Часть 5.

развлечений расширяется. У человека появляется возможность обширного выбора. Но на каком то этапе процесс покупки требует принятия большего числа решений, чем того покупка заслуживает.

Таким образом, к середине XX века сложилась экономическая основа для разнообразия. Разнообразие стало повседневным материальным явлением. Впервые в истории «экономическая» основа для распространения феномена идентичности сформирована. Динамика движения к разнообразию создается технологиями контроля, развивающимися совместно с развитием энергии и электронных технологий, с развитием системного анализа и планирующих технологий, применением усовершенствованных форм управления в потреблении, распределении, становлением рекламы.

Последние три десятилетия двадцатого столетия характеризуются изменением всех экономических, социальных, технических, политических основ общества. Эти изменения характеризуют как становление постиндустриального или информационного общества.

Снижение спроса на массовую продукцию, спрос на применение информационных технологий в сфере управления, потребления и распределения, достижения в науке и культуре определили развитие «информационной экономики». Это понятие возникло уже в 50-е годы. Второй этап становления «информационной экономики» был вызван уже не спросом потребителей, а перестройкой самого производства, экономической, управленческой и технологической деятельности.

XX век становится веком социального «перевыбора». Разнообразие в потреблении стимулирует новые формы организации производства, распределения: повсеместная рекламная практика, технологии управления, инновационный бум в развитии информационных технологий. Уже в 30-е годы идеи программирования витают в воздухе. В 1943 г. IBM запускает первую компьютерную машину, которая прослужила в Гарварде до 1959 г. В 1936 г. Черч, Тюринг, Рост публикуют статьи, обсуждающие компьютерные процедуры. Эшби проповедует идеи кибернетики. Итак, уже в 30 годы с введением новых технологий начинается революция контроля. «Революция контроля - комплекс быстрых изменений в технологических и экономических устройствах, по которым информация коллекционируется, хранится, воспроизводится и обменивается и через которые формальные и программируемые решения могут влиять на социальное управление» [82, 9].

Технико-технологическая модернизация охватывает не только средства передачи и хранения информации, хозяйство и управление, но и жизненные отношения в целом. «Для индивида остается возможность рискованного самоуправления посредством в высшей степени абстрактного тождества Я» [65]. Фрагментация, отчуждение становятся следствиями не только обострения конфликта между властью и обществом, но и противоречия между «жизненным миром» и Системой, фрагментации самого «жизненного мира». (Э. Гуссерль, Л. Ландгребе, Лукман, Н. Луман, Ю. Хабермас).

Отличительной особенностью XX века становится движения за информационную свободу и прогресс. Движения шестидесятников по всему миру от СССР до США и Франции имеют свои особенности, но их объединяет главная общая черта - они борются за свободу высказывать идеи, мысли, иметь «свое лицо». За утопической риторикой советских шестидесятников, хиппи, французских студентов скрывается объективная социальная тенденция: информационный процесс смещает границы между государствами, верхушкой и народом, элитой и массой, «отцами и детьми». Информационный процесс освобождает, смещает линию между «официальной» стороной общества и его «скрытым» регионом, предоставляет небывалые возможности самовыражения. Созданные под влиянием «демократизации» информационного запаса» новые коммуны до сих пор оказывают огромное влияние на «кибер-виртуальное» общество конца 90-х. Патетика ушла, но остались идеи защиты идентичности на основе признания плюрализма, беспрепятственного движения информации в социальной системе, философии различия. Борьба против власти как в СССР, так и в США и других странах обернулась формированием субкультур, культурной дифференциацией, которая подчас сохраняет саму культуру от цивилизирующей гомогенности и унификации.

Борьбу за идентичность сопровождает распространение массовой культуры, без которой немыслимо становление информационного общества. Тенденция упрощения культуры как в США, так в Европе и России имела цель «построения своей культуры, своего мира» у различных социальных групп. Российские, европейские и американские «низы» мечтают о своей неотчуждаемой культуре под лозунгом «Унифицированные «Мы» - против элитарных «Они».

С другой стороны, неудивительно, что отчуждение в рамках системы, бессмысленность, беспомощность, депрессии становятся второй стороной достигнутого экономического благоденствия, распространения новых изощренных технологий управления людьми, тотального плюрализма.

С началом XX века романтические отношения или идеалы трансценденталистов исчезают из общественного сознания. Тема отчуждения, исследовавшаяся Марксом еще в середине XIX века, становится центральной и в экономической и в социально-политической литературе. Отчуждение с большей, чем в XIX веке силой проявляет себя как сочетание беспомощности, бессмысленности и расстройства планов. Человек не способен воплотить себя в том или ином качестве ввиду своей беспомощности перед социальными обстоятельствами. К таким обстоятельствам исследователи обычно относят экономические кризисы, безработицу, власть толпы, инертность коллективного сознания, неизбежность локальных войн, вмешательство властей в личную жизнь и т.д. Невозможность бороться с ними в одиночку в условиях жизни в городе и лавинообразно нарастающей взаимозависимости очевидна. Общество не оставляет выбора. Рабочий - уже не самоценный ремесленник, или всегда нужный фермер, а заменимая часть огромного механизма.

В XX веке особенно остро стоит проблема построения жизненной модели, планирования собственного будущего, выбора адекватной своему внутреннему миру модели поведения. По-прежнему возрастает интерес и потребность в воспитании детей и молодежи. Рожденная при капитализме малая нуклеарная семья уделяет много внимания каждому ребенку, его внутреннему миру, способностям самовыражения, способам добиться успеха и всеобщего признания. Получает признание идея Ж. Пиаже о том, что дети не «хуже» взрослых, а просто имеют свои способы познания мира, приобретает всеобщее признание [99]. В начале XIX века появляются в продаже книги о том, как воспитывать детей. К началу XX века их читают большинство родителей.

Продолжается процесс возрастной сегрегации, развивается и приобретает новые формы «психосоциальный мораторий» молодежи, существенно возрастает значение молодежных групп. Психосоциальный мораторий - это период, в процессе которого молодой человек может путем свободного экспериментирования найти себе нишу в обществе и закрепиться в ней. Этот период общество «выделяет» молодым, для того чтобы определиться в жизни, повременить с выполнением обязанностей взрослых. Каждое общество и каждая культура институцианализирует собственный психосоциальный мораторий для большинства молодых людей с помощью выработки основных ценностей, целей развития, приоритетов внутреннего, эмоционального мира, способов влияния на внешний и внутренний миры молодых [100].

