Часть 2.

этом контексте эксперимент физиолога раскрывает значение структуры нервной системы. Запутанные жизненные явления разлагаются в ясное представление о зависимостях, по цепочке которых природный процесс доводит изменения вплоть до человека, после чего посредством органов чувств они проникают в нервную систему, возникают восприятие, представление, чувство, желание, оказывая обратное воздействие на природу. Само жизненное единство, наполняющее нас непосредственным ощущением целостности нашего существования, разрешается в систему отношений, какие могут быть эмпирически установлены между фактами нашего сознания и структурой, равно как функциями нервной системы; ибо всякое физическое действие оказывается связано с изменением вне нашего тела лишь через посредство нервной системы, а такое изменение со своей стороны сопровождается изменением наших психических состояний лишь посредством его воздействия на нервную систему.

Из этого расчленения психофизических жизненных единств возникает более ясное представление об их зависимости от совокупной природной взаимосвязи, внутри которой они выступают, действуют и из которой затем снова уходят, а также о зависимости изучения общественно-исторической действительности от познания природы. Здесь может быть установлена степень обоснованности теорий Конта и Герберта Спенсера применительно к положению этих наук в предложенной ими иерархии совокупной науки. По мере того как в данной работе мы будем пытаться обосновать относительную самостоятельность наук о духе, в ней, с другой стороны, внутри научного целого будет развернута система зависимостей, которые обусловливают их познание природы и соответственно в постройке, начинающейся с математического фундамента, образуют последнее и высшее звено. Факты духа суть верхняя граница фактов природы, факты природы образуют нижнюю обусловленность духовной жизни. И поскольку царство личностей, или человеческое общество и история, суть высшее среди явлений в мире земного опыта, его познание в бесчисленном множестве пунктов нуждается в познании системы предпосылок его развития, заложенных в природном целом.

А именно, человек, соответственно занимаемому им положению внутри взаимосвязи природы, обусловлен последней в двояком отношении.

Психофизическое единство, как мы видели, постоянно воспринимает опосредованные нервной системой воздействия со стороны уни-

293

нереальных природных процессов и, в свою очередь, оказывает воздействие на последние. Однако природа этого единства такова, что исходящие от него воздействия выступают преимущественно в качестве практики, руководствующейся определенными целями. Так что для этого психофизического единства природные процессы и их особенности сами могут, с одной стороны, играть ведущую роль в формировании целей, а с другой стороны, эти процессы входят в систему средств для достижения поставленных целей. Таким образом даже тогда, когда мы волим, когда мы воздействуем на природу, мы зависим от природных взаимосвязей - именно потому что мы не слепые силы, но воли, суверенно полагающие свои цели. Психофизические единства тем самым стоят по отношению к природных процессам в двоякой зависимости. С одной стороны, эти процессы в качестве системы причин обусловливают не только положение Земли внутри космического целого, но и всю социально-историческую действительность, и великая проблема соотношения между контекстом природы и свободой общественно-исторического человека распадается для эмпирического исследователя на бесчисленные частные вопросы, затрагивающие соотношение между фактами духа и воздействиями природы. С другой стороны, однако, цели, поставленные перед собой царством свободных личностей, требуют обратного воздействия на природу, на землю, рассматриваемую человеком в качестве своего жилища, в котором он активно обустраивается, и это обратное воздействие тоже привязано к закономерностям природного целого, поскольку их использует. Все цели человека, по сути, принадлежат исключительно духовной жизни, ибо только она для него по-настоящему важна; однако средства для достижения этих целей изыскиваются внутри системы природы. Как зачастую неприметно изменение, которое творческая сила духа вызывает во внешнем мире, - и однако только через его посредство сотворенная духовная ценность может стать значимой также и для других людей. Так несколько страничек, скудный материальный остаток глубочайшей мыслительной работы древних в направлении признания подвижности Земли, попав в руки Коперника, стали исходной точкой для целой революции в нашем миросозерцании.

Отсюда ясно, насколько условно отграничение двух классов наук друг от друга. Поэтому бесплодны, например, споры вокруг статуса общего языкознания. Знания этих двух классов наук постоянно смешиваются друг с другом в обеих пограничных областях между изучением природы и изучением духовных явлений, - и там, где система природы

294

воздействует на развитие области духа, и там, где природное испытывает воздействие духовного или служит промежуточной средой для воздействия на других носителей духовного. Познания наук о природе смешиваются с познаниями наук о духе. При этом, сообразно двум видам воздействия природных процессов на духовную жизнь, познание воспитующего влияния природы на нас часто переплетается с констатацией влияния, оказываемого ею в качестве простого материала практики. Например, изучение природных законов звукообразования составляет важную часть грамматики и музыкальной теории; а кроме того, творческий дух языка или музыки определяется действием тех же природных законов, и исследование его достижений требует понимания такого рода зависимости.

Здесь проясняется также, почему познание условий, диктуемых природой и разрабатываемых наукой о природе, в широком смысле составляет основу для изучения духовных явлений. Как развитие отдельного человека, так и распространение человечества по всей Земле и строительство им своей исторической судьбы обусловлены всей космической взаимосвязью. Войны, к примеру, образуют главную составную часть всей истории, ибо последняя в качестве политической истории имеет дело с волей государств, последняя же выступает вооруженной и осуществляет себя силой оружия. Теория войны, однако, зависит в первую голову от познания физической действительности, предоставляющей опору и средства для соперничающих воль. Ибо средствами физического насилия война преследует цель навязать нашу волю врагу. А это, в частности, предполагает, что противника последовательно лишают способности к сопротивлению (а это и составляет теоретическую цель характеризуемого как война акта насилия), ставят его во все более невыгодное положение, когда жертва, которой от него требуют, оказывается бесполезной. Таким образом, важнейшими для науки целями, которые она преимущественно и ставит перед собой, являются, в конечном счете, познание условий и средств, тогда как о психических факторах она может сказать очень мало.

А именно: во-первых, науки о человеке, обществе и истории имеют своей основой науки о природе, поскольку психофизические единства сами могут изучаться лишь с помощью биологии; во-вторых же, средством, с помощью которого осуществляется их развитие и их целесообразная деятельность, является природа, на покорение которой поэтому большей частью и направлена эта последняя. В плане первого их основу составляют науки об организме, в плане второго - преимущественно

295

венно науки о неорганической природе. Подлежащая таким образом прояснению взаимосвязь заключается, с одной стороны, в том, что этими природными условиями определяются развитие и распространение духовной жизни на поверхности Земли, а с другой стороны, в том, что целенаправленная деятельность человека привязана к законам природы и тем самым обусловлена их познанием и использованием. Отсюда первое соотношение демонстрирует лишь зависимость человека от природы, второе же включает эту зависимость лишь как оборотную сторону истории его возрастающего господства над всей землей. Та часть первого соотношения, которая касается связей человека с окружающей природой, была подвергнута Риттером изучению сравнительными методами. Его блестящие прозрения, особенно его сравнительная оценка поверхности отдельных частей земного шара по структуре их очертаний, позволяли догадываться о предопределениях всеобщей истории, зафиксированных в пространственных соотношениях земного пространства как целого. Последующие работы, правда, не подтвердили этого воззрения, замысленного у Риттера как телеология всеобщей истории, а Боклем поставленного на службу натурализму: на место представления о закономерной зависимости человека от природных условий выступает более осторожное представление, что борьба духовно-нравственных сил с условиями мертвой пространственности у исторических народов, в противоположность народам неисторическим, постоянно уменьшает отношение зависимости. Таким образом, также и здесь утверждает себя самостоятельная наука об историко-обществен-ной действительности, привлекающая в объяснительных целях природные условия. Другое же соотношение демонстрирует, что с зависимостью, продиктованной приспособлением к природным условиям, связано овладение пространственностью средствами научной мысли и техники, так что человечество в своей истории именно посредством подчинения достигает господства над природой. Natura enim non nisi parendo vinciturV

Проблема отношения наук о духе к познанию природы может, однако, считаться разрешенной только тогда, когда наше исходное противоречие - между трансцендентальной точкой зрения, для которой природа обусловлена сознанием, и объективной эмпирической точкой зрения, для которой развитие духовного обусловлено совокупностью природы, - будет снято. Задача эта составляет одну сторону гносеоло-

Baconis aphorism! de interpretatione naturae et regno hominis, aph. 3.

