты уже ничего не получишь, как у благоразумных40.

23

ГАНИМЕДУ

До тех пор пока ты будешь бояться трибона, ко­томки, посоха и длинных волос, а любить - пурпур и роскошь, за тобой не перестанут таскаться поклон­ники, как за Пенелопой женихи. Поэтому, если тебе не надоели эти типы, продолжай жить, как жил. Если же они, как я думаю, тебе в тягость, оставь всех прочих советчиков, с помощью которых ты не раз

259

пытался их прогнать, но так и не смог. Надень доспехи Диогена, благодаря которым он обратил в бегство своих врагов, и будь уверен, что ни один из поклонни­ков больше к тебе не приблизится. Эти доспехи пре­красно помогают разбить таких врагов и скрыть не желающего с ними открыто вступать в схватку подобно тому, как шлем Аида делает невидимым того, кто его надевает.

24

ФЕССАЛИЙЦАМ

Люди появились на свет не для коней, а кони - для людей, поэтому обращайте больше внимания на себя, чем на лошадей. Пока вы убеждены, что в мире нет ничего более ценного, чем кони, сами вы почти ни­чего не стоите.

25

АФИНЯНАМ

Мне стало известно, что вы нуждаетесь в деньгах. Продайте коней, и все образуется. Когда же появится нужда в конях, примите решение, чтобы ослов назы­вать конями41. Вам это не в диковинку. Разве вы на­значаете того, кто может принести пользу делу, а не тех, кто пройдет большинством голосов? Если в более важных делах такой порядок не приносит вам вреда, то нечего ожидать, что он повредит в менее важных. Поэтому послушайте меня и, если вы действительно нуждаетесь в деньгах и нет другого выхода, продайте коней, а ослов, в случае необходимости, поднятием руки назначьте конями.

26

АФИНЯНАМ

Не удивляйтесь, что Диоген, утверждавший, что все принадлежит мудрецу, не просил у вас подаяния, а требовал свое. Ведь вы соглашаетесь, что все принад­лежит богу, и это вас нисколько не удивляет, а если кто-нибудь, приснившийся вам, прикажет совершить жертвоприношение, вы делаете это во имя бога и не говорите, что Гелиос «просит», но что он «требует» свое.

260

Заявляя, что все принадлежит богу, вы не приходите в негодование, когда он

чего-нибудь от вас требует. То же самое касается и мудреца. Вы же согласны, что все принадлежит богу и у друзей все общее, но только мудрец является другом бога. Когда же у одного из вас он попросит обол, вы причитаете, будто расстаетесь со своим добром.

27

АФИНЯНАМ

Диоген-собака утверждал, что все принадлежит богу, а у друзей все общее, поэтому все принадлежит мудрецу42. Если кто-нибудь из этого умозаключения выбросит хоть одну посылку, он нарушит договор не между ахейцами и троянцами, но с самой жизнью. Поэтому, соглашаясь с этим утверждением, не серди­тесь, когда мудрецы просят у вас три обола. Вы даете не свое, а только возвращаете принадлежащее им.

28

ГИППАРХИИ

Природа не создала женщин более слабыми, чем мужчины43. Так, амазонки, совершив столько подвигов, ни в чем не уступали мужчинам. Помни об этом и придерживайся такого мнения. Ведь тебе не убедить меня, что дома ты не живешь в роскоши. До сих пор вместе со мной ты следовала киническому учению и пользовалась уважением благодаря нашему супруже­ству и бедности, а теперь тебе не стыдно изменить своим убеждениям и повернуть с середины пути назад?

29

ГИППАРХИИ

Нашу философию назвали кинической не потому, что мы ко всему безразличны, но потому, что мы стойко переносим все, что другим представляется не­выносимым из-за собственной изнеженности или при­верженности к чужому мнению. Нас называли соба­ками по второй, а не по первой причине. Итак, оста­вайся со мной и продолжай разделять со мной

261

кинические взгляды (ведь от природы ты ничуть не хуже меня, подобно тому как суки не слабее кобелей), чтобы с помощью природы стать свободной, в то время как все находятся в рабстве у закона или пороков.

30

ГИППАРХИИ

Я отослал тебе назад плащ, который ты соткала и прислала мне, ибо запрещено носить такую одежду человеку, воспитывающему в себе стойкость и вынос­ливость. Кроме того, я хочу отвлечь тебя от занятий, которыми ты так увлеклась, чтобы показать свою лю­бовь к мужу. Если бы я взял тебя в жены с такой целью, тогда ты правильно делаешь и своим поступком доказываешь свою любовь. Если же целью нашего брака была философия, к которой ты и сама стреми­лась, то брось свои теперешние занятия и лучше ста­райся приносить пользу в улучшении человеческой жизни. Именно этому ты училась у меня и у Диогена.

