Часть 4.

Так что под ядением за трапезой Христа подразумевается вкушение от древа жизни, т. е. наслаждение бессмертием в Царстве Сына Человеческого. Из приведенных и многих других мест явствует, что царствование нашего Спасителя должно быть осуществлено Им в его человеческой природе. Власть Христа в Царстве Божием подчинена власти Бога - его Отца. Кроме того, Он должен быть тогда

по­лновластным царем или наместником Бога, своего Отца, каким был Моисей в пустыне и каковыми были первосвя­щенники до воцарения Саула и цари после этого. Ибо одним из пророчеств в отношении Христа было, что он будет по своей миссии, как Моисей (Втор. 18, 18): Я воз­двигну им Пророка из среды братьев их, такого, как ты, и вложу слова Мои в уста Его. Это сходство с Моисеем сказывалось также в действиях нашего Спасителя во время Его земного странствования. Ибо, подобно тому как Моисей выбрал двенадцать вождей колен, которые должны были управлять под его властью, так же и наш Спаситель выбрал двенадцать апостолов, которые сядут на двенадцати тронах,

374

чтобы судить двенадцать колен израилевых. И как Моисей уполномочил семьдесят старейшин воспринять Дух Божий и пророчествовать народу, т. е. (как я раньше указал) говорить ему от имени Бога, так и наш Спаситель назначил семьдесят учеников, чтобы проповедовать всем народам его Царство и спасение. И подобно тому как Моисей, когда ему пожаловались на тех из 70 старейшин, которые пророче­ствовали в стане Израиля, оправдал их, так как они подчи­нялись его власти, так и наш Спаситель, когда апостол Иоанн пожаловался ему на человека, именем Христа изго­няющего бесов, оправдал этого человека, сказав (Лук. 9, 50): Не запрещайте, ибо кто не против нас, тот за нас.

Сходство с Моисеем сказывается у нашего Спасителя, кроме того, в установлении таинств: как таинства допуще­ния в Царство Божие, так и таинства, долженствующего служить напоминанием об освобождении избранных им от их бедственного состояния. Подобно тому как сыны Израи­ля имели до эпохи Моисея в качестве таинства,

знамено­вавшего их принятие в Царство Божие, обряд обрезания, который был отменен в период их странствования в пусты­не и восстановлен, как только они пришли в обетованную землю, точно так же имели евреи до пришествия Христа обряд крещения, т. е. обряд омовения водой всех тех языч­ников, которые принимали бога Израиля. Этот обряд св. Иоанн Креститель использовал при принятии всех признавших Христа, чей приход в мир он проповедовал; и наш Спаситель установил тот же самый обряд в качестве таинства, которое должно было быть принято всеми, кто уверовал в Него. Каким образом возник обряд крещения, в Писании не указано. Однако можно думать, что он возник как подражание закону Моисея относительно проказы. На основании этого закона прокаженный должен был быть на определенное время удален из стана, и по истечении этого времени, если священник объявлял его чистым, он должен был быть допущен в стан после торжественного обряда омовения. Этот обряд мог поэтому послужить прообразом для обряда омовения при крещении, при котором люди, очистившиеся верой от проказы греха, принимались в цер­ковь после торжественного обряда крещения. Имеется еще другое предположение, а именно что этот обряд позаим­ствован из церемоний, практиковавшихся язычниками в одном редком случае. Дело в том, что если человек, кото­рого считали мертвым, вдруг пробуждался к жизни, то другие люди боялись входить с ним в общение, как они боялись бы общаться с привидением, если мнимый покой-

375

ник не был снова принят в общество людей через обряд омовения, подобно тому как дети омывались от нечистот их рождения, так что указанный обряд символизировал как бы вторичное рождение. Вполне вероятно, что эта церемония, существовавшая у греков в то время, когда Иудея была под властью Александра и его греческих преемников, могла проникнуть в религию евреев. Однако так как невероятно, чтобы наш Спаситель поддерживал языческий обряд, то наиболее вероятно предположение, что обряд крещения возник из обычной церемонии омовения после проказы. А что касается другого таинства - вкушения пасхального ягненка, то ему, очевидно, подражали в таинстве тайной вечери, когда разламывание хлеба и разливание вина име­ли целью сохранить в памяти наше избавление благодаря страданиям Христа от бедствий греха, подобно тому как вкушение пасхального ягненка имело целью сохранить в памяти евреев их избавление от египетского рабства. Так как власть Моисея была подчиненной и он был лишь на­местником Бога, то из этого следует, что и Христос, власть которого как человека должна была быть равна власти Моисея, был подвластен своему Отцу. Это яснее всего выражено в том, что Он учил нас молиться: Отче наш, да приидет царствие Твое и ибо тебе принадлежит царство, власть и слава,- и в том, что сказано, что Он придет во главе Отца Своего, и в том, что говорит апостол Павел (1 Коринф. 15, 24): А затем конец, когда Он предаст цар­ство Богу и Отцу,- и во многих других, более ясных местах.

Один и тот же Бог - лицо, представленное Моисеем и Христом. Наш Спаситель поэтому как в своей проповеди, так и в своем царствовании представляет, подобно Моисею, личность Бога. И лишь начиная с того времени, но не рань­ше Бог называется Отцом, и, оставаясь одной и той же субстанцией, Он является одним лицом, поскольку пред­ставлен Моисеем, и другим лицом, поскольку представлен своим Сыном Христом. Ибо понятие «лицо» соотноситель­но с понятием «представитель», и, следовательно, при наличии многих представителей имеется много лиц, хотя и одной и той же субстанции.

ГЛАВА XLI1

О ЦЕРКОВНОЙ ВЛАСТИ

Для понимания того, что такое церковная власть и кому она принадлежит, следует различать с момента вознесения нашего Спасителя два периода: один - до обращения в христианство королей и лиц, облеченных верховной граж­данской властью, и второй

- после их обращения. Ибо много времени протекло с момента вознесения до того, как какой-либо король или гражданский суверен принял и раз­решил публично проповедовать христианскую религию.

О Духе Святом, снизошедшем на апостолов. Что каса­ется промежуточного между ними времени, церковная власть, очевидно, находилась тогда в руках апостолов, а после них - в руках тех, кого апостолы назначили, чтобы проповедовать Евангелие, обращать людей в христианство и направлять обращенных по пути спасения; а после них церковная власть опять была передана другим назначен­ным их предшественниками, причем это делалось путем возложения рук на тех, кто был назначен. Возложением рук обозначалось наделение Святым, или Божиим, Духом тех, кого посвящали в сан служителей Бога, призванных ускорить Его Царство. Возложение рук, таким образом, означало лишь удостоверение данного им поручения пропо­ведовать Христа и распространять Его учение. А наделение Святым Духом путем церемонии возложения рук было лишь подражанием тому, что сделал Моисей. Ибо Моисей употребил ту же церемонию по отношению к своему служи­телю Иисусу Навину, как мы это читаем (Втор. 34,9): ...потому что Моисей возложил на него руки свои. Наш Спа­ситель поэтому в промежутке между своим воскресением и вознесением дал свой Дух апостолам (Иоан. 20, 22), дунув на них и сказав: примите Духа Святого, а после своего восшествия (Деян. 2, 2, 3), послав на них сильный ветер и разделяющиеся огненные языки, а не возложив руки на них, точно так же как и Бог не возложил своих рук на Моисея. Апостолы же впоследствии передавали тот же Дух путем возложения рук по образу того, как это делал Моисей по отношению к Иисусу Навину. Таким образом, отсюда ясно, в чьих руках преемственно оставалась церков­ная власть в те времена, когда не было никакого христиан­ского государства, а именно в руках тех, кто принял эту власть из рук апостолов путем преемственного возложения рук.