296

гической проблемы. Если поставить ее изолированно, только для наук о духе, то убедительное для всех разрешение ее не кажется невозможным. Пути разрешения могли бы быть таковы: доказательство объективной реальности внутреннего опыта; подтверждение реальности внешнего мира; потом в этом внешнем мире благодаря процессу переноса в него нашей внутренней жизни получают место духовные явления и духовные сущности; как на минуту ослепленный взглядом на солнце глаз проецирует образ солнца в разнообразнейшей расцветке на разнообразнейшие места в пространстве, так каждое наше восприятие раз-множивает образ нашей внутренней жизни и переносит его в бесчисленных разновидностях на различные точки окружающего нас природного целого; а логически этот процесс можно изобразить и обосновать как заключение по аналогии от непосредственной и изначальной, нам единственно доступной данности внутренней жизни через посредство представлений о сопутствующем ей внешнем выражении внутреннего-к тому, что лежит в основе внешнего мира и сходным образом соотносится с соответствующими ему проявлениями. Чем бы ни была природа сдма по себе, изучение причин духовных явлений вполне может удовлетвориться тем, что природные явления всегда можно понять и использовать как знаки подлинной действительности, а пространственно-временные закономерности природы - как знаки тех же самых закономерностей в действительном. Стоит вступить в мир духа и исследовать природу, поскольку она является содержанием духа и в качестве цели или средства переплетена со свободной волей, и она сразу же станет для духа тем, чем она в нем и для него является, а что она есть сама по себе, здесь совершенно безразлично. Довольно того, что в своих действиях дух можем рассчитывать на ее закономерности, как они ему даны и доступны, и наслаждаться ее прекрасной видимостью.

IV. ОБЗОР НАУК О ДУХЕ

Приступающему вместе с нами к рассмотрению наук о духе мы должны попытаться дать предварительное представление о всем объеме этого второго полушария globus intellectualis, определив таким путем задачу настоящей работы.

Науки о духе еще не конституировались как целое и не могут образовать такую систему, где отдельные истины были бы упорядочены сообразно своей зависимости от других истин и от опыта.

297

Эти науки выросли в практике самой жизни, развились под влиянием требований специального образования, и система университетских факультетов, служащих обучению профессиям, является естественно развившейся формой их взаимосвязи. Их первые понятия и законы были нащупаны большей частью в ходе отправления общественных функций. Иеринг показал, как юридическая мысль сформулировала основополагающие понятия римского права в процессе сознательной духовной работы, осуществлявшейся в самой жизни правовых учреждений. * Точно так же и анализ древнейших греческих сочинений о государстве обнаруживает в них конденсат поразительно сильной и самосознательной политической мысли на базе отчетливых понятий и норм. Основополагающая идея, согласно которой свобода индивида связана с долей его участия в политической власти, а эта доля регулируется государственным правопорядком и соразмерна служению индивида общественному целому, сперва стала руководящей идеей самого по себе политического искусства; потом великим теоретикам сократической школы осталось лишь разработать ее в научном контексте. Развитие всеобъемлющих научных теорий опиралось впоследствии преимущественно на нужды специального образования правящих сословий. Так, уже в Греции задачи высшего политического образования в эпоху софистов вызвали к жизни риторику и политическую науку, и у новых народов история большинства наук о духе обнаруживает преобладающее влияние того же основополагающего обстоятельства. Литература римлян, посвященная их общественному устройству, обязана своей первоначальной древнейшей структурой тому, что она создавалась в виде инструкций для жреческого сословия и для отдельных государственных служащих. Систематика тех наук о духе, которые заключают в себе основы профессиональных умений правящих органов общества, равно как представление этой систематики в энциклопедических трудах тоже возникает, в конечном счете, из потребности обзорно представить все необходимое для такой профессиональной подготовки, и наиболее естественная форма этих энциклопедических обзоров, как мастерски показал на примере теологии Щлейермахер, всегда совпадает с членением совокупности наук, сознательно исходящим из названной практической цели. С учетом этих ограничительных условий

Mommsen. Rom. Staatsrecht, I, S ff.

298

вступающий в науки о духе найдет в таких энциклопедических трудах обзор отдельных заметных групп этих наук.1

Попытки выйти за пределы практики и открыть универсальное членение наук, имеющих предметом социально-историческую действительность, исходили от философии. Поскольку они были направлены на то, чтобы вывести систему наук из метафизических начал, их постигла судьба всякой метафизики. Более совершенным методом пользовался уже Бэкон, который поставил существующие науки о духе в связь с задачей опытного познания действительности, измеряя как их достижения, так и их недостатки степенью соответствия этой задаче. Коменский в своей «Пансофии»* намеревался на почве внутренней зависимости истин друг от друга выстроить последовательность, в какой они должны охватываться преподаванием, и, открыв таким путем в противовес ложному идеалу формального образования основополагающую идею будущей педагогики (которая, к сожалению, еще и сегодня остается проектом), подготовил своим принципом взаимозависимости истин адекватное членение наук. Когда Огюст Конт подверг исследованию связь между логическим отношением зависимости, определяющим взаимоотношения наук, и исторической последовательностью их возникновения, он создал основу для подлинной философии наук. * В конституировании наук об исторически-общественной действительности он видел цель своего великого труда, и его работа на деле вызвала сильнейшее движение в этом направлении: Милль, Литтре, Герберт Спенсер взялись за проблему взаимосвязи историко-общест-венных наук.2 Их работы дают человеку, погружающемуся в науки о ду-

Для целей такого направленного обзора отдельных областей наук о духе можно указать на следующие энциклопедии: Mohl. Enzyklop?die der Staatswissenschaften. T?bingen, 1859; 2., umgearb. Ausg. - 1872 (3. Aufl. - 1881). Ср. кроме того обзор и оценку других энциклопедий в его «Geschichte und Literatur der Staatswissenschaften». Bd. I, 111-164. Warnk?nig. Juristische Enzyklop?die oder organische Darstellung der Rechtswissenschaft, 1853. Schleierma-cher. Kurze Darstellung des theologischen Studiums. Berlin, 1810. 2., umgearb. Ausg. - 1830. B?ckh. Enzyklop?die und Methodologie der philologischen Wissenschaften, hrsg. von Bratuschek, 1877.

