Часть 3.

зательства". "Органон" представляет собой, таким образом, собрание со-

чинений, которые частично были составлены без прямой зависимости одно

от другого. Трудно даже точно установить последовательность, в которой

они были составлены. По-видимому, первым по времени была "Топика" -

самое большое по объему из этих сочинений. К вопросам логики, хотя и

не столь систематически, Аристотель возвращается и в других своих со-

чинениях, особенно в "Метафизике". Однако по содержанию указанная выше

последовательность, по-видимому, установленная Андроником, представля-

ется наиболее естественной. Дадим весьма краткий обзор сочинений, вхо-

дящих в состав "Органона", как имеющих для нас наиболее важное значе-

ние.

Первое сочинение "Категории" [*] имеет целью установить наиболее

общие родовые понятия, т.е. такие понятия, которые охватывают все су-

ществующее, все нами мыслимое - как материальное, так и АБСТРАКТHОЕ.

[*] "Категории изданы на русском языке в переводе А.В.Кубицкого

со вступительной статьей и примечаниями Г.Ф.Александрова (М.,19З9).

"Все, что мы называем тем или иным словом, должно войти в состав

ОДHОЙ И ТОЛЬКО ОДHОЙ КАТЕГОРИИ.

Установление категорий есть, таким образом, высшая классификация

всего сущего. Возникновение этой классификации, по-видимому, было выз-

вано точкой зрения Аристотеля на определение понятий. Определение каж-

дого понятия, по Аристотелю, осуществляется путем его включения в бли-

жайшее родовое понятие и указания видовых отличий. Хорошо известна

стандартная формулировка этого правила, как она была дана средневеко-

выми схоластиками: definitio fit ex genere proximo ac differentia spe-

cifica (определение составляется из ближайшего родового понятия и ви-

дового отличия). Мы будем называть это "аристотелевым правилом логи-

ческого определения". Так, определяя ромб, как параллелограмм, в кото-

ром смежные стороны равны, мы включаем ромб в родовое понятие "парал-

лелограмм" и выделяем его присущим ему видовым отличием - равенством

смежных сторон. Когда некоторое понятие, согласно этому правилу опре-

делено, то определение родового понятия, в которое оно включено, тре-

бует еще более общего понятия; и так как это ВОСХОЖДЕHИЕ , как указы-

вает Аристотель, не может продолжаться неограниченно, то мы в этом по-

рядке неизбежно должны прийти к понятиям, которые уже не могут быть

включены в более общие понятия, по выражению Аристотеля, - не могут

быть включены ни в какое подлежащее, как его часть, и могут в опреде-

ленных подчиненных понятиях служить только ПРЕДИКАТАМИ.

- 54 -

Эти-то понятия, которые по своей общности уже определения не до-

пускают и СУТЬ КАТЕГОРИИ. Установление категорий имеет очень большое

значение для науки вообще, для оснований геометрии в частности. Приве-

дем целиком четвертую главу этого сочинения.

"Глава четвертая.

Из слов, высказываемых без какой-либо связи, каж-

дое означает или сущность, или качество, или количест-

во, или отношение, или место, или время, или положе-

ние, или обладание, или действие, или страдание. Сущ-

ностью является, коротко говоря, например, человек,

лошадь. Количество - это, например, в два локтя, в три

локтя. Качество - например , белое, сведущий в грамма-

тике. Отношение - например, двойной, половинное, боль-

шое. Где - например, на площади, в Ликее. Когда - нап-

ример, вчера, в прошлом году. Положение - например,

сидит, лежит. Обладание - например, обут, вооружен.

Действие - например, режет, жжет. Страдание - напри-

мер, его режут, жгут. Каждое из перечисленных слов са-

мо по себе не обозначает никакого утверждения или от-

рицания, но утверждение или отрицание, по-видимому,

или истинно, или ложно; из слов же, высказываемых вне

всякой связи, ни одно не является ни истиною, ни

ложью, как например, человек, белое,бежит, побеждает".

Аристотель устанавливает, таким образом, десять категорий, в ко-

торые укладывается все сущее в самом широком смысле этого слова. Сле-

дующие главки "Категорий" выясняют каждую из этих категорий порознь,

выявляют важнейшие их виды, возможность их сосуществования В МЕСТЕ ИЛИ

ВО ВРЕМЕHИ. Автор как бы старается убедить читателя, что это действи-

тельно категории, что ими действительно охватывается все сущее.

(прим.П.Г. - Сравни Аристотеля с современной "Теорией категорий" в ма-

тематической науке наших дней!). И именно в этой классификации, а не в

формальном делении понятий заключалась цель Аристотеля, заключалось

значение его категорий.

Установлением категорий занимались и до Аристотеля; не раз возв-

ращался к этому вопросу и сам Аристотель; неисчислимое множество раз

этим занимались философы после него, вплоть до нашего времени. И клас-

сификация Канта (его 12 категорий) не более убедительна, чем 1О кате-

- 55 -

горий Аристотеля.

Математики хорошо знают, что вопрос, который в течение тысячеле-

тий не получил разрешения, почти всегда носит в себе порочность зада-

ния; несомненно, что такая порочность крылась и в постановке вопроса о

категориях, кек его понимал Аристотель. Прежде всего, можно ли гово-

рить о единой классификации всего сущего? Однозначна ли задача такой

классификации? Далее, может ли идти речь о постоянной, устойчивой

классификации всего сущего, включая сюда и отвлеченные понятия, когда

самая совокупность этих понятий постоянно изменяется? Многие понятия

эволюционирующей науки не укладываются без больших натяжек ни в кате-

гории Аристотеля, ни в какую бы то ни было из позднейших категорий.

Сама постановка задачи является порочной с точки зрения диалектическо-

го материализма".

(В.Ф.Каган. "Очерки по геометрии". Изд.МГУ, 196З, с.72-75).

***

"Рассудок" совпадает в терминологии Гегеля с "метафизикой" в на-

шем, в диалектико-материалистическом понимании, а логика, подытоживаю-

щая формы действий "рассудка", - с логикой метафизического мышления,

абстрактно разрывающего объективно сращенные определения вещей.

"Рассудок" поэтому всегда абстрактен, "разум" же, напротив, конк-

ретен, поскольку он выражает любую вещь как единство взаимопредполага-

ющих определений, кажущихся "рассудку" несоединимыми, взаимоисключаю-

щими.

На этой основе Гегелю и удалось впервые правильно поставить воп-

рос о специфике человеческого сознания, о таком способе отражения ве-

щей, который неведом животному.

Человек - и только человек - способен выражать вещи в категориях

разума, в категориях диалектики - и именно потому, что он способен

сознательно относиться к самим абстракциям, сами абстракции делать

предметом своего внимания и деятельности, осознавать их ущербность, их

недостаточность и тем самым приходить к конкретной точке зрения на ве-

щи.

"Рассудок" производит абстракции, но неспособен относиться к ним

критически, сопоставляя их постоянно с конкретной полнотой предмета.

Абстракции рассудка поэтому и приобретают власть над человеком, вместо

того, чтобы быть орудием его власти над вещами. Человек, пользующийся

- 56 -

только рассудком, и упорствующий в абстрактных рассудочных определени-

ях, поэтому-то целиком подобен животному в его отношении к окружающему

миру. Окружающий мир, жизнь, действительно все равно рано или поздно

заставят его отказаться от абстрактного сознания, но сделают это на-

сильно, вопреки его сознанию и воле, ломая это абстрактное сознание,

заставляя его перейти к другому, - точно то же происходит и с живот-

ным.

Человек же, пользующийся "разумом", перестает быть пассивной иг-

рушкой внешних обстоятельств.

Не упорствуя в абстракциях до тех пор, пока обстоятельства на-

сильно заставят его отказаться от них и создать новые, столь же абс-

трактные представления, "разумный" человек сознательно и активно вла-

деет абстракциями, превращает их в орудия своей власти над обстоятель-

ствами.

И это становится возможным только на основе сознательного отноше-

ния к самим абстракциям, на основе того, что сами абстракции делаются

предметом его внимания и исследования.

Рациональное зерно этого гегелевского понимания прекрасно выразил

Энгельс в "Диалектике природы":

"Рассудок и разум. Это - гегелевское различение, согласно которо-

му только диалектическое мышление разумно, имеет известный смысл. Нам

общи с животными все виды рассудочной деятельности... По типу все эти

методы - т.е. все известные обычной логике средства научного исследо-

вания - вполне одинаковы у человека и у высших животных... Наоборот,

диалектическая мысль - именно потому, что она предполагает исследова-

ние природы самих понятий, свойственна только человеку, да и последне-

му лишь на сравнительно высокой ступени развития..." [1].

[1] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.14, с.43О.

Это различение имеет, кроме всего прочего, и тот смысл, что с его

помощью точно выражается историческая точка зрения на мышление челове-

ка.

"Рассудок", как форма деятельности субъекта в познании, в отраже-

нии внешнего мира, предшествует "разуму" и по времени и по существу.