С другой стороны, молодежная группа имеет те же функции, что были присущи роду или стабильной средневековой социальной иерархии. В молодежной группе преодолевается индивидуализирующая тенденция, воспитывается конформизм по отношению к идеологии, миру бизнеса, контркультуре. В данном случае лучше всего привести пример с «Хиппи» [101]. Несмотря на то, что хиппи выступали против официальной идеологии - против культуры «Предприятия», часто они сами проповедовали традиционные для XX века ценности - любовь, равенство, сообщество, индивидуальную свободу.

С другой стороны, модернизация в XX веке входит в нашу повседневную жизнь, индивидуализируя биографии и стили жизни, распространяя всюду дух соревнования и необходимости выбора места, времени, формы досуга, учебных курсов и завязывания социальных контактов. Жизнь становится биографическим проектом уже начиная с детского возраста: дети должны иметь свои цели и самостоятельно принимать решения. Процветает молодежная политика неучастия во «взрослой» жизни и создания своих организаций: экологических, антивоенных, демократических и самое главное - культурных.

Расцвет товарной рыночной экономики, социальное обособление, возможность автономно принимать решения и выбирать порождают, в свою очередь, ряд новых зависимостей. В XX веке эта тенденция проявляется в следующем. Модернизация и рост цивилизованности вызывают становление новых все более изощренных форм социального контроля [49]. В XX веке с ранних лет дети учатся контролировать свои эмоции, развивать способность к внутреннему самоконтролю, навыки воздержания, например, от проявлений инфантильности. Задача состоит в том, чтобы в процессе воспитания в ребенке поощрялись саморегуляция и самоконтроль, например в форме развития телесной автономии: право выбора ухода за телом, выражения желаний в выборе одежды или еды, спортивные тренировки.

Соответственно социальным запросам расцветает культура семейного договора. Ребенок учится управлять жизнью цивилизованно, взаимодействуя с родителями посредством перезаключающихся договоров [102].

С другой стороны, с появлением и распространением СМК, например телевидения, изолированный от многих «взрослых» проблем и тем ребенок получает «окно» во взрослый мир.

Другим специфическим именно для обществ XX века социально-культурным феноменом становится бурный всплеск феминистских движений, движений за сохранение национальных и культурных идентичностей, выступления за возможности свободного сексуального выбора [103]. Среди них можно выделить правых, ратующих за принудительную идентичность и левых, .стремящихся к полному раскрепощению и тотальной текучести.

Как и студенческие волнения, разнообразные политические и национальные освободительные движения, феминизм представляет собой не просто появление новых структурообразующих компонентов формирования идентичности, например, как «появление» детства или юношества. Феминизм - борьба за «политику жизни», за обретение своего «Я» независимо от навязываемых доктрин. Когда известная феминистка Бетти Фридан в середине века говорила о проблеме, у которой нет названия, эта проблема переросла в вопрос: Кем женщина хочет стать? Что делать, чтобы достичь персонального роста в социальном и профессиональном плане? Начиная с 60-70 годов количество публикаций «Истории женщин» растет в геометрической прогрессии [104, 105]. Борьба против принуждения, зависимости, против биологических и социальных различий производят новый виток в социальной автономизации, индивидуализации, в необходимости осмысления постоянно меняющихся социальных отношений. «Понятие различия не содержит в себе ничего онтологического. Это такой способ, которым хозяева интерпретируют историческую ситуацию господства. Функция различия - замаскировать на всех уровнях конфликт интересов, включая идеологические» [104, c.431].

Возникает естественный вопрос, почему женщина многие века идентифицировала себя со своим мужчиной, со своим микромиром и вдруг стала идентифицировать себя с другими женщинами? Почему феминизм стал коллективным движением? Ответ достаточно прост. Если ранее идентичность женщины определялась домом, локальным местом, мужем, то с появлением ИТ и СМК женщины стали видеть «глобально». Они увидели, что другие женщины испытывают те же чувства, проблемы и так же «подавлены» мужчинами. Феминизм, а также остальные освободительные движения стали тенденциями зарождения космополитанизма - идеологии глобального общества.

Таким образом, рефлексия в отношении «Я» возникает в контексте перестройки системы социальных отношений не только благодаря непрерывности существования феномена в рамках практики, но и благодаря его противоречивости на уровне обыденного и на уровне теоретического сознания. Итогом экономического, социального развития XX века, особенным этапом в становлении человеческой культуры, результатом эволюции человеческой жизнедеятельности становится время постмодерна.

Нас интересует этот обширный социо-культурный феномен в связи со становлением идентичности.

Отметим, что постмодерн является таким периодом в истории, когда вопросы идентичности приобретают особый смысл. Об этом мы уже писали в первой главе. На наш взгляд, такая взаимосвязь не случайна, ведь разнообразие, проповедуемое в постмодерне - основание для появления проблем идентичности.

С другой стороны, новая парадигма моделирования разнообразного, несопоставимого, неадекватного немыслима без идентификации и идентичности. Потеря доверия к линейной Истории, прогрессу, политике эмансипации и необходимости самосовершенствования не оставляет ничего от человеческой безопасности. Но повороты в культуре никогда не случаются за несколько лет. «Расколдовывание» мира в религии, в культуре, в науке осуществляется самим человеком, ввиду его стремления мыслить немыслимое. Но зная, что «Бог мертв», что превратить земной мир в рай нельзя, человек пытается устроится, прижиться, создать свой микромир. Мыслительные процедуры типа «идентичное», «идентификация», в свою очередь, создают саму возможность постмодерна.

Прежде всего, культурный постмодерн - это новое понимание бесконечности: в малом и в большом. Это признание, что каждый имеет собственное достоинство: ребенок или представитель другой расы. На наш взгляд вне «постмодернисткого идеологического поля» невозможно определить происхождение многих современных отраслей знания, например, антропологии, психологии детства, синергетики, антропологии и др.

2. 10. Идентичность - результат развития социальной жизнедеятельности

Обобщим рассмотренную выше историю идентичности в систему основных социальных и культурных тенденций ее становления, которые являются следствием становления человеческой жизнедеятельности.

Главной движущей силой становления идентичности становится стремление соотнести внутренний мир с внешним в воспроизводящейся ситуации усложнения, множащегося разнообразия, реализуемого развитием и распространением систем информации, знания и информационных технологий. В истории эта движущая сила реализуется через следующие общественные и культурные тенденции.