Обзор проблем наук о духе в их внутренней связи, где они методически выставлены по порядку и где может быть достигнуто их логичное разрешение, мы находим у Огюста Конта (Comte Aug. Cours de philosophie positive, 1830-1842, от четвертого до шестого тома). Его более поздние работы, содержащие измененную точку зрения, не могут служить этой цели. Наиболее значительный противоположно направленный набросок системы наук

299

хе, перспективу совсем другого рода, чем система профессий и обучения им. Эти мыслители ставят науки о духе в связь с задачей познания, берут проблему в ее полном объеме и стремятся разрешить ее в рамках научной конструкции, охватывающей всю исторически-общественную действительность. И все же, захваченные царящей сегодня среди англичан и французов страстью к авантюристическим научным построениям, лишенные глубокого чувства исторической действительности, способного вырасти лишь после многолетних занятий частными конкретными исследованиями, позитивисты в своих трудах прошли мимо как раз той исходной точки, которая могла бы соответствовать их же собственному принципу установления связей между отдельными науками. Им следовало бы начать свою работу с того, чтобы разобраться в архитектонике колоссального, шаг за шагом подновляемого изнутри, тысячелетиями по крупицам возводимого здания позитивных наук о духе, путем углубления в его строительный план понять его смысл и, сообразуясь с действующим в истории разумом воздать должное многообразию фактических путей развития этих наук. Они же воздвигли временную постройку, которая оказалась не прочнее чем путаные спекуляции о природе какого-нибудь Окена или Шеллинга. * И так оказалось, что развернутые из метафизического первопринципа немецкие философии духа - Гегеля, Шлейермахера и позднего Шеллинга - с большей глубиной интуиции сумели оценить приобретения позитивных наук о духе, чем это сделано в работах позитивных философов.

принадлежит Герберту Спенсеру. За первой атакой на Конта у Спенсера (Essays, first series, 1858), последовало более точное изложение в «The classification of the sciences», 1864 (ср. защиту Конта у Литтре, «Auguste Comte et la philosophie positive»). Развернутую картину членения наук о духе дает теперь его система синтетической философии, из которой сначала вышли «Принципы психологии»; «Принципы социологии» выходят с 1876 г. (с отнесением к труду «Descriptive sociology»); заключительная часть «Принципы этики» (о которой сам он заявляет, что «считает ее тем, для чего предшествующие части должны быть лишь подготовкой) в первом томе рассматривает «факты этики» (1879). Рядом с этой попыткой создания теории социально-исторической действительности заслуживают внимания также опыты Джона Стюарта Милля: они содержатся в шестой книге его «Логики», трактующей логик)' наук о духе, или нравственных наук, и также в сочинении: Mill Auguste Comte and Positivism, 1865.

300

Другие попытки охватывающей классификации в области наук о духе исходят в Германии из погружения в задачи наук о государстве, что, конечно, обусловливает некоторую односторонность точки зрения.1

Науки о духе не образуют логически устроенного целого, которое было бы аналогично системе познания природы: их совокупность развивалась иначе и должна впредь рассматриваться так, как она исторически выросла.

V. ИХ МАТЕРИАЛ

Материал этих наук составляет исторически-общественная действительность, насколько она сохранилась в сознании человечества в виде исторических сведений и стала доступна для науки в форме общественных знаний, выходящих за пределы сиюминутной ситуации. Как ни необъятен этот материал, он все же явно неполон. Интересы, никоим образом не созвучные требованиям науки, обстоятельства передачи сведений, не имеющие к этим требованиям ни малейшего отношения, обусловили теперешний объем наших исторических познаний. С тех самых времен, когда собравшиеся у костра соплеменники и соратники говорили между собой о деяниях героев и о божественном происхождении своего племени, животрепещущие интересы коллектива всегда заставляли вырывать из темного потока повседневной человеческой жизни отдельные факты и сохранять их. Интересы позднейшего времени и стечение исторических обстоятельств определили, каким из этих фактов было суждено дойти до нас. Историография как свободное искусство изложения охватывает одну изолированную часть этого неизмеримого целого, которая с той или иной точки зрения кажется представляющей интерес. Кроме того, сегодняшнее общество живет, так сказать, на наслоениях и обломках прошлого; отложения прошлой работы культуры в языке и народных суевериях, в нравах и правовых установлениях, а также в материальных изменениях, не поддающихся

Отправную точку образ) ют дискуссии о концепции общества и задаче общественных наук, в которых искали восполнение наукам о государстве. Тон задали: Stein L. Der Sozialismus und Kommunismus des heutigen Frankreichs. 2. Aufl., 1848, и MohlR. Tub. Zeitschr. f?r Staatsw., 1851. Продолжен в его «Geschichte und Literatur der Staatswissenschaften». Bd. I, 1855, S. 67 ff.: Die Staatswissenschaften und die Gesellschaftswissenschaften. Мы выделяем две попытки членения как особенно примечательные: Stein. System der Staatswissenschaft, 1852, и Schaffte. Bau und Leben des sozialen K?rpers, 1875 ff.

301

письменному учету, - все это составляет живое предание, которое неоценимым образом подкрепляет собой письменную традицию. Однако и сохранение традиции диктуется стечением исторических обстоятельств. Лишь в двух областях имеет место состояние материала, отвечающее требованиям науки. Ход духовных движений в новейшей Европе с достаточной полнотой сохранен в сочинениях, являющихся их составной частью. Данные статистики применительно к узкому временному промежутку и узкому кругу стран обеспечивают арифметически подкрепленное проникновение в охватываемые ими факты общества: они закладывают прочную базу в исследования современного состояния общества.

Необозримость всей массы этого непомерно большого материала не только подчеркивает его неполноту, но и в немалой мере способствует даже увеличению последней. Когда человеческий дух начал подвергать действительность своему осмыслению, он, влекомый изумлением, обратился прежде всего к небу; его захватил этот простертый над нами свод, как бы покоящийся на кольце горизонта, - всегда и повсюду окружающее человека, сплоченное в себе пространственное целое; так и в восточных странах, и в Европе ориентирование по небосводу стало исходной точкой научного исследования. Космос духовных явлений в своей неизмеримости открывается не поверхностному взгляду, а только сосредоточенному духу исследователя, обнаруживаясь в той или иной своей части, когда исследователь устанавливает, уточняет и сопоставляет факты; он выстраивается во внутреннем пространстве души. Критический анализ традиции, установление фактов, собирание их и составляют первейшую всеохватывающую задачу наук о духе. Филология разработала образцовую технику в занятиях труднейшим и прекраснейшим историческим материалом, классической древностью; сейчас же та же задача отчасти решается в бесчисленных специальных разысканиях, отчасти входит составной частью в более глубоко задуманные исследования. Эта чистая дескрипция исторически-общественной действительности, имеющая целью на основании физики земли в сочетании с географией дать пространственно-временное описание структуры духовных явлений и их различий в пределах земного целого, может стать наглядной лишь путем сведения всего к четкой пространственной мере, к числовым соотношениям, к временным определениям, лишь с помощью вспомогательных средств графического изображения. Простое собирание и анализ материала постепенно переходит, таким образом, в его продуманную обработку и расчленение.

