Часть 4.

дается удивительными комбинациями чувств, доставляющих удовольствие. Когда же волевое действие сталкивается с напряжением или задержкой, то эти волевые состояния вызывают чувство неудовольствия. В противоположность этому удачный исход сопровождается чувством удовольствия.

Когда же мы говорим о чувстве сходства или чувстве действительности, то слово «чувство», напротив, используется в двояком смысле. Здесь дает о себе знать общий характер осознавания, обусловливающий это двоякое использование выражения «чувство». Утверждение и отрицание, сомнение и уверенность сами по себе еще не доставляют ни удовольствия, ни неудовольствия. Есть чистая, беспримесная радость8 по поводу освобождения от предположений любого рода. И насколько в волевой сфере осознавание, понимание обязательства моей воли по осуществлению какого-то поступка в силу акта, которым я себя обязал, не связано само по себе с чувством удовольствия или неудовольствия, - настолько же легко из взаимосвязи жизни проистекает определенное чувство боли, чувство ограничения. Таким образом, сознание волевого действия само по себе не является чувством, хотя очень сходно и связано с ним. Говоря в общем виде: существует осознавание состояния, которое хотя и очень сходно с чувством и связано с ним, само, однако, не может рассматриваться как чувство. И подобно тому, как осознавание здесь недостаточно отделено от чувства, равным образом и для переживаний, которые позволяют нам понять нечто от нас отличное - будь оно действительным или вымышленным, - выражение «последующее вчувствование» должно быть отброшено как слишком узкое. Речь здесь идет, скорее, о последующем переживании, в котором совокупная психическая взаимосвязь чужого существования в целом должна постигаться на основании того, что дано единичным образом.

2. Всеобщий характер действия в переживании чувства

Теперь же следует указать, что таким образом отграниченная область чувств обнаруживает во всех своих переживаниях одно и то же действие и одни и те же структурные особенности. Привлечение же других переживаний, которые не характеризуются через удовольствие или неудовольствие, напротив, не позволяет определить структурные единства, структурные отношения и телеологические процессы этой области.

91

Характер структуры в этой области обусловлен одной чертой действия чувства, на которую здесь можно лишь указать или же образно ее выразить, хотя ей и нельзя дать никакой дефиниции. В области предметного постижения переживание включает в себя направленность на определенный предмет, и различные переживания связаны здесь направленностью на постижение этого предмета. Переживание воли обнаруживает направленность на осуществление, на реализацию некоего факта как в единичном переживании, так и в отношениях переживаний друг к другу. Что же мы обнаруживаем в переживаниях чувства? Деятельность, как и направленность, исключены из этой области - не только в чувстве расположения, но и в чувстве, связанном с предметом, наличествует только состояние как вид действия - состояние, которое связано с постижением данного предмета, или такое, которое основывается на расположении субъекта. Способ, каким это состояние обусловлено внешними предметами или расположением субъекта, в случае такого, так сказать, инверсивного действия скрывается в глубине субъекта. Участие, которое принимают испытываемые на опыте факты в этом состоянии, теряется в том особом способе, каким это участие исчезает в целостном состоянии. Любое состояние чувств выражает лишь объемлющее действие этого глубинного измерения субъекта по отношению к его расположению и по отношению к предметам. В силу этого в мире чувств дан характер структуры, который совершенно отличается от характера структуры в двух других сферах. Это обнаруживается как в структурном единстве переживаний чувств, так и в структурных сопряжениях этих переживаний друг с другом.

Отсюда следует, что моменты, из которых состоят переживания этого класса, подчинены главному структурному моменту, переживаемому как чувство. Расположение переживается в чувстве, предметы в нем опробуются и служат источником наслаждения. Все переживания чувств едины в этом, и там, где они господствуют в душе, любое жизненное отношение, любой предмет, любая чужая индивидуальность является, по-видимому, поводом именно для того, чтобы переживать ее в опыте, страдать от нее, наслаждаться ею. И для того, чтобы обнаружить в собственном переживании многообразие возникающего таким образом мира чувств, следует обратиться к поэтам, которые учат нас находить в самих себе то, что в противном случае прошло бы незамеченным под напором жизни, - земную радость и земное страдание, самоотречение души, погруженной в устойчивую предметную действительность, язык настроений, на котором обращается к нам природа. Структура чувства состоит, таким образом, в этом возврате от предметов к действию. Эта возвратная отне-

92

сенность, даже если источником наслаждения и страдания в ней являются незначительные колебания, представляет собой настроение. Но поскольку субъект посредством репрезентаций прошлых переживаний чувства устанавливает твердые отношения предметов и людей к себе самому, а равным образом и систему отношений собственных чувств к вещам, индивидам, человеческим общностям (до всего человечества включительно), живя не теоретическим, но и не практическим действием, а этими устойчивыми сопряжениями, постольку такое жизнепонимание мы называем душевным складом. Последний основывается, следовательно, на воспоминании, которое репрезентирует переживания чувств и располагает эти репрезентации в упорядоченные отношения к вещам, личностям, общностям. Так возникает градация сосредоточенности душевного склада, включающая воспоминание, верность себе, постоянство переживаемых в чувстве отношений жизни вплоть до наивной или же осознанной и желаемой изоляции переживаний чувств в одних только настроениях, представляющих собой выражение мимолетного. В этом-то и состоит жизнепонимание, которое стремится испытать все, что есть в мире, - каждое само по себе и в свой момент. Теперь видно, что структура чувства делает возможной систему отношений, опосредованную репрезентацией, систему, которая сопрягает с одними и теми же предметами многочисленные переживания чувств. Из этих отношений следует, далее, что чувство, данное в качестве переживания, состоит из обширного многообразия качеств. Эти качественные определенности в самом переживании теснейшим образом связаны с расположениями и с предметами, вызывающими такого рода определенности. От объяснений генетической психологии, от утверждений аналитического метода относительно того, что в чувстве может быть различено или выделено на опыте, мы отделяем здесь способ рассмотрения, который имеет своим предметом только результат проявления чувств в психической структурной взаимосвязи. Чувство, если рассматривать его таким образом, хотя и не является системой, однако его результатом является, тем не менее, то, что универсум становится предметом всеохватывающей симпатии, гармония и диссонансы в нем доставляют наслаждение и страдание, индивид связывается эмоциональными отношениями с вещами, личностями и человеческими общностями, устанавливаются твердые объективные сопряжения между положением дел, имеющим всеобщий характер, и эстетическим или этическим чувством. Так над чувством надстраивается понятийный и основывающийся на суждениях оценочный образ действий. И действенность этих оценок распространяется как на построение мировоззрений, так и на установление ценностей.

93

Таким вот образом возникают три формы ценности: ценности жизни, основывающиеся на чувстве расположения, действенные ценности, сопрягающиеся с обусловливающей средой расположения, и собственные ценности предметов и личностей, выражающие направленные на предметы чувства в суждениях и понятиях.

То объективное, что есть в ценностях, является следствием твердых отношений в чувстве, направленном на предметы. Принципом положения дел в морали. Предметным в эстетике.

3. Структурное единство переживания чувства

Акты предметного постижения образуют основание чувства. Все, что, будучи актом, принадлежит этому постижению, может выступать в качестве такого основания. И отношение субъекта и предметного мира, возникающее в этих актах в качестве сквозной схемы постижения, становится объективным основанием как нашего чувства, так и нашей воли. Переживание чувства есть его действие по отношению к расположениям или предметам, которые даны объективно или же предполагаются и воображаются в качестве возможных.