К социальным тенденциям можно отнести следующие:

Стремление понять и спроектировать жизнь появляется тогда, когда возникает индивидуальная соотнесенность с всеобщим временем. Жизненный цикл осознается как сегмент времени, отделенный от жизненного цикла поколений. С продвижением истории усиливается уплотнение времени, в котором человек чувствует себя реальным творцом событий. Они начинают носить характер исторических решений человека. Находясь внутри исторических событий, человек событийствует с ними, пытаясь определить свое место в их движении. Потенциально проблема идентичности присутствует тогда, когда происходит переход от «уютного», размеренно и спокойно возвращающегося ненапряженного циклического времени к времени линейному, а затем от линейного времени к плюрализму времен в современной истории. «Циклический» человек жил в мире возвращающихся приливов и отливов...Цикл этот перебивался некоторыми событиями личной жизни, тоже, впрочем, обычно вписанной в нерушимый природный ход вещей. Линейное время - это время истории, которая, неуклонно развиваясь, стремясь вперед, каждый день ставит человека перед чем-то новым и неожиданным, перед необходимостью бороться, защищать свое достояние, свое племя, от кого-то обороняться, или кого-то завоевывать, и потому требует постоянного колоссального сосредоточения духовных и материальных сил» [29, с.225]. В постмодернизме базовым вопросом онтологической безопасности индивида становится интегрированность прошлого, настоящего и будущего. Чем больше развивается общественная система, тем больше возникает необходимость рефлексии на развитие. Чем подробнее описано историческое прошлое, тем вероятностнее модель будущего. Детерминированность прошлого, настоящего и будущего становится более сложной проблемой и таких времен становится больше _ происходит создание различных моделей времени (Пригожин) Прошлое, настоящее и будущее становятся интегральными притягивающими, которые стабилизируют психологическое состояние человека. Сформировано разнообразие исторических времен на реальную историческую жизнь. Динамизм, ускорение разнообразных исторических времен становится главной проблемой. Возникает необходимость соотнесения собственной жизни и всеобщего времени.

В процессе исторического развития человек все более удаляется от своего социального места. Место определяет идентичность, создает «общую изолированность», цель, средства ее достижения. Идентификация формируется, исходя из общих обратных связей по направлению к общей цели. В традиционном обществе большая часть социальной жизни была локализована в одном месте. С изменением пространственно-временной организации происходит ослабление зависимости социального опыта от социального места. С развитием опосредованного опыта, информационных технологий, средств массовой коммуникации локальный контекст перестал служить основой онтологической безопасности. Удаление от родного места формирует разнообразие в пространстве состояний, меняется соотношение официальных и «скрытых» регионов, «верхов и низов». Пространство социальное в принципе бесконечно, но каждый новый исторический этап предоставляет собственные, адекватные для онтологической безопасности, формы соответствия опыта месту.

С другой стороны, происходит расширение как внешнего, так и внутреннего пространства, как континуума, так и точки. Бесконечность внешнего мира отображается в расширении внутреннего мира.

Усложнение социальной, экономической, политической и других систем создает множество перспектив, выборных ситуаций, жизненных стилей, порождающих посттрадиционный порядок. Человек вовлекается в мир постоянного выбора, где он сам должен решать, кто он, где и с кем. Особо важным представляется развивающаяся «плюрализация жизненных стилей». В доиндустриальном мире люди, живущие в различных «социальных местах» редко были связаны и мало знали друг о друге. Индивид был включен в социальный контекст, и ему не с чем было его постоянно сравнивать. Социальное пространство было слабо сегментировано, общественная и частная сферы мало дифференцированы. Вместе с сегментированием социального пространства происходили «регионализация» активности, дифференциация труда, профессиональных ролей. В XX веке секторы жизненного стиля стали более разнообразны, создавая не похожие, но совместно существующие контексты, из которых можно выбрать свой собственный.

Становление идентичности как феномена стало протекать в рамках преодоления противоречия между стремлением сохранить целостность и множащимся разнообразием во времени и пространстве. Проблема идентичности появляется как необходимость упорядочивания разнообразия.

4. Изменение структуры социальных отношений также определяет дальнейшие сдвиги в индивидуализации и персонализации. Жесткие, строго определяемые, неразветвленные, абстрактные социальные связи уступают место разнообразным, усложняющимся, конкретным отношениям, свободным от экономической привязанности, социальной необходимости. От традиционных отношений - к свободным связям - связям ради человеческих отношений - такова общая историческая тенденция (Безусловно, сохраняются и множатся совершенствуются типы принудительных отношений: подчинение закону, необходимость трудиться и т. д.). Лучшей иллюстрацией может послужить пример изменений в институте брака. В доиндустриальном обществе брак - контракт, заключается родителями или родственниками в экономических или социальных интересах с целью продолжения рода. В современном обществе основой брака чаще является романтическая любовь и он не имеет строгих целей, например обязательного требования иметь детей (гомосексуальные браки). Человек ценится сам по себе, ввиду своих индивидуальных качеств или особенностей. Такие независящие от общественных принуждений отношения (pure relations) (термин А. Гидденса) существуют лишь с целью межчеловеческого общения [62]. Отношения, освобожденные от внешних детерминант, как социальных, так и биологических, представляют больше возможности для развития «базового доверия» или онтологической безопасности по добровольному соглашению. Достигнутое доверие стабилизирует психологическое состояние, обеспечивает чувство безопасности в объективном мире, ведь существует строгая психологическая связь между базовым доверием и зависимостью от людей, заботящихся об индивиде.

Такой распространяющийся тип отношений нуждается в новом типе индивида, осознающем свою роль и ответственность за процесс протекания отношений, способным осуществлять контроль за своими поступками, рефлексивно обозревать собственный проект жизни. Иначе говоря, эти отношения ставят перед индивидом требования быть самим собой, а не придатком социальной машины. Центральным звеном отношений становится обязательство, а не физическое или общественное принуждение или автоматическое следование, которое принимается самим индивидом по собственному разумению и выбору. «Самокопание» становится важнейшим элементом не только построения индивидуальной судьбы, но и межиндивидуальных отношений. Каждый человек становится «рефлексирующим теоретиком».

Ослабление внешних детерминант социальных связей принуждает индивида самому искать решения в поворотные моменты своей жизни, не полагаясь на уже установленные связи: с родителями, с воспитателями, с коллегами.

Становление идентичности заключается в процессе тяжелого выбора между легко приобретаемым Я - заимствованным, скопированным, принудительно приобретенным и Я, которое получают собственными усилиями и стараниями, в результате приспособления внутреннего мира к разбегающейся вселенной внешнего мира.

С другой стороны, усложнение социальных отношений создает необходимость в самовоспитании, в развитии цивилизованности. Цивилизованность зависит от контроля за собой, за своим поведением, от формального уважения других. Умение обрести такие качества означает потенциальную способность сформировать идентичность.

Понятие и проблема идентичности связана с процессом индивидуализации.

