Часть 10.

герменевтическое законодательство было заменено Фридрихом Шлегелем, Шлейермахером и Беком на учение об идеале, требующее нового, более глубокого понимания духовного творчества, которое впервые сделалось возможным благодаря Фихте, а также Шлегелю, выдвинувшему его в своем проекте критической науки. С этими новыми взглядами на творчество связан смелый афоризм Шлейермахера: автор должен быть понят лучше, чем он сам себя понимал. Однако в этом парадоксальном афоризме скрыта некая истина, которую можно обосновать психологически.

В наши дни герменевтика ставит перед науками о духе новую важную задачу. Герменевтика всегда отстаивала достоверность понимания в противовес историческому скептицизму и субъективистскому произволу. Сначала герменевтика вела борьбу против аллегорического истолкования, затем против тридентского скепсиса57, отстаивая понимание Библии из нее самой и оправдывая учение протестантизма, а затем, вопреки всем сомнениям, устами Шлегеля, Шлейермахера и Бека теоретически обосновывала будущий прогресс филологических и исторических наук. В настоящее время герменевтика должна установить свое отношение ко всеобщей теоретико-познавательной проблеме, показать возможность знания о взаимосвязи исторического мира и найти средства к его осуществлению. Фундаментальное значение понимания тем самым прояснилось, и теперь необходимо определить достижимую степень общезначимости понимания, начиная с логических форм понимания и двигаясь далее.

Исходный пункт для установления действительной ценности высказываний наук о духе мы усматриваем в характере переживания, которое является осознаванием действительности.

Если же переживание начинает осознаваться в элементарных мыслительных операциях, то в них замечают лишь те отношения, которые содержатся в переживании. Дискурсивное мышление репрезентирует то, что содержится в переживании. Понимание основано прежде всего на том, что в каждом переживании, характеризуемом как понимание, существует отношение выражения к тому, что в нем выражено. Это сопряжение переживаемо в его своеобразии, отличном от всех других. И так как мы преодолеваем узкие границы переживания только с помощью истолкования проявлений жизни, то центральной операцией при

266

построении наук о духе оказывается понимание. Но тем самым обнаруживается, что понимание нельзя трактовать просто как мыслительную операцию: транспозиция, воссоздание, повторное переживание - эти факты указывают на цельность душевной жизни, проявляющуюся в этом процессе. Здесь понимание связано с самим переживанием, а это и есть осознавание в данной ситуации душевной действительности в целом. Тем самым во всяком понимании есть нечто иррациональное, коль скоро иррациональна сама жизнь; понимание не может быть никогда репрезентировано формулами логических операций. Предельная, хотя и сугубо субъективная, достоверность, заключающаяся в повторном переживании, никогда не может быть заменена проверкой на познавательную ценность выводов, излагающих ход процесса понимания. Таковы границы логической разработки понимания, установленные его природой.

Если мы видим, что законы и формы мысли значимы для каждой отдельной науки и что в методах наук в соответствии с отношением познания к действительности существует глубокое родство, то через понимание мы получаем доступ к тем подходам, которые не имеют ничего общего с естественнонаучными методами. Ведь эти процедуры основываются на отношении проявлений жизни к внутреннему началу, выражаемому в них.

Из процедур мысли, присущих пониманию, необходимо прежде всего выделить грамматическую и историческую подготовительную работу, которая служит лишь для того, чтобы <тот, кто нацелен> на понимание фиксированной данности, смог занять по отношению к некоему прошлому или чему-то чуждому в языковом или пространственном плане положение читателя из эпохи и окружения автора.

С помощью элементарных форм понимания на основании определенного числа случаев, в которых последовательность аналогичных проявлений жизни выражает духовное начало, также обнаруживающее соответствующее родство, делается вывод о том, что такое же сопряжение существует и в других аналогичных случаях. Из повторения того же значения слова, жеста, внешнего поступка делают вывод о том, что и в других случаях сохранится это значение. Но можно сразу же заметить, сколь неэффективна эта схема вывода сама по себе. В действительности же, как мы видели, проявления жизни одновременно есть для нас репрезентация всеобщего; мы делаем выводы, упорядочивая их по типам жестов, поступков, по области словоупотребления. Вывод от частного к частному предполагает отношение к общему, которое репрезентировано в каждом отдельном случае. И это отноше-

267

?

ние становится все более отчетливым не там, где вывод о новом случае делается из отношения между рядом единичных, аналогичных между собой проявлений жизни и психикой, выражением которой они являются, а там, где предметом вывода по аналогии выступают более сложные индивидуальные обстоятельства. Поэтому из закономерной связи определенных свойств более сложного характера мы делаем вывод о том, что при наличии этой связи и в новом случае это свойство будет присутствовать, хотя оно в нем еще и не наблюдалось. На основании такого же вывода мы относим вновь найденное мистическое сочинение к вполне определенному кругу мистических сочинений вполне определенного периода. То же касается и мистического произведения, время написания которого должно быть заново определено. Но в подобном выводе постоянно реализуется стремление вывести из отдельных случаев тот способ, каким отдельные части такого рода структуры связаны друг с другом, и тем самым дать более глубокое обоснование нового случая. Так, в действительности вывод по аналогии переходит в индуктивный вывод, который применяется для нового случая. Разграничение этих двух способов выведения для процесса понимания имеет, однако, весьма относительное значение. Везде получается лишь оправдание какой-то ограниченной степени ожидания нового случая, о котором и делается вывод. Для этой степени ожидания не может быть найдено всеобщего правила, она может быть оценена только из обстоятельств, которые всегда иные. Найти правила для этой оценки - задача логики наук о духе58.

В таком случае обосновываемую здесь процедуру понимания следует рассматривать как индукцию. И эта индукция относится к тому типу, в котором всеобщий закон выводится не из неполного ряда случаев, а из их структуры, системной организации, соединяющих случаи как части в одно целое. Индукции этого типа являются общими как для наук о природе, так и для наук о духе. С помощью такого рода индукции Кеплер открыл эллиптическую орбиту планеты Марс. И подобно тому, как здесь исходной была геометрическая интуиция, которая позволила вывести простую математическую закономерность из наблюдений и расчетов, подобно этому нужно соединить все исследуемое в процессе понимания - слова в некий смысл и смысл отдельных частей целого в его структуру. Например, дан порядок слов. Каждое из них является определенно-неопределенным, и оно содержит в себе вариабельность своего значения. Средства синтаксического соотношения слов друг с другом также многозначны, хоти и в строгих границах: так возникает смысл, поскольку неопределенное определяется синтаксической конструкцией. И, далее,

268

?

ценность композиции частей целого, состоящего из предложений, также многозначна в строго определенных границах, и она устанавливается из целого. Именно это определение неопределенно-определенных единичностей ...