Нижнюю границу структурного единства переживаний чувства образуют телесные чувства и беспредметные настроения. И то, и другое суть чувства, ибо они имеют своеобразный признак внутренней противоположности удовольствия и боли. Они несут в себе эту противоположность, но при этом удовольствие и неудовольствие могут быть отличены в них от локализованного сверлящего, гложущего, колющего ощущения. Однако в них не содержится никакого заметного действия по отношению к этому содержанию. И локализованные ощущения мы также отличаем от чувства только в том случае, если они находятся в центре нашего внимания. Напротив, физическая боль может иметь место наряду с каким-то другим действием (протекая как бы на более низком уровне психической жизни). Ее малозаметный характер в таком случае вполне совместим с чрезвычайной силой самой боли. Так в напряжении воли на поле битвы человек может не заметить рану. Беспредметные настроения, как правило, также образуют лишь фон другого действия - подобно свету и тени, отбрасываемым светилом, скрытым за облаками.

По другую сторону этой границы переживание чувства представляет собой структурное единство, в котором эмоциональное состояние структурно - следуя природе действия чувства - слито с действительным или представляемым расположением субъекта или с восприятием

94

или представлением предмета. Здесь предмет варьируется независимо от действия чувства. Да и это действие также может многообразно варьироваться применительно к одному и тому же предмету.

Если человек постигает воображаемую мелодию, если он следит за тем, как в ней изменяются высота звуков, последовательность инструментов, ритмов и тональностей, и если он в то же время обнаруживает себя захваченным соответствующей сменой чувств, то в таком случае предметность, данная посредством постижения или воспоминания, отчетливо отличается от чувства. Смена музыкальных образов не совпадает здесь со сменой чувств. Вариация этих образов и вариация чувств оказываются здесь, следовательно, отличными друг от друга. Переживаемое различие становится еще более отчетливым в рефлексии. Причем звуковые образы и чувства не располагаются в сознании друг над другом, на двух различных уровня, но - именно это является здесь решающим и характерным -связаны друг с другом внутренним отношением. И это отношение есть действие применительно к звуковым образам. Это и не взаимоотношение ассоциаций, где чувство было бы связано с воспринимаемым или представляемым содержанием. Удовольствие лишь сопровождает содержание, которое доставляет мне радость. Это взаимоотношение выражает язык: я испытываю радость от чего-то и нахожу удовольствие в чем-то, затрагивающее меня событие радует меня или причиняет мне боль. Следовательно, действие имеет здесь место так же, как и в суждении относительно предмета или же в волении целевого объекта.

Таким образом, действие и предмет независимо друг от друга варьируются в чувствах, но, даже разводимые идеально, реально они не могут существовать друг без друга. Однако в способе, каким они связаны друг с другом, могут обнаруживаться и различия. Тот способ, каким чувства связаны с расположениями или предметами, собственно и порождает в этой сфере инверсивного течения, устремляющегося вглубь субъективности, особые структурные различия.

Из предметного постижения возникает схема субъекта и предметного мира, и этому соответствует основное различие чувств - чувств расположения и чувств, направленных на предмет. Чувства расположения имеют своим основанием созерцания субъекта в его отношениях к предметам и личностям. Эти последние являются причинами чувств лишь косвенно, поскольку они определяют модификации субъективного состояния. Так, в случае успеха возникает радостное сознание силы, или -под давлением обстоятельств - чувство бессилия по отношению к миру, а также ненависть, страх, благодарность. Чувства, направленные на предмет, напротив, связаны, исходя из нашего расположения, с пости-

95

жением предметов. Одни из них вызываются чувственными содержаниями, отношениями между ними, обычными восприятиями, не сопряженными с предметом или объектами чувств. Другие возникают из интерпретации чувственных явлений, которые обнаруживает для нас живое существо, из интерпретации, осуществляемой в ходе последующего переживания или понимания. Степень понимания зависит от родственности психической структурной взаимосвязи*.

Все это указывает на переживание или нечто сходное с ним. Такое последующее переживание неверно рассматривать как последующее вчувствование, ибо в этих процессах в игру вступает вся жизненная сила наших разновидностей действия. От этого последующего переживания отличаются также и чувства, вызываемые постижением чужой жизни: разделяемая радость, сострадание, презрение, уважение, восхищение. Они имеют место в той степени, в какой интерпретация проявлений других живых существ продвигается за пределы мгновенного состояния, обнаруживающего себя, например, в крике или жесте, к постижению всей жизни другого в целом. В этой связи нередко смешиваются два вида переживаний чувств, которые, однако, необходимо различать. Одна часть переживаний представляет собой переживаемые последующим образом чувства другого субъекта, как те проявляются в качестве элемента моего собственного процесса понимания. Отличным же от них элементом переживания является чувство, направленное на последующим образом переживаемое чувство, испытываемое другой личностью, например сострадание или разделяемая радость. Мы обнаруживаем их отделенными друг от друга в сфере, которая наиболее могущественна с точки зрения осуществления интерпретации внутреннего существа, - в постижении инструментальной музыки: здесь благодаря интерпретации обнаруживают себя процессы, происходящие во внутреннем существе другого, - они выявляются, будучи связаны с чувственным воздействием звука, последовательностью звуков в отдельных мелодиях и их сочетаниях, в ритмах и созвучии. Вызываемые здесь таким вот образом чувства образуют целый мир настроений, сопровождающих чувственную предметность. Нигде участие чувств в последующем переживании не проявляет себя столь независимым образом. Напротив, благодаря высвобождению музыкальной предметности из взаимосвязи процесса, протекающего в действительности, эмоции, вызываемые этими чувствами, исключатся. Никто не будет сострадать Бетховену на том основании, что в одном из его адажио нахо-

* Beschr. PS. 60 [CSV, 198].

96

дит выражение тема страдания, и никто не будет способен разделить радость безмятежного веселья, присутствующего в аллегро Гайдна.

Интерпретации предметности, заключающейся в звуках, родственна интерпретация природы. Вживание в природу является ее эмоциональной интерпретацией, которая, отправляясь от настроения созерцающего, осуществляет последующее вчувствование на основании того, что есть в ней родственного. Прочувствовать природу - значит вызвать влияющее на наше настроение обратное воздействие, <основывающее-ся> на уже осуществленной интерпретации природного явления, например свечения моря или зрелища сумрачного леса. И здесь чувство, направленное на предмет, также не связано с какой бы то ни было эмоцией, вызванной чувствами.

Напротив, оба рода чувств - чувства, содержащиеся в последующем переживании, и чувства, связанные с эмоциями другого человека, -смешаны у читателя романа или у зрителя, который смотрит трагедию, потому что в таком случае имеет место как последующее переживание эмоций, которые испытывает, например, Миньон или Юлия9, так и сострадание их страданию.

С самого начала в мире чувств мы встречаемся с общим фактом градации отношений субъективности и объективности в этих чувствах. Здесь оказываются действенными условия, располагающиеся в глубинах психической взаимосвязи. Чувство, таким образом, представляет собой словно бы орган постижения как нашей собственной, так и чужой индивидуальности, и именно благодаря вчувствованию в природу ее неповторимого своеобразия, которая недостижима для знания. Недоступная знанию глубина словно бы раскрывается в чувстве. На основании предметного постижения осуществляется, так сказать, обращение к этой глубине. Словно бы это постижение, определяющее предмет на основании чувства, настоятельно продвигается к нему. Находясь в среде взаимодействия нашей самости и предметов, чувства соизмеряют силу нашей самости, давление мира, энергию окружающих нас личностей.