В период «до-модерна», традиционного общества озабоченность индивидуальностью была не столь острой. Пол, социальный статус, принадлежность к культурному слою были относительно зафиксированы. Изменения, происходившие в течение жизни, были определены и контролировались социальными институтами, а индивидуальная роль в них была довольно пассивна. Дюркгейм утверждал, что автономная индивидуальность не существовала и не ценилась в до-индустриальную эру. Только с появлением современного экономического состояния, разделения труда, с изменениями культурного кода индивидуальность выдвигается в центр внимания. Безусловно, индивидуальность всегда ценилась в различных культурах, но ей никогда не уделяли столько внимания, как в современной.

6. История меняет и соотношение интимной и общественной сфер жизни. Характерной чертой повседневной жизни всех "малых" сообществ доиндустриальных времен было отсутствие приватной жизни. «Я» было таким, каким его хотели видеть. Стремление к интимности, начавшееся в Новое время, отражало стремление к субстанциональной частной жизни, во многом породившей разнообразный внутренний мир современной личности. Стремление к приватности сочеталось с ростом и невиданным распространением «больших», бюрократических, государственных организаций. Уход в интимность позволял сохранять значимость жизни в привычной обстановке, среди своих. Стремление к приватности сопровождалось отделением детства от периода взрослости и выделением юности. По мере выделения детство стало организовываться для получения изменяющегося и накапливающегося опыта, для освоения новых «обучающих полей» (с освоением новых возможностей). Детство в современном обществе стало структурой, формирующей персональность.

Становление идентичности стало протекать в рамках преодоления разрыва между общественным и частным, большим и малым, официальным и повседневным.

7. В отношении к телесному, жизненным периодам, собственному облику также проявляется движущая сила соответствия внешнего внутреннему. История показывает, как меняется отношение человека к своему телу, облику, что непосредственно влияет на идентичность. Именно с приходом индустриального и постиндустриального обществ становится особенно важным то, как человек выглядит, как он одет, как он заботится о своем здоровье, меняется отношение к телесному. В традиционном обществе внешний вид индивида был предметом стандартных правил по традиционным критериям. Одежда могла иметь индивидуальные особенности, но в рамках правил. Преобладала стандартизация над индивидуальными отличиями. Тело не было объектом рефлексии и тщательной организации. Усиление интереса к контролю за телом - «культура свободного тела» - также стало одним из фундаментальных оснований роста проблем, связанных с идентичностью. Формируется интерес не только к индивидуальному, но и к «общественному телу». О. Шпенглер замечает, что не случайно социализм Маркса, анархизм Щтирнера, социальная драма Хеббеля вышли из школы Гегеля [8]. Проблемы биологической самоорганизации, самоконтроля, экологического контроля, телесной открытости немыслимы без внимания к идентичности.

8. Историческая детерминация процесса соответствия внешнего внутреннему проявляется в развитии искусства планировать будущее, в актуализации практики жизненной политики, как коллективной, так и индивидуальной. Организация индивидуального жизненного пути с помощью выбора жизненного плана и стиля, с помощью предположений и предвидений, политика самоактуализации стали возможны ввиду усложнения контекста локальных и всеобщих связей в обществе. Начиная с XVIII века политика и реформирование коллективной и личной жизни выступают на первый план истории. В общественно-политической сфере общества эта тенденция обнаруживает себя в организации демократического плюрализма. Демократический плюрализм не устраняет индивидуально-групповых различий, он даже способствует их умножению.

9. Формирование общественного разнообразия приводит к развитию общественного разделения труда, ко все более растущему разрыву между всеобщими знаниями и умениями и профессионализмом. Сужение профессионального знания - неизбежный продукт технологического развития. Индивид специализируется и является экспертом в узких областях знания. Никто не может избежать участи отсутствия знаний и ненужности во многих сферах бытия. Ощущение зависимости от других экспертов, чужого знания, бюрократических систем порождает неуверенность в своем будущем, в своем опыте и умении, в способности влиять на ситуацию, порождая проблемы, связанные с тематикой идентичности. С другой стороны, необходимость интерпретации всеобщего, целостности также приводит к углублению понимания частного, особенного и его соответствия всеобщему, т. е. к рефлексии на идентичность.

10. Развитие относительно безопасного окружения в повседневной жизни составляет центральное основание для поддержания чувства онтологической безопасности. Несмотря на контролируемость и предсказуемость повседневной жизни в современных обществах рамки, онтологической безопасности становятся все более хрупкими. В повседневных отношениях пропадают моральная убежденность и стабильные модели поведения. Человек обнаруживает себя в «пустой» практике, в то время как его «поджидает» масса потенциальных возможностей. Безысходные раздумья над моральными и экзистенциальными дилеммами стали особенно значимы для современного человека. Расширение разнообразия есть одновременно его сужение, развитие автономности - сужение возможностей и перспектив.

Среди тенденций в культуре и познавательной деятельности выделим следующие.

1. Формирование разнообразия в социальной жизни и культурных традициях особенно ярко проявляется, как было показано ранее, начиная с XVIII века. Просвещение открывает эпоху тотального сомнения и краха абсолютных ценностей. Гарантированные ценности уступили место всеобщему сомнению, причем не только в рядах просвещенной элиты, но и среди политических масс. Сомнение становится методологическим инструментом повседневности. Абстрактные политические институты стали предлагать больше возможностей, но не готовые рецепты или фиксированные указания.

Распространение опосредованного опыта с развитием разнообразных информационных средств передачи знаний формирует требование к каждому индивиду: быстро самому, без посторонней помощи осваивать формы общения, формы деятельности, формы знания. Информационные потоки проникают всюду, дают доступ к «стандартам вне» и привилегии знать, «как идут дела у других». Непосредственное копирования жеста, ремесленных умений дается легче, чем их освоение с листа бумаги. Для приобретения опосредованного опыта необходимо больше мыслительных, интеллектуальных и рефлексивных способностей. Последовательно ускоряющееся развитие экономической, политической активности, начиная с XVII-XVIII веков, требует становления процесса передачи опосредованного опыта в государственном масштабе, что приводит к становлению массового всеобщего образования. Тем самым создается среда для углубления и расширения внутреннего мира.

Рост влияния «больших» социальных систем на жизнь индивида (государство, всеобщее образование) и развитие средств передачи информации породили противоречие между выбором традиционного способа жизни, основанного на освоении локальных способов деятельности, и универсального, основанного на образовании с использованием абстрактных символических систем. Необходимость постоянного выбора между традиционным и модерновым, между «дедовским» и передовым поставило перед человеком новые вопросы в самоопределении. Большие символические системы, основанные на движении информации, внедряются в повседневную жизнь индивидов и коллективов. Когда «язык общества усложняется, появляются различные технические средства», чтобы сделать усложнение предметом потребления [54 с.219]. Символизация сопутствует становлению разнообразия, следовательно, и появлению проблем идентичности.