Он составляет такую стадию в развитии интеллекта, на которой этот пос-

ледний еще не до конца обособился от животной формы отражения. Созна-

вая вещи "рассудочно", человек лишь проделывает сознательно то же са-

мое, что животное проделывает без сознания. Но это - лишь формальное

различие. Специфически человеческой формы отражения оно еще никак не

- 57 -

выражает.

Вот когда человек начинает отражать, осознавать вещи в категориях

разума, в формах диалектического мышления, - тогда его духовная дея-

тельность начинает отличаться от отражательной деятельности животного

не только по форме, но и по содержанию.

Он начинает осознавать такие вещи, которых животное принципиально

не в состоянии отражать. И предпосылкой этого является не только соз-

нание как таковое, но и сознание своих собственных отражательных дейс-

твий - "самосознание", СОЗНАТЕЛЬНОЕ ОТНОШЕНИЕ к самой деятельности от-

ражения и к формам этой деятельности - К КАТЕГОРИЯМ.

Исследование категорий - их реального содержания, их природы,

их происхождения и их роли в познании - поэтому-то и является подлин-

ной задачей логики, исследующей человеческое познание, мышление в

собственном смысле слова.

17 января 1996 г.

Глава 2. АБСТРАКЦИИ МЫШЛЕНИЯ - ПОНЯТИЯ.

1. О СПЕЦИФИЧЕСКОЙ ТОЧКЕ ЗРЕНИЯ ЛОГИКИ НА ПОЗНАНИЕ.

Мышление вообще как специфически человеческая форма отражения,

развивается общественным процессом в каждом индивиде (в той или иной

степени, до той или иной высоты развития) и имеет массу приложений.

Человек мыслит везде и всюду. С помощью "размышления" он решает и за-

дачу ориентировки в общественной и природной среде и активно отыскива-

ет средства для осуществления своих практических целей и, наконец,

осуществляет объективное научно-теоретическое познание.

В логике мышление рассматривается именно в последней его общест-

венной роли и функции - в функции отражения вещей такими, каковы они

суть "сами по себе", независимо от человека и человечества с его пот-

ребностями, целями, желаниями и устремлениями.

Мышление для логики - это прежде всего "естественный процесс",

субъектом которого является не отдельный индивид, а человечество в его

развитии, во всем богатстве и сложности его отношений к окружающему

миру. Законы и формы логики - это всеобщие формы исторического процес-

са развития объективных знаний человека об окружающем его мире.

Отдельный индивид с его духовной деятельностью лишь постольку и в

той мере становится объектом мышления, поскольку он индивидуально ус-

ваивает эти разработанные всеобщим развитием формы и превращает их в

активные формы познания - поскольку он уже вполне сознательно пользу-

ется категориями в процессе переработки эмпирических фактов в понятия.

Этим и определяется различие между точкой зрения логики и точкой

зрения психологии на мышление.

Психологов интересует процесс, в ходе которого индивид усваивает

путем образования общественно развитые способы духовной деятельности и

превращается тем самым в общественно определенного индивида. Процесс

индивидуального развития и составляет поэтому непосредственный матери-

ал ее изучения.

Логика же исследует процесс всеобщего развития, имеет своим пред-

метом общественно-исторический процесс познания, раскрывая его всеоб-

щие законы, выявляя те всеобщие формы, в которых он реально протекает.

Логика есть "итог, сумма, вывод истории познания" мира обществен-

ным человеком, то есть человечеством в его развитии. В длительном и

трудном процессе познания, длящемся тысячелетия, постепенно образуется

способность мыслить, постепенно откристаллизовываются всеобщие формы

- 2 -

этой способности, прорисовываются законы, которым подчинена духовная

деятельность общественного человека. Эти законы и формы и составляют

действительный предмет Логики.

Психологическая сторона процесса Логику интересовать непосредс-

твенно не может. Психологический оттенок всех категорий, выражающих

процесс мышления, должен быть в ней строго отставлен в сторону.

Категории и законы Логики выражают лишь всеобщие формы познания,

объективного знания о мире. По своему реальному содержанию это - формы

и законы знания о мире, о природе и обществе, всеобщие объективные за-

коны и формы самого содержания знания.

"Форму" и "содержание" знания можно вообще отделить друг от друга

только в абстракции. Реально же "формы знания" - это формы самого

предметного материала, всеобщие контуры познанной объективной реаль-

ности, превращенные затем в активные формы теоретической деятельности.

Именно поэтому "логика" и совпадает с диалектикой как с наукой о

всеобщих формах и законах существования объективной, предметной реаль-

ности.

Поэтому все без исключения категории логики - это вовсе не опре-

деления "субъективной деятельности", не пустые формы, принадлежащие

субъекту априори, а прежде всего объективные всеобщие определения ве-

щей, постигаемые человечеством в процессе долгого и трудного исследо-

вания окружающего мира.

Будучи познаны и подытожены философией, это всеобщие формы бытия

вещей превращаются, однако, в активные формы мысли, в активные орудия

обработки нового чувственно-данного материала, в формы переработки со-

зерцания и представления в понятия, в активные формы теоретического

освоения окружающего мира.

В этой двоякой природе категорий мышления и заключены все труд-

ности, стоящие перед Логикой. Одностороннее подчеркивание активной ро-

ли категорий в процессе мыслящего рассмотрения эмпирических фактов не-

избежно ведет к идеалистической трактовке Логики. Но и одностороннее

подчеркивание их объективного происхождения и содержания, при котором

забывается как нечто "несущественное" их активная роль в процессе поз-

нания - их методологическая функция, - столь же неизбежно превращает

Логику в "сумму примеров". Логика при этом перестает быть активным

орудием познания фактов, а ее изучение превращается в самоцель и в

конце концов в чисто схоластическое занятие.

Действительная диалектико-материалистическая Логика, совпадающая

- 3 -

с диалектикой, должна в определении каждой из своих категорий иметь в

виду как объективное, предметное содержание категории, так и ее актив-

ную методологическую роль в процессе движения познания, в процессе

постижения объективной конкретной истины.

Природу категорий прекрасно определил Ленин в своих заметках по

поводу гегелевской логики:

"Категории логики суть сокращения..."бесконечной массы" "частнос-

тей внешнего существования и деятельности". В свою очередь эти катего-

рии служат людям на практике ("В духовном обороте живого содержания, в

создании и обмене".)

Касается все это, разумеется, и категорий "абстрактного" и "конк-

ретного". Эти категории - так же как "сущность" и "явление", "необхо-

димость", "причинность" - одновременно и формы объективной реальности,

активные формы теоретической деятельности человека, формы мышления в

понятиях.

В связи с этим мы должны будем выяснить вопрос о том, что такое

понятие с точки зрения диалектики, как должно определяться понятие в

свете диалектического отношения "формы" и "содержания" мышления.

Старая гносеология и логика, как правило, определяли "понятие"

или "абстракцию" по преимуществу - как "смысл" всякого абстрактного

имени, термина, названия. Абстракция, "абстрактное" с этой точки зре-

ния противополагалось непосредственно чувственному образу вещи, данной

в созерцании.

Натрудно заметить, что с этой точки зрения вообще невозможно про-

вести объективно констатируемую грань между процессом выработки слова

и процессом образования понятия, между мышлением в строгом смысле сло-

ва и простым пересказыванием чувственно воспринимаемых фактов.

Отождествление научных характеристик "понятия", как клеточки мыш-

ления, с характеристиками слова, термина, характерное в своей отчетли-

вой форме для крайних представителей эмпиризма, оказалось в истории

философии весьма живучей традицией. Реальным основанием для такого

абстрактного отождествления является тот факт, что мышление всегда

протекает в форме речи (внешней или внутренней), а понятие всегда осу-

ществляется через слово, термин, наименование.

Поэтому для научного определения понятия и недостаточно сказать,

что понятие - это зафиксированное в слове отражение "общего", неоднок-

ратно повторяющегося в ряде явлений "признака". Такое понимание ровно

ничем не отличалось бы от чисто номиналистического взгляда на понятие.

- 4 -

Теоретические определения "понятия" при этом целиком совпали бы с оп-

ределением "смысла слова". Ведь слово тоже выражает только "общее".

Ничего специфического для понятия в таком определении указано бы не

было.

Поэтому не случайно во всех книгах по логике, написанных с пози-

ций материализма, в определение "понятия" вводится одна важная допол-

нительная характеристика.

Понятие, согласно определению, ставшему почти традиционным, отли-

чается от представления тем, что оно отражает не всякое, не любое "об-

щее", а только "существенно общее", только такое "общее", которое от-

ражает предмет с его существенной стороны, в его существенной характе-

ристике.

***

(ПК! Так как "понятие" есть понятие "формы движения", то истинное

ПОНЯТИЕ выражается инвариантами таблицы LT. Вот как может быть выраже-

но СУЩЕСТВЕННОЕ. ПК!)

***

Легко заметить, что "существенность" (или "несущественность")

признака - это уже вовсе не "чисто формальная" характеристика, а ха-

рактеристика знания по его реальному предметному содержанию. Сущест-

венное или несущественное общее отражено в данном понятии - это может

показать лишь его анализ по содержанию.

