Часть 4.

2.6. Восемнадцатый век - переломный этап развития

К XVIII веку бытовые, экономические, торговые, политические, культурные изменения накапливаются, интегрируются во времени, создавая «поле для разбега» многочисленным революциям. Восемнадцатый век становится переломным для всего исторического развития. Недаром это век революций - политических, промышленных, культурных. В этот период окончательно оформляется переход от общества традиционного к посттрадиционному, изменяется биологический, бытовой, повседневный, экономический, политический уклады жизни. К особенностям этих изменений относятся:

1. Стабильный демографический рост, сменивший колеблющуюся динамику прироста населения.

2. Вытеснение тяжеловесного механизма примитивной экономики с локальными и ограниченными очагами роста, самодостаточного натурального обмена, не требующего динамичного хозяйствования и управления.

3. Всеобщее экономическое ускорение.

4. Изменения коллективного и индивидуального сознания в сторону признания множественности. «Дела обстоят тем лучше, чем чаще они меняются» - умонастроение барокко послужило началом становления постмодернистской идеологии, окончательно оформившейся в XX веке [56].

К XVIII веку сложилось и начало объективно функционировать единое мировое пространство. Если ранее каждое государство, каждая страна развивались локально, опираясь преимущественно на собственные источники функционирования, то к XVIII веку объективно сложились и начали играть приоритетную в развитии локальных мест и регионов экономические, политические, торговые взаимосвязи [56, 57]. Интернационализация капитала XVII-XVIII веков определила складывание мировой экономики. Судьба регионов, стран стала определяться не только внутренними, но и внешними (общемировыми) процессами. Мировые взаимосвязи начинают играть лидирующую роль в истории. Складывается единая мировая практика, в которой потребуется идентифицировать в едином процессе движущие силы как общей жизнедеятельности, так и локальные роли.

Складывающиеся взаимосвязи приводят к динамизму во всех областях жизнедеятельности. Разум - единственный производитель динамизма практики. Наука XVIII века во многом становится результатом необходимости развития знания для управления динамизмом материальной практики. Важно отметить, что наука постепенно берет на себя роль церкви - роль социализации. Это явление, на наш взгляд, становится фундаментальным событием для изменения системы смысловых социальных связей. Цель просвещенческой науки превратить себялюбивого, автономного индивида, вырванного из социальных связей в цивилизованную просвещенную личность. Показательны высказывания Г. Монна - руководителя политехнической школы в Париже: «Чтобы освободить французский народ от иностранной зависимости, в которой он до сих пор находился…надо:» приучить его к пользованию инструментами, технологиями (инструментальным разумом) и расширять знания [58].

До XVIII века преобладала семейная деятельность. Экономический историк Дж. Килик подчеркивает, что связи были семейными по преимуществу [57]. Зависимость от семьи и личная доверенность поддерживали традиционный порядок и не требовали большого обмена информацией. Цели деятельности, ИТ каналы коммуникации находились внутри семьи. Расширение торговли, специализации, первые фабричные системы требовали не только новых форм организации производства, но и, что важнее, более эффективных форм организации связей деятельности.

XVIII век положил начало социальному динамизму, разрушению классического субстанциализма и преодолению антиисторизма Декарта. Наметившееся в XVI, XVII веках вытеснение Бога из картины мира, интеллектуальных моделей, разрушение христианского догматизма открыли путь для новых идей, мыслей. Интеллектуальное сообщество в Европе уповает на разум, освобождаясь от логики христианской истории. Философский анализ, научное знание, наблюдение становятся предпочтительнее библейских экзегез [59]. Христианские идеалы более не служат критериями идентичности. Сомнение - распространенная черта современного критического разума - внедряется в повседневную жизнь и формирует экзистенциальные параметры социального мира. Институанализируется радикальное сомнение, знание приобретает формы гипотез не только в науке, но и каждодневных ситуациях.

Фундаментальным основанием всех изменений становится превращение метафизического отношения к истории в собственно историческое. Начиная с XVIII века, наряду с повествовательной и поучающей историографиями, получает широкое распространение эволюционная историография, для которой характерно внимание к постоянному изменению развития видов человеческой деятельности, институтов, изучение смен картин мира. Этот взгляд на историю формируется вместе с эпохой Просвещения и европейским рационализмом, высвобождением исторической картины мира из-под метафизических принципов, стремлением понять историю саму по себе. Ни одна из существующих и существовавших ранее национальных и культурных исторических форм не могут быть оценены по внешним общеисторическим или внеисторическим критериям, но каждая подчиняется лишь собственной внутренней логике [60]. Историчность становится осью процесса идентификации.

Фактически в XVIII веке ставится вопрос о переводе процесса идентификации с религиозных констант на социально-исторические. Сомнение, разумность, рациональность, рефлексия как главные элементы мыслительных процессов влияют на создание нового процесса идентификации. Другим фактором перехода идентификационного процесса с религиозного на социально-исторический является принятие социального стабильного и легитимного порядка. Революции радикально меняют социальную и историческую картину, меняя смысл понятий и представлений, затрагивая тем самым формирующиеся компоненты идентичности.

Глобальным сдвигом в становлении идентичности в XVIII веке является появление политики эмансипации, характеризующейся стремлением человека:

сбросить с себя кандалы прошлого, которое детерминировано трансформационным отношением к происходящим событиям, к будущему,

преодолеть иллегитимную доминацию со стороны отдельных индивидов или групп.

Идеи человеческой эмансипации привели к тому, что человек стал переделывать

историю, чтобы делать историю (Гегель, Маркс, Хабермас) [61]. Политика эмансипации первичными императивами сделала: «справедливость, равенство и участие»[62]. Эмансипационная политика утвердила принцип автономии индивида. Ж. Руссо впервые поставил проблему противоречия индивида и общества в политическом аспекте. «Найти такую форму ассоциации, которая защищает и ограждает всею общей силой личность и имущество каждого из членов ассоциации, и благодаря которой каждый, соединяясь со всеми, подчиняется однако, только самому себе и остается столь же свободным, как и прежде» [63]. Коллективная жизнь должна быть организована так, чтобы индивид был способен и свободен действовать в социальной жизни. Свобода предполагает действия, лимитирующие эксплуатацию, но обязывающие нести ответственность за свои действия перед другими. Возникают коллективные обязательства, коллективные потребности интерпретации собственных действий и стремление определить коллективную идентичность как особую составляющую жизненного мира [64]. Обретение коллективной идентичности возможно только в совместном общении (коммуникации). В процессе коммуникации происходит свободный выбор на основе имеющейся информации; гуманность достигается на коллективном уровне [65].