ПРИЛОЖЕНИЯ

1. Понимание музыки

В переживании мы не можем постичь нашу самость ни в форме потока, ни в глубинах того, что она в себе заключает. Ведь эта скромная сфера сознательной жизни подобна острову, поднимающемуся из недоступных глубин. Но из этих глубин возникает и выражение. Оно является творческим. Поэтому в понимании сама жизнь становится для нас доступной как воссоздание творения. Конечно, мы имеем перед собой только определенное произведение; и это произведение, чтобы иметь продолжительное существование, должно быть зафиксировано в какой-то пространственной компоненте - в нотах, буквах, фонограмме или -первоначально - в памяти; однако то, что так зафиксировано, есть идеальное изображение некоего процесса, музыкальной или поэтической взаимосвязи переживаний; и что же мы здесь обнаруживаем? Части некоего целого, которые развиваются во времени. Но в каждой части действенно лишь то, что мы называем тенденцией. Звук следует за звуком и сочетается с ним по законам нашей тональной системы. Внутри этой системы заключены безграничные возможности, так что, продвигаясь вперед от одной возможности к другой, каждый последующий звук обусловлен предыдущим. Возникающие друг за другом мелодические звенья следуют словно бы параллельно друг другу. И хотя предшествующий элемент обусловливает тот, который идет ему на смену, однако последняя из мелодий в произведении Генделя обосновывает вместе с тем и начальную. То же самое касается и нисходящей мелодической линии, стремящейся к конечному пункту: обусловленная финалом, она, в свою очередь, обусловливает и его. Везде - свобода возможностей. Эта обусловленность нигде не есть необходимость. Это как бы свободная гармония стремящихся друг к другу и вновь расходящихся образов. Нельзя понять, почему второй элемент именно так следует за первым, давая новый нюанс гармонии, почему он помещен в эту вариацию, укра-

269

шен этой фигурой. Здесь «так-быть-должно» - не необходимость, а реализация эстетической ценности; и не следует думать, что на этом конкретном месте нельзя было бы поставить что-то иное. И здесь обнаруживается коренящаяся в творчестве тенденция к тому, что рефлексия именует прекрасным или возвышенным.

Посмотрим далее! Понимание основывается на том, что недавнее прошлое сохраняется в памяти и вступает в созерцание последующего.

Объект исторического изучения музыки - это не душевный процесс, разыскиваемый за звучащим произведением, не нечто психологическое, а предметное, а именно обнаруживающаяся в фантазии взаимосвязь звуков, рассматриваемая как выражение. Задача состоит в том, чтобы, сравнивая - ведь это сравнительная наука, - найти тональные средства, вызывающие отдельные воздействия.

В более широком смысле музыка - это также выражение переживания. Переживание здесь представляет собой любой вид соединения отдельных переживаний в настоящем и в воспоминании, выражение же -процесс воображения, в котором переживание проявляется в исторически развертывающемся мире звуков, где все средства, служащие для выражения, объединены исторической непрерывностью традиции. Кроме того, в этом творчестве воображения нет ни одного ритмического образа, ни одной мелодии, которые не говорили бы о пережитом, и все же они - больше, чем выражение. Ведь мир музыки с бесконечными возможностями для красоты звуков и для их значения уже существует и постоянно прогрессирует в истории, способный к бесконечному развитию, и музыкант живет в нем, а не в своем чувстве.

Никакая история музыки не может также ничего сказать о том, как переживание становится музыкой. Именно в этом и заключается высочайшее свершение музыки: происходящее в музыкальной душе смутно, неопределенно и часто незаметно для самой самости вдруг безо всякого намерения получает кристально чистое выражение в музыкальных образах. Здесь нет расколотости переживания и музыки, какого-то удвоенного мира и перехода из одного мира в другой. Гений живет в мире звуков так, как если бы существовал лишь один этот мир, забывая ради него о своей судьбе и страданиях, и вместе с тем все это и есть мир звуков. Точно так же нет какого-то определенного пути от переживания к музыке. Кто переживает музыку, у кого в творческом экстазе всплывают воспоминания, мимолетные образы, неопределенные настроения прошлого, заключенные в ней, - тот в одном случае может исходить из ритмической фантазии, в другом случае - из гармонической последова-

270

тельности, а потом уже вновь из переживания. Во всем мире искусства музыкальное творчество сильнее всего связано с техническими правилами и свободнее всех - с душевным порывом.

Однако во всех этих попеременных движениях туда и обратно и проявляет себя всякое творчество, а также тайна, которая никогда не будет раскрыта до конца, - тайна того, каким образом последовательность звуков и ритм может означать нечто такое, чем они сами не являются. Это не психологическое отношение между душевными состояниями и их воплощениями в фантазии - кто его ищет, тот заблуждается. Это скорее отношение созданного силой воображения объективного музыкального произведения и его частей к тому, что имеет неизменное значение во всякой мелодии, то есть к тому, что говорит слушателю о душе, - отношение, которое подчиняется связям между ритмом, мелодией, гармоническими сочетаниями и отпечатком того душевного, что выражает себя во всем этом. Не психологические, а музыкальные отношения составляют предмет учения о музыкальном гении, произведении и теории музыки. Пути художника неисповедимы. Отношение музыкального произведения к тому, что оно выражает для слушателя и что оно, таким образом, говорит ему посредством музыки, определенно, постижимо и может быть изложено. Мы говорим об интерпретациях музыкального произведения дирижерами или исполнителями. Любое отношение к музыкальному произведению - это уже интерпретация. Ее объект - нечто предметное. То, что в художнике является психологически действенным, может быть движением от музыки к переживанию, или от переживания к музыке, или тем и другим одновременно; а то, что лежит в глубине души, совершенно не нуждается в том, чтобы быть пережитым художником, и зачастую таковым и остается. Оно незаметно движется в глубинах души, и лишь в произведении целиком выражается динамическое отношение, существовавшее в этих глубинах. Только из произведения можно вычитать это динамическое отношение. В том и состоит ценность музыки, что она выражает динамическое отношение, делая для нас предметным то, что было действенным в душе художника. Все это - по качеству, по течению времени, по форме движения, по совокупному содержанию - анализируется в музыкальном произведении и отчетливо осознается как отношение ритма, последовательности звуков и гармонии, как отношение красоты звука и выражения.

Первоначальным является мир звуков с присущими ему выразительными и эстетическими возможностями, развитый в истории музыки и воспринятый музыкантом с детства, мир, который всегда наличен для музыканта и представляет собой то, во что превращается все происхо-

271

I

дящее с ним, вырастающее из глубин его души, чтобы выразить ее: судьба, страдание и блаженство существуют для художника прежде всего в его мелодиях. Воспоминание здесь также оказывается силой, порождающей значение. Тяжесть жизни как таковой слишком велика для того, чтобы сделать возможным свободный полет фантазии. Но отзвук прошлого, грезы о нем - это та воздушная, далекая от земных тягот стихия, из которой рождаются невесомые образы музыки.

Эти стороны жизни выражаются в ритме, мелодии, гармонии, в форме последовательности, подъема и спада настроения, в чем-то непрерывном, постоянном, в глубочайшем измерении душевной жизни, основанной на гармонии.

Существующие основоположения истории музыки необходимо дополнить учением о музыкальном значении. Оно является тем посредником, который связывает теорию музыки с творчеством и ретроспективно с жизнью художника, с развитием музыкальных школ; соотношение между теорией музыки и творчеством - подлинная тайна музыкальной фантазии.