Но в таком случае (если к тому же оставаться на почве логики)

следует сказать, что термин, выражающий "несущественное общее", не

есть и понятие, как предмет изучения логики. Иными словами, только

анализ абстракции по ее реальному объективному содержанию может пока-

зать - с понятием ли вообще мы имеем дело?

Но этот анализ по содержанию должен, естественно исходить из чет-

ко продуманного и философски выверенного понимания проблемы "сущест-

венного".

А "существенное" - имеющее отношение к "сущности" вещи - это уже

категория диалектики, содержательная характеристика знания.

Это показывает, что точка зрения материализма в логике необходимо

приводит к отказу от чисто формального подхода к исследованию мышления

и к переходу в область категорий, как подлинных активных форм мысли.

Именно категории оказываются формами, в которых реально осущест-

вляется действительное понятие. Поскольку же логика избегает разговора

о категориях, - постольку она закрывает себе всякий путь к исследова-

- 5 -

нию проблемы и соскальзывает опять на рельсы чисто номиналистического

взгляда.

В этом случае исчезает всякий критерий для различения понятия - и

термина. Любой термин начинает казаться "понятием", а любое понятие

определяется просто как общий термин. И такая позиция абсолютно неиз-

бежна, если остаться на позиции понимания "Логики" как науки, исследу-

ющей только внешние формы мысли, безразличные ко всякому "конкретному"

содержанию. Ведь только в конкретном содержании знания и в его анализе

можно различить понятие от общего термина и получить определение поня-

тия, отличающее его от общего термина.

Поскольку логика остается только формальной, чисто формальной,

поскольку она принципиально избегает анализа знания по его конкретному

содержанию, - постольку она неизбежно превращается из науки о мышлении

- в науку о законах оперирования терминами в процессе мышления.

Ибо именно речь, наименование, слово, теория, язык - и есть в

действительности та самая - внешняя "форма", в которой реально осу-

ществляется всякое мышление.

И поскольку философ в исследовании процесса мышления ограничива-

ется рассмотрением только "чисто формы", которая совершенно равнодушна

к конкретному содержанию, постольку он неизбежно увидит в реальном

процессе мышления только внешние всеобщие грамматические структуры ре-

чи. Реальная Логика мышления останется вне поля его зрения, ибо реаль-

ная логика - это логика движения живого содержания.

На этом пути представители современного логического позитивизма и

сводят проблему мышления к проблеме всеобщих форм языка, всеобщих се-

мантических структур. Ничего иного и нельзя получить с точки зрения

чисто формального анализа. Семантическая логика и есть поэтому раскры-

тая тайна чисто формальной логики, до конца и принципиально проведен-

ный принцип чисто формального анализа явлений мышления.

Но это является только лишним доказательством того факта, что

чисто формальная "логика" - это вообще вещь невозможная, что чисто

формальная логика - это уже больше и не Логика, не наука о мышлении, а

наука о грамматической структуре речи, языка (безразлично, идет ли

речь о живом разговорном языке или о так называемом "языке науки").

И, наоборот, если мы имеем дело с Логикой в собственном смысле

слова, то она не может быть чисто формальной. Речь может итти лишь о

более или менее глубоком проникновении в законы и формы реального со-

держания знания, в законы и формы диалектики предметного содержания

- 6 -

знания, превращенные в активные формы и законы мышления.

Этот вывод, вывод о неизбежности совпадения проблематики Логики с

проблематикой науки о всеобщих формах и законах существования вещей

вне головы есть естественное и неизбежное следствие критического прео-

доления гегелевской Логики с позиций материализма.

Небезынтересно отметить, что к этому же выводу пришел в ходе сво-

ей критики гегелевской концепции и Л.Фейербах.

"Так называемые ЛОГИЧЕСКИЕ формы суждения и умозаключения не яв-

ляются поэтому АКТИВНЫМИ мыслительными формами, или ut ita dicam (так

сказать -Ред.) ПРИЧИННЫМИ условиями разума" - подытоживает философ

свой анализ гегелевского учения о мышлении.

"Только метафизические отношения суть логические отношения, толь-

ко метафизика, как наука о категориях является истинной ЭЗОТЕРИЧЕСКОЙ

ЛОГИКОЙ. Такова глубокая мысль Гегеля. Так называемые логические формы

суть только АБСТРАКТНЫЕ ЭЛЕМЕНТАРНЫЕ ФОРМЫ РЕЧИ; но речь - это не мыш-

ление, иначе величайшие болтуны должны были бы быть величайшими мысли-

телями".

Этот вывод Фейербаха подтверждается как развитием Логики в трудах

Маркса-Энгельса и Ленина, так и эволюцией самой "формальной логики".

***

(ПК! Эвальд не знает, что идеальный мир неизменных математических

объектов уже полностью освоил все средства формальной логики и уперся

в диалектику АКСИОМ - диалектика АКСИОМ, или, другими словами, ТЕЗИСА

и АНТИТЕЗИСА, ПОЛОЖЕНИЯ и ПРОТИВОПОЛОЖЕНИЯ - уже требует понимания ди-

алектики для анализа и ПОНИМАНИЯ математических конструкций.ПК!)

***

Поскольку Логика после Гегеля развивается как действительная нау-

ка о законах и формах мышления, постольку она развивается по пути сов-

падения с диалектикой, с учением о "законах развития "всех материаль-

ных, природных и духовных вещей", то есть развития всякого конкретного

содержания мира и познания его" (Ленин).

Поскольку же логика продолжает исследовать "внешние формы мышле-

ния", она неизбежно и закономерно превращается в учение о всеобщих

грамматических структурах языка. Во втором случае мы имеем дело, прав-

да, уже не с Логикой в собственнном смысле, а с отпочковавшейся от Ло-

гики особой научной дисциплиной, которую тоже, по-видимому, следует

развивать с позиций материализма и нельзя отдавать на откуп представи-

телям семантического идеализма.

- 7 -

Но крайне нелепо отбрасывать как пустые и ненужные выводы и ре-

зультаты, добытые так называемой "формальной" логикой. Она со своей

точки зрения вполне права, когда приравнивает проблему понятия - к

проблеме термина, проблему теоретического суждения о вещах - к пробле-

ме "высказывания".

Каждое понятие реализуется через термин, каждое теоретическое

суждение - через высказывание. Поэтому все выводы, полученные при исс-

ледовании "термина" и "высказывания", следует помнить и тогда, когда

речь идет о понятии и о теоретическом суждении о вещах.

Но не всякий термин заключает в себе "понятие", не вякое высказы-

вание реализует собой теоретическое суждение, акт мышления в понятиях.

Поэтому исследование проблемы понятия и мышление в понятиях и не пок-

рывается исследованием вопроса о термине и о высказывании. Более того,

все выводы, получнные в исследовании вопросов об общем термине, о свя-

зи общих терминов в высказывании, о связи высказываний в силлогисти-

ческой фигуре и т.д. не только не "исчерпывают" проблем понятия и мыш-

лениях в понятиях, но даже совершенно не касаются ее.

Мы уже отметили, что, поскольку элементарная логика касается

проблемы понятия, поскольку она отличает понятие от общего термина,

она сразу же указывает различие между тем и другим в том, что понятие

выражает собой не всякое и не любое "общее", а только "существенное

общее".

И если в "существенности" указан единственный признак, отличающий

понятие от общего термина, то, естественно, все дальнейшее исследова-

ние природы понятия должно состоять в дальнейшем углублении категории

"существенного".

Идя по этому пути - по пути исследования категорий как подлинных

форм понятия, - мы будем исследовать именно понятие, его специфические

черты, отличающие понятие от общего термина.

В противном случае мы будем на самом деле исследовать не понятие,

а общий термин, и откроем в понятии лишь те его "признаки", которые

ему свойственны в силу того, что оно реализуется через термин, через

слово, через речь. Иными словами, мы неизбежно увидим в понятии лишь

те его определения, которые ему общи с любым общим термином, и примем

за логическую форму, за форму мышления, - лишь форму выражения мышле-

ния в речи.

Способность выражать свои чувственные впечатления в речи, в сло-

вах, в высказываниях, в совокупности высказываний - это, как нетрудно

- 8 -

понять, способность более элементарная и ранее возникающая, чем спо-

собность мыслить, чем способность отражать действительность в понятиях.

Первая представляет собой необходимую предпосылку и условие воз-

никновения второй. Но вторая никак не может быть сведена к первой.

Иначе и в самом деле величайшие болтуны были бы автоматически величай-

шими мыслителями.

Мышление, как высшая познавательная способность, действительно

возникает лишь там, где человек не просто пересказывает то, что он ви-

дит, слышит, осязает или обоняет, не там, следовательно, где он просто

придает чувственно воспринимаемым явлениям абстрактное выражение.

Способность мыслить, способность отражать явления в понятиях воз-

никает только там, где человек начинает отделять от предмета все внеш-

нее и несущественное и, пользуясь выражением Гегеля, "выдвигает пред-

мет в его сущности". Там, следовательно, где сам процесс абстрагирова-

ния начинает руководиться хотя бы такими категориями, как "существен-

ное" и "несущественное".