Наряду с символизацией семиотизация поведения, выражающаяся в заботе о жесте, ритуале, восприятии любой детали поведения как знака, постепенно захватывает поле не только элитарной, но и массовой культуры. По мере естественной для социального развития деритуализации поведения, вырабатывается стиль поведения, указывающий на человека как представителя определенного культурного слоя. Семиотизация поведения приводит к созданию стилей в рамках норм повседневного быта. Разница в поведении помогает идентифицировать служащего, военного и статского, столичного и нестоличного (Лотман).

Таким образом, изменения в системе хранения, передачи и распространения информации, развитие информационных технологий выступают в качестве средств в процессе формирования и упорядочивания социального и культурного разнообразия. Целенаправленная деятельность по изменению и преобразованию общества требует более высоких форм упорядочивания, чтобы избежать хаоса, проводить сопоставление текущего состояния и целей будущего. Чем сложнее становится общество, тем больше оно нуждается в контроле, основанном на информационных связях. Если отсутствует такой контроль и соответствующей организации индивидуально-психологического, социального, коллективного состояния, то люди теряют видение «большой цели» в разрозненных деяниях.

Упорядочивание разнообразия осуществляется самим человеком в ходе повседневной практики с помощью информации о ситуации, приобретенных знаний, рационализации действий. Человек способен контролировать свое поведение, рефлексивно рассматривать течение деятельности, преследовать собственные цели в непрерывном потоке социального времени. Результатом упорядочивания становится идентичность.

Социальная жизнь приобретает внутренние многообразные источники саморазвития, она становится внутренне референтной, что послужило фундаментальным основанием для мобилизации идентичности и появления рефлексивного проекта "Само".

Появление саморазвивающегося субъекта истории не означает методологического индивидуализма. Появление самодостаточного эгоиста стало побочным элементом саморазвития общественной системы, становления современных институтов. Тем более нельзя говорить о том, что следствием саморазвития стало необратимое выделение индивида из социального контекста. Напротив, ситуация озабоченности индивидуальным развитием, стремление овладеть социальным контекстом и социальными отношениями может быть созвучна только с расширением социального окружения. Чем больше разнообразия, тем более человек зависим от окружения.

Основным выводом становится утверждение, что по мере того, как экзистенциальное пространство становится подчиненным социальным институтам, создаются новые возможности для социальной активности и персонального реформирования.

Становление идентичности связано с формированием разнообразия как результата человеческой деятельности, с необходимостью идентификации внутреннего мира релевантного внешнему. Формирование разнообразия не есть автономизация, ведь каждый этап его расширения сопровождается самоорганизацией новой целостности. Понимание бесконечности проходит в как взаимосвязь континуума жизненного разнообразия и внутренней бесконечности ее каждого элемента.

Литература.

Маркс К., Энгельс Ф. ПСС. Т.46. Ч.1.

Фейхтвангер Л. Иеффай и его дочь. М., 1994.

Дюркгейм Э. О разделении общественного труда М., 1996.С.141.

Мечников Л. С. Цивилизация и великие исторические реки. М., 1924.

Хюбнер К. Истина мифа. М., 1995.

Элиаде М. Миф о вечном возвращении. Архетипы и повторяемость. СПб., 1998.

Лосев А. Ф. Историческое время в культуре классической Греции. // История философии и вопрос культуры. М., 1975. С.7-61. С. 60.

Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1 Образ и действительность. М., 1998.

Барг М. А. Эпохи и идеалы. Становление историзма. М.,1987. С.43.

См. Винничук Л. Люди, нравы, обычаи древней Греции и Рима. М., 1988. С.99.

Человек и культура. Индивидуальность в истории культуры. М. 1990. С. 40.

Проблемы поэтики и истории литературы. Саранск, 1979. С. 189.

Misch G. History of Autobiography in Antiquity. Vol 1,2. L. 1950. P.154.

Марк Аврелий. Наедине с собой. Размышления. М., 1914. С.102.

Кон И. С. Открытие Я. М., 1978.

Baumeister R. Identity, cultural Change and Struggle for Self. N. Y., 1986.

Августин. Исповедь. М., 1990. С.22.

Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981. С.32.

Дюби Ж. Европа в средние века. Смоленск, 1994.

Лосский Н. О. Характер русского народа. М., 1990, кн.2. С.35-36.

См. Эриксон Э. Молодой Лютер. М., 1996. С.332.

См. Гуревич А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М., 1993. С. 177-178.

См. Atlick, R. Lives and Letters: A History of Literary Biography in England and America. N. Y. 1965.

Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. М., 1993. С.109.

Хейзинга И. Осень средневековья. М., 1988.

Хесле В. Кризис индивидуальной и коллективной идентичности. // Вопросы философии. 1994. N10. С. 113-123.

Гайденко П. П. Коллизия возрожденческого титанизма. // Вопросы литературы. 1980. N3.

Человек в кругу семьи: Очерки по истории частной жизни в Европе до начала нового времени. М., 1996. С. 346.

Город как социокультурное явление исторического процесса. М., 1995. С.300.

Гофф Ж. С небес на землю. // Одиссей. Человек в истории. М., 1992.

Aries Ph. L'Homme devant la Mort. Paris, 1977. P. 287.

Morris C. The Discovery of the Individual: 1050-1200. N. Y., 1972.

См. Одиссей. Человек в истории. Культурно-антропологическая история сегодня. М., 1991, С.192. Одиссей. Картина мира в народном и ученом сознании. М., 1994, Одиссей. Образ другого в культуре. М., 1994.

Баткин Л. М. Итальянское Возрождение: проблемы и люди. М., 1995. С.50.

Стоун И. Муки и радости. М., 1971.

Лосев А. Ф. Эстетика Возрождения. М., 1982.

Кон И. С. В поисках себя. М. Политиздат, 1984.

Петров М. К. Самосознание и научное творчество. Ростов-на-Дону, 1992.

См. Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Миф - имя - культура. Труды по знаковым системам. Вып. 6, Тарту, 1973., он же. Статьи по типологии культуры. Вып.2. Тарту, 1973.

The Age of Information. LSU, 1991.

Baumeister R. A Seif-presentation View of Social Phenomena. Psychological Bulletin. 91. P. 3-26.

Le Roy Ladurie. Les Paysants de Languedoc. T. 1-2. Paris, 1966.