Практически все современные движения, отстаивающие свободу самоопределения,

зарождаются в XVIII веке: политические движения, студенческие движения, феминистское, национально-освободительные движения.

Поэтому фундаментальный до этого времени критерий идентичности - устойчивое

социальное положение начинает радикально изменяться. Социальное положение становится скорее проблематичным, нежели стабильным. С другой стороны, на исторической арене начинает играть существенную роль средний класс. Его подъем, в свою очередь, разрушает традиционную систему социального статуса, нарушая корреляцию титула, богатства, социальных связей. Человек может быть богат, но не титулован, быть аристократом и быть бедным. Все равны, Бог никого не делал ни аристократом, ни слугой. Богатый коммерсант, например, может жениться на аристократке и носить имя «джентльмен». Христианская вера более не утверждает приоритета аристократов. Более того, большинство религиозных направлений обещает рай богатым людям, добившимся всего своим трудом, а не титулом.

Происходит изменение социальной детерминации процесса идентификации по различным направлениям.

Заметим, что социальная история ведет реестр взлетов и падений высших классов, элит, духовенства, которые культивировали различные ценности «эго», давая простым людям подлинное утешение и обеспечивая истинный прогресс. Но затем элиты ради собственного выживания начинали эксплуатировать психосоциальную напряженность, которую сначала успешно смягчали. «Политические системы процветали на провоцировании многочисленных сомнений и нездоровых подозрений, экономические системы - на связанной с чувством вины и нерешительности начать какие-либо перемены. Тем не менее, политическая, экономическая и техническая элиты всюду, где они в подходящий исторический момент принимали на себя обязательство совершенствовать новый образ жизни, обеспечивали людям сильное чувство идентичности и воодушевляли на достижение новых уровней цивилизации» [66]. Как никогда ранее в истории это продемонстрировал XVIII век.

Социальная революция создала множество разрозненных индивидов-атомов, автономных и ни от кого не зависимых, породила конкуренцию одного со всеми, ростки самоидентификации и новой легитимности [67].

Французская революция отменила все титулы, сделала всех равными, все перешли на Ты. С одной стороны, все стали безликими гражданами, имеющими «цивильные» прозвища (здесь французы хотели походить на римлян). Но с другой стороны, возникает необходимость построения новых социальных отношений, в которых каждый мог бы «спокойно» себя идентифицировать. Заметим, что всегда социальные революции, критические ситуации создают новые дополнительные системы идентификации, позволяющие сохранить экзистенциальную безопасность [68]. Руссо отмечал, что в те времена во Франции жестокость нравов сочеталась с изысканной вежливостью, даже король снимал шляпу перед посудомойкой. По мнению Руссо, вежливость нужна была для того, чтобы лгать. Но такая искусственная куртуазность имела определенный смысл, выражая собой поиск новых форм отношений в ситуациях перехода, нового языка для «спокойного» общения.

Именно тогда во Франции расцветают салоны-школы мысли, философии и свободы. Отметим, что поиск «стабилизирующего онтологическую безопасность» общения неизбежно порождает новое разнообразие. Одной из центральных тенденций социальной жизнедеятельности является потребность в коммуникации, которая поддерживает стремление преодолеть неопределенность, продлить собственное существование в других. Но на социальном и культурном уровнях такая потребность преодолеть неопределенность порождает новую [69]. Ярким примером преодоления в культуре этого острого противоречия стало появление нового вида литературы - Энциклопедии, познавательной тенденции универсализировать разнообразие [58]. Энциклопедии - разнообразие миров, Библиотека Вселенной.

Всплеск мыслительной активности проявляется не только в расцвете философской культуры, но и в обыденной жизни, например, в манере писать письма. XVIII век - век письма [69]. Общение с помощью писем распространено по всей Европе. Для того, чтобы написать письмо, надо уже обладать внутренней культурой - надо уметь выражать свои сердечные чувства, описывать их, уметь смотреть на них как бы со стороны. Письмо и книга становятся важнейшими навыками для овладения рефлексией, обеспечивая не только общение с миром, но и с самим собой. Частные библиотеки, вдумчивое чтение про себя становятся обычным явлением. Стоит протянуть руку к книжным полкам, и эти книги предоставляют всевозможные аргументы, сведения, свидетельства, уроки и методы [59, с.148]. В светских библиотеках собраны различные по своей идеологической направленности книги, из разных сфер человеческого знания. К XVIII веку уже развит богатый рынок учебной, научной, религиозной литературы. Складывается не только система научных сообществ, но и система научных публикаций (журналы, труды, записки) [40]. Растет количество статей по экономическим, социальным и естественным наукам [58, с.184]. Множественность не в сфере чувственности, как в эпоху Возрождения, а в сфере развития мыслительных способностей - базисное условие теоретической рефлексии о человеке и его жизни. Картезианство - стиль жизни, стремление подвергать все сомнению необходимо не только в сфере естественных, но и в сфере гуманитарных наук.

Другой характерной особенностью библиотек XVIII века является то, что в них представлена современная эпоха, а не прошлое. Преобладают книги по естествознанию, науке, искусству, что свидетельствуют о заинтересованности настоящим, служит руководством к практическим действиям. Главной особенностью понимания времени той эпохи становится озабоченность следующей проблемой: Надо ли быть человеком вообще или только человеком своего времени? Каким и как «Я» могу принять участие в политическом и социальном преобразовании общества?

Стоит обратить внимание и на тот факт, что печатная литература состоит в основном из книг на национальных языках. Если до 1500 г. 77% литературы издается на латыни, то к XVIII веку происходит становление системы национального языка как нового способа рефлексии. Появляются книги по национальной языковой грамматике, лексике, словари. Это обстоятельство послужило катализатором развития систем национального, государственного образования [70].

Меняются формы интеллектуального самопознания не только в среде светской элиты, но и в народе. В популярной тогда среди народных масс лубочной литературе главным героем становится революционер, предприимчивый, стойкий человек из народа, который умеет сам преодолевать препятствия и противостоять враждебным социальным силам. Тема восстания не сходит со страниц лубочной литературы [59, с.81].

К XVIII веку изменения социальной структуры приводят к необходимости развивать в себе способность правильно определить свое личное место в среде социальных отношений, соответствовать этому месту и с помощью социальных символов выражать свою принадлежность тому или иному слою, партии, культурному сообществу.