Элементарная логика поэтому вполне справедливо определяет понятие

как отражение "существенно-общего". Это действительно первый специфи-

ческий признак понятия и мышления в понятиях.

И элементарной эту логику делает то обстоятельство, что она не

идет достаточно глубоко в исследовании категории "существенного" - так

же, впрочем, как и в исследовании всех других категорий.

Поскольку она их касается - она является Логикой, а не "формаль-

ным" (то есть семантическим) анализом. Поскольку она их исследует не-

достаточно глубоко и всесторонне, - постольку она есть лишь элементар-

ная логика.

Постольку и понятие, как "клеточка" мышления, определяется этой

логикой хотя и верно, но очень поверхностно и приблизительно, так как

сам единственный специфический признак понятия ("существенное общее")

раскрыт недостаточно конкретно и полно.

Итак, процесс образования абстракции вообще, совпадающий с про-

цессом образования общего термина, слова, наименования, - составляет

собой хотя и необходимую предпосылку процесса возникновения и развития

понятия, но все же только предпосылку. И нельзя принимать историческую

предпосылку возникновения явления - каковой в данном случае оказывает-

ся общий термин - за первую специфическую форму понятия.

Абстракция, закрепленная в слове, в термине, - это лишь "додилю-

виальная" (как сказал бы Маркс) предпосылка возникновения понятия, ис-

- 9 -

торические условия его становления, но ни в коем случае не действи-

тельное условия его реального бытия.

Поэтому все законы образования абстракции, законы образования об-

щего термина и нельзя принимать за законы образования понятия. Поэтому

и требования, вытекающие из анализа законов образования общих терминов

и нельзя выставлять как требования, обеспечивающие выработку понятия.

Они, эти законы и вырастающие из них требования, просто недоста-

точны для того, чтобы руководствуясь ими, можно было бы выработать

действительное понятие. Но если эти требования применяются дальше гра-

ниц их реальной применимости, то они перестают быть просто "недоста-

точными", а становятся прямо неверными.

Ниже мы покажем это на конкретном материале истории научного поз-

нания. Но прежде чем перейти к этой задаче, следует рассмотреть неко-

торые вопросы, связанные с диалектикой отношений между чувственной

ступенью познания и ступенью рациональной обработки эмпирически данных

фактов.

Настоящая серьезная философия (исключая лишь представителей пос-

ледовательного эмпиризма) в логике, то есть номиналистической, концеп-

туалистской логики всегда проводила или старалась провести грань между

понятием и абстракцией как таковой, абстракцией, заключенной в любом

слове.

Это различие, как мы видели, резко подчеркивали до Маркса и идеа-

лист Гегель , и материалист Фейербах. Это различие есть просто факт,

независимый от той или иной его философской трактовки. Но только в фи-

лософской теории Маркса и Энгельса этот факт был действительно понят и

объяснен с точки зрения материализма, с точки зрения отражения.

Поскольку понятие с точки зрения материалистической теории отра-

жения есть продукт особого рода переработки эмпирических данных, фак-

тов, данных человеку в созерцании и представлении, постольку необходи-

мо разъяснить и уточнить диалектико-материалистическое понимание кате-

горий "созерцание" и "представление", - причем сделать это с точки

зрения Логики, теории познания и диалектики - и ни в коем случае не с

точки зрения психологии.

2. ОБ ОТНОШЕНИИ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ К ПОНЯТИЮ.

Старая, недиалектическая логика и теория познания, не будучи в

состоянии понять диалектику отношения чувственной ступени познания к

- 10 -

рациональной, никогда не могла понять и теоретико-познавательного

смысла "созерцания" и "представления".

Она не смогла даже дать сколько-нибудь удовлетворительного опре-

деления этим категориям и, как правило, рабски заимствовала его из

психологии. "Созерцание" для нее совпадает с тем образом вещи, который

индивид непосредственно воспринимает с помощью своих, индивидуально

присущих ему органов чувств - с помощью своих двух глаз, пяти пальцев

да собственного носа. "Представление" же толкуется как образ "созерца-

ния", но только удержанный в индивидуальной чувственной памяти.

Нетрудно заметить, что такое толкование опять-таки не сходит с

точки зрения абстрактного гносеологического "робинзона", с точки зре-

ния антропологического толкования субъекта познания. Уже здесь, таким

образом, по существу отрицается общественный характер человеческого

созерцания и представления, в частности игнорируется тот факт (который

в наши дни установлен даже естественно-научно физиологией высшей нерв-

ной деятельности), что человеческое созерцание, не говоря уже о "памя-

ти", неразрывно связано с речью, опосредствовано словом.

Забывается и то обстоятельство, что человеческий индивид большую,

если не подавляющую, часть эмпирических сведений о вещах приобретает

не с помощью лишь своих двух глаз и десяти пальцев, а (благодаря речи)

через органы чувств всех взаимодействующих с ним индивидов.

Далее. Если под "понятием" разумеют любой общий термин, любое

слово, - лишь бы оно выражало нечто "общее", - то эта точка зрения уже

с неизбежностью дополняется мнением, согласно которому чувственное

познание (созерцание и представление) имеет дело только с "единичным".

Но последовательно удержаться на этой точке зрения не может самый мах-

ровый эмпирик: ведь она равносильна отказу от положения "нет ничего в

интеллекте, чего не было бы в чувствах". Значит приходится делать вы-

вод, что созерцание и представление тоже отражает "общее", а дело мыш-

ления сводится к тому, чтобы отличить и обособить это "общее", выра-

зить его отдельно. Получается, что мышление отличается от чувственнос-

ти только тем, что оно дает более бедный образ вещей, нежели чувствен-

ность. Чувственность-де отражает и единичное, и общее, а мышление -

только общее. Становится непонятным, зачем оно в таком случае вообще

нужно, если речь идет о познании конкретных вещей.

Но особенно путает все карты такой позиции наличие так называемых

"общих представлений". Они, как таковые, представляют собой просто

- 11 -

факт, который не может ставить под сомнение ни одна гносеологическая

или логическая концепция. Примером таких общих абстрактных представле-

ний могут служить хотя бы все известные геометрические фигуры. Треу-

гольник, который школьник вычерчивает на доске или на бумаге, а начер-

тив, созерцает, - это крайне обобщенный образ действительности, крайне

абстрактное ее отражение и вместе с тем - нечто чувственно, наглядно

воспринимаемое, созерцаемое.

Куда отнести такие образы? К "чувственной" или "рациональной"

ступени отражения? Представление это или понятие?

Кроме того, каждый прекрасно знает, что память удерживает в соз-

нании далеко не всю полноту фактов, которые когда-то побывали в поле

зрения индивида. Она удерживает и сохраняет эти факты всегда лишь в

общих чертах: детали и подробности (то есть то, что эмпирик именует

"конкретностью") все больше и больше размываются потоком времени, пока

от факта не остается в сознании лишь самый общий контур, - тем более

"общий", чем дальше в прошлом осталось припоминаемое событие.

Каждый знает, как трудно бывает определить - то ли ты сам ког-

да-то видел факт, то ли тебе о нем кто-то рассказывал, - особенно,

когда речь идет о фактах, случившихся очень давно.

Память, как известно, всегда опирается на слово, на речь. Без ре-

чи нет вообще того, что мы называем человеческой памятью. И только те

черты события, факта, о которых я упоминаю при рассказывании о нем, те

черты, которые я воспроизвожу словесно, в конце концов и сохраняются в

сознании. Все остальное постепенно стирается в памяти, и, по-видимому,

не случайно: если я о чем-то не считаю нужным упоминать, значит я счи-

таю это "несущественным", не заслуживающим упоминания...

Так что отсеивание "несущественного", не стоящего упоминания,

происходит уже при построении образов памяти, и происходит совершенно

непреднамеренно. Никаких сознательных усилий "логической способности"

в этом случае не совершается. В итоге в образе памяти оказываются

стертыми все детали, все подробности, а сам образ становится крайне

абстрактным и обобщенным.

Уже простая память, таким образом, создает то, что называют обыч-

но "общим представлением" и даже выделяет "существенное".

Но очень часто (к сожалению, слишком часто) память удерживает не

то, что по зрелом размышлении, спустя некоторое время, хотелось бы

вспомнить, и, наоборот, начисто утрачивает те черты фактов, которые

"на самом деле", а не по мнению свидетеля, были как раз самыми "су-

- 12 -

щественными" для объективной характеристики события. Судебные следова-

тели, практика которых хорошо знакома каждому по уголовным романам,

эту особенность человеческой памяти прекрасно знают и строжайшим обра-

зом учитывают. Часто те детали и подробности события, на которые сви-

детель не обратил никакого внимания, как раз и оказываются с точки

зрения объективной оценки события самыми важными и "существенными".

Историки слишком хорошо знают, что даже "письменная" память чело-

вечества не сохраняет того, что было как раз самым важным и существен-

ным. Средневековые хроники чрезвычайно тщательно описывают слова и де-

яния королей и придворных дам и не дают почти никаких сведений о мате-

риальных условиях и "причинах" событий... Объективно важные события и

факты описываются в них настолько общо, что вызывают досаду современ-

ного ученого.