Декарт Р. Избранные произведения. М., 1950. С. 547.

См. Соловьев Э. Ю. Биографический анализ как вид историко-философского исследования. // Вопросы философии. 1981. N9. С. 132-145. С. 138.

Auerbach E. Mimesis: The Representation of reality in Western literature. Princeton, NJ., 1974; Trilling L. Sincerity and Authenticity. Cambridge, MA:, 1971; Wientraub K. The Value of the Individual: Self and Circumstance in Autobiography. Chicago, 1978.

Altick R. Lives and Letters. N. Y. 1965.

Baumeister R., Shapiro J., Tice D. Two kinds of identity crisis. //Journal of Personality. 1985.

Ариес Ф. Возрасты жизни.// Философия и методология истории. М., 1977 С. 200-211.

Гуревич А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М., 1993. С. 238; Elias N. The Civilising Process. Oxford, 1978.

Stone L. The family, sex and marriage in England 1500-1800. N. Y., 1977.

Myers M., Myers G. Managing by Communications. An Organizational Approach. N. Y., 1982.

Greven P. The Protestant Temperament. N. Y., 1977.

Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. // Избранные произведения М., 1990.

Бродель Ф. Игры обмена. М., 1986.

Boorstin D. The Republic of Technology: Reflections on the Future Community. N. Y., 1978.

Бродель Ф. Структуры повседневности. М., 1986.

Wallerstein I. The Global Dimensions of Intellect. N. Y., 1993.

Огурцов А. П. Философия науки эпохи Просвещения. М., 1993.

Век Просвещения. М., Париж, 1970.

Гердер И. Г.. Идеи к философии человечества. М., 1977; Гегель Г. Ф. Философия истории. СПб., 1993.

Habermas U. Legitimation Crisis. Boston, 1973.

Giddens A. Modernity and Self-Identity. Stanford, 1991. P.212.

Руссо Ж. Об общественном трактате или принципы политического права. // Трактаты. Кн.1. С. 160.

Ross J., Barber G. The Mobilization of Collective Identity. Un. Press of America., 1980.

Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М., 1995.

Одиссей. Человек в истории. М., 1995.

Федорова М. М. Модернизм и антимодернизм во французской политической мысли 19 века. М., 1997.

Erikson E. The Problem of Ego Identity. // Journal of Annual Psychoanalitic Assosiation. 1956. N4; Goffman E. The presentation of Self in Everyday Life. N. Y., 1959.

Лотман Ю. М. Избранные статьи. В 3-х т. Таллинн, 1992.

Геллнер Э. Пришествие национализма. Мифы нации и класса. // Путь. 1992. N1. С. 9-62.

О развитии русской практики самоименования см. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского искусства. М., 1994.

Freud S. An Outline of Psychoanalysis. N. Y., 1949.

Юм Д. Исследования о человеческом разумении. М., 1995. С. 15.

Кант И. Антропология. ПСС. Т. 6. М., 1963-1966.

Лейбниц Г. В. Опыты о человеческом разуме. М., 1938. С.204.

Fiedler L. A. Love and Death in American novel. N. Y., 1976.

Кон И. С. Ребенок и общество. М., 1988.

Demos J., Demos V. Adolescence in historical perspective. // Journal of Marriage and the Family. 31.

Foucault M. The History of Sexuality. N. Y., 1980.

Sennett R. The fall of public man. N. Y., 1974.

Фейрбах Л. Сочинения в 2х т. 1995.

Beniger J. The Control Revolution. Technological and Economic Origins of the Information Society. Cambridge,. 1986.

См. Nissenbaum S. Revisiting “ A Visit from St. Nicholas”: The Battle for Christmas in Early 19 century America. // The Mythmaking Frame of Mind. Belmont, 1993.

Foucault M. Discipline and Punish. Penguin. 1979; Goffman E. Interaction Ritual .London., 1972.

Weber M. Economy and Society. Berkley, 1978.

Brittan A. The Private World. London, 1977.

Цит по Бахтин М. М. как философ. М., 1992. С. 88.

Хюбшер А. Мыслители нашего времени. М., 1994. С. 14.

Цит по Кон И. С. Открытие Я. М., 1978 С. 223.

Франк С. Л. Духовные основы общества. М., 1993. С. 414.

Erikson E. Identity. Youth and Crisis. N. Y., 1968.

Demos J., Demos V. Adolescence in historical perspective. // Journal of Marriage and family., 31. 1969; Kett J. Rites of passage: Adolescence in America 1790 to the present. N. Y., 1977; См. исследования конфликтов детей и отцов в работах Эриксона Э. «Молодой человек Лютер», «Детство и общество».

Тургенев И. С. Собрания сочинений в 12-ти т. Т. XI М-Л., 1934 С. 459.

См. Гегель Г. Ф. Наука логики: В 3-х т. М., 1970; он же. Философия истории. СПб, 1993; он же. Философия права М., Мысль. 1990.

Фейрбах Л. Сочинения в 2-х т. М., 1995. С.190.

Дильтей В. Категории жизни. // Вопросы философии. 1995. N 9. С.129-140. С. 130.

Франк С. Л. Духовные основы общества. М., 1993.

Козловски П. Культура постмодерна. М., 1997.

Пиаже Ж. Избранные психологические труды. Психология интеллекта. Генезис числа у ребенка. Логика и психология. М., 1994.

Baumeister R. Identity, Cultural Change and Struggle for Self. N. Y., 1986.

Fass P. The damned and the beautiful: American youth in the 1920s. Oxford, 1977; Weaklund J. Hippies.: What the scene means. // Society and drugs. San-Francisco., 1969.

Бюхнер П, Крюгер Г., Дюбуа М. Современный ребенок в западной Европе. // СОЦИС. 1996. N4. С.128-136.

См. Foucault M. The history of sexuality. N. Y., 1980.

Кон И. С. Лунный свет на заре. Лики и маски однополой любви. М., 1998.

См. Butler J. Gender Trouble: Feminism and Subversion of Identity. N. Y., 1990; Репина Л. П. История женщин сегодня. // Человек в кругу семьи. М., 1996.