Рассмотрим теперь природу чувства, направленного на предмет. В суждении об этих чувствах предметное имеет атрибуты красоты, значения и ценности. Когда мы одобряем сами себя и довольны собою, мы получаем удовольствия от собственных личных качеств, придающих нашему существованию ценность, значение и красоту, и так возникает суждение о самом себе. Такое же превращение удовлетворения или одобрения в объективное свойство объекта, обнаруженное нами в суждении, осуществляется и в суждениях относительно чувственного предме-

4 - 9904

97

L!

та или другой личности, как то: «эта роза красива», «Сократ в тюрьме держал себя достойно». Таким образом, структурному единству чувства, направленного на предмет, соответствует суждение, притязающее на значимость на основании предмета.

Чувства расположения содержат иной вид структурного отношения. Возможно, оно исходит вот откуда. Гегель говорит о «смутном трепетании духа в самом себе»10, когда он подобен материи и несет всю материю своего знания в самом себе. Так Ричль называет чувство «духовной функцией, в которой «я» остается при самом себе». И в том же самом смысле предметность, с которой имеет дело действие чувства, издавна связывается с продвижением вперед или с воспрепятствованием жизни.

Чувства, направленные на предмет, и чувства расположения обнаруживают свое своеобразие в том, что они отделены друг от друга даже там, где они связаны между собой.

4. Структурные сопряжения чувств между собой

Отдельные чувства мы всегда находим вплетенными в психическую взаимосвязь. Они обнаруживаются во взаимосвязи предметного мышления - как неприятное чувство от его неудач, как чувство напряжения в духовной работе или как удовлетворение от достигнутого познания; они сопровождают смену и сопряжения наших представлений, равно как и расположения нашей самости; они пронизывают текстуру всех наших волевых действий как неприятное чувство от неудовлетворенного желания, как радость деятельности или как доставляющее неудовольствие напряжение от нее, как удовлетворение от осуществленных изменений в предметном мире или в нашем собственном состоянии. В этой взаимосвязи, которая имеет определяющий характер, они связаны с другим действием. Чувства, обнаруживаемые таким образом, не имеют внутренних сопряжений друг с другом. Но и там, где их собственное действие определяет состав переживания, переживания чувств, по-видимому, не связаны друг с другом строго упорядоченными отношениями. Между переживаниями чувств нет того отношения, которое имеет место в случае репрезентации или между средством и целью. Они появляются и исчезают подобно блику, который вспыхивает и гаснет на гребне волны. От предметного постижения и волевого действия они отличаются тем, что в последних переживания сопряжены друг с другом в определенном порядке, в то время как отношения между чувствами в том случае, если мы переживаем некоторый аффект или страдание, кажутся неупорядочен-

98

ными и случайными, - различие, которое в любом случае придает этому виду действия особенный характер.

Отношения между чувствами имеют место лишь постольку, поскольку средним членом между ними является репрезентация. Словно бы устремляясь в глубину, одно чувство посредством своей репрезентации может вызывать другое чувство, основанное на первичной эмоции. Такого рода чувством является, в первую очередь, сострадание к своему собственному страданию, радость по поводу своего собственного счастливого состояния. Если страдание и счастье должны вызывать чувства относительно себя, то они должны быть здесь репрезентированы в представлении. И сострадание к самому себе - это не повторение страдания, но это особое трогающее и беспокоящее чувство, которое полностью отличается, например, от невыносимой физической боли или от скорби невосполнимой утраты. Радостное чувство собственной силы вызывает гордость за самого себя. Также и здесь чувство и эмоция, вызванная другим чувством, различны по своему характеру, что как раз и обнаруживает характер структуры этого отношения. Немного запутанным и все же, несомненно, на деле выявляемым является отношение между последующим вчувствованием в чужое переживание и состраданием или разделяемой радостью. Простейший случай имеет место, когда я вчувствуюсь в сильное выражение чувств: здесь сострадание чужому страданию не является ни ослабленным повторением этого страдания, ни этим последующим вчувствованием, но оно связано структурным отношением с процессом последующего вчувствования. Злорадство, зависть, недоброжелательность, как о том достоверно свидетельствует самонаблюдение, возникают во многих случаях таким образом, что чужое счастье вызывает уменьшение собственного чувства «я», а затем это понижение посредством таких репрезентаций, как суждение, пробуждает и чувство зависти по отношению к тому, кто счастлив. И равным образом в случае злорадства последующее переживание чужого несчастья только посредством возрастания нашей собственной самости вызывает радость по поводу чужого несчастья. Если одного школьника наказывают, то другие радуются, что избежали порки; Сопрягаться могут также и переживания, в еще большей степени отстоящие друг от друга. Благодеяние, оказанное другим человеком, может вызывать приятное чувство, а затем оно, возможно, при суммировании мелких благодеяний пробуждает в случае повторения чувство благодарности. И здесь природа структурного отношения состоит в том, что удовлетворение от благодеяния не повторяет себя, например, в качестве радости, направленной на причину таковой, но вызывает новое чувство особого рода. Природа этого

4* 99

отношения такова, что в него могут включаться новые члены, например, как следствия других членов. Чужое страдание влечет за собой сострадание; сила, с которой я его чувствую, может влечь за собой сострадание к себе самому, поскольку теперь я сам страдаю в столь значительной степени.

От отношения, заключенного в чувстве, вызванном другой эмоцией, мы отличаем другое отношение, которое мы называем переносом. Если часть какого-то предмета вызывает дурное чувство, то оно может передаваться на весь предмет в целом. Дурное чувство, связанное с плохим известием, может переноситься и на то лицо, от которого оно исходит.

5. Система отношений чувств друг к другу в отличие от системы предметного постижения и воления

Эта совокупность чувств отграничена как целое, связанное структурными отношениями в одну систему. Причем отграничение от предметного постижения не подлежит сомнению в рамках чистой дескрипции. Структура двух этих систем является для нас полностью различной. Намного сложнее <отграничение> этой структурной взаимосвязи чувств от структурной взаимосвязи воления. И здесь мы не задаемся вопросом о том, является ли воление самостоятельной функцией, но в контексте этой дескрипции речь идет только о том, отличается ли его структура от структуры чувства.

Действие чувств <отграничено> от предметного схватывания и может быть также отграничено от волевого действия. Условием и основанием чувства является какой-нибудь процесс предметного постижения. Как и предметное постижение, чувство также является основанием волевого действия. Целеполагание основывается на переживании ценности. Поэтому существует внутренняя взаимосвязь, простирающаяся от чувства через стремление и желание к воле. Можно было бы, таким образом, предположить, что чувство является только первой формой тех разновидностей действия, которые окончательно формируются в волевом решении и в целенаправленном поступке. Здесь обнаруживается континуальность, которая связывает чувства, аффекты и желания таким образом, что они кажутся только формами или ступенями одного и того же действия. Та же самая противоположность, дающая о себе знать в удовольствии и неудовольствии, сохраняется, по-видимому, в желании и во внутреннем сопротивлении чему-либо. Однако эта континуальность обнаруживает себя равным образом и на границе ощущения и чув-

100

ства. И в том, и в другом случае она состоит в том, что одна из функций имеет свое основание в другой функции (чувство - в ощущении, воля - в чувстве) и что на этом основании - при минимальном участии надстраивающейся над ним функции - прирастает результат этой последней. Противоположность удовольствия и неудовольствия, стремления и избежания также представляет собой лишь основание для целеполагания. Любое волевое решение как таковое позитивно - даже если его содержание составляет избежание. Тенденция со стороны стремления, желания или воли к тому, чтобы какой-то предмет стал действительным, полностью отделяет это действие от действия чувства.

В волевом действии над чувством надстраивается нечто такое, что не может быть ни выведено из чувства, ни сопоставлено с ним.