377

О Святой Троице. Мы имеем здесь лицо Бога пред­ставленным в третий раз. Ибо, подобно тому как Моисей и первосвященники были представителями Бога в Ветхом завете, а сам наш Спаситель - как человек в период его земного странствования, точно так же представлял Бога с тех пор Святой Дух, т. е, апостолы и их преемники в про­поведовании и распространении учения Христа, получив­шие Святой Дух. Но лицом является (как я показал раньше, в главе XIII) тот, кого представляют, и так часто, как часто его представляют; поэтому о Боге, который был трижды представлен (т. е. олицетворяем), можно с полным основанием говорить, что Он в трех лицах, хотя ни назва­ния лица, ни названия Троицы не приписывается ему в Библии. Апостол Иоанн, правда, говорит (1 Иоан. 5, 7): Три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святой Дух, и Сии три суть едино. Но это не расходится, а вполне согла­суется с тремя лицами согласно собственному смыслу слова «лицо», обозначающего того, кто представляется другим. Таким образом, Бог-Отец, представляемый Моисеем, есть одно лицо, а представляемый его Сыном - другое лицо, а представляемый апостолами и отцами церкви, учившими на основании полномочий, полученных от апостолов,- третье лицо, и тем не менее каждое лицо здесь есть лицо одного и того же Бога. Но кто-нибудь спросит здесь: о чем свидетельствовали эти трое? Поэтому апостол Иоанн

гово­рит нам, что свидетельство это состояло в том, что Бог даровал нам жизнь вечную в Сыне своем. Опять если бы кто-нибудь спросил, чем Бог засвидетельствовал это, то легко ответить, ибо Бог удостоверил это чудесами, твори­мыми Им сначала через Моисея, затем через своего Сына и, наконец, через своих апостолов, исполнившихся Святого Духа, ибо все они каждый в свое время представляли лицо Бога, или пророчествовали, или проповедовали Иисуса Христа. Что касается апостолов, то основная задача апостольства у двенадцати первых и великих апостолов заключалась в том, чтобы свидетельствовать о воскресении Христа, как это ясно видно из тех слов, которые употребля­ет апостол Петр, когда надо было выбрать нового апостола на место Иуды Искариота (Деян. 1, 21, 22): Надобно, чтобы один из тех, которые находились с нами во все время, когда пребывал и обращался с нами Господь Иисус, начиная от крещения Иоаннова до того дня, в который Он вознесся от нас, был вместе с нами свидетелем воскресения Его. Эти слова объясняют, в чем заключается то свидетельство, о котором говорит апостол Иоанн. В том послании Иоанна

378

упоминается другое тройное свидетельствование на земле. Ибо он говорит (1, 5, 8): Три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь, и сии три об одном, т. е. благодать Духа Божиего и два таинства, крещение и тайная вечеря, кото­рые свидетельствуют об одном, чтобы внушить верующим уверенность в вечной жизни. Об этом свидетельстве тот же апостол говорит (ст. 10): Верующий в Сына Божия имеет свидетельство в себе самом. В этой Троице на земле един­ство не заключается в самой вещи, ибо дух, вода и кровь не являются той же субстанцией, хотя они свидетельствуют об одном. Но в небесной Троице лица суть лица одного и того же Бога, хотя и представленного в три разных периода и в трех разных случаях. Заключаем. Учение о Троице, поскольку его можно вывести непосредственно из Писания, сводится по существу к тому, что Бог, который всегда один и тот же, был лицом, представленным Моисеем, лицом, представленным его Сыном во плоти, и лицом,

представ­ленным апостолами. Представленный апостолами Бог есть тот Святой Дух, которым они говорили; представленный своим Сыном, который был Богом и человеком, Бог есть

Бог-Сын, а представленный Моисеем и первосвященника­ми Бог есть Отец, т. е. Отец нашего Господа Иисуса Христа. Из сказанного можно понять, почему имена Отец, Сын и Святой Дух никогда не употребляются в Ветхом завете для обозначения божества. Дело в том, что они являются лицами, имена которых обусловлены представительством, чего не могло быть до того, пока разные люди не представ­ляли лицо Бога в управлении, или руководстве, под его владычеством.

Таким образом, мы видим, что наш Спаситель оставил церковную власть апостолам и что последние в целях луч­шего осуществления этой власти были наделены Святым Духом, который поэтому называется иногда в Новом завете paracletus, что означает помощник, хотя обыкновенно пере­водится словом утешитель. Рассмотрим теперь, в чем заключается сама эта власть и над кем она осуществляется.

Церковная власть является лишь властью поучать. Кардинал Беллармин в своей третьей книге 16, посвящен­ной общим спорным вопросам, затрагивает очень многое, касающееся церковной власти римского папы, и начинает с обсуждения того, должна ли эта власть быть монархиче­ской, аристократической или демократической. Все эти виды власти суть власть верховная и принудительная. Если же теперь оказалось бы, что нашим Спасителем не оставле­но апостолам и их преемникам никакой принудительной

379

власти, а лишь власть провозглашать Царство Христа и убеждать людей подчиниться ему и правилами и добрыми советами учить людей, признавших Царство Христа, тому, что они должны делать, чтобы быть принятыми в Царство Божие, когда оно наступит,- одним словом, если оказа­лось бы, что апостолы и другие служители Евангелия являются нашими учителями, а не нашими повелителями, а их правила являются не законами, а спасительными советами, тогда весь этот спор оказался бы беспредметным.

Довод в пользу этого - характер власти самого Христа. Я уже доказал (в предыдущей главе), что Царство Христа не от мира сего. Поэтому никто из его служителей, если он не король, не может требовать повиновения его именем. Ибо если верховный царь не имеет царской власти в этом мире, то по какому же праву могут требовать повиновения его чиновники? Я посылаю вас так, как послал меня Отец (так говорит наш Спаситель). Но до Судного дня наш Спаситель был послан не с тем, чтобы царствовать во всем своем величии, и не как наместник его Отца, а лишь с тем, чтобы убедить евреев вернуться в Царство его Отца и при­гласить язычников принять это Царство.

Название: не царствование, а возрождение. Время между восшествием Христа и всеобщим воскресением на­звано не царствованием, а возрождением, т. е, приготовле­нием людей ко второму пришествию Христа во славе в день Суда, как это явствует из слов нашего Спасителя (Матф. 19, 28): вы, последовавшие за Мною,- в пакибытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах; и апостол Павел (Ефес. 6, 15): и обув ноги в готовность благовествовать мир.

Сравнения: с рыболовством, закваской, сеянием. И дело апостолов сравнивается нашим Спасителем с рыболов­ством, т. е. их дело заключается в том, чтобы побудить людей к повиновению не принуждением и наказанием, а убеждением. И поэтому наш Спаситель говорит своим апостолам, что он их сделает не нимвродами - охотниками людей, а рыболовами людей '7. Он сравнивает их дело также с заквашиванием, с сеянием семян и с умножением горчичных зерен. Все эти сравнения исключают всякое представление о принуждении, и, следовательно, для ука­занного времени не может быть речи о действительном царствовании. Дело служителей Христа есть благовество-вание, т. е. провозглашение Христа и подготовление к его второму пришествию, как благовествование Иоанна Кре­стителя было подготовлением к его первому пришествию.