302

VI. ТРИ КЛАССА ВЫСКАЗЫВАНИЙ В НИХ

Науки о духе, в своей реальности и в своей практике повинуясь тому конкретному разуму, который действовал и в их истории (вопреки мечтаниям смелых архитекторов, желающих отстроить их заново), сочетают в себе три различных класса высказываний. Одни дают слово действительности, как она представлена в восприятии; они содержат историческую компоненту познания. Другие развертывают вычленяемые путем абстрагирования закономерности в поведении содержательных частей этой действительности; они образуют теоретическую составляющую познания. Наконец, третьи выражают оценочные суждения и предписывают правила; в них заключена практическая компонента наук о духе. Факты, теоремы, оценочные суждения и правила - из этих трех классов высказываний и состоят науки о духе. И взаимосвязь между историческим, абстрактно-теоретическим и практическим направлениями мысли пронизывает науки о духе как общая им всем основная черта. Осмысление частного, индивидуального служит в них (ибо они являют собой постоянное опровержение тезиса Спинозы о том, что omnis determinatio est negatio*) конечной целью не в меньшей мере, чем разработка абстрактных закономерностей. От глубочайших корней в сознании вплоть до его высших вершин система оценочных суждений и императивов не зависит от первых двух классов высказываний. Взаимосвязь трех перечисленных задач внутри мыслящего сознания обнаруживается лишь в ходе теоретико-познавательного анализа (и шире: самоосмысления). Во всяком случае, уже самые начальные высказывания о действительности изолированы от оценочных суждений и императивов; так выявляются два рода изначально различных положений. И вместе с тем необходимо понять, что это различие внутри наук о духе имеет следствием двоякую связь между ними. Со своих первых шагов науки о духе не только изучают существующее, но и несут в себе сознательную систему оценочных суждений и императивов, куда входят ценности, идеалы, нормы, ориентации, образы будущего. Политическое суждение, дискредитирующее определенный общественный институт, не истинно и не ложно, а правильно или неправильно в смысле оценки направленности этого института, его цели; истинным или ложным со своей стороны может оказаться такое политическое суждение, которое выясняет отношения данного института к другим общественным учре-

303

ждениям. Лишь когда понимание этих обстоятельств станет опреде ляющим для теории предложения, высказывания и суждения, возникнет теоретико-познавательное обоснование, не загоняющее науки о духе в теснину обязательных абстрактных закономерностей по аналогии с естествознанием и не калечащее их этим, а постигающее и обосновывающее их такими, какими они стали в процессе своего исторического роста.

VII.

ОБОСОБЛЕНИЕ ЧАСТНЫХ НАУК ВНУТРИ

ИСТОРИЧЕСКИ-ОБЩЕСТВЕННОЙ

ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

Назначение наук о духе - уловить единичное, индивидуальное в исторически-общественной действительности, распознать действующие тут закономерности, установить цели и нормы ее дальнейшего развития - может быть исполнено лишь с помощью искусственных приемов мышления, с помощью анализа и абстрагирования. Абстрактная формула, позволяющая отвлечься от определенных сторон факта, развернув взамен другие, не единственная и не последняя цель этих наук, а их незаменимое вспомогательное средство. Как абстрагирующее познание не должно поглощать в себе другие самостоятельные цели этих наук, так, со своей стороны, ни историческое или теоретическое познание, ни выявление фактически нормирующих общество правил не должно лишать прав абстрагирующее познание. Распря между исторической и абстрактной школами возникла потому, что абстрактная школа совершила первую, а историческая- вторую из вышеназванных ошибок. Каждая специальная наука возникает лишь благодаря техническим приемам вычленения какого-то частного содержания из исторически-общественной действительности. Даже историография отвлекается от тех сторон в жизни отдельных людей и общества, которые в изображаемую эпоху были такими же, как и во все другие эпохи: ее взгляд направлен на отличительное и неповторимое. Отдельный историк может здесь и обмануться, поскольку из такой направленности взгляда вытекает, ч го он использует свой источник лишь частично; но если сравнить конкретный результат исторического рассмотрения с совокупным фактическим содержанием исторически-общественной действительности, то придется признать наличие избирательного подхода. Отсюда следует то важное правило, что всякая специальная наука познает исторически-общественную действительность лишь относительно и нужда-

304

ется в своем восполнении другими науками. Размежевание этих наук, их здоровый рост в условиях специализации зависят поэтому от понимания того, как каждая их истина связана с совокупным целым, от постоянного сознания того, что эти истины вообще имеют место лишь в силу абстрагирования и что в меру их абстрактности им присуща ограниченная познавательная ценность.

Отсюда можно предположить, с помощью каких фундаментальных расчленений частные науки о духе стремятся овладеть своим необъятным предметом.

VIII.

НАУКИ О ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ИНДИВИДАХ КАК ЭЛЕМЕНТАХ ЭТОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

В жизненных единствах, в психофизических индивидах анализ обнаруживает те элементы, из которых выстраиваются общество и история, а изучение этих жизненных единств образует самую основную группу наук о духе. Наукам о природе в качестве исходной точки исследования дана чувственная видимость разновеликих тел, которые движутся в пространстве, распространяются и расширяются, сжимаются и уменьшаются, существуя среди всех этих изменений своих свойств. Взгляды на состав материи постоянно уточнялись. В этом смысле гораздо более благоприятно соотношение между исторически-общественной действительностью и интеллигенцией. Последней в ней же самой непосредственно дано то единство, которое является первоэлементом в сложном здании общества, тогда как в естественных науках такой первоэлемент надо еще выводить посредством умозаключений. Субъектами, к которым мышление согласно своему непременному закону привязывает предикаты, кирпичики всякого познания, в естественных науках являются элементы, лишь гипотетически добываемые путем анализа внешней действительности, дробления, расщепления вещей; в науках о духе такими элементами являются реальные единства, фактически данные во внутреннем опыте. Естествознание конструирует материю из мельчайших элементарных частиц, не способных уже ни к какому самостоятельному существованию, мыслимых лишь в качестве составных частей молекулы; единства, взаимодействующие внутри на диво переплетенного целого истории и общества, суть индивиды, психофизические целостности, каждая из которых отличается от всякой другой, каждая - целый мир. Ведь в конце концов мир нигде и

20 - 805 305

не существует, кроме как в представлении подобного индивида. Эту неизмеримость всякого психофизического целого, в конечном счете заключающую в себе неизмеримость природы, иллюстрирует анализ мира представлений: из ощущений и представлений здесь выстраивается отдельное воззрение, а потом, какое бы множество элементов ни вошло в него, оно само входит как простой элемент в осознанные продукты сочетания или разделения представлений. И уникальность каждого такого обособленного индивида, действующего в той или иной точке неизмеримого духовного космоса, можно в соответствии с тезисом Individuum est ineffabile* проследить вплоть до его отдельных составных частей, благодаря чему она впервые приоткрывается в своем полном значении.