Приведем примеры. В финале первой части «Дон Жуана» звучат ритмы, различные не только по темпу, но и по размеру. Благодаря этому достигается определенное воздействие, когда совершенно различные компоненты человеческой жизни, радость танца и прочее кажутся соединенными воедино. Тем самым многообразие мира находит свое выражение. Вообще-то именно в этом и состоит воздействие музыки, которое основывается на возможности, позволяющей действовать одновременно рядом друг с другом различным лицам или различным музыкальным субъектам, таким, как хоры и прочее, в то время как поэзия связана лишь с диалогом и тому подобным. В этом коренится, так сказать, метафизический характер музыки. Приведем другой пример: арию Генделя, в которой во всех отношениях незамысловатая нарастающая последовательность звуков повторяется неоднократно. Так, в воспоминании возникает обозримое целое; нарастание звуков становится выражением силы. Но оно основано, в конечном счете, на том, что воспоминание способно обозреть временную последовательность в силу ее простоты. Возьмем, к примеру, хорал, возникающий из народной песни. Незамысловатая мелодия песни, довольно ясно выражающая развитие чувства, оказывается в новых условиях. Равномерное, неспешное следование тонов, гармоническая последовательность, поддерживаемая низким звуком органа, делают возможным такое отношение к предмету, возвышающемуся над сменой чувств подобно некоей горной вершине. Оно подобно религиозному обращению, сопряжению со сверхчувственным

272

миром, осуществляющемуся во времени, сопряжению конечного с бесконечным, которое тем самым становится выразимым. Или возьмем, например, обращение страждущей души к Спасителю в кантате Баха. Здесь - неспокойные, быстрые, замирающие в многочисленных паузах, на высоких тонах, колоратурах звуки, характеризующие определенный тип души; а там - глубокие, спокойные звуки своей медлительной последовательностью, своей преимущественной созвучностью друг другу выражающие в умиротворенных тональных схемах душевный тип Спасителя. Никто не может усомниться в этих значениях...

Значение музыки развертывается в двух противоположных направлениях. Прежде всего, будучи выражением поэтической последовательности слов, а тем самым и определенного предмета, оно развертывается в направлении интерпретации того, что стало предметом благодаря слову. В инструментальной музыке отсутствует определенный предмет, ее предмет - нечто бесконечное или неопределенное. Однако этот предмет дан в самой жизни. Таким образом, инструментальная музыка в ее высших формах имеет своим предметом саму жизнь. Такого музыкального гения, как Баха, каждый звук природы, даже каждый жест, неопределенный шум побуждает к соответствующим музыкальным образам, динамичным темам, которые всеобщим образом повествуют о жизни. Отсюда явствует, что программная музыка - это смерть для настоящей инструментальной музыки.

2. Переживание и пониманий

Из этого изложения ясно, что различные виды постижения - прояснение, отображение и репрезентация в дискурсивных процедурах - вместе составляют один метод, который направлен на схватывание и исчерпание переживания. Так как переживание непостижимо и никакое мышление не может проникнуть в него, поскольку знание само возникает лишь в нем, а осознание переживания всегда углубляется самим переживанием, то выполнение этой задачи оказывается бесконечным не только в том смысле, что оно всегда предполагает последующие научные процедуры, но в том, что она неразрешима по своей природе. Но к этому добавляется понимание - столь же изначальная задача, хотя и предполагающая переживание в качестве метода. Они образуют две соприкасающиеся стороны логического процесса.

273

3. Методы понимания

Для человека, который живет сегодняшним днем, прошлое тем чужеродней и безразличней, чем дальше оно отстоит от него. Следы прошлого налицо, но связь их с нами разорвана. И здесь значительна роль метода понимания, который исследователь постоянно использовал в самой жизни.

1. Описание этого метода. Опытное знание о нас самих; но мы не понимаем самих себя. В нас самих, конечно, нам все само собой понятно, с другой стороны, у нас нет для себя никакого масштаба. Только то, что мы измеряем собственным масштабом, содержит определенные измерения и разграничения. Может ли одна самость соизмерить себя с другими? Как понимаем мы то, что чуждо нам?

Чем человек способней, тем больше в нем возможностей. Они проявляют себя в ходе его жизни, продлевая свое присутствие и в его воспоминании. Чем дольше длится жизнь, тем шире возможности. Всепо-нимание старости, гений понимания.

2. Форма понимания: индукция, которая из частично определенных для нас едничностей выводит взаимосвязь, определяющую целое.

[604. Герменевтика

Истолкование было бы невозможным, если бы проявления жизни были целиком чуждыми нам. Оно было бы ненужным, не будь в них ничего чуждого. Следовательно, истолкование находится между этими двумя крайними противоположностями. Оно необходимо там, где есть нечто чуждое, которое искусство понимания должно освоить.

Истолкование, которым занимаются ради него самого, без внешней практической цели, обнаруживается уже в самом обыкновенном разговоре. Каждый разговор, имеющий какое-то значение, требует привести высказывания собеседника во внутреннюю взаимосвязь, которая не дана в его словах извне. Чем больше мы узнаем собеседника, тем сильнее наше неявное устремление, связанное с его участием в разговоре, постичь основания этой беседы. И известный интерпретатор диалогов Платона настойчиво подчеркивает, какую ценность для истолкования письменных произведений имеет предварительное упражнение в подобной интерпретации устной речи. Затем к этому присоединяется истолкование речей в дискуссии; они могут быть поняты тогда, когда из контекста дискуссии становится понятна точка зрения, с позиций кото-

274

рой спорящий, преследуя свой частный интерес, рассматривает предмет, когда становятся ясными намеки, когда границы и сила речи относительно какого-то предмета оцениваются по индивидуальности оратора.

Требование Вольфа, согласно которому мысли писателя могут быть раскрыты с необходимой проницательностью благодаря искусству герменевтики, невыполнимо уже в критике текста и в понимании языка. Однако связь мыслей, характер намеков зависят от постижения индивидуального способа комбинации. Внимание к этому индивидуальному способу комбинации - это момент, который впервые ввел в герменевтику Шлейермахер.

Но это внимание имеет дивинаторный61 характер и никогда не обладает демонстративной достоверностью.

Грамматическая интерпретация постоянно осуществляет сравнение, с помощью которого слова становятся определенными и т. д. Эта интерпретация оперирует с тем, что сохраняет свое равенство в языке. Психологическая интерпретация постоянно связывает дивинаторное постижение индивидуального с жанровой классификацией произведения. Однако при этом речь идет о том, какое место занимает писатель вразвитии этого жанра. До тех пор пока этот жанр формируется, писатель участвует в сотворении жанра исходя из своей индивидуальности. Ему требуется большая индивидуальная сила. Но когда он приступает ксозданию произведения после того, как жанр произведения полностью определен, этот жанр содействует ему, двигает его вперед.

Дивинаторные процедуры и сравнение осуществляются в одно и то же время. Применительно к индивидуальному мы ни в коем случае не можем обойтись без сравнительного метода.]

5. Границы понимания

Границы понимания определяются также способом данности. Поэзия образует внутреннюю взаимосвязь, однако, несмотря на то, что сама эта взаимосвязь лишена временного характера, ее можно постичь только во времени, по мере того, как произведение читается или прослушивается. Если я читаю драму, то все здесь происходит как и в самой жизни. Я двигаюсь вперед, и прошлое теряет свою ясность и определенность. Вполне конкретные сцены, например, также погружаются во мрак. Главный тезис: только удерживая связь, я достигаю единого взгляда на все сцены, позднее, однако, от них остается один лишь каркас. Я приближаюсь к созерцанию целого только через восприятие его в памяти, так что

275

все моменты связи воспринимаются вместе. Таким образом, понимание становится интеллектуальным процессом наивысшего напряжения, который никогда целиком не может быть реализован.