380

Сама природа веры. Кроме того, задача служителей Христа в этом мире - побудить людей верить и иметь веру в Христа. Вера же не имеет отношения к принуждению и приказаниям и зависит совершенно не от них, а исключи­тельно от достоверности или вероятности аргументов, исходящих из разума или выведенных из того, во что люди уже веруют. Вот почему служители Христа в этом мире на основании своего титула не имеют никакой власти наказы­вать людей за неверие или за то, что они противоречат их словам. Я говорю, что они не имеют права наказывать их на основании своего титула служителей Христа, но, если служители обладают верховной гражданской властью на основании государственно-правового установления, тогда они действительно имеют право наказывать за всякое противодействие их законам. И апостол Павел определенно говорит о себе самом и о других тогдашних проповедниках Евангелия (2 Коринф. 1, 24): ...будто мы берем власть над верою вашею; но мы споспешествуем радости вашей.

Верховную власть Христос оставил гражданским госу­дарям. Другим аргументом в пользу того, что служители Христа не имеют права приказывать в существующем ныне мире, может служить то обстоятельство, что Христос при­знал законной власть всех суверенов, как исповедующих христианскую религию, так и не исповедующих ее. Апо­стол Павел говорит (Колос. 3, 20): Дети, будьте послушны родителям вашим во всем, ибо это благоугодно Господу. А также (ст. 22): Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим по плоти, не в глазах только служа им, как человеко-угодники, но в простоте сердца, боясь Бога. Это говорится тем, чьи повелители не были верующими, и тем не менее им приказано подчиняться повелителям «во всем». И опять, увещевая быть покорными высшим властям, апостол Павел говорит (Рим. 13, первые шесть стихов): существующие же власти от Бога установлены, и надобно повиноваться им не только из страха наказания, но и по совести. Об этом же говорит и апостол Петр (1 Пет. 2, 13-15): Итак, будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро; ибо такова есть воля Божия. И опять св. Павел (Тит 3, 1): Напоминай им повиноваться и поко­ряться начальству и властям. Все эти дари и власти, о которых говорят апостолы Петр и Павел, были неверны­ми. Тем более обязаны мы повиноваться тем христианам, которых Бог установил суверенами над нами. Как же мы

381

можем в таком случае быть обязанными повиноваться какому-нибудь служителю Христа, который приказал бы нам делать нечто противоречащее повелению монарха или

какого-нибудь другого верховного представителя государ­ства, членами которого мы являемся и от главы которого мы ждем защиты? Ясно поэтому, что Христос не предоста­вил своим служителям в этом мире никакой власти прика­зывать другим людям, за исключением того случая, когда эти служители облечены также гражданской верховной властью.

Как могут поступать христиане, чтобы избежать гоне­ний. Но как быть в том случае (может кто-нибудь возра­зить), если какой-нибудь царь, или сенат, или другой суверен запретит нам верить в Христа? На это я отвечаю, что такое запрещение останется безрезультатным, ибо вера и безверие никогда не следуют человеческим приказаниям. Вера есть дар Божий, которого никто не может ни дать, ни отнять обещанием награды и угрозой пыток. И если дальше спросят: а как быть, если наш законный суверен прикажет нам сказать вслух, что мы не верим в Христа, обязаны ли мы повиноваться этому приказанию? На этот возможный вопрос я отвечаю следующее: исповедание языком есть лишь внешнее действие и имеет значение не больше, чем всякий другой жест, которым мы выражаем свою

покор­ность и в отношении которого христианин, непоколебимо верующий в Христа, имеет ту же свободу, которую пророк Елисей предоставил сириянину Нееману: Нееман признал в душе Бога Израиля, ибо он говорит (4 Цар. 5, 17, 18): Не будет впредь раб твой приносить всесожжения и жер­твы другим богам, кроме Господа; только вот в чем да простит Господь раба твоего: когда пойдет господин мой в дом Риммона для поклонения там и опрется на руку мою, и поклонюсь я в доме Риммона, то да простит Господь раба твоего в случае сем. И это пророк одобрил и сказал ему: Иди с миром. Тут Нееман уверовал в душе своей, но, покло­няясь идолу Риммону, он фактически отрицал истинного Бога, как если бы он отрекся от него устами. Но как быть тогда со словами нашего Спасителя: Всякого отринувшего меня перед людьми я отрину перед моим Отцом, который на небе? На это мы можем сказать, что все, что подданный, каким был Нееман, вынужден делать из повиновения своему суверену, и все, что он делает не по собственному побуждению, а повинуясь законам своей страны,- всякое такое деяние является деянием не подданного, а его сувере­нов, и не подданный отрицает в этом случае Христа перед

382

людьми, а его правитель и закон его страны. И если кто-нибудь бпосит мне обвинение в том, что это учение противо­речит истинному и неподдельному христианству, то я спро­шу его, как должен был бы поступить, по его мнению, подданный христианского государства, исповедующий в душе магометанскую религию, в том случае, если бы его суверен приказал ему под угрозой смертной казни при­сутствовать при богослужении в христианской церкви? Думает ли мой воображаемый противник, что магометан­ство обязывает по совести этого подданного претерпеть, скорее, смерть, чем повиноваться приказанию его законно­го суверена? Если он скажет, что указанный подданный должен, скорее, претерпеть смерть, то он этим дает право всем частным лицам не повиноваться своим суверенам в тех случаях, когда приказания этих суверенов сталкива­ются с интересами их религий, истинных или ложных. Если же мой обвинитель скажет, что подданный в приве­денном случае обязан повиноваться, он признает за собой право, которое отрицает за другим, что противоречит сло­вам нашего Спасителя: Поступайте по отношению к другим так, как вы хотели бы, чтобы они поступали по отношению к вам,- и противоречит также естественному закону (ко­торый есть несомненный вечный закон Бога), гласящему: Не делай другому того, чего не хотел бы, чтобы делали тебе. О мучениках (martyrs). Но что мы тогда скажем о тех мучениках 18, о которых читаем в истории церкви, неужели что они без всякой нужды пожертвовали своей жизнью? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны среди людей, преданных смерти за их верования, различать тех из них, которые были призваны открыто проповедовать и

исповедо­вать Царство Христа, и тех, которые не имели такого призвания, и от них требовалось не больше чем их личная вера. Первая категория мучеников, в тех случаях когда они предавались смерти за свидетельство о том, что Иисус Христос воскрес из мертвых, были истинными мученика­ми. Ибо мученик (если давать правильное определение этому слову) есть свидетель воскресения Иисуса-мессии, а таковыми могли быть лишь общавшиеся с ним на земле и видевшие его воскресшим. Ибо свидетель должен был видеть то, о чем свидетельствует, в противном случае его свидетельство несостоятельно. А что только такие могут быть, собственно, названы свидетелями о Христе, явствует из слов апостола Петра (Деян. 1, 21, 22): Итак, надобно, чтобы один из тех, которые находились с нами во все время, когда пребывал и обращался с нами Господь Иисус, начи-

383

ная от крещения Иоаннова до того дня, в который Он вознесся от нас, был вместе с нами свидетелем воскресения Его. Отсюда мы можем заключить, что свидетелем истинно­сти воскресения Христа, т. е. истинности основного догмата христианской религии, а именно что Иисус есть Христос, может быть лишь ученик, общавшийся с Христом и ви­девший его до и после воскресения; следовательно, может быть лишь один из его первоначальных учеников, между тем как те, кто не обладает этими данными, могут лишь свидетельствовать то, что говорили их предшественники, и являются поэтому лишь свидетелями свидетельства

дру­гих людей и посему лишь мучениками второй степени, или мучениками свидетелей о Христе.