31

ГИППАРХИИ

Разум, управляющий душой, - прекрасная вещь и высшее благо для людей. Поэтому думай над тем, как его приобрести. Взамен получишь счастье и опору в жизни. Ищи мудрых людей, если для этого придется отправиться даже на край света.

32

ГИППАРХИИ

Приехали какие-то люди и привезли новый плащ, который, как они рассказывали, ты сама сшила для меня на зиму. За то, что ты заботишься обо мне, спа­сибо, но я очень недоволен, что ты все еще занима­ешься домашними делами, а не философией, которой я учил тебя. Займись, наконец, хоть сейчас филосо­фией, если в самом деле интересуешься ею, а не при­творяешься, и старайся делать то, ради чего ты стре-

263

милась за меня замуж, а все эти пустяковые заботы с прядением шерсти оставь другим женщинам, чьи интересы очень далеки от твоих.

33

ГИППАРХИИ

Я узнал, что ты родила и притом легко, а мне ничего не сообщила. Благодарю бога и тебя. Ну вот, ты убедилась, что трудности нужно переносить ради того, чтобы не испытывать их. Ведь ты не родила бы с такой легкостью, если бы во время беременности не трудилась, как атлеты, а большинство женщин, забе­ременев, ведут праздный образ жизни. Если им по­счастливится остаться в живых при родах, то они ро­жают слабых детей. Ты же доказала, что случилось то, что должно было случиться. Теперь заботься о нашем щеночке. Я уверен, ты будешь хорошо о нем забо­титься, когда придешь в себя.

Купай его в холодной воде, колыбель устрой из старого плаща, молоком корми досыта. Ты будешь убаюкивать его в панцире черепахи - это, говорят, отвращает от детских болезней. Когда он начнет гово­рить и ходить, дай ему не меч, как Этра44 Тезею, а посох, трибон и суму, которые лучше оберегают че­ловека, чем мечи, и пошли его в Афины. Об осталь­ном позабочусь я сам, чтобы до нашей старости воспи­тать аиста вместо собаки.

34

МЕТРОКЛУ

Знай, что я очень опечалился, узнав, что Диоген был захвачен в плен пиратами. Если бы один из плен­ников не был выкуплен и не вернулся в Афины, я и сейчас пребывал бы все в том же состоянии. А теперь этот вырвавшийся из плена человек утешил меня своим рассказом. «Диоген, - говорил он, - стойко перенес несчастье. Однажды, когда разбойники совсем забро­сили нас, он обратился к ним с такими словами: „Эй, вы! Что собираетесь с нами дальше делать? Если бы везли свиней на рынок, то, пожалуй, стали

264

заботиться о них, чтобы выручить побольше денег при продаже, а нас, собираясь продавать, как свиней, вы оставляете совсем без внимания.

Не думаете ли вы, что мы принесем вам гораздо больший доход, если будем выглядеть достаточно упи­танными, и меньший, если тощими? Когда люди ни­ чего не едят, не кажется ли вам, что о них нужно побеспокоиться? Имейте в виду, что все, кто покупает рабов, смотрят только на одно, упитаны ли их тела и насколько они рослы. Я объясню вам и причину этого: человека покупают, чтобы использовать его тело, а не душу". С того времени разбойники всегда о нас заботились, и за это мы были благодарны Диогену.

Однажды, прибыв в какой-то город, разбойники ре­шили нас продать и вывели на рыночную площадь. Мы стояли там и рыдали, а он взял кусок хлеба, самел и нам предлагал, мы отказывались, а он продекла­мировал:

Пищи забыть не могла и несчастная матерь Ниоба45.

При этом он шутил и смеялся, затем прибавил: „Хватит вам притворяться и плакать только из-за того, что станете рабами, будто бы до того, как попасть в руки разбойникам, вы были свободными, а не ра­бами у самых отвратительных хозяев? А теперь, может быть, вам повезет получить хороших господ, которые изгонят из вас губительную слабость и приучат к стой­кости и самообладанию, самым ценным из благ".