Когда жизнь прошла, не остается ничего, кроме воспоминаний о ней, а поскольку и воспоминание также связано с продолжительностью жизни индивидов, постольку оно, следовательно, мимолетно...62

Способ постижения этих следов прошлого всегда один и тот же -это понимание. Различен только вид понимания. Общим же для всех видов понимания является переход от постижения неопределенно-определенных частей к попытке схватить смысл целого, а затем уже к попытке, исходя из этого смысла, лучше определить эти части. Она может быть неудачной, когда отдельные части не дают возможности понять их таким образом. И это понуждает давать новое определение смысла, необходимое для понимания частей. Эти попытки продолжаются до тех пор, пока весь смысл, содержащийся в проявлениях жизни, не будет исчерпан. Собственная природа понимания заключается в том, что здесь образ не кладется в основание как некая внешняя реальность, что характерно для познания природы, которое оперирует тем, что может быть однозначно определено. В познании природы образ превращается в неизменную величину, обнаруживающуюся в созерцании. Предмет конструируется из образов как нечто устойчивое, что позволяет, в свою очередь, объяснить эту смену образов.

Отношение операций в понимании через сопряжение внешнего и внутреннего, целого и частей и так далее. Определенно-неопределенное, попытки определения, вечная незавершенность, переход от части к целому, и наоборот.

III. КАТЕГОРИИ ЖИЗНИ

Жизнь

Всмотримся в человеческий мир. В нем мы встречаем поэтов. Человеческий мир и является предметом их поэзии. В мире происходят события, которые поэт изображает. Миру принадлежат те черты, которые позволяют ему наделять значительностью определенные события. Итак, я считаю, что великая тайна поэта, созидающего поверх жизни новую реальность, которая, потрясая нашу душу подобно самой жизни, расширя-

276

ет и возвышает ее, может быть разгадана лишь тогда, когда будет осмыслена сопряженность человеческого мира и его наиболее характерных черт с поэзией. Ведь только так и может возникнуть теория, превращающая историю поэзии в историческую науку.

Жизнь - это взаимосвязь определяемых условиями внешнего мира взаимодействий между личностями, постигаемая в своей независимости от изменений места и времени. Я использую выражение жизнь в науках о духе лишь применительно к человеческому миру; тем самым уже определена область применения этого слова и исключается его неверное истолкование. Жизнь заключается во взаимодействии живых существ. Ведь психофизический процесс, который, согласно нашему пониманию, имеет начало и конец во времени, для внешнего наблюдателя есть нечто само себе идентичное благодаря тожести наблюдаемых тел, в которых этот процесс протекает; но вместе с тем этот психофизический процесс отличает тот удивительный факт, что в сознании каждая его часть связана с другими частями посредством определенным образом характеризующегося переживания континуальности, взаимосвязи и тожести этого подвижного процесса. Выражение «взаимодействие» в науках о духе характеризует отнюдь не отношение, фиксируемое мыслью в природе как одна из сторон причинности; фиксируемая в природе причинность всегда предполагает, что causa aequat effectunfi^. Напротив, само это выражение обозначает переживание; оно, в свою очередь, может быть представлено как отношение импульса и сопротивления, давления, осознавания требований, радости за других и т. д. Импульс также обозначает здесь не силу спонтанности, причинности, принятую в объяснительных психологических теориях, а лишь определенное переживаемое положение дел, каким-то образом укорененное в живых существах, согласно которому мы можем испытывать на опыте интенцию к осуществлению движений, направленных на достижение какого-то внешнего результата. Так и возникают переживания, которые вообще-то выражаются во взаимодействии различных лиц.

Итак, жизнь - это взаимосвязь, в которой находятся эти взаимодействия при определенных условиях взаимосвязи объектов природы, подчиняющихся закону причинности и охватывающих также и область психических процессов, присущих живым телам. Жизнь всегда и везде определена пространственно и во времени - как бы локализована в пространственно-временной организации процессов, присущих живым существам. Если же фиксировать то, что всегда и везде присутствует в человеческом мире и что как таковое делает возможным определенное в

277

пространстве и времени событие, однако не путем абстрагирования от него, а с помощью созерцания, ведущего от этого целого с неизменно и постоянно присущими ему свойствами к тем свойствам, которые различаются во времени и пространстве, тогда возникнет понятие жизни, которое составляет фундамент всех отдельных формообразований и систем, основание нашего переживания, понимания, выражения и сравнительного рассмотрения их.

В этой жизни нас изумляет ее всеобщее свойство, испытываемое нами только в ней, а не в природе и не в объектах природы, которые мы называем живыми или органическими живыми существами.

Переживание 1.

Жизнь самым тесным образом связана с наполненностью временем. Ее целостный характер, присущие ей процессы распада и то, что одновременно образует взаимосвязь и единство (самость), - все это определено временем.

Жизнь существует во времени как отношение частей к целому, то есть как некая взаимосвязь.

Таким же образом повторно пережитое дано в понимании, Жизнь и повторно пережитое обладают специфическим отношением частей к целому. Это отношение значения частей для целого. Наиболее явно это отношение представлено в воспоминании. В любом жизненном отношении - будь то отношение целостности нашей жизни к самой себе и к другой целостности - вновь обнаруживается, что части имеют значение для всего целого. Я смотрю на ландшафт и постигаю его. Прежде всего надо исключить предположение, что это отношение является лишь интеллектуальным, а не жизненным. Поэтому нельзя назвать «образом» переживание момента, присутствующее в жизненном отношении к ландшафту. Я называю это впечатлением. По сути дела, мне даны лишь такого рода впечатления. Нет какой-то самости, изолированной от них, как нет и того, впечатлением чего они являются. Это последнее я лишь конструирую задним числом.

Примечание

Все же необходимо констатировать, что значение связано с целостностью познающего субъекта. Если обобщить это выражение таким об-

278

разом, что оно станет тождественным любому отношению между частями и целым, которое открывается субъекту, поскольку в него включен предмет мысли, точнее говоря, отношение частей в предметном мышлении или в ходе целеполагания, а следовательно, и всеобщее представление, конструирующее отдельные образы, тогда значение будет ничем иным, как принадлежностью к целому, в самом же целом разрешается загадка жизни: каким образом некое целое, будь оно органическим или душевным, может обладать реальностью? ...

2.

Настоящее, рассмотренное с психологической точки зрения, - это течение времени, длительность которого схватывается в единстве. Постигая характер настоящего, мы одновременно постигаем и то, что неразличимо нами из-за своей непрерывности. Это - жизненный миг, переживаемый нами. Кроме того, мы схватываем в переживании и то, что структурно связано в воспоминании, даже если эта структурная связь различается в переживании в соответствии с моментами времени.

Принцип переживания: все, что наличествует для нас, как таковое дано лишь в настоящем. Даже если переживание относится к прошлому, оно наличествует для нас только как переживание в настоящем. Отношение к принципу сознания: принцип переживания является более общим (и полным). Ведь он охватывает и то, что действительным не является.

Следующий признак: переживание - это качественное бытие = реальность, которая не может быть определена путем осознавания, но простирается до неразличимых глубин, которыми мы обладаем (NB: можно ли сказать: обладаем?). Переживание внешнего бытия или внешнего мира существует для меня таким же образом, как и то, что мною непонято, но лишь доступно. (Я говорю: мое переживание охватывает собой и то, что незаметно, и я могу его разъяснить.)

Факт: из того, что охватывается моим созерцанием (это слово взято в самом широком смысле), какая-то часть выделяется своей значительностью, ставится в центр внимания, апперцепируется, а затем отличается от неапперцепированных духовных процессов. Это и есть то, что мы называем «я», причем оно существует в двояком отношении - как «я есмь» и как «я обладаю».