Тот, кто наперекор законам или власти гражданского государства поддерживает учение, которое он или сам создал на основании истории жизни нашего Спасителя или деяний и посланий апостолов, или принял на веру, подчи­нившись авторитету частного лица, очень далек от того, чтобы быть мучеником Христа или мучеником его мучени­ков. Есть лишь один догмат - принятие смерти, за кото­рый заслуживают почетное имя мученика, и этот догмат есть то, что Иисус есть Христос, т. е. тот, который искупил нас и придет снова, чтобы дать нам спасение и вечную жизнь в своем Царстве Славы. Не требуется умирать за всякий догмат, служащий честолюбию или выгоде духовен­ства. И не смерть свидетеля, а само свидетельство делает мученика. Ибо это слово означает лишь человека, который свидетельствует независимо от того, предан ли он смерти за свое свидетельство или нет.

Точно так же не обязан претерпеть смерть за свое дело человек, который не послан проповедовать основной догмат христианства, а берет это на себя по своей собственной инициативе, хотя бы он был свидетелем и, следовательно, мучеником или самого Христа, или его апостолов, учеников или их преемников, ибо так как он не был призван к этому, то от него этого и не требуется, и он не должен жаловаться, если теряет награду, ожидаемую от тех, кто никогда не поручал ему дела. Не могут быть поэтому мучениками ни первой, ни второй степени те, кто не имеет полномочий проповедовать пришествие Христа во плоти, т. е. никто, кроме тех, кто послан, чтобы обратить неверных. Ибо никто не может быть свидетелем для того, кто уже верит, а потому и не нуждается в свидетеле, а лишь для того, кто отрицает, или сомневается, или не слышит того, о чем свидетельству­ют. Христос послал своих апостолов и семьдесят учеников,

384

дав им полномочия проповедовать, но он не послал всех верующих. И он послал апостолов и учеников к неверую­щим. Я посылаю вас,- говорит он (Лук. 10, 3),- как агнцев среди волков, а не как агнцев к другим агнцам.

Доказательство на основании пунктов их поручения. Наконец, в пунктах их поручения, как они ясно изложены в Евангелии, нигде не говорится о власти над собранием верующих.

Проповедовать. Мы читаем прежде всего (Матф. 10, 67), что двенадцать апостолов были посланы к погибшим овцам дома Израилева и что им указано было проповедо­вать, что приблизилось царство небесное. Однако в своем первоначальном значении слово проповедь означает дей­ствие глашатая, герольда или другого должностного лица при провозглашении короля. Но глашатай не имеет права приказывать кому-либо. И семьдесят учеников были посла­ны, ибо жатвы много, а делателей мало (Лук. 10, 2), и им было приказано говорить (ст. 9): Приблизилось к вам Царство Божие. Под Царством же тут подразумевается не Царство Благодати, а Царство Славы, ибо им приказано было предсказать (ст. 11, 12) в качестве угрозы тем горо­дам, которые не примут их, что Содому в день оный будет отраднее, нежели городу такому. И (Матф. 20, 28) наш Спаситель говорил своим ученикам, добивавшимся первен­ства, что они должны быть слугами, так как и Сын Челове­ческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить. Задача проповедников, таким образом, не властвовать, а служить: и не называйтесь наставниками,- говорит наш Спаситель (Матф. 23, 10),- ибо один у вас Наставник - Христос.

И учить. Второй пункт их поручения - учить все народы согласно тому, как говорится в Евангелии от Мат­фея (28, 19), или в Евангелии от Марка (16, 15): Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Учение и проповедование поэтому есть одно и то же. Ибо те, кто провозглашает пришествие царя, должны одновременно (если желают, чтобы люди подчинились ему) объяснить, по какому праву он приходит. Так апостол Павел поступил по отношению к фессалоникским евреям, когда он (Деян. 17, 2, 3) три субботы говорил с ними из Писания, открывая и доказывая, что Христу надлежало пострадать и воскрес­нуть из мертвых и что сей Иисус есть Христос. Но учить на основании Ветхого завета, что Иисус есть Христос, т. е. Царь, и воскрес из мертвых,- не значит сказать, что люди, поверившие этому, обязаны повиноваться тем, кто

385

говорит им так вопреки законам и повелениям их сувере­нов. Наоборот, это значит, что уверовавшие в Христа поступят разумно, если будут с терпением и верой ждать следующего пришествия Христа, повинуясь пока своим нынешним властям.

Крестить. Следующий пункт их поручения есть креще­ние во имя Отца, Сына и Святого Духа. Что такое креще­ние? Погружение в воду. Но что значит погрузить человека в воду во имя чего-нибудь? Смысл этих слов следующий: тот, кто крещен, погружается или омывается в знак того, что он стал новым человеком и верноподданным того Бога, чье лицо в древние времена, когда он царствовал над еврея­ми, было представлено Моисеем и первосвященниками, а также подданным его Сына - богочеловека Иисуса Хри­ста, который искупил грехи наши и после воскресения будет представлять в своей человеческой природе лицо своего Отца в его Вечном Царстве. Обряд крещения означа­ет также, что крещеный признает единственным и верным путем в Царство Божие учение апостолов, которые, испол­ненные Святого Духа Отца и Сына, были оставлены в качестве руководителей, чтобы привести нас туда. Так как это наше обетование при крещении и так как власть земных суверенов не должна быть упразднена до Судного дня (ибо это ясно утверждается апостолом Павлом в 1 Ко­ринф. 15, 22- 24): Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут, каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы, в пришествие Его. А затем конец, когда Он предаст Царство Богу и Отцу, когда упразднит вся­кое начальство и всякую власть и силу,- то отсюда ясно, что мы обрядом крещения не устанавливаем над собой другой власти, долженствующей управлять наши­ми внешними действиями в этой жизни, а обещаем при­нять учение апостолов как руководство по пути к вечной жизни.

И прощать, и отпускать грехи. Власть отпущения и неотпущения грехов, называемая также властью разре­шать и связывать, а иногда - ключами Царства Небесного, является следствием власти крестить или отказать в креще­нии. Ибо крещение есть таинство, символизирующее верно­подданство тех, кто должен быть принят в Царство Божие, т. е. в вечную жизнь, т. е. получить отпущение грехов. Ибо, подобно тому как вечная жизнь была утеряна из-за грехо­падения, она должна быть снова найдена путем отпущения грехов. Целью крещения является отпущение грехов. Поэ­тому, когда те, кто был обращен проповедью апостола

386

Петра в день Пятидесятницы, спросили его, что им делать, он посоветовал им (Деян. 2, 38) покаяться и быть кре­щенными во имя Иисуса ради отпущения грехов. Так как крестить означает объявить о принятии людей в Царство Божие, а отказать в крещении - значит объявить об их исключении, то отсюда следует, что власть объявить людей извергнутыми из Царства Божия или оставленными в нем была дана тем же самым апостолам, их заместителям и пре­емникам. Вот почему, после того как наш Спаситель дунул на них, сказав (Иоан, 20, 22, 23): Примите Духа Святого, он прибавляет: Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся. Этими словами не пожало­вана безоговорочная и абсолютная власть прощать и остав­лять грехи так, как прощает и оставляет их Бог, ведающий сердце человека и правду его покаяния и обращения. Этими словами дается апостолам лишь условная власть отпускать грехи покаявшимся. И это прощение или отпущение без всякого особого действия или решения отпускающего ста­новится недействительным и не влечет за собой никакого спасения, а, наоборот, усугубляет грех в том случае, когда покаяние прощенного было притворным. Поэтому апосто­лы и их преемники должны сообразовываться с внешними проявлениями раскаяния. Если есть такие внешние

про­явления, они не имеют права отказать в отпущении грехов; если же таких признаков нет, они не имеют права отпу­скать. То же самое надо сказать и относительно крещения. Ибо обращенному еврею или язычнику апостолы не имеют права отказать в крещении, но они не имеют права крестить неиокаявшегося. Однако ввиду того что человек может судить об искренности покаяния другого человека лишь по внешним признакам, а именно на основании его слов и дей­ствий, которые могут быть лицемерными, то возникает другой вопрос, а именно: кто же установлен судьей этих признаков? И этот вопрос решен самим нашим Спасителем (Матф. 18, 15 -17): Если же согрешит против тебя брат твой,- говорит он,

- пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего. Если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе как язычник или мытарь. Из приведенных слов видно, что право судить об искренности или лицемерии покаяния принадлежало не отдельному человеку, а церкви, т. е. со­бранию верующих, или тем, кто имел полномочия быть их

387

представителями. Но кроме суждения необходимо еще произнесение приговора. Это право всегда принадлежало апостолу или какому-нибудь пастырю церкви как предсе­дателю собрания. Об этом председателе наш Спаситель говорит (ст. 18): Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе. В соответствии с этим находится практика апостола Павла (1 Коринф. 5, 3-5): А я, отсутствуя телом, но при­сутствуя у вас духом, уже решил, как бы находясь у вас: сделавшего такое дело, в собрании вашем во имя Господа нашего Иисуса Христа, обще с моим духом, силою Господа нашего Иисуса Христа, предать сатане во измождение плоти, т. е. изгнать его из церкви как человека, чьи грехи нельзя простить. Приговор об исключении из церкви греш­ника произносит апостол Павел, но собрание должно было предварительно слушать дело, так как апостол Павел от­сутствовал, и, следовательно, признать грешника винов­ным. А что суд в таких вопросах был делом собрания верующих, еще более ясно выражено в 11-м и 12-м стихах той же главы: Но я писал вам не сообщаться с тем, кто, называясь братом, остается блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею, или хищником; с таким даже и не есть вместе. Ибо, что мне судить и внешних? Не внутренних ли вы судите? Таким образом, приговор, согласно которому человек исключался из церкви, произносился апостолом или пастырем, но суждение о том, заслуживает ли подсудимый подобного наказания, имела церковь, т. е. (так как это было еще до обращения в христианство царей и людей, имевших верхов­ную власть в государстве) собрание христиан, живущих в том же самом городе, например в Коринфе - собрание христиан Коринфа.

Об отлучении. Эта часть власти иметь ключи от Царства Божия, которой люди извергались из этого Царства, есть то, что называется отлучением от церкви, а отлучение от церкви в греческом оригинале обозначается словами [ ]

- выбросить из синагоги, т. е. из места, посвященного богослужению. Слово это

позаимствовано из обычая евреев исключать из синагог тех, чьи порочные нравы или преступное учение они считали заразительными, подобно тому как прокаженные изыма­лись по закону Моисея из собрания Израиля на все время, пока священник не объявит их чистыми.

Практика отлучения без помощи гражданской власти. Практика и последствия отлучения от церкви, пока это

388

отлучение не сопровождалось еще карами гражданской власти, заключались лишь в том, что те, кто не был отлучен, должны были избегать всякого общения с отлученными. Недостаточно было считать таких отлученных как бы язычниками, никогда не бывшими христианами. Ибо с язычниками христиане могли пить и есть вместе, между тем как с отлученными они этого не могли делать, как это явствует из слов апостола Павла (1 Коринф. 5, 9, 10 и да­лее), где он говорит им, что он раньше запретил им общать­ся с блудниками, но, так как этого нельзя было выполнить, не выходя из мира сего, он оставляет это запрещение по отношению к таким блудникам и порочным лицам, которые принадлежат к числу братьев. С таким они не должны общаться и даже есть вместе. И это не больше того, что говорит наш Спаситель (Матф. 18, 17): То да будет он тебе как язычник или мытарь. Ибо мытари, что значит откупщи­ки и сборщики государственных доходов, были так ненави­димы и презираемы евреями, которые должны были пла­тить им, что мытари и грешники были для них одно и то же; и когда наш Спаситель принял приглашение мытаря За-кхея, то Ему это было вменено в преступление, хотя приглашение было принято с целью его обращения. Поэто­му когда наш Спаситель к слову язычник прибавляет мытарь, то это значит, что Он запретил им есть вместе с отлученным человеком.

Однако запретить вход в синагогу, или место для собраний, мог только владелец этого помещения независи­мо от того, был ли это христианин или язычник. А посколь­ку по праву все помещения находились в верховной собственности государства, то как отлученные, так и некре­щеные могли войти в них по поручению гражданской власти. Так, например, апостол Павел (Деян. 9, 2) до свое­го обращения входил по поручению первосвященника в синагоги в Дамаске, чтобы хватать христиан, мужчин и женщин, и, связав, отводить в Иерусалим.

Отлучение недейственно по отношению к вероотступни­ку. Выходит, таким образом, что в тех местах, где граждан­ская власть преследовала церковь или не оказывала ей содействия, отлучение от церкви не влекло за собой никако­го вреда в этом мире и не имело ничего устрашающего для вероотступника. Ничего устрашающего, ибо такой вероот­ступник больше не верил; и никакого ущерба, ибо такие отступники вновь приобретали благоволение мира, а в гря­дущем мире они не должны были быть в худшем положе­нии, чем те, кто никогда не был верующим. Ущерб скорее

389

получала церковь, побуждая отлученных к более открыто­му выявлению своих преступных намерений.

Но только по отношению к верующим. Отлучение от церкви поэтому оказывало свое действие лишь на тех, кто верил, что Иисус Христос должен прийти снова во славе, чтобы царствовать и судить как живых, так и мертвых, и что он поэтому не допустит в свое Царство тех, чьи грехи были оставлены, т. е. тех, кто был отлучен от церкви. Вот почему апостол Павел обозначает отлучение от церкви как переда­чу отлученного лица сатане. Ибо все другие царства, помимо Царства Христа, после Судного дня обозначаются общим именем царства сатаны. Вот чего боялись верующие все время, пока они были отлучены, т. е. пока они были в таком состоянии, когда их грехи не были отпущены. Отсюда мы можем заключить, что в то время, когда христи­анская религия еще не была признана гражданской властью, отлучение от церкви применялось исключительно для исправления нравов, а не ошибочных мнений. Ибо отлучение является наказанием, чувствительным лишь для верующих и ожидающих второго пришествия нашего Спа­сителя, чтобы судить мир; а те, которые и так верили, нуждались для своего спасения не в другом мнении, а лишь в праведной жизни.

За какие прегрешения накладывается отлучение от церкви. Основанием для отлучения от церкви служили: во-первых, учиненная кому-нибудь несправедливость, так, например (Матф. 18, 15), если согрешил против тебя брат твой, обличи его между тобой и им одним, затем - при свидетелях, наконец, скажи церкви, и если он и тогда не послушает, тогда будет он тебе как язычник и мытарь; во-вторых, порочная жизнь, так, например (1 Коринф. 5, 11), если кто, называясь братом, остается блудником или лихо­имцем, или идолослужителем, или пьяницей, или хищни­ком, с таким даже и не есть вместе. Но для отлучения от церкви человека, признающего основной догмат, а именно что Иисус был Христом, за инакомыслие в других пунктах, не затрагивающих этого основного догмата, Писание не дает никакого основания, и мы не находим у апостолов подобного примера. Правда, имеется место у апостола Павла (Тит 3, 10), которое как будто говорит против наше­го утверждения: Еретика после первого и второго вра­зумления отвращайся. В самом деле, еретик - это тот, кто, будучи членом церкви, тем не менее проповедует некие частные взгляды, запрещенные церковью, и от такого человека апостол Павел советует Титу отвращаться после