Два основания, как мне представляется, позволяют убедительным образом говорить о размежевании действия чувства и волевого действия. Есть широкая область чувств, которые не вызывают никаких побуждений к осуществлению поступка. Таковы те чувства, из которых складывается наслаждение искусством. Это происходит от того, что приметы этих чувств изъяты из взаимосвязи действительности, с которой имеет дело наша воля. Процессы, обычно побуждающие нас к поступку, не затрагивают нас в нашем действии, которое не связано с волей. Не менее важно и то, что из сопереживаемого мной при этом, от лиц или судеб, которые здесь встречаются, не исходит никакого препятствия для воли и никакого давления на меня. Пока я пребываю в области искусства, душа не испытывает давления со стороны действительности. То, что мы видим на сцене, и при самом крайнем реализме может вызвать ответное действие разве что у необразованного человека, спутавшего присущую искусству видимость с действительностью. Наиболее совершенная форма такого рода не связанных с волей воздействий на чувства представлена в музыке. Ибо чувства здесь вызываются творениями одной лишь фантазии, каковыми являются музыкальные темы и мелодии. И хотя свое теснейшее отношение к жизни человеческих чувств они заимствуют из мимики выражений, эти темы или ритмы представляют собой, тем не менее, лишь тень речевого выражения, возведенную в закономерность звуковых отношений и таким образом преображенную в чистую красоту. Они освобождаются от определенного волевого содержания действительной жизни. Поэтому сильнейшее выражение волевого устремления, которое встречается нам в одной из симфоний Бетховена, не вызывает в нас сопротивления и не оказывает на нас давления. Выражение сильной воли, когда оно встречается нам, будучи таким вот образом освобождено от всякого содержания, возведено в зако-

101

номерность звуковых отношений и ими преображено, побуждает нас лишь к свободному от волевого устремления постижению формы волевого действия. И это не следствие того, что так вызываются приятные, но слабые чувства. Воздействие искусства может быть настолько сильным, что превзойти его могут лишь немногие виды удовольствия. Присущая вокальной музыке возможность, которая позволяет вещам, оказывающим сильнейшее воздействие на наши чувства, действовать на нас в одно и то же время и таким образом пробуждать сознание богатства самой жизни (как то происходит, например, во время сцены бала в «Дон Жуане» или же когда Бах в своих кантатах воздействует на нас возвышенной и спокойной серьезностью трансцендентного и, вместе с тем, беспокойными, надеющимися и страшащимися светлыми движениями души), - все это порождает столь интенсивное и энергичное чувство воодушевления, что здесь можно говорить об одном из самых сильных из вообще возможных воздействий на чувства. Нет, таким образом, недостатка в силе чувства, нет и никакого препятствия к переходу от этого чувства к воле. Но оказывается, что есть условия, при которых наши чувства вообще не имеют тенденции к тому, чтобы вызывать волевые процессы и поступки. Есть и другие формы сильных чувств, которые родственны тем, что вызываются произведениями искусства, и которые, как правило, также не пробуждают волю. В первую очередь это чувства, вызываемые природой, которые и представляют собой именно такой случай. Равным образом и наслаждение от общественного веселья на празднике или во время игры не вызывает никакого стремления к участию в них - даже когда это наслаждение является очень сильным.

Дополнение: Завершение внутренней телеологии структурной взаимосвязи чувств в объективных образованиях

Имманентная телеология протекания чувств находит свое завершение в создании и эмоциональном переживании объективных образований. Воздействия внешнего мира, как представляется, постоянно препятствуют закономерному протеканию чувств. Если мы переживаем единство с природой, то в самой природе для нас, видимо, есть моменты, которые ведут к нарушению этого единства. В природе, по-видимому, есть нечто чуждое, что мы никогда не можем полностью пережить в чувстве. В ней есть закономерность, которая не имеет ничего общего с закономерностью протекания наших чувств. Это пропасть, которая разделяет нас и природу и которая осознается нами. Но не только в природе -

102

11

в нас самих есть моменты, разрушающие эту гармонию. Когда мы погружаемся в созерцание природы, пробуждаются воспоминания, возникают чувства, которых нет в природе и которые полностью принадлежат только нашему собственному «я». Неожиданно мы вспоминаем о нанесенной нам обиде, и это приводит нас в негодование; мы размышляем о грядущих событиях; пробуждаются надежды, опасения. Когда мы терзаемся нашими мыслями, что знает обо всем этом погруженная в сумерки природа? Человек в своей эгоистичности становится чуждым природе, единство разрушается. И если эти противоречия между его эгоистичностью и данной объективностью ведут человека к нахождению более высокой формы ценности, то, с другой стороны, он стремится к тому, чтобы установить единство в пределах самих своих настроений путем порождения новых объективных образований силами своей фантазии. Создаются произведения искусства, в которых устраняется разногласие между внутренней закономерностью чувств и внешней закономерностью. Новые формы, новые закономерности включают нечто наглядное, -это формы, которые только и делают возможным сцепление, образующее единый комплекс или единый поток чувств. Здесь для нас впервые в полной мере проясняются структурные отношения между чувствами. При созерцании произведения искусства они следуют друг за другом согласно внутренним закономерным структурным отношениям; все эти чувства образуют некое целое. Это целое мы сами можем вновь переживать в некотором расположении чувств, следуя той вложенности друг в друга, которая отличает все наши переживания. Все различные, внутренне связанные друг с другом чувства сплетаются в целостное переживание, в целостное настроение. Когда мы, например, слушаем музыку, нередко дает о себе знать определенное расположение чувств, которое полностью переживается теперь в определенной последовательности -вплоть до того, пока в конце вновь не возвращается то же самое расположение чувств, но теперь, пройдя различные стадии, оно осознается в полной мере. Конечно, согласно весьма отдаленной аналогии с процессом познания, можно было бы говорить о том, что целостное чувство находит удовлетворение на отдельных стадиях и что оно становится тем целым, в котором все находит свое удовлетворение. Есть вариации одной и той же темы в музыке, возвращение или полное развитие темы в конце, - и все это представляет собой выражение этого факта. То, что имплицитно уже присутствует в целостном чувстве, эксплицитно осознается в закономерной последовательности, чтобы затем вновь стать более высоким единством. Задача искусства вообще может, таким образом, заключаться в том, чтобы отчетливо пережить те структурные

103

единства чувств, которые наличествуют у любого человека или присущи ему. Самым мощным его средством для этого является контраст. Данное расположение чувств, на первый взгляд, стремятся вытеснить другие чувства, и все же из такой борьбы расположение чувств выходит более чистым, более осознанным. Возможно, что это и есть закон жизни чувств, согласно которому целостное чувство может быть полностью осознано и удовлетворено только в борьбе с другими чувствами.

Отсюда мы можем бросить взгляд на телеологию жизни чувств. Средство и цель не чужды друг другу в ходе протекания эстетических чувств; самого по себе индифферентного средства для достижения имеющей ценность цели не бывает. Цель как раз и есть такое структурное целое. Само это структурное целое не является, однако, чем-то абстрактным, каким-то понятием, не является оно и категориальным оформлением на самом деле чуждых друг другу элементов, но такое целое в своей целостности дано нам исключительно в переживании, и реализуется оно в структурной взаимосвязи одновременно наличных эмоциональных элементов.

Для эстетика теперь возникает вопрос, каким должно быть данное в созерцании целое, чтобы вызываемые чувства могли быть связаны друг с другом в структурное единство. Если бы не было никаких внутренних отношений между созерцанием и чувством, то было бы невозможно и никакое искусство. Любое искусство необходимо предполагает определенные единообразия во внутренних отношениях между чувством и созерцанием. Необходимо, чтобы одинаковые расположения чувств в одинаковых обстоятельствах были связаны структурными отношениями с равными элементами созерцания. В искусстве, таким образом, есть определенные единообразия, такие, как ритм, вариация одной и той же темы, тот же самый мотив линий, симметрия, которые в различных формах эксплицируют и позволяют осознать равные элементы расположения чувств.