Теорией этих психофизических жизненных единств являются антропология и психология. Их материал - сумма истории и жизненного опыта; причем постоянно растущую важность для них будут иметь данные изучения психологии массовых движений. Использование всей сокровищницы фактов, составляющих общий материал наук о духе, присуще истинной психологии в такой же мере, как и теориям, о которых подробнее речь пойдет ниже, и историографии. При всем том, однако, не следует упускать из виду: вне составляющих предмет психологии психических единств для нашего опыта вообще не существует никаких духовных явлений. Поскольку психология включает в себя далеко не все факты, являющиеся предметом наук о духе или (что то же) эмпирически наблюдаемые нами при изучении психических единств, то получается, что психология имеет предметом лишь часть того, что происходит в каждом отдельном индивиде. Поэтому лишь в порядке абстрагирования ее можно отделить от общей науки об исторически-общественной действительности и лишь в постоянном соотнесении с последней ее можно развивать. Конечно, психофизическое единство замкнуто в себе, поскольку целью для него является лишь то, что сообразуется с его собственной волей, ценностью - только то, что ощущается им как таковая, а действительностью и истиной - только то, что способно засвидетельствовать свою достоверность и очевидность перед его сознанием. Но, с другой стороны, как ни замкнуто, как ни уверенно в своем самосознающем единстве это целое, оно выступает лишь в контексте общественной действительности: оно организуется под воздействиями извне и в свою очередь действует вовне: все его содержание - лишь изолированная и преходящая структура, выступающая внутри всеобъемлющего духовного содержания истории и общества: больше

306

того, высшая черта его сущности та, в силу которой оно живет в чем-то, что не является им самим. Предметом психологии всегда оказывается, таким образом, лишь индивид, вычлененный из живого контекста исторически-общественной действительности, и этой науке остается лишь устанавливать путем абстрагирования общие свойства, обнаруживаемые отдельными психическими сущностями в данном социальном контексте. Человека, изъятого из общественных взаимодействий и существующего как бы до общества, психология и не обнаруживает как опытную данность и не может дедуцировать; будь это возможно, структура наук о духе оказалась бы несравненно более простой. Даже тот очень ограниченный набор трудноуловимых основных черт, который мы склонны приписывать человеку как таковому, остается предметом неулаженного спора между резко противоречащими друг другу гипотезами.

Здесь можно поэтому сразу же отвергнуть подход, который закладывает в капитальные стены наук о духе гипотезы и тем самым делает их постройку ненадежной. Две противоположные гипотезы решают путем искусственного конструирования вопрос об отношении индивидуальных единств к обществу. Со времен, когда Платонова концепция государства как гигантского человека противопоставила себя естественному праву софистов, в вопросе о построении общества эти две теории враждуют примерно так же, как атомистическое и динамическое воззрения - в науках о природе. Правда, в своем дальнейшем развитии они сближаются друг с другом, но разрешение противоречия между ними станет возможным только тогда, когда будет отброшен спровоцировавший его метод конструирования, когда отдельные науки об общественной действительности будут осмыслены как части всеобъемлющего аналитического метода, а их отдельные истины - как высказывания об отдельных содержаниях этой действительности. При таком аналитическом подходе к исследованию психологию уже нельзя будет развивать по схеме первой из упомянутых гипотез как описание изначальных свойств индивида, оторванного от исторического ствола общества. Ведь, в конце концов, движения воли, например, имеют в индивиде сцену своего действия, но отнюдь не объясняющее их основание. Подобная изоляция и последующее механическое комбинирование индивидов в качестве метода конструирования общества были основной ошибкой старой школы естественного права. Против односторонности этого направления неустанно борется противоположная ей односторонность. Эта последняя, в противовес механическому состав-

20* 307

лению общества из отдельных его элементов, разработала формулы, выражающие единство общественного тела и призванные воздать должное другому ряду фактов. Примеры таких формул - подведение отношения индивида к государству под отношение части к целому, предшествующему части, в аристотелевском учении о государстве; проведение публицистами Средневековья воззрения на государство как на хорошо упорядоченный живой организм, что нашло поддержку и более подробное развитие у видных современных писателей; понятие народной души или народного духа. Эти попытки подчинить единство индивидов в обществе известному понятию можно отчасти оправдать только как противовес другой исторической крайности. Народной душе не хватает того единства самосознания и действия, какое мы мыслим в понятии «душа». Концепция организма подменяет насущную проблему другой; не исключено, как заметил уже Дж. Стюарт Милль, что проблему общества удастся разрешить скорее и полнее, чем проблему живого организма, но и без того уже сейчас можно продемонстрировать резкое различие этих двух видов систем, в которых итоговый результат достигается взаимодействием обусловливающих друг друга функций. Отношение психических единств к обществу вообще нельзя поэтому вводить в рамки какой бы то ни было конструкции. Такие категории, как единство и множество, целое и часть, непригодны для теоретического конструирования: даже там, где наука не может без них обойтись, ни в коем случае нельзя забывать, что эти категории имели свой непосредственный живой источник в самоощущении индивида и что поэтому никакое вторичное приложение их к переживанию, определяющему индивида в обществе, не сможет прояснить это переживание лучше, чем в состоянии сказать сам за себя его опыт.

Человек как сущность, предшествующая истории и обществу, есть фикция генетического объяснения: тот человек, которого имеет своим объектом здравомыслящая аналитическая наука, есть индивид как составная часть общества. Трудная проблема, которую призвана разрешить психология, заключается в аналитическом познании всеобщих свойств этого человека.

В таком понимании антропология и психология оказываются основой всякого познания исторической жизни, равно как всех норм, которыми руководствуется общество и по которым оно развивается. Эти науки - не просто погружение человека в созерцание самого себя. Определенный тип человеческой природы всегда стоит между историком и его источниками, из которых он хочет извлечь и пробудить к полно-

308

кровной жизни исторические образы; определенный тип точно так же стоит и между политическим мыслителем и действительностью общества, для которого он хочет сформулировать нормы дальнейшего развития. Наука хочет лишь придать этому субъективному типу закономерность и плодотворность. Она должна разработать общезначимые положения, субъектами которых является единство индивида, а предикатами - все высказывания о нем, могущие оказаться плодотворными для понимания общества и истории. Эта задача психологии и антропологии предполагает, однако, расширение их сферы действия. Выйдя за пределы прежнего исследования закономерностей духовной жизни, они должно познать ее типические разновидности, подвергнуть описанию и анализу фантазию художника, характер человека действия и дополнить изучение форм духовной жизни описанием ее реального процесса и ее содержания. Так будет устранена лакуна, существующая в традиционных системах общественно-исторической действительности между психологией, с одной стороны, и эстетикой, этикой, политическими науками и историографией - с другой; так будет заполнено место, которое до сих пор было занято лишь расплывчатыми обобщениями жизненного опыта, созданиями поэтического воображения, описанием личностей и судеб выдающихся людей и неопределенными общезначимыми истинами, какие историки вплетают в свое повествование.

Психология способна решить задачи такой основополагающей науки, лишь держась в границах научной дескрипции, констатации фактов и фактических закономерностей; от нее следует четко отличать объяснительную психологию, которая имеет своей целью дедуцировать всю структуру духовной жизни, исходя из известных допущений. Лишь при таком их различении для психологии в этом втором смысле будет обеспечен достоверный, непредвзято собранный материал, допускающий верификацию психологических гипотез. А главное - только так частные науки о духе могут наконец получить действительно прочное обоснование, тогда как сейчас даже лучшие представители психологии строят гипотезы на гипотезах.

Подведем итог всему нашему рассуждению. Простейший диагноз, какой можно получить при анализе социально-исторической действительности, предлагается психологией; она поэтому первая и элементарнейшая среди всех частных наук о духе; тем самым ее истины образуют основу для последующего строительства. Однако истины психологии содержат лишь отдельный фрагмент этой действительности и по-

309

тому имеют своей предпосылкой связь с целым. Соответственно отношение психологической науки к другим наукам о духе и к самой расчленяемой этими науками действительности тоже может быть прояснено лишь в ходе теоретико-познавательного обоснования. А для самой психологии из ее положения в системе наук о духе вытекает, что в качестве дескриптивной науки (это понятие будет подробнее развернуто в ходе нашего изложения) она должна отличаться от объяснительной науки, которая, будучи по своей природе гипотетичной, предпринимает попытку вывести факты духовной жизни из нескольких простых допущений.