390

первого и второго вразумления. Но отвращаться (здесь) - значит не отлучать от церкви, а перестать его вразумлять, оставить его одного, перестать спорить с ним как с челове­ком, который лишь сам может убедиться в ошибочности своих взглядов. Тот же апостол говорит (2 Тим. 2, 23): От глупых и невежественных состязаний уклоняйся. Словам уклоняйся в этом месте и отвращайся в первом в греческом оригинале соответствует один и тот же глагол яарситои. Глупые же состязания могут быть прекращены без всякого отлучения. И опять (Тит 3, 9): Глупых состязаний удаляй­ся, где выражение греческого оригинала леристгаоо равнозначно прежнему отвращайся. Нет другого места, ко­торое можно было бы использовать с таким, казалось бы, ус­пехом в пользу отлучения от церкви верующих людей, при­знающих основной догмат христианства, лишь за отдельную собственную надстройку, к которой, может быть, побужда­ет их искреннее благочестие. Однако, напротив, все такие места, повелевающие избегать подобных споров, написаны как предписания пастырям (каковыми были Тимофей и Тит) не устанавливать новых догматов веры, не давать решения по всякому мелочному спору, ибо это повело бы к бесполезному обременению совести людей или к церков­ному расколу. Это предписание сами апостолы строго соблюдали. Между апостолом Петром и апостолом Павлом (как это можно прочесть в Гал. 2, 11) существовали боль­шие расхождения во взглядах, и, однако, они не отлучали друг друга от церкви. Тем не менее уже во времена апосто­лов были другие пастыри, которые не соблюдали этого предписания. Так, например, Диотреф (3 Иоан. 9 и далее), любивший первенствовать, не принимал в церковь тех, кого сам апостол Иоанн считал должным принимать. Так рано проникли тщеславие и частолюбие в церковь Христа.

О лицах, подвергнутых отлучению от церкви. Для того чтобы человек мог быть подвергнут отлучению, требуются многие условия. Во-первых, он должен быть членом

какой-нибудь общины, т. е. какого-нибудь законного собрания, иначе говоря, какой-нибудь христианской церкви, имею­щей право суда по тому делу, за которое он должен быть отлучен. Ибо там, где нет общины, не может иметь места отлучение, а там, где нет права суда, нет права вынесения приговора.

Отсюда следует, что одна церковь не может быть отлучена другой. Ибо, если обе церкви имеют одинаковую власть отлучать друг друга, тогда отлучение является не наказанием и не действием власти, а расколом и прекраще-

391

нием милосердия. Если же одна из этих церквей подчинена другой так, что они вместе имеют один голос, тогда они составляют одну церковь, и отлученная часть не является больше церковью, а представляет собой разрозненное число отдельных лиц.

Так как приговор об отлучении означает совет не общаться и даже не есть вместе с отлученным, то, если отлученным является суверенный монарх или суверенное собрание, приговор недействителен. Ибо все подданные обязаны в силу естественного закона быть в обществе и в присутствии своего суверена, когда он этого требует, и не могут законным образом изгнать его из какого-либо обыч­ного или священного места его владений, да и сами не могут без его разрешения оставить пределы его владений, и тем менее могут они отказаться есть вместе с ним, если он окажет им честь таким приглашением. А что касается других государей и государств, то они не принадлежат к той же пастве, что и отлученное государство, не нужда­ются в особом приговоре, чтобы воздержаться от общения с ним. Ибо само установление государства таково, что, объединяя много людей в одно общество, оно в то же время изолирует одно сообщество от другого, так что не требуется никакого отлучения для того, чтобы разные короли и госу­дарства держались врозь, и ничего нового такое отлучение не вносит в существующие отношения между государства­ми, разве только подстрекает королей к войне друг против друга.

Отлучение не имеет также никакого значения для подданного христианина, повинующегося законам своего суверена, независимо от того, является ли последний христианином или язычником. Ибо если этот подданный верует, что Иисус есть Христос, от Бога рожден (1 Иоан. 4, 1), то и Бог пребывает в нем, и он в Боге (4, 15). Но тому, кто исполнен Духа Божия, кто пребывает в Боге и в ком пребывает Бог, отлучение от людей не может причинить никакого вреда. Поэтому, кто верует, что Иисус есть Хри­стос, свободен от всех опасностей, угрожающих отлу­ченным лицам. Тот же, кто не верует, не христианин. Поэтому истинный и непритворный христианин не подле­жит отлучению. Точно так же не подлежит отлучению тот, кто лишь с виду исповедует христианство, до тех пор пока его лицемерие не обнаружится в его нравах, т. е. пока его поведение не окажется в противоречии с законами его суверена, которые суть правила поведения и повиноваться которым заповедали нам Христос и апостолы. В самом деле,

392

церковь может судить о нравах человека лишь по его внеш­ним действиям, а эти действия лишь тогда противозаконны, когда они противоречат закону государства.

Если отлучению подвергаются чьи-либо отец, мать или хозяин, то детям не может быть запрещено общаться с ними и есть с ними вместе, ибо в большинстве случаев это значи­ло бы обязать их вообще не есть вследствие отсутствия собственных средств к существованию; кроме того, это значило бы поощрять их к неповиновению своим родителям и хозяевам, что противоречит правилу апостолов.

Короче говоря, сила отлучения от церкви не простира­ется дальше той цели, ради которой апостолы и пастыри церкви получили свои полномочия от нашего Спасителя. Эта цель состояла в том, чтобы вести людей по пути спасе­ния в грядущий мир не приказаниями и средствами принуждения, а поучением и руководством. Подобно тому как учитель

какой-нибудь отрасли знания может оставить своего ученика, когда тот упорно пренебрегает преподан­ными ему правилами, но не может его обвинить в неспра­ведливости, так как он никогда не обязывался ему повино­вением, точно так и учитель христианства может оставить тех своих учеников, которые упорно ведут нехристианский образ жизни, но он не может сказать, что эти ученики совершают по отношению к нему несправедливость, ибо они не обязаны повиноваться ему. Учителю, который жалу­ется на такое поведение своих учеников как на неспра­ведливость, можно ответить словами, которыми Бог отве­тил на аналогичную просьбу Самуила: Не тебя они отвер­гли, но отвергли Меня (1 Цар. 8, 7). Если поэтому отлучение от церкви не влечет за собой никаких кар со стороны гражданской власти, как, например, в случаях отлучения христианского государства или государя какой-нибудь иностранной властью, то оно безрезультатно и, следовательно, не должно оказывать никакого устрашаю­щего действия. Слова fulmen excommunicationis (молния отлучения от церкви) впервые употреблены римским епископом, вообразившим себя царем царей, подобно Юпи­теру, которого язычники сделали царем богов и изображали его в своих поэмах и картинах с молнией в руке, которой он поражает и наказывает гигантов, осмеливающихся отрицать его власть. Указанное представление было осно­вано на двух его заблуждениях. Первое заключалось в утверждении, будто Царство Христа от мира сего, что противоречит словам нашего Спасителя царство Мое не от мира сего. Второе заблуждение заключалось в мнении,

393

будто он является наместником Христа, имеющим власть не только над собственными подданными, но и над всеми христианами мира; для этих притязаний в Писании нет никакого основания, обратное же будет нами доказано в надлежащем месте,