Итак, снижение влияния церкви на повседневную жизнь индивидов, революционность наступившей эпохи, нарушения в религиозных и социальных компонентах идентичности создают еще одну неведомую раньше проблему - противоречия между моральностью и внутренним потенциалом человека. Религии всегда санкционировали нормы морального поведения. Они поддерживали идентичность, определяя хорошее и плохое, истинное и ложное, регулируя межперсональные отношения. Межперсональный и ценностный аспекты идентичности аргументированы и обоснованы в контексте религии. Но, если нет более веры в идеалы и правила, которые преимущественно были созданы христианством, то естественно возникают вопросы: во что верить и зачем следовать этическим правилам? Зачем человеку вести себя морально и к чему стремится? Может ли выжить мораль без религиозного контекста? С таких дилемм начинались почти все рассуждения об индивидуальной судьбе, о взаимоотношениях индивидов в обществе. Продолжением начатой темы стало утверждение, что человек более не может быть придатком Бога, человека нельзя воспринимать функционально. Высшая ценность - сам человек, его исключительность и неповторимость, то, чем он может стать, его внутренний потенциал.

Но десакрализация - не единственная причина озабоченности моралью. Чем более человек внутренне зависим от себя, а не от посторонних ценностей, тем чаще его опорой делается собственная рефлексивная организация. «Ценою становления цивилизации станет наше собственное счастье», - позже скажет Фрейд [72]. Центральное место в человеческой психологии занимает стыд, и этот факт интерпретируется почти во всех философских учениях того времени. Таким образом, мораль становится одним из системообразующих компонентов, как существования общества, так и становления идентичности.

XVIII век интересен и появлением теоретической рефлексии на проблемы «само», индивидуализации, самоосуществления, самопознания, межчеловеческой морали.

Первые попытки осуществления рефлексии на самопознание и самоосознавание предпринимаются в Новом времени, но с ростом и обогащением теоретического знания происходит становление теоретической рефлексии. Она изменяет саму систему знания. В теоретической рефлексии выявляются такие структуры, которые более адекватно отражают реальные связи. Переход рефлексии самоосознавания, самопознания с уровня обыденности на уровень теоретического начинается с критики детерминизма и признания вероятностного характера знания. Философская рефлексия, о которой пойдет далее речь, по своей природе избыточна, т. е. отражает те смыслы, которые будут поняты и эвристичны в мировидении будущего.

В философии Д. Юма, И. Канта, Г. Лейбница детерминизм отвергается как обоснование, которое не может определить природу межчеловеческих отношений, смысл человеческой деятельности.

Давид Юм, определяя свое отношение к индивидуализации, морали и к способам самопознания, утверждал, что человек всегда больше, чем сумма его частей. «Само» изменчиво и на него нельзя влиять прямым образом. Я могу смотреть на стол и знать, для чего он, почему и как. Но я ничего определенного не могу сказать о «Само». Я могу сфокусировать свой взгляд на нем, отрешившись от всего мира, но я не могу сделать то же самое с Я. «Само» - это то, что мы не можем прямо знать, представить, вообразить, схватить, удержать. «Само» - это целостность содержаний ума. Если хотя бы одно содержание меняется, изменяется все само. Когда человек пытается проникнуть в нечто, именуемое Я, он всегда наталкивается на то или иное единичное восприятие. Он никак не может уловить нечто существующее помимо восприятия [73]. «Само» индивида становится объектом философской рефлексии.

В работе «Исследование о человеческом разумении» философ выделяет два способа моральной философии:

- человек рожден для деятельности и в своих поступках руководствуется вкусом и чувством, стремясь к одному объекту и избегая другого в зависимости от той ценности, которую он приписывает этим объектам;

- человеческую природу изучают с целью открыть те принципы, которые управляют нашим разумением.

Первый тип философии Юм характеризует как легкую. Она в большей мере соприкасается с обыденной жизнью, воспитывает сердце и чувства, исправляет поведение и приближает к идеалу. Она руководствуется принципом: «Будь философом, но, предаваясь философии, оставайся человеком… Ведь ее истинным предназначением и настоящей задачей остается рассмотрение обыденной жизни,» здесь она найдет достаточно затруднений, к которым может приложить свои изыскания, не пускаясь в необъятный океан сомнений, колебаний и противоречий [73, с.140].

Второй тип не может вникать в деловую и активную жизнь, но обладает точным знанием внутренней структуры и операций разума. Точное и правильное рассуждение - вот единственное средство, пригодное для всех людей, для всякого склада исследовать человеческую природу. Необходимо свободное воображение. Пусть оно не может выйти за пределы первоначального запаса идей, зато оно обладает безграничной способностью смешивать, соединять и делить идеи во всем разнообразии.

Мысли и идеи Юма развивает И. Кант. Великий философ согласен, что «само» не может наблюдать за собой непосредственно. Как возможно тогда самопознание? Ответ Канта состоит в том, что «само» не может наблюдать за собой одновременно и непосредственно, но оно может схватить себя в действиях. По Канту, чистое «само» существует, но мы не можем познать его окончательно. Единство, континуальность «само» созидается и не дано автоматически, не гарантировано [74].

Г. Лейбниц выражает следующим образом свое отношение к индивидуализации. «Я» связано с правильно организованным телом, взятым в известный момент и сохраняющим затем эту жизненную организацию благодаря смене различных частиц материи, соединенных с ним [75].

К XVIII веку оформляется интерес к детству как особому этапу жизненного пути. Первый интерес возникает из-за высокой детской смертности. Создаются различные философские и религиозные доктрины, стремящиеся спасти детские души. Дж. Локк и Ж. Руссо определили детство как уникальный этап человеческой жизни. Впоследствии тему продолжили У. Прейер, А. Бине, Дж. Болдвин, З. Фрейд.

Итак, XVIII век стал этапом перехода от традиционного порядка к посттрадиционному, что выразилось в признании, что потенциал индивида нам не ведом, не гарантирован, его нужно создавать, и он не связан только с социальной ролью или с работой.

Идентичность становится повседневной политической, культурной и экономической проблемой и возникают первые вопросы о самоидентичности, поставленные теоретической, философской рефлексией.

Новая философия отрицает сверхестественное, божественное, заменяет волю Бога имманентным порядком природы и общества, утверждает, что каждый человек обладает качествами, связанными с его сущностью, обязан употреблять эти качества в соответствии с их предназначением.

Формируется персональный историзм, личный жизненный план, политика эмансипации как жизненная модель, как способ жизнедеятельности с учетом целей будущего. Историчность становится центральным фактором в становлении идентичности.

Религиозная детерминация идентичности отступает. Происходит переход к социо-исторической детерминации. Впервые возникает «светская» необходимость самоосмысления и моделирования такой сложной системы, как история.