Следующее доказательство: переживание одновременно содержит в качестве реальности структурную взаимосвязь жизни; пространственно-временная локализация, исходящая из настоящего и далее; а в ней -

279

структурная взаимосвязь, в соответствии с которой продолжает оказывать воздействие заключенное в ней целеполагание.

Если вспомнить о переживаниях, то своим способом воздействия на настоящее они отличаются (своей динамикой) от переживаний, полностью отошедших в прошлое. В первом случае вновь возникает чувство как таковое, в другом - представление о чувствах и т. д., и с настоящего момента существует лишь чувство, вызванное представлениями о чувствах.

Переживание и акт переживания неотделимы друг от друга; это два способа выражения одного и того же.

От переживания следует отличать суждения, данные в апперцепции: я испытываю скорбь, когда вижу умирающего человека или слышу сообщение о чьей-то смерти. В них содержится двоякая направленность высказываний, которые служат выражением данной реальности.

Длительность, схватываемая в понимании

В интроспекции, направленной на собственное переживание, невозможно постичь устремляющееся вперед течение психической жизни; ведь любая фиксация останавливает это течение и наделяет то, что зафиксировано, некоторой длительностью. Но и здесь отношение переживания, выражения и понимания делает возможным решение. Мы постигаем выражение деяния и переживаем в соответствии с этим выражением.

Движение времени вперед все больше оставляет позади прошедшее и устремлено в будущее. Серьезная проблема заключается в том, являются ли психические процессы просто протеканием чего-то... или же они суть деятельность, и решение этой проблемы может быть найдено, если мы сумеем отыскать способ выражения этого течения там, где его направление получает выражение в самом постигаемом. Но для этого недостаточно течения времени и психического суммирования прошлого. Я должен изыскать такой способ выражения, который мог бы протекать во времени и вместе с тем не нарушался бы со стороны чего-то внешнего. Такова инструментальная музыка. Каким бы образом она ни возникала, в ходе ее создания творец прослеживает ее взаимосвязь во времени, переходя от одного образа к другому. Здесь наличествует направление, деяние, устремленное к реализации, продвижение психической деятельности, обусловленность прошлым и, тем не менее, сохранение в себе различных возможностей, экспликация, которая одновременно и есть творчество.

280

Значение

Теперь становится зримой новая черта жизни, которая обусловлена временем, но, будучи новой, выходит за пределы жизни. Жизнь в своем своеобразии постигается с помощью категорий, которые чужды познанию природы. И здесь решающий момент состоит в том, что эти категории не приложимы a priori к жизни, как чему-то им чуждому, а укоренены в сущности самой жизни. Отношение, получающее в них абстрактное выражение, - это отношение есть исключительный пункт, на который и направлено понимание жизни. Ведь сама жизнь существует только в виде этого определенного способа сопряжения целого со своими частями. И если мы абстрактно выделяем эти сопряжения в качестве категорий, то уже сам этот подход предполагает, что число этих категорий не ограничено, а их отношение не может обрести логическую форму. Значение, ценность, цель, развитие, идеал - являются такими категориями. Однако все прочие категории зависят от того, что взаимосвязь течения жизни может быть постигнута лишь посредством категории «значения», а именно значения отдельных частей жизни для понимания всего целого, точно так же, как любой этап в жизни человечества становится понятным точно таким же образом. Значение - вот всеохватывающая категория, благодаря которой постигается жизнь.

Изменчивость присуща как объектам, которые мы конструируем в познании природы, так и жизни, осознающей себя в собственных определениях. Но только в жизни настоящее охватывает и представление о прошлом, присутствующее в воспоминании, и представление о будущем, данное в фантазии, которая осуществляет свои возможности, и в активности, которая ставит перед собой цели, учитывая эти возможности. Итак, настоящее наполнено прошлым и несет в себе будущее. В этом и состоит смысл слова «развитие» в науках о духе. Оно вовсе не обозначает то, что мы можем приложить понятие цели к жизни индивида, нации или человечества, реализующих эту цель. Это - неадекватный предмету способ рассмотрения, который следует отвергнуть. Понятие развития характеризует отношение, присущее самой жизни. Вместе с ним одновременно дано и понятие формообразования. Формообразование - всеобщее свойство жизни. Если мы глубже всмотримся в жизнь, то обнаружим формообразование, присущее и самым примитивным формам психики. Наиболее отчетливо формообразование проявляется в исторической судьбе выдающихся личностей; но нет жизни столь убогой, чтобы и она не содержала бы в себе формообразования. Там, где структура и взаимосвязь душевной жизни, коренящаяся

281

в ней и приобретенная благодаря ей, образуют устойчивость во всех изменениях и во всем преходящем, именно там течение жизни во времени, в соответствии с выше отмеченными отношениями, становится формообразованием. Но это понятие формообразования появляется все же только потому, что мы постигаем жизнь с помощью категории «значение».

Категория «значение» характеризует отношение частей жизни к целому, коренящемуся в сущности жизни. Мы обладаем этой взаимосвязью лишь в воспоминании, благодаря которому мы можем окинуть взглядом прошлое течение жизни. При этом значение обнаруживает себя как форма постижения жизни. Мы постигаем значение момента прошлого. Он имеет значение, поскольку в нем осуществляется связь с будущим посредством деяния или в силу внешнего события. Или он имеет значение, поскольку в нем представлен или план будущего образа жизни, или же план реализации этого образа жизни. Либо же он имеет значение для жизни всей человеческой общности, поскольку в силу вмешательства в нее определенного индивида его сокровенная сущность оказывает решающее воздействие на формирование всего человечества. Во всех этих и других случаях отдельный момент обретает значение благодаря взаимосвязи с целым, благодаря сопряжению прошлого и будущего, бытия отдельного человека и всего человечества. В чем же заключается специфический способ сопряжения части и целого внутри жизни?

Это сопряжение таково, что никогда не может быть полностью реализовано. С одной стороны, надо бы ждать конца жизни, чтобы в минуту смерти обозреть целое, исходя из которого можно было бы констатировать сопряжение его частей. Надо было бы ждать конца истории, чтобы обрести полностью материал, необходимый для определения ее значения. С другой стороны, целое существует для нас лишь так, что оно постигается из своих частей. Понимание всегда парит между этими двумя способами рассмотрения. Наше понимание значения жизни постоянно колеблется между ними. Любой жизненный план - это выражение понимания значения жизни. То, что мы в качестве цели выносим в будущее, обусловливает и определение значения прошлого. Реализующееся формообразование жизни обретает некий масштаб благодаря оценке значения того, что вспоминается.

Подобно тому, как слова обладают значением, благодаря чему они что-то обозначают, подобно тому, как предложения имеют смысл, который мы конструируем, из определенно-неопределенного значения частей жизни можно конструировать ее взаимосвязь.

282

Категория «значение» - это особый вид сопряжения, которым внутри жизни ее части связаны с целым. Это значение мы постигаем через воспоминания и возможности будущего, как и значение слов в предложении. Сущность сопряжений значения заключена в отношениях, которые присущи формообразованию течения жизни, происходящему во времени на основе структуры жизни при определенных условиях среды.