О толкователе Писания до того, когда гражданские суверены приняли христианстве. Апостол Павел, придя в Фессалоники, где была еврейская синагога (Деян. 17, 2, 3), по своему обыкновению вошел к ним и три субботы говорил с ними из Писаний, открывая и доказывая им, что Христу надлежало пострадать и воскреснуть из мертвых и что Сей Христос есть Иисус, которого я проповедую вам. Писаниями, о которых здесь говорится, были писания евреев, т. е. Ветхий завет. Люди, которым апостол Павел должен был доказывать, что Иисус есть Христос и воскрес из мертвых, были также евреями, которые уже верили, что эти писания есть Слово Божие. После этого некоторые из них уверовали (как это видно из ст. 4), а некоторые нет (как это видно из ст. 5). Но раз все они верили в писания, то почему они не все одинаково уверовали, а одни одобрили толкование апостолом Павлом цитируемых им писаний, другие же не одобрили, толкуя их каждый по-своему? Причина этого была следующая. Апостол Павел пришел к ним без официального поручения, и не с тем, чтобы пове­левать, а дабы убедить. Для успешного выполнения этой задачи ему необходимо было или совершать чудеса, дабы Господними делами доказать слушателям свою божествен­ную миссию, подобно тому как это делал Моисей перед израильтянами в Египте, или же умозаключением из уже принятого Писания доказать истину своего учения на основании Слова Божия. Но всякий, кто убеждает путем умозаключений из писаных принципов, делает того, кого он убеждает, судьей как смысла этих принципов, так и логиче­ской силы умозаключений из них. Если фессалоникские евреи не были этими судьями, то кто же другой мог быть судьей того, что апостол Павел выводил из Писания? Если сам апостол Павел, то зачем ему было приводить цитаты из Писания, чтобы доказать свое учение? Ему достаточно было бы в этом случае сказать: я нахожу то-то и то-то в Писании, т. е. в ваших законах, толкователем которых я являюсь как посланник Христа. Не было поэтому в данном случае тако­го толкователя Писания, толкование которого фессалоник­ские евреи обязаны были принять, и всякий мог верить или не верить в зависимости от того, насколько доводы казались ему соответствующими или не соответствующими смыслу

394

цитируемых мест. И вообще во всех случаях тот, кто дока­зывает что-нибудь, делает судьей своих доводов того, к кому он обращается с речью. А что касается, в частности, евреев, то им определенно (Втор. 17) было вменено в обя­занность обращаться за решением всех трудных вопросов к священникам и судьям в Израиле, которые будут в те дни. Но здесь речь идет о евреях, которые еще не были обра­щены.

Для обращения язычников бесполезно было ссылаться на писания, в которые они не верили. Апостолы поэтому старались доводами разума доказать им нелепость

идоло­поклонства, а затем рассказами о жизни и воскресении Христа склонить их к вере в него. Так что здесь не могло быть никакого вопроса насчет полномочий в отношении толкования Писания, ибо никто из неверных, пока он не­верный, не обязан следовать чьему бы то ни было толкова­нию какого-нибудь писания, за исключением толкования сувереном законов своей страны.

Рассмотрим теперь само обращение и посмотрим, что в нем было такого, что могло бы служить основанием такого обязательства. Обращаясь, люди склонялись лишь к вере в то, что проповедовали апостолы. А апостолы проповедова­ли лишь, что Иисус есть Христос, т. е. тот царь, который должен был спасти их и царствовать над ними вовеки в грядущем мире, и что он, следовательно, не мертв, а вос­крес снова из мертвых, взошел на небо и придет снова в один день, чтобы судить мир (который также опять вос­креснет, чтобы быть судимым) и воздать человеку по его делам. Никто из них не проповедовал, будто он сам или какой-нибудь другой апостол является таким толкователем Писания, что все те, кто стали христианами, обязаны при­нять их толкование как закон. Ибо толковать законы - значит принимать участие в управлении существующим царством, апостолы же управления не имели. Они тогда молились, и все другие пастыри церкви с тех пор молились: Да приидет царствие твое - и увещевали своих новообра­щенных повиноваться своим

князьям-язычникам. Новый завет еще не был тогда опубликован одной книгой. Каждый из евангелистов был истолкователем собственного еванге­лия, и каждый апостол - собственного послания. А о Вет­хом завете наш Спаситель сам говорит евреям (Иоан. 5, 39): Исследуйте Писания, ибо вы думаете через них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне. Если бы он не думал, что им следует толковать писания, он бы не предла­гал им почерпать оттуда доказательство того, что он есть

395

Христос, и он или сам истолковал бы им писания, или же отослал бы их к толкованию священников.

Когда возникала какая-нибудь трудность, апостолы и старейшины церкви собирались и решали, что следует проповедовать, чему учить и как следует истолковать Писание народу, но они не отнимали у народа свободу самому читать и толковать Писание. Апостолы посылали всякого рода письма церквам, а также послания в целях их наставления, что было бы бесцельно, если бы они не позво­ляли им толковать эти послания, т. е. доискиваться их смысла. И такое положение дел, какое существовало во времена апостолов, должно остаться до того времени, пока не будет пастырей, которые могли бы дать такие полномо­чия толкователю, в силу которых его толкование должно было бы стать общеобязательным. Но это могло бы быть лишь тогда, когда короли стали бы пастырями или пасты­ри королями.

О власти объявлять Писание законом. Когда мы гово­рим, что какое-нибудь сочинение объявлено каноническим, то это имеет двоякий смысл. Ибо канон означает правило, и именно правило, которым человек должен руководство­ваться в каком-нибудь действии. Такие правила, даже в тех случаях, когда дающий их не имеет власти заставить следо­вать им того, кому он их дает, как, например, когда учитель преподает их своему ученику или советчик

- своему дру­гу, все же есть каноны, так как они являются правилами. Но если они даются кем-нибудь, кому тот, кто их получает, обязан повиноваться, тогда такие каноны становятся не только правилами, но и законами. Тут-то и встает вопрос, кому принадлежит власть объявить писания, являющиеся правилами христианской веры, законами.

О десяти заповедях. Впервые законом стала часть Писания, содержащая десять заповедей, написанных на двух каменных скрижалях, переданных самим Богом Мои­сею и объявленных им народу. До этого времени не было никакого писаного закона Бога. Ибо Бог до того времени не избрал никакого народа в качестве своего особого цар­ства и не дал людям никакого закона, кроме естественного, т. е. кроме правил естественного разума, начертанных в сердце каждого человека. Из этих двух скрижалей первая содержит закон суверенитета: 1. Не повиноваться и не поклоняться богам других народов, что сформулировано в следующих словах: Non habeleis deos alienos coram me, т. е. да не будут у тебя богами, кроме Меня одного, боги, которым поклоняются другие народы. Этой заповедью ев-

396

реям запрещалось повиноваться или поклоняться какому-либо другому Богу как своему царю и управителю, кроме Бога, который говорил с ними тогда через Моисея, а впос­ледствии через первосвященников. 2. Не делать себе ника­кого образа, представляющего Бога, т. е. они не должны были себе избрать ни на небе, ни на Земле никакого пред­ставителя по своему собственному измышлению, а пови­новаться Моисею и Аарону, которых Бог определил для этого служения. 3. Не произносить имени Господа всуе, т. е. они не должны опрометчиво говорить о своем царе и не оспаривать ни его права, ни полномочия наместников Бога

- Моисея и Аарона. 4. Каждый седьмой день почить от обычной работы, посвящая этот день публичному бо­гослужению. Вторая скрижаль содержит обязанности одно­го человека по отношению к другому: почитать родителей, не убивать, не прелюбодействовать, не красть, не способ­ствовать неправедному судебному приговору лжесвиде­тельством и, наконец, не замышлять в сердце своем никако­го зла против своего ближнего. Вопрос теперь в том, кто же придал этим скрижалям обязательную силу законов. Нет никакого сомнения, что они были объявлены законами самим Богом. Но так как закон может быть обязательным и быть законом лишь для тех, кто признает его актом суве­рена, то как мог обязаться повиноваться всем законам, возвещенным ему Моисеем, народ израильский, которому было запрещено приближаться к горе, где он мог бы услы­шать, что Бог сказал Моисею? Некоторые из этих запове­дей, как, например, все содержавшиеся во второй скрижа­ли, были действительно естественными законами и должны были быть поэтому признаны законами Бога не только израильтянами, но и всеми народами. Но по отношению к тем заповедям, которые были адресованы исключительно израильтянам, как, например, к тем, которые содержались в первой скрижали, наш вопрос остается в силе. И един­ственным ответом на него может быть лишь то, что изра­ильтяне обязались повиноваться Моисею немедленно по возвещении им десяти заповедей следующими словами (Исх. 20, 19): Говори ты с нами, и мы будем слушать, но чтобы не говорил с нами Бог, дабы нам не умереть. Таким образом, только тогда один Моисей, а после него первосвя­щенник, которого Бог через Моисея назначил управлять его особенным царством, имели на земле власть объявить эти десять заповедей законами в государстве Израиля. Но Моисей и Аарон и последующие первосвященники были гражданскими суверенами. Из этого, таким образом, следу-

397

ет, что право канонизации и объявления Писания законом принадлежит гражданскому суверену.