Когда он так рассуждал, покупатели, окружившие нас, слушали и восхищались его хладнокровием, а не­ которые стали спрашивать, что он умеет делать. Дио­ген ответил, что править людьми, и добавил: „Если кто-нибудь из вас нуждается в господине, пусть пойдет и договорится с моими владельцами". Тогда они стали смеяться и допытываться: „Какой же свободный нуж­дается в господине?" - „Все, - ответил он, - негодные людишки, почитающие наслаждение - самый большой соблазн, ведущий к пороку, и презирающие труд". Тут поднялся целый спор из-за Диогена, и пираты решили его не продавать, сняли его с камня и увели к себе домой, обещая отпустить на волю, если он на­ учит их чему-нибудь из того, что обещал при

264

продаже. Вот почему, вернувшись домой, я не достал де­нег на его выкуп и тебе не писал об этом». Радуйся и ты, Метрокл, что даже в плену у пиратов он жив и невредим и что оказалось правдой то, чему не все верили 46.

35

Многоуважаемый друг, древний оракул гласит: «Не­избежного не избежать». Лаконично и подходит к лю­бым обстоятельствам. Тот, кто пытается избежать не­избежного, всегда несчастен, а тот, кто стремится к не­возможному, обязательно потерпит неудачу. Возможно, я покажусь тебе слишком назойливым и педантичным. Не стану оправдываться. Можешь, если хочешь, осу­ждать меня, но прислушайся к древним. Что же ка­сается меня, то по собственному опыту знаю, что люди тогда попадают в тяжелое положение, когда хотят вести безмятежную жизнь.

Такое желание характерно для людей слабых и бес­помощных, а жить неизбежно приходится в общении с людьми, и от тела с его потребностями никуда не скрыться. Большинство же жизненных невзгод про­исходит от безрассудства окружающих нас людей и от тела. Когда в тяжелом положении оказывается истинный мудрец, он спокоен и невозмутим. Это на­стоящее счастье. Если же человек не способен на это, он всегда будет тешить себя пустыми надеждами и привязываться к своим желаниям.

Поэтому, если тебе по душе жить, как все, то поль­зуйся наставлениями советчиков из такого рода лю­дей: они более опытны в подобных делах. Если же тебе нравится жизнь Сократа и Диогена, то, оставив другим трагический пафос, сам старайся быть похо­жим на них.

36

ДИНОМАХУ

Когда просили денег, Диоген называл это киниче-ским нищенством, когда же давали, - сострадательной мудростью. Зная об этом, не у всех проси, ибо не у всякого возьмешь, а только у благоразумного. Его-то мы и называем счастливым, а из прочих - никого.

265

МЕНИПП47

МЕНИПП ИСТИННЫМ НОСИТЕЛЯМ КОТОМКИ

Вы правильно делаете, терпя голод, жажду и хо­лод, ночуя на голой земле, ибо так повелевает закон Диогена, написанный в духе Ликурга, спартанского законодателя. Кто ослушается его, тот попадет во власть болезни, зависти, печали и других бед подоб­ного же сорта. На него обрушатся подагра, хрипота и громовые раскаты, испускаемые из чрева, так как он кощунственно оскорбил справедливый и божествен­ный закон, провозглашенный уроженцем Синопы.

КИНИЗИРУЮЩАЯ ЭПИСТОЛОГРАФИЯ

VII ПИСЬМО ГЕРАКЛИТА ГЕРМОДОРУ

Часть первая

1 Я слышал, что эфесцы собираются утвердить на­ правленный против меня закон. Но против одного че­ловека выносят не закон, а постановление. Эфесцы не знают, что существует разница между судьей и зако­нодателем. Последний, свободный отвсяческих стра­стей, работает на неизвестное ему будущее, поэтому он лучше судьи, который, видя подсудимого, подда­ется настроениям. Люди знают, Гермодор, что я вме­сте с тобой трудился над составлением законов, и хо­тят изгнать меня, но они это сделают не раньше, чем признают несправедливость своего решения. Они хотят, чтобы по этому закону всякий, кто не смеется и ненавидит людей, до захода солнца был изгнан из города. Но ведь есть только один человек, Гермодор, который не смеется. Этот человек - Гераклит. Значит это меня изгоняют.

О люди, а вы не хотите узнать, почему я никогда не смеюсь? Не потому, что ненавижу людей, а потому, что ненавижу их пороки. Внесите уж лучше такой закон: «Кто ненавидит порок, пусть покинет город».Тогда я первым удалюсь в изгнание. Я с радостью покину не родной город, а порок. Итак, перепишите

266