Все это говорит за то, что "представление" - даже если его толко-

вать как просто удержанный в памяти образ вещи, факта, явления или со-

бытия, когда-то побывавшего в поле созерцания людей, есть в итоге

крайне "обобщенное" и уж во всяком случае крайне "абстрактное" отобра-

жение реальности, - хотя бы потому, что человеческая память неразрывно

связана со словом.

Представление в итоге оказывается чем-то таким, что носит в себе

одновременно и черты "чувственного" познания, и черты "мышления", и не

подводится в итоге ни под ту, ни под другую рубрику.

"Представление" в итоге приходится толковать как некоторый гносе-

ологический гибрид, как продукт смешения созерцания с мышлением, восп-

риятия - с понятием. Но в таком случае следовало бы оставить его вооб-

ще в покое до тех пор, пока не исследованы порознь чувственное созна-

ние с одной стороны и понятие - с другой. В таком случае не следовало

бы вообще считать "представление" - наряду с ощущением - "чувственной

ступенью" отражения. "Представление" в таком случае не может рассмат-

риваться как более простая, чем "понятие", форма отражения. Оно оказы-

вается чем-то более сложным и предполагает "понятие" как свой состав-

ной элемент...

Вся эта путаннца, из которой невозможно найти выхода, основывает-

ся прежде всего на непонимании общественного характера "чувственного

познания" человека. С общественной же точки зрения вопрос разрешается

легко и рационально.

Благодаря речи индивид "видит" мир не только и не столько своими

глазами, сколько миллионами глаз. Поэтому под "представлением" Маркс и

- 13 -

Энгельс всегда разумеют вовсе не удержанный в индивидуальной памяти

чувственный образ вещи. Такое толкование, может быть уместное в психо-

логии, оказывается совершенно неверным в качестве теоретико-познава-

тельного содержания этой категории. "Представление" для гносеологии,

исходящей из общественного индивида, - это реальность опять-таки об-

щественная. В состав "представления" входит то, что удержано в "об-

щественной" памяти, в формах общественной памяти. А такой формой явля-

ется прежде всего речь, язык. И если индивид приобрел представление о

вещи от других непосредственно созерцающих ее индивиов, то он приобрел

только такую форму сознания о ней, какую бы он получил в том случае,

если бы сам, собственными глазами, созерцал этот факт, эту вещь.

Представление и есть общественно осознанное созерцание. Обладать

"представлением" - это значит обладать общественно осознанным (т.е.

выраженным или могущим быть выраженным в речи) созерцанием.

Если я "созерцаю" вещь глазами другого индивида, сообщающего мне

свои непосредственные впечатления о ней, то я приобретаю представле-

ние. И наоборот, если я выражаю в речи созерцаемый мною факт, то это

значит, что осознаю его для другого, а тем самым для самого себя как

общественно созерцающего индивида.

От того, что я - посредством речи - "созерцаю" вещь глазами дру-

гого индивида или другой индивид "созерцает" вещь моими глазами, - от

этого ни я,ни другой индивид не приобретает еще "понятия" об этой ве-

щи. Мы взаимно обмениваемся представлениями. Представление по гносео-

логии Маркса-Энгельса и есть общественно (то есть словесно) выраженное

созерцание, "словесное бытие" созерцания, как иногда выражается Маркс.

Созерцание и представление тем самым выступают в качестве катего-

рий, выражающих общественную природу эмпирического сознания, а не пси-

хологические состояния индивида. "Представление" - в отличие от "со-

зерцания" - всегда опосредствовано речью, как общественной реальностью

сознания. В состав представления всегда входит только то, что я в моем

индивидуальном созерцании воспринимаю общественным образом, то есть

могу через речь сделать достоянием общественного сознания, достоянием

другого индивида, а тем самым и для самого себя как общественно-созер-

цающего индивида.

И суметь выразить чувственно созерцаемые факты в речи - это зна-

чит суметь перевести индивидуально созерцаемое мной в план представле-

ния как общественного сознания. Уметь выражать факты, непосредственно

созерцаемые мной, в речи - это и значит уметь переходить от созерцания

- 14 -

фактов в план общественно значимого представления.

Но это еще никак не совпадает с умением, со способностью выраба-

тывать понятие, с умением совершать логическую переработку созерцания

и представления в понятии. Это еще не означает умения перейти от пер-

вой, чувственной ступени познания к ступени логического усвоения.

Когда речь идет о процессе логической теоретической обработки

чувственых данных, то Маркс в качестве этих данных имеет в виду, ко-

нечно, не только и не столько то, что индивид, совершающий эту логи-

ческую обработку, непосредственно "видел" своими двумя глазами или

ощупывал своими десятью пальцами. Маркс всегда имеет в виду всю сово-

купность фактических, эмпирических сведений, общественно совершаемое

созерцание. Перед теоретиком, перед субъектом логической деятельности

в качестве материала этой специфической деятельности, в качестве чувс-

твенных фактических данных лежит не только то, что он, как индивид,

непосредственно созерцал, сколько все то, что он знает о предмете от

всех других людей. От других же людей он может знать это только благо-

даря речи, благодаря тому, что миллионы созерцаемых фактов уже нашли

свое выражение в общественном представлении, то есть в высказанном

чувственно воспринятом материале - в представлении.

Но от того, что факты, данные в созерцании, - высказаны - они еще

переведены в план представления, а не в план понятия.

Этим сразу устанавливается другой разрез в понимании процесса

познания, нежели тот разрез, который возможно установить с позиции но-

миналистического понимания мышления и его отношения к чувственности -

созерцание и представление для Маркса составляет лишь первую, чувс-

твенную ступень познания. И это резко отличается от толкования "чувс-

твенной ступени" познания, характерного для последователей Локка и

Гельвеция. Последние неизбежно - в силу логики их позиции, исходящей

из абстрактно-антропологического представления о субъекте познания -

относят эту форму сознания, которую Маркс именует "представлением" - к

"рациональной", к "логической" ступени отражения. И единственным фор-

мальным основанием для этого оказывается тот факт, что представление

на самом деле всегда опосредствовано речью.

Впервые четко, и притом с точки зрения Логики (чего не мог сде-

лать никто до него) установил различие между понятием и представлени-

ем, выраженном в слове, диалектик Гегель. И сделал он это именно пото-

му, что его исходной точкой зрения является не абстрактный (изолиро-

ванный) индивид, а общественно-исторический субъект, индивид, познаю-

- 15 -

щий вещи в формах, развитых общественным процессом.

"То, что иногда называют понятиями и даже определенными понятия-

ми, например человек, дом, животное и т.д. суть простые определения и

абстрактные представления, - суть абстракции, заимствующие от понятия

лишь момент всеобщности и опускающие особенность и единичность; они,

таким образом, не получают развития в этом направлении и, следователь-

но, абстрагируются как раз от понятия..." [Гегель,т.1,стр.271].

Дело не в том, что Гегелю свойственно более возвышенное представ-

ление о "понятии", чем его предшественникам в области философии и ло-

гики. Могут сказать, что оно даже чрезмерно возвышенное и не соответс-

твует действительной природе и роли понятия. Дело в том, что это раз-

личение тесно связано у него с пониманием диалектики "рассудка" и "ра-

зума".

Отнеся к сфере "представления" все "рассудочные" определения, Ге-

гель исходит из того, что только "разум" диалектичен, и как таковой

есть тот действительный способ духовной деятельности, с помощью кото-

рого образуются все подлинные понятия, - то есть такие абстракции, ко-

торые может производить лишь человек.

Изолированные определения "рассудка" (например, человек, дом, жи-

вотное и т.д.) и на самом деле не более, как названия некоторого сло-

жившегося и устойчивого представления. Но мышление, как известно, ни-

когда не останавливается на представлении и его названии, а всегда

идет дальше.

"Суть в том, что мышление должно охватить все представление в его

движении, а ДЛЯ ЭТОГО мышление должно быть диалектическим... [Ленин

"Философские тетради", стр.] И лишь в этом случае - в том случае, если

человек не ограничивается отысканием и фиксированием "общего", абс-

трактно-общего, а производит некоторые более содержательные операции,

- он и мыслит, и достигает более глубокого сознания о вещи, нежели то,

которое достигается в простом представлении.

Если мышление не диалектично, если человек ограничивается "рассу-

дочными" действиями, то он и неспособен "охватить все представление в

его движении", а остается при том же самом представлении. Он лишь сво-

дит его к простому определению, к простому абстрактному выражению, то

есть в конце концов не добывает ничего, кроме названия...

"Предмет, каков он без мышления и без понятия, есть некоторое

представление или также некоторое название; определения мышления и по-

нятия суть то, в чем он есть то, что он есть", - выражает это обстоя-

- 16 -

тельство Гегель, а Ленин по этому поводу делает замечание:

"ЭТО ВЕРНО! Представление и мысль, развитие обоих, ничего другого".