2.7. Романтическая концепция персональной судьбы

С XVII века воспевается любовь к одиночеству. Новый герой Ж. Ж. Руссо - одинокий мыслитель, рассчитывающий только на себя. Одиночеству, меланхолии, сплину придается романтический оттенок. Тема психологии вне этики появляется в сердцах и умах поэтов, художников.

В становлении проблемы, которая нас интересует, огромную роль сыграл период, интересующий традиционно культурологов и искусствоведов, - эпоха романтизма.

- в этот период происходит усиленный поиск моделей самовыражения, самоосуществления,

- во второй половине XVIII века четко просматривается конфликт индивида c обществом. Индивид берет на себя смелость уйти от общества, презреть его законы, если они противоречат собственному внутреннему миру. Наряду с социальным функционализмом образуется движение к гармонии, к органичности.

Характерно, что для этого периода «креативное» бытие становится жизненной моделью. Поэты, писатели, художники - индивидуальности, достойные восхищения не столько умением укротить божественную созидающую стихию, как это было в XVI веке, а способностью прожить, прочувствовать богатую внутреннюю жизнь. Ценится не внешняя красота, а внутренняя глубина. Одним из самых эффективных средств такого прочувствования (наряду с искусством) становится любовь. Страстная «романтическая» любовь - главное условие полноты самовоплощения. Это уже не идеальная куртуазная любовь, это страсть, охватывающая и душу и тело. Вместо божественной любви - любовь земная. Отчасти романтическая любовь заменила божественное спасение [76]. В романтической любви женщина - не элемент поклонения. Она равна мужчине, не выше и не ниже его. Салоны и романтическая любовь становятся ранними формами женского движения за интеллектуальное равенство, за женскую идентичность.

В дополнение к креативности и любви в эпоху романтизма добавился еще один новый компонент идентичности - культивация внутреннего «само», внутреннего мира, который, как мы уже отмечали, составляет главный аспект идентичности. Романтическая концепция персональной судьбы предполагала личное воплощение путем открытия в себе талантов (или других внутренних качеств) и их максимального раскрытия и воплощения. Например поэт - человек, одаренный способностью создавать прекрасные стихи из тайников своей души (не Божественной). Качества, способности, внутренний потенциал каждого человека уникальны сами по себе.

Для таких личностей, как Байрон или Гете, креативное самовоплощение - сам смысл жизни. Но что делать простым людям? Развивать свои способности. Индивидуальность - то, что можно сформировать и контролировать, сочетая различные качества. Люди XVIII века хотят отличаться друг от друга, и персональность становится базовым компонентом идентичности.

С романтиков начинается интерес к ребенку, но не только как к объекту воспитания, но как к ребенку самому по себе. Ребенок - не только кандидат во взрослые, но и самостоятельное существо [77]. Таким образом, начиная с романтизма проблема соответствия человека своему месту, возрасту, способностям распространяется и на детство. Иначе говоря, появляются новые измерения идентичности, среди которых модель детства играет концептуальную роль. Идеи Просвещения образовывать в период романтизма приобретают гуманистический акцент.

С XVIII века распространяется так называемый «навязчивый стиль» воспитания ребенка [78]. Полный контроль, тренировка воли, подготовка к будущей жизни - неотъемлемые ценности быстро набирающего темпы и власть процесса обучения [79]. В условиях возрастания значения субъективного фактора общества и недостаточной эффективности прежних механизмов социализации рождается новый институт - всеобщая и обязательная школа.

Среди исторических фактов, свидетельствующих о сдвигах в социально-культурной модели идентичности XVIII можно указать следующие:

- в биографиях главное внимание уделяется описаниям внутренних переживаний;

- одежду начинают понимать как выражение индивидуальности, как внешнее продолжение внутреннего мира, а не как принадлежность к тому или иному сословию [80].

Обостряются противоречия человека и общества. Общество отвергается, прежде всего, потому, что мешает личному самовыражению. Романтические идеалы и общественная практика расходятся друг с другом. Романтики пока не предлагают отвергнуть общество или культивировать экзистенциальные ценности. Жить - значит жить в обществе, здесь не может быть альтернатив. Когда борьба становится невыносимой, романтический герой просто умирает (Вертер, Чайлд-Гарольд).

Борьба против несправедливостей общества невозможна без борьбы за свободу. Политическая история этого периода выдвигает главные требования - свобода, индивидуальная независимость от общества, недовольство существующими социальными условиями (Руссо, Вольтер, Пейн и др.).

Романтическая эпоха обогащает историю становления личности стремлением освободиться от религиозных пут, идеализирует творческие способности одного индивида.

1. Человеческое Я - автономное, отличное от окружающего мира, даже от культуры, общества, рода.

2. Поскольку социальное пространство ограничено, наибольшую ценность имеет внутреннее духовное пространство, отчуждение, одиночество - лучшие способы уйти в себя.

3. Хотя человеческое Я - особая психическая, духовная целостная реальность, оно множественно и многомерно. Человеческое Я бесконечно за счет развития внутренней жизни.

4. Богатая эмоциональная замкнутая внутренняя жизнь - наивысшая ценность.

2.8. Роль девятнадцатого века

«Отними у меня время, и ты отнимешь у меня кровь из жил, сердце из тела, мозг из головы» (Л.Фейербах)

Прежние, традиционные механизмы приспособления, идентификации, способствовавшие адаптации, интеграции, кастовой объединенности, национальному единообразию теряют прежнюю силу в ставшей индустриальной цивилизации.

XIX век развивает культурные, социальные, политические традиции предшествующих эпох и выдвигает новые. Продолжается поиск новых форм упорядочивания социальных отношений и соответственно новых форм идентификации. Для нас важен анализ взаимовлияния развития идентичности и таких явлений: как индустриализация; урбанизация; углубление конфликта человека и общества.

Продолжая традиции романтизма, люди XIX века стараются определить модель лучшего общества. В этот период рождается беспрецедентное количество теорий (научных, утопических, полунаучных), пытающихся переустроить общество. Главная цель этих теорий - создать все условия для человеческого самосовершенствования.