Изображение отдельного психофизического жизненного единства есть биография. Память человечества нашла достойными интереса и сбережения очень многие индивидуальные судьбы. Карлейль сказал однажды об истории: «Мудрая памятливость и мудрая забывчивость- в этом все дело». Исключительность человеческого существования- соразмерная силе, с какой индивид привлекает к себе взоры и любовь других индивидов, - захватывает безраздельнее, чем любой другой объект и любое обобщение. Статус биографии внутри общей историографии соответствует статусу антропологии внутри теоретических наук об исторически-общественной действительности. Поэтому прогресс антропологии и растущее признание ее основополагающей роли поможет пониманию того, что охват совокупной действительности индивидуального существования, описание его природы и его исторической среды - вершина историографии, равноценная по глубине решаемой задачи любому историческому описанию, обнимающему более обширный материал. Человеческая воля в ее движении и ее судьбе понимается здесь, сообразно ее достоинству, как самоцель, и биограф должен увидеть человека sub specie aeterni* так же, как он сам ощущает себя в моменты, когда все вокруг становится для него покровом, одеянием и посредником божества и он чувствует, что близок к звездному небу словно к какой-нибудь частице земли. Биография излагает таким образом основополагающий исторический факт во всей чистоте, полноте и непосредственной действительности. И только историк, умеющий, так сказать, выстроить историю из этих жизненных единств, стремящийся с помощью репрезентации и понятия о типическом приблизиться к пониманию сословий, общественных образований, эпох, скрепляющий, в опоре на концепцию поколений, друг с другом в единую цепь жизненные пути отдельных людей, - только такой историк уловит правду исто-

310

рического целого в противовес мертвым абстракциям, большей частью извлекаемым из архивов.

Если биография является важным вспомогательным средством для дальнейшего развития подлинной реальной психологии, то, с другой стороны, свою основу она находит в теперешнем состоянии этой науки. Истинный биографический метод можно характеризовать как приложение антропологии и психологии к задаче живого и осмысленного описания жизненного единства, его развития и его судьбы.

Нормы личного жизненного поведения во все времена составляли обширную ветвь литературы; прекраснейшие и глубочайшие произведения всей литературы посвящены этому предмету. Чтобы они приобрели, однако, черты науки, наши усилия должны привести нас к самоосмыслению, выявляющему связь между нашим познанием реальности жизненного единства и нашим сознанием взаимозависимости тех ценностей, которые обнаруживают в жизни наша воля и наше чувство.

На границе естественных наук и психологии выделилась область исследований, обозначенная ее гениальным первооткрывателем как психофизика и развернутая через сотрудничество выдающихся исследователей в проект физиологической психологии. Эта наука отправлялась от стремления, без внимания к метафизическому спору о теле и душе, со всей возможной точностью зафиксировать фактические взаимосвязи между этими двумя областями явлений. Нейтральное, сохраняющее всю мыслимую здесь абстрактность понятие функции в его математическом значении было при этом положено Фехнером в основу, а в качестве цели этой науки было утверждено установление существующих здесь зависимостей, допускающих описание в двух направлениях. Средоточием его исследования стало функциональное отношение между раздражением и ощущением. Но если эта наука сумеет полностью заполнить пробелы, имеющие место между физиологией и психологией, если она сумеет охватить все точки соприкосновения телесной и психической жизни и установить связь между физиологией и психологией настолько полно и действенно, насколько это возможно, то она будет вынуждена встроить это отношение в объемлющее представление о причинной взаимосвязи всей действительности. А именно, односторонняя зависимость психических фактов и изменений от физиологических составляет главный предмет подобной физиологической психологии. Она вскрывает зависимость духовной жизни от ее телесной подосновы; исследует границы, внутри которых такую зависимость удается проследить; описывает, далее, обратное воздействие, которое

311

идет от духовных изменений к телесным. Так она прослеживает духовную жизнь, от отношений, какие существуют между физиологической активностью чувственных органов и психическим процессом ощущения и восприятия, до отношений между появлением, исчезновением, сцеплением представлений, с одной стороны, и структурой и функциями мозга, с другой стороны, вплоть до тех, какие имеют место между рефлекторным механизмом и двигательной системой и соответственно между звукообразованием, языком и его упорядоченным движением.

IX.

МЕСТО ПОЗНАНИЯ ПО ОТНОШЕНИЮ

К СОВОКУПНОЙ ИСТОРИЧЕСКИ-ОБЩЕСТВЕННОЙ

ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

От такого аналитического расчленения отдельных психофизических единств мы отличаем анализ, имеющий своим предметом исторически-общественную действительность как целое. Французы и англичане, которым принадлежит идея общей науки, нацеленной на теорию такого целого, назвали ее «социологией». Познание общества в развитии действительно не может быть отделено от познания его современного состояния. Эти два класса явлений взаимосвязаны. Нынешнее состояние общества есть результат предшествующего состояния и в то же время - условие последующего. Статус, зафиксированный нами на данный момент, уже через минуту становится достоянием истории, и поэтому всякий общественный срез, отражающий статус общества на данное мгновение, необходимо рассматривать- едва только это мгновение остается позади - как историческое состояние. Для обозначения этого саморазвивающегося целого можно, таким образом, пользоваться понятием «общество».

Общество, то есть вся исторически-общественная действительность, предстает индивиду как объект более сложный и более загадочный, чем даже его собственный организм и сокровеннейшая часть последнего - мозг. Поток происходящего в обществе не знает остановок,

Понятие социологии, или науки об обществе, в том смысле, в каком оно использовалось Контом, Спенсером и другими, следует строго отделять от понятия науки об обществе в государственно-правовых доктринах немецких ученых, где различение общества и государства диктовалось временем и вводилось с целью обозначения внешней организации общества, являющейся предпосылкой и основой государства.

312

тогда как индивиды, влекомые этим потоком, явившись на сцене жизни, вынуждены затем покидать ее. Индивид заведомо включен в жизнь в качестве элемента, находящегося во взаимодействии с другими такими же элементами. Не он возводил то целое, внутри которого был рожден. Его знания о законах, управляющих взаимодействием индивидов, скудны и неопределенны. Это, конечно, те же процессы, которые, благодаря внутреннему восприятию, осознаются им во всем своем содержании и из которых вне его было выстроено это целое. Однако сложность их столь велика, природные условия, необходимые для их возникновения, столь многообразны, а возможности измерения и экспериментирования столь ограниченны, что познание общественного здания наталкивается на препятствия, кажущиеся почти непреодолимыми. Отсюда вытекает различие нашего отношения к обществу и к природе. Сущность общественных явлений понятна нам изнутри; на основе наших собственных состояний мы, в известной мере, способны воспроизводить их в себе: любовь, ненависть, бурная радость, вся игра страстей сопутствуют нашему созерцанию исторического мира. Природа же не говорит нам ничего. Лишь в мерцающем свете нашего воображения получает она жизнь и внутреннюю сущность. Как система телесных элементов, взаимодействующая с природой, внутренне мы такого взаимодействия никак не ощущаем. Поэтому и природа может представляться нам как выражение возвышенного покоя, но это впечатление тут же исчезло бы, если бы в ее элементах мы открыли или вынуждены были представить ту же изменчивую игру внутренней жизни, какой исполнено для нас общество. Природа чужда нам. Она для нас лишь внешнее, никак не внутреннее. Общество - вот наш мир. Игре взаимодействий в нем мы сопереживаем всеми силами нашего существа, ибо внутри себя самих обнаруживаем живейшее волнение тех состояний и сил, из которых и строится его система. Образ его состояния нам приходится постоянно совершенствовать в вечно подвижных ценностных суждениях, неустанно изменяя его - по крайней мере в представлении - движением воли.