Если бы, таким образом, внутренняя закономерность протекания настроения находила свое завершение в искусстве, то дальнейшая задача человека состояла бы в том, чтобы оформить протекание своих аффективных реакций как завершенное единство, сделать его аффективно в себе замкнутым единством. История показывает нам постоянно возобновляющиеся усилия человека, направленные на стабилизацию. Человек не верит, что мог бы оформить совокупность своих аффективных реакций в единство. Только в единстве великого страдания он мог бы обрести собственное единство. Все мелкое, ничтожное должно быть отброшено. Однако же отвергая свои аффективные реакции в пользу одного лишь страдания, человек не может обрести покой;

104

сложное многообразие его аффективных реакций само устремляется в своей тотальности к единой форме. Одного рода чувства и расположения чувств человечество осознает благодаря великим художникам; отдельный же человек стремится к тому, чтобы разыскать новое аффективное единство на базисе других аффективных элементов. Образуются аффективные типы целых эпох, целых народов. Наряду с этим индивид стремится реализовать присущее ему самому аффективное единство. На основании этой эмоциональной унификации аффективные способы выражения получают определенное оформление. В изобразительных искусствах, в актерском стиле, в жизненном общении людей между собой возникает определенное единообразие внешних движений как выражений внутреннего аффективного единства.

Структурная система ценностных чувств находит, наконец, свое завершение в определенных объективно-универсальных системах ценностей. Весь мир постигается с единой ценностной точки зрения. Он является добрым или злым, или в нем есть хороший и плохой принцип. Или в пределах этого мира выявляются факты, которые обозначаются как хорошие иль! плохие, а все другие оцениваются в соотнесении с этими фактами. Или же создаются трансцендентные образования, которые дают ценностное завершение тому, что находится в этом мире. Возникают обширные единые расположения ценностных чувств, такие, как пессимизм или оптимизм. Они получают свою собственную окраску в зависимости от внутренней связи с различными реакциями нашего «я». Речь может идти о сомневающемся, о гневно возмущающемся, о сожалеющем и спокойно воспринимающемся или же о причиняющем боль и преисполненном сострадания пессимизме. Однако же и здесь человек не может найти себе удовлетворения в ограничении одним обширным ценностным чувством, и здесь тотальность ценностных чувств сама устремляется к единой форме. Человек разыскивает объективные ценностные взаимосвязи, в которых многообразие его ценностных чувств, его одобрение и отвержение, его чувство прекрасного и безобразного, благого и злого, равно как и все другие ценностные чувства, находит выражение на различных уровнях и в различных оттенках этих взаимосвязей. Здесь же располагаются и возникающие из волевого действия человека целевые взаимосвязи, которые придают ценностям их систематическое единство и объективно завершают внутреннюю структурную взаимосвязь ценностного чувства.

П. ВОЛЕНИЕ

(ПЕРВЫЙ ФРАГМЕНТ)

1. Объем переживаний воления

Под волением я понимаю определенную разновидность действия, которая встречается во множестве переживаний и возникает из переживаний, образующих определенную взаимосвязь. Мы осознаем в этих переживаниях намерение реализовать некоторый факт. Эта разновидность не поддается сравнению с отношениями репрезентации и обоснования в случае предметного постижения или же с радостью по поводу чего-то и болью от чего-то в случае чувства. Как и первые две разновидности действия, воление обнаруживает отношение к некоему содержанию; это содержание представляет собой нечто предметное, которое волит-ся; процесс воления сопрягается с этим предметным. Воление представляет собой действие, однако, будучи особым его видом, оно может только переживаться, но не излагаться в понятиях. Если я скажу, что оно представляет собой намерение, направленность на реализацию некоторого предмета, следствие, выступающее в качестве причины, или же если я скажу, что в нем полагается цель, которая должна быть осуществлена, то тем самым я лишь обозначаю это действие, которому нельзя дать дефиниции. Тем самым я указываю, что это действие сопрягается с содержанием таким образом, что включает в себя тенденцию к реализации, и для обозначения этого действия должны использоваться категории, имеющие своим источником именно волю. Если мы выделим из переживания эту черту, которая как таковая никогда не встречается в переживании самом по себе, то ее можно будет назвать процессом, компонентом психической взаимосвязи. Там, где воление является конституирующим для переживания, оно всегда сопрягается с содержанием, которое должно быть реализовано, и поэтому мы называем его действием. Воление проходит последовательность состояний, которая определяется дальнейшим движением в процессе его дифференциации. Таковы состояния порыва, стремления, решения, волевой взаимосвязи.

Когда же это намерение находится в известных условиях, когда оно встречается во взаимодействии индивидов, возникают еще и другие состояния, которые обусловлены этим взаимодействием и должны быть отнесены к тому же самому действию. Обстоятельства, при которых каким-то образом проявляется воление, могут препятствовать содержащемуся в нем намерению - здесь возникает сознание противодействия, имеет мес-

106

то давление внешнего мира. Это препятствие не обязательно должно всегда вызывать неудовольствие - некоторые охотно встречаются с препятствиями в своей работе, - во всяком случае, осознание этого препятствия не связано с чувством неудовольствия, которое здесь возникает. Взаимодействие индивидов порождает, далее, особое отношение, когда из договора или обещания или же из природы самих отношений возникает обязательство воли, принуждающее к совершению тех или иных поступков или же воспрещающее таковые. Для нашего подхода безразлично, как психологически постигается внешнее препятствие и внутреннее обязательство. Согласно широко распространенному словоупотреблению осо-знавание этих модификаций волевого действия называется чувством -осознание препятствия или обязательства называется чувством такового. Несомненно, эти модификации волевого действия часто сопровождаются ощущением неудовольствия. Препятствие ощущается в качестве чего-то болезненного, обязательство, будучи некоторым ограничением, вызывает неудовольствие. Однако не всякое препятствие или обязательство вызывает мучительное чувство давления или же чувство ограничения. Есть и счастливое ограничение. Обязанность следования в жизни твердым правилам приносит удовлетворение - в противоположность ничем не связанному состоянию. Осознавание препятствия и обязательства может быть также отличено от примешивающихся чувств неудовольствия. Последние относятся не к тому предмету, который препятствует, и не к тому обязательству, которое связывает, но к самому препятствованию и связыванию. Здесь достаточно сказать, что во взаимосвязи отношений они занимают важное место в силу оснований, располагающихся в области волевого действия. Все же различающиеся здесь виды переживаний образуют взаимосвязь, которую мы называем волевой взаимосвязью.

Они являются членами одного целого, в котором занимают определенное место. Любое такое переживание находится к волевой взаимосвязи в некотором отношении, природа которого определена особым характером волевого действия. Переживания, сохраняющиеся на протяжении многих лет, могут связываться друг с другом этими отношениями. Микеланджело строит собор Св. Петра. Возникают задержки, появляются другие планы. Однако поверх этих разрывов простираются бесчисленные волевые акты, связанные друг с другом намеченной интенцией. Целеполагание имеет своим следствием принятие решения, выступающего в качестве его средства; становятся необходимы средства достижения средств; обнаруживаются препятствия; договоренности ведут к возникновению обязательств. Чрезвычайно сложное целое, в котором на протяжении многих лет одно намерение обусловливает от-

107

дельные акты, пронизанные отношениями, обусловленными природой волевого действия. Сюда повсюду включаются чувства, восприятия, рассуждения. Волевые определения продолжают оказывать воздействие в форме своих репрезентаций, которые сами не являются волей, но способны лишь репрезентировать или вызывать волю.