Выделим следующие основные тенденции, возникшие в XIX веке и повлиявшие на становление феномена и осмысление понятия идентичности. К ним относятся:

1. Расцвет философии, оправдывающей поиск индивидуального совершенствования вне общества: А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, С. Кьеркегор, или внутри общества - «теория разумного эгоизма» Н. Г. Чернышевского, Д. И. Писарева. Индивидуальное совершенствование заключается в совершенствовании внутреннего Я. Внутреннее Я содержит цели и амбиции, личные качества и чувства, внутренний потенциал. Более того, человек волен «поступать так, как ему хочется, как ему кажется выгодным и удобным» и «находит совершенно излишним стеснять свою свободу в чем бы то ни было», утверждал Д. И. Писарев [20, с. 66]. Заинтересованность внутренним самостоятельным бытием пробуждается» во всех направлениях культуры, искусства, духовной жизни и имеет не всегда оптимистический и устремленный в «светлое» будущее настрой, как в XVIII веке.

2. Появляются множество концепций прогрессивного радикального или постепенного реформирования, реорганизации социальных отношений - ликвидация рабства, феминистские движения, реформирование образования, миссионерские походы даже в рамках империалистических захватнических войн. «Род человеческий, разрешенный от всех пут, освобожденный от господства случая и от господства врагов прогресса, пойдет твердыми и уверенными шагами по пути истины, добродетели и счастья» (идея Кондорсе, высказанная еще в XVIII веке). И несмотря на «темные подводные» течения в лирике Гейне, Ленау, Мюссе, в драмах Граббе, Бюхнера, Геббеля, XIX век проходит в политической истории под знаком гегелевского прогресса.

3. Распространение анархизма отражает недоверие к правительствам, государственному аппарату и бюрократическим органам, свидетельствует о тенденции, с одной стороны, уйти от общества, с другой, построить усовершенствованное государство. Анархическая идеология М. А. Бакунина, П. А. Кропоткина оправдывается тем, что государство имеет индивидуальную природу, оно мешает становлению межличностных отношений, следовательно, подлежит уничтожению. Предпринимаются попытки защитить человека от притеснений: концепции борьбы за индивидуальность (Н. Михайловский), за развитие через дифференциацию культуры (С. Южаков).

4. К XIX веку техника прочно обосновывается в ежедневной социальной жизни. Техника обладает своим ритмом действия. Время становится метрической основой производственного процесса, приобретает экономическую ценность, влияет на социальные отношения, способствует развитию отчуждения [81]. Модернизм и техницизм стали ответом на утрату общехристианской картины мира. Вместо христианского - эстетический пуританизм - точность, конструктивная последовательность, формальная точность. Наука и техника заняли место религии. Но и сама наука изменилась, она теряет «божественную» Истину, абсолютная истина - более не цель науки, происходит «демократизация и индустриализация» науки, приведшая к росту и повсеместному вторжению в размеренный ритм человеческого бытия научного знания.

5. К XIX веку повсеместно распространяется рациональный тип экономики (М. Вебер, Теннис). Внешний, а не внутрисемейный экономический контроль гораздо эффективнее. Рациональные, безличные, «неперсональные» отношения занимают место традиционных и интимных связей. Происходит рационализация структур экономики за счет развития интернациональной инфраструктуры транспорта, коммуникации. Этот фактор становится главным в распространении нового - бюрократического типа управления, новых более эффективных способов передачи информации. Бюрократический контроль, основанный на вертикальной интеграции, на иерархической системе сбора информации, на стандартизации (принятие единого времени), системе правил и специализированных институтов, становится универсальной технологией управления и манипулирования. Вместо «невидимой руки» Смита - «видимая рука» менеджера, банковские системы, государственное регулирование, коммерческие газеты, федеральная почтовая служба, местная почта [82]. Оформляется новое социальное противоречие, играющее не последнюю роль в появлении проблематики самоописания общества, самоосознавания, а именно - противоречие между системными и индивидуальными целями. Недостатком бюрократического контроля становится независимость от целей развития, сначала индивидуальных, а впоследствии коллективных.

6. Распространяется мнение о возможности счастья только в семье, дома. Конфликт индивида с обществом имеет перманентный характер, поэтому со всеми несчастьями можно справиться только в семье. Мнение «мой дом - моя крепость» распространяется в среде среднего класса. Только в доме я бываю сам собой. Общественные обязанности - всего лишь обязанности, дихотомия рационально-организованного и интимного, коммунального (традиционного) усиливается.

Примером ухода в свое, интимное от рационального (общественного) может служить обыденное явление, а именно - празднование Рождества. Если в период с 1500 по 1800 годы Рождество - это коллективное, скорее карнавальное действо с главным персонажем - Св. Николаем, то в XIX веке все меняется, Рождество становится частным, семейным праздником, в который вхож только Санта-Клаус. В отличие от Св. Николая, который имел право судить, карать и имел непререкаемый авторитет, Санта-Клаус - более демократический персонаж, заботящийся о личном счастье, прежде всего, детей. Дети имеют главное значение как продолжение личных достоинств родителей в будущем, как-то единственное, во что можно вкладывать свою душу и свой капитал [83].

XIX век, как никогда ранее, уделяет особое внимание частной, обыденной жизни, в которой главное место принадлежит не человеку вообще, а человеку из плоти и крови. Шопенгауэр отмечал, что отправной точкой его мышления были не Бог, дух, идея, но человек, голодающий, страдающий, исполненный желаний, действующий.

В XIX веке изменения социального пространства и времени характеризуется

разделением на рабочее и частное пространство. Дом это дом, работа это работа. Дифференцируется пространство на общественное и частное: дома, одежда, частные коллекции, частный капитал, невозможность разговаривать с незнакомцем на улице, частные клиники, частные школы и т. д. [84]. Это явление имеет не только производственные, экономические, пространственно-временные следствия, какие показали М. Вебер и М. Фуко [84,85]. Происходит также «фрагментация сознания» [86]. Современный способ жизни разделен на рабочий и домашний сектор, на общественную и эмоционально-частную сферу, в которой каждый ведет себя, воспринимает и воспринимается по-разному. Семья теряет свое значение для общества в целом, но становится главной первичной средой формирования личности. Этому противоречию особое значение придается во многих философских, социологических учениях: марксизм, символический интеракционизм. Исследования Э. Гоффмана, Г. Горфинкеля, Ю. Лотмана показывают, как индивидуализация и приватизация влияют на идентификацию. Эти тенденции приводят к появлению у человека чувства изоляции, одиночества, отчуждения, впервые осознанному в XIX веке (К. Маркс, С. Кьеркегор). Индивид приобретает опыт отчуждения и беспомощности, связанной с общественным развитием. Индивид теряет контроль над обстоятельствами своей жизни и уступает его машинам, рынку, производству. То, что было воистину человеческим, становится чужим. Человек испытывает чувство эманации от объективного внешнего мира. Концепция Маркса, ставшая классической по данной проблеме, находит развитие в работах теоретиков «массового общества», в трудах Ф. Ницше, Г. Лебона, Г. Тарда, К. Мангейма.