Представление, как таковое, есть на самом деле обобщенный образ

действительности, - в этом оно ничем не отличается от понятия. И когда

единственное различие между тем и другим указывают лишь в том, что

представление еще сохраняет в себе определенные черты чувственно-наг-

лядного облика вещи, а в понятии эти черты утрачиваются, то ведь этим,

хотят того или не хотят, низводят "понятие" до степени ухудшенного,

ущербного "представления".

"Понятие" при этом рассматривается как общее представление, толь-

ко лишенное одной из его характеристик - остатков "наглядности", - и

остается совершенно непонятным, почему же с помощью понятия человек

достигает более глубокого и верного сознания вещей, нежели с помощью

простого представления...

Гегель это убогое метафизическое представление о понятии, сводя-

щее природу понятия к "абстрактно-всеобщему", высмеивает не раз и тре-

бует более содержательного и более соответствующего действительности

понимания.

"Когда говорят о понятии, то обыкновенно нашему умственному взору

преподносится лишь абстрактная всеобщность, и тогда понятие определяют

как общее представление" []

Ниже мы подробно разберем гегелевскоое различение "абстрактной

всеобщности", которую он считает особенностью представления, и конк-

ретной всеобщности понятия. Но сказанного пока вполне достаточно для

того, чтобы показать, что в гегелевском словоупотреблении, в гегелевс-

кой терминологии, гораздо больше смысла, чем в терминологии школьной

логики, которая под "понятием" разумеет любой общий термин, любое наз-

вание, любое слово - лишь бы в нем содержалось нечто "общее".

Крайнюю недостаточность того представления о "понятии", которую

высмеивает Гегель, можно легко показать на фактах, касающихся психоло-

гии развития умственных способностей ребенка.

Эти факты показывают, что такое понимание не выдерживает сравне-

ния даже с элементарной умственной деятельностью, даже с умственной

деятельностью, оперирующей простейшими математическими понятиями.

Современная советская психология (мы имеем в виду ряд эксперимен-

тальных работ, проделанных сотрудниками МГУ в течение ряда последних

лет) достоверно показала, что процесс усвоения ребенком способности

оперировать понятиями, способность отражать чувственно-данные факты в

- 17 -

понятии, никак не сводится к процессу усвоения способности оперировать

словами и заключенными в них абстракциями.

***

(ПК! К этому месту полезно добавить А.Лебега по вопросу, что

"можно складывать" и что "нельзя складывать" и Васин вопрос к Колмого-

рову :"Андрей Николаевич! А как объяснить ребенку, что такое "сложе-

ние"?)

***

Ребенок довольно рано, например, учится сосчитывать чувствен-

но-данные ему предметы, производить простейший пересчет.

Три спички или три конфеты он одинаково называет словом "три".

Более того, он очень быстро научается и операции "сложения": взяв три

спички и три пуговицы и сложив их в кучу, он может пересчитать их и,

пересчитав, назвать чувственно-предлежающую перед ним кучу разнородных

предметов словом "шесть".

Это значит, что он уже научился совершать довольно сложную опера-

цию абстрагирования, производить абстракцию, отвлекающую от чувствен-

но-данных ему предметов только их количественную определенность, нау-

чился вырабатывать общественно значимую абстракцию и фиксировать ее в

слове.

Согласно логике эмпиризма, он уже владеет "понятием": в самом де-

ле, весь состав номиналистического представления о понятии можно обна-

ружить в его умственных действиях. Он отвлекает "общее", называет его

словом, и притом такое "общее", которое единственно важно и "сущест-

венно" с точки зрения тех задач, которые ему предлагается решить.

Но математическими понятиями он на этой стадии отнюдь еще не ов-

ладел. Это показывает самый элементарный эксперимент. Показателем от-

сутствия на этой стадии оперировать понятием ЧИСЛА, заключенным и вы-

раженным в словах "три", "шесть" и т.д., является полная неспособность

совершить простейшую операцию сложения "в уме". Он по-прежнему вынуж-

ден производить чувственно практический пересчет предметов, сложенных

в одну кучу, начиная снова от "единицы", - хотя он прекрасно знает,

что в эту кучу он сам сложил "три" и "три".

На этой стадии слова "один, два, три...шесть" для него сами по

себе, не привязанные намертво к чувственно данному, не имеют абсолютно

никакого значения и смысла. Единственное значение этих слов - это зна-

чение внешне привязываемого знака, не более. Ребенок производит счет

предметов чувственно практически, а слова лишь параллельно сопровожда-

- 18 -

ют его чувственно практические действия. Простейшим математическим по-

нятием "трех" он ни в малейшей степени еще не владеет. Но он уже прек-

расно владеет словом "три" и способностью отвлекать соответствующую

этом слову абстракцию. Он легко называет словом "три" и три конфеты, и

три карандаша, и три игрушки. Он даже умеет - когда ему говорят слово

"три" - вызывать в своем чувственном воображении образ трех предметов,

безразлично каких, - и даже умеет в плане чувственно воображаемой ре-

альности сосчитывать эти предметы вновь. То есть он умеет, опираясь на

слово, вызывающее в его сознании чувственно-воображаемый образ, произ-

водить пересчет чувственно представляемых им предметов. Опираясь на

слово, он активно вызывает в своем воображении чувственный облик трех

предметов, и в плане чувственного представления сосчитывает их один за

другим.

Но здесь-то как раз и заключен роковой пункт для педагога, исхо-

дящего из локковского представления о понятии. Ребенок как будто уже

научился "считать в уме" - он поднимает глаза к потолку и - шепча про

себя, "складывает" три и три, получая шесть. Значит ли это, что он уже

овладел понятием "трех"? Оперирует ли он понятием как высшей формой

духовной обработки чувственно данных фактов? Для педагогики и педагога

это отнюдь не праздный вопрос, не только и не столько теоретическая

"тонкость". От ответа на него зависит план дальнейших педагогических

воздействий на фомирующееся сознание.

***

(ПК! Эвальд хочет показать, что пересчет - это ПОРЯДКОВОЕ число,

а обсуждаемое понятие "три" - это НЕ-ПОРЯДКОВОЕ ЧИСЛО - ЧИСЛО КОЛИ-

ЧЕСТВО. Количественное число, как "НЕ-ПОРЯДКОВОЕ" число как раз мате-

матически и определяется, как ПОСЛЕДНЕЕ ПОРЯДКОВОЕ ЧИСЛО, которое НЕ

ЗАВИСИТ ОТ ПОРЯДКА ПЕРЕСЧЕТА. Я говорю, что порядковые числа - это ПО-

РЯДКОВЫЕ ИМЕНА. Номера трамваев, троллейбусов, автобусов, домов - ил-

люстрация "именной" функции порядковых чисел. "Складывать" номера

троллейбусов с номерами домов - верх бессмыслицы. Это и требует ПОНЯ-

ТИЯ о том, что можно складывать, а что нельзя. Этот мой комментарий -

комментарий, как математика. А Эвальд обсуждает проблему Логики, хотя

обсуждает переход от категории КАЧЕСТВО ("имя") к категории КОЛИЧЕСТВА

("СКОЛЬКО")

***

Экспериментальная проверка достоверно показывает, что понятием

ребенок на этой стадии не владеет. Те операции, которые педагогу, опи-

- 19 -

рающемуся на локковское представление о мышлении, кажутся уже действи-

ями с понятиям, на самом деле есть всего-навсего действие в плане

чувственного представления, опирающегося на слово. Слово выступает

здесь как знак, как сигнал, вызывающий в живом воображении чувственно

конкретный образ вещи. С этим образом воображения, вызванным словом, -

а вовсе не с понятием, - ребенок и производит операцию пересчета.

Этот факт обнаруживается уже самой простой проверкой. Стоит пред-

ложить этому ребенку "сложить вместе" не три и три - это сравнительно

нетрудно "представить" себе в живом воображении, - а большие числа,

скажем, сто и восемь, как действие в плане представления сразу подво-

дит. Ребенок по-прежнему старается чувственно представить и сосчитать

начиная от единицы, кучу предметов... А это - задача, при попытке ре-

шить которую обязательно откажет голова и не детская. Это значит, что

слово, обозначающее чувственно данную совокупность, "кучу" предметов

(чувственно созерцаемых или чувственно представляемых) еще не играет

для ребенка роли понятия. Оно не несет в себе той особой высшей духов-

ной реальности, с помощью которой чувственные данные перерабатываются

человеком в плане логической деятельности. Оно не сокращает ни на миг

познавательных действий, не служит ребенку в качестве реально обобщен-

ного образа действительности, с которым он мог бы действовать вместо

непосредственно осязаемой реальности. Оно, слово (и абстракция, в нем

заключенная) здесь просто обозначает чувственно данный образ или же

вызывает его в воображении.

***

(ПК! Это и есть то, что я называю "именем", роль которого выпол-

няет ПОРЯДКОВОЕ ЧИСЛО. Эвальд хочет показать ОТРИЦАНИЕ этой "порядко-

вости", которое превращает КАЧЕСТВО (фиксируемое "именем") в КОЛИЧЕСТ-

ВО, которое и характеризует ПОНЯТИЕ "числа".)