Глава третья. Становление теории идентичности

3.1. Характеристика первых форм самостоятельного знания

Появление проблематики идентификации и идентичности традиционно связывают с психологическими учениями. В 40-е годы Э. Эриксон предлагает в своих концепциях термины «идентичность», «кризис идентичности». Их начинают активно использовать в диагностике различных форм психопатологии. В 50-е годы предлагают различные интерпретации этих понятий. Эволюция проблемы идентичности от появления первых зачаточных теоретических форм до форм самостоятельного теоретического знания прослеживается в работах: классиков зарубежной философии, психологии и социологии Джеймса У., Фрейда З., Юнга К., Пиаже Ж., Фромма Э., Дж. Мида, Кули Ч., современных авторов: Эриксона Э., Баумайстера Р., Маслоу А., Мейли Р., Олпорта Г., Роджерса К., Салливена Х., Хабермаса Ю., Хесле В., Хорни К., Шпрангера Э., Гидденса А. и классиков отечественной мысли Альбухановой-Славской К. А., Бахтина М. М., Выготского Л. С., Гусейнова А. А., Дробницкого О. Г., Ильенкова Э. В. , Кона И. С., Леонтьева А. Н., Лотмана Ю. М., Мерлин В. С., Поршнева Б. Ф., Рубинштейна С. Л., Сохань Л. В., Спиркина А. Г., Эльконина Д. Б., Ядова В. и других [1,2].

Идеологическим полем интереса к идентичности становится неогуманизм. Суть его в преодолении сформированного к середине XIX века противоречия между человеческим и технологическим разумом, в опровержении установок, согласно которым «Я» - центр Вселенной. Просто «Я» - ничего более, чем словесное утверждение, пока оно не обретает тех свойств, которые его выделяют как «Я». Неогуманизм означает ответственность перед «Другими» и миром за свои поступки, за свою жизнь в противовес деятельно-технологической картины истории, которая не оставляет для человека возможности осмысленного бытия, «режет, дробит» сознание, психическое на части. Преодоление поляризации новой, набирающей обороты, сциентистски-технологической картины истории и универсально-гуманистической потребовало сближения философии, психологии, социологии, антропологии, истории.

Сразу же обратим внимание читателя, что исследование идентификации не аналогично анализу идентичности. Идентичность включает в себя различные аспекты, а идентификация - описание таких аспектов. Идентичность - результат, ставшее, отстаивание и защита себя, идентификация - приспособление, процесс постоянного выбора, принятие норм, традиций, установок. Потому на каждом уровне описания процесс идентификации предшествует осмыслению идентичности.

Традиционно распространение в научной практике термина «Идентичность» связывают с именем Эриха Эриксона. Cам Эриксон среди основных предшественников своей концепции выделял: Уильяма Джеймса и Зигмунда Фрейда, а также Чарльза Дарвина и Карла Маркса.

Для Джеймса идентичность - субъективное чувство соответствия себе, континуальность, созидательная власть, сопротивляемость «эго» по отношению к окружающему миру. По его мнению, жизнь нужно строить в активности, созидании и страдании. В основном Джеймс использует термин характер, а не идентичность.

Реальный мир действует на каждого из нас сообразно с нашей индивидуальностью, являясь для нас комбинацией физических состояний и моральных ценностей. «В самом широком смысле личность человека составляет общая сумма всего того, что он может назвать своим: не только его физические и душевные качества, но также его платье, его дом, его жена, дети, предки и друзья, его репутация и труды, его имение, его лошади, его яхта и капиталы» [3]. Если уничтожить или видоизменить один из элементов в этом синтезе, то, по утверждению Джеймса, мы получаем патологическое состояние.

Патологические состояния могут проявляться в раздвоении личности, в исчезновении чувства жизни, в потере духовных идеалов, в потере внутренней благодати и мира. Гениальным примером раздвоения личности, по мнению американского философа, служит исповедь Августина. Исчезновение чувства жизненности показано на примерах жизни Лютера, Гете и Толстого [4]. Он приводит в пример слова Гете: «Ничего не имею возразить против течения моей жизни. Но по существу в ней не было ничего, кроме горя и тяжести. Жизнь подобна непрерывно скатываюшемуся вниз обломку скалы, который надо постоянно вытаскивать наверх» [4, с.112]. Более того Джеймс отмечает неизбежность раздвоенности и пессимизма в любой жизни. Ведь

«Моя душа - арена для сражений,

Полетов в высоту и низменных падений,

Но как среди пустынь журчит порою ключ

Так рядом с злом во мне добра сияет луч»[4, с.137].

Но, по Джеймсу, помимо онтологической неизбежности, существуют и преодолимые состояния беспокойства внутри себя. Совершается обращение, возрождение, обретение благодати и веры, достижение внутреннего мира. Это медленный процесс, требующий огромных духовных усилий, но наградой служит то, что несчастная душа приходит к объединению с собой.

Эффективность этого процесса, по мнению У. Джеймса, зависит от того, какая связь идей образует центр энергии душевной жизни, и от того, занимает ли в нем эта связь идей центральное или периферическое место.

Таким образом, по Джеймсу группа идей, которая направляет волю человека, - центр его личной энергии [4, с.156]. Различные состояния сменяются в нас, каждое из них имеет свой яркий центр, вокруг которого располагаются объекты нашей мысли, «последние же ряды теряются в окраинном тумане сознаний».

Но процесс обращения на себя зависит не только от состояния центра душевной жизни, но и от характера человека. Бывают люди с крупным организационным талантом, обладающие обширным полем духовного зрения, в которое одновременно укладывается вся программа предстоящей деятельности и радиусы, которой расходятся во всех направлениях. Бывают люди, лишенные этих качеств. По определению американского философа, это средние люди, лишенные широты горизонтов духовного видения [4, с.182]. Задолго до Э. Фромма он описывает человека, полагающим смысл своего существования либо в том, чтобы иметь, либо в том, чтобы быть [4, с. 251].

Итак, возможность самому найти свой путь, исправить недостатки на этом пути зависит от состояния центра личной энергии, от способности организовать духовное зрение, возможностей представить временные границы своей деятельности.

Представить временные границы также тяжело, как понять «поле сознания» или «душевное состояние целиком». Они не могут быть намечены с определенностью.

Теоретическим предшественником теории идентичности был также мыслитель, которого, с одной стороны, по праву, с другой, безосновательно величают отцом современной психологии. Успех Фрейда во многом можно объяснить тем, что он сам был талантливым романистом и драматургом, и его теории были сродни средневековым пьесам о нравах, где действуют герои, негодяи и чудовища: Я, Оно, СверхЯ, Эрос сражается с Танатосом [5]. Как пишет о нем современный французский мыслитель М. Серто - это был ученый, «заключивший контракт с простым человеком и женившейся на дискурсе масс» [6, с. 102]. Теория должна быть универсализирована и основана на реальности истории. Его концепция претендовала на решение всех проблем, на обеспечение безопасного места в жизни. Успех Фрейда обеспечивался удачной комбинацией научной теории и психологической терапии. Терапия, ставшая к началу столетия важнейшим и впоследствии последовательно совершенствующимся элементом культуры модерна и постмодерна, развивалась как средство преодоления патологии личности, обретения самопонимания для гармонизации настоящих желаний, будущих проектов и психологического наследия прошлого.