И здесь нам вновь встречается структурная взаимосвязь, которая пронизывает все возникающие и исчезающие процессы душевной жизни, тем или иным образом обусловленные как снаружи, так и изнутри, -нечто подобное твердому каркасу или системе отношений, упорядоченной системе, которая вытекает из природы этого действия.

Для того, чтобы проникнуть в эту систему, мы должны будем более подробно проанализировать эти переживания.

2. Анализ воления

Форма воления, которая с наибольшей отчетливостью позволяет различить составные части этого действия, обнаруживается там, где это действие направлено на реализацию некоторого внешнего изменения и на пути к этой цели производит осознанный выбор целей и средств. Во взаимосвязи жизни поначалу всегда требуется некоторый содержащийся в настоящем состоянии момент, который обнаруживает себя как потребность и имеет своим основанием длящиеся диспозиции, такие, как склонности, присущие мне желания, пристрастия, поскольку действенность нравственных норм поступка также связана с его материей. Извне ли, изнутри ли - само течение жизни дает поводы, воздействующие на содержащиеся в такого рода диспозициях условия. Эти последние определяют затем продвижение к представлениям подлежащего осуществлению состояния, которое связано с этими диспозициями. Если мы назовем это подлежащее достижению состояние целью, то в таком случае то, что волится в этой цели, представляет собой удовлетворение некоторого рода, а само будущее состояние есть, по сути, лишь средство для этого удовлетворения. Здесь сразу же нужно выделить в качестве важного момента то, что такого рода удовлетворение представляет собой нечто всеобщее в сравнении с предметами, выступающими в качестве средства этого удовлетворения. Эти предметы поддаются разысканию потому, что они вызывают чувство удовольствия, или потому, что сама диспозиция разыскивает предметы удовлетворения. Заключенная в предмете возможность вызывать позитивные чувства составляет ценность предмета для субъекта.

108

И поскольку обнаруживаются различные предметы, а воспоминание сохраняет прежние, в то время как появляются новые, и поскольку точно так же друг за другом заявляют свои права различные потребности, а сознание остается при прежних, в то время как обнаруживаются новые, постольку уже отсюда в нас возникает спор различных представлений о цели. Где речь идет только о порождении будущего состояния, о производстве ведущего к нему изменения как о средстве удовлетворения, - там к этому добавляется то, что другие содержащиеся в нем стороны и возникающие отсюда обратные воздействия на жизнь чувств и стремлений могут как негативные ценности вступать в спор с позитивными ценностями, с которыми связано это изменение. Зачастую я не знаю, испытаю ли я, в конце концов, добрые чувства, производя то изменение, которого я -считая его средством удовлетворения - так сильно желаю. То же самое отношение имеет место и между жизнью моих чувств и стремлений и представлениями объектов, порождаемых причинным сцеплением жизни, - как восприятие внешних предметов, как мысли о наступлении будущих состояний они могут быть и надежными, и сомнительными.

Когда, таким образом, передо мной есть несколько возможностей, позволяющих вызывать внутренние или внешние изменения для удовлетворения побуждений, содержащихся в сложившейся взаимосвязи моей психической жизни, и когда эти возможности осознаются, тогда-то и возникает ситуация выбора, который осуществляется в ходе рассуждения, связующего причинные отношения и оценку ценностей.

Здесь обнаруживается отличие акта ценностной оценки от выбора или предпочтения. Ценностная оценка еще не содержит в себе принуждения к тому, чтобы в некоторый момент времени устанавливать для себя определенную цель. Воление предполагает доступную моему представлению возможность реализации какого-то внутреннего или внешнего процесса, и осуществляемый здесь выбор, завершающий спор различных ценностных представлений, может особенно отчетливо выявить ту черту самостоятельного деяния или спонтанности, которая содержится в волении. Рассуждения по своей природе бесконечны, они - уж если мы того пожелаем - заканчиваются только одним: решением, что надо действовать. Тот момент, который является определяющим в ходе принятия решения, мы называем мотивом.

При вынесении решения мы руководствуемся в первую очередь схемой, содержащейся в причинной взаимосвязи средств и целей в том виде, в каком она наличествует в действительности, а также уже вынесенным в ходе размышления над выбором заключением, что цель может быть реализована. Разумеется, однако, что это решение подвергается

109

после этого всем тем модификациям, которые возникают с течением времени. Они могут приводить к приостановлению осуществления решения, равно как и делать более благоразумным выбор других средств, отличающихся от предусмотренных.

Другие особенности взаимосвязи в сфере воления определяются прежде всего тем, что воление порождает целевые взаимосвязи, которые реализуются в некотором сообществе. Внешняя организация общества также может сперва рассматриваться как включающая в себя такого рода целевые взаимосвязи. Таким образом, воление манифестирует себя в сообществе. Это возможно только потому, что воление - если речь идет об отдельной личности - основано на том, чтобы определять и быть определенным, приказывать и повиноваться. Приказ как таковой не подчиняется никакому ratio, никакому основанию. Он может действовать совершенно партикулярно из побуждений, которые не передаются от одного лица к другому, действовать в силу той возможности принуждения, которая дана в причинной взаимосвязи. Это фундаментальное отношение приказа и повиновения делает возможной внешнюю организацию общества и завершается в принудительном праве государства. Целевые взаимосвязи должны, однако, иметь иное основание, позволяющее осуществлять кооперацию. Оно заключается в том, что цель, которая достигается только благодаря взаимодействию, может опираться на общность человеческой природы и, в частности, на те свойства, которые лежат в основании одного и того же целеполагания у всех людей. В любом целеполагании проявляется, таким образом, отличающийся от эмпирического индивида, извлекаемый из него человек, соответствующий целевому действию.

В сфере воления возникает следующая взаимосвязь. Уже любое удовлетворение относится к необходимому для него и подлежащему реализации состоянию как нечто всеобщее11. Если, стало быть, воление ставит себе в качестве цели определенное изменение, то эта цель имеет характер особенного по отношению к общему характеру намерения, по отношению к удовлетворению. Поэтому воление удовлетворения может рассматриваться и как правило, которое коренится в субъекте и под которое подпадают отдельные возможные изменения, когда они приносят удовлетворение. Равным образом и средство, поскольку оно позволяет удовлетворить целый ряд потребностей, может рассматриваться как правило, которому подчинены эти отдельные случаи. Следовательно, здесь возникает совокупность правил, которые субъект устанавливает

ПО

сам себе для достижения жизни, приносящей ему удовлетворение. Эти правила предполагают эмпирические потребности этого субъекта. Они предполагают типичную причинную взаимосвязь, которой связаны все эти моменты, а также определенные предметы и средства, которые тем самым полагаются. Таковы правила благоразумия и жизни.

Удовлетворение субъекта, взятого как целое, покоится на ценностном отношении, заложенном в жизненности субъекта. Это оценивание поначалу индивидуально и осуществляется в жизненном опыте субъекта.

Вместе с тем целевая взаимосвязь основана на возможности обмена ценностными определениями между индивидами.

Таким вот образом возникает, как мы видим, проблема общей системы ценностей.

Предписания, законы, правила образуются в первую очередь на основании общности, развившейся в некотором кругу. Эта общность делает возможным согласие в ценностных определениях, и из нее проистекает обычное право, нравы, художественная техника и т. д.