***

Действует же ребенок не с понятием, а по-прежнему с чувственным

представлением. Слова, которые ребенок шепчет при этом про себя, нахо-

дя в них опору чувственным образом, лишь пассивно и параллельно сопро-

вождают его действия в плане воображения, обозначают эти действия и ту

чувственную реальность, с которой он действует. Но это еще не все. Да-

лее ребенок научается вообще забывать про чувственно воображаемые

предметы. Он сосчитывает уже не спички, не конфеты, хотя бы только во-

ображаемые, а ведет чисто словесный счет. Но здесь само слово, его фо-

нетическое звучание, выступает как простая механическая замена чувс-

- 20 -

твенно воображаемого предмета. Звуки "один", "два", "три" - для него

при этом играют ту же самую роль, какую до этого играли чувственно

осязаемые образы. И с этими словами-предметами он обращается точно так

же, как с конфетами и спичками. Он по-прежнему не может сразу, "в уме"

сложить вместе три и два. Он прошептывает "про себя" все заданное ему

КОЛИЧЕСТВО, начиная каждый раз с единицы. Он неспособен сразу осознать

три как три. Он должен снова - прежде чем "прибавлять" к нему что-то -

чувственно воспроизвести это "три" в своем воображении. Он снова шеп-

чет:"один, два, три..." и уже лишь затем, как к снова сосчитанному

прибавляет - "...четыре, пять!"

Последнее слово он произносит уже вслух, громко, как слово, сов-

падающее с остановкой в пересчете. Слова "четыре" и "пять" для него и

тут чувственно воспринимаемые слова-предметы. Сделав после слова "три"

еще два ШАГА в пересчете, два шага, которые он для себя отмечает про-

шептыванием, он останавливается и громко произносит слово"пять".

***

(ПК! Здесь и можно помочь считать ШАГИ на координатной сетке, как

"сдвиг" начала координат, что и соответствует переносу "начала" коор-

динатной системы. Методологически освоение счета через "сдвиг" на оп-

ределенно число ШАГОВ-КЛЕТОК вероятно оправдан.)

***

Механизм такого пересчета очень сложный и стоит ребенку массы

усилий, большого напряжения - тем большего, чем больше сосчитываемое

КОЛИЧЕСТВО. После слова "три" он вынужден совершать следующее: он зна-

ет, что ему надо сделать еще два шага - первый из которых называется

"четыре", а второй - "пять". Прошептывая "четыре" он должен про себя

отметить, что это не только "четыре", но и "первый" после трех шаг.

Каждый шаг в пересчете приобретает вдруг разное числовое обозначе-

ние:"четыре (то есть один после трех)", "пять - то есть два после

трех", "шесть, то есть три после трех" и т.д.

"Сложение", производимое столь непроизводительным способом, дос-

тавит и взрослому немало труда и напряжения. Каждая из чувственно-сос-

читываемых "единиц" приобретает два разных названия, которые он однов-

ременно должен иметь в виду, связывать их, нелегко "считать" подобным

образом, когда числа большие.

"Семнадцать, то есть двадцать три, восемнадцать, то есть двадцать

четыре, девятнадцать, то есть двадцать пять" - вот какая сложная и му-

чительно-искусственная операция совершается в его голове. При этом он

- 21 -

должен еще постоянно помнить, на каком по порядку шаге "после трех" он

должен сделать остановку, и должен помнить, что вслух произнести надо

не тот порядковый номер, которые соответствует первому ряду пересчиты-

ваемых единиц, а другой номер, другое слово, связанное с первым лишь

случайным, каждый раз различным, образом. В одном случае он должен

иметь в виду, что "два" на самом деле (во втором ряду) есть не "два",

а семнадцать, - а в другом случае, в сложении других чисел, он вынуж-

ден шептать "два, то есть восемь", или "два, то есть сорок четыре" и

т.д. и т.п.

Это употребление двух различных названий для одного и того же

умственного действия и составляет на этой ступени механику пересчета в

сложении. Появляются два совершенно не связанных между собой ничем,

кроме единичных условий задачи, параллельно-сосчитываемых ряда, каждый

из которых начинается с "единицы". Нетрудно понять, почему ребенок так

часто "срывается" в сложении. Возникает так называемая "конфликтная

ситуация" в сознании, требующая максимального напряжения внимания, па-

мяти, воли, сосредоточения. Разумеется все привычные для ребенка кано-

ны "умственных действий" - он должен называть ОДНО И ТО ЖЕ - ДВУМЯ

РАЗНЫМИ названиями и именно в этом видеть "СМЫСЛ".

И все эти коллизии происходят от того, что он реально не владеет

понятием, а лишь словом, абстрактно обозначающем чувственно восприни-

маемую или чувственно воображаемую ральность. Он вынужден решать ЛОГИ-

ЧЕСКУЮ по существу задачу с помошью нелогических средств - с помощью

слова, обозначающего абстрактно-общее чувственное представление...

В этом случае, на этой ступени умственного развития он имеет дело

с чистейшей количественной абстракцией, зафиксированной соответствую-

щим словесным обозначением, именем. Из слова "три" ("пять", "восемь" и

т.д.) испарились уже последние остатки чувственно воспринимаемых

свойств вещей. Но зато само слово, его фонетическое звучание преврати-

лось для него в особый чувственно воспринимаемый предмет, с которым он

действует точно так же, как он раньше действовал со спичкой, с конфе-

той. Он действует с чистейшей воды абстракцией, выраженной в слове.

Само слово становится для него особой реальностью, с которой можно

действовать теми же способами, как с реальными конфетами. Тем более,

что за успешные действия взрослые награждают его именно конфетами.

Но владея словом и заключенном в нем абстраакцией, владеет ли он

ПОНЯТИЕМ?

Отнюдь нет. Скорее "понятие" владеет им. Взрослый, реально владе-

- 22 -

ющий понятием, ставит его в искусственно созданные условия, внутри ко-

торых ребенок вынужден действовать, все время поправляет его, руково-

дит каждым его умственным шагом.

При этом часто и взрослый хорошенько не осознает, какие сложные

процессы происходят в голове ребенка, по каким ступеням совершается в

голове ребенка процесс овладения понятием.

Ясно, что процесс овладения понятием реально осуществляется толь-

ко в ходе решения задач, условия которых задаются взрослым и задаются

ребенку в виде чувственно практических условий, внутри которых он дол-

жен действовать.

В ходе разрешения этих задач ребенок и овладевает способами иде-

ального действия, которые соответствуют сложной природе понятия. Тем

самым он в конце концов овладевает и понятием.

***

(ПК! Этот пример Эвальда надо довести до конца, так как здесь и

должно на глазах читателя родиться ПОНЯТИЕ! Здесь совершается, но не

закончено рождение КОЛИЧЕСТВА из последовательности ИМЕН (КАЧЕСТВА)

еще не ставших ЧИСЛАМИ порядковых номеров. Геометрически это следует

закрепить в переносе начала системы координат. Здесь важно, что при

"пересчете" можно менять МЕСТАМИ - первый и последний; хотя мы имеем

дело с ПОРЯДКОВЫМИ числами, но понятие "число" - есть НЕЗАВИСИМОСТЬ ОТ

ПОРЯДКА!)

***

Но ясно, что до поры до времени он никаких логических (в полном

смысле слова) действий совершать не в состоянии. До поры до времени он

действует в плане представления, опираясь при этом на слово, не более.

Понятием, как особым "предметом", который позволяет проделывать над

собой логические действия, он здесь еще не владеет.

И именно поэтому никаких - даже самых элементарных - логических

действий он совершить с абстракцией, выраженной в слове, и не в состо-

янии.

Словом "три" он владеет уже прекрасно и уверенно: он уже не оши-

бается, не назовет этим словом восемь спичек или пять конфет. Столь же

уверенно он отберет именно три (причем любых!) предмета, если его об

этом попросят. Абстракцию он производит совершенно точно, и так же

точно проделывает обратную операцию - изготавливает чувственно-данную

реальность, соответствующую этой абстракции (отбирает и кладет перед

собой именно заданное КОЛИЧЕСТВО).

- 23 -

***

(ПК! Ребенок знает "единичные" количества, но он получит ПОНЯТИЕ

тогда и только тогда, когда сложение и вычитание не будут требовать

"пересчета с единицы". Без этого ПОНИМАНИЯ нет математика - именно это

и пытался объяснить А.Лебег).

***

Но действовать с ним как с понятием он не может, не может решить

"в уме" самой простенькой задачи на сложение или вычитание. Он

по-прежнему должен, опираясь на слово, вызвать в воображении всю чувс-

твенно осязаемую совокупность "единиц", обнимаемых названием "три", и

действовать именно с этой совокупностью.

Реально обобщенным, реально сокращенным выражением реальности, с

которым он мог бы действовать вместо чувственно-данной реальности, она

ему не служит. Не служит она ему и в качестве орудия, с помощью кото-

рого он мог бы активно обрабатывать чувственные данные СОКРАЩЕННЫМ ОБ-

РАЗОМ, не повторяя вновь и вновь бесплодного ПОРЯДКОВОГО СЧЕТА, не на-

чиная каждый раз с единицы, с самого начала.