Все это придает изучению общества черты, радикальным образом отличающие его от изучения природы. Закономерности, доступные выявлению в сфере общественного, по своему числу, значению и по определенности нашего понимания принципиально уступают природным закономерностям, ибо открытие последних имело под собой прочное основание - пространственные отношения и свойства движения. Движение небесных тел - не только тех, что образуют нашу пла-

313

нетную систему, но и тех далеких звезд, чей свет доходит до нас лишь спустя многие годы - описывается простым законом гравитации и может быть рассчитано на долгое время вперед. Подобного удовлетворения уму науки об обществе дать не могут. Трудности познания отдельного психического единства усугубляются разнородностью и сингулярностью таких взаимодействующих в обществе единств, сложностью природных условий, которыми они связаны, накоплением взаимовлияний, происходящим на протяжении жизни многих поколений и не позволяющим выводить состояния прошлого непосредственно из человеческой сущности в том виде, в каком мы ее знаем сейчас, или же судить о сегодняшних состояниях, исходя из некоего всеобщего типа человека. Все это, однако, компенсируется в немалой степени тем обстоятельством, что сам я, переживая и постигая себя изнутри, являюсь составной частью этого общественного тела и что другие составляющие его части так же точно подобны мне, а потому постижимы для меня в своей внутренней сущности. Жизнь общества я понимаю. Индивид представляет собой, с одной стороны, некий элемент общественных взаимодействий, в котором перекрещиваются различные системы этих взаимодействий и который реагирует на них сознательной направленностью своей воли и поступков, и вместе с тем он есть созерцающая и исследующая этот процесс интеллигенция. Игра бездушных действующих причин сменяется здесь игрой представлений, чувств и побуждений. Открывающиеся при этом сингулярность и богатство игры взаимодействий безграничны. Сила водопада нуждается в столкновении множества гомогенных частиц, и порой бывает достаточно лишь одного слова, одного дуновения уст, чтобы, спровоцировав игру мотивов в абсолютно индивидуальных единствах, потрясти целое общество той или иной части света. Вот сколь велико отличие возникающего здесь взаимодействия (зарождающегося в представлении мотива) от всякого иного типа причин. Отсюда и другие существенные черты, свойственные познанию общества. Действующая в науках о духе способность понимания - это весь человек в целом; своими достижениями науки обязаны не просто силе интеллигенции, но мощи личностной жизни. Такая духовная деятельность притягательна и находит свое удовлетворение в сингулярности и фактичности этого духовного мира, не ставя перед собой задачи дальнейшего постижения его как совокупного целого, и с подобным пониманием связана для нее практическая направленность суждений, идеалов и правил.

314

Из этих фундаментальных отношений проистекает двойственность, с какой индивид осмысляет общество. Индивид сознательно осуществляет свою деятельность по отношению к общественному целому, устанавливает правила этой деятельности, ищет ее предпосылки в совокупной связи с духовным миром. Вместе с тем, стремясь схватить это целое в познании, он действует как созерцающая интеллигенция. Поэтому науки об обществе, с одной стороны, вырастают из осознания индивидом собственной деятельности и ее условий. Так поначалу строилась грамматика, риторика, логика, эстетика, этика, юриспруденция, и этим объясняется, почему в совокупности наук о духе они продолжают занимать неопределенное срединное положение между анализом и правилополаганием, объектом которых является частная деятельность индивида и которые в качестве своего предмета имеют общественную систему в целом. Тот же интерес - по крайней мере на первых порах - отличал и науку о государстве: ведь в ней он уже тогда был связан с интересом к обозрению политических тел. Исключительно из этой потребности в свободном созерцающем обозрении, движимом внутренним интересом к человеческому, возникла впоследствии историография. Вместе с тем постоянно усиливающаяся дифференциация общественной деятельности вела к тому, что в процессе технической подготовки к этой деятельности происходило все большее наращивание и накопление теории: технические теории, побуждаемые своей практической потребностью, все глубже проникали в самую суть общества, мало-помалу интерес к познанию превращал их в подлинные науки, которые, наряду с решением своих собственных практических задач, сообща трудились над познанием исторически-общественной действительности.

Обособление частных наук об обществе, не являлось, стало быть, уловкой теоретического рассудка, искавшего решение проблемы исторически-общественного мира путем методического расчленения объекта исследования. Процесс этот направлялся самой жизнью. Как только происходило выделение некоторой общественной сферы и сфера эта порождала определенный порядок явлений, сопряженных с деятельностью индивида, - условия для появления теории были налицо. Поэтому великий процесс дифференциации общества, в котором возникла эта столь удивительно разветвленная общественная постройка, в самом себе заключал те условия и потребности, в силу которых каждая из ставших сравнительно самостоятельными сфер жизни общества находила отражение в теории. Именно поэтому общество, где, как в мощ-

315

нейшем двигателе, каждое колесо, каждый цилиндр имеет свою особую, но необходимую для работы целого функцию, оказывается, наконец, более или менее полно представленным в сосуществовании и взаимопроникновении многочисленных теорий.

Поначалу позитивные науки о духе не испытывали потребности установить связь отдельных теорий друг с другом и со всей совокупностью исторически-общественной действительности, частичные содержания которой были предметом обособленного рассмотрения этих теорий. С запозданием, поодиночке эту брешь пытаются заполнить философия духа, философия истории, философия общества, и мы в дальнейшем подробно разберем причины, помешавшие им превратиться в стабильно развивающиеся науки. На широком фоне исторически-общественной действительности подлинные науки, достигшие определенного уровня совершенства, выступают разрозненно и почти без связи друг с другом. Не соотношение с некой общей наукой, а только соотношение с этим живым явлением и его дескриптивное отображение определяют место этих наук.

X.

НАУЧНОЕ ИЗУЧЕНИЕ ЕСТЕСТВЕННОГО ДЕЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА И ОТДЕЛЬНЫХ НАРОДОВ

Это дескриптивное изложение, каковое можно обозначить как обществоведение и историоведение в самом широком смысле, подобно искусству историографии и современной статистике, схватывает сложные явления духовного мира в их взаимосвязи. Ранее (с. 301) мы видели, как в пестром многообразии сочинений простое накопление и отбор материала, благодаря все возрастающей его интеллектуальной обработке, постепенно превращаются в науку. В этой связи мы настойчиво подчеркивали значение историографии, занимающей особое место между собиранием фактов и соединением однородных фактов в частную теорию. Она казалась нам искусством из-за своей, сходной с фантазией художника, способности созерцать Ъбщее через особенное, не выделяя общее посредством абстрагирования и не представляя его как существующее для себя, что происходит только с появлением теории. Особенное здесь питается и формируется исключительно идеей в духе историографа, а если имеет место обобщение, то оно лишь на долю секунды высвечивает факты и высвобождает абстрактное мышление. Разве не ту же роль играет обобщение и в поэзии, когда на мгновение

316

освобождает душу слушателя от бремени изображаемых страстей и аффектов, вознося ее в чистый эфир мысли?