Если же эта общность разрушается, то возникает потребность в рациональной системе, в идеале, из рационального порядка ценностных определений возникают нормы, и, наконец, из последних выводится порядок предписаний, правил, распоряжений, законов. Так возникает система регулирования жизни. В этой системе высшей нормой была бы такая, которая дана при полагании целей в пределах общности вообще. Кантовский нравственный закон. Итак, в каждой отдельной области должны быть выделены особые нормы, ибо они задаются особыми целями и согласно масштабу ценностных отношений.

(Второй ФРАГМЕНТ) 1. Основание воления в предметном постижении и чувстве

Объективирующие акты составляют общее основание сперва чувства, а затем воления. Волевое действие либо заключает в себя объект, к которому стремятся, который желается или рассматривается как цель, либо же оно включает в себя внутреннюю связанность или внешнее определение чем-то. Но и здесь вполне возможны пограничные случаи и т. д.

111

2. Отграничение воления от чувства

Так обнаруживается, что в переживании воления содержится некоторая разновидность действия. Ибо и здесь имеет место сопряжение психической взаимосвязи переживания с чем-то предметным. Правда, здесь, в волевом переживании, как и в случае с переживанием чувства, также не всегда можно обнаружить закономерное сопряжение с предметом. В порыве или стремлении к некоторому предмету мы не всегда осознаем, на какой именно предмет они направлены. Это означает, однако, только то, что этот предмет является чем-то неопределенным. Любой, кто пребывает в беспокойстве, связанном с нацеленностью на осуществление определенных изменений, всегда переживает стремление, направленное на достижение некоторого нового состояния, даже если последнее и не представляется определенно в качестве цели12. Как чувство может продолжаться и в том случае, если субъективное расположение или внешние предметы, которые его вызвали, более не замечаются, поскольку наше внимание поглощено другим переживанием, так и внутреннее беспокойство, простирающееся к чему-то неопределенному, или напряжение, вызванное устремлением к цели, продолжают сохраняться в репрезентирующих это стремление чувственных ощущениях или связанных с ними чувствах, хотя само это стремление уже отсутствует13.

При этом волевое действие отличается как от предметного постижения, так и от чувства. Чувство и воление постигаются как различные действия, а не как члены одного и того же действия. Причины этого я уже попытался указать. Если бы, однако, дело обстояло иначе, то достаточно сильное чувство переходило бы в воление в том случае, когда бы преодолевался, так сказать, порог интенсивности, необходимый для приведения в действие воли, и когда бы для этого не существовало никакого внешнего препятствия. Но многообразие сильных чувств доказывает обратное. И, с другой стороны, чувство или его репрезентация через ценностное представление в таком случае должны были бы всегда фундировать волю. Но и это не так.

Поступок не всегда совершается во взаимосвязи стремления к некоторому благу, он может быть и результатом обязательства воли. Д нечто пообещал, а значит, должен выполнять обещанное и решаюсь на это выполнение. Если я образую при этом понятие таких обязывающих меня ценностей, как верность, надежность и т. д., то эти добродетели можно определить только через внутреннее отношение, которым связана воля, признающая это обязательство принудительным. Связано ли это с природой личности - вопрос неразрешимый, и он касается интерпретации

112

некоторого заключения, а не его обоснования. Ибо решающее здесь чистое долженствование никогда не может быть выведено из бытия.

Категорический императив Канта содержит лишь логическое условие, которое делает возможным моральное законодательство. Само долженствование, необходимое для морального законодательства, в нем не содержится. Но природа морального законодательства неверно истолковывается, если устанавливается кодекс долга, который любовь к Богу и человеку или же стремление к совершенству понимает как обязательное таким же образом, как и обязательство, вытекающее из договора, или как правдивость и честность, основывающуюся на таком обязательстве. Нарушение этих последних неминуемо исключает человека из взаимодействия с другими людьми согласно порядку совместной жизни. Нарушение так называемых обязанностей любви к ближнему исключает его из сферы симпатии, а нарушение так называемых обязанностей самосовершенствования - из сферы общего стремления к совершенствованию. Эти обязанности имеют совершенно различное достоинство. И любая здоровая этика должна начинаться с этого различения.

3. Структурное единство волевого действия

Нижнюю границу образуют те переживания, в которых беспредметное удовольствие связано со стремлением к снятию напряжения или в которых обнаруживается одно лишь качество удовольствия, не имеющее отношения ни к какому предмету.

Чувство недостатка пищи связано с напряжением и стремлением. Сфера побуждений, беспредметного влечения. Здесь только факты, никакого психологического объяснения в понятиях энергии или удовольствия. Поверх этой сферы выстраиваются особые структурные единства. Они характеризуются внутренним отношением акта, в котором конституируется предметное созерцание или суждение, к акту сопряжения такового с чувством или внутренним отношением к акту стремления. Акт - это просто наименование того психического субстрата, в котором реализуется некоторое отношение. Эти различные акты образуют структурное единство согласно закону связи разновидностей действия. Эти акты с самого начала могут включать в себя два аспекта: освобождение от препятствия или давления и реализацию единств, доставляющих удовольствие.

113

4. Уровни структурного единства в переживании и отношения переживаний между собой

1. Отношение самого нижнего уровня состоит в том, что появляющийся или возникающий в воспоминании предмет порождает реакцию чувства, которая переходит в волевое действие. Влечение, стремление, страсть, желание. Здесь господствует состояние, вызванное случайно встретившимися предметами, нерефлектированная наивность и отсутствие взаимосвязи.

2. Далее следуют суждения, определяющие предметы. Продумывается возможность получения удовольствия и оценивается степень реализуемости удовлетворения от объекта. Воление в узком смысле. Родственность этого уровня суждению основывается на его зависимости от последнего.

3. Одобрение и неодобрение как результат ценностного определения становятся основанием для совершения поступка. Нравственный поступок в узком смысле.

Отношения этих переживаний между собой:

1. В направлении последовательности структурных единств. Нижние уровни обусловливают более высокие. И в то же время надежность решения и его правильность для данного лица заключены в возможности обеспечения (верификации) посредством эмоциональных переживаний. Многие заблуждения возникают оттого, что производится замещение своих эмоциональных переживаний чужими переживаниями, одобрениями, порицаниями и т. д.

2. Связь переживаний согласно отношениям, заключающимся в факте воления предметов.

1. Цель и средство.

2. Подчинение и приказание.

3. Формы обязательства:

a) обязательство в силу акта, который является общим для двух лиц;

b) обязательство, вытекающее из решения собственной воли.

Обязательства, сохраняющиеся на всем протяжении жизни: а) в силу совершаемой работы, связанной с определенным предметом, ?) в силу отношения к другому лицу, ?) в силу диспозиции, заложенной в решении воли.

Эти обязательства, с одной стороны, пронизывают всю жизнь, образуя ее каркас, и, с другой стороны, образуют препятствия для жизни. Стих Гёте. Возраст.

5. Система переживания в волевом действии1*.

ТРЕТИЙ ОЧЕРК

ОТГРАНИЧЕНИЕ НАУК О ДУХЕ

( ТРЕТЬЯ РЕДАКЦИЯ)

В течение последних десятилетий велись интересные дебаты о природе наук о духе и в особенности истории. Каким образом мы можем отграничить науки о духе от наук о природе? В чем состоит сущность истории и ее отличие от других наук? Достижимо ли объективное историческое знание? Не входя в полемический разбор высказанных точек зрения, я предлагаю здесь рассуждение, посвященное этим вопросам.

1.