Что же конституирует эту взаимосвязь при рассмотрении собственного течения жизни, благодаря чему мы и можем связать отдельные части в единое целое, позволяющее понять жизнь? Переживание есть единство, части которого связаны общим значением. Воздействие на нас рассказчика в том и состоит, что он извлекает из течения жизни наиболее значительные моменты. Историк называет кого-то выдающимся человеком, а его жизненную судьбу значительной; по тому или иному влиянию каких-то произведений или самого человека на судьбу человечества он познает их значение. Части течения жизни имеют для этого течения как целого определенное значение: короче говоря, категория «значение» особенно тесно связана с пониманием. Эту взаимосвязь мы должны теперь попытаться раскрыть.

Любое проявление жизни обладает значением, поскольку оно, подобно знаку, выражает нечто, указывает, будучи выражением, на что-то такое, что принадлежит жизни. Жизнь сама по себе не означает чего-то от себя отличного. В ней нет обособления, на чем и могло бы основываться ее обозначение чего-то иного, внешнего ей самой.

Когда мы с помощью понятий что-то вычленяем в жизни, мы прежде всего используем эти понятия для описания уникальных особенностей жизни. Всеобщие понятия тем самым служат выражением понимания жизни. Итак, здесь существует свободное отношение между предпосылкой и движением от нее к чему-то, присоединяющемуся к ней: новое не вытекает формальным образом из этой предпосылки. Наоборот, понимание движется от уже понятой черты к чему-то новому, понимаемому на основании достигнутого. Внутреннее отношение дано в возможности воспроизведения и повторного переживания. Таков всеобщий метод, коль скоро понимание не ограничивается сферой слов и их смысла, но ищет не просто смысла знаков, а более глубокого смысла проявлений жизни. Этот метод впервые предвосхитил Фихте. Жизнь подобна мелодии, в которой звуки не являются выражением каких-то реалий, присущих жизни. Мелодия заключена в самой жизни.

283

1. Простейшим случаем, в котором обнаруживается значение, является понимание какого-то предложения. Каждое из отдельных слов обладает значением, а из их объединения возникает смысл предложения. Этот подход состоит, таким образом, в том, что из значения отдельных слов складывается понимание предложения. Точнее говоря, существует взаимодействие между целым и частями, в силу которого <определяют-ся> отдельные слова и <устраняется> неопределенность смысла, то есть смысловых возможностей.

2. Подобное же отношение существует между частями и всем ходом жизни в целом, и здесь также понимание целого - смысла жизни - проистекает из значения...

3. Это же отношение значения и смысла существует, следовательно, и применительно к течению жизни: отдельные события, которые его образуют, выступают в чувственном мире и так же, как отдельные слова предложения, имеют отношение к чему-то, что они значат. Благодаря этому любое отдельное переживания приобретает полноту значения исходя из некоторого целого. И подобно тому, как слова связаны в предложение для их понимания, подобно этому из взаимосвязи переживаний проистекает значение течения жизни. Аналогичным образом обстоит дело и с историей.

4. Итак, понятие значения изначально используется лишь применительно к процедуре понимания. Оно включает в себя только отношение внешнего, чувственного с чем-то внутренним, выражением чего оно и является. Однако это соотношение существенно отличается от грамматического. Выражение внутреннего в частях жизни отличается от словесных знаков и т. д.

5. Следовательно, слова «значение», «понимание», «смысл течения жизни» или «смысл истории» есть не что иное, как такое указание, как содержащееся в понимании сопряжение событий с некоторой внутренней взаимосвязью, благодаря которой они понимаются.

6. То, что мы ищем, - это способ взаимосвязи, присущий самой жизни; и мы ищем его, исходя из отдельных событий самой жизни. В любом из этих событий, которые привлекаются в ходе разыскания этой взаимосвязи, должно содержаться нечто от значения жизни - ведь в противном случае это значение не могло бы возникнуть из взаимосвязи отдельных событий. Подобно тому, как всеобщий схематизм естествознания обнаруживается в понятиях, посредством которых излагается господствующая в физическом мире причинность, а его специфическое учение о методе - в подходах, используемых для познания причинности, подобно этому здесь нам открыт доступ к категориям жизни, их

284

взаимным сопряжениям, их схематизму и к методам их постижения. Но если в естествознании мы имеем дело с абстрактной взаимосвязью, которая совершенно прозрачна по своей логической природе, то в науках о духе нам необходимо понять взаимосвязь самой жизни, которая недоступна исчерпывающему познанию.

Мы понимаем жизнь, лишь постоянно приближаясь к ней; иными словами, в природе понимания <и> в природе жизни заключено то, что жизнь, будучи постигнута с совершенно различных точек зрения, в которых постигается ее временное течение, предстает перед нами с совершенно различных сторон. В воспоминании (когда мы что-то вспоминаем) впервые и появляется категория значения. Любое настоящее исполнено реальностью. И ему мы приписываем негативную или позитивную ценность. Когда же мы стремимся навстречу будущему, возникают категории цели, идеала, формообразования жизни. Тайна жизни и заключается в том, что в ней реализуется высшая цель, которой подчинены все частные цели. В ней осуществляется высшее благо; и она должна быть определена идеалами. В ней реализуется формообразование. Каждое из этих понятий охватывает со своей точки зрения жизнь в целом: тем самым понятие обретает характер категории, с помощью которой понимается жизнь. Ведь ни одна из этих категорий не подчинена другой, так как каждая из них делает доступной для понимания целостность жизни с какой-то одной точки зрения. Поэтому они не сравнимы друг с другом. И тем не менее необходимо провести здесь одно различие. Самодостаточные ценности переживаемого настоящего существуют обособленно друг от друга. Они могут быть лишь подвергнуты сравнению. Жизнь с этой ценностной позиции представляется бесконечной полнотой ценностей существования, как негативных, так и позитивных, бесконечной совокупностью самодостаточных ценностей. Это - хаос, исполненный гармонии и диссонансов, но диссонансы эти не растворены в гармонических сочетаниях. Нет звука, исполненного в настоящем, который не имел бы музыкального отношения к предшествующему или последующему звуку. Соотношение между самодостаточными и производными ценностями полагает лишь причинные отношения, механический характер которых не позволяет постичь глубин жизни.

Категории, которые позволяют постичь жизнь с точки зрения будущего, предполагают категорию ценности; они развертываются в возможностях, направленных вперед - в будущее.

Только в сопряжении значения жизненных процессов с пониманием и смыслом жизненного целого взаимосвязь, которая содержится в са-

285

мой жизни, получает адекватное воплощение. Лишь в этой области в самой категории преодолевается простая рядоположенность и простое соподчинение. Тем самым категориальные соотношения ценности и цели, как отдельных сторон понимания жизни, воспроизводятся в совокупной взаимосвязи этого понимания.

Значение и структура

1. Взаимосвязь переживания в его конкретной действительности заключена в категории «значение». Это - единство, которое охватывает течение пережитого или повторно переживаемого в воспоминании, причем его значение состоит не в точке единства, лежащего по ту сторону переживания, а в самих этих переживаниях в качестве того, что конституирует их взаимосвязь.

Тем самым эта взаимосвязь есть некий содержащийся в природе переживаемого, присущий ему самому способ сопряжения, или категория.

То, в чем заключено значение жизни, что пережил индивид - я, или кто-то другой, или нация, - не определено однозначно самим наличием такого рода значения. То, что значение имеет место, всегда есть бесспорный факт для вспоминающего индивида, поскольку тот находится в определенном отношении к переживаемому. Лишь в последний миг жизни можно постичь ее значение, и, следовательно, значение может выявиться в конце жизни, в ее последнем мгновении или явиться тому, кто повторно переживает эту жизнь.