Самость - самая абстрактная из всех вещей и одновременно самая конкретная, т.к. она - свободна. В 1851 г. выходит в свет последнее произведение Шопенгауэра «Парерги и паралигомены». И Шопенгауэр так же как и Гегель становится философом века, но выражает его другую - пессимистическую направленность. «Вступая в общество, нам приходится отрекаться от трех четвертей своего Я, чтобы сравниться с другими» [87]. Приходит время вспомнить других пессимистов Байрона, Шатобриана, Гете, Фихте, Стендаля. Узнают Гойю, позднего Бетховена, Бодлера. «Век естественных наук и техники, колоссальной концентрации власти все больше и больше открывает обратную сторону - века боязни» [88, 89].

Спасение может придти из внутреннего мира человечества, страшна потеря себя как оскудение души (П. Чаадаев, А. Герцен, Ф. Достоевский, А. Чехов, П. Флоренский). Трагическая разорванность окружающего мира и непосредственного самобытия неизбежны для русского философа Франка. Индивидуальность - узница и странница в условиях равнодушия и превратностях предметного мира. Идеал обретает себя там, где «подлинная конкретная всеобщность совпадает с подлинной конкретностью индивидуального, подлинная общая правда совпадает с жизнью» [90]. Внутренний закон жизни - в свободе и самоопределении в сфере духа, а не тварности.

Пересмотр картины мира начинается с ее критического анализа. Проблемы самопознания, самосознания становятся не просто важными, а онтологичными. Если сам человек может обманывать себя, например, в эпоху викторианства, или не понимать себя до конца, то, может быть, другие способны это сделать за него. Сложность самопознания становится методологической основой антропологического теоретического направления, в котором были проанализированы, обоснованы понятия идентичности и самоидентичности. Экзистенциальные и моральные проблемы, загнанные вовнутрь, выплывают наружу. Это не происходит автоматически. На различных уровнях повседневной коллективной и частной жизни морально-экзистенциальные проблемы становятся предметом индивидуальных раздумий и общественных дебатов.

5. В XIX веке впервые появляются концептуальные подходы к исследованию юношества как особой жизненной категории. Юношество - особое время для истории идентичности. Переход от детства к взрослой жизни, выбор основных ценностей, карьеры, жизненного пути происходит в этот важнейший для жизненного пути период. Категория «юношество» возникает в период с 1870 по 1900 годы [91].

Социальный и экономический статус юношей и девушек изменился в сторону большей зависимости от взрослых, меньшей ответственности и в то же время необходимости выбирать из достаточно большого спектра возможностей в выборе идентичности. Таким образом, юношество - стадия наибольшего конформизма, уязвимости, пассивности и нерешительности. Взрослые должны воспитывать, уделять внимание внутреннему, особенно эмоциональному миру, формировать его, ведь от этого зависит будущее. Молодых людей, как и детей пестуют, любят, о них заботятся как о единственных на свете. Викторианская эпоха характеризуется «полузависимостью» юношей и девушек от родителей: экономическая зависимость и независимость в контроле за повседневной жизнью (свои карманные деньги, личные друзья и школьная жизнь). Так возник зависимый и в то же время изолированный статус молодежи, получивший название в работах Эриксона «психосоциальный мораторий». Он характеризуется следующими свойствами: переходность, изоляция от основных тенденций в обществе, недостаток обязательств, необходимость выбора собственного жизненного пути. Проблема выбора к XIX веку начинает играть ведущую роль в становлении собственного жизненного пути.

Концепция юности появляется не случайно. Существенно усложнились задачи, стоящие перед молодежью. Необходимость выбора профессии, супруга или супруги, друзей предъявляет новые требования к качествам личности. Теперь моральный и религиозный выбор уступили место «выбору характера» [92]. Когда нельзя доверить свою судьбу одной идее (социальные конфликты XIX, XX века отчетливо показали это), остается один выход - положиться на самого себя, идеи и социальные стандарты теряют свою телеологическую значимость, выбор самого себя, своего характера - вот, что беспокоит.

Поэтому молодые люди дольше, чем это было раньше, живут дома с родителями. Общество начинает заботиться о молодых. Во всех слоях общества распространяются социальные институты, выполняющие эту задачу, - школы, университеты, специальные, профессиональные организации, общественные организации. Школа становится самым значительным местом формирования карьеры, жизненного плана. Но школа также становится универсальной в образовательном плане, более нет строгой профессиональной дифференциации. Профессиональная цель более не довлеет над карьерой.

В XIX веке идеологический христианский консенсус терпит окончательный крах. Это сказывается, в первую очередь, на становлении юношества:

Внутренняя, культурная жизнь становится более сложной.

Выбор персональных ценностей - проблематичен.

Разрешение внутренних конфликтов молодого поколения превращается в сложную задачу, требующую длительного рассмотрения.

Автономизация самости и связанная с ней дифференциация образцов «Я» подготавливает дальнейшие сдвиги в структуре и содержании самосознании Я, которое происходит в юношеском возрасте. Культурный и моральный релятивизм учит критически мыслить, но ни христианская теология, ни аристотелевская философия, ни политические трактаты Августина не могут служить универсальной истиной в воспитании молодых умов. А ведь выбирать сложнее, чем заучивать. Фундаментальные ценности, верования, мыслительные штампы, символические системы образуют сложную систему, с помощью которой нужно сформировать собственный внутренний опыт.

В XIX веке отчетливо оформляется конфликт отцов и детей [92]. Во время создания романа «Отцы и дети» И. С. Тургенев писал: «Меня смущал следующий факт: ни в одном произведении нашей литературы я даже намека не встречал на то, что мне чудилось повсюду» [93]. Родители теряют право открыто воздействовать на молодежь. Тем более, что в условиях отсутствия идеологического консенсуса, потеряна объективная возможность влиять. Это лишь новое свидетельство перехода от традиционного способа организации к поиску новых форм. С другой стороны, массовая печатная литература изолирует мир ребенка от мира взрослого человека.