Начну с вопроса о том, каким образом науки о природе могут быть отграничены от другого класса наук, назовем ли мы последние «науками о духе» или «науками о культуре». Ответ на этот вопрос не предмет спекуляции; он имеет свое твердое основание в грандиозном факте. В одном ряду с науками о природе - естественным образом из задач самой жизни - развивалась и другая группа познаний, связанных друг с другом родственностью и взаимным обоснованием. История, политическая экономия, науки о праве и государстве, религиоведение, исследования в области литературы и поэзии, искусства и музыки, философское мировоззрение (как теория и как познание исторического процесса) - таковы эти науки. V В чем же состоит родство между ними? Я постараюсь вернуться к тем основаниям, что являются общими для всех них. Все эти науки относятся к людям, их взаимным отношениям и к внешней природе. Поначалу я отвлекаюсь от любого теоретико-познавательного обсуждения реальной ценности этого факта, который встречается нам в опыте. Такое обсуждение может состояться только позже, ибо такие понятия, как реальность и объективность, могут быть рассмотрены на предмет своей значимости в науках о духе лишь на основании предварительной аналитической подготовки. Так что же имеют все эти науки общего в своем отношении к людям, в своем отношении друг к другу и к внешней природе? Все они фундированы в переживании, в выражениях пережи-

115

ваний и в понимании этих выражений. Переживаемое и понимание любого рода выражений переживаний фундируют все понятия, суждения, познания, которые свойственны наукам о духе. Так возникает строй знания, в котором переживаемое, понимаемое и его репрезентации связываются друг с другом в понятийном мышлении. И этот строй повторяется во всей группе наук, которые и составляют основополагающий факт теории наук о духе. Все особенности, явным образом конституирующие сущность этих наук, вытекают только из этой общей сущности. Отсюда то особое отношение, которое в пределах этой группы связывает единичное, сингулярное, индивидуальное с общими единообразиями. То самое особое отношение, которое связывает здесь причинную взаимосвязь с осуществляющимися в пределах этой взаимосвязи ценностями. Но отсюда следует и кое-что еще: все ведущие понятия, которыми оперирует эта группа наук, отличаются от соответствующих понятий знания о природе. Реальность имеет в них смысл, отличный от смысла в естественном знании, даже если она и предици-руется одним и тем же физическим предметам. Другими являются категории, которые содержатся в переживаемом и понимаемом и которые делают репрезентацию того и другого возможной в этих науках. Объективность знания, к которой здесь стремятся, имеет иной смысл, и методы, приближающие здесь идеал объективности знания, обнаруживают существенные отличия от тех, посредством которых мы подходим к познанию природы. Эта группа наук составляет, следовательно, особую область, подчиненную собственным законам, коренящимся в природе того, что может быть пережито, выражено и понято15.

Я подробнее разъясню это понятийное определение. Течение жизни -это полное и в себе замкнутое, ясно отграниченное развитие событий, которое содержит любая часть истории, равно как и любое понятие, используемое в науках о духе. Течение жизни образует взаимосвязь, ограниченную рождением и смертью. Для внешнего восприятия эта взаимосвязь обнаруживается как наличие определенного лица на всем протяжении его жизни. Этому постоянству присуще свойство непрерывного существования. Однако независимо от этого существует переживаемая взаимосвязь, которая связывает члены течения жизни от рождения до смерти. Решение влечет за собой поступок, осуществление которого растягивается на многие годы; нередко оно приостанавливается на длительное время в силу вмешательства жизненных процессов совершенно иного рода; но и без нового решения, направленного на то же самое, за однажды принятым решением следует поступок. Работа над какой-то взаимосвязью идей может останавливаться на длительное время, и все же

116

речь и далее идет о разрешении задачи, поставленной задолго до этого. План жизни продолжает состоять из решений, поступков, противодействия, желаний, надежд самого разного рода и связывает их друг с другом - без всякой новой их ревизии. Короче говоря, есть взаимосвязи, которые совершенно независимо от последовательности во времени и от прямых отношений обусловленности между ними связывают моменты течения жизни в единство. Так переживается единство течения жизни, и в такого рода переживаниях оно обладает своей достоверностью.

2.

Течение жизни содержит определение временности жизни. Выражение «течение» обозначает только это. Время - это не только линия, состоящая из равноценных частей, система отношений, система последовательности, одновременности, длительности. Если мы помыслим время, отвлекаясь от того, что его наполняет, то его моменты будут равноценными. В этой континуальности малейшая часть также является линеарной, она представляет собой течение; ни малейшая часть нигде не содержит никакого «есть». Конкретное время состоит, скорее, в неутомимом продвижении настоящего, в котором оно постоянно становится прошлым, а будущее становится настоящим. Настоящее есть наполнение момента времени реальностью, оно является переживанием в противоположность воспоминанию о переживании или в противоположность желанию, надежде, ожиданию, боязни того, что может быть пережито в будущем. Это наполнение реальностью сохраняется континуально и постоянно в отодвигающемся времени, тогда как то, что составляет содержание переживания, постоянно меняется. Это отодвигающееся по линии времени наполнение реальностью, которое составляет характер настоящего в отличие от представления пережитого или того, что предстоит пережить, это постоянное погружение настоящего обратно в прошлое и становление настоящим того, что мы непосредственно перед этим ожидали, желали, боялись, всего того, что также существовало лишь в области представленного, - таков характер действительного времени. Выражением этого характера является то, что мы всегда живем в настоящем, и в этом характере, кроме того, сохраняется постоянная неполнота нашей жизни. И это отодвигание наполнения моментов времени реальностью таково, что там, где его континуальность не нарушается сном или же другими сходными с ним состояниями, настоящее в пределах следования переживаний протекает без задержек и разрывов, оно всегда налично. Только в нем состоит чувство времени и, следовательно,

117

чувство жизни. Корабль нашей жизни словно погружен в непрерывно струящийся поток, и настоящее есть всегда, когда мы живем по воле этого бурлящего потока, страдаем, волим, вспоминаем, короче говоря, когда мы живем полнотой нашей реальности. Однако этот поток непрестанно влечет нас вперед, и в тот самый момент, когда будущее становится настоящим, последнее уже погружается в прошлое. Из нашего опыта нам всегда известно отличие возникающего в переживании представления того, что было в прошлом или наступит в будущем, от переживания, к которому принадлежит и переживание воспоминания, и ожидание будущего события, и воля, направленная на его реализацию. Тем не менее, в отношениях между такого рода настоящим, прошлым и будущим всегда присутствует характер нашего течения жизни. Но поскольку настоящее никогда не есть, и даже мельчайшая часть континуального продвижения во времени включает в себя настоящее и воспоминание о том, что только что было настоящим, то отсюда следует, что настоящее как таковое никогда не может быть испытано на опыте. Помимо этого, взаимосвязь того, что вспоминается, с настоящим, дальнейшее сохранение качественно определенной реальности, продолжающееся воздействие того, что осталось в прошлом и что является действенной силой в настоящем, - все это сообщает тому, что вспоминается, особый характер настоящего. Мельчайшее единство, которое мы можем назвать переживанием, -это и есть то, что создает в потоке времени единство переживаний, поскольку оно имеет единое значение в пределах течения жизни. Но сверх того в нашем словоупотреблении переживанием называется также и то более обширное идеальное единство частей жизни, которое имеет значение для ее течения, и там, где моменты разделены прерывающими их процессами, также используется это понятие16.

3.

Итак, здесь нам встречается категория значения. Содержащееся в ней отношение определяет и расчленяет постижение нашего течения жизни. Но это также и та точка зрения, с которой мы постигаем и излагаем сосуществование и последовательность течений жизни в истории, выявляя то, что имеет значение, формируя ее согласно значению каждого отдельного события. Значение, если говорить в самом общем виде, представляет собой категорию, свойственную жизни и историческому миру. Жизни оно присуща как особое отношение, которое господствует между частями, и насколько простирается жизнь, настолько же ей присуще и это отношение, делающее возможным изложение жизни.

118