Так, жизнь Лютера получила свое значение в качестве взаимосвязи всех конкретных событий в обретении и реализации новой религиозности. В свою очередь, религиозность образует определенный этап в более универсальной взаимосвязи конкретного «до» и «после». Здесь значение рассмотрено исторически. Вместе с тем можно отыскать это значение и в позитивных ценностях жизни и т. д. В таком случае они соотносятся с субъективным чувством.

2. Здесь-то и обнаруживается, что значение не совпадает ни с ценностями, ни с их взаимосвязью в пределах отдельной жизни.

3. В то время как значение - категория, характеризующая неразложимую взаимосвязь жизни, категория структуры впервые возникает при анализе того, где живое вновь возвращается на круги этой взаимосвязи. В этом смысле анализ ищет лишь то, что сохраняется при этом возвра-

286

щении. Он не находит ничего, кроме того, что сохраняется в нем. То, что сохраняется, есть нечто прошедшее отбор, а понятие о нем значимо лишь в том случае, если с ним всегда связано сознание жизненной взаимосвязи, в которой оно сохраняется.

Сколь далеко может зайти это расчленение? Вслед за естественнонаучной атомистической психологией возникла школа Брентано, которая является психологической схоластикой. Ведь в этой школе вводились такие абстрактные сущности, как «разновидность действия», «предмет», «содержание», из которых она складывала жизнь. Свое крайнее выражение этот подход получил у Гуссерля.

В противоположность этому: жизнь есть нечто целое. Структура: взаимосвязь целостной жизни, обусловленная реальными отношениями с внешним миром. Разновидность действия и есть лишь такого рода отношение. Чувство или воля - это понятия, которые указывают на то, как воссоздать соответствующую часть жизни.

Значение, значительность, ценность

1. Каждый фрагмент объективного мира, который при своем истолковании сопрягается с жизнью и который в форме жизнепроявлений простирается на все объективации жизни, является состоящим из частей целым и одновременно - частью целого, так как включен во взаимосвязь действительности, в свою очередь подразделяющуюся на части и включенную в более широкую взаимосвязь. Итак, каждая часть обладает двояким значением, будучи членом более широкого целого. Это и есть та отличительная черта, которую жизнь сообщает всему пережитому и повторно переживаемому. Ведь в переживании уже заключена некая установка, некоторое действие по отношению ко всему тому, что обнаруживается в нем в качестве отдельного жизненного отношения, например, экономического бытия, дружбы, незримого мира. Этой установкой, этой внутренней позицией обусловлен некоторый комплекс воздействий. Жизни присуще сопряжение с тем, относительно чего она занимает позицию, определенный образ действия по отношению к этому последнему. Таковы суть вражда, отрешение от жизненных связей, уединение, любовь, уход в себя, тоска по чему-то, противопоставление себя другим, потребность в чем-то, постулирование чего-то, уважение к чему-то, форма, бесформенность, противоречие между жизнью и объективностью, бессилие жизни в объективном мире, воля, невозможность преодолеть существующие способы объективации для

287

того, чтобы жизнь вновь могла приносить удовлетворение, идеал, память, разобщение, воссоединение.

В самой взаимосвязи жизни существует страдание, вызванное конечностью существования, а также тенденция к ее преодолению, стремление к реализации и объективации, отрицание наличных пределов и их преодоление, разобщение и объединение.

Предикаты жизни суть несчастье, нищета, красота жизни, свобода, уклад жизни, взаимосвязь, развитие, внутренняя логика, внутренняя диалектика.

Противоположность установки на посюстороннее и потустороннее, на трансцендентное и имманентное, их примирение.

2. В возникающих таким образом сопряжениях фиксируется значительность отдельных частей жизни. Значительность - это определенность значения некоторой части для целого, возникающая на основе комплекса воздействий. Она обнаруживается в действии жизни по отношению к комплексу воздействий как некоторое отношение членов этого комплекса, которое простирается далее как переживание творческого порождения и связывает эти члены в некоторый порядок, независимый от этого порождения. Ведь творческое порождение конституирует все, что появляется в жизни. Для познающего она содержит только порожденное, ибо воздействие самости неизвестно. Однако действие и установка являются той более глубокой инстанцией, которая определяет способ порождения, пронизывающий жизнь; все понятия, развернутые выше, это понятия жизни, содержащиеся в самой жизни. В любом живом существе на каждом этапе жизни эти понятия вступают в новую взаимосвязь. Они придают всему, что наличествует для жизни, свою собственную окраску. Пространственные отношения, такие как широта, даль, высота, низ получают восполнение, проистекающее из действия. Это же относится и ко времени...

3. В соответствии с этими отношениями в антропологической рефлексии, искусстве, истории и философии возникает взаимосвязь, поднимающая до уровня сознания то, что обычно является всего лишь содержанием жизни.

Исходной является антропологическая рефлексия. Выявляемая ею взаимосвязь основана на таких комплексах воздействий, как страсть и т. д.; она предлагает их типологию и фиксирует значительность этих комплексов в целостности жизни64.

288

Поскольку взгляд на собственную жизнь связан с рассмотрением жизни других лиц, а переживание и понимание собственной самости -с пониманием других людей и с умением разбираться в них, постольку возникают обобщения, в которых по-новому выражены ценность, значение и цель жизни. Они образуют особый слой между самой жизнью и ее изображением в искусстве и всемирной истории. Это литература с ее почти безграничным охватом. Здесь-то и встает вопрос о том, как исторические категории опосредствуют понимание в литературе.

Если изучение человека ограничить лишь рамками научной психологии (в том виде, как она развита в настоящее время), то подобное ограничение не будет соответствовать реальному историческому процессу изучения человека. Подход к изучению человека разыскивался в совершенно различных направлениях. Однако наиболее глубокое противоречие, существующее в этой области, - противоречие между тем, что мною когда-то было названо содержательной психологией (это можно было бы назвать также конкретной психологией, или антропологией), с одной стороны, и собственно психологией как наукой, с другой. Этой антропологии ближе вопросы о значении жизни, о ее ценностях, потому что она сама ближе к конкретной жизни. Таковы попытки вычленить в жизненных процессах определенные типы и уровни, в которых жизненные процессы реализуют значительность жизни определенного типа, - неоплатонический тип, мистический тип Средневековья, уровни у Спинозы.

В этих схемах получает реализацию значение жизни.

Основа поэзии - комплекс воздействий жизни, событие. Любое поэтическое произведение каким-то образом связано с переживаемым или требующим понимания событием. Изображая событие, оно наделяет значительностью его отдельные стороны с помощью свободного воображения, составляющего отличительную черту фантазии. Все, что уже было сказано о способе действия жизни, конституирует и поэзия, и она дает наиболее сильное выражение этому способу отношения к жизни. Тем самым любая вещь в своем сопряжении с действием жизни обретает и соответствующую этому окраску: дальше, выше, глубже. Прошлое и настоящее - это не просто определения действительности, - через повторное переживание поэт воссоздает ту связь с жизнью, которая в ходе интеллектуального развития и под воздействием практических интересов отступила на задний план.