Социологические, философские, психологические размышления определили и

внутренне завершили изменения истории XIX века. Философом, который идеологически оформил и завершил переход от XVIII к XIX веку, от субстанционализма к историзму, стал Г. Гегель. Признав исторический процесс как уникальный и неповторимый, открытый прошлому и будущему, Гегель ставит перед философией фундаментальную задачу - постичь себя, собственную историчность, собственную протяженность в будущее. Предположив, что самосознание и индивидуальное сознание не могут быть поняты из себя, Гегель предлагает интерпретировать познание как самопознание. Преодоление трансцендентализма и выход в бесконечность межчеловеческой коммуникации и познания формулируют обоснованные предпосылки для теоретического отражения идентичности и появления первых познавательных форм ее исследования. Показательна интерпретация Гегелем структуры Я. Он акцентирует внимание на следующие моменты: единичное самосознание - осознание своей тождественности и отличия от других, такое понимание необходимо, но узко, порождает осознание своей ничтожности перед лицом мира; признающее самосознание - осознание межличностных отношений, Я - для других, собственное Я приобретает новизну, нечто особенное, фундаментальным психическим процессом оказывается взаимное признание; всеобщее самосознание - усвоение общих принципов, всеобщей нравственности, объективного духа. По Гегелю, самоформирование - попытка примирить идею исключительности с эссенциалистским притязанием реализовать идею личности (Identitat der Identitat und Nichtidentitat) [94].

Послегегелевская философия предприняла попытку ниспровергнуть увлеченность философскими абстракциями. Общим ее направлением, которое объединяет конец XIX - начало XX веков стала апелляция к жизни, понимаемой в многообразии биологических, психологических, общественных, персонологических форм. На смену универсуму пришел мир истории жизни, в котором нет ничего раз и навсегда установленного. Утверждение новой всеобщей историчности послужило опорной структурой для внедрения темы идентичности как в теоретическое, так и в обыденное сознание.

Тему уникальности человеческого бытия продолжает и Л. Фейрбах: «Человеческая сущность налицо только в общении, в единстве человека с человеком, в единстве, опирающемся лишь на реальность различия между я и ты» [95].

Развивая романтическое мировоззрение, гегелевскую диалектику «всеобщего, особенного и единичного», идеи свободы духа, К. Маркс предложил не менее значимую для становления философской рефлексии идентичности формулу связи самосовершенствования и политики завоевания свободы. Те, кто борются за освобождение от социального гнета выражают не только свои узко классовые интересы, но главное - преследуют общечеловеческие задачи политического, культурного, расового и классового освобождения (например, работа Маркса «К еврейскому вопросу»).

Итак, общегуманитарное основание для развития темы рефлексии на идентичность было сформировано, т.к. поставлена проблема уникальности человеческого бытия в историческом времени и соответствия бытия всеобщему времени и пространству межчеловеческой коммуникации. К концу XIX века появляются научные теории, в которых в явной форме представлены общие познавательные формы анализа идентификации: «бессознательное», концепция «Я», «эго», политика завоевания свободы, теории детства, юношества, размышления об уникальности жизненного пути и страх перед человеческой смертью.

Круг исследований смыкается в науки о духе. Рефлексивное отображение социальных отношений и социального познания существенно усложняется. В частности, система социальной научной мысли поляризируется на науки о человеческом, позже - на «жизненный мир» и науки естественные (системологические). Науки о духе отличаются по особому критерию - человеческая деятельность - производство особых смыслов, не сравнимых ни с чем, не аналогичных, уникальных. В теоретической рефлексии впервые поднимается вопрос, как сопоставить такие смыслы, как решить проблему идентификации. Возможны бесконечные модификации «Я - Ты», «Мы - Они», но тогда откуда появляются общие основания для прогрессивной совместной деятельности?

Дюркгеймовская проблема: «Чем держится общество, которое ничто не трансцендирует, но трансцендирует всех своих членов?» становится теоретическим основой для научного производства большинства современных общественных понятий, в том числе и идентификации и идентичности. С этого момента рост социального теоретического знания с использованием теоретической рефлексии становится возможен. Это объективированное знание, элементы которого могут и не осознаваться отдельным индивидом, но которое участвует в социальных процессах. В XIX веке в философии, социологии и психологии рефлексия выходит за рамки индивидуального сознания и рассматривает более широкую систему отношений, изобретая и используя научную терминологию, способствуя росту объективного знания об обществе.

Мы уже отмечали, что популярной темой продолжительное время оставалась проблема, как мораль может выжить без религии. Проблема новых человеческих ценностей, смысла персонального существования обосновывалась В. Дильтеем, Г. Риккертом, В. Виндельбандтом, Э. Кассирером, Г. Зиммелем.

В. Дильтей нацеливал философию на раскрытие некоторой константной структуры «осознаваемого жизненного опыта», существующей за многообразием мировоззренческих фиксаций и повсюду обнаруживающей одни и те же черты. Этой структурой стала самоидентификация.

Дильтей утверждал, что знание себя вырастает из опытов, которые имеют временную продолжительность. Этот опыт - событие или коллекция событий, обладающая единством благодаря смыслу. Например, любовь может быть опытом, т. к. имеет единство смысла, несмотря на то, что может существовать из разрозненных событий, длящихся во времени. Вовлеченность в эти опыты обеспечивает основание для индивида быть самим собой в процессе движения времени по мере движения к смыслу. По Дильтею, чувство идентичности, таким образом, зависит не столько от физического Я, а скорее от смысла. Смысл существует только в рамках контекста межчеловеческих отношений.

Особое значение, как известно, Дильтей придавал биографии и автобиографии. «Как можно отрицать, что биография имеет непреходящее значение для понимания сложных взаимосвязей исторического мира! Ведь налицо связь между глубинами человеческой природы и универсализацией исторической жизни, связь, обнаруживаемая в любой точке истории. Исходной здесь является связь между самой жизнью и историей» [96]. Если взглянуть на жизнь великой личности, то его биография казалось бы растворится в многообразии его поступков. Однако при более внимательном изучении можно обнаружить, что неординарность этой личности заключена во внутренней взаимосвязи ее действий [96, с.130].

Автобиография значима тем, что «в ней заключена сопряженность внешних, единичных событий с чем-то внутренним так, что внутреннее, заключенное в структуре отдельных событий, образовано не последним членом этого ряда, а сосредоточено в центральной точке, где все внешнее соотнесено с внутренним. Таков бесконечный ряд действий, обладающий смыслом. Здесь впервые создано единство» [96, с.140].

Для Дильтея именно в биографиях и автобиографиях можно найти, понять соотношение многообразия и единства (целостности) человеческого, жизненного пути. Это соотношение определено смыслом. Смысл - центральное звено, на которое нанизаны события и поступки. Смысл - цель существования, становления идентичности.

С. Л. Франк также полагает, что подлинная основа бытия - сфера внутренней реальности. «Душевная жизнь - поток, который несется вперед, в котором ничто, никогда не повторяется. Психология должна быть биографией» [97].