Прирожденный историограф, охватывая все многообразие человеческой жизни, производит, однако, и первое дескриптивное упорядочивание однородного материала, которое естественным образом примыкает к антропологии индивида. Если последняя изучает общий тип человека, общие законы жизни психологических единств, различия индивидуальных типов, предполагаемые этими законами, то этнология, или сравнительная антропология, идет еще дальше: предметом ей служат однородности более узкого порядка, однородности, посредством которых в целом человечества выделяются отдельные группы, предстающие как самостоятельные единицы человеческого сообщества. Речь идет о естественном членении человеческого рода, о вытекающем отсюда распределении духовной жизни в условиях земного целого и о различиях духовной жизни на земле. Это народоведение исследует, таким образом, естественное разделение человеческого рода на основе семейно-родственных отношений в концентрических кругах, образуемых степенью родства, то есть то, каким образом в каждом более узком кругу проявляются - сообразно более узкой степени родства - новые черты - черты общности. От вопроса о единстве происхождения и видовых отличиях, о местах древнейших поселений, о возрасте и общих чертах человеческого рода эта наука переходит к вычленению отдельных рас и определению их черт, к рассмотрению групп, входящих в состав каждой такой расы; опираясь на географию, она фиксирует распределение духовной жизни и ее различий на поверхности земли. Мы видим, как поток населения ширится, ищет себе легчайшие пути, приноравливаясь, подобно потоку воды, к земному рельефу.

На генеалогическое членение накладываются историческое действие и историческая судьба, и так возникают народы- живые и относительно самостоятельные центры культуры в общественной взаимосвязи той или иной эпохи, носители исторического движения. Конечно, основу того или иного народа составляет естественная генеалогическая взаимосвязь, распознаваемая и на телесном уровне; однако даже если родственные народы и демонстрируют родство телесного типа, отличающегося поразительной устойчивостью, то складывание их исторически-духовного облика отмечено накоплением все более тонких различий во всех областях жизни.

Это индивидуальное жизненное единство народа, проявляющееся в родстве всех жизнепроявлений - в его правовых установлениях, языке,

317

религиозном естестве - находит выражение в таких, имеющих мистический привкус, понятиях, как «душа народа», «нация», «дух народа», «организм». Для историка подобные понятия столь же бесплодны, как для физиолога - понятие жизненной силы. Уяснить, что означает слово «народ», можно (до известных пределов) лишь аналитически, с помощью исследований, которые в методологической совокупности наук о духе могут быть названы теориями второго порядка. Исходным пунктом последних служат истины антропологии; эти истины применяются к взаимодействию индивидов в условиях природной взаимосвязи, и так возникают науки о системах культуры и ее формообразованиях, о внешней организации общества и об отдельных объединениях в ее рамках. Вообще между индивидом и сложным течением истории наука находит для себя три больших класса объектов, подлежащих изучению: внешняя организация общества, системы культуры в ней и отдельные народы - три устойчивых образования, наиболее многосоставным и слож-нопосгижимым из которых является народ как целое. А коль скоро все эти объекты представляют собой лишь частичные содержания реальной жизни, ни одно из них нельзя исторически понять или теоретически освоить без научного изучения другого. Однако до этого, соответственно степени его сложности, осмысление такого явления, как отдельный народ, осуществлялось только с помощью анализа двух других явлений. То, что обозначается выражениями «душа народа», «дух народа», «нация», «национальная культура», может быть наглядно представлено и проанализировано лишь тогда, когда различные стороны народной жизни (язык, религия, искусство) будут поняты в их взаимодействии. И здесь нам предстоит сделать следующий шаг в анализе исторически-общественной действительности.

XI.

РАЗЛИЧЕНИЕ ДВУХ ДРУГИХ КЛАССОВ ЧАСТНЫХ НАУК

Кто занимается изучением исторических и общественных явлений, тот постоянно вынужден иметь дело с такими абстрактными сущностями, как искусство, наука, государство, общество, религия. Подобно непроницаемой пелене, они скрывают действительность от нашего взора, однако и сами при этом противятся схватыванию. Если некогда между исследователем и законами движения атомов и молекул вставали субстанции, души небесных светил, эссенции, то сегодня подобные

318

сущности препятствуют проникновению взгляда исследователя в действительность исторически-общественной жизни, во взаимодействие психофизических жизненных единств в природном целом и в их естественном генеалогическом членении. Моя задача- рассеять эти призраки и научить видеть действительность, а это искусство, равно как и способность созерцать пространственные формы, требует долгого упражнения.

В безмерном многообразии малых и, казалось бы, исчезающе малых взаимовоздействий между индивидами, осуществляемых посредством материальных процессов, ни одно единичное воздействие не утрачивается, как не теряется в физическом мире солнечный луч. Но кто может проследить путь воздействия этого луча? Когда в общественном мире происходит соединение однородных следствий друг с другом, тогда и возникают обстоятельства и факты, красноречиво заявляющие о себе. Одни из них своим появлением обязаны либо единонаправленному, однородному, но временному напряжению различных сил, либо сингулярному силовому воздействию могучей единичной воли, масштабность которого задается исключительно его сонаправленностью этим накопленным в истории и обществе энергиям. Так внезапно разражаются и стихают мощные исторические бури - революции и войны. Их воздействие может быть длительным лишь в том случае, если они произвели изменение некоторой стабильной общественной структуры; примером здесь может служить эпоха «Бури и натиска», которая, опираясь на могучую личность Руссо, привела в движение аккумулированные в жизни нашего народа энергии и изменила облик нашей поэзии. Эти стабильные структуры и составляют другой важнейший факт общественной действительности, но возникновение их связано с длительными, устойчивыми отношениями между индивидами, и до сих пор только они получали подлинно научное теоретическое осмысление.

Мы видели, как естественное основание общественного разделения, которое восходит к глубочайшим метафизическим тайнам и, оттуда- силою половой любви, любви детей к родителям и любви к материнской почве, неразрывно скрепляющих нас друг с другом прочными узами темных стихийных чувств, - порождает общность и однородность малых и больших групп в фундаментальных отношениях генеалогического членения и расселения человечества; историческая жизнь развивает эту однородность, благодаря которой, в частности, отдельные народы предстают взору исследователя в виде очерченных определенными границами единств. Кроме того, устойчивые образования - предметы обще-

319

ственного анализа - возникают, если опирающаяся на какой-либо элемент человеческой природы, а потому постоянная цель связывает воедино психические акты отдельных индивидов, соединяя их тем самым в некоторую целевую взаимосвязь, или же если определенные устойчивые причины (что бы ни являлось их истоком - естественное деление или влекущие человека цели) вызывают включение единичной воли в связи целого. Рассматривая первый вариант, мы различаем в обществе системы культуры; обращаясь ко второму- обнаруживаем внешнюю организацию, которую придало себе человечество: государства, объединения индивидов и далее - ту структуру устойчивых связей воль в рамках фундаментальных отношений господства, зависимости, собственности, общности, которую в последнее время стали, в противоположность государству, называть обществом в узком смысле слова.