10 - 9904

289

4. Значительность, которой целое наделяет факт как определенный элемент системы значения, - это жизненное, а не интеллектуальное отношение, не привнесение разума или мысли в элементы того или иного события. Значительность вырастает из самой жизни. Если в качестве смысла жизненного целого называют ту взаимосвязь, которая вытекает из значения его частей, то поэтическое произведение выражает смысл жизни посредством свободного творческого созидания связей значения. Событие превращается в символ жизни.

С антропологической рефлексии начинается любое прояснение и экспликация самой жизни, а значит, и поэзия. Глубины жизни, недоступные наблюдению и рассудку, извлекаются на свет. Так в поэте зарождается вдохновение.

Поэзия ограничена тем, что в ней не существует метода понимания жизни. Явления жизни не упорядочены в единую взаимосвязь. Сила поэзии - в непосредственном сопряжении события с жизнью, поэтому она становится непосредственным выражением жизни; вместе с тем поэзия - это свободное творчество, которое придает наглядное событийное выражение усматриваемой со своей точки зрения значительности.

Царство жизни, понятое как объективация жизни во времени, как выстраивание жизни в соответствии с отношениями времени и творческого порождения, является историей. Она - то целое, которое никогда не может быть завершено. Из того, что содержится в источниках, из случившегося историк выстраивает ход событий, комплекс воздействий. Он призван к тому, чтобы осознать действительность этого хода событий.

Итак, значение части здесь определено ее отношением к целому, но это целое рассматривается здесь как объективация жизни и понимается исходя из этого отношения.

Ценности

Царство ценностей все более и более расширяется - таков факт нашей духовной жизни. Сам этот факт говорит об отношении нашей собственной жизни к предметам, характер которых как раз и выражается в их ценностном определении. Итак, изначально ценность - не продукт образования понятий на службе предметного мышления. Ценность может стать такого рода продуктом, если он, с одной стороны, репрезентирует способ действия, а с другой стороны - включен в предметные отно-

290

шения. Точно так же обстоит дело и с оценкой ценностей. Оценка - способ действия, независимый от предметного познания. В этом смысле должно пониматься и выражение «ценностное чувство». Ценность - это абстрактное выражение указанного способа действия. Как правило, ценности выводятся психологически. Это соответствует всеобщности дедуктивного метода в психологии. Однако этот метод сомнителен, потому что он зависит от исходной психологической точки зрения на то, что считать ценностью, и на то, как должны устанавливаться отношения выведения между ценностями. И столь же ошибочна трансцендентальная дедукция, которая противопоставляет безусловные и обусловленные ценности. И здесь метод должен быть совершенно иным. Следует исходить из выражения, в котором уже заключено каждое отдельное наделение ценностью, и, продвигаясь таким образом, уяснить себе все эти ценности. И лишь затем можно ставить вопрос о самом существующем способе психического действия.

Сама жизнь мерцает в сменяющихся образах положительного и негативного действия, в радости, в удовольствии, в одобрении, в удовлетворении; постоянно конструируемые предметы становятся носителями эмоционального содержания воспоминаний, и эти предметы репрезентируют возможность вызывать многообразные душевные состояния. Мышление отделяет от самого предмета совокупность таких возможностей аффективного воздействия на душу и сопрягает их с предметом - так возникает созерцание и понятие ценности. Поскольку ценность всегда заключает в себе это особое сопряжение с аффицируе-мым субъектом, которое отделено от свойств, составляющих действительность предметов, постольку ценность в отличие от такого рода свойств всегда занимает особое место. Вместе с развитием жизни возрастает и многообразие возможного аффективного воздействия на душу. Воспоминание все больше перевешивает актуальные аффекты, изменяя эту структуру. Ценность обретает все большую независимость по отношению к появлению и исчезновению аффективного воздействия. Само это понятие - в том случае, если имеет место набор устойчиво существующих предметов, - может включать в себя лишь совокупность прошлых аффективных возможностей. Из практических отношений, в которых воля оценивает ценности согласно определению цели, возникает сперва сравнение ценностей друг с другом, в ходе которого ценность, рассматриваемая как благо или цель, сопрягается с будущим. При этом ценность обретает новую самостоятельность, соразмерную понятию: ее моменты объединяются общей оценкой, становясь расчлененным образованием; даже если ценности не сопряжены с волей, они продолжают

ю* 291

существовать в этой своей новой самостоятельности. Такова роль переживания в постепенном развитии понятия ценности. Еще раз подчеркнем, что речь идет всего лишь о выделении этой роли с помощью аналитического метода, а не в качестве временного момента. -

В осмыслении, в углублении «я» в себя возникает дальнейшая возможность превратить само это «я» в предмет и сделать его носителем возможностей с тем, чтобы получать удовольствие от себя самого и быть предметом наслаждения для других. Применительно к последнему случаю оно ведет себя не иначе, чем предметы, которые могут доставлять наслаждение, хотя мы и не можем сказать, доставляет ли им самим наслаждение то, что они суть таковы и ведут к такого рода результату. Однако там, где существо, которое может испытывать различного рода аффекты, становится предметом для самого себя, в силу чего возникает затем чувство самого себя, охватывающее все, на что распространяется воздействие этого существа, получающего удовольствие от этого воздействия, - там возникает совершенно особое понятие самоценности личности, которое отличает ее от всего остального мира, которому, насколько мы можем знать, неизвестно наслаждение самим собой. В этом заключается смысл выдвинутого в эпоху Возрождения понятия монады, в котором едины вещь, наслаждение, ценность, совершенство. В немецкую философию и литературу это понятие ввел Лейбниц, наполнив его тем сильным чувством, которое оно несет в себе.

Другую роль в развитии понятия ценности играет понимание. Изначальным, тем, что дано в опыте собственной жизни, здесь является та сила, с которой индивид воздействует на нас. И по мере того, как понимание последующим образом конструирует этого другого индивида, осуществляется дальнейшее освобождение созерцания и понятия ценности от аффектов души. Ведь они здесь не только воспроизведены, но и отнесены к другому субъекту. Это влечет за собой намного более ясное постижение отношений между возможностью аффицирования и тем чувством самого себя, которым наделен субъект, этой возможностью обладающий. Самоценность личности полностью обнаруживается во внешней предметности, выражается в спокойной объективности всех ее отношений с миром. Здесь еще сохраняется одна граница, преодолеваемая исключительно с исторической дистанции. В такого рода понимании все еще слиты воедино сопоставление с собой, самолюбование, зависть, ревность, страдание под воздействием внешней силы; а масштаб, который позволил бы дать оценку прошлого, отсутствует.

292

Ценность - это предметное обозначение посредством понятия. Жизнь угасла в этом понятии. И тем не менее ценность не утратила своей связи с жизнью.

Коль скоро понятие ценности сформировано, оно может превратиться благодаря отношению к жизни в некую силу, поскольку оно схватывает то, что в жизни расчленено, смутно и текуче. Поскольку ценности открываются в истории, а ценностные интуиции, будучи выражением жизни, - в документах, то именно они воссоздают благодаря повторному переживанию их соотнесенности с жизнью то, что в них уже содержалось.

Целое и его части

Жизнь, протекающая во времени и различающаяся в пространственном сосуществовании, категориально расчленима в соответствии с отношением целого к своим частям. История, будучи реализацией жизни в течение времени или в одновременности, представляет собой - если рассматривать ее в категориальном аспекте - дальнейшее членение в соответствии с этим отношением частей к целому. Здесь нет ничего общего с той ситуацией, когда вошедший в комнату человек начинает рассматривать находящиеся в ней предметы;