Он не осознает того, что в числе "три" пересчет уже произведен,

что число три есть выражение УЖЕ ПРОИЗВЕДЕННОГО ПЕРЕСЧЕТА, есть ре-

зультат в котором этот пересчет уже содержится.

Все это показывает, что понятие есть нечто большее, чем выражен-

ное в слове (в термине, в наименовании) абстрактно общее, неоднократно

повторяющееся чувственно воспринимаемое СХОДСТВО.

***

(ПК! Здесь весьма важный пункт - Эвальд говорит о СХОДСТВЕ, не не

рассматривает проблему: сходство ЧЕГО и С ЧЕМ? А ведь речь идет о РО-

ДЕ, к которому в КОЛИЧЕСТВЕ принадлежат пересчитываемые предметы. А

если еще учесть, что эти предметы должны быть НЕИЗМЕННЫМИ, то здесь

еще много чего можно сказать о "СЛОЖЕНИИ": что с чем МОЖНО складывать,

а где складывать НЕЛЬЗЯ!)

***

Все это показывает, что педагогика не может обходиться тем крайне

поверхностым номиналистическим представлением о "понятии", которое до-

жило до наших дней со времен Локка...

Это можно показать и еще проще.

Ребенок в процессе овладения речью очень часто спрашивает, указы-

вая на незнакомый ему предмет:"Что это такое?". Но подлинный смысл его

- 24 -

вопроса, насчет которого взрослый никогда не обманывается, - заключа-

ется в другом. Ребенок на самом деле ждет ответа на вопрос:"Как это

называется?" - и удовлетворяется тотчас же, как услышит название.

Или, наоборот, услышав незнакомое слово, ребенок опять спрашива-

ет:"Что это такое?", - и вновь удовлетворяется, как только ему покажут

предмет, который этим словом называется.

***

(ПК! Здесь опять "точка ветвления" - за этими вопросами всегда

спрятано нечто ПРОСТРАНСТВЕННО-ПРОТЯЖЕННОЕ, на что можно показать

пальцем. Привыкнув к ТЕЛАМ не так легко перейти в МИР ДВИЖЕНИЙ. На

ДВИЖЕНИЯ невозможно указывать пальцем - их можно ПОНЯТЬ! Вот к этому

миру движений и принадлежит ДИАЛЕКТИЧЕСКОЕ ПОНЯТИЕ. А всякое движение

есть ПРОТИВОРЕЧИЕ!).

***

Большего он не только не хочет, но и не может усвоить. Он интере-

суется исключительно СООТВЕТСТВИЕМ наименования - и той чувственно

воспринимаемой ВЕЩЬЮ, к которой это название приложимо. О "понятии"

здесь и речи нет и быть не может.

Лишь гораздо позже он начнет спрашивать "что это?" с целью услы-

шать от взрослого нечто большее, чем просто имя, или указание на ту

вещь, к которой это имя относят взрослые.

Но здесь возникает совсем иная ФОРМУЛА вопроса. Ребенок тогда

спрашивает не "что это?", а "для чего это?", "зачем это?", "почему

это?" и т.д.

***

(ПК! Это я выделил слово ФОРМУЛА, так как здесь за этим словом

стоит РОД ВОПРОСА. Когда Витя Беляков сказал, что одна система управ-

ления отличается от другой ВИДАМИ ВОПРОСОВ, с которыми к ней можно об-

ращаться, и степенью детальности (КОНКРЕТНОСТИ!), С КОТОРОЙ ОНА ДАЕТ

ОТВЕТ, то стала ясно: "Скалар" типичная диалектика ВОПРОСОВ, а само

понятие "вопрос" и отличает диалектику от формальной логики. Логика

вопросов у Лобачевского - это "эротетическая логика"!)

***

Ясно, что здесь его интересует уже не слово. Его непосредственно

интересует уже РОЛЬ, назначение вещи в какой-то, более или менее об-

ширной системе условий, связь ее с другими вещами и т.д. Он уже не от-

вяжется, как прежде, услышав название. Его занимает уже не название.

***

- 25 -

(ПК! Именно здесь и находится классификатор материалов, техничес-

ких средств и профессий: это ответ на вопрос - "что оно делает?")

***

В данном случае действительно происходит процесс усвоения поня-

тий, процесс усвоения способности мыслить. И первым показателем этого

факта является наличие в его речи сознательно применяемых логических

КАТЕГОРИЙ - чаще всего КАТЕГОРИИ ПРИЧИНЫ ("почему?") или же КАТЕГОРИИ

ЦЕЛИ("зачем?", "для чего?")

Отметим, что категория "цели" и в развитии индивида есть первая,

"детская", форма мышления, в которой человек задается вопросом о взаи-

модействии ВЕЩЕЙ и ЯВЛЕНИЙ. Точно то же происходит в истории мышления

- сравни "энтелехию", "целевую причину".

Эти элементарные факты, разумеется, могут лишь оттенить правоту

взглядов Маркса, который о "понятии" придерживается вслед за Гегелем

более высокого и утонченного понимания, нежели материалистическая гно-

сеология XVII-XVIII вв.

То, что указанные факты показывают на материале детской психоло-

гии и педагогики, философия давно установила на основе исследования

процесса развития мышления в целом, а Маркс истолковал материалисти-

чески в ходе критики гегелевской логики.

Исходя из более глубокого понимания о целях и задачах теоретичес-

кого мышления, нежели то, которое было свойственно материализму

XVII-XVIII вв., Маркс даже терминологически противопоставляет свою по-

зицию в Логике позиции старого материализма.

Согласно терминологии Маркса, чувственно созерцаемые факты, буду-

чи просто пересказанными, выраженными в речи, образуют сферу представ-

ления. Выражая чувственно созерцаемые мной факты в речи, я довожу их

до сознания другого - а лишь тем самым и для себя самого, до своего

собственного общественного сознания. Но я при этом, разумеется, обеими

ногами остаюсь еще в пределах первой, чувственной ступени познания, на

ступени созерцания и представления.

***

(ПК! Это "доведение до ступени ПРЕДСТАВЛЕНИЯ", то есть до "об-

щественного осознания" и есть прием-рекомендация Декарта "писать для

себя так, как будто это ты пишешь для научной публикации".

***

И факты созерцания и факты представления (то есть созерцания гла-

зами другого индивида, совершающегося мной благодаря речи и посредс-

- 26 -

твом речи) - одинаково составляют в своей совокупности лишь тот эмпи-

рический материал, который мышлению в понятиях еще только предстоит

обработать, переработать.

Поэтому-то первой задачей Логики, исследующей именно процесс ло-

гической переработки чувственно данных в созерцании и представлении

фактов, вещей, явлений, - и является задача С ОБЪЕКТИВНОЙ СТРОГОСТЬЮ

различать ПОНЯТИЕ от простого выраженного в слове, в речи ПРЕДСТАВЛЕ-

НИЯ, от общего, словесно выраженного (а потому и абстрактного) ПРЕДС-

ТАВЛЕНИЯ.

Формальная логика к такому различению даже не подходит, если не

считать ссылки на "существенность" общего, фиксируемого в понятии,

ссылки, про которую авторы сразу же предпочитают забыть, ибо она обя-

зывает ко многому.

Для Маркса это различение вовсе не есть чисто теоретическая тон-

кость. Оно предполагает более глубокий взгляд на задачи мышления вооб-

ще и на задачу Логики как теории, в частности. Маркс исходит при этом

не из спекулятивно надуманных соображений, а из тех реальных требова-

ний, которые научное познание выдвигает перед теорией Логики. Вопрос,

который задает Логике реально мыслящий человек, вовсе не сводится к

тому, как производить абстракцию как таковую, к тому, как научиться

отвлекать абстрактно общее в чувственно данных фактах. Для того, чтобы

суметь сделать это, вовсе не нужно просить помощи и совета у Логики.

Для этого вполне достаточно владеть родным языком и способностью сос-

редотачивать внимание на сходствах и различиях, чувственно воспринима-

емых и без помощи Логики.

Вопрос, с которым мыслящий человек обращается к Логике и на кото-

рый она обязана дать ответ, касается более сложной задачи: как вырабо-

тать такую абстракцию, которая выражала бы ОБЪЕКТИВНОЕ существо вещи,

факта, явления, ЗАКОН ЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ?

***

(ПК! Объективное существо вещи - это есть ЗАКОН ЕЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ!

Это, конечно, верно, но еще недостаточно. Диалектика разумеет под сло-

вом "вещь" - ПРОЦЕСС, т.е. ту или иную ФОРМУ ДВИЖЕНИЯ. А формы движе-

ния имеют всегда в качестве ЗАКОНА (ИНВАРИАНТА), именно то, что в этом

конкретном ТИПЕ движения - остается без изменения! Речь идет о том,

что в заданном классе ИЗМЕНЕНИЙ - НЕ-ИЗМЕНЯЕТСЯ!)

***

Выработать же абстракцию просто и зафиксировать ее в слове легко

- 27 -