О законе судей и левитов. Судебный устав, т. е. законы, предписанные Богом должностным лицам Израиля в каче­стве правил, которыми они должны были руководствовать­ся при отправлении правосудия и при произнесении приго­воров и судебных решений в тяжбах между людьми, а также левитский устав, т. е. предписанные Богом правила относительно обрядов и церемоний священников и левитов, были сообщены им лишь Моисеем, и поэтому они стали законами в силу того же обета израильтян повиноваться Моисею. Из текста Писания не видно, были ли эти законы писаны или лишь устно продиктованы народу Моисеем после его сорокадневного пребывания с Богом на горе, но все они были положительными законами и равноценными Священному писанию и сделаны были каноническими Моисеем как гражданским сувереном.

Второй закон. Когда израильтяне пришли в землю Моавитскую против Иерихона и уже готовы были вступить в обетованную землю, Моисей к прежним законам приба­вил разные другие, которые поэтому называются Второза­конием, т. е. вторыми законами. И это (как сказано во Второзаконии 19, 1): слова завета, который Господь пове­лел Моисею поставить с сынами Израилевыми, кроме завета, который Господь поставил с ними на Хориве. Ибо, изложив в начале книги Второзакония те первые законы, Моисей, начиная с 12-й главы и до конца 26-й главы той же книги, прибавляет к ним другие. Именно эти законы (Втор. 27,3) им было приказано написать на больших камнях, обмазанных известью, при переходе через Иордан. Эти законы были также вписаны самим Моисеем в кни­гу и переданы священникам и старейшинам Израиля (Втор. 31, 9), и им повелено было (ст. 26) положить эту книгу одесную ковчега завета, ибо в самом ковчеге были лишь десять заповедей. Относительно именно этого за­кона Моисей (Втор. 17, 18) повелел, чтобы цари

изра­ильские сделали себе копию, и это тот самый закон, кото­рый был долгое время потерян, снова найден потом в храме в царствование Иосии и властью последнего объявлен законом Бога. Но Моисей, записавший этот закон, и Иосия, открывший его снова, оба обладали гражданской верховной властью. Отсюда поэтому следует, что право объявить Писание каноническим принадлежало граждан­ской верховной власти.

Кроме этой книги Закона, никакая другая не считалась

398

у евреев законом Бога на протяжении периода, протекшего со времени Моисея до времени после плена. Ибо пророки, за исключением немногих, жили в эпоху плена или неза­долго перед ней, и их пророчества не только не считались законом, но даже они сами преследовались отчасти лжепро­роками, отчасти царями, совращенными этими

лжепроро­ками с пути истины. И сама эта книга, утвержденная Иосией как закон Бога, а с ней вся история дел Господних была потеряна во время плена и разграбления города

Иеру­салима, как это явствует из 3-й книги Ездры (14, 21): Закон твой сожжен, и оттого никто не знает, что сделано тобой или что должно им делать. А перед пленом, между временем, когда закон был утерян (точно время в Писании не указывается, но можно предполагать, что это было в цар­ствование Ровоама, когда (3 Цар. 14, 26) царь египетский Сусаким разграбил храм), и временем Иосии, когда он был снова найден, евреи не имели писаного Слова Божия, а ру­ководствовались своим собственным усмотрением или

под­чинялись руководству тех, кого каждый из них считал пророком.

Когда Ветхий завет стал каноническим. Отсюда мы можем заключить, что писания Ветхого завета, которые мы имеем сейчас, не были каноническими, а также не были законом у евреев до возобновления их завета с Богом по возвращении из плена и восстановлении их государства при Ездре. Начиная же с этого времени они считались у евреев законом и как таковой были переведены на грече­ский язык семьюдесятью старейшинами Иудеи, поме­щены в библиотеку Птолемея в Александрии и признаны Словом Божиим 19. Ввиду того что Ездра был первосвя­щенником, а первосвященник был гражданским сувере­ном, то очевидно, что писания во все времена объявлялись законом исключительно лишь верховной гражданской властью.

Новый завет стал каноническим под властью христиан­ских суверенов. Из писаний отцов церкви, которые жили в эпоху до признания государством христианской религии и писания которых были санкционированы императором Константином, мы знаем, что книги Нового завета, которые мы сейчас имеем, считались христианами того времени (за исключением немногих, которые ввиду своей малочислен­ности были объявлены еретиками, тогда как все остальные считались верными сынами католической церкви) настав­лениями Святого Духа и, следовательно, каноном, или правилом веры. Тогдашние христиане ценили и уважали

399

своих учителей так же, как обычно ученики уважают своих первых учителей, от которых они восприняли какое-нибудь учение. Поэтому нет сомнения в том, что когда апостол Павел направлял свои послания тем церквам, которые он обратил, или когда какой-нибудь другой апостол или уче­ник Христа посылал послания тем, кто тогда уверовал в Христа, то эти послания воспринимались теми, кому они были адресованы, как истинное христианское учение. Но так как в то время не власть и полномочия учителей, а вера самих слушателей побуждала их воспринимать указанным образом слова учителей, то это значит, что не апостолы делали свои собственные писания каноническими, а каж­дый обращенный делал их таковыми для себя.

Однако вопрос здесь не в том, что какой-либо христиа­нин сделал законом, или каноном, для себя (он может это снова отвергнуть по тому же праву, по которому принял), а в том, что было сделано каноном для христиан так, что они, не совершая беззакония, не могут ничего совершать против этого. Предположение о том, что Новый завет может в этом смысле быть каноном, т. е. законом, там, где закон государства не сделал его таковым, противоречит есте­ственному закону. Ибо закон, как уже было показано, есть постановление человека или собрания, которым мы дали верховное право издавать такие правила для руководства нашими действиями, какие они сочтут разумными, и нака­зывать нас, когда мы делаем

что-либо против них. Если поэтому кто-либо иной предложит нам правила, которых верховный правитель не предписал, то такие правила являются лишь советом, и, хорош ли он или плох, тот, кому этот совет дается, не может, не совершая беззакония, отка­заться соблюдать его. А если этот совет противоречит уже установленным законам, то тот, кому он дается, не может, не совершая беззакония, соблюдать его, каким бы разум­ным он ни считал его. Я говорю, что он не может в этом случае руководствоваться им в своих действиях и в разгово­ре с другими людьми, хотя он может, не совершая этим ничего предосудительного, верить своим частным учителям и желать, чтобы они имели свободу осуществить свой совет и чтобы этот совет государство объявило законом. Ибо внутренняя вера по самой своей природе невидима и изъята из человеческой подсудности, между тем как проистекаю­щие из нее слова и действия, являющиеся нарушением нашей обязанности гражданского повиновения, представ­ляют собой беззаконие по отношению к Богу и человеку. Принимая во внимание, что Спаситель объявил свое Цар-

400