По прежнему большим успехом пользуются идеи влияния на формообразование человека путем систематического наблюдения за повседневным поведением, а именно трансперсональная психология С. Грофа, тренинги самоуважения Сэлтера и многие другие [7].

В этой связи идентичность для Фрейда - частный, внутренний мир, эмоциональные силы человека. Любить и работать - простая формула успешной идентичности. Решающую роль в разгадке личности австрийский психоаналитик придавал изучению детства - истокам. Так у Леонардо да Винчи на каждом этапе физического, творческого и духовного роста актуализировались детские психологические коллизии, их неразрешимость служила основным стимулом его развития. Именно в детстве, по мнению Фрейда, складываются основные источники самоуважения: детский нарциссизм, детское себялюбие, чувство следования своим «эго-идеалам», объективное либидо, любовь к другим.

В развитии идентичности Фрейд выделял два равнозначных процесса:

биологический - когда организм становится иерархической организацией среди живых органических систем в жизненном цикле,

социальный - когда организмы систематизируются в группы, которые географически, исторически и культурно определены [8].

Феномен идентификации также был описан Фрейдом [9]. По Фрейду, посредством идентификации формируется «Суперэго». Идентификация - группообразующий фактор, помогающий выйти за пределы Я и почувствовать переживания других. Идентификация - бессознательное отождествление субъекта с объектом, мотивом которого могут быть страх потери любви и страх перед наказанием. Истинная причина идентификации заключена в биологической природе человека. Результат идентификации - отпечаток родительского «Суперэго». Сохранению идентичности способствуют различные свойства самоподдержания личности, которые Фрейд назвал защитными механизмами: вытеснение (подавление импульса), проекция (бессознательный перенос собственного чувства на другое лицо), вымещение, рационализация (самообман, попытка рационально обосновать абсолютную идею). Защитные механизмы сохраняют образ Я, который приходится использовать ежечасно. Таким образом, идентификация представляет взаимодействие, но, по Фрейду, такое взаимодействие определяется биолого-психологическими аспектами, главной целью которой остается биологическая адаптация. Сохранение биолого-психического равновесия для Я - главная цель человеческого бытия. Потому идентичность как условие такого равновесия важнее и первичнее идентификации. Идентификация нивелирует, цивилизирует, а идентичность спасает. Последователи Фрейда уточняли и расширяли понятия идентичности: М. Клейн предложил понятие «проективной идентичности», А. Фрейд - «защитной идентичности», М. Эйнсворт, Дж. Боулби, М. Малер, Р. Шафер, У. Мейсснер рассматривали идентификацию как уровень интернализации, протекающий в контексте объектных отношений, допускающий возможность идентификации с другими лицами, помимо родителей.

Общим для всех представителей фрейдистского направления стало сведение идентификации к бессознательным структурам, прямой перенос качеств субъектом; ограничение процесса детским возрастом, отсутствие четкого понимания, а часто, отождествление понятий идентификация и идентичность. Идентичность и идентификация никак не связаны с историческим временем, так как не объяснены механизмы влияния на них общества. Весь смысл рассуждений сводится к открытию бессознательных влечений. Очевидно, можно охарактеризовать такой подход как социальный атомизм или методологический индивидуализм, во фрейдизме он еще отягощен биологизаторскими тенденциями. На наш взгляд, подобная позиция не дает возможность объяснить механизмы конституирования социальных феноменов, можно только констатировать черты характера или способности (неспособности) личности. Индивидуально-психологическая идентичность остается замкнутой. При этом остается непонятным, как характеризовать эволюцию коллективной идентичности (как индивидуальное «лицо» или же такого понятия вообще не существует). И, наконец, остается невыясненным, как происходит процесс построения индивидуального жизненного плана, в частности определения собственного будущего.

Последователи Фрейда К. Юнг и А. Адлер посчитали не достаточным и односторонним такое толкование индивидуального развития. Замкнутость индивида на себя не может служить фундаментальным источником становления человеческого. И Юнг, и Адлер подчеркивали необходимость исследования социального окружения - «Umwelt” - как его впоследствии назовет Эриксон.

Основополагающим историческим процессом, ведущим к становлению индивидуальности, Юнг считал процесс индивидуации. Индивидуация - процесс выделения психологического индивидуума, существа, отличного от общности, от коллективной психологии. Это процесс дифференциации, целью которого является развитие индивидуальной личности [10]. В условиях современного мира современному человеку необходимо привести в порядок себя самое, необходим поиск тех средств, которые бы способствовали гармонизации противоречий внутреннего мира личности. Целью индивидуации становится обретение «самости» (Das Selbst, the Self). “Самость» - цельная, интегрированная личность во всей полноте индивидуально-возрастных свойств, морально-этических качеств, эстетических вкусов; тот уникальный центр человеческой психики вокруг которого структурируются все индивидуально-личностные свойства человека. Сам Юнг подчеркивал, что термин «самость» первым использовал еще М. Экхарт (1260-1327). «Самость» - цель любой жизни, ведь она противостоит деиндивидуации, утрате целостности личности, опасности получить «псевдо Я», действующее как автомат и не испытывающее одиночества. «Самость» - нечто среднее между сознательным и бессознательным, центр личности, не совпадающий ни с телом, ни с персоной, ни с Я. Это точка равновесия личности.

К. Юнг наделяет человека стремлением к индивидуации, А.Адлер - к достижению совершенства. К. Хорни постулирует тезис о присущем от природы стремлении человека к самореализации, в неистребимой потребности в развертывании внутренних потенций. Человек стремится к саморазвитию, хочет отождествить себя с идеальным Я, преодолеть конфликтность, расщепленность, выявить свое предназначение в жизни, принять на себя ответственность за себя и за других. Знание человека о самом себе не должно носить характера интеллектуального снобизма, а должно стать его собственным эмоциональным переживанием. Важно, чтобы человек не только размышлял о внутренних силах, но и делал их внутренним достоянием [11].

Другого мнения о природе самости среди последователей Фрейда придерживается Г. Салливен, который считает, что система самости - защитный механизм личности, которая создает иллюзию личностного существования в условиях утраты человеком его индивидуальности.

Итак, в работах Юнга, Адлера, Хорни, Салливен не исключается необходимость взаимодействия внутреннего Я и общества. Вся логика исследования направлена на защиту, совершенствование и обретение психической стабильности Я. Главной целью остается цельность. Увеличивается