Таким образом, акцент в исследовании гуманитарных проблем сдвигался в сторону понимания уникальности, которую невозможно стало исследовать в рамках естественно-научной ментальности. Ценности, вера, личные приоритеты стали предметом персонального выбора. Внутреннее «Я» стало ответственным за принятое решение. Персональная жизнь понимается как возможность. Некоторые возможности становятся актуальными, другие нет. Как объяснить, что «само» может длительно существовать во времени и отличаться от других? Как Я может знать себя продолжительным и в то же время уникальным?

Уже в конце XIX и начале XX века новая философски-антропологическая проблематика выступает под разнообразными обозначениями: феноменология, экзистенциализм, психология личности, прагматизм, теория Фрейда, персонализм, теория «симфонической личности» и другие: А. Бергсон, А. Н. Бердяев, Ф. Брентано, Э. Гуссерль, Л. П. Карсавин, У.Джеймс, З. Фрейд. Как мы уже отмечали, именно в этот период вводятся в психологии термины «идентификация», «идентичность».

Психологи начала XX века Бинэ, Жанэ, Брейер, Фрейд, Мэзон показывают, что психическое существо каждого человека гораздо более экстенсивно, чем это представляется его сознанию. Оно является индивидуальностью, которая не может всецело выявить себя в телесных проявлениях. Человеческое Я проявляется через организм, но известная часть Я всегда остается невыявленной; и некоторая часть возможных органических выявлений всегда остается неосуществленной.

Концепция внутреннего «само» в конце XIX начале XX века формировалась под влиянием становления концепции идентичности. Внутреннее «само», согласно современному представлению стабильно и континуально во времени, уникально и сложно. Ввиду сложности познания «само» предполагается, что оно имеет особые, уникальные для каждого характеристики, возможно невидимые в данный момент времени. Оно содержит индивидуальные черты, мотивы, интенции, рецепты самореализации, решения персонального выбора ценностей и жизненного пути.

В XIX веке открыли, что

1. Человеческое Я - нечто автономное, отличное от всего, даже от культуры и общества.

2. Личность и общество находятся в постоянном состоянии конфликта. Распространяются рациональный тип экономики, техника, обостряющие это столкновение.

3. «Отчуждение versus - сохранение себя» - результат конфликта.

4. Поскольку пространство и время ограничены, наибольшую экзистенциальную ценность имеют внутреннее духовное пространство, уход в себя из за нарастания социального отчуждения. Происходит дифференциация пространства на общественное и частное. Сохраняются территориальные информационные ограничения развития. Коллективная информация преимущественно сохраняется в рамках государства. Еще Байрон в начале века писал: «Власть останавливается у берегов.» Информационные затраты и риск велики, информация может быть ненадежной.

5. Хотя человеческое Я - особая психическая, духовная реальность, оно множественно, многогранно. Опасность потерять целостность становится реальной проблемой. Для XIX века характерна уже озабоченность упорядочиванием разнообразия в социальной жизнедеятельности на повседневном уровне во имя идеалов, определяемых общественным консенсусом.

2.9. Бум идентичности

«Всю жизнь я быть хотел как все,

Но век в своей красе

Сильнее моего нытья

И хочет быть, как я»

(Б. Пастернак)

Двадцатый век - век бурных перемен в экономике, политике, культуре. Как уже было отмечено теория идентичности - порождение XX века. Чем сложнее и разнообразнее деятельность индивида, чем более дифференцированным и тонким становится его самосознание, тем труднее поддержание внутренней согласованности и устойчивости «Я». Защищать образ «Я» приходится ежечасно.

В 40-е годы Эрих Эриксон в своих концепциях предлагает термины «идентичность», «кризис идентичности». Термины начинают активно использоваться в лечении разных форм психопаталогии. В 50-е годы ученые предлагают разнообразные интерпретации этих понятий. Во второй половине XX века термины становятся необычайно популярными.

Происходит «вхождение» темы рефлексии идентичности в повседневную жизнь. Этот феномен вызван рядом причин. Главной из них стала глобализация человеческой жизнедеятельности, осознание собственной сопричастности к глобальным проблемам, изменения в программе самореализации, достижения полной независимости, творческого раскрепощения.

Человек начала XX века живет в индустриальном обществе. Жизнь протекает в больших городах, на фабриках, в больших корпорациях, в бюрократических организациях. Основными свойствами взаимоотношения индивида и экономической системы начала века становятся:

- экономическая взаимозависимость, тенденция глобализации;

-экономическая зависимость от товарной, финансовой, потребительской систем;

- подверженность массовым экономическим кризисам;

- становление глобальной системы разделения труда, развитие массового производства - материальной основы дифференциации материальных благ, разнообразия в потреблении конца века;

- положение человека в качестве винтика в огромной машине производства;

- потеря для большинства населения незыблемых экономических компонентов идентичности - богатства, обладания нужной профессией, социальных связей;

- чрезвычайная мобильность в рыночных экономиках;

- потеря традиционного разделения труда на мужской и женский;

- расцвет рыночной потребительской экономики, приводящей к информационной организации общества, предлагающей многовариантность материального обеспечения в зависимости от финансовых возможностей;

- введение в экономическое развитие новых форм управления, элементов страхования, без которого невозможен экономический порядок и планирования поступательных действий (системы Тейлора, Форда, современные информационные технологии);

всеобщий контроль за временем с целью создания «территорий будущих возможностей»;

развитие планирующих технологий (госплан СССР, финансовый госконтроль Кейнса, планирование национального бюджета, экономическое прогнозирование, наконец, системный анализ);

расцвет освободительных движений с целью обретения собственной национальной, коллективной идентичности под лозунгами борьбы за свободу политических, национальных, социальных прав;

развитие массовой культуры.

Технический и технологический миры ограничивают время человека, он торопится жить. Горизонты прошлого и будущего сужаются: прошлое уже не имеет значения для техники. Важна настоящая эффективность. «Мышление и культура определяются теперь не основополагающими понятиями жизни и органического, необратимого развития, а понятиями циркуляции и аккумуляции возможностей использования имеющегося в наличии в любой момент» [98].

Таким образом, homo economicus XX века, с одной стороны, получает в свое распоряжение небывалые ранее материальные достижения в виде разнообразных товаров, услуг, открывает для себя новые финансовые и профессиональные возможности. Основными компонентами современной экономической идентичности становятся обладание красивым домом, машиной, престижным образованием и работой. Накопление вещей (необходимых или под влиянием рекламных компаний) - эффективный способ осознать свою идентичность, актуализировать свой потенциал. Выбор материальных товаров, форм, и направлений образования, культурных